Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Новичек: истории с зоны, новости о ворах, петухах, тюрьмах». Также Вы можете бесплатно проконсультироваться у юристов онлайн прямо на сайте.
Есть несколько толкований, кто такие шерстяные, однако все они сводятся к одному: шерсть – это лица неуважаемые.
По одному из определений шерстяные – это арестанты допустившие или сами творящие беспредел (грубое нарушение воровских понятий и правил).
Беспредел проводится из-за собственной корысти или по поручению администрации, может включать в себя:
- избиения и истязания других заключенных, например, с целью дачи нужных показаний или сведений
- изнасилование заключенных с целью ломки психики.
Если выясняется, что у заключенного было прошлое шерстяного, он может быть опущен или даже убит арестантами, соблюдающими правила.
Нередко шерстяные в тюрьме выдают себя за настоящих блатных или авторитетов, но если их разоблачают, их ждет жестокая кара. Особенно активны шерстяные становятся в тюрьмах, где придерживаются красного режима.
Иногда администрация вербует в актив бывших спортсменов, которые ненавидят блатных и не против получить привилегии.
Красная тюрьма – зона, где все действия администрации направлены на подавление личности заключенных. В основном это касается именно блатных – все проявления и попытки соблюдать правила воровской жизни жестоко пресекаются.
Немаловажную роль здесь начинают играть именно шерстяные – не зря одно из значений этого термина означает «суку»*, блатного, сотрудничающего с операми и администрацией тюрьмы.
В местах с таким режимом всем в пример ставят именно шерстяного, его руками администрация будет навязывать порядки, противоречащие воровскому укладу отбывания наказания.
«Сука» — это предатель, который творит беспредел, то есть нарушает основные постулаты правильной воровской жизни.
Зона, где основные позиции занимают шерстяные, в той или иной степени определяется как красная.
Считается, что ссученных блатных специально готовят опера, которые затем предоставляют своим подопечным возможность получения главенствующих позиций.
Заняв важные «посты», шерсть давит и унижает мужиков и правильных арестантов. Место заключения, где события развиваются подобным образом, называется шерстяным.
Новичек: истории с зоны, новости о ворах, петухах, тюрьмах
Руслан Сулейманов вышел из исправительной колонии (ИК) в апреле этого года. Он вспоминает, каково ему пришлось пережить два года истязаний и бесчеловечной жестокости. Сначала Руслан попал в СИЗО № 1 Омска (этот изолятор был признан в 2020 году одним из лучших в стране) и только потом — в ИК-7.
Руслан Сулейманов:
— Это было в СИЗО № 1 Омска в понедельник 10 марта 2020 года, в тот день, когда меня привезли в это СИЗО. Нас, прибывших по этапу было 17 человек. Всех забили в маленькую камеру, стояли, как селедки в стакане. Выводили по одному в матрасовку, там было много сотрудников, на кровати стояла тарелка с гречневой кашей и ложка. И сотрудники говорили: «Ложку поел и проходи». Это преподносилось как обряд принятия новичка для отбытия наказания. Всех заставляли съесть по ложке каши. Ложка была одна на всех. Но нам нельзя прикасаться к этой посуде, нельзя кушать с нее. Это посуда обиженных. Я когда ехал, уже знал, что в этой тюрьме кушать нельзя. Что там посуда грязная, келешованная [общая с обиженными]. Нас хотели таким образом унизить. Я отказался есть этой ложкой. Остальные поели, их не трогали. Там на полу лежал раскатанный матрас и подушка обоссанная. Они мне сказали: «Мы сейчас будем тебя в мочу втыкать». Я говорю: «Втыкайте». Они меня начали макать, втыкать. А я запах не чувствую из-за травмы головы.
Сотрудников СИЗО было человек шесть-семь. Они мне ноги растянули на матрасе, со всех сторон держат, стянули с меня штаны, трусы и стали ложкой засовывать мне эту кашу в задний проход.
Ложек шесть-семь, наверное, кинули, а потом полтарелки высыпали и просто черенком швабры заталкивали в задний проход. Я на всю жизнь эту гречку запомнил, видеть ее не могу.
Как долго это продолжалось, не скажу. Когда с такими моментами сталкиваешься, о времени не думаешь. Потом еще начальник, полковник, пришел. Я говорю: «Это чего такое?» И он мне говорит: «Да нет, мои сотрудники такое не могут делать — и смеется».
Жизнь опущенных на зоне тяжела, а порой и ужасна. Они живут в тюрьме отдельно, в так называемом петушатнике, где сидят такие же обиженные, пинчи, покеры). Это самая презираемая (причём всеми) категория зэков. Что они делают в тюрьме?
Занимаются опущенные в тюрьме самой грязной работой: подметают плац, локалки; моют бани, сортиры; чистят канализацию, выполняют работы на запретке; убирают и грузят мусор. Есть среди опущенных и такие, которые зарабатывают тем, что продают себя; их называют «обиженные рабочие».
Обычные зэки не должны брать продукты, которыми питаются петухи. Моются опущенные из отдельных умывальников. Они обязаны уступать дорогу другим заключённым.
С ними почти не разговаривают представители других каст. Общение с петухом для зэка может обернуться потерей авторитета.
Опущенные должны сообщать о своём статусе всем новичкам. Сокрытие подобной информации карается нанесением тяжёлых физических увечий. Для того чтобы петухов было проще идентифицировать, на их тела наносятся особые татуировки.
Их могут поселить возле туалета, под кроватью («под шконкой»), и только в крупных лагерях для них выделяют отдельные бараки, которые и называются петушатниками.
Обиженные пользуются отдельными предметами быта. В их посуде обычно проделывают дырки, чтобы никто случайно не перепутал «зашкваренные» ложки и тарелки с нормальными. В курилке петуху можно отдать недокуренную сигарету, но уже взять бычок с рук опущенного нельзя ни в коем случае.
| « | Золотые купола на груди наколоты, только синие они и ни крапа золота. | » |
| — М. Круг | ||
Суровая мужская дружба
Вор aka Батя. Попадают в тюрьму осознанно, и потому считаются главными. Для них тюрьма — лишь закономерный этап жизненного пути, и они к нему готовы, в отличие от тех, кто вчера сидел дома и жрал , а сегодня вдруг оказался на нарах в Мухосранске. В одном лагере их может быть сколько угодно, но батя всегда один. Коронует, назначает и снимает «смотрящих», разбирает споры, когда смотрящий бессилен и т. д. Обычно, как значится в документах тюремной администрации, «содержится отдельно от остальных заключённых». Но если вы думаете, что он сидит в глухой камере-одиночке, как какой-нибудь особо опасный маньяк, вы глубоко ошибаетесь. У него там такие апартаменты, каковых у некоторых людей и на воле нет. Понятно, что пойлом, продуктами и мобильниками его снабжают без ограничений. Также ВОР часто расшифровывают как «внештатный оперативный работник», выводы делайте сами.
Отвечающий за соблюдение воровских принципов в камере
или в части тюрьмы — например, смотрящий за северным крылом большого спеца. Назначается непосредственно вором, либо сходкой воров в законе. Если таковых в данной локации нет, то наиболее авторитетными блатными. Нередко в уголовной иерархии является кандидатом в «воры». Если в зоне кого-то «коронуют», то на момент перед коронацией кандидат непременно имеет статус «пахана». Следует учитывать, в какой зоне происходит дело — в «красной», где рулит кум, или в «чёрной», где у руля сидельцы. В «красной» положенец — первый друг кума. Часто кумовья и назначают смотрящих, или вывозят их на СИЗО или больничку, где их назначает местное воровское сообщество, опять же с одобрения администрации. Это делается для того, чтобы пехота не возникала — мол, смотрящего назначили не по понятиям.
Идейные уголовники, профессиональные преступники, отбывающие не первый срок. Это даёт свой PROFIT, так как можно гнобить всех остальных. Нужно помнить, что всегда есть границы «гнобления» — беспредельничать пахан (в чёрной зоне) не даст, за это могут строго спросить, вплоть до опускания. Особо буйным отрицалам администрация предоставляет фиксированный набор развлечений, состоящих из: ШИЗО — штрафной изолятор aka «делянка», ПКТ — помещение камерного типа, ТЗ — тюремное заключение — то, на которое можно заехать только с зоны, и не более чем на два года, ибо жопа жопная, либо ЕПКТ — единое помещение камерного типа. Если ПКТ находится в той же зоне, то на «ешку» вывозят отморозков со всех окрестных зон.
В круг обязанностей опущенных входит выполнение самой грязной работы, такой как мытье туалетов, вынос параши, чистка канализации, уборка цехов. Другие зеки не могут брать продукты, которыми питаются петухи. Опущенные моются из отдельных умывальников. Они должны уступать дорогу другим заключенным.
Разговоры с представителями других каст должны быть ограниченными.
Они не находятся под полным запретом, но разговор с петухом для «мужика» может быть чреватым потерей авторитета.
Опущенные обязаны незамедлительно сообщать о своем статусе всем новым знакомым. Сокрытие информации карается нанесением тяжелых физических увечий. Чтобы петухов было проще идентифицировать, на его тела наносятся особые татуировки.
В некоторых случаях возможно отступление от установленных правил, если это сулит большую выгоду. Например, если переносить передачи могут только петухи, то приходится разрешать им прикасаться к продуктам, это не считается «зашкваром».
Теперь вы знаете, как живут в тюрьмах геи. Такое явление, как наличие касты опущенных в тюрьме – это дикий феномен, пережиток тяжелого прошлого страны. Но, несмотря на то, что со временем внутренние порядки исправительных учреждений смягчаются, эта прослойка по-прежнему существует, и с данным печальным фактом приходится мириться.
«Тюремные рассказы»: о ритуалах зеков, тюремном языке, быте и нравах
Мы поднимались по трапам с решетками по сторонам, проходили через какие-то решетчатые двери и в конце-концов оказались в какой-то комнате, где меня полностью обыскали, забрали шнурки из ботинок, ремень и сняли погоны и знаки с формы… Затем: «Вперед, стоять, лицом к стене, направо, вперед, стоять…» Большая и тяжелая дверь с какими-то засовами и замками. Очень шумная и вообще, такого отвратительного и почти непереносимого лязга ключей, запоров я никогда не слыхал… Конечно же, я прекрасно понимаю, что это ощущение – плод моего шокированного сознания и все же …
Я вошел в камеру, дверь за мной захлопнулась и с тем же лязгом закрылась на замки. Потом все стихло. Камера представляла собой небольшое помещение, половина которого представляла собой как бы деревянную сцену, отполированную долгим использованием до блеска… Над этой сценой – нарами было небольшое зарешеченное окно с маленькой форточкой. С наружной стороны окно было закрыто «намордником», так что видно было только маленькую полоску неба. Но это я узнал только утром.
В одном углу камеры был ржаво-черный железный умывальник, а в другом стоял накрытый крышкой обычный двадцатилитровый эмалированный бачок, какие есть в каждом доме. Сознание отметило, что вот это и есть та самая параша… На стене – небольшая деревянная полка, на которой были алюминиевые кружки, миски и пара пачек сигарет «Прима».
На нарах лежал мужчина и внимательно разглядывал меня. Я поздоровался, машинально сказав «добрый вечер», чем вызвал усмешку у лежащего и реплику о том, что вряд ли этот вечер можно назвать добрым. Я согласился с этим, сказал как меня зовут и, положив куртку на нары, присел на уголок, с трудом пытаясь заставить работать свое сознание… Взгляд почему-то зафиксировался на стене. Это была серая, покрытая как бы пупырчатой штукатуркой поверхность. Совсем как на судне – пробковое изолирующее покрытие в некоторых помещениях… Первая мысль, пришедшая в голову, была о том, что если разбежаться и удариться головой об эту стену, то голову разбить не удастся…
– Ложись спать, утром подумаешь обо всем. Все равно сейчас ничего умного не придумаешь! – сказал Сергей, как он представился.
Я лег, пытаясь устроиться. Спать на плоской деревянной поверхности – не на перине. Я в то время не был еще таким как сейчас и улечься так, чтобы нигде не давило, было невозможно. Единственное, что я устроил хорошо – голову, так как у меня была куртка и я сложил ее вместо подушки. Постепенно мои мысли становились все более вязкими и простыми. Незаметно я погрузился в липкое забытье, во время которого приходилось часто менять положение тела, безуспешно пытаясь найти удобное положение. Среди ночи я очнулся. В камере стало очень холодно и я вынужден был лишиться подушки, накрывшись тонкой курткой. За окном было темно. Сон пропал. Я лежал и вновь и вновь пытался восстановить все, что со мной произошло и понять, почему это все так случилось. Ни одного вразумительного ответа на мои вопросы не возникло. Я лежал с открытыми глазами и смотрел на лампочку, которая постоянно светила в нише, закрытой решеткой.
– Ну вот, даже лампочка здесь за решеткой,- подумал я и в это мгновение раздался лязг ключей и запоров.
Дверь открылась и в камеру вошли двое. Дверь за ними так же шумно закрылась. Один мужчина был довольно пожилой, лет пятидесяти, а второй – лет тридцати. Тот что постарше, сел совсем как и я, когда прибыл, на край и глядя в одну точку, стал качаться вперед-назад. Молодой же просто лег, набросив куртку на голову и почти сразу захрапел, заполняя камеру запахом перегара.
Сна уже не было и я просто лежал, вспоминая всю свою жизнь. Мысли мои постоянно возвращались к одному – как там мои, ведь ни родители ни жена не знают где я и что со мной. Я должен был прийти вечером и не пришел… Все усугублялось тем, что отец лежал тяжело больной…
Наступило утро. Умылся и опять лег. Вскоре принесли завтрак – горячая вода в кружку и кусок хлеба. Все это передавалось через специальную форточку в двери. После горячей воды и довольно свежего хлеба стало как-то полегче и видимо не только мне. Сергей заговорил первым, обращаясь ко мне.
В ответ на его вопрос, я рассказал, что со мной произошло вечером. К разговору подключился тот, что помоложе.
– Не с…ы, в зону не пойдешь, если умно себя вести будешь, – на что я ответил, что неплохо бы еще и знать, что такое умно себя вести в таких обстоятельствах.
И тогда начался мой ликбез. Первое, что я узнал – это то, каким я был идиотом там, в ментовке, когда сам, своими руками доставал из карманов вещи и чисто, без оговорки подписал протокол.
Потом они рассказывали мне о том, что будет дальше. Шаг за шагом – что будет и как себя вести при этом и к чему это приведет. Все было настолько ново для меня, что я с ужасом понимал в тот момент, что все до единого «капканы», о которых мне рассказывали, были бы мои – во все до единого я бы попался …
Самое страшное было – полная безызвестность и ощущение того, что обо мне забыли, что никто в мире не помнит обо мне и не знает, где я и что я в беде. Мысль о том, что я вообще могу здесь остаться, забытый, совсем как у Дюма в «Графе Монте-Кристо», сверлила мозг.
Мои «учителя» успокоили меня и сказали, что так не бывает, скоро меня поведут для игры на рояле. На мой вопрос что это такое, мне сказали, что я сам пойму когда это наступит.
Ближе к обеду дверь открылась и назвали мою фамилию. Я вышел и меня повели куда-то.
Это была та же дежурка, где меня обыскивали. Человек в гражданской одежде взял мою руку и накатывая ее валиком, нанес на пальцы черную краску. Потом он прикладывал каждый палец к какому-то бланку и так – все десять. Теперь я знал, что такое «играть на рояле» в местном значении этой фразы.
Во время этой процедуры человек этот очень ласковым, сочувственным тоном разговаривал со мной, убеждая в пользе моего добровольного признания в 15-20 эпизодах карманных краж и в этом случае, видя мое чистосердечное раскаяние, меня тут же отпустят домой, взяв обещание что я больше так не буду делать. Это был первый факт подтверждения того, о чем мне рассказывали в камере. Я только кивал согласно.
– Ну вот и правильно, вот и молодец! – одобрительно приговаривал он, заканчивая свое дело..
Вернувшись в камеру, я поделился впечатлениями. Они в один голос сказали, что это означает, что скоро меня вызовут к следователю на допрос. А еще они сказали, что это не тот следователь, который будет вести мое дело, а следователь при СИЗО. Тут же я получил подробнейший инструктаж о том, как я должен себя вести и что можно говорить и что нельзя. Через час все это мне пришлось применить на практике. За исключением одного – меня не били и мне не пришлось подставлять под удары лицо для очевидности побоев, как меня учили… Следователь долго пытался выявить во мне закоренелого карманника, а потом пообещал позвонить моим родителям и сказать им, что я жив и отпустил в камеру. Сокамерники мои потом посмеялись над этим и сказали, что он мог что угодно пообещать – все равно никогда не выполнит!
А потом про меня и вовсе забыли. Правда я уже знал, что все равно через 72 часа меня должны будут увезти к прокурору и он решит что со мной делать и меня отпустят под подписку о невыезде, если я буду делать все так, как мне говорят.
На обед была страшного вида и запаха похлебка, а вернее – серая, мутная вода с одним кусочком хлеба, а на второе – рожки с каким-то вонючим жиром вместо масла. На десерт – та же горячая вода. Вечером – хлеб и горячая вода. Надо признать, что уже на второй день я искренне радовался и рожкам и этой горячей воде! Поистине, человек ко всему привыкает и очень быстро.
Привык и к туалету… Если «по-маленькому» можно было в любой момент сходить в бачок, то «по-большому» – только один раз, утром. Всю камеру выводили в большой туалет на 5 «очков». Из бумаги там был только драный журнал Огонек… У кого утром «не получилось» , должен был терпеть до следующего утра, ибо в бачок это делать было нельзя – до утра он не выносился… С собой же брали и бачок и мыли его там, смазывая потом квачом, стоящем в растворе хлорки. За качеством этой работы следили сами «постояльцы» камер, так как если делать это не очень тщательно, то в камере будет сильный запах.
Наиболее близок мне был Сергей – высокий, стройный мужчина лет 30 – 35. Он вообще, как-то само собой, естественно стал старшим в камере. Именно он как бы покровительствовал мне с самых первых часов моего пребывания в камере и подробно, систематизированно рассказывал мне о правилах поведения, о каких-то законах и нормах общежития в тюрьме и на зоне. Я очень надеюсь на то, что мне все это не пригодится, однако благодарен тем, с кем меня судьба свела в этом суровом месте, за науку выживания…
Правда, я тоже не оставался в долгу и как-то получилось , что каким-то образом темы переходили то на один то на другой предмет и у меня было много что рассказать и о политике и о жизни в других странах и вообще, о многом. Благодаря этому время летело очень быстро.
Сергей был вором. Он дважды уже сидел по несколько лет и говорил с полной уверенностью, что и в этот раз получит максимум два-три года, так как его взяли на краже до того, как он успел ее закончить и на него могли повесить только попытку кражи.
Действовал он всегда в одиночку.
Из общей характеристики – умен, начитан, независим и вспыльчив. Во всем его облике, манере говорить чувствовалась уверенность в себе и сила… Злобы или агрессивности в нем я не почувствовал, но как оказалось позже – напрасно.
Как зовут третьего соседа, мы так и не узнали. Он не спал и не ел. Сидя спиной у стенки, он или смотрел постоянно в одну точку или качался, закрыв глаза, вперед-назад, сидя на краю нар. На все попытки уговорить его поесть что-либо он только отрицательно мотал головой. Лишь один раз он заговорил, буквально в нескольких предложениях рассказав, что изрубил большим поварским ножом молодую жену, которую застал с любовником. Говоря об этом, он поскуливал, сокрушаясь и убиваясь сожалением о том, что сделал… Он был пьян когда делал это. В милицию он пришел сам, отделение милиции было в соседнем доме.
Самое же интересное было в том, что он знал об измене и предупреждал жену, что убьет ее если застанет. Более того, он дважды ходил в милицию и там предупреждал дежурного, что убьет жену. Он требовал, чтобы милиционеры поговорили с ней и убедили ее не делать этого в своей квартире. Его выгоняли пинками под зад со словами: «Когда убьешь – приходи и мы займемся твоей проблемой».
Вот он и пришел, заявив что все уже сделано и теперь они могут им заняться… Ему опять не поверили, но когда дежурный вышел из своей выгородки, чтобы снова вышвырнуть его из отделения, он увидел его руки в крови…
Рассказав это, он снова впал в свое прежнее состояние и больше не выходил из него…
Когда его увели куда-то, Сергей сказал, что встречался уже с подобным.
– Он не жилец. Такие на зоне не живут и накладывают на себя руки при первой же возможности… Он никогда не простит себе того, что совершил.
Поздно вечером второго дня, когда мы уже начинали дремать, в камеру впустили еще одного человека. Это был молодой парень, лет двадцати. Он громко и весело всех поприветствовал, но в этом приветствии было что-то такое… развязно-наглое, что я сразу понял – он мне активно не нравится. Видимо я был не один такой, потому что Сергей тут же рявкнул ему, чтобы он лег и не орал тут, потому что народ отдыхает уже.
На следующее утро все проснулись от громкого крика новенького.
– Подъем!
Он сидел на краю нар рядом с Сергеем и широко улыбался.
– Ты ё….ся, что ли, не видишь что люди спят?- спросил Михаил, приподнявшись и уставившись на орущего заспанными глазами.
– Подъем! – снова заорал тот и тут же улетел к параше от удара ногой. Сергей приподнялся и спокойным голосом произнес:
– Ну тебе же сказали, что не любят люди такого крика. Лежи себе как все люди и молчи.
– А чего это я буду молчать, ты что здесь – командир? – последовал ответ.
– Ну ты даешь,- снова приподнявшись, протянул Михаил.
– От параши ни ногой, сиди там пока не скажу! – так же спокойно сказал Сергей. Парень тут же сел на нары. Немедленно последовал удар кулаком и он опять отлетел к параше, на этот раз оставшись там и утирая сопли и разбитый нос.
– Вот такие на зоне быстро оказываются с рваной ж…,- громко сказал Сергей, обращаясь ко мне.
Отпустил его Сергей почти перед обедом. До этого времени он так и сидел на крышке бачка, вставая лишь тогда, когда кому-то нужно было его открыть.
Повеселев, он сел на край нар и стал тарахтеть без умолку, рассказывая обо всем что придет в голову. Спать никто не хотел и поэтому никто его не прерывал. Всех зацепил его рассказ о том, как он приехал из соседнего города без копейки в кармане и его приютили в общежитии мединститута девчонки. Они кормили, поили его две недели, да и ночью не обижали.
Он взахлеб, со смехом рассказывал, как в то время, когда они были на занятиях, шерстил из вещи и «отламывал» от тех рубликов что находил, понемножку и в городе неплохо гулял по пивку. Девчонки стали замечать пропажи, но на него даже и подумать не могли. Они грешили на то, что кто-то подбирает ключ когда никого нет… Закончилось все тем, что он унес магнитофон и продал его. Девчонки вызвали милицию и все открылось.
– А ничего они не докажут, за магнитофон дадут условно и все!- весело заявил он.
– А ты, оказывается, еще и крыса! – медленно растягивая слова, сказал Сергей. – Спать будешь в ногах.
Это был приговор. Ни обсуждению ни обжалованию он не подлежал, да никому из присутствующих и в голову бы не пришло встать на защиту приговоренного. В ногах оставалось еще с полметра площади и именно там он и спал следующую ночь. Поперек.
Больше тарахтеть ему не позволяли. Все его попытки принять участие в разговорах, которые продолжались практически все время, очень резко пресекались Сергеем или Михаилом. Этот человек потерял право разговаривать и спать наравне со всеми…
И тогда и потом, позже, я думал над этой ситуацией и, даже понимая неестественную жесткость всего этого тюремного уклада, принимал жестокую справедливость некоторых положений негласного тюремного «устава»…
Я прекрасно сознаю, что видел только краешек, самую малость из этой стороны жизни, чтобы судить о ней, однако то, что я все же увидел, дало мне именно такие впечатления.
Сидя там, в камере, я впервые в своей жизни осознал, что такое свобода. Нет, не та свобода, о которой пишут в книгах и газетах и за которую бьются диссиденты, профсоюзы и революционеры всех мастей.
Я имею в виду ту свободу, которая дается нам при рождении, Богом. Свобода идти куда хочу, смотреть куда хочу, надеть что хочу, съесть что хочу, сказать что хочу, позвонить, написать, нарисовать, спеть … Сколько еще всего?! Это же какое великое счастье – иметь возможность все это иметь! Или это не свобода, а воля? Не знаю. Суть от того, как это назвать не меняется.
Так я и рассуждал, глядя на полоску неба за толстой решеткой, над намордником и когда на край ржавого железа села муха, я ей позавидовал. Остро, до слез, до отчаяния… Ей оттуда видна улица, люди, машины… Она же может полететь туда, к людям. Ощущение утраты свободы у меня почему-то ассоциируется именно с той свободной мухой, с теми моими ощущениями …
Живя нашей обычной жизнью, мы не особо задумываемся о ценности всего этого. Лишь потеряв какую-то из свобод, мы вдруг осознаем счастье обладания ею. Потом, через много лет, лишившись возможности ходить, я очень ярко, остро вспомню эти мысли у окна камеры…
Как пояснили в областной прокуратуре, в последнее время у авторитета сильно сдавали нервы. То ли из-за солидного возраста, то ли в силу других причин у Левы Шишкина часто случались психические срывы.
— Он игнорировал распоряжения сотрудников колонии, грубил им. Кроме этого, у него сложились плохие отношения с «коллегами» по месту отбывания наказания, — рассказал старший помощник прокурора Пензенской области по надзору за законностью исполнения уголовных наказаний Владимир Калашников — За последний месяц своей жизни Шишкин не раз побывал в штрафном изоляторе.
Петухами становятся совершенно по разным причинам. Чаще всего в зоне опускают осуждённых по ст. 131 УК (изнасилование). Сюда же попадают развратники, растлители и гомосексуалисты, независимо от того, какое преступление они совершили.
Но по статистике на 2021 год, в категорию опущенных всё чаще стали попадать заключённые из-за совершённых ими «косяков», недостойных звания зэка. Так, например, «порядочному» зэку не положено выполнять работу, связанную с сантехникой; этот вид деятельности — исключительно для петухов.
Кстати, вопреки стереотипному мнению, доля гомосексуалистов среди опущенных невысока. Большинство осуждённых становятся петухами за поступки, не имеющие отношения к сексуальной сфере.
Обычно опускают за различные нарушения правил тюремной жизни, такие как:
Новичкам, впервые попавшим на зону, следует чётко знать некоторые правила. Ключевое из них – ни в коем случае не соглашаться на «петушиную» работу, не брать в руки швабру, тряпку.
В столовой нужно садится вместе с сотоварищами и не торопиться занять свободный стол. В некоторых колониях вещи, предметы, имеющие отношение к опущенным, помечаются красной краской.
Если заключённый не является гомосексуалистом и не осуждён по «петушиным» статьям, то опустить его могут только за злостные проступки.
Таким образом, чтобы избежать участи опущенных, зэк должен жить по правилам тюремной жизни, а именно:
Про досуг на зоне или «безудержное веселье»
22973
33754
31812
24587
33624
Фото 28958
25546
Наверное, около 80% разговоров, шуток, подколок, угроз и оскорблений в зоне связано с темой «опущенных». Если честно, зеки любят подобные разговоры. Они помогают почувствовать заключенным, что у них не все так плохо, поскольку есть те, кому гораздо-гораздо хуже. И над кем даже самый последний «конь» (слуга у зеков) имеет власть. Вообще, самое страшное, что может произойти с заключенным, — это переход в разряд «петухов», а случиться это может относительно легко.
Две основные обязанности «обиженных»: сексуально удовлетворять заключенных и делать всю грязную работу в зоне. Бить их могут в воспитательных целях и так, для души. Мне рассказывали случаи, когда «опущенных» будили ногой в лицо, чтобы те шли убирать туалет.
Администрация неоднозначно смотрит на «петушиный» вопрос. Долго работающие в МЛС милиционеры проникаются «понятиями» до мозга костей и, соответственно, относятся к «опущенным» немного не как к другим зекам. С другой же стороны, по долгу службы, охранники обязаны предотвращать любое проявление физического или психологического насилия среди заключенных, поэтому они всячески пытаются уследить, чтобы «петухов» сильно не били и не унижали. И в последнее время им это особенно удалось: бить «отсаженных» практически полностью перестали.
В зоне, где я сидел, еще в начале моего срока «обиженный» был обязан прижиматься к стене, когда по коридору проходил «мужик».
Если нет места, куда положить «опущенного», то он может спать прямо под нарами. На этапах, в транзитных камерах, все «петухи» отсаживаются либо к двери, либо к туалету. В общем, чтобы выжить в зоне, будучи «петухом», нужно иметь определенный тип личности, поскольку не каждый сможет вытерпеть постоянные унижения, побои, домогательства и полное уничтожение человеческого достоинства, которым подвергаются «обиженные».
Правда, и «опущенные» отличаются не меньшей жестокостью. Старожилы мне рассказывали, что якобы в одной из колоний решили провести эксперимент, и «петухов» со всей зоны поселили в одном отряде, чтобы никто их не трогал, и они могли спокойно себе жить. Так вот, не успели милиционеры это сделать, как «обиженные» создали в отряде точно такую же иерархию, что и во всей зоне: там появились свои «блатные», «мужики» и «опущенные». Но, в отличие от остальной зоны, в этом отряде иерархия поддерживалась, якобы, благодаря нечеловеческой жестокости (в принципе, оно и понятно). Эксперимент пришлось прекратить.
Не знаю, как в других лагерях, но в нашей зоне «петухов» всегда можно было внешне отличить. Не только по одежде, у них был какой-то особый отпечаток на лице. Было видно, что эти люди попали в «гарем» не зря.
Однако несмотря на все побои и унижения, у «опущенных» есть некоторые права и социальные гарантии.
Во-первых, все «петухи» делятся на рабочих и не рабочих. Рабочие оказывают сексуальные услуги, не рабочие, соответственно, нет. И никто не имеет права заставить «опущенного» заниматься «этим» против воли — это беспредел. Чаще всего интимные услуги предоставляются по обоюдному желанию.
Во-вторых, за секс нужно обязательно платить. Если заключенный не платит «пробитому» за секс, значит, он делает это по любви. А у кого может быть любовь с «петухом»? Правильно, у такого же. Вообще, в плане оплаты за уборки или за другие не «кидали»: платили в полном размере и всегда вовремя, поскольку они и так обижены жизнью, куда уж больше издеваться! Поэтому очень часто у заключенных с низким социальным статусом в материальном плане дела обстояли гораздо лучше, чем у зеков с более высоким статусом.
Вообще, в отношении к «петухам» проявляется суть заключенного. ЗК делятся на два лагеря, тех, кто пользуется с удовольствием, не видя в этом никаких проблем, и тех, кто избегает подобных вещей, считая их активной формой гомосексуализма. Первых в зоне не так-то уж и много, тем более в последнее время, когда милиция активно взялась за искоренение интимных услуг. Не знаю, как в других лагерях, а в нашей колонии администрация добилась огромных успехов в этом деле. У нас зеки, перед тем, как обратиться к «петуху» с предложением заняться сексом, трижды думали: нужно ли им это.
В пенитенциарных учреждениях стран бывшего СССР существуют 4 основных категории («масти») заключённых, а также различные промежуточные группы. Характерной особенностью этой иерархии является лёгкость перехода из более высокой касты в более низкую (этот переход называют «опусканием», хотя обычно это слово употребляется в более узком смысле — перевод заключённого в касту «петухов»). В то же время, переход в обратном направлении обычно очень сложен или вовсе невозможен. Например, чтобы стать петухом, заключённому достаточно сесть в столовой за «петушиный» стол, тогда как способа перейти из петухов в другую касту не существует.
Как вора в законе убил на зоне арестант
Блатные — высшая каста в иерархии. Это, как правило, профессиональные преступники. Зачастую именно блатным принадлежит реальная власть в тюрьме или на зоне. Существует много требований к претендентам на статус «блатного»: например, блатным не мог стать заключённый, служивший в армии, работавший официантом, таксистом и прочей обслугой (то есть т.н. «халдеем »), правда в последнее время некоторые из этих требований смягчились или были вовсе отменены. Блатные, как правило, в зоне не работают; там же, где это допускается, блатной не должен занимать никакой официальной должности (в этом случае он автоматически становится «козлом»). Блатные имеют право забирать себе из «общака » всё, что сочтут нужным, но при этом и обязаны заботиться о снабжении зоны по нелегальным каналам продуктами, чаем, алкоголем и т. д., разрешать возникающие споры между заключёнными с точки зрения неписанных уголовных «законов» (по этим законам, «правильные» заключённые в случае конфликтов могут обращаться только к блатным, и ни в коем случае — к администрации мест заключения). При этом блатной должен действовать «по понятиям», иначе его могут опустить .
Сами блатные, как правило, называют себя не блатными, а «арестантами», «босяками», «путёвыми» и т. д.
Мужики — самая многочисленная группа заключённых. Как правило, они попадают в тюрьму более или менее случайно и рассчитывают после отбытия срока вернуться к обычной жизни. Они работают, не претендуют на неформальную власть и не сотрудничают с администрацией тюрьмы. На «разборках» блатных мужики права голоса не имеют (хотя блатные могут прислушиваться к мнению наиболее уважаемых «мужиков»).
Козлы — заключённые, открыто сотрудничающие с администрацией, занимающие какую-либо должность (завхоза, библиотекаря и т. д.). Они не пользуются уважением других заключённых и в «общак» их не принимают (хотя иногда «козлы» организуют свой «общак»). В некоторых зонах или тюрьмах «козлов» приходится собирать в отдельных камерах из-за враждебного отношения к ним. В то же время, общаться с «козлами» и прикасаться к ним не запрещается.
Слово «козёл» и производные от него являются (для заключённых таковыми не являющимися) серьёзными оскорблениями; как правило, сами «козлы», а также другие заключённые в их присутствии (при спокойных отношениях между ними и «козлами») употребляют слова «красные», «активисты» и т. д.
Чёрт — хуже петуха. Он выполняет всю грязную работу заключённых. В настоящее время каста «чертей» сохранилась только на «малолетках». Это заключенные, выполняющие какую-либо работу за плату, обычно для блатных. На взрослых зонах «черти» живут «мужиками». Аналогичная мужикам на «малолетках» каста — «середняки» В тюремной иерархии несколько ниже «мужика», в основном отсутствием права голоса.
Немного истории, в советское время за многие допущения и поступки в лагере просто опускали, то есть насиловали, к примеру, фуфлыжника, того кто не расплатился, могли изнасиловать, тем самым получив с него проигранный долг. Живут опущенные в зоне в гареме, где сидят такие же петухи (опущенный значение — обиженные, петух, пидоры, пинчи, покеры).
Занимаются опущенные в зоне самой грязной работой:
- моют сортиры, бани;
- подметают плац, локалки;
- выполняют работы на запретке;
- убирают и грузят мусор;
- чистят канализацию.
Есть среди опущенных в зоне те, которые зарабатывают, продавая себя, их называют «рабочие обиженные».
В последнее время попасть в касту опущенных можно только по мусорскому беспределу. По воровскому прогону «х.й снят с вооружения», чтобы не уподобляться мусорам.
Но менты, в некоторых тюрьмах, продолжают закидывать в гарем зэков по разным причинам.
Если арестант попадает в такое место, то у него только один выход: по понятиям он должен сделать так, чтобы опущенные начали ломиться с хаты, сделать это нужно любыми способами, чтобы остаться одному, либо, чтобы мусора вывели его сами оттуда.
Ни в коем случае нельзя оставаться внутри с обиженными или начинать самому паниковать и ломиться. Если арестант «выломит» с хаты опущенных, то в этом случае есть шанс, что зэка может остаться среди людей, которые после разберутся в ситуации.
КУПИТЬ ВОРОВСКИЕ ЧЕТКИ
Живут опущенные в зоне отдельно, у них все свое, к которому даже прикасаться нельзя обычным зэкам, это прокаженные в тюрьме.
Отношение в преступном мире к гомосексуалистам понятное, но есть геи, которые скрывают — кто он есть на самом деле.
Если это выявляется, то есть опущенного на свободе парня растихарили, то его опускают в зоне, изнасиловать могут всем бараком, в каком находился обиженный.
Как выявляется: если про человека поднимается стремный базар, то его начинают раскачивать, где в большинстве случаев, гей сознается кто он по жизни. Тогда он переезжает к обиженным.
Если человек не сознается, то его ставят под вопрос, его «отталкивают» от порядочных арестантов, пока выясняется кто он.
В это время братва ищет людей на свободе, земляков в лагере, в общем, всех тех, кто может привести явные доказательства против «под вопросника».
Пока зэк находится под вопросом, с ним никто «не полоскается», к примеру, чифирить с ним никто не будет, он, по сути, находится на положение «невыибанного пидора».
Когда выясняется и приводятся явные доказательства, то зэка забивают или просто насилуют. После этих процедур могут нанести наколку, чтобы в последствии опущенный не смог скрывать кто он есть в преступном мире.
Психологи, проводившие в ряде российских МЛС исследования поведения заключенных, принадлежащих к различным мастям-кастам, пришли к любопытным выводам относительно самопозиционирования представителей низшей из тюремных категорий зеков – «опущенных» («петухов», «обиженных» и т.п.). Они, как правило, не хотят покидать свой, отгороженный от основной массы заключенных, мирок – с персональными углами для ночлега в тюремных камерах или в отрядах колоний, предназначенной только для них посудой и другими «выделенными привилегиями». Там их никто не трогает, они сами по себе.
Более того, «опущенные» в какой-то степени чувствуют собственную необходимость в системе тюремного мира, отдавая себе отчет в том, что их грязную работу (уборка отхожих мест, производственных помещений, чистка выгребных ям и т.д.) больше делать некому.
Между тем отгороженность «опущенных» от остальных зеков обусловлена не только и не столько брезгливостью по отношению к ним со стороны сокамерников, сколько страхом «зафоршмачиться», «загаситься», вступив в контакт с «петухами».
Опущенные почему их боятся в русской тюрьме
Данные наколки делятся на два типа обычные и тюремные.
- В местах не столь отдаленных черт на луне считается стремлением к свободе. В таком изображении порой заложен глубокий смысл для зека – даже попав на луну, он там не пропадет.
- Если же черт нарисован рядом с представительницей женского пола, то это означает что преступник пошел на дело только из-за своей любимой. Такая наколка говорит о том, что мужчину погубила прекрасная девушка.
- Если черт изображен с бутылкой, это означает что человек любитель выпить. И алкоголь его сгубил.
- Не рекомендуется делать тату в виде черта на ягодицах, так как в тюрьме это имеет очень негативное значение. И если у человека имеется такая татуировка, то для всех он будет опущенным.
- А также татуировки данного типа делятся на картины и просто надписи. Например, если наколоть надпись: тысяча чертей, то она будет ассоциироваться с Дартаньяном из сериала “Три мушкетера”. То есть такая надпись будет олицетворять смелость и благородство.
Новичкам, впервые попавшим на зону, следует чётко знать некоторые правила. Ключевое из них – ни в коем случае не соглашаться на «петушиную» работу, не брать в руки швабру, тряпку.
В столовой нужно садится вместе с сотоварищами и не торопиться занять свободный стол. В некоторых колониях вещи, предметы, имеющие отношение к опущенным, помечаются красной краской.
Если заключённый не является гомосексуалистом и не осуждён по «петушиным» статьям, то опустить его могут только за злостные проступки.
По словам музыканта, в московском следственном изоляторе условия были такие, что заключенные продолжали употреблять наркотики. «В камерах кололись. В туалет заходили и кололись. Были и передозы, отказычивали своими силами. А так из «Макдональдса» нам приносили еду, водку приносили. Продольный (охранник — прим. Anews) прям заходит, спрашивает, что надо. Даешь наличку. Москва в этом плане нормальная. Черный ход, все можно принести. Телефоны тоже», — сообщил рэпер.
«А по ночам между камерами натягивали канаты и отправляли по ним передачки. Кто-то наркотой делился. Охранники правда перерезали их. Неприятно, когда знаешь, что к тебе колбаска идет, но не доходит», — добавил Паша Техник.
По его словам, поначалу он боялся ехать в тюрьму. «Меня кошмарили эти, когда везли, что тебя там сейчас по полной программе, у тебя статья вообще, на кол тебя посадят. А меня они за своего почему-то приняли», — сообщил рэпер.
Самой значимой, важной и почетной мастью на зоне являются «блатные». Эта каста самая малочисленная, и попасть в нее просто так не получится. Итак, кто такой «блатной»?
«Блатные» — это настоящая, практически безграничная власть на зоне. Именно члены этой группы устанавливают неписаные правила поведения в местах лишения свободы, следят за порядком на зоне, решают конфликтные ситуации, возникающие между заключенными, и наказывают «провинившихся» по всей строгости тюремного закона.
Лидером «блатных» является «пахан» — признанный криминальный авторитет. Если же такого на зоне нет, то назначается «смотрящий» — заключенный, выполняющий функции лидера.
«Пахан» и его приближенные (то есть «блатные») обладают на зоне особыми привилегиями. Они могут не работать, оставлять себе из «общака» все, что посчитают нужным.
Почему у воров в законе не принято рукопожатие
Если принадлежать к двум вышеописанным мастям почетно, то вот попасть в касту «козлов» — значит поставить себя против остальных арестантов. Как правило, к этой масти относят тех заключенных, которые по собственному желанию (а в некоторых случаях и по принуждению) стали сотрудничать с администрацией исправительного учреждения.
Так, если арестант согласился занять должность тюремного библиотекаря или завхоза, то он автоматически попал в касту «козлов». Осужденные, относящиеся к данной масти, активно сотрудничают с руководством тюрем, выполняя все их поручения. В связи с этим остальные арестанты относятся к ним как к предателям.
Посадили мужчину в тюрьму на строгих 9 лет. Однажды ему кум (начальник тюрьмы) говорит: отгадаешь загадку в течение 9 лет — отпущу тебя. Ну, мужик согласился, и начальник говорит: «Слово из 9 букв, есть в каждом доме, кончается на „зор“, но не ТЕЛЕВИЗОР». Мужик думал-думал долгих 9 лет, так и не отгадал. Отсидел он свои 9 лет, приходит домой, заходит в дом и видит этот предмет и умирает от сердечного приступа.
Ответ: Телевизор. Вопрос не про то, что загадал тюремщик, а про предмет, про который мужик сначала услышал от тюремщика (телевизор), а затем увидел дома. И если вчитаться в условие, то можно это понять.
Баклан – хулиган. У данного слова презрительный оттенок; бакланами не принято называть авторитетных заключенных, даже если они осуждены за хулиганство.
Бесконвойник (расконвойник) – это заключенный, у которого есть право на передвижение без конвоя за пределами зоны (но все же в определенных пределах) по пути на работу, а также с работы.
Бардак – беспорядок в камере (на зоне). Отличие бардака от беспредела в том, что беспредел является сознательным нарушением представителями администрации либо лже-блатными правил и норм, которые признаются, а также поддерживаются другой частью камеры (или зоны). Бардак – это общая распущенность, отсутствие всяких правил, в результате чего страдают люди.
Беспредел – это произвол, беззаконие, отсутствие порядка, «беспонятие».
- Беспредел ментовской – это садизм, сверхжестокость, беззаконие по отношению к прочим заключенным и лицам со стороны администрации зоны или иных должностных лиц, к примеру, инспекторов МВД, прокуроров.
- Беспредел блатной или шерстяной — является насильственным, открытым нарушением блатными либо шерстяными тюремного закона в отношении заключенных.
Беспредельщик — Зачастую так называют заключенного, а реже – сотрудника ИТУ, который творит произвол и беззаконие.
Беспредельный – беззаконный по правилам и нормам тюремного закона.
Бич – то же, что и чушкан либо черт. Так называют слабовольного человека, который попадает в зависимость от прочих заключенных и быстро опускается. Бич не способен придерживаться своей линии поведения, поэтому обычно прислуживает другим заключенным.
Самосохранению заключенных подчинен и принцип, согласно которому за каждое слово следует “ответить”. Посылать «вдаль», как на воле, никого нельзя.
Неосторожного болтуна могут убить, ведь полный вариант фразы звучит как посылание к “опущенным”, что зачастую в условиях тюрьмы равносильно смерти. Поэтому любое в сердцах брошенное слово может привести к очень серьезным последствиям, вплоть до летальных.