Рассказ возвращение почему рассказ назван возвращение

ВОЗВРАЩЕНИЕ

«Историй всего четыре… Вторая, связанная с первой, – о возвращении. Об Улиссе, после десяти лет скитаний по грозным морям и остановок на зачарованных островах приплывшем к родной Итаке, и о северных богах, вслед за уничтожением земли видящих, как она, зеленея и лучась, вновь восстаёт из моря, и находящих в траве шахматные фигуры, которыми сражались накануне… Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их – в том или ином виде».

Хорхе Луис Борхес, «Четыре цикла».

«Мы так бедны отвагой и верой, что видим в счастливом конце лишь грубо сфабрикованное потворство массовым вкусам».

Там же.

1

Я разожмурил глаза, будто въяве уловив снисходительное хмыканье дочери-подростка (пап, ты серьёзно, «разожмурил»?!)

И мир, ощущаемый как гигантская рыхлая теплота нагретой солнцем зелёно-жёлтой сердцевины ромашки, в которой мои зажмуренные органы чувств беспечно барахтались счастливыми муравьями, взорвался миллионом лепестков.

Я находился в пятнистом от солнца весеннем саду, устроенном как чаир первых землевладельцев Таврики: пирамидальные яблони-синапы, сливы и вишни, гладкокожая алыча и коренастые черешни цвели, обещая близкое изобилие; розовые цветки абрикоса походили на крошечные пионы – и сжатые кулачки младенцев; медовые груши гудели от нетерпеливо лакомящихся шмелей; среди густых облаков цветущих деревьев оранжевым закатом пылала айва, диковинные бабочки соцветий конского каштана (эскулуса) тянули вверх длинные щекотные усики; колючий голый тёрн, ещё без листьев, словно кто-то обмазал белой краской; кисти винограда были обсыпаны твёрдыми горошинами завязи и мелким цветочным пухом; с головокружительного грецкого ореха свисали жирные зелёные гусеницы серёжек.

И только кизил уже отцвёл и теперь блестел толстокожими продолговатыми ягодами под выгнувшимися кошачьими спинками полосатых листьев, которые так и тянуло погладить.
Но шевелиться было лень. Я лежал на земле, на пахнущем запертым солнечным чердаком клочковатом от сбитой древней ваты расстеленном одеяле, в тени чинара, зеленовато-серого и будто чешуйчатого, распростёршего резные зелёные крылья: он был как дракон.

Рядом лежала раскрытая книга – гомеровская «Одиссея»; шевелимые прозрачным тёплым дрожанием весеннего воздуха страницы дремотно нашептывали: «Ты видел многих воинов, гибнущих в поединке или в битве, но никогда не видел, чтобы воины погибли так, как мы, за чашей вина, перед заполненными яствами столами в зале с залитым нашей кровью полом. В моих ушах ещё звенел предсмертный крик Кассандры. Клитемнестра бросила её тело поверх моего. Я ещё пытался воздеть к ней руки, но они уже не поднимались. В этот момент я умер».
Невероятный сад явно не соответствовал печали момента, взрывая органы чувств ликующими запахами и звуками, осторожной теплотой воздуха и лепестков, щекоткой садящихся на голую руку насекомых: обиженная жалоба Агамемнона, повстречавшего в царстве теней нежданного товарища по девятилетней осаде Илиона, таяла под вечерним солнцем, как неприкаянная душа.

Таяла-таяла и окончательно испарилась, когда надо мною склонилось бело-розовое заботливое лицо Клары Карловны (хозяйки сада-чаира). Я снимал прохладную белёную дачу, построенную во второй половине XX века её отцом, бывшим военнопленным немцем Карлом: когда распустили по домам его родичей, искупавших вину восстановлением Севастополя, он остался – из-за русской девушки; позже она стала матерью бело-розовой Клары.

Рассказывая этот сентиментальный семейный миф – скорее, полувымышленный, хозяйка с видимым удовольствием напирала на голубые глаза и губную гармошку, однажды протянутое прозрачное от солнечного сока яблоко и нерассуждающую невозможную первую любовь, непрощённую соседями, скорбящими над похоронками войны.
Но время – уникальная эластичная резинка, которая от постоянного использования становится только мягче и удобнее, – без страсти и следа стирает тёплое дыхание людей, все мысли, чувства и желания. Это ощущаешь так же остро, как порезаться краем высокой осоки. Немецкий юноша-Парис и русская девочка-Елена, брошенные в объятия друг друга неотвратимой судьбой – главной героиней головокружительно-отчётливого мира Гомера и Еврипида, и все, кто осуждал и ненавидел немыслимых влюблённых, – умерли. О чём они мечтали? Кого любили? Почему плакали? Зачем возделывали свои сады?

Беспомощные, послушные, испуганные человеческие фигурки, утомлённые печальной каждодневностью жизни, уже давно пережёванной землёй, когда-то жили на ней и любили, радуясь рождению первенцев и урожаю, солнцу и морю, а однажды просто перестали быть. И ничего не осталось. Только найденные мною на чердаке старые заколдованные снимки в неподъёмных бархатных альбомах, где время словно остановилось, ещё сильнее подчёркивая свою мимолётную хрупкость: строгая чёрно-белая девушка с перекинутой на ситцевую грудь косой; парень с губной гармошкой; круглощёкая девочка на деревянной лошадке-качалке.

Да дом и сад: весенне-солнечные, отчии, которые я снимаю у Клары Карловны. Она сдаёт невероятные здешние закаты под дачу приезжим, а сама живёт у невестки с внуками.
Заветный адресок голубоглазой старушки мне пожертвовали друзья – молодая семейная пара художников. Они пейзажисты, и регулярно пополняют вычерпанные запасы хорошо продаваемых видов заповедного Фиолента (Божьей страны), пользуясь гостеприимством хозяйки. В этот раз они собрались в Грецию, кажется, на остров Иос, где в VIIIвеке до нашей эры произошла мифическая смерть автора «Одиссеи», а чудесную Клару Карловну уступили старшему товарищу, мечтавшему сбежать из беспросветной Москвы – от редакционных неурядиц, хмыканья дочери и язвительных глаз влюблённой (в кого-то) жены, – куда подальше, на край света, где есть небо и можно снова научиться дышать.

Хозяйка принесла мне на ужин рыбы – золотой от жареной муки с солью – и медово-оранжевого айвового варенья: тягучего, как древнегреческие трагедии. Оставив недоперечитанного Гомера под чуткой стражей дремлющего дракона-чинара, я выпил чая в словоохотливой компании Клары Карловны и, как вчера, позавчера и завтра, отправился гулять с растущим в груди и горле ощущением бесцельного детского счастья.
Разнеженная кошка – огромный жёлто-полосатый тигр Таврики – грелась в бархатистом предзакатном солнце. Вечер ерошил её разноцветную шкуру: тёмные кожистые листья дуба и зазубренные – граба; жёлтые и фиолетовые высунутые языки прилежно цепляющихся за скалы крокусов; шершавый можжевельник, кустики пырея скифского, маки, стыдливый бурачок-аллисум.
Внизу голубело море – Понт Аксинский. С высоты стоэтажных обрывов оно было таким завораживающе прозрачным, что перехватывало дыхание: в невероятной глубине серебрился пульсирующий косяк рыб, безымянно оплывающий нацеленную стрелу Парфениума.

Насколько я помнил, лук и стрелы были любимым оружием Артемиды, а значит – наверняка – и её таврской копии-Девы. Храм богинь (одной из двух либо обеих) находился где-то в этих местах, как об этом свидетельствовали немецкий энциклопедист Пётр Симон Паллас и великий русский пиит Александр Пушкин. Первый, путешествуя, нашёл здесь обрывы стен, сориентированных по сторонам света, а второй сообщал друзьям о будто бы увиденных им баснословных развалинах. Но на границе эр, в империи, давшей новые имена старым богам, жил поэт (Овидий), подробно описавший таврский храм: опирающийся на огромные колоны, с высокою лестницей и красным от крови жертвенником. Там ниспосланному небом кумиру – изображению Девы – прислуживала жрица (или это жрица-дева была однажды исторгнута на здешнюю землю то ли с небес, то ли ещё каким-то диковинным способом).

Я шёл по трепещущему маками рассыпчато-жёлтому краю обрывающихся в море скал – бывших древнейшим вулканом. Тогда в здешнем небе парили драконы-птеродактили, а берега и воды были неузнаваемыми. Но пришло время первых птиц: вулкан уснул, чтобы умереть, не проснувшись, – и разрушился до мыса с застывшими потоками лавы и причудливо-тигриными полосами туфа на ощетинившихся каменными иглами склонах. Однажды до нашей эры сюда пришли люди – и построили храм Девы на обрыве.

Ноги сами вынесли меня к останкам бетонного дота времён войны, откуда окоём заката полыхал от западного берега Гераклейского полуострова до Херсонесского маяка в Севастополе, нанизывая на свою тонко-длинную нитку сердолик, халцедон и яшму сверкающих от солнца мысов Сфинкс, Лермонтова, Броневой и Виноградный: я привычно вздохнул, любуясь, – и вдруг вздрогнул. На краю скалы, спиной ко мне, стояла девушка – вырезанная из черноты беззащитная и пугающая фигурка: острые крылышки лопаток, лёгкое облако волос.

Поднялся ветер, играя растрёпанным чёрным облаком в оранжевом небе; девушка обернулась, нетерпеливо убирая волосы от лица. Её глаза – большие и внимательные, бархатно-грустные – вопросительно и неуверенно посмотрели на меня.

Сердце влажно трепыхнулось пойманной задыхающейся рыбиной: незнакомка была – или казалась из-за разлившегося айвовым цветом заката – совсем молоденькой, не старше моей Женьки (дочери).

2

Тем летом мы были невероятно, потрясающе счастливы: жена ждала Женьку, и я умилялся каждому её беременному капризу. Никогда она не была красивее: шальной от любви и предвкушаемого отцовства, я не мог наглядеться на её округлившееся, с носом-уточкой, сияющеглазое лицо, нацеловать круглый прохладный живот, где сосала крохотный большой палец наша дочка (я видел это на узи).

Я взял отпуск в редакции и перевёз жену в тереховский дом – пустовавший после смерти отца. Она где-то прочла, что от естественных в её положении недомоганий отвлекают карточные игры, – и мы все нескончаемые летние вечера играли в дурака. Обычно я поддавался, чтобы увидеть ликующую детскую радость на розовом от азарта круглом личике, но тут жена сама меня разделала, как грецкий орех, – и чуть в ладоши не хлопала, подшучивая над моим проигрышем.

Колеблемая тёплым вечерним воздухом полупрозрачная капроновая штора облепляла высокий стеклянный кувшин с ромашками: я нарвал их у соседнего забора, когда набирал из древней деревенской колонки ледяную сладковатую воду, – и в зелёно-жёлтых рыхлых ромашковых сердцевинах ещё барахтались запутавшиеся муравьи.
Собирая карты, я обнаружил, что колода не полная; недостающие валеты и дамы оказались под девятимесячным животом жены, и мы так хохотали, что у неё отошли воды: в эту ночь и родилась Женька. Я был рядом, и когда жену выгибали схватки, она колотила меня (куда доставала) острым злым кулачком. А через несколько часов её жалкого страдания пожилая запыхавшаяся акушерка передала мне пелёнку с дочерью, и я носил наше счастье по родильному залу, не замечая усталой бессонницы хлопотливой ночи.

Я чувствовал вину – и жена меня винила: из-за давних случайных абортов – мы встречались с шестнадцати лет – она долго не могла забеременеть. Лечилась и ездила по каким-то бабкам, но ничего не помогало, так что мы отчаялись. А тут – Женька!

Помню её просвечивающие розовым кулачки, туманный младенческий взгляд, улыбку; её запах – чего-то сладкого и тёплого, невозможно родного. Тая, я прижимал её к себе: маленькие мягкие ножки не доставали мне и до пояса. Ехал из редакции домой и взлетал на пятый этаж, принимая в соскучившиеся отцовские объятия пружинящую колёсами китайскую коляску. Мы катались на ближайшем бульваре до чернильной темноты, из которой выныривали золотые рыбки чужих равнодушных окошек, – чтобы дать жене передышку; я жевал купленный мимоходом холодный беляш и любовался невыразимой безмятежностью спящей дочери; зажигались первые фонари, и в ставших бездонными лужах блестели глянцевые пятнисто-жёлтые тополиные листья; пахло осенью.

Наша жизнь с женой разлаживалась исподтишка, – и я снова ощущал себя виноватым: работа – как ненасытная надоедливая любовница, которую никак не осмелишься бросить, – забирала все мои чувства, заботу, время, и сначала жена протестовала, но незаметно мы перестали даже ссориться; возвращаясь домой, я послушно чмокал её куда-то в подставленную надушенную шею, а она не отрывалась от зеркала, собираясь к подруге, в театр, на выставку, бог знает куда. Облегчённо выслушав дверной хлопок, я наливал в стакан на три пальца виски – мою привычную отдушину после долгого нервотрёпного дня.
Иногда жена звонила около полуночи и говорила, что переночует у Оли, а я и знать не знал, кто это такая: у нас уже давно всё было разным – друзья, увлечения, разговоры. Единственное, что продолжало (непонятно зачем) соединять её и меня: наша дочь Женька.

Ростом она стала на полголовы выше жены, а мне до подбородка; перекрасила длинную чёлку в бирюзовый цвет; проколола нос; ходила в каких-то невообразимых одёжках и закрывала переписку на телефоне, когда я или жена заглядывали к ней в комнату. Но она по-прежнему была моей любимой маленькой девочкой: вставала на цыпочки и по-девчоночьи тепло и невесомо меня обнимала, защекотав лёгкими волосами, чему-то улыбаясь; мы любили, устроившись на диване, вместе смотреть какой-нибудь немудрённый фильм; выбирались зимой вдвоём в Терехово – я прогревал отцовский дом, а Женька каталась верхом на тереховских лошадках-лакомках, уморительно требующих обязательной выдачи сахара.

Но однажды мою Женьку как подменили: я не узнавал ласковую папину лапочку-дочку в большеглазом и длинноногом, презрительно фыркающем существе. Будто неодолимая сила в одночасье перенесла её в чужедальние земли, а взамен ехидно ухмыляющиеся небеса подсунули мне непонятно кого.
К этому времени мы с женой были чужими людьми, каждый по-своему переживая подступающее старение: я не вылезал из командировок и периодически просыпался в постелях случайных подружек; она завела любовника. Но почему-то жена всё ещё на меня обижалась, обвиняя в высокомерии и неуступчивости, из-за которых я якобы испортил её жизнь, – и даже в гибели наших нерождённых детей.

Нет, мы не ссорились: она произносила свои речи тихо и отчётливо – как капает сводящий с ума кран – и смотрела на меня холодными язвительными глазами. Женька отсиживалась у себя в комнате – та превратилась в таинственный храм, напичканный купленными на мои деньги гаджетами, куда отцу было запрещено входить под страхом неминуемого дочернего гнева.

Дела в редакции тоже шли не очень. Не удивительно, что я сбежал из пасмурной и промозглой весенней Москвы.

3

Наутро я сам дошёл до Клары Карловны, чтобы узнать о вчерашней незнакомке, которую встретил на обрыве.
Её звали Евгенией – как мою дочь; и от узнанного – и запомненных мною острых девчоночьих лопаток и больших блестящих тёмных глаз (как у Женьки) – в груди что-то щипало и ныло, будто содранное наждаком.

Евгения жила с родителями-бичами, чьи попойки оканчивались неизменными кровавыми битвами; их старшие дети много лет назад перебрались в Севастополь и на Фиоленте с тех пор не показывались, но голубоглазая старушка откуда-то знала, что сестра Евгении вышла замуж за друга брата, и теперь молодые ждали первенца.

Похожая на мою дочь девушка оказалась пугливой – и доверчивой: после нескольких встреч в пламенеющем окоёме, которые я упрямо искал, она неуверенно мне улыбнулась. Ещё несколько закатов – и Евгения, подходя к бетонным останкам дота, смущённо и быстро искала меня глазами; наконец я её приручил – мы начали вместе гулять и подолгу разговаривали.
Обычно она о чём-то спрашивала: много ли я прочёл книжек; как называется сорванный ею цветок или появившаяся над горизонтом звезда; чем я занимаюсь, и сколько денег мне платят; почему не брею бороду.

Евгения была наивной не по годам, но в отличие от Женьки, чьё взросление било наотмашь по моей отцовской нежности, она не фыркала и не хмыкала; и я ощущал позабытое счастье – быть богом маленькой девочки, которая верит каждому твоему слову.
И одновременно, стесняясь в том признаться, я старательно искал в Евгении черты женщины – дразнящей и обещающей: взлетающие в вырезе молочно-белые грудки, когда она закидывала за голову золотящуюся персиковым пушком тонкую руку, влажную полуулыбку, сузившиеся от солнечного жара глаза. Мы лежали на Яшмовом пляже, касаясь друг друга; солнце обволакивало дремотным теплом, шумело море; девушка бесцельно и нервно шуршала текущей с ладоней галькой. Я потянулся её поцеловать: губы у Евгении были послушными и мягкими, немного солёными.

Терпеливо дождавшись окончания поцелуя, она спросила: «Я красивая? – и добавила, подняв доверчивые глаза и краснея отчаянными рваными пятнами, – Я могу понравиться парню?»
Презирая себя, я печально гладил её по волосам и худенькой жалкой спине, а она торопливо объясняла: «Прошлой зимой я ездила в город к брату и познакомилась с его другом – он мне очень-очень понравился. А я могла бы ему понравиться, как вы думаете?»

Мне хотелось ударить Евгению, отшвырнуть, сломать; заорать, что этот мальчик женат на её сестре, и та беременна.
Но вместо этого снова провёл рукою по трогательным крылышкам лопаток – уже не как мужчина, а с тревогой и заботой отца; Евгения робко улыбнулась. Солнце садилось, и яркое голубое море стало завораживающим и синим. На неслышной мягкой волне запрыгали белые кораблики чаек. Змеиношеий красавец-баклан – чёрный, как дырка в ткани мира, – ловко вытаскивал из розовой солнечной дорожки мелкие монетки серебряных рыбёшек.

Вечером произошла трагедия – пьяная мамаша Евгении зарезала мужа. Он вернулся из похода за выпивкой: брал осадой фиолентовскую продавщицу – роковую красавицу Лену. Увидел жену в объятиях другого. Бросился на обидчика. Изменщица накинула на голову мужа полотенце, а её любовник дважды ударил жертву ножом.
Папаша Евгении упал, и неверная жена его добила; страшно закричала случайная собутыльница, накануне жаловавшаяся соседям на нехорошее предчувствие, – этот крик превратился в хрип и в какое-то отвратительное бульканье. Потом затих. Её тело оказалось брошенным сверху зарезанного. Неожиданно тот пошевелился и даже попытался воздеть руки к своей Клитемнестре, но они уже не поднимались. В этот момент он умер.

Приехавший из Севастополя брат Евгении заявил, что мать ненавидела отца и замышляла с ним расквитаться. Говорили, что это и погубило мужеубийцу: вместо непредумышленного убийства в состоянии аффекта хор присяжных единогласно подтвердил её преступный умысел. Когда новый Орест выступал против матери в суде, та только бессмысленно бормотала про какой-то приснившийся прошлой ночью свой сон: о ползущем и кусающем её змее.
А девочка, похожая на мою дочь, какою она когда-то была – или какою я сам её сочинил, – исчезла. Клара Карловна сообщила, что видела её садящейся в машину. Брат и его друг тащили по жёлтой пыли тёмную глыбу древнего чемодана.

Что стало дальше с детьми фиолентовского Агамемнона – мне неизвестно. Я и сам был как неприкаянный герой древнегреческой трагедии: бегущий от мстительных воспоминаний счастья. Возвращаться к влюблённой (в другого) жене оказалось немыслимым, и я зажил в Терехово – в отцовском доме; поставил на подоконник белую асфодель в горшке. Из моих окон было видно пресненские небоскрёбы, но за тяжёлым бетонным забором, стоящим на границе между мчащимся по магистрали сокрушительным потоком машин и задолго до Москвы появившейся деревней, я чувствовал себя как в царстве мёртвых: печальные поля, ледяной ветер, безымянные то ли люди, то ли тени.

Придя с прогулки, бесцельно кружащей уроборосами тропинок, или сидя за компьютером в древнем отчем кресле, я физически ощущал окаменевшее здешнее время и своё превращение в тень.
Женька звонила редко; ещё реже мы встречались: о жене не говорили. Как все подростки, дочь жила в ответвлённом собственном мире, который был закрыт от меня. Её чувства и мысли, желания, боль и любовь стали тайной – известной всем мимолётным сетевым подружкам и ревниво оберегаемой от отца. Этим летом ей исполнилось шестнадцать лет: она перешла в выпускной класс. Как с ней справлялась жена – было для меня непостижимо.

Между тем от сентября осталось только мокрое, глянцевито поблёскивающее тополиное пятно; октябрь наступил – и схлынул жёлтым шуршанием; первый снег ноября – как клочок облака – мягко окутал высушенную солнцем пижму на ощетинившемся сухостоем пустыре: на землю неумолимо ложилась ранняя зима.

Неся печальными плечами скуку прошедшего дня, я торопился домой. Растопил, не раздеваясь, печку – золотой нежный жар загудел, как довольный жизнью кошачий рой; я присел перед распахнутой раскалённой дверцей и, не торопясь, ворошил кочергою огонь, а он трещал и ворочался, так что уютно слипались глаза.

В этом ноябре ко мне вдруг приехала неожидаемая жена – и уехала только утром. Это была очень странная ночь: мы дурачились и любили друг друга, словно нам опять было по шестнадцать; раздевая жену, я испытывал диковинное смущение – будто её податливое тёплое тело было незнакомым для меня, и я должен был заново открывать каждую родинку.
Она так и не сказала, зачем приезжала. Может, хотела попрощаться? Проснувшись, я оказался один на один с привычно-саднящей пустотой.

Спешить было некуда – суббота. Позавтракав, я подтопил печь, подкидывая в огонь любовные письма, которые нашёл, разбирая отцовские бумаги: их написала мать – моему дяде (брату отца). Разгадка того, почему отец был с ним в ссоре и почему до самой смерти казнил маму молчанием, – превращалась в черноту и дым.

Почему-то мне вспомнился непереносимо-яркий детский летний день: июль, очень жарко, небо выцвело от солнца, сонные шмели сосут медуницу, как щенята – мамку. Я прятался в пахнущей сухим берёзовым листом золотистой прохладе тереховской стайки, подкарауливая домового. Свет просачивался сквозь щели, делая мир вокруг таинственно-полосатым. Он ослеплял даже сквозь зажмуренные ресницы, от него перед глазами плясали разноцветные пятна, а по щекам текли слёзы. И вдруг кто-то тронул мою босую ногу мягкой лапой: с криком непереносимого ужаса я вылетел в белый день. А на пороге зевал удивлённый Васька.
От услужливого воспоминания детства, где папа и мама ещё говорили друг с другом, – или от субботнего золотого тепла и безделья – меня обнимал невыразимый покой.

Вся моя прошлая жизнь проходила в сжатом, ограниченном пространстве, в нескончаемом кругу навязанных кем-то желаний: я задыхался. В отчем доме, где я остановился, выпутавшись из солнечных сетей оглушительной Таврики, я медленно привыкал к невозможной щемящей бескрайности: мягким морщинам пригорков; родному цвету земли; кротким калиткам в бесприютных заборах да хромым кривобоким избушкам, улыбающимся робкими огоньками окошек-глаз. Гладил шершавую кожу скрученных в единое целое деревьев, распятых и обожжённых прошедшей стужей жизни, раскачивающих голыми ветками-руками, как большие бегущие люди. Разговаривал с беспризорными – ласковыми и лукавыми – стариками и собаками, чьи глаза (как и мои) кричали об одиночестве, о сиротстве, о любви.

Наступили дни – словно стеклянные. Будто окна, сквозь которые небеса с любопытством разглядывают заснеженную землю. Все птицы затихли. И деревья стояли, не шевелясь под неслышным снегом: коснувшись тёплой щеки, он превращался в слёзы.

Отлетела, метеля, зима. И куда-то канула весна: ненасытно цветущая в Божьей стране, и стыдливо – за щелястыми тереховскими заборами.
Под небом Фиолента я снова научился дышать, а в Терехово – любить. Вырывался из редакции – и бродил по Мнёвниковской пойме, проскальзывая в незнаемый гигантский летний мир как за закрытую дверь; шёл, ойкая, по речному мелководью (колкие камушки кусали ноги). Воды было где-то до щиколотки: жёлто-зелёной от солнца и кустов, пятнами светотеней ложащихся на горячую гальку. Сквозь солнечную рябь просвечивали пальцы ног и прыскающие в стороны щекотные рыбки. Пахло тиной.

Я испытывал к этому миру такую несказанную нежность, какую ощущал к новорожденной Женьке.
Только теперь я понимал: жизнь не всегда наполнена солнцем. Как не всегда оно бывает даже летом. Если только в детстве: когда меня словно несло – как разогнавшийся поезд по сливающемуся в нескончаемый безмятежный мазок туннелю. А в ушах стоял неимоверный грохот: стучала кровь, лязгали непоправимые детские обиды, мелькали заветные тайны заоконной темноты и яркие весёлые платформы незнакомых остановок.

Но однажды осталась только тишина, вспоминающая пролетевший поезд. Тишина и скрип качелей, когда-то поднимавших меня до неба.
Теперь эти старые качели, вытертые до деревянных белеющих костей ненастьем и солнцем лет, – во дворе дома, где умер отец, – вздыхали под тёплой тяжестью моего одиночества.
И всё-таки я знал, что нужен этому миру: чтобы в него вглядеться. Пожалеть. Понять. Ощутить, благодарно принимая, его сиротство. Как стоят пугливые стада деревьев. Как перекатываются мягкие волны травы.

Как сонно переливается круглое зеркальце воды (такие появляются на месте упавших бомб). Как облака закрывают небо, будто детские руки, закрывающие глаза маме, чтобы та улыбнулась.

И всё это дыхание и глубина, и робкая теплота ждущей жизни, которые открывали моё сердце.

4

В одночасье собравшись, я приехал на мыс Фиолент: дом Клары Карловны – к моему удивлению – оставался свободным; голубоглазая старушка расхворалась, и ухаживающим за ней родным было некогда возиться ещё и с приезжими. Но меня узнали и заселили без проблем – только никто не приносил жареной рыбы на ужин и не рассказывал сентиментальные семейные мифы.

Я проведал хозяйку; она будто растаяла за прошедший год. Стала маленькой и пожелтевшей – как отцветший лепесток. На прощанье цеплялась за мою руку слабыми холодными пальцами: то ли пыталась их согреть, то ли хотела хотя бы на немного удержаться в мире людей, который (для неё) словно погружался в гигантское серое облако без ощущений и чувств. И меня кольнуло кассандровское видение: как эту истончившуюся жизнь отрывает от рыхлой теплоты нагретой солнцем сердцевины цветка, подхватывает и несёт в незнаемые небеса.

Однажды я тоже умру. Но не сейчас. А сейчас я находился в пятнистом летнем саду: жёлто-зелёное солнце лилось из ярких витражных окон листвы и постепенно становилось предзакатным, образуя вокруг меня гигантский золотой шар.

Мои органы чувств будто барахтались беспечными счастливыми муравьями в сахарной вате тёплой тишины и одиночества; рядом на траве лежала раскрытая «Одиссея». Я с удовольствием ощущал идущий от страниц сладкий бумажный запах – как мужчина, влюблённо впитывающий аромат женского тела; и чёрные строчки-насекомые, шевелящие лапками и усиками букв, превращались в знакомую историю.
Вокруг стояли пирамидальные яблони-синапы, сливы и вишни, гладкокожая алыча и коренастые черешни, изнемогающие под ароматной зрелой тяжестью. Цветущее когда-то – теперь обильно плодоносило: терновник был обсыпан круглыми лилово-голубыми ягодами; с виноградных лоз свисали светящиеся изнутри грозди, казалось, лопающиеся от солнечного сока; просвечивающие розовым абрикосы походили на сжатые детские кулачки; медовые груши звенели от жадных лакомящихся ос; среди шумящих облаков густых кучевых крон желтели бугрящиеся айвовые луны; под выгнувшимися кошачьими спинками полосатых листьев, которые так и тянуло погладить, терпко краснели толстокожие продолговатые ягоды кизила.

Просто руку протяни – и в неё ляжет какой-нибудь послушный Парису плод; и только эскулус ощетинился колючими зелёными шарами, прячущими зреющие блестящие каштаны, да на головокружительной макушке грецкого ореха мягко покачивались глянецевито-пятнистые околоплодные оболочки, берегущие будущие сладкие ядра в тонкостенных трюмах скорлупок-корабликов. Я прислонился спиной к стволу зеленовато-серого и будто чешуйчатого древнего чинара, который распростёр надо мною резные зелёные крылья – как дракон-птеродактиль: такие населяли здешнее небо в те времена, когда Фиолент был действующим вулканом.

Тоскуя по Ифигении – дочери или той девочке, которую поцеловал на Яшмовом пляже, – я читал в саду-чаире вечного Гомера.

Близился закат, и я отправился гулять по краю обрывающихся в море скал; огромный жёлто-полосатый тигр Таврики был как греющаяся на солнце разнеженная кошка. Знойный вечер ерошил её блестящую шкуру: тёмные кожистые листья дуба и зазубренные – граба; шершавый можжевельник, кустики пырея. Внизу голубел Понт Аксинский. С высоты стоэтажных обрывов он был таким завораживающе прозрачным, что перехватывало дыхание: в невероятной глубине серебрился пульсирующий косяк рыб, безымянно оплывающий нацеленную стрелу Парфениума, – где однажды пришедшие в Божью страну люди построили храм Девы на обрыве.

Ноги сами вынесли меня к останкам бетонного дота времён войны, откуда окоём заката полыхал от западного берега Гераклейского полуострова до Херсонесского маяка в Севастополе, нанизывая на свою тонко-длинную нитку сердолик, халцедон и яшму сверкающих от солнца мысов: на краю скалы, спиной ко мне, стояла девушка – вырезанная из черноты беззащитная фигурка в оранжевом небе.
Мучаясь, я узнавал худенькую жалкую спину с острыми крылышками лопаток. Поднялся ветер, играя растрёпанным облаком лёгких волос; девушка обернулась, нетерпеливо убирая их от лица. Её глаза – большие и тёмные, бархатные – посмотрели на меня, вопросительно сияя из-под невообразимой бирюзовой чёлки.

Моё сердце влажно трепыхнулось – и застучало быстрым летним дождём: Женька! И вдруг – невидимая мною раньше – откуда-то из-за развалин береговой батареи выступила улыбающаяся жена; она давно не была такой красивой, и я не мог наглядеться на её округлившееся, с носом-уточкой, сияющеглазое лицо и торжествующе круглый девятимесячный живот, где сосал крохотный большой палец малыш-Телемах.
Я вспомнил нежданную ноябрьскую ночь, когда должен был заново открывать каждую родинку на податливо-тёплом теле. И спокойная невиноватая улыбка жены накрыла меня с головою оглушительной волной теплоты: наконец-то я дома.

Умная так отвечала на то Одиссею царица:
«Ложе, возлюбленный, будет готово, когда пожелает
Сердце твоё: ты по воле богов благодетельных снова
В светлом жилище своём и в возлюбленном крае отчизны».
_________________________________________

Об авторе: ИННА КИМ

Прозаик, журналист. Родилась в г. Осинники Кемеровской обл. Окончила Новокузнецкий государственный педагогический институт (факультет русского языка и литературы). Работает внештатным корреспондентом нескольких интернет-СМИ.

25.12.2019

Искусство и развлечения 29 апреля 2015

Толстой Л. Н. – величайшая фигура в русской и мировой классической литературе. Его творчество многопланово, но есть одна общая черта, объединяющая практически все его произведения. Это мера нравственной ответственности человека за все поступки, которые он совершает в своей жизни.

История создания

Произведение «После бала» Толстой написал не случайно. Когда-то его брат полюбил дочь казанского военачальника и даже хотел на ней жениться. Но однажды он стал свидетелем того, как происходило наказание солдата, и руководил им, к ужасу Сергея Николаевича, именно отец его возлюбленной. Потрясение было настолько сильным, что ни о какой свадьбе уже не могло быть и речи.

Запомнилась эта история и Льву Николаевичу. А спустя несколько десятилетий, будучи уже признанным писателем, он создал на ее основе художественное произведение о царящих в российской армии порядках. При этом автор трижды менял заголовок: «Дочь и отец», «А вы говорите» и, наконец, выбрал тот вариант, под которым оно вошло в литературу.

Попробуем разобраться, почему рассказ называется «После бала».

Композиция и художественные приемы

Произведение строится по принципу «рассказ в рассказе», что придает повествованию больше достоверности. Иван Васильевич, герой-повествователь, пытается объяснить своим собеседникам, что если не все, то многое в жизни зависит от случая.

И вспоминает о том, как одна-единственная ночь изменила его судьбу: он порвал отношения с девушкой, в которую был влюблен, и навсегда отказался от мысли стать военным. Это и есть ключ к пониманию того, почему рассказ называется «После бала».

Композиционно монолог Ивана Васильевича делится на две контрастных части: описание бала и того, что произошло ранним утром после его окончания. Их объединяют общие герои: молодой Иван Васильевич и уже пожилой полковник Б., отец Вареньки.

Краткое содержание рассказа «После бала»

Толстой подробно описывает все, что происходит на балу в доме губернатора. Герой влюблен, поэтому все вокруг кажется ему замечательным: и гости, и звучащая музыка, и любимая Варенька, и ее седовласый, но еще бодрый и полный сил отец, полковник. Происходящее кружит ему голову и наполняет душу безмерным счастьем.

Кульминацией бала становится танец, который полковник исполняет в паре со своей дочерью. Ивана Васильевича больше всего умиляют сапоги старика: старомодные, опойковые, с квадратными носками. Такие давно уже никто не носил, из чего герой делает вывод, что он живет только ради дочери.

Но Толстой, вероятно, хотел подчеркнуть еще одну деталь: приверженность полковника к старым правилам и устоям.

Это в определенной мере объяснит, как один и тот же человек мог быть (не играть роль, а именно быть!) любящим отцом, а спустя несколько часов руководить жестоким избиением провинившегося солдата.

Но вернемся к сюжету. Иван Васильевич, охваченный чувством восторга, не мог усидеть дома после возвращения с бала. Он отправился на улицу, где стал очевидцем страшной картины. Именно она объяснит, почему рассказ называется «После бала».

Сначала герой услышал странные звуки, затем увидел впереди что-то черное. Оказалось, ранним утром происходило наказание беглого солдата.

Его вели вдоль строя, и с каждым шагом на его изуродованную спину с двух сторон обрушивались палки. А руководил этим процессом, к великому ужасу молодого человека, отец его возлюбленной.

В какой-то момент взгляд полковника остановился на Иване Васильевиче, но он тут же поспешил отвернуться, словно чего-то застыдился.

Почему рассказ называется «После бала»

А Иван Васильевич больше не мог видеться с Варенькой. Теперь между ними стояла непреодолимая преграда – полковник и наказываемый им татарин. Рассказчик пытался понять его поступок, но главная мысль, к которой он пришел в результате, определила его дальнейшую жизнь.

«Пусть я не смогу изменить мир и уничтожить существующее в нем зло, но только я могу решить для себя, участвовать мне или нет в этом зле», — так можно определить итог его размышлений. Так история после бала определила несколько важных для русского общества проблем.

В чем разрушающая сила существующего в России режима? Что заставляет одного человека идти на уничтожение другого? Какова доля нравственной ответственности людей за совершенные ими поступки?

Значение рассказа

Написанное в 1903 году, незадолго до войны с Японией, произведение показало недостатки государственного устройства страны, при котором казенщина и строгий реакционный режим, царящие не только в армии, но и в других сферах жизни, одерживают верх над нравственными законами. И тогда отходят на второй план гуманность и чувство ответственности за собственные поступки. Однако человек вправе сам решать, какой должна быть его судьба, и доказывает это главная тема «После бала».

Источник: fb.ru

Источник:

Почему рассказ называется после бала?

Книга Льва Толстого «После бала» это произведение, которое может шокировать. В нем идется про то, как однажды человек полностью пересмотрел свой взгляд на жизнь.
Композиция книги довольно проста: рассказ разделен на 2 части, которые противопоставляются друг другу. И тот и другой эпизоды, формирующие рассказ, позаимствованы из жизни некого генерала Б., с которым рассказчик познакомился из-за любви к его дочке.
Варенька Б. – милое создание, симпатичная девушка, в которую сильно влюбился молодой Иван Васильевич. На балу посвященному концу масленицы Иван танцует с Варенькой и испытывает великое счастье.

Конкретно здесь он первый раз встречается с полковником Б. Из-за своего отличного настроения, а также своей любви к Вареньке рассказчик очаровывается и ее папой. И вправду, как можно было не симпатизировать этому «седому стройному старику»?

Кульминация вечера – это танец генерала с Варенькой. Взгляд генерала Б. был переполнен нежностью, любовью и гордостью за красавицу дочку. Гости восхищались этой красивой парой, радовались, а также пронимались их взаимопониманием, любви папы к дочке.

Во второй части книги, читателю рассказывается об утре следующего дня. Оно резко отличается от первого эпизода – проходивший Иван Васильевич стал свидетелем того как наказывали беглого татарина.

Он наблюдает за тем, как на плацу выстраиваются солдаты. Вдоль этого строя проводят раздетого по пояс человека. Каждый солдат должен ударить его по спине со всей дури.

За выполнением этого процесса строго следит тот самый генерал Б.!

Положительный образ этого героя из первой части резко меняется на страшный и ужасный его портрет во второй. Он, не моргнув глазом, следил за истязательством живого человека (автор повествует о том, что спина беглеца стала куском мокрого окровавленного мяса) и вдобавок наказывал тех солдат, которые жалели татарина и смягчали удар.

Стоит отметить и то, что это наказание производилось в первый день Православного поста, когда очень строго необходимо следить за тем, чтобы все помыслы и поступки были чисты. Однако отец Вареньки не думал про это. У него был приказ, и он с большой отдачей его выполнял.

Полковник, мучая человека, был аналогичен машине, которая просто выполняла свою установленную программу. Но куда делись его собственные помыслы, личная позиция? Все же по первому эпизоду автор показал, что герой может испытывать добрые чувства. По этой причине эпизод этого героя с утра стал еще более ужасным.

Человек подавляется, не применяет своих искренних добрых эмоций, прячется в свой военный мундир, прикрывается чужими приказами.

Иван Васильевич, в отличие от отца совей возлюбленной, прислушался к своей душе. Именно поэтому он принял достаточно ответственное решение — никогда и никому не служить. Иван Васильевич просто не мог разрешить кому-то разрушать его, заставляя делать то, чего он не желает.

Следовательно, мы можем наблюдать, что заключительная часть книги, которая описывает происшествия после бала, в корне поменяла всю жизнь Ивана.

1-ое утро Православного Великого поста вынудило этого молодого, длительное время проживавшего в «розовых очках» человека задуматься про важные вещи – ответственность, смысл жизни и нравственность.

Можно утверждать, что это утро вынудило рассказчика стать взрослее и через другую призму взглянуть на свою жизнь и происходящее в мире. Собственно по этой причине название рассказа Льва Николаевича Толстого звучит как – «После бала», а не «Бал».

Источник:

Сочинение на тему: Почему рассказ называется “После бала” в рассказе После бала, Толстой

Почему рассказ называется “После бала”

Как известно, рассказ Л. Н. Толстого “После бала” был основан на реальных событиях. В нем писатель рассказал об одной истории, произошедшей с его старшим братом в студенческие годы. Проживая в Казани, Сергей Николаевич был влюблен в дочь местного военачальника и усердно ухаживал за ней, даже собирался жениться, если бы не одно обстоятельство.

Так и главный герой рассказа, Иван Васильевич, был влюблен в дочь Полковника Б., Вареньку и тщательно за ней ухаживал.

Однажды он был приглашен на губернский бал, на котором все время танцевал только с ней. Там присутствовал и отец девушки, который выглядел очень солидно и статно для своего возраста. Студент вернулся домой под утро уставший, но счастливый.

Не сумев заснуть, он решил прогуляться по городу. Там он увидел ужасную картину. У дома его возлюбленной вели беглого солдата и жестоко избивали.

Командовал всем этим действом тот самый полковник. После этого его чувства к девушке улетучились, и он отказался от намерения жениться.

Первоначально рассказ назывался “Дочь

и отец”, затем “А вы говорите”. Но в итоге писатель дал рассказу новое название – “После бала”. Оно как нельзя лучше подходило для этой истории, так как именно события, произошедшие после бала, предопределили судьбу молодого юноши. Примечательно то, что рассказ начинается с размышлений о том, что нужно человеку для личностного совершенствования.

Многие считают, что для этого нужно изменить среду, а рассказчик уверен, что все решает случай.

После того злополучного утра он не только отказался от чувства любви, но и от воинской обязанности. Он долго думал, правильно ли то, что он видел у дома любимой Вареньки? Могли ли люди быть такими двойственными?

На балу полковник вел себя как благовоспитанный человек и любящий отец, а на службе проявлял себя жестоким и бессердечным человеком.

На мой взгляд, рассказ “После бала” затрагивает не только нравственные и общечеловеческие вопросы, но и армейские проблемы, существовавшие на тот момент. Л. Н. Толстой написал свой рассказ в 1903 году, незадолго до смерти. Повествуя о событиях 40-х годов XIX века, он как бы проводил параллель между двумя эпохами.

Сочинение на тему: Почему рассказ называется “После бала” в рассказе После бала, Толстой

Почему рассказ называется “После бала”

Как известно, рассказ Л. Н. Толстого “После бала” был основан на реальных событиях. В нем писатель рассказал об одной истории, произошедшей с его старшим братом в студенческие годы. Проживая в Казани, Сергей Николаевич был влюблен в дочь местного военачальника и усердно ухаживал за ней, даже собирался жениться, если бы не одно обстоятельство.

Так и главный герой рассказа, Иван Васильевич, был влюблен в дочь Полковника Б., Вареньку и тщательно за ней ухаживал.

Однажды он был приглашен

на губернский бал, на котором все время танцевал только с ней. Там присутствовал и отец девушки, который выглядел очень солидно и статно для своего возраста. Студент вернулся домой под утро уставший, но счастливый.

Не сумев заснуть, он решил прогуляться по городу. Там он увидел ужасную картину. У дома его возлюбленной вели беглого солдата и жестоко избивали.

Командовал всем этим действом тот самый полковник. После этого его чувства к девушке улетучились, и он отказался от намерения жениться.

Первоначально рассказ назывался “Дочь и отец”, затем “А вы говорите”. Но в итоге писатель дал рассказу новое название – “После бала”. Оно как нельзя лучше подходило для этой истории, так как именно события, произошедшие после бала, предопределили судьбу молодого юноши. Примечательно то, что рассказ начинается с размышлений о том, что нужно человеку для личностного совершенствования.

Многие считают, что для этого нужно изменить среду, а рассказчик уверен, что все решает случай.

После того злополучного утра он не только отказался от чувства любви, но и от воинской обязанности. Он долго думал, правильно ли то, что он видел у дома любимой Вареньки? Могли ли люди быть такими двойственными?

На балу полковник вел себя как благовоспитанный человек и любящий отец, а на службе проявлял себя жестоким и бессердечным человеком.

На мой взгляд, рассказ “После бала” затрагивает не только нравственные и общечеловеческие вопросы, но и армейские проблемы, существовавшие на тот момент. Л. Н. Толстой написал свой рассказ в 1903 году, незадолго до смерти. Повествуя о событиях 40-х годов XIX века, он как бы проводил параллель между двумя эпохами.

(3 votes, average: 5.00

Почему рассказ Л. Н. Толстого назван «После бала» – сочинение по “После бала” Толстой Л. Н

В основе рассказа «После бала» лежит действительное событие, о котором Толстой узнал, когда студентом жил вместе с братьями в Казани. Его брат Сергей Николаевич полюбил дочь местного воинского начальника Л. П. Корейша и собирался на ней жениться.

Но после того как Сергей Николаевич увидел жестокое наказание, которым командовал отец любимой девушки, он пережил сильное потрясение. Он перестал бывать в доме Корейша и отказался от мысли о женитьбе.

Эта история так прочно жила в памяти Толстого, что много лет спустя он описал ее в рассказе «После бала».

Интересно, что рассказ сначала назывался «Дочь и отец», потом — «А вы говорите» и, наконец, — «После бала». Скорее всего Толстой остановился именно на этом названии, т. к.

события после бала — и есть истинное отражение действительности, правды жизни, а не то напускное, что обычно бывает на балах и других светских мероприятиях.

Рассказ Льва Николаевича Толстого «После бала» состоит из двух резко противопоставленных частей: бал у предводителя и расправа с солдатом.

Вторая сцена имеет особое значение для понимания смысла произведения, именно она дала название рассказу — «После бала».

Светлые, радостные краски бала, беззаботное веселье молодых людей; не подозревающих о существовании другого, страшного мира, резко оттеняет картину, нарисованную во второй части.

В первой части рассказа чудесный бал, прекрасная зала, знаменитые музыканты, белое платье, белые перчатки, белые башмачки, «сияющее, разрумянившееся с ямочками лицо и ласковые, милые глаза» Вареньки.

После бала краски резко меняются: весенний мокрый туман, солдаты в черных мундирах, неприятная визгливая мелодия, «сморщенное от страдания лицо» наказываемого. Рассказ Л. Н. Толстого «После бала» — позднее его произведение, написанное в 1903 году, в эпоху назревающего в стране кризиса, перед русскояпонской войной, которую Россия позорно проиграла, и первой революцией.

Поражение показало несостоятельность государственного режима, ведь армия в первую очередь отражает ситуацию в стране.

Хотя мы видим, что действие рассказа разворачивается в 40е годы XIX века, в николаевскую эпоху, Толстой не зря возвращается к прошлому, так как для него очевидны параллели между положением и в обществе, и в армии в эти столь разные на первый взгляд эпохи. Но «армейская» проблема не основная в рассказе, главный акцент сделан на вопросах нравственных.

Я думаю, что главная проблема в том, что формирует человека — общественные условия или случай, и что смысл рассказа в том, что среда влияет на человека, она как будто срывает покровы приличий, обнажая нутро социальной действительности.

Лев Толстой, После бала. Почему рассказ называется После бала?

Произведение «После бала» Толстой написал не случайно. Когда-то его брат полюбил дочь казанского военачальника и даже хотел на ней жениться. Но однажды он стал свидетелем того, как происходило наказание солдата, и руководил им, к ужасу Сергея Николаевича, именно отец его возлюбленной. Потрясение было настолько сильным, что ни о какой свадьбе уже не могло быть и речи.

Запомнилась эта история и Льву Николаевичу. А спустя несколько десятилетий, будучи уже признанным писателем, он создал на ее основе художественное произведение о царящих в российской армии порядках. При этом автор трижды менял заголовок: «Дочь и отец», «А вы говорите» и, наконец, выбрал тот вариант, под которым оно вошло в литературу.

Попробуем разобраться, почему рассказ называется «После бала».

Переносное значение

Еще одной причиной, почему рассказ называется «Уроки французского», является то, что в основе данного словосочетания лежит слово «уроки».

Это уроки доброты, самопожертвования и неравнодушного отношения к другим людям.

Помимо своего предмета Лидия Михайловна учила детей жизни, показывала, что в любой ситуации, даже самой тяжелой, необходимо оставаться в первую очередь человеком, а не учителем или директором.

Смысл названия показывает авторское отношение к поступку героини. Он уважает ее за то, что она помогала мальчику в трудное для него время нищеты и голода.

  И.А.Гончаров “Обломов”: описание, герои, анализ романа

Если бы писатель назвал произведение «Лидия Михайловна», звучала бы неоднозначность в отношении к действиям учительницы.

Названия «Уроки нравственности» или «Уроки доброты» были бы со слишком прямыми.

Именно название, данное автором, позволяет скрыто убедить читателя, что поступок Лидии Михайловны – настоящий человеческий подвиг.

Композиция и художественные приемы

Произведение строится по принципу «рассказ в рассказе», что придает повествованию больше достоверности. Иван Васильевич, герой-повествователь, пытается объяснить своим собеседникам, что если не все, то многое в жизни зависит от случая.

И вспоминает о том, как одна-единственная ночь изменила его судьбу: он порвал отношения с девушкой, в которую был влюблен, и навсегда отказался от мысли стать военным. Это и есть ключ к пониманию того, почему рассказ называется «После бала».

Композиционно монолог Ивана Васильевича делится на две контрастных части: описание бала и того, что произошло ранним утром после его окончания. Их объединяют общие герои: молодой Иван Васильевич и уже пожилой полковник Б., отец Вареньки.

Краткое содержание рассказа «После бала»

Толстой подробно описывает все, что происходит на балу в доме губернатора. Герой влюблен, поэтому все вокруг кажется ему замечательным: и гости, и звучащая музыка, и любимая Варенька, и ее седовласый, но еще бодрый и полный сил отец, полковник. Происходящее кружит ему голову и наполняет душу безмерным счастьем.

Кульминацией бала становится танец, который полковник исполняет в паре со своей дочерью. Ивана Васильевича больше всего умиляют сапоги старика: старомодные, опойковые, с квадратными носками. Такие давно уже никто не носил, из чего герой делает вывод, что он живет только ради дочери.

Но Толстой, вероятно, хотел подчеркнуть еще одну деталь: приверженность полковника к старым правилам и устоям.

Это в определенной мере объяснит, как один и тот же человек мог быть (не играть роль, а именно быть!) любящим отцом, а спустя несколько часов руководить жестоким избиением провинившегося солдата.

Но вернемся к сюжету. Иван Васильевич, охваченный чувством восторга, не мог усидеть дома после возвращения с бала. Он отправился на улицу, где стал очевидцем страшной картины. Именно она объяснит, почему рассказ называется «После бала».

Сначала герой услышал странные звуки, затем увидел впереди что-то черное. Оказалось, ранним утром происходило наказание беглого солдата.

Его вели вдоль строя, и с каждым шагом на его изуродованную спину с двух сторон обрушивались палки. А руководил этим процессом, к великому ужасу молодого человека, отец его возлюбленной.

В какой-то момент взгляд полковника остановился на Иване Васильевиче, но он тут же поспешил отвернуться, словно чего-то застыдился.

Сочинение: Почему автор назвал рассказ «После бала»?

(345 слов) Известно, что перед публикацией название рассказа Л.Н. Толстой менял несколько раз. Первоначальные варианты «Дочь и отец», «А вы говорите», по мнению автора, не отражали главную суть. И только окончательное название пришлось ему по душе. Давайте разберемся, почему?

В центре повествования лежит история рассказчика, которого зовут Иван Васильевич. Он влюблен в прекрасную девушку Вареньку, с которой танцует на балу по случаю окончания масленичной недели. Там же он встречается и с ее отцом, полковником Б. Молодому человеку сразу понравилась эта семья.

Он видел, как трепетно отец относился к своей дочери. Герой проникся к ним обоим с симпатией: красивая девушка, у которой «сияющее, разрумянившееся с ямочками лицо и ласковые, милые глаза», и ее отец, «очень красивый, статный, высокий и свежий старик».

Сама картина бала описывается в светлых и радостных красках, все веселятся и празднуют, и ничто, казалось бы, не может омрачить этот мир.

Рассказ строится по принципу антитезы: события после бала перекрывают то хорошее впечатление, которое было у главного героя. Во втором эпизоде больше нет ярких красок. Им уступают мрачные тона, туман, черные мундиры, появляется неприятная визгливая мелодия. И именно после бала у героя происходит переосмысление ценностей. Что же случилось?

На первое утро после бала Иван Васильевич видел, как на плацу происходит наказание беглого татарина. Полковник Б. принимал в этом непосредственное участие. Он не сжалился над наказуемым и был бессердечен в исполнении приказа. Эта ужасная картина поразила главного героя. После этого он принял для себя решение никогда не служить, чтобы не стать таким же жестоким как полковник.

Влюбленность к его дочери тоже прошла. Он не мог представить себя частью их семьи. Значит, события, произошедшие после бала, стали переломным моментом в жизни главного героя и изменили его судьбу. Именно они и являются смысловым стержнем произведения. Писатель хотел описать не бал, каких были сотни в то время, а то, что перевернуло мировоззрение персонажа — то, что было после.

Таким образом, мы видим, что название «После бала» Л.Н. Толстой выбрал не случайно. Оно обращает внимание читателя на события и заставляет задуматься над ними. Заглавие в данном случае позволяет расставить акценты, лучше почувствовать контраст между двумя эпизодами и сформировать собственное мнение о проблеме.

Дарина Третьякова

Почему рассказ называется «После бала»

А Иван Васильевич больше не мог видеться с Варенькой. Теперь между ними стояла непреодолимая преграда – полковник и наказываемый им татарин. Рассказчик пытался понять его поступок, но главная мысль, к которой он пришел в результате, определила его дальнейшую жизнь.

«Пусть я не смогу изменить мир и уничтожить существующее в нем зло, но только я могу решить для себя, участвовать мне или нет в этом зле», — так можно определить итог его размышлений. Так история после бала определила несколько важных для русского общества проблем.

В чем разрушающая сила существующего в России режима? Что заставляет одного человека идти на уничтожение другого? Какова доля нравственной ответственности людей за совершенные ими поступки?

  Биография Эсхила

Сочинение Почему рассказ Л.Н. Толстого назван «После бала»?

Рассказ Л.Н. Толстого «После бала» поднимает важные общечеловеческие проблемы: что есть честь, долг, совесть, как следует вести себя, чтобы называться настоящим человеком, что важнее – суд людей или суд Божий. Это произведение рисует два эпизода из жизни одного человека – полковника Б. Сначала мы видим его на балу по случаю окончания масленичной недели.

Здесь он предстает перед нами и перед рассказчиком в самом выгодном свете — как любящий отец и хороший военный: «Отец Вареньки был очень красивый, статный, высокий и свежий старик. Лицо у него было очень румяное, … и та же ласковая, радостная улыбка, как и у дочери, была в его блестящих глазах и губах».

И далее: «Сложен он был прекрасно, с широкой, небогато украшенной орденами, выпячивающейся по-военному грудью, с сильными плечами и длинными стройными ногами. Он был воинский начальник типа старого служаки николаевской выправки». Украшением того вечера стал, несомненно, танец полковника с его дочерью Варенькой, в которую рассказчик был сильно влюблен.

Все гости с умилением и восхищением смотрели на любящих друг друга отца и дочь, на то, с какой нежностью и заботой они относятся друг к другу. Рассказчика особенно умилили сапоги полковника, «обтянутые штрипками, — хорошие опойковые сапоги, но не модные, с острыми, а старинные, с четвероугольными носками и без каблуков».

Иван Васильевич подумал, что полковник не покупает себе хороших потому, что ему надо вывозить в свет дочь. Это было еще одним подтверждением любви этого героя к Вареньке. А уж когда полковник передал свое сокровище – дочь – в руки Ивана Васильевича, тот просто «влюбился» в него.

Полный радужных надежд и восторженных эмоций, рассказчик уезжает с бала и, не в силах уснуть, отправляется бродить по городу. Наступает первое утро Великого Поста, времени, когда человек обязан подумать о своей душе, о своих поступках, о своей жизни. И в это утро полковник Б. открывается герою совершенно с другой стороны – как тупой исполнитель приказов, как человек без души и сердца.

Иван Васильевич видит, как на плацу происходит наказание беглого татарина. Эта картина просто ужасна, ее невозможно читать без содрогания: «При каждом ударе наказываемый, как бы удивляясь, поворачивал сморщенное от страдания лицо в ту сторону, с которой падал удар, и, оскаливая белые зубы, повторял какие-то одни и те же слова».

Приблизившись, Иван Васильевич расслышал их: «Братцы, помилосердуйте. Братцы, помилосердуйте». И всем этим позором руководил полковник Б.! Несомненно, он бы мог отменить наказание из-за наступления Великого поста или хотя бы смягчить его. Но Толстой недаром замечает, что этот герой был «служака николаевской выправки». Он привык тупо подчиняться приказам, не задумываясь об их смысле.

Мы понимаем, что полковник не задумывается и о своей душе, о том, что он совершает. Зато увиденное заставило о многом задуматься рассказчика. Он принял решение никогда не служить, чтобы не осквернять свою душу и не марать руки выполнением бесчеловечных приказов кого бы то ни было. Этот герой решил взять свою судьбу в собственные руки и отвечать лишь за свои поступки.

Это, в его понимании, значило оставаться честным человеком, думающим о долге и совести. Важно, что даже любовь Ивана Васильевича к Вареньке Б., после увиденного на плацу, пошла на убыль. Разве у человека, воспитывающегося таким отцом, могут быть другие представления о чести, совести, долге? По-моему, нет. И, по-моему, так в глубине душе думал и рассказчик.

Таким образом, данный рассказ назван «После бала» потому, что именно во втором эпизоде раскрывается истинный характер генерала Б., его сущность и мировоззрение. Толстой показывает нам, как это страшно, когда человек не живет велением своего сердца, а лишь выполняет указания других. Нужно слушать свое сердце, себя – оно всегда подскажет правильное решение.

А если тебе кажется, что ты не знаешь верного ответа на вопрос «Что же такое долг, совесть, честь?», то нужно обратиться к Библии. Ведь заветы этой книги – это общечеловеческие принципы морали и нравственности, человеческая мудрость, собранная воедино. Л.Н.Толстой призывал обращаться именно к такой морали, а не к морали временных правителей, сменных государей. Отчитываться в своих поступках нужно перед своей душой, то есть перед Богом, говорит великий русский писатель. И я с ним в этом полностью согласен.

«После бала» анализ произведения Толстого – тема, смысл названия, особенности композиции, конфликт рассказа

История создания

Рассказ «После бала» — это реальная история, которая произошла с братом Льва Толстого, С. Н. Толстым. Сергей Николаевич познакомился с Варварой Корейш, дочкой казанского воинского начальника.

Сергей Толстой был увлечен барышней, но увлеченность юноши прошла после произошедшей позднее встречи с ее отцом.

Притяжение молодых людей так и не переросло в любовь, потому что дворянину было противно каждый раз возвращаться воспоминанием в ту отвратительную сцену, но и забыть о ней он не мог. Замысел книги был порожден самой действительностью.

Сергей Николаевич Толстой, будучи на бале у отца Варвары, встретил его через несколько часов после торжества. Однако увиденное ему не понравилось: отец девушки распоряжался жестокой экзекуцией солдата. Эта история послужила сюжетом для Льва Толстого, который написал рассказ в 1903 году.

Жанр, направление, композиция

«После бала» написан в жанре рассказа. В произведении присутствует ограниченное количество персонажей, автор поднимает одну проблему. Рассказ имеет одну сюжетную линию. Направление творчества Толстого – реализм. Он описал случай из жизни, не выходя за рамки данности.

Как построен рассказ «После бала»? Композиция называется «рассказ в рассказе»: герой рассказывает слушателям историю из прошлого, будучи участником действия в настоящем времени.

Также книгу можно разделить на две части по содержанию: сказочный вечер на балу (заблуждение героя во тьме) и промозглое туманное утро – время прозрения. Лев Толстой использует художественный прием композиционной антитезы — это помогает автору создать эффект контраста.

Композиционная антитеза представлена в рассказе в виде сцен во время и после бала, когда главный герой испытывает горькое разочарование после только что чувствовавшейся эйфории. Писатель показал, как отличается будничная жизнь высокопоставленных лиц от их поведения на пышных вечерах.

Особенности композиции позволяют автору донести главную мысль, не прибегая к обильным описаниям и объемным сюжетным поворотам. Он выразил сложную идею лаконично и точно.

  Краткое содержание рассказа Шукшина «Охота жить»

Экспозиция рассказа усиливает контраст — читатель не подозревает, что сюжетная линия может измениться совсем в другую сторону.

Сначала Толстой описывает, как Иван Васильевич, главный герой, преисполнен нежности и пылкости по отношению к Вареньке — он надеется, что женится на столь прекрасной девушке. Тем более, герою улыбается удача — полковник Петр Владиславович благосклонен к нему, он дарит ему танец с дочерью, которую уже пригласил другой кавалер.

Экспозиция рассказала изображается в светлых, легких тонах. Далее на читателя обрушивается жестокая реальность, которая разрушает все светлые чувства, ранее жившие в сердце Ивана Васильевича.

Вариант 2 (сочинение)

Это одно из последних произведений автора. В данном рассказе описывается драматическое событие – наказание. Событие описывается глазами приличного, благородного и честного человека-очевидца. Герой искренне полюбил девушку. Но после того, как он увидел истинное лицо отца девушки, он не смог этого простить. Его чувства понемногу начали угасать, а мечта разрушилась.

Иван Васильевич искренний и благородный. Он предпочитает жить в гармонии со всем миром и с самим собой. В людях он также предпочитает видеть только хорошие качества и достоинства. Иван Васильевич молод и счастлив, мечтает стать военным. Герой видит танцующего полковника на балу.

Полковник довольно галантен и обходителен с людьми, с его лица не спадает приятная улыбка. Но вскоре, Иван Васильевич становится свидетелем страшной ситуации. Истинное лицо и двуличие отца возлюбленной сильно потрясли героя.

Его настигла ненависть по отношению к человеку, бьющего по лицу молодого солдата и ругающего его за то, что тот не сделал преступнику еще больнее. Спина бедного татарина была окровавлена, но полковнику этого было мало.

Нравственно чистый и совестливый Иван Васильевич не смог понять и оправдать такую жестокость и жажду крови полковника. Главному герою стыдно за поступок этого человека.

Любящий и нежный отец своей дочери, который мило танцует с ней, на следующий день предстает уже в образе жестокого, злого полковника. Иван Васильевич исключительно порядочный и честный человек, каким он предпочел оставаться до конца.

Он не стал карьеристом. И это подкупает. В рассказе поднята нравственная проблема.

Искренняя любовь полковника к своей дочери не вызывает сомнения. Но это не отменяет того, что он одновременно очень бессердечный, твердый и жестокий военный, в котором так сильно разочаровался Иван Васильевич.

Тот неприятный случай навсегда запечатлелся в памяти героя и при каждой последующей встрече со своей возлюбленной, Иван Васильевич вспоминал окровавленную спину осужденного татарина. В итоге, он предал мечту стать военным, так же, как и не смог в будущем продолжать отношения с дочерью военного. Его любовь постепенно начала превращаться в отвращение.

Ему стало сложно относиться к этим людям по-прежнему. То самое короткое, но важное событие в жизни героя, в итоге, изменило всю жизнь, взгляды и мечты.

Читатель начинает задумываться о смысле жизни. Разве могут одни и те же люди выглядеть и действовать в разных жизненных ситуациях по-разному? Поражает то, как в жизни быстро сменяются веселье и боль, радость и горе, счастье и страдание.

Смысл названия

Название рассказа «После бала» имеет важный смысл в произведении. Сначала Лев Николаевич Толстой рисует перед читателем идеальный мир, где царят любовь, роскошь, балы, светское общество и всеобщее счастье людей, которые в этот мир попали. Но Иван Васильевич, который «вытянул счастливый билет» и наслаждался такой жизнью, не подозревал о ее обратной стороне.

Бал — это роскошная маска, которая укоренилась в обществе. Бал дарит иллюзорное ощущение влюбленности, страсти, благородства и изящных манер. В душном и пышном зале нет места для реальности.

Сцена после бала — это переломный момент всего рассказа. Именно он изменил ход жизни Ивана Васильевича.

После бала герой понимает, что не сможет смириться с жесткостью людей, которая прикрыта манерами и статусом.

Конфликт

Лев Толстой создал острое столкновение обстоятельств, взглядов и жизненных позиций, которые не нашли взаимного компромисса. В рассказе противостоят друг другу две России: одна для богачей, другая для бедняков. В одной вызывающе искусственно поддерживается веселье и довольство, а в другой любыми способами добываются средства для поддержания роскоши.

Иван Васильевич увидел полковника Петра Владиславовича в жизненных условиях, где он не мог спрятать свою жестокость и холодность под маской доброжелательного хозяина.

Главный герой понял, что не сможет смириться с жизненными позициями Петра Владиславовича. Он не может забыть, как манерный дворянин, весело танцевавший мазурку на бале, может так равнодушно избивать беглого солдата.

В этой сцене Иван Васильевич понимает, что его с Варенькой судьбы разошлись.

Рассуждение

В основу рассказа Лев Николаевич, как часто это делал, положил реальные события. В своем рассказе писатель хотел отразить подлинное устройство общества своего времени, показать актуальные проблемы и заставить читателя поразмышлять над нравственными вопросами.

Произведение можно разделить на две части. В первой главный герой, Иван Васильевич, описывает бал, на котором ему довелось побывать в молодости. А затем рассказывает о событиях, которые произошли после.

Герой попадает на шикарный бал, он восхищен внутренним убранством зала, чудесной музыкой, которую исполняют известные музыканты. Он любуется прекрасными дамами в роскошных нарядах, их благородными кавалерами. На этом балу рядом с героем его возлюбленная Варенька, чье присутствие делает вечер еще более волшебным.

Затем рассказчик уделяет внимание отцу Вари. Военный человек, полковник, он имеет безукоризненную выправку, идеальные манеры и в целом производит впечатление джентльмена. Герой искренне любуется тем, какие трепетные отношения у отца с дочерью.

Затем начинается вторая часть, в которой мы уже видим резкий переход. В нем мы снова встречаемся с отцом Вареньки, но узнаем его с другой стороны. Иван Васильевич видит, как один из солдат за совершенную провинность заставляют «пройти через строй». А полковник, видя, что один из солдат наносит недостаточно сильные удары, начинает сам избивать провинившегося.

Героя поражает даже не эта жестокость, а то, что у одного человека могут быть две такие разные стороны.

Образ блестящего и галантного кавалера, любящего отца смещается, уступив место человеку грубому и жестокому. Мало того, что он совсем не сочувствует бедняге, чья провинность, на самом деле, не так велика.

Он еще и сам принимает активное участие в издевательствах и явно получает от этого удовольствие.

После этого Иван Васильевич уже не мог видеть Вареньку. Ведь каждый раз у него перед глазами всплывала эта ужасная сцена.

Л.Н. Толстой в своем рассказе так и оставил открытым вопрос: можно ли оправдать жестокость необходимостью?

Нужно разграничивать понятия «необходимая жестокость» и бессмысленные издевательства, когда человек упивается своей властью и безнаказанностью. Если бы Иван Васильевич увидел строгого но справедливого командира, который держит дистанцию с подчиненными, но не переходит грань, у него бы сложилось совершенно другое впечатление.

Другие темы: ← Дружба Андрея Болконского и Пьера Безухова↑ ТолстойПо роману Анна Каренина →

`

Главные герои и их характеристика

1. Образ Ивана Васильевича. Рассказ основан на истории юноши, влюбленного в Вареньку, дочку известного полковника. Он постоянно посещает балы, где она бывает, любуется ею, борется за право как можно больше с ней потанцевать. Иван уверен, что его чувства взаимны, и он уже красочно представляет свою дальнейшую судьбу.

   Но сцена после бала яснее раскрывает характер героя. Читатель видит не только слепо влюбленного юношу, но и сочувствующего, искреннего и совестливого человека. Иван не может прогнать из мыслей сцену, где хладнокровный отец его возлюбленной наказывает беглого татарина. Нравственные качества юноши затмевают горячую влюбленность.

   Он олицетворяет сознательную и твердую в своих убеждениях молодежь.

2. Образ рассказчика в произведении — это уже взрослый, мудрый Иван Васильевич, который рассказывает о случае, круто изменившем его жизнь. Он верит в настоящую, благородную любовь, где нет места пошлости и лишь физической влюбленности.

   Опытный мужчина пытается убедить молодое поколение, что духовная связь намного ценнее физической. Невозможно жить с человеком, который не разделяет твоих убеждений и даже явно противоречит им.

3. Образ Вареньки. Девушка играет в рассказе, скорее, второстепенную роль. Она — субъект влюбленности Ивана Васильевича.

   Она по праву рождения вошла в высшее общество и не видит другой жизни, кроме накрахмаленной и кружевной. Рассказчик описывал Вареньку как стройную, высокую, грациозную барышню, в которой чувствовалась величественность. Она всегда держалась прямо: ее царственный вид мог отпугнуть, но ласковая, всегда веселая улыбка располагала к ней все общество.

   Рассказчик упоминает, что и в пятьдесят лет женщина был неописуемой красавицей. Характер героини почти не раскрывается в рассказе, Лев Толстой делает акцент на ее отце, Петре Владиславовиче.

4. Образ полковника. Он предстает в рассказе в качестве ключевого персонажа. Именно его поступок меняет судьбу Ивана. Петр Владиславович — высокий, статный и моложавый старик.

   Он был воинским служакой «николаевской» выправки. Сначала автор представляет образ полковника как воплощение заботливого семьянина, достойного человека, служащего на благо государства. Герой позиционирует себя как истинного христианина, который пытается всячески угодить Богу.

   Однако читатель видит, что он слеп и двуличен — старик обожает свою семью, выступает в качестве добродушного отца, но совершенно жестоко и равнодушно ведет себя по отношению к простым солдатам. Духовные качества героя делятся надвое: для семьи он готов на самопожертвование (он экономил на себе, чтобы больше позволить дочери), но для подчиненных мог оставить лишь гнев и презрение.

   Лицемерие и двойные стандарты являются основными чертами этого дворянина, готового щедро осыпать недостойных ударами шпицрутена сразу после того, как осыпал дочь и жену поцелуями.

5. Хозяева бала — это Варенька, Петр Владиславович и его жена в брильянтовой фероньерке.

   Семья производила на всех самый положительный эффект: стройная, величественная Варенька, статный высокий Петр Владиславович и добродушная, в плюсовом бархатном платье жена, похожая на «портреты Елизаветы Петровны». Все трое были как на подбор, Иван Васильевич восхищался семьей и подчеркивал свое с ней родство. Но их благополучие иллюзорно и держится на штыках и шпицрутенах. Женщины разгуливают в шелках и украшениях, купленных ценой крови того избитого татарина. Такое приданое Иван Васильевич принять не мог.

Л.Н.Толстой «После бала»