С.Крючков― 19 часов и без малого 7 минут в российской столице. Меня зовут Станислав Крючков. И на «Эхе Москвы» — писатель Александр Проханов. Александр Андреевич, я приветствую вас!
А.Проханов― Здравствуйте!
С.Крючков― Идет трансляция на канале «Эхо Москвы» в YouTube. Присоединяйтесь со своими вопросами в адрес гостя. Также Яндекс.Дзен работает. СМС: +7 985 970 45 45.
Александр Андреевич, почему НАТО спокойно так не дает жить российскому руководству? Почему странным, на мой взгляд, образом мы заявляем о желании получать гарантии безопасности? По сути, публикуем планы, которые до поры, до подписания всякий раз остаются не разглашаемыми. Публично представили, а теперь еще и говорим: «Хотим напрямую с Вашингтоном, не хотим третьей стороны».
А.Проханов― НАТО давно беспокоит Россию. Потому что НАТО это крупнейший мощный военно-политический блок, который смотрит на Россию через прицелы, через подлетное время ракет. НАТО, по существу, сломало все устные договоренности, заключенные между Горбачевым и Колем. НАТО не только приближает к границам России свои боевые системы. НАТО — это огромный информационный монстр, который ведет военно-политическую пропаганду на Россию, разрушая ее внутренние структуры, имитирует внутренние конфликты. То есть мы имеем дело с реальной угрозой, перед которой Россия до сих пор достаточно бессильна и беспомощна.
Ну, кроме того, что мы создаем все новые и новые системы вооружений, спускаем на воду великолепные, прекрасные подводные лодки, мы ничего не делаем. Мы эту тенденцию не можем остановить. И сейчас на Украине встретились две тенденция. Первая тенденция — это тенденция самой Украины: превращение своей страны в суверенное мощное антироссийское, русофобское государство, ведущее борьбу или войну за возвращение Донбасса и Крыма.
С другой стороны, это тенденция усиливается желанием самой Украины получить поддержку НАТО, вступить в ее ряды. А вторая тенденция — это тенденция НАТО, неуклонное, из года в год, из десятилетия и десятилетие наворачивание на себя геостратегических пространств, окружающих Россию.
И поэтому эти две тенденции, сливаясь в одну, составляют мощную и грозную для России опасность. Другое дело, отвечает ли Россия на эти тенденции, кроме ответных предупреждений бесконечных, которые внушают огромное разочарование русским гражданам и, видимо, только усиливают внутренние напоры, внутреннее давление противника.
Нельзя же бесконечно, на протяжении десятилетий грозить кулаками и не ударить. Нельзя же после того, как было сломлено украинское наступление к российским границам под Иловайском, нельзя же после этого ответного удара, разгромившего этот клин украинский, остановиться и ничего не делать. И ждать, когда все повторится в Дебальцевском котле.
А.Проханов:От слов «адекватные меры» мне хочется схватиться за пистолет
А когда Дебальцевский котел был разгромлен, разрушен ценой больших жертв ополченцев, и ополченцы вырвались на оперативный простор и пошли к Мариуполю, что влекло за собой падение Мариуполя и создание, по существу, созвездие левобережных независимых государство: Харьковского, Одесского, Николаевского и так далее. Этот порыв был остановлен.
И вот теперь в течение этих 10 лет Россия только и делает, что грозит кулаком, а там идет неуклонная, полноценная модернизация армии, оснащение этой армии новейшими системами вооружения, создание, действительно, американской, натовской структуры там.
И вот теперь, наконец, когда кончилось терпение России и Россия предложила американцам, НАТО уважать свои красные линии, мы получили в ответ тихое, спокойное, полное скрытой насмешки заявление, связанное с отказом от всего этого.
И опять на сегодняшней коллегии в присутствии звездных генералов президент говорил, что мы на это ответим адекватными мерами. От слов «адекватные меры» мне хочется схватиться за пистолет. Я не знаю, что это за адекватные меры. Мы что, разместим НРЗБ наши ракеты. Или, может быть, усилим нашу антиукраинскую, антинатовскую пропаганда на центральных каналах? Вот что внушает мне разочарование, опасение и неверие в то, что эта проблема будет каким-то образом решаться в целом и превратится в такой замороженный, мерзкий, отвратительный неразрешимый клубок.
М.Курников― Меры этой адекватности, по вашему мнению, чем должны определяться? Москва должна идти до конца и добиться, чтобы эти красные линии были учтены в соответствующем договоре — с Вашингтоном ли, с Брюсселем ли или же в чем-то ином?
А.Проханов― Эти красные линии не будут учтены ни Брюсселем, ни Вашингтоном — это ясно совершенно. Об этом сделаны официальные заявления. Если они пойдут на условия Москвы, это будет значить, что они спасовали. Это значит, что вся мощь НАТО, вся огромная мегамашина натовской экспансии, она пробуксовывает, она ничто перед 20 или 40 тысячами русских пехотинцев, которые сконцентрировались в районе Белгорода. Это невозможно. Значит, они не пойдут на это.
Но в наших угрозах и наших обещаниях ответить зашли слишком далеко. Если мы опять отступим, мы окажемся опять в положении беспомощных, многоречивых многословных, но, по существу, немногословных партнеров. Ситуация тупиковая.
М.Курников― Перспектива довольно жесткая. Потому что если подписания не будет, а идти нам куда-то нужно, то идти куда — в горячую фазу, непосредственное соприкосновение? Вы сами про подлетное время сказали. И тут уже шутки-то плохие.
А.Проханов― Ну, так подлетное время. Можно и на Кубе разместить это подлетное время и в Венесуэле. Это будет с точки зрения, может быть, Москвы адекватным ответом. Конечно, это неадекватный ответ, абсолютно неадекватный ответ. Потому что одно дело — Украина со своей военно-политической разведывательной, абсолютно приближенной к нам структурой, другое дело — наши ракеты где-через океан, далеко в Венесуэле, которые никогда не будут стрелять по Вашингтону. Так же, как, по всей видимости, американские и натовские ракеты в случае нашего нападения на Украину, они никогда не будут стрелять по Москве или по Воронежу. Также наши ракеты никогда не выстрелят по Вашингтону и Нью-Йорку.
Все будет решаться здесь, на полях сражения под Донецком и Луганском — вот здесь будет самая драма. Сможет ли Россия повторить или продлить тот оборванный порыв ополченцев на Мариуполь? Сможет ли превратить этот порыв в серьезную геостратегическую и моральную, и метафизическую операцию по возращению большей части украинского населения в лоно русского сознания в лоно панславянского сознания. Или же нет на это ни умения, ни средств, ни времени.
С.Крючков― А вы верите в большей степени в русское оружие или в русскую дипломатию? Нет ли здесь необходимости вот сейчас, не дожидаясь горячей фазы, остановиться и предпринять все возможные усилия, чтобы для того, о чем вы говорите, не произошло? Или вы говорите о том, что может произойти, как о чем-то желаемом — об этом установлении панславянского мира в ваших границах, в вашем представлении?
А.Проханов: Нельзя же бесконечно, на протяжении десятилетий грозить кулаками и не ударить
А.Проханов― Я думаю, что все дипломатические меры давно уже беспомощны. Все русские дипломаты, которые были на Украине, начиная от Зурабова — вот русский дипломат Зурабов, потом сменил его… кто, напомните.
С.Крючков― Черномырдин, по-моему, пришел на смену.
А.Проханов― Там был Черномырдин, там был бывший министр…
С.Крючков― Починок.
А.Проханов― Это все случайные люди. И, по существу, на этом фоне Украина все больше и больше отдалялась от России. На этом фоне был совершен переворот. На этом фоне после бегства Януковича была создана эта огромная русофобская пропагандистская мегамашина. И потом все дипломатические усилия давно уже исчерпаны и они бессмысленны.
Последние дипломатические усилия были предприняты Сурковым. Я думаю, что эти усилия были достаточно значительными, но недостаточными. Потому что у Суркова не было всей полноты политической власти. Теперь ни времени, ни дипломатов. Я думаю, что сейчас время силовиков наступает.
С.Крючков― А на уровне президентов договоренности какие-то возможны? Потому что есть заявление Зеленского, буквально час назад сделанное, о том, что «на уровне тет-а-тет я готов говорит с Путиным». Но, собственно, этого диалога сейчас не происходит ровным счетом ни в каком виде. Потому что не осознавать опасности в Киеве не могут.
А.Проханов― Здесь много от психологии. Психологический фактор. Что думаете, Путин пойдет на встречу с Зеленским после того, как он наговорил такого о Зеленском, после чего вообще не поворачивают в эту сторону, руки не подают. Неужели вы думаете, он пойдет на это? Я думаю, что никогда не пойдет на эту встречу.
С.Крючков― Знаете ли, судьбы государств решаются, судьбы славянского мира, как вы говорите. Почему нет?
А.Проханов― Судьбы славянского мира решаются не через рукопожатие Путина и Зеленского. Судьбы славянского мира решаются за счет народных восстаний в Харькове, в Николаеве, в Одессе. Вот если эти восстания там произойдут, если восстания будут поддержаны Россией, как это было в Донецке и в Крыму, — вот тогда это будет ответ.
С.Крючков― Скажите, а здесь, во внутреннем контуре, в Московии, скажем, в России, проблема гипотетической возможности такого восстания уже решена Владимиром Путиным? Вот сегодня он подписал пресловутый закон о публичной власти, которая разрешает губернаторам баллотироваться более двух сроков подряд, запрещает главам республик именоваться президентами. То есть здесь все в достаточной степени стабилизировано, подморожено, зацементировано так, чтобы выходить на внешний контур и ставить задачи и цели вот в таком широком ключе.
А.Проханов― Я всегда говорил, что Путин строит новую фазу своего государства. Мы находимся в позднепутинском государстве, которое выстраивается самыми разными способами. Сейчас мы видим внешние способы: усиление централизма, подавление остатков вольницы 90-х годов. По всей видимости, в недрах правительстве зреют какие-то крупные проекты, не национальные проекты, а такие, наднациональные проекты, на которые намекает Шойгу, говоря о городах-миллионниках.
А.Проханов: НАТО — это огромный информационный монстр, который ведет военно-политическую пропаганду на Россию
Мне кажется, готовится реформа управления, которая, кстати, во многом будет копировать советскую, сталинскую систему управления, которая показала свою очень высокую эффективность довоенную и послевоенную. То есть идет достраивание позднепутинского государства. Тут окончательно внедрена окончательная идеология Победы.
Идеология Победы, если ее рассматривать просто как идеологию 45-го года, как идеологию Победы побед, потому что русская история — это победная история, и русский, российский народ — это победный народ, который умудряется всегда после чудовищных поражений таких, как в 91-м году, каждый раз восставать и побеждать заново, — вот эта идеология, она сейчас цементируется, она развивается. В недрах, кстати, этой идеологии присутствует Иосиф Сталин, потому что идеология Победы без Сталина, она бессмысленна, она оскопленная победа.
А что касается внешних тенденций, мне кажется, что Путин и в силу своей исконной профессии и в силу того, что он лидер имперской России, и в силу того, что он уже слишком долго находится в кремлевских палатах, эти палаты носят такой магический, таинственный смысле. Все, кто приходят в кремлевские палаты вольнодумцем, демократом, со временем становятся авторитарными правителями, великими князьями, царями или вождями. В силу этого он будет стремиться к восстановление теми или иными способами имперский форм, имперских границ.
С.Крючков― В этом смысле Владимир Путин может не переживать, что это государство в поздней стадии его создания, есть кому подхватить после него? Потому что не вечные мы, календарь идет и дни сменяют друг друга.
А.Проханов― Я думаю, что для него это является проблемой. Но мне трудно сказать, что он об этом думает. Мне кажется, что он все-таки думает о том, что не настало время думать о преемнике, что у него много сил, жизненных возможностей, много времени впереди. Надо доделать эта планы, проекты свои. А в недрах этих крупных проектов возникнут его реальные помощники — помощники новой волны. Потому что, конечно, Шойгу для него помощник, несомненно, но Шойгу тоже не молодой человек.
Мне кажется, что он задумается о людях, которые окажутся рядом с ним во время этих новых форм имперского строительства. Там, когда все имперские формы обнаружат себя в полную меру, мы увидим «птенцов гнезда Петрова».
С.Крючков― А почему эти новые формы имперского строительства нуждаются в таких прежних, уходящих уже в историю ритуалах? Вот сегодня в очередной раз несколько сотен человек флагами Советский Союза, портретами Сталина возлагали цветы к могиле Генералиссимуса. Я, в принципе, с трудом себе могу объяснить живучесть этой памяти.
Вот молодой человек Денис Мантуров есть у нас, министр промышленности и торговли. Похвалил Сталина, говорит: «Развивал промышленность в Советском Союзе, и все, что было создано в тот период, оно живо и сегодня». Я эту живучесть наблюдаю лишь отчасти в виде трубопрокатных заводов и труб создаваемых, по которым в конечном счете на тот самые враждебный Запад мы гоним нефть, мы гоним газ. И как-то с имперскостью российской не увязывается здесь в единую картину.
А.Проханов― Например, я считаю, что сталинизм сегодня проявляется в том, что мы говорим по-русски с вами. Это сильнее, чем трубопроводы и трубопрокатные заводы. То, что сегодня русский народ говорит по-русски, а не по-немецки, — это заслуга Иосифа Виссарионовича Сталина. Об этом не очень-то говорят, но в подсознании, наверное, наш человек это знает, за это ценит.
Потом ведь со Сталиным все ясно. Он вошел в историю. И что бы с ним не делали, что бы с ним не делала пропаганда та или иная, он уже закреплен в историю в том виде, в каком он эти историю сделал. История 20-го века — это история Сталина. Сталин делал эту историю.
А.Проханов: Идеология Победы без Сталина, она бессмысленна, она оскопленная победа
И если вы не выбрасываете XX век на помойку историческую, что невозможно, в принципе, то вы должны примириться с тем, что Сталин оказывается великим русским империалистом всего XX , а, может быть, даже XXI века. Потому что все, чем мы сейчас живем, все наши достижения — это сталинские достижения. Мы живем сталинскими ракетами, сталинскими самолетами, мы живем сталинскими железными дорогами. Вся Сибирь с ее заводами — новосибирские, уральские заводы, красноярские — это все сталинизм. И главное, мы живем как сохранившиеся в этих чудовищных условиях XX века, когда с восток шла Япония, с запада шла Германия, мы сберегли свой суверенитет и свою историческую ветвь.
С.Крючков― А цена этого сбережения, на ваш взгляд, не слишком ли высокая оказалась на внутреннем контуре, на внутренних границах. Я не говорю о потерях в столкновении с гитлеровцами, а о репрессиях тех же самых.
А.Проханов― Это правомерный вопрос, конечно. Ведь он же был задан. Стоило ли, например, было защищать Ленинград…
С.Крючков― Нет, вопрос ровно не об этом. Вопрос в том, что сталинская индустриализация была осуществлена ценой тысяч жизней тех, кто был, собственно говоря, силой этой индустриализации.
А.Проханов― Если бы этой индустриализации не было, не было бы русских танков, орудий, не было бы русских самолетов, не было бы вообще этой системы, организации, которая позволила перебросить заводы с запада на восток, и этой организации, которая позволила после разгрома после разгрома советской Красной Армии в 41-м году создать вторую, резервную армию. По существу это насилие, эти репрессии — действительно, дорогая цена, но давайте другую цену заплатим.
С.Крючков― Скажите, а почему сегодня — мы, условно говоря, сходимся с тем, что эта фигура имеет место в российской истории, с этим не поспоришь; знак — это пусть историки расставляют и каждый для себя, у меня есть свое понимание, — тем не менее, почему сегодня этот разговор вновь и вновь актуализируется. Вот есть учебники. Пусть место на страницах этих учебников остается. Но нет, тащат в публичное пространство, почему-то водружают на хоругви и несут.
А.Проханов― Интерес к истории, он очень важен. Тем более, что мы находимся в исторической мясорубке. Мы до сих пор продолжаем рубить XX век. Идет чудовищных антисталинизм во всех самых разных сферах. Среди либеральной интеллигенции антисталинизм, в церковных кругах антисталинизм. Почему не бросить это, не оставить заниматься богослужением, например или заниматься, действительно, правами человека? Нет, идет камнедробилка: перемалывает советский опыт. И под эту камнедробилку попадает такая малозначительная, малоизвестная, почти незаметная фигура как Иосифа Сталина. Вы милостиво оставили ей место в истории. Это, действительно, заслуживает благодарности. Действительно, сталинские потомки должны быть вам благодарны, что вы оставляете его в русской истории.
Но на самом деле русская история продолжается в своем исконном, весьма драматическом, но неизменном порыве. Мы восстанавливаем по-прежнему государство. Мы пережили крах очередной фазы русской государственности в 91-м году. Сталинская она или романовская или Московское царство Ивана Грозного. Мы пережили этот крах, и он до сих пор делает нас народом-подранком.
До сих пор мы вымирающий народ, потерявший свои прежние русские территории. По-прежнему, около 30 или 20 миллионов русских отсечены от России. Мы народ подранок. И потом мы восстанавливаем эту историю. Нам от этой истории больно. Надо быть просто наркоманом или абсолютно бесчувственным, бессовестным человеком, чтобы не думать об этой истории.
Кстати, огромнейшее количество сегодняшних богатеев не думает об этой истории. А самые продвинутые богатеи думают о ней и боятся этой истории, потому что они прекрасно понимают: им не уцелеть в следующий политический этап. Все, что они сделали со страной после 91-го года — это им аукнется. Народ ничего не забыл. Он молчит, у него нет своих глашатаев, у него нет своих витий, он мучается, он бьется за хлеб насущный, он пьет горькую. Но в нем все это живет и откладывается. Это все вспыхнет. И тогда государство может погибнуть.
Поэтому я думаю, что для Путина, который строит свое государство, очень важны выправления этих исторических перекосов. Отсюда и этот неосталинизм, который заложен в реставрацию этой русской государственности. Она не может быть реставрирована в других формах. Она не может быть реставрирована в тех формах, о которых говорил Сокуров. Не может оно раздать суверенитеты и раздать суверенную государственность в Поволжье. Тогда от русских вообще ничего не останется. Мы и так вымирающий народ.
Надо понять, что надо сделать, чтобы народ перестал вымирать. Я все время думаю, что я писатель вымирающего народа. Рядом со мной врач, является врачом вымирающего народа. Космонавт является космонавтом вымирающего народа. Генерал вымирающего народа…
М.Курников― О судьбе народа-подранка, его писателях и врачевателях мы поговорим после новостного выпуска и рекламы на «Эхо Москвы» с писателем Александром Прохановым. Он сегодня гость на «Эхе» со своим особым мнением.
НОВОСТИ
С.Крючков― Станислав Крючков. Это «Особое мнение» писателя Александра Проханова. Александр Андреевич, Мосгорсуд оставил под арестом ректора Шанинки Сергея Зуева. Ранее его арестовали по делу о хищениях. И состояние здоровья там сложное — один аспект. И, в принципе, есть еще один. Когда была встреча Путина с СПЧ, вопрос о пребывании его в СИЗО поднимался. И тогда глава государства сказал: «Не вижу в этом смысла». А послезавтра будет пресс-конференция Путина, где, возможно, эта тема вновь будет затронута, поднята.
А.Проханов: То, что сегодня русский народ говорит по-русски, а не по-немецки, — это заслуга Иосифа Сталина
На ваш взгляд, чем здесь сердце должно быть успокоено, и как решать ситуацию? С одной стороны, глава государство декларирует одно, а, с другой стороны, наша независимая, самодостаточная судебная система выносит раз за разом свои решения, что нужно оставаться под стражей, хотя какая там необходимость, непонятно.
А.Проханов― Это ведь вызывает восхищение перед нашей судебной системой, которая не убоялась приказа и рекомендации президента…
С.Крючков― Ох, не убоялась.
А.Проханов― И пошла по пути соблюдения своих законов и представлений. Этот спектакль очень поучителен. Я думаю, что Путин этим самым хотел сказать: «Да отстаньте вы от меня! Чего вы пристали ко мне с Зуевым. Действительно, я отпускаю его на свободу. Но что я могу сделать, если закон выше меня. Такая инсценировка, которая должна разочаровать всех правозащитников, уповающих на то, что президент им поможет. Президент им не поможет. Президент будет действовать из своих рациональных представлений о стабильности и о балансах. Президент, я убежден, не закроет «Мемориал*», например.
М.Курников― Признанный иностранным агентом, должен сказать здесь.
А.Проханов― Он, может быть, снимет бирку с кого-нибудь «иностранный агент». И, например, тот, с кого сдерут эту почетную бирку, он должен возмутиться, и он должен впредь, выходя в прессу, называть себя иностранным агентом, вопреки тому, что сняли с него эту бирку. Потому что это возмутительно: сначала наградить этой медалью, а потом сорвать ее. Вот он будет носить ее на себе до той поры, пока слово «иностранный агент» не станет, наоборот, охранной грамотой, и те, кто были иностранным агентом, потом станут министрами, депутатами и губернаторами.
Это все говорит о большой постановке. Вся наша политическая внутренняя жизнь — это, конечно, режиссура. Не всегда удачная, но в целом восхитительная.
С.Крючков― А в рамках этой режиссуры, президент не культивирует ли систему двоемыслия, в том числе, и среди лояльного ему электората, лояльных ему граждан, с одной стороны, говоря о том, что «закон выше меня», а, с другой стороны, говоря: «Я выстраиваю это позднепутинское государство, которое подчинено моим чаяниям, моим велениям, моим хотениям, и закон мне не указ и красные линии я обозначу и буду говорить то, что считаю необходимым».
А.Проханов― Я думаю, что это больше, чем двоемыслие. Это очень сложная манипуляция представлениями людей, большинства людей о добре и зле и представлений президента о том, что полезно государству и что полезно ему лично.
Я все время думаю о похоронах Лужкова. Ведь, по существу, Лужкова, московский диктатор, который сложил в Москве мощнейшую, небывалую в России коррупционную систему, создал огромную московскую мафию, которая продолжается существовать и будет нарастать в своем могуществе. И он был изгнан со своего поста президентом Медведевым.
По существу он потерпел поражение. Ему не сказали: «Лужков, ты вор, грабитель. Уйди с моих глаз!» Нет. Утрата доверия. Что утрата доверия? Что, он не ту канализацию, что ли проложил — что он сделал? Он осточертел своим беспределом. При нем стреляли. При нем Измайлов кормил интеллигенцию икрой. Вся Москва была погружена в разбой, мерзость, запустение. Его прогнали.
А.Проханов: Эти красные линии не будут учтены ни Брюсселем, ни Вашингтоном — это ясно совершенно
А хоронили его как великого кумира. Путин пришел на погребение. Патриарх служил. Так кто же такой Лужков: бандит, Аль Капоне или столп русской государственности?
И таких случаев бесконечное множество. Мы за Победу. Конечно, великая Победа, но мы драпируем Мавзолей, при этом оскопляем Победу и закрываем эту трибуну, с которой совершались два великих парада — 41-го и 45-го года. Это есть не двоемыслие, а какой-то дриблинг постоянный, которые превращает сегодняшнее общественное сознание в такую непрерывную вибрацию. НРЗБ У нас нет векторов, нет ценностей. Они есть, они у вас есть, у меня есть…
С.Крючков― Как происходит складывание векторов, как происходит складывание логики, где ты, с одной стороны, бандит, а, с другой стороны, ты совесть нации, условно.
А.Проханов― Это происходит потому, что в недрах сегодняшнего государства, условно говоря, лужковцы, которые являются его духовными и материальными людьми, то есть коррупционеры, воры, грабители, беззастенчивые лжецы, весельчаки, — они все существует в сегодняшней власти. И другая часть власти, которая стремиться с этим покончить, видит в этом опасность. Кажется им, что это все кончится ужасно и плохо. Эта двойственность самой власти, которая проявляется не только по отношению к Лужкову, по отношению ко всему: и к Украине, и к горящим лесам, и к мемориалу. И к памятнику Дзержинскому, и к телу Ленина в Мавзолее, и к подарку, который Путин сделал сегодня ребенку и подарил ему гитару. Причем оказалось, что ребенок живет, чуть ли не снимает угол в квартире, нет у него собственного дома. Он будет бренчать теперь на гитаре на лестничных клетках.
Это все нетвердость этой структуры. И позднепутинское государство должно с этим покончить. Должен возникнуть государственный вектор. Если Победа является нашей идеологией, а она является, потому что вынь Победу — все рассыплется, то за Победой должны следовать эти векторы великого единства, векторы мистической победности, доминанта духовного над материальным, жертвенность — всё то, что и создавалось русскими людьми, выстраивающими свою государственность.
С.Крючков― В этом смысле ковидная история и пандемия, она вносит этот раздрай в функционирование этого шара с броуновским движением и поиском результирующего вектора, о котором вы говорите или нет? Какой-то элемент дестабилизации здесь видится.
А.Проханов― Колоссальный. Я даже не буду перечислять, какое количество противоречивых вбросов, суждений, дискуссий, распрей идет в интернете. И эта неопределенность, это множество разных, исключающих друг друга представлений. Чем более, кстати, сумасшедшее это представление, тем оно действеннее. И все это наматывается в клубки, все это создает кому ужаса и какой-то истероидности. Это все превращается уже в самозапущенную и саморазвивающуюся систему. Ее не нужно стимулировать, она стимулирует сама себя. Ее невозможно остановить.
Мои друзья из провинций, из губерний говорят, что губернаторы в растерянности, они не знают, что делать. Центр дает одно указание, потом другое. Открывать ковидные клиники, закрывать ковидные клиники, давать надбавки — не давать; делать дистанционное — не делать; устраивать локдауны — не устраивать.
И вот эта неопределенность мешает управлять губерниями, регионами, мешает управлять страной. Из этого надо выходить. Мы с этого начинали. Как выходить из этого кома нарастающей неопределенности, нестабильности? Либо по-сурковски, через войну, то есть спалить весь этот хаос, весь этот бунт на полях сражений. Либо через анонсацию великого проекта. Этот проект есть, его контуры есть. Мои коллеги, мои друзья из Изборского клуба сформулировали этот проект, сформулировали эту идеологию. Этот проект лежит на столе у власть имущих.
С.Крючков― Этот проект по технологической линии должен осуществляться или это мировоззренческая какая-то штука?
А.Проханов― Это все вместе. Это проект, который связан с идеологией Победы. И эта идеология должна быть как бутон разойтись на несколько лепестков, должна смениться политическим и технологическим.
А.Проханов: Думаю, что Путин этим хотел сказать: «Да отстаньте вы от меня! Чего вы пристали ко мне с Зуевым
С.Крючков― Идеологией Победы, укорененной в нашем совместном российском, русском будущем или в нашем советском далеком прошлом? Потому что жить прошлым до бесконечности невозможно.
А.Проханов― Я вам сказал, что это идеология Победы, она исходит из прошлого и устремляется в грядущее. Главное в этой идеологии — победность русской истории. Это та победность, которые обеспечивает каждый раз после очередного падения воскрешение и одоление. Вот эта победность, которая связана с особым русским чудом, о на является основной нашего исторического существования. И эта победность вошла в эту идеологию. Эту идеологию сейчас необходимо оформить политологическим языком, чем занимается мой Изборский клуб.
И необходимо оформить метафически, религиозно, потому что вот эта русская Победа, Победа побед, куда укладываются все победы поля брани, все победы русской иконописи, Серебряный, Золотой век, а так же самое главное — победа после 91-го года. Нам удалось перепрыгнуть эту пропасть, этот разрыв ельцинский и выстоять, и создавать новое государство. Это сверхпобеда. Это Победа побед. Нам необходимо создать еще и религиозную концепцию этой победы. То есть для идеологов, для проектантов здесь огромное поле для творчества.
С.Крючков― Писатель Александр Проханов сегодня со своим особым мнением. Благодарю Александр Андреевич, надеюсь, что вашими чаяниями да выживет Русь.
Сразу после этого эфира в 20 часов — «В круге Света». Продолжим тему мирного предложения или ультиматума, который прозвучал 17 декабря устами Рябкова в адрес США и Брюсселя. Гостями Светланы Сорокиной и Юрия Кобаладзе станут Сергей Караганов, почетный председатель президиума Совета по внешней оборонной политике. И Дмитрий Тренин, директор Московского центра Карнеги.
Я Станислав Крючков на этом прощаюсь, еще раз благодарю нашего гостя. Александр Андреевич, всего вам доброго и здоровья. До свидания!
*
«Мемориал» —
НКО, признанное иностранным агентом.
Что значит клеймо «иноагент», будет ли изменен закон о СМИ-«иноагентах», стала ли Нобелевская премия мира бронежилетом для редакции «Новой газеты», когда будет создан международный трибунал против пыток? Об этом мы поговорили с лауреатом Нобелевской премии, главредом «Новой газеты» Дмитрием Муратовым.
– Дмитрий Андреевич, во-первых, поздравляем вас с Нобелевской премией, всю редакцию «Новой». Скажите, пожалуйста, вы, наверное, видели реакцию в российских соцсетях – и часть реакции была такой достаточно негативной: кто-то обвинял вас в том, что вы не все вещи называете своими именами. Почему есть такая реакция, как вы на нее отреагировали?
– Вы знаете, я вот что сделаю: я учту их замечания и в следующий раз непременно произнесу то, что они хотят.
Были объявления кровной мести
– В последние годы журналисты «Новой газеты», отдельные журналисты или редакция, испытывают ли какое-то давление со стороны властей?
– Я думаю, это вполне общеизвестно. Знаете, любые серьезные публикации вызывают, к сожалению, вещи, которые как минимум можно назвать агрессивными. Когда после расследований Лены Милашиной целый полк имени Кадырова строится в казарме и они требуют у президента прекратить деятельность «Новой газеты», а затем говорят, что если это не будет сделано, то один из них возьмет на себя грех на душу, типа что убьет, значит, видимо, да, я так интерпретирую. К сожалению, такое было. Были объявления кровной мести.
Несколько месяцев назад, и, кстати, никого снова не нашли, сюда подъехал велосипедист, у которого был хорошо оснащенный электровелосипед, и был обрызган вход в редакцию ядовитым веществом, после чего институт, который с нами соседствует, вынуждены были эвакуировать. Там, по-моему, неделю никто не работал, был невыносимый запах специальной вони. Честно сказать, это затратное дело, нам даже пришлось асфальт срубать и новый класть для того, чтобы можно было тут продолжать работать в офисе. Все это говно творится регулярно. Мы к нему относимся прагматично, понимаем, что к чему, откуда что, откуда что летит. Это, наверное, просто часть работы.
Это же медаль, а не бронежилет
– А получение Нобелевской премии, на ваш взгляд, может повлиять на уровень повышения безопасности отдельных сотрудников редакции или всей редакции?
– Это же медаль, а не бронежилет. И, по-моему, всем разъяснил Владимир Путин о том, что никто не получит никаких особых условий. Так нам они и не нужны, мы о них и не просили. Поэтому будет ли Нобелевская премия защитой или нет – не знаю. А вот то, что на самом деле эта премия принесла нам много дополнительной работы, – это правда.
Потому что мы получаем невероятное количество писем с просьбой посмотреть на неправосудный приговор, помочь с лекарством, с квартирой, с инвалидными колясками, с тем, что арестован в Казахстане предприниматель, – это только то, что прямо буквально за последние какие-то часы. И сейчас рождественские и новогодние праздники, а после них мы, видимо, будем создавать такую волонтерскую группу, которая возьмет на себя вот эту функцию отвечать и пытаться помочь. Ведь если люди обращаются к человеку, который по какой-то причине получил Нобелевскую премию мира, значит, они не могут обратиться к местной власти, они не могут искать справедливости в местных судах, это означает, что у них нет никаких местных депутатов, которым они доверяют. Это вообще показывает, что вертикаль у нас, конечно, крепкая, но люди не знают, куда реально обратиться. Просто не знают. Значит, она построена не для них. Не то что это открытие, просто теперь это свалилось на нас такой достаточно большой, могучей лавиной.
Объявлять «иноагентами» журналистов – это не доверять собственному народу
– А что сейчас, в 2021 году, представляет собой диалог власти и медиасообщества?
– Я там какого-то особого диалога структурированного не вижу. Существуют известные встречи, которые проводятся в формате «без записи», куда приглашаются редакторы газет на встречу с президентом и ближайшими руководителями его администрации. Это откровенные просто на грани возможного разговоры про все темы. В этом году эта встреча тоже была, она была в феврале, в этом году она была дистанционная, но от этого накал ее не был меньше. А какой это диалог, если в России же понятно, что когда говорят «иноагент», это имеется в виду враг народа – мы же не будем друг другу голову дурить и говорить, что нет, это просто такой закон?
Это не такой закон, это клеймо, это поганое клеймо, которым любых своих оппонентов власть пытается наградить. И когда у нас только за последние 2,5 месяца свыше 100 медиа, правозащитников и журналистов фактически получают запрет на профессию, кто-то продолжает работать, а кто-то не может эту работу продолжать: не приходят спикеры, больше не предлагается реклама, если тебе помогают читатели, а ты «иноагент», то ты должен вообще-то понимать, какие риски несут уже читатели за тебя. У людей отнимают их медиа, это же не просто журналистов гнобят. Это же читателю говорят: «Слышь, это неправильно, ты туда ходи, сюда не ходи, ты вот это читать не можешь», – это же огромное недоверие к народу. Вот что такое объявлять «иноагентами» журналистов – это не доверять собственному народу.
– За 30 лет после падения Советского Союза журналистов убивали, сидит сейчас в СИЗО Иван Сафронов. Вашего заместителя Сергея Соколова в 2012 году, насколько помню, люди увозили в лес. Это скорее какие-то из ряда вон выходящие эпизоды или они характеризуют отношение определенных представителей власти к журналистскому сообществу?
– Вы знаете, то, что рассказали вы, то, что связано с Сафроновым, то, что после кавказской командировки Александр Бастрыкин вывез и угрожал Сергею Соколову, вот его кабинет, он там сидит за этой дверью, это, безусловно, особые события. Но если посмотреть, как реагируют государственные органы власти на запросы медиа, например, в какой степени выполняют они закон «О СМИ» и Кодекс об административных правонарушениях, вовремя отвечая на запрос информации со стороны средств массовой информации, мы увидим, что эта связь разрушена, что сословное государство, которое у нас построено, фактически считает, что оно само для себя важно, а общаться посредством медиа с народом – это ему западло. Это мы видим, к сожалению, абсолютно регулярно, да.
И чего там, читали же приказ ФСБ, где 60 пунктов, о чем рекомендовано и не рекомендовано писать медиа? Я такого не припомню даже в советские времена, засекречено все: космос весь, морально-психологическая обстановка в вооруженных силах. Вот полковник Захарченко украл сколько-то, 9 или 11 миллиардов, так нельзя же теперь говорить, что это полковник Захарченко, потому что он полковник. А военнослужащего мы не можем теперь, по их мнению, упоминать.
И полковник Черкалин, который украл больше все-таки, чем украл его коллега из МВД, потому что Черкалин все-таки из ФСБ и поэтому положено больше. Мы не можем говорить, что Черкалин курировал весь банковский сектор Российской Федерации, потому что он у нас военнослужащий.
Мы не можем писать об этих самых тюремщиках, которые пытают людей, потому что они же тоже военнослужащие, они же тоже на довольствии, они люди в погонах. Вот эти ограничения, которые пытаются ввести для СМИ, прикрываясь заботой о защите персональных данных, это выходит за все разумные рамки так же, как и огромная симпатия к сталинским следователям-палачам, фамилии которых из уголовных дел, с которыми знакомят тех, кто может до сих пор еще воспользоваться своим правом посмотреть на дела своих родственников, тогда пострадавших, в годы репрессий, эти имена у них тоже, значит, вымарываются.
Значит, теперь мы не сможем узнать, что начальник, например, томского НКВД Овчинников, пытаясь овладеть женщиной, забрал ее мужа, знаменитого ученого немецкого, ученого-лингвиста, расстрелял, а потом долго еще у нее принимал для него посылки. Мы теперь не можем сказать, что это Овчинников, комиссар НКВД, потому что он теперь у нас о-го-го, теперь мы задеваем честь его оставшихся в живых родственников. Да, эти ограничения системны, мы их видим, мы вынуждены работать в таких условиях.
– После вашего заявления о непризнании сроков давности по делу об убийстве Анны Политковской к вам обращались ли из каких-то кремлевских структур или администрации президента или люди, связанные с властью?
– Мы получили официальный ответ из Следственного комитета Российской Федерации, что следствие по делу Анны Политковской будет продолжено. Это письмо. Но продолжается ли оно в реальности – у нас нет никакой уверенности по этому поводу.
– На ваш взгляд, есть ли сейчас необходимость создавать такую своего рода офшорную журналистику, когда редакции российских медиа вывозятся за границу для того, чтобы обеспечить безопасность журналистов?
– У нас таких денег нет. У Настоящего Времени если есть, значит, вы молодцы. А у нас этих денег нет. Я помню, Moscow Times, что ли, посоветовал, что хорошо бы, чтобы «Новая газета» и человек сто журналистов уехали куда-нибудь в страны Балтии и там пожили. Мне любопытно, а они как бы там квартиры купят или будут помогать снимать жилье? Это на какую экономику рассчитано? На экономику медиа или это ля-ля языком с тем, чтобы показать, что кто-то там тоже поборник свободы слова? Это же ля-ля.
– То есть здесь основная проблема скорее в финансах или есть этические, профессиональные какие-то аспекты, которые не позволяют этого делать?
– Я вам скажу так: вот эти благие пожелания типа «вы все уезжайте и там работаете» – это просто сразу же разбивается вопрос: «Простите, пожалуйста, это на какие же деньги, как полагаете, ваше это проектное мышление, оно на какие деньги опирается?» Это первое. Второе: у нас, я полагаю, если жизни журналиста будет грозить опасность, мы найдем возможность этого журналиста спрятать. Но о массовой эмиграции, отъезде из России по разным соображениям речи, конечно, не идет.
– Один из самых обсуждаемых законов в этом году – закон о СМИ-«иноагентах». Вот несколько думских партий внесли поправки с требованием смягчить. А есть еще фракция, например, «ОВД-Инфо» признаны «иноагентом», запустили петицию с требованием полностью отменить. На ваш взгляд, здесь какая стратегия: диалога или непримиримости и требования полной отмены в перспективе?
– Проходить там какие-то двойные сплошные линии, поэтому было две таких петиции. Одну делал независимый союз журналистов, писал один из руководителей этого независимого союза журналистов, сотрудник «Коммерсанта», на нее была вполне такая деловая реакция, поскольку в выработке этой петиции участвовали юристы. Кстати говоря, в том числе и наши юристы, которые говорили о том, что должен быть срок попадания в этот список и срок выхода из него, что должна быть судебная процедура, а не просто так. И должно быть предупреждение, а не по радио ты узнаешь, что уже тебя, значит, назначили «иноагентом».
Вторая петиция была пламенной и публицистичной, и, по-моему, она была расценена как невозможная. Но все равно мне кажется, что и та петиция, и другая полезны. Они показывают, что профессиональное сообщество не готово мириться с участью жертвы, которую им отводят. Поэтому по мне так – и та, и другая имеет право на существование. Что будет дальше – мне неизвестно.
Когда-то в начале 2000-х у медиа действовал свой индустриальный комитет, там, где обсуждались все вопросы, связанные с медиа. Теперь такого нет, теперь есть петиции. Внесет ли Государственная Дума в результате эти поправки или нет – не знаю. Внесены ли они сейчас – неизвестно. По-моему, пока нет. Самое важное, если будут внесены поправки, то те, кто уже подпал под действие этого закона, чтобы они имели возможность оспорить и выйти оттуда. Потому что «Дождь», например, уже туда попал. И вот теперь будут приняты поправки – они коснутся «Дождя» или «Важных историй», например, или не коснутся? Я не буду там про вас или еще про кого-то говорить. Если не коснутся, тогда не нужно, тогда ничего не надо. Тогда вы уже свыше 100 скопом фактически замочили, а теперь типа изменили закон. Нет, он должен иметь, безусловно, влияние на дальнейшую судьбу тех, кто попал в этот список.
Пытаться лавировать невозможно. Поэтому мы работаем как работали
– Скажите, пожалуйста, в связи с тем списком, про который вы говорили, о запрете на публикацию несекретных сведений от ФСБ, в котором действительно более 60 пунктов. C ним есть ли риски у «Новой», которая часто пишет и про какие-то военные операции, попасть в этот список «иноагентов»? Или это полностью исключено?
– Я не знаю про это. Видите ли, это же вопрос не ко мне. Я не включаю в список «иноагентов» и не исключаю из него. И кто включает и как – это тоже тайна, покрытая мраком. Как я понимаю, этим занимается тайная полиция, а тайная полиция – это такая специальная организация, которая решения принимает, но за последствия ответственности не несет. Что они решат? На что они обидятся? Гадать об этом невозможно. Предугадывать их действия бессмысленно. Пытаться как-то лавировать невозможно. Поэтому мы работаем как работали.
К сожалению, мы должны учитывать маркировку, и мы вынуждены маркировать дорогих нашему сердцу коллег, что государство вынуждает называть их, упоминать, что они признаны государством «иноагентами». В остальном мы пока работаем так, как мы работали. Конечно, мы видим увеличенное количество штрафов в отношении нас. Но мы не любим про это много разговаривать, но фактически регулярно, чуть ли не раз в две недели, мы подпадаем под какие-то санкции Роскомнадзора, у нас сильные юристы, и мы благодарны в том, что они вовремя находят для нас какие-то приемлемые выходы, которые упасают. У нас есть предварительное чтение материалов юридической службой для того, чтобы просто не попасть на деньги. А как будет дальше – честно, горизонта планирования нет.
– На ваш взгляд, россияне заинтересованы в сохранении независимых медиа в России?
– Это самый важный вопрос. Из всех существующих вопросов это самый важный вопрос. Я помню, что в советское время «Московские новости», «Известия», «Литгазета», «Комсомольская правда», «Огонек» не пользовались любовью начальства, но они пользовались любовью народа. И в этом как раз и был феномен советской прессы перестроечного времени. Есть ли интерес к независимым медиа у общества сейчас? Конечно, есть, но, прямо скажем, это не входит в приоритеты, это не входит в общественный и в социальный приоритет. Даже люди, которые в разных социальных сетях находятся, у них устроено по-разному отношение к медиа. Те, кто у нас условный фейсбук, – это у нас люди, для которых медиа является свободой слова и базовой ценностью. Те, кто у нас «ВКонтакте», для них важнее благополучие семьи, безусловно, ипотека, рост цен. Вот так это происходит, равновесия эта система не достигла, и часто власть пользуется тем, что народ, что люди, что общество равнодушно к этой базовой ценности, да как и к демократии в целом.
Этот год реально кошмарен
– Как бы вы оценили 2021 год для независимых медиа: совсем плохо или будет еще хуже?
– Этот год кошмарен, он реально кошмарен. Я уже назвал цифру в сто человек и медиа за 2,5-3 месяца, всего там уже более 200, если я не ошибаюсь. Процесс этот неуклонно продолжается. Это осложняет работу медиа очень сильно, особенно в глазах части читателей. Более того, читатели лишаются очень важного сервиса – тех медиа, к которым они привыкли. Думаю, что это переломный в буквальном смысле год для российских медиа.
– Можете ли вы рассказать, проанонсировать какие-то расследования или рассказать о ближайших профессиональных планах редакции?
– Расследования мы никогда не анонсируем, и тут причина абсолютно понятна: поскольку мы никому подарков не делаем. Могу точно сказать, я говорил об этом в Осло во время церемонии. На днях я встречаюсь с господином Каляпиным, с рядом волонтеров, и мы будем создавать международный трибунал против пыток. Это важнейшая вещь, это явление стало просто повсеместным в нашей стране: и в тюрьмах, и в СИЗО. И вот это то, что действительно, реально входит в ближайшие планы.
– Просчитывали какую-то реакцию на создание этого трибунала со стороны властей? Или вы вообще не оглядываетесь на это?
– Когда ты смотришь на эти видео, когда-то мы первые написали про ИК-13 в Ярославской области, заключенный Макаров и то, что делали с ним, – смотреть на это невозможно, мы живем в XXI веке, у тебя в километре, в полутора-двух страшно издеваются над людьми. Мне кажется, это унижение, которое в шаговой доступности от тебя происходит, нуждается в абсолютно срочной реакции, независимо от того, нравится это кому-то, не нравится это кому-то – мы будем этим заниматься, да.
– Несмотря на все сложности, вы и еще десяток, наверное, редакций успешно занимаетесь тем, чем занимаетесь. В чем сила российских независимых медиа?
– Есть ли она – это большой вопрос. Есть ли влияние? Да, есть. Есть ли сила? Не знаю. Но в первую очередь это влияние и возможность что-то сделать, возможность оштрафовать «Норникель» или сделать так, что власть обращает внимание, меняет свою оптику на детей с орфанными заболеваниями, в том числе со спинально-мышечной атрофией, или то, что мы сделали, например, сумев помочь многим-многим-многим людям из числа тех, кто были людьми с нетрадиционной ориентацией в Чечне, чеченскими геями – это зависит, конечно, от аудитории. У нас аудитория как бы передает часть своей влиятельности нам.
Мы являемся для нашей аудитории своеобразным парламентом. Когда их интересы никто не представляет, помните, ровно 10 лет назад на Болотной площади был главный лозунг: «Вы нас даже не представляете»? Я не думаю, что сейчас нашу аудиторию многочисленную, там у нас только в соцсетях свыше 30 миллионов, никто не представляет в этом парламенте. Мы представляем эту аудиторию, и, соответственно, мы сила друг для дружки. Вот именно на читателях основана влиятельность газеты.
О присуждении Дмитрию Муратову Нобелевской премии мира – за «усилия по сохранению свободы мысли как непременного условия для демократии и мира» – было объявлено 8 октября. Владимир Путин лично не поздравлял журналиста, ставшего четвертым гражданином России, отмеченным этой наградой. От имени Кремля главного редактора «Новой газеты» поздравил пресс-секретарь президента Дмитрий Песков. На сессии «Российской энергетической недели» в Москве Путин прокомментировал возможность включения Муратова в список «иноагентов». Президент тогда заявил, что Муратов не должен «прикрываться» Нобелевской премией, а если он нарушит закон, «она его не спасет».
«Новая газета» занимается журналистскими расследованиями и репортажами. Так, с ее страниц россияне узнали об убийстве и изнасиловании чеченской девушки Эльзы Кунгаевой, за которое был осужден полковник российской армии Юрий Буданов. Журналисты «Новой» расследовали действия российских властей во время освобождения заложников «Норд-Оста» и Беслана. За время существования издания были убиты четыре журналиста «Новой», включая Анну Политковскую, а также сотрудничавшие с газетой адвокат и правозащитница. Дмитрий Муратов заявил, что посвящает им свою премию.
Женщина в Советском Союзе была подвержена массе стереотипов, а ее поведение было продиктовано рядом запретов, за нарушение которых – стыдили. Пожалуй, самым главным «грехом» женщины в те времена была «жизнь для себя».
Как написал Femmie, женщины, которые жили в советские времена, были вынуждены соответствовать определенным требованиям общества, которое буквально заставляло их служить мужу, детям и дому. Авторы материала проанализировали, за что чаще стыдили женщин в Советском Союзе и выдели несколько главных претензий к ним.
Женщинам нельзя было просто проводить время с мужчинами
В Советском Союзе часто говорили о морали и требовали от женщин соответствовать определенным идеалам. Согласно представлениям общества, женщина не должна была изменять супругу, а значит даже находится в обществе других мужчин для не было рискованным, так как другие могли заподозрить измену. Более того, общение с противоположным полом не поощрялось даже для свободных женщин. А если о любовном романе узнавала общественность, на женщину набрасывались, порицая ее в безнравственности.
Видео дня
Как рассказал автор портала по истории СССР, личная жизнь в те времена, была совсем «не личной», а интрижка женщины, вполне могла стать причиной грандиозного скандала на ее работе.
«Женщины наравне с мужчинами работали в партийной сфере, поэтому для них было нежелательным разглашение о похождениях «налево». Частыми случаями стали те, в которых женщин возвращали в семью под угрозой выгона с работы, если супруг жаловался руководству.
Времена изменились, и теперь личная жизнь каждого остается лишь в его круге интересов. Свободные женщины вправе сами решать с кем и как им проводить время. Практикующий психолог Юлия Николаева объяснила, что сегодня женщина свободна менять мужей и мужчин.
«Если раньше над отношениями женщина работала и пыталась спасти брак, то сегодня она считает, что подобное поведение совершенно глупое и ни к чему не приведет. Очень популярны отношения без обязательств. Это нередко вызывает у женщины стремление заменить партнера, как перчатки», – рассказала специалист.
Сами же женщины объясняют частую смену партнера поиском идеала, а также тем, что им это делать просто нравится.
Женщин стыдили за беспорядок в доме
Одной из основных обязанностей женщин в СССР было ведение домашнего хозяйства. Они готовили еду, убирали, стирали, мыли, чистили. Они шили, вязали, консервировали, пекли и всячески старались создать иллюзию уюта в доме, даже там, где сделать это было крайне сложно. При этом им было крайне не легко. У них не было столько, как у современной женщины умных помощников на кухне, им не были доступны современные моющие средства, а большинство работ по дому выполнялись руками, отбирая у женщин очень много времени и сил.
Мужчины крайне редко проявляли участие в хозяйственных делах, так как это считалось сугубо женским делом.
Автор исторического блога Максим Мирович отметил, что тогда не существовало никакого «равенства женщины в семье». Ей была отведена роль домохозяйки. Более того, не сбрасывая с себя домашней нагрузки она должна была еще и работать.
«При этом по умолчанию считалось нормальным, когда женщина тянет на себе все домашнее хозяйство – мужчине заниматься этим было как бы «неприлично»», – рассказал блогер.
Изданная в 1959 году настольная энциклопедия многих советских женщин Домоводство включала в себя весь спектр вопросов, связанных с повседневной жизнью и бытом семьи. По сути книга являлась сводом правил для женщин, требованиями к понятию «идеальная хозяйка» и ритуалы ухаживания за супругом.
Тех, кто отлынивал от домашнего труда, обидно высмеивали и высмеивали даже на страницах книг. В частности, в Домоводстве было написано: «Вы должны помнить, что к приходу мужа со службы нужно готовиться ежедневно. Подготовьте детей, умойте их, причешите и переоденьте в чистую, нарядную одежду. Они должны построиться и приветствовать отца, когда он войдет в двери. Сами наденьте чистый передник и постарайтесь себя украсить – например, повяжите в волосы бант».
Психолог Сергей Ениколопов объяснил, что такое деспотичное отношение к женщинам осталось в прошлом и теперь они сами вправе решать сколько времени отдать уборке, а какую его часть провести с пользой для себя лично.
«Современные женщины не зацикливаются на кастрюлях и швабрах. Мужчины перестали воспринимать женщину как источник еды и чистого дома, а сами дамы переросли то состояние, когда их главным плюсом было умение хорошо вести хозяйство», – сказал эксперт.
Замужество для женщины было главной целью и смыслом жизни
Идеология тех времен навязывала, что каждый гражданин социалистического государства должен создать ячейку общества – семью. В брак в СССР вступали рано, в большинстве случаев терпели нерадивых мужей всю жизнь и разводились крайне редко.
Автор новостного портала Арина Борисова написала: «В СССР никто и не думал о сожительстве. Только жениться. Отгуляй безалкогольную свадьбу да вселяйся в просторную комнату с высокими потолками с молодым веселым мужем».
Гражданский брак в СССР порицался и назывался «сожительством». При этом в слово вкладывали самый негативный оттенок.
Сейчас позиция многих женщин изменилась. Часть из них сознательно не хочет узаконивать отношения и предпочитает жить с любимым мужчиной без оформления документов о браке.
Женщине нельзя было ярко одеваться
Советский Союз диктовал женщине быть скромной и благовоспитанной. Это должно было проявляться и в одежде. Типичная жительница СССР носила бесформенные платья серых или коричневых оттенков, приветствовались узоры в виде цветов. Конечно, были особы, которые умудрялись привезти из-за границы ажурные чулки, туфли на каблуках или эффектную одежду, однако на них смотрели с осуждением, навешивали ярлык гулящей женщины и обвиняли в антисоветчине, недостойном поведении и несоответствии социалистическому образу. Женщина, по представлению моралистов тех времен, должна была быть «серой и незаметной», а тех же, кто выбивался из этой палитры, называли «гулящими».
Автор исторического портала объяснил: «В СССР не было индустрии красоты и доступными были стандартные модели одежды. Появившиеся на прилавках комбинации – единственные изыски, на которые могла рассчитывать советская женщина».
Историк моды Александр Васильев объяснил: «Сейчас быть яркой – это значит быть стильной, современной и привлекательной. Теперь такой женщине смотрят вслед и восхищенно вздыхают, а не клеймят, как было раньше».
Женщине нельзя было заводить детей, когда она сама этого хотела
В СССР весьма отрицательно относились к матерям-одиночкам, несмотря на то, что им предоставлялись определенные льготы. Согласно представлению того общества, заводить ребенка было нужно в семье, в официальном браке.
Однако в Союзе прослеживалась тенденция, когда незамужние женщины после 40 лет, опасаясь за уходящее время и «тикающие часики», которыми их запугивало окружение, решались родить ребенка без мужчины, то есть для себя.
Журналист портала «Газета. ру» Алла Боголепова сказала: «Это означало, что женщина больше не надеется на замужество и она готова стать матерью-одиночкой чтобы «на старости лет не остаться совсем одной. Часто давление на таких женщин оказывали родители, близкие».
Психолог Наталья Будянская считает, что современные женщины уже не стремятся «родить для себя», а также подстраиваются под мнение окружающих. Для многих брак не является самоцелью, а появление на свет ребенка обусловлено лишь желанием самой женщины.
Времена меняются и то, что в Советском Союзе считалось постыдным, сейчас воспринимается как обыденность. Изменились нравы женщин, цели в жизни, дамы стали более независимыми и самостоятельными.
Как сообщал OBOZREVATEL, эксперты назвали советские фильмы, в которых актрисы снялись частично обнаженными.
3 декабря 1966 года, несмотря на плохое самочувствие, прадед надел свою маршальскую шинель и отправился на площадь Белорусского вокзала. Он уже сильно сдал в те годы: подводило сердце, давал о себе знать оставшийся в плече осколок вражеского снаряда, но в тот момент это не имело значения.
3 декабря 1966 года. Последние воинские почести Неизвестному солдату.
Маршалу была оказана великая честь нести гроб с останками Неизвестного солдата — одного из тех, кто в ноябре 1941 года погиб на 41-м километре Ленинградского шоссе, заслонив собой Москву, — и выступить с речью на церемонии его захоронения у Кремлевской стены. Ведь это был его солдат — боец 16-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Константин Рокоссовский.
Командующий 16-й армией Западного фронта генерал-лейтенант К.К. Рокоссовский под Истрой (второй справа): наступаем! Фото: С. Щербаков/ РИА Новости
Правда Барклая-де-Толли
В 16-й армии бои за Москву называли «вторым Бородино». По воспоминаниям командовавшего Западным фронтом Георгия Жукова, в середине ноября немцы бросили против этой армии, которая, как он выразился, «дралась, как черт», около 560 танков. Положение было крайне тяжелым. В штаб армии летели угрожающие телефонограммы из штаба фронта:
«Военный совет фронта персонально товарищей Рокоссовского и Лобачева предупреждает и обязывает под угрозой предания суду военного трибунала удерживать район Истры».
«Если район Клина будет отдан врагу, вы будете арестованы и преданы суду военного трибунала».
Позже прадед писал:
«Всем памятны действия русских войск под командованием таких полководцев, как Барклай-де-Толли и Кутузов, в 1812 году. А ведь как один, так и другой тоже могли дать приказ войскам «стоять насмерть» (что особенно привилось у нас и чем стали хвастатъся некоторые полководцы!). Но этого они не сделали, и не потому, что сомневались в стойкости вверенных им войск. Нет, не потому. В людях они были уверены. Все дело в том, что они мудро учитывали неравенство сторон и понимали: умирать если и надо, то с толком».
Был уверен в людях и Рокоссовский. Когда в конце октября — после оставления Волоколамска — над командиром легендарной 316-й стрелковой дивизии генерал-майором Иваном Панфиловым, на бойцов которого пришелся главный удар фашистских войск, сгущались тучи, командарм взял его под защиту.
За это ему досталось отдельно.
Командование фронта провело расследование, в итоговом документе говорилось: «Военный совет фронта особо отмечает неудовлетворительное объяснение военного совета армии и проявленное при этом с Вашей стороны примиренческое отношение к нарушителям приказа».
Но в окопах считали иначе.
Окопная правда
В те дни на фронт приезжал военкор Александр Бек. Он много времени проводил в войсках 16-й армии. А в начале 1942 года написал очерк, в котором так охарактеризовал командующего:
«Можно было бы еще многое сказать о Рокоссовском. В армии передаются рассказы о его бесстрашии под огнем. Но ему свойственно и иное, быть может, высшее бесстрашие — бесстрашие ответственности. Немногословие — особенность его характера. Он, молчаливый и часто, казалось бы, незаметный, отвечал за все — за каждого подчиненного, за весь свой коллектив, за каждую операцию своей армии. Нелегко и, пожалуй, даже невозможно отыскать и назвать какое-либо достижение армии Рокоссовского, о котором можно было бы сказать: это сделал Рокоссовский, он один и никто больше.
Наступаем! Фото: РИА Новости
Но он бесспорно достоин того, что армия, которой он командует, называется армией Рокоссовского».
3 декабря 1941 года он писал жене, моей прабабушке Юлии Петровне:
«У нас идут непрерывные жестокие бои. Деремся буквально за каждую пядь земли, поливая ее обильно вражеской кровью. Немцев бьем жестоко и чувствуем с каждым днем, как иссякают силы врага. Он уже начинает выдыхаться, ибо собранные им полчища наемных убийц и бандитов редеют и слабнут. Уже близок час, когда эта свора темных сил затрещит и покатится назад».
Прадед свято верил в будущую Победу. Военкора Павла Трояновского, приехавшего в штаб армии уговаривать Рокоссовского написать передовицу, пожурил, что у него нет карты Европы, отдал свою. И подписал на память: «Специальному корреспонденту «Красной звезды» Трояновскому П. И. Воюя под Москвой, надо думать о Берлине. Обязательно будем в Берлине! К. Рокоссовский. Подмосковье, 29 октября 1941 года».
Фото: Дмитрий Чернов / РИА Новости
Правда маршала
За несколько дней до захоронения Неизвестного солдата прадеду привезли из Главпура тезисы выступления. Он переписал их, расставив акценты в свойственной ему манере: никаких «я» — только «мы». И подчеркнул главное: уверенность в Победе, что спасло его и многих в дни тяжелейших и судьбоносных для нашей страны боев.
В семейном архиве остались листки с итоговым текстом выступления маршала Рокоссовского. Его слова — напоминание всем нам:
«Здесь отныне покоится прах одного из тех, кто грудью своей заслонил Москву. Мы не знаем имени этого солдата, мы знаем, что он был верным сыном своей Родины и сражался за неё на фронтах Великой Отечественной войны. Как и миллионы других советских людей, он отдал за неё свою жизнь. Он был участником битвы, ставшей событием колоссального исторического значения не только для нашей страны, но и для народов всего мира. Все, кто защищал в 1941-м году Москву, верили в грядущую нашу победу.
Военный совет фронта персонально товарищей Рокоссовского и Лобачева предупреждает и обязывает под угрозой военного трибунала удержать Истру
В те трудные дни мы не знали, когда кончится война. Но что наша страна выйдет победителем из схватки с фашизмом — это мы твёрдо знали. Много, очень много солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов не дошли с нами до Берлина и Эльбы, но они всегда останутся в сердце народа, ибо их подвиг бессмертен».