С бабушкой в бане рассказы

                (Ñîáûòèÿ ðàçâîðà÷èâàþòñÿ â Òóëå ñ 1964-1994 ãîä)

  Ýòîò ýðîòè÷åñêèé ðîìàí â 36 èñòîðèÿõ íàïèñàíà ïî äíåâíèêàì Åâãåíèÿ Øâàðöà, êîòîðûé â íà÷àëå 1994 ãîäà ýìèãðèðîâàë â Èçðàèëü.  äàííîì ïðîèçâåäåíèè èçìåíåíû èìåíà, ôàìèëèè ãåðîåâ è êîíêðåòíûå ìåñòà îòäåëüíûõ èñòîðè÷åñêèõ äåéñòâèé, íåêîòîðûì îáðàçîì èçìåíåíî âðåìÿ ðàçâîðà÷èâàþùèõñÿ ñîáûòèé. À îñòàëüíîå, ÿ âàñ óâåðÿþ âñ¸ ÷èñòàÿ è îòêðîâåííàÿ, ïðàâäà, õîòÿ âåñüìà êîå-ãäå è ãîðüêàÿ, íî…
 òó äàë¸êóþ ïîðó ãîðîäèùå Òóëà íè÷åì îñîáåííî íå îòëè÷àëñÿ îò äðóãèõ òàêèõ æå ïðîâèíöèàëüíûõ ðóññêèõ ãîðîäîâ. Îí áûë íå ñëèøêîì óæ ðåëèãèîçíûõ, ñêîðåå ïàòðèàðõàëüíûõ òðàäèöèé, ñî ñòàðûìè ïðèâû÷êàìè è ñ íîâûìè íàðîäèâøèìèñÿ þíûìè òàëàíòàìè. È ïîýòîìó âñå ýòè íåâåðîÿòíûå ñîáûòèÿ ìîãëè ïðîèçîéòè â ëþáîì óãîëêå Ðîññèè, ñ ëþáûì  ìàëåíüêèì ìàëü÷èêîì, à âïîñëåäñòâèè è ñ ìîëîäûì ÷åëîâåêîì, ìóæ÷èíîé. Íî âñ¸-òàêè áîëüøèíñòâî ýòèõ èñòîðèé, ñëó÷èëîñü íåïîñðåäñòâåííî â Òóëå è, íè ñ êåì-òî, à èìåííî ñ Æåíüêîé Øâàðöåì. Ìíîãèå âçðîñëûå ìóæ÷èíû è æåíùèíû íàâåðíÿêà íåò-íåò, äà è âñïîìíÿò ïîäîáíûå ñëó÷àè èç ñâîåãî äàë¸êîãî äåòñòâà è äàâíåé ìîëîäîñòè. Íàéäóòñÿ, êîíå÷íî æå, îðòîäîêñàëüíûå ÷èòàòåëè, êîòîðûå ñäåëàþò âîçìóù¸ííûé âèä, è ñêàæóò, ÷òî ñ íèìè òàêîãî âîîáùå íèêîãäà íå ïðîèñõîäèëî è ýòîãî, â ñóùíîñòè, íå ìîæåò áûòü. Íî òîëüêî ÿ  èì  íå âåðþ!
 Óñòðàèâàéòåñü, ïîæàëóéñòà, ïîóäîáíåå è çíàêîìüòåñü. Ýòîãî ìàëåíüêîãî ìàëü÷èêà çîâóò Æåíüêà Øâàðö. Ïÿòü ìåñÿöà íàçàä åìó èñïîëíèëîñü öåëûõ ÷åòûðå ãîäà. Îí æèë ñ ìàìîé è ïàïîé â ðàáî÷åì ðàéîíå ãîðîäà Òóëû, â ìàëåíüêîì äîìå ïî óëèöå Øòûêîâîé, 51, âî äâîðå. Æåíüêà þòèëñÿ â ñâîåé êðîõîòíîé ïðîõîäíîé êîìíàòêå è ñïàë íà ñâîåé íîâîé ìàëåíüêîé îäíîñïàëüíîé êðîâàòêè, î êîòîðîé îí òàê äîëãî ìå÷òàë, ïîòîìó, ÷òî äî ýòîãî îí íåñêîëüêî ëåò ïî÷èâàë íà ñàìîäåëüíîé  ñêðèïó÷åé äåðåâÿííîé ðàñêëàäóøêå ñ ãðîçíûì íàçâàíèåì «êîçëû».
***
 Áûëî îáûêíîâåííîå ðàííåå ëåòíåå óòðî, à íà êàëåíäàðå ñåäüìîå èþíÿ 1964 ãîäà, âîñêðåñåíüå. Ñêâîçü ñëàäêèé ñîí Æåíüêà ñëûøàë íå ãðîìêèé  è íå òîðîïëèâûé ðàçãîâîð áàáû Ìàíè è ìàìû.
— Åãî íåëüçÿ ñ ñîáîé áðàòü, îí óæå áîëüøîé,- ãîâîðèëà áàáóøêà.
—  ïîñëåäíèé ðàç ÿ ïðîñòî îòîðîïåëà, êîãäà óâèäåëà åãî ãëàçà. Êàê îí ñìîòðåë íà ìåíÿ, ìíå äàæå áûëî ñòûäíî. Âûòàðàùèë ñâîè ãëàç¸íêè, âöåïèëñÿ èìè â ìîþ ïðîìåæíîñòü è ñìîòðèò, ñìîòðèò.
— Äà ÷òî òû ìàìà, îí æå åù¸ ñîâñåì ðåá¸íîê, äà è îòêóäà åìó ÷åãî ïîíèìàòü, äàæå ñìåøíî,- îòâå÷àëà ìàìà Æåíüêè.
— Íî âñ¸ ðàâíî, â æåíñêóþ áàíþ åãî ñ ñîáîé áðàòü áîëüøå íå íóæíî,- íàñòîé÷èâî ãîâîðèëà áàáà Ìàíÿ.
— Ó íåãî åñòü îòåö?- ðàññóæäàëà âñëóõ îíà.
— Åñòü,- ñàìà ñåáå îòâåòèëà áàáóøêà.
— Âîò ïóñòü Ñåì¸í åãî ñ ñîáîé â ìóæñêóþ áàíþ è áåð¸ò.
Æåíüêà óæå áûëî, ñîâñåì çàáûë, êàê îí õîäèë ñ ìàìîé è áàáóøêîé ïðîøëûé ðàç â áàíþ, íî ýòîò íåâîëüíî óñëûøàííûé ðàçãîâîð âäðóã çàñòàâèë åãî äåòñêóþ öåïêóþ ïàìÿòü âîçâðàòèòüñÿ â îäíî âåñåííåå âîñêðåñíîå óòðî.
Æåíüêà ñëàäêî ïîòÿíóëñÿ, ïåðåâåðíóëñÿ íà æèâîò è â ïîëóäð¸ìå ïåðåä ãëàçàìè ïîïëûëè ÿðêèå âîñïîìèíàíèÿ.  ñàìîì äåëå, ýòî áûëî òàê ïðèÿòíî, ïðèÿòíî, ÷òî íå õîòåëîñü ïðîñûïàòüñÿ. Æåíüêà  âñïîìíèë, êàê îí ñ ìàìîé è áàáóøêîé ìûëñÿ â ãîðîäñêîé áàíå. Êàê, áûñòðî ðàçäåâ åãî ïåðâûì, ìàìà ñ áàáóøêîé åù¸ ðàçäåâàëèñü, ñèäÿ íà ëàâêå ïðåäáàííèêà, à îí ïîáåæàë ê äâåðè, âåäóùåé â ñàìó áàíþ, ÷òîáû â ïîñëåäíèé ðàç ïåðåä íåé íàáðàòü, êàê ìîæíî áîëüøå ïðîõëàäíîãî âîçäóõà â ë¸ãêèå è ñ íèì âîðâàòüñÿ  â íåñíîñíóþ æàðó.
Ìàìà è áàáóøêà, âçÿâ Æåíüêó çà ðóêè, âòðî¸ì âîøëè  â æàðêîå è âëàæíîå ïîìåùåíèå. Ãóñòûå êëóáû ïàðà ãóëÿëè, êàê îáëàêà, ãîíèìûå ñèëüíûì âåòðîì. Õîëîäíûå êàïëè âîäû, ïàäàþùèå ñ ïîòîëêà íà ãîëîâó è ïëå÷è, ñèëüíî êóñàëèñü, ñëîâíî çëûå êîìàðû, íàïîëíÿÿ ïîìåùåíèå îáùåé æåíñêîé áàíè êàêîé-òî ñêàçî÷íî-ñòðàííîé, ñêîðåå çàãàäî÷íîé àòìîñôåðîé. Ïî÷òè ñîâñåì íè÷åãî íå áûëî âèäíî, òîëüêî åëå çàìåòíî â áåëîì ïàðó, ìåëüêàëè ãîëûå òåëà ëþäåé. Ìàìà è áàáóøêà çà ðóêè ïîäâåëè Æåíüêó ê áàííîìó òîï÷àíó è, óñàäèâ íà íåãî, âçÿëè æåëåçíûå øàéêè è,  íàïîëíèâ èõ ãîðÿ÷åé âîäîé,  ïåðâûìè ïðèíÿëèñü íàìûëèâàòüñÿ ãóñòîé âçáèòîé, áóäòî âàíèëüíûé çåôèð áåëîé ïåíîé.   ïîäìûøêàõ è âíèçó æèâîòà ó íèõ ïî÷åìó-òî å¸ áûëî îñîáåííî ìíîãî. Îíà áîëüøèìè êóñêàìè, êàê âàòà, âèñåëà è íàïîìèíàëà Æåíüêå áîðîäó «Äåäà Ìîðîçà», ïðèõîäèâøåãî åãî ïîçäðàâëÿòü äîìîé â Íîâûé ãîä. Ñêâîçü ýòó âàòó âðåìåíàìè ïðîñòóïàëè êó÷åðÿâûå ÷¸ðíûå âîëîñèêè. Æåíüêà åù¸ òîãäà ïîäóìàë: «Âîò çäîðîâî! Òðóñèêè, íàâåðíîå, íîñèòü íå íàäî è òàê òåïëî, è â ïîäìûøêè âåòåð íå çàäóåò, êîãäà áóäåøü ïî äâîðó ì÷àòüñÿ íà âåëîñèïåäå!».
Îí äàæå ðàññìåÿëñÿ è ñòàë ¸ðçàòü íà òîï÷àíå.
— Ñèäè ñïîêîéíî,- ñêàçàëà ìàìà, è å¸ íàìûëåííàÿ ðóêà îñàäèëà Æåíüêó.
 Ãîëûå ò¸òè è âçðîñëûå äåâî÷êè õîäèëè ìèìî íèõ ñ øàéêàìè, íàïîëíåííûìè ãîðÿ÷åé âîäîé è Æåíüêà âèäåë, êàê èõ ñèñè ïîäïðûãèâàëè, êà÷àëèñü èç ñòîðîíû â ñòîðîíó ïðè õîäüáå, áðûçãàÿñü êàïåëüêàìè âîäû, ñëåòàþùèõ ñ èõ ðàñïàðåííûõ êîí÷èêîâ. Æåíüêà ñèäåë íà êàìåííîì òîï÷àíå è íàòèðàë ñâîè ðóêè, íîãè è ãðóäü êîëþ÷åé ìî÷àëêîé ñ ìûëîì. Îí ñïåöèàëüíî ìíîãî íàìûëèë íà ñåáÿ ïåíû, ÷òîáû õîòü êàê-òî ïðèêðûòüñÿ îò äâóõ äåñÿòêîâ ëþáîïûòíûõ ãëàç ïðîòèâîïîëîæíîãî ïîëà, êîòîðûå, êàê åìó êàçàëîñü, íè÷åãî è íå äåëàëè, à òîëüêî ñìîòðåëè íà íåãî. Áàáóøêà ñòîÿëà ïåðåä íèì è, âûäàâèâ ñåáå íà ëàäîíè ÿè÷íîãî øàìïóíÿ, âåñåëî ïðîêîìàíäîâàëà:
— Áûñòðî çàêðûâàé ãëàçêè, à òî áóäåò ùèïàòü!- è, êàê êîøêà âöåïèëàñü åìó â ãîëîâó äâóìÿ ðóêàìè, âòèðàÿ øàìïóíü òâ¸ðäûìè ïàëüöàìè.
— Ãëàçêè íå îòêðûâàåøü? — ñïðîñèëà áàáóøêà.
— Íåò,- îòâåòèë Æåíüêà.
— Ñåé÷àñ ÿ íà òåáÿ ò¸ïëåíüêîé âîäè÷êîé ïîëüþ èç øàéêè,- ïîÿñíèëà îíà. È ò¸ïëàÿ, ïðèÿòíàÿ âîäà òÿæåëî, íî áûñòðî ïîêàòèëàñü ñâåðõó Æåíüêå íà ãîëîâó. Æåíüêà ïðèîòêðûë ãëàçà, è âîò ýòî äà… ïðÿìî ïåðåä åãî íîñîì, ïîáë¸ñêèâàÿ, äðîæàë è ñëåãêà äâèãàëñÿ âîëîñàòûé, êó÷åðÿâûé, ÷¸ðíûé,  íåìíîãî òðåóãîëüíûé êëóáîê, îò êîòîðîãî ââåðõ ïî ïóõëåíüêîìó æèâîòèêó, ê ïóïêó òÿíóëàñü åäâà çàìåòíàÿ ò¸ìíàÿ äîðîæêà èç ìàëþñåíüêèõ âîëîñêîâ. Ýòî áûëà íàñòîÿùàÿ áàáóøêèíà ïèñêà. Òàêàÿ ëîõìàòàÿ, ÷òî Æåíüêà åäâà ìîã ðàçãëÿäåòü òåìíåþùóþ âåðòèêàëüíóþ ñêëàäêó, èäóùóþ îò íèçà æèâîòà â ïðîìåæíîñòü.  íåé âîëîñèêè áûëè îñîáåííî ãóñòûå, îíè ñêðó÷èâàëèñü â íåáîëüøèå êîñè÷êè ïî êîòîðûì, êàê ïî æåëîáêàì ñòåêàëè ìûëüíûå ñòðóéêè, è âèñåëè êàïåëüêè âîäû íà ñàìûõ å¸ êîí÷èêàõ. È ýòî «áàáóøêèíî ÷óäî» çàêàí÷èâàëîñü ìåõîâûì ãðåáíåì, ïîõîæèì íà áàáóøêèíó áîëüøóþ ðàñ÷¸ñêó, òîð÷àùèì ìåæäó íîã. Îí çàâîðà÷èâàëñÿ ë¸ãêèìè ðåñíè÷êàìè â ëåâûé è ïðàâûé ïàõ ÷óòü-÷óòü çàãîðåëûõ, ãëàäêèõ ëÿæåê. À áîêîâûå ÷åðíÿâûå âîëîñêè ýòîãî «÷óäà» ñëåãêà äîñòàâàëè äî îêðóãëûõ êîñòî÷åê ñîðîêà òð¸õëåòíåãî, óïðóãîãî, øèðîêîãî áàáóøêèíîãî òàçà. Æåíüêà îöåïåíåë. Òàêîãî îí åù¸ íå âèäåë. Îí ñàì íå ïîíèìàë, ÷òî åãî òàê ïðèâëåêëî.
— Íó, âîëîñèêè è âîëîñèêè, ÷òî òóò òàêîãî,- äóìàë Æåíüêà. Íî áûëî â ýòèõ âîëîñèêàõ, êîñè÷êàõ, ñêëàäêå, ãðåáíå è ðåñíè÷êàõ ÷òî-òî, îò÷åãî Æåíüêå õîòåëîñü ñìîòðåòü è ñìîòðåòü íà íèõ, åìó çàõîòåëîñü ïîãëàäèòü áàáóøêèíó ïèñêó, êàê ÷¸ðíîãî ïóøèñòîãî êîò¸íêà, à ìîæåò äàæå ïðèæàòüñÿ  ê íåé è ïîöåëîâàòü. Íî íå, êàê ïèñêó, à, êàê ÷àñòü òåëà ëþáèìîé èì áàáóøêè èëè, êàê êîò¸íêà, îäíàêî Æåíüêà íå ðåøèëñÿ ýòîãî ñäåëàòü. Åìó ñòàëî âäðóã ñòðàøíî, à â ãðóäè êëîêîòàëî.
Åãî îöåïåíåíèå îáîðâàë íîâûé øêâàë ò¸ïëîé âîäû èç øàéêè è Æåíüêà ñ îáëåã÷åíèåì âûäîõíóë:
— Ôó…
— Íå ãîðÿ÷î? — ñïðîñèëà áàáóøêà.
— Íåò…,- ñëåãêà çàèêàÿñü, ïðîòÿíóë îí.
— ×òî ñ òîáîé?- ñïðîñèëà îíà.
— Íè÷åãî,- îòâåòèë Æåíüêà.
— Õâàòèò ñìîòðåòü â îäíî òî÷êó «ìàëîõîëüíûé»,- ñêàçàëà áàáóøêà Ìàíÿ è ïîâåðíóëà ñâîåé ðóêîé ãîëîâó Æåíüêè â ñòîðîíó îò ñåáÿ.
 — Íó, òîãäà âíó÷åê ëÿã íà æèâîòèê, íà òîï÷àí, ñåé÷àñ ÿ òåáå áóäó ñïèíêó ìûòü,- óâåäîìèëà áàáóøêà. Æåíüêà ë¸ã ïîñëóøíî íà æèâîò. Åãî ëèöî îêàçàëîñü ïåðåä ìàìèíîé ñïèíîé. Ìàìà ñèäåëà ïåðåä íèì, ò¸ðëà ìî÷àëêîé  íîãè è ðàçãîâàðèâàëà ñ êàêîé-òî äåâî÷êîé. Ïðè íàìûëèâàíèè ïÿòîê è ñòóïíåé íîã îíà ïåðèîäè÷åñêè íàêëîíÿëàñü âïåð¸ä, è âçîðó Æåíüêè îòêðûâàëîñü íîâîå ÷óäî, íîâîå òàèíñòâî æåíñêîãî îáíàæ¸ííîãî òåëà.  ýòîò ìîìåíò Æåíüêà íå âîñïðèíèìàë ñèäÿùåãî ê íåìó ñïèíîé ÷åëîâåêà, êàê ñâîþ ìàìó. Åìó íà ñàìîì äåëå êàçàëîñü, ÷òî ýòî íå ìàìà, à ÷óæàÿ ò¸òÿ, è îíà åãî íå çàìå÷àåò, ÷òî Æåíüêà àáñîëþòíî íåâèäèì.
— Æåíüêà ïðî ñåáÿ ïîäóìàë,- íàäî áû îá ýòîì Øóðêå è Ñàíüêå ðàññêàçàòü, âîò îíè áóäóò çàâèäîâàòü!
Áàáóøêà òåì âðåìåíåì, ïðèíÿëàñü íàìûëèâàòü åìó ñïèíó, ïîïó, íîãè. Ïîäõîäÿ áëèæå ê ãîëîâå, áàáà Ìàíÿ îñòîðîæíî íàòèðàëà øåþ è ïëå÷è Æåíüêè ñêîëüçêîé êîëþ÷åé ìî÷àëêîé. Âîçëå ïðàâîé Æåíüêèíîé ùåêè, ñëåãêà êàñàÿñü å¸, ìÿñèñòî ïîêà÷èâàëèñü äâå áàáóøêèíû ñèñè. Îíè áûëè áîëüøèå è òÿæåëûå, êðàñèâîé, êàê êàçàëîñü Æåíüêå ôîðìû. Íà èõ êîí÷èêàõ áûëè ò¸ìíî-êðàñíûå êðóãè íåìíîãî ìåíüøå ÷åì êðûøêà îò áàíî÷êè ñ ãóòàëèíîì, ñ ìíîæåñòâåííûìè ìàëåíüêèìè ïðûùèêàìè, à ïîñåðåäèíå ýòèõ êðóãîâ òîïîðùèëèñü äâà ñîñêà öâåòà âèøíè, ðàçìåðîì ñ ìàìèí íàï¸ðñòîê. Ýòè ñèñè ñîñêàìè òî è äåëî ùåêîòàëè åìó ù¸êó, à îäíà öåïëÿëàñü çà ïðàâóþ íîçäðþ Æåíüêèíîãî íîñà, ïðè ýòîì ñèñè ðàñêà÷èâàëèñü, óäàðÿÿñü äðóã îá äðóãà, ñëåãêà èçäàâàÿ ïðè÷ìîêèâàþùèé ìîêðûé çâóê. Êàïåëüêè âîäû  è ïàõó÷åãî áàáóøêèíîãî ïîòà ñîáèðàëèñü íà íàáóõøèõ îò ãîðÿ÷åé áàíè ñîñêàõ è ïàäàëè Æåíüêå íà ãóáû. Îí, ñëèçûâàÿ èõ, ñëèçûâàë âêóñ òîïë¸íîãî ìîëîêà ñ ì¸äîì. Æåíüêà çàêðûë ãëàçà, ïðèîòêðûâ ñëåãêà ðîò, è ëåâûé ñîñîê ïðîñêîëüçíóë ïî ãóáàì è ÿçûêó, îñòàâëÿÿ  ÷óâñòâî ñâîåé óïðóãîñòè è ñëàäêîâàòîñòè. Ïîâåðíóâ ãîëîâó è óïåðøèñü ïîäáîðîäêîì î êàìåííûé òîï÷àí, Æåíüêà ñòàë ñìîòðåòü íà ìàìèíó ïîïó. Òîëüêî òåïåðü îí óâèäåë, ÷òî îíà áûëà ãëàäêîé è îêðóãëîé, ðàçäåëÿëàñü íà äâå îäèíàêîâûå ïîëîâèíêè. Îíà ñàìîïðîèçâîëüíî íà êàæäîé èç íèõ äâèãàëàñü âëåâî âïðàâî, âçàä è âïåð¸ä, âûãîíÿÿ èç-ïîä ñåáÿ ìàëåíüêèå ìûëüíûå ïóçûðüêè.
— Óõ, òû,- ïðîøåïòàë Æåíüêà è óëûáíóëñÿ. Ìàìà íàêëîíèëàñü î÷åðåäíîé ðàç âïåð¸ä, è ïåðåä åãî äåòñêèìè ãëàçàìè ïîÿâèëîñü «çàãàäî÷íîå ñóùåñòâî». Ýòî «ñóùåñòâî» áûëî ïîõîæå íà ðå÷íóþ áîëüøóþ äâóõ ñòâîð÷àòóþ ðàêóøêó, òàêèå Æåíüêà íàõîäèë â çàëèâíûõ îçåðöàõ ðåêè Îêè ïðîøëûì ëåòîì, êîãäà åçäèë ñ ðîäèòåëÿìè ñîáèðàòü ãðèáû ïîä ãîðîä Àëåêñèí.
— Òî÷íî, ýòî áûëà ðàêóøêà,- ðåøèë îí, òîëüêî îíà áûëà âñÿ çàðîñøàÿ êðó÷¸íûìè âîëîñàìè, à ìåæäó äâóõ áîëüøèõ âçäóòûõ ñòâîðîê òîð÷àë ìàëåíüêèé ïàëü÷èê.
— Àãà, çíà÷èò ó ìàìêè òîæå, êàê è ó ìåíÿ ðàñò¸ò ïèñêà, íî ñîâñåì åù¸ ìàëåíüêàÿ,- ïîäóìàë Æåíüêà.
— Ïåðåâîðà÷èâàéñÿ íà ñïèíêó,- ñêàçàëà áàáóøêà, è Æåíüêà ïåðåâåðíóëñÿ. Åãî ïèñêà ñòàëà íàãëî òîð÷àòü ââåðõ, êàê ìîëîäåíüêèé æ¸ëóäü, îïèðàÿñü íà äâå íåäîçðåëûõ ãîðîøèíû, è âûãëÿäåëà ñìåøíûì äîïîëíåíèåì ðÿäîì ñ æåíñêèìè ôîðìàìè ìàìû è áàáóøêè. Áàáà Ìàíÿ ïîâåðíóëàñü ê Æåíüêå çàäîì è, íàêëîíèâøèñü âïåð¸ä, ïðèíÿëàñü ìûòü åìó íîãè ìî÷àëêîé. Æåíüêà âöåïèëñÿ ãëàçàìè â áàáóøêèíó ïîïó. Îíà áûëà áîëüøå ìàìèíîé. Ñûòûå å¸ áóëêè, êàê ìàëåíüêèå ãîðáû ïîäíèìàëèñü íåìíîæêî ê òàëèè, è âñÿ ïîïà íàïîìèíàëà äâå ïóõîâûõ ïîäóøêè. Èç íèæíåé ÷àñòè ïîëîâèíîê å¸ òîð÷àëè äâà ïëîñêèõ ìîõíàòûõ êðûëûøêà, êðåïêî ïðèëèïøèõ ê ñûðûì ëÿæêàì, ìåæäó êîòîðûõ, áåññîâåñòíî ïîëóìåñÿöåì âûêàòèëèñü äâå âîëîñàòûõ áàðàíêè ñäîáíîãî öâåòà. È âñ¸, ÷òî ðàíüøå ñïåðåäè  ïðèêðûâàëîñü ìåõîâûì ãðåáíåì, òåïåðü äëÿ Æåíüêè îòêðûâàëîñü êðóïíûì ïëàíîì, ïîâîðà÷èâàëîñü ïîä ðàçíûì óãëîì. Âîëîñàòûå ðóìÿíûå áàðàíêè çàêàí÷èâàëèñü ïðÿìî âîçëå ñàìîé äûðî÷êè ïîïû, êîòîðàÿ âîêðóã áûëà ñëåãêà ïîä¸ðíóòà ò¸ìíûì ïëþøåâûì ïóøêîì. Æåíüêà ïåðåâ¸ë âçãëÿä íà áàáóøêèíû ñèñè. Îáæèìàÿñü â êðóã íîã Æåíüêè, âìåñòå ñ ìî÷àëêîé îíè òàñêàëèñü ïî íèì òóäà-ñþäà, íàòèðàÿ  èõ äî áëåñêà, ïðèÿòíî äàâèëè, ñøèáàÿ ñîñêàìè-íàï¸ðñòêàìè Æåíüêèíû êîëåíêè. Ïîòîì äâóìÿ òÿæ¸ëûìè ãèðÿìè ïðîâîëîêëèñü ïî Æåíüêèíîìó òîð÷àùåìó æ¸ëóäþ. Æåíüêà çàêðè÷àë:
— Ùåêîòíî!- è çàñìåÿëñÿ.
— Íó, òîãäà âñ¸ îñòàëüíîå ìîé ñàì,- ñêàçàëà áàáóøêà Ìàíÿ è ïîøëà â ñòîðîíó äóøåâûõ êàáèíîê.
Ãîðÿ÷èé ïàð òàê íèçêî îïóñòèëñÿ, ÷òî òåëà ëþäåé áûëè âèäíû ëèøü äî ïîÿñà. È Æåíüêà ñìîòðåë â ñëåä óõîäÿùåé áàáóøêè, âîñõèùàÿñü, êàê îíà èä¸ò, âèëÿÿ ñâîèì êðóãëûì ðàñïàðåííûì çàäîì.
— Ìàìà, äàâàé ÿ òåáå ñïèíêó ïîìîþ!- âåñåëî çàÿâèë Æåíüêà.
— Ïîìîé,- îòâåòèëà ìàìà è ëåãëà íà æèâîò. Æåíüêà âçÿë ìî÷àëêó. Îí ñòàë ìåäëåííî âîäèòü ïî ñïèíå, îäíîâðåìåííî êàñàÿñü âñåìè ïàëüöàìè ãîðÿ÷åé ìàìèíîé ôèãóðû. Ðóêà ãóëÿëà ïî áîêàì òóëîâèùà, îãèáàÿ âûïèðàþùèå øàðèêè íà ïîëîâèíó ïðèêðûòûõ òâ¸ðäûõ ñèñü, ïåðåïðûãíóëà ÷åðåç ïîëîâèíêè îêðóãëîé ïîïû, ÷óòü çàäåâ, ïîäàòëèâûå áàðàøêè âîëîñèêîâ, òîð÷àùèõ âèíîâàòî èçíóòðè ñäâèíóòûõ âìåñòå ìÿñíûõ áóëî÷åê. Æåíüêå ýòî î÷åíü ïîíðàâèëîñü. Îí ñíîâà îáìûë ìî÷àëêó â øàéêå è åù¸ ðàç ïðîâ¸ë åé ïî ïîïå, òåì ñàìûì ñìûë ñ êðàñèâûõ âîëîñêîâ âñþ ïåíó è óâèäåë, êàê îíè ñêðóòèëèñü â ñóìàñøåäøèå âîëîñÿíûå ñïèðàëüêè, èñïûòàâ ïðè ýòîì ÷òî-òî ñòûäëèâîå è ãîðäîå.
— Ñïàñèáî,- ñêàçàëà ìàìà, ñàäÿñü íà ïðåæíåå ìåñòî. Æåíüêà ïîñìîòðåë íà äóøåâûå. Èç ãóñòîãî êëóáÿùåãîñÿ ïàðà ê íåìó øëè íîãè, ïîòîì íèæíÿÿ ïîëîâèíà áàáóøêè. Ñâî¸ òåëî îíà íåñëà ëåãêî, ÷¸ðíàÿ òðåóãîëêà ïèñêè êðàÿìè äâóñòîðîííåãî ãðåáíÿ çàõâàòûâàëà îäíó, à çàòåì äðóãóþ ëÿæêè. Åù¸ ñòåêàþùèå ñòðóéêè âîäû, áîðîçäèëè å¸ ñìîëÿíóþ âîëîñàòóþ êèñêó, îíà ïðè õîäüáå øåâåëèëàñü, êàê æèâàÿ, áûñòðî ïðèáëèæàëàñü ê ëèöó Æåíüêè, ñòàíîâÿñü âñ¸ êðóïíåå, êðóïíåå è êðóïíåå. Ïðèêîñíóëàñü ê íîñó è ìÿãêî âðåçàëàñü  â  ëîá, ãóáû, ù¸êè!
— Îé!- âñêðèêíóëà áàáóøêà.
— Íè÷åãî íå âèäíî â òàêîì òóìàíå!- ïðîäîëæàëà îíà.
— Æåíå÷êà, ÿ òåáÿ íå óøèáëà?
— Íåò, áàáóëåíüêà,- ñêàçàë ëàñêîâî îí.
— À ó ñàìîãî â äóøå ïåëî è òàíöåâàëî. Îí æå ïîöåëîâàë «áàáóøêèíî ÷óäî».
— Óðà!- ìîë÷à, ïðîêðè÷àë Æåíüêà.
*
— Æåíÿ, Æåíå÷êà, ñûíî÷åê… âñòàâàé,- òèõî íà óõî ïðîïåëà ìàìà.
— Óæå óòðî. Ñîáèðàéòåñü ñ ïàïîé  â áàíþ, à òî Âû ó ìåíÿ ñòàëè ãðÿçíûå, êàê ïîðîñÿòà,- äîáàâèëà îíà.
— À òû ñ áàáóøêîé ñ íàìè áóäåøü ìûòüñÿ? — ñïðîñèë Æåíüêà.
— Íåò, ñûíî÷åê, ìû ñ áàáóøêîé áóäåì ìûòüñÿ îòäåëüíî. È ïîöåëîâàâ åãî â ëîá, ìàìà ñ áàáóøêîé âûøëè â äâåðü.
— Âîò çäîðîâî,- çàêðè÷àë Æåíüêà è âñòàë ñ êðîâàòè.
Ãîðîäñêàÿ áàíÿ ¹ 1 íàõîäèëàñü íå äàëåêî îò èõ äîìà, ïîýòîìó Æåíüêà ñ îòöîì ïîøëè ïåøêîì. Îíè øëè ïî Àðñåíàëüíîé, çàòåì Êîìñîìîëüñêîé óëèöå, ìèìî «Õëåáîçàâîäà ¹ 3» è âûøëè íà ïåðåêð¸ñòîê óëèö Ìàêñèìà Ãîðüêîãî è Îêòÿáðüñêîé. Áîëüøèì ïàðîõîäîì, ïóñêàþùèì áåëûé ïàð, ñòîÿëà íà ïðèãîðêå, ìåæäó âåòõèõ äîìîâ, ãîðîäñêàÿ áàíÿ.
— Íàêîíåö-òî ÿ áóäó ìûòüñÿ ñ ìóæèêàìè,- äóìàë Æåíüêà, äåðæàñü çà ðóêó îòöà, è âïðèïðûæêó ø¸ë ðÿäîì, ñòàðàÿñü íå îòñòàâàòü.
Îíè ïðîøëè ñðàçó íà âòîðîé ýòàæ áàíè. Îòöà âñòðåòèë äÿäÿ  â áåëîì õàëàòå. Ïàïà åìó ñêàçàë:
— Ïðèâåò äÿäÿ Âàíÿ!
— Ïðèâåò,- ñóõî îòâåòèë äÿäÿ Âàíÿ. Îòåö äàë åìó 20 êîïååê çà äâîèõ, òàê áûëî â äâà ðàçà äåøåâëå, ÷åì ïî áèëåòàì, è äÿäÿ Âàíÿ ñîïðîâîäèë èõ â äóøåâóþ.
— Óðà,- êðèêíóë Æåíüêà, âáåæàâ â îòäåëüíóþ äóøåâóþ êîìíàòó. Òàì áûëî ÷èñòî è óþòíî, òîëüêî îí è ïàïà.
Æåíüêà ìûëñÿ ïîä äóøåì, è êðàåì ãëàçà îñìàòðèâàë ïàïèíó ïèñêó. Îíà áûëà äëèííàÿ è òîëñòàÿ, êàê áîëüøàÿ «ñàðäåëüêà», îòêðûòàÿ è âèäíî áûëî êðóãëóþ ãîëîâêó ñ äûðî÷êîé â öåíòðå. Âîêðóã «ñàðäåëüêè» ðîñëè ãóñòûå  ÷¸ðíûå äåáðè, à ïî áîêàì îò íå¸ áîëòàëèñü, èìåííî áîëòàëèñü äâà îãðîìíûõ ÿè÷êà, ñ ðåäêèìè âîëîñàìè ïîõîæèìè íà ïðóæèíêè. Æåíüêà îñìîòðåë ó ñåáÿ ïèñêó, è ïîäóìàë:
— Ñêîðåé áû îíà âûðîñëà ó ìåíÿ òàêîé æå áîëüøîé, êàê ó ïàïû. ß áû òîãäà îáÿçàòåëüíî ïîêàçàë å¸ ìàìå è áàáóøêå, îíà áû èì òî÷íî ïîíðàâèëîñü.
— Ý-õå-õå,- íà âûäîõå ïðîèçí¸ñ Æåíüêà.
Ïðèäÿ, äîìîé ìàìà èõ âñòðåòèëà è, óëûáàÿñü, ñïðîñèëà ó Æåíüêè:
— Íàìûëèñü ìîè ðîçîâûå ïîðîñÿòêè?
— Äà!- îòâåòèë Æåíüêà.
— Íó, òîãäà äàâàéòå ïèòü ÷àé ñ ïðÿíèêàìè,- ñêàçàëà îíà è ïîøëà, ñòàâèòü ñàìîâàð íà êóõíþ. Æåíüêà ïîáåæàë çà íåé è, îïóñòèâ ãîëîâó, òèõî ñïðîñèë:» Ìàì, à ïî÷åìó ó òåáÿ íåò ïèñêè, êàê ó íàñ ñ ïàïîé?». Ìàìà ïîñìîòðåëà íà íåãî, äîëãî ñìåÿëàñü, à ïîòîì îòâåòèëà:
— Äàâíî, äàâíî, êîãäà ÿ áûëà ìàëåíüêîé äåâî÷êîé, òî ó ìåíÿ òîæå áûëà ïèñêà. Íî îäíàæäû ëåòîì, áûëî î÷åíü æàðêî, ÿ íå ïîñëóøàëàñü ñâîþ ìàìó è íå íàäåëà òðóñèêîâ. Òàê âîò, ïðîáåãàâøàÿ ìèìî áîëüøàÿ ñîáàêà, îòêóñèëà ìíå ïèñêó!
— Ïðàâäà?- óäèâë¸ííî ñ èñïóãîì ñïðîñèë Æåíüêà.
— È ó áàáóøêè òîæå?
— È ó áàáóøêè,- ñìåÿñü, ïîâòîðèëà ìàìà.
— Ìàì, à  ÿ  íèêîãäà íå áóäó ãóëÿòü áåç òðóñèêîâ,- çàâåðèë Æåíüêà.
— Âîò è õîðîøî,- ñêàçàëà ìàìà.
È îíè â÷åòâåðîì ïèëè ãîðÿ÷èé àðîìàòíûé ÷àé ñ ïðÿíèêàìè, è Æåíüêà áûë î÷åíü ñ÷àñòëèâ, ÷òî ó íåãî åñòü òàêèå õîðîøèå: ìàìà, ïàïà è áàáóøêà.

С.Сорокина― Здравствуйте, это программа «В круге Света», у микрофона Светлана Сорокина, здесь со мной в студии Александр Григорьевич Асмолов, доктор психологических наук, академик Российской академии образования. Здравствуйте, Александр Григорьевич.

А.Асмолов― Добрый день.

С.Сорокина― И надеюсь, что по Skype, а может быть, по телефону, но должен нас наконец услышать Андрей Кураев, философ, богослов, писатель. Здравствуйте, Андрей Вячеславович. Слышите нас?

А.Кураев― Добрый день. Да, слышу.

С.Сорокина― Слышите? Я вот что-то плохо слышу.

А.Кураев― Нет, я хорошо вас слышу.

С.Сорокина― Отлично. Ну уже здорово. Возможно, после новостей середины часа к нам ненадолго присоединится Ксения Мишонова, она уполномоченный по правам ребёнка Московской области, потому что сегодня наш разговор будет, конечно же, продиктован свежим событием. Дело в том, что вчера утром в помещении православной гимназии рядом с Введенским владычным женским монастырём в Серпухове 18-летний Владислав Струженков, уже известны его имя и фамилия, произвёл такой самоподрыв. Неизвестно, это у него случайно получилось, он хотел зайти с этим самодельным взрывным устройством внутрь гимназии или как-то вот сознательно подорвал на ступеньках у этой гимназии – но тем не менее, сам он очень тяжело пострадал, и ещё пострадало, по разным данным, 10-12 детей, которые были рядом. Сразу возникли, конечно, версии про то, что бывший учащийся этой гимназии так протестовал против буллинга или чего-то плохого, отношения в гимназии. Хотя потом это было развеяно, сам он сказал, что просто хотел убивать людей. О чём вы подумали, когда вы узнали об этом происшествии, Александр Григорьевич, о чём вы подумали?

А.Асмолов― Я когда узнал об этом происшествии, прежде всего лишился разума, у меня была просто боль. Действительно, вся эта цепь событий – Пермь, Московская область, и то, что я чувствую невероятное цунами агрессии, которое захлёстывает детский разум и начинает определять их поведение, и мы прячемся в слово буллинг, не говоря другое слово, которым оно переводится, под названием травля, что звучит, как мне кажется, более метко о происходящем сегодня в нашем обществе. Поэтому у меня была боль, и потом ещё раз я задумался о том, каждый раз, понять мотивы тех ребят, которые идут и говорят: «Мы хотим унести жизни, мы хотим убить»

С.Сорокина― Понять это сложно, что касается буллинга – вроде бы не подтверждается. Учителя и ученики говорят, не было ничего такого во время его обучения в этой гимназии – тем не менее, он пришёл и решил действовать таким образом. Теперь я хотела к Андрею Кураеву обратиться. Я, к сожалению, вас практически не слышу. Вы слышите меня, да?

А.Кураев― Прекрасно вас слышу.

С.Сорокина― Как же мне быть, я вас плохо слышу. Вы сразу после этого происшествия, когда к вам обратились за комментарием, сказали: нет никакой традиции православной педагогики, тем паче монастырской. Церковные школы – это пространство экспериментов на детях. Почему вы так сказали?

А.Кураев― Сначала всё-таки позвольте уточнить. Буллинг есть. Это та ситуация, когда самому Владиславу верить нельзя. Это не он сказал, это сказали полицейские, которые только одни имеют доступ к нему в больнице, и они только озвучивают ту версию, которая им выгодна, что, дескать, его не преследовали, никакого буллинга не было и так далее. Второе, есть рассказы учеников о том, что буллинг всё-таки был. Рассказы учителей здесь никакой ценности не имеют, потому что они всегда будут говорить, что всё было хорошо и нормально.

С.Сорокина― Мне ничего не слышно вообще. Да-да-да, продолжайте.

А.Кураев: Рассказы учителей никакой ценности не имеют, они всегда будут говорить, что всё было хорошо

А.Кураев― Поэтому я бы не торопился снять тему буллинга с обсуждения и предположений. Теперь что касается в целом – да, действительно, традиция церковной педагогики не может существовать по двум причинам. Первая – самая простая. Самая сложная проблема современной педагогики – отношения с подростками. А вот именно подростков традиционная культура не замечает. В традиционной культуре нет подростков, потому что едва только, если говорить языком средневековых романов, у девочки расцветает бутон её женственности, её сразу выдают замуж, а если у мальчика, как писал Августин в «Исповеди» «Отец заметил в бане, что я одет в одежды юношеской тревоги» — его сразу тоже женят. Соответственно, эти ранние браки 12-13-летних решали нынешнюю проблему гиперсексуальности подростков, которая сублимируется ими в агрессивность. Современное общество продлевает культурно-социальное детство человека лет так до 25. В Византийской империи в 25 лет можно было быть бабушкой уже, то есть, говоря языком Библии, увидеть детей своих детей. Поэтому в традиционной культуре советов, как общаться с трудными подростками, просто не найти. Вторая причина отсутствия традиции церковной педагогики состоит в том, что авторитетные церковные книги, книги святых отцов – это книги монахов. То есть, бездетные безбрачные старцы никогда не ломали головы над тем, как обращаться с дочкой на выданье – это не их проблемы, поэтому в их книгах советов по этому поводу не найти. Первый учебник для детей по Закону Божию был издан в 1867 году! Понимаете, ну о чём тут говорить? И учебник этот, конечно, был весьма и весьма неудачный. На коленке сегодня всё это создаётся. Есть очень удачные примеры церковных курсов, церковных школ, но слово «церковный» здесь относится только к контенту, потому что обычно это результат синтеза и импорта, то есть, удачные наработки современной педагогики, детской возрастной педагогики берутся кем-то из педагогов, работающих в церкви, и обращаются к церковным детям. То есть, это не воспроизведение трафаретов церковной педагогики традиционной, эти трафареты описаны в конце концов в «Домострое» и в «Очерках бурсы» Помеловского. Это импорт, замечательно, что этот импорт есть – но просто поменьше пафоса, господа. Не надо хвастаться – к сожалению, проблемы у нас одинаковые, поэтому считать, что у нас есть – помните, был замечательный советский фильм «Ключ без права передачи», именно о школе – так вот, нет у нас, у церковников, такого ключа в наших руках. Нет каких-то уникальных ноу-хау. Поэтому всё упование на Александра Григорьевича.

А.Кураев: Современное общество продлевает культурно-социальное детство человека лет так до 25

С.Сорокина― Да-да, Александр Григорьевич, вы согласны во всём, что сказал Андрей?

А.Асмолов― Я прежде всего слышу Андрея с чувством сорадования. Есть такая форма – сострадать могут и люди, а сорадоваться могут только ангелы – это сказал один из поэтов ушедшего позапрошлого века. И когда я слышу Андрея, это чувство возникает потому, что каждый раз, когда ты видишь, как мощно набирает интеллектуальную и духовную энергетику тот, кто является выпускником факультета философии Московского университета, когда ты видел этого человека студентом и видишь, как он искромётен и переживает разные бури своей судьбы, при этом не боясь развиваться и обладая мужеством быть личностью – у меня чувство сорадования. Вместе с тем, будущее, как сказал Андрей, то, что уповает – я хотел бы усомниться в некоторых моментах. Дело заключается в том, что я был, опираясь на одну замечательную школу, которую Андрей великолепно знает, на научную школу, она называется школа ментальности, или французская школа анналов, эта школа очень чётко показала культурно-исторический характер взрослости, взросления и самой категории детства, это первое. И я бы не мог так решительно сказать, были ли подростки в средние века и какое было к ним отношение. Я просто приведу вам пример. Когда капитан мушкетёров обращается к мушкетёрам и говорит тем, у кого бороды, усы и так далее – а это какой-нибудь наглый дерзкий Д’Артаньян: «привет, дети мои». «Дети» в культуре отражало прежде всего тех, за кого ты отвечаешь. Категория взрослости и детства, то, за кого мы отвечаем, категория ответственности. Уже в Средневековье, которое изучено благодаря многим исследователям, прежде всего, гениальному автору книги «Категории средневековой культуры» Аарону Гуревичу, показано, что другие были модели коммуникации. В Средневековье существовала особого рода идеология и технология работы с подростками и при посвящении в те или иные религиозные практики. Я, наверное, немножко задену этим слух Андрея – но это именно религиозные практики. Нас обучали, уже я говорю «нас», как делали визуализацию образов, как это делали в школе иезуитов. Когда человека тренировали, воспитывая как личность, его погружали в темноту, то есть, депривировали потоки информации, и он должен был уметь владеть собой. Он должен был уметь делать удивительные вещи.

С.Сорокина― Вы это к чему?

А.Асмолов― А я к тому, что были традиции культурных религиозных практик, которые были и существовали, и этих культурных…

С.Сорокина― И способствовали воспитанию в том числе?

А.Асмолов― Я боюсь слова «воспитание». Воспитание – это социальное страхование рисков детства. Для того, чтобы человек мог овладевать собой, овладевать своим поведением. И это я именно к тому – возвращаясь к тому примеру, который приводил Андрей, я подтверждаю – никогда вам правила не выдадут информацию, был буллинг или нет. Это абсолютно точно. Спрашивать учителей, был буллинг – нет, не было буллинга, ответит учитель. А спрашивать – был буллинг, где ты был как учитель – поэтому мы имеем здесь неосознанное защитное поведение взрослых по отношению к буллингу.

С.Сорокина― Остановимся на минутку, чтобы уйти на рекламу, оставайтесь с нами, важный разговор.

РЕКЛАМА

С.Сорокина― Ещё раз вас приветствую, «В круге Света», ещё раз – у нас важный тяжёлый разговор, который спровоцировало вчерашнее происшествие в Серпухове, где подросток подорвался на самодельном устройстве взрывном, вокруг пострадало ещё человек 10 детей. Андрей Кураев, Александр Асмолов мои собеседники сегодня в этом разговоре, и вот о чём хотела спросить. Естественно, сразу привлекла внимание церковно-приходская школа, или просто церковная школа, православная гимназия, на пороге которой всё произошло, и размышления о том, насколько лучше или, может быть, хуже образование в церковной школе. Об этом тоже стали задумываться. Я сразу вспомнила, что моя бабушка, которая тоже родилась в начале 20 века, тоже ходила в церковно-приходскую школу. И это было единственное образование, которое она получила. Она ходила, по-моему, в двухклассную школу, так, по-моему, называлась, где они 4 года учились, освоила чтение, письмо, научилась считать. Насчёт Закона божия я не уверена, бабушка как-то когда не являла этого – но, в принципе, не было ощущения, что она безграмотный человек. У меня всегда было ощущение, что церковно-приходские школы в своё время решили большую и очень важную задачу – ведь к началу, к 17му году их было много-много-много, разнообразных учебных заведений, которые курировала и поддерживала церковь. Вот я к Андрею хотела обратиться в этом смысле, в своё время действительно церковно-приходское образование плюс училища всевозможные, которые были – они ведь очень помогли решать задачи безграмотности?

А.Кураев― Безусловно, это был проект прокурора Константина Победоносцева, которого обычно у нас обычно принято критиковать, это его наследие. Именно его аппаратная настойчивость позволила создаь сеть церковно-приходских школ, притом он руководствовался здесь не прагматизмом. Если создавать структуры по всей стране, надо использовать уже наличествующую инфраструктуру и уже имеющихся образованных людей, а это духовенство, это приходская сеть. Социальных сетей просто не было в стране. Он на церковные структуры возложил дополнительную нагрузку. Собственно, эта идея ещё весь 19й век была, ещё со времён двойного министерства. В ней был определённая своя здравость, только когда университеты в эту структуру попытались включить – тогда появлялись замечательные анекдоты, что профессора казанского университета, математика спрашивают: скажите, вот требует Петербург, чтобы в каждой лекции в вашем курсе было упоминание про бога, как вы с вашим курсом математике это сделаете? – Очень просто. Студенты, по милости Божией, два плюс два будет четыре.

А.Асмолов: Я боюсь слова «воспитание». Воспитание – это социальное страхование рисков детства

А.Асмолов― Да, Андрей, тут добавляют, когда спрашивают в этой же логике, что такое божья сила – то отвечали, это божья масса на божье ускорение.

С.Сорокина― Да, посмеяться всегда были горазды. Александр Григорьевич, как, по-вашему, вот само церковное образование, я прочитала, что около 20 тысяч учреждений, так или иначе курируемых церковью, ну, которые, конечно, поддерживались в том числе и бюджетно, как мы сейчас говорим, и сообществами, тем не менее, были под эгидой церкви православной. Как эти учебные заведения – оказывали всё-таки влияние на подрастающее поколение или всё прахом, потому что 17й год показал, что за душой, что называется, бога-то не было

А.Асмолов― Прежде всего, когда мы говорим, что были подобного рода школы, мы должны понимать, что эти школы были отданы господствующей идеологии. Напоминаю вам, уже упоминал Андрей Победоносцева, но дело в том, что его предшественник, граф Уваров, ввёл великую свою триаду – православие, самодержавие, народность. А когда вы вводите идеологическую систему, вы должны её воспитывать. Может быть, эта идеология и отдыхала (я говорю очень осторожно) в Царскосельском лицее, но она чётко проводилась как своего рода одевание матриц (я воспользуюсь таким термином) и кодов сознания. Но, как только вы школьное образование сводите в традиционном смысле к потоку слов, к менторству, менторство не порождает ценностные установки человека. Сколько бы вы ни говорили о великих словах, всё пролетает по большому счёту мимо. Это другие совершенно практики, чтобы вы почувствовали, приняли те или иные ценности, из них бы родились разные мотивы. Иными словами, при всей риторике церковно-приходские школы давали во многом риторику, но куда больше давали то, что называлось, если говорить о католической традиции, обряды инициации в широком смысле конфирмации, я имею в виду, когда должны были отстоять и перейти в другую возрастную категорию, создавались модели поведения в ситуации неопределённости.

С.Сорокина― А у нас?

А.Асмолов― Знаете, здесь, скорее, я хитро перекину вопрос Андрею. Я могу рассказать, как это делалось у индейцев Северной Америки и как это делается в католической традиции, но я не знаю, были ли подобные модели посвящения во взрослость (обратите внимание) и на право ответственного принятия решения, что стоит за этими обрядами, в православной традиции. Если угодно, тут должен говорить профессионал.

С.Сорокина― Сможете ответить, Андрей?

А.Кураев― Безусловно, возрастные инициации были и в русской народной культуре, но это были направления в русской народной культуре, причём такой не-книжной и низовой, они были и в наших городских дворах в 50х годах, 60х, «докажи, что ты мужик» — и надо было что-то для этого сделать, не знаю, в лучшем случае, поцеловать незнакомую девушку где-то по дороге – а то и где-то надо было украсть что-то. Но это не церковная традиция, в церкви этого не было. Кстати, у католиков конфирмация не связана с каким-то психологическим переживанием, это отложенный под влиянием Реформации обряд миропомазания – для этого надо сдать экзамен по знанию Закона божьего и так далее, но это чисто школьная вещь и она не имеет такого состояния внутренней потрясённости, рождения заново, которое было у традиционных племён, скажем, Амазонии, ещё где-то, где надо было через боль, через кровь буквально, доказать, что ты настоящий охотник, ты можешь прокормить семью и ты завоевал право привести в свой вигвам женщину. Ни у нас, ни у католиков этого нет. Когда я, Александр Григорьевич, говорил, что нет традиции церковной педагогики, имел в виду православную – дело в том, что проблема, уж простите, клерикальной педофилии была замечена очень давно, ещё в первом тысячелетии, когда монашество зародилось, но Восток и Запад (христианский Восток и христианский Запад) шли разными путями. Христианский Восток путём ригоризма, и была создана зона безопасности, стерильная зона вокруг монастырей. То есть, по нашим законам, если мальчик появляется в монастыре, монах должен оттуда убегать. Это неправильный монастырь. Католики взяли на себя риск, и сказали: «Пусть при монастырях и соборах будут школы» — в итоге там появились традиции университетов, выросших из монастырей, потрясающие традиции педагогики и так далее – но и тот огромный букет печальных новостей, которые приходят к нам из западных стран – это тоже одно из следствий того решения. У нас же не было традиций монастырской педагогики, поэтому опять же сегодня приходится её создавать заново. Это замечательно, когда есть ситуация поиска. Плохо, когда в этом не признаются. Когда говорят, что у нас уже есть готовые рецепты, по которым мы будем готовить бабушкин борщ. Это неправда.

С.Сорокина― А что плохого, чтобы признаться?

А.Кураев― Это креативная кухня, и мы готовим что-то новенькое. Но имейте в виду, вы ставите эксперименты на детях – поэтому будьте готовы к неудачам.

С.Сорокина― Не хочу сейчас задавать следующий вопрос – нам буквально через несколько секунд надо уйти на новости. Сразу после новостей середины часа мы продолжим наш разговор.

НОВОСТИ

С.Сорокина― Ещё раз приветствую вас, это «В круге Света», говорим сегодня о проблемах образования, о школе говорим и о том, что происходит в ней и рядом с ней. Андрей Кураев, философ, богослов, писатель, и Александр Асмолов, доктор педагогических наук, академик РАО здесь со мной в студии, и хотела просто доспросить у Андрея – скажите, пожалуйста, ну хорошо, нет такой традиции, как хотелось бы, может быть, некоторым – но что-то такое можно было бы вспомнить и взять из тех церковно-приходских школ и училищ, которые были до революции?

А.Кураев― Не могу сказать, но если это были глубинные источники христианской традиции, просто Евангелие, в конце концов, и великая христианская гуманистическая и гуманитарная культура и Запада, и Востока, которая была создана за эти тысячелетия – и вот оттуда можно брать многое. В частности, многое оттуда взяла современная психиатрия, светская психология. Сам по себе христианский догмат о пластичности человеческой души, что человек не равен себе сегодняшнему, себе прошлому, человек не равен совокупности своих общественных отношений, человек имеет право быть другим. Человек имеет право надеяться на это, и имеет право, чтобы аналогичные надежды питали другие люди, окружающие. Вот это очень важно, это можно взять.

А.Кураев: У нас не было традиций монастырской педагогики, поэтому сегодня приходится её создавать заново

С.Сорокина― Это такой сложный подход к сложному человеку.

А.Кураев― Совершенно верно. К сожалению, есть принцип понятный ещё со времён [НРЗБ].

С.Сорокина― Чуть-чуть попробуем наладить звук, потому что он стал плохой. Александр Григорьевич, вы упомянули так просто словом Царскосельский лицей. А я подумала, что Царскосельский лицей, который, кстати, по инициативе Сперанского был создан, ещё один такой реформатор у нас в стране – это же была такая попытка реализации извечной мечты об идеальной школе. Но я про что хочу спросить – это же вечный поиск, как учить, как передавать знания. Сколько бы ни проходило веков, сколько бы ни взрослели цивилизации, всё равно идёт этот поиск. Как хорошо учить, как передавать знания. Как вы считаете, сначала про Лицей – он получился идеальной школой или всё-таки нет?

А.Асмолов― Я очень боюсь слова идеальная, но то, что Лицей – теперь я краду то, что вы сказали, иногда приятно быть в ряде ситуаций вором, вы сказали мою любимую формулу «сложный человек». По сути дела, Лицей был уникальной школой культуры и школой анализа и развития человека. По сути дела, Царскосельский лицей – если бы я взглянул на то, что там происходило, через сегодняшние некоторые мечты о школе будущего, что такое образование? Это конструирование будущего общества. Если бы я взглянул на это, я бы увидел совершенно следующие вещи: наших специалистов в образовании я бы пригласил и сказал: «Глядите, вы мечтаете развить критическое мышление, посмотрите на Царскосельский лицей. Вы мечтаете, чтобы у детей был эмоциональный интеллект и эмпатия – посмотрите на Царскосельский лицей. Но это всё техника, а в Царскосельском лицее было другое. И когда мы смотрим работы замечательные работы Юрия Михайловича Лотмана о декабристах, мы видим честь, достоинство, ценностные установки личности – они не назывались нашими психологическими понятиями, простите, я вступаю в некоторое противоречие. Черты, качества, они назывались уникальным словом «достоинство личности». Царскосельский лицей порождал достоинство личности сложного человека, и в этом смысле его выпускники (я ухожу от культурного знака, что потом с каждым из них стало) его выпускники сдавали главный экзамен – экзамен быть личностью и делать свой собственный выбор. И это было уникальное мнение. Что такое модель успеха? Модели успеха тогда были совершенно другие, чем сейчас. Модели успеха в культуре меняются.

С.Сорокина― Вот что хочу сказать: там ведь была штучная работа, особенно в первом наборе, пушкинском –всего ничего этих самых молодых людей, с которыми практически индивидуально работали. Хочешь учить языки – как Горчаков – он вышел, выучив 6, что ли, языков. Хочешь литературу российскую и французскую – вот Пушкин занимался этими вопросами, или там Матюшкин, который географией увлекался. Но это всё очень индивидуальный подход, на это всё не жалели средств и сил, практически один такой набор и был. Как это возможно сейчас, применить этот опыт?

А.Асмолов― Сейчас мы сталкиваемся с уникальным в культуре и даже бизнесе парадоксом. Этот парадокс мы называем «массовый запрос на индивидуальность». Обратите внимание, тогда это было индивидуальное целеполагание. Это была работа каждого с каждым, чтобы вырастала уникальная личность. Ещё раз говорю, в центре было мужество быть личностью, которое было у каждого из них. По сути дела, культурные коды через лицей передавались невероятно точно. Лицей в чём-то ещё спорил с другими кодексами. Вы можете посмотреть уникальные кодексы для воспитанниц императорского двора – в Иркутске есть эти книги. В них говорилось, какими ценностными установками они должны были обладать. Говоря на таком обыденном языке, Царскосельский лицей был лицеем рождения и воспитания личности и отвечал, простите, формуле Достоевского «личности надо выделаться».

С.Сорокина― Андрей, вот вы слышали, о чём говорил сейчас Александр Григорьевич. Я однажды говорила с одним высокопоставленным чиновником Министерства образования и тоже что-то такое спросила его про то, как обеспечить, чтобы в школе был такой индивидуальный подход, особое отношение к каждому ученику. На что получила довольно разумный ответ, он сказал, нет, невозможно всех учителей набрать Ушинских сплошных. Учитель – массовая профессия, и невозможно сделать вот таким индивидуальным подход к каждому ученику. Это массовое, миллионное тиражирование вот этого подхода. Вот как тогда быть, как сделать так, чтобы школа ну хоть как-то приближалась к нашему представлению о прекрасном?

А.Кураев― Проблема серьёзная. Любая профессия, становясь массовой, теряет в качестве. И в любой профессии наш язык различает: этот доктор, а этот коновал, этот поп, а этот батюшка, этот учитель, а эта училка, этот офицер, а этот мент, и так далее, и тому подобное. Что здесь можно сделать? С одной стороны, деперсонализация процесса образования методом технологий, включая ЕГЭ пресловутый, объективизация возможных оценок, методик преподавания. С другой стороны, чтобы уравновесить это – максимальная поддержка личностей, тех, кто умеет работать иначе. Создание экспериментальных творческих площадок, ни в коем случае не навязывать единые учебники по всей стране для всех школ. Разрешить авторские курсы, возможно, в большом количестве. Вот одно должно уравновешивать другое. Пока, мне кажется, не нашли середины в нашей стране.

А.Асмолов: Царскосельский лицей порождал достоинство личности сложного человека

С.Сорокина― Я знаете, что хочу сказать. Когда прошла перестройка, в 90е годы помните, был период активного развития этих самых авторских школ, активный педагогический поиск. Чего только не возникло в 90х годах, Александр Григорьевич улыбается, действительно, был интересный период. У меня ощущение, что сейчас всё это постарались схлопнуть, идёт полная унификация, и этот процесс мне не нравится. Что скажете?

А.Асмолов― Я улыбался вот почему: именно в 90е годы стала появляться школа неопределённости, школа выбора, школа, если продолжать диалог, персонализации — а не деперсонализации. Даже появлялись школы (была такая замечательная женщина, она и есть, мастер, Любовь Кезина, которая ввела школы-лаборатории). Обратите внимание даже на это название. Иными словами, извините, обращусь к другому маленькому примеру, с моим коллегой, учителем в образовании, Геннадием Ягодневым, в 89м году я подготовил приказ о возможности не-ношения формы. Это не значило, что нельзя прийти в форме, но главное, что такое школа – это поддержка инаковости, поддержка разнообразия, поддержка права на самостоятельное мышление. А для этого, вы, Андрей, сейчас подняли самый больной вопрос. Один из моих учителей, друзей, был замечательный поэт – Наум Коржавин, он сказал фразу, которая – чудовищный диагноз времени: «Смерть России готовится в пединститутах». Услышьте, пожалуйста, эту фразу. Это как будто созвучно тому, о чём мы говорим. Это прежде всего, как говорил Ушинский (а вы Ушинского упоминали, это мастер педагогической антропологии, где они – они исчезли, почти исчезают, их заменяют долгое время «предметодатели», обратите внимание – дать только знание, и в школе сегодня как никогда нужен, и мы стараемся это делать, делали тогда вариативное образование по выбору, антропологический поворот – но это натыкается на самую страшную машину, машину обезличивания и унификации). Я всегда, когда говорю об этом, я вспоминаю одного из героя «Трудно быть богом» Стругацких, так называемый директор патриотической школы отец Куин, он говорит: «Умные нам не надобны, надобны – верные!» Ключевой вопрос, кого мы растим? Сложного человека, гражданина, или мы растим того, из кого надо будет по капле выдавливать раба?

С.Сорокина― Опять, видимо. Андрей, нынешние процессы, которые происходят в образовании, эта унификация, о которой Александр Григорьевич говорит, всё это – это действительно очень связано со временем, с теми тенденциями, которые действительно есть в нашем обществе, с нашим разворотом от демократии куда-то в противоположную сторону?

А.Кураев― Безусловно. Скажем, школа 90х годов в некотором смысле была бесхозна, как и церковь. То есть, у государства не было своей идеологии, не было ясных интересов. В этом были и свои минусы, конечно же, но были и плюсы – госструктуры не старались использовать церковь как-то, живите сами по себе, точно так же и школы. Главное – денег много не просите и отстаньте. Сегодня у государства появились некие сверхценности, что они называют государственными интересами, появился запрос на государственную идеологию и, соответственно, снова желание готовить солдатиков – школа – фабрика по производству оловянных солдатиков. Отсюда новые и новые требования, пересмотр государственных стандартов, и так далее – слушайте, я, когда готовил 10 лет назад учебник для 4 класса по основам православной культуры, с удивлением узнал, что, оказывается, не имею права учебник иллюстрировать репродукцией картин западных художников (Микеланджело, Рембрандта, Босха) – только русские художники.

С.Сорокина― А кто эти условия поставил?

А.Кураев― Издательство «Просвещение»

С.Сорокина― Аа.

А.Кураев― Очевидно, они в этом опытные люди – они понимают, что надо и как

С.Сорокина― И как вы вышли из этого положения?

А.Кураев― Ну никак – учебник вышел только с помощью немножко икон, и немножко Васнецова.

С.Сорокина― Он до сих пор в школах?

А.Кураев― Сейчас епитрахия подготовила ему замену, но, в принципе, он до сих пор есть.

С.Сорокина― До сих пор есть, по крайней мере, до последнего времени.

А.Асмолов― Он в ходу, «Основы православия» учебник Андрея, был написан таким мощным метафорическим языком

С.Сорокина― Верю

А.Асмолов― И замену ему найти будет сложно

С.Сорокина― Ну найдут в духе времени, будет поплоше, да попроще. Скажите, пожалуйста, вот предыдущий министр образования, госпожа Васильева, вроде как дама очень воцерковлённая, она настаивала на том, что нужно возвращаться к традиции церковно-приходских школ, вообще церковных школ, чуть ни львиную долю переводить – по крайней мере, начальную школу под крыло церкви переводить – и что это, мол, как раз соответствует тому, что в идеале нужно. А мы знаем, что появились школы, кстати говоря. Александр Григорьевич перед началом эфира рассказывал, что недавно общался с директором такой школы благородных девиц, которая существует уже в Москве под эгидой Минобороны, и появился сейчас филиал в СПб. Скажите ваше отношение – как вы относитесь к такого рода начинаниям? Минобороны, женская девичья школа, которая готовит таких замечательных православных и патриотических девушек, и однополое воспитание?

А.Кураев― Я немножко этого постараюсь не бояться – чем больше будет женщин в военных структурах, может быть, это смягчит само по себе суровую политику и атмосферу, будем надеяться так. Что касается приходских школ – это тупиковый путь, потому что в реальности они отбирают единственный выходной у детишек, которые и так до предела измочалены рабочей неделей, а потом ещё в воскресенье идти на службу, а после неё оставаться на полдня ещё на уроки – у них, получается, нет свободного времени совершенно, и в своё время в подростковом возрасте это выливается в совершенно понятный бунт. Кстати говоря, Васильева написала альтернативный учебник по основам православной культуры, епитрахия сейчас рассматривает, издательством «Просвещение» уже издан.

С.Сорокина― Иллюстрирован только русскими художниками, всё понятно

А.Кураев― Он ещё не продаётся – я его не видел.

А.Кураев: Сегодня у государства появились некие сверхценности, что они называют государственными интересами

С.Сорокина― Ну можно предположить, вряд ли найдём Микеланджело на этих страницах. Продолжим, что добавите, Александр Григорьевич?

А.Асмолов― Вы подняли вопрос о пансионе военных девиц, они же благородные, там на самом деле, стоит в первую очередь задача формирование ценностной основы. Там они берут во многом кодекс, в том числе связанный со старой, простите, аристократической культурой. И когда мы видим, что там рождаются традиции, как, в общем, и в ряде суворовских училищ, они, эти традиции, по своим формулам вовсе не отталкивают. Вы же помните формулу старую «Жизнь родине, честь – никому». В данном случае, я считаю, что это интересная линия. Я, как и вы, с замиранием смотрю на то, что из этого получится. Но Андрей верно сказал, наверное, в чём-то здесь есть большая историческая правота. Чем больше появляется людей разных в армии, тем лучше. Продолжая его образ, хочу напомнить, вы знаете ту женщину, которая должна была стать министром обороны России, и Борис Николаевич с ней обсуждал это, её звали Галина Старовойтова, с которой многие обсуждали – она сказала: «Это моё решение, я хочу быть министром обороны». Вы знаете, не получилось.

С.Сорокина― Что только не происходило в 90е годы, ведь это была реальная возможность. Андрей, а как вы видите, по какой дороге надо идти к этой самой идеальной школе, школе нашей мечты? Что бы вы могли пофантазировать, имея в виду, что мы в России с нашими реалиями и нынешней обстановкой? Насколько это возможно, приблизиться к чему-то более интересному, чем мы имеем?

А.Кураев― Позвольте, пользуясь случаем, я сделаю официальное заявление для редактора «Эха Москвы». Если однажды вы услышите из моих уст, что у меня есть рецепт спасения России и русской школы, забаньте меня навсегда, пожалуйста.

С.Сорокина― Да, поняла вас. Александр Григорьевич, вы больший фантазёр?

А.Асмолов― Знаете, уже были рецепты построения общества по всем жёстким алгоритмам. Уже упоминался замечательный рецепт, который реально был рецептом воспитания в школе, он назывался «Домострой», и если кто-то придёт и скажет, что у меня есть поваренная книга жизни школы, посмотрите на него с психотерапевтическим сочувствием. На самом деле, сегодня уникальное количество практик поддержки разнообразия, несмотря на унификацию, есть. Сегодня есть учителя, которые ищут, что бы ни происходило. Сегодня есть движение, которое называется «Сетевые движения школ», сеть, которая называется «Эврика» Александра Адамского, я мог бы ещё приводить примеры. Чтобы бы ни происходило, была такая книга, по-моему, у Окуджавы, «Глоток свободы». Так вот, несмотря на все попытки асфиксии школьной жизни, глотки свободы продолжаются

С.Сорокина― Романтик вы, Александр Григорьевич. Романтик! Андрей, не буду вас спрашивать про пути развития России, это я уже запрещаю себе спрашивать. Я из учительской семьи, у меня мать учительницей была, поэтому, что называется, жизнь школы изнутри я тоже немножечко наблюдала, довольно подробно. И больше чем уверена, что от личности учителя всё-таки очень многое зависит, от его какой-то вовлечённости в это во всё. В первую очередь, мне кажется, сейчас самое важное – это, может быть, именно институты педагогические, в которых эти самые кадры куются. Насколько они будут хороши, и хорошо бы, чтобы их не затушили в ближайшие годы. Я благодарю вас за этот разговор, спасибо большое, напоминаю, что Андрей Кураев и Александр Асмолов сегодня со мной говорили, мы оттолкнулись от события, которое вчера произошло в Серпухове, от этого несчастья с очередным выпускником школы, и говорили о том, что есть школа сегодня, чем отличаются церковно-приходские, хорошо ли направление церковно-приходское, и вообще что такое идеальная школа. Хотя, некоторые и не захотели рассуждать по поводу того, что есть идеальная школа. Напомню, что в 21 час будет программа «Статус» с Екатериной Шульман, в 22 «Кейс» с Соломиным и Юлием Гусманом, ведущая Любовь Комарова», в 23 часа будет программа «Неудобные», тема «16 дней против гендерного насилия»

Устраивайтесь, пожалуйста, поудобнее и знакомьтесь. Этого маленького мальчика зовут Женька Шварц. Пять месяца назад ему исполнилось целых четыре года. Он жил с мамой и папой в рабочем районе города Тулы, в маленьком доме по улице Штыковой, 51, во дворе. Женька ютился в своей крохотной проходной комнатке и спал на своей новой маленькой односпальной кроватки, о которой он так долго мечтал, потому, что до этого он несколько лет почивал на самодельной  скрипучей деревянной раскладушке с грозным названием «козлы».
Было обыкновенное раннее летнее утро, а на календаре шестое июня 1964 года, суббота. Сквозь сладкий сон Женька слышал не громкий  и не торопливый разговор бабы Мани и мамы.
— Его нельзя с собой брать, он уже большой,- говорила бабушка.
— В последний раз я просто оторопела, когда увидела его глаза. Как он смотрел на меня, мне даже было стыдно. Вытаращил свои глазёнки, вцепился ими в мою промежность и смотрит, смотрит.
— Да что ты мама, он же ещё совсем ребёнок, да и откуда ему чего понимать, даже смешно,- говорила мама Женьки.
— Но всё равно, в женскую баню его с собой брать больше не нужно,- настойчиво говорила баба Маня,
— У него есть отец?- рассуждала вслух баба Маня.
— Есть,- сама себе ответила бабушка.
— Вот пусть Семён его с собой в мужскую баню и берёт.
Женька уже было, совсем забыл, как он ходил с мамой и бабушкой прошлый раз в баню, но этот невольно услышанный разговор вдруг заставил его детскую цепкую память возвратиться в одно весеннее субботнее утро.
Женька сладко потянулся, перевернулся на живот и в полудрёме перед глазами поплыли яркие воспоминания. В самом деле, это было так приятно, приятно, что не хотелось просыпаться. Женька  вспомнил, как он с мамой и бабушкой мылся в городской бане. Как, быстро раздев его первым, мама с бабушкой ещё раздевались, сидя на лавке предбанника, а он побежал к двери, ведущей в саму баню, чтобы в последний раз перед ней набрать, как можно больше прохладного воздуха в лёгкие и с ним ворваться  в несносную жару.

Мама и бабушка, взяв Женьку за руки, втроём вошли  в жаркое и влажное помещение. Густые клубы пара гуляли, как облака, гонимые сильным ветром. Холодные капли воды, падающие с потолка на голову и плечи, сильно кусались, словно злые комары, наполняя помещение общей женской бани какой-то сказочно-странной, скорее загадочной атмосферой. Почти совсем ничего не было видно, только еле заметно в белом пару, мелькали голые тела людей. Мама и бабушка за руки подвели Женьку к банному топчану и, усадив на него, взяли железные шайки и,  наполнив их горячей водой,  первыми принялись намыливаться густой взбитой, будто ванильный зефир белой пеной. В  подмышках и внизу живота у них почему-то её было особенно много. Она большими кусками, как вата, висела и напоминала Женьке бороду «Деда Мороза», приходившего его поздравлять домой в Новый год. Сквозь эту вату временами проступали кучерявые чёрные волосики. Женька ещё тогда подумал: “Вот здорово! Трусики, наверное, носить не надо и так тепло, и в подмышки ветер не задует, когда будешь по двору мчаться на велосипеде!”.
Он даже рассмеялся и стал ёрзать на топчане.
— Сиди спокойно,- сказала мама, и её намыленная рука осадила Женьку.
Голые тёти и взрослые девочки ходили мимо них с шайками, наполненными горячей водой и Женька видел, как их сиси подпрыгивали, качались из стороны в сторону при ходьбе, брызгаясь капельками воды, слетающих с их распаренных кончиков. Женька сидел на каменном топчане и натирал свои руки, ноги и грудь колючей мочалкой с мылом. Он специально много намылил на себя пены, чтобы хоть как-то прикрыться от двух десятков любопытных глаз противоположного пола, которые, как ему казалось, ничего и не делали, а только смотрели на него. Бабушка стояла перед ним и, выдавив себе на ладони яичного шампуня, весело прокомандовала:
— Быстро закрывай глазки, а то будет щипать!- и, как кошка вцепилась ему в голову двумя руками, втирая шампунь твёрдыми пальцами.
— Глазки не открываешь? – спросила бабушка.
— Нет,- ответил Женька.
— Сейчас я на тебя тёпленькой водичкой полью из шайки,- пояснила она. И тёплая, приятная вода тяжело, но быстро покатилась сверху Женьке на голову. Женька приоткрыл глаза, и вот это да… прямо перед его носом, поблёскивая, дрожал и слегка двигался волосатый, кучерявый, чёрный,  немного треугольный клубок, от которого вверх по пухленькому животику, к пупку тянулась едва заметная тёмная дорожка из малюсеньких волосков. Это была настоящая бабушкина писка. Такая лохматая, что Женька едва мог разглядеть темнеющую вертикальную складку, идущую от низа живота в промежность. В ней волосики были особенно густые, они скручивались в небольшие косички по которым, как по желобкам стекали мыльные струйки, и висели капельки воды на самых её кончиках. И это «бабушкино чудо» заканчивалось меховым гребнем, похожим на бабушкину большую расчёску, торчащим между ног. Он заворачивался лёгкими ресничками в левый и правый пах чуть-чуть загорелых, гладких ляжек. А боковые чернявые волоски этого «чуда» слегка доставали до округлых косточек сорока трёхлетнего, упругого, широкого бабушкиного таза. Женька оцепенел. Такого он ещё не видел. Он сам не понимал, что его так привлекло.
— Ну, волосики и волосики, что тут такого,- думал Женька. Но было в этих волосиках, косичках, складке, гребне и ресничках что-то, отчего Женьке хотелось смотреть и смотреть на них, ему захотелось погладить бабушкину писку, как чёрного пушистого котёнка, а может даже прижаться  к ней и поцеловать. Но не, как писку, а, как часть тела любимой им бабушки или, как котёнка, однако Женька не решился этого сделать. Ему стало вдруг страшно, а в груди клокотало.
Его оцепенение оборвал новый шквал тёплой воды из шайки и Женька с облегчением выдохнул:
— Фу…
— Не горячо? – спросила бабушка.
— Нет…,- слегка заикаясь, протянул он.
— Что с тобой?- спросила она.
— Ничего,- ответил Женька.
— Хватит смотреть в одно точку «малохольный»,- сказала бабушка Маня и повернула своей рукой голову Женьки в сторону от себя.
– Ну, тогда внучек ляг на животик, на топчан, сейчас я тебе буду спинку мыть,- уведомила бабушка. Женька лёг послушно на живот. Его лицо оказалось перед маминой спиной. Мама сидела перед ним, тёрла мочалкой  ноги и разговаривала с какой-то девочкой. При намыливании пяток и ступней ног она периодически наклонялась вперёд, и взору Женьки открывалось новое чудо, новое таинство женского обнажённого тела. В этот момент Женька не воспринимал сидящего к нему спиной человека, как свою маму. Ему на самом деле казалось, что это не мама, а чужая тётя, и она его не замечает, что Женька абсолютно невидим.
— Женька про себя подумал,- надо бы об этом Шурке и Саньке рассказать, вот они будут завидовать!
Бабушка тем временем, принялась намыливать ему спину, попу, ноги. Подходя ближе к голове, баба Маня осторожно натирала шею и плечи Женьки скользкой колючей мочалкой. Возле правой Женькиной щеки, слегка касаясь её, мясисто покачивались две бабушкины сиси. Они были большие и тяжелые, красивой, как казалось Женьке формы. На их кончиках были тёмно-красные круги немного меньше чем крышка от баночки с гуталином, с множественными маленькими прыщиками, а посередине этих кругов топорщились два соска цвета вишни, размером с мамин напёрсток. Эти сиси сосками то и дело щекотали ему щёку, а одна цеплялась за правую ноздрю Женькиного носа, при этом сиси раскачивались, ударяясь друг об друга, слегка издавая причмокивающий мокрый звук. Капельки воды  и пахучего бабушкиного пота собирались на набухших от горячей бани сосках и падали Женьке на губы. Он, слизывая их, слизывал вкус топлёного молока с мёдом. Женька закрыл глаза, приоткрыв слегка рот, и левый сосок проскользнул по губам и языку, оставляя  чувство своей упругости и сладковатости. Повернув голову и упершись подбородком о каменный топчан, Женька стал смотреть на мамину попу. Только теперь он увидел, что она была гладкой и округлой, разделялась на две одинаковые половинки. Она самопроизвольно на каждой из них двигалась влево вправо, взад и вперёд, выгоняя из-под себя маленькие мыльные пузырьки.
— Ух, ты,- прошептал Женька и улыбнулся. Мама наклонилась очередной раз вперёд, и перед его детскими глазами появилось «загадочное существо». Это «существо» было похоже на речную большую двух створчатую ракушку, такие Женька находил в заливных озерцах реки Оки прошлым летом, когда ездил с родителями собирать грибы под город Алексин.
— Точно, это была ракушка,- решил он, только она была вся заросшая кручёными волосами, а между двух больших вздутых створок торчал маленький пальчик.
— Ага, значит у мамки тоже, как и у меня растёт писка, но совсем ещё маленькая,- подумал Женька.
— Переворачивайся на спинку,- сказала бабушка, и Женька перевернулся. Его писка стала нагло торчать вверх, как молоденький жёлудь, опираясь на две недозрелых горошины, и выглядела смешным дополнением рядом с женскими формами мамы и бабушки. Баба Маня повернулась к Женьке задом и, наклонившись вперёд, принялась мыть ему ноги мочалкой. Женька вцепился глазами в бабушкину попу. Она была больше маминой. Сытые её булки, как маленькие горбы поднимались немножко к талии, и вся попа напоминала две пуховых подушки. Из нижней части половинок её торчали два плоских мохнатых крылышка, крепко прилипших к сырым ляжкам, между которых, бессовестно полумесяцем выкатились две волосатых баранки сдобного цвета. И всё, что раньше спереди  прикрывалось меховым гребнем, теперь для Женьки открывалось крупным планом, поворачивалось под разным углом. Волосатые румяные баранки заканчивались прямо возле самой дырочки попы, которая вокруг была слегка подёрнута тёмным плюшевым пушком. Женька перевёл взгляд на бабушкины сиси. Обжимаясь в круг ног Женьки, вместе с мочалкой они таскались по ним туда-сюда, натирая  их до блеска, приятно давили, сшибая сосками-напёрстками Женькины коленки. Потом двумя тяжёлыми гирями проволоклись по Женькиному торчащему жёлудю. Женька закричал:
— Щекотно!- и засмеялся.
— Ну, тогда всё остальное мой сам,- сказала бабушка Маня и пошла в сторону душевых кабинок.
Горячий пар так низко опустился, что тела людей были видны лишь до пояса. И Женька смотрел в след уходящей бабушки, восхищаясь, как она идёт, виляя своим круглым распаренным задом.
— Мама, давай я тебе спинку помою!- весело заявил Женька.
— Помой,- ответила мама и легла на живот. Женька взял мочалку. Он стал медленно водить по спине, одновременно касаясь всеми пальцами горячей маминой фигуры. Рука гуляла по бокам туловища, огибая выпирающие шарики на половину прикрытых твёрдых сись, перепрыгнула через половинки округлой попы, чуть задев, податливые барашки волосиков, торчащих виновато изнутри сдвинутых вместе мясных булочек. Женьке это очень понравилось. Он снова обмыл мочалку в шайке и ещё раз провёл ей по попе, тем самым смыл с красивых волосков всю пену и увидел, как они скрутились в сумасшедшие волосяные спиральки, испытав при этом что-то стыдливое и гордое.
— Спасибо,- сказала мама, садясь на прежнее место. Женька посмотрел на душевые. Из густого клубящегося пара к нему шли ноги, потом нижняя половина бабушки. Своё тело она несла легко, чёрная треуголка писки краями двустороннего гребня захватывала одну, а затем другую ляжки. Ещё стекающие струйки воды, бороздили её смоляную волосатую киску, она при ходьбе шевелилась, как живая, быстро приближалась к лицу Женьки, становясь всё крупнее, крупнее и крупнее. Прикоснулась к носу и мягко врезалась  в  лоб, губы, щёки!
— Ой!- вскрикнула бабушка.
— Ничего не видно в таком тумане!- продолжала она.
— Женечка, я тебя не ушибла?
— Нет, бабуленька,- сказал ласково он.
— А у самого в душе пело и танцевало. Он же поцеловал «бабушкино чудо».
— Ура!- молча, прокричал Женька.
*
— Женя, Женечка, сыночек… вставай,- тихо на ухо пропела мама.
— Уже утро. Собирайтесь с папой  в баню, а то Вы у меня стали грязные, как поросята,- добавила она.
— А ты с бабушкой с нами будешь мыться? – спросил Женька.
— Нет, сыночек, мы с бабушкой будем мыться отдельно. И поцеловав его в лоб, мама с бабушкой вышли в дверь.
— Вот здорово,- закричал Женька и встал с кровати.
Городская баня № 1 находилась не далеко от их дома, поэтому Женька с отцом пошли пешком. Они шли по Арсенальной, затем Комсомольской улице, мимо «Хлебозавода № 3» и вышли на перекрёсток улиц Максима Горького и Октябрьской. Большим пароходом, пускающим белый пар, стояла на пригорке, между ветхих домов, городская баня.
— Наконец-то я буду мыться с мужиками,- думал Женька, держась за руку отца, и вприпрыжку шёл рядом, стараясь не отставать.
Они прошли сразу на второй этаж бани. Отца встретил дядя  в белом халате. Папа ему сказал:
— Привет дядя Ваня!
— Привет,- сухо ответил дядя Ваня. Отец дал ему 20 копеек за двоих, так было в два раза дешевле, чем по билетам, и дядя Ваня сопроводил их в душевую.
— Ура,- крикнул Женька, вбежав в отдельную душевую комнату. Там было чисто и уютно, только он и папа.
Женька мылся под душем, и краем глаза осматривал папину писку. Она была длинная и толстая, как большая «сарделька», открытая и видно было круглую головку с дырочкой в центре. Вокруг «сардельки» росли густые  чёрные дебри, а по бокам от неё болтались, именно болтались два огромных яичка, с редкими волосами похожими на пружинки. Женька осмотрел у себя писку, и подумал:

— Скорей бы она выросла у меня такой же большой, как у папы. Я бы тогда обязательно показал её маме и бабушке, она бы им точно понравилось.
— Э-хе-хе,- на выдохе произнёс Женька.
Придя, домой мама их встретила и, улыбаясь, спросила у Женьки:
— Намылись мои розовые поросятки?
— Да!- ответил Женька.
— Ну, тогда давайте пить чай с пряниками,- сказала она и пошла, ставить самовар на кухню. Женька побежал за ней и, опустив голову, тихо спросил:” Мам, а почему у тебя нет писки, как у нас с папой?”. Мама посмотрела на него, долго смеялась, а потом ответила:
— Давно, давно, когда я была маленькой девочкой, то у меня тоже была писка. Но однажды летом, было очень жарко, я не послушалась свою маму и не надела трусиков. Так вот, пробегавшая мимо большая собака, откусила мне писку!
— Правда?- удивлённо с испугом спросил Женька.
— И у бабушки тоже?
— И у бабушки,- смеясь, повторила мама.
— Мам, а  я  никогда не буду гулять без трусиков,- заверил Женька.
— Вот и хорошо,- сказала мама.
И они вчетвером пили горячий ароматный чай с пряниками, и Женька был очень счастлив, что у него есть такие хорошие: мама, папа и бабушка.

Здесь можно оставить свои комментарии.

Баня
Вспоминая наши молодые годы, ну никак не могу не рассказать одну историю с эротическим уклоном, из-за которой нам стыдно обоим. Но, вроде как не за себя стыдно, а за те обстоятельства, в которые мы попали.
Не устаю повторять что мы семья пешеходов. Ходим и ездим везде, где нет телевизора.
Горы и леса, степи и море. Это наши лучшие друзья. Но мы всё же обитаемся в городе и бывает посещаем другие похожие поселения.
Так, через год после свадьбы, в отпуск мы отправились за Урал. В небольшой, провинциальный городок, где проживали прародители Маргоши. Ну если точнее, бабушка и дедушка.
Название не буду называть преднамеренно. Кому-то история покажется невероятной, а кому-то, возможно, вызывающе привлекательной или отвратительной. Вот что бы избежать кривотолков, не будем требовать уточнений.
Итак, мы в отпуске. Купили билеты и сели в поезд. Конечно же плацкарт. Нам скрывать нечего, а общение приветствуется. Нам повезло. Ехало в вагоне больше молодёжи.
Песни, карты и даже лото (у кого-то нашлось) (После чего, и мы его полюбили).
Три дня пути прошли очень быстро. И вот вокзал. Или полустанок.
Длинное бревенчатое здание. И даже оштукатуренное. Часы над входом, вместо названия станции.
Нас встретили! В то время, когда из поехавшего уже вагона кричат и машут руками дорожные друзья, и, не поверите, не бабушка с дедушкой, а человек двадцать различной родни! Не одинаковой степени родства. То есть двоюродные и троюродные. Братья и сёстры, и даже внучатый племянник. Или наоборот? Ну не знаю. Это последний вопрос, который хотелось бы выяснять в момент, когда нас со всеми знакомили.
И вот!
Вместо выходов в лес, к озеру и за грибами – походы по гостям, а иногда по два похода в день! Когда же люди работают?
Оказалось, что даже с работы отпрашиваются, только для того, чтоб нас приветить и пообщаться со столичными жителями.
Приятно, конечно же, но мы же хотели на воздух. Посмотреть на местные леса. А так и ходили из одних гостей в другие.
Пить не пили, но закармливали нас вкусностями и вопросами, до самой макушки! И вот. В субботу. Проснулись чуть раньше. Лежим в постели.
— Костик.
— Ау.
— Давай убежим от всех и скроемся.
— В смысле, «скроемся»?
— Я уже есть не могу. У меня живот растёт не от беременности, а от обжорства.
(У Марго третий месяц)
— Так это ж твоя родня.
— Чего?
— Наша. Наша родня. А куда сбежим?
— Давай в баню. Я уже вся чешусь. Как приехали, кроме как в ушате и помыться не где.
— Я не против, но тут хоть баня-то есть? Ну, кроме родственников. Наших.
— Есть. Мы вчера мимо проходили. Не заметил?
— А когда и как сбежим?
— Давай, когда будем сегодня домой к обеду возвращаться. Отправим деда с бабой по раньше, а сами вроде как за продуктами зайдём.
— Не поверят. Какие тут продукты, если за каждым углом и так кормят.
— Ну придумаем по ходу пьесы.
— Попробуем. А пока вставай. Бабушка уже шанежки жарит. Слышишь аромат? С голубикой, наверное.
— С брусникой. Она красная и пахучая, а голубика – синяя.
— А ещё с жёлтой малиной мне нравятся.
— Это не малина, а, ну как её? А! Морошка!
— Ага. Морошка – понарошку. Прикольно!
— Пошли. Обжора.
— Чего сразу обжора-то?
— Так ты в гостях ешь всё что ни подадут.
— А что тут подают? Грибы-ы!!! У нас таких даже в магазинах не купить. Надо наслаждаться таким необычным. Не скоро мы сюда ещё приедем.
— Дети!
Донесся голос бабушки. И мы, вскочив с кровати и накинув по быстрому вещи, пошли на кухню.
По ходу помогли слезть с печи дедушке и умывшись уселись за стол. Завтракать.
Когда после обеда возвращались из гостей, даже не пришлось придумывать предлог. Марго просто сказала:
— Бабуля, идите домой. Мы в баню зайдём. Попаримся.
— Так там это…
— Ничего, ничего. Я полотенце взяла, а в чистое дома переоденемся.
— Ну как знаете. Смотрите не долго. Нас сегодня у Серёжи ждут. Суббота ведь. Там бы и попарились. У него банька своя. Отдельная.
Вроде нас в другие дни не ждали.
В общем мы зашли в баню. На кассе купили два билета. В душе было занято, до вечера. А номеров здесь отродясь не было. Взяли в общую.
Поцеловав Марго, (расстаёмся ведь – а я всегда её целую) пошли каждый в свою сторону.
Оказалось, что здесь можно запросто взять простыню и вафельное полотенце. Это входит в стоимость билета. Не было необходимости таскать полотенце с собой.
Ну, в общем, разделся. Мужиков было человек с десять, или чуть больше. Кто уже помылся и пил пиво, а кто, как и я, только раздевался.
Ну вот. Взяв шайку, мочалку и мыло, прошёл в общий зал.
— А-а-ах! Парок!
Справа стоит скамья. Моются и сидят слева. Тут же и краны с водой. Рядом парящий ушат. Подошёл. Потрогал рукой воду.
Хороша. Набрал шайку и скатился. Превосходно!!!
Ш-ш-ш-ш! Зашипело. Это кто-то плеснул воды на камни в углу.
Увидел свободную лавку в центре. Прошёл. Положил мочалку и мыло, а сам к крану, набрать воды.
Донёс шайку до скамьи. Уселся и стал обливаться, мылиться и опять обливаться. А так как уже изрядно нагрелся, вода приятно охлаждала тело.
Кайф!
Сижу. Моюсь и осматриваюсь.
Баня вся деревянная, как и все дома в городе. Сложена из брёвен и даже ничем не отделана. Брёвна просто хорошо подогнаны. Без щелей.
Там, где печь – там вокруг везде кирпич. Наверное, огнеупорный, а камни лежат вокруг раскрасневшейся буржуйки. Иногда тело, в простыне плескает на камни воды, и сразу поднимается ароматный парок. Видимо запарены душистые травы.
Хорошо!!!
Но вот пар немного осел. Это тело в простыне вышло и не прикрыло плотно дверь.
Но что это! Стоп! Не может быть! Да нет! Мираж! Чушь какая-то!
Женщины! Голые женщины сидят и моются на против нас на лавках. Во! Вон и Марго! Кошмар! Если она это увидит, то упадёт в обморок. Она же беременна, а тут горы голых мужиков!!! Бедняжка.
Между мужчинами и женщинами, по середине, стоят только лавки.
Но их же можно спокойно обойти.
Что я и сделал.
— Маргошенька! Ты только не пугайся. Это я. Твой муж. Костик.
— А что ты здесь делаешь?
Как мне показалось, удивлённо спросила она.
— Понимаешь. Я здесь моюсь и тут вижу, что и женщины моются. И ты тоже, и я вот. Ты не смотри туда.
— Костик. Что ты? Что с тобой?
— Ты не пугайся, дорогая, но там мужчины моются.
— Да ты-то что здесь делаешь?
— Я тоже, вроде как моюсь, а потом смотрю, ты…
И тут такой басище на весь зал:
— Ты что тут забыл пацан? На женской-то половине. Охальник!
Оглянулся. А это оказалось тело в простыне, и это тело тоже женщина. Только в рейтузах по колено.
— Ой! Извините. Вы понимаете, у меня жена. Она беременна. Ей нельзя волноваться. А тут мужчины.
— Здесь женская половина. А волнуешься здесь только ты.
Сказала она, указывая ковшиком мне между ног, на моё со—стояние.
— У меня здесь и девочки без страха моются.
Тут слово взяла жена:
— Костенька! Ты что, никогда не был в общей бане? Иди и мойся спокойно. Здесь нельзя переходить на женскую половину. Выгонят прям на улицу…
— Я был. У нас тоже общие бани, но для мужчин, а тут…
Голова как-то закружилась. Наверно глотнул много пара, когда женщина плеснула полный ковш на камни….
Открываю глаза…
Маргоша и ещё пару женщин сидят рядом на корточках. Держат мою голову. Окинул взглядом вокруг. Остальные женщины стоят вокруг… голые…
Открываю глаза. Лежу на лавке. Рядом Маргоша. Всё в пару.
Помогла подняться и проводила до двери в переодевалку.
Прошёл и сел на лавку у своих вещей.
Подошёл мужчина и подал бокал пива.
— Я это. Не пью я.
— И правильно. Пить вредно. А это лекарство. Тебе необходимо. Ты так головой хряпнулся что это обязательно. Чтоб сотрясения не было.
И просто влил весь бокал в меня…
Похорошело….
Я как только смог быстро оделся и, качаясь, вышел на улицу.
— Воздух…
— Костенька! Живой. Как хорошо. А я тут испереживалась. Уже чуть не час тебя жду.
— Какой час. Я только из бани и мне хорошо.
— Пошли домой, родненький.
Вышедшая следом за мной женщина тихо сказала:
— Болеет, наверное, а такой молодой. И не скажешь, что болезный. Думала охальник до бани зашёл, а оно вона как. Вишь, весь качается.
И пошла себе. А мы себе.
Пока дошли до дома, я уже и протрезвел. Да так что мы снова пошли в гости.
Только ночью, ложась спать, почувствовал, как болит голова.
Пощупал.
— Ого шишара!
— Бедненький. Болит? Да? А ты что, и правда в такой бане не был никогда?
— Да у нас тоже есть бани с общим отделением, но оно общее только для мужчин, или общее для женщин. Но чтобы общее совсем общее…
— А тут кто не хочет мыться в общем, строят свои личные бани или дворовые. Это в двухэтажных домах. И моются каждый в свой день. Бабушка ведь предлагала у дяди Серёжи помыться. У них своя баня.
— Да я просто не подумал. Я и подумать не мог. Я не думал.
— Ну, ну-ну. Успокойся. Ничего ведь страшного.
— Да там мужиков куча, и ты…они все на тебя смотрят… Ну и женщины вокруг.
— Ну и моются все себе спокойно. Чего ты. Всё прошло. Успокаивайся. Давай спать.
— А как?..
— Сегодня у тебя голова болит. Вон шишка какая. Спи.
Вот так мы ездили в гости и как мне стало стыдно и Маргоше стыдно за меня.
После такого происшествия мы долго уже не оставались.
Но, правда, перед отъездом сходили в баню к дяде. Вот где прелесть. Сами себе. Вдвоём. Пара сколько хочешь. Время не ограничено. И никого – в рейтузах или голых, рядом. Чужих.
Люблю баню. Люблю парилку. И люблю кружечку пива перед выходом. Полное расслабление и релакс.
И здоровья прибавляет и нервы лечит.
Ну вот вроде бы и всё! Пойдём до другой истории!
Удачи и лёгкого пара!

Баня (рассказ)

Фроська тихо вошла в баню и в нерешительности остановилась. Барин лежал на лавке на животе, и две девки — Наташка и Малашка — тоже голые, стояли с боков, по очереди ожесточенно хлестали вениками по раскаленной багрово-розовой спине, блестевшей от пота.

Барин блаженно жмурился, одобрительно крякал при особенно сильном ударе. Наконец, он подал им знак остановиться и, громко отдуваясь, сел, опустив широко раздвинутые ноги на пол.

Она стыдилась того, что её без тени смущения разглядывают, стоя рядом две девки, которые не смущаются своей наготы.

Все книги про: «в бане с сыном рассказ»

В этот сборник вошли рассказы, статьи и повести, написанные в разное время Рассказы Сола Беллоу.

Они балансируют на грани между трагедией и язвительной сатирой.

Классический стиль соседствует в них с элементами постмодернизма.

В этих рассказах есть все — и подкупающая искренность, и тонкая ирония, и четко выстроенный сюжет. Но прежде всего — в каждом отразился уникальный писательский дар Сола Беллоу!

+ 7 (4012) 400-130

Скажу сразу, я не стесняюсь того, что произошло, и пишу лишь потому, что знаю, как много парней мучаются тем же, чем мучался я — глубокой непревзойдённой страстью к своей родной матери. Говорю об этом в прошедшем времени, поскольку к настоящему моменту уже ощутил всю прелесть, весь кайф интимной близости со своей родной .

мамочкой. Возможно, моя повесть поможет кому-то, подтолкнёт к казалось бы несбывшейся мечте.

В прошлом году моей маме исполнилось 40 лет. Это событие мы особенно не праздновали. отношения в нашей семье последнее время были натянутые.

Особенно проблемными были отношения моих родителей.

Все книги про: «мама с сыном в бане рассказ»

Сборник рассказов для детей, который могут читать и взрослые.

Быть может они хоть на миг вернут вас в пору детства когда деревья были еще высокие, а жизнь такая простая… Цикл рассказов «Реквиемы» посвящает читателя в проблему смерти как отдельный, самостоятельный предмет художественного изображения.

В сборник «Колдун в Октябре» вошло 12 небольших рассказов Михаила Бабкина. Все они о том, как в нашу обыденную жизнь без спроса врывается волшебство и что из этого получается. Соответственно, и среди персонажей – самых обычных людей – вдруг появляются феи, бесы, чародеи, Дед Мороз, змей Ермунганд и даже сам В.И.Ленин.

В женской бане

21 марта 2010, 08:59 // Эту историю мне рассказала моя старая знакомая. Она учительница, преподает в школе русский язык и литературу. Ей 62 года, но она до сих пор работает и являет собой идеальный образ учителя.

И вдруг видит рядом с собой мальчишку, ученика из первого класса. Она хоть в начальных классах и не работает, но мальчишку этого знает, как и его мать.

Он здоровается, как ни в чем не бывало.

Учительница, схвативши тазик и прикрывшись им, негодующе кричит, чтобы мальчик шел в мужской зал.

Однако его мать говорит, что он еще маленький и всегда моется вместе с ней.

Рассказ матери о сексе со своим не совершенно летним сыном в бане

Более того, к этому возрасту уже развивается абсолютная автономия от родителей: свои интересы, ритмы жизни, друзья, склонности и увлечения, свои таланты, любимые игры. Есть уже понятие своих границ, интимного пространства, в которое можно зайти только по приглашению.

Именно поэтому с одним другом играют только в школе, а другого можно и домой пригласить. Кого-то из родственников обнимают, а кого-то обходят стороной. И собственная кровать — это место абсолютного расслабления и уединения с собой.

Поддержать своего ребенка в формировании этих процессов — задача родителей.

Но многим не до этого. Дети становятся для них способом манипулирования друг другом, мести и выражением неприязни. Случалось слышать, что мать демонстративно ложится спать со своим сыном, а муж обреченно спит в гостиной.

Да и на кой далась тебе гулящая девка? Мало того, что гулящая, так еще жадюга, выпивоха и показушница».-

Мамины рассказы в бане

Мама болела и каждое её движение поддавалась с трудом и обильным холодно – потоотделением, поэтому она мылась в бане каждый день.

Сама она, конечно, не могла мыться, её мыла Катя. Маме нравились её «проповеди». Катя была верующей и ходила там, в Ленинграде в церковь.

Она часто и здесь, дома читала Библию. После каждого мытья сопровождаемой проповедью, маме становилось легче. Мама и сама рассказывала в бане о своём далёком и трудном детстве.

Она вспоминала своё счастливое детство, когда ещё был отец её председателем. И как он носил её, маленькую на своём плече. И как потом, однажды, он вынужден был скрыться и убежать от заключения.

Мама говорила Кате, что тогда сажали и невинных людей. Отец ушёл в темноту и больше никогда-никогда не возвращался. И теперь мама так бы хотела увидеть его… — Ты расскажи-ка подробнее, что ты помнишь, — попросила Катя, намыливая маме спину, — а то мне рассказывала бабушка в детстве, я уже и забыла тот рассказ.

Все книги про: «с сыном в бане рассказы»

«Бабушка Тибета» рассказывает потрясающую историю своей жизни – жизни матери Его Святейшества четырнадцатого Далай-Ламы.

Рассказ этой замечательной женщины богат историческими и культурными деталями, полон чарующих образов, воспоминаний и событий, о которых не смог бы поведать миру никто другой, кроме нее, матери Далай-Ламы.

«Бабушка Тибета» рассказывает потрясающую историю своей жизни – жизни матери Его Святейшества четырнадцатого Далай Ламы. Рассказ этой замечательной женщины богат историческими и культурными деталями, полон чарующих образов, воспоминаний и событий, о которых не смог бы поведать миру никто другой, кроме нее, матери Далай Ламы.

Undefined Undefined Впервые напечатано в газете «Нижегородский листок», 1896, номер 148, 31 мая, под заглавием «Хан и его сын (Крымская легенда)». Рассказ написан в 1895 году. Дата написания «1896», под которой рассказ печатался в собраниях сочинений, изданных товариществом «Знание», исправлена М.Горьким на «1895» при подготовке издания своих сочинений в 1923 году.

Рассказ матери о сексе со своим не совершенно летним сыном в бане

Звездный автор WomanHit.ru — о самом священном празднике нашей страны… и о телевидении 10 советов, которые помогут избежать повреждений на тренировке Ведущий специалист в области спортивной травматологии и лечения суставов, травматолог-ортопед Юрий Глазков раскрыл WomanHit.ru секреты безопасного фитнеса Как перестать себя жалеть: 5 шагов к нормальной жизни Семейный психолог Алексей Голев рассказал WomanHit.ru, как патологическая жалость приводит к деградации личности, влияет на вегетативную нервную систему и ухудшение здоровья Ежесекундный выбор и его последствия Постоянный автор WomanHit.ru Владислава Макарчук — о том, почему не нужно ждать «прекрасного момента» Экс-солистка «Ленинграда» раскрыла причину развода Шнурова Певица привела в пример удручающую статистику Как построить личную жизнь методами Тета-хилинг Маргарита Любимова, мастер-учитель Рейки, инструктор Тета-хилинг и лайф-коуч.

Все книги про: «мама с сыном в бане рассказ»

«Бабушка Тибета» рассказывает потрясающую историю своей жизни – жизни матери Его Святейшества четырнадцатого Далай-Ламы. Рассказ этой замечательной женщины богат историческими и культурными деталями, полон чарующих образов, воспоминаний и событий, о которых не смог бы поведать миру никто другой, кроме нее, матери Далай-Ламы.

«Бабушка Тибета» рассказывает потрясающую историю своей жизни – жизни матери Его Святейшества четырнадцатого Далай Ламы.

Рассказ этой замечательной женщины богат историческими и культурными деталями, полон чарующих образов, воспоминаний и событий, о которых не смог бы поведать миру никто другой, кроме нее, матери Далай Ламы. В одной комнате — труп, в другой — сейф с золотом и драгоценными камнями. Оперу Степану Круче сразу ясно, что золотишко принадлежит бандитскому авторитету Битку.

Но тот отпирается: и труп — не моих рук дело, и золото не мое.

Мы ходили мыться в баню

Сегодня я хочу вам рассказать одну смешную историю, которая произошла со мной в деревне.

Вечером у нас в деревне перед праздником принято топить баньку, но поодиночке ходить никто не любит. Мы собрались в баньку вчетвером: я, сестра двоюродная, её муж и мой родной брат.

А у нас баня представляет собой три отделения. Предбанник, там у нас стоят кресла, стол, чайник электрический, заварка и самое главное — карты игральные.

Парилка, небольшая, но зато две полки: одна повыше, другая пониже. И банная, там только моются. Итак, мы пришли вчетвером в баню. Мы посмотрели на градусы в парилке, нам показалось мало, и мы стали играть в карты (все сидели одетые).

И тут наши мальчики распорядились, кто когда пойдет париться и кто мыться. Первыми париться пошли мальчишки, а мы остались сидеть в предбаннике.