Рассказы врачей реанимации коронавирус

Украина – среди мировых лидеров по количеству смертей от коронавируса. Каждый день медики фиксируют больше 20 000 случаев заболеваемости, сотни людей умирают. За 3 ноября в Украине было 27 377 новых больных – и это очередной рекорд. За те же сутки умерли 699 больных.

В красную зону эпидемиологической опасности сейчас входят 15 областей. LIGA.net записала монологи врачей из четырех больниц, находящихся в красной зоне. Медики рассказали, почему весенняя волна коронавируса была намного легче, чем эта, как переносят болезнь вакцинированные и те, кто не сделал прививку, и когда закончится этот кошмар.

Владимир Лиходиевский, анестезиолог реанимационного отделения, Киев

«Нельзя спасти неспасаемое»

Неделю назад в больнице произошло самоубийство. 50-летняя женщина выбросилась из окна за день до выписки. А недавно я консультировал 26-летнего парня в инфекционном отделении. Коронавируса у него – на копейку. Сатурация – 93 (сатурация – показатель количества кислорода в крови. – Ред.), кислородной поддержки он требует минимальной. Но шесть дней не спит, страх смерти, необъяснимая тревога. Еще есть две пациентки, которых мы сняли с ИВЛ – обе в жесточайшей панике. На фоне коронавируса такое часто бывает.

Раньше мы успевали быстро пролечивать пациентов, стабилизировать состояние. Переводили их в инфекционное отделение. Пациенты сменялись довольно быстро. В эту волну, если больной выздоравливает, лечить его в реанимации нужно не меньше, чем полтора месяца. На этой неделе мы сняли с ИВЛ женщину, которая поступила к нам еще 29 сентября. Но до того, чтобы перевести ее в инфекционное отделение, все равно далеко. 

Сейчас много молодых больных – 40-50 лет. Много астматиков и людей с болезненным ожирением – по 150-200 кг. В основном, все невакцинированные. Привитых – процентов 10-15. Нашей первой вакцинированной был 71 год, она пролежала в реанимации четыре дня, и мы перевели ее в инфекционное отделение. Был 75-летний вакцинированный диабетик. Он требовал масочной вентиляции легких четыре или пять дней. Сейчас лежит вакцинированная женщина в тяжелом состоянии – на ИВЛ. Но она уже на этапе снятия с аппарата.

В основном, в реанимации лежат невакцинированные. Привитых – 10-15%.

В целом привитые переносят болезнь намного легче. А чем думают невакцинированные – я не знаю. Недавно у нас умерла женщина, 81 год. Перед подключением к ИВЛ мы спросили ее: «Почему же вы не вакцинировались?». Ответила: «Не посчитала нужным. И сейчас не считаю». Закончилось все печально.

Что сказать по смертности? Каждый день – труп. Пока один. Каравана скорых под больницей нет, потому что нет мест. Места появляются в основном, когда кто-то умирает.

Часто врачи инфекционного отделения зовут меня на консультацию. Просят посмотреть, например, четырех пациентов и решить, кого из них взять на освободившееся от мертвой бабушки или дедушки место. Естественно, рука тянется взять того, у кого больше шансов выжить – не 90-летнего, а 60-летнего. Это очень жестоко и это тяжелый выбор. Но его уже приходится делать. А иногда говоришь: «Этого я возьму сегодня, а этого – возможно, завтра, если кто-то умрет».

Можно добавить в больницу койки, можно докупить аппараты ИВЛ, решить вопрос с кислородом. Можно даже добавить ставки анестезиологов, медсестер и санитарок. Но нет людей, чтобы работать на эти ставки. Есть больницы, где реанимацию расширили, и теперь там один анестезиолог на 30 коек. Как ему успеть всех пронаблюдать? Он же не может клонироваться.

В прошлом месяце нам в штатное расписание добавили ставку анестезиолога. Но сам врач в отделении не появился. Кто захочет работать в этом аду? 

Забавно наблюдать, как меняется отношение общества к врачам. Весной была волна ковида – «Медики наші герої». Летом ковид кончился и начали поступать другие больные, причем тоже тяжелые и те, кто нуждается в ИВЛ. Но отношение родственников изменилось на: «Вы тут все хапуги, взяточники, черти». Сейчас мы снова герои. Но волна ковида спадет – и нас опять начнут вешать на березе.

Прошлой весной у меня был неприятный эпизод, связанный с профессиональным выгоранием. Все казалось бессмысленным: ты до конца бьешься за пациентов, пытаешься их спасти, а потом понимаешь, что нельзя спасти неспасаемое. Что бы ты ни делал, им становится хуже, и они умирают. А ты стоишь с опущенными руками и чувствуешь полное бессилие. У меня появились нарушения сна и эмоций, депрессия.

Летом профиль больных поменялся. Даже тяжелейшие пациенты с сепсисом и менингитом намного лучше реагируют на лечение, чем те, у кого коронавирус. Назначил антибиотики – и на третий день нет температуры, уже прогресс. На пятый день человек сам держит давление. Да, эти больные тоже лежали по месяцу, но они выздоравливали. И меня это радовало. Сейчас все снова стало долго, тяжело и изматывающе. Родственники больных переживают, звонят каким-то высоким чиновникам, те звонят в отделение. Но это не помогает: мы и так делаем все, что можем.

Я, наверное, стал жестче за это время. Перестал жалеть невакцинированных. У них была возможность себя защитить, но они почему-то боятся прививок больше, чем коронавируса. Вот в чем парадокс. Говорят, что это все зло, чипы и масоны. И в основном, не меняют мнение даже в реанимации. Они считают, что медики должны их вытащить.

Думаю, эта волна коронавируса продержится до мая. Потом будет передышка, а потом – все то же самое. И так, пока не закончится кислород, деньги или врачи. У меня уже нет никакого оптимизма по этому поводу.

Елена Масалитина, инфекционист Центральной районной больницы Первомайска (Николаевская область)

«Те, кто выжил, меняют мнение о вакцинации. А те, кто ушел в черном пакете, – молчат»

Для нас новая волна коронавируса началась в последнюю неделю сентября. До этого в сутки с ковидом поступали один-два человека, теперь – 12-15. В инфекционном отделении всего 42 места, в больнице – 100 коек. Уже в первую неделю октября заполнились все.

Когда мест нет, кто-то едет в другие больницы, кто-то ждет в очереди. Сегодня люди прождали шесть часов. Взять кого-то мы можем, только когда выпишем более-менее стабильного больного. Того, кто хотя бы может доехать домой без кислородного концентратора, а дальше – взять его в аренду у семейного врача и быть дома на кислородной поддержке.

Раньше выписывали тех, у кого сатурация 94 и выше (норма – сатурация 95-100%; снижение этого показателя смертельно опасно. – Ред.). Таких каждый день было по пять-шесть человек. Сейчас выписываем с сатурацией 89, даже 85. Но вот сегодня смотрю: выписать некого. Больные поступают в крайне тяжелом состоянии, с сатурацией от 30, а в среднем – 64-70. Вирус прогрессирует мгновенно. Кто-то умирает через день, кто-то может протянуть пять дней, а кто-то выписывается. Как повезет.

За прошлые сутки умерли четыре человека, перед этим – пятеро. Это закономерно: люди поступают с сатурацией, где легких, считай, нет. И работать, в общем-то, не с чем.

Раньше препараты, которые выделяло государство, работали. Сейчас – нет. Лечение у каждого разное, но в основном, на него уходит много денег. Например, есть препарат, который помогает в тяжелых случаях. Упаковка стоит 32 000 гривень. Это очень дорого, но это шанс выжить.

Я вижу смерти почти каждый день, но терять людей до сих пор тяжело.

Я хорошо помню одну женщину – вела ее с самого начала и очень хотела ей помочь. Она единственная в моей практике, у кого действительно были противопоказания к прививке – у нее аллергия буквально на все, проблемы с сердцем, шунтирование, куча операций на кишечнике и сопутствующих патологий. Она говорила: «Я понимаю, что умираю», но мы до последнего пытались бороться. Не вышло. А есть те, кого привозят в коме, и врачи даже не входят с ними в контакт. Они просто умирают и все.

С начала новой волны у нас не было ни одного легкого пациента. Состояние средней тяжести – у тех, кто вакцинирован. Таких из всех поступающих было всего семеро. Да, у них тоже развивается пневмония, бывают кишечные проявления и слабость. Но болезнь и восстановление протекают намного легче, два-четыре дня – и мы выписываем их домой.

Один пациент мне сказал: «У меня не может быть коронавируса», встречаются ярые антипрививочники. Пациенты шлют в вайбер картинки: «Через год умрут первые уколотые вакциной». Я говорю: «Прикольно. У меня как раз скоро год». Заметила, что те, кто смог выжить, часто меняют свое мнение. А те, кто ушел в черном пакете, – молчат.

Сегодня фельдшер скорой мне говорит: «Не надо рассказывать, что прививки помогают. Я переболел после вакцинации». Я ему отвечаю: «Ты в зеркало посмотри. Ты живой? А вот эта женщина-антипрививочница, которую ты привез, может и не увидеть больше свое отражение».

Я не понимаю людей, которые рассказывают, что коронавируса нет. Потом, когда их родственники заболевают, они плачут и говорят: «Ну, мы же не знали, простите, мы же не знали». Или вот у нас лежал один невакцинированный мужчина, очень тяжело восстанавливался. За время, пока он лежал, из его палаты вынесли четыре трупа. Вы представляете, как он теперь ценит жизнь, и как поменялись его взгляды?

Сейчас в пунктах вакцинации стоят очереди на прививки. Кто-то думает, что люди испугались, но я уверена: фигня все это, они просто хотят в условиях красной зоны ездить в транспорте и ходить в кафе. Поэтому делают прививки или покупают липовые сертификаты. У меня были такие пациенты, их легко узнать – они очень быстро стали тяжелыми. Я одному такому говорю: «Судя по тому, как у вас протекает болезнь, вы купили сертификат». Он отнекивался, и я сказала: «Самое время признаться, это вопрос жизни и смерти». Признался.

Знакомые, не связанные с медициной, спрашивают: «Неужели все и правда так ужасно? Ведь в городе все спокойно, люди ходят без масок». В обычной жизни это сложно понять. Поймет только тот, кто выписался из этого ада, кто пакует мешки с умершими, кто работает в этом аду, поймут родственники. Но тот, кого это пока обошло стороной, никогда не поймет. И объяснять бесполезно.

Прошлой весной мне казалось, что хуже не бывает. Но я просто не понимала, что это был далеко не предел. Тогда состояние пациентов тоже становилось тяжелым, но не так сильно и быстро, как этой осенью. Сейчас я начинаю свой день с оформления посмертных историй. Пью успокоительное, чтобы все это выдержать.

Уже почти два года я разрываюсь между семьей и пациентами. И те, и другие хотят, чтобы я постоянно была рядом. Но так не получается. Я ухожу из больницы позже, чем заканчивается рабочий день, все мои соцсети разрываются от сообщений пациентов. Это очень тяжело.

Наверное, за это время я стала больше ценить жизнь. Когда у нас в больнице умер 34-летний парень, я подумала: а ведь у него с семьей были планы, они наверняка мечтали, как поедут в отпуск с детьми, купят дачу у моря. А теперь его больше нет, он никогда не придет домой. Я подумала о себе: вот я коплю деньги, но ведь следующего года у меня может не быть. Решила не зацикливаться на будущем и не жалеть денег на радости. Вот я уже купила себе отдых в хорошем отеле, свозила отдохнуть маму – она никогда не была за границей, всю жизнь копила то мне на обучение, то на квартиру. Я решила позволить себе жить здесь и сейчас. Может, хотя бы это можно считать плюсом.

Владимир Поцелуев, директор Сумской центральной районной клинической больницы

«Когда выписываем одного пациента, на его место уже претендуют двое»

В последние три недели у нас в больнице стабильно заняты все сто кроватей для ковидных пациентов. Добавили еще десять коек – тоже сразу заполнились. Стараемся по возможности держать свободными одно-два места для крайне тяжелых больных – чтобы их могла привезти скорая. Но в основном, когда выписываем одного пациента, на его место уже претендуют двое.

Прошлой весной тяжелых больных было 10-15%. Чуть-чуть где-то кашлянул или пневмония с поражением легких 10% – все сразу боялись и ложились в больницу. Сейчас таких легких пациентов мы вообще не берем. Проконсультировали – и отправляем домой.

В больницу попадают те, кто задыхается, с сатурацией до 90, высокой температурой, которая не сбивается. Процентов 60-70 у нас – тяжелые больные, на кислородной поддержке, причем высокопотоковой. Много пациентов в критическом состоянии, тяжесть процесса нарастает быстро. Иногда лежит себе пациент – нормальный, а через два часа приходишь – он уже почти не дышит. Процента 94 из всех наших пациентов – невакцинированные. Никто из тех, у кого была прививка, не умер.

Подписывайтесь на рассылки LIGA.net – только главное в вашей почте

Меняют ли невакцинированные мнение, когда попадают в больницу, – не знаю. Наша задача – не спрашивать их мнение, а делать так, чтобы они не умерли. Но думаю, что меняют. Они же видят, кто лежит рядом, спрашивают друг у друга: «Ты вакцинирован? Я тоже нет». Наверное, жалеют, что не сделали прививку, но мы же не будем каждого спрашивать: «Что ж ты, гад, раньше не вакцинировался?».

В нашей больнице хватает персонала, но катастрофически не хватает кислорода. Никто ведь не думал, что будет столько тяжелых пациентов. В Сумской области есть всего одно предприятие, которое производит кислород – и это шесть тонн в сутки. А потребность всех больниц – 12 тонн. Как мы выкручиваемся – я промолчу.

 Иван Черненко, анестезиолог Центральной районной больницы города Раздельная (Одесская область)

«Если кто-то думает, что бессмертен, – пожалуйста. Встретимся у меня в отделении»

В нашей больнице 70 коек, и все заполнены. В некоторые дни бывает даже по 72-73 пациента, когда нет мест в других стационарах. В реанимации по документам у нас пять мест, но по факту лежат человек 20 потенциально реанимационных. Есть 23 CPAP-аппарата для неинвазивной вентиляции легких. Все заняты.

Еще три недели назад к нам поступали по 13-15 человек в день – их везли из всех районов, а у нас были свободные места, потому что отделение только открылось. Сейчас госпитализируем три-четыре, максимум пять человек в день. Их везли бы еще, но просто некуда.

По сравнению с весной, пациентов стало больше, а среди них – больше тяжелых. Но это логично: 20% заболевших в любом случае попадают в стационар, 5% из них – в реанимацию. Это закон больших чисел.

Когда был британский штамм, сатурация у пациентов падала на восьмые-десятые сутки. Сейчас – на третьи-четвертые. У человека только три дня назад появились сопли, а теперь он уже лежит на неинвазивной вентиляции легких. Пик болезни наступает быстрее.

Весной в неделю умирали максимум пять человек, но чаще – два-три. Мы ходили ошалевшие: что происходит, почему так много людей умирают? Сейчас в сутки умирают два-три человека. Причем разного возраста, от 40 лет. Чаще всего у них есть сопутствующие заболевания – гипертония, диабет. Очень много в эту волну пациентов с лишним весом, они переносят болезнь тяжелее всех.

За четыре недели у нас было только два вакцинированных пациента. В одном случае течение болезни довольно тяжелое – много сопутствующих заболеваний. Но в последние дни динамика положительная, пациента сняли с неинвазивной вентиляции легких и через неделю, думаю, выпишем. У второй женщины болезнь была средней тяжести, ее уже выписали.

Все остальные пациенты – невакцинированные. Большинство меняет мнение во время болезни. Когда рядом с тобой за сутки умирают два соседа по палате – хочешь-не хочешь, а задумаешься. Хотя есть и непрошибаемые: «Все это ложь, ковида нет, у меня просто пневмония». Но таких мало.

Мы думали, что запаслись оборудованием, и его хватит на всех, но проблема дельты в том, что пациенты более кислородозависимые. Наших мощностей не хватает. Поэтому фонд «Свои» передал нам десять концентраторов и CPAP, еще десять концентраторов возьмем у семейных врачей. Кислородная станция не выдерживает – сегодня ночью дважды выключалась.

Но самая большая проблема – уже не кислород, а персонал. Коек стало больше, а персонала – меньше. Многие уехали работать в ковидные отделения в большие города. Те, кто остался, не хотят идти к нам работать, потому что тяжело. Приходят новые медсестры – ведь у нас больше зарплата, но поработают сутки-двое и увольняются, идут в обычные отделения. 

В 2020 году у всех медиков в нашей больнице было воодушевление. Мы думали, что всех спасем и все победим. Потом я почувствовал выгорание и усталость. Понял, что невозможно спасти утопающего, который хочет утонуть. То есть не идет вакцинироваться. Принять это было сложно.

Летом 2021 года было затишье, и я как будто вспомнил и почувствовал, что вне больницы есть жизнь. Сейчас все снова как в тумане. Дежуришь, приходишь домой, спишь, снова дежуришь.

Я знаю, что многие сейчас вакцинируются, чтобы их допустили к работе, чтобы можно было ездить в транспорте и ходить в кафе. Пусть меня забросают помидорами, но я не считаю, что это нарушение чьих-то прав. Будь моя воля – я бы вообще ввел обязаловку вакцинироваться для всех, кроме тех, кому нельзя по медицинским показаниям.

Можно долго играть в демократию в вопросах вакцинации, но эпидемиология – совершенно антидемократичная наука, даже немного диктаторская. Ты или выполняешь ее правила – вакцинируешься, носишь маску, соблюдаешь дистанцию – или умираешь. Вирусу по барабану, есть у тебя конституционные права или нет. Он тебя в любом случае инфицирует, а дальше русская рулетка – выживешь или не выживешь.

Раньше я остро реагировал, когда выходил из реанимации, шел в магазин или транспорт и видел там людей без масок. Сейчас уже не бешусь, подуспокоился. Я знаю, что надеваю маску и защищаю себя. А если кто-то думает, что он бессмертен – что я могу сделать, пожалуйста. Встретимся у меня в отделении.

Если Вы заметили орфографическую ошибку, выделите её мышью и нажмите Ctrl+Enter.

Семилетний Артём находится в больнице им. З.А. Башляевой уже 23 дня. Из них две недели он провёл в реанимации. 

«Врачи фактически вытащили его с того света. Я надеялась только на Бога и на врачей, больше ни на кого», — говорит мама Артёма Ирина.

В их палате тихо, только слышится бурление кислородного конденсатора. Артём лежит на кровати, перелистывает на смартфоне видео в TikTok. На лице у него кислородная маска. 

По словам женщины, поражение лёгких у сына, когда он поступил в больницу, составляло 85%, сейчас — 75%. Поэтому, несмотря на положительную динамику, медики оценивают его состояние как критическое.

«Врачи говорят, что сложности возникли из-за особенностей здоровья и послеоперационного состояния Артёма — у него врождённый порок сердца и синдром Дауна», — говорит Ирина.

Полторы недели назад Артёма перевели из реанимации в инфекционное отделение. Последние тесты на коронавирус были отрицательными, и Ирине разрешили находиться рядом с сыном.

«При синдроме Дауна есть изначальный иммунодефицит, поэтому болезнь протекает намного тяжелее, — объясняет Елена Рудикова, лечащий врач мальчика. — При помощи реанимации удалось стабилизировать состояние Артёма. Но он очень сложный пациент, даже сейчас он не вышел из критического периода».

Заболевание «омолодилось»

По словам главного педиатра столичного Департамента здравоохранения, главврача ДГКБ им. З.А. Башляевой Исмаила Османова, сейчас в их больнице проходят лечение более 100 маленьких пациентов.  

«Первый российский несовершеннолетний пациент с COVID-19 проходил лечение тоже у нас, — рассказывает Исмаил Османов. — Этот пятилетний мальчик прилетел из Италии с родителями, и он был в числе пассажиров, у которых выявили коронавирус. На тот момент никто не знал, что делать с детьми, но уже тогда наша больница была готова принимать маленьких пациентов».

С тех пор, по словам Османова, протокол лечения детей менялся не один раз, так как он постоянно совершенствуется.

Он отмечает, что сейчас заболевание «омолодилось», коронавирусной инфекцией порой заболевают даже груднички. При этом детский коронавирус отличается от взрослого отсутствием чётких признаков заболевания.

«Он протекает под масками другой вирусной инфекции, например кишечной. Это снижает процент ранней диагностики только по клиническим признакам», — поясняет врач. 

«Если у ребёнка есть хронические заболевания, которые являются фактором риска тяжёлого течения болезни, его родителям звонят врачи и консультируют дистанционно. Если есть необходимость, ребёнка приглашают на обследование и лечение вируснейтрализующими моноклональными антителами, которые тормозят размножение вируса и предупреждают осложнения», — говорит медик.

По его данным, за всё время пандемии в столице переболели коронавирусом более 200 тыс. детей, 9 тыс. из них понадобилась госпитализация. 

«Боюсь поцеловать»

Двухмесячная Маша как раз из числа самых «молодых» пациентов. В ноябре вся её семья заболела коронавирусом. А у самой девочки на фоне COVID-19 развилась кишечная инфекция. Потребовалась срочная реанимация.

«Два дня Маруся была без меня, — вспоминает её мама Ирина. — Я всё это время не находила себе места, плакала, хотя и понимала, что это необходимо для ребёнка».

Сейчас Ирина лежит в палате вместе с дочкой и для подстраховки почти всё время носит защитную маску. 

«Я даже боюсь её поцеловать. А так хочется! Ведь Марусе очень непросто: ей ставят капельницы, уколы и дают лекарства, которые не всегда нравятся ей на вкус. А она улыбается, даже когда к ней заходят медсёстры и врачи, несмотря на то что они в костюмах и видны только одни глаза», — говорит Ирина. 

По словам женщины, от кормления грудью ей пришлось отказаться, поскольку она сама тоже лечится от коронавируса и принимает препараты.

Дома Ирину ждут супруг и старший сын, которые переносят вирус гораздо легче. «Я очень устала, никому не пожелаю такого. Даже не вспомню, когда в моей жизни было такое трудное время, когда болеет вся семья. Сейчас состояние Маши улучшается, она идёт на поправку, хотя тесты пока ещё положительные. Будем надеяться, что скоро поедем домой», — говорит Ирина.

«Шалит — значит выздоравливает»

Трёхлетний Гавриил сейчас уже идёт на поправку, осложнений у него нет. Его папа Павел надеется, что их скоро выпишут и они поедут домой. 

По словам Павла, всё началось с того, что сын заболел скарлатиной — её лечили дома. Потом у ребёнка поднялась температура до 39,5 °С, начался отит.

«Сдали тесты на коронавирусную инфекцию, оказалось, что и сын, и я, и жена — все болеем, — рассказывает Павел. — Жена осталась лечиться дома, ну а мы с сыном поехали в больницу». 

По словам мужчины, с Гавриилом в больнице он лежит не в первый раз. «Все удивляются, почему не с мамой. Ну а я сам не вижу в этом ничего плохого. Дети — это совместное решение двух родителей, и обязанности тоже совместные»,— объясняет Павел.

Палата, в которой лежит Гавриил с отцом, похожа на настоящую игровую комнату: конструктор, машинки, карандаши, пластилин.

Старшая медицинская сестра Наталья Сачкова отмечает: «Когда ребёнок начинает бегать по палате и шалить — это хороший признак, значит, он выздоравливает».

Исмаил Османов считает, что самый верный путь, который поможет прервать цепочку заболеваемости, — это вакцинация взрослых.

24 ноября в России выдали регистрационное разрешение для вакцины от коронавирусной инфекции для детей от 12 до 17 лет. Сейчас проходит третья фаза её испытаний. 

«Главная задача первой и второй фазы — это, собственно, подбор дозы и безопасность. Конечно, по первой-второй фазе информация есть. Подобрана полностью безопасная доза для детей — это 1/5 взрослой дозы. Детки переносят её не хорошо, а очень хорошо», — сообщил RT заместитель директора НИЦ эпидемиологии и микробиологии им. Гамалеи Денис Логунов. 

«Пока вакцина для детей находится в стадии клинических исследований. Первые две фазы испытаний зарекомендовали себя хорошо. Высокая безопасность и способность к выработке антител. Сейчас проходит третья фаза исследования вакцины», — резюмировал Османов.