Рассказы житкова для 2 класса читать

  

Борис Житков. Рассказы о животных. Произведения и биография

 
Борода
Белый домик
Беспризорная кошка
Вата
Вечер
Волк
В горах
Галка
Гармонь
Дом у бабушки
Дым
Девочка Катя
Джарылгач
Железная дорога
Зоосад
Как слон спас хозяина от тигра
Как я ловил человечков
Кенгура
Кружечка под елочкой
Как Саша маму напугал
Как мальчик тонул
Как подняли пароход со дна
Как утонул пароход
Красный командир
Как тонул один мальчик
Медведь
Мангуста
Механик Салерно
Мыло
Мышкин
На даче у бабушки
На льдине
Наводнение
Николай Исаич Пушкин
Над водой
Охотник и собаки
Обвал
Под водой
Про обезьянку
Пароход
Пожар
Про слона
Про волка
Пудя
Пожар в море
Почта
Приключения «партизана»
Путешествие храброго Ван-Гугена
Разиня
Скат
Сад
Стадо
Утопленник
Храбрость
Храбрый утенок
Цветок
Что бывало
Что я видел
Шквал
 

Подробная биография Житкова
Читать онлайн все рассказы Житкова
 

Краткая биография Бориса Житкова

 
Борис Житков – писатель, биография которого требует внимательного изучения. Он стал известным литератором уже в довольно зрелом возрасте. Но и за короткое время этот человек успел подарить нам около двухсот прекрасных рассказов для детей на приключенческую тему.
Пробиться в печать Житкову помог друг его детства Корней Иванович Чуковский. Дружба этих людей помогла им выстоять в тяжелые годы. Даже после смерти Бориса Житкова Чуковский и его жена с теплотой относились к семье Житкова. Лидия Чуковская впоследствии написала о нем книгу, в которой не просто дала анализ его прозы, но и выразила простое человеческое восхищение высоким человеком, наделенном мужеством и талантом.
 

Факты биографии Бориса Житкова

 
Биография Бориса Житкова содержит сведения, необходимые для понимания его мировоззрения. Отец будущего писателя был простым преподавателем, а мать – пианисткой. Отец, всесторонне развитый человек, сумел развить эти качества и в сыне. Именно от родителя будущий писатель имел отличные знания в области математики и астрономии. Мать открыла в сыне музыкальные способности и сформировала музыкальные знания. Помимо всего, Борис Житков интересовался балетом и умел играть на скрипке.
 
Житков получил два образования. Сначала в Одессе закончил естественно-научный факультет, а затем через несколько лет – кораблестроительное отделение в Петербургском институте. Жизнь сложилась непросто. Участвовал в революционных событиях в начале века, сменил множество разных профессий, путешествовал по миру в качестве штурмана корабля. Вообще для более полного понимания особенностей того или иного писателя или поэта должна быть изучена его биография. Бориса Житкова, точнее, его творчество также нужно изучать через призму его личной жизни.
Впервые опубликовался в 1924 году. Поначалу, обращаясь к взрослым, постепенно Житков полностью переключился на детей. Большую популярность получили и его рассказы о животных, повести, например, «Пятый мост».
 

Особенности творчества Бориса Житкова

 
Особенности творчества Бориса Житкова заключаются в следующем:
включение жизненного опыта;
четкое разделение добра и почетное место в русской литературе;
богатые сюжеты;
динамизм;
вера в торжество светлых начал и др.
 

Детский писатель

 
По характеру и складу ума писатель Борис Житков был романтиком и правдолюбом. На первое место и в жизни, и в творчестве этот человек всегда ставил честь и достоинство, правду и труд. По словам родственников, любознательности Бориса не было предела. День-деньской пропадал он то в слесарной мастерской, то в корабельных портах, где изучал рабочие профессии, получал новые впечатления и знания. По окончании университета ему предложили место преподавателя. Однако Житковы переехали в Санкт-Петербург, где и продолжил свое обучение талантливый Борис Житков. Краткая биография для детей должна быть обязательно дополнена сведениями о его путешествиях по Индии, Мадагаскару, Египту, которые наполнили опыт писателя новыми событиями и идеями, искусно изложенными им в своих произведениях. Иными словами, довольно непростой и интересной является биография Бориса Житкова.
 
Творчество Бориса Житкова по праву заняло почетное место в русской литературе для детей. Умение делать тонкие наблюдения, замечать повадки животных и особенности природы, простой язык вызвали глубокую любовь детского читателя к творчеству Бориса Житкова. Взять хотя бы «Рассказы о животных» и «Удав», «Черный парус» и «На льдине», в которых выразил себя Борис Житков. Биография для детей любого писателя должна быть занимательной и оставить след в душе маленького читателя.
 
В своих детских и взрослых рассказах и повестях Борис Житков всегда держал сторону слабых и обездоленных. Талантливый последователь Максима Горького, Житков подобрал свой ключ к детскому сознанию. Он говорил, что с ребенком нужно говорить на равных, только в этом случае можно добиться от него доверия. Очень ярко идеи Житкова на воспитание ребенка были изложены в энциклопедии «Что я видел». И на это произведение повлияла биография Бориса Житкова. Писатель работал над своими сочинениями до самой смерти, которая произошла в октябре 1938 года.
_______________________________

Рассказы Бориса Житкова о природе и
о животных.Читаем бесплатно онлайн
Рекомендовано учащимся 2,3,4 класса

Подробная биография Житкова
Читать все рассказы Житкова о животных
 

 КРАСНЫЙ КОМАНДИР

Ехала мать в город с малыми ребятами в бричке. Вот въехали они уже в
улицу, вдруг лошади чего-то испугались и понесли.
 Кучер со всей силы вожжи натянул, совсем назад отвалился - ничего
лошади не чуют, несут во весь опор, вот-вот бричка перевернется.
 Мать детей обхватила и кричит:
 - Ой, держите, держите!
 А прохожие в стороны шарахаются, к домам жмутся и сами кричат:
 - Держите! Держите!
 Навстречу возчик с возом сена.
 Испугался возчик, скорей в сторону, чуть свой воз не опрокинул и
кричит: "Держите! Держите!" А бричка несется, лошади скачут как бешеные.
Вот-вот бричка разломается, и все полетят на каменную мостовую со всего
разлета.
 Вдруг из-за угла выехал красный командир на лошади. А бричка прямо на
него несется. Понял командир, в чем дело. Ничего не крикнул, а повернул
своего коня и стал бричке наперерез.
 Все глядели, ждали, что ускачет командир, как близко подлетят бешеные
лошади! А командир стоит, и конь под ним не шелохнется. Вот уж совсем
налетает бричка - вдруг лошади опомнились и стали. Чуть-чуть до командира не
доехали.
 А командир толкнул коня ногой и поехал дальше.
 ЦВЕТОК
 Жила девочка Настя со своей мамой. Раз Насте подарили в горшочке
цветок. Настя принесла домой и поставила на окно.
 - Фу, какой гадкий цветок! - сказала мама. - Листья у него точно языки,
да еще с колючками. Наверное, ядовитый. Я его и поливать не стану.
 Настя сказала:
 - Я сама буду поливать. Может быть, у него цветки будут красивые.
 Цветок вырос большой-большой, а цвести и не думал.
 - Его надо выбросить, - сказала мама, - от него ни красы, ни радости.
 Когда Настя заболела, она очень боялась, что мама выбросит цветок или
не будет поливать и он засохнет.
 Мама позвала к Насте доктора и сказала:
 - Посмотрите, доктор, у меня девочка все хворает и вот совсем слегла.
 Доктор осмотрел Настю и сказал:
 - Если б вы достали листья одного растения. Они как надутые и с шипами.
 - Мамочка! - закричала Настя. - Это мой цветок. Вот он!
 Доктор взглянул и сказал:
 - Он самый. От него листья варите, и пусть Настя пьет. И она
поправится.
 - А я его выбросить хотела, - сказала мама.
 Мама стала Насте давать эти листья, и скоро Настя встала с постели.
 - Вот, - сказала Настя, - я его берегла, мой цветочек, и он меня зато
сберег.
 И с тех пор мама развела много таких цветов и всегда давала Насте пить
из них лекарство.
МЫЛО
Один мальчик все хотел узнать, плавает ли мыло. Вот раз пришел он на
кухню. А на кухне стояло ведро, полное воды, а рядом новый кусок мыла.
Оглянулся мальчик, видит: никого нет. Взял мыло, положил в воду и пустил.
Мыло - юрк! И под воду. Испугался мальчик, что мыло утопил. Убежал из кухни
и никому не сказал.
 Все спать легли, и нового мыла никто не хватился.
 Наутро мать стала самовар ставить. Видит: воды уж мало в ведре.
Выплеснула все в самовар да скорей по воду, чтоб самовар долить.
 Вот сели все за стол, чтобы чай пить. Принесла мать самовар на стол.
Кипит самовар. Все глядят - что за чудо! Из-под крышки пузыри пузырятся, и
все больше и больше. Глядь - и весь самовар в пене.
 Вдруг мальчик заплакал и закричал:
 - Я думал - оно плавает! - И рассказал, как все было.
 - Ах, - сказала мама, - это, значит, я с мылом воду в самовар
выплеснула да свежей потом долила.
 Отец сказал мальчику:
 - Ты бы лучше в тарелке попробовал, чем в ведре его топить. А плакать
нечего. Мне вот теперь без чаю на работу идти, а видишь - я не плачу.
 Отец потрепал сынишку по плечу и пошел на работу.
В ГОРАХ

 Три брата шли в горах по дороге. Они шли вниз. Был вечер, и внизу они
уже видели, как засветилось окно в их доме.
 Вдруг собрались тучи, стало сразу темно, грянул гром, и полил дождь.
Дождь был такой сильный, что по дороге вниз потекла вода, как в речке.
Старший сказал:
 - Стойте, вот тут скала, она нас немного прикроет от дождя.
 Все трое присели под скалой и стали ждать.
 Младшему, Ахмету, надоело сидеть, он сказал:
 - Я пойду. Чего трусить? До дому недалеко. Не хочу я здесь с вами
мокнуть. Поужинаю и в сухой постели переночую.
 - Не ходи - пропадешь, - сказал старший.
 - Я не трус, - сказал Ахмет и вышел из-под скалы.
 Он смело зашагал по дороге - вода ему нипочем.
 А вода уж ворочала камни и катила их вниз за собой. Камни догоняли и с
разгону били Ахмета по ногам. Он пустился бежать.
 Он хотел разглядеть впереди огонек в доме, но дождь так лил, что ничего
впереди не было видно.
 "Не вернуться ли?" - подумал Ахмет. Но стыдно стало: похвастал - теперь
засмеют его братья.
 Тут сверкнула молния, и ударил такой гром, будто все горы треснули и
повалились. Когда молния осветила, Ахмет не узнал, где он.
 "Ой, кажется, я заблудился", - подумал Ахмет и испугался.
 Ноги ему избило камнями, и он пошел тише.
 Он совсем тихонько ступал и боялся оступиться. Вдруг снова ударила
молния, и Ахмет увидал, что прямо перед ним обрыв и черная пропасть.
 Ахмет так и сел на землю от страха.
 "Вот, - подумал Ахмет, - если б я ступил еще шаг, я сорвался бы вниз и
разбился б насмерть".
 Теперь ему страшно стало и назад идти. А вдруг опять там обрыв и
пропасть.
 Он сидел на мокрой земле, и сверху лил на него холодный дождь.
 Ахмет только думал:
 "Хорошо, что я еще один шаг не ступил: пропал бы я совсем".
 А когда настало утро и прошла гроза, братья нашли Ахмета. Он сидел на
краю пропасти и весь закоченел от холода.
 Братья ему ничего не сказали, а подняли и повели домой.
 КАК САША МАМУ НАПУГАЛ
Мама пошла на рынок, а мне сказала:
 - Запрись на крючок и никого не пускай, а то, гляди, воры-разбойники
придут.
 Я не заперся, а как мама ушла, я взял мочалку, натрепал и подвязался -
вышло, как борода.
 Потом из печки уголь достал и себе усы под носом намазал. На голову я
папину майку надел. Посмотрел в зеркало и вижу, что я стал очень страшный.
 Тогда я поставил в сенях табурет. Перед табуретом поставил валенки, сам
я надел папин тулуп, в руку я взял топор и влез на табурет.
 Долго я ждал, вдруг слышу: мама идет. Подергала дверь, дверь и
открылась. Как увидала, что такой большой да с топором, так и стала в
дверях.
 Я поднял руку с топором и сказал:
 - Я разбойник.
 Вдруг мама засмеялась и говорит:
 - Не разбойник ты вовсе, а Сашка. - И столкнула меня с табуретки. - Фу,
как перепугал!
 А это она потому узнала, что у меня голос тонкий. Потом сказала, чтоб
не смел больше, - все-таки, значит, испугалась.
БОРОДА
 Один старик шел ночью через лед. И уж совсем подходил к берегу, как
вдруг лед подломился, и старик упал в воду. А у берега стоял пароход, и с
парохода шла железная цепь в воду к якорю.
 Старик добрался до цепи и стал по ней лезть. Вылез немного, устал и
стал кричать: "Спасите!"
 Матрос на пароходе услыхал, поглядел, - а на якорной цепи кто-то
прицепился и кричит.
 Матрос не стал долго думать, нашел веревку, схватил конец в зубы и
полез по цепи вниз спасать старика.
 - На, - говорит матрос, - веревку, обвяжись, дедушка, я тебя вытяну.
 А дедушка говорит:
 - Нельзя меня тянуть: у меня борода к железу примерзла.
 Матрос достал нож.
 - Отрежь, - говорит, - дед, бороду.
 - Нет, - говорит дед. - Как же мне без бороды?
 - Не до весны же ты на бороде висеть будешь, - сказал матрос, отхватил
ножом бороду, обвязал старика и вытянул его на веревке.
 Потом матрос привел его в теплую каюту и говорит:
 - Раздевайся, дедушка, да ложись в постель, а я тебе чаю согрею.
 - Какой чай, - говорит дед, - коли без бороды я теперь. - И заплакал.
 - Смешной ты, дед, - сказал матрос. - Чуть было совсем ты не пропал, а
чего бороды жалеть, коли она вырастет.
 Стащил с себя старик мокрую одежу и лег в теплую постель.
 А наутро сказал матросу:
 - Твоя правда: вырастет борода, а без тебя бы я пропал.
 КАК МАЛЬЧИК ТОНУЛ




  


                       
  



 Я шел по берегу и смотрел, как плотники строят пристань. Большущие
бревна плавали в воде плотно одно к одному. Их доставали из воды и забивали
в дно, так что из воды торчал целый забор из бревен. Вдруг мне показалось,
что там, где плавали сваи, что-то мелькнуло. Я не знал что, а побежал туда.
Я не спускал глаз с этого места и бежал со всей силы.
 А сбоку я увидал краем глаза: как раз туда бежит телеграфист. Бежит со
всех ног и держится за живот. У него на поясе была сумка с телеграммами, и
он боялся, что они выпадут.
 Телеграфист тоже смотрел в то место, куда глядел и я. Земля там осыпью
спускалась к воде, а на воде плавали сваи - плотно, как плот. Телеграфист
мне ни слова не сказал, а только ткнул пальцем, укрепился ногами на осыпи и
протянул руку. Я тоже ни слова не сказал, а взял крепко телеграфиста за
руку, а сам лег на сваи и просунул руку между ними - в том самом месте, куда
мы оба глядели, не сводя глаз.
 Я стал шарить рукой в воде. И вдруг маленькие пальчики попались мне и
крепко вцепились в мою руку. Я ухватился тоже. И тут же телеграфист потянул
меня на берег. Сваи разошлись, и вслед за моей рукой вылезла маленькая рука,
а за ней голова, и мы вытащили мальчика. Он был рыжий, лет семи. Он мигал
глазами и ничего не говорил. Подошли плотники. Один взял мальчика, поднял и
потряс над землей. У мальчика вылилась вода из рта. Его поставили на ноги и
спросили: как он утонул? Мальчик сказал, что хотел по сваям пройти, а они
под ногами разошлись, и он провалился с головой между ними. А потом сошлись
над ним, как потолок. И сейчас же заплакал:
 - А где моя шапка? Где удочка! Я без шапки домой не пойду.
 Все стали смеяться: скажи спасибо, что жив остался, а ты о шапке
плачешь.
 Я нашел его удочку и стал в воде искать его шапку. Зацепил и вытащил.
Но это был старый лапоть. Потом еще раз зацепил, и это была мокрая фуражка.
Мальчик стал ее жалеть, что она мокрая. Я пошел. А когда оглянулся, мальчик
все держал фуражку и плакал.
 Телеграфист махнул рукой, посмотрел, тут ли телеграммы, и поспешил
прочь.
ГАРМОНЬ



  


                       
  




 У одного дяденьки была гармонь. Он на ней очень хорошо играл, и я
приходил слушать. Он ее прятал и никому не давал. Гармонь была очень
хорошая, и он боялся, чтобы не сломали. А мне очень хотелось попробовать.
 Вот раз пришел я, когда дяденька обедал. Он кончил есть, а я стал
просить, чтоб сыграл. А он сказал:
 - Какая игра! Мне спать охота.
 Я стал просить и даже заплакал. Тогда дяденька сказал:
 - Ну ладно, разве немножко.
 И достал из сундука гармонь. Немножко поиграл, положил гармонь на стол,
а сам тут на лавке и заснул.
 Я подумал: "Вот когда мне счастье пришло. Тихонько возьму гармонь и на
дворе попробую".
 Я приловчился, ухватил гармонь за ручку и потянул. А она как рявкнет на
все голоса, как живая. Я с испугу и руку отдернул. Тут дяденька вскочил.
 - Ты, - говорит, - это что же!
 И ко мне, да меня за руку.
 Тут я заплакал и сказал всю правду.
 - Ну, - сказал дяденька, - не реви: коли у тебя такая охота, приходи, я
тебя учить буду.
 Я приходил, а дяденька мне показывал, как играть. Я научился и теперь
очень хорошо играю. ПОЖАР

 Петя с мамой и с сестрами жил на верхнем этаже, а в нижнем этаже жил
учитель. Вот раз мама пошла с девочками купаться. А Петя остался один
стеречь квартиру.
 Когда все ушли, Петя стал пробовать свою самодельную пушку. Она была из
железной трубки. В середину Петя набил пороху, а сзади была дырочка, чтоб
зажигать порох. Но сколько Петя ни старался, он не мог никак поджечь. Петя
очень рассердился. Он пошел в кухню. Наложил в Плиту щепок, полил их
керосином, положил сверху пушку и зажег. "Теперь небось выстрелит!"
 Огонь разгорелся, загудел в плите - и вдруг как бахнет выстрел! Да
такой, что весь огонь из плиты выкинуло.
 Петя испугался, выбежал из дому. Никого не было дома, никто ничего не
слыхал. Петя убежал подальше. Он думал, что, может быть, все само потухнет.
А ничего не потухло. И еще больше разгорелось.
 Учитель шел домой и увидал, что из верхних окон идет дым. Он побежал к
столбику, где за стеклом была сделана кнопка. Это звонок к пожарным. Учитель
разбил стекло и надавил кнопку.
 У пожарных зазвонило. Они скорей бросились к своим пожарным автомобилям
и помчались во весь дух. Они подъехали к столбику, а там учитель показал им,
где горит. У пожарных на автомобилях был насос. Насос начал качать воду, а
пожарные стали заливать огонь водой из резиновых труб. Пожарные приставили
лестницы к окнам и полезли в дом, чтобы узнать, не осталось ли в доме людей.
В доме никого не было. Пожарные стали выносить вещи.
 Петина мама прибежала, когда вся квартира была уже в огне. Милиционер
никого не пускал близко, чтоб не мешали пожарным.
 Самые нужные вещи не успели сгореть, и пожарные принесли их Петиной
маме.
 А Петина мама все плакала и говорила, что, наверное, Петя сгорел,
потому что его нигде не видно.
 А Пете было стыдно, и он боялся подойти к маме. Мальчики его увидали и
насильно привели.
 Пожарные так хорошо потушили, что в нижнем этаже ничего не сгорело.
Пожарные сели в свои автомобили и уехали назад. А учитель пустил Петину маму
жить к себе, пока не починят дом. НАВОДНЕНИЕ

 В нашей стране есть такие реки, что не текут все время по одному месту.
Такая река то бросится вправо, потечет правее, то через некоторое время,
будто ей надоело здесь течь, вдруг переползет влево и зальет свой левый
берег. А если берег высокий, вода подмоет его. Крутой берег обвалится в
реку, и если на обрыве стоял домик, то полетит в воду и домик.
 Вот по такой реке шел буксирный пароход и тащил две баржи. Пароход
остановился у пристани, чтобы там оставить одну баржу, и тут к нему с берега
приехал начальник и говорит:
 - Капитан, вы пойдете дальше. Будьте осторожны, не сядьте на мель: река
ушла сильно вправо и теперь течет совсем по другому дну. И сейчас она идет
все правее и правее и затопляет и подмывает берег.
 - Ох, - сказал капитан, - мой дом на правом берегу, почти у самой воды.
Там остались жена и сын. Вдруг они не успели убежать?!
 Капитан приказал пустить машину самым полным ходом. Он спешил скорей к
своему дому и очень сердился, что тяжелая баржа задерживает ход.
 Пароход немного проплыл, как вдруг его сигналом потребовали к берегу.
Капитан поставил баржу на якорь, а пароход направил к берегу.
 Он увидал, что на берегу тысячи людей с лопатами, с тачками спешат -
возят землю, насыпают стенку, чтобы не пустить реку залить берег. Возят на
верблюдах деревянные бревна, чтоб их забивать в берег и укреплять стенку. А
машина с высокой железной рукой ходит по стенке и ковшом нагребает на нее
землю.
 К капитану прибежали люди и спросили:
 - Что в барже?
 - Камень, - сказал капитан.
 Все закричали:
 - Ах, как хорошо! Давайте сюда! А то вон смотрите, сейчас река прорвет
стенку и размоет всю нашу работу. Река бросится на поля и смоет все посевы.
Будет голод. Скорей, скорей давайте камень!
 Тут капитан забыл и про жену и про сына. Он пустил пароход что есть
духу и привел баржу под самый берег.
 Люди стали таскать камень и укрепили стенку. Река остановилась и дальше
не пошла. Тогда капитан спросил:
 - Не знаете ли, как у меня дома?
 Начальник послал телеграмму, и скоро пришел ответ. Там тоже работали
все люди, какие были, и спасли домик, где жила жена капитана с сыном.
 - Вот, - сказал начальник, - здесь вы помогали нашим, а там товарищи
спасли ваших.КАК УТОНУЛ ПАРОХОД

 Была война. Люди боялись, чтобы враги не приплыли к их земле на военных
кораблях. Военные корабли из пушек могут все на берегу разбить. А потом
могут привезти с собой солдат и высадить их на берег.
 Так вот, чтоб военные корабли боялись подходить к берегу, в море
пускали большие круглые железные коробки. Эта коробка так устроена, что если
за нее заденет пароход, то она сейчас же взорвется. Да с такой силой, что
непременно сделает дырку в пароходе. И в пароход начнет набираться вода, и
тогда он может потонуть.
 Эти коробки называют минами. Чтобы мины никуда не уносило и чтобы они
стояли около берега в воде, их привязывают проволочной веревкой к тяжелым
якорям. Якоря крепко лежат на дне и держат мины. Чтобы их сверху не было
видно, проволочную веревку делают покороче, так что мина сидит под водой, но
не очень глубоко. Пароход над ней не пройдет, непременно дном зацепит. Когда
воевали, много военных кораблей наскакивало на мины. Мины взрывались и
топили корабли.
 Но вот кончилась война. Вынули из воды мины. А когда подсчитали, то
вышло, что вынули не все. Немного мин еще осталось в море. Их не могли
найти. По морю стали ходить простые пароходы, а не военные. Простые пароходы
перевозили людей и товары из порта в порт, из страны в страну.
 Один пароход шел с грузом. Дело было летом, и была спокойная погода.
Пароход проходил мимо рыбаков, и с парохода все смотрели, как рыбаки
поднимают сети и много ли попалось рыбы.
 Вдруг раздался такой удар, будто гром. Пароход тряхнуло, и из-под борта
взлетел в воздух сноп воды выше мачты. Это пароход толкнул мину, и она
взорвалась. Пароход стал быстро тонуть.
 Рыбаки оставили сети, подплыли на лодках к пароходу и взяли всех людей.
Капитан долго не хотел уходить. Ему было жалко парохода. Он думал, что,
может быть, пароход можно как-нибудь спасти и он не утонет. Но все видели,
что пароход все равно утонет. И капитана силой взяли в лодку.
 Пароход пошел на дно вместе с грузом.
 КАК ПОДНЯЛИ ПАРОХОД СО ДНА

 Пароход опустился на дно и лег, наклонившись набок. У него была большая
пробоина, и он весь был наполнен водой.
 Вода была там, где стоит машина; вода была в каютах, где жили люди;
вода была в трюмах, где лежал товар. Маленькие рыбки заходили заглянуть, нет
ли чем поживиться.
 Капитан очень хорошо знал место, где утонул его пароход. Там было не
очень глубоко: туда могли спуститься водолазы. Пароход решили поднять!
 Пришел спасательный пароход и стал спускать под воду водолазов.
Водолазы все одеты в резиновые костюмы: через них вода не проходит. Грудь и
воротник у этого костюма - медные. Голову водолаза закрывают медным
колпаком. Этот колпак привинчивают к воротнику. А в медном колпаке есть
стеклянное окошечко - чтобы водолазу смотреть. И еще в этот колпак идет
резиновая труба, в нее сверху качают воздух, чтобы водолаз под водой мог
дышать.
 Водолазы привязали к пароходу большущие бидоны - понтоны. В эти понтоны
напустили по трубам воздух. Понтоны поплыли вверх, потянули с собой пароход.
 Когда пароход всплыл, все обрадовались, и больше всех капитан. Пароход
на буксире повели в починку. На нем был только один человек. Это капитан
скорей захотел пойти на свой пароход. Двадцать дней чинили пароход - и
заделали пробоину. ПОЖАР В МОРЕ Один пароход шел в море с грузом угля. Еще дня три надо было пароходу
идти до места. Вдруг к капитану прибежал механик из машинного отделения и
сказал:
 - Нам попался очень плохой уголь, он сам загорелся у нас в трюме.
 - Так заливайте его водой! - сказал капитан.
 - Поздно! - ответил помощник капитана. - Очень разгорелось. Это все
равно что лить воду на горячую плиту. Будет столько пару, как в паровом
котле.
 Капитан сказал:
 - Тогда закупорьте помещение, где горит уголь, так плотно, чтобы было
как в закупоренной бутылке. И огонь потухнет.
 - Постараюсь! - сказал помощник капитана и побежал распорядиться.
 А капитан повернул пароход прямо к берегу - в ближайший порт. Он дал в
этот порт телеграмму по радио: "У меня загорелся уголь. Полным ходом иду к
вам". А оттуда ответили: "Держитесь, сколько можете. Помощь идет".
 Все на пароходе знали, что у них загорелся уголь, и старались, кто как
мог, закупорить этот уголь так, чтоб к нему не прошел воздух. Но уже
нагрелась стенка, которая отделяла уголь. Все уже знали, что вот сейчас
огонь вырвется наружу и будет страшный пожар.
 А с моря пришли по радио телеграммы с трех спасательных пароходов, что
они спешат на помощь полным ходом.
 Помощник капитана влез на мачту, чтобы с высоты скорей увидеть, где
пароходы. Пароходов долго не было видно, и матросы уже думали, что придется
спустить шлюпки и уехать с парохода.
 Вдруг вырвалось из трюма пламя и поднялся такой пожар, что к шлюпкам
нельзя было пройти. Все в ужасе закричали. Не испугался только помощник
капитана, который стоял на мачте.
 Он показывал вдаль рукой. И все увидали, что там, вдали, к ним спешат
три парохода. Люди обрадовались, бросились тушить пожар сами, как могли. А
спасательные пароходы как подошли, так столько пожарных машин пустили в ход,
что скоро потушили весь пожар.
 Потом увели пароход в порт, а в порту его починили, и через месяц он
пошел дальше.НА ЛЬДИНЕ Зимой море замерзло. Рыбаки всем колхозом собрались на лед ловить рыбу.
Взяли сети и поехали на санях по льду. Поехал и рыбак Андрей, а с ним его
сынишка Володя. Выехали далеко-далеко. И куда кругом ни глянь, все лед и
лед: это так замерзло море. Андрей с товарищами заехал дальше всех. Наделали
во льду дырок и сквозь них стали запускать сети. День был солнечный, всем
было весело. Володя помогал выпутывать рыбу из сетей и очень радовался, что
много ловилось. Уже большие кучи мороженой рыбы лежали на льду. Володин папа
сказал:
 - Довольно, пора по домам.
 Но все стали просить, чтоб остаться ночевать и с утра снова ловить.
Вечером поели, завернулись поплотней в тулупы и легли спать в санях. Володя
прижался к отцу, чтоб было теплей, и крепко заснул.
 Вдруг ночью отец вскочил и закричал:
 - Товарищи, вставайте! Смотрите, ветер какой! Не было бы беды!
 Все вскочили, забегали.
 - Почему нас качает? - закричал Володя.
 А отец крикнул:
 - Беда! Нас оторвало и несет на льдине в море.
 Все рыбаки бегали по льдине и кричали:
 - Оторвало, оторвало!
 А кто-то крикнул:
 - Пропали!
 Володя заплакал. Днем ветер стал еще сильней, волны заплескивали на
льдину, а кругом было только море. Володин папа связал из двух шестов мачту,
привязал на конце красную рубаху и поставил, как флаг. Все глядели, не
видать ли где парохода. От страха никто не хотел ни есть ни пить. А Володя
лежал в санях и смотрел в небо: не глянет ли солнышко. И вдруг в прогалине
между туч Володя увидел самолет и закричал:
 - Самолет! Самолет!
 Все стали кричать и махать шапками. С самолета упал мешок. В нем была
еда и записка: "Держитесь! Помощь идет!" Через час пришел пароход и
перегрузил к себе людей, сани, лошадей и рыбу. Это начальник порта узнал,
что на льдине унесло восьмерых рыбаков. Он послал им на помощь пароход и
самолет. Летчик нашел рыбаков и по радио сказал капитану парохода, куда
идти.
ПОЧТА
 На севере, где живут ненцы, даже весной, когда уже всюду стаял снег,
все еще стоят морозы и бывают сильные метели.
 Вот раз весной ненецкий почтальон должен был везти почту из одного
ненецкого села в другое. Недалеко - всего тридцать километров.
 У ненцев очень легкие санки - нарты. В них они запрягают оленей. Олени
мчат вихрем, быстрей всяких лошадей.
 Почтальон вышел утром, посмотрел на небо, помял рукой снег и подумал:
"Будет метель с полдня. А я сейчас запрягу и успею проскочить раньше
метели".
 Он запряг четырех лучших своих оленей, надел на себя малицу - меховой
халат с капюшоном, меховые сапоги и взял в руки длинную палку. Этой палкой
он будет погонять оленей, чтоб они шибче бежали.
 Почтальон привязал почту покрепче к нартам, вскочил на сани, сел бочком
и пустил оленей во весь дух.
 Он уже выезжал из села, как вдруг навстречу - его сестра. Она замахала
руками и крикнула:
 - Стой!
 Почтальон рассердился, а все-таки остановил. Сестра стала просить
почтальона, чтоб он захватил с собой ее дочку к бабушке. Почтальон крикнул:
 - Скорей! А то метель будет.
 Но сестра долго провозилась, пока кормила и собирала девочку. Почтальон
посадил девочку перед собой, и олени помчались. А почтальон еще подгонял их,
чтобы успеть проехать до метели.
 С полпути начал дуть ветер - прямо навстречу. Было солнце, и снег
блестел, а тут вдруг стемнело, снег закружился, и не стало даже видно
передних оленей.
 Олени начали вязнуть в снегу и остановились.
 Почтальон отпряг оленей, сани поставил стоймя, привязал к ним свою
длинную палку, а к концу палки привязал девочкин пионерский галстук. А сам
обтопал место около саней, положил туда почту, уложил оленей, лег и прижался
к ним с девочкой. Их скоро занесло снегом, а почтальон раскопал под снегом
пещеру, и вышло как снежный дом. Там было тихо и тепло.
 А в том селе, куда ехал почтальон, увидали, что метель, а его нет, и
спросили по телефону, выехал ли он. И все поняли, что почтальона захватила
метель. Ждали, когда метель пройдет.
 На другой день метель все не утихала, но снег летал ниже. На оленях
нельзя было ехать искать почтальона, проехать могли только аэросани. Они -
как домик на полозьях, а бегут вперед потому, что у них есть мотор. Мотор
вертит воздушный винт, такой, как у самолета.
 В аэросани сели доктор, шофер и два человека с лопатами. И аэросани
побежали по той дороге, где ехал почтальон.
 Вдруг над низкой метелью, как будто флаг из воды, увидали палку с
пионерским галстуком.
 Аэросани подъехали и остановились. Сейчас же раскопали почтальона,
девочку и оленей. Почтальон сразу спросил:
 - А еду привезли? Девочка плачет.
 - Даже горячую, - сказал доктор и отнес девочку в аэросани.
 Пока почтальон и девочка обогревались, прошла метель.ПРИКЛЮЧЕНИЯ "ПАРТИЗАНА"

На заводе сделали пароход. Его строили на берегу и вот теперь спускают
в воду.
 Назвали пароход - "Партизан".
 "Партизан", совсем готовый, стоит у пристани, и в него кладут груз. Ему
назначили идти в Ледовитый океан. Там никогда не тает лед. Там на далеком
острове люди ждут не дождутся парохода. Им нужны доски для постройки дома,
нужны мука, сахар, овощи, молоко. "Партизан" везет им даже живую корову.
 "Партизан" очень торопится. Если его застанет зима, ему не выбраться
изо льда без помощи ледокола и не вернуться назад.
 Машина работает полным ходом. "Партизан" идет днем и ночью. По ночам
зажигаются огни: белые на мачтах, а по бокам красный и зеленый, чтобы
встречные пароходы не натолкнулись на него.
 Вдруг поднялась страшная буря. Идти вперед стало трудно. Огромные волны
рвались на пароход. Но "Партизан" был крепкий и сильный пароход: он шел
сквозь ветер и волны все вперед и вперед. Капитан знал: на далеком острове
ждут люди. Если он запоздает и его захватит в пути зима, они останутся без
хлеба.
 Но вот капитан увидел: гибнет в море парусный корабль. Нужно спасать
людей! С "Партизана" перекинули веревку, а на паруснике прикрепили ее к
мачте. К веревке привязали корзину, и в ней перетаскивали людей на
"Партизан". Всех спасли и отправились дальше. Все скорей, скорей!..
 Уже полпути прошел "Партизан" благополучно. Но тут поднялся на море
туман. Ничего кругом не видно, как будто в молоке плывешь. "Партизан" идет
медленно и гудит в гудок, чтоб не столкнуться. Как вдруг совсем близко
показался другой пароход. Капитан хотел повернуть, но было уже поздно.
Встречный пароход ударил "Партизана" в бок и пробил большую дыру.
 Но "Партизан" не потонул. Пробоина была в борту над водой. Пришлось
идти в порт, чтобы зачинить пробоину. Капитан просил, чтобы чинили скорее.
Надо было до зимы успеть на далекий остров. На месте пробоины поставили
новый железный лист, и "Партизан" опять стал как новый.
 Теперь "Партизан" спешил больше прежнего и все-таки не успел: льды
окружили его со всех сторон.
 Не пробить "Партизану" льда.
 Но тут помог ему пароход-ледокол. Ледоколу лед нипочем. Он его
разбивает и делает среди льда канал, похожий на речку с ледяными берегами.
По этой речке за ледоколом и пошел "Партизан".
 Так за ледоколом прошел "Партизан" к острову, где его давно ждали люди.
Капитан все рассказал, что с ним было в пути. И все радовались, что пароход
все-таки пришел до зимы. Стали скорее выгружать сахар, муку, доски, а корову
свели по сходням. Потом на пароход нагрузили звериные шкуры, моржовые клыки
- все, что наловили и настреляли за целый год.
 На севере был уже мороз, когда "Партизан" пошел домой.
 В море налетела на корабль морозная буря, волны захлестывали палубу, и
вода замерзала. От тяжести льда пароход мог перевернуться. Люди скалывали
лед три дня и три ночи без отдыха и спасли "Партизан".
 Чем ближе к дому, тем становилось теплей. А когда пришли домой, было
уже совсем тепло и светило солнышко. Пароход украсили флагами. На пристани
его встречали люди; они махали шапками и кричали "ура". Все были рады, что
"Партизан" не замерз во льдах.
 Он доставил все необходимое людям на острове. А оттуда привез много
мехов и шкур, и тюленьего жира, и соленой рыбы, и моржовых клыков, и даже
живого белого мишку для зоосада.ОБВАЛДевочка Валя ела рыбу и вдруг подавилась косточкой. Мама закричала:
 - Съешь скорее корку!
 Но ничего не помогало. У Вали текли из глаз слезы. Она не могла
говорить, а только хрипела, махала руками. Мама испугалась и побежала звать
доктора. А доктор жил за сорок километров. Мама сказала ему по телефону,
чтоб он скорей-скорей приезжал. Доктор сейчас же собрал свои щипчики, сел в
автомобиль и поехал к Вале. Дорога шла по берегу. С одной стороны было море,
а с другой стороны крутые скалы. Автомобиль мчался во весь дух. Доктор очень
боялся за Валю. Вдруг впереди загремело, и шофер остановил автомобиль. Это
одна скала рассыпалась на камни и засыпала дорогу. Ехать стало нельзя, и
доктор чуть не заплакал. Оставалось еще далеко. Но доктор все равно хотел
идти пешком. Вдруг сзади затрубил гудок. Шофер посмотрел назад и сказал:
 - Погодите, доктор, помощь идет!
 А это спешил грузовик. Он подъехал к завалу. Из грузовика выскочили
люди. Они сняли с грузовика машину-насос и резиновые трубы. И провели трубу
в море. Насос заработал. По трубе он сосал из моря воду, а потом гнал ее в
другую трубу. Из этой трубы вода вылетала со страшной силой. Она с такой
силой вылетала, что конец трубы людям нельзя было удержать: так он трясся и
бился. Его привинтили к железной подставке и направили воду прямо на обвал.
Получилось, как будто стреляют водой из пушки. Вода так сильно била по
обвалу, что сбивала глину и камни и уносила их в море. Весь обвал вода
смывала с дороги.
 - Скорей едем! - крикнул доктор шоферу.
 Шофер пустил машину. Доктор приехал к Вале, достал свои щипчики и вынул
из горла косточку. А потом сел и рассказал Вале, как завалило дорогу и как
насос-гидротаран размыл обвал. ДЫМНикто этому не верит. А пожарные говорят:
 - Дым страшнее огня. От огня человек убегает, а дыму не боится и лезет
в него. И там задыхается. И еще - в дыму ничего не видно. Не видно, куда
бежать, где двери, где окна. Дым ест глаза, кусает в горле, щиплет в носу.
 И пожарные надевают на лицо маски, а в маску по трубке идет воздух. В
такой маске можно долго быть в дыму, но только все равно ничего не видно.
 И вот один раз тушили пожарные дом. Жильцы выбежали на улицу. Старший
пожарный крикнул:
 - А ну, посчитайте, все ли?
 Одного жильца не хватало.
 И мужчина закричал:
 - Петька-то наш в комнате остался!
 Старший пожарный послал человека в маске найти Петьку. Человек вошел в
комнату.
 В комнате огня еще не было, но было полно дыму. Человек в маске обшарил
всю комнату, все стены и кричал со всей силы через маску:
 - Петька, Петька! Выходи, сгоришь! Подай голос!
 Но никто не отвечал. Человек услышал, что валится крыша, испугался и
ушел.
 Тогда старший пожарный рассердился:
 - А где Петька?
 - Я все стены обшарил, - сказал человек.
 - Давай маску! - крикнул старший.
 Человек начал снимать маску. Старший видит: потолок уже горит. Ждать
некогда.
 И старший не стал ждать; окунул рукавицу в ведро, заткнул ее в рот и
бросился в дым.
 Он сразу бросился на пол и стал шарить. Наткнулся на диван и подумал:
"Наверное, он туда забился, там меньше дыму".
 Он сунул руку под диван и нащупал ноги. Старший пожарный схватил их и
потянул вон из комнаты.
 Он вытянул человека на крыльцо. Это и был Петька. А пожарный стоял и
шатался. Так его заел дым.
 А тут как раз рухнул потолок, и вся комната загорелась.
 Петьку отнесли в сторону и привели в чувство. Он рассказал, что со
страху забился под диван, заткнул уши и закрыл глаза. А потом не помнит, что
было.
 А старший пожарный для того взял рукавицу в рот, что через мокрую
тряпку в дыму дышать легче.
 После пожара старший сказал пожарному:
 - Чего по стенам шарил? Он не у стенки тебя ждать будет. Коли молчит,
так, значит, задохнулся и на полу валяется. Обшарил бы пол да койки, сразу
бы и нашел.

Автор книги: Борис Житков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Борис Степанович Житков
Рассказы

НА ЛЬДИНЕ

Зимой море замёрзло. Рыбаки всем колхозом собрались на лёд ловить рыбу. Взяли сети и поехали на санях по льду. Поехал и рыбак Андрей, а с ним его сынишка Володя. Выехали далеко-далеко.

И куда кругом ни глянь, всё лёд и лёд: это так замёрзло море. Андрей с товарищами заехал дальше всех. Наделали во льду дырок и сквозь них стали запускать сети. День был солнечный, всем было весело. Володя помогал выпутывать рыбу из сетей и очень радовался, что много ловилось. Уже большие кучи мороженой рыбы лежали на льду. Володин папа сказал:

– Довольно, пора по домам.

Но все стали просить, чтобы остаться ночевать и с утра снова ловить. Вечером поели, завернулись поплотней в тулупы и легли спать в санях. Володя прижался к отцу, чтоб было теплей, и крепко заснул.

Вдруг ночью отец вскочил и закричал:

– Товарищи, вставайте! Смотрите, ветер какой! Не было бы беды!

Все вскочили, забегали.

– Почему нас качает? – закричал Володя.

А отец крикнул:

– Беда! Нас оторвало и несёт на льдине в море.

Все рыбаки бегали по льдине и кричали:

– Оторвало, оторвало!

А кто-то крикнул:

– Пропали!

Володя заплакал. Днём ветер стал ещё сильней, волны набегали на льдину, а кругом было только море. Володин папа связал из двух шестов мачту, привязал на конце красную рубаху и поставил, как флаг. Все глядели, не видать ли где парохода. От страха никто не хотел ни есть, ни пить. А Володя лежал в санях и смотрел в небо: не глянет ли солнышко. И вдруг в прогалине между туч Володя увидел самолёт и закричал:

– Самолёт! Самолёт!

Все стали кричать и махать шапками. С самолёта упал мешок. В нём была еда и записка: «Держитесь! Помощь идёт!»

Через час пришёл пароход и перегрузил к себе людей, сани, лошадей и рыбу. Это начальник порта узнал, что на льдине унесло восьмерых рыбаков. Он послал им на помощь пароход и самолёт. Лётчик нашёл рыбаков и по радио сказал капитану парохода, куда идти.

ПОЧТА

На Севере, где живут ненцы, даже весной, когда уже всюду стаял снег, всё ещё стоят морозы и бывают сильные метели.

Вот раз весной ненецкий почтальон должен был везти почту из одного ненецкого села в другое. Недалеко – всего тридцать километров.

У ненцев очень лёгкие санки – нарты. В них они запрягают оленей. Олени мчат вихрем, быстрей всяких лошадей.

Почтальон вышел утром, посмотрел на небо, помял рукой снег и подумал:

«Будет метель с полдня. А я сейчас запрягу и успею проскочить раньше метели».

Он запряг четырёх лучших своих оленей, надел на себя малицу – меховой халат с капюшоном, меховые сапоги и взял длинную палку. Этой палкой он будет погонять оленей, чтоб они шибче бежали.

Почтальон привязал почту покрепче к нартам, вскочил на сани, сел бочком и пустил оленей во весь дух.

Он уже выезжал из села, как вдруг навстречу – его сестра. Она замахала руками и крикнула:

– Стой!

Почтальон рассердился, а всё-таки остановил. Сестра стала просить почтальона, чтоб он захватил с собой её дочку к бабушке.

Почтальон крикнул:

– Скорей! А то метель будет.

Но сестра долго провозилась, пока кормила и собирала девочку. Почтальон посадил девочку перед собой, и олени помчались. А почтальон ещё подгонял их, чтобы успеть проехать до метели.

С полпути начал дуть ветер – прямо навстречу Было солнце, и снег блестел, а тут вдруг стемнело, снег закружился и не стало даже видно передних оленей.

Олени начали вязнуть в снегу и остановились.

Почтальон отпряг оленей, сани поставил стоймя, привязал к ним свою длинную палку, а к концу палки привязал девочкин пионерский галстук. А сам обтоптал место около саней, положил туда почту, уложил оленей, лёг и прижался к ним с девочкой. Их скоро занесло снегом, а почтальон раскопал под снегом пещеру, и вышло как снежный дом. Там было тихо и тепло.

А в том селе, куда ехал почтальон, увидали, что метель, а его нет, и спросили по телефону, выехал ли он. И все поняли, что почтальона захватила метель. Ждали, когда метель пройдёт.

На другой день метель всё не утихала, но снег летал ниже. На оленях нельзя было ехать искать почтальона, проехать могли только аэросани. Они – как домик на полозьях, а бегут вперёд потому, что у них есть мотор. Мотор вертит воздушный винт, такой, как у самолёта.

В аэросани сели доктор, шофёр и два человека с лопатами. И аэросани побежали по той дороге, где ехал почтальон.

Вдруг над низкой метелью, как будто флаг из воды, увидали палку с пионерским галстуком.

Аэросани подъехали и остановились. Сейчас же раскопали почтальона, девочку и оленей.

Почтальон сразу спросил:

– А еду привезли? Девочка плачет.

– Даже горячую, – сказал доктор и отнёс девочку в аэросани.

Пока почтальон и девочка обогревались, прошла метель.

ГАЛКА

У брата с сестрой была ручная галка. Она ела из рук, давалась гладить, улетала на волю и назад прилетала.

Вот раз сестра стала умываться. Она сняла с руки колечко, положила на умывальник и намылила лицо мылом. А когда она мыло сполоснула, – поглядела: где колечко? А колечка нет.

Она крикнула брату:

– Отдай колечко, не дразни! Зачем взял?

– Ничего я не брал, – ответил брат.

Сестра поссорилась с ним и заплакала.

Бабушка услыхала.

– Что у вас тут? – говорит. – Давайте мне очки, сейчас я это кольцо найду.

Бросились искать очки – нет очков.

– Только что на стол их положила, – плачет бабушка. – Куда им деться? Как я теперь в иголку вдену?

И закричала на мальчика:

– Твои это дела! Зачем бабушку дразнишь?

Обиделся мальчик, выбежал из дому. Глядит, а над крышей галка летает, и что-то у ней под клювом блестит. Пригляделся – да это очки! Спрятался мальчик за дерево и стал глядеть. А галка села на крышу, огляделась, не видит ли кто, и стала очки на крыше клювом в щель запихивать.

Вышла бабушка на крыльцо, говорит мальчику:

– Говори, где мои очки?

– На крыше! – сказал мальчик.

Удивилась бабушка. А мальчик полез на крышу и вытащил из щели бабушкины очки. Потом вытащил оттуда и колечко. А потом достал стёклышек, а потом разных денежек много штук.

Обрадовалась бабушка очкам, а сестра колечку и сказала брату:

– Ты меня прости, я ведь на тебя подумала, а это галка-воровка.

И помирилась с братом.

Бабушка сказала:

– Это всё они, галки да сороки. Что блестит, всё тащат.

КАК Я ЛОВИЛ ЧЕЛОВЕЧКОВ

Когда я был маленький, меня отвезли жить к бабушке. У бабушки над столом была полка. А на полке пароходик. Я такого никогда не видал. Он был совсем настоящий, только маленький. У него была труба: жёлтая и на ней два чёрных пояса. И две мачты. А от мачт шли к бортам верёвочные лесенки. На корме стояла будочка, как домик. Полированная, с окошечками и дверкой. А уж совсем на корме – медное рулевое колесо. Снизу под кормой – руль. И блестел перед рулём винт, как медная розочка. На носу два якоря. Ах, какие замечательные! Если б хоть один у меня такой был!

Я сразу запросил у бабушки, чтоб поиграть пароходиком. Бабушка мне всё позволяла. А тут вдруг нахмурилась:

– Вот это уж не проси. Не то играть – трогать не смей. Никогда! Это для меня дорогая память.

Я видел, что, если и заплакать, – не поможет.

А пароходик важно стоял на полке на лакированных подставках. Я глаз от него не мог оторвать. А бабушка:

– Дай честное слово, что не прикоснёшься. А то лучше спрячу-ка от греха.

И пошла к полке.

Я чуть не заплакал и крикнул всем голосом:

– Честное-расчестное, бабушка! – И схватил бабушку за юбку.

Бабушка не убрала пароходика.

Я всё смотрел на пароходик. Влезал на стул, чтоб лучше видеть. И всё больше и больше он мне казался настоящим. И непременно должна дверца в будочке отворяться. И наверно, в нём живут человечки. Маленькие, как раз по росту пароходика. Выходило, что они должны быть чуть ниже спички. Я стал ждать, не поглядит ли кто из них в окошечко. Наверно, поглядывают. А когда дома никого нет, выходят на палубу. Лазят, наверно, по лестничкам на мачты. А чуть шум – как мыши: юрк в каюту. Вниз – и притаятся. Я долго глядел, когда был в комнате один. Никто не выглянул. Я прятался за дверь и глядел в щёлку. А они хитрые, человечки, знают, что я поглядываю. Ага! Они ночью работают, когда никто их спугнуть не может. Хитрые.

Я стал быстро-быстро глотать чай. И запросился спать.

Бабушка говорит:

– Что это? То тебя силком в кровать не загонишь, а тут этакую рань и спать просишься.

И вот, когда улеглись, бабушка погасила свет. И не видно пароходика. Я ворочался нарочно, так что кровать скрипела.

Бабушка:

– Чего ты всё ворочаешься?

– А я без света спать боюсь. Дома всегда ночник зажигают.

Это я наврал: дома ночью темно.

Бабушка ругалась, однако встала. Долго ковырялась и устроила ночник. Он плохо горел. Но всё же было видно, как блестел пароходик на полке.

Я закрылся одеялом с головой, сделал себе домик и маленькую дырочку. И из дырочки глядел не шевелясь. Скоро я так присмотрелся, что на пароходике мне всё стало отлично видно. Я долго глядел. В комнате было совсем тихо. Только часы тикали. Вдруг что-то тихонько зашуршало. Я насторожился – шорох этот на пароходике. И вот будто дверка приоткрылась. У меня дыхание спёрло. Я чуть двинулся вперёд. Проклятая кровать скрипнула. Я спугнул человечка!

Теперь уж нечего было ждать, и я заснул. Я с горя заснул.

На другой день я вот что придумал. Человечки, наверно же, едят что-нибудь. Если дать им конфету, так это для них целый воз. Надо отломить от леденца кусок и положить на пароходик, около будочки. Около самых дверей. Но такой кусок, чтоб сразу в ихние дверцы не пролез. Вот они ночью двери откроют, выглянут в щёлочку. Ух ты! Конфетища! Для них это – как ящик целый. Сейчас выскочат, скорей конфетину к себе тащить. Они её в двери, а она не лезет! Сейчас сбегают, принесут топорики – маленькие-маленькие, но совсем всамделишные – и начнут этими топориками тюкать: тюк-тюк! тюк-тюк! тюк-тюк! И скорей пропирать конфетину в дверь. Они хитрые, им лишь бы всё вёртко. Чтоб не поймали. Вот они завозятся с конфетиной. Тут, если я и скрипну, всё равно им не поспеть: конфетина в дверях застрянет – ни туда ни сюда. Пусть убегут, а всё равно видно будет, как они конфетину тащили.

А может быть, кто-нибудь с перепугу топорик упустит. Где уж им будет подбирать! И я найду на пароходе на палубе малюсенький настоящий топорик, остренький-преостренький.

И вот я тайком от бабушки отрубил от леденца кусок, как раз какой хотел. Выждал минуту, когда бабушка в кухне возилась, раз-два – на стол ногами, и положил леденец у самой дверки на пароходике. Ихних полшага от двери до леденца. Слез со стола, рукавом затёр, что ногами наследил. Бабушка ничего не заметила.

Днём я тайком взглядывал на пароходик. Повела бабушка меня гулять. Я боялся, что за это время человечки утянут леденец и я их не поймаю. Я дорогой нюнил нарочно, что мне холодно, и вернулись мы скоро. Я глянул первым делом на пароходик. Леденец, как был, – на месте. Ну да! Дураки они днём браться за такое дело!

Ночью, когда бабушка заснула, я устроился в домике из одеяла и стал глядеть. На этот раз ночник горел замечательно, и леденец блестел, как льдинка на солнце, острым огоньком. Я глядел, глядел на этот огонёк и заснул, как назло! Человечки меня перехитрили. Я утром глянул – леденца не было, а встал я раньше всех, в одной рубашке бегал глядеть. Потом со стула глядел – топорика, конечно, не было. Да чего же им было бросать: работали не спеша, без помехи, и даже крошечки ни одной нигде не валялось – всё подобрали.

Другой раз я положил хлеб. Я ночью даже слышал какую-то возню. Проклятый ночник еле коптел, я ничего не мог рассмотреть. Но наутро хлеба не было. Чуть только крошек осталось. Ну, понятно, им хлеба-то не особенно жалко, не конфеты: там каждая крошка для них леденец.

Я решил, что у них на пароходике с обеих сторон идут лавки. Во всю длину. И они днём там сидят рядком и тихонечко шепчутся. Про свои дела. А ночью, когда все-все заснут, тут у них работа.

Я всё время думал о человечках. Я хотел взять тряпочку, вроде маленького коврика, и положить около дверей. Намочить тряпочку чернилами. Они выбегут, не заметят сразу, ножки запачкают и наследят по всему пароходику. Я хоть увижу, какие у них ножки. Может быть, некоторые босиком, чтобы тише ступать. Да нет, они страшно хитрые и только смеяться будут над всеми моими штуками. Я не мог больше терпеть.

И вот я решил непременно взять пароходик и посмотреть и поймать человечков. Хоть одного. Надо только устроить так, чтобы остаться одному дома. Бабушка всюду меня с собой в гости таскала. Всё к каким-то старухам. Сиди – и ничего нельзя трогать. Можно только кошку гладить. И шушукает бабушка с ними полдня.

Вот я вижу – бабушка собирается: стала собирать печенье в коробочку для этих старух – чай там пить. Я побежал в сени, достал мои варежки вязаные и натёр себе и лоб и щёки – всё лицо, одним словом. Не жалея. И тихонько прилёг на кровать.

Бабушка вдруг хватилась:

– Боря, Борюшка, где ж ты?

Я молчу и глаза закрыл. Бабушка ко мне:

– Что это ты лёг?

– Голова болит.

Она тронула лоб.

– Погляди-ка на меня! Сиди дома. Назад пойду, малины возьму в аптеке. Скоро вернусь. Долго сидеть не буду. А ты раздевайся-ка и ложись. Ложись, ложись без разговору!

Стала помогать мне, уложила, увернула одеялом и всё приговаривала: «Я сейчас вернусь, живым духом».

Бабушка заперла меня на ключ. Я выждал пять минут: а вдруг вернётся?

Вдруг забыла там что-нибудь? А потом я вскочил с постели как был, в рубахе. Я вскочил на стол, взял с полки пароходик. Сразу, руками понял, что он железный, совсем настоящий. Я прижал его к уху и стал слушать: не шевелятся ли? Но они, конечно, примолкли. Поняли, что я схватил их пароход. Ага! Сидите там на лавочке и примолкли, как мыши. Я слез со стола и стал трясти пароходик. Они стряхнутся, не усидят на лавках, и я услышу, как они там болтаются. Но внутри было тихо.

Я понял: они сидят на лавках, ноги поджали и руками что есть сил уцепились в сиденья. Сидят как приклеенные.

Ага! Так погодите же. Я подковырну и приподниму палубу. И вас всех там накрою. Я стал доставать из буфета столовый нож, но глаз не спускал с пароходика, чтоб не выскочили человечки. Я стал подковыривать палубу. Ух, как плотно всё заделано!

Наконец удалось немножко подсунуть нож. Но мачты поднимались вместе с палубой. А мачтам не давали подниматься эти верёвочные лесенки, что шли от мачт к бортам. Их надо было отрезать – иначе никак. Я на миг остановился. Всего только на миг. Но сейчас же торопливой рукой стал резать эти лесенки. Пилил их тупым ножом. Готово, все они повисли, мачты свободны. Я стал ножом приподнимать палубу. Я боялся сразу делать большую щель. Они бросятся все сразу и разбегутся. Я оставил щёлку, чтобы пролезть одному. Он полезет, а я его – хлоп! – и захлопну, как жука в ладони.

Я ждал и держал руку наготове – схватить.

Не лезет ни один! Я тогда решил сразу отвернуть палубу туда в серёдку рукой – прихлопнуть. Хоть один, да попадётся. Только надо сразу: они уж там небось приготовились – откроешь, а человечки прыск все в стороны. Я быстро откинул палубу и прихлопнул внутри рукой. Ничего. Совсем, совсем ничего! Даже скамеек этих не было. Голые борта. Как в кастрюльке. Я поднял руку. Под рукой, конечно, ничего.

У меня руки дрожали, когда я прилаживал назад палубу. Всё криво становилось. И лесенки никак не приделать. Они болтались как попало.

Я кой-как приткнул палубу на место и поставил пароходик на полку. Теперь всё пропало!

Я скорей бросился в кровать, завернулся с головой.

Слышу ключ в дверях.

– Бабушка! – под одеялом шептал я. – Бабушка, миленькая, родненькая, чего я наделал-то!

А бабушка стояла уж надо мной и по голове гладила:

– Да чего ты ревёшь да плачешь-то чего? Родной ты мой, Борюшка! Видишь, как я скоро?

Она ещё не видала пароходика.

ПУДЯ

Теперь я большой, а тогда мы с сестрой были ещё маленькие.

Вот раз приходит к отцу какой-то важный гражданин. Страшно важный. Особенно шуба. Мы подглядывали в щёлку, пока он в прихожей раздевался. Как распахнул шубу, а там жёлтый пушистый мех, и по меху всё хвостики, хвостики… Черноватенькие хвостики. Как будто из меха растут. Отец раскрыл в столовую двери:

– Пожалуйста, прошу.

Важный – весь в чёрном, и сапоги начищены. Прошёл, и двери заперли.

Мы выкрались из своей комнаты, подошли на цыпочках к вешалке и гладим шубу. Щупаем хвостики. В это время приходит Яшка, соседний мальчишка, рыжий. Как был, в валенках впёрся и в башлыке.

– Вы что делаете?

Таня держит хвостик и спрашивает тихо:

– А как по-твоему: растёт так из меху хвостик или потом приделано?

А Рыжий орёт, как во дворе:

– А чего? Возьми да попробуй.

Таня говорит:

– Тише, дурак: там один важный пришёл.

Рыжий не унимается:

– А что такое? Говорить нельзя? Я не ругаюсь.

С валенок снег не сбил и следит мокрым.

– Возьми да потяни, и будет видать. Дура какая! Видать бабу… Вот он так сейчас. – И Рыжий кивнул мне и мигнул лихо.

Я сказал:

– Ну да, баба, – и дёрнул за хвостик.

Не очень сильно потянул: только начал. А хвостик – пак! – и оторвался.

Танька ахнула и руки сложила. А Рыжий стал кричать:

– Оторвал! Оторвал!

Я стал совать скорей этот хвостик назад в мех: думал, как-нибудь да пристанет. Он упал и лёг на пол. Такой пушистенький лежит. Я схватил его, и мы все побежали к нам в комнату.

Танька говорит:

– Я пойду к маме, реветь буду – ничего, может, и не будет.

Я говорю:

– Дура, не смей! Не говори. Никому не смей!

Рыжий смеётся, проклятый. Я сую хвостик ему в руку:

– Возьми, возьми, ты же говорил…

Он руку отдёрнул:

– Что ж, что говорил! А рвал-то не я! Мне какое дело!

Подтёр варежкой нос – и к двери.

Я Таньке говорю:

– Не смей реветь, не смей! А то сейчас спрашивать начнут, и всё пропало.

Она говорит и вот-вот заревёт:

– Пойдём посмотрим, может быть, незаметно? Вдруг незаметно?

Я держал хвостик в кулаке. Мы пошли к вешалке. И вот всё ровно-ровно идут хвостики, довольно густовато, а тут пропуск, пусто. Видно, сразу видно, что не хватает.

Я вдруг говорю:

– Я знаю: приклеим.

А клей у папы на письменном столе, и если будешь брать, то непременно спросят: зачем? А потом, там в кабинете сидит этот важный, и входить нельзя.

Танька говорит:

– Запрячем, лучше запрячем, только скорей! Подальше, в игрушки.

У Таньки были куклы, кукольные кроватки. Нет, туда нельзя. И я засунул хвостик в поломанный паровоз, в середину.

Мы взялись за кукол и очень примерно играли в гости, как будто бы на нас всё время кто смотрит, а мы показываем, как мы хорошо играем.

В это время слышим голоса. Важный гудит басом. И вот уж они в прихожей, и горничная Фрося затопала мимо и говорит скоренько:

– Сейчас, сейчас шубу подам.

Мы так с куклами и замерли, еле руками шевелим.

Таня дрожит и бормочет за куклу:

– Здравствуйте! Как вы поживаете? Сколько вам лет? Как вы поживаете? Сколько вам лет?

Вдруг дверь к нам отворяется: отец распахнул.

– А вот это, – говорит, – мои сорванцы.

Важный стоит в дверях, чёрная борода круглая, мелким барашком, и улыбается толстым лицом:

– А, молодое поколение!

Ну, как все говорят.

А за ним стоит Фроська и держит шубу нараспашку. Отец нахмурился, мотнул нам головой.

Танька сделала кривой реверанс, а я что было силы шаркнул ножкой.

– Играете? – сказал важный и вступил в комнату.

Присел на корточки, взял куклу. И я вижу: в дверях дура Фроська стоит и растянула шубу, как будто нарочно распялила, и показывает. И это пустое место без хвостика так и светит. Важный взял куклу и спрашивает:

– А эту барышню как же зовут?

Мы оба крикнули в один голос:

– Варя!

Важный засмеялся:

– Дружно живёте.

И видит вдруг – у Таньки слёзы на глазах.

– Ничего, ничего, – говорит, – я не испорчу.

И скорей подал пальчиками куклу. Поднялся и потрепал Таню по спине. Он пошёл прямо к шубе, но смотрел на отца и не глядя стал попадать в рукава. Запахнул шубу; Фроська подсовывает глубокие калоши.

Не может быть, чтобы отец не заметил. Но отец очень весёлый вошёл к нам и сказал смеясь:

– Зачем же конём таким?

И представил, как я шаркнул.

В этот день мы с Танькой про хвостик не говорили. Только когда пили вечером чай, то всё переглядывались через стол, и оба знали, что про хвостик. Я даже раз, когда никто не глядел, обвёл пальцем на скатерти как будто хвостик. Танька видела и сейчас же уткнулась в чашку.

Потом мне стало весело. Я поймал Ребика, нашу собаку, зажал его хвост в кулак, чтоб из руки торчал только кончик, и показал Таньке. Она замахала руками и убежала.

На другой день, как проснулся, вспомнил сейчас же хвостик. И стало страшно: а ну как важный только для важности в гостях и не глядит даже на шубу, а дома-то небось каждый хвостик переглаживает? Даже, наверно, наизусть знает, сколько их счётом. Гладит и считает: раз, два, три, четыре… Вскочил с постели, подбежал к Таньке и шепчу ей под одеяло в самое ухо:

– Он, наверное, дома пересчитает хвостики и узнает. И пришлёт сюда человека с письмом. А то сам приедет.

Танька вскочила и шепчет:

– Чего ж там считать, и так видно: вот такая пустота! – И обвела пальцем в воздухе большой круг.

Мы на весь день притихли и от каждого звонка прятались в детскую и у дверей слушали: кто это, не за хвостиком ли?

Несколько дней мы так боялись.

А потом я говорю Таньке:

– Давай посмотрим.

Как раз никого в квартире не было, кроме Фроськи. Заперли двери, и я тихонько вытянул из паровоза хвостик. Я и забыл, какой он хорошенький, пушистенький.

Таня положила его к себе на колени и гладит.

– Пудя какой, – говорит. – Это собачка кукольная.

И верно. Хвостик в паровозе загнулся, и совсем будто собачка свернулась и лежит с пушистым хвостом.

Мы сейчас же положили его на кукольный диван, примерили. Ну и замечательно!

Танька закричала:

– Брысь, брысь сейчас! Не место собакам на диване валяться!

И скинула Пудю. А я его Варьке на кровать. А Танька:

– Кыш, кыш! Вон, Пудька! Блох напустишь…

Потом посадили Пудю Варьке на колени и любовались издали: совсем девочка с собачкой.

Я сейчас же сделал Пуде из тесёмочки ошейник, и получилось совсем как мордочка. За ошейник привязали Пудю на верёвочку и к Варькиной руке. И Варьку водили по полу гулять с собачкой.

Танька кричала:

– Пудька, тубо!

Я сказал, что склею из бумажек Пуде намордничек.

У нас была большая коробка от гильз. Сделали в ней дырку. Танька намостила тряпок, и туда посадили Пудю, как в будку. Когда папа позвонил, мы спрятали коробку в игрушки. Забросали всяким хламом. Приходил к нам Яшка Рыжий, и мы клали Пудю Ребику на спину и возили по комнате – играли в цирк.

А раз, когда Рыжий уходил, он нарочно при всех стал в сенях чмокать и звать:

– Пудя! Пудька! – И хлопал себя по валенку.

Прибежал Ребик, а Яшка при папе нарочно кричит:

– Да не тебя, дурак, а Пудю. Пудька! Пудька!

Папа нахмурился:

– Какой ещё Пудька там? – И осматривается.

Я сделал Яшке рожу, чтобы уходил. А он мигнул и язык высунул. Ушёл всё-таки.

Мы с Таней сговорились, что с таким доносчиком не будем играть и водиться не будем. Пусть придёт – мы в своей комнате запрёмся и не пустим. Я забил сейчас же гвоздь в притолоку, чтобы завязывать верёвкой ручку. Я завязал, а Таня попробовала из прихожей. Здорово держит. Потом Танька запиралась, а я ломился: никак не открыть. Как на замке. Радовались, ждали – пусть только Рыжий придёт.

Я Пуде ниточкой замотал около кончика, чтобы хвостик отделялся. Мы с Таней думали, как сделать ножки, – тогда совсем будет живой.

А Рыжий на другой же день пришёл. Танька прибежала в комнату и шёпотом кричит:

– Пришёл, пришёл!

Мы вдвоём дверь захлопнули, как из пушки, и сейчас же на верёвочку.

Вот он идёт… Толкнулся… Ага! Не тут-то было. Он опять.

– Эй, пустите, чего вы?

Мы нарочно молчим. Он давай кулаками дубасить в дверь:

– Отворяй, Танька!

И так стал орать, что пришла мама:

– Что у вас тут такое?

Рыжий говорит:

– Не пускают, черти!

– А коли черти, – говорит мама, – так зачем же ты к чертям ломишься?

– А мне и не их вовсе надо, – говорит Рыжий, – я Пудю хочу посмотреть.

– Что? – мама спрашивает. – Пудю? Какого такого?

Я стал скорей отматывать верёвку и раскрыл дверь.

– Ничего, – кричу, – мама, это мы так играем! Мы в Пудю играем. У нас игра, мама, такая…

– Так орать-то на весь дом зачем? – И ушла.

Рыжий говорит:

– А, вы, дьяволы, вот как? Запираться? А я вот сейчас пойду всем расскажу, что вы хвостик оторвали. Человек пришёл к отцу в гости. Может, даже по делу какому. Повесил шубу, как у людей, а они рвать, как собаки. Воры!

– А кто говорил: «Дёрни, дёрни»?

– Никто ничего и не говорил вовсе, а если каждый раз по хвостику да по хвостику, так всю шубу выщипаете.

Танька чуть не ревёт.

– Тише, – говорит, – Яша, тише!

– Чего тише? – кричит Рыжий. – Чего мне тише? Я не вор. Пойду и скажу.

Я схватил его за рукав.

– Яша, – говорю, – я тебе паровоз дам. Это ничего, что крышка отстала. Он ходит полным ходом, ты же знаешь.

– Всякий хлам мне суёшь, – заворчал Рыжий.

Но хорошо, что кричать-то перестал. Потом поднял с пола паровоз.

– Колесо, – говорит, – проволокой замотал и тычешь мне.

Посопел, посопел…

– С вагоном, – говорит, – возьму, а так – на чёрта мне этот лом!

Я ему в бумагу замотал и паровоз и вагон, и он сейчас же ушёл через кухню, а в дверях обернулся и крикнул:

– Всё равно скажу, хвостодёры!

Потом мы с Таней гладили Пудю и положили его спать с Варькой под одеяло. Танька говорит:

– Чтоб ему теплей было.

Я сказал Таньке, что Рыжий всё равно обещал сказать. И мы всё думали, как нам сделать. И вот что выдумали.

Самое лучшее попасть бы в такое время, когда папа будет весёлый, – после обеда, что ли. Положить Пудю на платочек на носовой, взять за четыре конца и войти в столовую каким-нибудь смешным вывертом. И петь что-нибудь смешное при этом. Как-нибудь:

 
Пудю несём,
Пахнем гусём.
 

И ещё там что-нибудь. Все засмеются, а мы ещё больше запоём – и к папе. Папа: «Что это вы, дураки?» – и засмеётся. А тут мы как-нибудь кривульно расскажем, и всё сойдёт. Папе, наверно, даже жалко будет отбирать от нас Пудю.

Или вот ещё: на Ребика положим и вывезем. И тоже смешное будем петь. Рыжий придёт ябедничать, а всё уж и без него знают, и ничего не было. Запрёмся, как тогда, и пускай скандалит. Мама его за ухо выведет, вот и всё.

Я ещё в кровати думал, что я устрою Яшке Рыжему.

Утром мы все пили чай. Вдруг вбегает Ребик, рычит и что-то в зубах треплет. Папа бросился к нему:

– Опять что-нибудь! Тубо, тубо! Дай сюда!

А я сразу понял – что, и в животе похолодело.

Папа держит замусоленный хвостик и, нахмурясь, говорит:

– Что это? Откуда такое?

Мама поспешила, взяла осторожно пальчиками. Ребик визжит, подскакивает, хочет схватить.

– Тубо! – крикнул папа и толкнул Ребика ногой.

Поднесли к окну, и вдруг мама говорит:

– Это хвостик. Это от шубы.

Папа вдруг как будто задохнулся сразу и как крикнет:

– Это чёрт знает что такое!..

Я вздрогнул. А Танька всхлипнула – она с булкой во рту сидела. Папа затопал к Ребику:

– Эту собаку убить надо! Это дьявол какой-то!

Ребик под диван забился.

– Раз уж пришлось за штаны платить… Ах ты дрянь эдакая! Теперь шубы, за шубы взялся!..

И папа вытянул за ошейник Ребика из-под дивана. Ребик выл и корчился. Знал, что сейчас будут бить. Танька стала реветь в голос. А отец кричит мне:

– Принеси ремень! Моментально!

Я бросился со стула, совался по комнатам.

– Моментально! – заорал отец на всю квартиру злым голосом. – Да свой сними, болван! Живо!

Я снял пояс и подал отцу. И папа стал изо всей силы драть ремнём Ребика. Танька выбежала. Папа тычет Ребика носом в хвостик – он на полу валялся – и бьёт, бьёт:

– Шубы рвать! Шубы рвать! Я те дам шубы рвать!

Я даже не слыхал, что ещё там папа говорил, – так орал Ребик, будто с него живого шкуру сдирают. Я думал, вот умрёт сейчас. Фроська в дверях стояла, ахала.

Мама только вскрикивала:

– Оставь! Убьёшь! Николай, убьёшь! – Но сунуться боялась.

– Верёвку! – крикнул папа. – Афросинья, верёвку!

– Не надо, не надо, – говорит Фроська.

Папа как крикнет:

– Моментально!

Фроська бросилась и принесла бельевую верёвку.

Я думал, что папа сейчас станет душить Ребика верёвкой. Но папа потащил его к окну и привязал за ошейник к оконной задвижке. Потом поднял хвостик, привязал его на шнурок от штор и перекинул через оконную ручку.

– Пусть видит, дрянь, за что драли. Не кормить, не отвязывать.

Папа был весь красный и запыхался.

– Эту дрянь нельзя в доме держать. Собачникам отдам сегодня же! – И пошёл мыть руки. Глянул на часы. – А, черт! Как я опоздал! – И побежал в прихожую.

Пудю Ребик всего заслюнявил, он был мокрый и взъерошенный, и как раз поперёк живота туго перехватил его папа шнурком. Он висел вниз головой, потому что видно было сверху перехват хвостика, который я там намотал из ниток. Если б отец тогда хорошенько разглядел, так увидал бы всё и догадался бы, что всё это не без нас. Да и теперь всё равно могут увидеть. Как станут важному назад отсылать хвостик, начнут его чистить – вдруг нитки. Откуда нитки? А уж Ребика всё равно побили…

Я сказал Таньке, чтобы украла у мамы маленькие ногтяные ножнички, улучил время, влез на подоконник и тихонько ножничками обрезал нитки. Всё-таки осталось вроде шейки, и я распушил там шерсть, чтоб ничего не было заметно.

Ребик подвывал, подрагивал и всё лизал задние лапы. Мы с Танькой сели к нему на пол и всё его ласкали. Танька приговаривает:

– Ребинька, миленький, били тебя! Бедная моя собака!

Стала реветь. И я потом заревел.

– Отдадут, – говорю, – собачникам. Папа сказал, что отдаст. На живодёрню.

И представилось, как придёт собачник, накинет Ребичке петлю на шею и потянет. Как ни упирайся, всё равно потянет. А потом так, на петле, с размаху – брык в фургон со всей силы. А там на живодёрне будут резать. Для чего-то там живых режут, мне говорили.

Потом мы у Фроськи выпросили мяса, – Танька под юбкой мимо мамы пронесла, – и скормили Ребику. А зачем ему есть? Ведь так только, всё равно на живодёрню.

И мы с Танькой говорили:

– Мы за тебя просить будем, мы на коленки станем и будем плакать, чтоб папа не отдавал.

И это всё потому, что Танька выдумала к Варьке подложить Пудю.

А Варькина кровать стояла на полу, в углу, на бумажном коврике. Вот Ребик и нанюхал Пудю.

Принесли мы ему пить. Он лакнул два раза и бросил. Танька заревела:

– Он чует, чует!

А я стал ей про живодёрню рассказывать. Я сам не знал, а так прямо говорю:

– Двое держат, а один режет – И показал на Ребика рукой, как режут.

Танька залилась.

– Я скажу, я скажу, что мы!.. Скажем… Хоть на коленки станем, а скажем.

И всё ревёт, ревёт… Я сказал:

– Скажем, скажем. Только чтоб Ребика не отдавали. Не дадим.

И мы так схватились за Ребика, что он взвизгнул.

А время обеда приближалось, и вот уж скоро должен прийти папа со службы. Мама вернулась из города с покупками.