Роль сказки и мифа в становлении символического сознания ребенка

«Сказка как средство нравственного воспитания детей дошкольного возраста».

Нравственное воспитание — это формирование ценностного отношения к жизни, обеспечивающего устойчивое, гармоническое развитие человека, включающее в себя воспитание чувства долга, справедливости, ответственности и других качеств, способных придать высокий смысл делам и мыслям человека. Любое общество заинтересовано в сохранении и передаче накопленного опыта, иначе невозможно не только его развитие, но и само существование. Сохранение этого опыта во многом зависит от системы воспитания и образования, которая, в свою очередь, формируется с учетом особенностей мировоззрения и социально-культурного развития данного общества. Нравственное становление нового поколения, подготовка детей и молодежи к самостоятельной жизни — важнейшее условие развития нашей страны. Разрешение проблем нравственного воспитания требует поиска наиболее эффективных путей или переосмысления уже известных. Действенным средством в воспитании моральных качеств личности дошкольников является сказка. Русская педагогика еще более ста лет назад отзывалась о сказках не только как о воспитательном и образовательном материале, но и как о педагогическом средстве, методе. Сказки представляют богатый материал для нравственного воспитания детей. Недаром они составляют часть текстов, на которых дети постигают многообразие мира. Великий русский педагог К. Д. Ушинский был о сказках настолько высокого мнения, что включил их в свою педагогическую систему, считая, что простота и непосредственность народного творчества соответствуют таким же свойствам детской психологии. Ушинский детально разработал вопрос о педагогическом значении сказок и их психологическом воздействии на ребенка. В. А. Сухомлинский теоретически обосновал и подтвердил практикой, что «сказка неотделима от красоты, способствует развитию эстетических чувств, без которых немыслимо благородство души, сердечная чуткость к человеческому несчастью, горю, страданию. Благодаря сказке ребенок познает мир не только умом, но и сердцем». По его мнению, сказка благодатный и ничем не заменимый источник воспитания любви к Родине. Интересен уникальный опыт этого педагога по созданию комнаты сказок, где дети не только знакомились с ней, но и учились создавать, воплощая в ней свои детские мечты. Основоположник российской этнопедагогики Г. Н. Волков, анализируя роль сказки в формировании личности ребенка, делает вывод, что «духовный заряд, накопленный народом тысячелетиями, может служить человечеству еще очень долго. Более того, он будет постоянно возрастать и станет еще более могучим. В этом — бессмертие человечества. В этом — вечность воспитания, символизирующая вечность движения человечества к своему духовному и нравственному прогрессу». Таким образом, сказка жила, несмотря на гонения и играла огромную воспитательную роль. Сказки и былины о храбром богатыре Илье Муромце, о Добрыне Никитиче учат детей любить и уважать свой народ, с честью выходить из трудных положений, преодолевать препятствия. В споре народного героя с отрицательным персонажем решается вопрос о торжестве добра и наказании зла. Сказка вызывает протест против существующей действительности, учит мечтать, заставляет творчески мыслить и любить будущее человечества. Сложная картина жизни представляется детям в сказке в виде простой, наглядной схемы борющихся принципов, руководствуясь которой легче разобраться в самой действительности. В сказках народ высмеивает желание легко получить жизненные блага, «без труда вытащить рыбку из пруда», жадность и, другие человеческие недостатки. Во многих сказках воспеваются находчивость, взаимопомощь и дружба. Идеал человека, данный в сказках можно рассматривать как основную воспитательную цель, причем идеал этот дифференцирован: идеал девушки, юноши, ребенка (мальчика или девочки). Итак, например, в народной сказке определились герой, столь привлекательный и поучительный для детей, система образов, ясная идея, мораль, выразительный, точный язык. Эти принципы легли в основу сказок, созданных классиками литературы — В. А. Жуковским, А. С. Пушкиным, П. П. Ершовым К. И. Чуковским, а также современными писателями, как отечественными, так и зарубежными. Для того чтобы максимально эффективно использовать сказку с целью воспитания нравственных качеств детей, необходимо знать особенности сказки как жанра. Многие сказки вкушают уверенность в торжестве правды, в победе добра над злом. Оптимизм сказок особенно нравится детям и усиливает воспитательное значение этого средства. Увлекательность сюжета, образность и забавность делают сказки весьма эффективным педагогическим средством. В сказках схема событий, внешних столкновений и борьбы весьма сложна. Это обстоятельство делает сюжет увлекательным и приковывает к нему внимание детей. Поэтому правомерно утверждение, что в сказках учитываются психические особенности детей, прежде всего неустойчивость и подвижность их внимания. Образность — важная особенность сказок, которая облегчает их восприятие детьми, не способными еще к абстрактному мышлению. В герое обычно весьма выпукло и ярко показываются главные черты характера, которые сближают его с национальным характером народа: отвага, трудолюбие, остроумие и т. п. Эти черты раскрываются и в событиях; и благодаря разнообразным художественным средствам, например гиперболизации. Образность дополняется забавностью сказок. Мудрый педагог — народ проявил особую заботу о том, чтобы сказки были занимательными. В сказках, как правило, есть не только яркие живые образы, но и юмор. У всех народов есть сказки, специальное назначение которых — позабавить слушателей. Например, « сказки-перевертыши». Дидактизм является одной из важнейших особенностей сказок. Намёки в сказках применяются именно с целью усиления их дидактизма. «Добрым молодцам урок» дается не общими рассуждениями и поучениями, а яркими образами и убедительными действиями. Тот или иной поучительный опыт как бы исподволь складывается в сознании слушателя.

Сказка — это зернышко, из которого прорастает эмоциональная оценка жизненных явлений.

Детство – счастливая, безмятежная пора. Сколько открытий готовит каждый миг, каждый день. А в условиях нового времени очень важно вырастить духовно-нравственного человека, умеющего думать, способного к анализу, самоанализу. Важно научить дошкольника общаться, взаимодействовать с окружающими. Но есть такие явления, понятия, которые очень трудно осознать ребёнку дошкольного возраста. Малыши нуждаются в ярких, интересных событиях для построения качественного обучения и воспитания.  Обновление содержания образования нацеливает нас, педагогов, на возможность сделать жизнь детей в детском саду более интересной, а образовательный процесс – мотивированным. Тут и приходит на помощь сказка, которая помогает обучать и воспитывать ребёнка так, чтобы он об этом даже и не догадывался. 

Формирование нравственных понятий – это очень сложный и длительный процесс. Он требует постоянных усилий педагога, систематической и планомерной работы по формированию чувств и сознания детей.

Работа со сказкой имеет различные формы: чтение сказок, рассматривание иллюстраций, их пересказ, обсуждение поведения сказочных героев и причин их успехов или неудач, театрализованное исполнение сказок, проведение конкурса знатоков сказок, выставки рисунков детей по мотивам сказок и многое другое.

Внутри образовательного процесса сказка позволяет раздвинуть границы реального мира, что, в свою очередь, побуждает каждого ребёнка к деятельности. И ребёнок становится не просто слушателем, а активным участником образовательного процесса.

В детском саду знакомство со сказкой начинается с младших групп. Сказки для малышей должны быть простыми для восприятия, с ярким динамичным развитием сюжета, короткие по содержанию. Преимущество занимают сказки о животных. Знакомя малышей со сказкой, необходимо каждый раз напоминать о том, что это – сказка. И постепенно малыши запоминают, что «Курочка Ряба», «Теремок» — сказки. Перед чтением сказки можно провести дидактическую игру с участием героев сказки. Во время чтения воспитатель должен следить за реакцией детей. После чтения педагог спрашивает, понравились ли детям герои сказки. Дети данного возраста легко запоминают сказки.

В средней группе используются сказки более глубокого смыслового значения: «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка», «Жихарка», «Лисичка сестричка и серый волк», «Петушок и бобовое зернышко». Перед чтением сказки проводится соответствующая подготовка. В начале детей следует познакомить с новыми словами, давая им объяснения: лавочка – деревянная длинная скамейка, скалочка – деревянная палочка, которой раскатывают тесто (в сказке «Лисичка со скалочкой») и др. 

После предварительной словарной работы воспитатель сообщает детям, что новые слова, услышанные ими сегодня, живут в сказке, которую он сейчас расскажет. После прослушивания сказки желательно провести с детьми беседу по её содержанию. Также в средней группе следует учить детей правильно оценивать поступки героев, самостоятельно находить нужные слова и выражения.

В старшей группе необходимо использовать народные сказки, требующие анализа, осмысления и рассуждения детей по проблеме произведения: «Лиса и кувшин», «Крылатый, мохнатый да масляный», «Заяц — хваста», «Финист – Ясный сокол», «Сивка-бурка».

В старшей группе дошкольники учатся определять и мотивировать свое отношение к героям сказок (положительное или отрицательное). Дети этого возраста самостоятельно определяют вид сказки, сравнивают их между собой, объясняют специфику. Например, при знакомстве со сказкой «Крошечка — Хаврошечка» воспитатель сначала рассказывает сказку, а затем беседует с детьми: «Почему вы думаете, что это сказка? О чем в ней говорится? Кто из героев сказки вам понравился и чем? Вспомните, как начинается сказка и как заканчивается? Эти вопросы помогают дошкольникам глубже понять основное содержание сказки, определить характер героев. 

В подготовительной к школе группе особую роль играет анализ текста сказки. При первом чтении важно показать сказку как единое целое. При вторичном ознакомлении следует обращать внимание на средства художественной выразительности. Здесь особую нагрузку несут вопросы: «О чем говорится в сказке? Что вы можете рассказать о героях сказки? Как вы оцениваете поступок того или иного действующего лица? Что произошло с героями сказки?». С помощью вопросов можно выяснить какие средства выразительности используются в сказке. Необходимо давать детям творческие задания на придумывание сравнений, эпитетов, синонимов. 

Дошкольный возраст – возраст сказки. Именно в этом возрасте ребёнок проявляет сильную тягу ко всему сказочному, необычному, чудесному. Если сказка удачно выбрана, если она естественно и вместе с тем выразительно рассказана, можно быть уверенным, что она найдёт в детях чутких, внимательных слушателей. Например, сказки «Репка», «Теремок» учат детей быть дружными, трудолюбивыми, «Гуси-лебеди», «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка» учат слушаться родителей. Страх и трусость высмеиваются в сказке «У страха глаза велики».

Вывод:

Сказки помогают детям разобраться, что хорошо, а что плохо, отличить добро и зло. Из сказки дети получают информацию о моральных устоях и культурных ценностях общества. Расширяют кругозор, развивают речь, фантазию, воображение. Развивают нравственные качества: доброту, щедрость, трудолюбие, честность. Воспитательная ценность народных сказок в том, что в них запечатлены черты русского трудового народа: свободолюбие, настойчивость, упорство в достижении цели. Сказки воспитывают гордость за свой народ, любовь к Родине. Сказка осуждает такие свойства человеческого характера как лень, жадность, упрямство, трусость, но одобряет трудолюбие, смелость, верность. Сказки внушают уверенность в торжестве правды, победе добра над злом. Положительные герои, как правило, наделены мужеством, смелостью, упорством в достижении цели, красотой, подкупающей прямотой, честностью и другими качествами, имеющими в глазах народа наивысшую ценность. Идеалом для девочек становится красна девица (умница, рукодельница), а для мальчиков – добрый молодец (смелый, сильный, честный, добрый, трудолюбивый, любящий Родину). Подобного рода персонажи для ребёнка являются далекой перспективой, к которой он будет стремиться, сверяя свои дела и поступки с действиями любимых героев. Идеал, приобретенный в детстве, во многом может определить личность.

Сказка не даёт прямых наставлений детям («Слушайся родителей», «Уважай старших», «Не уходи из дома без разрешения»), но в её содержании всегда заложен урок, который они постепенно воспринимают. 

Таким образом, в заключение сказанного, можно отметить, что нравственное воспитание по-прежнему не утратило своей актуальности. Задачи воспитания у дошкольников нравственных чувств можно решить с помощью сказок, которые предоставляют ребенку возможность в доступной ему форме познавать окружающий мир.

Сказки… Произнося это слово, мы в мгновение ока переносимся в волшебный мир детства… Какие сказки мы полюбили больше всего? Какие сказки нам читали родители? Какую сказку нам рассказывала мама чаще всего? И какие сказки мы бы хотели подарить нашим детям? Конечно же, прежде всего это должны быть добрые сказки. Мудрые сказки, развивающие правильное восприятие мира. Интересные сказки, полные таинственности и чудес. Красивые сказки, прекрасные и содержанием и иллюстрациями. Сказки, которые учат добру. Сказки, пробуждающие в ребенке все самое лучшее и доброе. Сказки, несущие в себе свет и радость, надежду и веру, загадку и вдохновение.

Объектом исследования становится миф как культурная форма. Выявление мифологической специфики в древности и современности позволяет обнаружить динамику развития мифа от космичности, характерной для ранних форм, к человекосоразмерности в наши дни. При этом диалектичность, историзм, символизм, чудесность, индивидуалистичность и экспрессивность, заложенные в древних мифах, в современном мифе жизни переосмысливаются. На первый план выходит индивидуалистичность, поддерживаемая чудесным и экспрессивным. Специально конструируемый миф жизни демонстрирует симуляцию бытия личности, превращаясь в пустую форму, не способствующую саморазвитию.

Ключевые слова: миф, космичность, экзистенциальность, символ, чудо, миф жизни, субъективный проект.

Elena L.Yakovleva MYTH DYNAMICS: FROM SPACE TO EXISTENTIAL ONTOLOGY. The object of the study is the myth as a cultural form. Revealing its specificity in antiquity and modernity reveals the dynamics of development from the cosmicity characteristic of the early forms to the human dimension in modernity. At the same time, dialectics, symbolism, wonderfulness, individualism and expressiveness inherent in ancient myths are reinterpreted in the modern myth of life. Individualism, supported by the miraculous and expressive, comes to the fore. Specially designed myth of life demonstrates the simulation of the existence of the individual, turning into an empty form, not conducive to self-development.

Keywords: myth, cosmicity, existential, symbol, miracle, myth of life, subjective project.

Миф относится к числу вечных культурных форм, прошедших до наших дней долгий путь развития. Заявив о себе в древности, миф оказался довольно пластичным феноменом, благодаря чему находил для себя пространственные ниши в каждой культурно-исторической эпохе. В мифе развертываются особые миры, обладающие собственным хронотопом [1, с. 187-189] и событийностью. В них отражается объективное и субъективное, универсальное и индивидуальное, фантазийное и реальное, чувственное и рациональное, переплавляющиеся между собой в неразделенное единство. Миф как продукт воображения представляет не только картину мира, но и портрет личности, создавшей его. Неслучайно К.-Г. Юнг заключил, что миф есть психическая манифестация спонтанной активности духа.

Исследовательский поток литературы, посвященный мифу, увеличивается год от года. Миф изучают с различных позиций философы, культурологи, антропологи, этнологи, политологи, психологи и пр. Тем не менее, появляющиеся научные изыскания, рождают очередные серии вопросов, связанные с прояснением природы мифа. В контексте нашего исследования мы, сравнивая мифы древности и современности, обнаружили в них смещение акцентов с космичности на экзистенциальность.

Методологической базой исследования стал диалектический подход и интерпретация мифа в динамике его развития. Основой для теоретического осмысления проблемы послужили работы Э. Кассирера, Н. В. Коноплюк, Н. И. Лишовой, Н.И. А. Ф. Лосева, Ж.- Л. Нанси, Ю. М. Романенко, С. Л. Рубинштейна, Р. Р. Тазетдиновой, А. С. Шарова, М. Элиаде, К.-Г. Юнга, затрагивающие космический и экзистенциальный аспект в изучении мифа.

Прежде чем перейти к выявлению особенностей популярной сегодня формы самовыражения — мифа жизни, необходимо разобраться с основаниями древних мифов. Как мы считаем, именно они выступают в качестве потенциальных энергий, поддерживающих вечность мифа и его современные формы воплощения (в измененном виде). Исследователи, изучая классические мифы, называют их структурированным логосом (Э. Кассирер) или космосом, структурирующимся в логосе (Ж.-Л. Нанси). Миф — это первая историческая форма символического откровения коллективного бессознательного. Он возникает в период, когда первобытный человек не воспринимает бессознательное как часть своей внутренней духовности, проецируя его содержание вовне — в образы богов, духов и демонов, связанных с природными и естественными процессами (например, астрономическими — Солнцем, Луной, звездами, планетами; метеорологическими — грозой, громом, дождем, молнией, градом и пр.). При этом, как замечает К.-Г. Юнг, мифологические образы обладают полнотой и выразительностью, недоступной рациональным структурам, воплощая знания бессознательной коллективной мудрости о бытии в целом и отдельных его формах [2]. Космическая онтология мифа воплощалась посредством следующих его свойств.

Миф диалектичен, чему способствует специфика человеческого сознания, рождающего образы и связанные с ними истории, исходя из внешнего универсума и внутреннего мира личности творца. Как справедливо заметил А. Ф. Лосев в своей работе «Диалектика мифа», миф есть диалектически необходимая категория сознания и бытия вообще [3]. Само мифотворчество представляет собой диалектический процесс, опирающийся на ресурсы воображения и сознания, чувственный, рациональный и бессознательный компоненты. При этом фантазийная составляющая содержания мифа благодаря свойствам сознания, очарованного эмпативностью восприятия, подвергается метаморфозам, превращаясь в действительность. Вследствие этого диалектического перехода миф становится истиной, не требующей доказательств. Более того, в мифе находят выражение экзистенциальные потребности индивида, поэтому мифологические события и деяния, связанные с ними, реальны и объективны. Миф иллюстрирует (нереализованные) личные потенции и возможности, наглядно представляя план действий по их воплощению.

Мифологические повествования о событиях из жизни богов/героев оказываются драматургически продуманными и динамичными благодаря историчности развертывания, что, в свою очередь, стимулирует становление самосознания реципиента. Каждый эпизод мифологического представляет собой действенный и осмысленный этап, обладающий собственной значимостью и смыслом. В мифологических историях представлены многообразные стороны (позитивные и, создающие им мощный противоположный фон, негативные), обладающие различной степенью напряженности и динамичности, что высвечивает событийность жизни бога/героя. В содержательном плане мифа постоянно возобновляемое противостояние космоса и хаоса, олицетворяющие порядок и беспорядок, стремится к гармоническому разрешению ситуации, благодаря чему структурируется мироустройство и преодолевается неопределенность.

Создавая мифологический нарратив или погружаясь в него, личность превращается в действующих лиц, возвращаясь к себе в преображенном виде. Конкретное и абстрактное, реальное и фантазийное оказываются в контексте мифологического дискурса на одной линии, способствуя превращениям индивида в бога/героя, что понимается не как мифологический или исторический факт, а как постоянный процесс сознания. Подобное неслучайно. Субъективно личность испытывает тягу к идеально-мифическому, что приводит ее к (виртуальному) присутствию и проживанию историй, способствуя постижению сути бытия/Я. В подобных субъективных метаморфозах проявляется черта, присущая мифомышлению: переведение любой связи между двумя различными элементами в тождественные отношения, где синтез воплощает совпадение. В итоге благодаря диалектичности мифа как «картинного излучения» бытия личность находит ответы на волнующие вопросы и осуществляет «энергийное самоутверждение» [3], переходя от Я к Я-другому.

Миф символичен. В нем конструируется символ, концентрирующий в себе реальное и идеальное, внутреннее и внешнее, идею и образ. Символ кристаллизуется в динамическом

процессе развертывания истории и становления в ней личности. Как правило, любой мифологический образ символичен: он связан с (проявленным/сокрытым) бытием, кодируя его (масштабные) смыслы. Как считал Аристотель, «мыслящее мыслит формы в образах (phantasmata)» [4, с. 72]. Заметим, что мифологический символ есть тайна, глубокое сокрытие смысла, уходящего своими корнями в бессознательное. Он содержит в себе истину, способную проявиться посредством действия мифологического закона сгущения. Согласно данному закону, часть всегда есть космическое целое, неслучайно имя, олицетворяющее личность/вещь/явление, есть ее символ, содержащий ключ к тайнам мироздания. Объясняется это тем, что мифомышление не знает логических и родовидовых отношений, не различает истинное и кажущееся. Своеобразие мифической объективности заключается в равности воздействия, что преобразует все сущее в тождественные отношения. В мифах закодирована идея единства космического, где все окутано невидимой магической взаимосвязанностью. Таким образом, мифологический символ олицетворяет целое и часть, переходящие друг в друга.

Созданный в мифе символ нуждается в интерпретации, благодаря которой постоянно появляются новые смыслы. Данный факт связан с многогранностью и сложностью символа. Неслучайно Э. Кассирер замечает, что мифологический символ есть «сгустки потенциальных энергий», поджидающих особого момента для раскрытия в новом качестве [5]. Перечисленное свидетельствует, что миф и его символы, несмотря на «отчеканенную форму», приводят при интерпретации к подвижности смысла и расширению его значений, проясняющих идею взаимосвязи всего в мироздании.

Миф чудесен. В мифе не существует ступеней реальности и степени объективной достоверности с основанием и обоснованным. Мифологическое повествование, взывающее к чувственному восприятию, характеризуется отсутствием различия между представляемым и действительным. В содержании мифа всегда присутствует необычность и таинственность, в том числе благодаря вмешательству высших сил. Чудесное мифа связано с космическим сакральным началом, которое несмотря на недоступность, при развертывании содержания оказывается близким и защищающим. Вследствие этого чудо представляет собой связующий мост между сакральным и профанным, космическим и социальным, что придает мифологическому дискурсу особый флер мистического ощущения (все)единства.

Чудо «есть абсолютно необходимый диалектический синтез, которым живет мифическое сознание, без него не было бы самого мифа» [3]. В мифологическом чуде накладываются друг на друга два плана: космическое и социальное, символ и личность, создавая диалектическое напряжение и идеальную соотнесенность к трансцендентальному. «Чудо — диалектический синтез двух планов личности, когда она целиком выполняет на себе лежащее в глубине ее исторического развития задание первообраза. Это как бы второе воплощение идеи, одно — в изначальном, идеальном архетипе и парадигме, другое — воплощение этих последних в реально-историческом событии» [3]. Благодаря чуду осуществляется метаморфоза в интерпретации смысла событий и образа личности, что, очаровывая, заставляет верить в него. Но при этом чудесное оказывается до конца непостигаемым, оставляя пространства тайны, что привлекает к ней внимание со стороны реципиентов.

Миф индивидуалистичен: он всегда связан не только с личностью создателя, но и содержит в своем повествовании историю персоны (бога/героя), воздействуя на субъективный опыт внутренний мир реципиента. Исходя из этого, можно утверждать тройственность индивидуалистичности мифа.

Миф оказывается той культурной формой, которая помогает кристаллизации Я. Являясь своеобразным аlter ego творца, миф изображает его внутренний космос. Творец привносит в создаваемую им картину мироздания не только представления об идеальном, но и черты индивидуальности и собственного восприятия космичности бытия. Благодаря этому текст мифа оказывается буквально пропитанным характером и темпераментом художника, его субъективностью.

Созданный миф обращен к воспринимающей его личности. Погружение в его содержание и эмпативное соучастие в нем приводит реципиента к потере границ между фантазийным и реальным, объективным и субъективным. Благодаря этому реципиент беспрепятственно осуществляет переход из профанной реальности в сакральную сферу мифического, обладающей космической универсальностью. При восприятии мифа личность переплавляет разнообразные субъективные аффекты в чувственно-объективное бытие, что дарит иллюзию изменения мира и воздействия на него.

История бога/героя имеет космическую масштабность: их деяния обладают значимым смыслом, оказывая влияние на порядок мироздания/социального. Мифологические герои, связанные с миром сакрального, получают поддержку/наказание от богов. Сами мифологические повествования о богах/героях протекают под знаком космического безвременья, что способствует их восприятию в любом историческом контексте и субъективном измерении. Мифу свойственно вечное время, скорее даже вечность, к которой каждая личность мечтает прикоснуться. Неслучайно индивиду свойственно вечное возвращение к мифическому как побег из профанного в сакральное для обретения новых сил и обновления. Как справедливо замечает М. Элиаде, время сакральное/»Священное — парадоксальным образом предстает как круговое, обратимое и восстанавливаемое Время, некое мифическое вечное настоящее, которое периодически восстанавливается« [6, с. 48]. Миф закрепляет цикличность времени в фазах рождения — развития — упадка — угасания — смерти — нового рождения, что следует отнести к числу его крупнейших достижений. Постоянное возвращение к циклическим обновлениям в сакральном мифологическом как фазе нового рождения высвечивает желание личности обрести бессмертие, свойственное космическому хронотопу. Цикличное обновление, где круговорот олицетворяет бесконечность всех форм жизни, дарит личности надежду, что жизнь никогда не закончится.

Благодаря образно-художественной сфере мифологические тексты выступают навигатором жизненного сценария, формой жизни, перетекая в бытие личности и проявляясь в (воображаемой/реальной) театрализации человеком собственного бытия. Подобное приобщение к сакральной сфере мифа осуществляется благодаря принципу подобия: реципиент пытается привнести в профанное пространство личной жизни черты священного бытия мифологических богов/героев. Личность, подобно зеркалу, отражает их жизнь и деяния, что возвышает ее. Интерпретируя мифологическое содержание и образы, индивид открывает свой собственный внутренний мир. Образы богов/героев помогают личности понять себя во всем многообразии проявлений. Вовлекаясь в драматургию мифологического, индивид забывает о Я: он преображается, осмысляя собственную экзистенцию, и становится Я-другим, обретая себя. Таким образом, миф способствует формированию личности посредством разъединения и соединения с собственным Я.

Миф экспрессивен. Вбирая в себя сакральное, профанное, рациональное, эмоциональное, иррациональное, интуитивное, бессознательное и творчески перерабатывая, миф структурирует их в своей форме. Каждый его (символический) элемент, заряженный информацией и смыслом, вызывает довольно большую палитру эмоций (от страданий до катарсиса). Диалектика развертывания событий в их историчности и символичности, где встречаются глубинная внешняя активность, оказывается настолько художественно-насыщенной, что миф, аккумулирующий в себе эмоциональные энергии, подчиняет им реципиентов, обогащая их духовно. В эстетическом опыте, рождаемым мифом, все градации чувств и эмоций вибрируют, сливаясь в единое целое и открывая космическую сущность бытия. Именно эмоциональная выразительность мифа оказывается мощной силой, удерживающей внимание и заставляющей обращаться к нему вновь. Как справедливо заметил Э. Кассирер, миф — это „плод эмоций“, динамика их развертывания при погружении в содержание [5].

Миф как вечная форма культура, обладающая масштабным драматургическим развитием, считается определенным этапом на пути к логосу, демонстрируя в своем содержании диалектичность, символичность, чудесность, индивидуалистичность и экспрессивность. Миф символически раскрывает личности грандиозную панораму космичности бытия. Он поддерживает веру индивида в существование вечного/сакрального/идеального.

Рожденный творчеством людей предшествующих поколений, миф помогает личности (виртуально) вступить в диалог с ними, но через призму субъективного бытия и той исторической ситуации, в которой он живет. При восприятии мифа и его интерпретации индивид демонстрирует собственную (эмоциональную, интеллектуальную, действенную, созерцательную) включенность в бытие, что способствует преобразованию Я. „Этот процесс — непрерывная серия цепных взрывных реакций: каждая данность — наличное бытие — взрывается очередным действием, порождающим новую данность нового наличного бытия, которое взрывается следующим действием человека“ [7]. Ситуативность мифа способствует выходу личности за собственные пределы и расширению горизонта, демонстрируя становление Я, соотнесенное „с тем внутренним в человеке, что, в свою очередь, соотносится с чем-то внешним по отношению к ситуации, выходящим и выводящим за ее пределы; ϶ᴛᴏ внешнее по отношению к ситуации связано с внутренним по отношению к человеку“ [7]. Данный выход не есть отрицание Я, а постоянное его становление во всей полноте и многогранности, что способствует самореализации. Показывающий бесконечность и красоту мира, миф возвеличивает личность познающую и интерпретирующую. Перечисленное говорит в пользу того, что миф помогает личности преобразовать реальность и стремиться к идеальному осуществлению Я. При этом „идеально бесконечное бытие включается в конечное — человека, а реально конечное включается в бесконечное. И одно и другое существует в движении, в становлении“ [7].

В современности личность, ощущая собственную потерянность в мире, ищет компенсацию в пучине мифологического. Сегодня миф, как никогда раньше, захватил все сферы социального, оказавшись практически господствующей культурной формой. Играя роль посредника в выстраивании взаимоотношений с окружающим миром, миф оказывается значимым для индивида. Как и в древности, миф отражает не только элементы социокультурного пространства, но и внутренний мир личности, ее ценностные ориентации и смысложизненные поиски. Гипертрофированная концентрация внимания на Я подводит индивида к созданию собственного мифа жизни, обладающего специфическими чертами. Заметим, современная мифологизация представляет собой неоднозначный процесс, являя собой „онтологию вымысла“ и „реализованную форму онтологии субъективности в целом“, вследствие чего миф „классифицирует индивидуальности в парадигму, расширяет и одновременно обедняет конкретные данные“ [8, с. 105]. Данное положение требует прояснения ситуации.

Миф жизни, демонстрирующий воображаемую реальность, представляет собой субъективный проект, в котором личность воплощает свои мечты, надежды, искания, желания. В мифе личность, позиционируя себя, стирает собственное Вот-бытие посредством воображения, бесконечно обновляя и продолжая свою мысль. Согласимся с Ж.-Л. Нанси, утверждавшим: „мифология заключается в мысли поэтико-вымышляющей онтологии, онтологии, представленной в образе онтогонии, где воплощается бытие, воображая себя, придавая себе подлинный образ своей собственной сущности и саморепрезентацию его присутствия и его дарованности“ [8, с. 107]. В мифе индивид нередко конструирует отсутствующие звенья жизни, выдавая их за действительность, обладающую сакральным смыслом. Здесь изображаются вероятные эпизоды, в которых индивид желал бы оказаться и/или проявить себя особым образом, но они по различным причинам (пока) недостижимы. Ввиду этого миф жизни как проект направлен в будущее: он „всегда временится в будущее и чрезвычайно практичен, насущен, всегда эмоционален, аффективен, жизненен“, играя роль „вероятностного конструкта регулятивной активности, отражающей не только значимое, но и меру вероятности реализации этой значимости“ [9]. Сама личность благодаря мифу жизни приписывает себя чудесное, демонстрируя возможное/воображаемое и перевоплощаясь в Я-другого.

Воплощение бытия личности через призму мифологического, отражающего сознательный и бессознательный опыт, помогает не только осмыслить его, но и утвердиться в глазах Я/других. Пространство мифа оказывается местом встречи, в контексте которой индивид начинает понимать Я/других/мир, поэтому миф экзистенциален. Миф жизни помогает личности быть собой и обжить мир. Как справедливо замечает А. С. Шаров, „процесс обживания — это постоянный переход с одной стороны границы на другую, а это и есть превращение“ [9], то есть чудесное в мифологической истории личности. Обживание посредством мифа помогает расширить горизонты, войти в пространство социального, освоить мировоззренческие установки, что высвечивается в содержательном плане. Миф жизни позволяет осуществиться экстазу (в переводе с греческого — нахождение вовне, пребывание вне себя) как выходу из собственной субъективности в бытие объективного, оказывая положительный эффект на личность. Благодаря мифу жизни индивид проявляет творческую активность, свободу и личный выбор, преодолевает одиночество и обреченность существования, собственные страхи и тревоги, вуалирует понимание временности существования, реализует (воображаемую) коммуникацию, решает проблемы пограничных ситуаций. Миф жизни, основанный на экзистенциалах, осуществляет событие с миром/Я/другими, так необходимые личности.

Миф утверждает значимость личности как источник ее активности и силы, что в современном мире особо актуально. „В процессах обживания у человека есть возможность быть в разных способах и степенях реальности, осуществлять разработку возможностей воплощения персонального мифа“ [9]. Обживание мира и приобретение значимости осуществляется в мифе посредством воображения, которое оказывается „своеобразным полигоном или виртуальной реальностью, где мы не только опробуем и ‚мифически реализуем‘ наши смыслы и ценности, но и тем многомерным пространством, в котором мы всегда можем реализовать нереализуемое“ [9]. Идеалистичность созданного мифологического образа Я удовлетворяет тягу к трансцендентальному, сближая с миром сакральным. Миф жизни обнажает истинные интенции личности, нередко сокрытые от окружающих, что способствует самореализации и удовлетворению. Таким образом, благодаря мифу жизни личность пытается выйти за собственные рамки, превзойти себя в наилучшей форме, конструируя и пози (циони)руя Я, проявляет устремленность к раскрытию субъективных смыслов и границ самопроявления. Сегодня миф жизни все чаще оказывается мощной формой самоутверждения, а мифологическое возвышение личности оказывается точкой перехода из профанного в сакральное, окутывая индивида ореолом священного.

Значимость персоны конструируется посредством рассказывания выдуманного эпизода, его визуализации и тиражировании в сетях/СМИ. Как правило, современный миф не отличается высоким слогом и глубоким содержанием. В нем отсутствие драматургического развития заменяется огромным количеством наслаивающихся друг на друга фрагментов, которые можно рассматривать/читать в любой последовательности. Современный миф жизни осуществляет попытку показать богатство внутреннего мира личности, не обладающей им. Особую роль в этом играют эмоционально преподнесенные фантазийные фрагменты, выдаваемые за чудесное реальное, а также элемент театральности [10, 11]. В современности театрализация мифа жизни демонстрирует не столько внутренний мир личности, стимулируемый воображением, сколько мир внешний, опосредованный подражанием. Подсматривая чужие эпизоды жизни и пытаясь подражать им, современная личность самоутверждается, нередко в отчужденном от Я виде. Как правило, миф жизни конструируется посредством повторения клишированных формул, шаблонов и образ (ц)ов, задаваемых медийными людьми, выполняющих в современности функции богов/героев. Данные шаблоны значительно обедняют функцию воображения, базируясь на ресурсах небольшого объема фантазии. Копирование прототипов не гармонизируют личность, обнажая ее ограниченный мир и желание спрятаться за принципом „человек — это миф, а миф — это человек“. Вытеснение реального мифологическим, претендующим на действительное, приводит к появлению событий-без-событийности. Преобладание фантазийного и отсутствие последующей реализации свидетельствует о том, что миф жизни оказывается не способным в полном объеме удовлетворить экзистенциальные потребности личности. Существование реальности и мифа жизни рассредотачивает личность и рождает раскол. Бесконечные эпизоды превращают миф жизни в „сад расходящихся тропок“ (Х.Л. Борхес), запутывающих не только реципиентов, но и самого рассказывающего. Превращаясь в коммерческий товар [12], миф жизни перестает играть роль сценария совершенствования внутреннего мира Я. Он из пути к-себейности/в-себейности/при-себейности/для -себейности, деформируется в движение „к неслыханной, невероятной внеположенности“ [8, с. 158], приводя личность к бытию вне-себя. Бесконечное продуцирование эпизодов жизни приводит к парадоксальной ситуации: личность, сочиняя миф, оказывается изобретенной посредством мифа. Бытийствующий в мифе страстно, практически — нуминозно, оживляет несуществующее, вовлекая его в орбиту своей реальности и истории жизни.

В итоге вечное возвращение к мифу сегодня сопровождается онтологической трансформацией, в которой происходит замещение космичности содержания фрагментарными нарративами о повседневной жизни личности. События в мифе утрачивают свою масштабную историчность и диалектичность объективного и субъективного планов. В них уже не поднимаются вопросы происхождения, значимости деяний, нравственности, жизни и смерти. Его содержание сужается до личного дискурса, ограничиваясь рамками повседневной жизнедеятельности индивида, пытающегося самоутвердиться за счет мифологической фантазийности. В содержательной палитре мифа воплощаются эпизоды повседневных страданий и радостей личности, в которых недостаток реализма, диалектичности, символизма и историчности компенсируется свободой воплощения без цензуры и экспрессивностью. Современный миф жизни, не вопрошая о высшем/ценностном, оказывается чистой выдумкой, не переживаемым/не (со)бытийным эпизодом. Данный факт позволяет говорить об отсутствии историчности в современном мифе. В нем цепочка фантазийных личных эпизодов не вписывается в контекст исторической ситуации и жизни общества. Миф жизни оказывается вне социально-исторической реальности, иллюстрируя безразличие к социальному любующейся собой личности. Положение о том, что „личная жизнь выступает не как частная жизнь, т. е. жизнь, из которой все общественное отчуждено, но как жизнь, включающая общественное, но не только его, а и познавательное отношение к бытию, и эстетическое отношение к бытию, и отношение к другому человеку как человеческому существу, как утверждение его существования“ [7], в современности оказывается атавизмом. Индивид выказывает гипертрофированную форму нарциссизма, не считаясь с другими людьми. Создаваемый миф жизни не обладает никакой исторической ценностью, стираясь сразу из памяти не только создателя, не рефлексирующего над происходящим и сосредоточенного на мифотворчестве ради мифотворчества, но и пассивно воспринимающих его реципиентов.

В мифах жизни теряется фабула и драматургия ее развертывания, контрасты оказываются оборачиваемыми, постоянно меняя свои полюса. Современные мифы представляют нередко содержательно не связанные между собой серии, которые можно читать в любой последовательности. Миф жизни оказывается насыщенным фантазийными эпизодами, не имеющими ничего общего с реальностью: здесь демонстрируется событийность-без-событийности. Отсутствие динамики развития компенсируется накалом страстей, придавая экспрессивный пафос мифу жизни. Современный мифологический проект не ложится в основу самопроектирования идеального и не становится отправной точкой для конкретной реализация и приложения усилий. Мифологический образ Я есть симулятивная оболочка индивида, не стремящегося привнести идеальность в свою реальную жизнь. Но при этом симуляция очаровывает личность, заставляя постоянно обращаться к созданию мифологических фрагментов о несуществующем/фантазийном/преувеличенном. Благодаря подобным мифам личность прячется от жизненных кризисов, неудач и конфликтов, что делает ее жизнь комфортнее и удобнее.

В заключении выделим следующие моменты. Вечность мифов на протяжении истории человечества позволяет выявить их динамику от масштабного развертывания космического дискурса в древности к экзистенциальным эпизодам мифов жизни в современности. Пришедшая на смену масштабности человекосоразмерность в мифах оказывается довольно упрощенной, что обусловлено копированием шаблонов, игнорирующих диалектичность и символичность.

Современный миф жизни оказывается противоречивой культурной формой, содержащей в себе как положительные импульсы, обусловленные проектированием возможного, так и негативные, связанные с симуляцией бытия личности. Современный миф ограничивается сферой субъективного, представляя собой взаимоотношения индивида с собственным Я в виде неисторичных-историй. Но при этом в мифе жизни личность, облекая собственное Я в оболочку мифологического, удостоверяется в себе самой и проявлениях в социокультурном пространстве. Миф жизни представляет собой смыслонесущий проект как потенциальную возможность, демонстрирующую (скрытые) желания личности и даже пути достижения. В мифе жизни бытие творится, заключая в себе потенции к осуществлению. Такой миф помогает личности самоутвердиться, обжить пространства, осуществить возможные превращения Я и понять смыслы. Но все чаще мифологическая практика самовыражения, несмотря на рождаемые ей комфортные пространства, не дает личности духовного удовлетворения. Она не заполняет пустоты бытия, а рождает еще большую трещину между реальным и фантазийным. Миф жизни, эксплуатируя значимые экзистенциалы, тем не менее, не рождает позитивного смысла бытия либо он оказывается упрощенным/симулятивным. В итоге бытие-в-мире посредством привнесения мифологического трансформируется в симулятивное-бытие-в-мифе, очаровывая личность и сужая ее горизонт действий. Данному обстоятельству способствует не процесс конструирования личного мифа, а подражание мифам других, что свидетельствует об иллюзорной творческой активности индивида, отсутствии критичности, самовлюбленном своеволии. В итоге миф жизни как Ответ на Вызов временности человеческого бытия и незаметности существования превращается в симулятивную форму, в которой подавляются импульсы к саморазвитию и совершенствованию качеств личности. Миф жизни позиционирует (со)временность личности, усугубляя кризисность бытия. Перечисленное позволяет говорить о новом виде мифотворчества: в современности экзистенциальный миф становится конструкцией-не-конструирующей-личность, пустой формой для заполнения фантазийным, не имеющим места в бытии.

Литература

Лишова Н. И. Мотив странствий в мифологическом дискурсе // Вектор науки Тольяттинского государственного университета. — 2014. — № 3(29). — С. 187-189.

ЮнгК.-Г.Душаимиф: шестьархетипов. — М. — Киев: ЗАО»Совершенство«, 1997. — 384с.

Лосев А. Ф. Диалектика мифа //Лосев А. Ф. Миф — Число — Сущность [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://psylib.org.ua/books/losew03/txt14.htm (дата обращения: 7.10.2018).

Романенко Ю. М. Философия в отсвете мифа: метафизика как поэтика мыслеобразов // Метафизические исследования. — СПб.: Алетейя, 2000. — Вып.15. — С. 69-76.

Кассирер Э. Философия символических форм. Т.2. Мифологическое мышление [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://yanko.lib.ru/books/philosoph/kassirerphil_simv_form-2-8l.pdf (дата обращения: 7.10.2018).

Элиаде М. Священное и мирское. — М.: Изд-во МГУ, 1994. — 144с.

Рубинштейн С. Л. Человек и мир [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://goldbiblioteca.ru/online_psihologiya/online_psistr9/878.php (дата обращения: 7.10.2018).

НансиЖ.-Л. Непроизводимое сообщество. — М.: Водолей, 2011. — 208 с.

Шаров А. С. Онтология персонального мифа жизни // Фундаментальные исследования. — 2012. — № 9-2. — [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://fundamental-research.ru/ru/article/view?id=30245 (дата обращения: 25.09.2018).

Тазетдинова Р. Р. Театральность в поисках собственных дефиниций // Вестник Казанского государственного университета культуры и искусства. — 2016. — № 1. — С. 111-114.

Тазетдинова Р. Р. Театральность в пространстве мифа // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. — 2015. — № 3(143). — С. 84-91.

Коноплюк Н. В. История и миф как часть модели национальной идентичности (на материале романа Джулиана Барнса „Англия, Англия“)//Балтийский гуманитарный журнал. — 2015. — № 4(13). — С. 23-26.

Источник

2021-12-21T14:10:00+03:00

2021-12-21T16:59:54+03:00

2021-12-21T14:10:00+03:00

2021

https://inosmi.ru/politic/20211221/251168743.html

Назван непобедимый противник Путина. И это не США

Назван непобедимый противник Путина. И это не США

Политика

Новости

ru-RU

https://inosmi.ru/docs/terms/terms_of_use.html

https://россиясегодня.рф

Эта история не только об Украине. Она глубже и серьезнее. В подходящий момент Россия должна была свести счеты, и этот момент настал вместе с появлением исключительного лидера,… ИНОСМИ, 21.12.2021

политика, саудовская аравия, арабский, россия, украина, запад, владимир путин, нато, противники

https://cdnn1.inosmi.ru/images/25105/81/251058106.jpg

https://cdnn1.inosmi.ru/images/25105/81/251058101.jpg

https://cdnn1.inosmi.ru/images/25105/81/251058100.jpg

https://cdnn1.inosmi.ru/images/25105/80/251058099.jpg

https://cdnn1.inosmi.ru/images/25105/80/251058061.jpg

https://inosmi.ru/politic/20211221/251164344.html

https://inosmi.ru/politic/20211220/251164656.html

https://inosmi.ru/politic/20211220/251159210.html

https://inosmi.ru/politic/20211220/251155665.html

Эта история не только об Украине. Она глубже и серьезнее. В подходящий момент Россия должна была свести счеты, и этот момент настал вместе с появлением исключительного лидера, способного выстоять на крутых поворотах. Дело не только в Украине, но и давней европейской мечте обуздать Россию и заставить утопающую в снегах страну перенять претендующую на главенство западную модель. Это противостояние цивилизаций и культур, где главную роль играют оружие, страх, интересы и жажда влияния.

Украина — жертва своей географии. Одни ее граждане мечтают оставить российские равнины их жителям и оказаться в европейских садах. Другие верят в общую судьбу двух стран, как если бы являлись «одним народом в двух государствах». География — извечная несправедливость, и Украине это известно, как и многим другим государствам мира.

Речь идет не только об Украине, но и возможности разрушить имидж Америки в период президентства Байдена после того, как он уже пошатнулся из-за вывода войск из Афганистана. Это шанс подвергнуть Америку, озабоченную китайской угрозой, испытанию, которое невозможно пройти. Вашингтон не рискнет спровоцировать мировую войну из-за Украины. Западные страны угрожают Москве «серьезными последствиями», если она отправит свои войска на Украину. Речь идет об экономических и дипломатических санкциях. Царь не боится, хотя он, скорее, сокрушит Украину изнутри, чем завоюет. Он играет на нервах западных политических лидеров и генералов НАТО, мобилизует свои силы на границе и пробуждает страх, а затем выдвигает жесткие условия, словно хочет лишить страны НАТО результатов, достигнутых после распада Советского Союза. Он требует вернуть все пешки на прежние места и забыть про миф, что у России якобы нет клыков.

Игра уже не так увлекательна, как раньше. Многочисленные победы уже не дарят ощущение праздника. В отсутствие угрозы теряется азарт. На этой огромной карте нет ни страшного противника, ни неудобного партнера. Это как сыграть матч одному и вернуться с кубком под формальные аплодисменты и протокольные улыбки.

Игра находится под контролем, и сюрпризы невозможны. Никто не смеет оспаривать конституцию. Все лидеры немедленно склоняют головы. Это касается и министров, и депутатов и глав регионов. Генералы со своими наградами. Хозяева корпораций. Никто не угрожает и не протестует. От сорняков избавляются сразу, пока они не разрослись. СМИ не выходят за установленные для них рамки. То же самое можно сказать и о социальных сетях. Оппозиция лишена клыков и напоминает что-то вроде декора на радость жителям Запада и правозащитникам. Когда правитель становится бесспорным лидером, его конституцию покорно принимают.

Глубокое затишье. Скучное. Никто не решается осуществить мечту о жизни в Кремле. Для нынешнего его хозяина конституционные сроки являются формальностью, и есть лишь один неодолимый противник — возраст. В следующем году ему исполнится 70. Возраст — единственный гражданин, не подчиняющийся воле царя.

Последние десять дней в году имеют горький привкус не только потому, что времени становится меньше, но и по причине воспоминаний. Мы говорим о том, что произошло 30 лет назад, когда Михаил Горбачев и Советский Союз ушли в историю. Распаду способствовали также Борис Ельцин и лидеры республик. Произошла величайшая геополитическая катастрофа XX века, и страна потерпела поражение.

Можно осиротеть, даже если тебе 39 лет. Твоя страна разрушена. Та самая страна, что победила Наполеона и его армию и до сих пор хранит его пушки в Кремле. Страна, одержавшая победу над сумасшедшим европейцем по имени Адольф Гитлер и изменившая карту Европы.

Иногда у него рождаются радикальные идеи. Например, потребовать от Горбачева публичных извинений перед гражданами Советского Союза за его крах, а после сослать в Сибирь. Он смеется. Похоже, время не повернуть вспять. Возникает странный вопрос: что Горбачев сказал бы Иосифу Сталину, если бы они встретились в загробной жизни? Когда начинается седьмой десяток, начинают посещать странные мысли.

Здоровое тело не исключает душевных ран, а их много. Владимир Путин находился у Берлинской стены, когда она пала. На месте событий он считал, что КГБ, где он работал, не дремлет. Он питал иллюзию, что Советский Союз рожден не просто, чтобы быть, а чтобы побеждать. Восточноевропейские «товарищи» предали многолетнюю дружбу. Они также предали Варшавский договор. Спрыгнули с советского поезда навстречу западной мечте. Землетрясения участились. Советские республики тоже совершили предательство, воспользовавшись первой возможностью обрести независимость. Товарищи из партии Ленина умыли руки, провозгласив связи со спецслужбами неизгладимым позором. Те, кто когда-то аплодировал партии и генеральному секретарю, теперь заискивали перед американским послом. Его Превосходительство посол носил одежду советника, человека, чье слово являлось последним и решающим, и считался главным проводником, способным найти выход из-под завалов.

Множество ран в душе одного человека. Западная Германия отправляет помощь в обмен на отказ Москвы от Восточной Германии. Унизительная картина, напоминающая отца, продающего своих детей. Промышленно развитые страны готовы помочь России, но им нужны реформы. Рубль падает, как падает страна. Офицеры Красной Армии продают свою форму и награды за несколько долларов. Наиболее болезненным был раскол славянского блока, в который входили Россия, Украина и Беларусь.

Ранее Путин наказал Украину и Грузию, лишив их части территорий. Цель нынешней игры — добиться от Запада признания факта возвращения стране жизненно важного ареала. Это послание Украине и всем ее соседям, а также западным государствам.

Царь расширил арену противостояния. Сегодня это Украина, Сирия и несколько африканских регионов. Инструменты — российская армия, советники и ЧВК «Вагнер». Спустя 30 лет после великого краха, организатор проекта под названием «Месть» собирает плоды. Его не тревожит настоящее — он уже обеспечил себе место в истории. Окажется ли он на одной странице с Петром I и Екатериной II? А что он услышит от Сталина, если встретит его на том свете?

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.