Розги для дам рассказы

Читать онлайн «Сборник рассказов о порке» — RuLit — Страница 6

Загрузка. Через час мама вернулась. Я со страхом увидел у нее в руках целую охапку ивовых прутьев. Я понял, что она ходила в парк рядом с нашим домом, чтобы заготовить новые розги.

Но так много прутьев сразу никогда раньше весной не готовили. Мне стало страшно. Мама довольным голосом произнесла: “Видал, сколько я приготовила для твоей задницы…” Она унесла прутья в ванну, и услышал, как она готовит розги: моет их от пыли и бросает в воду, чтобы отмокали для гибкости.

Розги мама держала прямо в ванной.

Их вынимали только на время купания, а потом клали снова в воду. Я размышлял, что мне готовят, когда мама вошла в комнату с 3 пучками розог и веревкой. Я дрожащим голосом спросил: “Маам, а за что ты меня будешь пороть?

За школу ты ведь уже высекла.” Мама насмешливо сказала: “Не до конца. Высекла за прогул. А теперь – за обман. Получишь еще 50 розог.” Я попробовал попросить отложить порку на следующий день, но ничего не получилось.

Мама взяла меня за ухо и подняла с колен словами: “Вставай, мерзавец, сейчас получишь все сполна.” Я встал с колен, морщась от боли в ухе и лег на кровать.

Под лобок мне положили свернутый плед, чтобы поднять попу. Я вытянул руки к голове, а мама связала их веревкой. Потом провела рукой по моим ягодицам и насмешливо сказала: “Конечно, твоей заднице надо бы дать отдых, но ты меня жутко разозлил своим проступком.

И не вздумай кричать или просить остановить порку, иначе отлуплю пряжкой ремня…” Потом мама взяла первый пучок розог и со словами “пусто в голове, добавлю на попе” ударила меня розгами. Она сильно секла. Удары ложились на уже вспухшую попу и ляжки, поэтому причиняли резкую боль.

Я сумел сдерживать крик только первые 20 ударов, а потом стал протяжно ойкать и стонать. Мама приостановила порку и дала мне по губам со словами “замолчи, негодяй, терпи заслуженное”. Но я не мог сдерживать крики.

Мне казалось, что на попе уже выступила кров, так было сольно. Я стал вскрикивать “не буудуу боольшее, ообеещааюю…”, “проостиии” “оойй, боольноо” и т.п.

Самому стыдно об этом вспоминать. После розог мама снова за ухо подняла меня с кровати, надавала рукой по губам. Затем повела к журнальному столику, на котором лежал ремень.

Мама взяла его в правую руку, положила меня поперек своих коленей, а я потом почувствовал сильный удар по правой ягодице. Мне уже была знакома пряжка, потому я не сомневался, что бьют ею.

10 ударов по правой, 10 – по левой.

Потом меня отпустили. Со слезами на глазах я просил меня простить, целовал мамины руки, розги, пряжку и обещал исправиться. Мама, довольная тем, что так серьезно меня наказала, произнесла: “Будешь теперь знать, как прогуливать и обманывать. Но на этом твое наказание не окончено.

Сегодня я тебя уже пороть не буду и завтра тоже. А с понедельника и по субботу” утром и вечером буду всыпать для профилактики по 20 розог, чтобы не расслаблялся.

Справлять пропуски только на “пятерку”. За “четверку” высеку, а за “тройку” высеку в классе.

Так и знай.” Потом мне приказали встать в середину комнаты на колени. Я простоял так час. До самого сна мне не разрешили одеть трусы.

Но я даже был этому рад. Ведь попа разрывалась от боли. Всю неделю я спал на животе. Кроме физики мне удалось все стать на пятерки. Физик поставил четверку. Потому в пятницу я получил еще 40 розог и мама пригрозила, что в субботу все-таки выпорет меня перед классом.

Но увидев мое отчаяние, сказала: “Ладно, если завтра классная поставит тебе “хорошо” по поведению, накажу только дома, но накажу.” В субботу классная со словами “не хочется показывать голую попу девочкам?” поставила мне “хорошо”.

Дома меня ждали еще 30 розог. Но я уже выдержал их молча. На этом наказание закончилось. До самих летних каникул я вел себя примерно из кончин тот учебный год на “отлично”.

Рассказывал так подробно, чтобы было ясно, как полезны порка и даже стыд для мальчишек. А если это порка от маминой руки и в присутствии учительницы, то стыд и польза от розог ничуть не меньше отцовского наказания.

Ирэна Исааковна На днях мне пришлось стать свидетелем весьма интересной и захватывающей сцены. Речь идет об одной весьма достойной и солидной даме. Это интеллигентная женщина сорока восьми лет, звать ее Ирэна Исааковна.

Она значительно старше меня по возрасту, очень умна и начитана.

Знакомы мы очень давно и отношения у нас самые дружеские. В конце ноября мы вместе сидели у нее в кабинете и пили чай. Зашел разговор о воспитании детей и мы коснулись темы телесных наказаний.

Я сказал, что порку в воспитании детей не приемлю. Она ответила, что в этом плане полностью разделяет мое мнение.

В ее понятии порка ребенка отвратительна. Но вот взрослым, по ее мнению, периодическая порка не помешает, причем сечь следует не ремнем, а розгами – это куда эффективней. Я попросил ее обосновать это заявление, которое меня тогда весьма шокировало.

Ирэна Исааковна ответила, что взрослые грешат значительно чаще и, в отличии от детей, вполне сознательно. Осознание предстоящей порки очень многих людей удержало бы от дурных поступков, стало бы значительно меньше грубости, хамства оскорблений, супружеских измен и так далее.

Я подумал и ответил, что в принципе не нахожу возражений против ее аргументов, но, тем не менее, многие из современников не согласились бы с этим. Она ответила, что в дореволюционной России телесные наказания практиковались сплошь и рядом.

Розги свистели в учебных заведениях, в полицейских участках, в домах весьма уважаемых людей, и так далее, действовала порка весьма эффективно и никто не находил это наказание.недостойным.

К нему тогда относились, как сейчас к кратковременной отсидке или административному штрафу. Советская власть от подобных наказаний наотрез отказалась, посчитав, что это унижает человеческое достоинство. Это была ошибка. Телесные наказания много десятилетий не практикуются.

Именно в этом причина того, что наше современное общество их не приемлет. В странах Европы, по словам Ирэны Исааковны, до сих пор применяется порка в некоторых частных учебных заведениях.

В исламских же странах провинившихся порют на площадях прилюдно. И никто не считает это неправильным. Эффект же от подобных наказаний несоизмеримо больше, чем от всех наших штрафов и прочих так называемых административных мер.

свою речь Ирэна Исааковна закончила тем, что современному правительству России просто необходимо ввести телесные наказания в стране.

Жаль, что правительство этого не понимает. Розги решили бы многие проблемы. Минут пять я, ошарашенный подобным выступлением, думал над этой страстной речью солидной сорокавосьмилетней дамы в защиту телесных наказаний, потом спросил, а считает ли Ирэна Исааковна себя полностью безгрешной.

Она ответила, что безгрешных людей не бывает, даже самые порядочные люди частенько грешат.

Тогда я спросил, а как бы она отнеслась к тому, если бы ее секли за проступки розгами. Ирэна Исааковна улыбнулась и ответила: – Хороший вопрос. Раз я уж сама завела этот разговор и прочитала на данную тему целую лекцию, то придется открыть тебе небольшую тайну.

Они уже больше года, как один раз в месяц, в последнюю субботу прошедшего или в первую субботу последующего месяца, встречаются вдвоем в пустующей квартире и производят телесные наказания друг дружки за накопившиеся за месяц пpоступки.

Причем они внесли в это элемент игры. Сначала женщины усаживаются играть в карты, в «дурачка». Та из них, которая осталась дважды, а играют они не более трех раз, становиться перед выигравшей по стойке «смирно» и перечисляет перед ней свои прегрешения.

Выигравшая слушает ее сидя, после чего решает, в зависимости от количества прегрешений, сколько розог ей дать. Обычно назначается от 30 до 8О розог, но не больше сотни.

После чего проигравшая с задранным подолом ложится на живот, а выигравшая берет в руки розги и хорошенько сечет подругу. Я, конечно был поражен услышанным. Потом я спросил, кто же из них чаще проигрывает.

Ирэна Исааковна ответила, что в карты ей везло больше.

Поэтому Ларисе Михайловне приходилось терпеть порку чаще.

Однако и ей самой несколько раз приходилось ложиться под розги.

Она сказала, что это очень больно. Ощущение такое, как-будто зад кипятком шпарят. А после порки проблема сесть.

Однако эффект, по ее мнению, положительный. Она стала меньше опаздывать на работу, меньше стервозничатъ в семье и с окружающими, одним словом, стала лучше себя вести во всех отношениях.

Читать онлайн «Сборник рассказов о порке»

Автора нет Мои воспоминания Ирэна Исааковна Английский приют Князь Аполлон Сергеевич Хряпнин-Писоцкий Пороть никогда не поздно!

Первая порка Дашки Крепостная девка и ее хозяин Дисциплинатор (сеанс воспитания на дому) Урок для учительницы Комната под лестницей И девочки тоже… После уроков Леночка Автора нет Сборник рассказов о порке Мои воспоминания Это было в 1978 году. У меня с соседской девчонкой было 8 лет разницы: мне было 5 лет, ей – уже 13 (почти маленькая женщина, с развитой попкой и красивым бюстом, акселератка).

Мы переехали в коммуналку в 1978 году, в мае. В июне, кажется в начале, к нам постучалась соседка – тетя Галя, которая попросила меня и маму зайти к ним в комнату.

В комнате стояла в ночной рубашке ее дочь Инга; посередине комнаты стояла невысокая короткая гимнастическая скамейка, рядом с ней, в корыте, мокли прутья, связанные в пучки (по два прута). На скамейке лежали: маленький диванный валик и три веревки.

Тетя Галя пригласила нас с мамой сесть на диван и сказала: «Поскольку Инга себя вела из рук вон плохо, то я собираюсь ее высечь розгами при свидетелях.

Прошу Вас, она обратилась к моей маме и ко мне, быть свидетелями наказания моей дочери, ей это будет стыднее, а тебе – она повернулась в мою сторону, послужит наукой.» Моя мама не возражала, поэтому порка началась. Инга подняла подол рубашки на спину, обнажив свою пухлую попку и лобок. Затем, она подошла к скамейке и легла на живот, лобком на валик.

Тетя Галя привязала дочь за ноги (у щиколоток), подмышками и связала ей руки. Потом спросила мою маму, секла ли она когда-нибудь меня? Мама ответила, что порола меня пару раз ремнем через трусики.

Тогда тетя Галя обратилась ко мне:

«Смотри, что бывает с детьми, когда они грубят родителям»

, потом взяла пучок прутьев, стряхнула с него воду, с размаху ударила Ингу посередине попки.

Инга вздрогнула, но молчала; на ее попке начали вспухать две яркие полосы. Затем последовали новые сильные удары.

Тетя Галя порола от вершин ягодиц к ляжкам, особенно сильно – по нижней части попки, выпиравшей на валике.

После десятого удара Инга стала вскрикивать:

«больно-ооо, не буду-ууу, прости-ииии, а-ааааааааааааяй…»

тетя Галя дала ей рукой по губам и предупредила, что дети должны молча терпеть порку, иначе будет добавка.

Но Инга ее не слушала, дергала попкой и протяжно выла. Ей дали 30 розог, но наказание не окончилось – после этих розог Ингу подняли со скамейки за ухо, тетя Галя дала ей пять сильных ударов по губам, пристыдила за трусость, потом подняла Инге рубашку почти на плечи и нагнула дочку к полу.

Затем она отошла в сторону и с силой врезала по ногам Инги розгами, всего десять раз. Только после этого Инга, придерживая рубашку на спине и пузе, стала на колени, поцеловала розги и мамину руку и поблагодарила за наказание, попросила прощения.

Тетя Галя простила ее, но напомнила: «Теперь иди на колени на горох. Рубашку не опуская, будешь стоять полчаса.» Инга пошла в угол их комнаты и стала на колени.

Мне хорошо был виден ее голый красный зад.

Меня испугала строгость порки, но Ингу я не жалел, потому что она была виновата и сама признала правильность наказания. Дальнейший разговор уже происходил в наше комнате и сводился к тому, что тетя Галя убедила мою маму в правильности публичной порки ля ребенка. Потом она посоветовала маме пороть меня по голой попке, а не через трусы:

«больнее, значит полезнее; видно, что делается на попке – не переборщишь; после порки ставить на колени, поэтому либо трусики пачкать о пол, либо потом снимать, так лучше сразу…»

с этого дня меня по голой и наказывали.

В тот же вечер тетя Галя договорилась с моей мамой, что Ингу теперь за особо плохие проступки будут сечь при мне, а меня при Инге. За почти четыре года таких прилюдных порок было где-то двадцать (кроме особых случаев).

Четыре раза Ингу секли при мне совершенно голую.

Первый раз был в 1979 году. Инга провинилась на пляже, поэтому в комнате она перед поркой была в купальнике.

По приказу своей мамы она сняла трусики и купальный лифчик и осталась совсем голенькая.

Самое интересное, что она даже не пыталась закрыть от меня груди или лобок. После наказания Инга стояла посередине комнаты на коленях совсем голышом. Мне она потом призналась, что больше стесняется порки на кухне, при всей коммуналке, чем при мне; я был для нее почти младшим братиком, кроме того, меня секли при ней.

Это снимало чувство неловкости. Вообще, на мой взгляд, если в семьях есть разнополые дети, то не надо стесняться наказывать их друг при дружке.

Кроме обычного педагогического стыда, это еще и урок спокойного уважительного отношения к голому телу.

Два раза я еще видел Ингу совсем голую в 1980 году (она получала розги за шалости в школе и раздевалась догола, снимая школьную форму). Но самый крутой случай был в 1981 году, когда не только Ингу, а и ее подругу Лену наказали при мне за срыв урока химии.

Теперь об Инге и Лене. Это было в 1981 году, в октябре. Инга и Лена, чтобы избежать контрольной по химии, устроили пакость учительнице: на доске написали – «химичка блядь».

Дурочки думали, что их не вычислят, поскольку писали вместе (по букве); зато они были дежурными в классе, поэтому никто без них не смог бы это написать. От тети Гали я знаю, что обеих мерзавок хотели выдрать перед всем классом, но решили выпороть дома, зато увеличить количество ударов розгами. Первая порка походила в нашей коммуналке.

Когда я вошел к ним в комнату, обе были уже раздеты до трусов и лифчиков. На столе рядом со скамейкой лежали раскрытые дневники с двойками; в тазике лежала куча розог.

Первой секли Ингу. Она разделась догола, подошла к скамейке и молча легла. Тетя Галя быстро привязала ее и начала отчитывать за провинность.

Потом приступила к порке; Инге всыпали пятьдесят розог, после которых ее ягодицы и ляжки были сплошь вздувшимся синяком.

Инга выдержала молча только пять ударов, а потом безостановочно кричала. Тетя Галя после первого крика дала ей пощечину и сказала: «молчи или уши оборву и ляжки без мяса оставлю».

Но цирк начался, когда приготовились драть Ленку.

Она была крупнее Инги: толще и мясистей; попа – километр сзади, бедра широкие, груди как дыни. Когда ей сказали раздеться и лечь, эта толстуха начала визжать и умолять простить.

Мне было противно смотреть на эту жирную трусиху.

Только угроза выдрать в школе заставила ее раздеться и лечь.

Ее привязали крепче Инги, и правильно сделали: ее Тело свисало киселем со скамейки, а во время наказания она чуть не перевернула скамейку своими дерганиями.

Розги она перенесла с визгом, криками, ревом и мольбами:

«проститееееееееееееееее, ааааааааааааааай, у-ууууууууууууууууууууууй, йоооооооооооооооооой»

и т.п.

После порки это был кусок рыдающего и сопливого мяса, мне было противно и смешно. На горохе девчонки простояли целый час (с 3 до 4 часов), потом час просто на коленях. В пять часов их повели драть домой к Ленке.

В пять часов Ингу и Ленку повели драть домой к Ленке. Им одели только халатики, руки связали, чтобы не мешали наказывать. Рассказываю по информации от тети Гали.

Девчонок не сразу пороли; сначала поставили голых на колени и выясняли, сколько им дать и кто будет пороть.

Первой секли Ленку (хозяйка): растянули на кушетке, привязали, пороли мама Лены и учительница-химичка, секли одновременно и с двух сторон.

Ленка верещала и рыдала, дергалась как бешенная и заработала штрафную порку после наказания. Тетя Галя с удовольствием рассказывала, как мама Лены и химичка драли Ленку, как она «в соплях» и слюнях ползала на коленях и молила о прощении.

Инга вела себя не так бурно. Шестьдесят розог каждой из них – достаточная добавка к первой порке. Потом девки стояли на коленях и дрожали от страха, сверкая сине-фиолетовыми попами и ляжками. Родители и учительница обсуждали продолжение наказания в школе.

Было несколько вариантов: показать всему классу голые попы и ляжки Инги и Лены, поставить их с голыми попами на колени перед классом… К счастью девочек, остановились на новом варианте: обе девчонки написали на доске: «Меня высекли розгами по голой попе (сто десять ударов) и ставили на колени. Я умоляю о прощении и раскаиваюсь в своем гадском поведении!!!» Уже Инга рассказала, что она была счастлива, что ей не пришлось раздеваться перед классом – не столько из-за голой попы, а из-за женских интимных мест (скидка на начало 80-х и пуританство). Она же рассказала об ощущениях от порки в квартире Лены: боль была вдвойне, ведь секли сразу с двух сторон, даже не было сил кричать; Инга ведь привыкла к системе «удар-крик», а тут сразу два удара.

Стыд от наказания тоже был вдвойне: пороли женщины, а зрителем был отец Лены (он не вмешивался в наказания дочери). Ингина попа была синей несколько дней, медленно переходила в желтизну, а совсем побелела только дней через 15.

Я об этом знаю, потому что она мне несколько раз показывала свою попку (мы не стеснялись друг друга, так часто нас секли перед друг дружкой).

Месяца два Инга была идеальным ребенком, что подтверждает мысль: «девчонке беспощадная и суровая порка очень полезна при . 1 стр. 1 стр. Контакты Введите контактные данные Опишите, в чем заключается ошибка Заполните поле Проверка не пройдена

Отправить Ваше имя Введите Ваше имя Контакты Введите контактные данные Причина обращения Техническая помощь Сообщение об ошибке в работе сайта Сообщение об ошибке или неполных данных в книге или авторе Предложение сотрудничества Администрация Жалоба/ просьба Заполните поле Проверка не пройдена Отправить Используйте поиск Найдите книгу, автора, подборку, издательство, жанр, настроение или друга на Книгогид Оценивайте книги Исследуйте нашу огромную библиотеку, будьте в курсе последних новинок.

Создавайте полки Создавайте полки с книгами, которые вы прочитали, подписывайтесь на полки интересных пользователей. Войти Зарегистрироваться Для восстановления доступа до личного кабинета, введите адрес почты, к которому привязан ваш аккаунт. или Продолжить с Facebook Продолжить с Vkontakte Регистрируясь, вы соглашаетесь с нашими Для восстановления обратитесь к

Читать онлайн «Сборник рассказов о порке» — RuLit — Страница 10

Загрузка.

Впрочем, некоторые патронессы отступали от этого правила и наказывали детей, садясь сами в кресло, кладя виновного на колени и приказывая сторожу или няньке придерживать за ноги. Наконец, некоторые ставили свою жертву на четвереньки, садились на нее верхом и, зажав коленками, секли.

Но это уже были отступления. Я уже выше сказала, что допускалось усиливать строгость наказания за строптивость или дерзости во время самого наказания.

Тогда виновного держали на весу и в таком положении секли розгами, что было несравненно мучительнее.

Наконец, иногда особенно жестокие патронессы, как было со мной, приказывали повернуть животом вверх и секли в таком положении.

Опять же ради справедливости должна сказать, что несмотря на жестокость наказаний, благодаря хорошей пище и уходу за детьми, вреда здоровью они не причиняли, хотя нередко бывало, что наказанная девочка или мальчуган проваляются после наказания несколько дней в лазарете.

Я заметила, что как только приводили двух девочек для наказания, у патронесс, чаще девушек, появлялось особенное возбуждение, глаза горели, пока девочку или мальчика, которых, как мы сказали, могли наказывать только замужние патронессы или вдовы, раздевали и клали или привязывали на скамейке.

Особенно это было заметно у дам или девиц, наказывавших в первый раз.

Надзирательница и помощница должны были наблюдать каждая у своей скамейки, чтобы прислуга в точности исполняла приказания наказывающей патронессы. Они же обязаны были громко считать удары розог. При наказании мальчиков все это исполняли воспитатель и его помощник.

Совет патронесс, конечно, скрывал, что большинству из них доставляло громадное наслаждение сечь детей. Он объяснял суровость и продолжительность телесных наказаний, которым подвергал детей, только тем, что слабое наказание бесполезно, если даже не вредно, и что жестокое наказание розгами редко когда не исправит наказанного.

С последним я сама должна согласиться, – по крайней мере для некоторых натур этот принцип был вполне верен. Князь Аполлон Сергеевич Хряпнин-Писоцкий Развратный и немолодой, но очень богатый князь Аполлон Сергеевич Хряпнин-Писоцкий решил жениться на молодой, красивой сироте из знатного, но обедневшего рода Гарусовых. Он увидел Машеньку Гарусову в губернском городе на ужине у предводителя Дворокорытцева и воспылал к ней порочной страстью.

Не имея прежней своей молодости и красоты, чтобы соблазнить и бросить юную девицу благородного происхождения, князь решил сделать ей предложение по всей форме, и уже потом, под личиной законного брака, надругаться всласть над её юным неопытным телом.

Князь стал ездить в деревню, где сирота по имени Машенька жила со своей пожилой, неумной и деспотичной тёткой, старой девушкой – Семиоклой Кузьминичной Гарусовой. Обе девицы жили уединённо. Ни та, ни другая ничего не слыхали ни про грязное прошлое князя, ни про его наложниц и любовниц в обеих столицах, ни про его забавы со своим гаремом из дворовых девушек. Кое-кто из соседок пытался рассказать тётке и племяннице про любовные утехи его сиятельства, но они не поняли и половины, одна – по глупости и неопытности, вторая – из-за юности и невинности.

Машенька была чудо, как хороша! Она только недавно кончила в институте для бедных благородных девиц, и её огромные серые глаза смотрели на мир доверчиво и невинно. Тонкая и хрупкая, она имела уже прилично развитую для своих шестнадцати лет грудь.

Скромные платья, дешёвые шляпки и капоты не могли скрыть природную прелесть юной девицы.

Стройная и изящная девушка целые дни проводила за чтением французских романов о возвышенной любви и верной дружбе.

Князь часами просиживал с её тёткой за самоваром и искоса поглядывал то на белую и нежную шейку девушки, то на узенькую ступню, нечаянно выглянувшую из-под простенького платья предмета своей страсти. Делая вслух самые тонкие и изысканные комплименты уму и добродетелям тётки Семиоклы Кузьминичны, князь мысленно раздевал прелестную Машу и впивался страстными поцелуями в её божественное тело.

О, как хотелось ему стиснуть руками гибкий девичий стан! По-хозяйски сорвать с девушки её одежду! Мять её груди с целомудренными сосками, раздвигать не знавшие мужского прикосновения бёдра, вонзаться раз за разом своим опытным жезлом в её горячую и влажную глубину!

Но приличия требовали прежде свадебного ритуала, и князь решил подчиниться им.

О её грудях ходили в своё время легенды.

Её выносливость в любовных баталиях не имела себе равных. Почивший в бозе супруг рано освободил жадную до любовных утех даму от жалких потуг своего немощного тела, и молодая вдова пере**ла почти всю мужскую половину губернии.

С годами Поклепея Ставридовна поутихла, присмирела, обрюзгла телом, подурнела с лица и зажила праведно и честно. Поговаривали, правда, о лакее Пантюшке, который в любое время был вхож в барскую спальню и про отставного унтера, живущего в сторожке на «особом положении»… но, чего только люди из зависти не скажут!

Хорошо распорядившись по молодости своею жизнью, немолодая барыня предпочитала теперь – налаживать чужие.

Знакомила, сватала, советовала, и, бывало, тайком сводничала. К ней-то и обратился князь Аполлон Сергеевич с просьбой как можно быстрее решить дело со сватовством и свадьбой.

И вскоре бедная Машенька, не смея ослушаться суровой своей тётки, уже шла под венец с князем, который годился ей не только в отцы, но и в дедушки. Машенька вошла в двери малой гостиной: – Звали, Поклепея Ставридовна? – Звала, душа моя, звала! Да ты поди поближе, садись, поговорим, мы ж теперь с тобой родня.

Маша неловко присела на пуфик. Голова у неё кружилась от усталости и от голода – из-за страха и волнения она не могла проглотить ни кусочка за столом! Её лицо было белее фаты, руки в белых перчатках лежали, словно неживые на коленках, мелко дрожавших под белоснежным кружевом свадебного платья.

– Слушай меня, Машенька, и запоминай, – торжественно начала новоиспечённая родственница и начала говорить такое, что Машу сразу же бросило в жар! Захлёбываясь слюной, смакуя в уме видения своей прежней бурной жизни, Поклепея Ставридовна, долго говорила об обязанности супруги быть покорной во всём (во всём!) своему супругу, о позоре и невыносимом существовании брошенных мужьями, отвергнутых обществом жён, о святом долге женщины доставлять своему мужу всяческие удовлетворения, какие бы он не возжелал.

– Ты, Машенька, девица молодая, невинная, матери у тебя нет, наставить тебя некому, вот и послушай меня, для счастья своего, если не хочешь беды на свою голову, – и госпожа Шишова брала новобрачную за ледяную руку, – То, что ты по-французски и на фортепьянах обучена, это – хорошо, но главное, быть мужу покорной, так-то, голубка моя! Вы теперь одна плоть, ложе теперь у Вас общее, и власть над тобой у мужа теперь полная! Скажет тебе: «Разденься догола!

Разденься.» Скажет: «Пляши, жена, нагишом! Изволь плясать нагишом. Так-то!» То, краснея до слёз, то, бледнея до обморока, слушала бедняжка липкие слова свахи, и чудилось ей что-то страшное, срамное и неотвратимое. И, в своей непонятности, только ещё более пугающее и ужасное.

В голове у Машеньки был полный сумбур! Одно только поняла бедная девушка – нельзя сердить князя, нельзя допустить, чтобы князь вернул её к тётке с позором… Ссутулившись, скособочившись, весь во власти своей звериной похоти, князь резко, с размаху, пихался, словно пытаясь с каждым толчком вдавиться всем своим корпусом в привязанное тело своей юной жены.

Его огромный член, разорвав девственную плеву, с громким чавканьем раз за разом погружался между волосатых губок женского срама.

Сладострастная истома поднималась волнами от низа его живота, отдаваясь в голове князя праздничным звоном. Руки мужчины сжимали нежное тело свежеиспечённой женщины, то мучая и тиская её груди, то упираясь в крутой изгиб её бёдер, то пробираясь к ней под зад, чтобы до боли раздвинуть и так раскрытые бёдра и ягодицы!

Оглавление

Мои воспоминания

Ирэна Исааковна

Английский приют

Князь Аполлон Сергеевич Хряпнин-Писоцкий

Пороть никогда не поздно!

Первая порка Дашки

Крепостная девка и ее хозяин

Дисциплинатор (сеанс воспитания на дому)

Урок для учительницы

Комната под лестницей

И девочки тоже…

После уроков

Леночка X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?

Читать онлайн «Сборник рассказов о порке» — RuLit — Страница 17

Загрузка. Кирилла Матвеевич лежал на кровати и ждал.

Девка явно задерживалась. Он не сомневался в том, что она не посмеет ослушаться и скоро явится, просто ему не терпелось поиметь ее. Выпорет он ее потом, сначала нужно утолить свое желание.

Наконец он услышал стук в дверь и приказал войти.

На пороге стояла она, с березовым прутом в руках.

Она смотрела на хозяина жалобно, как собака, и ждала приказаний.

Барин молчал и девушка не смела заговорить первой.

Наконец ему надоело, и она услышала приказ: – Раздевайся и иди в постель.

Выпороть я тебя еще успею. Она понимала, что будет бита за распущенность, но не смогла скрыть блаженной улыбки на своем лице.

Кирилл видел ее насквозь, пожар между ног волновал ее сейчас гораздо больше, чем страх наказания. Он опрокинул ее на спину и взял грубо, без единой ласки, и все равно ей с ним было хорошо. Она стонала и выгибалась ему навстречу.

Он кончил быстро, она не успела. Он лежал на ней, тяжело дыша, и она продолжала прижиматься к нему бедрами и двигала задом.

Такое бесстыдство разозлило барина и он решил, что девка порки действительно заслуживает.

Матрена подчинилась и стояла перед своим господином. Она не смела поднять глаз и посмотреть ему в лицо. Смотрела на его волосатые ноги, обутые в мягкие тапочки.

Отсутствие одежды делало ее особенно уязвимой перед наказанием.

Он занес руку для удара и резко опустил прут на ее задницу.

Матрена вскрикнула от боли и отскочила в сторону.

Кирилл подошел к ней, развязал ленту в ее косе и связал этой лентой ее руки.

Связанные руки девушки он привязал к подлокотнику кресла. Матрене пришлось наклониться вперед. Стоять так было особенно страшно и неудобно.

Зато барин ее позой остался доволен.

Он усмехнулся и приступил к наказанию. Первый удар оставил на ягодицах Матрены красный припухший рубец. Она вскрикнула и дернулась всем телом.

Неожиданно Кирилл почувствовал резкое сексуальное возбуждение. Он стал наносить удары один за другим. – Барин, родненький, ой больно.

Ой пощади, ой больно. Ее крики только усиливали его возбуждение.

Он на минуту прекратил наказание и погладил ее зад. Его рука проникла ей между ног, и его палец проник в нее достаточно глубоко.

Желание проснулось в ней мгновенно, она задвигала задом и застонала от удовольствия. Кирилл почувствовал, как налилась и стала влажной ее плоть.

Он взял ее сзади. Она приняла его с готовностью.

Ее тело двигалось с ним в такт. В таком положении он проникал в нее очень глубоко. Она кончила почти сразу, и уже через минуту возбуждение вновь заставило ее извиваться и стонать от сладкой муки.

Дисциплинатор (сеанс воспитания на дому) Такой засады Маша от родителей не ожидала, совсем не ожидала! До сегодняшнего случая, так с ней не поступали никогда, за все прожитые ей 16 с половиной лет. Если бы она знала, чем закончится для неё эта суббота, не за что бы не согласилась на просьбу родителей задержаться дома.

Открыв по звонку дверь, Маша увидела не свою подружку, Светку, которая должна была подойти, а незнакомую, взрослую тётку. – Вы, простите, к кому? – Поинтересовалась Мария, не совсем вежливо поинтересовалась, тётка ей определённо не понравилась.

– Мне назначено, – важным тоном сообщила неприятная дама, – Ерохины здесь проживают? – Да, это наша квартира, – растерянно, аура тётки как-то сковала Машу.

– Ты, я так полагаю, Мария? Пригласи родителей. – Па…, Ма, к вам пришли. Отец, выйдя из комнаты, увидев в дверях женщину, сразу посерьёзнел, подтянулся. Маша не обратила на эту мелочь внимания, а следовало бы, отец был по натуре человек мягкий, и подобное выражение лица ему было не свойственно.

Не став держать гостью в дверях, отец предложил ей зайти, принял чёрный, пластиковый тубус, в каких носят всякие бумаги-чертежи и пальто. Раздевшись, дама не показалась Маше меньше, наоборот, деловой брючный костюм, строгая причёска, очки в тонкой оправе и плотная фигура бывшей спортсменки создавали весьма значительное впечатление.

– Вы не предупреждали Марию о моём визите? – Спросила тётка, отец смутился ещё больше.

– Да, нет, не успел, – пробормотал Машин отец.

– Вы не передумали? – мужчина качнул головой, давая понять о неизменности своего решения, женщина кивнула в ответ, – а ваша супруга? – опять утвердительный кивок. – Тогда, приступим, пожалуй. Ситуация, как я поняла с ваших слов, запущенна и не терпит промедления.

– Эээ… я не пойму, а что случилось то?

– встревоженная, не на шутку (до неё только теперь начало доходить странность происходящего), девочка переводила взгляд то на отца, то снова на строгую даму, – я не поняла? – Помолчи, – одёрнула её женщина, – сейчас всё поймёшь, и даже прочувствуешь, обещаю. Улыбка, которой дама подкрепила свои слова, бросила Машу в дрожь, в ней было 101% уверенности в себе.

Взяв под локоток ошарашенную таким заявлением, девочку, женщина направилась в комнату.

При предварительной встрече с родителями Марии, детали предстоящей встречи были оговорены и согласованы. Дело предстояло, мягко скажем, щепетильное, мама и папа Маши долго не могли решиться на это, пока на одном из «родительских» и-нэт форумов им не порекомендовали обратиться к специалисту и даже дали е-mail. После того, как Маше стукнуло пятнадцать, девочка, пользуясь мягкостью и нерешительностью своих родителей, совсем отбилась от рук.

Ненасильственные методы и попытки повлиять «по-хорошему» успехов не принесли. Решение воспользоваться услугами профессионального дисциплинатора далось им нелегко, обнаруженные у девочки в кармане таблетки не оставили родителям выбора.

– Комната в вашем распоряжении, Валерия Николаевна, – если что, я на кухне. Развернувшись на 180 градусов, отец покинул комнату, оставив дочь в распоряжении женщины. Дама, которую, как поняла Маша, звали, Валерия Николаевна, придирчиво осмотрела обстановку комнаты, потом перевела свой взор на девочку.

– М… да, начнём. Как меня зовут, ты уже знаешь, значит, представляться мне нет нужды. Я дисциплинатор, меня пригласили твои родители, для проведения сеанса общения с трудным подростком – с тобой, с последующим наказанием, которое тебе назначили родители за твои проступки.

– Какое наказание? – Девочка встала, – да я вообще щяс вам такой скандал закачу, вы тут охренеете все. – Сидеть, – властный голос дисциплинаторши ударил как бичом, – закрой рот, и делай, что велят. И не зли меня, будет только хуже.

Научись отвечать за свои поступки. Жаль, что ты не у меня в офисе, ну да ладно, – женщина оглянулась, – вот, это вполне подойдёт, – сказала Валерия Николаевна, выдвигая мягкое, невысокое кресло на середину комнаты. Маша заметила лёгкость, с которой женщина передвинула тяжёлую на её взгляд, мебелину, силёнки этой тётке было явно не занимать.

– Сейчас ты будешь выполнять все мои распоряжении, быстро, и без пререканий, неповиновения я не потерплю.

– Стань сюда, – Валерия Николаевна подвела Машу к креслу со стороны спинки, – наклонись, руки сюда, вниз.

Маша неохотно, слабо понимая, что и зачем делает, наклонилась. Женщина быстро, с завидной сноровкой связала ей руки плотной полосой эластичного бинта, привязав их к ножкам кресла, тем самым перегнув Машу через спинку кресла сзади. – Сейчас ноги зафиксируем, – проговорила Валерия Андреевна, привязывая щиколотки девочки к задним ножкам кресла, – и можно начинать.

– Что начинать, что вы вообще со мной делаете. Я сейчас закричу! – Маша почти плакала.

– Обязательно закричишь, и не раз, – обнадёжили девочку.

Родители поручили мне наказать тебя, высечь. – Неет… Вы врёте! – полный сюрреализм ситуации оглушил девочку.

Читать онлайн «Сборник рассказов о порке» — RuLit — Страница 1

Загрузка.

Автора нет Сборник рассказов о порке Мои воспоминания Это было в 1978 году.

У меня с соседской девчонкой было 8 лет разницы: мне было 5 лет, ей – уже 13 (почти маленькая женщина, с развитой попкой и красивым бюстом, акселератка). Мы переехали в коммуналку в 1978 году, в мае.

В июне, кажется в начале, к нам постучалась соседка – тетя Галя, которая попросила меня и маму зайти к ним в комнату.

В комнате стояла в ночной рубашке ее дочь Инга; посередине комнаты стояла невысокая короткая гимнастическая скамейка, рядом с ней, в корыте, мокли прутья, связанные в пучки (по два прута). На скамейке лежали: маленький диванный валик и три веревки. Тетя Галя пригласила нас с мамой сесть на диван и сказала: «Поскольку Инга себя вела из рук вон плохо, то я собираюсь ее высечь розгами при свидетелях.

Прошу Вас, она обратилась к моей маме и ко мне, быть свидетелями наказания моей дочери, ей это будет стыднее, а тебе – она повернулась в мою сторону, послужит наукой.» Моя мама не возражала, поэтому порка началась. Инга подняла подол рубашки на спину, обнажив свою пухлую попку и лобок.

Затем, она подошла к скамейке и легла на живот, лобком на валик. Тетя Галя привязала дочь за ноги (у щиколоток), подмышками и связала ей руки. Потом спросила мою маму, секла ли она когда-нибудь меня?

Мама ответила, что порола меня пару раз ремнем через трусики. Тогда тетя Галя обратилась ко мне:

«Смотри, что бывает с детьми, когда они грубят родителям»

, потом взяла пучок прутьев, стряхнула с него воду, с размаху ударила Ингу посередине попки. Инга вздрогнула, но молчала; на ее попке начали вспухать две яркие полосы.

Затем последовали новые сильные удары.

Тетя Галя порола от вершин ягодиц к ляжкам, особенно сильно – по нижней части попки, выпиравшей на валике. После десятого удара Инга стала вскрикивать:

«больно-ооо, не буду-ууу, прости-ииии, а-ааааааааааааяй…»

тетя Галя дала ей рукой по губам и предупредила, что дети должны молча терпеть порку, иначе будет добавка. Но Инга ее не слушала, дергала попкой и протяжно выла.

Ей дали 30 розог, но наказание не окончилось – после этих розог Ингу подняли со скамейки за ухо, тетя Галя дала ей пять сильных ударов по губам, пристыдила за трусость, потом подняла Инге рубашку почти на плечи и нагнула дочку к полу. Затем она отошла в сторону и с силой врезала по ногам Инги розгами, всего десять раз. Только после этого Инга, придерживая рубашку на спине и пузе, стала на колени, поцеловала розги и мамину руку и поблагодарила за наказание, попросила прощения.

Тетя Галя простила ее, но напомнила: «Теперь иди на колени на горох. Рубашку не опуская, будешь стоять полчаса.» Инга пошла в угол их комнаты и стала на колени.

Мне хорошо был виден ее голый красный зад.

Меня испугала строгость порки, но Ингу я не жалел, потому что она была виновата и сама признала правильность наказания.

Дальнейший разговор уже происходил в наше комнате и сводился к тому, что тетя Галя убедила мою маму в правильности публичной порки ля ребенка.

Потом она посоветовала маме пороть меня по голой попке, а не через трусы:

«больнее, значит полезнее; видно, что делается на попке – не переборщишь; после порки ставить на колени, поэтому либо трусики пачкать о пол, либо потом снимать, так лучше сразу…»

с этого дня меня по голой и наказывали. В тот же вечер тетя Галя договорилась с моей мамой, что Ингу теперь за особо плохие проступки будут сечь при мне, а меня при Инге.

За почти четыре года таких прилюдных порок было где-то двадцать (кроме особых случаев). Четыре раза Ингу секли при мне совершенно голую. Первый раз был в 1979 году. Инга провинилась на пляже, поэтому в комнате она перед поркой была в купальнике.

По приказу своей мамы она сняла трусики и купальный лифчик и осталась совсем голенькая. Самое интересное, что она даже не пыталась закрыть от меня груди или лобок.

После наказания Инга стояла посередине комнаты на коленях совсем голышом. Мне она потом призналась, что больше стесняется порки на кухне, при всей коммуналке, чем при мне; я был для нее почти младшим братиком, кроме того, меня секли при ней.

Это снимало чувство неловкости.

Вообще, на мой взгляд, если в семьях есть разнополые дети, то не надо стесняться наказывать их друг при дружке.

Кроме обычного педагогического стыда, это еще и урок спокойного уважительного отношения к голому телу. Два раза я еще видел Ингу совсем голую в 1980 году (она получала розги за шалости в школе и раздевалась догола, снимая школьную форму). Но самый крутой случай был в 1981 году, когда не только Ингу, а и ее подругу Лену наказали при мне за срыв урока химии.

Теперь об Инге и Лене. Это было в 1981 году, в октябре. Инга и Лена, чтобы избежать контрольной по химии, устроили пакость учительнице: на доске написали – «химичка блядь». Дурочки думали, что их не вычислят, поскольку писали вместе (по букве); зато они были дежурными в классе, поэтому никто без них не смог бы это написать.

От тети Гали я знаю, что обеих мерзавок хотели выдрать перед всем классом, но решили выпороть дома, зато увеличить количество ударов розгами.

Первая порка походила в нашей коммуналке.

Когда я вошел к ним в комнату, обе были уже раздеты до трусов и лифчиков. На столе рядом со скамейкой лежали раскрытые дневники с двойками; в тазике лежала куча розог.

Первой секли Ингу. Она разделась догола, подошла к скамейке и молча легла. Тетя Галя быстро привязала ее и начала отчитывать за провинность. Потом приступила к порке; Инге всыпали пятьдесят розог, после которых ее ягодицы и ляжки были сплошь вздувшимся синяком.

Инга выдержала молча только пять ударов, а потом безостановочно кричала. Тетя Галя после первого крика дала ей пощечину и сказала: «молчи или уши оборву и ляжки без мяса оставлю». Она была жутко обозлена на Ингу.

Так сильно она ее никогда не драла.

Попа Инги ходила ходуном и вертелась как юла. После порки Инга получила двадцать розог по ляжкам за крики, десять раз по губам (с замахом), левое ухо ей тоже хорошо накрутили. Она стояла на горохе и ревела.

Но цирк начался, когда приготовились драть Ленку. Она была крупнее Инги: толще и мясистей; попа – километр сзади, бедра широкие, груди как дыни.

Когда ей сказали раздеться и лечь, эта толстуха начала визжать и умолять простить. Мне было противно смотреть на эту жирную трусиху. Только угроза выдрать в школе заставила ее раздеться и лечь.

Ее привязали крепче Инги, и правильно сделали: ее Тело свисало киселем со скамейки, а во время наказания она чуть не перевернула скамейку своими дерганиями. Розги она перенесла с визгом, криками, ревом и мольбами:

«проститееееееееееееееее, ааааааааааааааай, у-ууууууууууууууууууууууй, йоооооооооооооооооой»

и т.п. После порки это был кусок рыдающего и сопливого мяса, мне было противно и смешно.

На горохе девчонки простояли целый час (с 3 до 4 часов), потом час просто на коленях. В пять часов их повели драть домой к Ленке.

В пять часов Ингу и Ленку повели драть домой к Ленке.

Им одели только халатики, руки связали, чтобы не мешали наказывать.

Рассказываю по информации от тети Гали. Девчонок не сразу пороли; сначала поставили голых на колени и выясняли, сколько им дать и кто будет пороть.

Первой секли Ленку (хозяйка): растянули на кушетке, привязали, пороли мама Лены и учительница-химичка, секли одновременно и с двух сторон. Ленка верещала и рыдала, дергалась как бешенная и заработала штрафную порку после наказания.

Тетя Галя с удовольствием рассказывала, как мама Лены и химичка драли Ленку, как она «в соплях» и слюнях ползала на коленях и молила о прощении.

Инга вела себя не так бурно. Шестьдесят розог каждой из них – достаточная добавка к первой порке.

Потом девки стояли на коленях и дрожали от страха, сверкая сине-фиолетовыми попами и ляжками. Родители и учительница обсуждали продолжение наказания в школе. Было несколько вариантов: показать всему классу голые попы и ляжки Инги и Лены, поставить их с голыми попами на колени перед классом… К счастью девочек, остановились на новом варианте: обе девчонки написали на доске: «Меня высекли розгами по голой попе (сто десять ударов) и ставили на колени.

Я умоляю о прощении и раскаиваюсь в своем гадском поведении!!!» Уже Инга рассказала, что она была счастлива, что ей не пришлось раздеваться перед классом – не столько из-за голой попы, а из-за женских интимных мест (скидка на начало 80-х и пуританство). Она же рассказала об ощущениях от порки в квартире Лены: боль была вдвойне, ведь секли сразу с двух сторон, даже не было сил кричать; Инга ведь привыкла к системе «удар-крик», а тут сразу два удара. Стыд от наказания тоже был вдвойне: пороли женщины, а зрителем был отец Лены (он не вмешивался в наказания дочери).

Ингина попа была синей несколько дней, медленно переходила в желтизну, а совсем побелела только дней через 15.