Рассказы охотников промысловиков про тайгу и свои аудиокнига слушать бесплатно

Байкал гневно крикнул:

— Я могу дать только свои слезы!..

Cотни лет течет Ангара в Енисей водой — слезой, а седой одинокий Байкал стал хмурым и страшным. Скалу, которую бросил Байкал вслед дочери, назвали люди шаманским камнем. Там приносились Байкалу богатые жертвы. Люди говорили: «Байкал разгневается, сорвет шаманский камень, вода хлынет и зальет всю землю». Только давно это было, теперь люди смелые и Байкала не боятся… 

Омулевая бочка

Давно, очень давно случилось это. Русские уже тогда промышляли омуля на Байкале и в рыболовецком деле не уступали коренным жителям Славного моря — бурятам да эвенкам. 

А первым среди умельцев — добытчиков значился дедко Савелий — недаром в вожаках полжизни проходил и морем кормился сызмальства. Крепко свое дело знал старый рыбак: подходящее место найти и время для лова выбрать верное — это уж из его рук не выскочит. 

Родову свою дедко Савелий вел от рыбаков русского поселения Кабанска, а кто не знает, что кабанские рыбаки по всему Славному морю за самых фортовых промысловиков считаются! 

Излюбленным угодьем дедка Савелия был Баргузинский залив, где он и неводил чаще всего. Плес этот близок от Кабанска, но байкальскому рыбаку приходится выезжать зачастую и дальше: в поисках омулевых косяков на одном месте не засидишься. 

Как-то утром, после удачного замета, рыбаки позавтракали жирной омулевой ушицей, напились крепкого чая и расположились у моря на отдых. И потекла у них беседа о том, о сем, а больше — о той же рыбе, о ее повадках, о тайнах морских глубин. А был в этой артели особо пытливый паренек, большой охотник послушать бывалых рыбаков, у которых уму разуму набраться можно. Хлебом молодца не корми, а уж если что запало в душу — дай разобраться, без этого и спать не ляжет, себе и людям покоя не даст. Звали парня того Гаранькой, а родом он был откуда-то издалека, потому и хотелось ему побольше узнать о Славном море. Не спроста и дедка Савелия держался он близко, и все норовил выведать у него что-нибудь, донимал вопросами всякими, а у того и в привычке не было, чтоб с ответом медлить — всегда человека уважит. 

И на этот раз Гаранька сидел рядом с дедком Савелием и слушал все, о чем он рассказывал, а потом вдруг и спросил его: 

— А, правда, что здешние ветры имеют власть над рыбами? 

На это дедко Савелий ответил не сразу. Поглядел на Гараньку с удивлением и спросил: 

— О бочке, что ль, прослышал?

Гаранька того больше удивился. 
— О какой такой бочке? Ничего не знаю… 

— Есть такая … омулевая. Особенная она — бочка та. Волшебная… 

У Гараньки даже дух захватило от услышанных слов, он и пристал к дедку Савелию: 

— Так расскажи о ней. Расскажи, дедко! 

Дедко Савелий куражиться не любил. Набил трубку табаком, раскурил ее от уголька и, видя, что не только Гаранька, но и все остальные рыбаки навострили уши, неторопливо начал: 

— Дело-то из-за рыбы нашей байкальской получилось, а как давно это было и как это открылось миру — неведомо мне. Старики сказывают, а им вся вера. Над рыбными угодьями тогда, сказать надо, хозяйничали тут ветры-великаны — Култук и Баргузин, по первости — хорошие приятели.

А страшилища были оба — словами не передать! Густые волосы разлохмачены, пеной брызжут по чище бесноватых, пойдут гулять по морю —  света белого не увидишь! Любили они друг к другу в гости ходить — поиграть, повеселиться. А для забавы была у них одна на двоих игрушка чудесная — омулевая бочка. На вид простенькая такая, обыкновенная, какие и теперь наши бондари делают, а вот силу — то, как раз имела необыкновенную: куда плывет она, туда и омули неисчислимыми косяками тянуться, будто в бочку ту сами просятся. Ну, это и забавляло великанов. Налетит на Култука Баргузин, расшумится, выкинет бочку из пучины, да и похвалиться: 

 — Гляди-ка, сколько рыбы нагнал! Видимо-невидимо! Попробуй проворотить! 

А Култук выждет свое время, подхватит бочку ту на хребет и посылает ее обратно со смехом: 

— Нет, ты лучше на мои косяки погляди да полюбуйся: чай, побольше будет-то! 

Так и вводили они друг друга в задор. Не то чтобы им нужна была эта рыба или за богатство, какое они считали ее, а просто им проводить время как можно озорнее. Прикинуть в уме ладом, так будто и не такое уж заманчивое занятие, а вот не надоедало им. И доныне, пожалуй, так перекидывались бы они омулевой бочкой, да вдруг крутенько повернулась им эта забава. А получилось вот что. Полюбили богатыри Сарму, горную богатыршу, хозяйку Малого моря. Оно называется так потому, что от Большого моря, Байкала, отделяет его остров Ольхон. А у Сармы свой путь по волнам проложен, и если уж разгуляется она каким часом, то добру не бывать: нрав-то у нее покруче, чем у Баргузина с Култуком, да и силы побольше. А кого не заманит иметь такую могучую женушка? Вот раз Баргузин и говорит Култуку: 

— Хочу жениться на Сарме — сватов засылать буду… 

Известное дело, не больно-то по сердцу пришлись Култуку такие слова, но он и виду не подал, что они задели его за живое. Только и сказал с усмешкой: 

— А это уж как ей поглянется. Я-то ведь не сколько не хуже тебя и тоже хочу, чтоб она была моей женой. Вот пошлю своих сватов, а там видно будет, за кого пойдет Сарма. 

На том и порешили. Без спору и обиды, по доброму согласию. А в скором времени и ответ от Сармы принес баклан — птица морская: 

— Замуж выходить меня пока неволя не гонит, но поглядеть жениха надо. А вы мне нравитесь оба — и видные-то, и веселые. Однако ж кто из вас лучше, судить буду после, когда увижу, кто скорее исполнит мое желание. А желание мое таково: подарите мне свою чудо-бочку, хочу, чтобы и мое Малое море кишело рыбой. И кого я увижу бочкой первого, того и назову своим мужем! 

Совсем нехитрым показался богатырям каприз невесты, только и делов — завладеть бочкой, выкинуть ее в Малое море, и гуди победу — станешь женихом. 
Ан не тут-то было! В той кутерьме, которую в раз подняли ветры-великаны, когда отлетел баклан, никак нельзя было определить, кто кого осилит. Только Баргузин ухватится за бочку, как Култук тут же вышибет её и норовит за собой оставить, но через миг бочка снова в руках Баргузина. Ни в какую друг другу уступать не хотят. Так остервенились, что по всему Байкалу слышно было, как они ворочаются и ревут. Да и бочке ладно досталось — только знай, поскрипывает да летает с места на место. 

Наконец изловчились богатыри, враз ухватились за бочку, да так и застыли: ни тот, ни другой высвободить бочку не может, поскольку силы-то у обоих одинаковые. И только было они хватились снова бороться — глядь, а бочки-то и не стало вдруг, выскользнула из рук, в воду ушла…

Пометались, пометались разъярённые ветры-великаны, да и затихли, уморились от напрасных поисков. Решили подождать, когда бочка
всплывет вверх. А только напрасно на то надеялись: бочки, будто и вовсе не бывало. День прошёл, за ним другой, потом недели полетели, месяцы, а бочки всё нет и нет. Ветры-богатыри и понять не могут, с чего так получилось? Измучились от дум да от мук сердечных, а как облегчить дело — не знают. После уж от самого Байкала узнали, что это он отобрал у них бочку-то и запрятал ее в своих глубинах. Это был его подарок ветрам, а увидел, что из-за чудесной бочки раздор между ними пошел, и что по совести решить дело они не хотят, так и отобрал сразу. 

Ему какое дело, что Култук и Баргузин Сармы из-за этого лишились. Сарма сперва терпеливо ждала, чем закончится состязание, а как узнала, так сразу и послала своего верного баклана передать богатырям, что она ни за кого из них замуж не пойдет. Не собирается и за других выходить: одной лучше. Да еще так упрекнула: какие-де вы богатыри, раз не сумели бочку удержать в руках! Я-де гораздо сильнее вас и бочку ту сама как-нибудь достану. 

Култук же и Баргузин до сих пор друг друга не знают — каждый ходит своим путем-дорогой. А ежели по старой привычке и делают набеги один в сторону другого, то попеременно, каждый в свое время, чтоб, значит, не встречаться: стыдятся, что оплошал когда-то с бочкой-то. И больше для того погуливают, чтоб поглядеть: а не обозначится ли где чудесная пропажа? Так и разошлись в разные стороны Култук, Баргузин и Сарма, и, где находится сейчас омулевая бочка, никто не знает… 

Кончил свой рассказ дедко Савелий и перевел дух. Вздохнул и Гаранька — будто воз на гору затащил. Так всегда бывало с ним: слишком уж заслушивался он, когда кто рассказывал что-нибудь удивительное, лицом даже каменел. Перебивать он никогда не перебивал рассказчика, а неясное всё на память брал, чтобы потом не скупиться на вопросы. Так и тут получилось. 

— А может, Сарма и в самом деле достала ту бочку? — спросил он у дедка Савелия. 

— Ничего нет удивительного, ответил он. — Сарма самая сильная из ветров-великанов, её сам Байкал побаивается, и устоять перед ней не может, готов исполнить любую её прихоть. А Сарма-то, Гаранька, такая: побалует-побалует да вдруг ко всему и охладеет, отступится… 

С той поры глубоко запала в голову парня дума о чудесной омулёвой бочке, которую прячет где-то в своих глубинах батюшка Байкал. «Вот бы найти её да к делу пристроить в нашем рыбацком промысле»,- часто мечтал он и всё ждал, когда представится такой случай. И вот артель преступила к замету в Баргузинском заливе. Работали рыбаки дружно, но на этот раз им не повезло: улов оказался ничтожным. И сколько ни заводили невод, а рыбы вытащили, что кот наплакал. 

— Так не пойдёт дело,- нахмурился дедко Савелий.- Рыбы здесь нет. Да вроде и не предвидится.

— А не поплыть ли нам в Малое море, в Куркутскую губу, авось нам там подфартит… 

 Рыбаки согласились. Приплыли они в Куркутскую губу, поставили шалаш из бересты на берегу и подготовили снасть к замёту. А плёс такой облюбовали, что краше и не бывает, поди. Тут и скалы могучие да высокие, и тайга-матушка зелёная, а над водой чайки да бакланы летают и кричат. С неба лазоревого солнышко светит и греет ласково, а воздух такой медовый разлит вокруг, что и надышаться невозможно. Однако дедко Савелий, глянув на небо, нахмурился вдруг.

— Не быть сегодня удаче. Видите, над ущельем белые кольцевистые морока появились, вроде тумана, а над ними средь неба ясного такие же стоят недвижимо. Непременно в скорости Сарма пожалует. Гаранька так и обмер.

— Неужели доведётся увидеть богатыршу эту?

— Доведётся. 

Сказал это дедко Савелий и велел всё прибрать и запрятать в скалах, а шалаш снести — всё равно-де Сарма разрушит его. И только управились с делами рыбаки, как точно ударил с угрюмых гор сильный ветер и вокруг сразу, стало темным-темно. Зверем заревело Малое море, затрещали на его берегах вековые деревья, со скал полетели в воду огромные камни…

Гараньке хоть и не по себе стало от такой страсти, а любопытство всё же взяло верх, высунулся он осторожно из-за укрытия. Видит, нависла над морем огромная, будто из дыма сотканная голова женщины, страшная и лохматая. Волосы пепельного цвета с проседью, щеки, что студень, так и трясутся, изо рта пар густой валит, а губы, что мехи кузнечного горна, так волны и вздувают, нагоняют друг на друга.

— Ох, и сила же! — подивился Гаранька и скорей обратно в укрытие полез. Дедко Савелий улыбнулся: 

— Ну, как Сарма? Приглянулась? 

— Ой, дедко, век бы с ней не видеться и не встречаться!

— Да, Гараня, красоту всяк по-своему понимает. Тебе страшна, а для Култука или, скажем. Баргузина — не сыскать краше. Так-то. Долго ли, коротко ли бушевала разъярённая Сарма, а все же, наконец, стихла. И когда над Куркутской губой снова заликовало солнышко, вышли рыбаки из своих укрытий и видят: на прибрежном песке, около их стана, лежит прибитая волнами какая-то бочка, а на бочке той баклан чёрный, как обугленная головешка, сидит. Но сидел он недолго, поднялся и улетел, а на его место села чайка, белая-белая, и начала клювом копаться в своём крыле. Рыбаки, конечно, диву дались. И у всех сразу одна дума в голову ударила: уж не та ли это чудесная омулёвая бочка всплыла, которую Баргузин и Култук потеряли в давнишнем споре? Но вымолвить этого не смеют — глядят на дедка Савелия и ждут, что он скажет. Не хватило терпения у одного лишь Гараньки. 

-Дедко… она, поди, а? 

А тот и сам оторопел, молчит да посматривает на берег исподлобья. Наконец одумался и команду дал: 

— Идите за мной! 

И повёл рыбаков на отмель. Чайка, завидя людей, взмахнула крыльями, закричала что-то по-своему, да и взмыла в воздух. И тут, откуда ни

возьмись, другие чайки, а с ними и бакланы поналетели, и такая их тьма объявилась, что неба не видно стало. И начали они всем скопом в море нырять и рыбу доставать да пожирать. 

-Добрая примета! — молвил дедко. 

 А когда подошёл и глянул на бочку — не стал сомневаться и тут: по всем признакам бочка та — и сделана на диво добротно, и выглядит краше всяких других, и дух от неё исходит такой остропряный! 

— Ну, Гаранька, теперь-то нам будет удача, — сказал парню дедко Савелий и поглядел на море. А там тоже перемена. Раньше были разные полосы воды: светлые — тёплые и темные — холодные, рыбой не терпимые. И вот на тебе: никаких полос и слоев, одна ровная, гладкая поверхность. Это дедко Савелий за хорошую примету принял. Повернулся он к рыбакам и сказал весело: 

— Богатый ноне улов будет! Тут не надо и воду щупать и корм рыбий искать! 

А рыбакам уже и не до того — иная у них забота: что с бочкой делать, куда ее девать, как сохранить? 

— Пусть пока тут полежит, не будем время тратить, — решил дедко Савелий. И рыбаки принялись за дело: погрузили в мореходку снасти и выехали в море на замёт. Вот плывут они не спеша и невод помаленьку в воду выбрасывают. А когда выбросили, дедко Савелий крикнул на берег: 

— Ходи! 

Сам одной рукой кормовое весло к бедру прижимает, правит, а другой бороду приглаживает и улыбается. Удачу чует. Глядя на вожака, и остальные рыбаки готовы чуть ли не песни петь, да удерживаются: не хотят прежде времени радость свою показывать. Не дремали и оставшиеся на берегу — начали они вертеть вороты и наматывать на них концы невода, чтобы вытащить его на берег. И тут заметили рыбаки с баркаса, что на плёсе какая-то заминка вышла: остановились люди.

— Что там? Заело? — подал голос с кормы дедко Савелий.

— Да нет,- закричали с берега.- Тянуть больше не можем, не под силу!

— Экая напасть приключилась,- удивился вожак, башлык по-местному, и давай торопить гребцов, чтоб поднажали.- Надо помочь ребятам.

И вот уже вся артель за вороты встала.

-А ну, ходи! — скомандовал дедко Савелий.

Приналегли ребята, поднатужились. Что такое? Вороты ни с места. И от помощи никакого толку не вышло. Рыбаки ещё больше удивились и забеспокоились.

— Хилое дело…- вздохнул башлык, и даже затылок почесал от досады. Не рад стал, что столько рыбы зачерпнул своим счастливым неводом.

— Не достать ведь, ребята, по всему видать. Что делать будем?

А что оставалось рыбакам? Один и был исход: распороть мотню и выпустить рыбу на волю. Сколько ни судили, сколько ни рядили, только время дорогое потратили, сошлись всё же на том, чтобы хоть невод пустой вытащить. Так и сделали. Выехали в море на подъездке, распороли мотню у невода и выволокли его на берег. К вечеру высушили невод и починили. И тут дед Савелий по упрямству своему решил ещё раз испытать счастье — что выйдет. Рыбаки возражать не стали.

 Но и второй замёт таким же колесом пошёл. Пришлось снова распороть мотню. С тем и заночевали. Наутро дедко Савелий уже не решился выходить в море, предусмотрителен стал. Но и делать что-то надо было. С пустыми руками возвращаться — кому охота? Собрали совет. Дедко Савелий предложил:

— Надо, ребята, волшебную бочку в море пустить. Тогда опять всё пойдёт своим чередом. Согласны, что ль?

Эх, и прорвало тут Гараньку! Вскочил он, закричал:

— Да разве можно бросать такую бочку, дедко? Нам счастье в руки даётся, а мы отказываемся от него! Ведь столько рыбы никому не доводилось видывать! Да с такой бочкой весь свет завалить рыбой можно! Неужели мы такие дураки будем, что выбросим её?

Дедко Савелий выслушал Гараньку спокойно, а потом так же спокойно сказал:

— Чудак ты, Гаранька! Какое же это счастье, если рыбы много, а взять её нельзя? Пусть лучше меньше будет, да всё в руки нам попадёт. Не жадничай, паря, как жадничала Сарма. Ей-то самой надоело, так нам задачку задала озорница…

А Гаранька на своем стоит: приноровимся еще, — говорит, — и постольку будем вытаскивать! Ведь вот есть бочка, и рыба есть, а наперед будет или нет — никто не знает. Но дедко Савелий уже и слушать не стал, сказал твердо:

— Пошли ребята!

Делать нечего — поднялись рыбаки. Скрипя сердцем, поднялся за ними и Гаранька. Около воды остановились, полюбовались еще раз бочкой и столкнули ее в море.

— Пусть по всему Байкалу плавает, а не в одном месте,- махнул рукой дедко Савелий.- Глядишь, лишняя рыба уйдет в Большое море, и тогда везде будет богато её. А достать рыбу мы всегда достанем, только бы руки да сноровка при нас остались.

А Гаранька совсем в уныние впал, когда увидел, что волны подхватили волшебную омулёвую бочку и понесли её вдаль.

И вдруг из лазоревого море стало тёмным, потемнело и небо, заволоклось тучами, и всё вокруг загудело, заходило ходуном. И волны поднялись такие огромные, что закрыли бочку.

Дедко Савелий нахмурился.

— Баргузин подул, быть нам и сейчас не при деле. Пусть побалует…

Услыхал Гаранька про Баргузин — куда и обида делась! Кинулся к дедку Савелию:

— Неужели и этого богатыря увидеть доведётся?

— А ты на море погляди…

Гаранька глянул — и ахнул: за дальними волнами, там, где море сходилось с небом, поднялась страшная голова с огромными мутными глазами и всклокоченными белопенными волосами, с которых змейками-струями стекала вода. А потом над водой вытянулись крепкие жилистые руки и по всему морю разнеслось:

— Э-гэ-гэй!!!

От богатырского зычного крика море заволновалось ещё пуще, и Гараньке стало не по себе.

— Ох, и чудище! Хоть и не Сарма, а боязно…

Но на море глядит, за Баргузином следит. А тот снова:

— Э-гэ-гэй!!!

И тут заметил Гаранька, что в руках Баргузина появилась волшебная омулёвая бочка. И не успел парнишка глазом моргнуть, как бочка эта была отброшена богатырём далеко-далеко. И в ту же минуту море успокоилось, тучи рассеялись, и над водами снова засияло солнце, а Баргузина и след простыл. Дедко Савелий заулыбался:

— Ну, вот и нашлась волшебная игрушка. Непременно сейчас Култук откликнется…

— И его мы можем увидеть? — разинул рот Гаранька.

— Сдаётся, что так. 

И только успел сказать эти слова старый башлык, как море из лазоревого снова стало тёмным, потемнело и небо, заволоклось тучами, и всё вокруг загудело, заходило ходуном. И волны по всему морю поднялись такие огромные, что за ними ничего сперва и не видно было, а только через минуту появилась зелёнокудрая голова другого страшилища, и на всю морскую ширь громовым раскатом пронеслось:

— Э-гэ-гэй!!!

Хоть и ожидал появления Култука Гаранька, а всё же снова страшновато стало. А когда увидел в руках Култука волшебную омулёвую бочку и

как тот через минуту кинул её назад, подумал: «Что-то будет теперь!» А ничего и не было. Култук исчез, просветлело, успокоилось море, и всё вокруг озарилось солнечными лучами.

— Вот и славно, ребята,- сказал дедко Савелий.- Видать, Баргузин и Култук забыли ссору. Теперь снова волшебная бочка будет при деле. А у Сармы богатств в Малом море и без бочки хватит…

 А на морской поверхности между тем снова разные полосы появились, и светло-голубые — тёплые, и иссиня-чёрные — холодные. Но эта перемена не обескуражила дедка Савелия.

— Ловить рыбу будем так, как ране ловили,- сказал он — потрудимся с честью — добудем рыбы, а нет, так брюхо подтянем. В полдень замечем невод…

И вот в полдень повёл дедко Савелий свою артель в море. Выметали невод, поплыли назад. На берегу уже концы тянуть начали. Ходко пошло дело! А что рыбы вытащила на этот раз артель дедка Савелия, так не скажешь словами: видеть надо! Повеселели рыбаки, ожили. Легко стало на сердце и у дедка Савелия. Повернулся он к Гараньке, усмехнулся и говорит:

— Ну, будешь ещё попрекать меня волшебной бочкой?

Весело улыбнулся Гаранька и нечего не сказал.

Байкал — озеро Сказки

 издание 1988

 Автор составитель — Н. Есипенок

Использовались картины художников:

Алексей Белых

Jonathon Earl Bowser (КАНАДА)

Максимовых Ольга Васильевна

Александр Шелтунов