Семантика и структура рассказов об Олеге и Ольге в «Повести временных лет»Ранчин А. М. В исследованиях последних лет, посвященных «Повести временных лет» (далее – ПВЛ), в противоположность доминировавшему в отечественной медиевистике со времен А. А. Шахматова текстологическому подходу (исходящему из понимания ПВЛ как свода, компиляции различных, прежде всего летописных, текстов), высказывается мнение, что ПВЛ – целостное произведения, обладающее единой структурой и содержащее инвариантные мотивы и образы[i]. В. Я. Петрухин даже склонен рассматривать композицию повествования начальной части «Повести временных лет» как подражание библейским книгам Бытия и Исхода: «<…> принципы построения своей истории оставались библейскими: славяне расселялись среди 70 языков, продолжая традицию Священного писания, и достигли центра будущей Русской земли — Среднего Поднепровья, Киева <…>. Вводная космографическая часть «Повести временных лет» завершается рассказом об избавлении славян (племени полян) от хазарской дани и власти русских князей над хазарами, подобно тому, как «погибоша еюптяне от Моисея, а первое быша работающе им». Таким образом, обретение полянами своей земли в Среднем Поднепровье и утверждение там власти русских князей сопоставлялось с избавлением избранного народа от египетского плена и обретением земли обетованной — будущей христианской Руси <…>. <….>…Композиция Повести временных лет <…> воспроизводит традиционное деление библейских книг на Пятикнижие Моисеево (в частности, сюжеты Бытия и Исхода) и «исторические» книги (Иисуса Навина, Судей, Руфь, 1—4 Царств). Пафос «пророческих» книг передается летописцем в поучениях о «казнях Божиих», обличением «двоеверия» и т. п.»[ii]. Можно оспаривать утверждение о строгом соответствии структуры Ветхого Завета и «Повести временных лет» и отдельные толкования. В частности, мне трудно принять мнение исследователя, который, настаивая на религиозном смысле заглавия ПВЛ и лексемы «повесть / повести» в составе заглавия ПВЛ, утверждает, что «книги «Царств» именовались в русской средневековой традиции повестными». При этом он ссылается на «Смиреннаго инока Фомы слово похвалное о благоверном великом князи Борисе Александровиче»[iii]. Но на самом деле в этом тексте книги Царств именуются повестными по характеру структуры, дискурса, в противоположность посланиям: «аще ли хочеши посланий чести, то апостольскыи книги имаши; и аще ли хощеши повестныхъ книгъ, то почти Царства?»[iv]. Из этого упоминания отнюдь не следует, что книги Царств было принято именовать повестными. Очевидно лишь, что для инока Фомы они относились к «повестным книгам». Добавлю пример – правда, значительно более поздний (начало XVII в.). Это фрагмент Плача о пленении и о конечном разорении Московского государства: «И ни едина кънига богословецъ, ниже жития святыхъ, и ни фолософския, ни царьственныя книги, ни гранографы, ни историки, ни прочия повестныя къниги не произънесоша намъ таковаго наказания ни на едину монархию, ниже на царьства и княжения, еже случися над превысочайшею Росъсиею!»[v]. Очевидно, что «повестными книгами» здесь названы самые разные произведения нарративной, повествовательной структуры – в том числе и безусловно не входящие в состав Священного Писания – жития, хронографы, исторические сочинения. Но в целом подход к ПВЛ как к семантически связному тексту, ориентированному на модель ветхозаветных книг, едва ли может быть подвергнут аргументированной критике. Олег и Ольга — киевские правители, рассказы о которых в ПВЛ обнаруживают значительное структурное сходство при несовпадении семантического наполнения. Безусловно, в определенной мере похожесть этих повествований обусловлена сходством самих событий, ситуаций, участниками которых были князь и княгиня. Тем не менее, такое объяснение недостаточно. Во-первых, историческая достоверность ряда известий сомнительна. Таковы известие о ладьях русов, поставленных Олегом, осаждавшим Царьград, на колеса[vi]; предание о смерти князя от укуса змеи[vii]; повествование о мести Ольги древлянам[viii]. Во-вторых, показателен сам отбор известий об Олеге и Ольге в ПВЛ: большинство из них укладываются в рамки одной структурной схемы. Эти соответствия не были отрефлектированы летописцами, не стали предметом метаописания в ПВЛ. Но тем не менее представляется, что их анализ позволит реконструировать историософские воззрения составителей ПВЛ, мифопоэтическую основу летописи[ix]. Сама композиция текстов, сходство в событиях имплицитно заключают в себе историософские идеи[x]. Сходство двух летописных повествований, вероятно, порождено, в частности, тождественностью имен князя и княгини: имя «Ольга» (скандинавское Helga) — женский вариант мужского имени «Олег» (скандинавское — Helgi)[xi]. Обоих киевских князей окружает сакральный ореол, заключенный в имени (Helgi / Helga — «священный (-ая), святой (-ая)»)[xii]. Об Олеге ПВЛ под 6415 (907) г. сообщает: «И прозваша Олга — вещий: бяху бо людие погани и невегласи»[xiii]. Слово «вещий» в этом контексте «говорило о сверхъестественной силе и знаниях этого князя-кудесника»[xiv]. Сакральная харизма Олега мыслится как ложная, эпитет «вещий» — это означающее, лишенное означаемого. Лже-святости язычника Олега противопоставлена истинная святость христианки Ольги: она именуется блаженной, в некрологической записи под 6477 (969) г. о ней сказано: «Си бысть предътекущия крестьяньстей земли, аки деньница предъ солнцемъ и аки зоря предъ светомъ. Си бо сьяше аки луна в нощи, тако и си в неверныхъ человецехъ светящеся аки бисеръ в кале: кальни бо беша грехомъ, неомовени крещеньемь святымь. <…> Мы же рцемъ к ней: “Радуйся, руское познанье к Богу, начатокъ примиренью быхомъ”. Си первое вниде в царство небесное от Руси, сию бо хвалят рустие сынове аки начальницю: ибо по смерти моляше Бога за Русь. <…> О сяковыхъ бо Давыдъ глаголаше: “В память вечную праведникъ будет, от слуха зла не убоится; готово сердце его уповати на Господа, утвердися сердце его и не подвижется”» (с.32—33). Особую значимость этой похвале придает цитата из Евангелия, варьирующая обращение архангела Гавриила к Деве Марии: «Радуися, обрадованная, Господь с тобою, благословена ты в женах»[xv]. Роднит Олега и Ольгу в ПВЛ мудрость. Олег благодаря своей мудрости покоряет Царьград, поставив ладьи на колеса, и прозревает отраву в вине и брашне, преподносимых ему греками, которые в страхе говорят о князе русов как о втором святом Димитрии (летописная статья под 6415 (907) г.)[xvi]. Ольга убивает древлянских послов, загадывая им обрядовые загадки — она намеревается предать их смерти, они же превратно прочитывают действия княгини как свидетельства почтения к ним. Ср. мнения исследователей по этому поводу: «<…> Внешне обещая воздать послам величайшие почести, затаенно, в прикровенной форме Ольга обрекает их на смерть, совершает над ними обряд похорон. Послы же не понимают затаенного смысла этого предложения Ольги. Ольга как бы загадывает сватам загадку»[xvii]; «Можно заметить, что содержание фольклорного сказания о мести Ольги древлянам составляют загадки, которые глупые и высокоумные древлянские послы отгадать не могут. Они построены на ассоциации свадебного и похоронного обряда: в ладьях не только торжественно носили почетных гостей, сватов, но и покойников. Предложение древлянским сватам помыться в бане — не только дань глубокого уважения и гостеприимства, но и символ похоронного обряда. Наконец, тризна, которую пришла совершить Ольга по убитому Игорю, на самом деле оказывается тризной по убитым древлянам»[xviii]; « <…> Ольга задает ряд загадок с сокрытыми ключами к разгадке (with cryptic clues), символизирующие не свадьбу, но похороны (погребальная ладья, обмывание тела, кремация, тризна. Плата за неспособность разгадать — смерть, и древляне пьют на их собственных поминках»[xix]. Ср. высказывания Г. В. Вернадского, проникнутые глубоко неравнодушным, личностным отношением к русской княгине, вызванным именно свидетельствами ПВЛ: «Даже строгое наказание, которому она подвергла древлян, чтобы отомстить за смерть Игоря, описывается летописцем с очевидным обожанием ее мудрости и возможностей. В определенном смысле решение Ольги принять христианство является само по себе свидетельством ее разумности и тонкости интеллекта. Но в дополнение имеется еще и свидетельство ее возможностей как правительницы. В целом, она должна была быть замечательной женщиной»[xx]. Проявлением изощренного ума княгини оказывается и «легкая» дань голубями и воробьями, приводящая к сожжению враждебного Искоростеня, и ответ Ольги — уже христианки — императору, позволивший избежать нежеланного замужества. Мудрость Ольги памятна позднейшим поколениям: бояре ее внука Владимира Святославича называют Ольгу: «мудрейши всех человекъ» (с. 49). При несомненном сходстве «вещего» Олега и мудрой Ольги, мудрость княгини контрастирует с прозорливостью и умом князя-воителя. Олег не может предугадать час своей смерти и горделиво смеется над предсказанием волхва, предрекшего ему гибель от коня: «В летописном предании об Олеге и во всех сравнительных текстах предзнаменование о гибели стоит в прямой или опосредствованной зависимости от некоторых устойчивых характеристик в эмоционально-психическом облике эпического персонажа. Их можно описать терминами “эпическая (богатырская / юнацкая) самонадеянность”, “эпическая самоуверенность”, эпическое хвастовство” и пр. Пророчество о гибели и/или сама гибель есть логическое эпическое следствие несдержанного хвастовства в момент переоценки своих сил и высокого статуса <…>»[xxi]. Поведение Олега — гордыня язычника, не знающего смирения. Змея, укусившая Олега, в христианском коде может интерпретироваться как орудие дьявола, завладевшего душой князя-«невегласа» после его смерти[xxii]. Ольга, напротив, предвидит срок смерти за три дня и смиренно приуготовляется к ней (статья под 6477 [969] г.). Повествование об Олеге и Ольге воплощает оппозицию «неполная, ущербная мудрость Олега — истинная, благодатная мудрость Ольги».[xxiii] Образы князя-воителя и княгини-вдовы в ПВЛ содержат общий признак — «удачливость в покорении врагов, в овладении чужими городами». Олег сначала с помощью хитрости завоевывает Киев, выманивая за пределы его стен Аскольда и Дира (оцениваемых как мятежники, отложившиеся от законной власти) и пряча своих воинов в ладьях (статья под 6390 [882] г.). При этом завоевание города совершается в пользу малолетнего Игоря, которого Олег показывает Аскольду и Диру прежде чем предать их смерти. Находчивость Олега способствует победе над греками под Царьградом. Ольга же хитростью овладевает Искоростенем, взбунтовавшимся против законной власти киевских князей. Сражение, открывшее войну с древлянами, символически начал малолетний Святослав, метнув копье между ушей коня (статья под 6454 [946]). Различие в деяниях Олега и Ольги заключается в том, что князь-воитель демонстрирует не только ум, но и волю, смелость, а княгиня — именно хитроумие. Военная удачливость Ольги предстает как женская «ипостась» удачливости Олега; ср. тонкое замечание С. Франклина и Дж. Шепарда о рассказах, описывающих месть Ольги древлянам: «В летописи есть много других сказаний, похожих на саги (saga-like tales) со стратагемой обмана, но не похожие на эти, потому что ни одно не говорит о женщине. Стратагемы мужчин заключают в себе ловкость и храбрость, стратагемы Ольги отфильтрованы женскими ритуалами помолвки и траурного поминовения»[xxiv]. Направленность военных акций княгини и князя при этом различна: Ольга собирает прежде покоренные князьями-воинами земли (Древлянская земля), Олег завоевывает прежде независимые города (Киев) или воюет в чужих странах (в Византии). Сходство известий о приходе Олега и Ольги в Царьград, на первый взгляд, ограничивается самим фактом посещения обоими византийской столицы: Олег приходит в Византию как завоеватель, Ольга как просящая о крещении, как взыскующая истин веры, и она сопоставляется с «персонажем» из Священного Писания — с царицей Савской, пришедшей к Соломону. Завоеванию материальных ценностей Олегом соответствует обретение духовных сокровищ Ольгой, уподобляемой святой Елене, обретшей крест Господень; в проложных житиях Ольги эта символическая параллель, содержащаяся в исходном тексте проложного сказания, была неверно истолкована как перенесение русской княгиней креста из Константинополя[xxv]. Исследователи неоднократно указывали на идентичную модель «сватовство — хитроумный отказ» в повествовании о мести Ольги древлянам под 6453 (945) г. и во фрагменте под 6463 (955) г., посвященном поездке русской княгини в Царьград[xxvi]. Между тем, не менее существенны различия двух сюжетов. Отвечая на сватовство древлянского князя Мала, Ольга прибегает к изощренно-жестоким убийствам[xxvii], а не просто к хитрости; реагируя на предложение византийского императора, она просто демонстрирует проницательность: прозорливо догадавшись о его намерениях, русская княгиня просит царя стать ее крестным отцом. Затем же она отвечает на его предложение: «Како хочеши мя пояти, крестивъ мя самъ и нарекъ мя дщерею? А въ хрестеянехъ того несть закона, а ты самъ веси» (с.29—30). Не случайно, Ольга именно в этом летописном фрагменте уподобляется лицам Священной истории: помимо царицы Савской это Сарра[xxviii]. Но соотношение описания похода Олега на Царьград и путешествия Ольги в Константинополь не сводится к различию. На более высоком уровне, при абстрагировании от конкретных деталей, военной победе Олега над греками соответствует победа русской княгини над сердцем императора и моральная победа Ольги над царем. Однако же при этом Ольга пренебрегает земными ценностями, властью в великом городе земли — Царьграде: «Цель автора — наглядно противопоставить отношение Ольги к патриарху ее же отношению к царю и извлечь из мудрой политики вещей княгини поучительный пример и образец для всей Руси. <…> Летописец не упускает случая лишний раз отметить, чего именно искала Ольга в Царьграде, — сопоставлением ее с царицею Эфиопскою. Та желала узнать мудрость царя Соломона, мудрость “человеческую”; она же искала Божией премудрости. Не “Соломон” византийский привлекал ее; в своих исканиях она стремилась в Царьград не к царю, а к самому истинному Богу, ничего не ища у царя»[xxix]. С. Ф. Платонов полемизирует с мнением А. А. Шахматова о компилятивном характере статьи, в которой будто бы соединены известия двух различных источников: церковная легенда о крещении Ольги и фольклорный текст — предание о сватовстве императора к русской княгини и о его посрамлении Ольгой[xxx].По мнению С. Ф. Платонова, весь текст летописной статьи целостен и построен на антитезе «Ольга и патриарх — Ольга и царь». Составной характер рассказа о крещении Ольги признавал Д. С. Лихачев, считавший первичным «церковную легенду», а не сюжет о сватовстве императора[xxxi]. А. Г. Кузьмин, напротив, полагает, что первичным является слой предания о сватовстве императора к княгине[xxxii]. Двухслойным считает текст сказания и В. А. Грихин: «“Повесть о путешествии Ольги в Царьград” (955 г.) — сложное по составу произведение. Рассказ о крещении княгини в Царьграде скорее всего восходит к какому-то письменному источнику, возможно к недошедшей до нас повести о ее крещении. Эпизоды же, связанные со сватовством византийского императора, фольклорного происхождения и восходят к циклу легенд и преданий о мудрой княгине. Оба эти рассказа составляют первую часть сказания о путешествии в Царьград и отличаются идейным и стилевым единством, простотой и лаконичностью повествования»[xxxiii]. Мнение А. А. Шахматова о двух слоях в тексте сказания поддержал недавно и Л. Мюллер: «В летописном повествовании о крещении Ольги следует отчетливо различать два слоя: с одной стороны, сугубо светский рассказ о том, как византийский император сватался к Ольге и как она, не имея возможности прямо отказать, расстроила его сватовство с помощью хитрости; с другой стороны, назидательный рассказ о крещении Ольги в Константинополе, <…> ее кончине и погребении. Светский рассказ — чисто легендарный. Древний и широко распространенный легендарный мотив отклонения сватовства применен здесь к княгине, чье имя уже вскоре после ее смерти было овеяно преданиями. Уже в рассказе о мести Ольги за гибель своего мужа этот мотив играет большую роль, и здесь он значительно лучше обоснован, чем в рассказе о путешествии в Константинополь. Ведь она на самом деле была глубоко оскорблена тем, что те же самые древляне, которые убили ее мужа, добиваются руки вдовы для своего князя. Если мотив сватовства был применен к Ольге, то его легко можно было перенести и на ее отношения с императорским двором в Константинополе. <…> А как обстоит дело с церковным рассказом? При внимательном рассмотрении оказывается, что он не содержит фактически ничего нового по сравнению с легендой о сватовстве. Ведь сюжет этого предания предполагает, что Ольга крестилась в Константинополе, император при виде ее влюбился, следовательно, она должна была присутствовать в Константинополе»; «Следовательно, все, что сообщает автор церковного предания о крещении Ольги, он мог заимствовать из легенды о сватовстве; и напротив, легенда о сватовстве невыводима из церковного рассказа»[xxxiv]. А. А. Гиппиус на основании лингвистического анализа текста сказания пришел к выводу, что в нем содержится более чем два слоя: «<…> [Я]зыковые признаки, квалифицируемые нами как вторичные, выступают именно в этом первоначальном рассказе («церковном» рассказе о крещении. — А. Р.). С одной стороны, вставкой в исходный текст является, по-видимому, сам рассказ о крещении Ольги. С другой стороны, в составе этого рассказа выделяются вставки второго порядка, носящие характер агиографической редактуры»[xxxv].. А. А. Шайкин, оспаривая мнение Д. С. Лихачева, утверждает, что «[с]пециальное сказание о крещении, если оно существовало, не могло бы так, походя, без приготовления сообщить о крещении: приехала, и крестили ее царь с патриархом. Нельзя предположить, чтобы летописец изъял из церковного сказания необходимое предуведомление и заменил его фольклорным анекдотом о сватовстве царя. Напротив, если исходить из первичности фольклорного предания о сватовстве царя к Ольге, то никаких вопросов и неувязок не возникает: летописец дополняет несколько “легкомысленный” фольклорный рассказ о событиях, связанных с крещением Ольги, приличествующими такому событию проповедями, речами и нравоучениями. Слишком стремителен для церковного сказания и переход от крещения и благословения патриарха к возвращению Ольги домой. <…> Между тем, если теперь соединить изъятые фольклорные “вставки”, то окажется, что они образуют не только удовлетворительно читаемый связный текст, но и стройный сюжетно организованный рассказ об интеллектуальном превосходстве русской княгини над греческим царем».Что же касается «церковных фрагментов, то они, «взятые изолированно, не дают полноты действия, между ними с очевидностью образуются резкие перерывы, недостает мотивации»[xxxvi]. Но, независимо от генезиса летописного сказания о крещении Ольги, в ПВЛ он представлен как единый текст, причем сюжеты сватовства и крещения являются взаимосвязанными: приход Ольги в Царьград мотивирован желанием принять крещение, пребыванием в Царьграде мотивировано знакомство с Ольгой императора и, тем самым, сватовство; крещение Ольги объясняет ее хитроумный отказ царю — ее крестному отцу. Различие сюжетов о сватовстве Мала и о сватовстве царя к Ольге обусловлено неодинаковым статусом княгини в обоих историях: с коварной и хитроумной язычницей контрастирует добродетельная и мудрая христианка. От всех остальных правителей языческого времени Ольгу отделяют два признака: гендерный (она единственная женщина среди правителей мужчин) и конфессиональный (она единственная христианка). И летописная биография Ольги заканчивается иначе, чем истории князей-язычников: все они, кроме стародавних Кия и его братьев и сестры и родоначальника династии Рюриковичей Рюрика и его братьев, умирают не своей смертью. Олег гибнет от укуса змеи, Игоря убивают древляне, Святослава — печенеги, Олег и Ярополк — жертвы междоусобной борьбы[xxxvii]. [i] См, прежде всего: Сендерович С. 1) Св. Владимир: к мифопоэзису // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН. СПб., 1996. Т. 49. С. 301—313; 2) Метод Шахматова, раннее летописание и проблема начала русской историографии // Из истории русской культуры. М., 2000. Т. 1 (Древняя Русь). С. 461—499; Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Там же. С. 13—371. См. также работы автора этой статьи: Ранчин А. М. 1) Оппозиция «природа-культура» в историософии «Повести временных лет» // Ранчин А. М. Статьи о древнерусской литературе. М., 1999. С. 105—115; 2) Представления об истории в Повести временных лет: тернарные структуры // Там же. С. 116—121. См. также эти работы в настоящей книге. [ii] Петрухин В. Я. Древняя Русь. Народ. Князья. Религия. С. 66—69. [iii] Там же. С. 331. [iv] Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XV века. М., 1982. С. 300. [v] Памятники литературы Древней Руси: Конец XVI – начало XVII веков. М., 1987. С. 136. [vi] Ср., впрочем, замечания Н. Ф. Котляра о возможной реальной основе этого рассказа; исследователь замечает, что установка кораблей на колеса могла иметь и угрожающий, и сакральный смысл, и приводит сходный случай во время осады Константинополя Мехметом II в 1453 г.: Котляр Н. Ф. Древняя Русь и Киев в летописных преданиях и легендах. Киев, 1986. С.70—71. [vii]О параллелях к этому преданию в фольклоре и письменной словесности других народов говорилось неоднократно. См. прежде всего: Халанский М. К. К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем // Журнал Министерства народного просвещения 1902. № 8; Тиандер К. Поездки скандинавов на Белое море (Записки историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета. Ч. LXXIX). СПб., 1906. С.112—221; Лященко А. И. Летописные сказания о смерти Олега Вещего // Известия Отделения русского языка и словесности АН СССР. 1925. Т. XXIX; Stender-Petersen A. Die Varagarsage als Quelle der altrussishen Chronik // Acta jutlandica. Aarhus, 1934. Bd. VI; Рыдзевская Е. А. К вопросу об устных преданиях в составе древнейшей русской летописи // Рыдзевская. Древняя Русь и Скандинавия в IX—XIV [viii] Обзор работ, посвященных фольклорным параллелям к повествованию ПВЛ о мести Ольги, и перечень новых соответствий между этим летописным рассказом и русскими волшебными сказками см. в статье: Чекова И. Летописное повествование о княгине Ольге под 6543 г. в свете русской народной сказки: Опыт определения жанровой природы // Старобългарска литература. 1990. Кн. 23—24. С. 77—98. См. также, например: Трубецкой Н. С. Лекции по древнерусской литературе. (Пер. с нем. М. А. Журинской) // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 562; Рыдзевская Е. А. Русь и Скандинавия в IX — XIV вв. С. 200; Котляр Н. Ф. Древняя Русь и Киев в летописных преданиях и легендах. С. 98; Виролайнен М. Н. Загадки княгини Ольги (Исторические предания об Олеге и Ольге в мифологическом контексте) // Русское подвижничество. СПб., 1996. С.64—67; Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus 750 — 1200. London; N.Y., 1996. P. 301; Мельникова Е. А. Устная традиция в Повести временных лет. С. 162. Сомнения в достоверности многих летописных рассказов об Олеге и Ольге высказывал еще Н. М. Карамзин. См.: Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1989. Т. 1. С. 104, 110, 120. [ix] Я намеренно не затрагиваю вопроса об истории текста сказаний об Олеге и Ольге в ПВЛ (в медиевистике господствует гипотеза, блестяще выстроенная А. А. Шахматовы в книге «Разыскания о древнейших русских летописных сводах». [СПб., 1908]). Независимо от многослойности повествований о князе и княгине, в ПВЛ они составляют относительно целостные тексты, существенно не разнящиеся в списках, отражающих гипотетические редакции этого летописного памятника. [x] Подход к летописи как к тексту, содержащему не только эксплицитно выраженные историософские идеи, но и имплицитную историософскую семантику (древнерусскими книжниками она, впрочем, могла восприниматься как непосредственно явленная) получил распространение в отечественных исследованиях последних лет. См., например: Данилевский И. Н. Замысел и название Повести временных лет // Отечественная история. 1995. № 5. С.101—109; Виролайнен М. Н. Автор текста истории: Сюжетосложение в летописи // Автор и текст: Сборник статей. (Петербургский сборник. Вып.2). СПб., 1996; Мельникова Е. А. Заглавие Повести временных лет и этнокультурная самоидентификация летописца // Восточная Европа в древности и средневековье: Х Чтения к 80-летию В. Т. Пашуто. М., 1998. С.68—71; Петрухин В. Я. 1) К проблеме композиции Начальной русской летописи // Восточная Европа в древности и средневековье: Х Чтения к 80-летию В. Т. Пашуто: Материалы и исследования. С.91—95; 2) «Начало Русской земли» в начальном летописании // Восточная Европа в исторической ретроспективе: К 80-летию В. Т. Пашуто. С.220—226; См. также работы автора этой статьи: Ранчин А. М. 1) Оппозиция «природа — культура» в историософии «Повести временных лет» // Ранчин А. М. Статьи о древнерусской литературе. М., 1999. С. 105—115; 2) Представления об истории в «Повести временных лет»: тернарные структуры // Там же. С.116—121; 2) Хроника Георгия Амартола и Повесть временных лет: Константин равноапостольный и князь Владимир Святославич // Русское Средневековье. М., 1999. 1999 год. Духовный мир. См. также эти работы в настоящем издании. [xi] По предположению С. Алексеева, имя Ольги, «вероятно, связано с именем Хельги-Олега», которого исследователь считает сакральным соправителем и родственником Ольгиного мужа Игоря. — Алексеев С. «Вещий священный» (Князь Олег Киевский) // Русское Средневековье. М., 1999. 1998 год. Вып. 2. Международные отношения. С. 5. Тесную связь имен Олега и Ольги С. Алексеев усматривает в былине «Вольга и Микула»: «Здесь князь именуется Вольгой (народная форма от др.-рус. Ольгъ, испытавшая влияние женского имени Ольга; ср. еще в этой связи отчество Вольги Святославич)». — Там же. С. 15. Г. В. Вернадский полагал, что Ольга могла быть славянкой и что свое имя она могла получить в честь Олега. «Имя Ольга, разумеется, скандинавское (Хелга); она могла получить его во время своего бракосочетания» (Вернадский Г. В. Киевская Русь. Пер. с англ. Тверь; М., 2000. С. 47). Еще Н. М. Карамзин предполагал, что «[и]мя свое приняла она, кажется, от имени Олега, в знак дружбы его к сей достойной Княгине, или в знак Игоревой к нему любви» (Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 1. С. 102). Анализ соотнесенности Олега и Ольги в летописании, в частности, известий об Ольге, сосватанной Игорю Олегом (Степенная книга), об Ольге — дочери Олега (Типографская летопись) содержится в статье: Виролайнен М. Н. Загадки княгини Ольги (Исторические предания об Олеге и Ольге в мифологическом контексте). С.64—67. И. Чекова выделяет в летописном повествовании об Олеге такие функции князя, как воитель, жрец (первожрец) и сват: Чекова И. Фолклорно-епические парадигми в староруските летописи: Автореферат на диссертации за присъждение научната степен кандидат на филологическите науки. София, 1995. С. 11. Здесь же (с. 13) о мифопоэтической основе смерти от коня / змеи как трансформации мифологемы поединок змеи и птицы (конь как ее субститут), об Ольге (с. 10—16). В отличие от И. Чековой меня интересует не мифологический (гипотетический) субстрат сказаний ПВЛ об Олеге и Ольге, но их актуальная для летописца семантика (насколько она поддается реконструкции и отграничению от мифологической основы). [xii] Семантика имени «Олег» («Helgi») дублируется в славянском прозвании Олега «Вещий». — Алексеев С. «Вещий священный» (Князь Олег Киевский). С. 14—15. Ср. об Олеге как о «князе-святом»: Чекова И. Фолклорно-епические парадигми в староруските летописи. С. 11. [xiii] Повесть временных лет / Подг. текста, пер., статьи и комментарии Д. С. Лихачева. Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 1996. С.17. Далее ПВЛ цитируется по этому изданию, страницы указываются в тексте. [xiv] Комарович В. Л. Культ рода и земли в княжеской среде XI — XIII вв. // ТОДРЛ. М.; Л., 1960. Т. 16. С. 93. [xv] Лк. 1: 28. Славянский текст цитируется по изд.: Библиа, сиречь Книги Ветхаго и Новаго Завета по языку словенску. Острог, 1581. (Фототипическое воспроизведение. М., 1988). Л. 38 (4-ой паг.). Ольгу как провозвестницу христианства прославляет и митрополит Иларион в «Слове о Законе и Благодати». — БЛДР-I. С. 48. [xvi] В Новгородской первой летописи младшего извода, отразившей текст Начального свода 1093 — 1095 гг., предшествовавший ПВЛ, Олег прямо назван мудрым: «И бысть у него [у Игоря. — А. Р.] воевода, именем Олегъ, муж мудръ и храборъ». — ПСРЛ. [Новое издание]. М., 2000. Т. 3. Новгородская первая летопись старшего и младшего извода. (репринтное воспроизведение изд.: Новгородская первая летопись старшего и младшего извода. М.; Л., 1950). С.107. [xvii] Лихачев Д. С. Комментарии. // Повесть временных лет. С. 436. [xviii] Грихин В. А. Древнейшие памятники русской письменности о княгине Ольге (Общность формы и источники) // Герменевтика древнерусской литературы. М., 1992. Сб. 3. С. 56, на самом деле, третья месть может истолковываться как раз как тризна по Игорю, на которой древляне оказываются ритуальной жертвой. [xix] Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus 750 — 1200. P. 301. [xx] Вернадский Г. В. Киевская Русь. С.47. [xxi] Чекова И. Типология и генезис летописных преданий о князе Олеге. С. 43. О мотивах жертвы и змееборчества как мифопоэтической основе летописного сказания о смерти Олега см. также: Чекова И. Эпос, мифы и мифологемы в древнейшем летописании Киевской Руси // Ruthenica. Киiв, 2002. Т. 2. С. 86—67; о мифопоэтических мотивах в летописных сказаниях об Ольге: Там же. С. 88—92; о соотношении языческой и христианской семантики: Филиппов С. Христианская святость и языческая магия в летописном повествовании о княгине Ольге // Studia Slavica Hungarica. 2001. Vol. 46. [xxii] Впрочем, в фольклорном коде, реконструируемом исследователями в повествовании ПВЛ о Вещем Олеге, его смерть прочитывается так: «<…>Рожденный от змея и наделенный магическими (“вещими”) свойствами герой убит змеем». — Виролайнен М. Н. Загадки княгини Ольги (Исторические предания об Олеге и Ольге в мифологическом контексте). С. 67. [xxiii] О реконструкциях реальной биографии Олега см.: Пчелов Е. В. Генеалогия древнерусских князей IX — начала XI в. М., 2001. [xxiv] Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus 750 — 1200. P. 301. [xxv] Серебрянский Н. Древнерусские княжеские жития. (Обзор редакций и тексты). М., 1915. С. 6—7 (1-ой пагинации); ср. тексты (с. 6, 7—8, 9—11 2-ой пагинации). [xxvi] Хрущов И. П.. О древнерусских исторических повестях и сказаниях XI — XII столетия. Киев, 1878. С. 114 («сватающийся византийский царь заступил место Мала, жаждавшего брака с киевской вдовою. Старая тема получила тут новую форму <…>»); Виролайнен М. Н. Загадки княгини Ольги (Исторические предания об Олеге и Ольге в мифологическом контексте). С. 66; Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus 750 — 1200. P. 301—302 (повествование характеризуется как еще одна «загадка ложной помолвки»); Чекова И. Художественное время и пространство в летописном повествовании о княгине Ольге в Царьграде // Годишник на Софийския университет «Св.Климент Охридски». София, 1993. Факултет по славянски филологии. Т. 86. Книга 2 — Литературознание: «Как и в повествовании под 945 г. о мести вдовы Ольги древлянам, так и тут отношения между правителями и вопросы государственного правления трактуются сюжетом на семейно-брачную тему. Снова разыгрывается ситуация обрядового сватовства. Ольга, респективно Русь, выступает в роли сватаемой невесты, а царь Константин, респективно Царьград, — в роли кандидат-жениха» (с. 10), «Налицо замкнутая циклическая модель, обыгрывающая классические фольклорные значения: первая реплика царя актуализирует параллелизм “воцарение / взятие города / крещение / брак”, а вторая реплика повторяет в обратном ряду семантику первой “брак / крещение / взятие города / воцарение”. Сначала загадывающий говорит о “воцарении”, а подразумевает “брак”, потом о “браке”, а подразумевает “воцарение”. Условие загадки — воцарение Ольги, ее ответ — воцарение Константина. Воцарение при условии крещения и брака означат передачу своего царства путем крещения и брака» (с. 11). [xxvii] В литературе о летописных фрагментах, посвященных княгине Ольге (Шайкин А. А. 1) Княгиня Ольга (Анализ художественной структуры летописных фрагментов) // Анализ художественного произведения: Тематический сборник научных трудов профессорско-преподавательского состава и аспирантов высших учебных заведений Министерства просвещения Казахской ССР. Алма-Ата, 1979. С. 13—14; 2) Поэтика и история: На материале памятников русской литературы XI—XVI веков: учебное пособие. М., 2005. С. 127-128; Виролайнен М. Н. Загадки княгини Ольги (Исторические предания об Олеге и Ольге в мифологическом контексте). С. 64) указывалось на не-осуждение, на «амбивалентную» оценку княгини-мсительницы и даже на одобрение летописцем жестокой расправы киевской княгини с древлянскими послами и предлагались различные объяснения этой позиции. На мой взгляд, допустимо говорить не об одобрении (прямой оценки в ПВЛ нет) и не об «амбивалентности», а об отказе от оценки этих поступков. Не знающая правды христианской веры княгиня еще не подлежит моральному суду. [xxviii] На эту параллель указала И. Чекова: Чекова И. Художественное время и пространство в летописном повествовании о княгине Ольге в Царьграде. С. 7. [xxix] Платонов С. Ф. Летописный рассказ о крещении княгини Ольги в Царьграде (Посвящается А.Л. Бертье-Делагарду) // Исторический вестник. 1919. Кн.1. С. 286—287. [xxx] С.: Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С.111—118, 468—469; ср.: Шахматов А. А. Разыскания о русских летописях. М.; Жуковский, 2001. С. 86-90, 391. [xxxi] Лихачев Д. С. «Повесть временных лет» (историко-литературный очерк) // Повесть временных лет. С. 304—306 [xxxii] Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977. С. 334—341. [xxxiii] Грихин В. А. Древнейшие памятники русской о княгине Ольге (Общность формы и источники). С. 58. [xxxiv] Рассказ «Повести временных лет» 955 г. о крещении Ольги (1988), пер. с нем. Л. И. Сазоновой // Мюллер Л. Понять Россию: Историко-культурные исследования. Пер. с нем. М., 2000. С. 46—47, 48. [xxxv] Гиппиус А. А. Рекоша дроужина Игореви… К лингвотекстологической стратификации Начальной летописи // Russian Linguistics. 2001. Vol. 25. P. 178, note 38. [xxxvi] Шайкин А. А. «Нечто цельное», или Вопросы литературоведческого изучения «Повести временных лет» // Шайкин А. А. Поэтика и история: На материале памятников русской литературы XI—XVI веков: учебное пособие. М., 2005. С. 52—53, 54. [xxxvii] А. А. Шайкин интерпретирует жизнеописания князей-язычников как «биографии возмездия». — Шайкин А. А. 1) «Се повести времhнных лет»: От Кия до Мономаха. М., 1989. С.15—25; 2) Поэтика и история: На материале памятников русской литературы XI—XVI веков: учебное пособие. М., 2005. С. 103, 121.. © Все права защищены http://www.portal-slovo.ru | ||||||||||
|
Повесть
временных лет как культурно-историческое произведение
Повесть
временных лет Яка историчнее герело: культурный и цивилизационный аспект
проблемы.
Откуда
мы знаем историю Древней Руси? Ни результатов археологических раскопок, ни
материалов дела (грамоты, дипломатическая переписка, материалы княжеских или
монастырских архивов), ни эпизодических сведений о
Русь,
почерпнутая из трудов западноевропейских историков и путешественников, не
сможет дать нам цельной картины нашего прошлого.
Мы
получаем подробные знания о нашей истории главным образом благодаря ценному
материалу, содержащемуся в русских летописях.
В
конце XIX века на Руси велись систематические метеорологические записи о
событиях: о рождении, смерти или смерти князей, о войнах и дипломатических
переговорах, о строительстве крепостей и освящении храмов, о пожарах городов, о
стихийных бедствиях — наводнениях, засухах или невиданных морозах. Хроника была
хранилищем таких ежегодных записей. Летописи велись в монастырях и княжеских
резиденциях. Они были не только способом зафиксировать события «на
память», но и важными документами — их ссылали в хроники в различных
династических и политических спорах. Ценный документ, зеркало нашей истории —
это хроника.
Каждая
хроника (кроме самых первых записей) — это хранилище. Не в том смысле, что
хроника — это всегда сумма статей о погоде.
«Летописный
свод всегда является результатом сложной историко-литературной работы его
создателя. Летописец не только продолжал работу своего предшественника новыми
записями, он, как правило, обрабатывал их — он что-то упустил, что-то изменил в
соответствии со своими политическими представлениями, что-то дополнил новыми
источниками. Поэтому современный историк не может изложить историю России по
одной из избранных им хроник: ему необходимо обратиться ко всей коллекции
источников, обдумать причины обнаруженных в них противоречий и попытаться
установить версию, наиболее объективно отражающую действительный ход событий.
Изучение
древнейшего периода нашей истории особенно затруднительно: для первых веков
единственным источником является «История временных лет» — летописный
свод, опубликованный в начале XII века. В XIX веке был составлен монахом
Киево-Печерской лавры Нестором. В начале изучения летописи летописец Нестор
считался единственным автором «Истории». Но после исследований
выдающегося русского академика А. А. Шахматова (1864— 1920) стало ясно, что
Нестор использовал в своей работе другие летописные листы, написанные его
предшественниками. Сторонники А. А. Шахматова.
Приселков
и Д. С. Лихачев уточнили и дополнили свои наблюдения и выводы, и в настоящее
время история древнейшей летописи представлена в следующем виде.Отдельные
записи исторического характера можно было увидеть в конце X и начале XI в. В
конце XIX века, но летопись как особый жанр древнерусской историографии и
древнерусской литературы, вероятно, возникает только в середине XI века. Века.
Мы не знаем первого памятника древнерусской историографии:
А. А.
Шахматов предположил, что это древнейшая летописная книга, Д. С.
Лихачев
— это «Легенда о распространении христианства на Руси». Следующим этапом
летописи стал свод Никона, тоже монаха Киево-Печерской лавры. Наши
представления о хронике, непосредственно предшествовавшей «повести временных
лет», более достоверны. А. А. Шахматов назвал ее
Первое
хранилище также считало, что оно было составлено в Киеве около 1095 года.
Текст
первого свода в его первоначальном виде до нас не дошел, но он довольно полно
отразился в новгородских летописях.
Примерно
в 1113 году Нестор, основываясь на первоначальном своде и других источниках,
создает свою «Историю временных лет». «Повесть» — это не просто
дополнительный свод летописей, это, по словам Д. С. Лихачева,
«можно
смело утверждать, — продолжает ученый, — что русская историческая мысль никогда
ни раньше, ни позже, вплоть до xvi века, не поднималась до такого уровня
научного любопытства и литературного мастерства».
Рассмотрим
«Повесть временных лет» как памятник летописи. Открывается и введение, из
которого средневековый читатель, воспитанный в традициях христианской
историографии, узнал чрезвычайно важную для себя вещь: славяне — не безродные
«обитатели» земли, они одно из тех племен, которые, согласно библейскому
повествованию, поселились в те древние времена, когда с вода потопа и праотец Ной
со своей семьей пришел в глубь страны. А славяне, по словам летописца,
происходят от самого достойного из сыновей
Ной —
Jafeta. Однако, чтобы доказать эту мысль, летописцу пришлось включить в список
народов, извлеченный им из летописи Георгия Амартола, отсутствующее там
название славян. Желание увидеть славян и русских среди них, среди
прославленных народов мира не покидает летописца. А рядом с Тигром, рекой, на
берегах которой в далеком прошлом процветала великая цивилизация, он упоминает
о своих родных реках — Днепре, Десне, Припяти,
Двин,
Волхов, Волга. И еще помимо народов Европы — ангелов, римлян, германцев,
венецианцев — летописец называет и народы, населяющие границы,
Русью:
в них упоминаются меря, мурома, все, мордва, Заволочская чудь…
Описывая
географические границы России, Нестор снова совершает экскурс в историю,
излагает свои представления о прародителях славян, вспоминает их столкновения с
аварами, начало болгарского государства, рассказывает о происхождении сербов,
хорватов и поляков. Тогда настоящая Русь находится в поле зрения Нестора.
Нестор рассказывает о повадках полян, племени, стоящего на земле, о Киеве, о
нравах соседних племен — древлян, в, р, северян. Нестор неуклонно подводит
читателей к мысли, что Киев не случайно стал «матерым градом русских» — и эти
места благословил в древности сам апостол Андрей (считают, что эту легенду в
летопись вставил уже после Нестора), и племя полянов — «кротких» и
«великих князей киевских» — в далеком прошлом возглавляли большинство
византийских императоров. Такова картина славного прошлого Русской земли.
Но
здесь вас ждут два сюрприза. Во-первых, как говорит летописец,
Русская
земля была названа только со времен похода на Византию в середине 9 века, как
об этом сообщает »Греческая хроника». Почему такая зависимость от
внешнеполитических событий и византийской историографии?
Это
думается только потому, что это первая точная дата, которую летописец смог
установить. И он удовлетворенно отмечает: «Поэтому мы начнем с этого
времени и поставим цифры». И опять же, это известная техника: Нестор
начинает с Адама, упоминает библейские события и Александра Македонского, но
заканчивает свое хронологическое толкование упоминанием русских князей. История
России снова вплетена в ткань мировой истории. Итак, у нас есть не начало
«Русской земли» как племенного союза, образование которого восходит к далеким,
неизвестным летописцу временам, а фиксация события, отмеченного в византийской
хронографии точной датой.
Второй
сюрприз, который породил целую школу отечественной и зарубежной историографии
(направление «норманистов»), — это странное, казалось бы, неприятие
летописцем его истории, которая восходит ко времени кия,
Шек и
Хорив. История, кажется, начинается заново, и уже не в Киеве, а в
А
также с призванием чужеземцев варягов. Что случилось? Когда возникла «история
временных лет», Русь уже была довольно мощным феодальным государством, во
главе которого стояла княжеская династия, начавшаяся от варягов Игоря, Олега и
полулегкого Рюрика. Такова была реальность. Конечно, одной из задач летописца
было обосновать законность власти рюриковичей и в то же время объяснить, почему
союз восточноевропейских племен находился под руководством княжеской династии
Варяг. Очевидно, летописец отразил реальные события, и на
«собрании
правящей знати трех стран — словенской, Кривичской и Чудской — было решено
выбрать князя из другой страны, который защищал бы не интересы знати одной
страны, а их общие интересы», — комментирует статья
862
известный историк В. Т. Пашуто (1918-1983). И защитил бы от чужих соседей— —
добавим к этим словам ученого, — от тех же варягов.
Приглашение
князей нанять вас в качестве воинов и управляющих не имеет ничего общего с
завоеванием . Ибо незадолго до призыва варягов, показывающих, как П В. Т. под
тем же 862 Г., были изгнаны из России.
Но
хроника — это не просто совокупность фактических данных. Она проникнута
политическими идеями, важными для летописцев. С двумя из них — с обоснованием
достойного места славян среди народов мира и с обоснованием прав княжеской
династии Рюриковичей — мы уже знакомы.
Третья
идея «истории» — это обоснование достойного места России среди
христианских стран Европы, утверждение ее духовного равенства с самой собой
Византия,
в то время могущественное и авторитетное государство. Эту мысль упорно
преследует летописец. Мудрая Ольга, крещенная
Константинополем,
предвестником христианской Руси, получает имя Елена
(Елена
— мать римского императора Константина, при котором христианство стало
государственной религией Восточной Римской империи.) Летописец подчеркивает,
что Владимир — ревностный язычник — приходит к мысли, что крещение необходимо
на основании основательных размышлений. Его побуждают к этому не политические
причины (как это было в действительности, но о чем не упоминает летопись) и
даже не рассказ посланников «мужей» о великолепии византийского
богослужения, а, прежде всего, беседа с
«философ»,
изложивший князю основы библейской истории и основные догматы христианской
веры. Поэтому Владимира в его деяниях сравнивают с «Константином Великого
Рима».
Печальный
исход феодальной ссоры — смерть Бориса и Глеба от рук
Святополка
фигурирует в летописи как акт высокого христианского аскетизма. Не случайно в
уста убитых князей не вложены банальные высказывания — возмущение преступными
действиями узурпатора-
Сватоплук
или, в худшем случае, утверждение его невиновности, а именно религиозная
медитация, полная смиренной воли, не так, как действительные мысли и страсти,
одолевавшие участников феодальной вражды в этот период. Христианское
государство славится своими воинами — святыми покровителями — и им становятся
князья-мученики
Борис
и Глеб. Христианские государства, как правило, высоко чтят деяния своих святых
и славятся своими монастырями. А в «Повести временных лет» содержится рассказ
об основании Киево-Печерского монастыря, о подвигах его знаменитых монахов, о
высоко почитаемом на Руси Чернце, а затем настоятеле этого монастыря —
Феодосии. Эта тема в хронике отнюдь не уводит нас от собственно политической
истории, но, как уже было подчеркнуто, является важным элементом общей
исторической концепции.
Четвертая
важная идея летописи — осуждение феодальной борьбы, наносящей России
значительный ущерб. В борьбе со своими братьями самодержавие достигло
Владимира; став единственным правителем Русской земли, их уничтожили братья,
Святополк. И напрасно Ярослав, расставаясь
Русь
между своими пятью сыновьями, призывала их жить в одном мире, ибо в противном
случае он призывал «погибнуть и землю отцов и дедов своих, которые сделали
свое дело от великого». Споры не прекращались.
Свержение
киевского князя Изяслава в 1073 году его братьями и сестрами привело к
вторжению польских отрядов короля Болеслава в Россию. С горечью летопись
описывает трагическую судьбу васильковых, оклеветанных и ослепленных по пути с
княжеского съезда, на котором только что было решено: «Отныне мы объединимся
единым сердцем и будем охранять русскую землю». Летописцы всегда с осуждением и
страхом описывают княжеские распри, но видят их причины прежде всего в интригах
дьявола.
Отсутствие
единства русских князей было тем более опасным, что Русь изначально находилась
в непосредственной близости от враждебной степи. В далекие времена Хазарский
каганат был грозной силой, затем печенеги были встревожены их нападениями, и с
середины XI в. В конце XIX века кочевники, половцы, стали представлять
постоянную угрозу для всей Южной Руси. Но мы не должны впадать в крайность и
видеть орду, противоположную мирным русским в политическом, духовном и
моральном отношении.
В
действительности русские и половцы ничем не отличались друг от друга из-за
своей склонности к войнам.
Грабительские
набеги половцев, безусловно, принесли русским княжествам большие бедствия. В
статье г. 1093 мы встречаем описание страданий похищенных иностранцами русских
пленников: Вальц, который, печальный, измученный голодом, холодом и жаждой,
босой, с ногами, при том, что топчется на колючках, печально вспоминает города
и деревни, откуда они родом.
Типичную
картину п набег рисует князь Владимир Мономах, побуждая их к совместному походу
на половцев: придя п, убить крестьянина и его жену и детей у в полном составе
(статья Г. 1103). Но нельзя забывать и о другом. Дело в том, что по крайней
мере с 1078 года русские князья сами приглашали половцев для участия в их
междоусобных войнах.
Особенно
отличился этим князь Олег Святославич (в »Слове о полку Игореве» автор
называет его Олегом Гориславичем). А летописец с глубоким осуждением скажет в
статье 1094 года, что Олег в третий раз привел Половцев к Половцам
Земли
Русской, «грех свой да простит ему Бог, ибо многие христиане были
истреблены, а другие взяты в плен и рассеяны по разным странам»»
Тесная
династическая связь способствовала вовлечению половцев во внутренние конфликты:
дочери половецких ханов часто выходили замуж за русских князей. Дочерью Т был
женат великий князь киевский Святополк, на п были женаты Олег Святославич и
сыновья Владимира Мономаха, п была первой женой Святослава
Ольгович,
отец Игоря (герой «Слов о полку Игореве»; Игорь был сыном его второй жены
— новгородской).
«История
временных лет» — это, прежде всего, ценный исторический источник и
документ. И в то же время «История времени» — первоклассный
литературный памятник. Летописец часто прибегает к рассказу: он живо
воспроизводит драматические столкновения, передает язык персонажей,
воспроизводит детали, которые позволяют читателю наглядно представить
происходящее. Такие истинно литературные страницы летописи, например, рассказы
о м Ольге, о подвиге юноши к, о печенежских спортсменах, конкретное описание
ослепления князя Василька Т. Приведу лишь один пример того, как бессознательный
Василько просыпается, когда на него натягивают еще мокрую рубашку, стирающую, и
восклицает: «Зачем вы взяли меня с собой? Мне бы хотелось, чтобы я умер
кровавой смертью в этой рубашке и предстал в ней перед Богом. » Летописец
обращает наше внимание на частный эпизод из серии великих событий, которые
смертельно затронули почти все южные княжества в
1097
году Но этот эпизод имеет большое значение — с помощью такой художественной
детали летописец достигает большего эмоционального осуждения князей Давыда и
Святополка, по воле которых был ослеплен невинный князь Василько.
«Повесть
временных лет» сохранилась не только в древне-Киевской летописи. В XIX
веке, в Москве или Твери, каждый летописный свод, когда бы и где бы он ни был
составлен, обязательно начинался с «повествования о временных годах»»
Правда, их текст сокращен в более поздних летописях, например, приводятся
тексты договоров с греками, рассказ об основании Киево-Печерской лавры,
отдельные метеорологические статьи и т. пропущено, и все же «Повесть временных
лет» в том или ином виде непременно открывала любую хронику и рассказывала,
«откуда она взялась
Русская
земля и тот, кто начинал в Киеве, был первым князем. » В этой судьбе
текста
«История
времени» отражала постоянный интерес к ее истории многих поколений древнерусских
читателей.
Многим
нашим согражданам вся древнерусская литература известна лишь несколькими
произведениями — «Повесть временных лет» «Слово полка
Igorev».
И они кажутся такими одинокими, ни с чем не связанными, которые одиноко живут
среди тоскливого однообразия княжеского замка, диких нравов и жестокой нищеты.
Эти представления подкрепляются традиционными взглядами на низкий уровень
древней культуры
России,
при этом косной и оседлой.
Все
это глубоко неверно. Русь до своего монгольского завоевания была представлена
великолепными памятниками архитектуры, живописи, прикладного искусства,
исторических произведений и публицистических сочинений.
Он не
был разграничен от других европейских стран, он поддерживал тесные культурные
связи с Византией, Болгарией, Сербией, Чехией, Моравией,
Польшей,
скандинавскими странами. Она была связана с Кавказом и степными народами. Их
культура не была отсталой или самодостаточной, разграниченной
«великая
китайская стена» из внешнего культурного мира. Широко распространенная
грамотность — это факт, о котором сейчас свидетельствуют многочисленные находки
грамот бересты в Новгороде. Их культура была единой на всей огромной территории
от Ладоги и Белого моря на севере до Черного моря на юге, от Волги на востоке и
до Карпат на западе. Брак княжеских семей связывал их с Францией, Германией,
Венгрией, Польшей и Скандинавией,
Византией,
с Кавказом и половецкой кочевой аристократией.
Культура
домонгольской Руси была высокой и утонченной. На этом культурном фоне «История
временных лет» не кажется одиноким, необычным памятником. «Повесть
временных лет» — многовековой дуб, дуб могучий и рассеянный. Его ветви
соединяются с другими роскошными кронами деревьев большого сада русской поэзии
XIX и XX веков, а корни его глубоко уходят в русскую почву.
Необходимо,
чтобы это выдающееся произведение отечественной культуры было изучено до
развития курса истории, наряду с такими мировыми произведениями, как »Библия« и
»Одиссея». »Повесть временных лет» напомнит нам о времени
государства, о прошлом, о том, как мы славили города — Киев, Новгород,
Чернигов, Суздаль, и о тех, чья слава прошла и теперь они превратились в
районные центры или даже деревни —
Туров,
Коростень, Ромны, Вятичев. Но больше всего она напомнит об истории нашего
народа. И по бокам от него люди Русской земли — темные р, ремесленники,
мастерством которых по сей день восхищаются посетители музеев, предприимчивые
купцы, б просторы моря, солдаты, защищающие города и села, князья и бояре —
иногда не в меру тщеславные и эгоистичные, но почти всегда смелые негодяи и
требовательные политики, священники, надеясь, развивая свои искренние молитвы,
защитить родную землю от стихийных бедствий. Особая благодарность летописцам за
то, что они в тишине монастырских келий писали историю истории Русской земли.
Великий Нестор — один из них.
Литература
1.
«Повесть временных лет», под редакцией Д.С. Лихачева, Карелия, 1992 г.
2. «Слово о полку Игореве» и культура его времени, — Д.С. Лихачев,
Ленинград, 1978 г.
«Повесть временных лет» о князе Игоре Рюриковиче и о жене его, княгине Ольге
Последовательно и подробно рассказывать о всей истории Руси и России у нас нет возможности, и потому здесь мы сообщаем лишь о важнейших и интереснейших событиях прошлого.
И все же один фрагмент из «Повести временных лет» должен быть пересказан подробно, ибо речь в нем идет о князе Игоре – сыне Рюрика, и о его жене – Ольге, которой суждено было стать первой христианкой Руси.
Игорь стал Великим Киевским князем после смерти в 912 году своего предшественника – Олега. О смерти последнего знает каждый, кто прочитал поэтическую легенду Пушкина «Повесть о вещем Олеге». Иных свидетельств у нас нет, и мы вслед за великим бардом верим в его смерть от укуса «гробовой змеи». Став Великим князем, Игорь заключил союз с печенегами, а в 914 году совершил набег на Константинополь, но византийцы почти полностью уничтожили его корабли «греческим огнем», и лишь десять русских людей остались целыми. Игорь решил вернуться под стены Константинополя через 3 года. Его пешая и конная рать дошла до Дуная. Здесь греческие послы встретили ее и предложили огромный выкуп, пообещав дать его на следующий год.
Когда Игорь уходил в походы, в Новгороде с малолетним, единственным сыном, которого звали Святослав, оставалась жена его княгиня Ольга. Об этой замечательной женщине существует немало легенд. Вот одна из них.
Рассказывали, что родилась она в деревне Выбуты, на реке Великой, в двенадцати верстах от того места, где вскоре началось строительство тогда еще не существовавшего города Пскова. Ольга отличалась сказочной красотой и недюжинной силой.
Семья ее была бедна, и Ольга занималась тем, что перевозила через реку на большой лодке путников и купцов с товарами.
Однажды перевозила Ольга молодого и красивого витязя. Он помог девушке переправиться через реку, а прощаясь, подарил ей дорогое кольцо. Это был сын новгородского князя Рюрика, и звали его Игорь.
А через некоторое время заслал Игорь сватов к родителям Ольги, и те согласились, чтоб их зятем, а ее мужем стал князь Игорь Рюрикович.
Вскоре после свадьбы поплыла Ольга в ладье по реке Великой и увидела высокий холм с могучим бором на вершине. Показала Ольга на вершину холма и сказала: «Быть здесь городу великому и славному!» И срубили здесь первые терема, и поставили башни и стены. И стало это место Ольгиным городом, вокруг которого вскоре вырос Псков, который его жители называли «боевым оплечьем Новгорода».
Во время похода Игоря к Дунаю его воевода – варяг Свенельд – совершил набег в Закавказье, захватив богатую добычу, чему сильно завидовали дружинники Игоря. И как записал летописец под 945 годом, «сказала дружина Игорю: „Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, да и ты добудешь и мы“. И послушал их Игорь – пошел к древлянам за данью, и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его. Взяв дань, пошел он в свой город. Когда же шел он назад, поразмыслив, сказал своей дружине: „Идите с данью домой, а я возвращусь и пособираю еще“. Древляне же, услышав, что идет снова, держали совет с князем своим Малом: „Если повадился волк к овцам, то вырежет все стадо, пока не убьют его. Так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит“. И послали к нему, говоря: „Зачем идешь опять? Забрал уже всю дань“. И не послушал их Игорь. И древляне, выйдя из города Искоростеня против Игоря, убили Игоря и дружину его, так как было ее мало».
Дружинников Игоря перебили, а его самого казнили: склонили к земле макушки двух рядом растущих берез, привязали их к ногам князя и после того отпустили. Игоря разорвало на две части.
Читайте также
«Повесть временных лет» о правлении Ольги и о сыне ее, князе Святославе Игоревиче
«Повесть временных лет» о правлении Ольги и о сыне ее, князе Святославе Игоревиче
А древляне послали к вдове убитого – Ольге – двадцать «лучших мужей своих». Погрузившись в ладью, поплыли древляне по реке к Киеву. И далее в летописи записано, что Ольга приветливо
«Повесть временных лет»
«Повесть временных лет»
«Повесть временных лет» начинает излагать события с 852 г. Под 859 г. в Повести сообщается, что с отдельных союзов славян востока Европы брали дань варяги и хазары.Под 862 г. сообщается об изгнании варягов за море и об отказе им в дани. И под тем же 862 г.
Глава 1 ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Глава 1
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Огромное количество трактовок и прочтений русских летописей вынуждает нас отвергнуть все разом, собрать голые факты, и на их основе заново выстроить логичную версию происходивших событий. Для построения версии на другой принципиальной
Повесть временных лет
Повесть временных лет
Так начнем повесть сию.Славяне сели по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. И от тех славян разошлись славяне по земле и стали называться по тем местам, где селились. Так одни пришли и сели на реке, по имени Морава, и прозвались моравами, а
Повесть временных лет
Повесть временных лет
Основным источником для написания истории древней России является летопись, а точнее летописный свод, носящий название «Повесть временных лет, черноризца Федосиева монастыря Печерского, откуда есть пошла Русская земля, и кто в ней почал первое
3. «Повесть временных лет»
3. «Повесть временных лет»
Ярким памятником древнерусского летописания конца XI — нач. XII в. является «Повесть временных лет». Она представляет собой летописный свод, вобравший не только весь предшествующий опыт исторических знаний Руси, но и достижения европейской
1113 «Повесть временных лет»
1113 «Повесть временных лет»
Летописи в Киеве начали писать еще во времена Ольги и Святослава. При Ярославе Мудром в 1037–1039 гг. центром работы хронистов-монахов стал Софийский собор. Монахи брали старые летописи и сводили их в новую редакцию, которую дополняли своими
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ (извлечения)
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ (извлечения)
ПРЕДАНИЕ О ПОСЕЩЕНИИ РУССКОЙ ЗЕМЛИ АПОСТОЛОМ АНДРЕЕМ
…Когда Андрей{46} учил в Синопе{47} и прибыл в Корсунь{48}, он узнал, что недалеко от Корсуни — устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье Днепровское, и оттуда отправился
Читая «Повесть временных лет»
Читая «Повесть временных лет»
В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что ж…а есть.
А. Пушкин, 1835[23]
Один из самых знаменитых документов, на которые ссылаются сторонники «ига», – «Повесть временных лет».
Приложение 1. ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Приложение 1. ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Введение
«Поучение» Владимира Мономаха – исторический и литературный памятник национального значения, древнерусское отеческое наставление детям, сохраняющее свое непреходящее значение и сегодня, в девятисотую годовщину
Семантика и структура рассказов об Олеге и Ольге в Повести временных лет [391]
Семантика и структура рассказов об Олеге и Ольге в Повести временных лет[391]
В исследованиях последних лет, посвященных Повести временных лет (далее — ПВЛ), в противоположность доминировавшему в отечественной медиевистике со времен А. А. Шахматова текстологическому
Предания о княгине Ольге
Предания о княгине Ольге
Летописные предания о княгине Ольге, по признанию практически всех исследователей, имеют фольклорное происхождение.Это, прежде всего, легенда о мести Ольги древлянам за смерть своего супруга.По мнению Д. С. Лихачева, «Ольга говорит
Урок литературы в 5 классе (по
программе В.Я. Коровиной)
Древнерусская
литература.
Цели урока: познакомить с обстоятельствами возникновения древнерусской литературы;
познакомить с жанрами и отдельными
произведениями древнерусской литературы;
закрепить умение различать
волшебную, бытовую и сказку о животных;
развивать устную речь учащихся.
Оборудование: учебник литературы, книга с текстами древнерусской
литературы.
Ход урока.
1.Проверка домашнего задания(10 мин.)
— Дома вы прочитали две сказки – «Журавль и цапля» и «Солдатская
шинель». Какая из этих сказок сказка о животных?
-Обратим внимание на то, как она начинается и заканчивается.
— Подуйте, чем она отличается от волшебных сказок и в чем ее сходство
с ними.
— Чем прочитанная вами бытовая сказка « Солдатская шинель» от волшебных
сказок и от сказок о животных?
-Повторим, с какими видами сказок мы познакомились с вами?
2. Ведение нового материала. Чтение учебника. Рассказ
учителя (10 мин.)
-На уроке по изучению фольклора мы говорили об его отличии от
литературы.
Вспомним эти отличия. Мы переходим к изучению авторских произведений,
автором фольклорных произведений, как вы помните, был народ.
I. Начало
письменности у восточных славян и возникновение древнерусской литературы. Летописание.
«Повесть временных лет» как литературный памятник
Слово учителя
Начало
письменности у восточных славян связано с Крещением Руси в 998 году во время
княжения в Киеве Владимира Святославича, внука княгини Ольги. На Русь
письменность пришла из Болгарии, где братья Кирилл (ок. 827—869) и Мефодий
(ок. 815—885) создали славянскую азбуку и впервые перевели богослужебные
книги с греческого на церковнославянский язык.
Вместе с
письменностью на Русь пришли различные жанры византийской христианской
литературы: житие,
поучение, слово.
В XI веке на
Руси возникает летописание.
Во время княжения Ярослава Мудрого в Киеве при дворе митрополита, в те времена
главного церковного иерарха на Руси, был создан «Древнейший Киевский свод»,
т. е. были записаны рассказы об основных событиях на Руси с древнейших
времен.
Постепенно
летописцы начинают записывать не только то, что было, но и то, что происходит в
настоящее время, указывают год, месяц, число и даже день недели. Такие записи
получили название погодных
записей, т. е. записей по
годам. Повествование начиналось словами «В лето…» (т. е.
«В год…») — отсюда и название летопись.
Отметим на
доске и в тетради:
Летопись. Летописание. Погодная запись
(год). (Выделим корни слов.)
В
1073 г. монах Киево-Печерского монастыря Никон Великий, используя
«Древнейший Киевский свод», составил «Первый Киево-Печерский свод». В
результате нескольких переработок возникает летописный свод, который мы сейчас
называем «Повесть временных лет». Нам она известна по более поздним летописным
сводам — Лаврентьевской и Ипатьевской летописям.
Летописи
сложны по составу. В них есть погодные записи — краткие и
развернутые; рассказы о походах и смерти князей, сведения о затмениях солнца,
луны, об эпидемиях и пожарах. В летописи включались тексты грамот, договоров,
переложения устных исторических преданий, жития, поучения.
В русской
культуре летописание играло очень важную роль: оно помогало людям узнавать об
истории своего народа, о том, что такое добро и зло, как надо и как не надо
поступать человеку.
В Х веке на Русь приходит новая вера — христианство. (Из
предыдущих уроков учащиеся помнят, что до этого времени (988 г. н. э.)
существовало язычество.) В связи с этим возникает необходимость в широком
насаждении веры, и книги могут помочь в этом.
Прежде всего князь Владимир приглашает в Россию ученых филологов
из Болгарии — братьев Кирилла и Мефодия. Они создают новую азбуку, которая и
теперь используется нами и называется кириллицей». С ее помощью письмо стало
проще, доступнее. Старославянская письменность постепенно угасала.
С появлением новой, более легкой письменности, растет количество
образованных людей.
Так, книга сыграла громадную роль в насаждении, а затем укреплении
христианства на Руси. Сначала все книги были переводными, привозили их из
Византии, Болгарии. Но уже в ХI в. появляются сочинения древнерусских
писателей, например, «Слово о Законе и Благодати» Илариона, летописи (жанр,
свойственный только Руси), «Повесть временных лет» — ХII в., различные
«Жития…»
Заканчивается период древнерусской литературы в ХVII в.
«Повесть временных лет» — первый памятник литературы, дошедший до
наших дней. Что значит «временных»? Минувших, давно прошедших. В это
произведение включены легенды, предания. В них нашли отражение такие темы, как
национально-патриотическая, борьбы княжеств за объединение и другие.
Повесть «Подвиг отрока-киевлянина и хитрость воеводы Претича»,
вошедший в «Повесть временных лет», повествует о событиях, произошедших «В лето
6476 г.» (968 г.), о захвате русских земель печенегами.
Чтение статьи учебника с.42
-Когда возникла древнерусская литература? С чем это связано? Запишем в
тетрадь: «Древнерусская литература возникла в конце 10 века в связи принятием
на Руси христианства и возникновением церковно- славянского языка. Семнадцатым
веком завершается древнерусская литература».
-Понятие «древнерусская литература» включает в себя произведения, написанные
в 11-17 веках. Существует много жанров древнерусской литературы. Запишем их в
тетрадь. Это летописи, хождения, получения, жития, посланий, сочинений
ораторского жанра. С отрывками произведений каждого из этих жанров мы с вами
сегодня познакомимся.
-Будучи авторскими, литературные произведения были, как правило,
анонимы, так как, с одной стороны, древнерусские книжники редко указывали в
рукописях свое имя, считая себя не творцами, а лишь исполнителями высшей
Божественной воли; с другой- древнерусские тексты распространялись в рукописном
виде и древние книжники при переписывании могли перерабатывать текст, становясь
соавторами. Этим объясняется существование различных редакций одного и того же
литературного памятника.
3. Знакомство с произведениями древнерусской
литературы (20 мин.)
-А теперь мы знакомимся с текстами древнерусской литературы. Это будут
различные жанры. Сейчас прочитаем отрывок из « поучения Владимира Мономана».
Кто такой Владимир Мономах? Что такое поучение? Какова его цель? Можем мы сказать,
кто автор этого произведения?
«Поучение» Владимира Мономаха
(…) Сидя на санях, помыслил я в душе своей и
воздал хлаву богу, который меня до этих дней, грешного, сохранил. Дети мои или
иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей она будет люба,
пусть примет ее в сердце свое и не станет лениться, а будет трудиться.
Прежде всего, бога ради и души своей, страх
имейте божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, это ведь начло
всякого добра.
(…) Всего же более убогих не забывайте, но,
насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте
сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не
убивайте и не повелевайте его убить.
(…) В доме своем не ленитесь, но за всем сами
наблюдайте; не полагайтесь на тиуна или отрока, чтобы не посмеялись приходящие
к вам ни над домом вашим, ни над обедом вашим.
-К чему призывает нас Владимир Мономах? Кому
адресовано его поучение?
-Теперь прочитаем отрывок из жития Сергея
Радонежского. О чем, как вы думаете, повествуется в житии? Слово «житие» в
церковно-славянском языке означает «жизнь». Жителями древнерусские книжники
называли произведения, рассказывающие о жизни святых. Описанные в них истории
святых- предмет для подражания.
Житие преподобного и богоносного отца нашего,
Игумена Сергия, чудотворца.
(…) Преподобный отец наш Сергий родился от доброродных
и благоверных родителей, от отца, называемого Кириллом, и матери по имени
Мария, которые были угодниками Божьими, правдивы перед Богом и людьми
всяческими добродетелями украшены..
(…) И было некое чудо до рождения его; случилось нечто
такое, что недостаточно предать молчанию. Когда он еще был носим в утробе
матери, а один из дней, в воскресенье, мать его пошла в церковь, по обычаю,
когда поют святую литургию, и стала с прочими женщинами в притворе. И когда
хотели начать читать святое Евангелие в тишине, тогда внезапно младенец так
начал вопить в утробе матери, что многие от этого крика ужаснулась, как от
чуда, случившегося с младенцем.
-В житии всегда происходит чудеса, которые рассматриваются книжниками
как реально происходившие.
— Сейчас мы прочитаем отрывок из интереснейшего произведения
древнерусской литературы « Хождения за три моря» Афанасия Никитина. Афанасия
Никитина был купцом, по торговым делам( он ездил за товарами) Никитин совершал
путешествие в Индию, что и описал в своей книге. Было это в 1466 году.
«Хождение за три моря» Афанасия Никитина
За молитву святых отцов наших, господи Иисусе Христе,
сыне божий, помилуй меня, раба своего грешного, Афанасия Никитина сына. Написал
я грешное свое хождения за три моря: первое море Дербентское –море Хвалынское,
второе море Индийское – море Индостанское, третье море Черное – море
Стамбульское.
(…) И есть тут Индийская страна, и люди ходят все
голые: голова не покрыта, волосы в одну косу сплетены. Мужи и жены все черны.
Куда бы я ни пошел, так за мною людей много- дивятся белому человеку.
А князь их- фата на голове, а другая – на бедрах;
бояре у них ходят – фата на плече, а другая- на бердах; княгини ходят – фатой
плечи обёрнуты, а другой – бедра.
4. Подведение итогов ( 3 мин.)
— Как называется литература, с которой мы начали
знакомство?
— В какой временной промежуток она существовала?
— Какое событие повлияло на появление древнерусской
литературы?
— С какими жанрами древнерусской литературы мы
познакомились?
5. Домашнее задание ( 2 мин.)
Прочитать « Подвиг отрока-киевлянина и хитрость воеводы
Претича». Пересказ статьи на с.42.