Рассказы тех кто побывал на том свете

И.Виттель― Добрый день, это «Эхо Москвы», это программа «Виттель. Реальность», как вы уже догадались, я Игорь Виттель, продолжаем нашу серию передач, назовём это так, посвящённую российскому вину. Сегодня у нас в гостях Шамиль Алиев, главный винодел Дербентской винодельческой компании. Для тех, кто слушал наши эфиры, посвящённые российскому вину – вы, наверное, заметили, что я неравнодушен к Дагестану. Неравнодушен во всех смысл. Поэтому, или не поэтому, так случайно вышло, скажем – у нас сегодня в гостях, повторюсь, Шамиль Алиев, главный винодел Дербентской винодельческой компании. Начнём мы не только с дагестанского вина, поскольку мы всё время говорим о винных гидах России, то первый мой вопрос вам, Шамиль, как вам «Винный гид России», насколько он адекватно рассказывает о российском вине, и о дагестанском вине? Есть ли у вас такое вообще понятие — дагестанское вино?

Ш.Алиев― Добрый день, дорогие слушатели. Как меня представили, меня зовут Шамиль Алиев, и мне очень приятно, что мы сегодня проведём беседу с вами. Да, «Винный гид России» — на данный момент мы с ним вплотную работаем, получаем обратную связь и понимаем, какую большую, гигантскую работу проводят наши коллеги. Они с выездом на предприятия, выездом в регионы, анализируя, изучая вина конкретного производителя, делают большую аналитическую работу, и в том числе работу по обзору. И на сегодняшний день он имеет определённый статус, быть в винном гиде очень престижно, и на сегодняшний день это одна из организаций, которая делает большую работу, нам важно, виноделам я имею в виду, мы получаем обратную связь в виде определённой критики, определённого мнения или похвалы.

И.Виттель― Смотрите, Шамиль, у меня сразу возникает вопрос. Вот представьте меня, например, насколько я, такой типичный потребитель, человек, о вине знающий не скажу, чтобы много, но знающий, в том числе знающий достаточно много о дагестанском вине, но, в принципе, Дагестан для очень многих не выглядит как винный регион. Вообще Россия не выглядит для многих как страна виноделов, согласитесь – если глядеть со стороны на Россию, да, нам приходится доказывать своё место и пробиваться. Для внутреннего рынка – ну окей, мы уже, наверное, привыкли к российскому вину, допустим – но дагестанское вино (не в обиду сказано), я сейчас говорю уже с точки зрения человека, который познакомился с дагестанским вином и его люблю, тем не менее, не особо Дагестан воспринимают как винный. У нас знают дагестанский коньяк, это правда. Более того, я считаю, что лучше Дагестана нету на этом рынке недорогих коньяков. Многие для себя открывают Дагестан как винодельческий регион. И я в последнее время общаюсь с людьми, которые ездят, возвращаются от вас с одним таким спорным достаточно мнением, что Дагестан – это большое количество жемчужин среди огромного количества некондиции. Насколько справедливо такое мнение?

Ш.Алиев― Знаете, понятие, что дагестанские коньяки – бренды, да, это приятно и это есть, потому что несущие бренды историю этих коньяков заводы некоторые, чего скрывать, кизлярский коньячный – 150 лет, дербентскому коньячному комбинату тоже не меньше…

И.Виттель― Не будем называть бренды – регион.

Ш.Алиев― Региональный бренд коньяка есть, но почему бы Дагестану не развиваться, есть несколько интересных проектов, в том числе винных, которые будут развиваться и будут давать бренды, Там регион своим положением, самый южный регион России с большим количеством солнечных дней, с тёплой зимой, с циклоном каспийского бассейна – тут просто все карты в руки для того, чтобы делать хорошее качественное вино. В том числе и для игристых – потому что есть предгорья, где можно держать виноградники из белых сортов, которые будут в прохладном климате созревать осенью, и сама низменность позволяет получать такие плотные красные вина. То есть, виноград очень вольготно себя чувствует, единственная небольшая проблема с водой – для того, чтобы был полив такой плановый, и республика имеет особые ресурсы в этом плане, потому что у нас много рек, много заводей, и если правильно использовать этот ресурс, можно сделать качественный правильный полив на время созревания. И тут все карты в руки, как я сказал, можно сделать очень красивые и правильные вина. Но другой вопрос, отношение к работе, отношение к профессионалам, участие профессионалов, инвестиции

И.Виттель― Простите, ради бога, я вас перебью и позанудствую. Вы можете делать всё, что угодно, вы можете делать прекрасное вино – вы вообще можете делать лучшее вино на свете. Но пока потребитель о нём не узнает – понимаете, потребитель, приходящий в магазин, он не понимает, а почему он должен брать дагестанское, когда на полках стоит, вот смотрите, я сейчас вам сделают такой сложный, наверное, комплимент. Я как потребитель, приходя в магазин, не зная, что вообще существует дагестанское игристое, не будем называть бренды, не будем называть регионы, вряд ли бы его взял – ну с чего бы? Когда посетитель приходит в магазин, он видит некую цену на полках. Возможно, как специалист по маркетингу, скажу – правильно оформленный бренд, этикетку, он это воспринимает как-то эмоционально, но в принципе он берёт на полке то, что дешевле, или, если ему надо – то, что подороже, и он это знает. Игристое – Франция, Испания, Италия и так далее – с чего он будет брать дагестанское? С другой стороны, я же обещал комплимент, все мои знакомые силовики самого высокого уровня пьют розовое игристое дагестанское. Почему – для меня было загадкой. Но если бы они для меня не сказали в своё время, «Игорь, вот это вот круто» — я бы в жизни не вздумал попробовать. Вы можете производить всю жизнь продукт самого высокого качества. Вопрос в том, как об этом узнает потребитель и поймёт. Я говорил до разговора с вами, у меня очень много знакомых, которые занимаются российским вином. Они говорят: очень много жемчужин, среди огромного количества, простите за выражение, шлака. Как донести до потребителя, во-первых, как произвести то, что можно продать потребителю – действительно продать, не убедить его – а сказать, вот это вот хорошо, и потребитель ответит: это лучше. Я знаю, что у вас итальянские энологи. Без итальянских энологов мы справимся или нет?

Ш.Алиев― Знаете, мы же способные товарищи. Вот я отношу себя к категории таких молодых виноделов, то есть, нового поколения. Если в Дагестане будут с тем же рвением, с каким я работаю, собираю информацию по крупицам со всей России в том числе, выжимаю всё, что можно взять у итальянцев – и в итоге делать очень качественный продукт, который понравился в том числе и вам, если таких в Дагестане ещё людей будет 3-4-5, они будут стараться это делать, двигать бренд, презентовать – не стесняться вывозить свою продукцию на выставки, показывать людям, рассказывать о нём, показывать не только за данный бренд, а рассказывать вообще за регион, говорить за культуру – двигать, есть же такое понятие «культура пития, культура виноделия, культура региона» — через эти ресурсы, участвовать в профильных выставках, участвовать в непрофильных выставках, быть продуктовым спонсором в разного рода мероприятиях – только так узнаются бренды. Если есть бренд коньяка Дагестана, он же тоже как-то развился какими-то усилиями, кто-то старался это сделать. Такими же усилиями можно сделать и другие бренды, в том числе и вина, и в целом оно имеет место быть.

И.Виттель― Подождите, Шамиль, давайте ещё раз, я буду занудой сегодня, адским занудой. За долгие годы, очень долгие годы. За века весь мир узнал Бордо, весь мир узнал некоторые винодельческие регионы других стран. Но никогда в жизни Дагестан не звучал для всего остального мира и даже для остальной России как винодельческий регион, да? Как винодельческий в смысле вина, не как коньяк. И даже коньяк занимает определённое очень место. Вот сейчас вы приходите и говорите: ребята, мы крутые, и я знаю как человек пробовавший, как человек знающий, как человек, которому, уж простите, ну принесли в клюве, сказали: «Вот это круто». Я попробовал и сказал: «Это круто, это замечательно». Но повторю, очень многие люди – не просто публика, которая заходит в магазин и принимает решение, а люди, которые разбираются, они говорят: «Отдельные жемчужины (и отдельные – не 1-2 на 1000, их много, жемчужин, но на огромное количество не очень того. Ну смотрите, например, простите, что обращаюсь к соседним регионам и не российским – Грузия, да? У нас в советское время Грузия – винодельческий регион, бла-бла-бла, любимое вино Сталина. Но мы же понимаем прекрасно, что Грузия – очень специфический винный регион, и то, что они делали, грузинское виноделие – это домашнее вино. Когда Грузия пришла на мировой рынок и сказала: «Мы хотим продавать», опять-таки, появились французские, немецкие, итальянские энологи, которые сказали: замечательно, у вас есть виноград, у вас есть условия для производства, мы сейчас будем делать – и сделали. Но назвать это грузинским вином — только по месту происхождения. У вас что?

Ш.Алиев― Расцвет грузинского виноделия имел очень серьёзный административный ресурс.

И.Виттель― В советское время или сейчас?

Ш.Алиев― Советское. Но наследие советского виноделия было для них как опорой, потому что республика винодельческая, сельскохозяйственная, и они ставили акцент на виноградодельческом комплексе и дальше двигались, развивали его. Я тоже был в Грузии, если посмотреть, у них очень сильно развиты малые формы хозяйства, вместо больших огромных заводов.

И.Виттель― Тогда извините, на секундочку перебью – а вот для России и Дагестана что лучше, это маленькие винодельческие хозяйства, фермы или это крупные, относительно крупные, не говорим об огромной промышленности, не буду опять называть бренды, видел в Грузии прекрасное производство с французским, теперь уже немецким вином.

Ш.Алиев― На регион – это уже маркетинг. Вы сами говорите, что есть потребность, ниша свободная вина, поэтому рождается для Дагестана, я считаю, 3-4 больших мегапроекта – только в плюс, даже ещё к тому, что сейчас есть. Давайте посмотрим на соседей – Краснодарский край, как минимум, 10 огромных больших проектов, не будем их называть – но они же не работают с производством 10-20-30 миллионов бутылок в год, почему же нашему региону так же не работать и не поконкурировать на рынке?

И.Виттель― Я же с вами не спорю, я только за, чтобы российское вино продавалось лучше, чем продавались наши зарубежные конкуренты, при условии, что оно будет не хуже. Более того, я за Дагестан, потому что Дагестан для меня – отдельная моя личная территория, это мой кусок сердца, это мне очень бы хотелось.

Ш.Алиев― Это очень приятно.

И.Виттель― Но я ставлю себя сейчас на место человека, заходящего в магазин. Вот заходит человек в магазин винный, смотрит и не очень понимает: а с чего я сейчас возьму дагестанское, почему? Он же принимает решение, либо вы вкладываете огромные деньги в бренд (как вы называли сейчас Краснодарский край, я понимаю, кого вы имеете в виду, это огромные деньги в бренд), это действительно уже понимание того, что этот бренд (особенно в игристых винах, в тихих у нас хуже). В игристых винах мы знаем, я уже не смотрю в магазине на те игристые, которые делает Италия, Испания или шампанское, которое делает Франция. Я говорю: о, цена, качество, я заранее уверен в этом бренде. Абсолютно понятно, большие деньги вложены в бренд, в строительство этого бренда, долгие годы. Заходя на полку российских вин, если бы я не бывал (я попалюсь, что бывал на многих выставках, и мы с вами знакомы, по-моему, если мне не изменяет память, лично), если бы мне не предложили люди и я не попробовал – я бы в жизни не пошёл пробовать дагестанское, почему? Дагестанский коньяк знаю, вино не знаю. Тогда возникает вопрос. Давайте, мы как маркетологи скажем: недорогую линейку, мы не занимаемся, не вкладываем большие деньги в бренд, мы про дорогое, мы про самое высококачественное, мы общаемся, что называется в Америке, «board to now» – такая устная легенда о том, что это круто. Понимаю. Как вы продвигаетесь?

Ш.Алиев― Если говорить про регион, то, конечно, у меня своё мнение есть про продвижение региона, потому что я этнический дагестанец, родился и вырос там.

И.Виттель― Не бывает же так, Шамиль, не мне вам рассказывать – этнический дагестанец. Аварец, лезгин, ногаец – давайте так.

Ш.Алиев― Моральное право имею, но фактическое нет, потому что за весь регион говорить — у нас есть достаточно сильные производственные бренды. Но за себя могу сказать, что развивать бренд – нужно говорить о своих винах, своих достижениях – но даже в том месте, где я работаю, мы не останавливаемся на достигнутом, мы двигаем вверх и в цене, и в линейке, чтобы было интересно, могу сказать про сорта: например, в белых сортах очень хорошо играют совиньон, ркацители, в красных – мерло, пине-нуар, кабернье совиньон. Очень хорошо приживаются и дают свои органолептические качества урожаю местного региона. Есть в планах делать вообще супер-крутые линейки, которые будут выдерживаться на французских вариках, акациях.

И.Виттель― Я честно вам покажу, у меня телефон в руке, подсказки. Люди, которые вернулись только что из Дагестана, пишут: «Потрясающие эндемики, но очень мало». Что ответите?

Ш.Алиев― Как правило, хорошего всегда мало, понимаете? Мы, в частности, небольшой срок нашему проекту, мы молодые. В некоторых вещах мы, можно даже сказать, экспериментируем. Да, получилось мало хорошо, будем немного увеличивать. Слишком много хорошо не бывают, все это понимают. Держать качество при огромной стране и масштабных количествах невозможно, это любой, большой даже проект.

И.Виттель― Смотрите, если у вас есть узкая ниша, если люди говорят – потрясающие эндемики, которые на международном рынке могли бы продаваться, но их надо продавать, их надо убеждать, что они готовы купить, и ладно, тут мне пишут профессионалы в продаже: «Не хотят, не слушают нас, как продавать. Ну вот смотрите, Европа. На полке стоит Новый свет, не говоря уже обо всех европейских линейках, тут приходят люди с хорошим качественным вином из Дагестана и говорят: «Ребята, а мы самые крутые». Через кого вы продвигаетесь?

Ш.Алиев― Знаете, вопрос немножко можно было бы переадресовать, если бы я был не один

И.Виттель― Вы один наедине со мной.

Ш.Алиев― Да, как я представитель, который непосредственно это вино делает, отвечает за его качество, за его уровень.

И.Виттель― Перефразирую. У вас, вот вы как производитель, вы же потребитель других. Честно, положа руку на сердце… Что ещё про вас знаю, конкретно про ваши бренды и про Дагестан. У вас есть Ркацители ценой на полке ниже 300. Дагестанское, сейчас не про ваше конкретно. Я прихожу в магазин и смотрю на полке вино дешевле 300. У нас есть такая нижняя психологическая отметка, которая у многих людей вызывает отторжение, ниже 300 российское вино хорошее – нее. Вот как вы объясните человеку как производитель вина, что дагестанское ркацители, недорогое, оно не хуже, а во многом и лучше аналогичных сортов грузинских, европейских – не ркацители, конечно, но других похожих сортов?

Ш.Алиев― Как и любую другую нишу и любую другую условно вещь, нужно пробовать и сравнивать, и делать собственные выводы. Я, например, если импорт пробую – я не останавливаюсь на одном, я сравниваю мерло одного региона с мерло других регионов и останавливаюсь на том, что мне понравится. Да, на полках есть очень много всего, не всё заслуживает внимания.

И.Виттель― Есть у человека в голове идиотское абсолютно предубеждение. Знаете, как говорят в Америке, предубеждение – мать всех … не буду цитировать, как они говорят, скажем так, всех неприятных ситуаций. Помните, у нас французское вино для нас – это всё, итальянское, испанское. Ну вот как сейчас, мы не можем сказать, дагестанское вино – это хорошо.

Ш.Алиев― Вот сейчас вас угостили и вы говорите, что кто-то отзывается – уже есть какая-то сподвижка, и уже хорошо. А откуда появились бренды итальянские, испанские, португальские? Люди поехали за границу, ищут возможности отдохнуть, что-то попробовать. Они пробуют, с этими брендами приезжают сюда в Россию, здесь ищут на полках. Это всё взаимосвязано – туризм, регион, культура, интерес к региону— всё.

И.Виттель― Подождите, Шамиль, я вам скажу, откуда взялось предубеждение. Когда случилась Перестройка, нам открылись зарубежные рынки, и люди сказали: всё иностранное хорошо, всё отечественное плохо. Я не знаю, насколько они правы, ну потому что я как человек, видимо, действительно старше вас, я как человек, пробовавший алкоголь в то время, да, у нас не было, наверное, в то время – про советское не буду говорить. Но российское, которое сравнимо с зарубежным – его и не было. Хотя сейчас, кстати, многие говорят: а что осталось хорошего от советского виноделия? Остались ли старые лозы или всё повырубали? Что у нас осталось, откуда взялось виноделие в Дагестане? Я, честно, вообще не слышал в советское время о Дагестане. Может, его и не было?

Ш.Алиев― Да нет, почему, наш регион по сбору винограда очень часто был первым по России. Если помните, большие производственные мощности были сосредоточены в столицах, Санкт-Петербурге, Москве, Краснодаре, именно по розливу. Это было устроено так в советское время, и регионы, которые находятся там, хозяйственные нагрузки, которые на себя брали, плюс виноградники России, условно, там в Дагестане, в окраинах, в Краснодарском крае – они были поставщиками уже сырья, чтобы разливали заводы, которые находятся в больших мегаполисах. Они вагонами и большими цистернами отправляли.

И.Виттель― Вы спросите, если вы не помните, спросите у родителей. Не было у нас брендов таких серьёзных. У нас были грузинские, на полках – молдавское ещё. К ужасу моему. Хотя, молдавское же отличное тоже вино бывает – у нас остался в памяти, не буду называть его, бренд вин. Про коньяки, в основном, говорили. Вот сейчас то, что вы делаете – если вот так объективно, как винодел, поставить рядом с – ну не со столовым вином, столовое не хочется сравнивать. Мы знаем, в Европе есть недорогие, но же не столовые сорта. Вот мы на этой полке где – наверху, вровень, ниже? Я говорю сейчас про дагестанские.

Ш.Алиев― Если мы говорим о том, что мы производим – я смело скажу, что это выше среднего, что касается Европы. Я вижу эмоции наших итальянцев, которые приезжают сюда, производят и с нами дегустируют нашу финальную продукцию, они у нас участвуют от лозы до розлива бутылки.

И.Виттель― Отлично, это специалисты. А на полках итальянцы видят у себя и, у вас же, кстати, есть же экспортные программы, вот итальянцы у себя видят немного.

Ш.Алиев― Есть даже такие случаи, когда они забирают определённые бренды на рынке наших вин с собой в Италию, чтобы пробовать их со своими коллегами и получать отзывы от них. Определённый интерес …

И.Виттель― Я про массового потребителя. Понятно, что приезжают итальянцы, тем более, что у вас итальянские энологи, и говорят: ребята, это потрясающе, нам страшно нравится. А я говорю о массовом потребителе.

Ш.Алиев― А я говорю о массовом продукте, который мы с ними делаем. У них задача – большая стратегическая задача итальянцев в нашем регионе на нашем производстве – сделать массовый большой сегмент продукции, доступный по цене именно на российских полках.

И.Виттель― Дагестанские энологи есть или всё-таки приходится пользоваться зарубежными?

Ш.Алиев― В частности, я, например

И.Виттель― Один.

Ш.Алиев― Ну и ребята – нет, почему, есть группа виноделов наших, примерно тоже моего возраста. У нас есть девочка с Крыма, которая вышла замуж за – у нас есть местный парень, который работает …

И.Виттель― Мы можем говорить о том, что дагестанские виноделы могут производить массовое производство качественного вина, которое можно продавать на экспорт, или мы на внутренний рынок замкнулись?

Ш.Алиев― Я считаю, что вполне можем конкурировать на экспорт – вопрос цены и позиционирования.

И.Виттель― Мы можем это делать (опять-таки повторюсь, мы – это я причисляю себя к дагестанским виноделам, ибо симпатизирую). Мы как страна, мы как Дагестан, мы как люди, которые симпатизируют российскому и дагестанскому виноделию, можем продавать на экспорт без помощи государства? Хватит ли у нас денег, давайте так – возможно, у вашей компании и ваших коллег достаточно денег на брендостроительство на внутреннем рынке. Определённых сортов. Тем более, я знаю, что у вас есть определённые линейки аппер-класса, высокого. В целом на продвижение дагестанского вина за границу, российского вина за границу – мы можем обойтись без государственных денег, без государственного продвижения?

Ш.Алиев―Какой бы не был, в России сегодня какая очевидность – какой бы ни был сильный бренд, государственный ресурс административный – всегда только в помощь. Вы же сами сказали…

И.Виттель― Я понимаю, что хорошо был. Но можем ли мы, ваша компания, мы привлекли итальянских энологов, мы делаем продукт не хуже зарубежных конкурентов в этой категории, понимаем, что логистика, что продвижение, что маркетинг, всё вместе цену делают выше. Но даже с учётом этого мы хороши. Окей, вы готовы выйти на международный рынок без государственных денег и сказать: ребята, вот мы здесь такие замечательные, покупайте. И будут покупать.

Ш.Алиев― Я как человек фундаментальный, скажу одну вещь: сначала надо закрепиться у себя в регионе, и чтобы люди знали твой бренд, а потом уже его двигать за пределы.

И.Виттель― Хорошо, мы про эно-туризм ещё хотели поговорить, у нас мало времени остаётся. Значит, приезжают люди. Я наблюдаю за очень многими людьми, которые, особенно в момент пандемии, тут многим повезло, стали для себя открывать – это очень смешно наблюдать, когда люди взрослые, продвинутые говорят: «О, у нас туризм есть! О, у нас ещё эно-туризм есть» Вот это безумно смешно, чем они занимались предыдущие 40-50 лет своей жизни, абсолютно непонятно.

Ш.Алиев― Турция, Египет.

И.Виттель― Да, ну вряд ли, люди продвинутые всё-таки ездили не по курортам, а по всему миру. И тут опаньки! У меня есть близкий товарищ, который возит экскурсии по Дагестану, думаю, вы его знаете, называть в эфире не буду, он возит туда иностранцев, и иностранцы сходят с ума – я сейчас не про эно-туризм говорю, просто сходят с ума от Дагестана. В восторге возвращаются, некоторые вообще остаются. Я несколько раз был в Дагестане, для меня это открытие нового мира. Я этот мир вместе с собой, как другие, кто побывал в Дагестане, оставил частичку своего сердца, возвращаюсь и говорю: «Ребята, вы не представляете себе, срочно езжайте, срочно смотрите». Но мне кажется, это всё недостаточно для того, чтобы это было массово. Таких туристов мало, я бы даже не назвал это туризмом. Вернулся – сразу хочешь обратно, это не туризм, это частичка сердца. То же самое с вином – поехали, у них такое вино есть! Ну это что – это тысяча людей. А сколько вы выпускаете бутылок?

Ш.Алиев: 2―3 миллиона в год.

И.Виттель― Правильно. 2-3 миллиона в год – это не тот рынок, когда люди ездят, возвращаются и говорят: «Ребята, это клёво». Ну сколько людей я подсажу на дагестанское вино?

Ш.Алиев― Думаю, что в ваших силах – человек 500-1000.

И.Виттель― Но они каждый едут, подсаживают… Я сейчас рассказываю, ребята, это круто. Но в целом, чтобы превратить это в массовый продукт?

Ш.Алиев― Нужно как сказать – участвовать везде. И в ресторанах, и…

И.Виттель― Давайте так. Вы чувствуете, вот к вам приезжают люди, возвращаются – после этого сколько к вам людей приезжают наслушавшись о вас? Можете представить динамику себе?

Ш.Алиев― Те, кто попадает к нам?

И.Виттель― Да.

Ш.Алиев― Процентов 90 мы слышим отзывы в социальных сетях, мы везде представлены, слышим отзывы, процентов 90 положительные. Что понравилось, что вкусно. Единственное негативное, что мы испытываем – что они его иногда не находят.

И.Виттель― У вас пробуют, а потом не находят. И тут возникает вопрос. Сейчас будет вопрос, наверное, неприятный не для вас, а для всего российского ритейла. Они не хотят ставить на полки, вы в преферанс играете?

Ш.Алиев― Нет

И.Виттель― Но, наверное, слышали. Просто был такой старый преферансный анекдот, когда двое игроков подсадили третьего на мизере, он от огорчения умер. И вот они идут за его гробом, один говорит: «Вот зайдите вы не в пичку, а в черву, было бы не 7 взяток, а 10» — «Да и так неплохо получилось». Понимаете, у них и так всё неплохо получается, у российского ритейла. Им неинтересно ставить без каких-то бюджетов, без всего, новых – что я вам рассказываю, вы и так это прекрасно знаете без меня – новые бренды, новых производителей. Чего нам ещё хотеть, какое ещё дагестанское вино, у нас вон французское разлетается.

Ш.Алиев― Да, абсолютная правда.

И.Виттель― Выход из этого?

Ш.Алиев― Может быть…

И.Виттель― Свои сети, объединение независимых производителей небольших?

Ш.Алиев― Это тяжело, свои сети. В одиночку ничего не получится, объединяться – у каждого свои интересы. Опять-таки, здесь господдержка нужна – здесь да.

И.Виттель― В каком виде господдержка? Выходит наше руководство верховное и говорит: «Ребята, мы тут решили, что российское важнее всего, поэтому давайте так – 50%

Ш.Алиев― 30

И.Виттель― Ну я решил 50, вы 30. Вы скромно. А нет, 30 для импорта, 70 для отечественного?

Ш.Алиев― Да.

И.Виттель― Хорошо, 50 на 50. Из них 10 Дагестану, это отдаём Крыму, это Краснодарскому краю. И тут наши возмущённые: «Тут у нас хамон отняли с пармезаном, а вы ещё хотите нас любимого вина лишить?» Мы не можем лишить насильно, они выбрали себе любимого производителя. Поддерживаю вас. Понимаете, дело в том, что это вот вечная задача между производителем и ритейлом, оно всегда так. Последние 20 лет своей жизни я в каждом эфире и на телевидении, и на радио всегда говорю: «Ребята, смотрите, у нас есть прекрасные производители, продукты их не хуже, они лучше». Директорам пофиг: «У нас продаётся, зачем они нам нужны? Занесите нам маркетинговый бюджет». В результате выясняется, что вино этого производителя, которое по себестоимости, грубо говоря, 120, со всеми начислениями маркетингами и прочим на полочке стоит 400, а какая-нибудь дешёвая столовая Испания 300. И что делает потребитель? Оно и понятно. Поэтому я вам сейчас что предлагаю: давайте сейчас вместе обратимся к нашему государству. Товарищи, поддержите отечественного производителя. Оно нам надо, это рабочие места, это наши виноделы, мы должны гордиться.

Ш.Алиев― Знаете, там целая система образуется, посёлкообразующая, градообразующая, когда виноделие и виноградарство, участвуют рабочие и крестьяне, которые кормят своих детей, которые работают на виноградниках с утра до ночи, виноград передают на винодельню – винодельня начинает работать с утра до ночи. Это целый комплекс хозяйственной структуры. Это рабочие места, в посёлках .которые сейчас пустеют, молодёжь сбегает в город. Если тут даже такая небольшая, можно сказать, 20-30% помощь от федеральных властей…

И.Виттель― Это возможно, кстати, может быть, компенсацию затрат – потому что, конечно, сети не словят. Я лично, как человек, который долгое время имеет к этому некоторое отношение, за то, чтобы сети были независимы, они строились, были компенсации за строительство этих сетей. Неважно, что вы производите – вино, сыр, мясные продукты – в Дагестане прекрасная баранина, дай бог здоровья вашим бараноделам, простите. Пастухам и мясопроизводителям, уж поверьте, вашу баранину я люблю, и Дагестан может накормить всю страну – кстати, тоже очень обидно, да? У нас есть Дагестан, есть Калмыкия, которые бараниной могут завалить всю страну, но опять-таки. Я за то, чтобы государство тем или иным способом поддерживало, и желаю вам всяческого успеха, и дорогие слушатели, потребляйте российское, приезжайте. Я сейчас не буду говорить про эно-туризм, это отдельная история, но от себя, как от человека, добавлю, неоднократно я оставлял там своё сердце, так же, как когда-то оставил в Грузии, а потом узнал, что есть Дагестан. Главное, не бойтесь – есть сейчас предубеждение, «Ой, сейчас нас там украдут», особенно молодые девушки, которые едут в Дагестан: «Ой, нас украдут сейчас, там так страшно». Потом, как было сказано в последней серии выдающегося сериала «Последний министр» — «Они и возвращаться не хотят». Правда, там это было сказано не про Дагестан, но про Дагестан можно умножить на десять. Поверьте мне, вы навсегда останетесь в Дагестане – если не телом, то сердцем. Шамиль, спасибо вам огромное, с наступающими праздниками. До встречи в Дагестане, до встречи в Дербенте, я надеюсь, что мы с вами там ещё увидимся. Напомню, это была программа «Виттель. Реальность», я, как вы уже догадались, Игорь Виттель, в гостях у меня был в гостях у меня сегодня был Шамиль Алиев, главный винодел Дербентской винодельческой компании. Ну и, прежде чем попрощаться, всё-таки на улице у нас не только снег, но и пандемия, поэтому прививайтесь, прививайтесь, ревакцинируйтесь, социальная дистанция, маски, а главное – берегите себя, пожалуйста, и потребляйте отечественное. Пока, берегите себя

«Счастливых семей много, а мы с тобой поживем для Бога».

Но постепенно Елизавета Константиновна приняла жизнь своего супруга. Она поняла, что это особенный человек и ее долг быть рядом с ним. И она была с ним до конца его дней. Была ангелом-хранителем. Она исполнила, по сути, обет монашества. Ради дела своего супруга она сохранила целомудрие, и жила в полном послушании у своего Батюшки. До нас дошли немногочисленные записи современников  отца Иоанна…

Митрополит Вениамин вспоминал о своей встрече с Матушкой Елизаветой: «Я лично видел ее еще при жизни отца Иоанна. При одном моем посещении на мой звонок в дверь вышла седая, покорная женщина. Ее удивительные глаза светились. Она улыбнулась кроткой улыбкой и предложила пройти к отцу Иоанну. Какая она была простая и тихая. И всегда находилась в тени своего известного мужа.

А что же ее супруг? А он ценил ее больше жизни, отдавал отчет в том нелегко подвиге, который она несет. В своих письмах к ней отец Иоанн именовал ее «благодарной супругой», «дорогой подружие»… А когда наступил срок их золотой свадьбы, то батюшка произнес замечательные слова: «Дорогая возлюбленная супруга, Елизавета Константиновна, прими от меня слова уважения в знак глубокой благодарности за мирное сожитие в продолжении 50 лет».

В последние месяцы своей жизни отец Иоанн говорил своей единственной супруге: «Оба мы собираемся умирать, оба мы готовимся к смерти. Ты до весны доживешь, а я нет. Но помни, что ты всегда будешь со мной, а я всегда с тобой».

После кончины Батюшки (20 декабря 1908 года) Елизавета Константиновна будто осиротела. Она без слез не могла слышать его имени. Частенько повторяла: «Ему хорошо там. А мне тяжело без него тут». Матушка прожила всего полгода после ухода своего супруга. 22 мая 1909, словно зная, что сегодня покинет этот мир, Елизавета Константиновна ненадолго зашла в комнату батюшки, помолилась, улыбнулась и через несколько часов отошла в тот мир, где встретилась с обожаемым супругом.

В чем святость Всероссийского Священника?

В молитве и посте. До сих пор его считают одним из сильнейших пастырей России. Говорят, когда отец Иоанн молился, то казалось, что он видит перед собой Бога и дерзновенно говорит с Ним. Он умолял, упрашивал, настаивал, словно, схватившись за ризу Христову, был готов не выпускать ее из рук, пока не будет услышан. И Бог его слышал…

До наших дней дошли рассказы тех, кому он помог. Ремесленник Григорий: «Мне было 22 года. Теперь я уже старик. У меня была семья, двое детишек. Я работал и пьянствовал. Семья голодала. Жена по дворам ходила. Еду собирала. Один раз прихожу домой, а у нас сидит батюшка Иоанн  и сына моего на руках держит. Что он дите говорил – не ведаю. Но меня столбняк взял. Смотрю  и кажется мне, что батюшка на Христа похож… Глаза ласковые, речь тихая. Нет, он не винил меня, а все оправдывал. Да только мне не до оправданий было. Ушел он, а я сижу и молчу. Не плачу, хотя душа вся в слезах. С тех пор все изменилось. Стал я человеком… Пить бросил, работать стал много и семья в сытости жить стала».

«Нужно любить всякого человека! И в грехе его и в позоре, — говорил Батюшка. — Не нужно смешивать человека — этот образ Божий — со злом, которое в нем». Он свято верил в то, что говорил и народ, со временем, начал отвечать ему искренней любовью.

В какой момент открылся  дар чудотворения у Иоанна Кронштадтского – сложно сказать… Сохранилась точная запись его рассказа о первом исцелении.

«Кто-то в Кронштадте заболел. Попросили моей молитвенной помощи. У меня и тогда была привычка: никому в просьбе не отказывать. Я стал молиться, предавая болящего в руки Божии, прося у Господа исполнения над болящим его святой воли. Но неожиданно приходит ко мне одна старушка, которую я давно знал. Приходит и настойчиво требует от меня, чтобы я молился о болящем не иначе, как о его выздоровлении. Помню, что испугался сперва… Как я могу иметь такое дерзновение? Но старушка настаивала. Она верила в силу моей молитвы. Я смирился. И стал просить для болящего исцеления. И Господь послал ему милость свою — он выздоровел. В другой раз по моей молитве исцеление повторилось. И я усмотрел в этом волю Божию, новое послушание от  Господа – молиться за тех, кто будет этого просить».

Из воспоминаний современников  следует, что по молитвам Иоанна Кронштадтского  совершались многие чудеса. Говорили, что возложением его рук излечивались самые тяжкие болезни. Исцеление совершалось как наедине, так и при большом стечении народа, а иногда и заочно. Достаточно было написать  отцу Иоанну письмо или попросить «с оказией», чтобы свершилось чудо.

Как возник такой дар у Батюшки? Тайна… Тайна, которую постичь невозможно. Возможно, этот великий дар – награда ему за великие подвиги – молитвенные труды, пост и безграничная любовь к ближнему. Вся верующая Россия стекалась к дивному чудотворцу. Говорят, что когда Батюшка приехал на службу в Ригу, то православные буквально «рвали» его на части… Каждому хотелось кусочек одежды от чудотворца. Вместе с паломниками, с письмами, которые приходили к отцу Иоанну ежедневно текли и баснословные суммы денег. По минимальным подсчетам его современников, через руки Батюшки проходили в год не менее одного миллиона рублей.  Да, суммы огромные! А он жил с матушкой в съемной квартире, питался скромно… Куда уходили целые состояния? На эти деньги святой ежедневно кормил тысячу нищих, а такжу устроил в Кронштадте замечательное учреждение – «Дом трудолюбия» со школой, мастерскими, приютом. А в Петербурге построил женский монастырь на Карповке, который  и сегодня  принимает  тысячи  верующих…

В чем секрет такой человеческой любви к Иоанну Кронштадтскому? Видимо, в его простоте. Он не искал красивых слов и оригинальных выражений, его проповеди отличались необыкновенной силой и глубиной мысли. Но при всем этом они были доступны для понимания даже простым людям.

Кончина отца Иоанна. Чудеса по молитвам к Батюшке…

Отец Иоанн точно предсказал день своей кончины. 18 декабря, как бы забывшись, он спросил игуменью Ангелину: «Которое сегодня число?» Она ответила: «Восемнадцатое». — «Значит еще два дня», — сказал в раздумье Батюшка. Незадолго до смерти он разослал всем почтальонам, рассыльным, исполнявшим его поручения, праздничные открытки на Рождество Христово. «А то и вовсе не получат», — добавил он.

Всероссийский пастырь скончался 20 декабря 1908 года на 80-м году жизни. Говорят, что уходил он тихо, покойно. Да и похороны были необычны… Гроб с телом Иоанна Кронштатдского был выставлен в Андреевском соборе для прощания. Народ беспрерывно шел в храм всю ночь с 21 на 22 декабря. На всем пространстве от Кронштадта до Ораниенбаума и от Балтийского вокзала в Петербурге до Иоанновского монастыря на Карповке стояли огромные толпы плачущего народа. Такого количества людей не было до того времени ни на одних похорогах – это был случай в России совершенно беспримерный.

Мария Афанасьевна, Москва: «Вот решили с подругой приехать к Батюшке. Были и в Иоанновском монастыре, где его святые мощи лежат. Поблагодарить приехали. Муж у меня запойный. Все в доме пропил, меня бил, детей по углам гонял. Хотела уже бежать от него. Но бабская натура – прощать. Все думала, что одумается. Но нет. А тут мне одна женщина посоветовала помолиться Иоанну Кронштадтскому. Я не поверила, но решилась. Сорок дней читала акафист Батюшке… До сих пор поверить не могу – перестал муж прикладываться к водке. Уже более года не пьет. Вот как это назвать? Чудо!»

Наталья Валентиновна, Москва: «А у меня  большое горе было. Ушел сын и пропал. Поругались мы с ним до этого. Кричала на него долго и… выгнала. Но материнское сердце прощает быстро обиду. А сына все нет. Больше месяца искали. Но ничего. А тут устала и заснула… И вижу, что ко мне подходит высокий, статный священник, берет меня за руку и говорит: «Имя всему – Любовь! Имя всему – Прощение! Прости душой. Полюби сердцем». Я как подскочила с кровати! Думала, что с ума сошла. Но те слова запали в душу. Но я же люблю своего сына! Да простила его давно! И тут меня словно током ударило: да душой же не простила! Поняла я все. И сын вернулся. Кто был тот священник? Да наш Батюшка. Я его облик на иконе увидела, когда в храм на Рождество зашла».

Долго я пробыла в квартире Иоанна Кронштадтского, много историй услышала. Всех и не запомнить… Но помню то чувства тепла, света, любви, которые меня еще долго сопровождали после посещения этого святого места. Поистине, есть чудотворцы на Руси! И всех их объединяет просто любовь. Любовь к Богу и ближнему…

Канонизация Святого Иоанна Кронштадтского состоялась в 1990 году.  Пожалуй, я ни у одного святого не читала такой простой и красивой молитвы, как у отца Иоанна…

Имя тебе – Любовь! Имя тебе – Свет! Имя тебе — Сила! Имя тебе — Мир! Имя тебе – Милость! Помилуй меня, Господи!

Давно хотел написать этот пост, да всё руки не доходили) Анализируя причины того, почему те или иные люди так любят СССР и продолжают его любить, даже несмотря на то, что факты убеждают в обратном, я пришел к выводу, что причины этого кроются в раннем детстве.

Современные исследователи закрытых обществ часто пишут об импринтинге — таким словом называют впитанную в раннем детстве догматику, расстаться с которой очень сложно даже под влиянием рациональных аргументов. Подобное встречается и в радикально-религиозных обществах, и просто в закрытых диктатурах вроде советской или северокорейской — несмотря на декларируемый «светский» характер, изнутри там всё очень похоже на религию.

Видео дня

У меня дома большая библиотека, немало томов в которой занимают издания времён СССР. Для сегодняшнего поста я проанализировал две книги, школьный учебник и собрание стихотворений известного детского поэта, чтобы показать вам, как уже с самого раннего детства в СССР детям «промывали мозги» коммунистической пропагандой, пишет Максим Мирович в Facebook.

В общем, в сегодняшнем посте — рассказ о том, как промывали мозги советским детям.

01. Начнём, пожалуй, с учебника. Советские учебники русского языка для школьников в позднем СССР (где-то начиная с 1960-х годов) были похожи как две капли воды и имели абсолютно одинаковые разделы, реплицируемые из более ранних изданий в более поздние. Разделы были следующими — нейтральные рассказы про природу «(ой ты наша зимушка-зима!»), рассказы про жизнь октябрят и пионеров, рассказы про советскую армию, рассказы о разделе Второй мировой войны под названием «Великая Отечественная» и рассказы про Октябрьский переворот, именуемый Революцией. Ещё (опционально) мог быть отдельный раздел про жизнь Ильича, его жизнь в шалаше и хитромудрые уходы от царской охранки.

Отдельное обязательное место занимал раздел, рассказывающий про «бедную и несчастную» жизнь крестьян до революции. Там всегда присутствовали образы маленьких мальчиков, которые вместо школы пашут на конях, и рабочих с красным флагом, на которых нападают жандармы и казаки. Абсолютно везде лепили стихи Сергея Михалкова (о нём еще поговорим ниже) с такими строками:

«А если станет невтерпежь,

Когда их путь далёк.»

О том, что коммунистчиеские власти за подобные демонстрации вас не бросят в острог, а просто расстреляют, как в Новочеркасске в 1962 году или в Гданьске в 1970-м, в учебниках предпочитали как-то не упоминать.

02. Вообще, теме протестов против «угнетения прав рабочих» во времена дореволюционной России форсилась в этих книженциях достаточно активно, помню десятки рассказов вроде «Фонарик» или «Флаг забастовки», которые рассказывали о протестах бедных рабочих. Вот только о том, что на самом деле «бедные рабочие» в дореволюционные времена жили значительно богаче и свободнее советских, могли себе позволить квартиры и неплохую мебель, тоже как-то предпочитали молчать.

03. Примерно в брежневские годы зацементировалась «официальная картинка» Октябрьского переворота, одинаковые визуальные образы тех событий кочевали из книги в книгу — одетый в черную тройку Ленин на броневике, крейсер «Аврора», одетые в гражданское «красногвардейцы», матросы и солдаты, вооруженные винтовками-трехлинейками, пулемётами Максима и маузерами. Отступать от канона считалось чем-то сродни святотатству, как если бы в средние века на иконе вдруг нарисовали «неканоничный» посторонний предмет.

В общем, картинка «Октября» должна была выглядеть примерно вот так:

04. Картинка «царской России» тоже была весьма каноничной — никто не рисовал в книгах шикарные доходные дома начала XX века, красивые парки, вежливых и учтивых горожан. Нет, если речь шла о временах до октября 1917 года — то показать должны были обязательно какое-то низкое, маленькое и темное помещение, освещенное лучиной либо керосиновой лампой, в котором люди тяжело и много работают, а за окном обязательно должна была быть зимняя или осенняя дождливая ночь.

Ещё обязательно нужно было нарисовать «угнетателей трудового народа» — как правило, рисовали какого-нибудь помещика или домовладельца, или пожилую «хозяйку», на которых художники отрывались по полной — все были сплошь носатыми, пузатыми, страшными и толстыми. Ну, чтобы советскому школьнику было понятно, кого в 1917-м свергли. Упыри какие-то короче!

05. А ещё очень смешно показывали образы «буржуинов, западных рабовладельцев и всяких интервентов». На иллюстрации к гайдаровскому «Мальчишу-Кибальчишу» (рассказу из повести «Военная тайна») солдат «империалистических армий» рисовали во фраках, цилиндрах и лаковых туфлях — словом, во всём том, что было так ненавистно «трудовому народу») Вот вам смешно, а школьник в каком-нибудь Сургуте или Иркутске действительно верил, что всё так и было.

06. Помимо чисто школьной «обработки», на советского ребёнка наваливалась ещё и пропаганда из «обычных» книжек. Особенно в этом усердствовал Сергей Михалков, детский поэт и по совместительству ярый сталинист. Драматург Анатолий Мареингоф рассказывал, что на одном из обедов в Кремле Сергей Михалков, заикаясь (зная, что это нравится Сталину) выклянчил у последнего недоеденный чебурек — «Иосиф Виссарионович, это мне на память!»

О чём писал любитель сталинских объедков? У меня в библиотеке есть собрание его стихов, изданное в 1953 году. Там очень много всего интересного, что повыбрасывали из более поздних изданий, особенно после 1956 года.

Вот, например, стихотворение про использование детского труда на заводах во времена СССР. Следите за руками — то, что дети работали в царской России — это очень плохо и вообще против этого боролись большевики. А то, что те же дети вместо учебы работают и во времена СССР — это очень хорошо и вообще прогресс.

07. Вот тоже замечательное стихотворение, отражающее шпиономанию 1930-х годов — школьники отловили неизвестного прохожего и тут же сдали его «в органы». Разумеется, всем известно, что если ты гуляешь и не имеешь документов — то ты агент империалистической разведки. Стучи на всех, сдавай прохожих.

08. Ещё по таким книгам очень интересно наблюдать, как формировался и к 1940-50-м годам уже сформировался полностью культ личностей Ленина и Сталина. Бертран Рассел, Карл Поппер, а также более поздние исследователи тоталитарных идеологий XX века, воде Сэма Харриса, отмечали, что коммунистическая идеология была построена по образцу классичиеской авраамической религии — с догматикой, чудесами, пророками и даже «тем светом» — коммунизмом, в который мы все обязательно попадём.

Даже сам поход в музей Ленина напоминает поход в храм — музей представляет собой большой красивый красный дом, похожий на дворец, в который мальчика ведет в воскресенье старшая сестра.

09. В музее рассказывается про житие гражданина Ульянова, выслушивать про которое нужно с благоговейным трепетом, причём сакрально-духовное значение приобретает даже чайник Вождя, на который хочется смотреть и смотреть, не отрываясь.

10. В конце стихотворения про музей описана присяга «юных ленинцев», что очень напоминает религиозное причастие, тоже практикующееся во многих религиях. А на страничке справа размещен тоже очень интересный стишок под названием «Счастье», в котором автор признаётся в своей любви к Сталину, который «обнимал всех детей на свете», вы только вчитайтесь в эти строки:

«В день парада,

И племён…»

11. Или вот, например, стихотворение «Смена». Речь в нём идет про то, что в районе Красной площади остановились автомобили и пропускают через переход группу детей из детского сада.

12. Мысленно рассуждая о том, кем станут эти дети, пассажиры приходят к мнению, что дети обязательно станут «ленинцами, сталинцами и коммунистами». Это как если бы сейчас кто-то, глядя на пятилетних детей, всерьез рассуждал о том, что мол «вон идут будущие члены партии «Единая Россия»))

13. Не обошлось в пропагандистских стишках Михалкова и без «очернения запада», вот например стихотворение о советских детях, оставшихся после Второй мировой войны вне территории СССР. Флаг, который «полощется над ними», конечно же «чужой и надменный» (а каким еще может быть флаг Британии, в самом деле), а английским военным дети говорят «гутен таг». Зачем с англичанами здороваться по-немецки — автор не уточняет, и так сойдёт, иностранное слово же.

14. А наиболее смешно выглядят рассуждения Михалкова о том, кем вне СССР станет условный «малыш из-под Пскова», здесь автор перечисляет ровно то, что как раз ждало бы малыша в СССР — солдат, шпион, раб, безмолвный рабочий скот в колхозе за трудодни.

15. Помимо этого, в стихах Михалкова постоянно присутствует военная тематика, одного мальчика он обзывает «мимозой» за то, что тот не готов к тому, «чтоб стать пилотом, быть отважным моряком, чтоб лежать за пулемётом, управлять броневиком». Короче, не готов сгореть в танке за советскую бюрократию — ты не человек, а растение.

16. Или вот. Даже простой урок подаётся как какая-то «военная игра». И после этого вы ещё удивляетесь, почему все поклонники СССР такие воинственные. Да у них что ни день — то баталия:)

Такие дела. Как видите, промывать мозги и готовить к лояльности к советской власти в СССР начинали уже с самого детства. Расскажите об этом посте друзьям, пусть тоже почитают.

А вы помните какие-нибудь образцы советской пропаганды из детства?

Расскажите, интересно)

Аварии с участием скорой — кто в них виноват?

• ДТП на Логойском тракте
• Разбор в ГАИ
• Переводят на медпомощь и взыскивают за автомобиль
• «Если спорить — будет только хуже»
• А что по ПДД?

ДТП на Логойском тракте

Логойский тракт, 2 — это район пересечения с улицей Волгоградской, окончание улицы Якуба Коласа и самое начало Логойского тракта. Узкие дворы, широкая дорога, трамвайная линия — загруженное место.

Скорая съезжала с тротуара. Почему?

— Был вызов на Логойский тракт, дом 2. Но там ко второму подъезду не получилось подъехать из-за ремонтных работ, поэтому медики пошли на визит, а меня попросили объехать дом и подъехать как можно ближе: скорую вызывали пожилой женщине, судя по всему, ее нужно было забирать в больницу, — рассказывал водитель. — Делать было нечего: я объехал дом вокруг и, чтобы подобраться поближе, со стороны проезжей части, там, где трамвайные пути имеют закругление и есть два светофора, въехал на тротуар. Включил, разумеется, проблесковые маячки, чтобы пешеходы обратили внимание, и задним ходом подъехал к дому.

Когда пациентку помести в автомобиль, водитель стал выезжать на дорогу, чтобы ехать в больницу.

— Мне нужно было выехать на проезжую часть через пешеходный переход. С маячками, я еще «крякнул», чтобы пешеходы были осторожны, подъехал к краю дороги, остановился. Со своего места я хорошо видел оба светофора: и транспортный, и пешеходный. На Логойском тракте загорелся желтый свет, потом красный. Прошло две секунды, пешеходам загорелся зеленый. Я посмотрел влево, видел, что первый и второй ряд на проезжей части остановились, в третьем никого не было. Стал съезжать на дорогу, посмотрел вправо — там машины тоже остановились. Снова глянул влево, а там по третьему ряду летит Audi, — говорил он.

Удар пришелся в левый бок автомобиля скорой помощи, в район заднего колеса. У Audi (за рулем была женщина) разбита передняя часть с водительской стороны, сработали подушки безопасности.

— Я как-то не подумал бегать по водителям, искать очевидцев, записывать телефоны. Да и все понятно было. Но к этой женщине приехал ее муж, и после этого все изменилось. Он с ходу стал разбираться, дескать, кто на какой сигнал ехал. Увел ее куда-то, затем вернулся и заявляет: она ехала на зеленый. Я отвечаю: да как же так, точно был красный, я это видел, все машины уже стояли. Нет — на зеленый, и все. И ГАИ в результате они изложили именно такую версию, — рассказал наш читатель.

Выходило, что виноват водитель скорой: не уступил дорогу. Чтобы это опровергнуть, нужны были серьезные аргументы.

Разбор в ГАИ

— Свидетели у меня были. Кроме тех, что подошли еще на месте ДТП, после публикации на Onlíner со мной связались еще два человека, в том числе женщина, которая сообщила мне, что видела, как Audi проехала на красный. С этим всем я и пошел в ГАИ, — рассказал нам водитель скорой.

Разбор был назначен на четверг, 9 декабря.

— Зашел в кабинет, стал говорить про свидетелей, а мне вручили бумагу. Короче, виноват я по ч. 12 ст. 18.13 КоАП, штраф — 6 базовых величин, — вздохнул наш читатель.

Тут еще вот что нужно учитывать. По правилам дорожного движения, после остановки или стоянки, так же как при перестроении, водитель должен уступить дорогу движущимся транспортным средствам. Нет оговорки, что можно не уступать автомобилям, которые нарушают прочие требования ПДД. Иными словами, даже если бы у ГАИ были неопровержимые доказательства того, что Audi ехала на красный, это не гарантировало бы снятия всех претензий с водителя скорой.

Обжаловать решение он не собирается. Переживает теперь только за то, чтобы на работе такой вердикт не привел к нехорошим последствиям.

Часть 12 статьи 18.13 Кодекса об административных правонарушениях — «Нарушение правил дорожного движения, повлекшее создание аварийной обстановки» — влечет наложение штрафа в размере от пяти до двадцати базовых величин с лишением права заниматься определенной деятельностью сроком до двух лет или без лишения.

Переводят на медпомощь и взыскивают за автомобиль

Возможно, самая резонансная авария с участием автомобиля скорой помощи, о которой мы рассказывали, произошла 6 ноября 2016 года в Минске. На перекрестке улиц Богдановича и Коммунистической автомобиль скорой помощи, в котором перевозили тяжелобольную женщину, столкнулся с Lada, после чего опрокинулся. В скорой были включены проблесковые маячки, работала сирена.

— Я подъезжал к перекрестку с улицей Коммунистической. Был красный свет. Сбросил скорость, посмотрел: встречные машины стояли, вроде все чисто — я по коробке и еду дальше. И тут с правой стороны выскакивает Lada Largus. По логике вещей я ожидал, что водитель этого автомобиля остановится. Мне в той ситуации просто ничего не оставалось: слева встречные автомобили, правее тротуар и здание Суворовского училища. Некуда было деваться, а торможение — оно ничего не дало. Я насколько мог взял левее, — рассказывал Алексей, водитель медицинского авто.

Lada ударила спецверсию Renault в район заднего колеса. От удара скорую помощь подбросило, она опрокинулась на Citroen и легла на крышу. Пациентка, которая находилась в скорой, скончалась, но это не было связано с аварией — к такому выводу пришли эксперты.

В отношении Алексея было составлено постановление об административном правонарушении по ч. 1 ст. 18.17 КоАП (старая редакция) — «Нарушение правил дорожного движения лицом, управляющим транспортным средством, повлекшее причинение потерпевшему легкого телесного повреждения». В ДТП виновным признали его. Пока продолжалось разбирательство и мужчина мог водить автомобиль, его перевели на медпомощь — ездил по поликлиникам, возил персонал. Зарплата на такой работе и тогда и теперь существенно ниже, чем получают водители скорой помощи.

Но и это не самое худшее. После постановления ГАИ и лишения прав с работы Алексея уволили. А затем он получил иск почти на 30 000 рублей от бывшего работодателя — КУП «Минсксанавтотранс». Автомобиль скорой помощи на момент ДТП был застрахован по договору комплексного страхования. Страховка покрыла положенные 10 тыс. евро, но ущерб насчитали гораздо больший.

Дошло до суда, но там стороны заключили мировое соглашение. Водитель скорой все равно остался должником, но сумма заметно уменьшилась, примерно до 19 000 рублей.

— Это только по телевизору говорят, что скорой нужно уступать дорогу, что водители этих машин помогают спасать чьи-то жизни.

Я же не один такой, я знаю, что немало водителей отвечают за ДТП, в которые попадали. Работают на медицинской помощи, выплачивают долги. Ничего не хочу сказать, но кто-то лишний раз задумается: а стоит ли ему включать мигалку, стоит ли торопиться? В тот день я вез в больницу чью-то маму, вез человека. Кто-то скажет: нечего летать. Но что делать водителю скорой в такой ситуации? — говорил Алексей.

«Если спорить — будет только хуже»

Еще один показательный случай. 13 февраля 2019 года, перекресток улиц Притыцкого и Кунцевщины в Минске. Машина скорой помощи, которая ехала с включенными проблесковыми маячками, столкнулась с Kia.

Момент столкновения попал на видео. Скорая двигалась по улице Кунцевщине со стороны улицы Казимировской в направлении улицы Притыцкого. В этот момент автомобилям на Притыцкого уже горел зеленый. Но у скорой работали проблесковые маяки, слышны были звуки сирены.

— Мы везли пациентку в 1-ю больницу — госпитализация. Я работаю в бригаде интенсивной терапии: в машине врач и два фельдшера высшей категории. Проблесковые маячки водитель может включать только по распоряжению старшего машины, то есть врача. Все это не просто так, водитель не включает мигалку, когда ему захочется. Только в случае экстренной необходимости, — рассказывал нам водитель скорой.

— Сами видите, ситуация двоякая. Я не летел сломя голову, снизил скорость, следил за ситуацией, принял, я считаю, все меры предосторожности. Но нюансов много. Сегодня был на разборе в ГАИ. Во всем на 100% обвинили меня. Как обычно в таких случаях — не обеспечил безопасность, — сообщил водитель скорой. — Я уже согласился, признал свою вину. Если спорить — будет только хуже. Вплоть до лишения прав, я знаю похожие случаи.

Знаю на практике: в 99% ДТП с участием скорой помощи с проблесковыми маячками виноват будет водитель скорой.

Я не уверен в том, насколько справедливое решение принято. Работали маячки. Но даже если девушка на Kia вовремя не увидела машину, она могла попытаться избежать столкновения, чуть уйти в сторону — всего 30 см не хватило. Но в итоге, да, в итоге она права: двигалась на зеленый, осталась в своей полосе.

А что по ПДД?

Уже понятно, что синие проблесковые маячки, установленные на автомобилях скорой, хоть и дают им преимущество в некоторых ситуациях, но весьма условное. От неприятностей маячки водителей медицинских автомобилей не спасают.

По Правилам дорожного движения, водители транспортных средств оперативного назначения с включенными маячками синего или синего и красного цветов при условии обеспечения безопасности дорожного движения могут отступать от требований светофоров, дорожных знаков и дорожной разметки, а также некоторых подпунктов Правил дорожного движения (п. 25).

При приближении транспортного средства оперативного назначения с включенным маячком синего цвета водители, независимо от направления их движения, должны уступить дорогу и обеспечить беспрепятственный проезд указанному транспортному средству оперативного назначения (п. 26 ПДД).

Но нередко мы слышали от водителей скорой помощи одну и ту же мысль, жутковатую и отчаянную: «Если кто-то зазевался, все равно виноват водитель скорой — так у нас по закону. Выходит, пусть люди умирают — водителю проще не включать маячки».

— Мне кажется, пора как-то пересмотреть законодательство в этой части, ведь транспортных средств на дорогах становится все больше, проехать все труднее. Обратите внимание: не так уж часто скорая помощь едет по улицам с проблесковыми маячками. А если едет — речь идет о чем-то очень серьезном, — говорил нам водитель в уже далеком 2019-м.

Как считаете, изменилось ли что-то за это время?

Знакомы с ситуацией? Пишите нам: pv@onliner.by или t.me/vitpetrovich.

Auto.Onlíner в Telegram: обстановка на дорогах и только самые важные новости

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by