«ПАМЯТНИК СОВЕТСКОМУ СОЛДАТУ»
Л. Кассиль
Долго шла война.
Начали наши войска наступать по вражеской земле. Фашистам уже дальше и бежать некуда. Засели они в главном немецком городе Берлине.
Ударили наши войска на Берлин. Начался последний бой войны. Как ни отбивались фашисты — не устояли. Стали брать солдаты Советской Армии в Берлине улицу за улицей, дом за домом. А фашисты всё не сдаются.
И вдруг увидел один солдат наш, добрая душа, во время боя на улице маленькую немецкую девочку. Видно, отстала от своих. А те с перепугу о ней забыли… Осталась бедняга одна-одинёшенька посреди улицы. А деваться ей некуда. Кругом бой идёт. Изо всех окон огонь полыхает, бомбы рвутся, дома рушатся, со всех сторон пули свистят. Вот-вот камнем задавит, осколком пришибёт… Видит наш солдат — пропадает девчонка… «Ах ты, горюха, куда же тебя это занесло, неладную!..»
Бросился солдат через улицу под самые пули, подхватил на руки немецкую девочку, прикрыл её своим плечом от огня и вынес из боя.
А скоро и бойцы наши уже подняли красный флаг над самым главным домом немецкой столицы.
Сдались фашисты. И война кончилась. Мы победили. Начался мир.
И построили теперь в городе Берлине огромный памятник. Высоко над домами, на зелёном холме стоит богатырь из камня — солдат Советской Армии. В одной руке у него тяжёлый меч, которым он сразил врагов-фашистов, а в другой — маленькая девочка. Прижалась она к широкому плечу советского солдата. Спас её солдат от гибели, уберёг от фашистов всех на свете детей и грозно смотрит сегодня с высоты, не собираются ли злые враги снова затеять войну и нарушить мир.
«ПЕРВАЯ КОЛОННА»
С. Алексеев
(рассказы Сергея Алексеева о Ленинградцах и подвиге Ленинграда).
В 1941 году фашисты блокировали Ленинград. Отрезали город от всей страны. Попасть в Ленинград можно было лишь по воде, по Ладожскому озеру.
В ноябре наступили морозы. Замёрзла, остановилась водяная дорога.
Остановилась дорога — значит, не будет подвоза продуктов, значит, не будет подвоза горючего, не будет подвоза боеприпасов. Как воздух, как кислород нужна Ленинграду дорога.
— Будет дорога! — сказали люди.
Замёрзнет Ладожское озеро, покроется крепким льдом Ладога (так сокращённо называют Ладожское озеро). Вот по льду и пройдёт дорога.
Не каждый верил в такую дорогу. Неспокойна, капризна Ладога. Забушуют метели, пронесётся над озером пронзительный ветер — сиверик, — появятся на льду озера трещины и промоины. Ломает Ладога свою ледяную броню. Даже самые сильные морозы не могут полностью сковать Ладожское озеро.
Капризно, коварно Ладожское озеро. И всё же выхода нет другого. Кругом фашисты. Только здесь, по Ладожскому озеру, и может пройти в Ленинград дорога.
Труднейшие дни в Ленинграде. Прекратилось сообщение с Ленинградом. Ожидают люди, когда лёд на Ладожском озере станет достаточно крепким. А это не день, не два. Смотрят на лёд, на озеро. Толщину измеряют льда. Рыбаки-старожилы тоже следят за озером. Как там на Ладоге лёд?
— Растёт.
— Нарастает.
— Силу берёт.
Волнуются люди, торопят время.
— Быстрее, быстрее, — кричат Ладоге. — Эй, не ленись, мороз!
Приехали к Ладожскому озеру учёные-гидрологи (это те, кто изучает воду и лёд), прибыли строители и армейские командиры. Первыми решили пройти по неокрепшему льду.
Прошли гидрологи — выдержал лёд.
Прошли строители — выдержал лёд.
Майор Можаев, командир дорожно-эксплуатационного полка, верхом на коне проехал — выдержал лёд.
Конный обоз прошагал по льду. Уцелели в дороге сани.
Генерал Лагунов — один из командиров Ленинградского фронта — на легковой машине по льду проехал. Потрещал, поскрипел, посердился лёд, но пропустил машину.
22 ноября 1941 года по всё ещё полностью не окрепшему льду Ладожского озера пошла первая автомобильная колонна. 60 грузовых машин было в колонне. Отсюда, с западного берега, со стороны Ленинграда, ушли машины за грузами на восточный берег.
Впереди не километр, не два — двадцать семь километров ледяной дороги. Ждут на западном ленинградском берегу возвращения людей и автоколонны.
— Вернутся? Застрянут? Вернутся? Застрянут?
Прошли сутки. И вот:
— Едут!
Верно, идут машины, возвращается автоколонна. В кузове каждой из машин по три, по четыре мешка с мукой. Больше пока не брали. Некрепок лёд. Правда, на буксирах машины тянули сани. В санях тоже лежали мешки с мукой, по два, по три.
С этого дня и началось постоянное движение по льду Ладожского озера. Вскоре ударили сильные морозы. Лёд окреп. Теперь уже каждый грузовик брал по 20, по 30 мешков с мукой. Перевозили по льду и другие тяжёлые грузы.
Нелёгкой была дорога. Не всегда здесь удачи были. Ломался лёд под напором ветра. Тонули порой машины. Фашистские самолёты бомбили колонны с воздуха. И снова наши несли потери. Застывали в пути моторы. Замерзали на льду шофёры. И всё же ни днём, ни ночью, ни в метель, ни в самый лютый мороз не переставала работать ледовая дорога через Ладожское озеро.
Стояли самые тяжёлые дни Ленинграда. Остановись дорога — смерть Ленинграду.
Не остановилась дорога. «Дорогой жизни» ленинградцы её назвали.
«ТАНЯ САВИЧЕВА»
С. Алексеев
Голод смертью идёт по городу. Не вмещают погибших ленинградские кладбища. Люди умирали у станков. Умирали на улицах. Ночью ложились спать и утром не просыпались. Более 600 тысяч человек скончалось от голода в Ленинграде.
Среди ленинградских домов поднимался и этот дом. Это дом Савичевых. Над листками записной книжки склонилась девочка. Зовут её Таня. Таня Савичева ведёт дневник.
Записная книжка с алфавитом. Таня открывает страничку с буквой «Ж». Пишет:
«Женя умерла 28 декабря в 12.30 час. утра. 1941 г.».
Женя — это сестра Тани.
Вскоре Таня снова садится за свой дневник. Открывает страничку с буквой «Б». Пишет:
«Бабушка умерла 25 янв. в 3 ч. дня 1942 г.». Новая страница из Таниного дневника. Страница на букву «Л». Читаем:
«Лека умер 17 марта в 5 ч. утра 1942 г.». Лека — это брат Тани.
Ещё одна страница из дневника Тани. Страница на букву «В». Читаем:
«Дядя Вася умер 13 апр. в 2 ч. ночи. 1942 год». Ещё одна страница. Тоже на букву «Л». Но написано на оборотной стороне листка: «Дядя Лёша. 10 мая в 4 ч. дня 1942». Вот страница с буквой «М». Читаем: «Мама 13 мая в 7 ч. 30 мин. утра 1942». Долго сидит над дневником Таня. Затем открывает страницу с буквой «С». Пишет: «Савичевы умерли».
Открывает страницу на букву «У». Уточняет: «Умерли все».
Посидела. Посмотрела на дневник. Открыла страницу на букву «О». Написала: «Осталась одна Таня».
Таню спасли от голодной смерти. Вывезли девочку из Ленинграда.
Но не долго прожила Таня. От голода, стужи, потери близких подорвалось её здоровье. Не стало и Тани Савичевой. Скончалась Таня. Дневник остался. «Смерть фашистам!» — кричит дневник.
«ШУБА»
С. Алексеев
Группу ленинградских детей вывозили из осаждённого фашистами Ленинграда «Дорогой жизни». Тронулась в путь машина.
Январь. Мороз. Ветер студёный хлещет. Сидит за баранкой шофёр Коряков. Точно ведёт полуторку.
Прижались друг к другу в машине дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. А вот и ещё один. Самый маленький, самый щупленький. Все ребята худы-худы, как детские тонкие книжки. А этот и вовсе тощ, как страничка из этой книжки.
Из разных мест собрались ребята. Кто с Охты, кто с Нарвской, кто с Выборгской стороны, кто с острова Кировского, кто с Васильевского. А этот, представьте, с проспекта Невского. Невский проспект — это центральная, главная улица Ленинграда. Жил мальчонка здесь с папой, с мамой. Ударил снаряд, не стало родителей. Да и другие, те, что едут сейчас в машине, тоже остались без мам, без пап. Погибли и их родители. Кто умер от голода, кто под бомбу попал фашистскую, кто был придавлен рухнувшим домом, кому жизнь оборвал снаряд. Остались ребята совсем одинокими. Сопровождает их тётя Оля. Тётя Оля сама подросток. Неполных пятнадцать лет.
Едут ребята. Прижались друг к другу. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой серёдке — кроха. Едут ребята. Январь. Мороз. Продувает детей на ветру. Обхватила руками их тётя Оля. От этих тёплых рук кажется всем теплее.
Идёт по январскому льду полуторка. Справа и слева застыла Ладога. Всё сильнее, сильнее мороз над Ладогой. Коченеют ребячьи спины. Не дети сидят — сосульки.
Вот бы сейчас меховую шубу.
И вдруг… Затормозила, остановилась полуторка. Вышел из кабины шофёр Коряков. Снял с себя тёплый солдатский овчинный тулуп. Подбросил Оле, кричит: . — Лови!
Подхватила Оля овчинный тулуп:
— Да как же вы… Да, право, мы…
— Бери, бери! — прокричал Коряков и прыгнул в свою кабину.
Смотрят ребята — шуба! От одного вида её теплее.
Сел шофёр на своё шофёрское место. Тронулась вновь машина. Укрыла тётя Оля ребят овчинным тулупом. Ещё теснее прижались друг к другу дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой серёдке — кроха. Большим оказался тулуп и добрым. Побежало тепло по ребячьим спинам.
Довёз Коряков ребят до восточного берега Ладожского озера, доставил в посёлок Кобона. Отсюда, из Кобоны, предстоял им ещё далёкий- далёкий путь. Простился Коряков с тётей Олей. Начал прощаться с ребятами. Держит в руках тулуп. Смотрит на тулуп, на ребят. Эх бы ребятам тулуп в дорогу… Так ведь казённый, не свой тулуп. Начальство голову сразу снимет. Смотрит шофёр на ребят, на тулуп. И вдруг…
— Эх, была не была! — махнул Коряков рукой.
Поехал дальше тулуп овчинный.
Не ругало его начальство. Новую шубу выдало.
«МИШКА»
С. Алексеев
Солдатам одной из сибирских дивизий в те дни, когда дивизия отправлялась на фронт, земляки подарили маленького медвежонка. Освоился Мишка с солдатской теплушкой. Важно поехал на фронт.
Приехал на фронт Топтыгин. Оказался медвежонок на редкость смышлёным. А главное, от рождения характер имел геройский. Не боялся бомбёжек. Не забивался в углы при артиллерийских обстрелах. Лишь недовольно урчал, если разрывались снаряды уж очень близко.
Побывал Мишка на Юго-Западном фронте, затем — в составе войск, которые громили фашистов под Сталинградом. Потом какое-то время находился с войсками в тылу, во фронтовом резерве. Потом попал в составе 303-й стрелковой дивизии на Воронежский фронт, затем на Центральный, опять на Воронежский. Был в армиях генералов Манагарова, Черняховского, вновь Манагарова. Подрос медвежонок за это время. В плечах раздался. Бас прорезался. Стала боярской шуба.
В боях под Харьковом медведь отличился. На переходах шагал он с обозом в хозяйственной колонне. Так было и в этот раз. Шли тяжёлые, кровопролитные бои. Однажды хозяйственная колонна попала под сильный удар фашистов. Окружили фашисты колонну. Силы неравные, туго нашим. Заняли бойцы оборону. Только слаба оборона. Не уйти бы советским воинам.
Да только вдруг слышат фашисты страшный какой-то рык! «Что бы такое?» — гадают фашисты. Прислушались, присмотрелись.
— Бер! Бер! Медведь! — закричал кто-то.
Верно — поднялся Мишка на задние лапы, зарычал и пошёл на фашистов. Не ожидали фашисты, метнулись в сторону. А наши в этот момент ударили. Вырвались из окружения.
Мишка шагал в героях.
— Его бы к награде, — смеялись солдаты.
Получил он награду: тарелку душистого мёда. Ел и урчал. Вылизал тарелку до глянца, до блеска. Добавили мёда. Снова добавили. Ешь, наедайся, герой. Топтыгин!
Вскоре Воронежский фронт был переименован в 1-й Украинский. Вместе с войсками фронта Мишка пошёл на Днепр.
Вырос Мишка. Совсем великан. Где же солдатам во время войны возиться с такой громадой! Решили солдаты: в Киев придём — в зоосаде его поселим. На клетке напишем: медведь — заслуженный ветеран и участник великой битвы.
Однако миновала дорога в Киев. Прошла их дивизия стороной. Не остался медведь в зверинце. Даже рады теперь солдаты.
С Украины Мишка попал в Белоруссию. Принимал участие в боях под Бобруйском, затем оказался в армии, которая шла к Беловежской пуще.
Беловежская пуща — рай для зверей и птиц. Лучшее место на всей планете. Решили солдаты: вот где оставим Мишку.
— Верно: под сосны его. Под ели.
— Вот где ему раздолье.
Освободили наши войска район Беловежской пущи. И вот наступил час разлуки. Стоят бойцы и медведь на лесной поляне.
— Прощай, Топтыгин!
— Гуляй на воле!
— Живи, заводи семейство!
Постоял на поляне Мишка. На задние лапы поднялся. Посмотрел на зелёные гущи. Носом запах лесной втянул.
Пошёл он валкой походкой в лес. С лапы на лапу. С лапы на лапу. Смотрят солдаты вслед:
— Будь счастлив, Михаил Михалыч!
И вдруг страшный взрыв прогремел на поляне. Побежали солдаты на взрыв — мёртв, недвижим Топтыгин.
Наступил медведь на фашистскую мину. Проверили — много их в Беловежской пуще.
Ушла война дальше на запад. Но долго ещё взрывались здесь, в Беловежской пуще, на минах и кабаны, и красавцы лоси, и великаны зубры.
Шагает война без жалости. Нет у войны усталости.
«ЖАЛО»
С. Алексеев
Наши войска освобождали Молдавию. Оттеснили фашистов за Днепр, за Реут. Взяли Флорешты, Тирасполь, Оргеев. Подошли к столице Молдавии городу Кишинёву.
Тут наступали сразу два наших фронта — 2-й Украинский и 3-й Украинский. Под Кишинёвом советские войска должны были окружить большую фашистскую группировку. Выполняют фронты указания Ставки. Севернее и западнее Кишинёва наступает 2-й Украинский фронт. Восточнее и южнее — 3-й Украинский фронт. Генералы Малиновский и Толбухин стояли во главе фронтов.
— Фёдор Иванович, — звонит генерал Малиновский генералу Толбухину, — как развивается наступление?
— Всё идёт по плану, Родион Яковлевич, — отвечает генералу Малиновскому генерал Толбухин.
Шагают вперёд войска. Обходят они противника. Сжимать начинают клещи.
— Родион Яковлевич, — звонит генерал Толбухин генералу Малиновскому, — как развивается окружение?
— Нормально идёт окружение, Фёдор Иванович, — отвечает генерал Малиновский генералу Толбухину и уточняет: — Точно по плану, в точные сроки.
И вот сомкнулись гигантские клещи. В огромном мешке под Кишинёвом оказалось восемнадцать фашистских дивизий. Приступили наши войска к разгрому попавших в мешок фашистов.
Довольны советские солдаты:
— Снова капканом прихлопнут зверь.
Пошли разговоры: не страшен теперь фашист, бери хоть руками голыми.
Однако солдат Игошин другого держался мнения:
— Фашист есть фашист. Змеиный характер и есть змеиный. Волк и в капкане — волк.
Смеются солдаты:
— Так это было в какое время!
— Нынче другая цена фашисту.
— Фашист есть фашист, — опять о своём Игошин.
Вот ведь характер вредный!
Всё труднее в мешке фашистам. Стали они сдаваться в плен. Сдавались они и на участке 68-й Гвардейской стрелковой дивизии. В одном из её батальонов и служил Игошин.
Группа фашистов вышла из леса. Всё как положено: руки кверху, над группой выброшен белый флаг.
— Ясно — идут сдаваться.
Оживились солдаты, кричат фашистам:
— Просим, просим! Давно пора!
Повернулись солдаты к Игошину:
— Ну чем же фашист твой страшен?
Толпятся солдаты, на фашистов, идущих сдаваться, смотрят. Есть новички в батальоне. Впервые фашистов так близко видят. И им, новичкам, тоже совсем не страшны фашисты — вот ведь, идут сдаваться.
Всё ближе фашисты, ближе. Близко совсем. И вдруг автоматная грянула очередь. Стали стрелять фашисты.
Полегло бы немало наших. Да спасибо Игошину. Держал оружие наготове. Сразу ответный открыл огонь. Потом помогли другие.
Отгремела пальба на поле. Подошли солдаты к Игошину:
— Спасибо, брат. А фашист, смотри, со змеиным и вправду, выходит, жалом.
Немало хлопот доставил Кишинёвский «котёл» нашим солдатам. Метались фашисты. Бросались в разные стороны. Шли на обман, на подлость. Пытались уйти. Но тщетно. Зажали их богатырской рукой солдаты. Зажали. Сдавили. Змеиное жало вырвали.
«МЕШОК ОВСЯНКИ»
А.В. Митяев
В ту осень шли долгие холодные дожди. Земля пропиталась водой, дороги раскисли. На просёлках, увязнув по самые оси в грязи, стояли военные грузовики. С подвозом продовольствия стало очень плохо. В солдатской кухне повар каждый день варил только суп из сухарей: в горячую воду сыпал сухарные крошки и заправлял солью.
В такие-то голодные дни солдат Лукашук нашёл мешок овсянки. Он не искал ничего, просто привалился плечом к стенке траншеи. Глыба сырого песка обвалилась, и все увидели в ямке край зелёного вещевого мешка.
Ну и находка! обрадовались солдаты. Будет пир горой Кашу сварим!
Один побежал с ведром за водой, другие стали искать дрова, а третьи уже приготовили ложки.
Но когда удалось раздуть огонь и он уже бился в дно ведра, в траншею спрыгнул незнакомый солдат. Был он худой и рыжий. Брови над голубыми глазами тоже рыжие. Шинель выношенная, короткая. На ногах обмотки и растоптанные башмаки.
-Эй, братва! — крикнул он сиплым, простуженным голосом.- Давай мешок сюда! Не клали не берите.
Он всех просто огорошил своим появлением, и мешок ему отдали сразу.
Да и как было не отдать? По фронтовому закону надо было отдать. Вещевые мешки прятали в траншеях солдаты, когда шли в атаку. Чтобы легче было. Конечно, оставались мешки и без хозяина: или нельзя было вернуться за ними (это если атака удавалась и надо было гнать фашистов), или погибал солдат. Но раз хозяин пришёл, разговор короткий отдать.
Солдаты молча наблюдали, как рыжий уносил на плече драгоценный мешок. Только Лукашук не выдержал, съязвил:
-Вон он какой тощий! Это ему дополнительный паёк дали. Пусть лопает. Если не разорвётся, может, потолстеет.
Наступили холода. Выпал снег. Земля смёрзлась, стала твёрдой. Подвоз наладился. Повар варил в кухне на колёсах щи с мясом, гороховый суп с ветчиной. О рыжем солдате и его овсянке все забыли.
Готовилось большое наступление.
По скрытым лесным дорогам, по оврагам шли длинные вереницы пехотных батальонов. Тягачи по ночам тащили к передовой пушки, двигались танки.
Готовился к наступлению и Лукашук с товарищами. Было ещё темно, когда пушки открыли стрельбу. Посветлело в небе загудели самолёты.
Они бросали бомбы на фашистские блиндажи, стреляли из пулемётов по вражеским траншеям.
Самолёты улетели. Тогда загромыхали танки. За ними бросились в атаку пехотинцы. Лукашук с товарищами тоже бежал и стрелял из автомата. Он кинул гранату в немецкую траншею, хотел кинуть ещё, но не успел: пуля попала ему в грудь. И он упал. Лукашук лежал в снегу и не чувствовал, что снег холодный. Прошло какое-то время, и он перестал слышать грохот боя. Потом свет перестал видеть ему казалось, что наступила тёмная тихая ночь.
Когда Лукашук пришёл в сознание, он увидел санитара. Санитар перевязал рану, положил Лукашука в лодочку такие фанерные саночки. Саночки заскользили, заколыхались по снегу. От этого тихого колыхания у Лукашука стала кружиться голова. А он не хотел, чтобы голова кружилась, он хотел вспомнить, где видел этого санитара, рыжего и худого, в выношенной шинели.
-Держись, браток! Не робей жить будешь!.. слышал он слова санитара.
Чудилось Лукашуку, что он давно знает этот голос. Но где и когда слышал его раньше, вспомнить уже не мог.
В сознание Лукашук снова пришёл, когда его перекладывали из лодочки на носилки, чтобы отнести в большую палатку под соснами: тут, в лесу, военный доктор вытаскивал у раненых пули и осколки.
Лёжа на носилках, Лукашук увидел саночки-лодку, на которых его везли до госпиталя. К саночкам ремёнными постромками были привязаны три собаки. Они лежали в снегу. На шерсти намёрзли сосульки. Морды обросли инеем, глаза у собак были полузакрыты.
К собакам подошёл санитар. В руках у него была каска, полная овсяной болтушки. От неё валил пар. Санитар воткнул каску в снег постудить собакам вредно горячее. Санитар был худой и рыжий. И тут Лукашук вспомнил, где видел его. Это же он тогда спрыгнул в траншею и забрал у них мешок овсянки.
Лукашук одними губами улыбнулся санитару и, кашляя и задыхаясь, проговорил:
-А ты, рыжий, так и не потолстел. Один слопал мешок овсянки, а всё худой.
Санитар тоже улыбнулся и, погладив ближнюю собаку, ответил:
-Овсянку-то они съели. Зато довезли тебя в срок. А я тебя сразу узнал. Как увидел в снегу, так и узнал.
И добавил убеждённо: Жить будешь! Не робей!
«РАССКАЗ ТАНКИСТА»
А. Твардовский
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
А как зовут, забыл его спросить.
Лет десяти-двенадцати. Бедовый,
Из тех, что главарями у детей,
Из тех, что в городишках прифронтовых
Встречают нас как дорогих гостей.
Машину обступают на стоянках,
Таскать им воду вёдрами — не труд,
Приносят мыло с полотенцем к танку
И сливы недозрелые суют…
Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен,
Мы прорывались к площади вперёд.
А он гвоздит — не выглянуть из башен, —
И чёрт его поймёт, откуда бьёт.
Тут угадай-ка, за каким домишкой
Он примостился, — столько всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал парнишка:
— Товарищ командир, товарищ командир!
Я знаю, где их пушка. Я разведал…
Я подползал, они вон там, в саду…
— Да где же, где?.. — А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.
Что ж, бой не ждёт. — Влезай сюда, дружище! —
И вот мы катим к месту вчетвером.
Стоит парнишка — мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём.
Подъехали. — Вот здесь. — И с разворота
Заходим в тыл и полный газ даём.
И эту пушку, заодно с расчётом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.
Я вытер пот. Душила гарь и копоть:
От дома к дому шёл большой пожар.
И, помню, я сказал: — Спасибо, хлопец! —
И руку, как товарищу, пожал…
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.
«ПОХОЖДЕНИЯ ЖУКА-НОСОРОГА»
(Солдатская сказка)
К. Г. Паустовский
Когда Петр Терентьев уходил из деревни на войну, маленький сын его Степа
не знал, что подарить отцу на прощание, и подарил наконец старого
жука-носорога. Поймал он его на огороде и посадил в коробок от спичек. Носорог
сердился, стучал, требовал, чтобы его выпустили. Но Степа его не выпускал, а
подсовывал ему в коробок травинки, чтобы жук не умер от голода. Носорог
травинки сгрызал, но все равно продолжал стучать и браниться.
Степа прорезал в коробке маленькое оконце для притока свежего воздуха. Жук
высовывал в оконце мохнатую лапу и старался ухватить Степу за палец, — хотел,
должно быть, поцарапать от злости. Но Степа пальца не давал. Тогда жук начинал
с досады так жужжать, что мать Степы Акулина кричала:
— Выпусти ты его, лешего! Весь день жундит и жундит, голова от него
распухла!
Петр Терентьев усмехнулся на Степин подарок, погладил Степу по головке
шершавой рукой и спрятал коробок с жуком в сумку от противогаза.
— Только ты его не теряй, сбереги, — сказал Степа.
— Нешто можно такие гостинцы терять, — ответил Петр. — Уж как-нибудь
сберегу.
То ли жуку понравился запах резины, то ли от Петра приятно пахло шинелью и
черным хлебом, но жук присмирел и так и доехал с Петром до самого фронта.
На фронте бойцы удивлялись жуку, трогали пальцами его крепкий рог,
выслушивали рассказ Петра о сыновьем подарке, говорили:
— До чего додумался парнишка! А жук, видать, боевой. Прямо ефрейтор, а не
жук.
Бойцы интересовались, долго ли жук протянет и как у него обстоит дело с
пищевым довольствием — чем его Петр будет кормить и поить. Без воды он, хотя и
жук, а прожить не сможет.
Петр смущенно усмехался, отвечал, что жуку дашь какой-нибудь колосок — он
и питается неделю. Много ли ему нужно.
Однажды ночью Петр в окопе задремал, выронил коробок с жуком из сумки. Жук
долго ворочался, раздвинул щель в коробке, вылез, пошевелил усиками,
прислушался. Далеко гремела земля, сверкали желтые молнии.
Жук полез на куст бузины на краю окопа, чтобы получше осмотреться. Такой
грозы он еще не видал. Молний было слишком много. Звезды не висели неподвижно
на небе, как у жука на родине, в Петровой деревне, а взлетали с земли,
освещали все вокруг ярким светом, дымились и гасли. Гром гремел непрерывно.
Какие-то жуки со свистом проносились мимо. Один из них так ударил в куст
бузины, что с него посыпались красные ягоды. Старый носорог упал, прикинулся
мертвым и долго боялся пошевелиться. Он понял, что с такими жуками лучше не
связываться, — уж очень много их свистело вокруг.
Так он пролежал до утра, пока не поднялось солнце.
Жук открыл один глаз,
посмотрел на небо. Оно было синее, теплое, такого неба не было в его деревне.
Огромные птицы с воем падали с этого неба, как коршуны. Жук быстро
перевернулся, стал на ноги, полез под лопух, — испугался, что коршуны его
заклюют до смерти.
Утром Петр хватился жука, начал шарить кругом по земле.
— Ты чего? — спросил сосед-боец с таким загорелым лицом, что его можно
было принять за негра.
— Жук ушел, — ответил Петр с огорчением. — Вот беда!
— Нашел об чем горевать, — сказал загорелый боец. — Жук и есть жук,
насекомое. От него солдату никакой пользы сроду не было.
— Дело не в пользе, — возразил Петр, — а в памяти. Сынишка мне его подарил
напоследок. Тут, брат, не насекомое дорого, дорога память.
— Это точно! — согласился загорелый боец. — Это, конечно, дело другого
порядка. Только найти его — все равно что махорочную крошку в океане-море.
Пропал, значит, жук.
Старый носорог услышал голос Петра, зажужжал, поднялся с земли, перелетел
несколько шагов и сел Петру на рукав шинели. Петр обрадовался, засмеялся, а
загорелый боец сказал:
— Ну и шельма! На хозяйский голос идет, как собака. Насекомое, а котелок у
него варит.
С тех пор Петр перестал сажать жука в коробок, а носил его прямо в сумке
от противогаза, и бойцы еще больше удивлялись: «Видишь ты, совсем ручной
сделался жук!»
Иногда в свободное время Петр выпускал жука, а жук ползал вокруг,
выискивал какие-то корешки, жевал листья. Они были уже не те, что в деревне.
Вместо листьев березы много было листьев вяза и тополя. И Петр, рассуждая с
бойцами, говорил:
— Перешел мой жук на трофейную пищу.
Однажды вечером в сумку от противогаза подуло свежестью, запахом большой
воды, и жук вылез из сумки, чтобы посмотреть, куда это он попал.
Петр стоял вместе с бойцами на пароме. Паром плыл через широкую светлую
реку. За ней садилось золотое солнце, по берегам стояли ракиты, летали над
ними аисты с красными лапами.
— Висла! — говорили бойцы, зачерпывали манерками воду, пили, а кое-кто
умывал в прохладной воде пыльное лицо. — Пили мы, значит, воду из Дона, Днепра
и Буга, а теперь попьем и из Вислы. Больно сладкая в Висле вода.
Жук подышал речной прохладой, пошевелил усиками, залез в сумку, уснул.
Проснулся он от сильной тряски. Сумку мотало, она подскакивала. Жук быстро
вылез, огляделся. Петр бежал по пшеничному полю, а рядом бежали бойцы, кричали
«ура». Чуть светало. На касках бойцов блестела роса.
Жук сначала изо всех сил цеплялся лапками за сумку, потом сообразил, что
все равно ему не удержаться, раскрыл крылья, снялся, полетел рядом с Петром и
загудел, будто подбодряя Петра.
Какой-то человек в грязном зеленом мундире прицелился в Петра из винтовки,
но жук с налета ударил этого человека в глаз. Человек пошатнулся, выронил
винтовку и побежал.
Жук полетел следом за Петром, вцепился ему в плечи и слез в сумку только
тогда, когда Петр упал на землю и крикнул кому-то: «Вот незадача! В ногу меня
задело!» В это время люди в грязных зеленых мундирах уже бежали, оглядываясь,
и за ними по пятам катилось громовое «ура».
Месяц Петр пролежал в лазарете, а жука отдали на сохранение польскому
мальчику. Мальчик этот жил в том же дворе, где помещался лазарет.
Из лазарета Петр снова ушел на фронт — рана у него была легкая. Часть свою
он догнал уже в Германии. Дым от тяжелых боев был такой, будто горела сама
земля и выбрасывала из каждой лощинки громадные черные тучи. Солнце меркло в
небе. Жук, должно быть, оглох от грома пушек и сидел в сумке тихо, не
шевелясь.
Но как-то утром он задвигался и вылез. Дул теплый ветер, уносил далеко на
юг последние полосы дыма. Чистое высокое солнце сверкало в синей небесной
глубине. Было так тихо, что жук слышал шелест листа на дереве над собой. Все
листья висели неподвижно, и только один трепетал и шумел, будто радовался
чему-то и хотел рассказать об этом всем остальным листьям.
Петр сидел на земле, пил из фляжки воду. Капли стекали по его небритому
подбородку, играли на солнце. Напившись, Петр засмеялся и сказал:
— Победа!
— Победа! — отозвались бойцы, сидевшие рядом.
Один из них вытер рукавом глаза и добавил:
— Вечная слава! Стосковалась по нашим рукам родная земля. Мы теперь из нее
сделаем сад и заживем, братцы, вольные и счастливые.
Вскоре после этого Петр вернулся домой. Акулина закричала и заплакала от
радости, а Степа тоже заплакал и спросил:
— Жук живой?
— Живой он, мой товарищ, — ответил Петр. — Не тронула его пуля. Воротился
он в родные места с победителями. И мы его выпустим с тобой, Степа.
Петр вынул жука из сумки, положил на ладонь.
Жук долго сидел, озирался, поводил усами, потом приподнялся на задние
лапки, раскрыл крылья, снова сложил их, подумал и вдруг взлетел с громким
жужжанием — узнал родные места. Он сделал круг над колодцем, над грядкой
укропа в огороде и полетел через речку в лес, где аукались ребята, собирали
грибы и дикую малину. Степа долго бежал за ним, махал картузом.
— Ну вот, — сказал Петр, когда Степа вернулся, — теперь жучище этот
расскажет своим про войну и про геройское свое поведение. Соберет всех жуков
под можжевельником, поклонится на все стороны и расскажет.
Степа засмеялся, а Акулина сказала:
— Будя мальчику сказки рассказывать. Он и впрямь поверит.
— И пусть его верит, — ответил Петр. — От сказки не только ребятам, а даже
бойцам одно удовольствие.
— Ну, разве так! — согласилась Акулина и подбросила в самовар сосновых
шишек.
Самовар загудел, как старый жук-носорог. Синий дым из самоварной трубы
заструился, полетел в вечернее небо, где уже стоял молодой месяц, отражался в
озерах, в реке, смотрел сверху на тихую нашу землю.
В подборке собраны лучшие книги о войне для детей начальной школы и для школьников 10 – 12 лет. Отличный список о Великой Отечественной для подрастающего поколения.
Елена Ильина. Четвертая высота
Эта книга повествует об одной незаурядной личности с необыкновенной судьбой. Она одного с тобой возраста, а мир знает ее, не только как актрису недюжинного таланта, мудрого и отзывчивого человека, но и как Героиню Великой Отечественной войны. Для Гули Королевой, недолгая жизнь которой раскрыта в этой книге, любовь к Родине и человеческое достоинство были истинным жизненным девизом, а не вычурными фразами. Вот с чьей историей жизни действительно стоит познакомиться. Дальше
Любовь Воронкова. Девочка из города (сборник)
Знаменитая детская писательница внесла в книгу две повести, одна из которых – «Девочка из города» — повествует о сиротке времен Великой Отечественной войны и о людях, чьи добрые сердца открылись на встречу девочке. Вторая повесть – «Гуси-лебеди» — несет в себе историю об Аниске из деревни. У которой за личиной задиристой, для некоторых некрасивой девчонки, скрыто доброе сердечко. Повести рассказывают о ценностях дружбы, любви к Родине, доброте и светлом детстве. Дальше
Валентин Катаев. Сын полка
Нелегкая судьба деревенского сироты Вани Солнцева известна многим. Книга повествует о том, как в годы Великой Отечественной войны мальчик потерял всех своих родных и стал сыном полка. Дальше
Валентина Осеева. Васёк Трубачёв и его товарищи
«Васек Трубачев и его товарищи» — трилогия, герои которой десятилетия назад жили безоблачной детской жизнью. Они учились и шалили, дружили и ссорились, учились жить. Но светлое детство оборвалось, когда пришла Великая Отечественная война. Дальше
Андрей Платонов. Никита
Мать героя ранним утром шла на работу в поля, каждый день ожидая, когда вернется отец. Он ушел на войну и до сих пор не вернулся. Дальше
Андрей Платонов. Цветок на земле
Для Афони все скучно. Рядом только дед, который ночью и днем спит на печке, а по утрам, когда ест кашу, кажется, тоже спит. А мать? Мать целыми днями трудится на молочной ферме. Отец? Отец на войну ушел… Дальше
Лев Кассиль. Кондуит и Швамбрания
Лев Абрамович Кассиль провел свое детство в трудные годы Первой Мировой войны и революции 1917 года. Исходя из своих детских воспоминаний, он рассказывает историю событий, участником которых невольно стали он и члены его семьи. Братья-гимназисты Леля и Оська – герои произведения – открыли для себя Швамбранию. Это Великое государство они населили героями, а потом еще долгие годы играли в эту фантазию. Наряду с приключениями и проказами читателю представляются тонкости истории России тех годов. Дальше
Сергей Алексеев. От Москвы до Берлина. Рассказы для детей
Сергей Петрович Алексеев, будучи участником Великой Отечественной войны, написал немалое количество рассказов об Отечестве и войне, а также о великих маршалах Победы – Г.К. Жукове и К. Рокоссовском. В сборнике Книга «От Москвы до Берлина. Рассказы для детей» и собраны эти истории. Они повествуют о заре Великой Отечественной войны, про детей и женщин, делающих из последних сил все, чтобы приблизить победу, о солдатах, сражавшихся на фронтах. Благодаря своим работам, С.П. Алексеев стал известным писателем и лауреатам Государственный премии СССР и России и поучаствовал в создании советского учебника по истории. Дальше
Юрий Яковлев. Рассказы и повести
Ю. Яковлев — известный советский классик. В своих книгах, направленных на детскую аудиторию, писатель общается с читателем, приглашая его погрузиться в истории обыкновенных детей. Робкие и смелые, мечтательные и бойкие герои каждый день сталкиваются с новым и неизведанным, открывая для себя мир. Писатель не обошел стороной и трудную тему войны. Дальше
Надежда Надеждина. Партизанка Лара
Это повесть про удивительную стойкость и храбрость детского сердца. Героиня Великой Отечественной войны Лара Михеенко стала партизанкой в очень юном возрасте. Вместе со своими подругами она выполняла задания, которые были не под силу взрослым мужчинам и была представлена к награде, на которой, увы, была надпись: «Посмертно». Дальше
Анатолий Митяев. Шестой-неполный (сборник)
Книга Анатолия Митяева входит в серию «Поклона победителям», выпущенную к 70-летию Великой Победы. Здесь представлены рассказы о суровых испытаниях, выпавших на долю солдат-участников Великой Отечественной войны. Дальше
Александр Трифонович Твардовский. Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы
Поэма «Василий Теркин» по праву считается венцом творений Александра Твардовского. В одну книгу с этой поэмой вошли также «Страна Муравия», «Дом у дороги», «За далью – даль», «Теркин на том свете», «По праву памяти». Легким слогом А. Твардовский в полной мере раскрыл народную душу, рассказал о трагической судьбе отца и описал пейзажи в военных стихотворениях, рассказах и очерках. Дальше
Сергей Алексеев. Сто рассказов о войне (сборник)
Благодаря своему удивительному таланту писатель Сергей Алексеев поведал не одному поколению юных читателей о страшных и прославленных событиях Великой Отечественной войны и нелегких судьбах ее участников. Он описал, какими были люди, отразившие атаку жестокой «немецкой машины» и вернувшие людям свободу. Дальше
Анника Тор. Остров в море
Повесть «Остров в море» заставит своих читателей задуматься о том, стоит ли дразнить того, кто не похож на всех. Главная героиня – маленькая девочка из австрийский евреев, вырванная из привычной светлой жизни и оставшаяся один на один с суровой действительностью. Добрая шведская семья спасла и приютила девочку. Это история о том, как ребенок видит новый и чужой для себя мир. Дальше
Анатолий Приставкин. Ночевала тучка золотая
История Анатолия Приставкина потрясает и заставляет задуматься об ответственности взрослых перед детьми и о смелости детской души. Годы Великой Отечественной войны не щадили никого: ни взрослых, ни детей. Тяжелая история судеб детдомовских подростков показывает, что даже в страшные военные годы дети способны дружить и радоваться мелочам, помогая при этом другим. Дальше
Юрий Бондарев. Батальоны просят огня
Повесть «Батальоны просят огня» описывает жестокую правду войны, не скрывая фактов и жестокости средств достижения Великой Победы. Поставлены тяжелые вопросы о том, можно ли оправдать многочисленные жертвы, принесенные ради общей победы. Дальше
Анатолий Митяев. Книга будущих командиров
Анатолий Митяев был не только знаменитым писателем и историком, но и простым солдатом. В своей книге он раскрывает о тактиках известных военачальников и командиров. Погружаясь в его работу, читатель узнает, как и кем делается история и прочитает о героических подвигах и военном оружии. Дальше
На этом у нас все. Если вы знаете еще какие-нибудь книги о войне для детей начальной школы, то добавляйте в комментариях к этому списку.
Главным праздником для всех жителей постсоветского пространства остается День Победы. В этот день важно вспомнить тех, кто отдал свою жизнь за свободу, кто защищал будущее своей страны и подарил нам мирное небо над головой.
Война затронула всю Европу, а потому сегодня в нашей книжной подборке мы предлагаем произведения о Второй мировой войне, написанные как советскими писателями, так и зарубежными. Дайте почитать вашим детям правильные книги о войне, о холокосте, чтобы будущие поколения никогда не повторяли ошибок прошлого.
1. Петр Любаев и Анастасия Безгубова, «Великая Отечественная война. 1941-1945».
@labirintpress
Издательство: Лабиринт-Пресс
Возрастные ограничения: 6+
В книгу вошли произведения Л. Кассиля, В. Некрасова, В. Астафьева, В. Берестова, А. Твардовского, К. Симонова и других писателей и поэтов, которые видели Великую Отечественную войну своими глазами: кто-то провожал на фронт отца, кто-то строил дзоты на Мамаевом кургане, кто-то мальчишкой помогал партизанам, кто-то входил в мае в пламенеющий Берлин. Вместе с ними читатель пройдёт трудными фронтовыми путями: от первого тревожного дня — вперёд, к победе. На полях книги, в клапанах и на специальных исторических разворотах размещён подробный историко-бытовой комментарий о ходе войны, устройстве советской армии, военной форме, оружии, орденах и повседневной жизни на фронте, в тылу, в эвакуации, в блокадном Ленинграде. Подлинные предметы и документы тех лет — письма с передовой, газетные очерки, военные плакаты, наградные листы и фотоснимки из семейных архивов — помогут увидеть и понять, какими были эти годы для всех, кого коснулась война. Многочисленные интерактивные элементы, объёмные конструкции и вложения, как всегда в книгах этой серии, поражают и восхищают, превращая чтение в неспешное и вдумчивое погружение в ту эпоху, которую так важно помнить.
2. Вячеслав Кондратьев, «Сашка. Отпуск по ранению».
@rechbooks
Издательство: Речь
Возрастные ограничения: 6+
Военная проза Вячеслава Кондратьева пропитана воспоминаниями автора о собственной фронтовой юности. Его персонажи — обычные парни, не рвущиеся в герои и не мечтающие о славе, но человечные и честные, какими бывают двадцатилетние мальчишки. Они влюбляются, ссорятся, обижаются, решают проблемы морального выбора, пока вокруг грохочет война. В иллюстрациях Александра Кабанина те же мальчишки, взрослеющие на войне: вихрастые, задиристые, но уже видевшие и боль, и смерть.
3. Константин Воробьев, «Убиты под Москвой».
@ast.deti
Издательство: АСТ
Возрастные ограничения: 12+
Повести «Крик» (1962) и «Убиты под Москвой» (1963) — правдивый рассказ об обороне Москвы осенью 1941 года. Во время нахождения в подполье в 1943 году Воробьёв написал автобиографическую повесть «Это мы, Господи!» о пережитом в плену. Это произведение такой художественной значимости, что, по словам В. Астафьева, «даже в незавершённом виде… может и должно стоять на одной полке с русской классикой». В основу рассказа «Немец в валенках» (1966) положен реальный факт из лагерной жизни. В Саласпилсе в лагере для военнопленных встретился Воробьёву охранник, который проникся сочувствием к пленному русскому и стал приносить ему хлеб. Действие рассказа «Уха без соли» (1968) хотя и происходит в мирное время, но страшные отзвуки войны ещё долго не затихнут в сердцах тех, кто её пережил.
4. Майкл Грюнбаум и Тодд Хозак-Луи, «Где-то в мире есть солнце».
@samokatbook
Издательство: «Самокат»
Возрастные ограничения: 12+
Майкл Грюнбаум родился в 1930 году в Праге. После того как нацисты в 1939 году оккупировали Чехословакию, его отца арестовали и вскоре убили, а Миша в 1942 году вместе с матерью и сестрой попал в Терезин и пробыл там до конца войны. Майкл удивительно чётко вспоминает свои переживания, страхи, надежды — то, как чувствовал он это тогда, в свои 12-14 лет. Это повествование не просто «основано на реальных событиях» — это и есть реальные события. Это история о том, как в мраке концлагеря двадцатилетний молодой человек, Франта Майер, сумел сплотить 40 совершенно разных ребят и помог им выжить и остаться людьми. Одни дни здесь были полны дружбы и футбольных матчей, другие — ужаса перед отправкой «на восток», в Аушвиц. Рассказать эту историю Майклу Грюнбауму помог писатель Тодд Хазак-Лоуи. Книга, включающая множество оригинальных документов и фотографий, уже стала существенным вкладом в литературу о Холокосте. Она вышла в 2015 году и сразу вошла в шорт-лист национальной премии Еврейская книга, получила Золотую медаль премии «Еврика!» в США и Серебряную медаль в номинации Нон-фикшн для детей.
5. Ян Терлау, «Зима во время войны».
@schastliva2.0
Издательство: Компас-Гид
Возрастные ограничения: 12+
Декабрь 1944 года. Нидерланды в оккупации уже пять лет. Михилю шестнадцать, и он живет в постоянном страхе. Недавно в соседнем поселке повесили на фонарях всех мужчин. А вчера арестовали соседей. У каждого есть родственник, вынужденный скрываться от нацистов, или друг в концлагере. Лишь бургомистр, отец Михиля, из последних сил сдерживает жестокость захватчиков. А тут — просьба друга, попавшего в застенки гестапо. Просьба жизненно важная — и смертельно опасная. Михиль один не справится. Но кому можно доверять? Кто рискнет помочь? За любое сопротивление и неповиновение — казнь… Ян Терлау (родился в 1931 году) — известный европейский политик и писатель. Сразу после выхода повести «Зима во время войны» в 1972 году он получил премию «Золотое перо» — главную награду Нидерландов в области детской литературы. Его книга — одна из самых популярных на родине — легко встает в ряд с такими классическими произведениями о военном детстве, как «Облачный полк» Эдуарда Веркина и «Когда я был маленьким, у нас была война…» Станислава Олефира.
6. Татьяна Кудрявцева, «Маленьких у войны не бывает».
@rechbooks
Издательство: Речь
Возрастные ограничения: 12+
Эта книга про маленьких, которых судьба заставила стать взрослыми. Истории обычных ребят, вынужденных не понаслышке узнать, что такое война и что такое блокада, не оставят ни одно сердце равнодушным. Как неравнодушными оставались в те страшные дни маленькие герои этой книги: в блокадном кольце и на передовой, в оккупации и в эвакуации они продолжали читать и рисовать, сочинять стихи и музыку, петь, снимать кино и танцевать. А еще — верить и с каждым своим шагом приближать Победу.
7. Элла Фонякова, «Хлеб той зимы».
@books_n_magic
Издательство: Речь
Возрастные ограничения: 6+
«Как это — война? Что это — война?» Немногим не понаслышке известны ответы на эти вопросы. А первоклашке Лене, оставшейся вместе с семьёй в блокадном Ленинграде, на собственном опыте приходится узнать, «как выглядит война взаправдашняя»: что такое воздушная тревога и как тушить «зажигалку», каким бывает настоящий голод и что, оказывается, оладьи можно приготовить из кофейной гущи, а студень — из столярного клея. «Хлеб той зимы» Эллы Фоняковой — это и слепок времени, и во многом автобиографичный рассказ о блокадных днях, и пронзительная история о самой обычной девочке, её семье и обо всех ленинградцах, не оставивших окружённый город. Иллюстрации к книге создала Людмила Пипченко — художница, которой с поразительной точностью удалось передать настроение повести и дать возможность читателям своими глазами увидеть одну из блокадных зим.
8. Николай Богданов, «Бессмертный горнист».
mybookland.ru
Издательство: Речь
Возрастные ограничения: 6+
Небольшой рассказ Николая Богданова вместил в себя огромную трагедию блокады Ленинграда и одновременно невероятную силу человеческого духа. Глазами мальчика, переживающего первые месяцы войны в ледяном городе, читатель видит не только ужасы войны, но и надежду, твёрдую веру в победу и сплочённость горожан, поддерживающих друг друга. Иллюстрации известного художника Владимира Гальдяева вслед за текстом меняют тон от тёмных и безнадёжных в начале рассказа к светлым весенним в его финале.
9. Станислав Олефир, «Когда я был маленьким, у нас была война».
@book_is_my_really
Издательство: Компас-Гид
Возрастные ограничения: 12+
В коллекции зарисовок под общим названием «Когда я был маленьким, у нас была война…» как будто сплелись воедино все приметы эпохи. Коллективизация и немецкое наступление, освобождение села и послевоенный голод, «враги народа» и пленные — всё это в книге есть, и всего этого здесь нет. Об определяющих исторических событиях Станислав Олефир рассказывает в кратких очерках с помощью историй простых людей, избегая громких слов и обобщений. А поскольку жизнь в селе, где происходит действие, немыслима без животных, они становятся героями чуть ли не половины рассказов: друзья-собаки, безголосые куры и славный поросёнок Шерстюк, ловко обегающий мины в поисках картошки, оказываются не менее интересны, чем люди. Жизнь оккупированного немцами украинского села показана глазами мальчишки 4-7 лет, для которого одинаково значимы любые события. Неожиданно подаренный немецким солдатом коробок спичек или пробивающая копытами дырки в крыше землянки коза образы, в равной мере трогающие детскую душу. Война обнажает всё самое важное и скрывает сиюминутное, наносное, — проза Станислава Олефира даёт это прочувствовать в полной мере.
10. Ольга Громова, «Сахарный ребенок. История девочки из прошлого века, рассказанная Стеллой Нудольской».
@katerina_sadova
Издательство: Компас-Гид
Возрастные ограничения: 12+
Книга Ольги Громовой «Сахарный ребенок» записана ею со слов Стеллы Нудольской, чье детство пришлось на конец 30-х — начало 40-х годов в Советском Союзе. Это очень личный и берущий за душу рассказ о том, как пятилетняя Эля, счастливо растущая в любящей семье, вдруг оказывается дочерью «врага народа» и попадает в страшный, непонятный ей мир: после ареста отца их вместе с матерью отправляют в лагерь в Киргизии как ЧСИР (членов семьи изменника Родины) и СОЭ (социально опасные элементы). Но несмотря на все испытания, голод и болезни, которые им приходится пережить, Эля и ее мама не падают духом: читают стихи, поют песни, шутят, по-настоящему заботятся друг о друге. «Сахарный ребенок» — это во многом «роман воспитания», история о любви, а еще о том, что такое достоинство и что такое свобода. Точнее всего о свободе говорит мама Эли: «Рабство — это состояние души. Свободного человека сделать рабом нельзя».
11. Вера Карасева, «Кирюшка».
@knizhnoe_slovo
Издательство: Речь
Возрастные ограничения: 6+
Рассказы Веры Карасёвой посвящены детям блокады, которые оставались детьми, несмотря на выпавшие на их долю лишения и тяготы. Они помогали младшим. Поддерживали взрослых. Спасали друг друга. Надеялись на чудо. И чудо иногда стучалось в их дверь. Находилась еда. В дом приносили вязанку дров. Увеличивался хлебный паёк. В Новый год приезжал Дед Мороз и дарил подарок. Крапивы вырастало столько, что хватило бы на тысячу борщей. Иллюстрации А. Резниченко передают характер героев: замерзающих, голодных, но не сдавшихся, не утративших мужества и верящих в то, что настанет весна, а следом за ней придёт и Победа.
12. Юрий Герман, «Вот как это было».
@sergeeva_pisatel
Издательство: Речь
Возрастные ограничения: 6+
Трогательная, по-детски непосредственная повесть о блокадных днях — таких, какими их видит маленький Миша, оставшийся вместе с родителями в осажденном Ленинграде, не только раскрывает перед читателем приметы времени и рассказывает, «как это было», но и учит быть сильным: ведь не каждый день болеешь «очень милой скарлатиной» или пробуешь ходить с костылём, потому что у тебя — осколочное ранение. И, конечно, гордиться настоящими героями: Мишкиной мамой, которая сама может разминировать фугасную бомбу, или милиционером Иваном Фёдоровичем Блинчиком, который, что бы ни случилось, не бросает свой пост. Да и сам Мишка и его друзья, решившие давать представления для раненых солдат, чтобы поддержать их, — чем не герои?
13. Людмила Никольская, «Должна остаться живой».
@rechbooks
Издательство: Речь
Возрастные ограничения: 12+
Повесть Людмилы Никольской рассказывает о нескольких днях из жизни девочки Майи. Но что это за дни! Зима 1941 года, в блокадном Ленинграде царят холод, голод, смерть и подлость. А Майе всего 11 лет, и она остаётся ребёнком даже в это чудовищное время. Людмила Никольская, сама пережившая блокаду, пишет прежде всего о жизни, какой бы страшной она ни была. Майя спорит с мамой, хохочет с соседским мальчишкой, отогревает бездомного котёнка, заботится о соседях и продолжает жить изо всех сил. Иллюстрации Лизы Бухаловой соединяют блокадную реальность Майи с её мечтами о мирной жизни и дают надежду, что самые тяжёлые испытания пройдут, уступив место детству.
14. Вадим Шефнер, «Сестра печали».
@rechbooks
Издательство: Речь
Возрастные ограничения: 16+
«Истинно вам говорю: война — Сестра печали, горька вода в колодцах ее… многие из вас не вернутся под сень кровли своей. Но идите. Ибо кто, кроме вас, оградит землю эту…». Перед вами трогательное, проникновенное повествование о судьбе поколения, о первой любви, оборванной войной. Оно ярко окрашено личными переживаниями, содержит детали биографии самого писателя, эхо событий его собственной военной судьбы. Это проза поэта. Магия его лирики завораживает, теплый отклик вызывает звучащая в повести щемящая светлая нота. Тональность повести мягко подчеркивают и иллюстрации, выполненные для настоящего издания Еленой Жуковской. В них и портрет города, который так зримо присутствует на страницах книги, и беззаботная радость юности, и тревожное предчувствие надвигающихся грозных событий, и печать предстоящей неотвратимой разлуки…
15. Джон Бойн, «Мальчик в полосатой пижаме».
@ebooks_kaz
Издательство: Фантом Пресс
Возрастные ограничения: 12+
Не так-то просто рассказать в двух словах об этой удивительной книге. Обычно аннотация дает читателю понять, о чем пойдет речь, но в данном случае мы опасаемся, что любые предварительные выводы или подсказки только помешают ему. Нам представляется очень важным, чтобы вы начали читать, не ведая, что вас ждет. Скажем лишь, что вас ждет необычное и завораживающее путешествие вместе с девятилетним мальчиком по имени Бруно. Вот только сразу предупреждаем, что книга эта никак не предназначена для детей девятилетнего возраста, напротив, это очень взрослая книга, обращенная к людям, которые знают, что такое колючая проволока. Именно колючая проволока вырастет на вашем с Бруно пути. Такого рода ограждения достаточно распространены в нашем мире. И нам остается только надеяться, что вы лично в реальной жизни не столкнетесь ни с чем подобным. Книга же наверняка захватит вас и вряд ли скоро отпустит.
16. Хезер Моррис, «Татуировщик из Освенцима».
@emiremarque
Издательство: Азбука
Возрастные ограничения: 16+
Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау. В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…
17. Анна Франк, «Дневник Анны Франк».
@oksuksu
Издательство: Текст
Возрастные ограничения: 16+
Эта книга не может оставить равнодушным никого. Отбросив нас на 75 лет назад в период нацистской оккупации Нидерландов, дневник Анны Франк поведает о том, как несколько еврейских семей пытались выжить в тайном убежище, скрываясь от гестапо. День за днём еврейская девочка в своём дневнике рассказывает вымышленной ею подруге Китти всё, что происходит с ней и с другими обитателями убежища, записывая в него свои самые сокровенные мысли, горести и радости. Её детская жизнь по воле взрослых быстро стала недетской, превратив дневник девочки в значимый документ и в обвинительный акт. Последняя запись в дневнике датирована 1 августа 1944 года, вскоре гестапо по доносу арестовало всех обитателей убежища. Судьба Анны и её семьи трагична — все погибли в концлагере, лишь одному отцу девочки Отто Франку чудом удалось выжить, после освобождения из концлагеря вернуться в Нидерланды и найти дневник. В 1947 году Записи были изданы тиражом в 3000 экземпляров. Дневник 6 раз переиздавался и был переведён на 67 языков мира. В 2009 году дневник Анны Франк был признан объектом реестра «Память мира» ЮНЕСКО.
18. Эдуард Веркин, «Облачный полк».
@reading_maria
Издательство: Компас-Гид
Возрастные ограничения: 16+
Сегодня писать о войне — о той самой, Великой Отечественной, — сложно. Потому что много уже написано и рассказано, потому что сейчас уже почти не осталось тех, кто ее помнит. Писать для подростков сложно вдвойне. Современное молодое поколение, кажется, интересуют совсем другие вещи… Оказывается, нет! Именно подростки отдали этой книге первое место на Всероссийском конкурсе на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру». Именно у них эта пронзительная повесть нашла самый живой отклик. Сложная, неоднозначная, она порой выворачивает душу наизнанку, но и заставляет лучше почувствовать и понять то, что было. Перед глазами предстанут они: по пояс в грязи и снегу, партизаны конвоируют перепуганных полицаев, выменивают у немцев гранаты за знаменитую лендлизовскую тушенку, отчаянно хотят отогреться и наесться. Вот Димка, потерявший семью в первые дни войны, взявший в руки оружие и мечтающий открыть наконец счет убитым фрицам. Вот и дерзкий Саныч, заговоренный цыганкой от пули и фотокадра, болтун и боец от бога, боящийся всего трех вещей: предательства, топтуна из бабкиных сказок и строгой девушки Алевтины. А тут Ковалец, заботливо приглаживающий волосы франтовской расческой, но смелый и отчаянный воин. Или Шурик по кличке Щурый, мечтающий получить наконец свой первый пистолет…
19. Светлана Алексиевич, «У войны неженское лицо».
@ksene4ka_books
Издательство: Вимбо
Возрастные ограничения: 16+
Одна из самых известных в мире книг о войне, положившая начало знаменитому художественно-документальному циклу «Голоса Утопии». «За многоголосное творчество – памятник страданию и мужеству в наше время» Светлана Алексиевич получила в 2015 году Нобелевскую премию по литературе. Перед вами последняя авторская редакция: писательница, в соответствии со своим творческим методом, доработала книгу, убрав цензурную правку, вставив новые эпизоды, дополнив записанные женские исповеди страницами собственного дневника, который она вела в течение семи лет работы над книгой. «У войны не женское лицо» – опыт уникального проникновения в духовный мир женщины, выживающей в нечеловеческих условиях войны. Книга переведена более чем на двадцать языков, включена в школьные и вузовские программы во многих странах, получила несколько престижных премий: премия Рышарда Капущинского (2011) за лучшее произведение в жанре репортажа, премия Angelus (2010) и другие.
20. Борис Васильев, «А зори здесь тихие…».
@13heyandie
Издательство: АСТ
Возрастные ограничения: 12+
Пять совсем еще юных девушек-зенитчиц под руководством старшины вступают в неравный бой с отрядом немецких диверсантов. Об этом великом, однако не попавшем в сводки военных событий подвиге повесть «А зори здесь тихие…» — шедевр русской «военной прозы», одно из самых проникновенных и трагических произведений о Великой Отечественной войне. Действие повести «Завтра была война» происходит накануне Великой Отечественной войны. Это история о школьниках, их взрослении, первом нравственном выборе и противостоянии, история о выпускниках, которым совсем скоро предстоит взять в руки оружие и отправиться на фронт — защищать Родину.
Фото на превью: @nastya_sweethome
Глава первая
КОНЕЦ БЛИЦКРИГА
БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ
Брестская крепость стоит на границе. Атаковали ее фашисты в первый же день войны.
Не смогли фашисты взять Брестскую крепость штурмом. Обошли ее слева, справа. Осталась она у врагов в тылу.
Наступают фашисты. Бои идут под Минском, под Ригой, под Львовом, под Луцком. А там, в тылу у фашистов, не сдается, сражается Брестская крепость.
Трудно героям. Плохо с боеприпасами, плохо с едой, особенно плохо с водой у защитников крепости.
Кругом вода – река Буг, река Муховец, рукава, протоки. Кругом вода, но в крепости нет воды. Под обстрелом вода. Глоток воды здесь дороже жизни.
– Воды!
– Воды!
– Воды! – несется над крепостью.
Нашелся смельчак, помчался к реке. Помчался и сразу рухнул. Сразили враги солдата. Прошло время, еще один отважный вперед рванулся. И он погиб. Третий сменил второго. Не стало в живых и третьего.
От этого места недалеко лежал пулеметчик. Строчил, строчил пулемет, и вдруг оборвалась очередь. Перегрелся в бою пулемет. И пулемету нужна вода.
Посмотрел пулеметчик – испарилась от жаркого боя вода, опустел пулеметный кожух. Глянул туда, где Буг, где протоки. Посмотрел налево, направо.
– Эх, была не была.
Пополз он к воде. Полз по-пластунски, змейкой к земле прижимался. Все ближе к воде он, ближе. Вот рядом совсем у берега. Схватил пулеметчик каску. Зачерпнул, словно ведром, воду. Снова змейкой назад ползет. Все ближе к своим, ближе. Вот рядом совсем. Подхватили его друзья.
– Водицу принес! Герой!
Смотрят солдаты на каску, на воду. От жажды в глазах мутится. Не знают они, что воду для пулемета принес пулеметчик. Ждут, а вдруг угостит их сейчас солдат – по глотку хотя бы.
Посмотрел на бойцов пулеметчик, на иссохшие губы, на жар в глазах.
– Подходи, – произнес пулеметчик.
Шагнули бойцы вперед, да вдруг…
– Братцы, ее бы не нам, а раненым, – раздался чей-то голос.
Остановились бойцы.
– Конечно, раненым!
– Верно, тащи в подвал!
Отрядили солдаты бойца в подвал. Принес он воду в подвал, где лежали раненые.
– Братцы, – сказал, – водица…
Повернулись на голос головы. Побежала по лицам радость. Взял боец кружку, осторожно налил на донышко, смотрит, кому бы дать. Видит, солдат в бинтах весь, в крови солдат.
– Получай, – протянул он солдату кружку.
Потянулся было солдат к воде. Взял уже кружку, да вдруг:
– Нет, не мне, – произнес солдат. – Не мне. Детям тащи, родимый.
– Детям! Детям! – послышались голоса.
Понес боец воду детям. А надо сказать, что в Брестской крепости вместе со взрослыми бойцами находились и женщины и дети – жены и дети военнослужащих.
Спустился солдат в подвал, где были дети.
– А ну, подходи, – обратился боец к ребятам. – Подходи, становись, – и, словно фокусник, из-за спины вынимает каску.
Смотрят ребята – в каске вода.
– Вода!
Бросились дети к воде, к солдату.
Взял боец кружку, осторожно налил на донышко. Смотрит, кому бы дать. Видит, рядом малыш с горошину.
– На, – протянул малышу.
Посмотрел малыш на бойца, на воду.
– Папке, – сказал малыш. – Он там, он стреляет.
– Да пей же, пей, – улыбнулся боец.
– Нет, – покачал головой мальчонка. – Папке. – Так и не выпил глотка воды.
И другие за ним отказались.
Вернулся боец к своим. Рассказал про детей, про раненых. Отдал он каску с водой пулеметчику.
Посмотрел пулеметчик на воду, затем на солдат, на бойцов, на друзей. Взял он каску, залил в металлический кожух воду. Ожил, заработал, застрочил пулемет.
Прикрыл пулеметчик бойцов огнем. Снова нашлись смельчаки. К Бугу, смерти навстречу, поползли. Вернулись с водой герои. Напоили детей и раненых.
Отважно сражались защитники Брестской крепости. Но становилось их все меньше и меньше. Бомбили их с неба. Из пушек стреляли прямой наводкой. Из огнеметов.
Ждут фашисты – вот-вот, и запросят пощады люди. Вот-вот, и появится белый флаг.
Ждали, ждали – не виден флаг. Пощады никто не просит.
Тридцать два дня не умолкали бои за крепость «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!» – написал на стене штыком один из последних ее защитников.
Это были слова прощанья. Но это была и клятва. Сдержали солдаты клятву. Не сдались они врагу.
Поклонилась за это страна героям. И ты на минуту замри, читатель. И ты низко поклонись героям.
ЛИЕПАЯ
Шагает война огнем. Пылает земля бедой. На огромном пространстве от Балтийского до Черного моря развернулась грандиозная битва с фашистами.
Наступали фашисты сразу в трех направлениях: на Москву, Ленинград и Киев. Распустили смертельный веер.
Город Лиепая – порт Латвийской Советской Республики. Сюда, на Лиепаю, был направлен один из фашистских ударов. Верят в легкий успех враги:
– В наших руках Лиепая!
Наступают фашисты с юга. Идут вдоль моря – прямой дорогой. Идут фашисты. Вот селение Руцава. Вот озеро Папес. Вот речка Барта. Все ближе и ближе город.
– В наших руках Лиепая!
Идут. Вдруг страшный огонь преградил дорогу. Остановились фашисты. Вступили фашисты в бой.
Бьются, бьются, никак не пробьются. Не могут прорваться к Лиепае враги с юга.
Изменили фашисты тогда направление. Обходят город теперь с востока. Обошли. Вот и город дымит вдали.
– В наших руках Лиепая!
Только пошли в атаку, как вновь шквалом огня ощетинилась Лиепая. На помощь солдатам пришли моряки. На помощь военным пришли рабочие. Взяли в руки они оружие. Вместе с бойцами в одном ряду.
Остановились фашисты. Вступили фашисты в бой.
Бьются, бьются, никак не пробьются. Не продвинутся фашисты и здесь, с востока.
Дальше пошли фашисты. Обошли Лиепаю с севера. Окружили город с трех сухопутных его сторон. От моря до моря в тисках Лиепая. Торжествуют фашисты:
– В наших руках Лиепая!
Однако и здесь, на севере, преградили дорогу фашистам отважные защитники Лиепаи. Бьется с врагом Лиепая.
Сутки проходят.
Бьется!
Вторые проходят.
Бьется!
Третьи. Четвертые на исходе.
Не сдается, держится Лиепая!
Лишь когда кончились снаряды, патронов нет – отошли защитники Лиепаи.
Вступили фашисты в город.
– В наших руках Лиепая!
Но не смирились советские люди. Ушли в подполье. Ушли в партизаны. На каждом шагу ожидает фашистов пуля. Целую дивизию держат фашисты в городе.
Борется Лиепая.
Долго поминали враги Лиепаю. Если в чем-то у них неудача – говорили:
– Лиепая!
Не забыли и мы Лиепаю. Если кто-то стойко стоял в бою, если кто-то сверхотважно с врагами дрался, и это отметить бойцы хотели, говорили:
– Лиепая!
Даже в рабство попав к фашистам, оставалась она в боевом строю – наша советская Лиепая.
КАПИТАН ГАСТЕЛЛО
Шел пятый день войны. Летчик капитан Николай Францевич Гастелло со своим экипажем вел самолет на боевое задание. Самолет был большой, двухмоторный. Бомбардировщик.
Вышел самолет к намеченной цели. Отбомбился. Выполнил боевую задачу. Развернулся. Стал уходить домой.
И вдруг сзади разрыв снаряда. Это фашисты открыли огонь по советскому летчику. Произошло самое страшное, снаряд пробил бензиновый бак. Загорелся бомбардировщик. Побежало по крыльям, по фюзеляжу пламя.
Капитан Гастелло попытался сбить огонь. Он резко накренил самолет на крыло. Заставил машину как бы падать набок. Называется такое положение самолета скольжением. Думал летчик, собьется, утихнет пламя. Однако продолжала гореть машина. Свалил Гастелло бомбардировщик на второе крыло. Не исчезает огонь. Горит самолет, высоту теряет.
В это время под самолетом внизу двигалась фашистская автоколонна: цистерны с горючим в колонне, автомашины. Подняли фашисты головы, следят за советским бомбардировщиком.
Видели фашисты, как попал в самолет снаряд, как вспыхнуло сразу пламя. Как стал бороться летчик с огнем, бросая машину из стороны в сторону.
Торжествуют фашисты.
– Меньше одним коммунистом стало!
Смеются фашисты. И вдруг…
Старался, старался капитан Гастелло сбить с самолета пламя. Бросал с крыла на крыло машину. Ясно – не сбить огонь. Бежит навстречу самолету со страшной быстротой земля. Глянул Гастелло на землю. Увидел внизу фашистов, автоколонну, цистерны с горючим, грузовики.
А это значит: прибудут цистерны к цели – будут заправлены бензином фашистские самолеты, будут заправлены танки и автомашины; ринутся на наши города и села фашистские самолеты, пойдут в атаку на наших бойцов фашистские танки, помчатся машины, повезут фашистских солдат и военные грузы.
Капитан Гастелло мог оставить горящий самолет и выброситься с парашютом.
Но не воспользовался парашютом капитан Гастелло. Сжал он потверже в руках штурвал. Нацелил бомбардировщик на фашистскую автоколонну.
Стоят фашисты, смотрят на советский самолет. Рады фашисты. Довольны, что их зенитчики наш самолет подбили. И вдруг понимают: прямо на них, на цистерны устремляется самолет.
Бросились фашисты в разные стороны. Да не все убежать успели. Врезался самолет в фашистскую автоколонну. Раздался страшный взрыв. Десятки фашистских машин с горючим взлетели в воздух.
Много славных подвигов совершили советские воины в годы Великой Отечественной войны – и летчики, и танкисты, и пехотинцы, и артиллеристы. Много незабываемых подвигов. Одним из первых в этом ряду бессмертных был подвиг капитана Гастелло.
Погиб капитан Гастелло. А память осталась. Вечная память. Вечная слава.
ДЕРЗОСТЬ
Произошло это на Украине. Недалеко от города Луцка.
В этих местах, под Луцком, под Львовом, под Бродами, Дубно, разгорелись большие танковые бои с фашистами.
Ночь. Колонна фашистских танков меняла свои позиции. Идут одна за одной машины. Наполняют округу моторным гулом.
Командир одного из фашистских танков лейтенант Курт Видер отбросил башенный люк, вылез по пояс из танка, видом ночным любуется.
Летние звезды с неба спокойно смотрят. Справа узкой полоской тянется лес. Слева поле бежит в низинку. Метнулся серебряной лентой ручей. Дорога вильнула, взяла чуть в гору. Ночь. Идут одна за одной машины.
И вдруг. Не верит Видер своим глазам. Впереди перед танком раздался выстрел. Видит Видер: выстрелил танк тот, что шел впереди Видера. Но что такое? По своему же танку ударил танк! Вспыхнул подбитый, окутался пламенем.
Замелькали, понеслись мысли одна за одной у Видера:
– Случайность?!
– Оплошность?!
– Сдурели?!
– Спятили?!
Но в эту секунду и сзади выстрел. Затем третий, четвертый, пятый. Повернулся Видер. По танкам стреляют танки. Идущие сзади по тем, что идут впереди.
Опустился Видер быстрее в люк. Не знает, какую команду давать танкистам. Смотрит налево, смотрит направо, и верно: какую давать команду?
Пока раздумывал, снова раздался выстрел. Раздался рядом, и тут же вздрогнул танк, в котором был Видер. Вздрогнул, лязгнул и свечкой вспыхнул.
Выпрыгнул Видер на землю. Метнулся стрелой в канаву.
Что же случилось?
За день до этого в одном из боев советские солдаты отбили у фашистов пятнадцать танков. Тринадцать из них оказались совсем исправными.
Вот тут и решили наши использовать фашистские танки против самих же фашистов. Сели советские танкисты в неприятельские машины, вышли к дороге и подкараулили одну из фашистских танковых колонн. Когда колонна подошла, незаметно влились в нее танкисты. Потом потихоньку перестроились так, чтобы в спину за каждым фашистским танком шел танк с нашими танкистами.
Идет колонна. Спокойны фашисты. На всех танках кресты черные. Подошли к косогору. И вот тут – расстреляли наши колонну фашистских танков.
Поднялся Видер с земли на ноги. Глянул на танки. Догорают они как угли. Взгляд перевел на небо. Звезды с неба как иглы колют.
Вернулись наши к себе с победой, с трофеями.
– Ну как – порядок?
– Считай, что полный!
Стоят танкисты.
Улыбки светятся. В глазах отвага. На лицах дерзость.
КОЛЮЧЕЕ СЛОВО
По белорусской земле идет война. Подымаются сзади огнем пожарища.
Шагают фашисты. И вот перед ними Березина – белорусских полей красавица.
Бежит Березина. То разольется широкой поймой, то вдруг до протоки сузится, пробьется сквозь топи, сквозь зыби, прожурчит вдоль бора, вдоль леса, вдоль поля, к избам добротным под ноги бросится, улыбнется мостам, городам и селам.
Вышли фашисты к Березине. Один из отрядов к селу Студянка. Прогромыхали бои у Студянки. Довольны фашисты. Еще новый рубеж захвачен.
У Студянки места холмистые. Горбом здесь и правый и левый берег. Березина здесь течет в низине. Поднялись фашисты на холм. Как на ладони лежит округа. Уходит полями и лесом к небу. Шагают фашисты.
– Песню! – командует офицер.
Запели солдаты песню.
Шагают фашисты, вдруг видят – памятник. На вершине холма, у дороги, стоит обелиск. Надпись внизу на памятнике.
Остановились фашисты, перестали горланить песню. На обелиск, на надпись смотрят. Не понимают они по-русски. Однако интересно, что же здесь написано. Обращаются один к другому:
– О чем там, Курт?
– О чем здесь, Карл?
Стоят Курты, Карлы, Фрицы, Францы, Адольфы, Гансы, на надпись смотрят.
И вот нашелся один, кто читал по-русски.
«Здесь, на этом месте…» – начал читать солдат. И далее о том, что здесь, на Березине, у села Студянка, в 1812 году русская армия под командованием фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова окончательно разгромила полчища французского императора Наполеона I, мечтавшего завоевать нашу страну, и изгнала захватчиков из пределов России.
Да, это было именно в этом месте. Здесь, на Березине, у села Студянка.
Дочитал солдат до конца надпись на памятнике. Посмотрел на своих соседей. Присвистнул Курт. Присвистнул Карл. Усмехнулся Фриц. Улыбнулся Франц. Зашумели другие солдаты:
– Так когда это было!
– Не та сила у Наполеона тогда была!
Дальше пошли солдаты. Снова запели песню.
Только что такое? Песня теперь не песня. Все тише и тише песня.
– Громче, громче! – командует офицер.
Не получается что-то громче. Вот и вовсе замолкла песня.
Идут солдаты, вспоминают про 1812 год, про обелиск, про надпись на памятнике. Хоть и давно это, правда, было, хоть и сила у Наполеона не та была, да только как-то испортилось вдруг у фашистских солдат настроение. Идут, повторяют:
– Березина!
Колючим вдруг оказалось слово.
ИМЕНИЕ
По Украине враги шагают. Рвутся вперед фашисты.
Хороша Украина. Воздух душист, как травы. Земли жирные, как масло. Щедрое солнце светит.
Пообещал Гитлер солдатам, что после войны, после победы, получат на Украине они имения.
Шагает солдат Ганс Муттерфатер, подбирает себе имение.
Приглянулось ему местечко. Речка журчит. Ракиты. Луг рядом с речкой. Аист.
– Хорошо. Благодать! Вот тут я, пожалуй, после войны останусь. Вот тут у речки построю дом.
Прикрыл он глаза. Вырос красавец дом. А рядом с домом конюшня, амбары, сараи, коровник, свинарник.
Расплылся в улыбке солдат Муттерфатер.
– Отлично! Прекрасно! Запомним место.
Дальше идут фашисты. Хороша Украина. Взгорки. Низинки. В низинках лежат пруды. Села на взгорках. Внизу мосточки. Машет крылом ветряк. Глянул Ганс Муттерфатер:
– Отличное место!
Залюбовался.
Вот тут я, пожалуй, после войны останусь. Вот тут, на взгорке, построю дом. Прикрыл он глаза. Вырос красавец дом. А рядом с домом другие службы: конюшня, амбары, сараи, коровник, свинарник.
Запомнил солдат местечко.
Дальше идут войска.
Вновь остановка.
Степью легли просторы. Нет им конца-края. Поле лежит, как бархат. Грачи по полю словно князья шагают.
Захвачен солдат безграничным простором. Смотрит на степи, на землю – душа играет.
– Вот тут я, вот тут навсегда останусь.
Прикрыл он глаза: колосится пшеницей поле. Рядом идут косцы. Это его колосится поле. Это на поле его косцы. А рядом пасутся коровы. Это его коровы. А рядом клюют индейки. Это его индейки. И свиньи его, и куры. И гуси его, и утки. И овцы его, и козы. А вот и красавец дом.
Твердо решил Муттерфатер. Тут он возьмет имение. Не надо другого места.
– Зер гут! – произнес фашист. – Навечно я здесь останусь.
Хороша Украина. Щедра Украина. Сбылось то, о чем так мечтал Муттерфатер. Остался навечно здесь Ганс Муттерфатер, когда открыли бой партизаны. И надо же – тут же, прямо в его имении.
Лежит Муттерфатер в своем имении. А рядом мимо дальше идут другие. Выбирают и эти себе имения. Кто на взгорке, а кто под горкой. Кто у леса, а кто у поля. Кто у пруда, а кто у речки.
Смотрят на них партизаны:
– Не толпитесь. Не торопитесь. Велика Украина. Щедра Украина. Места любому хватит.
ДВА ТАНКА
В одном из сражений советский танк KB (KB – это марка танка) таранил фашистский. Разбит был фашистский танк. Пострадал, однако, и наш. От удара заглох мотор.
Наклонился водитель-механик Устинов к мотору, пытается запустить. Молчит мотор.
Остановился танк. Однако танкисты бой не прекратили. Открыли по фашистам огонь из пушки и пулеметов.
Стреляют танкисты, прислушиваются, не заработает ли мотор. Возится у мотора Устинов. Молчит мотор.
Долгим был бой, упорным. И вот кончились у нашего танка боеприпасы. Совсем беспомощным теперь оказался танк. Одиноко, молча стоит на поле.
Заинтересовались фашисты одиноко стоящим танком. Подошли. Посмотрели – внешне цела машина. Залезли на танк. Бьют коваными сапогами по крышке люка.
– Эй, рус!
– Выходи, рус!
Прислушались. Нет ответа.
– Эй, рус!
Нет ответа.
«Погибли танкисты», – подумали гитлеровцы. Решили они танк утянуть, как трофей. Подогнали к советскому танку свой танк. Достали трос. Прикрепили. Натянулся трос. Потянула махина махину.
«Плохи дела», – понимают наши танкисты. Наклонились к мотору, к Устинову:
– А ну, посмотри сюда.
– А ну, ковырни вот здесь.
– Куда же ушла искра?!
Пыхтит у мотора Устинов.
– Ах ты, упрямец!
– Ах ты, стальная твоя душа!
И вдруг фыркнул, заработал мотор у танка. Схватился Устинов за рычаги. Быстро включил сцепление. Дал посильнее газ. Задвигались у танка гусеницы. Уперся советский танк.
Видят фашисты, уперся советский танк. Поражаются: был недвижим – и ожил. Включили самую сильную мощность. Не могут сдвинуть с места советский танк. Ревут моторы. Тянут танки друг друга в разные стороны. Вгрызаются в грунт гусеницы. Летит из-под гусениц земля.
– Вася, нажми! – кричат танкисты Устинову. – Вася!
Нажал до предела Устинов. И вот пересилил советский танк. Потянул за собой фашиста. Поменялись фашисты и наши теперь ролями. Не наш, а фашистский танк оказался сейчас в трофеях.
Заметались фашисты, открыли люки. Стали прыгать из танка.
Притащили герои неприятельский танк к своим. Смотрят солдаты:
– Танк!
– Фашистский!
– Совсем целехонький!
Рассказали танкисты о прошедшем бое и о том, что случилось.
– Пересилили, значит, – смеются солдаты.
– Перетянули!
– Наш-то, выходит, в плечах сильнее.
– Сильнее, сильнее, – смеются солдаты. – Дай срок – то ли будет, братцы, фрицам.
Что тут скажешь?
– Перетянем?
– Перетянем!
Будут битвы. Быть победам. Только все это не сразу. Битвы эти впереди.
ПОЛНЫМ-ПОЛНО
Сражение с фашистами шло на берегах Днепра. Вышли фашисты к Днепру. В числе других захватили и село Бучак. Разместились там фашисты. Много их – около тысячи. Установили минометную батарею. Берег высокий. Далеко фашистам с откоса видно. Бьет по нашим фашистская батарея.
Оборону на левом, противоположном берегу Днепра держал полк, которым командовал майор Музагик Хайретдинов. Решил Хайретдинов проучить фашистов и фашистскую батарею. Отдал приказ провести ночную атаку на правый берег.
Стали советские солдаты готовиться к переправе. Раздобыли у жителей лодки. Весла, шесты достали. Погрузились. Оттолкнулись от левого берега. Ушли в темноту солдаты.
Не ожидали фашисты атаки с левого берега. Село на круче от наших днепровской водой прикрыто. Спокойны фашисты. И вдруг обрушились огненным звездопадом советские бойцы на врагов. Смяли. Сжали. С кручи днепровской сбросили. Уничтожили и фашистских солдат, и фашистскую батарею.
Вернулись бойцы с победой на левый берег.
Утром к селу Бучак подходили новые фашистские силы. Сопровождал фашистов молодой лейтенант. Рассказывает лейтенант солдатам про Днепр, про днепровские кручи, про село Бучак.
– Там наших полным-полно!
Уточняет – мол, минометная батарея стоит на круче, виден с кручи весь левый берег, от русских фашисты днепровской водой, как стеной, прикрыты, а солдаты в Бучаке расположились, как у Христа за пазухой.
Подходят к селу фашисты. Что-то тихо кругом, беззвучно. Пусто кругом, безлюдно.
Удивляется лейтенант:
– Да было же наших полным-полно!
Вступили в село фашисты. Вышли к днепровской круче. Видят, на круче лежат убитые. Посмотрели налево, посмотрели направо – и верно, полным-полно.
Не только за село Бучак – во многих тогда местах на Днепре завязались упорные бои с фашистами. Сильный удар по фашистам нанесла здесь 21-я советская армия. Переправилась армия через Днепр, обрушилась на фашистов, освободили советские солдаты города Рогачев и Жлобин, направились на Бобруйск.
Всполошились фашисты:
– Рогачев потерян!
– Потерян Жлобин!
– Противник идет к Бобруйску!
Пришлось фашистам срочно отозвать свои войска с других участков. Погнали они под Бобруйск огромные силы. Едва удержали Бобруйск фашисты.
Удар 21-й армии был не единственным. И в других местах на Днепре крепко досталось тогда фашистам.
Брестская крепость
Брестская крепость стоит на границе. Атаковали ее фашисты в первый же день войны.
Не смогли фашисты взять Брестскую крепость штурмом. Обошли ее слева, справа. Осталась она у врагов в тылу.
Наступают фашисты. Бои идут под Минском, под Ригой, под Львовом, под Луцком. А там, в тылу у фашистов, не сдается, сражается Брестская крепость.
Трудно героям. Плохо с боеприпасами, плохо с едой, особенно плохо с водой у защитников крепости.
Кругом вода — река Буг, река Муховец, рукава, протоки. Кругом вода, но в крепости нет воды. Под обстрелом вода. Глоток воды здесь дороже жизни.
— Воды!
— Воды!
— Воды! — несется над крепостью.
Нашелся смельчак, помчался к реке. Помчался и сразу рухнул. Сразили враги солдата. Прошло время, еще один отважный вперед рванулся. И он погиб. Третий сменил второго. Не стало в живых и третьего.
От этого места недалеко лежал пулеметчик. Строчил, строчил пулемет, и вдруг оборвалась очередь. Перегрелся в бою пулемет. И пулемету нужна вода.
Посмотрел пулеметчик — испарилась от жаркого боя вода, опустел пулеметный кожух. Глянул туда, где Буг, где протоки. Посмотрел налево, направо.
— Эх, была не была.
Пополз он к воде. Полз по-пластунски, змейкой к земле прижимался. Все ближе к воде он, ближе. Вот рядом совсем у берега. Схватил пулеметчик каску. Зачерпнул, словно ведром, воду. Снова змейкой назад ползет. Все ближе к своим, ближе. Вот рядом совсем. Подхватили его друзья.
— Водицу принес! Герой!
Смотрят солдаты на каску, на воду. От жажды в глазах мутится. Не знают они, что воду для пулемета принес пулеметчик. Ждут, а вдруг угостит их сейчас солдат — по глотку хотя бы.
Посмотрел на бойцов пулеметчик, на иссохшие губы, на жар в глазах.
— Подходи, — произнес пулеметчик.
Шагнули бойцы вперед, да вдруг…
— Братцы, ее бы не нам, а раненым, — раздался чей-то голос.
Остановились бойцы.
— Конечно, раненым!
— Верно, тащи в подвал!
Отрядили солдаты бойца в подвал. Принес он воду в подвал, где лежали раненые.
— Братцы, — сказал, — водица…
Повернулись на голос головы. Побежала по лицам радость. Взял боец кружку, осторожно налил на донышко, смотрит, кому бы дать. Видит, солдат в бинтах весь, в крови солдат.
— Получай, — протянул он солдату кружку.
Потянулся было солдат к воде. Взял уже кружку, да вдруг:
— Нет, не мне, — произнес солдат. — Не мне. Детям тащи, родимый.
— Детям! Детям! — послышались голоса.
Понес боец воду детям. А надо сказать, что в Брестской крепости вместе со взрослыми бойцами находились и женщины и дети — жены и дети военнослужащих.
Спустился солдат в подвал, где были дети.
— А ну, подходи, — обратился боец к ребятам. — Подходи, становись, — и, словно фокусник, из-за спины вынимает каску.
Смотрят ребята — в каске вода.
— Вода!
Бросились дети к воде, к солдату.
Взял боец кружку, осторожно налил на донышко. Смотрит, кому бы дать. Видит, рядом малыш с горошину.
— На, — протянул малышу.
Посмотрел малыш на бойца, на воду.
— Папке, — сказал малыш. — Он там, он стреляет.
— Да пей же, пей, — улыбнулся боец.
— Нет, — покачал головой мальчонка. — Папке. — Так и не выпил глотка воды.
И другие за ним отказались.
Вернулся боец к своим. Рассказал про детей, про раненых. Отдал он каску с водой пулеметчику.
Посмотрел пулеметчик на воду, затем на солдат, на бойцов, на друзей. Взял он каску, залил в металлический кожух воду. Ожил, заработал, застрочил пулемет.
Прикрыл пулеметчик бойцов огнем. Снова нашлись смельчаки. К Бугу, смерти навстречу, поползли. Вернулись с водой герои. Напоили детей и раненых.
Отважно сражались защитники Брестской крепости. Но становилось их все меньше и меньше. Бомбили их с неба. Из пушек стреляли прямой наводкой. Из огнеметов.
Ждут фашисты — вот-вот, и запросят пощады люди. Вот-вот, и появится белый флаг.
Ждали, ждали — не виден флаг. Пощады никто не просит.
Тридцать два дня не умолкали бои за крепость «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!» — написал на стене штыком один из последних ее защитников.
Это были слова прощанья. Но это была и клятва. Сдержали солдаты клятву. Не сдались они врагу.
Поклонилась за это страна героям. И ты на минуту замри, читатель. И ты низко поклонись героям.
Подвиг у Дубосекова
В середине ноября 1941 года фашисты возобновили свое наступление на Москву. Один из главных танковых ударов врага пришелся по дивизии генерала Панфилова.
Разъезд Дубосеково. 118-й километр от Москвы. Поле. Холмы. Перелески. Чуть поодаль петляет Лама. Здесь, на холме, на открытом поле, герои из дивизии генерала Панфилова преградили фашистам путь.
Их было 28. Возглавлял бойцов политрук Клочков.
Врылись солдаты в землю. Прильнули к краям окопов.
Рванулись танки, гудят моторами. Сосчитали солдаты:
— Двадцать штук.
Усмехнулся Клочков:
— Двадцать танков. Так это, выходит, меньше, чем по одному на человека.
— Меньше, — сказал рядовой Емцов.
— Конечно, меньше, — сказал Петренко.
Поле. Холмы. Перелески. Чуть поодаль петляет Лама.
Вступили герои в бой.
— Ура! — разнеслось над окопами.
Это солдаты первый подбили танк.
Снова гремит «ура!». Это второй споткнулся, фыркнул мотором, лязгнул броней и замер. И снова «ура!». И снова. Четырнадцать танков из двадцати подбили герои. Отошли, отползли уцелевших шесть.
— Поперхнулся, видать, разбойник, — произнес сержант Петренко.
— Эка же, хвост поджал.
Передохнули солдаты. Видят — снова идет лавина. Сосчитали — тридцать фашистских танков.
Посмотрел на солдат политрук Клочков. Замерли все. Притихли. Лишь слышен железа лязг. Ближе все танки, ближе.
— Друзья, — произнес Клочков, — велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва.
Вступили солдаты в битву. Все меньше и меньше в живых героев. Пали Емцов и Петренко. Погиб Бондаренко. Погиб Трофимов, Нарсунбай Есебулатов убит. Шопоков. Все меньше и меньше солдат и гранат.
Вот ранен и сам Клочков. Поднялся навстречу танку. Бросил гранату. Взорван фашистский танк. Радость победы озарила лицо Клочкова. И в ту же секунду сразила героя пуля. Пал политрук Клочков.
Стойко сражались герои-панфиловцы. Доказали, что мужеству нет предела. Не пропустили они фашистов.
Разъезд Дубосеково. Поле. Холмы. Перелески. Где-то рядом петляет Лама. Разъезд Дубосеково — для каждого русского сердца дорогое, святое место.
Мемориал героям-Панфиловцам в Дубосеково. Фото с сайта http://www.gnuman.ru/blog/84450/
Дом
Советские войска стремительно продвигались вперёд. На одном из участков фронта действовала танковая бригада генерал-майора Катукова. Догоняли врага танкисты.
И вдруг остановка. Взорванный мост впереди перед танками. Случилось это на пути к Волоколамску в селе Новопетровском. Приглушили танкисты моторы. На глазах уходят от них фашисты. Выстрелил кто-то по фашистской колонне из пушки, лишь снаряды пустил по ветру.
— Ауфвидерзеен! Прощайте! — кричат фашисты.
— Бродом, — кто-то предложил, — бродом, товарищ генерал, через речку.
Посмотрел генерал Катуков — петляет река Маглуша. Круты берега у Маглуши. Не подняться на кручи танкам.
Задумался генерал.
Вдруг появилась у танков женщина. С нею мальчик.
— Лучше там, у нашего дома, товарищ командир, — обратилась она к Катукову. — Там речка уже. Подъём положе.
Двинулись танки вперёд за женщиной. Вот дом в лощине. Подъём от речки. Место здесь вправду лучше. И всё же… Смотрят танкисты. Смотрит генерал Катуков. Без моста не пройти тут танкам.
— Нужен мост, — говорят танкисты. — Брёвна нужны.
— Есть брёвна, — ответила женщина.
Осмотрелись танкисты вокруг: где же брёвна?
— Да вот они, вот, — говорит женщина и показывает на свой дом.
— Так ведь дом! — вырвалось у танкистов.
Посмотрела женщина на дом, на воинов.
— Да что дом — деревяшки-полешки. То ли народ теряет… О доме ль сейчас печалиться, — сказала женщина. — Правда, Петя? — обратилась к мальчику. Затем снова к солдатам: — Разбирайте его, родимые.
Не решаются трогать танкисты дом. Стужа стоит на дворе. Зима набирает силу. Как же без дома в такую пору?
Поняла женщина:
— Да мы в землянке уж как-нибудь. — И снова к мальчику: — Правда, Петя?
— Правда, маманя, — ответил Петя.
И всё же мнутся, стоят танкисты.
Взяла тогда женщина топор, подошла к краю дома. Первой сама по венцу ударила.
— Ну что ж, спасибо, — сказал генерал Катуков.
Разобрали танкисты дом. Навели переправу. Бросились вслед фашистам. Проходят танки по свежему мосту. Машут руками им мальчик и женщина.
— Как вас звать-величать? — кричат танкисты. — Словом добрым кого нам вспоминать?
— Кузнецовы мы с Петенькой, — отвечает, зардевшись, женщина.
— А по имени, имени-отчеству?
— Александра Григорьевна, Пётр Иванович.
— Низкий поклон вам, Александра Григорьевна. Богатырём становись, Пётр Иванович.
Догнали танки тогда неприятельскую колонну. Искрошили они фашистов. Дальше пошли на запад.
Отгремела война. Отплясала смертями и бедами. Утихли её сполохи. Но не стёрла память людские подвиги. Не забыт и подвиг у речки Маглуши. Поезжай-ка в село Новопетровское. В той же лощине, на том же месте новый красуется дом. Надпись на доме: «Александре Григорьевне и Петру Ивановичу Кузнецовым за подвиг, совершённый в годы Великой Отечественной войны».
Петляет река Маглуша. Стоит над Маглушей дом. С верандой, с крылечком, в резных узорах. Окнами смотрит на добрый мир.
Ново-Петровское, место подвига семьи Кузнецовых. 17.12.1941 г. они отдали свой дом танкистам 1-й Гвардейской танковой бригады для строительства моста через р.Маглушу. Одиннадцатилетний Петя Кузнецов провел танки через минное поле, получив при этом сильную контузию. На доме Кузнецовых мемориальная доска.
Доватор
В боях под Москвой вместе с другими войсками принимали участие и казаки: донские, кубанские, терские…
Лих, искрометен в бою Доватор. Ладно сидит в седле. Шапка-кубанка на голове.
Командует генерал Доватор кавалерийским казачьим корпусом. Смотрят станичники на генерала:
— Наших кровей — казацких!
Спорят бойцы, откуда он родом:
— С Дона.
— С Кубани!
— Терский он, терский.
— Уральский казак, с Урала.
— Забайкальский, даурский, считай, казак.
Не сошлись в едином мнении казаки. Обратились к Доватору:
— Товарищ комкор, скажите, с какой вы станицы?
Улыбнулся Доватор:
— Не там, товарищи, ищете. В белорусских лесах станица.
И верно. Совсем не казак Доватор. Белорус он. В селе Хотине, на севере Белоруссии, недалеко от города Полоцка — вот где родился комкор Доватор.
Еще в августе — сентябре конная группа Доватора ходила по фашистским тылам. Громила склады, штабы, обозы. Сильно досталось тогда фашистам. Пошли среди фашистских солдат слухи — 100 тысяч советских конников прорвалось в тыл. А на самом деле в конной группе Доватора было только 3000 человек.
Когда советские войска под Москвой перешли в наступление, казаки Доватора снова прорвались в фашистский тыл.
Боятся фашисты советских конников. За каждым кустом им казак мерещится…
Назначают фашистские генералы награду за поимку Доватора — 10 тысяч немецких марок.
Как гроза, как весенний гром идет по фашистским тылам Доватор.
Бросает фашистов в дрожь. Проснутся, ветра услышав свист.
— Доватор! — кричат. — Доватор!
Услышат удар копыт.
— Доватор! Доватор!
Повышают фашисты цену. 50 тысяч марок назначают они за Доватора. Как сон, миф для врагов Доватор.
Едет верхом на коне Доватор. Легенда следом за ним идет.
Крепость
Не могут фашисты взять Сталинград. Стали утверждать, что Сталинград неприступная крепость: мол, окружают город непроходимые рвы, мол, поднялись вокруг Сталинграда валы и насыпи. Что ни шаг — то мощные оборонительные сооружения и укрепления, разные инженерные хитрости и ловушки.
Не называют фашисты городские кварталы кварталами, пишут — укрепрайоны. Не называют дома домами, пишут — форты и бастионы.
— Сталинград — это крепость, — твердят фашисты.
Пишут об этом немецкие солдаты и офицеры в письмах к себе домой. Читают в Германии письма.
— Сталинград — это крепость, крепость, — трубят в Германии.
Генералы строчат донесения. В каждой строчке одно и то же:
«Сталинград — это крепость. Неприступная крепость. Сплошные укрепрайоны. Неодолимые бастионы».
Фашистские газеты помещают статьи. И в этих статьях все о том же:
«Наши солдаты штурмуют крепость».
«Сталинград — сильнейшая крепость России».
«Крепость, крепость!» — кричат газеты. Даже фронтовые листовки об этом пишут.
А Сталинград крепостью никогда и не был. Нет никаких особых в нем укреплений. Город как город. Дома, заводы.
Одна из фашистских листовок попала к советским солдатам. Посмеялись солдаты: «Ага, не от легкой жизни фашисты такое пишут». Потом понесли, показали листовку члену Военного совета 62-й армии дивизионному комиссару Кузьме Акимовичу Гурову; мол, посмотри, товарищ комиссар, какие небылицы фашисты пишут.
Прочитал комиссар листовку.
— Все тут верно, — сказал солдатам. — Правду фашисты пишут. А как же, конечно, крепость.
Смутились солдаты. Может, оно и так. Начальству всегда виднее.
— Крепость, — повторил Гуров. — Конечно, крепость.
Переглянулись солдаты. Не будешь с начальством спорить!
Улыбнулся Гуров.
— Ваши сердца и мужество ваше — вот она, неприступная крепость, вот они, неодолимые рубежи и укрепрайоны, стены и бастионы.
Улыбнулись теперь и солдаты. Понятно сказал комиссар. Приятно такое слушать.
Прав Кузьма Акимович Гуров. О мужество советских солдат — вот о какие стены сломали в Сталинграде фашисты шею.
Двенадцать тополей
Шли упорные бои на Кубани. Как-то командир одного из полков посетил стрелковое отделение. Двенадцать бойцов в отделении. Застыли в строю солдаты. Стоят в ряд, один к одному.
Представляются командиру:
— Рядовой Григорян.
— Рядовой Григорян.
— Рядовой Григорян.
— Рядовой Григорян.
Что такое, поражается командир полка. Продолжают доклад солдаты:
— Рядовой Григорян.
— Рядовой Григорян.
— Рядовой Григорян.
Не знает, как поступить командир полка, — шутят, что ли, над ним солдаты?
— Отставить, — сказал командир полка.
Семь бойцов представились. Пятеро стоят безымянными. Наклонился к командиру полка командир роты, показал на остальных, сказал тихо:
— Тоже все Григоряны.
Посмотрел теперь командир полка удивленно на командира роты — не шутит ли командир роты?
— Все Григоряны. Все двенадцать, — сказал командир роты.
Действительно, все двенадцать человек в отделении были Григорянами.
— Однофамильцы?
— Нет.
Двенадцать Григорянов, от старшего Барсега Григоряна до младшего Агаси Григоряна, были родственниками, членами одной семьи. Вместе ушли на фронт. Вместе они воевали, вместе защищали родной Кавказ.
Один из боев для отделения Григорянов был особенно тяжелым. Держали солдаты важный рубеж. И вдруг атака фашистских танков. Люди сошлись с металлом. Танки и Григоряны.
Лезли, лезли, разрывали воем округу танки. Без счета огонь бросали. Устояли в бою Григоряны. Удержали рубеж до прихода наших.
Тяжелой ценой достается победа. Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Шесть Григорянов в том страшном бою с фашистами выбыли из отделения.
Было двенадцать, осталось шесть. Продолжали сражаться отважные воины. Гнали фашистов с Кавказа, с Кубани. Затем освобождали поля Украины. Солдатскую честь и фамильную честь донесли до Берлина.
Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Трое погибли еще в боях. Жизнь двоим сократили пули. Лишь самый младший Агаси Григорян один невредимым вернулся с полей сражений.
В память об отважной семье, о воинах-героях в их родном городе Ленинакане посажены двенадцать тополей.
Разрослись ныне тополя. Из метровых саженцев гигантами стали. Стоят они в ряд, один к одному, словно бойцы в строю — целое отделение.
Хатынь
Солдат Желобкович шагал со всеми. По белорусской земле, по отчему краю идет солдат. Все ближе и ближе к родному дому. Деревня его — Хатынь.
Шагает солдат к друзьям боевым по роте:
— Не знаешь Хатыни? Хатынь, брат, лесное чудо!
И начинает солдат рассказ. Деревня стоит на поляне, на взгорке. Лес расступился здесь, солнцу дал волю. Мол, тридцать домов в Хатыни. Разбежались дома по поляне. Колодцы скользнули в землю. Дорога метнулась в ели. И там, где дорога прижалась к лесу, где ели уперлись стволами в небо, на самом бугре, на самом высоком краю Хатыни, он и живет — Иван Желобкович.
И напротив живет Желобкович. И слева живет Желобкович. И справа живет Желобкович. Их, Желобковичей, в этой Хатыни, как скажут, хоть пруд пруди.
Шел воин к своей Хатыни.
Дом вспоминал. Тех, кто остался в доме. Жену он оставил. Старуху мать, трехлетнюю дочь Маришку. Шагает солдат, Маришке несет подарок — ленту в ее косичку, ленту красную, как огонь.
Быстро идут войска. Вскоре увидит воин старуху мать. Обнимет старуху мать. Скажет солдат:
— Пришел.
Вскоре увидит солдат жену. Расцелует солдат жену. Скажет солдат:
— Пришел!
На руки возьмет Маришку. Подбросит солдат Маришку. Скажет и ей:
— Пришел!
Вынет солдат гостинец:
— На, получай, Маришка!
Шел воин к своей Хатыни. О друзьях, о соседях думал. Вскоре увидит всех Желобковичей. Увидит Яцкевичей, Рудаков, Мироновичей. Улыбнется солдат Хатыни. Скажет солдат:
— Пришел.
Вышли они к Хатыни. Рядом совсем, в километре от этих мест.
Солдат к командиру. Мол, рядом деревня. Вот тут, мол, овражек, за оврагом лесочек. Прошел лесочек, и вот Хатынь. Выслушал ротный.
— Ну что же, — сказал, — ступай.
Шагает солдат к Хатыни. Вот и овражек. Вот и лесочек. Вот-вот и избы сейчас покажутся. Сейчас он увидит мать. Сейчас он жену обнимет. Маришке вручит подарок. Подбросит Маришку к солнцу.
Прошел он лесочек. Вышел к поляне. Вышел — и замер. Смотрит, не верит — нет на месте своем Хатыни. На пепелище обгоревшие трубы одни торчат.
Остановился солдат, закричал:
— Где люди?! Где люди?!
Погибли в Хатыни люди. Взрослые, дети, старухи — все. Явились сюда фашисты:
— Партизаны! Бандиты! Лесные разбойники!
В сарай согнали фашисты жителей. Сожгли всех людей в сарае.
Подбежал солдат к отчему дому. Рухнул на пепел. Зарыдал, застонал солдат. Отлетел, выпал из рук гостинец. Затрепетала, забилась от ветра лента. Взвилась красным пламенем над землей.
Хатынь не одна. На белорусской земле много таких Хатыней было.
Море справа, горы слева
Крайний советский Север. Кольский полуостров. Баренцево море. Полярный круг.
И тут, за Полярным кругом, идут бои. Бьется Карельский фронт.
Повернешься здесь лицом к фронту — слева горы, справа море. Там, дальше, за линией фронта, лежит государство Норвегия. Захватили фашисты страну Норвегию.
В 1941 году фашисты ворвались в Советское Заполярье. Они пытались захватить город Мурманск — наш самый северный морской порт.
Не пропустили фашистов к Мурманску наши войска. Мурманск не только самый северный порт, это незамерзающий порт на севере. Круглый год, и летом, и зимой, могут сюда приходить корабли. Через Мурманск морем поступали к нам важные военные грузы. Вот почему для фашистов так важен Мурманск. Рвались фашисты, но не прорвались. Удержали наши герои Мурманск. И вот теперь настало время и здесь разгромить фашистов.
Места тут для боя на редкость сложные. Горы. Утесы. Скалы. Леденящие душу ветры. Море вечно стучит о берег. Много здесь мест, где только олень пройдет.
Стояла осень. Был октябрь месяц. Вот-вот — и наступит длинная полярная ночь.
Готовясь к разгрому врагов на севере, командующий Карельским фронтом генерал армии Кирилл Афанасьевич Мерецков обратился в Ставку Верховного Главнокомандования в Москву с просьбой выделить для фронта танки КВ. Броня у них толстая, прочная, мощное вооружение. KB — хорошие танки. Однако к этому времени они устарели.
Просит генерал Мерецков в Ставке KB, а ему говорят:
— Зачем же КВ. Мы вам выделим более совершенные танки.
— Нет, прошу KB, — говорит Мерецков.
Удивились в Ставке:
— Да зачем же KB на Севере? Там во многих местах лишь олень пройдет.
— Где олень пройдет, там пройдут и советские танки, — отвечает Мерецков. — Прошу КВ.
— Ну что ж, смотрите — ведь вы же командующий! — сказали в Ставке.
Получил фронт эти танки.
Фашисты на Крайний Север не завозили ни танков, ни тяжелого вооружения.
«Горы, утесы, скалы. Где здесь возиться с тяжелыми танками», — рассуждали они.
И вдруг появились советские танки, к тому же еще и КВ.
— Танки?! — недоумевают фашисты. — KB? Что такое! Как? Почему? Откуда?! Тут ведь только олень пройдет!
Пошли на фашистов советские танки.
7 октября 1941 года наступление советских войск на Крайнем Севере началось. Быстро прорвали наши войска фашистскую оборону. Прорвали, пошли вперед.
Конечно, не только танки здесь главную роль сыграли. Атака шла с суши. Атака шла с моря. Слева — пехота, справа действовал Северный флот. С воздуха били советские летчики. В общем ряду здесь сражались и моряки, и пехотинцы, и танкисты, и авиаторы. Общей была победа.
Боями за освобождение Советского Заполярья завершился год 1944-й — боевой и решающий. Приближался 1945-й — победный год.
Памятник бойцам Полярной дивизии. Источник фото
Последние метры война считает
Начался штурм рейхстага. Вместе со всеми в атаке Герасим Лыков.
Не снилось такое солдату. Он в Берлине. Он у рейхстага. Смотрит солдат на здание. Колонны, колонны, колонны. Стеклянный купол венчает верх.
С боем прорвались сюда солдаты. В последних атаках, в последних боях солдаты. Последние метры война считает.
В сорочке родился Герасим Лыков. С 41-го он воюет. Знал отступления, знал окружения, два года идет вперед. Хранила судьба солдата.
— Я везучий, — шутил солдат. — В этой войне для меня не отлита пуля. Снаряд для меня не выточен.
И верно, не тронут судьбой солдат.
Ждут солдата в далеком краю российском жена и родители. Дети солдата ждут.
Ждут победителя. Ждут!
В атаке, в порыве лихом солдат. Последние метры война считает. Не скрывает радость свою солдат. Смотрит солдат на рейхстаг, на здание. Колонны, колонны, колонны. Стеклянный купол венчает верх.
Последний раскат войны.
— Вперед! Ура! — кричит командир.
— Ура-а-а! — повторяет Лыков.
И вдруг рядом с солдатом снаряд ударил. Поднял он землю девятым валом. Сбила она солдата. Засыпан землей солдат.
Кто видел, лишь ахнул:
— Вот так пуля ему не отлита.
— Вот так снаряд не выточен.
Знают все в роте Лыкова — отличный товарищ, солдат примерный.
Жить бы ему да жить. Вернуться бы к жене, к родителям. Детей радостно расцеловать.
И вдруг снова снаряд ударил. Рядом с тем местом, что первый. Немного совсем в стороне. Рванул и этот огромной силой. Поднял он землю девятым валом.
Смотрят солдаты — глазам не верят.
Жив оказался солдат. Засыпал — отсыпал его снаряд. Вот ведь судьба бывает. Знать, и вправду пуля ему не отлита. Снаряд для него не выточен.
Знамя Победы
— Сержант Егоров!
— Я, сержант Егоров.
— Младший сержант Кантария.
— Я, младший сержант Кантария.
Бойцов вызвал к себе командир. Советским солдатам доверялось почетное задание. Им вручили боевое знамя. Это знамя нужно было установить на здании рейхстага.
Ушли бойцы. Многие с завистью смотрели им вслед. Каждый сейчас хотел быть на их месте.
У рейхстага идет бой.
Пригнувшись, бегут Егоров и Кантария через площадь. Советские воины внимательно следят за каждым их шагом. Вдруг фашисты открыли бешеный огонь, и знаменосцам приходится лечь за укрытие. Тогда наши бойцы вновь начинают атаку. Егоров и Кантария бегут дальше.
Вот они уже на лестнице. Подбежали к колоннам, подпирающим вход в здание. Кантария подсаживает Егорова, и тот пытается прикрепить знамя у входа в рейхстаг.
«Ох, выше бы!» — вырывается у бойцов. И, как бы услышав товарищей, Егоров и Кантария снимают знамя и бегут дальше. Они врываются в рейхстаг и исчезают за его дверьми.
Бой уже идет на втором этаже. Проходит несколько минут, и в одном из окон, недалеко от центрального входа, вновь появляется Красное знамя. Появилось. Качнулось. И вновь исчезло.
Забеспокоились солдаты. Что с товарищами? Не убиты ли?!
Проходит минута, две, десять. Тревога все больше и больше охватывает солдат. Проходит еще тридцать минут.
И вдруг крик радости вырывается у сотен бойцов. Друзья живы. Знамя цело. Пригнувшись, они бегут на самом верху здания — по крыше. Вот они выпрямились во весь рост, держат знамя в руках и приветственно машут товарищам. Потом вдруг бросаются к застекленному куполу, который поднимается над крышей рейхстага, и осторожно начинают карабкаться еще выше.
На площади и в здании еще шли бои, а на крыше рейхстага, на самом верху, в весеннем небе над побежденным Берлином уже уверенно развевалось Знамя Победы. Два советских воина, русский рабочий Михаил Егоров и грузинский юноша Милитон Кантария, а вместе с ними и тысячи других бойцов разных национальностей сквозь войну принесли его сюда, в самое фашистское логово, и установили на страх врагам, как символ непобедимости советского оружия.
Прошло несколько дней, и фашистские генералы признали себя окончательно побежденными. Гитлеровская Германия была полностью разбита. Великая освободительная война советского народа против фашизма закончилась полной нашей победой.
Был май 1945 года. Гремела весна. Ликовали люди и земля. Москва салютовала героям. И радость огнями взлетала в небо.
