Посмотреть видеосъемки чеченских боевиков и российских солдат в период чеченских войн. За время войны было отснято много интересного материала. У нас представлена большая коллекция кинохроники боевых действий, рекомендуемой к просмотру.
Людей просто убивали на улицах, за любое сопротивление. Летом 1995 года чеченские боевики под командование Шамиля Басаева захватили больницу и местных жителей из окрестных домов города Будённовска, всего более 1200 человек. Людей, в том числе больных и беременных женщин, держали в заложниках и требовали вывести федеральные войска из Чечни.
Шамиль Басаев и члены его банды виновны в смерти сотен людей. Главаря устранили российские спецслужбы, но его приближенных ищут до сих пор, и находят.
Магомед Маздаев — был задержан в 2005 году, когда возвращался из Турции. Рамзан Белялов работал слесарем и думал, что всё давно забыто…
Документальный фильм о «подвигах» Басаева и его банды, а так же наказание за содеянное.
Поиск боевиков в жилом секторе на основании оперативной информации. Предположительно Дзержинский ОМОН.
Выезд на адрес, обыск квартиры. Как видно ищут оружие, боеприпасы и взрывчатые вещества. Смотрят на полках, под матрасами, в диванах, во всех местах, где можно что то положить, даже в духовке. В диване валяется голова неваляшки, с опаской изучают. На балконе квартиры в подвал прорублен вход, бойцы туда не лезут, а сапер не влазит обвешанный веревками, служебная собака понюхала, достаточно. Нашли фотографии с полароида, просматривают все, находят кое что интересное. С 7 минуты путешествие на второй адрес.
Так же в материале видео за сутки до описываемых событий и выезд с базы 1 апреля 1996-го.
«Сергей вставай, мы в плену. Какой еще плен? Чего ты гонишь? — Контрактник Сергей Бузенков с трудом продрал глаза и ему в лицо уткнулся ствол автомата. Хозяин его, бородатый Чеченец в снаряжении рейнджера, недвусмысленно передернул затвор. Стояла черная чеченская ночь 8-го марта 1996 года. Было нас 38 человек, в том числе два капитана и два лейтенанта, танк Т-80 почти без горючего и три БМП, из них одна не на ходу. . На посту Сергей стоял с 10 до 12 ночи. Все было тихо, отстоял и лег спать. Тут нас и взяли. Пришли Чеченцы со стороны села, чтобы мы не стали стрелять. Часовых сняли, а когда меня разбудили, в оружейных ящиках уже и автоматов не было. Вышел из вагончика — чеченцев человек двадцать, наши сидят на корточках, все с поднятыми руками».
38 солдат и офицеров, а так же еще 4-х человек, которые там не были, а самовольно оставили свои подразделения ранее (так же возможно не учтен экипаж танка, ещё 3 военнослужащих). Все они пропали. Каких-либо следов боя не наблюдалось, ни крови, ни трупов, ни стреляных гильз.
На границе с Чечней в дагестанском поселке Тандо они в том числе взрывом разминируют и расчищают дорогу, во время отражения нападения Хаттаба и Басаева в 1999 году. Рядом с минами стоит российский танк со скинутыми гусеницами, подорвался, экипаж его чинит. Центральный герой сюжета — Андрей Гаглоев, отметившийся не так давно в Сирии.
Во втором сюжете 2002 год, Чечня, саперы каждый день проходят участок дороги длинной в 12 километров. Срочник Роман из Республики Удмуртия на камеру обращается к своей девушке: «Маша вернись ко мне, я тебя люблю!». Маша не пишет уже 10 месяцев, Роман в Чечне уже больше года, скоро весной дембель.
В третьем сюжете уничтожение собранных боеприпасов в Чечне, 2003 год.
Короткие сюжеты от Александра Сладкова, многие из которых не были показаны на ТВ.
Операторы снимают на войне всё подряд, но не всё доходит до экранов телевизоров. Даже в лихие 90-е, некоторые съемки было не принято пускать на ТВ. Федеральным войскам пришлось вспоминать тактику штурма зданий, как это было в Сталинграде. Из плохо подготовленных срочников, наспех готовили штурмовые группы в боевой обстановке, в разрушенных затянувшимися на недели боями зданиях укрывались перед штурмом следующего здания.
В середине и конце января 1995-го в Грозном стало безопаснее, площадь перешла под контроль федеральных сил, усыпанная страшными следами войны, она привлекала туда операторские группы со всей России, и они снимали.
Нарезка хроники, которую многие не любят смотреть.
Об этой страшной трагедии сейчас не принято говорить. В 90-е годы из Чечни бежали минимум 300 тысяч русских, люди бросали дома и всё нажитое имущество, более 21 тысячи были убиты в Чечне и еще 46 тысяч обращены в рабство. С началом второй Чеченской войны, наконец был положен конец этому беспределу. Журналисты с канала «ОРТ» Вячеслав Тибелиус и Олег Грознецкий рассказывают историю о русской семье прожившей или точнее выжившей в Чечне в самый «дикий период», когда там действовал шариатский суд, 1996-1999 годы.
В августе 1996 боевики за два дня почти полностью овладели Грозным, в городе была только одна армейская часть, состоявшая из недавно прибывших по замене солдат — рота 7-й дивизии ВДВ.
Захватить обороняемое ими здание правительства боевики постараются одним из первых. Солдаты-новороссийцы вступили в свой первый в жизни бой и отбились, по 4-5 штурмов они отбивали каждый день. Особенно трудной была ночь с 7 на 8 августа.
Когда в 1993 году 7-я гвардейская воздушно-десантная дивизия передислоцировалась из литовского Каунаса в Новороссийск, офицеры понимали, что едут по сути на голое место — квартир в ближайшее время ждать нечего. Да и что за десантная служба на море? Правда, вскоре все встало на свои места. Вместо моря десантники получили горы, а вместо пляжа — войну…
Видео про 7-ю дивизию ВДВ, боевой путь в Чечне и сегодняшнее время.
21 февраля 2000, в горах Чечни, из 35 спецназовцев, в одном бою, погибли 33 человека, двое были тяжело.
Старший сержант Антон Филиппов вспоминает как всё началось буквально за секунды. Командир Самойлов дико начал кричать: «Автоматчики огонь! Автоматчики огонь!». Филиппов и Виктор Черненьких в этот момент сидели втроем еще с одним бойцом, сразу после взрывы прыгнули в разные стороны.
Филиппов и Виктор поползли к командиру, близким взрывом их обоих ранило. Приползли к уже убитому командиру, еще разрыв и всё… Когда боевики всех расстреляли, то зашли, собрали всё оружие и ушли. Вернулись во второй раз, начали обыскивать тела. Чеченец подошел к Филиппову, у которого было разворочено лицо и оторвало нос. Филиппов был в сознании, дышал ртом, ему казалось, что даже лобной части его черепа уже нет на месте — пока был на адреналине от боли не стонал. Чеченец снял часы с его руки, поднял за ухо — Филиппов в этот момент подумал, что сейчас отрежет: «Ппц уху. Маньяки же».
Короткое интервью Антона Филиппова, которое недавно записал Александр Сладков в больнице, где ему делают пластику лица на нос. Скоро выйдет фильм. Кстати, Филиппов выжил тогда не один на той высоте.
Этот полк был на Второй Мировой войне, 10 лет в Афганистане, всю первую Чечню и эту кампанию с первых выстрелов. Это не спецназ ГРУ, но в нём даже есть боевые пловцы. Их называют десантниками, но ВДВ полк не подчиняется.
Александр Сладков разговаривает с солдатами и офицерами бригады. Старики говорят, что на войне без страха нельзя — пуля еще в стволе, а ты её уже шкурой чувствуешь. Так и капитан Влад — был в Афгане, и на первой Чечне и на второй, с женой говорит в переписке, дети папу забыли. Как то подошли к одному аулу, те выбросили белый флаг, а капитуляцию принимать отправили Влада и трех солдат. Только подходя к аулу он понял, какой дурак: «Если не развернусь, буду у них 10 лет картошку копать». Пятое чувство подсказало, и он с бойцами ушел оттуда вовремя — ускакал на угнанной лошади.
Еще герои интервью: офицер-татарин «Наримыч», начальник штаба «Кэп», и знаменитый ротный Серёга (на фото).
В период боевых действий против незаконных вооруженных формирований в Чеченской республике в январе 1995 года при взрыве фугаса получил контузию головного мозга.
В августе 1998 года назначен командиром 160-го гвардейского танкового полка, в январе 2000 года получил звание полковника. В октябре и ноябре 1999 года Буданов дважды был контужен при разрыве снаряда и при обстреле танка из гранатомета.
Документальный фильм с интервью Буданова, фильм был снят уже после его смерти и охватывает всю жизнь легендарного героя войны в Чечне.
Коллекция художественных фильмов о войне в Чечне. Яркое, захватывающее кино, которое подойдет для просмотра всем интересующимся военными конфликтами и в целом военной тематикой.
Трое друзей – Пасечник, Гюрза, Леший – ветераны Афганистана. Они превратили войну в работу. В качестве наемников парни зарабатывают в «горячих» точках по всей планете. После начала боевых действий в Чечне друзья вновь встречаются на одном «поле боя». Только теперь бывшие сослуживцы оказались по разные стороны баррикад.
Накануне дня Победы старлея Печалина, бойца Чеченской войны, отправляют в короткий отпуск в Москву. Перед отъездом комбат поставил перед ним задачу — привезти новобранцев, кое-что для хозяйства и, наконец, найти себе девушку.
Но горький привкус войны не оставляет старшего лейтенанта и в Москве. Тяжелые воспоминания душат Печалина, мешая ему забыться и окунуться в радости жизни. Пытаясь их заглушить, старлей ударяется во все тяжкие…
Хороший сериал посвященный снайперам выполняющим секретное задание по уничтожению арабского террориста в горах Кавказа. Все четыре серии фильма всецело посвящены одной миссии. Сюжет закручен и непредсказуем.
Российской разведке становится известно о планируемой серии трактов на территории России, которые должен организовать арабский наемник Абу Джалид. Так же становится известно, когда и где Абу Джалид будет переходить границу с группой из 10 боевиков. Для ликвидации Абу Джалида на Кавказ отправляют сотрудника разведки Макара — он единственный знает как выглядит перенесший недавно пластическую операцию Абу Джалид. Сопровождать Макара к месту цели будет майор Бодров — опытный снайпер с многолетним опытом спецопераций в горной местности. Бодров — командир группы, он десять лет безвылазно живет в горах, поэтому у него много связей с местными «проводниками» и свой план спецоперации по ликвидации Абу Джалиба. Макар отказывается следовать плану Бодрова, он считает его предателем.
События фильма происходят во время Первой чеченской войны. Весь фильм объединен единым сюжетом журналистского расследования, которое должно скомпрометировать главного героя сериала.
Сериал посвящен жизни нашего современника — этот человек прошел путь от милиционера до генерала и члена Государственной Думы. Преданный своему государственному и военному делу человек, он не по наслышке знает про беды простых людей, которые попали в зону боевых действий. Однако деньги предназначенные для восстановления Чечни попадают не в те руки. Путем различных финансовых махинаций недобросовестные политики присваивают себе все деньги на восстановление разрушенной Чеченской республики. Чтобы скрыть свою деятельность они и нанимают журналиста, для «независимого» расследования деятельности бывшего генерала.
«Спецназ» — один из лучших отечественный сериалов про бойцов и офицеров армейского спецподразделения ГРУ. В главных ролях легенды отечественного кино: Александр Балуев, Владислав Галкин, Алексей Кравченко, Игорь Лифанов, Михаил Пореченков. Но не только актерами силен сериал — довольно достоверно показана работа спецподразделения ГРУ. В основе каждой серии — реальные события. Сериал снят на заре нового российского кино — без «чернухи», с сильным патриотическим уклоном, с современными российскими актерами. Знаменитый танец «Гоги-Боба» и песня Любэ «Давай за…» ставшая символом Второй чеченской войны — именно из этого сериала.
Сюжет фильма «Личный номер» не выдуманный, — в его основе реальная история майора разведки работавшего над террористическим актом на мюзикле «Норд-Ост» в 2002 году в Москве. Эта история не должна была быть предана огласке, поэтому между ГРУ и киностудией разразился скандал. Но факт остается фактом — это было на самом деле.
Первые четыре серии третьего сезона детективного сериала Убойная сила посвященные командировке главных героев в один из временных отделов милиции Чечни. Эти серии пришлись на самый пик популярности всенародно любимого сериала, в нем грамотно сплетена сильная драматическая и комедийная линия.
2001 год, по обязательной разнарядке в командировку на территорию Чечни направляют трех оперативников из убойного отдела, на 3 месяца. В дорогу им дают «спонсорскую помощь» и табельный пистолет с одной обоймой патронов. Как выяснится позже, некая «спонсорская помощь» это — женские шампуни и мыло, которые впрочем удается с успехом обменять на боевое оружие. Прибыв на место дислокации наши герои и знакомятся с обстановкой — боевики местного главаря бандитской группировки Султана убивают двух местных жителей связанных с местным отрядом федералов. Отдел ужесточает охрану и проводит операцию по зачистке вероятного местонахождения главаря, но операция срывается — в отделе происходит утечка информации. В этот же день пропадает Плахов…
«Этот пост находился очень далеко от жилых поселений и предполагаемых баз боевиков. Поэтому следить было абсолютно не за кем. А день тогда выдался жарким, очень хотелось спать. Эта жара не брала только «Жгута» с «Корнеем», которые монотонно о чем то бубнили. Я не знаю откуда взялся этот старик, он вырос из под земли..».
Короткометражный художественный фильм о том, как современная война калечит души молодых парней, как по-разному могут складываться их судьбы… Фильм абсолютно заслуженно получил награду за «Лучший игровой фильм» на втором фестивале короткометражного кино «PROвзгляд». Смотрится на одном дыхании.
История дембеля, списанного в запас, потерявшего ногу, отдавшего служению родине лучшие годы. Он должен встать, он должен жить. Что ждет его дома?! Ответ в фильме.
Фильм в необычном жанре трагикомедии, кроме того, весь фильм пронизывает мистическая линия — в виде пограничного состояния между жизнью и смертью.
Фильм потрясающий, мощный, динамичный, много техники в кадре и грамотная военно-тактическая сторона фильма. После его просмотра фильм «Прорыв» смотрится как некий фарс, не имеющий ничего общего с реальностью.
Рота старшего лейтенанта Александра Доронина, в которой служат молодые солдаты — «мажор» Константин Ветров и деревенский парень Николай Горшков, командирована в Чечню. Роте Доронина дается задача удерживать перевал «Грозовые ворота», дополнительно к его роте прикомандировывают группу спецназа ГРУ под командованием майора Егорова, у которого личные счеты с террористами — от их рук у него погибли жена и сын.
МОЛИТВА ДРУГА. Случай на чеченской войне
Перед тем, как принять сан, будущий священник Николай Кравченко успел проявить себя как доблестный защитник Родины.
Служа в воздушно-десантных войсках, как их называют, «крылатой пехоте», он не раз принимал участие в боевых действиях на Северном Кавказе. И здесь ему не раз приходилось испытывать на себе действие Вышних сил. В самые опасные моменты сражений эти силы незримо хранили его. С отцом Николаем беседует корреспондент Валерий Духанин.
– Отец Николай, вы рассказывали, как участвовали в военных действиях на территории Чечни. Были ли в Вашей жизни или жизни других солдат и офицеров такие случаи, когда Господь проявлял Себя?
– Были, а как же! Допустим, наступил боец на мину – а она не взорвалась. И лишь только отошел на сто метров – раздался взрыв. Или еще. Когда ходили в разведку – лицом к лицу столкнулись с «духами». Славка, мой товарищ, не успел выстрелить. «Дух» стоял, целился. Славка выстрелил раньше: у «духа» в автомате перекосило патрон. В итоге Славка живой, а «дух» – нет.
Самый яркий пример с нашим командиром бригады полковником Николаем Баталовым. У нас после Абхазии появилась традиция перед боевым выходом, броском читать «Отче наш». Это успокаивало, и появлялась значимость правильно выполняемого дела. Однажды – это было в Грозном – перед нами была поставлена задача контролировать подземный гараж. Ее выполнять было трудно, т.к. не было простора для движения. «Духи» вынуждали нас уйти с позиции. А нам надо было обеспечить выход на площадь «Минутка», контролировать огневые точки на другой стороне улицы. Мы стояли, читали молитву, в это время вышел комбриг. Говорит: «Ребята, я с вами». Мы захватили гараж, зачистили его и стали вести огонь по точкам на другой стороне улицы. Он опять: «Я с вами».
Командиром группы был я. Комбриг в данном случае был постороннее лицо. Он не имел права находиться среди нас. Если бы он погиб – мне трибунал светил бы по полной программе. Тогда он стал рассказывать, что он видел: «Когда вы начали читать молитву – я увидел, как на вас сверху такой прозрачный колокол опускается. И я почувствовал, что под этим колоколом буду в безопасности». Глядя на него, мы поняли, что он говорит правду. С тех пор он эту молитву читал всегда, когда была возможность. Прошло лет восемь. Встретил как-то начальника штаба. Разговорились. Спрашиваю: «Где наш комбриг, не видел ли?» – «Видел в Волгограде» – «Ну и что, командует?» – «Командует» ! Он, в отличие от тебя, уже протоиерей!»
А еще у меня был такой случай, из ряда тех, что привели меня, в конце концов, на духовную стезю. Был у меня друг Серега, мы еще по прошлой войне были знакомы. Он демобилизовался, уехал домой. И вот в Чечне мы с ним встретились. Он был механик- водитель, причем таких надо еще поискать. БВМ держал в такой чистоте, хоть носовым платком проверяй. Спать не ложился, пока не убедится, что машина заправлена и готова к бою. Мы встретились, но ненадолго, в феврале он погиб. На БМП объезжал УАЗик, пошел по обочине – а она была заминирована. Взрыв пошел вверх, прямо через него. Я очень переживал его гибель: встретились – и опять потерялись. Потом, когда мы вышли к Терскому хребту, наша разведгруппа получила неделю отдыха. Мы должны были ехать на бани в Толстой-юрт, но у нас что-то не заладилось.
Лежу на поле, день теплый, я задремал, ребята играют в волейбол – а мяч катится вверх. И вижу – идет ко мне мой друг, я ему: «Здорово, Серега!». А потом: «Слушай, ты же вроде погиб?» – «Где погиб – а где живой. Я к тебе пришел. Вам через три дня в разведку идти – не ходи, погибнешь». – «Как это я могу не идти?» Тогда он мне: «Смотри сюда». И я вижу дорогу, по которой нам идти, все перевернулось, земля стала прозрачной, и на ней в шахматном порядке мины стоят, связанные – т.е. заденешь одну – взлетит на воздух вся дорога. «Смотри, – сказал он мне, – если поедешь – читай без остановки «Отче наш». Поедешь на второй машине». И он пошел, я за ним, он вошел в какой-то домик и исчез. Третий день прошел — движения никакого. Спать ложимся, прибегает из штаба вестовой: «Срочно, боевой выход через полчаса».
Прибегает начштаба, садится на головную машину, я на вторую. Провели разведку по выявлению огневых точек, выявили, где пулеметы, где стационары. Возвращаемся, начштаба говорит: «Через горы пойдем». Поднимаемся по дороге – и я вижу тот участок, который увидел в тонком сне. А я все это время читал «Отче наш». Беру снайперскую винтовку, вижу – черная стена передо мной встает – и все. Очнулся в госпитале. Контузия. Был у нас такой второй номер, хороший, надежный парнишка из Сибири Димка Новиков. Я его взял, в разведку с ним ходил. В его машине на взрывной волне сорвало со стопора башню, а они на броне сидели, и пушкой его ударило по ребрам, сломало два ребра.
А у меня от взрыва автомат залетел в люк, и я повис на ремне. БМП остановилась – я из ремня выпал. Я потом поехал к отцу Кириллу, спрашиваю его об этом явлении моего умершего друга. А он говорит: «Если бы тебе явился святой и сказал бы тебе – ты бы не думал о том, что тебе сказали, только гордился бы: вот, ко мне святой приходил. А сами слова забыл бы. А так прислушался. Мы всегда прислушиваемся ко мнению наших друзей. Молись о нем – и он будет молиться о тебе».
Я это запомнил на всю жизнь. Хожу и думаю: друг всегда рядом. За меня есть кому молиться. И то, что во мне есть, я имею благодаря ему. Слава Богу за все!
Молитва друга (случай на чеченской войне)
Перед тем, как принять сан, будущий священник Николай Кравченко успел проявить себя как доблестный защитник Родины.
Служа в воздушно- десантных войсках, как их называют, «крылатой пехоте», он не раз принимал участие в боевых действиях на Северном Кавказе. И здесь ему не раз приходилось испытывать на себе действие Вышних сил. В самые опасные моменты сражений эти силы незримо хранили его. С отцом Николаем беседует корреспондент Валерий Духанин.
— Отец Николай, вы рассказывали, как участвовали в военных действиях на территории Чечни. Были ли в Вашей жизни или жизни других солдат и офицеров такие случаи, когда Господь проявлял Себя?
— Были, а как же! Допустим, наступил боец на мину – а она не взорвалась. И лишь только отошел на сто метров – раздался взрыв. Или еще. Когда ходили в разведку – лицом к лицу столкнулись с «духами». Славка, мой товарищ, не успел выстрелить. «Дух» стоял, целился. Славка выстрелил раньше: у «духа» в автомате перекосило патрон. В итоге Славка живой, а «дух» — нет.
Самый яркий пример с нашим командиром бригады полковником Николаем Баталовым. У нас после Абхазии появилась традиция перед боевым выходом, броском читать «Отче наш». Это успокаивало, и появлялась значимость правильно выполняемого дела. Однажды – это было в Грозном – перед нами была поставлена задача контролировать подземный гараж. Ее выполнять было трудно, т.к. не было простора для движения. «Духи» вынуждали нас уйти с позиции. А нам надо было обеспечить выход на площадь «Минутка», контролировать огневые точки на другой стороне улицы. Мы стояли, читали молитву, в это время вышел комбриг. Говорит: «Ребята, я с вами». Мы захватили гараж, зачистили его и стали вести огонь по точкам на другой стороне улицы. Он опять: «Я с вами».
Командиром группы был я. Комбриг в данном случае был постороннее лицо. Он не имел права находиться среди нас. Если бы он погиб – мне трибунал светил бы по полной программе. Тогда он стал рассказывать, что он видел: «Когда вы начали читать молитву – я увидел, как на вас сверху такой прозрачный колокол опускается. И я почувствовал, что под этим колоколом буду в безопасности». Глядя на него, мы поняли, что он говорит правду. С тех пор он эту молитву читал всегда, когда была возможность. Прошло лет восемь. Встретил как-то начальника штаба. Разговорились. Спрашиваю: «Где наш комбриг, не видел ли?» — «Видел в Волгограде» — «Ну и что, командует?» — «Командует» ! Он, в отличие от тебя, уже протоиерей!»
А еще у меня был такой случай, из ряда тех, что привели меня, в конце концов, на духовную стезю. Был у меня друг Серега, мы еще по прошлой войне были знакомы. Он демобилизовался, уехал домой. И вот в Чечне мы с ним встретились. Он был механик- водитель, причем таких надо еще поискать. БМП держал в такой чистоте, хоть носовым платком проверяй. Спать не ложился, пока не убедится, что машина заправлена и готова к бою. Мы встретились, но ненадолго, в феврале он погиб. На БМП объезжал УАЗик, пошел по обочине – а она была заминирована. Взрыв пошел вверх, прямо через него. Я очень переживал его гибель: встретились — и опять потерялись. Потом, когда мы вышли к Терскому хребту, наша разведгруппа получила неделю отдыха. Мы должны были ехать на бани в Толстой-юрт, но у нас что-то не заладилось. Лежу на поле, день теплый, я задремал, ребята играют в волейбол – а мяч катится вверх. И вижу — идет ко мне мой друг, я ему: «Здорово, Серега!». А потом: «Слушай, ты же вроде погиб?» — «Где погиб – а где живой. Я к тебе пришел. Вам через три дня в разведку идти – не ходи, погибнешь». — «Как это я могу не идти?» Тогда он мне: «Смотри сюда». И я вижу дорогу, по которой нам идти, все перевернулось, земля стала прозрачной, и на ней в шахматном порядке мины стоят, связанные — т.е. заденешь одну – взлетит на воздух вся дорога. «Смотри, — сказал он мне, — если поедешь – читай без остановки «Отче наш». Поедешь на второй машине». И он пошел, я за ним, он вошел в какой-то домик и исчез. Третий день прошел-движения никакого. Спать ложимся, прибегает из штаба вестовой: «Срочно, боевой выход через полчаса». Прибегает начштаба, садится на головную машину, я на вторую. Провели разведку по выявлению огневых точек, выявили, где пулеметы, где стационары. Возвращаемся, начштаба говорит: «Через горы пойдем». Поднимаемся по дороге – и я вижу тот участок, который увидел в тонком сне. А я все это время читал «Отче наш». Беру снайперскую винтовку, вижу – черная стена передо мной встает – и все. Очнулся в госпитале. Контузия. Был у нас такой второй номер, хороший, надежный парнишка из Сибири Димка Новиков. Я его взял, в разведку с ним ходил. В его машине на взрывной волне сорвало со стопора башню, а они на броне сидели, и пушкой его ударило по ребрам, сломало два ребра. А у меня от взрыва автомат залетел в люк, и я повис на ремне. БМП остановилась – я из ремня выпал. Я потом поехал к отцу Кириллу, спрашиваю его об этом явлении моего умершего друга. А он говорит: «Если бы тебе явился святой и сказал бы тебе– ты бы не думал о том, что тебе сказали, только гордился бы: вот, ко мне святой приходил. А сами слова забыл бы. А так прислушался. Мы всегда прислушиваемся ко мнению наших друзей. Молись о нем – и он будет молиться о тебе».
Я это запомнил на всю жизнь. Хожу и думаю: друг всегда рядом. За меня есть кому молиться. И то, что во мне есть, я имею благодаря ему. Слава Богу за все!
Чеченская война глазами отца Андрея
«Главное не то, что батюшка говорит и проповедует, а то, как он это осуществляет», — считает отец Андрей Немыкин, 35-летний настоятель маленького православного прихода в селе Грушевка под Новочеркасском. Вместе с солдатами и офицерами одного из отрядов дивизии «Дон» отец Андрей побывал на чеченской войне.
Почему я оказался там? Это трудно объяснить. Мне всегда сложно было общаться с нашими солдатами, которые вернулись с войны. Говорил им: «Ребята, война окончена, надо возвращаться к мирной жизни». Давал какие-то наставления. И вдруг понял: чтобы иметь право говорить им так, надо увидеть и пережить то, что видели и пережили они. Священник прежде всего должен быть там, где большое горе. Я прекрасно понимал, что это опасно, что велика вероятность погибнуть. Я знал, что, если меня убьют, семья останется ни с чем и никому не будет нужна. Но ехать надо было. Мой друг рассказывал мне о том, как наши солдаты в Чечне нуждаются в духовной поддержке.
Когда они проезжают через чеченские села и видят большие современные мечети, говорят: «Им-то легче воевать, у них благословение Аллаха. А где же наши священники?» Я услышал это и понял, что должен быть там.
После Рождества отец Андрей отправился на войну.
Сначала опасности особой не чувствовалось. Кроме случаев, когда чеченцы могли обстрелять вертолет, пролетающий над Сумженским и Терским хребтами, но Бог миловал. Тогда я в основном крестил солдат. Солдаты были удивлены и обрадованы моим появлением. Потом, когда я приехал во второй раз, обстановка была уже очень тревожная. Боевики стали спускаться с гор, выходить из ущелий. Мне посоветовали прийти в отряд спецназа, где были наиболее тяжкие потери. Там требовалось мое присутствие, моральная, духовная поддержка. Ребята меня хорошо приняли, на следующий же день мы поехали в Закан-Юрт, потом были Самашки, Алхазурово. В выходные я в Ачхой-Мартане крестил солдат одного из полков. Накануне была зачистка Комсомольского, и вот 6 марта мы ехали доводить зачистку до конца, но не тут-то было. Там нас уже поджидали.
. Я выглядел как и другие солдаты: в ботинках и камуфляже, в бронежилете и с автоматом. Этот постоянный вопрос: можно ли священнику носить оружие? Но кухонный нож тоже ведь оружие! Если я взял в руки автомат — это не значит, что я собирался из него стрелять налево и направо. Просто жизнь в армейском коллективе требует вписываться в эту среду. Я принял для себя решение, что не должен быть для них обузой или посторонним человеком, который приехал, наставил их, вразумил и уехал обратно в свою мирную и спокойную жизнь. Если они увидят, что я искренне с ними все разделяю, то и отношение ко мне, к моим словам будет совсем другое.
. Мы входили в Комсомольское без разведки и артподготовки. Село пустое, все жители ушли — это уже недобрый знак. Командование сообщает: 40 боевиков на южной окраине. Мы должны были выйти на рубеж, который нам определили. На БТР спецназ, а собровцы — по бокам. Но, судя по всему, у боевиков был радиоперехват, они знали, куда мы идем, и готовили там засаду. На перекрестках их опорные пункты. Когда мы проходим первый перекресток, они нас пропускают, а у второго перекрестка поджигают первый БТР и последний. И потом расстреливают. Тут уже вопрос везения: какая колонна напарывается на боевиков, тех и кладут. В засаду попала первая группа. Они успели уйти от нас на полквартала вперед. И мы ничем не смогли им помочь. Там сразу погибли несколько человек. Нас было 5 человек, и на наших глазах их расстреляли. Огонь с трех сторон одновременно: снайперы, пулеметчики. Нашему замыкающему пуля попала в голову, раскроило череп. Он жил еще какое-то время, умер уже потом, в вертолете. Шесть часов мы держали круговую оборону. Затем подошли наши БТРы. Тут я как священник мало чем мог помочь. В тот момент я был такой же солдат, как и они. Только старался выглядеть спокойно — они смотрели на меня, и им тоже становилось спокойнее. Удивительно, но нервы больше сдавали у собровцев, а солдаты-срочники, 19-летние мальчишки, четко и беспрекословно выполняли все приказы. Прежде всего они думали о том, чтобы не подвести ребят, тех, кто попал в беду, кого надо вытягивать. Живыми или мертвыми. Ведь мы могли тогда сразу отойти. Но мы пытались пробиться вперед.
се Комсомольское не больше наших Черемушек. За 15 минут мы прошли его с севера на юг. Но каждый дом — это укрепленная крепость. В этом бою там был Гелаев, его подручного ранили в голову, разворотило ему глаз. У них было много убитых, и тогда они пошли на переговоры. Подошли местные жители с белым флагом. Гелаев дал приказ огонь прекратить. Мы прекратили тоже. А в качестве гаранта наш командир спецназа Гром становится на перекрестке, и его держат на прицеле снайперы. Только один выстрел с нашей стороны, даже пистолетный — и в него стреляют. И тут вдруг с нашей стороны кто-то начинает пристреливать миномет.
. Когда 6 марта наш отряд вышел из Комсомольского, мы приехали на базу в Урус-Мартан. Во всех палатках повисло тягостное молчание. Мы потеряли 10 человек. Это много для отряда. Все просто сидели молча и только на следующий день стали приходить в себя. В такой момент никого и ничего не хочешь видеть.
. Я одел епитрахиль и взял в руки крест уже потом, когда вернулись с капитаном на КПП. Туда стали подвозить раненых. Помню паренька из Волгоградской области. Ему раздробило колено. Если бы можно было сразу же самолетом отправить его в Москву, ногу удалось бы спасти, а так этапная эвакуация: сначала в Моздок, а потом куда-то еще. И вот он лежит, и врач опускает руку в рану, выгребает оттуда костные осколки, а обезболивающий промедол уже не действует. Я стал говорить с ним, отвлекать как-то.
Бригаду врачей у нас возглавлял Владимир Давидович Кричевский, уролог из Екатеринбурга. Были еще реаниматолог и две сестры из новочеркасского госпиталя. Мы с ними работали вместе, помогая друг другу. Когда у раненого закатываются глаза и он начинает уходить, главное — удержать его в сознании, и тогда я начинал говорить с ним, уговаривать, молиться.
. Потом привезли ребят, которые попали в засаду у дома в Комсомольском. Был там Виталик Мухин, спецназовец, невысокого роста, худой. Он восемь часов пролежал на земле. На спине у него были рваные раны, осколочные ранения. Позвоночник, кости видно, и кровь уже даже не шла. Он был в сознании. Мы говорили с ним и молились вместе, пока врачи делали уколы и обрабатывали его раны.
. Стали подвозить убитых. Сначала собровцев, потом наших ребят. Тех, из первой группы. Их всех снайпер расстрелял в голову.
Мы говорили с ними накануне, они предлагали мне свои кассеты с музыкой. И вот теперь лежат так на БТРе, в грязи, у всех черные лица. Я подходил к каждому, молился и просил прощения. Первое чувство — это чувство вины.
Я узнал из них только одного, Женьку Яфарова, татарина. Меня спрашивали: «А вот он татарин, его наш Бог примет?» Оставим это Всевышнему. Мы были с ним вместе в бою, рядом. И мне все равно, какой он национальности, я буду молиться за него, как за российского солдата.
Позже я узнал, что Яфарову присвоили звание Героя России, посмертно. В основном всех солдат награждают посмертно. А ведь есть люди, которые всю войну сидят в Ханкале или в Моздоке и получают ордена. А нашего командира спецназа к ордену представляли 4 раза. Он воевал в Дагестане, брал Лысую гору. Теперь Комсомольское. И еще неизвестно, дадут ли ему Героя.
Когда все резервы стянули к Комсомольскому, боевики стали выходить на равнину под видом мирных жителей. Сейчас говорят, что наша сорокатысячная группировка даже после блокады Комсомольского ничего там не могла сделать. Не было там никакого кольца блокады. 10 марта наш отряд заблокировал Комсомольское только с юго-западной стороны, окраину села. Там были самые тяжелые бои. Больше 10 дней провел наш отряд на голом месте под обстрелом пулеметчиков и снайперов. Одного из тех, с кем лежали там, я потом встретил в госпитале в Новочеркасске. Уже как однополчане мы многое вспоминали. Удивлялись потом, почему же никакой разведки тогда не было, ведь никто даже не знал, что там в селе 700 боевиков. О том, что случилось с нашей штурмовой ротой, мы узнали на следующий день, когда нашли их. Что там было, никто точно не знает, ведь очевидцев не осталось. Я знаю, что у половины солдат головы были отрезаны. Значит, их взяли в плен.
Точное количество убитых наших солдат неизвестно до сих пор. Накануне моего отъезда, где-то 14 марта, только через наших медиков прошло 45 убитых. Мне потом назвали 200 человек, и это похоже на правду. Боевики там потеряли около 600 человек убитыми. Сколько реально погибло, не знает никто. Причина в ведомственной разобщенности: внутренние войска — это одно ведомство, федеральные — другое. СОБР и ОМОН идут отдельно. В этой неразберихе было так, что один человек проходил по трем категориям, а мог и вообще нигде не упоминаться. Страшно такое пренебрежение. Да и у начальства есть надежда на то, что можно скрыть истинные потери. Может быть, психологически это и верно, но ведь не легче от этого тем, у кого там воюют мужья и сыновья.
. Еще что поразило меня там: чеченцы говорят — мы бедные люди. А у них громадные дома, только один этаж по 200-300 квадратных метров, и таких 2-3 этажа. В «бедных» домах — 2-3 машины. Чеченские женщины — холеные, в дорогих кожаных пальто и шубах до пят, на них обилие косметики и золота. Чеченцы талантливы в отношении провокаций. Например, проезжает машина с журналистами, тут же откуда-то выбегают тетки с безумными глазами, начинают кричать и жаловаться. Машина проехала, и все спокойно расходятся.
Чеченцы жестоки и со своими. Еще в первую поездку я встретился с Исламом Ахаевым, который 5 месяцев провел в качестве заложника у боевиков. Над ним издевались, его избивали, держали в яме, жгли паяльной лампой ноги. И издевались над ним мальчишки 12-13 лет. Такие вот у них уроки ненависти.
. Получилось так, что Комсомольское некоторое время было практически открыто с двух сторон — с юго-западной стороны и со стороны Алхазурова, с юго-востока. Оттуда боевики пробирались под видом мирных граждан. На наших глазах человек двенадцать шли без оружия, половина — в камуфляже, половина — в гражданской одежде. Вошли в дом и оттуда начали стрелять. В домах уже были заготовлены склады с оружием. А у нас устаревшая, поломанная техника. КамАЗ спецназовский три раза не мог к нам пробиться, все время ломался. Он вез теплые вещи, продукты, воду. Его ремонтировали, и пришел он только через сутки, хотя расстояние там километров двадцать, не больше.
У боевиков совершенная связь. Все разговоры наши прослушиваются. Иногда они использовали наши позывные и вызывали на нас огонь нашей же авиации. Хорошо, что у наших авиаторов связь плохая и они не особенно быстро реагировали.
Конечно, несопоставим опыт первой поездки и второй. Сначала я был в боевых порядках: крестики раздавал, с солдатами побеседовал. Во второй раз я все время был вместе с солдатами. Тут все мироощущение уже изменилось — когда видишь смерть лицом к лицу, когда в тебя стреляют и пули пролетают в сантиметре над головой. Потом спрашиваешь себя, почему опять кому-то не повезло. Как вот тому же Байкеру. Ему было всего 19. Перед боем он подошел ко мне, спросил: «Как настроение, батюшка? Что, с нами будете воевать?» Я был рядом, когда его застрелили. У меня потом командир спрашивает: «Что, Байкер тоже теперь христианин?» «Да, на войне нехристей нет», — отвечаю.
На войне я понял: мы, служители церкви, действительно далеки от жизни. У нас благополучные приходы. А в это время на войне разрушаются души, люди становятся другими. Страшно.
Первый раз было страшно ехать, а второй — возвращаться. Вернуться с войны невозможно. Для оставшихся в живых солдат вся жизнь теперь будет войной. И мой долг священника помочь этим людям.
На снимке: отец Андрей выполняет свою миссию на фронте.
Молитва друга. Случай на чеченской войне
Перед тем, как принять сан, будущий священник Николай Кравченко успел проявить себя как доблестный защитник Родины.
Служа в воздушно– десантных войсках, как их называют, «крылатой пехоте», он не раз принимал участие в боевых действиях на Северном Кавказе. И здесь ему не раз приходилось испытывать на себе действие Вышних сил. В самые опасные моменты сражений эти силы незримо хранили его. С отцом Николаем беседует корреспондент Валерий Духанин.
– Отец Николай, вы рассказывали, как участвовали в военных действиях на территории Чечни. Были ли в Вашей жизни или жизни других солдат и офицеров такие случаи, когда Господь проявлял Себя?
– Были, а как же! Допустим, наступил боец на мину – а она не взорвалась. И лишь только отошел на сто метров – раздался взрыв. Или еще. Когда ходили в разведку – лицом к лицу столкнулись с «духами». Славка, мой товарищ, не успел выстрелить. «Дух» стоял, целился. Славка выстрелил раньше: у «духа» в автоматеперекосило патрон. В итоге Славка живой, а «дух» – нет.
Самый яркий пример с нашим командиром бригады полковником Николаем Баталовым. У нас после Абхазии появилась традиция перед боевым выходом, броском читать «Отче наш». Это успокаивало, и появлялась значимость правильно выполняемого дела. Однажды – это было в Грозном – перед нами была поставлена задача контролировать подземный гараж. Ее выполнять было трудно, т.к. не было простора для движения. «Духи» вынуждали нас уйти с позиции. А нам надо было обеспечить выход на площадь «Минутка», контролировать огневые точки на другой стороне улицы. Мы стояли, читали молитву, в это время вышел комбриг. Говорит: «Ребята, я с вами». Мы захватили гараж, зачистили его и стали вести огонь по точкам на другой стороне улицы. Он опять: «Я с вами».
Командиром группы был я. Комбриг в данном случае был постороннее лицо. Он не имел права находиться среди нас. Если бы он погиб – мне трибунал светил бы по полной программе. Тогда он стал рассказывать, что он видел: «Когда вы начали читать молитву – я увидел, как на вас сверху такой прозрачный колокол опускается. И я почувствовал, что под этим колоколом буду в безопасности». Глядя на него, мы поняли, что он говорит правду. С тех пор он эту молитву читал всегда, когда была возможность.
Прошло лет восемь. Встретил как-то начальника штаба. Разговорились. Спрашиваю:
– Где наш комбриг, не видел ли?
– Видел в Волгограде.
– Ну и что, командует?
– Командует! Он, в отличие от тебя, уже протоиерей!
А еще у меня был такой случай, из ряда тех, что привели меня, в конце концов, на духовную стезю. Был у меня друг Серега, мы еще по прошлой войне были знакомы. Он демобилизовался, уехал домой. И вот в Чечне мы с ним встретились. Он был механик-водитель, причем таких надо еще поискать. БВМ держал в такой чистоте, хоть носовым платком проверяй. Спать не ложился, пока не убедится, что машина заправлена и готова к бою. Мы встретились, но ненадолго, в феврале он погиб. На БМП объезжал УАЗик, пошел по обочине – а она была заминирована. Взрыв пошел вверх, прямо через него. Я очень переживал его гибель: встретились – и опять потерялись. Потом, когда мы вышли к Терскому хребту, наша разведгруппа получила неделю отдыха. Мы должны были ехать на бани в Толстой-юрт, но у нас что-то не заладилось. Лежу на поле, день теплый, я задремал, ребята играют в волейбол – а мяч катится вверх.
И вижу – идет ко мне мой друг, я ему: «Здорово, Серега!». А потом: «Слушай, ты же вроде погиб?»
– Где погиб – а где живой. Я к тебе пришел. Вам через три дня в разведку идти – не ходи, погибнешь.
– Как это я могу не идти?
Тогда он мне: «Смотри сюда». И я вижу дорогу, по которой нам идти, все перевернулось, земля стала прозрачной, и на ней в шахматном порядке мины стоят, связанные – т.е. заденешь одну – взлетит на воздух вся дорога. «Смотри, – сказал он мне, – если поедешь – читай без остановки «Отче наш». Поедешь на второй машине». И он пошел, я за ним, он вошел в какой-то домик и исчез. Третий день прошел-движения никакого. Спать ложимся, прибегает из штаба вестовой: «Срочно, боевой выход через полчаса». Прибегает начштаба, садится на головную машину, я на вторую. Провели разведку по выявлению огневых точек, выявили, где пулеметы, где стационары. Возвращаемся, начштаба говорит: «Через горы пойдем». Поднимаемся по дороге – и я вижу тот участок, который увидел в тонком сне. А я все это время читал «Отче наш». Беру снайперскую винтовку, вижу – черная стена передо мной встает – и все. Очнулся в госпитале. Контузия. Был у нас такой второй номер, хороший, надежный парнишка из Сибири Димка Новиков. Я его взял, в разведку с ним ходил. В его машине на взрывной волне сорвало со стопора башню, а они на броне сидели, и пушкой его ударило по ребрам, сломало два ребра. А у меня от взрыва автомат залетел в люк, и я повис на ремне. БМП остановилась – я из ремня выпал. Я потом поехал к отцу Кириллу, спрашиваю его об этом явлении моего умершего друга. А он говорит: «Если бы тебе явился святой и сказал бы тебе – ты бы не думал о том, что тебе сказали, только гордился бы: вот, ко мне святой приходил. А сами слова забыл бы. А так прислушался. Мы всегда прислушиваемся ко мнению наших друзей. Молись о нем – и он будет молиться о тебе».
Я это запомнил на всю жизнь. Хожу и думаю: друг всегда рядом. За меня есть кому молиться. И то, что во мне есть, я имею благодаря ему. Слава Богу за все!
Молитва друга. Случай на чеченской войне
Перед тем, как принять сан, будущий священник Николай Кравченко успел проявить себя как доблестный защитник Родины.
Служа в воздушно– десантных войсках, как их называют, «крылатой пехоте», он не раз принимал участие в боевых действиях на Северном Кавказе. И здесь ему не раз приходилось испытывать на себе действие Вышних сил. В самые опасные моменты сражений эти силы незримо хранили его. С отцом Николаем беседует корреспондент Валерий Духанин.
– Отец Николай, вы рассказывали, как участвовали в военных действиях на территории Чечни. Были ли в Вашей жизни или жизни других солдат и офицеров такие случаи, когда Господь проявлял Себя?
– Были, а как же! Допустим, наступил боец на мину – а она не взорвалась. И лишь только отошел на сто метров – раздался взрыв. Или еще. Когда ходили в разведку – лицом к лицу столкнулись с «духами». Славка, мой товарищ, не успел выстрелить. «Дух» стоял, целился. Славка выстрелил раньше: у «духа» в автомате перекосило патрон. В итоге Славка живой, а «дух» – нет.
Самый яркий пример с нашим командиром бригады полковником Николаем Баталовым. У нас после Абхазии появилась традиция перед боевым выходом, броском читать «Отче наш». Это успокаивало, и появлялась значимость правильно выполняемого дела. Однажды – это было в Грозном – перед нами была поставлена задача контролировать подземный гараж. Ее выполнять было трудно, т.к. не было простора для движения. «Духи» вынуждали нас уйти с позиции. А нам надо было обеспечить выход на площадь «Минутка», контролировать огневые точки на другой стороне улицы. Мы стояли, читали молитву, в это время вышел комбриг. Говорит: «Ребята, я с вами». Мы захватили гараж, зачистили его и стали вести огонь по точкам на другой стороне улицы. Он опять: «Я с вами».
Командиром группы был я. Комбриг в данном случае был постороннее лицо. Он не имел права находиться среди нас. Если бы он погиб – мне трибунал светил бы по полной программе. Тогда он стал рассказывать, что он видел: «Когда вы начали читать молитву – я увидел, как на вас сверху такой прозрачный колокол опускается. И я почувствовал, что под этим колоколом буду в безопасности». Глядя на него, мы поняли, что он говорит правду. С тех пор он эту молитву читал всегда, когда была возможность.
Прошло лет восемь. Встретил как-то начальника штаба. Разговорились. Спрашиваю:
– Где наш комбриг, не видел ли?
– Видел в Волгограде.
– Ну и что, командует?
– Командует! Он, в отличие от тебя, уже протоиерей!
А еще у меня был такой случай, из ряда тех, что привели меня, в конце концов, на духовную стезю. Был у меня друг Серега, мы еще по прошлой войне были знакомы. Он демобилизовался, уехал домой. И вот в Чечне мы с ним встретились. Он был механик-водитель, причем таких надо еще поискать. БВМ держал в такой чистоте, хоть носовым платком проверяй. Спать не ложился, пока не убедится, что машина заправлена и готова к бою. Мы встретились, но ненадолго, в феврале он погиб. На БМП объезжал УАЗик, пошел по обочине – а она была заминирована. Взрыв пошел вверх, прямо через него. Я очень переживал его гибель: встретились – и опять потерялись. Потом, когда мы вышли к Терскому хребту, наша разведгруппа получила неделю отдыха. Мы должны были ехать на бани в Толстой-юрт, но у нас что-то не заладилось. Лежу на поле, день теплый, я задремал, ребята играют в волейбол – а мяч катится вверх.
И вижу – идет ко мне мой друг, я ему: «Здорово, Серега!». А потом: «Слушай, ты же вроде погиб?»
– Где погиб – а где живой. Я к тебе пришел. Вам через три дня в разведку идти – не ходи, погибнешь.
– Как это я могу не идти?
Тогда он мне: «Смотри сюда». И я вижу дорогу, по которой нам идти, все перевернулось, земля стала прозрачной, и на ней в шахматном порядке мины стоят, связанные – т.е. заденешь одну – взлетит на воздух вся дорога. «Смотри, – сказал он мне, – если поедешь – читай без остановки «Отче наш». Поедешь на второй машине». И он пошел, я за ним, он вошел в какой-то домик и исчез. Третий день прошел-движения никакого. Спать ложимся, прибегает из штаба вестовой: «Срочно, боевой выход через полчаса». Прибегает начштаба, садится на головную машину, я на вторую. Провели разведку по выявлению огневых точек, выявили, где пулеметы, где стационары. Возвращаемся, начштаба говорит: «Через горы пойдем». Поднимаемся по дороге – и я вижу тот участок, который увидел в тонком сне. А я все это время читал «Отче наш». Беру снайперскую винтовку, вижу – черная стена передо мной встает – и все. Очнулся в госпитале. Контузия. Был у нас такой второй номер, хороший, надежный парнишка из Сибири Димка Новиков. Я его взял, в разведку с ним ходил. В его машине на взрывной волне сорвало со стопора башню, а они на броне сидели, и пушкой его ударило по ребрам, сломало два ребра. А у меня от взрыва автомат залетел в люк, и я повис на ремне. БМП остановилась – я из ремня выпал. Я потом поехал к отцу Кириллу, спрашиваю его об этом явлении моего умершего друга. А он говорит: «Если бы тебе явился святой и сказал бы тебе – ты бы не думал о том, что тебе сказали, только гордился бы: вот, ко мне святой приходил. А сами слова забыл бы. А так прислушался. Мы всегда прислушиваемся ко мнению наших друзей. Молись о нем – и он будет молиться о тебе».
Я это запомнил на всю жизнь. Хожу и думаю: друг всегда рядом. За меня есть кому молиться. И то, что во мне есть, я имею благодаря ему. Слава Богу за все!
Рассказы о чеченской войне: Господь сохранил. Молитва друга (случай на чеченской войне) Участие священнослужителей в годы чеченской войны
Старший лейтенант Владимир Г. уже больше года в Чечне — ненагражденный участник многих боев. В боевых порядках вообще мало награжденных людей.
Поздней весной 1995 года, когда боевиков добивали, чаще всего солдаты спрашивали у журналистов: «Как нас встретят в России?». Теперь, через год, таких вопросов ни одного. Воюющим в Чечне россиянам, прошедшим здесь огонь и воду, на первый взгляд пока безразлично, что о них думают в обществе, находящемся далеко от войны. Самое главное для тех, кто выполняет свой долг, что о них скажут товарищи по боевым операциям. Это российскому обществу должно быть важно — каким оно видится из Чечни. У бойцов, выполняющих там правительственное задание, до сих пор нет в этом смысле крепкого тыла. Их тыл — Присяга! Отец — прямой командир, мать — сырая чеченская земля.
В нее старший лейтенант Владимир Г., окруженный под Малыми Варандами, зарывался, окапываясь пластиной от бронежилета. С ним было тридцать восемь разведчиков. Двенадцать часов они продержались на высоте. Боевики, обращаясь к Владимиру, смеялись в эфир: «Командир, нервничаешь, что ли? Не надо. Не только тебе голову отрежем. Все вам отрежем. Не сомневайтесь!».
Перед атаками боевики обязательно танцевали «Зикр» — свой мистический, настраивающий на бой танец. Потом, продолжая ритмично бить в ладони, быстрой, извивающейся змеей они выдвигались к высоте, а атаковали ее уже бешено воюющими волками.
Старший лейтенант знал, что при таком натиске самое главное — выстоять первые пять минут…
Откормленные свежей бараниной, выросшие в горах, натренированные моджахеды атаковали девятнадцатилетних разведчиков из 205-й мотострелковой бригады федеральных сил, подражая волкам, натурально воя, чтобы устрашить, сломать психику российских юношей, не зная истории или забывая, чьи внуки, правнуки и праправнуки ждут их на высоте…
Пять минут кромешного ада: разрывы гранат, настильный пулеметный огонь, крики раненых, запредельная ожесточенность кровавого столкновения… Преодолен первый натиск, миновала реальная опасность чеченского прорыва в наши порядки — выстояли разведчики! Боевики залегли, припав к пулеметам, автоматам, снайперским винтовкам. Теперь — чей глаз острее. Кто лучше обучен…
«Все пулеметчики — смертники, — рассказывал мне на седьмом блокпосту Владимир Г. — Первая задача любой из сторон — снять пулеметчиков, сосредоточив на них большинство огневых средств».
Никак не смирится Владимир Г. со смертью петербуржца Славы Лысковца — отважного пулеметчика, пришедшего в его роту по контракту. «Он был образцом солдата, — с болью вспоминал старший лейтенант. — Мы только на зарядку выходим, а он уже бегает. Оружие в блеске держал. Очень ответственный человек. Всегда тщательно готовился к бою. Под Малыми Варандами чеченская пуля пробила голову Славы навылет. А он, можно сказать, убитый, успел еще раз поменять позицию и завалить двух боевиков.
Доктор наш по основной специальности гражданский медик, но большого героизма офицер. Был момент — я боялся голову поднять, такой плотности был огонь, а он ползал, таскал на себе раненых».
Отбитые огнем, чеченцы уходили.
Разведчики все знали о них. Им приходилось видеть «русские самовары», которые боевики выставляли перед своими окопами. Чтобы самим не стать «самоварами», каждый из разведчиков носил при себе гранату. «Лучше самоликвидироваться, чем адские муки в плену», — другого мнения среди разведчиков не было.
«Русский самовар» — чьё это запатентованное у дьявола изобретение? Афганских моджахедов? Боснийских мусульман? Чеченских фанатиков? Пока неизвестно. Но в сатанинской боевой реальности — это когда захваченному российскому военнослужащему, предварительно накачав болеутоляющими, перетягивают жгутами руки и ноги, а затем отрубают их, выставляя «русский самовар» перед своими позициями, как прокламацию.
«Лично я с жизнью тогда попрощался, — рассказывал мне у костра ротный Владимир Г. — Нас обстреливали из подствольных гранатометов, атаковали волнами, забрасывали в темноте ручными гранатами, но мы раз за разом отражали атаки. К нам на выручку торопилась пехота, разбирая на дорогах завалы в два человеческих роста, устроенные боевиками. Утром, когда в лесу раздался рев идущей к нам на помощь «брони», чеченцы ушли. Из тридцати девяти разведчиков у нас было семь убитых, двадцать четыре раненых».