Рассказы японских солдат о войне

Невероятные искажения информации в военное время

В японском языке выражением дайхонъэй хаппё часто характеризуют сомнительные заявления властей, направленные на достижение каких-то определённых своих целей. Буквально оно означает «объявление Генерального штаба императорской армии» и до сих пор нередко используется – например, в критике утверждений Министерства экономики, торговли и промышленности и энергетической компании Tokyo Electric Power Co. о том, что ядерная энергетика остаётся безопасной даже после аварии на АЭС «Фукусима-1». Подобным же образом осуждали оптимистичные заявления японского правительства о безопасном проведении Олимпийских и Паралимпийских игр в Токио в 2021 году во время широкомасштабного кризиса COVID-19. Крупные СМИ в Японии также часто становятся объектом критики со стороны общественных организаций за пособничество обману в стиле дайхонъэй хаппё из-за предполагаемой зависимости от корпоративных спонсоров, которые являются источником доходов от рекламы, и правительства, которое выдает им лицензии на информационную деятельность.

Рассмотрим собственно сообщения Генерального штаба – какими они были? Императорский генеральный штаб был создан в период Мэйдзи (1868-1912) для объединения военного командования под надзором императора. Начиная с Японско-китайской войны, которая началась в ноябре 1937 года, и до конца Азиатско-Тихоокеанской войны в августе 1945 года штаб также сообщал общественности новости о военной ситуации.

По мере того, как военная ситуация Японии ухудшалась, упорные утверждения Генерального штаба о победах Японии становились всё более абсурдными. Японские СМИ некритически ретранслировали сфабрикованные отчёты штаба, которые часто оказывали заметное влияние на общественное мнение. Этот тёмный период истории японских СМИ и породил термин «сообщения Генерального штаба», который используется до наших дней.

Каждая страна преуменьшает значение поражений и преувеличивает свои победы, чтобы поднять боевой дух солдат и граждан. Известно, что милитаристские правительства широко используют пропаганду. Однако подтасовки информации, распространяемой японскими властями во время Второй мировой войны, достигали невиданных масштабов.

Рассмотрим несколько конкретных примеров. Во время Азиатско-Тихоокеанской войны штаб объявил, что японские военные потопили 43 линкора союзников и 84 авианосца. Однако на самом деле силы союзников потеряли только четыре линкора и 11 авианосцев, то есть власти преувеличили потери противника более чем в 10 и 7 раз соответственно. С другой стороны, японские потери в сообщениях штаба сократились с восьми линкоров до трёх и с девятнадцати авианосцев до четырёх. Вместе с заниженными сведениями об ущербе, нанесённом меньшими судами, такими как крейсеры, эсминцы, подводные лодки, транспортные корабли и самолеты, и потерях сухопутных войск, искажения реальности достигли абсурдных размеров.

Искажения информации отразились и в выражениях, используемых для описания результатов военных операций. Отступление военного подразделения характеризовалось как тэнсин, «изменение курса продвижения». Если подразделение уничтожалось, это описывали в терминах идеи «разбитой яшмы» гёкусай, то есть героического поражения. Живописно восхваляя героизм «отрядов особых атак» токкотай (их часто называют словом «камикадзэ»), в отчётах Генерального штаба катастрофическим поражениям в сражениях на суше уделяли всего несколько строк. Ущерб, нанесённый американскими авианалётами на основных островах Японии, оценивали как «незначительный», размеры которого постоянно в стадии оценки официальными исследовательскими группами.

По мере ухудшения военной ситуации заявления Генерального штаба в конечном итоге превратились в бессодержательные тексты, продиктованные военными бюрократами. К концу войны японская общественность, которая изначально широко поддерживала вооружённые силы, больше не верила ничему, исходящему от штаба.

СМИ как армейское ведомство

Почему объявления штаба были полны таких искажений? Можно назвать четыре возможных причины, и первая касается организационных разногласий в штабе. Несмотря на первоначальное предназначение диспетчерского центра для объединения командования во время войны, Генеральный штаб раздирали противоречия между армией и флотом, которые были отдельными ведомствами в довоенной Японии. Хотя по конституции император считался генералиссимусом японских вооружённых сил, в качестве главнокомандующего Японии во время войны он выступал лишь номинально.

Соперничество между армией и флотом было не единственной причиной разногласий. Противоречия возникали и внутри них, между военными административными органами (военным министерством, военно-морским ведомством) и командными органами (Генеральным штабом Императорской армии Японии, Генеральным штабом Императорского флота Японии). Более того, внутри командных структур оперативные и разведывательные подразделения нередко не сходились во взглядах.

Поскольку объявления штаба были официальными сообщениями японских вооруженных сил на высшем уровне, они требовали согласования со стороны различных ведомств, однако из-за конфликта интересов любому, кто пожелал бы сообщить фактические подробности поражения, противодействовали другие, которые утверждали, что такое объявление понизит моральный дух японского народа. Департамент печати, ответственный за подготовку этих объявлений, имел мало фактических полномочий, то есть лица, ответственные за информирование общественности, были разобщены из-за противоречивых мнений и интересов. В результате коммуникации между ними, как правило, преследовали свои цели и были двусмысленными, поскольку их подрывал безудержный секционализм, забота ведомств о своих интересах.

Вторая причина связана с общим пренебрежением японских военных к получению фактической информации для принятия решений. Результаты воздушных и морских сражений, включая степень нанесённого ущерба, не исследовались систематически. Не имея спутников наблюдения, которые есть в наше время, японские военные полагались исключительно на отчёты пилотов.

Пока Япония сохраняла превосходство в воздухе, это не представляло большой проблемы. Однако по мере развития военных действий японские военно-морские силы и их авиационные подразделения ослабевали, уровень квалификации пилотов и выживаемость снижались. Таким образом, при использовании отчётов пилотов точность собираемой информации со временем значительно упала. Ни на одном этапе фронтовые командиры или штаб не задумывались о других подходах к оценке ситуации. На самом деле официальные лица, от которых ожидали побед, всё чаще подавали преувеличенные фронтовые сводки, которые часто принимались целиком без дальнейшего изучения. Чем тяжелее становилась обстановка на фронте, тем сильнее становились преувеличения.

Третьей причиной было быстрое ухудшение военной ситуации. Когда японские военные побеждали, необходимости фабриковать результаты не было. Однако всё резко изменилось в 1943 году, когда разрыв в военном потенциале между американскими и японскими вооружёнными силами стал особенно заметным. По мере роста потерь усиливались разногласия и конфликты между различными ведомствами, увеличивались трения вокруг общественных коммуникаций. Потери также противоречили информации, поступающей с мест, и штаб отказался от точных отчётов, выдавая желаемое за действительное. Ухудшение ситуации во время войны просто обнажило существовавшие ранее организационные недостатки японских вооруженных сил.

Четвёртая и последняя причина может быть самой важной. Тесные связи между военными властями и средствами массовой информации, возможно, были главной причиной ложных и искажённых сообщений штаба. Если бы военные власти были уверены, что средства массовой информации внимательно изучают их объявления на наличие обмана и нарушений, то штаб, вероятно, не стал бы настолько опрометчиво делать заявления, которые публиковались. Однако СМИ действовали, по сути, как вспомогательные органы военных ведомств, и сняли с себя ответственность по контролю действий властей. В конце концов никаких ограничений не стало, и любое заявление штаба принималось без оговорок.

Нужно отметить, что основные японские СМИ не всегда подчинялись военным в довоенной Японии. В условиях экспериментов Японии с демократией в период Тайсё (1912-1926) и в начале периода Сёва (1926-1989), а также распространения идеализма после Первой мировой войны и упора на глобальный контроль над вооружениями газеты часто критиковали вооружённые силы и их действия.

Однако маньчжурский инцидент в сентябре 1931 года стал решающим поворотным моментом. Надеясь получить сенсационные материалы за счет эксклюзивного доступа, многие СМИ отправляли своих репортёров на материковую часть Азии, а военные ухватились за такую возможность предоставить услуги этим организациям. Эти взаимовыгодные отношения ещё больше укрепились, когда в июле 1937 года разразилась японско-китайская война, а для наказания тех СМИ, которые не шли на поводу военных, желающих благоприятного для себя освещения событий, использовались угрозы цензуры и ограничений на печатные статьи.

Японские военные обнаружили, что манипулировать национальными СМИ становится всё проще, и эти СМИ стали добровольными соучастниками в войне в Азиатско-Тихоокеанском регионе, отслеживать военные злоупотребления и требовать ответственности было некому.

Подотчётность властей и СМИ в современную эпоху

Чему нас учит эта история? Самый важный урок для современной эпохи – это опасность слишком тесной связи СМИ с властями и их зависимости от доступа к влиятельным социальным силам. В последнее время основные средства массовой информации по всему миру часто становятся объектом осуждения, их критикуют за корыстные интересы и особую систему ценностей медиа-организаций, а также за искажённое освещение важных событий. Эта критика, действительно, в определённой степени верна, и по своей сути она должна побуждать СМИ выполнять свою часть работы по наблюдению за теми, кто облечён властью, и их использованием своей власти. Необходимо напомнить основным СМИ, почему когда-то их называли «четвёртой властью» наряду с законодательной, исполнительной и судебной ветвями власти в демократической политической системе.

Кому-то может показаться, что ожидание от СМИ требований к подотчётности властей – старомодная и, возможно, уже устаревшая идея из школьной программы. Именно таким людям стоит ознакомиться с историей дайхонъэй хаппё в Японии. Бюрократическое правительство в современную эпоху движется в ошибочном направлении из-за безудержного отстаивания ведомственных интересов и отсутствия уважения к подотчётности и информационной прозрачности, поскольку СМИ отказываются от своей ответственности и роли в демократическом государстве. В результате в ближайшем будущем не исключено повторение того трагического фарса, который разыгрался в своё время в Японии.

Фотография к заголовку: пресс-служба Императорского генерального штаба объявляет о начале Второй мировой войны в декабре 1941 года (© Кёдо цусин)

Статья по теме

• «Без последних вылетов. Жизнь Минобэ Тадаси»: история офицера, выступившего против политики командования – интервью с автором Сакаи Кацухико, президентом Jiji Press

В 1932 — 1945 гг. на оккупированных Японией территориях создавались «станции утешения» — военные бордели, в которых женщины, как в принудительном, так и в добровольном порядке (преимущественно японки, работавшие по контракту) обслуживали солдат и офицеров японской армии. «Станции утешения» являются примером сексуального рабства в силу того, что занятые на них женщины обманным путем были доставлены туда с оккупированных территорий в рамках кампании по трудовой мобилизации или же под видом предложения «работы» и принуждены оказывать сексуальные услуги военнослужащим японской армии. Немало среди сексуальных рабынь было и корейских женщин.

Ниже представлен фрагмент интервью с г-жой Кан, работавшей на «станции утешения» в годы Второй мировой войны.  Г-жа Кан родилась в 1923 году в провинции Южная Кёнсан. В 1940 году завербована японскими солдатами и отправлена на Тайвань, где она находилась до 1943 года. Затем она была перевезена в Борнео (современная Индонезия) и ещё 2 года пробыла на «станции утешения» в Баликпапане. В 1946 году, после освобождения Кореи, Кан вернулась на родину.

Расскажите, через что вы прошли?

Однажды мне сказали: «Доа! Если ты пойдёшь, куда тебе скажут, ты разбогатеешь. Сможешь есть досыта!» Я тогда рассудила, что так и я смогу нормально есть и одеваться и мои родители, братья и сестры тоже смогут хорошо жить… Тогда почему бы и не попробовать? Они сказали, что могут забрать меня в любой день. Говорили, если пойти туда и немного поработать, можно будет отправлять деньги домой. Если я туда пойду и буду делать, как они говорят, тогда ведь и родители смогут нормально жить. Я пошла с этими мыслями.

Когда ехали туда, знали ли Вы, что там будете делать?

Не знала, конечно.

А родители?

И родители. Они знали только, что деньги будут приходить хорошие.

Что вы думали будете делать на Тайване?

Я думала, буду еду готовить или что там… убираться буду. Даже в мыслях не было другой работы. Такое даже в страшном сне не приснится. Думала, что меня будут заставлять готовить или стирать. Или убираться – я так думала. А надо было о другом тоже подумать. Если бы знала всё заранее, пошла бы за ними? Может быть, просто утопилась бы в речке. Да и семья меня бы не пустила. В семье нас было много, еды мало, поэтому, когда сказали, что дадут много денег – они и отправили.

Когда солдат первый раз пришёл к Вам на Тайване?

Когда это было… Я расскажу. Я там готовила и стирала, убирала улицы, где ходили эти люди… Я тогда подумала, ну и ладно. Я тогда так думала. Я думала, что это единственная работа, которую нужно там делать. Я не думала, что буду заниматься другой работой. Оставался ещё один месяц. Этой работы. Я тогда думала ничего особенного. В то время я убиралась, стирала и получала за это еду. Но потом вдруг…

Что-то изменилось?

Да, оставался всего месяц. Я ведь не собиралась… Меня схватили и колотили. Били просто до смерти. Поймали и колотили до смерти, словами не передать. Меня четыре дня морили голодом. Это ведь не шутки. Когда тебя бьют здоровенные амбалы, кто это сможет выдержать? Не выразить словами. Я тогда не говорила никому, как было стыдно. И вот пришло время умирать. Стыдно, для меня это был первый раз и внизу… Всё было разорвано. Просто зверски разорвано на части. До той степени, что я и шагу не могла сделать. 

Как же Вам, должно быть, тогда было невыносимо больно… Ходили ли Вы к врачу?

Я и к врачу не пошла. Продезинфицировала и всё на этом. Боже. Так стыдно.

Сколько к Вам приходило солдат первое время?

Ко мне и в первый день пришло несколько… Не знаю. Я тогда отключилась. Не знаю, как это было. Кто-то заходил ко мне, а что было, я не помню.

А женщины, которые работали с Вами, тоже приехали, ничего не зная?

Да, они тоже, скорее всего, не знали. Я слышала из их разговоров. Не только я, но и другие женщины приехали, ничего не зная.

Сколько вы прожили на Тайване?

Примерно 3 года.

После трёх лет в Тайване вы переехали в Баликпапан?

Да.

Что солдаты давали женщинам для утешения?

Они давали нам пхёччогари [военные деньги], а мы передавали их хозяйке. Работу закончим и отдаём.

В какое время Вы обычно заканчивали?

Если говорить в часах – это примерно 7 или 8 вечера. Были дни, когда заканчивали во столько, а были дни, когда заканчивали позднее 10. Но они [японские солдаты] всё равно возвращались спать ко времени. Не было тех, кто проводил у нас всю ночь. Это не место для ночного сна.

Вы отдавали деньги, и хозяйка записывала это?

Да, говорила, что позднее выдаст нам зарплату. Я спрашивала, посылает ли она деньги домой, и она отвечала, что посылает.

Если к вам приходили солдаты, сколько они были у Вас?

Среднего времени не было. Были те, кто быстро приходил и уходил, были те, которых приходилось долго терпеть. Но не было тех, кто бы оставался на ночь. Приходили и уходили.

У Вас не было мыслей убежать?

Я мечтала об этом, но не могла. Даже если бы сбежала, то что? Это же остров, куда там сбежишь. Даже если бежать, то некуда.

Когда всё это закончилось?

После второй мировой войны нас переодели в одежду медсестер. Мы надели медицинские головные уборы и белую одежду. Мы тогда ни о чём не знали. Просто выживали как могли. Нас отпустили спустя год после окончания войны.

Как Вы узнали об освобождении?

В один момент наша хозяйка куда-то делась. Просто исчезла однажды. И война закончилась. Просто без всяких объявлений закончилась. После освобождения Кореи японцы куда-то все подевались, куда-то ушли, совсем пропали из виду.

Сколько вас всего было?

Вместе со мной ещё три или четыре женщины. Трое или четверо… Но куда они делись, я не знаю. Я одна приехала.

Куда уехали остальные женщины?

Я не знаю, куда они подевались. Умерли ли, живы ли…

Они не отправляли деньги домой?

Не отправляли. Когда я вернулась домой, увидела только мать. Отец к тому времени уже умер. У нас тогда не было ни гроша. Я узнала, что они меня уже помянуть успели.

Родители думали, что Вы погибли?

Я не умела писать, поэтому писем не отправляла. От меня долго не было никаких новостей. Я слышала, что они даже обряд поминовения совершали по мне, думая, что я где-то умерла. Да и могла бы я написать, что умерла, даже если бы умела писать? Сейчас все звонят, а тогда что? Ушла, новостей нет, ну и думали, что померла наверняка. Говорят, что даже поминали.

Что вы делали, когда вернулись?

Занималась торговлей. Продавала рыбу. Ситуация была такая, больше делать было нечего. Матери, братьям и сестрам надо было как-то выживать. Ну и мне в первую очередь.

Вышли ли Вы замуж?

Нет, не вышла. Конечно, не вышла. После такого о каком замужестве может идти речь? Встретила старика одного, пожили, а потом он помер.

Рассказывали ли вы матери, через что Вам пришлось пройти?

Я увидела маму и не смогла. Просто не смогла ничего сказать. В общих чертах как бы она ни догадывалась…

Перевод с корейского языка фрагмента интервью с г-жой Кан и комментарий: Боброва Нонна, 4 курс

Источник: https://www.ilje.or.kr/mobilize/woman/view/304

Краснодар, 5 мая – Юг Times. В 76-й раз Россия отметит победу над фашистской армией, намеревавшейся покорить народ огромной страны.

Великая Отечественная война — главная часть Второй мировой — оставила неизгладимый след в истории российского государства. Рассказ каждого солдата, принимавшего участие в защите своего народа, — это лучшая и самая правдивая летопись событий того времени. Мало сказать, что победа далась нелегко. Она вырвана у обстоятельств, которые не складывались в пользу отечества, были тяжелейшим испытанием на моральную прочность. Его ветераны войны выдержали с честью.

Наравне со взрослыми

Ветеран и почетный житель Краснодара Анатолий Хархардин еще ребенком побывал на войне с Японией. В 1945 году он учился в четвертом классе средней школы, жил с отцом в Приморье. Когда закончилась Великая Отечественная и фронт переместился на восток, папа Анатолия Ивановича обратился к командиру своей бригады с просьбой, чтобы 11-летнего сына взяли воспитанником в 1471-й истребительный противотанковый артиллерийский полк. Мальчика зачислили, и он помогал солдатам на фронте: подносил снаряды, выполнял другие задания у орудия во время стрельб. 

В августе 1945 года началась Советско-японская война, и юный защитник вместе с солдатами пошел в наступление. Масштабное сражение навсегда определило его характер и ценности. 

— Наш полк выдвинулся в сторону Харбина, и мы достигли города Муданьцзян. Шли в обход укрепленных японских районов, дорог нормальных не было, кругом болота, ямы, рытвины. Японцы думали, нас это остановит. Но мы тащили все снаряды на себе, я, мальчишка, нес их наравне со всеми, — рассказывает Анатолий Иванович. — Муданьцзян обороняли японские смертники. У нас была команда — незаметно подкрасться к каждому окопу и пустить в смертника автоматную очередь, чтобы он не успел взорваться. Помню какую-то суматоху: гремят взрывы, рвутся снаряды, свистят пули, стрекочут пулеметные очереди, а в голове у меня стучит: «Вперед, только вперед!» Было очень страшно, но отец-замполит так меня воспитал, что я не подавал виду. Даже перед лицом смерти я бы не показал страх, чтобы не опозорить отца. Да и стыдно было бояться — товарищи бы засмеяли! 

Чтобы взять город, понадобилось пять суток. В Советско-японской войне это было самое большое сражение. И гордые японские солдаты неожиданно даже для победителей сдались им на милость. 

Сейчас ветеран живет в поселке Белозерном под Краснодаром. В своем доме он хранит военные трофеи, оружие, флаги с советской символикой. Один из важных экспонатов коллекции — баян, который Анатолий Иванович привез из армии. Этот музыкальный инструмент помогал выжить там, где смогом стоит запах пороха и не смолкают крики раненых солдат. Играть на баяне Хархардин так и не научился, зато теперь инструмент украшает домашнюю выставку, напоминая о военном прошлом.

Послевоенный героизм

Николай Литвин родился в июне 1923 года и был студентом, когда началась война. Он добровольцем ушел на фронт вслед за отцом и братом. 

Сначала Николай служил в десантном полку, затем, после прохождения курса молодого бойца и учебы в минометной школе, был направлен в 195-й горновьючный минометный полк в качестве наводчика 82-миллиметровых минометов. 

Николай Литвин принимал участие в сражении на Курской дуге, форсировании Днепра, освобождении Украины и Польши, побывал во многих городах Германии. Участник боев за освобождение Хадыженска и Горячего Ключа, станицы Суздальской и хутора Кочеты, а также Краснодара, он дошел до Берлина. Награжден орденом Отечественной войны II степени, медалью «За победу над Германией». 

По специальности Николай Литвин — геолог. Он работал на добыче золота в колхозе на машинно-тракторной станции (МТС) в Якутии. Уже после окончания техникума и получения диплома строил высоковольтные подстанции и опоры линий электропередач.

Ветеран является почетным гражданином города Краснодара. О нем снят документальный фильм, а в США опубликована книга его воспоминаний на английском языке.

Первая встреча с болью 

Серафим Болучевский ушел на войну в 17 лет. 

— Тогда не время было долго раздумывать. Нам дали форму и эшелоном направили в учебный центр в Подмосковье, — вспоминает ветеран. — Там собрали таких же мальчишек, как я, обучали стрелять по воздушным силам противника. 

Сначала новоиспеченные солдаты Красной Армии изучили боевую тактику, работу с техникой, чтобы понимать, как обнаружить цель и сопровождать ее радиолокатором. Эти данные передавались на пулемет. После обучения Серафим был направлен на фронт, где сражался 2 года. 

— Мы освобождали пять областей Западной Украины. Страшно было, особенно когда группа уехала занимать позиции и остались вдвоем с сослуживцем. Шел снег, началась активная бомбежка. Мы слышали, как ревут и гудят самолеты, но никак не могли предугадать, где именно упадет бомба, — вспоминает он. 

Однажды молодые солдаты приехали на железнодорожный разъезд, где накануне была бомбежка. Комендант пришел и скомандовал всем выйти и помочь убирать погибших. В эшелоне Серафима Болучевского были мальчики, которые даже раненых до той поры не видели. Задание выдалось невероятно сложным морально. 

Ветеран бережно хранит орден Отечественной войны II степени, медали «За боевые заслуги», «За победу над Германией», имени Г. К. Жукова и 21 юбилейную медаль. С интересом и гордостью школьники слушают воспоминания о войне Серафима Болучевского, который регулярно посещает встречи с молодежью. Однажды, осматривая экспонаты школьного поискового музея, взвешивая на руках гильзу от пушки, ветеран сказал: «Вот таким я бил фашистов и бить буду».

Настоящая дружба вечна

Александр Пушкарев в момент начала войны жил в Алтайском крае. В 1944 году его направили учиться на офицера во 2-е Омское военнопехотное училище в городе Канске. Там он и встретил День Победы, но война для него не закончилась. После учебы в 1945 году он попал в войсковую разведку на Сахалин, где боевые действия все еще продолжались. В ноябре 1944 года призван в ряды Красной Армии, направлен в Красноярск — в 33-й стрелковый полк.

Александр Пушкарев с первого класса дружил с одним мальчиком — сидели за одной партой, позже — в одном окопе. Солдаты готовились к наступлению, когда залетел снаряд. Один из осколков попал в живот другу Пушкарева. 

— Когда прогремел взрыв, я вскочил, побежал. Не могу объяснить все то, что чувствовал. Я бежал и видел повсюду оторванные снарядами руки, ноги, кто-то еле дышит, кто-то убит. Не знаю, сколько это длилось, в чувство меня привели крики: «Мама, мне больно!» Тяжелораненый солдат просил пристрелить его. У меня лились слезы, я мог только держать его. Не знаю, сколько прошло времени, когда он умер, — вспоминает Александр Пушкарев. 

Ветеран удостоен медалей «За боевые Заслуги», «За победу над Японией» и многих других, но своей главной наградой считает орден Отечественной войны. 

До 1952 года Александр Михайлович продолжал служить в войсковой разведке, потом демобилизовался, пошел учиться и работать на завод в Новосибирске. Там он прошел путь от простого слесаря до главного инженера, после чего переехал жить в Днепропетровск, где тоже трудился на заводе. Более 10 лет назад Александр Михайлович перебрался вместе с женой к дочери и внуку в Краснодар, где и встречает каждый год 9 Мая. 

Он ведет активную общественную жизнь: проводит встречи с учениками школ и воспитанниками детских садов, рассказывает им о военных годах.

Выстоять, несмотря ни на что

Ветеран Великой Отечественной войны Дмитрий Жалиев говорит, что Советская армия победила, потому что солдаты были сильны духом. 17-летним пареньком он попал на фронт и прошел с боями от Курска до Праги. 

— Я родился на Украине, в селе Шульгинка, которое находится в ста километрах от Луганска. В семье было четыре брата и сестра. Отец пришел с Гражданской войны тяжело раненным и долго после этого не прожил. Когда мне было около года, он умер. Мама старалась поднять нас всех, — рассказал Дмитрий Григорьевич. — В школу пошел я в восемь лет. Помню, как мама купила мне тогда ботинки. Старался носить их бережно, сам чистил и чинил, а на лето прятал и бегал босиком. Все пальцы на ногах были сбиты. 

Доучившись до восьмого класса, Дмитрий Жалиев оставил школу и пошел работать в колхоз. К тому моменту он оказался единственным мужчиной-помощником в семье. Остальных братьев по возрасту призвали в армию. Ветеран детально помнит тот день, когда в родном селе узнали о том, что началась война. 

— 22 июня 1941 года я, как обычно, был на работе, пахал на тракторе в поле за селом. Когда к полудню поехал домой, обратил внимание на встревоженные лица односельчан, которые попадались на пути. Уже тогда люди чувствовали — надвигается большая беда. А в 16 часов из репродуктора, что висел в центре села возле магазина, услышали объявление. Выступил министр иностранных дел СССР Вячеслав Молотов, который сообщил, что без объявления войны германские войска вероломно напали на нашу страну. Люди начали рыдать. Все поняли, что мужчины уйдут на фронт. И как только выступление закончилось, мужчины, даже пожилые, добровольно потянулись пешком в райцентр, за 15 километров от села, чтобы их записали в армию. Никто не ждал повесток. Люди сами были готовы защищать Родину, — говорит Дмитрий Григорьевич. 

В начале 1943-го в дом Жалиевых постучалась беда. Одну за другой матери Дмитрия принесли похоронки на троих сыновей. 

— Мне тогда 16 лет было. И на фронт еще по возрасту не брали. Но я постоянно атаковал военкомат. Доходило до того, что зайду, военком меня увидит и гонит: «Сказано же тебе, пацан, мы не призываем до 17 лет!» 

Тогда Жалиев решил действовать через комсомольскую организацию. Там написали ходатайство, и его вынуждены были призвать. 

Так Дмитрий попал в роту пулеметчиков. Причем пулеметы там были станковые, тяжелые. Обслуживали каждый по пять человек: один за щиток отвечал, второй — за ствол с раструбом, третий был наводчиком, и два человека все время следили за коробками с патронами, то есть снаряжали пулемет. Первые бои Дмитрия Жалиева прошли на Курской дуге. Фашисты тогда намеревались взять реванш за Сталинград и разгром армии Паулюса. На Курскую дугу были стянуты отборные подразделения и новейшие танки «Тигр». А советские войска готовились к отражению мощной атаки. По словам Дмитрия Жалиева, количество земли, которую бойцы перекопали во время оборудования укреплений, было сопоставимо с тем, если бы вырыли судоходный канал длиной в пару тысяч километров.

История освободителя

Рассказы Дмитрия Шлыкова о фронтовых днях помогают ясно представить себе жизнь людей того времени — в блиндажах, осыпаемых вражескими снарядами, или у новогодней елки, украшенной пустыми гильзами и письмами-треугольниками. 

Дмитрий Никитович был одним из тех, кто 12 февраля 1943 года подарил краснодарцам свободу, избавив столицу Кубани от немецко-фашистских захватчиков. Дмитрия Никитовича война застала в Куйбышевском воздушно-десантном командном училище. Спустя два месяца недоучившимся курсантам присвоили звания сержантов и отправили по разным подразделениям. Шлыкова — в 4-й воздушнодесантный полк в Беслан. Несмотря на звание младшего командира и юный возраст, ему доверили взвод 82-миллиметровых минометов. 

В это время немцы форсировали Дон и устремились к Северному Кавказу. Командование полка, чтобы не дать им захватить Грозный и Владикавказ и выйти на Военно-Грузинскую дорогу, воздушных десантников присоединило к 10-й гвардейской стрелковой бригаде 11-го корпуса и отправило на фронт. 

Боевое крещение гвардейцы получили на реке Терек, остановив продвижение немцев под Моздоком и продержав оборону несколько недель. После того как войска 11-го гвардейского стрелкового корпуса освободили ряд городов и сел Северного Кавказа, они подошли к Краснодару. 

— Смотрим — над городом клубы дыма. Это немцы, отступая, взрывали все, что могли, — говорит фронтовик. — Ночью 11 февраля мы форсировали реку Кубань на плотах, наспех сделанных из разобранных домиков полевого стана, обнаруженного нами по соседству. До берега оставалось всего несколько метров, когда враг открыл по нам стрельбу. Мы открыли ответный огонь и выбили немцев из их укреплений. 

Еще несколько засад и стычек, и противник стал отступать к железнодорожному вокзалу. Освободители продолжали гнать врага из города. 

— Мы шли по улице Пролетарской, ныне это улица Мира, и когда дошли до Екатерининского собора, который еще не был окружен домами, как сейчас, и гордо возвышался над разрушенным, но несломленным городом, я невольно перекрестился, хотя раньше этого не делал, — вспоминает Дмитрий Никитович. — Возможно, поэтому Бог миловал — мне только предстояло получить три серьезных ранения, я выжил. 

Была дана команда очистить Краснодар от остатков вражеских войск. Так как многие немцы засели на крышах домов, по мостовым перемещаться было нельзя, приходилось практически ползать между зданиями. 

В одном месте взвод Шлыкова поймал румын, поджигавших дома, в другом взял в плен немца, вышедшего к ним с поднятыми руками. Войска Красной Армии прошли улицу Батальонную (сейчас — Котовского), затем Батарейную (Тургенева) и вышли на юго-западную окраину Краснодара. Здесь освободителей со слезами радости встречали выжившие горожане. 

Особый отряд

Ветеран Великой Отечественной войны Виктор Солопанов рассказал о партизанском движении в Белоруссии. 

Только что окончивший семь классов юноша войну встретил в поле. 

— В тот момент я по заданию бригадира бороновал землю, — вспоминает Виктор Адамович спустя десятилетия. — И вдруг бежит моя сестра с криком: «Война началась!» Именно здесь, в селе Краснополье Могилевской области, уже в конце июня 1941-го на большой проселочной дороге появились семь всадников. Люди на лошадях внимательно осматривали местность, обмениваясь короткими фразами. 

Это были немецкие разведчики. Фашисты двигались по следам отступающих советских воинских частей, попутно отбирая у местных жителей продукты. 

— Рациями никто не обеспечил, — говорит ветеран. — Вот и пришлось сигнализировать нашим о группе фашистов подручными средствами. 

Для этого Виктор Солопанов и его команда залезли на крышу и расстелили на ней белую простынь. Тревожный знак заметили советские воины и устроили засаду. Результатом стали семь немецких трупов. 

— На следующий день в село вошли подразделения фашистов, — продолжает рассказ ветеран. — Они заставили сельчан копать могилы для убитой разведгруппы. 

А в конце августа непрошеные гости начали собирать мальчишек и девчонок для отправки в Германию. Не избежал этой участи и Виктор Солопанов, но, пробыв на сборном пункте в заточении двое суток, принял решение бежать. 

— Я подумал: вот сейчас два моих старших брата бьют на фронте фашистов, а мне придется работать на наших врагов?! — говорит ветеран. — Улучив момент, когда часовой гулял по двору и слегка утратил бдительность, я перемахнул через деревянную стену и бросился в сторону леса. 

Заметив беглеца, полицай произвел в него несколько выстрелов, но промахнулся. Оказавшись в спасительной чаще, парень столкнулся лоб в лоб с человеком в потрепанной старой одежде, но с добротным современным оружием в руках. Так парень попал в партизанский отряд. С этой минуты для Виктора Солопанова началась новая жизнь в роли штабного связиста. К тому времени весь окрестный лесной массив был опутан сетью партизанских соединений. 

— Связь между отрядами осуществлялась с помощью посыльного, — поясняет ветеран. — Вот и приходилось мне курсировать между местами дислокации подразделений белорусских партизан. 

А расстояние, разделявшее пункт отправки и пункт назначения, то и дело составляло десять-пятнадцать километров. При этом было важно не только быстро преодолеть этот тернистый путь, но и слово в слово запомнить весь текст донесения. 

Координация усилий бойцов партизанских отрядов помогала согласовывать практически все боевые акции. Результатом совместных действий поочередно становились разгром немецких гарнизонов, взрыв водонапорной башни, другие «подарки» из белорусского леса фашистским захватчикам.

Счастливое спасение

Олег Бредихин участвовал в освобождении Туапсе, Горячего Ключа, Крымского района и прорыве «Голубой линии». Всю жизнь после войны он посвятил науке и патриотическому воспитанию молодежи — более 40 лет проработал преподавателем в Грозненском нефтяном институте. О его заслугах можно говорить долго. Ветеран отмечен орденом Отечественной войны I степени и множеством боевых наград. Он несколько раз глядел смерти в глаза, но оказывался сильнее рока. 

— Будто чувствовали, что начнется война, — вспоминает юность ветеран. — По всему Советскому Союзу создавали авиационные, артиллерийские училища, школы-интернаты. 

Поступали туда и старшие товарищи фронтовика, летом они приезжали в отпуск, одетые в военную форму с иголочки. Надеть ее мечтал тогда каждый школьник, и Бредихин не был исключением. Но и покидать родной дом не решался, раздумывал. Начиналось лето 1941 года… 

Через год враг уже прорывался на Северный Кавказ. Руководство Красной Армии отдало приказ мобилизовать и тех, кто еще не достиг призывного возраста. Тогда 17-летнего юношу по распределению направили на курсы разведчиков. Следующие три месяца по 12 часов в сутки он осваивал немецкую символику, оружие и автомобили. Учился ближнему бою и стрельбе. 

— Думаю, эта интенсивная военная подготовка сыграла огромную роль в том, что я остался жив во время войны, — уверен ветеран. 

Для Бредихина учеба закончилась, когда немецко-фашистские захватчики были уже на подходе к Владикавказу. Началась реальная война. Он участвовал в боях за Кавказ, вначале разведывательную роту перебросили в Туапсе, дальше был Горячий Ключ, станицы Саратовская, Северская и Крымская. От последней начиналась укрепленная врагом «Голубая линия». Это пять сотен закрытых огневых сооружений, 40 км минных полей и вдвое больше проволочных заграждений. Только за четыре дня весной 1943 года там погибли около 30 тысяч солдат Красной Армии. Два раза под Крымском рука смерти касалась и Бредихина. 

— Немцы подошли вплотную к городу. Уже были на окраине, когда наши начали перебрасывать туда части. И вот 6 или 7 ноября мы начали наступление и вошли в село Гизель. Взяли немцев в кольцо. Потом они вырвались из окружения и ушли, а мы остались ночевать в немецком блиндаже. Погода, помню, была сырая, переменчивая: то дождь, то снег… И вот легли спать. Ночью мне понадобилось выйти. Старшина наш как истинный командир разместился у выхода. Увидел меня, спрашивает: «Куда?» Ну я объяснил. И он, не вставая, берет немецкую каску, которая там осталась лежать на земле, и надевает ее на меня поверх пилотки. «Дождь идет», — говорит. Выхожу я, иду по траншее. Слышу — где-то вдалеке шум минометов. И вдруг передо мной огненная вспышка… Очнулся я в санитарной роте. Мне объяснили, что у меня сильнейшее сотрясение мозга и 2 осколка в черепе от того, что взорвалась немецкая мина, а осколком пробило немецкую каску. Ту самую, которую дал старшина, — рассказывает ветеран.

Роль разведки на войне

Участник военного парада в Москве 7 ноября 1941 года и один из самых легендарных чекистов Кубани Константин Горожанин, несмотря на преклонный возраст, передает знания и опыт не только лично, но и в книгах. Под его руководством выпущено несколько документальных сборников о работе сотрудников Чрезвычайного комитета. Первый шаг в профессию он сделал во время войны: через месяц после нападения Германии молодого человека отобрали из сотни солдат в спецгруппу НКВД. 

— В восемнадцать лет по комсомольскому призыву я ушел из дома в только что созданную отдельную мотострелковую бригаду особого назначения НКВД. Кстати, тогда призывали в армию с 19 лет, поэтому когда мы с товарищами в первый раз пришли в военкомат, от нас только отмахнулись, мол, успеете, лучше дома сидите, — вспоминает ветеран. — Но тут в июле ЦК комсомола принял решение о призыве в бригаду добровольцев из Европейской части СССР, то есть из тех областей, что еще не были оккупированы, вплоть до самого Урала. Из села отобрали пять человек (особой характеристики из школы от нас не требовали), в Пензе собрали 20 парней, а в Москве уже было 200. Бригада формировалась на стадионе «Динамо», в костяк вошли пограничники из западных областей. Первый полк набирался из детей интернационалистов: немцев, французов, болгар, испанцев, поляков, румын и других.

Людей обучали, как вести себя, и в 1942 году их направили в страны происхождения (28 государств) для организации сопротивления фашистам. Полк Константина Горожанина полностью состоял из соотечественников. Помимо пограничников, в него входили чекисты, артисты цирка, музыканты Большого театра. 

В октябре 1941 года столице всерьез угрожала оккупация. Бригада Константина Горожанина усиленно организовывала минно-танковые заграждения, готовила к обороне Кремль и центр Москвы. Город готовился к уличным боям (15 октября на заседании Государственного комитета обороны рассматривались вопросы об эвакуации столицы, минировании важнейших предприятий). Поползли панические слухи. Тогда Сталин дал приказ о проведении на Красной площади военного парада. Подготовка к нему велась в обстановке строжайшей секретности. Точную дату никто не знал, только накануне, 6 ноября, маршал Жуков сказал на коротком совещании: «Параду — быть!» 

— Во время действа я занимал пост у ГУМа, напротив Мавзолея. Парад начался раньше обычного, в 8 часов утра. Принимал его маршал Буденный, — вспоминает ветеран.

Несломленный характер

Борис Каспирович родился 10 ноября 1925 года. В ноябре 1942 года ему исполнилось 17 лет, и его призвали в армию. Направили стрелком в роту автоматчиков, которая готовилась как десантная, для сопровождения танков при прорыве линии фронта. Летом 1943 года он ушел на II Украинский фронт. Боевое крещение Борис Михайлович принял при форсировании Днепра. После первого боя командир предложил желающим перейти в полковую разведку. Борис Михайлович попросился первым. Отмечен тремя орденами Отечественной войны, медалью «За победу над Германией», многими другими наградами. 

— Когда переходишь линию фронта, ты уже не обращаешь внимания на то, есть ли вода и еда, мокрый ты, замерз или нет. Все мысли только о задаче разведчика: наблюдать, брать врага в плен, — говорит фронтовик. — Страх уходит сам собой. На войне организм уже перестраивается, и ты не думаешь о страхе. Думаешь о том оружии, которое у тебя есть, которое нужно сохранить, чтобы оно помогло в бою. 

По словам Бориса Каспировича, группа, которая шла на разведку брать «языка», всегда держалась вместе, отвечая друг за друга. Сослуживцы не хотели допустить даже мысли о том, что в чью-то семью придет похоронка. 

— Форсирование Днепра происходило днем. Правый берег, где были немцы, чуть выше, а левый более пологий. Было лето, тепло, и переправлялись на небольших резиновых понтонах, лодках. Мы выжидали момента, когда немецкая авиация не летает над рекой. Сам Днепр был весь окружен зарослями, в которых мы могли быстро скрыться и перейти на правый берег. Но вот снаряды, сброшенные сверху, представляли большую опасность, — говорит Борис Каспирович. 

Самое трудное для разведки, по его словам, не пройти линию фронта, а пересечь ее по дороге обратно. Ведь всегда есть риск раскрыть свое местонахождение, тем более что противник вел беспрерывный пулеметный огонь. Так разведчик и получил ранение. При отходе прикрывал группу из шести человек. Вражеский снаряд попал в правую ногу. 

— В тот момент не понимаешь, что это сложное ранение. Ты только чувствуешь, как что-то попало в ногу. И продолжаешь идти, ведь главное — выйти из-за линии фронта, — вспоминает красноармеец. 

После ранения Борис Каспирович не должен был продолжать бой на линии фронта, но не мог оставить сослуживцев, поехал вслед за ними. Так он дошел до Польши, попал в город Бельск. Именно там его встретила весть о победе.

Материалы подготовила Аревик Тамразян

За главными новостями следите на наших страницах во «ВКонтакте» и Facebook

Перед казнью японцы спросили его, мол, что передать жене и детям. «Передайте, что было». 47news рассказывает, как об этом узнал император и что было потом.

Нашего рядового казнили осенью 1904 года в Маньчжурии. Это, заурядное по меркам любой войны событие, осталось бы незамеченным, но сами японцы возвели Василия в статус национального героя.

Крестьянский сын Василий Рябов родился полтора столетия назад, в 1871 году, в Пензенской губернии. После женитьбы парня забрили в Бородинский Его Величества полк, базировавшийся в Польше. Тянул армейскую лямку лет пять, как вернулся, так его как подменили. Как напишет о сей метаморфозе бывший пензенский губернатор Иван Кошко, «нетрезвый образ жизни привел эту кипучую, несдержанную натуру на край пропасти». Дошло до того, что однажды Рябов свел со двора местного священника корову, продал ее, а вырученные деньги … сами понимаете что. Эта история могла плохо кончиться, но тут грянула русско-японская война и Вася записался добровольцем.

Открытка времен русско-японской войны. Ист.фото – auction.ru

Рябова зачислили в пехотный полк, ведший боевые действия в Маньчжурии. Причем служил в охотничьей команде. Так в ту пору именовались особые подразделения, созданные для поручений, требующих личной находчивости.

Под конец августа 1904 года случилась первая из трех основных сухопутных битв той войны – сражение при Ляояне. Оно и не привело к разгрому российской армии, но повлияло на моральный дух россиян – впервые появились сомнения в благополучном исходе этой военной кампании. После фиаско командованию срочно потребовались разведданные, и 14 сентября Василий Рябов добровольно вызвался. Он переоделся китайским крестьянином — длинный халат, соломенный шлем, кожаные башмаки, приклеил к голове фальшивую косу. Сосчитав орудия, двинулся обратно и наткнулся на японский разъезд. Японец дернул его за волосы, коса отвалилась. Это был он, провал.

Фрагмент из рассказа русского писателя Г.Т. Северцева-Полилова, посвященного Рябову (1905). Ист.фото – из архива автора

Двое суток его допрашивали: сначала задушевно, затем при помощи бамбуковых палок. Однако Рябов назвал лишь свои имя, звание, а на остальные вопросы отвечать отказался, сославшись на присягу. Смертный приговор воспринял спокойно, о пощаде не молил. Стойкость русского солдата произвела на японцев столь глубокое впечатление, что они окрестили его «русским самураем».

Перед казнью офицер расстрельной команды спросил русского солдата, что он хочет сказать, прощаясь с жизнью.

– Покорно благодарю. Передайте жене и детям, что было, – попросил солдат.

«Казнь состоялась утром, и присутствовало на ней до трехсот японских солдат, много офицеров. Расстреливали по-японски – в пятнадцати шагах. Солдаты стояли в затылок друг другу. Если один промахивался, стрелял следующий. Командовал офицер, поднимая и опуская шашку. Василий Тимофеевич был посажен на землю. Первый же выстрел оказался смертельным…».

(ист. — «Поиски и находки». Пенза, №2 за 1990 год).

Лубочная картинка из журнала «Нива». Ист. фото – ТО «Красный матрос» (СПб)

Нравственный кодекс «Бусидо» вменяет в обязанность истинного самурая, в том числе, шпионаж в пользу монарха, считая такое занятие проявлением долга и чести. Поэтому японцы не могли не исполнить последнюю волю и «передали, что было».

Спустя сутки после казни казачий разъезд обнаружил русскоязычное письмо, подброшенное к одинокому дубу на нейтральной полосе. Около письма была также найдена записка на китайском языке, в которой было сказано, что китайцы не должны уничтожать этого письма. А вот автором письма оказался некий капитан японского штаба.

«Доводя это событие до сведения русской армии, наша армия не может не высказать наше искреннейшее пожелание уважаемой армии, чтобы последняя побольше воспитывала таких истинно прекрасных, достойных полного уважения воинов, как означенный рядовой». Описывая последние минуты жизни Рябова, японец сообщал: «присутствовавшие не могли удержаться от горячих слез. Сочувствие этому искренно храброму, исполненному чувства своего долга, примерному солдату достигло высшего предела».

(ист. – «Правительственный вестник», 22.09.1905)

К письму прилагалась схема с указанием места захоронения.

О подвиге Василия Рябова доложили по инстанциям. Когда информация дошла до Николая II, император распорядился выдать семье героя тысячу рублей из собственных средств, а сына и двух дочерей Рябова повелел устроить в казенные учебные заведения. Для увековечивания памяти героя создали комитет под председательством пензенского предводителя дворянства. Пожертвования поступали со всей России, по подписке собрали около 7 тысяч рублей в качестве матпомощи семье Рябова, а еще 2,5 тысячи – на строительство в Лебедевке новой школы для крестьянских детей.

Торжественное открытие школы состоялось 9 мая 1909 года, фронтон ее здания увенчала вывеска: «Начальная школа памяти героя Василия Рябова. Погиб за Веру, Царя и Отечество». Ну а в сентябре 1909 года, в Маньчжурии, ориентируясь на японскую схему, обнаружили место захоронения героя.

«…В двадцати шагах от могилы стояло дерево. Ее и нашли по оставшемуся от него на косогоре пеньку. А то, что там погребен В.Т. Рябов, опознали по останкам шаровар и китайских туфель».

(ист. – «Поиски и находки». Пенза, №2 за 1990 год)

Могила Рябова. Дореволюционный снимок. Ист. фото – ТО «Красный матрос» (СПб)

Прах героя специальным траурным поездом торжественно перевезли на родину. На всех станциях, начиная от Читы, поезд встречали толпы людей с иконами и цветами. К тому времени Рябов уже прочно укрепился в качестве одного из символов военно-идеологической царской пропаганды. В его честь слагали песни, ставили памятники, называли улицы, снимали фильмы, ставили спектакли.

«По воскресеньям занятия не проводятся, и солдаты отдыхают. Но Назаренко знает, как надо производить воспитательную работу. Сегодня в полку спектакль. Идет пьеса «Подвиг Василия Рябова».

(ист. – Л. Утесов «С песней по жизни», М., 1976)

В тогдашнем главном воинском соборе России – московском храме Христа Спасителя – среди множества мраморных плит, на которых были высечены имена офицеров и генералов, павших в разных войнах, продолжала висеть единственная памятная доска, посвященная рядовым. Таковых имен на ней было всего 17. В их числе – Василий Рябов.

Игорь Шушарин, 47news