Рассказы и повести с т славутинского

За всю свою жизнь писатель и журналист Глеб Голубев выпустил более двух десятков книг в жанре научной фантастики. Его произведения печатали в легендарном журнале «Вокруг света», альманахах «Мир приключений», «Искатель», «На суше и на море». Во второй половине ХХ века Голубев был настолько популярен, что его книги переводили на многие языки мира: немецкий, венгерский, польский, болгарский, китайский. Он мастерски совмещал приключенческие сюжеты с научными фактами и внёс большой вклад в популяризацию науки. «Голубев обладал редчайшим даром, привлекающим сердца юных читателей, жаждущих романтики неизведанного», — говорит о нем историк Вячеслав Воробьев. Вместе с ученым мы продолжаем проект «Тверь в лицах», рассказывающим о людях, связанных со столицей Верхневолжья. 

Глеб Николаевич Голубев родился в Твери 15 января 1926 года. Его отец вскоре умер. Мальчика воспитывала мать — Иоганна Робертовна. Её отец — Роберт Эльцберг — занимал пост главы Тверского губернского лесного комитета, ведавшего охраной лесов всей Верхней Волги. Эльцберг увлекался археологией и состоял в Обществе любителей археологии и естествознания. Он умер в 1929 году, когда его внуку было всего три года.

Голубев, знавший о деде по рассказам матери, на всю жизнь сохранил к нему любовь и уважение. «И сам он, взрослея, всё больше походил характером на деда: по-немецки аккуратный, точный, обязательный, выдержанный», — рассказывает Вячесла Воробьев.

В октябре 1941 года войска гитлеровской Германии захватили Калинин. Голубев, только недавно окончивший восьмой класс школы, вместе с матерью пешком покинул город за несколько дней до оккупации.

Семья переехала на Урал и поселилась в городе Асбест Свердловской области. Юноша совмещал работу и обучение: днём трудился в колхозе, а вечером занимался в школе фабрично-заводского ученичества.

Голубев освоил профессию машиниста и управлял рудничным поездом. Затем юноша попал в армию. Врачи нашли у него проблемы со зрением, и Голубева не отправили на фронт. Два года он работал в запасном стрелковом полку под Челябинском.

После демобилизации молодой человек вернулся в Калинин и устроился диктором в радиокомитете. Голубев экстерном окончил среднюю школу и поступил в столичный институт кинематографии имени С. А. Герасимова на сценарный факультет. Вскоре студент женился. В Твери у молодой пары родился сын Михаил. Михаил Осокин (взял фамилию матери) станет знаменитым телеведущим. 

Подрабатывая в журнале «Крестьянка», Голубев почувствовал вкус к литературе. В 1956 году из-под его пера вышла научно-фантастическая повесть «Золотая медаль Атлантиды». Она рассказывает предыстории воображаемого открытия затонувшего материка, о находке монеты атлантов и связанных с нею чудесах. Произведение быстро заметили, к нему проявили интерес за границей. Повесть перевели на немецкий и месяц печатали в главной газете ГДР Berliner Zeitung.

Голубев вспоминал:

“В этой повести уже определились основные принципы, которым я следовал во всей своей дальнейшей работе: интерес к «земным» загадкам, стремление заинтересовать читателя ими и красотой мира; динамичный, занимательный сюжет, насыщенный приключениями и неожиданными поворотами действия, нередко с элементами детектива. Я старался следовать тому направлению, начало которому положил великий отец наш Жюль Верн”

Затем журналист начал работать в популярном журнале “Вокруг света”. Редакция оценила литературный талант сотрудника и отправляла его в интересные командировки. Голубев много ходил на судах. Именно в море он придумал сюжеты повестей «Гость из моря», «Письмо с того света», «Секрет “Лолиты”. Командировка в Крым с первыми в нашей стране специалистами по подводной археологии подсказала ему сюжет повести «По следам ветра», а поездка в Узбекистан — повести «Долина, проклятая Аллахом».

Воробьев описал атмосферу, царившую в то время в редакции журнала “Вокруг света”:

“В журнале «Вокруг света» тогда сложилась обстановка редкой доброжелательности, которую поддерживал главный редактор Виктор Сапарин. Здесь печатали свои рассказы и повести будущие мэтры научно-фантастической и приключенческой литературы Дмитрий Биленкин, Кир Булычёв, Олег Куваев”.

У Голубева был широкий круг научных интересов. Его притягивали загадки археологии: жизнь скифов («След Золотого Оленя»), цивилизация майя («Следствие сквозь века»), тайны, оставленные древними египтянами («Тайна пирамиды Хирена»).

Но больше всего писателя занимали загадки водной стихии. Он выдвинул гипотезу о таинственном исчезновении восставших в Крыму скифов, предложил собственные объяснения загадки Бермудского треугольника и появления покинутых командами кораблей — «летучих голландцев».

В последние годы жизни Голубев увлёкся тайнами отечественной истории. Он выпустил книгу «Шлиссельбургская нелепа». Она рассказывает об офицере Мировиче, казнённом в начале царствования Екатерины II за попытку освободить из Шлиссельбургской тюрьмы низложенного российского императора Иоанна Антоновича. В этой повести автор описал свою интерпретацию заговора Мировича.
 
“Не уверен, был ли простым совпадением тот факт, что последняя книга Глеба Голубева посвящена русским мореплавателям — участникам Великой Северной экспедиции 1733—1743 годов, готовившейся и начавшейся в родной для писателя Твери”, — считает вячеслав Михайлович Воробьев.

Книга называется «Колумбы Росские». До её выхода экспедицию ассоциировали исключительно с именем Витуса Беринга и его плаванием в северной части Тихого океана. Но в течение десяти лет по всей Сибири работали самостоятельные отряды, объединённые одной целью. Имена нескольких участников — братьев Лаптевых, Челюскина, Чирикова, Овцына, супругов Прончищевых — сохранились на географических картах, а остальные члены экспедиции остались неизвестными. Голубев поставил себе задачу рассказать едва ли не о каждом участнике Великой Северной экспедиции. Он писал книгу восемь лет и его труды были не напрасны.

Знаток изучения русскими мореходами Арктики доктор исторических наук Василий Пасецкий, скупой на похвалы, писал о «Колумбах Росских»:

Главная тема книги с научной точки зрения решена Глебом Николаевичем Голубевым с исключительной добросовестностью, глубоким знанием архивных материалов, завидным искусством включать в ткань повествования подлинные документы, т.е. “живописать историю”. Историческое повествование Глеба Николаевича Голубева о легендарном подвижничестве деятелей Второй Камчатской экспедиции с научной и художественной точек зрения безупречно. Талант писателя великолепно дополняется одарённостью исследователя

Критик Владимир Коробов говорил об исключительной увлекательности повествования и «богатейшей фактологичности, исключительной насыщенности реалиями и деталями быта».
 
Глеб Голубев скончался 14 октября 1989 года. Незадолго до смерти он писал одному из редакторов: «Судя по количеству переводов и писем читателей, смею думать, что работал не напрасно».

Фото: glebgolubev.ru.

Давно хотел написать этот пост, да всё руки не доходили) Анализируя причины того, почему те или иные люди так любят СССР и продолжают его любить, даже несмотря на то, что факты убеждают в обратном, я пришел к выводу, что причины этого кроются в раннем детстве.

Современные исследователи закрытых обществ часто пишут об импринтинге — таким словом называют впитанную в раннем детстве догматику, расстаться с которой очень сложно даже под влиянием рациональных аргументов. Подобное встречается и в радикально-религиозных обществах, и просто в закрытых диктатурах вроде советской или северокорейской — несмотря на декларируемый «светский» характер, изнутри там всё очень похоже на религию.

Видео дня

У меня дома большая библиотека, немало томов в которой занимают издания времён СССР. Для сегодняшнего поста я проанализировал две книги, школьный учебник и собрание стихотворений известного детского поэта, чтобы показать вам, как уже с самого раннего детства в СССР детям «промывали мозги» коммунистической пропагандой, пишет Максим Мирович в Facebook.

В общем, в сегодняшнем посте — рассказ о том, как промывали мозги советским детям.

01. Начнём, пожалуй, с учебника. Советские учебники русского языка для школьников в позднем СССР (где-то начиная с 1960-х годов) были похожи как две капли воды и имели абсолютно одинаковые разделы, реплицируемые из более ранних изданий в более поздние. Разделы были следующими — нейтральные рассказы про природу «(ой ты наша зимушка-зима!»), рассказы про жизнь октябрят и пионеров, рассказы про советскую армию, рассказы о разделе Второй мировой войны под названием «Великая Отечественная» и рассказы про Октябрьский переворот, именуемый Революцией. Ещё (опционально) мог быть отдельный раздел про жизнь Ильича, его жизнь в шалаше и хитромудрые уходы от царской охранки.

Отдельное обязательное место занимал раздел, рассказывающий про «бедную и несчастную» жизнь крестьян до революции. Там всегда присутствовали образы маленьких мальчиков, которые вместо школы пашут на конях, и рабочих с красным флагом, на которых нападают жандармы и казаки. Абсолютно везде лепили стихи Сергея Михалкова (о нём еще поговорим ниже) с такими строками:

«А если станет невтерпежь,

Когда их путь далёк.»

О том, что коммунистчиеские власти за подобные демонстрации вас не бросят в острог, а просто расстреляют, как в Новочеркасске в 1962 году или в Гданьске в 1970-м, в учебниках предпочитали как-то не упоминать.

02. Вообще, теме протестов против «угнетения прав рабочих» во времена дореволюционной России форсилась в этих книженциях достаточно активно, помню десятки рассказов вроде «Фонарик» или «Флаг забастовки», которые рассказывали о протестах бедных рабочих. Вот только о том, что на самом деле «бедные рабочие» в дореволюционные времена жили значительно богаче и свободнее советских, могли себе позволить квартиры и неплохую мебель, тоже как-то предпочитали молчать.

03. Примерно в брежневские годы зацементировалась «официальная картинка» Октябрьского переворота, одинаковые визуальные образы тех событий кочевали из книги в книгу — одетый в черную тройку Ленин на броневике, крейсер «Аврора», одетые в гражданское «красногвардейцы», матросы и солдаты, вооруженные винтовками-трехлинейками, пулемётами Максима и маузерами. Отступать от канона считалось чем-то сродни святотатству, как если бы в средние века на иконе вдруг нарисовали «неканоничный» посторонний предмет.

В общем, картинка «Октября» должна была выглядеть примерно вот так:

04. Картинка «царской России» тоже была весьма каноничной — никто не рисовал в книгах шикарные доходные дома начала XX века, красивые парки, вежливых и учтивых горожан. Нет, если речь шла о временах до октября 1917 года — то показать должны были обязательно какое-то низкое, маленькое и темное помещение, освещенное лучиной либо керосиновой лампой, в котором люди тяжело и много работают, а за окном обязательно должна была быть зимняя или осенняя дождливая ночь.

Ещё обязательно нужно было нарисовать «угнетателей трудового народа» — как правило, рисовали какого-нибудь помещика или домовладельца, или пожилую «хозяйку», на которых художники отрывались по полной — все были сплошь носатыми, пузатыми, страшными и толстыми. Ну, чтобы советскому школьнику было понятно, кого в 1917-м свергли. Упыри какие-то короче!

05. А ещё очень смешно показывали образы «буржуинов, западных рабовладельцев и всяких интервентов». На иллюстрации к гайдаровскому «Мальчишу-Кибальчишу» (рассказу из повести «Военная тайна») солдат «империалистических армий» рисовали во фраках, цилиндрах и лаковых туфлях — словом, во всём том, что было так ненавистно «трудовому народу») Вот вам смешно, а школьник в каком-нибудь Сургуте или Иркутске действительно верил, что всё так и было.

06. Помимо чисто школьной «обработки», на советского ребёнка наваливалась ещё и пропаганда из «обычных» книжек. Особенно в этом усердствовал Сергей Михалков, детский поэт и по совместительству ярый сталинист. Драматург Анатолий Мареингоф рассказывал, что на одном из обедов в Кремле Сергей Михалков, заикаясь (зная, что это нравится Сталину) выклянчил у последнего недоеденный чебурек — «Иосиф Виссарионович, это мне на память!»

О чём писал любитель сталинских объедков? У меня в библиотеке есть собрание его стихов, изданное в 1953 году. Там очень много всего интересного, что повыбрасывали из более поздних изданий, особенно после 1956 года.

Вот, например, стихотворение про использование детского труда на заводах во времена СССР. Следите за руками — то, что дети работали в царской России — это очень плохо и вообще против этого боролись большевики. А то, что те же дети вместо учебы работают и во времена СССР — это очень хорошо и вообще прогресс.

07. Вот тоже замечательное стихотворение, отражающее шпиономанию 1930-х годов — школьники отловили неизвестного прохожего и тут же сдали его «в органы». Разумеется, всем известно, что если ты гуляешь и не имеешь документов — то ты агент империалистической разведки. Стучи на всех, сдавай прохожих.

08. Ещё по таким книгам очень интересно наблюдать, как формировался и к 1940-50-м годам уже сформировался полностью культ личностей Ленина и Сталина. Бертран Рассел, Карл Поппер, а также более поздние исследователи тоталитарных идеологий XX века, воде Сэма Харриса, отмечали, что коммунистическая идеология была построена по образцу классичиеской авраамической религии — с догматикой, чудесами, пророками и даже «тем светом» — коммунизмом, в который мы все обязательно попадём.

Даже сам поход в музей Ленина напоминает поход в храм — музей представляет собой большой красивый красный дом, похожий на дворец, в который мальчика ведет в воскресенье старшая сестра.

09. В музее рассказывается про житие гражданина Ульянова, выслушивать про которое нужно с благоговейным трепетом, причём сакрально-духовное значение приобретает даже чайник Вождя, на который хочется смотреть и смотреть, не отрываясь.

10. В конце стихотворения про музей описана присяга «юных ленинцев», что очень напоминает религиозное причастие, тоже практикующееся во многих религиях. А на страничке справа размещен тоже очень интересный стишок под названием «Счастье», в котором автор признаётся в своей любви к Сталину, который «обнимал всех детей на свете», вы только вчитайтесь в эти строки:

«В день парада,

И племён…»

11. Или вот, например, стихотворение «Смена». Речь в нём идет про то, что в районе Красной площади остановились автомобили и пропускают через переход группу детей из детского сада.

12. Мысленно рассуждая о том, кем станут эти дети, пассажиры приходят к мнению, что дети обязательно станут «ленинцами, сталинцами и коммунистами». Это как если бы сейчас кто-то, глядя на пятилетних детей, всерьез рассуждал о том, что мол «вон идут будущие члены партии «Единая Россия»))

13. Не обошлось в пропагандистских стишках Михалкова и без «очернения запада», вот например стихотворение о советских детях, оставшихся после Второй мировой войны вне территории СССР. Флаг, который «полощется над ними», конечно же «чужой и надменный» (а каким еще может быть флаг Британии, в самом деле), а английским военным дети говорят «гутен таг». Зачем с англичанами здороваться по-немецки — автор не уточняет, и так сойдёт, иностранное слово же.

14. А наиболее смешно выглядят рассуждения Михалкова о том, кем вне СССР станет условный «малыш из-под Пскова», здесь автор перечисляет ровно то, что как раз ждало бы малыша в СССР — солдат, шпион, раб, безмолвный рабочий скот в колхозе за трудодни.

15. Помимо этого, в стихах Михалкова постоянно присутствует военная тематика, одного мальчика он обзывает «мимозой» за то, что тот не готов к тому, «чтоб стать пилотом, быть отважным моряком, чтоб лежать за пулемётом, управлять броневиком». Короче, не готов сгореть в танке за советскую бюрократию — ты не человек, а растение.

16. Или вот. Даже простой урок подаётся как какая-то «военная игра». И после этого вы ещё удивляетесь, почему все поклонники СССР такие воинственные. Да у них что ни день — то баталия:)

Такие дела. Как видите, промывать мозги и готовить к лояльности к советской власти в СССР начинали уже с самого детства. Расскажите об этом посте друзьям, пусть тоже почитают.

А вы помните какие-нибудь образцы советской пропаганды из детства?

Расскажите, интересно)

Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 23 мая 2017; проверки требуют 12 правок.