Русская волшебная сказка особенности и функции вымысла связь с мифологией

Сказка – прекрасное творение искусства. Учёные по-разному толкуют сказку. Одни из них с безусловной очевидностью стремятся охарактеризовать сказочный вымысел как независимый от реальности, а другие желают понять, как в фантазии сказок преломилось отношение народных рассказчиков к окружающей действительности. Считатьли сказкой вообще любой фантастический рассказ или выделять в устной народной прозе и другие её виды – несказочную прозу? Как понимать фантастический вымысел, без которого не обходится ни одна из сказок? Вот проблемы, которые издавна волновали исследователей.

Известный сказковед Э. В. Померанцева даёт определение сказки, с которым стоит согласиться: «Народная сказка (или казка, байка, побасенка) – эпическое устное художественное произведение, преимущественно прозаическое, волшебное, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел. Последний признак отличает сказку от других жанров устной прозы: сказа, предания и былички, то есть от рассказов, преподносимых рассказчиком слушателям как повествование о действительно имевших место событиях, как бы маловероятны и фантастичны они не были» [4].

Наверное, самая распространённая и самая любимая в народе сказка – сказка волшебная. Она уходит корнями в далёкую старину.

Все волшебные сказки имеют общие черты. Во-первых, они схожи общностью их построения. Простейшая схема предшественницы волшебной сказки содержала в себе в качестве обязательных такие звенья:

1) как исходное – существование запрета; 2) нарушение запрета кем-либо;

3) сообразное с характером мифологических представлений следствие нарушения;

4) повествование о практиковании магии; 5) её положительный результат и возвращение героя к благополучию.

Каждая из волшебных сказок позднего времени тяготеет к структуре этих рассказов как к своей первоначальной повествовательной основе. Во-вторых, ни одна волшебная сказка не обходится без чудесного действия: в жизнь человека вмешивается то злая и губительная, то добрая и благоприятная сверхъестественная сила. Чудесный вымысел лежит в основе этого вида сказки.

Попробуем понять происхождение этого вымысла на примере русской народной сказки «Лягушка-царевна». С самого начала сказка переносит слушателя (читателя) в мир странный, непохожий на тот, который окружает человека. Повествование сразу захватывает воображение. Отец заставляет сыновей взять луки и пустить по стреле в

разные стороны: куда стрела падёт, там и взять невесту! Ни чем другим, кроме как вольной выдумкой, не может показаться этот эпизод современному читателю со взглядами, чуждыми представлениям тех времён, когда люди придавали значение этому своеобразному гаданию и твёрдо верили в судьбу, которой и вверяли себя. Но эта вера ещё сохранялась, и древний мотив удержан в сказочном повествовании.

Стрела старшего сына упала на боярский двор, стрела, пущенная средним сыном, угодила на купеческое подворье, а стрела младшего сына попала в болото, и подхватила её лягушка. Старшие братья веселы и рады, а младший брат заплакал: «Как я стану жить с лягушкой?» Поженились братья: старший – на боярышне, средний – на купеческой дочери, а младший брат – на лягушке. Обвенчали их по обряду.

Младший брат не получил никакого приданого за женой: жила лягушка на грязном и топком болоте. Напротив, старшие братья женились с выгодой. Древний мотив обездоленного сына приобрёл новый смысл в этой сказке. В художественном повествовании оказалась изменённой жизненная ситуация. От давней традиции осталась лишь память, что именно младшему брату должно быть труднее всего.

Поэтическое воображение воссоздало картину, полную живого иронического смысла, – лягушку во время венчания держат на блюде: как иначе Ивану – младшему сыну стоять рядом и вести за руку невесту-лягушку.

Горькие размышления героя о власти судьбы, давшей ему в жёны пучеглазую зелёную и холодную лягушку, переданы в сказке с наивной простотой и психологической ясностью: «Как жить? Прожить – не поле перейти, не реку перебрести!» Сказка стремится запечатлеть душевное состояние героя, она особо говорит о переживаниях человека.

Связь с могущественными силами природы делает сильным героя сказки. Ему и его супруге помогают «мамки-нянюшки», которых батюшка некогда приставил к лягушке. Сказка почти забыла о том, что именно родственная связь с миром природы делает героя и могучим, и сильным. В ней говорится о младшем сыне в семье как о человеке, который остался верен прежним этическим нормам. Он не ищет богатства и женится на простой болотной лягушке.

Рассмотрим подробнее персонажей сказки в их соотнесённости с верованиями людей и мифическими персонажами.

Заглавный герой, лягушка, является персонажем, широко представленным в мифах и легендах многих народов. В различных мифо-поэтических системах встречаются как положительные (связь с плодородием, производительной силой, возрождением), так и отрицательные (связь с хтоническим миром, мором, болезнью, смертью) функции лягушки, определённые прежде всего её связью с водой, в частности с дождём. В одних случаях лягушка, подобно черепахе, рыбе или какому-либо морскому животному, держит на своей спине мир, в других – выступает как открывательница некоторых важных космологических элементов. У алтайцев лягушка обнаруживает гору с берёзой и камнями, из которых добывается первый огонь. Иногда с лягушкой связываются водные элементы хаоса, первоначального ила (или грязи), из которых возник мир. В Бирме и Индокитае с образом лягушки нередко связывается дух, который проглатывает Луну (поэтому лягушка считается причиной затмения). В Китае, где лягушек также связывают с Луной, их называют «небесными цыплятами», так как существует поверье, что лягушки падают вместе с росой с неба. Мотив небесного происхождения лягушек позволяет рассматривать их как превращённых детей (или жену) громовержца, изгнанных на землю, в воду, в нижний мир (сравним с русской приметой «до первой грозы лягушка не квакает» и повсеместными представлениями о кваканье лягушки к дождю, об их появлении вместе с дождём и т.п.).

Связь лягушки с богом неба косвенно засвидетельствована в басне Эзопа о лягушках, выпрашивающих у громовержца царя для себя. Мотив лягушек как превращённых людей, известный также и в австралийской мифологии, не исчерпывается их связью с громовержцем; в филиппинском этиологическом мифе в лягушку превращается упавший в воду мужчина, которого жена переносила в корзине через реку; к тому же кругу представлений относятся мотив обращения в лягушку за обман, образы так называемого лягушачьего принца в германском фольклоре и, наконец, образы Царевны-лягушки в русских сказках [3].

Завершив краткий экскурс в мифы и поверья различных народов с участием лягушки перейдём к рассмотрению других персонажей. После того, как Иван нарушил определённый запрет, бросив в печь лягушачью шкуру, и получил наказание в виде отлучения от жены, он сталкивается с группой персонажей, весьма характерных для сказок, особенно волшебных, – животными (к ним относится и заглавный герой).

Детское, наивное отношение к живой природе стало основой воззрений человека на живой мир: зверь разумен, владеет речью. Сказки о животных восприняли формы вымысла из представлений и понятий первобытных людей, приписывавших животным способность думать, говорить и разумно действовать. Представления людей, приписавших зверю человеческие мысли и разумные поступки, возникли в жизненно важной борьбе за овладение силами природы.

Первым животным, которого увидел Иван-царевич после встречи со «старым старичком», давшим ему клубок, указывающий путь, был медведь. В сознании любого человека, знакомого со сказками, медведь – зверь высшего ранга. Он самый сильный лесной зверь. Когда в сказках один зверь сменяет другого, медведь находится в положении самого сильного. Такова сказка о теремке, о зверях в яме и другие сказки. Надо думать, что это положение медведя в звериной иерархии по-своему объясняется связью с теми традиционными досказочными мифологическими преданиями, в которых медведь занимал самое важное место хозяина лесных угодий. Возможно, с течением времени в медведе стали видеть воплощение государя, владыки округа.

В сказках постоянно подчёркивалась огромная сила медведя. Он давит всё, что попадает ему под ноги. Медведь и в древние времена считался особым существом, его нужно было остерегаться. Языческая вера в медведя была так крепка, что в Древней Руси в одном из канонических вопросов спрашивали: «Можно ли делать шубу из медведя?» Ответ гласил: «Да, можно». Почему именно о медведе поставлен такой вопрос? Не потому ли, что этот зверь издревле считался неприкосновенным существом? Но это, разумеется, противоречило духу новой христианской религии. Итак, ничто не мешает нам признать более чем вероятным существование у славян культа медведя. С медведем связывали представления о покровителе, близком к тотему. Но даже независимо от решения вопроса, был тотемизм у предков восточных славян или нет, учёными доказан факт существования у славянских народов мифических представлений о наделённых разумом животных. Это был мир, которого боялись и с которым не хотели ссориться: человек соблюдал разного рода обычаи и магические обряды. Это касается и других животных, повстречавшихся главному герою. Селезень, косой заяц и щука, которых Иван-царевич пожалел и не стал убивать, сослужили ему впоследсвии добрую службу. В волшебной сказке распространён мотив благодарности животного, которое становится верным другом и помощником человека. Звери принимают сторону героя, когда он проявляет великодушие, не причиняет им вреда. Позднее объяснение такого сказочного эпизода естественно: зверь воздаёт добром за добро. Иное объяснение этому давалось в древности. Почти у всех народов существовал обычай убивать тотемную птицу, зверя. Соображения неприкосновенности тотема сочетались с целесообразными мерами сохранения дичи в пору, когда она размножалась. Возможно, сказки о благодарных животных отражают эти древние промысловые обычаи.

Сделаем некоторые выводы. Появлению собственно сказок о животных предшествовали рассказы, непосредственно связанные с поверьями о животных. Эти рассказы ещё не имели иносказательного смысла. В образах животных разумелись животные и никто иной. Существовавшие тотемные понятия и представления обязывали наделять животных чертами мифических существ, звери были окружены почитанием. Такие рассказы непосредственно отражали обрядово-магические и мифические понятия и представления. Это ещё не было искусством в прямом и точном смысле слова. Рассказы мифического характера отличались узкопрактическим, жизненным назначением. Можно предполагать, что они рассказывались с наставительными целями и учили, как относиться к зверям. С помощью соблюдения известных правил люди стремились подчинить животный мир своему влиянию. Такова была начальная стадия зарождения фантастического вымысла. Позднее на нём основывались сказки о животных и сказки с их участием.

«Долго ли, коротко ли, прикатился клубочек к лесу. Там стоит избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается» [6]. К числу образов, возникших на древней жизненной основе, относится образ женщины-помощницы, чаровницы и колдуньи. Редкая волшебная сказка обходится без рассказа о зловещей старухе, Бабе Яге, которая, однако, оказывается весьма заботливой и внимательной к герою. Припомним, какими чертами и какой ролью наделена Яга. Она живёт в дремучем лесу, в диковинной избушке на курьих ножках. По чудесному заклятию «Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом» [6] избушка поворачивается к герою и он входит в это странное жилище. Баба Яга встречает смельчака неизменным традиционным ворчанием и пофыркиванием.

В. Я. Пропп в своём исследовании о сказке писал, что Яге не по себе от запаха живого человека. «Запах живых так же противен и страшен мертвецам, как запах мёртвых страшен и противен живым». Баба Яга – мертвец. Она лежит поперёк своей избы «из угла в угол, нос в потолок врос». Иэба тесна Яге, в ней она как в гробу. Что Яга – покойник, говорит и её костеногость. Баба Яга – слепая: она не видит героя, а чует его по запаху. В Яге, по-видимому, люди видели предка по женской линии, обитавшего за той гранью, которая отделяет живых людей от мёртвых. Культ предков по женской линии тесно соприкасался с тотемизмом и культом природы. Этим и объясняется особая власть старухи над живым миром природы, да и в ней самой много черт от животного. В некоторых сказках Ягу заменяет козёл, медведь, сорока. Сама Яга обладает способностью превращаться в разных птиц и зверей. Близость Яги к мифическим образам владык мира природы объясняет и особый характер её избушки на курьих ножках. Изба, напоминающая своей теснотой гроб, едва ли не свидетельство поздней поэтической разработки древнего обычая хоронить покойников на деревьях или на помосте (так называемое воздушное погребание).

Баба Яга рассказала Ивану-царевичу, что жена его находится у Кощея Бессмертного, а также поведала, как с ним справиться. В образе Кощея выражается мир насилия, человеконенавистничества. Несомненно, Кощей – представитель той социальной силы, которая нарушила древние родовые порядки равноправия и отняла у женщины её прежнюю социальнуя роль. Кощей всегда предстаёт в сказке как похититель женщин, превращающий их в своих рабынь. Кроме того, он предстаёт в сказках и обладателем несметных богатств. Сказки рисуют Кощея высохшим костлявым стариком с запавшими горящими глазами. По сказкам, он прибавляет и убавляет людям век, а сам бессмертен: его смерть скрыта в яйце, а яйцо в гнезде, а гнездо на дубе, а дуб на острове, а остров – в безбрежном море. В яйце как бы материализовано начало жизни, это то звено, которое делает возможным непрерывное размножение. Только раздавив яйцо, можно положить конец жизни. Сказка не мирилась с несправедливым социальным строем и губила бессмертного Кощея. Прибегая к воображаемым средствам расправы с Кощеем, сказочники прекращали жизнь этого существа вполне понятным и наивным способом – зародыш раздавливался. В этом эпизоде мы сталкиваемся с парциальной магией (она основана на замене целого частью), характерной для волшебных сказок (вспомним кремень, огниво и т.п.). Смерть Кощея, говорится в данной сказке, «на конце иглы, та игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, тот заяц сидит в каменном сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и тот дуб Кощей Бессмертный, как свой глаз, бережёт»[6]. Герой преодолевает все препятствия, берёт в руки иглу, ломает кончик – и вот «сколько ни бился Кощей, сколько ни метался во все стороны, а пришлось ему помереть» [6].

На этом закончим далеко не всеобъемлющий, но достаточно полный анализ русской народной сказки «Лягушка-царевна», которая является волшебной сказкой – образцом национального русского искусства. Волшебная сказка уходит своими глубочайшими корнями в психику, в восприятие, культуру и язык народа.

1. Аникин В. П. Русская народная сказка. – М.: «Просвещение», 1977.

2. Мелетинский Е. М. Герой волшебной сказки. Происхождение образа. М., 1958.

3. Мифы народов мира. Энциклопедия. – М.: «Советская Энциклопедия», 1988,

4. Померанцева Э. В. Некоторые особенности русской пореформенной сказки. –

М.: «Cоветская этнография», 1956, N4, с. 32-44.

5. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 1946.

6. Русские народные сказки. Сборник. – М.: «Детская литература», 1966, с. 3-12.

Требование к языку книги для детей

Большое внимание языку и стилю детских книг уделял В.Г. Белинский, упрекая писателей за тяжеловесность слога, чрезвычайную «роскошь в причастиях», что убивает в детях «всякую возможность говорить и писать на своем родном языке».

Он считал, что язык детской книги должен быть «цветущим в самой своей простоте», ориентировал писателей на использование в книге для детей разговорной речи. В качестве образца называл язык народной сказки, подчеркивая, что язык должен быть грамматически правильным, литературным, без провинциализмов и архаизмов, точным, ясным, без усложненных периодов, сентиментальных красивостей, приторного сюсюканья, подчеркивая, что «детские книги должны отличаться особенною легкостью, чистотою и правильностью языка». Можно сказать, что Пушкин, Ершов, Жуковский, Погорельский, Одоевский в своих произведениях показали образцы языка книги для детей.

К.Д. Ушинский отмечал, что через родное слово ребенок входит в духовную жизнь старших поколений, овладевает миропониманием и характером мышления родного народа, пропитывается его духом.

Язык произведений для детей был предметом особого внимания со стороны Н.А. Некрасова, Л.Н. Толстого, Д.Н. Мамина-Сибиряка.

«Работа над языком ужасная. Надо, чтобы все было красиво, коротко, просто и главное — ясно», — писал Л.Н. Толстой в период работы над «Азбукой».

«Я люблю определенное, ясное, красивое и умеренное, и все это нахожу в народной поэзии и языке», — делился писатель своими мыслями.

Л.Н. Толстой выступал против псевдодетского языка, подделки под него за счет уменьшительных суффиксов и слов типа «зайчик», «травка», «жучок», «котик». Он утверждал, что именно язык может сделать содержание книги понятным и занимательным.

Приведенные цитаты, излагающие общие требования к языку книги для детей, не утратили своего значения, поскольку в них отмечаются важные качества изложения содержания произведения. Правда, совершенно очевидно, что пустое содержание книги скрыть за удачным набором слов невозможно.

Важным требованием к языку можно считать требование соответствия языка и стиля текста содержанию. Языковая структура книги для детей, с одной стороны, должна быть сжатой, лаконичной, полно выражать содержание произведения, с другой — предельно выразительной, вызывающей соответствующие ассоциации, обращаться не только к логическому, но и к эмоциональному аспекту восприятия, создавая определенную систему представлений и образов. Основными требованиями к языку можно считать простоту, выразительность, понятность читателю определенного возраста, образность и доступность восприятию ребенка, наглядность и конкретность изложения.

Редактору необходимо помнить, что доходчивость книги зависит от простоты и ясности ее языка.

Учитывая, что книга учит читателя владению языком, редактор должен стремиться к тому, чтобы книга обогащала словарный запас читателя. Отсюда — требование нормативности языка книги для детей: используемые средства должны соответствовать принятым нормам, опираться на закономерности языка, учитывать особенности его развития, тенденции, наблюдаемые в активных процессах языка. Необходимо использовать средства современного языка, приобщая читателя к хорошему литературному языку и воспитывая у него вкус к грамотной речи. Приведем только один пример. Издательство Федерация выпустило для детей несколько книжек из серии «Сказки казаков — некрасовцев», не обработав язык повествования. В результате современный ребенок встречается в тексте со словами, бытовавшими в конце XIX века, да еще и с такими, которые использовались только казачеством: «Жил себе царь. Вельми богат и нема куда ему царство девать… Вот один раз приходит царь из сада домонь и гутарит…» (из сказки «Золотой сад»). «Жил-был один старичок, жил он много годок… Вот он раз пошел в степ…» (из сказки «Волшебная лампа»).

Язык вырабатывает в ребенке эстетические начала.

Обогащение словарного состава может осуществляться различными способами, например за счет введения новых понятий в текст книги. Выделяя главные черты понятия, определяющие его сущность, следует опираться на жизненный опыт ребенка (так вводились, в частности, новые для ребенка понятия «монах», «пионер» в повести А. Гайдара «Голубая чашка»).

Важно также показать ребенку, что слово помимо основного смысла может иметь различные оттенки или получить прямо противоположное значение в зависимости от того, в каком контексте это слово употребляется.

При создании портрета героя желательно выделять яркие, запоминающиеся детали, которые сразу же бросаются в глаза и остаются в памяти читателя. Можно, например, использовать эпитеты, сравнения, экспрессивно окрашенную лексику.

Под термином «стиль» понимается одна из разновидностей языковой системы, которая характеризуется индивидуальным своеобразием экспрессивного отбора слов, фразеологии, синтаксических конструкций. Однако все это характеризует стиль с позиции индивидуального, единичного, характерного для произведений конкретного писателя.

Вместе с тем есть и общие начала языка и стиля книги для детей, которые определяются особенностями восприятия ее читателем.

Исследователи из Чехословакии в монографии «Морфология детской книги» вскрыли закономерности, свойственные языку детской литературы. Так, показателем сложности языка произведения является длина предложения. Известно, что чем длиннее предложение, тем больше в нем мыслей и деталей, тем сложнее синтаксические связи. Предложения в книгах, которые пользуются успехом у детей младшего школьного возраста, включают от семи до пятнадцати слов. К 12 годам дети активно воспринимают уже более длинные предложения, содержащие более двадцати слов.

Изучение специфики восприятия частей речи показывает, что возрастные особенности детей определяют возможности и характер понимания ими текста. Для них по-разному звучат отдельные части речи, так что редактор при оценке языка детской книги может опираться на результаты исследований в данной области. Например, в произведениях для читателей 6-9 лет существительные не должны превысить 21% всех слов текста, для детей более старшего возраста их количество в тексте может быть увеличено до 25%. Это объясняется тем, что восприятие тех эпизодов и сцен, которые описаны с помощью существительных и прилагательных, требует от читателя образного мышления и хорошей визуальной памяти, что не характерно для начинающих читателей.

От числа прилагательных зависит «описательность» особенностей предмета, что, в свою очередь, способствует спаду напряженности действия. От читателя такой текст требует большой смысловой сосредоточенности.

Известно, что глаголы придают фразе динамичность. Не случайно дети младшего школьного возраста любят использовать глаголы. Следовательно, данную часть речи целесообразно активно вводить в произведения, рассчитанные на младших школьников.

Особое внимание следует уделять рассмотрению прямой речи (от автора). Такая речь создает у читателя иллюзию действительности происходящих событий, усиливает интерес к герою, более активно, чем косвенная, воздействует на эмоции, так как сама прямая речь, как правило, эмоциональна. Анализируя прямую речь, редактор определяет уместность ее использования в том или ином случае. Такой метод подачи материала позволяет органично вводить в текст объективные оценки поступков героев, с одной стороны.

С другой — может оказаться, что автор «возьмет не тот тон», поучая читателя, снисходительно относясь к проблемам жизни детей.

Поэтому основными требованиями к изложению от лица автора можно считать связь авторской речи с собственно содержанием произведения, умение автора не заслонить собою героев, наконец, верно найденный тон авторской речи. Последнее зависит от особенностей содержания произведения.

Анализируя диалоги, редактор рассматривает их в двух планах. Во-первых, важным является критерий жизненной достоверности, который определяется правильно отобранными лексическими средствами и верной передачей ритма устной речи. Во-вторых, диалог должен обладать смысловой нагрузкой в развитии сюжета произведения. Если прямая речь используется только для «оживления» действия и не выполняет роли элемента, направленного на развитие сюжета, на раскрытие смысла содержания, она отвлекает читателя от основной сюжетной линии, рассеивает внимание и, следовательно, снижает интерес к героям и ситуациям.

Особого внимания требует язык нехудожественной литературы. Познавательная книга за счет умелого использования языковых средств может стать более эффективной, понятной.

Остановимся на справочных изданиях. Наиболее характерная особенность таких изданий — активное использование дефиниций (кратких характеристик смысла каких-либо понятий, существенных признаков предметов, явлений). Следовательно, работа над дефинициями (определениями) должна занимать важное место в редакторской подготовке текста.

В изданиях для детей научность определения должна сочетаться с доступностью. Кроме того, в этих изданиях определения часто заменяются примерами, иллюстративным материалом, фрагментами из литературно-художественных произведений. Главное — сформировать у читателя правильное представление о предмете или явлении.

Поскольку, как уже говорилось, язык детской книги должен отличаться образностью, в справочных статьях необходимо использовать выразительные художественные средства языка и стиля.

Чтобы сделать текст не только понятным, но и интересным ребенку, необходимо соединение научно-познавательного и образного начал в повествовании.

Известно, что язык постоянно обогащается за счет новых терминов, многие из них становятся общеупотребительными. Однако использование терминов в тексте книги для детей имеет свои границы. Дело в том, что знакомые по звучанию слова порою наделяются читателями собственным содержанием. Кроме того, замечено, что известное по названию представляется читателю ясным и по значению; при этом формируется не собственно знание, а иллюзия знания о мире. Поэтому желательно заменять термины синонимическими обозначениями из обиходного словаря или метафорическими определениями. Если же без термина невозможно обойтись, необходимо найти наиболее целесообразный способ его объяснения в доступной для данной категории читателей форме.

В статьях энциклопедических изданий для детей используется иной способ введения термина по сравнению со способом введения термина в статьях «взрослых» изданий. Основной принцип справочного издания — начинать статью с термина — в изданиях для детей выполняется не всегда. Иногда термин вводится в текст после некоторых общих рассуждений, которые позволяют читателю постепенно подойти к сложному слову, воспринимая его в привычном контексте.

Например, в словаре-справочнике для взрослых термин начинает словарную статью: «Ритм — организованность музыкальных звуков в их временной последовательности, одно из главных выразительных и формообразующих средств музыки…». В словаре же, предназначенном юным музыкантам. статья, озаглавленная «Ритм», начинается не с определения термина, а с определения характеристики той сферы, в которой данный термин употребляется. Статья постепенно подводит читателя к осознанию значения этого термина: «В музыке мы встречаемся со звуками долгими и короткими. Чередования их, одинаковых или разных по длительности, образуют ритм». Далее здесь же в доступной для читателя форме с использованием понятных, красочных примеров повествуется о ритме, объясняется смысл этого понятия — одного из основных музыкальных средств выражения содержания. Изложение не подчиняется строгой схеме и достаточно подробно.

Еще один пример раскрытия термина во «взрослом» и «детском» энциклопедических словарях.

«Мемуары — разновидность док. литературы, которая включает повествование участника общественной, литературной, художественной жизни о событиях и людях, современником которых он был…» (вариант из «взрослого» издания).

«В самом названии литературы этого рода — мемуары (от франц. memoires — воспоминания) — есть указание на то, что они о событиях подлинных, некогда бывших и теперь вспоминаемых. А значит, главное его достоинство — точность, достоверность. Открывая книгу воспоминаний, мы ожидаем встречи с осведомленным и наблюдательным собеседником, способным судить умно и объективно» (вариант из «детского» издания).

Сравнивая эти примеры, можно заметить, что характеристика термина во втором случае имеет более распространенную форму, затрагивает те аспекты, которые понятны читателю-подростку и существенно расширяет его кругозор: здесь упоминается автор; показана специфика содержания мемуаров со стороны качества используемой информации. Сам тон повествования более теплый, доверительный, как будто начинается беседа о вещах интересных, глубоких и в то же время абсолютно понятных.

Тон доверительной беседы характерен для статей справочных изданий, предназначенных подросткам, причем рассказчик, «стоящий» за каждой статьей, активно использует разговорную лексику. Приведем пример из статьи «Комедия дель арте»: «Разыгрывали спектакль бродячие лицедеи. Глава труппы — капомико задавал сюжет, и на подмостки выходили два веселых дзанни (слуги) — Причелла и Арлекин; скупой, спесивый и хворый купец Панталоне; ученый болван Доктор юриспруденции из Болоньи; трусливый бахвал Капитан; острая на язычок служанка Серветта. Появились влюбленные, и началась веселая карусель: старики, как водится, мешали соединению любящих, а молодые с помощью бойких слуг оставляли их в дураках».

Во многих случаях применяется метод постепенного подведения к термину: «Часто можно услышать или прочесть, что, например, в басне И.А. Крылова «Волк на псарне» под Волком подразумевается Наполеон. На иллюстрации Г. Нарбута к этой басне Волк даже изображен с наполеоновской треуголкой, а ловчему приданы черты сходства с Кутузовым. Однако, если бы смысл басни к этому сводился, перед нами была бы простая аллегория. Тогда, не зная Наполеона, мы просто не смогли бы прочесть эту басню. Но «Волк на псарне», как и всякая басня, имеет обобщенно-нравственный смысл и лишь намекает на события Отечественной войны 1812 г. Такой намек называется аллюзией (от лат. allusio шутка, намек)».

Можно также использовать прием синонимизации при введении термина в текст. Например: «Если в литературном произведении возникает противоборство разнонаправленных сил — социальных, природных, политических, нравственных, философских, если в художественной структуре произведения находит воплощение противопоставление характеров обстоятельствам, друг другу или различных сторон одного характера, то такое противопоставление называется художественным конфликтом, или художественной коллизией (от лат. collisio — столкновение)».

Не менее удачен для детского издания и способ аналогизации при введении в текст сложного термина, когда для разъяснения понятий используются аналогии. Приведем пример объяснения термина «ангемитонная пентатоника»: «Попробуйте поиграть на одних черных клавишах фортепьяно или аккордеона. Не правда ли, эти необычные мелодии чем-то напоминают китайскую, монгольскую или татарскую музыку? Происходит это потому, что черные клавиши воспроизводят звукоряд, на котором строится музыка многих неевропейских народов. Называется такой звукоряд ангемитонной пентатоникой: ангемитонный — значит «бесполутоновый», «пентатоника» — пятизвучие (от греческих слов «пенте» — пять и «тонос» — звук)».

Именно через язык ребенок входит в духовную жизнь старших поколений, овладевает знаниями и представлениями об окружающей действительности, познает мир и чувства, осваивает критерии нравственности, эстетически обогащается, учится адаптироваться к внешним ситуациям, овладевает навыками собственного поведения. Поэтому язык детской книги становится мощным инструментом воздействия на формирование личности детей.

Превосходные образцы языка и стиля детской книги имеет русская литература XIX в. Великолепные страницы сказок А. Пушкина, П. Ершова, А. Погорельского, В. Одоевского прежде всего хороши именно со стороны умелого использования языковых средств. По этим произведениям учатся русскому языку дети. По ним же учатся писатели, создающие свои произведения. Следовало бы и редактору, посвятившему себя детской литературе, хорошо знать особенности языка лучших произведений детской литературы, соотносить с этими образцами свои требования к языку новых произведений.

Речь идет не о копировании сложившихся эталонов. Речь идет о том, чтобы развивающийся язык при создании детской книги использовался бережно, осознанно, отвечал общим критериям оценки, которым отвечают произведения, вошедшие в «золотой фонд» детской литературы.

Ясно, что исследования особенностей восприятия детьми разных возрастов языковых структур дают редактору возможность более обоснованно формулировать свои требования к авторам.

Работа редактора над аппаратом изданий для детей и юношества

Аппарат изданий для детей несложен.

Обязательные элементы аппарата, необходимые для обработки издания в библиотеках и информационных службах, а также для организации работы с ним (руководство чтением, классификация, пропаганда, изучение читательского спроса и др.), составляют на основе ГОСТов.

Остальные элементы выполняют прежде всего обучающую функцию. Аппарат должен быть направлен на повышение уровня восприятия содержания.

Однако редактор как основной создатель и организатор аппарата не должен стремиться к тому, чтобы «оснастить» все сложные, неясные аспекты произведения, чтобы все трудные вопросы были объяснены в предисловии или в комментариях. Читатель должен в результате знакомства с книгой получать и развивать навыки овладения информацией, в отдельных случаях опираясь на врожденную интуицию. Должно согласиться с В.Г. Белинским, который предостерегает от излишних комментариев и объяснений:

«Ведь мы, взрослые, читаем хороший роман не как вымысел, а как быль… Зачем же отнимать у детей это очарование? Излишние объяснения, знакомство детей с текстом «через критику», через готовое мнение приводят к тому, что читатели начинают «перетолковывать по-своему недоступные для них чувства», становятся пустыми фразерами. Это ведет к разрушению эстетического чувства».

Аппарат изданий для детей должен иметь дидактическую направленность. Как и при работе с любым другим элементом издания, при подготовке аппарата необходимо учитывать возрастные особенности читателей, тип издания, вид литературы.

Возрастом читателей определяются выбор элементов и состав аппарата. Чем старше дети, тем сложнее может выглядеть аппарат.

Так, в серийном издании «Мои первые книги» (издательство «Детская литература»), адресованном дошкольникам, справочный аппарат минимален и включает выходные сведения, оглавление, библиографический список вышедших книг серии.

Самый простой аппарат используется в литературно-художественной книге. Толкование непонятных слов и выражений дается не в комментариях, а в подстрочных материалах, поскольку читатели младшего и среднего школьного возраста не имеют навыков работы с книгой при чтении художественного произведения и обращения к словарям, комментариям, указателям.

Справочный аппарат собрания сочинений включает вступительную статью, комментарии, оглавление, аннотацию. Вступительная статья, как правило, представляет собой биографический научно-художественный очерк.

Основные критерии оценки редактором такой статьи определяются характером ее содержания. Так, полнота материала предполагает показ биографии, творческой судьбы и особенностей творчества автора.

Критерии оценки комментариев также определяются характером содержания и спецификой читательского адреса.

Содержание комментариев предполагает использование текстологической и реально-исторической информации. Основные требования редактора к этим материалам — доступность приводимых характеристик, органическая связь с содержанием произведения, а также с другими элементами аппарата, прежде всего со вступительной статьей.

Сборники для детей могут включать вступительную статью (начало «разговора» с читателем), аннотацию, содержание. Вступительные статьи пишут приглашенные комментаторы (например, известный писатель, артист, ученый) или сами редакторы. В последнем случав редактор имеет возможность заострить внимание читателя на издании в целом, показать его характерные свойства, раскрыть немного «лабораторию» редактора и издателя, объяснить, почему произведение литературы стало предметом данного издания.

Содержание (оглавление) может располагаться в начале и в конце книги. Его место определяется особенностями данного издания. Так, если названия произведений, включенных в сборник, могут побудить или усилить интерес читателей, «настроить» их на чтение, сфокусировать внимание на определенных аспектах изложения, то, очевидно, содержание следует поместить в начало издания.

Однако главным мерилом качества аппарата является реализация возможности повысить степень усвоения содержания, усилить интерес, сделать произведение наиболее доступным конкретной группе читателей.

Чаще всего в книгу для детей включают вступительную статью, оглавление (содержание для сборника), аннотацию. Несмотря на то, что особенности аннотации определяются ГОСТом, при ее составлении необходимо учитывать, что с аннотацией будут знакомиться и ребенок, и взрослый. Поэтому характеристика произведения должна учитывать особенности интереса тех детей, кому предназначено издание, делая упор на соответствующие аспекты произведения.

Вступительная статья может подразумевать читателя-ребенка и читателя-взрослого. Но по мере увеличения возраста читателя этот элемент аппарата сужает читательский адрес, обращаясь только непосредственно к читателю-ребенку. Например, аппарат издания «Библиотека мировой литературы для детей» (БМЛД) ориентирован на восприятие самих читателей. Здесь вступительные статьи обращены непосредственно к детям. Так построены предисловие к 4-му тому (содержит избранные произведения М. Ю. Лермонтова), написанное Ираклием Андрониковым, предисловие к 18-му тому (содержит произведения А. А. Фадеева «Молодая гвардия», «Разгром»), написанное М. Алексеевой, предисловие к 25-му тому (содержит сказки, песни, загадки, стихотворения, воспоминания C.Я. Mapшака), подготовленное У. Смирновой.

Редактору следует помнить, что материал, открывающий книгу для детей, должен стать первым шагом знакомства читателя с содержанием. Поэтому значительность содержания вступительной статья и доступность формы можно рассматривать в качестве главных критериев ее оценки. Например, в упомянутом предисловии к 4-му тому БМЛД «Образ поэта» Ираклия Андроникова содержится интересная беседа специалиста, который не только прекрасно знает Лермонтова, но и влюблен в его творчество, сжился с судьбой поэта. Ясно, что создание предисловия такого плана — удачная находка автора и редакторов. Вступительная статья к 12-му тому о Достоевском и Чехове, подготовленная Н. Куленковым, ставит вопрос о различии и единстве двух гениев. Тут автор поднимает читателя на ступень литературоведческого познания художественного творчества — задача важная, трудно выполняемая, которая отлично решена благодаря некоторым неожиданным сопоставлениям произведений («Студентов» и «Черного монаха» Чехова с «Двойником» и «Хозяйкой» Достоевского). Читатель таким образом знакомится с новым ракурсом серии — литературоведческим.

Иными словами, аппарат должен быть направлен на расширение знаний читателя, на формирование его интереса.

Важным элементом аппарата такой серии можно считать исторические справки. Причем важно, чтобы в них не только прослеживался творческий путь писателя, но и давалась характеристика (хотя бы в общих чертах) времени его жизни: культуры, искусства, упоминались имена известных современников.

За счет единообразия справочного аппарата обеспечивается и единство, целостность серийного издания. Так, в названной серии каждый том включает предисловие, текст произведения, комментарии, словарь, оглавление, аннотацию. Поскольку требования к аппарату и его составу определяются при формировании модели издания, редактор сразу же формулирует основные критерии оценки каждого элемента, решает организационные и методические вопросы подготовки аппарата (состав авторов, основное содержание), возможности обеспечения целостности серии за счет аппарата (информация о серии, списки вышедших и готовящихся к изданию томов и т.д.).

Аппарат справочного издания включает элементы двух видов: характеризующие издание в целом и характеризующие отдельные статьи. К первой группе относятся аннотация, предисловие или введение, система указателей, содержание, ко второй — комментарии и ссылки.

Энциклопедические словари юного музыканта и юного литературоведа включают авторские и редакторские предисловия; в них обосновывается необходимость появления издания, очерчивается круг вопросов, поднимаемых в книгах.

Предисловие от редакции имеет методический характер, облегчая читателю использование издания.

В «Энциклопедическом словаре юного зрителя» обе функции выполняет одно предисловие «От редакционной коллегии».

Словари снабжены алфавитными, предметно-именными указателями, включающими названия статей и термины, встречающиеся в тексте, с указанием страниц, на которых их можно найти.

Для таких указателей особенно важным является критерий полноты отражения содержания. На основе подобного указателя читатель отыскивает необходимые ему имена, события и т.д. Поэтому отсутствие в предметно-именном указателе «Словаря юного литературоведа» имени Н.В. Гоголя можно рассматривать как существенный просчет редактора.

Особо скажем о системе указателей для детской литературы. Так, для исторической тематики следовало бы использовать указатели имен. Ясно, что не следует составлять глухие указатели.

Принцип отражения терминов (например, инверсия в словосочетаниях) должен быть четко выдержан и объяснен в предисловии.

Кроме того, облегчило бы пользование указателем комбинированное построение — алфавитно-систематическое: в первом ряду в этом случае следует располагать ключевые слова и имена в алфавитном порядке. Во втором ряду группировать, также располагая их в алфавитном порядке, подчиненные и второстепенные понятия, зависимые от основного слова. Во-первых, такой указатель помогает пользоваться изданием. Во-вторых, обобщает и структурирует знания, изложенные в книге, устанавливая связи между отдельными явлениями и предметами.

Систему ссылок в детском справочном издании необходимо соизмерять с возможностями восприятия читателей. Чрезмерное увлечение ими рассеивает внимание, дробит отдельные материалы на фрагменты, усложняя их усвоение. Вместе с тем ссылки также позволяют показать связи разных областей, объединять общее и частное.

В «Энциклопедическом словаре юного музыканта», например, используется принцип ссылок от общего к частному: «Появляются новые жанры, вызванные изменившимися условиями жизни (см. Пионерские песни, Кино-музыка)». Или от частного к общему: «В Киевской Руси линия развлекательной музыки была представлена искусством скоморохов (см. Древнерусская музыка)».

В издания для детей целесообразно включать списки рекомендуемой литературы. В энциклопедических словарях такие списки помещены в конце изданий и расположены по тематическим разделам. Они существенно расширяют границы содержания книги и могут повлиять на круг чтения ребят.

В изданиях рекомендательных библиографических указателей для детей аппарат приобретает самостоятельное значение, ведь перечень названий рекомендуемых произведений мало что может сказать неподготовленному читателю.

Критерии редакторской оценки библиографического указателя определяются прежде всего педагогической направленностью такого издания. Отбор литературы должен тут осуществляться с учетом содержания интереса конкретных категорий читателей. Группировка библиографических записей, очевидно, помогает читателю ориентироваться в книжном массиве, самостоятельно выбирать те или иные издания. С особым вниманием необходимо относиться к аннотациям, сопровождающим библиографические записи. Желательно, чтобы они не только характеризовали содержание, но обращали внимание читателя на особенности произведения, предвосхищая и уточняя некоторые стороны восприятия его смысла.

Предметом особой заботы редактора является справочный аппарат издания библиографического указателя. Совершенно очевидно, что предисловие или вступительная статья к такому изданию играет значительную роль в выполнении познавательной и воспитательной функции. Предисловие должно сочетать методический и научно-популярный аспекты, показывая особенности отраженной в указателе литературы и помогая читателю работать с информационным изданием.

Анализируя структуру указателя, редактор определяет степень полноты раскрытия темы указателя и его целостность, причем эти качества особенно существенны именно для детской аудитории. Конечно, юный читатель ищет в указателе всю литературу по интересующей его теме, тем более что печатное издание авторитетно для каждого ребенка. Поэтому в предисловии необходимо сообщить читателю, как отбиралась литература, что и почему вошло в указатель или почему осталось за его пределами.

Поскольку одной из основных функций таких указателей является оценочная функция, редактор при анализе предисловия ориентируется не столько на мнение конкретного автора, сколько исследует соответствие критериев оценки изданий, отраженных в указателе, существующим общепринятым критериям.

Язык, стиль предисловия (вступительной статьи) должен быть ярким, запоминающимся, оставлять в памяти читателя ощущение беседы со знающим литературу человеком, который не навязывает свое мнение, а просто делится собственными впечатлениями от прочитанных книг, заостряет внимание на своих открытиях и находках в мире литературы.

Различие между мифологией и фольклором

Мифология (мифологические представления) – это исторически первая форма коллективного сознания народа, целостная картина мира, в которой элементы религиозного, практического, научного, художественного познания еще не различены и не обособлены друг от друга. Фольклор – это исторически первое художественное (эстетическое) коллективное творчество народа (словесное, словесно-музыкальное, хореографическое, драматическое). Если мифология – это коллективная «предрелигия» древности, то фольклор – это искусство бесписьменного народа, в такой же мере коллективно-безавторское, как язык.

Фольклор развивается из мифологии. Следовательно, фольклор – это явление не только более позднее, но и отличное от мифологии. Главное различие между мифологией и фольклором состоит в том, что миф – это священное знание о мире и предмет веры, а фольклор – это искусство, т.е. художественно-эстетическое отображение мира, и верить в его правдивость необязательно. Былинам верили, сказкам – нет, но их любили и прислушивались к их мудрости, более ценной, чем достоверность: «Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок».

Эти различия между мифологией и фольклором принципиальны, однако существенна и их генетическая общность:

1. 1) фольклор развивается из мифологии и обязательно содержит в том или ином виде мифологические элементы;
2. 2) в архаических социумах фольклор, как и мифология, носит коллективный характер, т.е. принадлежит сознанию всех членов определенного социума.

Мифология питала собой фольклор, но архаические мифы восходят к такой глубокой – в десятки тысячелетий – древности, что в большинстве фольклорных традиций мифы не сохранились. Они рассыпались на составляющие, соединялись в новых комбинациях, вбирали в себя новые компоненты, забывали и теряли прежние мотивировки, заменяли их новыми. Новое содержание могло быть как «своим», так и «чужим» – усвоенным у соседей в ходе миграций, приводивших к смешению племен. Мифологические метаморфозы превращались в метафоры, становились константами мышления, насыщали язык, фразеологию, народную поэзию. Сюжетные повороты и герои переходили в эпос и сказки. Нередко от архаических мифов сохранились лишь имена богов – такова судьба славянской мифологии.

Героический эпос в художественном развитии каждого народа представляет собой древнейшую форму словесного искусства, непосредственно развившуюся из мифов. В сохранившемся эпосе разных народов представлены разные стадии этого движения от мифа к народному сказанию – и достаточно ранние и типологически более поздние*. В целом к мифологическим истокам ближе те произведения народного эпоса, которые сохранялись до времени первых собирателей и исследователей фольклора (т.е. до XIX-XX вв.) в устно-песенной или устной форме, нежели произведения, давно перешедшие из устной словесности в письменно-литературную

Мифы рассказывают о  начале мира. Герои мифа – боги и первопредки племени, часто это полубоги, они же – «культурные герои». Они создают землю, на которой живет племя, с ее «теперешним» ландшафтом, узнаваемым слушателями мифа. Создаются солнце, луна, звезды – начинает длиться время. Первопредки и культурные герои побеждают фантастических чудовищ и делают землю пригодной для жизни. Они учат племя добывать и хранить огонь, охотиться, рыбачить, приручать животных, мастерить орудия труда, выращивать растения. Они изобретают письмо и счет, знают, как колдовать, лечить болезни, предвидеть будущее, как ладить с богами… Мифы задают «должный», отныне неизменный порядок вещей: по логике мифа, «т а к» произошло впервые и   «т а к» будет происходить всегда. События, о которых говорит миф, не нуждаются в объяснении – напротив, они служат объяснением всему, что вообще происходит с человечеством (т.е. с племенем, которое мыслит себя «родом человеческим»).

Для первобытного сознания миф абсолютно достоверен: в мифе нет «чудес», нет различий между «естественным» и «сверхъестественным»: само это противопоставление чуждо мифологическому сознанию.

Иные координаты в фольклорных сказаниях. Герои народного эпоса – это уже не полубоги (хотя нередко они так или иначе связаны с волшебной силой*). Время в эпосе – не мифическая эпоха первотворения, но историческое и, как правило, достаточно реальное, соотносимое с определенной значительной эпохой в истории народа (в русских былинах – княжение Владимира и сопротивление татаро-монгольскому нашествию; в армянском эпосе «Давид Сасунский» – национально-освободительное восстание; во французской «Песне о Роланде» – война с басками в Пиренеях во времена Карла Великого и т.п.). В настоящих мифах нет топонимов: место действия – еще не названная земля первопредков, а в эпосе география событий достаточно реальна (стольный Киев-град, Муром, Ростов, Новгород, Ильмень-озеро, море Каспицкое, Ерусалимград и т.п.). «Эпическое время, – пишет исследователь мифологии и фольклора Е.М. Мелетинский, – строится по типу мифического, как н а ч а л ь н о е время и время активных действий предков, предопределивших последующий порядок, но речь идет уже не о творении мира, а о заре национальной истории, об устроении древнейших государственных образований и т.д.» (Мелетинский, 1976, 276).

Другая линия эволюции мифа в фольклорные жанры – это сказка. Принципиальное отличие сказок от мифа и от героического эпоса связано с тем, что сказкам никто, в том числе малые ребята, не верит. Выдающийся исследователь фольклора В.Я. Пропп писал: «Сказка есть нарочитая и поэтическая фикция. Она никогда не выдается за действительность»; сказка – это «мир невозможного и выдуманного» (Пропп, 1976, 85, 88). Неслучайна поговорка Рассказывай сказки, т.е. ‘ври больше’ (Даль, IV, 190).

В сказочной традиции складывались специальные показатели неправдоподобия (шутливо-абсурдистского, алогичного характера). Чаще всего они встречаются в присказках-зачинах или в концовках сказок. Ср. зачин русской сказки, записанной в 30-х гг. XX в.: В невкотором царстве, в невкотором государстве, в том, в котором мы живем, под номером сядьмым, иде мы сядим, снег горел, соломой тушили, много народу покрутили, тем дела не ряшили (Померанцева, Минц, 1963, 183). Ср. концовки: На той свадьбе и я был, вино пил, по усам текло, во рту не было. Надели на меня колпак да ну толкать; надели на меня кузов: «Ты, детинушка, не гузай, убирайся-ка поскорей со двора» (Афанасьев, 234); Вот и сказка вся, дальше врать нельзя.

Главные изменения мифа на пути к сказке касались не столько содержания, сколько отношения людей к этому содержанию и, следовательно, социального назначения, функций этого текста.

Волшебная сказка выросла из мифов, которые включались в обряды инициации*, т.е. в ритуалы, связанные с посвящением (переводом и переходом) юношей и девушек в возрастной класс взрослых. В самых различных культурах инициация включала те или иные испытания, преодоление которых и должно привести к резкому повзрослению подростка (например, несколько дней и ночей провести в диком лесу; выдержать схватку с диким зверем, злым духом или «условным противником»; перенести боль, например, посвятительной татуировки или обрезания; пережить ряд пугающих событий и иные потрясения). В мифолого-обрядовой глубине такие испытания мыслились как смерть и новое рождение человека, уже в новом качестве.

Становясь сказкой, мифы утрачивают связь с ритуалом и магией, они теряют эзотеричность (т.е. перестают быть «тайным» знанием посвященных) и поэтому теряют в волшебной силе. Переходя в сказки, вчерашние мифы перестают ощущаться как оберег, как амулет. Их рассказывают запросто, а не в специальных ситуациях. И слушать их может кто угодно. Совсем иначе сообщался рассказ, обладавший магическим значением, т.е. миф, даже в тех случаях, если это не общеплеменная святыня, а миф индивидуальный, нечто вроде словесного личного амулета.

Сказки о животных развились из мифов о животных – путем «циклизации повествовательного материала вокруг зооморфного трикстера*, теряющего сакральное значение» (Костюхин, 1987, 54). Как и в истории волшебной сказки, трансформация мифов в сказки о животных состояла в утрате ритуально-магического значения таких рассказов, зато в развитии их эстетических, игровых, познавательных функций. При этом этиологическая значимость мифа уступала место более простому и реальному знанию повадок зверей, за которыми, однако, со временем все более стали просвечивать типы человеческих характеров (хитрая лиса, простодушный медведь, болтливая сорока и т.д.). Комические мотивы (шутки, насмешки, передразнивание) – свидетельство позднего характера мифа или сказки. «Классическая» мифология целиком серьезна, комическое возникает лишь на последних этапах перехода мифа в фольклор.

Быличка — жанр несказочного прозаического фольклора, история о встрече с нечистой силой, незримым миром.

Быличка отличается от легенды и сближается с бывальщиной тем, что она не апеллирует к традиции, а рассказывает историю из современной жизни, произошедшую с самим рассказчиком, но чаще — с его знакомыми или знакомыми его знакомых. Как и бывальщина, быличка описывает повторяющиеся события, которые могут случиться и со слушателями. В отличие от легенды и предания, быличка и бывальщина не объясняют некую реалию, а предостерегают или рассказывают о том, что в жизни бывает.

Быличка отличается от бывальщины и сближается с легендой своим обращением к чудесному, выходящему за пределы наблюдаемого мира.

В современном фольклоре быличка чаще встречается в качестве страшилки.

Быва́льщина (быль) — в русском народном творчестве краткий устный рассказ о невероятном происшествии, случае, якобы имевшем место в действительности. Перекликается с теримином «городская легенда» (калька с англ. urban legend).

Бывальщина (по сравнению с быличкой) уже ближе к легендам и сказаниям («люди сказывают, что…»).

Термины «быличка» и «бывальщина» стали известны в народе не позднее, чем в 19 веке. Слово «быличка» было подслушано братьями Б.М. и Ю.М.Соколовыми у белозерских крестьян и введено в научный оборот.

В конце XIX — начале XX вв. бывальщины и былички собирали Д.Н.Садовников, П.С.Ефименко, Н.Е.Ончуков, Д.К.Зеленин, Б.М. и Ю.М.Соколовы, И.В.Карнауховва. Огромное количество мифологических рассказов удалось записать С.В.Максимову

Более полное изучение быличек началось со второй половины XX в. Э.В.Померанцева предложила чёткое разграничение терминов «быличка» и «бывальщина»: «термин «быличка» соответствует понятию суеверный меморат… От бывальщины, досюльщины, предания, т.е. фабулата…быличка отличается…бесформенностью, единичностью, необобщённостью».

В настоящее время нет классификации, которая учитывала бы все особенности суеверных меморатов. Исследователи предлагают различные подходы к изучению данного жанра. Как правило, разнообразный по тематике репертуар быличек и бывальщин фольклористы делят на ряд тематических циклов, где в свою очередь выделяют группы суеверных меморатов. Так, Э.В.Померанцева предлагает классифицировать былички на рассказы:

• -о духах природы (о лешем, водяном, полевом, полуднице, русалках),
• -о домашних духах (о домовом, баеннике, овиннике, хлевнике),
• -о чёрте,
• -о волшебных кладах,
• -о мертвецах,
• -о привидениях,
• -о колдунах,
• -о нечистой силе.

Другие исследователи предлагают, что бывальщины по жанрам можно разжелить на охотничьи, рыбацкие, военные, любовные, о колдунах, видениях и т.д., но такое деление было бы очень условным. В любой группе бывальщин могли оказаться элементы соседней группы и даже не одной, а нескольких, реалистические образы могли чередоваться с фантастическими, поскольку все зависело от таланта рассказчика, обстоятельств во время импровизации и от состава слушателей.

НИЗШАЯ МИФОЛОГИЯ

Система мифологических представлений, относящихся к духам (демонам), противопоставляемым высшим богам и официальному культу (особенно в мировых религиях).

Таковы духи растительности (по отношению к к-рым В. Маннгардт употребил термин Низшая мифология) и персонификации календарных праздников (слав. Ярила, Герман, итал. Бефана и др.), сниженные образы языческих богов, в неофициальной народной культуре замещенные святыми — покровителями плодородия и т. п. (рус. Белее — Власий, Мопошь — Пятница и т. п.), многочисленные злые духи — нечистая сила,— возводимые во многих традициях к падшим ангелам, и др. ОБРЯДЫ И МИФЫ, ритуалы и ми-ф ы взаимосвязаны в практике воспроизведения мифа и отправления культа.

При этом О. и м. могут соотноситься как план выражения и план содержания в единой мифологической традиции: таково соотношение жертвоприношения, воспроизводящего космогонический акт и космогонического мифа и т. п. Сама рецитация мифа принимает характер литургии или заговора — магического акта, приравниваемого к космогоническому: заговоры против болезни и т. п. приравнивают человеческое тело (в т. ч. больной его член) к частям творимого космоса, обращены к богам, связанным с космическими стихиями и порядком (Варуна может упоминаться в заговорах против водянки как божество водной стихии и т. п.); ср. обычай рецитации космогонических мифов во время главного (ново» годнего) праздника, шаманские мифы, воспроизводящие во время камлания описание вселенной, по к-рой путешествует шаман в поисках души, и т. п.

Мифологизация основных явлений жизненного цикла — рождения, свадьбы (см. Священный брак), смерти соотносит с мифологическими представлениями т. н. семейные обряды, особенно основной обряд архаического (племенного) общества — инициацию, переход подростка в группу взрослых, вступление в тайный союз (культовое объединение мужчин племени), в объединение жрецов, шаманов и т. п. С инициациями (ритуалами посвящения) связаны специальные категории эзотерических и экзотерических мифов, по-разному объясняющих сам ритуал и др. обычаи племени для посвященных и непосвященных (призванные запугать последних рассказы о поглощении посвящаемого чудовищем — Радужным змеем, Нунапипи и т. п.), образ т. н. патрона инициации (культурный герой Вайаме у австралийцев, верховное божество Баксбаквалануксивэ у квакиутль и т. п.), мифы о происхождении обрядов обрезания (Бытие 17, 10-14 — в ветхозаветной традиции), о жертвоприношении Исаака и т. п.

Мифам, сопоставимым с обрядами инициации, близки по структуре календарные (культовые) мифы об умирающих и воскресающих богах, особенно представления, связанные с вакхическими (см. Дионис) мистериями (ср. Орфей, Пенфей и др.), элевсин-скими мистериями (см. Деметра), о нисхождении в преисподнюю Иштар, Аматэрасу и т. п. Ритуалу (культу) в мифологической модели мира отводится роль главного фактора, стабилизирующего космос: жертвоприношение призвано поддерживать силы богов и т.  п.

Мифологическая школа — научное направление в фольклористике и литературоведении, возникшее в эпоху европейского романтизма. М.ш. не следует отождествлять с наукой о мифологии, с мифологическими теориями. Хотя М.ш. занималась и собственно мифологией, но последняя приобретала в ее теоретических построениях универсальное значение как источник национальной культуры и привлекалась для объяснения происхождения и смысла явлений фольклора

Демонологические персонажи русского фольклора

Основные черты мифологических рассказов: установка на достоверность; свидетельское показание; ослабленная эстетическая функция; учительская функция. Жанровые разновидности: былины; бывальщины; поверья. Классификация (по указателю Айвазян- Померанцевой и Зиновьева): 1) о духах природы (леший, водяной, русалки, шуликуны, полудницы, полевики); 2) о духах дома (домовой, банник, овинник, кикимора); 3) о черте, змее, проклятых; 4) былички о людях, обладающих сверхъестественными способностями, и покойниках (ведьма, колдун, покойник).

Современные мифологические рассказы

Актуальность мифологического сознания для современного человека. Рассказы, рожденные в ХХ веке (об НЛО, снежном человеке, Белом и Черном спелеологе и т.д.), в свете фольклористики. Общие черты с традиционными быличками: рассказ как свидетельское показание; меморат; описание чувства страха; установка на достоверность; подчеркивание на внезапность встречи; вечер как время действия; уединенное место как место действия и т.д. Портретные характеристики персонажей рассказов об НЛО и традиционных мифологических персонажей. Одинаковые функции.

Мифологические мотивы в сказке Лягушка-царевна (стр. 1 из 2)

Сказка — прекрасное творение искусства. Учёные по-разному толкуют сказку. Одни из них с безусловной очевидностью стремятся охарактеризовать сказочный вымысел как независимый от реальности, а другие желают понять, как в фантазии сказок преломилось отношение народных рассказчиков к окружающей действительности. Считатьли сказкой вообще любой фантастический рассказ или выделять в устной народной прозе и другие её виды — несказочную прозу? Как понимать фантастический вымысел, без которого не обходится ни одна из сказок? Вот проблемы, которые издавна волновали исследователей.

Известный сказковед Э. В. Померанцева даёт определение сказки, с которым стоит согласиться: «Народная сказка (или казка, байка, побасенка) — эпическое устное художественное произведение, преимущественно прозаическое, волшебное, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел. Последний признак отличает сказку от других жанров устной прозы: сказа, предания и былички, то есть от рассказов, преподносимых рассказчиком слушателям как повествование о действительно имевших место событиях, как бы маловероятны и фантастичны они не были» [4].

Наверное, самая распространённая и самая любимая в народе сказка — сказка волшебная. Она уходит корнями в далёкую старину.

Все волшебные сказки имеют общие черты. Во-первых, они схожи общностью их построения. Простейшая схема предшественницы волшебной сказки содержала в себе в качестве обязательных такие звенья:

1) как исходное — существование запрета; 2) нарушение запрета кем-либо;

3) сообразное с характером мифологических представлений следствие нарушения;

4) повествование о практиковании магии; 5) её положительный результат и возвращение героя к благополучию.

Каждая из волшебных сказок позднего времени тяготеет к структуре этих рассказов как к своей первоначальной повествовательной основе. Во-вторых, ни одна волшебная сказка не обходится без чудесного действия: в жизнь человека вмешивается то злая и губительная, то добрая и благоприятная сверхъестественная сила. Чудесный вымысел лежит в основе этого вида сказки.

Попробуем понять происхождение этого вымысла на примере русской народной сказки «Лягушка-царевна». С самого начала сказка переносит слушателя (читателя) в мир странный, непохожий на тот, который окружает человека. Повествование сразу захватывает воображение. Отец заставляет сыновей взять луки и пустить по стреле в

разные стороны: куда стрела падёт, там и взять невесту! Ни чем другим, кроме как вольной выдумкой, не может показаться этот эпизод современному читателю со взглядами, чуждыми представлениям тех времён, когда люди придавали значение этому своеобразному гаданию и твёрдо верили в судьбу, которой и вверяли себя. Но эта вера ещё сохранялась, и древний мотив удержан в сказочном повествовании.

Стрела старшего сына упала на боярский двор, стрела, пущенная средним сыном, угодила на купеческое подворье, а стрела младшего сына попала в болото, и подхватила её лягушка. Старшие братья веселы и рады, а младший брат заплакал: «Как я стану жить с лягушкой?» Поженились братья: старший — на боярышне, средний — на купеческой дочери, а младший брат — на лягушке. Обвенчали их по обряду.

Младший брат не получил никакого приданого за женой: жила лягушка на грязном и топком болоте. Напротив, старшие братья женились с выгодой. Древний мотив обездоленного сына приобрёл новый смысл в этой сказке. В художественном повествовании оказалась изменённой жизненная ситуация. От давней традиции осталась лишь память, что именно младшему брату должно быть труднее всего.

Поэтическое воображение воссоздало картину, полную живого иронического смысла, — лягушку во время венчания держат на блюде: как иначе Ивану — младшему сыну стоять рядом и вести за руку невесту-лягушку.

Горькие размышления героя о власти судьбы, давшей ему в жёны пучеглазую зелёную и холодную лягушку, переданы в сказке с наивной простотой и психологической ясностью: «Как жить? Прожить — не поле перейти, не реку перебрести!» Сказка стремится запечатлеть душевное состояние героя, она особо говорит о переживаниях человека.

Связь с могущественными силами природы делает сильным героя сказки. Ему и его супруге помогают «мамки-нянюшки», которых батюшка некогда приставил к лягушке. Сказка почти забыла о том, что именно родственная связь с миром природы делает героя и могучим, и сильным. В ней говорится о младшем сыне в семье как о человеке, который остался верен прежним этическим нормам. Он не ищет богатства и женится на простой болотной лягушке.

Рассмотрим подробнее персонажей сказки в их соотнесённости с верованиями людей и мифическими персонажами.

Заглавный герой, лягушка, является персонажем, широко представленным в мифах и легендах многих народов. В различных мифо-поэтических системах встречаются как положительные (связь с плодородием, производительной силой, возрождением), так и отрицательные (связь с хтоническим миром, мором, болезнью, смертью) функции лягушки, определённые прежде всего её связью с водой, в частности с дождём. В одних случаях лягушка, подобно черепахе, рыбе или какому-либо морскому животному, держит на своей спине мир, в других — выступает как открывательница некоторых важных космологических элементов. У алтайцев лягушка обнаруживает гору с берёзой и камнями, из которых добывается первый огонь. Иногда с лягушкой связываются водные элементы хаоса, первоначального ила (или грязи), из которых возник мир. В Бирме и Индокитае с образом лягушки нередко связывается дух, который проглатывает Луну (поэтому лягушка считается причиной затмения). В Китае, где лягушек также связывают с Луной, их называют «небесными цыплятами», так как существует поверье, что лягушки падают вместе с росой с неба. Мотив небесного происхождения лягушек позволяет рассматривать их как превращённых детей (или жену) громовержца, изгнанных на землю, в воду, в нижний мир (сравним с русской приметой «до первой грозы лягушка не квакает» и повсеместными представлениями о кваканье лягушки к дождю, об их появлении вместе с дождём и т.п.).

Связь лягушки с богом неба косвенно засвидетельствована в басне Эзопа о лягушках, выпрашивающих у громовержца царя для себя. Мотив лягушек как превращённых людей, известный также и в австралийской мифологии, не исчерпывается их связью с громовержцем; в филиппинском этиологическом мифе в лягушку превращается упавший в воду мужчина, которого жена переносила в корзине через реку; к тому же кругу представлений относятся мотив обращения в лягушку за обман, образы так называемого лягушачьего принца в германском фольклоре и, наконец, образы Царевны-лягушки в русских сказках [3].

Завершив краткий экскурс в мифы и поверья различных народов с участием лягушки перейдём к рассмотрению других персонажей. После того, как Иван нарушил определённый запрет, бросив в печь лягушачью шкуру, и получил наказание в виде отлучения от жены, он сталкивается с группой персонажей, весьма характерных для сказок, особенно волшебных, — животными (к ним относится и заглавный герой).

Детское, наивное отношение к живой природе стало основой воззрений человека на живой мир: зверь разумен, владеет речью. Сказки о животных восприняли формы вымысла из представлений и понятий первобытных людей, приписывавших животным способность думать, говорить и разумно действовать. Представления людей, приписавших зверю человеческие мысли и разумные поступки, возникли в жизненно важной борьбе за овладение силами природы.

Первым животным, которого увидел Иван-царевич после встречи со «старым старичком», давшим ему клубок, указывающий путь, был медведь. В сознании любого человека, знакомого со сказками, медведь — зверь высшего ранга. Он самый сильный лесной зверь. Когда в сказках один зверь сменяет другого, медведь находится в положении самого сильного. Такова сказка о теремке, о зверях в яме и другие сказки. Надо думать, что это положение медведя в звериной иерархии по-своему объясняется связью с теми традиционными досказочными мифологическими преданиями, в которых медведь занимал самое важное место хозяина лесных угодий. Возможно, с течением времени в медведе стали видеть воплощение государя, владыки округа.

В сказках постоянно подчёркивалась огромная сила медведя. Он давит всё, что попадает ему под ноги. Медведь и в древние времена считался особым существом, его нужно было остерегаться. Языческая вера в медведя была так крепка, что в Древней Руси в одном из канонических вопросов спрашивали: «Можно ли делать шубу из медведя?» Ответ гласил: «Да, можно». Почему именно о медведе поставлен такой вопрос? Не потому ли, что этот зверь издревле считался неприкосновенным существом? Но это, разумеется, противоречило духу новой христианской религии. Итак, ничто не мешает нам признать более чем вероятным существование у славян культа медведя. С медведем связывали представления о покровителе, близком к тотему. Но даже независимо от решения вопроса, был тотемизм у предков восточных славян или нет, учёными доказан факт существования у славянских народов мифических представлений о наделённых разумом животных. Это был мир, которого боялись и с которым не хотели ссориться: человек соблюдал разного рода обычаи и магические обряды. Это касается и других животных, повстречавшихся главному герою. Селезень, косой заяц и щука, которых Иван-царевич пожалел и не стал убивать, сослужили ему впоследсвии добрую службу. В волшебной сказке распространён мотив благодарности животного, которое становится верным другом и помощником человека. Звери принимают сторону героя, когда он проявляет великодушие, не причиняет им вреда. Позднее объяснение такого сказочного эпизода естественно: зверь воздаёт добром за добро. Иное объяснение этому давалось в древности. Почти у всех народов существовал обычай убивать тотемную птицу, зверя. Соображения неприкосновенности тотема сочетались с целесообразными мерами сохранения дичи в пору, когда она размножалась. Возможно, сказки о благодарных животных отражают эти древние промысловые обычаи.

Миф о лягушке-царевне

Реконструируется миф, который мог лежать в основе сказки о лягушке-царевне. Амбивалентность мифологического мышления приводит к тому, что в процесс реконструкции вовлекаются персонажи других мифов. Для описания приключений героя приходится привлекать психоаналитические соображения. В целом это, конечно, не научное исследование, а пародия на него.

Оглавление

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Миф о лягушке-царевне предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Это было раньше раннего, прежде прежнего, давнее давнего, древнее древнего, когда ничего еще не было. Ни вас, мелюзги, передо мной не стояло, ни меня, старого, меж людьми не ходило, ни людей живых на земле не живало, да и самой земли никакой под небом не проплывало 1 .

Было так иль не было, а только было только небо хрустальное, и жил на нем Терун 2 , один-одинешенек. А как на небе Мокошь появилась, о том и речь. Рассказал мне это сам Терун, когда я к нему на мед зашел, ну да речь не о том, а вот о чем. Он рассказал, а я перескажу.

Скучно было Теруну одному в целом мире. Только и было у него забавы, что везарь 3 .

Бывало, метнет его — искры и гром по всему небу 4 ! Но эта забава ему быстро надоела, воевать некого, воеваться некем.

Когда-то давно жили на небе чудовища, одно другого опаснее, но — спасибо везарю! — Терун очистил от них мир 5 . И хорошо, потому что в том мире, с чудовищами, нам бы не выжить… Но тогда нас еще в помине не было…

И вот стало ему так скучно, что как-то раз встал он посередь неба, размахнулся как следует… эх, раззудись плечо, да размахнись, рука. да и запустил верный свой везарь прямо вверх! И стоит столбом, головы вверх не подымая 6 . Долго стоял. Надоело ждать, упадет везарь на голову, или мимо… Наконец, стало наверху погромыхивать, все громче и громче, засвистело там, застонало — то везарь летит! Берегись, Терун! Не сносить тебе головы! Не стал он беречься, все одно одному не небе не житье.

Мимо пролетел везарь, в трех шагах о небо грянулся, только воздухом Теруна толкнул и жаром обдал. Отличная забава получилась… Да только, мимо-то пролетев, да о хрустальное небо грянувшись, пробил везарь небо, прошел сквозь него, как горячий нож сквозь масло, и был таков! Только дырка в небе осталась 7 .

Подошел Терун к ней, поглядел. Темно. Большая дырка. Лег он на край, голову свесил и увидел внизу маленький огонечек. Прислушался — вроде там и погромыхивает что-то, едва слышно. Значит, везарь еще падает. Огонечек светил все слабее и слабее, потом вспыхнул поярче напоследок и потух. Упал везарь на что-то, значит. И грохот спустя некоторое время прикатился оттуда. Испугался Терун: вдруг там, внизу, есть кто живой? Не зашиб ли он кого по неосторожности? А вдруг с ним сразиться можно было б.

Терун спрыгнул в дыру и тоже стал падать, только воздух в ушах засвистел. Долго падал. Темно, только небо сверху светится, а внизу ничего не видно. Наконец, показалось ему, что прошло почти что столько времени, сколько везарь падал. Тогда Терун произнес волшебное слово»минимабор» 8 и уменьшился в сорок раз 9 . Потом, на всякий случай, еще раз. Тоже в сорок раз. Тут же Терун об воздух затормозился и легко, как пушинка, опустился на что-то мягкое.

Увеличился обратно, сказав два раза другое волшебное слово»максимабор» 10 , огляделся и видит: вокруг болото лежит, средь него одинец-камень 11 торчит, под ним кусточек растет, а под кусточком странная зеленая тварюшка 12 сидит, сидит себе, улыбается.

А в передних лапках она камень-громовик с дырой в середине держит — все, что осталось от оружия 13 . Палка, видать, сгорела. Подошел Терун поближе и заговорил с ней.

— Кто ты? — спросил он. — Как тебя зовут? Почему у тебя такие большие глаза 14 ? И такой большой рот? Почему ты улыбаешься? Почему у тебя мой везарь? Не разбил ли я тут чего? И не отдашь ли ты мне его обратно, чтобы я мог вернуться с ним на небо? И, кстати, где я?

— Я лягушка-квакушка, — был ответ, — зовут меня Мокошь, а это место — Хтонь 15 . Глаза у меня большие, чтобы лучше видеть тебя, Терун, рот — чтобы шире тебе улыбнуться. Ничего ты тут, на нашем хтоническом болоте, пока не разбил. А улыбаюсь я потому, что давно ждала тебя в гости, и теперь рада-радешенька, что вижу! Везарь твой я тебе отдам, но только возьми и меня с собой на небо! Потому что если ты без меня вернешься на небо, да еще везарь с собой заберешь, у меня ничего не останется, чтобы, глядя на него, о тебе вспоминать. Тогда мое сердце разобьется, и я умру…

Смутился Терун. Он ведь бросал везарь, чтобы развлечься, а оказалось — невесту нашел!

— Возьму, конечно, — сказал Терун.

— Тогда иди к моему батюшке и посватай меня, — велела лягушка, — обойди Алатырь-камень 16 , с той стороны его и найдешь.

Обошел Терун камень и видит: стоит еще камень, поменьше, замшелый 17 и в землю вросший, а рядом два пня, старых, но не трухлявых. А на камне том — надписи загадочные:

• Кто пришел лечиться, садись на вызывной пень и жди.

• Кто сразу на два пня сядет, тот в болоте утонет.

• В ком бес сидит, тому пусть бес и подскажет, какой из пней вызывной.

• Кто будет ждать кого-нибудь, чтобы спросить, какой пень вызывной, тот пусть у советчика того и лечится…

… и еще много других 18 . Подумал Терун немного — и так неладно, и так нехорошо. Здорово придумано! Однако на ни два пня садиться, ни опасаться, ни отчаиваться, ни ногами на пень становиться ему было незачем, да и подсказок ожидать Терун не привык. Сел на какой попало пень, да и все тут. Тут же выходит из-за камня то ли еще один пень, то ли человек — старикашка корявый.

— Ты не болен, — говорит он Теруну, — и вылечить я тебя не могу. Сказывай, кто таков, откуда и зачем к нам пожаловал.

— Я болен, — не согласился Терун, — и ты можешь меня вылечить. Зовут меня Терун, живу я на небе, а пришел просить у тебя руку дочери твоей, Мокоши.

Слово за слово, разговорились они 19 . Согласился колдун хтонический отдать дочь за Теруна, но потребовал сначала сослужить ему службу 20 — убить зеркального змея одноглазого 21 у истоков бесконечного болота. А как те истоки найти, ему и самому неведомо. Пусть Мокошь, если хочет, сама подскажет — она знает.

Пошел Терун к Мокоши и говорит ей, что так, мол, и так, велел мне твой отец забрать у тебя везарь и идти воевать зеркального змея одноглазого у истоков бесконечного болота. А что это за змей, и где те истоки, сказал, ты мне подскажешь.

— Вот твой везарь, забирай, я и на новую палку его надела 22 , — молвила Мокошь. — Только знай, что если ты меня посватал только чтобы везарь свой раздобыть, а теперь обманешь меня и сбежишь, пусть тебе будет стыдно за мою безвременную молодую гибель. А как змея найти, я тебе расскажу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Миф о лягушке-царевне предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Примечания

Традиционный зачин для мифов из серии о создании мира. Однако, что характерно для мифа, подчеркнутая древность событий не мешает некоторым из них, как потом оказывается, происходить и посейчас.

По непроверенным сведениям (кто их мне сообщил, я не помню, а он не помнил, в какой статье читал), следуя В.Н. Топорову, славянский громовержец не Перун, а именно Терун (индоевропейский Дехр или Дерх, в тюркских затем превращается в Тенгри, у скандинавов — Тогр, Тоор, Тор, у прибалтов Теркунас, который позже превращается в Перкунаса параллельно с превращением у славян Теруна в Перуна, в обоих случаях под влиянием совпадения с названием молнии). Можно дополнительно предположить, что еще до перехода Терун > Перун от него был образован глагол»тереть», как обозначение характерного действия для вызывания огня (В.В. Иванов, В.Н. Топоров. Исследования в области славянских древностей,»Наука», М., 1974, с. 94:»… белорусское поверье о Перуне, добывающем молнию трением двух жернов», с. 116 рождение огня, добываемого трением двух кусков дубового дерева, сравнивается с рождением живого существа, откуда женская ипостась Перуна). В той же (цитированной) работе, хотя славянский Бог Грозы носит имя Перун, ему ставятся в соответствие на с. 84 скандинавский Тор, на с.123 хеттский Тархун, лувийский Тархунт, литовские эпитеты Перкунаса Таршкулис и Таршкутис, на с. 149 бурятский Асан-саган-тенгери, якутский и киргизский Тэнгри, на с. 159 греческое»техно»(в частности, кузнечное дело, как имеющее непосредственное отношение к этому персонажу; кстати нельзя не привести образец выражения о»выковывании»речи на с. 162, взятый у Данте:»миглиор фаббро дель парлар матерно»), и на с. 178 даже русский Федор Тугарин (впрочем, Тугарин производится ими от имени змея, противника Теруна).

Оружие явно индоевропейского происхождения, родственное санскритской ваджре и авестийской вазаре (совр. топор). Правда, из дальнейшего выясняется, что оно имеет совершенно первобытный вид: это просто камень с просверленной дыркой, насаженный на палку, в то время как ваджра изображается в виде диска с крылышками. Но, видимо, такое изображение было придумано позднейшими иллюстраторами на основе описания действия оружия. Его метали, и при попадании оно сносило голову. Но такое действие может оказать и везарь! Скорее всего, он ближе не к преобразовавшейся в диск ваджре, а к молоту скандинавского Тора.

Явное описание грозы. Здесь Терун схож с Зевсом и Тором. Как известно, в синтетической религии, введенной на Руси непосредственно перед христианством, Сварог, Терун и Мокошь занимали в пантеоне места Одина, Тора и Фрейи. Здесь, однако, Терун, одновременно с ролью бога-громовержца, играет роль верховного бога, как Зевс. Вообще, амбивалентность мифологического сознания была настолько велика, что бог-громовержец не только мог отождествляться с другими богами пантеона, святыми, героями и пр. (см. в упомянутой работе В.В. Иванова и В.Н. Топорова: с.13 св. Илья, сухой и мокрый, с.15 Перкунс, Потримп и Патолл у прусов, с.16 исландский Тор и ведийский Индра, с.17 Ветер и Ворон Воронович, с.18 св. Илья как возничий, с.19 св. Георгий-Егорий-Юрий как воин-змееборец, с.25 Юпитер как бог четверга в античности, Вавилоне, Др. Индии и Тибете (Индра), с.26 четыре литовских Перкунаса, в соответствии с тем же четвергом, с.28 скандинавский Тор с эмблемой, на которой четыре карлика, сидящие по углам неба, и четвергом, майясский Бог Дождя (их четверо, и каждый сидит с топором и змеей на мировом древе своей стороны света) и ацтекский бог дождя Тлалок, соперник пернатого змея, а также 4 бога: молнии (с молотом), облаков, дождя и града, в китайской даосской традиции сопровождающие Яшмового владыку, с. 123 древнегреческий Керауниос (Громовержец), бог каменных орудий, и более поздний Зевс Керауниос, Всеслав и Вольга у восточных славян, с. 131 хеттский Пирва, с.142 драконоборцы Аполлон, Зевс, Геракл, с. 143 бог дождя и молнии Ваал (он же дракон), бог Мардук, сражавшийся с чудовищем Тиамат (Междуречье) и Гильгамеш (там же), с. 144 древнеегипетский Ра, с. 170 Добрыня, с. 172 Алеша Попович, с. 173 Каваль-богатыр (кузнец), с. 180 Ярила, св. Юрий-Егорий-Георгий: который также убивал дракона (с. 202), с. 210 Осирис, Таммуз, Адонис, с. 214 ведийский Пушан, с. 215 римский Марса (с. 215), бог войны с некоторыми сельскохозяйственными функциями (как и бог грозы). Марс, к тому же, связан со вторником, что опять приводит нас к Тору, кроме того, его имя похоже на бога междуречья Мардука, сравниваемого также с Перуном на с.143, заодно с Аполлоном, Зевсом и Гераклом), но и со своим противником Змеем или его заместителями, к-рых не меньше (там же, с.31 змея Шкуропея (скарабей?!), с.35 Кощей Бессмертный, с.36 в Эдде змей Нидхёгг, гложущий корни мирового ясеня, с.37 ведийский змей глубин, славянский пень (бадняк, откуда будний день как день перед праздником), почитаемый при прощании со старым годом, с.38 царь Змиулан, у к-рого лиса отнимает скот в пользу царя Огня и царицы Маланьицы-молнии (тогда уж и людоед, у которого точно так же скот отбирает кот в сапогах?), с.40 Цмок (дракон) восточных славян и литовцев, с.41 ведийский противник Индры демон Вала, заперший скот, либо дракон Вритра, заперший воду (на с.100 Вритра назван»бесплечим»(змей!) на основании текста, в котором Индра разрубил его на части), с.44 в кетском мифе Индра поражает семь порогов (препятствий для воды), они же семь Хошедэмов, сыновей носительницы злого начала, с.45 Вала > Волос > Велес, славянский скотий бог, с. 46 медведь, св. Власий, покровитель скота, с, 53 черт-волосень, отъедающий палец у прядущего в запретный для этого день перед Новым годом, с. 104 змея-скорпея на Латырь-камне или Алтарь-камне, с. 117 болгарская хала, змея, запирающая засуху, с. 118 змеи, помогающие св. Илье либо св. Георгию изгонять дракона, с. 124 те же Всеслав и Вольга у восточных славян, сравниваемые с громовержцем, и Вук-Змей Огненный у южных славян, с. 131 хеттские бородатые змеи, которых связал Пирва, с. 142 Пифон (см. Аполлон), Тифон (см. Зевс), Кикнос (см. Геракл) и ханаанский Ваал, имя которого производится от»море»и»смерть», как, впрочем, и имя сравниваемого с громоверцем Марса через

Анализ волшебной сказки «Царевна-Лягушка»
учебно-методический материал по чтению

Предоставлено для использования учителям и студентам.

Скачать:

Вложение	Размер
analiz_volshebnoy_skazki.docx	14.8 КБ

Предварительный просмотр:

Анализ волшебной сказки «Царевна-Лягушка»

1. Тип сказки: сказка является волшебной, т.к. в ней присутствуют повторные построенные элементы «Пустил брат стрелу. », «ни вздумать, ни взгадать, ни пером описать.». Наличие начальной ситуации «В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь с царицею, у него было три сына — все молодые, холостые, удальцы такие, что ни в сказке сказать, ни пером написать; младшего звали Иван-царевич.». Наличие завязки, кульминации, развязки. Отлучка «Дети мои милые, возьмите себе по стрелке, натяните тугие луки и пустите в разные стороны; на чей двор стрела упадет, там и сватайтесь». Наличие испытаний «Ох, Иван-царевич! Что же ты наделал? Если б немножко ты подождал, я бы вечно была твоею; а теперь прощай! Ищи меня за тридевять земель в тридесятом царстве — у Кощея Бессмертного». Обернулась белой лебедью и улетела в окно. Иван-царевич горько заплакал, помолился богу на все на четыре стороны и пошел куда глаза глядят. Шел он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли — попадается ему навстречу старый старичок. Антагонист для героя его старшие братья. Наличие волшебных помощников: мамки-няньки, чудесные говорящие звери (медведь, заяц и щука); помощник-старичок, который подарил Ивану-царевичу путеводный клубок, Баба-яга, указавшая, местонахождение Василисы Премудрой и рассказала, как победить Кощея.

Главный герой: Иван-царевич и Василиса Премудрая.

Второстепенные герои: Царь, братья, Кощей Бессмертный.

Зачин: в некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь с царицею, у него было три сына — все молодые, холостые, удальцы такие, что ни в сказке сказать, ни пером написать; младшего звали Иван-царевич.

Основная часть: отец даёт наказ сыновьям искать жён при помощи стрел; стрела Ивана-царевича достаётся лягушке.

Кульминация: Иван жёг лягушачью кожу, из-за этого Царевна-лягушка отправляется к Кощею Бессмертному.

Развязка: Иван достаёт и ломает иглу, в которой спрятана смерть Кощея.

Исход: После того они жили вместе и долго, и счастливо.

4) Художественное время и пространство сказки – смешанное

Стилистические формулы: утро вечера мудренее, как ни в сказке сказать ни пером описать.

Василиса Премудрая-трудолюбивая, заботливая, добрая, красивая, думает не только о себе, но и о других.

Иван-царевич- смелый, добрый

Устойчивые выражения: После того они жили вместе и долго, и счастливо. Вот и сказке Царевна-лягушка конец, а кто слушал — молодец! Что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать!

Устаревшие слова: Аль, Почто так кручинен стал?

6) Нравственная проблема сказки: нельзя судить о человеке по внешнему виду, надо оценивать людей по их делам, по внутренним достоинствам. Никакие плохие поступки не остаются безнаказанными, не поступай по отношению к другим так, как ты не хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе.

По теме: методические разработки, презентации и конспекты

Проектная работа заняла 3 место в окружном конкурсе научно — исследовательских и проектных работ «Открытие» в номинации «Кино, театр и мир искусства».

Цель: Знакомство с восточным народным творчеством, со сказкой «Аладдин и волшебная лампа».Задачи:Развивать речь детей, выразительность чтения и умение анализировать художественные произведения;У.

В статье рассматриваются истоки русской волшебной сказки. Автор полробно останавливается на методике анализа сказки на уроке в начальной школе. В качестве примеров, рассматриваются сказки .

Внеурочное занятие проведено на преддипломной практике студентом 4 курса.

В начале работы по коррекции и развитию мелкой моторики у группы обучающихся первого класса была проведена диагностика «Зоопарк». Детям предлагалось нарисовать животное, которое им нравитс.

Мотивацией для разработки анализа этого произведения для меня послужил отрывок из книги Вадима Левина “Когда маленький школьник становится большим читателем” (Москва, “Лайда”, .

Статья»Анализ художественного произведения на примере рассказа В. Осеевой «Волшебное слово»&quot.

История Царевны-лягушки

Две с половиной тысячи лет назад записал Геродот удивительные истории о скифах. Одна из них напомнила нам сюжет русской сказки. Но, чтобы утвердиться в своей догадке, пришлось отыскать ее старинный вариант.

Итак, что записал Геродот? Богатырь (историк называет его Гераклом) попадает в далекую страну, которую позже назовут Скифией, и, утомленный, засыпает. А проснувшись, обнаруживает пропажу: нет его коней. Он отправляется на поиски и приходит к пещере, где живет полуженщина-полузмея. Образ фантастический, но Геродот опирается на представления реального народа – скифов. В древности часто отдавали предпочтение небесным девам, богиням, которые являлись людям и объединяли черты матерей-прародительниц.

Геракл приглянулся деве, она согласна вернуть коней при условии, что герой возьмет ее в жены. От этого брака рождается трое сыновей: Агафирс, Гелон и Скиф. Уходя на новые подвиги, Геракл наказывает удивительной женщине дать его пояс и лук всем сыновьям поочередно: тот, кто опояшется поясом и сумеет натянуть его лук, пусть правит страной. Это удалось сделать Скифу. По его имени и назвали страну Скифией.
О богине, обитающей в пещере, и о Геракле, помогающем ей победить гигантов, рассказывает и историк античности Страбон.

И вот еще одна версия — поразительная сказка «О лягушке и богатыре». Донесли ее до довольно поздних времен русские сказочники. Опубликована она впервые в XVIII веке в сборнике десяти русских сказок. В устном варианте, дошедшем до XVIII века, еще сохранились древние скифские мотивы, в ее героине еще узнается дева-сирена, женщина-полузмея. Понятно, что многие поколения безвестных рассказчиков изменили божественные образы и реалии скифской старины, упростили их, приземлили. Превратили женщину-сирену в царевну-лягушку. Однако самые большие искажения история претерпела именно в последние два столетия. Пересказы стерли следы древности, мифилогическое повествование превратилось в детскую сказочку, местами даже глуповатую, вряд ли кто теперь готов принимать ее всерьез. Даже название ее не сохранилось. До нас дошло просто «Царевна-лягушка». Но ведь это тавтология. Слово «лугаль» было известно еще почти пять тысяч лет назад шумерам, и означает оно буквально «царь». Его варианты – «регул», «лугаль» – прописаны на картах звездного неба со времен Шумера и Вавилона.

Три «любимицы» короля (царя), родившие ему трех сыновей, героев сказки, в поздних вариантах даже не упоминаются. А ведь само начало сказки в ее старинном виде переносит читателя в особый мир. В исторически обозримые времена не найти, как правило, царей без цариц, без законных наследников. Отклонения от этой нормы – редкое исключение. Зато мифы сообщают нам об этом далеко не в виде исключения.

Геракл считается сыном Зевса, главы Олимпа. Но у Зевса как раз и были многочисленные «любимицы» и потомки от них. Сказка пришла к нам из эпохи богов. Бог богов Зевс был неоднократно женат. Иногда говорят о восьми или девяти его женах. Намного больше было у него «любимиц». Геракл рожден от смертной женщины Алкмены. Ее родная бабка Даная тоже была возлюбленной Зевса. В сказке число «любимиц» сокращено до трех – быть может, из соображений нравственных.

В поздних пересказах действие начинается со странного события. Царь созывает сыновей, велит им взять луки и выпустить в чистом поле по стреле: куда стрела попадет, там и судьба, там живет его невеста. Вот такие простаки – царь с сыновьями. А речь-то идет о сыновьях от разных «любимиц» и о царе не столько земном, сколько небесном. И тут вполне уместно испытание с помощью лука. Древний миф предлагает для этого оружия самое почетное место: выходят братья вовсе не в чистое поле, а в заповедные луга. Это луга чудес, небесные луга, и нужно самому найти там свою судьбу, если ты рожден не законной царицей, а просто «любимицей».

В Геракле воплощены черты самого Зевса, и у него, согласно Геродоту, именно три сына, и, как в сказке, они должны пройти испытание с помощью лука. Братья старшие стреляют вправо и влево, а Иван-царевич пускает стрелу прямо, и попадает она в болото. А там шалаш из тростника. В шалаше лягушка.

«Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу!» – просит Иван-царевич в сказке, известной нам с детства. В старинном же варианте Иван-богатырь, наоборот, от стрелы своей хочет отступиться. Там лягушка требует, чтобы герой взял стрелу: «Войди в мой шалаш и возьми свою стрелу! Ежели не взойдешь, то вечно из болота не выйдешь!»

Но шалаш мал, Ивану не войти в него. Тогда лягушка перекувырнулась – и шалаш превратился в роскошную беседку. Удивился Иван и вошел. А лягушка говорит: «Знаю, что ты три дня ничего не ел». И правда: три дня бродил Иван по горам и лесам, по болоту, пока искал свою стрелу. Снова лягушка перекувырнулась, и появился стол с кушаньями и напитками. Только когда Иван отобедал, лягушка заговорила о замужестве.

В подлинной русской сказке Иван-богатырь решает в уме сложную задачу: как отказать лягушке. Он только думает. Но по законам магии лягушка читает его мысли. Значит, магия – реальность, которая хорошо была известна нашим предкам, а мы лишь сравнительно недавно научились произносить вслух слово «телепатия». Иван хочет обмануть лягушку, и она, угадав это его желание, грозит, что он не найдет пути из болота домой. «Ничего не поделаешь, – думает Иван, – нужно брать ее в жены». И только он это подумал, сбросила лягушка кожу и превратилась в «великую красавицу»: «Вот, любезный Иван-богатырь, какова я есть». Обрадовался Иван и поклялся, что возьмет лягушку за себя.

А что в пересказе осталось? Не отдала лягушка Ивану стрелу, велела в жены себя брать: «Знать, судьба твоя такая». Закручинился Иван-царевич. Вот и все переживания. И далее. Удивительная вещь: в исконной сказке царь, расстроившись от всей этой истории со стрелой и болотом, которой он сам и был зачинщиком, уговаривает Ивана бросить лягушку! А Иван просит отца позволить ему жениться. Оно и понятно. Он же знает, какова она есть на самом деле. Это в пересказе – лягушка и лягушка. Там весь смысл перечеркнут. И за сим сразу читаем: царь сыграл три свадьбы. Будто ничего странного не произошло, будто в порядке вещей богатырям на лягушках жениться. А ведь цари к женитьбе сыновей своих относились достаточно серьезно.

Вот эпизод с рубашками, которые царь заказывает сшить женам сыновей. В пересказе, помните, лягушка спать Ивана уложила, сама прыгнула на крыльцо, кожу сбросила, обернулась Василисой Премудрой, в ладоши хлопнула: «Мамки, няньки, собирайтесь. Сшейте мне к утру такую рубашку, какую видела я у моего родного батюшки». Потом царь дары сыновей принимал. Рубашку старшего сына – в черной избе носить, среднего сына – только в баню ходить. А рубашку Ивана-царевича – в праздник надевать.

В истинной сказке мамок да нянек кличут старшие снохи. И пока те им кроят и шьют, их девка-чернавка пробирается в комнаты Ивана-богатыря, чтобы подсмотреть, что будет делать с царским полотном лягушка. А лягушка изрезала все полотно на мелкие кусочки, бросила на ветер и сказала: «Буйны ветры! Разнесите лоскуточки и сшейте свекру рубашку». Царь наутро принимал подарки. Посмотрел на рубашку, которую поднес больший брат, и сказал: «Эта сорочка сшита так, как обыкновенно шьют». И у другого сына рубашка была не лучше. Вот на лягушкину рубашку царь надивиться не мог: нельзя было найти на ней ни одного шва! А шитье без швов, насколько мне известно, привилегия представителей внеземных цивилизаций! Ветры буйные шили лягушке.

Затем следует история с ковроткачеством. Из золота, серебра и шелка мамки и няньки старших невесток соткали ковры. Но те годились лишь на то, чтобы во время дождя коней покрывать или в передней комнате под ноги приезжающим постилать. А для лягушки те же ветры буйные выткали ковер такой, «каким ее батюшка окошки закрывал». Царь, на ковер этот подивившись, велел постилать его на свой стол в самые торжественные дни.

Третьим испытанием для жен стал хлеб, который им надо было испечь.

«Испекись, хлеб, чист, и рыхл, и бел, как снег!» – произнесла лягушка, опрокинув квашню с тестом в холодную печь (магическое, между прочим, заклинание!). Так в сказке. Это в пересказе лягушка ломает печь и «прямо туда, в дыру, всю квашню и опрокинула». Но разломанная печь, несмотря ни на какие магические заклинания, вряд ли сможет печь хлеб. Законы магии достаточно строги, любая деталь имеет свое значение. И едва ли сыновья царя осмелились бы подать отцу хлеб, испеченный вот так: побросали тесто в печь и грязь эту вынули. В сказке все по-другому. Там их жены, убедившись, что хлеб по «рецепту» лягушки у них не получится, спешно разводят огонь в печи и пекут обычным способом. Но времени у них в обрез, и получается хлеб неважным. Все очень просто, как в жизни. Таковы законы подлинных сказок. С одной стороны – волшебство, с другой – сама жизнь, неприкрашенная. Трижды показали молодые жены свое искусство. И каждая могла бы хоть раз показать себя. Но верх взяла лягушка.
И вот подоспело время пира. Царь в благодарность за то, что невестки старались, приглашает их во дворец. (Заметим: в пересказе просто пир. В честь чего – неизвестно.) Лягушка едет на пир в карете парадной, которую принесли ей опять-таки ветры буйные от ее батюшки. Это в пересказе поднимает она шум да гром, а что сие означает, ведомо лишь пересказчикам. Описание пира совпадает, почти адекватно. А вот когда Иван сжигает кожу лягушачью, царевна ему и говорит: «Ну, Иван-богатырь, ищи меня теперь за тридевять земель, в тридесятом царстве, в Подсолнечном государстве. И знай, что зовут меня Василиса Премудрая». Только теперь узнает Иван настоящее имя своей жены. И искать ее он должен в Подсолнечном царстве, а не у Кащея Бессмертного. Не правда ли, есть разница?

В поисках жены приходит Иван к избушке Бабы Яги. И узнает, что прилетает Василиса к Яге каждый день для отдыха. А как ляжет она отдыхать, должен Иван поймать ее за голову, и «станет она оборачиваться лягушкой, жабой, змеей и прочими гадами и напоследок превратится в стрелу». Тогда должен Иван стрелу эту переломить о колено, и вечно будет Василиса Ивану принадлежать. Не сумел Иван-царевич удержать жену: как стала она змеей, испугался и отпустил. В ту же минуту Василиса пропала. Пришлось Ивану снова отправиться в путь, к другой Бабе Яге. Та же история. В третий раз отправился Иван, долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли – пришел наконец к избушке на курьих ножках. Встретила его еще одна Яга. Рассказал он ей, чего ищет. Дала ему Баба Яга наставления да предупредила, что если и теперь отпустит Иван жену, то уж никогда ее больше не получит. Выдержал Иван испытание, не струсил. Переломил стрелу надвое. И отдалась Василиса Премудрая в полную его волю. Подарила им Яга ковер-самолет, чтобы в три дня долетели они до своего государства.

Все в финале подлинной сказки говорит о близости ее к древнему мифу: лягушка обнаруживает свое родство с летающими богинями-змеями и сиренами. Пришелица из Подсолнечного царства, «мудрая змея-царевна» или «огненный разумный дракон», которые, согласно глухим, древнейшим сведениям оккультного характера, помогли людям приобщиться к науке и искусству, наделили их мудростью.

Много ли на свете сказок, герои которых были бы тысячелетия назад изваяны из камня или отчеканены из металла? И найдены были эти изображения археологами в наши дни. Ожил древний миф, рассказанный Геродотом. Ожила и русская сказка. И оказалось, что это не просто волшебная сказка, а след древней эпохи.

—>Decadence —>

Образовательный сайт

• Регистрация
• Вход
• Facebook
• Twitter
• YouTube

Царевна-лягушка (русская народная сказка) представляет собой волшебное сказание о мудрости и взаимопомощи.

1. Понравилась ли вам сказка? К какому жанру сказок она относится (волшебным, бытовым, сказкам о животных)?

Сказка очень красивая. Она относится к жанру волшебных. Это можно понять по превращениям лягушки в Василису премудрую, по фантастическому миру, в котором есть Баба Яга и Кощей Бессмертный. Главными героями в сказке выступают Иван-царевич и Василиса премудрая, поэтому она не о животных.

Какие особенности народной сказки вы в ней обнаружили (присказка, зачин, концовка, повторы, постоянные эпитеты)? Приведите примеры из текста.

В русской народной сказке «Царевна лягушка» есть все особенности русских народных сказок, кроме присказки.

• Начинается волшебная история с зачина – «В некотором царстве, в некотором государстве… Младшего звали Иван-царевич»
• Концовка – «И стали они жить дружно, в любви и согласии»
• Повторы – жил-был, лягушка-квакушка, подумал-подумал, спать-почивать, коротко ли, близко ли, далеко ли, шел-шел, избушка-избушка.
• Постоянные эпитеты – утро вечера мудренее, обернулась «красной девицей», ткать да вышивать, добрый молодец, путь держишь, буйну голову.

Царевна-лягушка (русская народная сказка) читается и рассказывается очень легко, на одном дыхании.

1. Кто главные герои? Почему сказка называется «Царевна-лягушка», хотя не одна она героиня этой сказки?

Главные герои сказки – Иван-царевич, Царевна-лягушка.

Сказка называется Царевна-лягушка, потому что Иван на протяжении половины сказки боролся за нее. Сначала Царевна-лягушка выручала Ивана-царевича, а потом он спасал ее от отца – Кощея.

Еще сказка так называется, потому что отлично передает смысл – жена царевича оборачивалась лягушкой. Если бы она называлась – Иван-царевич, смысл был бы не ясен.

1. Как выполняют задания царя Василиса Премудрая и жёны старших царевичей? Расскажите об этом. Как царь оценивает их работу?

Жены других сыновей царя и Василиса Премудрая выполняют такие задания:

• сначала пекут каравай;
• затем ткут ковер;
• напоследок танцуют.

Царь оценивает все результаты стараний жены старшего брата довольно скверно – каравай отдает псам, говорит что ее ковром только коней покрывать.

О каравае жены среднего сына он отзывается тоже не очень лестно – говорит, что такой хлеб едят только во время голодовки. Ковер ее отправляет постелить около ворот.

Про деяния же Василисы Премудрой царь отзывается очень хорошо – говорит, что ее каравай нужно подавать в честь большого праздника, а ковер стелить в царских покоях.

Когда танцует Василиса премудрая, все удивляются ее красоте и волшебству – она создает озеро и лебедей. Другие жены царевичей только смешат публику, потому что бездумно повторяют за Василисой.

Постарайтесь рассказать близко к тексту эпизод, когда царевна-лягушка приезжает на пир. Каким был пир?

«Услышали гости, как гром гремит и замок царский трясется. Перепугались все, не поймут, что происходит. Говорит им Иван-царевич: не пугайтесь, гости дорогие, это моя лягушонка в коробчонке едет.

Встали гости из-за столов и смотрят в окно. А там подъезжает карета, расписанная золотом, и из нее выходит девица невиданной красы. А сама светится, как солнце. Все не могут слова проронить, дивятся красоте ее.

Василиса берет Ивана-царевича под руки и идет с ним на пир».

Пир был веселым, громким. Жены царевичей повторяли все действия за Василисой Премудрой, поэтому потом и опозорились.

Царевна-лягушка (русская народная сказка) учит думать своей головой.

1. Известно, что у этой сказки более 20 вариантов, значит, она совершенствовалась и недаром считается одной из лучших народных сказок. Постарайтесь найти примеры особого склада сказки. Вот один из них: описание работы царевны-лягушки — ритмичное, складное, как стихотворение:

Где кольнёт иглой раз — цветок зацветёт,
где кольнёт другой раз — хитрые узоры идут,
где кольнёт третий — птицы летят.

Пример особого склада сказки:

«Ах, Иван Царевич, да что же ты наделал? Зачем спалил мою лягушечью кожу. Теперь ищи меня за тридевять земель, в тридевятом царстве в подсолнечном государстве, у Кощея Бессмертного. Как три пары железных сапог износишь, три железных хлеба изгрызешь, только тогда отыщешь меня».

Этот отрывок показывает, что царевичу придется столкнуться с большими трудностями. Много времени пройдет, прежде чем он встретится вновь со своей женой.

Какие варианты этой сказки вам известны? Какие отличия вы в них заметили?

Существует еще вариант Аникина.

В нем Василиса премудрая оборачивается не лебедем, а кукушкой. Изменен и порядок заданий от царя. Сначала он приказывает женам своих сыновей сшить рубашку, а затем только испечь каравай. Отличается в этом варианте зачин и концовка.

Царевна-лягушка (русская народная сказка) имеет множество вариантов, но суть ее неизменна

1. Сказка — это занимательный рассказ о необыкновенных событиях и приключениях. Какие необыкновенные события и приключения связаны с героями сказки «Царевна-лягушка»?

Необыкновенные события в сказке связаны с новыми знакомыми Ивана-царевича. Сначала он встречает говорящую лягушку, затем мудрого старика, бабу ягу, разумных лесных и морских существ.

Основное приключение выпадает на долю Ивана-царевича. Он ищет свою жену в тридевятом царстве в тысячах верст от своего дома. Много времени проходит, прежде чем он находит способ ее освободить. Ему приходится убить Кощея бессмертного.

Кто помогал Ивану-царевичу? Почему?

Ивану помогал старик, потому что он был добрым и мудрым.

Баба Яга могла помогать царевичу по разным причинам – от скуки (от лежания на печи у нее нос в потолок врос), по доброте, потому что сама боялась Кощея Бессмертного.

Медведь, заяц, селезень и щука помогали царевичу, потому что он их пощадил – не стал убивать, чтобы поесть.

За что разгневался Кощей Бессмертный на Василису Премудрую и приказал ей три года квакушкой быть?

Кощей разгневался на свою дочь, потому что она выросла хитрей-мудрей него.

1. Почему таким долгим и трудным был путь Ивана-царевича к царевне-лягушке? Что этим хотел сказать сказитель-автор?

Путь был долгим, потому что Ивану пришлось идти в тридесятое царство, за тридевять земель. Еще он не знал точно, где находит Василиса Премудрая. Автор хотел показать этим, что своего счастья нужно добиваться долго и упорно. Как гласит русская пословица – под лежачий камень вода не течет.

Кто помогал Ивану-царевичу? Расскажите о чудесных помощниках.

Ивану царевичу помогали:

• Старик – он дал царевичу клубок, который его вел в лес Кощея Бессмертного.
• Баба яга – у нее Иван поел и в бане помылся, а еще узнал, как убить Кощея Бессмертного.
• Животные – они ловили других животных, которых нужно было поймать, чтобы убить Кощея.

Царевна-лягушка (русская народная сказка) имеет глубокий смысл и интересный сюжет.