|
Уч. звание: профессор. Должность: зав. кафедрой методики преподавания школьных дисциплин в специальной школе Уральского гос. пед. ун-та. Е-mail: kubas2002@mail.ru Родился 18 марта 1955 г., в 1977 г. закончил факультет русского языка и литературы Свердловского государственного педагогического института. С 1981 г. по настоящее время работает в Уральском государственном педагогическом университете. Был первым аспирантом и первым докторантом доктора филологических наук, профессора Н. Л. Лейдермана. В 1989 г. защитил кандидатскую диссертацию «Проблема романизации рассказов А. П. Чехова», в 1999 — докторскую диссертацию «Проза А. П. Чехова: искусство стилизации». В 2010 г. в течение семестра работал в Институте русского языка в г.Чанчунь (Китай). Почетный профессор этого института. Член трех диссертационных советов: Д 212.286.03 при Уральском федеральном университете (специальность – 10.01.01 русская литература); Д 212.283.01 при Уральском государственном педагогическом университете (специальность – 10.01.01 русская литература); Д 212.283.05 при Уральском государственном педагогическом университете (специальность – 13.00.02 теория и методика обучения и воспитания). Автор более 100 научных работ. Сфера научных интересов: творчество писателей ХIХ-ХХ вв. (А. П. Чехов и круг авторов, связанных с ним; Ф. М. Решетников, С. Д. Кржижановский, В. Сорокин, Л. С. Петрушевская и др.), поэтика жанра рассказа. Музыкальность драматического произведения и средства ее создания // Музыкальное и художественное образование и эстетическое воспитание детей и молодежи: коллектив. моногр. Екатеринбург, 2011. Креативные стратегии русского экспрессионизма: случай С. Д. Кржижановского // Лингвистика креатива-2: коллектив. моногр. / под общ. ред. Т. А. Гридиной. Екатеринбург, 2012. С. 289–335. Лингвокреативная техника создания игрового парадокса в афоризмах С. Д. Кржижановского // Лингвистика креатива-2: коллектив. моногр. / под общ. ред. Т. А. Гридиной. Екатеринбург, 2012. С. 354–376 (в соавт. с Гридиной Т. А.). Семантико-стилистический потенциал многоточия // Феномен незавершенности: коллектив. моногр. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2014. С. 253–286 (в соавт. с Михайловой О. А.). Жанровое своеобразие «святочных рассказов» А. П. Чехова и В. Г. Короленко // Проблемы стиля и жанра в русской литературе ХIХ века / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 1994. «Гусев» — «гоголевский» рассказ А. П. Чехова // Проблемы стиля и жанра в русской литературе ХIХ века / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 1997. «Тру-ля-ля» и проблема номинации запретного (об одном эвфемизме у Чехова) // Языковая игра как вид лингвокреативной деятельности / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2000. Особенности преломленного слова у А. П. Чехова // Problemy wspolczesnej comparatystyki. V. 2. / Universitet im. Adama Mickiewicza. Poznan, 2004. Лермонтов и Чехов: «герой нашего времени» в пьесе А.П. Чехова «Безотцовщина» // Лермонтовские чтения. Вып. 2. / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2004. Рассказ А. П. Чехова «Мальчики» и творчество писателя как гипертекст // Филологический класс. 2005. № 13. Художественная структура речи героя в драматическом этюде А. П. Чехова «Лебединая песня (Калхас)» // Русская классика: динамика художественных систем. Вып. 2. / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2007. О статусе очеркового и научного дискурсов рассказе А. П.Чехова «Встреча» // Философия А. П. Чехова / Иркутский гос. ун-т. Иркутск, 2008. Биографический дискурс в прозе А. П.Чехова (А. П.Чехов и М. П.Чехова) // Биографии Чехова: итоги и перспективы. Великий Новгород, 2008. Рекламы и объявления в «Екатеринбургской неделе» как отражение уральской бытовой провинциальной культуры конца ХIХ века // Человек в мире культуры: сб. науч. и науч.-метод. ст. / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2008. «Чайка» на А. П. Чехов и «Пепеляшка» на Ш.Перро: интертекстуални връзки // Славянски диалози. Година V-VΙ, книжка 9. / Филологический факултет Пловдивски университет «Паисий Хилендарски». Пловдив, 2009. Семантика нарративной структуры рассказа А. П. Чехова «Скрипка Ротшильда» // Филологический класс. 2010. № 24. А. П. Чехов и И. И. Ясинский в ситуации «литературной дуэли» // Чеховиана. А. П.Чехов и мировая культура: взгляд из ХХI века. М., «Наука». 2011. Русский ницшеанец у П. Д. Боборыкина и А. П. Чехова // Философия А. П. Чехова. Вып.2. / Иркутский гос. ун-т. Иркутск, 2012. Нарративная структура рассказа Ф. М. Решетникова «Никола Знаменский» и житийная икона // Региональный литературный ландшафт в русской перспективе. Тюмень, 2008. «Филармонический концерт» Ф. М. Решетникова: сопряжение очеркового и художественного дискурсов // Литература Урала: история и современность: сб. ст. Вып. 4: Локальные тексты и типы региональных нарративов / Ин-т истории и археологии УрО РАН. – Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2008. Принцип монтажности повествования в рассказе Ф. М. Решетникова «Кумушка Мирониха» // Русская классика: динамика художественных систем. Вып. 3 / Урал. гос. пед. ун-т; РОПРИЯЛ; УрО РАН; ИФИОС «Словесник». Екатеринбург, 2009. Хоровой рассказчик и герой в прозе Ф.М. Решетникова // Литература Урала: история и совремнность: сб. ст. Вып. 5: Национальные образы мира в региональной проекции / Ин-т истории и археологии УрО РАН. – Екатеринбург, 2010. Трущобный натурализм в прозе Ф. М. Решетникова (очерк «Яшка») // Литература Урала: история и современность: сб. ст. Вып. 6: Историко-культурный ландшафт Урала: литература, этнос, власть / Ин-т истории и археологии УрО РАН. – Екатеринбург, 2011. Проза Сигизмунда Кржижановского в зеркале экспрессионистской кинопоэтики // Литературный текст: проблемы поэтики. Челябинск, 2009. Принципы смысловой компрессии прозы Л. С. Петрушевской // Семантическая поэтика русской литературы. К юбилею профессора Н. Л. Лейдермана / Урал. гос. пед. ун-т. – Екатеринбург, 2008. Амбивалентность игры в прозе В. Пелевина (рассказ «Один вог») // Образ и жанр в русской прозе ХХ – ХХI веков: Серия «Литературные направления и течения». Вып. 27. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2009. Салтыков-Щедрин как зеркало русского постмодернизма // Филологический класс. 2011. № 26. Очерк А. П. Гайдара «3000 вольт» в смысловом пространстве газеты «Уральский рабочий» // Дергачевские чтения – 2011. Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2012. Т. 3. С. 99-106. Дискурс смерти в рассказе С. Д. Кржижановского «Дымчатый бокал» // Уральский филологический вестник. Сер. Русская литература ХХ–ХХI веков. Направления и течения. 2012. № 1. С. 52–61. Житийная повесть в зеркале житийной иконы: смысловые и нарративные параллели («Преподобный Сергий Радонежский» Б. К. Зайцева // Уральский филологический вестник. Сер. Русская литература ХХ–ХХ1 веков. Направления и течения. 2013. № 2. С. 52–61. Нарратив и время в рассказе А. П. Чехова «У знакомых» // Уральский филологический вестник. Сер. Русская классика: динамика художественных систем. 2013. № 1. С. 138–151. Ироническая палитра И. А. Гончарова-очеркиста // Уральский филологический вестник. Сер. Русская классика: динамика художественных систем. 2013. № 4. С. 111–119. Киносценарий по классическому произведению как образец современной метапрозы // Уральский филологический вестник. Сер. Русская литература ХХ–ХХI веков. Направления и течения. 2014. № 4. С. 133–141. Игровой мир в современном оперном либретто («Дети Розенталя» Владимира Сорокина) // Уральский филологический вестник. Сер. Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива. 2014. № 1. С. 184–197. Игра на границе текста и изображения: рукописный рассказ А. П. Чехова «Сапоги всмятку» // Лингвистика креатива-3: коллектив. моногр. Екатеринбург: ФГБОУ ВПО «Урал. гос. пед. ун-т», 2014. С. 208–222. «На Афоне» В. Г. Распутина и «Афон» Б. К. Зайцева: два варианта дискурса ответственности // Творчество Валентина Распутина: вопросы и ответы: коллектив. моногр. Иркутск: Изд-во ИГУ, 2014. С. 157–168. Метатеатральность в пьесе Л. С. Петрушевской «Квартира Коломбины» // Литература и театр: модели взаимодействия: сб. науч. ст. по итогам 5 Междунар. науч.-практ. конф.-фестиваля «Арт-сессия» (Челябинск, 29–31 окт. 2012 г.). Челябинск: Энциклопедия, 2013. С. 168–180. Драматургический потенциал киносценария Л. С. Петрушевской для мультфильма Ю. Б. Норштейна «Шинель» // Литература и театр: Модели взаимодействия: сб. науч. ст. по итогам VI Междунар. науч.-практ. конф.-фестиваля АРТсессия (Челябинск, 11–13 нояб. 2013 г.). Челябинск: Энциклопедия, 2013. С. 110–119. Речевой образ homo soveticus в монологах М. М. Жванецкого // Русский язык: исторические судьбы и современность: труды и мат-лы V Междунар. конгресса исследователей русского языка: 18–21 марта 2014 г. М.: Изд-во Московского гос. ун-та, 2014. |
СЫР — ВКУСНЫЙ СИМВОЛ КОСТРОМЫ
У каждого города есть свой символ, который первым приходит в голову, как только мы слышим его название. Калининград — янтарная столица России, Вологда — городок, прославившийся кружевом и маслом, Иваново — город невест и ситца, Великий Устюг — родина Деда Мороза. Этот список можно продолжать бесконечно. Но среди этих городов есть один, который имеет обширный список визитных карточек. Имя ему — Кострома.
Самые известные костромские изюминки — терем Снегурочки, имя легендарного Ивана Сусанина, льняные ткани, храмы Богохранимой Костромы, ювелирные изделия от костромских мастеров. Даже истинные гурманы не могут обойти стороной этот городок. Причина тому – сыр «Костромской» — один из самых известных сортов сыра в России, благодаря которому Кострома носит имя сырной столицы Центральной России.
ИСТОРИЯ СЫРА В РОССИИ
В России сыр появился около 150 лет назад. Тогда первый русский сыровар — Верещагин Николай Васильевич, который специально ездил в Швейцарию учиться, вернувшись домой в Тверскую губернию, нанял людей, которых обучал сам, и открыл первую в России сыроварню.
Позже, в 1871 году при поддержке великого русского химика Д. И. Менделеева, Верещагин открыл школу сыроварения, которая, однако, просуществовала лишь 23 года, после чего её закрыли «за политическую неблагонадежность»..
Сыроварение потихоньку развивалось и, от почти домашних условий, разрослось до промышленных заводов, вырабатывающих продукт тоннами.
На сегодняшний день известно три вида сыров: твердые, мягкие и плавленные. Их делают из коровьего, козьего, овечьего молока, а так же молока верблюдов, лошадей. Каждый имеет свой вкус, свою жирность, свою степень созревания.
КОСТРОМА СЫРНАЯ
Город Кострома издавна славился своими сырами. Первая сыроварня в этом городе появилась в 1878 году под руководством купца Владимира Бландова. В те времена сыр был редким и дорогим деликатесом, ели его только в праздники, и он редко доставался крестьянам.
Костромской сыр быстро завоевал общественную любовь, и его стали изготавливать не только в других губерниях России, но и в странах СНГ. Сейчас в Костромской области насчитывают порядка 11 крупных сырных производств. Известные сорта в нашей области: «Костромской», «Сусанинский», «Демидов», «Воскресенский», «Иван Купала».
Костромская область признана эталоном ландшафта средней полосы. Большая ее часть представляет собой зеленую холмистую равнину, преимущественно покрытую лесами. Вдоль больших и малых рек Костромской области раскинулись обширные заливные луга, что с давних пор способствовало развитию животноводства и разведению крупного рогатого скота. Малая плотность населения, низкий уровень промышленного воздействия, отсутствие вредных, экологически опасных производств способствуют сохранению статуса области как одного из самых экологически чистых регионов центра России.
В настоящее время — эпоху развитых технологий и умения создавать продукты питания с помощью химических процессов, особенно важным стал вопрос качественных и экологических продуктов.
Костромские молочные продукты славятся не только своими превосходными вкусовыми качествами, но и тем, что они производятся из натурального и экологически чистого молока.
Костромская губерния на протяжении нескольких столетий славилась своими молочными продуктами: Нерехтская сметана, Мантуровский творог, Костромское и Галичское молоко, Боговаровское масло и, конечно же, Костромской и Сусанинский сыр. Однако сыр в Костроме, в отличие от других молочных продуктов, начали производить только с XIX века. До этого был известен так называемый сырный творог – продукт, полученный путем естественного свертывания молока.
ИСТОРИЯ КОСТРОМСКОГО СЫРОВАРЕНИЯ
Зарождение сыроделия в России связывают с именем Петра I, который пригласил в страну мастеров-сыроделов из Голландии. Первый сыродельный завод был создан только в конце XVIII века, а начало промышленного производства сыра датируется 1866 годом. Традиции сыроварения в Костроме берут свое начало с последней четверти XIX века, а зарождение сыроварного производства связано с именем купца Бландова.
Прослышал купец Бландов, что в селе Отроковичи Тверской губернии с 1866 года работает артельная сыроварня, владелец которой Н.В. Верещагин (брат известного художника-баталиста В.В. Верещагина) скупает у крестьян молоко и варит сыр, извлекая из этого выгоду. Бландов сориентировался весьма скоро. Его сыроварня в селе Андреевском Костромского уезда заработала уже в 1878 году, положив начало Костромскому промышленному сыроделию.
Глядя на новое дело, сыроварением стали заниматься и другие купцы, и помещики, открывая весьма прибыльное по тем временам дело. О мощности этих сыроварен мы можем иметь представление из тех же архивных документов. Например, сыроварня в селе Андреевском, где было всего четыре работника, в первый год после постройки выработала 800 пудов сыра (12,8 тонны). Это была одна из самых крупных сыроварен. Остальные вырабатывали от 300 до 500 пудов в год. Все работы проводились вручную, а это тяжелый изнурительный труд.
После революции стали внедряться новые прогрессивные методы выработки сыров, выращивания молочного поголовья, стали укрупняться сыроварни, применяться малые приспособления для механизации ручного труда, но все равно на большинстве сыроварен сепараторы, маслобойки, лабораторные центрифуги приводились в движение ручным способом. Весь процесс выработки сыра осуществлялся в деревянных чанах малой емкости, разрезка и обработка сырного сгустка выполнялась проволочными ножами-«лирами» и обыкновенными деревянными лопатами, воду для производственных нужд брали из колодцев, дрова для водогреек таскали на себе.
Первый паромеханизированный завод в Сусанинском районе был построен в деревне Бочатино на месте бывшей барской усадьбы. Постройка его началась в 1939 году, а пущен в эксплуатацию в 1952 году. Были поставлены сыродельные ванны емкостью 5,5 т, электрические сепараторы, центрифуги, паровые котлы, пластинчатые теплообменные аппараты, пневматические пресса для прессования сыра.
В середине ХХ века в совхозе «Караваевский» и на племенных фермах Костромской области была выведена одна из наиболее продуктивных пород мясо-молочного направления – «костромская порода» крупного рогатого скота. В 70–90-х годах производство молочной продукции в Костромской области достигло наибольшего значения. Только заводы Сусанинского района производили 570 тонн сыра в год. Закупки молока от хозяйств района составляли свыше 11 тыс. тонн в год. В 1978 году в честь столетия зарождения сыроделия в Сусанинском районе на заводе производилась всесоюзная «сработка», на которой опробовалась технология производства нового сыра с ускоренным сроком созревания, впоследствии получившего название «Сусанинский».
Сегодня практически во всех крупных районах области действуют свои сыроварни, наиболее крупные из них действуют в Костромском, Нерехтском, Буйском, Мантуровском, Галичском, Нейском и, конечно же, Сусанинском районах. Наиболее известны и получили широкое распространение Костромской и Сусанинский сорта сыров. Ежегодно на выставках «Российские продукты питания» костромские сыры получают высокие награды, а сыр «Сусанинский» занесен в каталог «100 лучших товаров России».
Если вы — любитель сыра, то вам обязательно стоит побывать в Костроме. Здесь всегда можно почувствовать себя европейцем и попробовать сыр с орехами (грецкими или миндалем), с фруктами (виноградом, яблоком или грушей), с медом или оливками, вновь открывая для себя уже изученный вкус привычного сыра.
Более чем столетние традиции сыроварения, натуральное молоко, полученное от костромской породы коров, пасущихся на экологически чистых заливных лугах, мастерство сыроделов, отмеченное на многих конкурсах и выставках, – все это позволяет Костроме по праву называться сырным городом, сырной столицей России.
Для того, чтоб насладиться вкусным сыром, не обязательно ехать за границу, достаточно отправиться в Кострому.
Приятных и вкусных путешествий!
Актуальность исследования турецкой сатиры и юмора важна не только в историко-литературном отношении, но и для критики современного состояния сатирической и юмористической литературы турок, для верного понимания природы многих произведений, в которых дают о себе знать традиции прошлых веков.
Цель исследования — идентификация и анализ способов ҏепҏезентации в анекдоте национально-культурных особенностей и этнических стереотипов турок.
Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут найти применение в лекционных курсах по стилистике, лингвокультурологии и интерпретации текста. Материалы исследования могут быть также использованы в переводческой практике и при осуществлении межкультурной коммуникации.
Хотя литература Турции и может оцениваться как одна из самых развитых и богатых на всем Ближнем Востоке, однако, в сравнении с литературами, которые берут свое начало за пределами нашей эры, ее, безусловно, стоит признать молодой литературой. Действительно, искусство слова многих великих цивилизаций (арабов, персов, греков, византийцев) уже давно сформировалось, когда турецкий народ еще не был объединенным, не обладал своей культурой [3, с. 28]
После того, как тюрки из Средней Азии и Юго-Восточной Европы переселились в Малую Азию, литература Византии, ее фольклор неизбежно начали влиять на пришедших кочевников.
Однако стоит выделить тот факт, что кочевники обладали устным народным творчеством, которое и принесли с собой в Малую Азию. Богатые поэтические традиции, характерные для данного творчества, способствовали зарождению и развитию турецкой литературы в ее письменном варианте [3, с. 30].
Ученые в Турции, которые занимаются исследованиями истории турецкой литературы, считают, что XI век является моментом становления письменного творчества турок. В качестве источника можно взять четверостишия, которые относятся к этому времени.
Большую любовь у турок вызывала эпическая поэзия. Именно в произведениях эпического жанра сохранились поэтические свидетельства практически обо всех сторонах жизни тюркских народов. Важным фактом является то, что для большинства эпических произведений характерно широкое применение народного юмора [1, с.178-181].
На протяжении истории для земель Анатолии были характерны движения громадных масс людей. Так, в середине XIII века земли Анатолии были заполнены другими кочевниками – монголами.
На основе фольклорных традиций, которые были развиты у монголов с давних времен, оформлялись большие эпические произведения. Примером может послужить «Сокровенное сказание», которое было зафиксировано письменно в 1240 году. В различных частях этого эпоса четко проявляется юмористическая окраска. На протяжении всего «Сокровенного сказания» явственно прослеживаются идеи объединения различных племенных групп в единое целое, а также идеи создания сильной, единой централизованной власти. Интерес тюрок-огузов к данному произведению монгольской литературы связан с тем, что во время создания «Сокровенного сказания» тюрки-огузы преследовали те же цели, что и монголы, стремясь консолидировать племена под эгидой династии Сельджукидов [3, с. 34].
Какому бы влиянию не подвергалась турецкая литература со стороны византийцев и монголов, ничто не может сравниться с тем, какое воздействие на нее оказывала на протяжении веков персоязычная поэзия и литература. Безусловно, традиции персоязычной словесности сталкивались в Турции с воздействием искусства арабских стран, Армении, Индии и Китая. После того, как в XIII веке связи между Малой Азией со Средней Азией заметно усилились, поэты и ученые, переселению в Анатолию которых способствовал страх перед кочевниками-монголами, становились проводниками достижений среднеазиатских культур. Однако «воздействие персоязычной словесности на литературу турок оставалось наиболее значительным в течение ряда веков, проявляясь с разной силой и в разных областях в зависимости от требований времени, от состояния духовной жизни турецкого общества» [3, с. 36-37].
Турецкая литература на начальном этапе своего развития могла ориентироваться на богатейший опыт персидской литературы, примерами которой являлись творчество Руддаки (860-941) и Фирдоуси (935-1020), Омара Хайяма (1040-1132) и Низами (11411209).
Идеи гуманности, характерные для творчества передовых поэтов и мыслителей, зачастую сталкивались с большими противоречиями в реальной жизни. Критическое отношение творцов к тем или иным отрицательным явлениям жизни всегда гармонично сочеталось с желанием донести положительные идеалы до сознания людей. В связи с тем, что художественные возможности комического могут способствовать продвижению гуманных идей через осуждение того, чему не стоило бы иметь место в обществе, они стали излюбленным средством поэтов. «Религиозные догмы и обрядность, деятельность невежественного духовенства и многое другое становилось объектом шутки и осмеяния. Так, например, богохульничал, пародировал и умело маскировал свои еретические высказывания Омар Хайям. Он насмешкой встречал бессмысленность идеи потусторонней райской жизни со всеми ее дозволенными радостями, которые запретны в жизни земной. Издевательски недоуменными вопросами поэт доводил до абсурда смысл религиозных догм. Так, он адресовал самому Аллаху ответственность за поступки людей, поскольку он же их, людей, и создал. Хайям использовал многие художественные средства комического: резкий язвительный выпад, дерзкую сатиру, полу усмешку, легкую иронию» [3, с. 37-38].
Безусловно, на турецкую литературу было оказано влияние со стороны персоязычных юмористических произведений. Так, многими исследователями отмечается сходство многих художественных приемов, мотивов литератур на фарси и на турецком языке [3, с. 38].
Но важно помнить тот факт, что помимо очевидного воздействия персоязычной словесности на турецкую, схожесть данных литератур не может не определяться идентичными историческими и культурными условиями, которые способствуют появлению типологически сходных явлений в различных отраслях жизни, в том числе и литературе.
Несмотря на сильное влияние иноязычных этносов, под воздействием которых во многом развивалась и становилась словесность, искусство турок, турецкому народу были присущи самобытные начала, послужившие впоследствии базисом для национальной литературы. Неоценимую роль в этом сыграл фольклор, ведь именно устное народное творчество более стойко сохраняло свою самобытность. Конечно же, не отрицается воздействие на него фольклоров арабского, персидского и среднеазиатского. Известно, что отрывки из многих персоязычных классических произведений были включены турецкими профессиональными певцами (озанами) в репертуар. (Например, из «Шахнаме» Фирдоуси) [3, с. 39].
Простые жители города и села всегда восторженно воспринимали творчество народных рассказчиков и певцов, которые являлись частыми гостями как при дворе Сельджукидов, так и у правителей династии Османов [3, с. 39-40].
Подлинный взлет переживает юмористическое направление в литературе Турции, отличавшееся жизнерадостностью, бурным выражением чувств и эмоций, яркостью, «нарядностью» формы. Поэты, используя условную систему образов, славили радость бытия во всех его проявлениях, уверенность человека в своих силах. Лирическим героем часто оказывался Ринд – гуляка и жизнелюб, чувствующий себя свободным от стеснительных правил и ограничений, налагаемых на личность обществом с его законами и традициями, религиозными установлениями. Это условная фигура выполняла в литературном произведении «поручение» автора: высказывало за него идеи, передавало его размышления, сопровождавшие поиски истины, и т. д. Ринду часто прощались вольные мысли, высказанные в самой дерзкой и даже непристойной форме. Риндом могла «прикинуться» и турецкая поэтесса, как поступила, например, Михри Хатун, и в такой условной форме выразить мысли, недозволенные ей, женщине – мусульманке [2, с. 28].
Авторы жизнеутверждающих стихов охотно обращались к задорной шутке; и нередко за веселостью чувствовалась острая насмешка, нечто гораздо более серьезное, чем то, что лежало на поверхности. В таком случае трудно разграничить юмор и сатиру, да не всегда и необходимо, так, как и в жизни тесно связаны явления, их породившие.
Во всех местах массового скопления турок, от маленькой хижины до большого дворца, — всюду, где есть намек на веселье, одно произнесение имени Ходжи Насреддина вызывает смех. Анекдоты Ходжи, казалось бы, давно всем знакомые и давно всеми изученные, удивительным образом всегда приходятся к месту в той или иной жизненной ситуации. Анекдота о Ходже, распространенные по всей территории Среднего, Ближнего Востока, а также Центральной Азии, донесли и до нынешнего момента это удивительное свойство.
В турецкой науке распространено мнение, что Ходжа Насреддин жил во времена Сельджукидов, в XIII веке. Полагают, что родом он из Сиврихисара, учился в Конье или в Акшехире, где оставался до конца жизни, будучи местным духовным судьей и учителем.
В то время как исследователи выясняют правдивость сведений о биографии Ходжи, в народе, среди обычных людей навсегда утвердился образ остроумного, доброго, находчивого весельчака.
Именно вокруг личности Ходжи Насреддина, основоположника турецкого национального юмора, стали собираться анекдоты, созданные в разное время и в разной среде. Это и обусловило появление в них разнородных исторических и социальных наслоений. Первым, кто обратил внимание на литературную ценность анекдотов Ходжи Насреддина, был Мехмед Тевфик Бей. Под псевдонимом Чайлак он написал три книги («Летаиф-и Насреддин», «Бу Адам» (1881-1883), «Хазине-и летаиф»), в которых им были рассмотрены около двухсот анекдотов Ходжи Насреддина. В своих работах исследователь приводит примеры юмористических рассказов, подвергнутых им литературной обработке. Мехмед Тевфик был одним из первых, кто составил свод анекдотов, снабдив их биографией Ходжи Насреддина [4, с. 5].
История развития турецкой сатиры и юмора во всем их объеме (то есть включая фольклор) представляет собой интересный и достойный объект для изучения в свете истории мировой литературы.
Культура турецкого народа причудлива и самодостаточна. В своих анекдотах законопослушные, религиозные, гордые турки превращаются в нарушителей закона, в людей с различными пороками, некомпетентностью. Такие качества турецкого человека, выраженные в текстах анекдота, не являются притворством или обманом. В прецедентном тексте анекдота социально унаследованные идеи, ценности предстают как истинное лицо, истинная улыбка культуры.
Список литературы:
Алькаева Л.О., Турецкая литература: Краткий очерк / [АН СССР. Ин‑т народов Азии]. — Москва: Наука, 1967. — 189 с.; 16 см. — (Литература Востока). — Вспом. Указатели: с. 182-188. — Библиогр.: с. 178-181.
Гордлевский В.А., Очерки по новой османской литературе / Вл. Гордлевский. — Москва: тип. «Крест. Календаря», 1912. — [8], 149 с.; 24 см.
Маштакова Е.И. Из истории сатиры и юмора в турецкой литературе: (XIV-XVII вв.); АН СССР, Ин-т востоковедения. — М: Наука, 1972, с. 280.
Смирнов В.Д., Кучибей Гёмюрджинский и другие османские писатели XVII века о причинах упадка Турции, СПБ, 1873, с. 12.
Пожалуйста, не забудьте правильно оформить цитату:
Деев А.А. ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ ОСМАНО-ТУРЕЦКОЙ ЮМОРИСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ // Культурология, филология, искусствоведение: актуальные проблемы современной науки: сб. ст. по матер. V междунар. Науч.-практ. Конф. № 5 (4). – Новосибирск: СибАК, 2017. – С. 49-53.
Источник
https://sibac.info/conf/philology/v/89194