Перейти к началу рассказа
Дядя Толик говорил быстро и вдохновенно:
— В 14 лет он переводил Вергилия и Горация. В 16 написал первое из дошедших до нас стихотворений. В 17 увлекался живописью и сочинял музыку. В 18 успешно сдал выпускные экзамены в Московский университет и вместе с друзьями основал философское общество любомудрия. Оно так и называлось! В 20 впервые выступил в печати как литературный критик. И в 21 — трагически ушел из жизни… Вдумайся только — в двадцать один! Так мало прожить и так много успеть!
Глаза за круглыми стеклами очков пылали. Лучше было не перебивать, не произносить ни звука. Да и можно ли прервать живое чудо рассказа?
— В семье Владимира Веневитинова и Анны Оболенской — только вслушайся в музыку этих древних дворянских фамилий! — было трое детей: Алексей, Софья и Дмитрий. Но Дмитрий был всеобщим любимцем. Он был необыкновенно хорош собой, изумительно сложен, умен, тактичен и очень располагал к себе людей. Внешность греческого бога — беломраморное лицо, тонкие черты лица, благородный красавец!
В 17 лет он увлекся философией, да так, что получил прозвище «поэт мысли» — настолько огромен был его талант. Откуда бралась в нем эта глубина? Он, юный, почти мальчик, писал так, будто знал о жизни нечто, порой неведомое и старикам? Его переводы Гете были самыми лучшими, а научные статьи вызывали восхищение и немного зависть.
Кстати, по поводу критической статьи, написанной им на «Евгения Онегина», Александр Сергеевич сказал так: «Это единственная статья, которую я прочел с любовью и вниманием». Пушкин захотел познакомиться с Дмитрием и был очарован его умом и образованностью. И еще… Они ведь были дальними родственниками. Веневитинов был четвероюродным братом Пушкина. Именно с него писал Пушкин своего Ленского.
Я сидела, не шелохнувшись. И так же замерла в дверях комнаты тетя Валя. Лицо ее было немного усталым и нежным. Леночка тоже стояла в дверях своей комнаты и тихо грызла яблоко. Дядя Толик рассказывал о своем кумире, и лицо его светилось. Он сыпал фактами, будто боялся не успеть, потерять нить внимания:
— За два года до смерти Веневитинов поступил на службу в архив Коллегии иностранных дел. Это про его работников Пушкин говорил с иронией: «архивны юноши». Дмитрий Владимирович считал, что поэзия неразлучна с философией, а философия есть внешняя поэзия. В 1825 году после восстания декабристов «Общество любомудрия» было распущено и все его документы сожжены. В 1826 году Веневитинов переехал из Москвы в Санкт-Петербург и стал работать в министерстве иностранных дел. А помогла ему с отъездом княгиня Зинаида Волконская. Слышала про нее?
Про красавицу Зинаиду Волконскую я читала когда-то в книге Марии Марич «Северное сияние». Книга была посвящена декабристам, и я, словно нарочно, читала ее в декабре. С тех пор образ декабристов был овеян для меня не только романтическим ореолом, но и ожиданием Нового года.
Я полуутвердительно кивнула, но дядя Толик не особо и нуждался в моем ответе:
— Роковая княгиня! Красавица, умница! Ею восхищался Пушкин, она была избалована вниманием мужчин и вовсе не планировала очаровывать Дмитрия Владимировича. Но разве сердцу прикажешь?! Она была на пятнадцать лет старше, но он не видел этого. С первой встречи его сердце принадлежало Волконской. Он ей признался. Льстило ли это Зинаиде Александровне? Конечно. Но чувств к нему она не питала. Но она была женщиной умной и очень проницательной. Быстро поняла, что страсть погубит юношу, и сделала все, чтобы спасти его от… самой себя.
Они гуляли по Симонову монастырю, беседовали. Она улыбалась ему, он был счастлив. Для счастья порой хватает и улыбки… Она упросила его покинуть Москву и отправиться в северную столицу. И в знак вечной дружбы подарила Дмитрию кольцо. Простой металлический перстень. Его нашли в пепле при раскопках Геркуланума — древнего города, разрушенного, как и Помпеи, извержением Везувия.
Друзья говорили, что Веневитинов никогда не расставался с перстнем Зинаиды и обещал надеть его только в двух случаях: или идя под венец, или умирая.
И та же Зинаида Волконская упросила Дмитрия взять с собой в путь француза по фамилии Воше. Он провожал в Сибирь к мужу-декабристу княгиню Трубецкую. И вот вместе с этим французом их арестовали при въезде в Петербург. Тогда арестовывали всех, кто имел хоть какое-то отношение к восстанию декабристов. Просто по подозрению, иногда безосновательно. Посадили в холодный карцер, скоро выпустили, но Дмитрий был и без того слабым и простудился.
Дядя Толик на мгновение умолк и залпом отпил остывший чай. Голос его дрогнул и зазвучал чуть глуше:
— Княгиня снилась ему. На одном из балов у друзей ему вдруг почудился ее силуэт… Знаешь, раньше, когда бал близился к концу, то лакеи постепенно гасили свечи. Это был целый ритуал: они важно вышагивали вдоль стен и дотрагивались до пламени гасильниками — такими длинными палками с наконечниками в виде наперстка. И комнаты окутывались легким полумраком; каждый силуэт в нем был исполнен тайны. Помнишь лермонтовское «Исполнены тайны слова ее уст ароматных»? Вот так и здесь. Много ли этому влюбленному мальчику было надо?! Любая женщина, промелькнувшая в полумраке свечей, чуть блеснувшая глазами — может, это она, его мечта, его счастье?
Он выскочил на крыльцо. Нет, это была не Волконская, но Веневитинов долго простоял на ветру. Повалил снег, он продолжал стоять. А вдруг чудо все же возможно?
На следующий день он не смог встать. Начался сильный жар, воспаление легких. Друзья не оставляли его. Незадолго до смерти один из них надел на руку Дмитрия тот самый перстень. И тот пришел в себя на миг, спросил: «Я женюсь?» И снова впал в забытье. Через час его не стало. Лицо его было спокойным и очень красивым. И перстень из Геркуланума был на его руке…
Дядя Толик перевел взгляд на гитару. Та сиротливо лежала на диванчике и словно тоже слушала.
— Его похоронили при московском Симоновом монастыре, — продолжил дядя Толик уже медленно и каким-то бесцветным голосом. — И вот жестокость судьбы — именно Зинаиде Волконской пришлось сообщать матери Дмитрия о его смерти. В свете поползли слухи о том, что он покончил с собой. И тогда Волконская уехала в Рим, чтобы быть подальше от разговоров.
Но однажды, вернувшись ненадолго в Москву, она отправилась пешком в гости и заплутала в переулках. Дорога сама вывела ее к дому Дмитрия Владимировича. И тогда она стала молиться у его стен и плакать о юноше, который любил ее всем сердцем.
А спустя много лет сбылось предсказание о перстне-талисмане, написанное Дмитрием в одном из стихотворений.
Века промчатся, и быть может,
Что кто-нибудь мой прах встревожит
И в нем тебя откроет вновь…
В 1930 году старое кладбище решили уничтожить и перенести прах поэта на Новодевичье. Могилу Веневитинова вскрыли, перстень из Геркуланума передали в музей. Но вот тогда и обратили внимание, что руки Дмитрия лежали не на груди, как положено, а вдоль тела, как у самоубийцы. Но решили эту тему закрыть. Так и ушла последняя тайна Дмитрия Владимировича вместе с ним.
За 21 год успел написать всего 50 стихотворений, несколько критических и философских статей. А словно бы огромную жизнь прожил, все высказал, все знал про себя:
…Душа сказала мне давно:
Ты в мире молнией промчишься!
Тебе всё чувствовать дано,
Но жизнью ты не насладишься.
— Вот ты можешь мне объяснить, как это? — дядя Толик впивался в меня взглядом и стекла очков сверкали как звезды. — Как мальчик мог это все предвидеть? Он ведь меньше Лермонтова прожил. Что за дар был у него?
— Не предвидел бы, может, и не сгорел бы так рано, — тихо отозвалась тетя Валя. И голос ее упал в тишину комнаты. — Светлый дар был у него. Но мучительный. Свет ведь тоже убивает, если его много.
Муж взвился было к ней и вдруг как-то обмяк.
— Права ты, наверно. Может, и вправду, чем проще, тем лучше, — и умолк, задумавшись.
Жена неслышно подошла к нему, пригладила взлохмаченные волосы и мягко, по-матерински поцеловала. Леночка давно скрылась в своей комнате. Видно, рассказы отца она слышала часто и уже привыкла к ним.
Я тихо спустилась к себе на третий этаж.
— Ну, что? — встретили меня родители. — Интересно было? Толик — человек занятный, только чудаковатый. Но ты его слушай, он много знает. Тебе это может пригодится при поступлении.
При поступлении это мне не пригодилось. Но уже на третьем курсе, изучая язык Библии, я прочла горькое изречение из Экклезиаста:
Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь.
В этот же день совершенно неожиданно я наткнулась в газете на странную английскую фразу. Авторство ее приписывали Джону Леннону: «Living is easy with eyes lost», что примерно означало «жизнь легка для тех, кто закрывает глаза».
И, сравнив эти два изречения, вспомнила Анатолия Ильича Новгородцева, незабвенного нашего дядю Толика, впервые рассказавшего мне о Дмитрии Веневитинове. Юноше-поэте, сумевшем за 21 год прожить огромную жизнь.
Блажен, блажен, кто в полдень жизни
И на закате ясных лет,
Как в недрах радостной отчизны,
Еще в фантазии живет.
Кому небесное — родное,
Кто сочетает с сединой
Воображенье молодое
И разум с пламенной душой.
На следующей неделе состоится первый суд по иску о ликвидации общества «Мемориал» за несоблюдение закона об «иностранных агентах». С призывом отозвать иск обратились к Генеральной прокуратуре РФ первый президент СССР Михаил Горбачев и главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов, лауреаты Нобелевской премии мира. Многие комментаторы благодарны Горбачеву за этот жест.
Натали Радько
Это хорошо. Нобелевские лауреаты Горбачёв и Муратов поддержали «Мемориал»
Плохо то, что не нобелевские лауреаты «авторитеты» в стране, а потомки палачей в законе и стукачи.
Александр Скобов
Это люди, причем подвижники, а не бумаги с печатью
Старенькому Горбачеву, конечно, сердечное спасибо. Все-таки он человек, что бы там ни говорили некоторые олдовые-в-законе. И понятно, что при его статусе, бэкграунде и прочих вещах, заменяющих понятие «классовая принадлежность», текст должен был быть лоялистский и легалистский по форме. Критиковать эту форму глупо и неуместно. Просто люди иной классовой принадлежности должны понимать, что на практике означает призыв к прокуратуре урегулировать свои претензии к «Мемориалу» во внесудебном порядке. Это означает, что прокуратура будет по-тихому принуждать Московский Правозащитный Центр «Мемориал» к отказу от реальной правозащитной деятельности. В частности – к отказу от своего списка политзаключенных. И мой настоятельный совет этим людям, не связанным условностями придворного этикета – не забывать, что мы имеет дело с преступной, бандитской, фашистской властью, последовательно восстанавливающей тоталитаризм. И никакого «урегулирования претензий» с ней быть не может – ни судебного, ни внесудебного. Ибо разногласия по земельному вопросу.
«Остальных» на самом деле не так уж мало. Открытое письмо в защиту «Мемориала» подписали сотни деятелей культуры как в России, так и за ее пределами, в том числе Стивен Фрай, Том Стоппард, Джон Кутзее и другие. Среди известных российских имен — Юрий Норштейн, Владимир Познер, Леонид Ярмольник, Андрей Макаревич. Сбор подписей продолжается в комментариях под постами поэта Татьяны Щербины и главного редактора «Кольты» Марии Степановой. Подписи под открытым письмом музыкантов собирает Михаил Нодельман.
Кирилл Шулика
Вообще меня очень радует та общественная кампания в защиту «Мемориала», которую я вижу. Она офигенно важная и результат она сама по себе. «Мемориал» же никуда и после решения суда не денется, чтобы вы понимали, ибо это люди, причем подвижники, а не бумаги с печатью.
Пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков несколько дней назад заявил, что с «Мемориалом» «давно есть проблемы в плане соблюдения норм российского законодательства». Многие комментаторы уверены, что «проблемы» есть не у «Мемориала», а у российских властей.
Кирилл Лятс
«Мемориал» давал и правду, и утешение, и покаяние
Нас сегодня невозможно представить без Мемориала, потому что Мемориал — это сервер нашей совести.
Это больше, чем институт, хотя, конечно, Мемориал взял на себе в конце восьмидесятых системообразующую функцию. Он стал лакмусовой бумажкой для порядочных людей и порталом в десталинизируемое общество для всех.
Страна не смогла пойти по пути денквдизации, потому что, в отличие от фашистской Германии, почти в каждой семье могли быть и жертвы, и палачи — репрессировали не по нацпризнаку и даже не по политическим мотивам, а для поддержания общего уровня страха.
Мемориал давал и правду, и утешение, и покаяние тем, кто его искал.
Покушение на Мемориал — это куда большее надругательство над чувствами людей, чем сомнения в существовании 28 панфиловцев. Это реальное возбуждение вражды и ненависти по историческому и политическому признаку ко всем потомкам и к еще ныне живущим репрессированным (например, моя бабушка жива, а ее семья была раскулачена, а отец замучен до смерти в лагере Соликамска, разве ей не плюет в лицо прокуратура, требуя закрыть Мемориал?!)
Шаг за шагом уничтожаются элементы свободы, которой мы добились во второй половине 80-х:
— повальное приклеивание ярлыка иноагента всем честным журналистам
— преследования за госизмену
— посадки за митинги, пикеты и посты
— запрет на просветительскую деятельность
— запрет на исторические исследования, если они хоть как то сравнивают деятельность властей СССР и Третьего Рейха…
Уничтожение Мемориала, думается, это еще один шаг в бездну, сравнивать с которой запрещено.
Морок окутал нашу страну почище пандемии.
Очень хочется, чтобы мы все очнулись.
Александр Морозов
Мемориал — это линза, которая сфокусировала свет миллионов отдельных душ, у каждой из которых была своя «световая нитка», проходящая через историю семьи в ХХ веке. Это был «свет молитвы о ненасилии». Государственное насилие ХХ века — шокирующее, не вмещаемое сознанием — было главной темой всей российской культуры во второй половине столетия. Мемориал был институцией, которая символизировала коллективную волю тех, кто стремился вытащить общество из-под этой травмы. Два поколения — наши родители и мы — в 1985-1991 гг. — верили, что удастся положить конец политическому произволу и насилию, порождаемому идейной монополией государства. Из этой надежды рождалось и новое российское общество, и государство, и, как казалось тогда, гуманистичная рамка нашего человеческого сосуществования, которая сохранится на долгие года вперед. Уничтожение Мемориала — это не просто закрытие «общественной организации». Это уничтожение той линзы, которая собирала свет, дающий возможность существовать и основаниям права, морали и политической философии, которые вообще создают возможность существования общества. Беспамятство, отказ от рефлексии, тьма и рассеяние — вот что порождается сегодня теми, кто исполняя «беззаконный закон», уничтожает «Мемориал».
Алексей Миноровский
Уничтожение «Мемориала» – наступление тьмы на все то светлое и чистое, что может быть в человеке
Мемориал — современная проекция средневекового монашеского ордена, только светского, мирского. Это своего рода «домострой» для современного человека в области коллективной исторической памяти, выстраиваемой вокруг гуманистических ценностей. Уничтожение «Мемориала» — наступление тьмы в ее онтологическом смысле на все то светлое и чистое, что может быть в человеке. Вот что бы я сказал, если бы спросили меня.
На Change.org опубликована петиция «Руки прочь от «Мемориала»!» – на момент написания этой заметки под ней было около 75 000 подписей. Цель создателей петиции – собрать 100 000 подписей к 23 ноября, когда по делу «Мемориала» пройдут предварительные слушания в суде. Защищать организацию в суде будут Генри Резник и Илья Новиков.
Сергей Пархоменко
Друзья, петиция в защиту Мемориала набирает подписи час за часом, но пока там ещё далеко даже до 100 000. Хотя и эта цифра совсем не отражает того громадного количества сторонников Мемориала, людей, которые ему благодарны и которые не представляют себе жизни в России без этой важнейшей гражданской институции.
Я понимаю, что многие из нас давно разочаровались в действенности петиций как инструмента прямого политического и гражданского действия.
Но в данном случае петиция в защиту Мемориала — это акт моральной поддержки, это способ выразить солидарность с людьми, которые подвергаются жестокому давлению власти за то, что отдали много лет своей жизни работе над делом исторической памяти в России.
Поддержите петицию. Поставьте ваше имя в список тех, для кого затея разрушить Мемориал — преступна и злонамеренна.
18 ноября в Москве прошла пресс-конференция, на которой обсуждались иски прокуратуры и значение «Мемориала» для российского гражданского общества. Запись пресс-конференции доступна в YouTube. Ключевые моменты выступлений участников пересказывает «РосКомСвобода».
Илья Барабанов
Не мог не сходить на пресс-конференцию в «Мемориал» по поводу его возможной скорой ликвидации, историческое все же событие. И вот после многих правильных слов встает австрийский журналист и спрашивает: «Что нам говорит происходящее о ситуации в России? Куда страна катится?»
Прием понятный. У европейского зрителя нет времени и желания вникать во все нюансы, что там в этой далекой и снежной России вновь вытворяют, так что нужен синхрон секунд на 30 с общим описанием ситуации.
А я сразу вспомнил, как почти двадцать лет назад стажером еще сидел в редакции «Новой газеты», а в соседнем «аквариуме» интервью какому-то голландскому телеканалу давала Анна Политковская. И вот я через стекло слушаю, как она полтора часа подробно рассказывает про пытки, убийства, внесудебные казни, похищения, зинданы, батальоны смерти.
Голландский журналист все это терпеливо выслушивает, а под конец разговора задает вопрос: «Анна Степановна, все что вы рассказали очень важно и интересно, но не могли бы вы в двух словах описать, что же сейчас происходит в Чечне?»
Ей богу, я тогда подумал, что она сейчас пришибет эту съемочную группу чем-то тяжелым.
Если «Мемориал» будет ликвидирован, общество может потерять доступ к созданной обществом базе данных о репрессиях, отмечает Дмитрий Шабельников:
О Международном Мемориале уже сказали много хороших слов многие хорошие люди. Меня тоже в разные моменты связывали с ним самые разные проекты, обсуждения, идеи и просто знакомства с людьми, которых «Мемориал» к себе притягивает. «Мемориал» — это, среди многого другого, и потрясающий архив с рукописными воспоминаниями и письмами, и «Возвращение имен», и частично «Последний адрес», и конкурс детских сочинений, лекции и обсуждения, книги и даже настольные игры.
Но сказать сейчас я хочу об одном: о базе данных. В условиях, когда государство, на словах осуждая советские репрессии и даже открывая памятники их жертвам, продолжает во многом скрывать архивную информацию, «Мемориал» взял на себя координацию этого огромного труда — вытаскивания всей доступной информации, ее обработки и сведения в одну базу, доступную в два клика любому желающему. Началась эта работа еще в начале 1990-х: архивы тогда «приоткрылись», но зато все нужно было делать на бумаге. Сегодня это очень важный и теперь уже удобный инструмент, не только для родственников, но и для любого исследователя или просто интересующегося историей России ХХ века. Когда мне, например, попадается какой-нибудь персонаж 1910-х, скажем, годов, о котором совсем ничего не известно, я обязательно прогоняю его по базе «Мемориала» — и если там не найдется он сам, то почти непременно найдутся какие-нибудь родственники (особенности отечественной истории, чего уж).
Мемориальская база – это настоящее сокровище и важное культурное достояние
В других странах такими вещами занимается государство или общественные институты, финансируемые государством. Некоторое время назад были разговоры о плане создания новой базы данных с участием уважаемого мной Музея истории ГУЛАГа (который как раз финансируется государством). Это я могу только приветствовать, но, представляя себе отношение к открытости архивной информации со стороны некоторых государственных структур, я, честно говоря, не очень верю в успех этого мероприятия (совершенно не сомневаясь, опять же, в искренних намерениях ГМИГ).
Я очень надеюсь, что «Мемориал» не ликвидируют — вон даже фадеевский СПЧ «обеспокоен ситуацией» и называет предлагаемую ликвидацию «несоразмерной совокупности нарушения и несправедливой» (как будто все остальные действия властей в последнее время соразмерны и справедливы). Но все мы понимаем, что это запросто может произойти.
База сейчас продублирована и несколько расширена еще одной хорошей организацией, Открытый список. Тем не менее надеюсь, что мемориальская база сейчас многократно скопирована, потому что это настоящее сокровище и важное культурное достояние, при всех ее недостатках, вызванных не только обстоятельствами создания, но и все той же проблемой — ограничения доступа к архивам.
Андрей Десницкий
Мемориал, объявленный в России иностранным агентом — это не просто правозащитная риторика, это уникальные базы данных и профессиональная работа с ними. Любой историк, который так или иначе касается подобных тем, обойтись без них не может, и Мемориал открыт и доступен для сотрудничества.
Так сколько погибло миллионов? А докажите!
По-видимому, в случае объявления их экстремистами (а прокуратура требует уже и этого) доступ к этим базам на территории РФ будет закрыт, их распространение будет считаться подсудным правонарушением (КоАП РФ статья 20.29), а любое другое сообщество, которое в иных условиях взялось бы за продолжение такой работы, будет бежать от нее, как от огня. История репрессий станет запретной темой на территории нашей страны.
Полагаю, что «национализация» этой информации и ее засекречивание — основная цель нынешнего наступления на Мемориал.
Зачем это нужно государству, вполне понятно. Репрессии невозможно оправдать, но их можно заболтать. «Сколько-сколько миллионов погибло? Нет, ну были, конечно, отдельные перегибы на местах, но в целом весь наш народ как тогда, так и сегодня… Так сколько погибло миллионов? А докажите!»
И уже не докажешь.
Я не смотрел новый фильм про «Ивана Денисовича», но судя по рецензиям, он сделан по той же модели: вот Иван Денисович идет парадом по Красной площади защищать Москву, ему улыбается Вождь Народов, вот он подбивает пять танков под мудрым руководством Вождя, ну, потом, конечно, не без перегибов на местах, но даже в холодном карцере молитва чудотворная его спасает от гибели неминучей и всякая такая развесистая клюква. Солженицынский рассказ о простом советском мужике превращается в расписную матрешку, где трагедия – часть узора. Рассказ об обыденности зла, о простом человеке вывернут наизнанку с этими парадами, подвигами и чудесами. С моралью: мы выстояли, мы победили, ура!
За сохранение уникальной базы «Мемориала» выступают и многие «охранители». Егор Холмогоров предложил не ликвидировать общество «Мемориал», а переформатировать его, переименовав в общество «Память», и другие правые консерваторы его поддержали.
Наталия Осипова
Переименовать «Мемориал» в «Память» — это хороший троллинг у Егора Холмогорова. Но самое важное, всерьез — это сохранить архивы и данные о репрессированных. Из госархивов добыть эти данные очень непросто. Нужна открытая база в общем доступе, это несомненно. Расприватизация темы репрессий — это очень правильно.
Правый Григоров
Реорганизовать «Мемориал», исключив из него враждебную деятельность против России
Конечно политическая часть «Мемориала» жёстко выступала против России, поддерживали даже террористов и радикальных исламистов, не говоря уже о заукраинцах.
Вместе с тем «Мемориал» – это реликт эпохи «Перестройки», и большой объём памяти восстановлен.
Нам не хотелось бы, чтобы пропало наследие и архивы о репрессированных, как историк-архивист я это прекрасно понимаю, а архивы должны открываться.
Потому поддерживаю инициативу Егора по реорганизации «Мемориала» с исключением политической и русофобской деятельности, направленных против государства российского.
Буквально сегодня говорил об этом с воронежским профессором истории Аркадием Минаковым.
Мы готовы выступить в качестве представителей русского гражданского общества, сохранить архивы, историческую память, реорганизовать «Мемориал», исключив из него враждебную деятельность против России.
Отдельная дискуссия развернулась после выступления Григория Явлинского, в котором бывший лидер «Яблока» связал преследование «Мемориала» с «Умным голосованием».
За этим выводом стоит длинная логическая цепочка: за законы об «иноагентах» голосовали в том числе депутаты от КПРФ, а «Умное голосование», в свою очередь, предлагало голосовать за них на последних парламентских выборах – тем самым подписывая приговор оппозиционным организациям.
Дмитрий Колезев
Григорий Алексеевич Явлинский не дает о себе забыть. Вот выпустил очередную статью об уничтожении «Мемориала» и вроде как выступил в защиту, но при этом не преминул заявить, что атака на «Мемориал» стала следствием… «Умного голосования», которое-де привело в Госдуму коммунистов и тем сделало возможным такой шаг.
В общем, коварный Алексей Навальный сидит и из тюрьмы уничтожает остатки гражданского общества в России, негодяй этакий. А Явлинский нас от него защищает.
Ну, я гиперболизирую, конечно. Но вообще, видимо, это не одного Явлинского мысль. Лев Шлосберг недавно в твиттере писал, что происходящее вокруг «Мемориала» стало следствием выборов в Госдуму — победы «Единой Росси» и усиления КПРФ. Правда, слова «Умное голосование» Шлосберг все-таки не произнес. Но его мысль творчески развел Григорий Явлинский.
Свою мысль развивает в телеграме и сам Лев Шлосберг:
Депутаты фракции КПРФ голосовали за эти законы, начиная с 2012 года. Более того – депутаты от фракции КПРФ были инициаторами внесения проектов этих законов. Это и есть реальная позиция политической партии КПРФ. Для КПРФ поддержка этого закона – сознательный политический выбор.
Признанные «иностранными агентами» «Мемориал», Ассоциацию «Голос», «Команда 29», средства массовой информации, отдельных граждан сейчас уничтожают политически, морально и физически по нормам федерального закона, полностью поддержанного КПРФ.
Политическая поддержка КПРФ для сотрудников правозащитных организаций, журналистов, политиков, деятелей культуры и науки – всех, но в особенности тех, кто признан или может быть признан бессудным и волюнтаристским путём «иностранным агентом» – это политическое самоубийство.
Взывать к праву, подписывать петиции с требованием отмены варварского закона об «иностранных агентах» и при этом голосовать за КПРФ и призывать к этому других людей – это политическая шизофрения или «стокгольмский синдром».
С этими умозаключениями спорит поддержавший КПРФ на выборах сотрудник «Мемориала» Александр Черкасов:
Некоторые люди, вроде бы сочувствуя «Мемориалу», указывают, что в наездах на нас виновата КПРФ и те, кто агитировал за неправильных кандидатов (дальше идёт много общих слов). Имеются в виду, очевидно (а в комментах это и не скрывают) Алексей Навальный и его «Умное голосование» (ну и я сам, похоже, виноват, как унтер-офицерская вдова, поскольку агитировал за Михаил Лобанов, за что и был отдельно проклят).
Эти рассуждения — не только гешефт и подмена сущностей. Тут ещё нарушены причинно — следственные связи.
1. Нам достоверно известно, что решительный «наезд» на «Мемориал» замышлялся и планировался ещё в середине лета, задолго до сентябрьских «выборов» (и их итогов, столь неутешительных для, в общем, симпатичных мне людей).
Попытка увиноватить Навального разбивается о даты
2. Бумаги, положенные в основу иска Мосгорпрокуратуры о закрытии Правозащитного центра» Мемориал», датированы декабрем 2020 года — они остались от прошлого прокурорского» наезда», который нам тогда удалось отбить без потерь (да, нас «прессовали» постоянно, — но мы на этом не пиарились).
Так что попытка увиноватить Навального и пр. тут разбивается о даты: это «разводка». Допускаю, что кто-то в это искренне верит, но увы.
Спасибо всем за слова солидарности и поддержки. Только не надо использовать наши трудности.
Многие блогеры высказываются еще резче.
Анастасия Брюханова
Я не понимаю, что должно было произойти с политиками, которые долгие десятилетия называли себя оппозицией, чтобы они внезапно стали оправдывать и даже легитимизировать репрессии. «А что вы хотели? Вы же сами проголосовали, и теперь Путин и все остальные имеют полное право на репрессии» — по сути именно это и пытаются продвигать Лев Шлосберг, Григорий Явлинский и другие представители партии «Яблоко».
Хотя и сторонники Навального, и те, кто голосовал по их рекомендациям, и кандидаты, прошедшие благодаря им, и сам Путин прекрасно понимают, что это не так. Все знают, что избраны случайные люди, «табуретки» без имени и поддержки, поддержанные вопреки, а не благодаря.
Но на сцену вышли проигравшие всё «опытные политики», которые решили обвинить народ, по сути жертву, в том, что их репрессируют. Такую подмену понятий и манипуляцию не смогли бы придумать кремлёвские политтехнологи, такую глупость могут выдавать только озлобленные люди, обнаружившие себя с рекордно низкой поддержкой граждан собственной страны. И которые больше не в состоянии критически оценивать не только себя, но и реальность.
Хочется лишь верить, что когда они обвиняют жертву в том, что она сама виновата в репрессиях, они за закрытыми дверьми не радуются, мол, так этой жертве и надо.
Характер Маши
Характер Маши Дубровской Пушкин описывает несколько противоречиво. Мария – воспитанная и вежливая девушка. Для нее не чужды слова честь и достоинство, она умна, любит читать, хорошо говорит по-французски. Книги были единственной отрадой для нее в доме строгого отца. Она не имеет подруг, их ей заменили книги, музыка, прогулки. Также она любит вышивать на пяльцах. Это занятие стало символичным для Маши, ведь именно за этим занятием застает ее записка от Дубровского.
Тем не менее, Маша не могла не соответствовать воспитанию своего отца. Она делит людей на сословия и статус, пренебрегая вниманием учителя долгое время. Она любит, когда ее хвалят и даже льстят ей. Маша умеет быть скрытной, не показывать свои чувства, ведь жизнь с таким отцом научила ее быть закрытой и не открывать свой внутренний мир. Дубровский не зря влюбился в Машу, ведь эта девушка могла бы стать его судьбой.
Образ Машеньки Троекуровой
Персонаж Маши Троекуровой появляется в седьмой главе романа. В произведении автор описывает её как юную особу, 17 лет, которая очень хороша собой. Она рано лишилась матери и её воспитанием занималась простая крестьянка, нянюшка Егоровна. Когда Машенька повзрослела, к ней наняли молодую, симпатичную француженку-гувернантку по имени Мими, которая должна была обучить девушку французскому языку и благородным манерам.
Её отец — Кирилл Петрович Троекуров, по описанию автора, жестокий и властный человек, который склонен к частым переменам настроения. Тем не менее он безумно любит свою дочь, всячески балует её, не отказывая дочери ни в чём. Так, например, красивым нарядам Маши завидуют женщины, поскольку она притягивает многочисленные взгляды мужчин.
Отец суров к дочери, требователен. Преподаватели обучают Марию наукам, языкам и музыке. Когда в гостиной отца собираются гости, Мария Кирилловна обязана принимать участие и всячески развлекать гостей. Девушка не любит подобных требований отца, но подчиняется, как послушная дочь. В общении с другими замкнута, сдержана и крайне недоверчива.
У героини нет близких подруг, нет возможности обсудить свои мысли и чувства. Поэтому много времени она проводит в одиночестве. Машенька любит гулять, вышивать на пяльцах. Поскольку у отца огромная библиотека, девушка всё своё свободное время проводит за чтением книг. Особым успехом у юной девушки пользуются французские любовные романы.
У Марии есть младший брат Саша, единственный мальчик, признанный отцом, которого Кирилле Петровичу подарила французская гувернантка. Старшая сестра искренне привязана к младшему брату, с удовольствием помогает в воспитании Саши.
С отцом Кирилой Петровичем
Маша и Дубровский
С Владмиром Маша знакома с самого детства. Они были хорошими друзьями, но Владими уехал. Когда он появляется в доме Троекуровых под видом учителя она не узнает его, ведь они расстались детьми и не виделись несколько лет. Но даже в образе учителя, к которому Маша изначально относилась пренебрежительно из-за его статуса, он смог завоевать ее сердце. Для настоящей любви неважно обличие. Мария узнает, что учитель – это и есть Дубровский.
Она готова бежать с ним, спасаясь от брака по расчету до венчания. До самого последнего момента Маша надеется, что Владимир успеет ее спасти. Но после того, как обряд совершен ее выбор остается на стороне клятвы. Это решение она принимает вопреки чувствам, чтобы оставаться верной перед собой и перед Богом. И это тоже говорит о том, что образ Маши Пушкин описывает так, чтобы показать читателю, насколько важно и красиво быть честным и верным клятве, даже если она дана вопреки твоей воле.
Характеристика Маши Троекуровой предстает перед читателем как образ одинокой, разумной девушки, тем не менее не лишенной предрассудков, царящих в доме, в котором она воспитана. Верность клятве делает образ Маши полным и законченным.
Данная статья поможет написать грамотное сочинение на тему «Мария Троекурова», описать внешность девушки и ее характер, отношения с главным героям, обосновать ее выбор в пользу клятвы.
Маша Троекурова
К тому моменту, когда разворачивались события, описаны в романе А. С. Пушкина «Дубровский», одной из героинь этой повести. Дочери Кириллы Петровича, Марии, было всего 17 лет. Прелестный возраст для девушки, когда она расцветает, как весенний цветок. Марья Кириловна Троекурова была очаровательной девушкой, и отец, рано потерявший свою жену, любил ее всей любовью, на какую только был способен. Он мог ее баловать, покупая все, что она ни попросит, но мог быть суровым и строгим. Он хотел, чтобы Марья Кириловна была откровенна с ним, но доверительных отношений с дочерью он так и не добился, потому что девушка никогда не знала, как он отнесется к ее словам, и чего от него ждать: понимания или очередной нахлобучки.
Когда Троекуров решил выдать дочь замуж за богатого Верейского, он думал, прежде всего о благе дочери. Но на благо дочери он смотрел с позиции прожитых лет и жизненного опыта. Замужество давало ей достаток и княжеский титул. Большая разница в возрасте сулило скорое освобождение от старого мужа. Но юная головка, набитая французским романтизмом отказывалась видеть себя женой князя. Она мечтала выйти замуж по любви, решилась бежать из дома. Она так и не произнесла слова клятвы. Священник в церкви, не дождавшись ее ответа, завершил обряд венчания.
Давая характеристику Маше Троекуровой, стоит учесть, что хотя в доме постоянно были гости, Марья Кириловна росла в уединении. Дочери и жены его соседей редко приезжали к Троекурову. Единственной отдушиной девушки была огромная библиотека отца, составленная из французских романов XVIII столетия. Ее воспитанием в отрочестве занималась мадмуазель Мими, молодая симпатичная гувернантка, имевшая кроткий нрав, и подарившая Кириле Петровичу сына Сашу. Стремление маленького Саши помочь Марье Кириловне показывает взаимную привязанность брата и сестры.
Когда в доме появился французский гувернер, «ни слова не знавший» по-русски, Марья Кириловна служила отцу переводчиком в разговорах с ним. Она смягчала грубые слова помещика, не желая оскорбить учителя, который на всех живших в доме произвел хорошее впечатление.
Сословные предрассудки довлели над девушкой. К учителю она сначала относилась, как к слуге. Она не была лишена высокомерия и некоторой доли гордости. Правда, поступок Дефоржа в комнате с медведем заставил Машу Троекурову другими глазами взглянуть на учителя. Она поняла, что храбрость и хладнокровие присущи не одному лишь дворянскому сословию. Они вместе музицировали, он давал ей уроки пения. Маша была способной девушкой с прекрасным голосом. Незаметно для самой себя она полюбила Дефоржа-Владимира.
Когда к Марье Кириловне посватался князь Верейский, она не спешила с отказом. Можно допустить, что в первый день она растерялась и не смогла вымолвить ни слова, но потом, на второй, на третий день она могла серьезно поговорить с отцом, попытаться уговорить его отказаться от этого брака. Она этого не сделала. Тут, как ни крути, можно понять Кирилу Петровича. Были потрачены средства на подготовку свадьбы, приглашены гости. Отмена свадьбы – это скандал, которого Троекуров допустить не мог. После сговора она не раз вместе с отцом ездила к князю в гости, и у нее была возможность поговорить с обоими одновременно. Это говорит о том, что Маша колебалась.
Если бы она, в самом деле, не хотела выходить замуж, она бы в первый же день заявила бы отцу, что не выйдет замуж за князя. Однако она принимала его ухаживания, возможно, ей льстила перспектива стать хозяйкой в имении Верейского.
Большинство читателей в отказе Марьи Кирилловны уехать с Дубровским после венчания, видят ее верность слову. Но между строк читается и другая причина. Обида на Дубровского за опоздание. Она не знала, что Дубровский получил ее кольцо с опозданием, и что виной этого было чрезмерное усердие Саши. Наконец, ей польстила храбрость старого князя, который, не растерялся и выстрелил в разбойника. Как она может теперь доверить судьбу такому ненадежному человеку, который обещал ее освободить и не сделал этого. Получается, что в дальнейшем он также будет везде опаздывать и подводить, и доверить свою судьбу ему нельзя.
В заключение, стоит заметить, что князь Верейский тоже не любил Машу Троекурову. Для него она стала дополнением к его английскому интерьеру и роскоши. Молодая красавица жена, с которой не стыдно появиться в свете – по его мнению, должна была добавить вес его имиджу. Плюс (вероятно) немало приданое. Но особой любви и нежности он к Марье Кириловне не испытывал. И, скорее всего, она в его имении будет предоставлена самой себе.
Полезные ссылки
Посмотрите, что у нас есть еще:
- для самых рациональных — Краткое содержание «Дубровский»
- для самых нетерпеливых — Очень краткое содержание «Дубровский»
- для самых компанейских — Главные герои «Дубровский»
- для самых занятых — Читательский дневник «Дубровский»
- для самых любопытных — Анализ «Дубровский» Пушкин
- для самых крутых — Читать «Дубровский» полностью
Тест по произведению
- Вопрос 1 из 16
Образец 4
Маша Троекурова главная героиня повести «Дубровский». Совсем юная, изнеженная девушка мечтающая, как и все ее сверстницы о большой и чистой любви. Она представляет, что обязательно явится прекрасный принц, с которым она будет счастлива и в шалаше. Вот только от реалий жизни она далека. Отец богатый помещик создал все условия для ее прекрасного воспитания, и чтобы девушка ни в чем не нуждалась. Маша и не знает, как жестока, бывает жизнь.
Вообще Пушкину нравилось писать про молодых девушек, о том, как они вступают во взрослую жизнь. Не всегда, по мнению читателей это заканчивалось хорошо. Допустим, начинаешь переживать о Маше Троекуровой, что ее выдали замуж за старика. И только набравшись жизненного опыта, понимаешь, что для нее это был неплохой выбор. Привыкшая к роскоши хоть и деревенской, она бы просто не смогла жить даже немного себя, ущемляя в чем-то. Не могла она, и ослушаться отца
Сам Троекуров хоть и самодур, зато воспитывает своих детей в духе современности, нанимает им учителей. Маша натура не только утонченная, но и романтичная, поэтому красавец француз, который не только может научить грамоте, но и дать уроки музыки, и пения пришелся ей по нраву. Самое большое впечатление он произвел на девушку когда смог за себя постоять в схватке с медведем. После этого даже Кирила Петрович его зауважал.
Узнав, что учитель и есть разбойник, она вначале растерлась и испугалась. Зато потом ей это даже понравилось, романтика, острые ощущения. Она себя уже представляла героиней романа влюбленного в свирепого разбойника и разделяющего с ним все тяготы бродячей жизни. Неизвестно чем бы все кончилось, но тут вмешался князь Верейский со своим сватовством. И отец не смог устоять, чтобы не породнится с богатым князем. Пристроить получше дочь и не важно, что жених старый главное богатый и Маша ему нравится.
К тому же обстоятельства сложились, так что Дубровский опоздал, и Маша уже обвенчалась. В этот момент, когда спаситель предложил ей бежать, она отказала. То ли она одумалась и поняла, что не сможет жить без роскоши, то ли побоялась гнева отца, то ли не захотела нарушать священную клятву супружества, никто не знает. Начитавшись романов, где влюбленный везде успевает, она просто не ожидала, что Дубровский опоздает. Для нее это был шок. Только Маша остается с князем.
Никто не может сказать будет ли Маша счастлива, и как надо было поступить, остается надеяться сложится для нее наилучшим образом.
Другие сочинения: ← Образ и характеристика Марьи Гавриловны в повести Метель↑ ПушкинОбраз и характеристика Лизы в повести Пиковая дама →
Признание
Образ Маши Троекуровой приобретает новые черты с того момента, когда отец объявляет ей о сватовстве старого князя. За несколько месяцев до этого события между Машей и Дубровским произошло объяснение. Дефорж назначил ей встречу в саду. На это свидание героиня пушкинской повести пошла, не подозревая о том, какую страшную тайну откроет ей возлюбленный.
Отношение Троекурова к Маше было нежным и любящим. Он боготворил ее. Но вместе с тем в этом отношении присутствовала жестокая властность, которая, впрочем, руководила всеми чувствами Кирилы Петровича. Можно сказать, что отец испытывал нежность и мягкость к дочери только до тех пор, пока все шло по его плану. Но появление ненавистного жениха пробудило в девушке черты характера, которые доселе она не обнаруживала: упорство, решительность и стремление противостоять прихотям отца. Судьба Маши Троекуровой, несомненно, сложилась несчастливо. Она стала женой неприятного ей человека. До последнего момента она ждала Дубровского. Но когда во время возвращения молодоженов из церкви, карету князя настигла банда во главе с ее возлюбленным, Маша отреклась. Молодая княгиня отказалась от него и от своей любви. Причина – клятва, которая была дана у алтаря.
Француз-учитель
История любви Дубровского и Маши Троекуровой начинается в тот момент, когда еще никому не известно то, что под видом учителя скрывается не кто иной, как пресловутый разбойник, пугающий своими грабежами всю округу. Воспитанная в духе дворянских предрассудков, Маша не удостаивает вниманием француза. Он для нее все равно что слуга или мастеровой. Однако происшествие, свидетелем которого стали и барин, и его гости, и сама Маша, изменило ее отношение к учителю и зародило чувство в ее романтичной душе. С тех пор Дубровский и Маша Троекурова стали проводить вместе больше времени. Дочь Троекурова влюбилась, сама себе в этом не признаваясь и не ведая, кем является на самом деле предмет ее вожделений.
Дочь грозного Троекурова
Повесть начинается с изображения весьма колоритного образа – отца Маши. Самолюбие, тщеславие и безнаказанность порождают жестокость в его характере. Троекурова боятся, ему во всем угождают. К тому же он проявляет всяческие пороки, характерные более для человека малообразованного. Сомнительные развлечения и вседозволенность отца – это то, что главная героиня произведения видит с ранних лет. И это, несомненно, не может не повлиять на ее нрав. Характеристика Маши Троекуровой – скрытность и твердость. Хотя, как и полагается дочери богатого дворянина, составляющими ее образа являются также утонченность, образованность и любовь к французским романам.
Сочинение: Характер Маши Троекуровой из романа «Дубровский» (А.С. Пушкин)
(540 слов) Главный герой в романе – Владимир Дубровский, но главным человеком в судьбе самого Дубровского становится Марья Троекурова. После смерти отца и потери имения, Дубровский ведёт разбойничью жизнь, он не становится настоящим разбойником, для которого убийство и грабёж — привычные занятия. Он мечтает отомстить обидчику отца. Проникнув в дом Троекурова, он знакомится с его дочерью – Машей. И с первого взгляда влюбляется в неё.
Маша вросла без матери, её воспитывал отец, поэтому Марья была к нему привязана. Однако тайны сердца вверить не могла – слишком разными они были людьми. Марья росла в одиночестве, никогда не выезжала из родного имения, но в её распоряжении всегда была библиотека. На момент повествования ей 17 лет, и она очень красива. В отличие от отца, Маша владеет французским и помогает ему с переводом. Во время знакомства с Дефоржем, именно Маша служит отцу переводчиком.
Внутренний мир Маши Троекуровой богат, благодаря прочитанным книгам. Для неё характерна романтичность, девушка читает французские романы, мечтательна. Она сближается с Дубровским, когда он вызывается преподавать ей уроки музыки. Это помогает им ближе узнать друг друга.
Образ Марьи раскрывается больше, когда возникает стержневой конфликт с отцом. Он хочет выдать её замуж за старого, но богатого помещика Верейского, а Маше приходится выбирать между любовью к отцу и собственной свободой. Несмотря на разность мировоззрения и характера, Маша любит отца и очень привязана к нему, как к единственному родному для неё человеку. Но его взгляды на жизнь не близки Маше. Она никогда не участвовала в пирах и весёлых сборищах, которые устраивал отец. Едва ли можно представить себе, что Марье по вкусу жестокая шутка с голодным медведем. Ей приходится очень нелегко, когда отец говорит ей о замужестве. Стоит отметить, что и у самого Троекурова сжималось сердце от просьб дочери. Но он не был способен понять её и настоял на свадьбе. Маша – девушка, которая дорожит своей свободой, и как бы тяжело ей ни было, она решается пойти против воли отца. В те времена — это отчаянный, смелый поступок. Но преступить обещание, данное Богу, для Маши немыслимо. Она успела полюбить Владимира, найти в нём опору и близкого себе человека. Она по достоинству оценила способность Дубровского отказаться от мести.
Сначала Маша пытается уговорить отца, объяснить ему, что брак без любви – тоже грех. Эти попытки сохранить доверительные отношения с отцом, характеризуют её как человека, способного ценить близких, какими бы они не были.Не найдя понимания, Маша обращается к Дубровскому за помощью. К сожалению, обстоятельства складываются неудачно, и Дубровский пребывает к церкви после венчания. Маша отказывается принять освобождение. Теперь она не может позволить себе сбежать. Это принцип, то, во что она верит. Если бы Маша сбежала с Владимиром после венчания с Верейским, она бы предала свои убеждения. И не смогла почувствовать себя счастливой. Идти против себя – значит предать себя. Маша выросла в патриархальном обществе, и, будь условия её жизни другими, у неё могли быть другие принципы и установки. Маша бы посмотрела на это другими глазами. Но она расценивает побег с Дубровским как грех и предательство себя и Бога, так как уже дала согласие в церкви.
Маша Троекурова была типичной представительницей своей эпохи и своего окружения, и ей была уготована типичная для того времени судьба — выйти замуж за богатого старика и продолжить его славный род. Но могла ли она разделить мытарства и лишения человека без капитала и положения в обществе? Вероятно, нет, поэтому решение ее отца выглядит не таким уж жестоким.
Автор: Таисия Ишниазова
Образ Дубровского
Судьба главного героя – логическое продолжение участи его отца. Пушкин, создавая этот образ, опирался на литературные традиции, созданные еще Шиллером. Однако русский персонаж лишь в общих чертах напоминает шиллеровских разбойников. Судьба Дубровского необычна. Но обстоятельства, которые повлияли на нее, вполне обыденны для России того времени.
Характеристика Маши Троекуровой – романтичность и мечтательность. И это не удивительно, ведь она очень молода, одинока, а в ее распоряжении огромная библиотека. Чтение романов оставляет в ее душе след. И появление бесстрашного, но несчастного молодого человека, который «вышел грабить на дорогу» по вине ее отца зарождает в ее сердце настоящее сильное чувство. Это чувство способно даже преодолеть страх перед родителем. История любви Дубровского и Маши Троекуровой – печальная история детей двух враждующих семейств. В ней есть сходство с трагедией Шекспира. И, хотя исход не так печален, как завершение пьесы «Ромео и Джульетта», безграничная грусть есть в пушкинской повести. Дубровский не только человек без будущего. Он тот, кто не смог завершить план мести, который вынашивал долгое время. Этому помешала любовь. Но и ее он утратил.
Марии нравилось у Степаныча в гостях. Жила считай на всем готовом, но даже не в этом дело, она согласна была и у плиты постоять и полы помыть, но старик отстранял, везде все сам делал. Просто сам ритм жизни был неспешный, размеренный, никуда не надо было спешить, бежать, психовать и стрессы испытывать. А отпуск своим чередом подходил к концу. Завтра вечером и поезд уже.
Как пора пришла уезжать, Мария захандрила, капризничать начала, губки дуть. Вроде и сама не понимала в чем дело, ехала-то развеяться, кажется и домой ее тянуло, а теперь вот как получалось, срывалась на Степаныча, почем зря. Тот тоже в долгу не оставался, огрызался в ответ, но и отходил сразу, все-таки сноха гостья его была.
Чтоб обстановку разрядить, свекор бутылку достал, на стол накрыл, предложил выпить. Мария равнодушно поддержала, но три рюмки справно опрокинула. Вроде со хмеля и жизнь новыми красками заиграла.
— Хочешь, на лошадях покатаемся? – все пытался угодить снохе дед.
— Ни-ха-чу! – медленно ответила женщина.
— Ну давай-ка тогда еще по одной. – Степаныч разлил твердой рукой прозрачную, как слеза, самогонку. Выпили. Закусили.
Мария все больше хмелела, вела себя развязано, не так, как обычно. Сходила наверх, спустилась с сигаретами, закурила прямо в доме. Старик ничего в ответ не сказал, но она не унималась, подначивать старика начала. Всякие остроты в его адрес отпускать, пока и вовсе в конец не разругались.
Мария ушла к себе наверх, собирать сумки и пообещав, не дожидаясь завтрашнего дня, через час покинуть эту конуру. Степаныч молча махнул рукой, мол делай, что хочешь и снова налил себе до краев. Так бы и разбежались врагами, не явись в тот момент к Степанычу Пашка Паскудник. Его фамилия была Паскудняк, но все его Паскудником кликали, да и сам он по жизни соответствовал такому прозвищу.
Степаныч вообще отшельником прослыл, с деревенскими почти ни с кем дружбы не водил, а с такими элементами как Паскудник, так и подавно. При иных обстоятельствах его бы и в дом не впустил, а то и в зубы бы треснул. Но вот сейчас, душа обиженная требовала хоть какой-то мужской компании, пусть даже этого пропащего старика.
А тот как чуял: всегда знал, где вовремя появиться, то на свадьбу явится с букетом увядших ромашек, невесте счастья пожелать – не погонишь же. То на поминки к кому придет, да речь сложит, что при жизни он с усопшим друг в друге души не чаяли, а ведь на самом деле и знались то едва. Вот так и выживал Паскудник.
— Степаныч, — начал он с порога, глядя с мольбой мутными глазами (одно бельмом заплывшее), — выручи, а? Трубы горят, ей богу. До хаты не дойду, помру! Плесни сто грамм?
— З-заходи, черт с тобой! – сквозь зубы процедил Степаныч и впустил незваного гостя в дом. Паскудник протиснулся обдав хозяина букетом мужицких ароматов: перегара, табака, пота и лука, юркнул за стол и присев на краешке стула (на тот самый, на котором Мария свекра дразнила, подгибая под себя ногу и не прикрывая своих прелестей), нетерпеливо теребил в руках потрепанную шапку.
Олег Степаныч достал чистый стакан, налил щедро, плеснул и себе и чокнувшись со стариком выпил залпом. Паскудняк же пил маленькими глоточками, медленно, от чего кадык на его дряблой шее непрестанно дергался – толи смаковал удовольствие, толи прожженный алкоголем пищевод не принимал разом такую дозу алкоголя. Допил как чай, не поморщился даже, крякнул и отщипнув крохотный кусочек от корочки хлеба отправил его в рот.
— Да ты закусывай нормально! Закуски полно! – гомонил Степаныч.
— Да не, это… я сыт! – скромно отнекивался гость, однако рука потянулась к тарелке с солениями, и через секунду Паскудник уже хрустел огурцом, пережевывая его редкими зубами.
— А я смотрю табаком у тебя пахнет, ты ж вроде не курящий был. В гости кто приходил? – со знанием дела поинтересовался старик.
— Да, так, — свекор поморщился, — сноха у меня гостит.
— А-а! Ну так я тогда побегу, а то неловко как-то, — Паскудник вроде засобирался, но сам недвусмысленно кидал жадные взгляды на бутылку.
— Куда это? – крупные морщины прорезали лоб Степаныча. – Сиди, бля! Только пить начали! Я ж не гоню.
— А…, — гость многозначительно поднял палец к верху, указывая на второй этаж и имея ввиду сноху, — ничего не скажет?
— Не скажет, — процедил свекор, наливая по очередному стакану. Хотел еще что-то добавить, да смолчал.
— Ну, дай бог тебе здоровья! И всей семье твоей! – Паскудник поднял стакан и так же аккуратно, мелкими глоточками влил в себя содержимое. Теперь уже закусывал он нормально. Брал помногу, набивал полный рот и быстро жевал, словно Степаныч передумает, схватит деревенского за шиворот, выволочет из-за стола и вышвырнет на улицу.
— У меня тоже две снохи было, и зять еще. Дак вот, Галка-то, старшая значить, померла лет пять как тому назад. Рак у ей был. Зятя в афгане прострелили. А Нюрка, та что младшая, так в город уехала, в медицине где-то или в аптеке работает. Большой человек! Во-о! – Паскудняк выпил очередную порцию, утирая губы ладошкой. — А твоя чем занимается, тоже из города?
— В торговле, – нехотя отсёк Степаныч. – А ты как в наших краях оказался? Каким ветром сюда занесло? Ты ж на другом конце деревни обитаешь!
— Дак я это, к Генке Салогубу шел. Он порося резал, праздник у их. Думал, может подсобить что надо, а там глядишь и мне бы что перепало. А тут чую, ну все, конец мне. После вчерашнего-то, сердечко прихватило, хоть в сугроб ложись да подыхай. Благо ты дома оказался, подлечил.
***
Мария лежала на кровати уткнувшись в подушку и сожалела о своем поведении, сама не понимая какая муха ее укусила, ведь все нормально было. Наверное ПМС, она всегда стервозной в такие дни бывала. Надо было спуститься с Степанычу, извиниться, а то совсем нехорошо получается. Но Мария слышала, что кто-то пришел к нему, снизу доносились голоса. Как-то стеснительно было спускаться, неловко, все ждала, когда гость уйдет, но, похоже, там, внизу посиделки только набирали обороты.
От употребленного накануне алкоголя хотелось пить, а наверху питьевой воды не было, волей неволей пришлось спускаться.
— Ну вот, явилась, несмеяна. – прокомментировал захмелевший свекор. – Багаж упаковала? Может с нами посидишь на дорожку?
— А может и посижу, — ответила она, сверкнув глазами в сторону Степаныча, а затем повернулась к Паскудняку и поздоровалась. – Доброго дня!
— Здравствуйте! Здравствуйте, – по-козлинному заблеял старик, ерзая на стуле и бросая на Степаныча многозначительные взгляды: мол хороша, дивчина-то!
Свекор тем временем разлил, долив остатки из литровой бутылки и зычно сказал:
— За любовь!
Мария усмехнулась, легонько тронувшись стаканом свекра и его гостя, выпила, запив морсом. Затем вытащила из кармана халата пачку и закурила, сделав губы буквой «о» и выпустив дым к потолку.
Паскудняк жадно втянул носом дым и немного помявшись спросил:
— А не позволите ли сигареточку?
Мария протянула ему пачку и щелкнула перед носом зажигалкой.
Паскудник благодарно кивнул и принялся с интересом разглядывать женщину, задерживая мутный взгляд на голых коленках, полушариях грудей под халатом. Мария ощущала на себе этот липкий и грязный как жижа взгляд, но терпела, ей снова хотелось досадить Степанычу.
А тот словно и не замечал ничего, встал, хрустнув коленями и пошел в кладовку неопределенно буркнув:
— Еще принесу!
Когда свекор вышел, Паскудник мгновенно оживился и даже мутный взгляд обрел ясность.
— Как погостили у нас? – он облизнул бесцветным языком пересохшие губы и докурив до фильтра затоптал окурок в консервной банке.
— Замечательно! Натрахалась вдоволь! Степаныч-то еще дай бог мужик!
От такого поворота Паскудняк и рот раскрыл, не зная что сказать. Верно, говорят, молодые да городские бабы нынче не те что раньше, мелют не зная что, будто язык без костей. А Мария словно в подтверждение ногу с коленки сняла и другую закинула, на несколько секунд раздвинув бедра, в духе Шерон Стоун. У старого, от увиденного на лысине крупные капли пота выступили, хотя конечно он толком и не увидел ни чего, но вот сам жест…
— От то да-а! – сказал он в пустоту, так и пялясь на круглые голые колени.
Зашел пошатываясь Степаныч, принес еще литр, а Паскудник вдруг как-то быстро засобирался, даже на посошок выпить не дождался, но сигаретку из пачки, лежавшей на столе, стрельнул, бросив на Марию заискивающий взгляд. Когда дверь за ним захлопнулась свекор снова налил и икнув выпил, а Мария снова задымила.
— Хорошие друзья у тебя тут, – она сидела развалившись в кресле и поставив ногу на сидение, обхватила колено рукой. Свекор заметил, что трусиков под халатом на девушке нет. Да откуда им и быть, она вообще их не надевала, пока у Степаныча жила. А зачем, никогда не знаешь в каком углу зажмет этот похотливый дед и отымеет, да она и сама постоянно текла как сучка. Вроде и сейчас со свекром ругалась, а сама про его член думала.
— Он не друг.
— Я так и поняла.
— А ты зачем тут весь этот цирк устроила?
— Подразнить тебя хотела. Скучно стало!
— Считай, раздразнила! – Свекор был уже изрядно пьян, встал, шатаясь из-за стола, двумя руками расстегивая пряжку ремня, ширинку и доставая твердый эрегированный член. Зажав его в кулаке, словно рукоять меча он направился к Марии. Подойдя встал перед ней, сжал пятерней волосы на затылке и притянул, пока приоткрытые губы головки не коснулись. Мария пыталась сопротивляться, больше для виду, но жилистая рука крепко сжимала волосы, и сопротивляться было себе дороже. Женщина сдалась.
А Паскудник, сволочь, не ушел никуда. Как ранее говорилось, чуйка у него имелась на всякие такие приключения. Он затаился у окна и дождался таки своего. Степаныч размашистыми движениями насаживал голову снохи на член, а когда они размыкались, женщина смачно сплевывала на головку слюну и подхватив губами стекающую по стволу каплю, вновь брала в рот. Паскудник ощутил в штанах жар и нарастание мужской силы. Давно он не испытывал этого ощущения, как-то за регулярными возлияниями плотская страсть отошла на самый дальний план, а потом он о ней и вовсе позабыл – и без этого ему хорошо было, да и бабы уже давно вокруг опустившегося алкоголика не крутились.
Засунув руку в карман и зажав возбудившийся член Паскудник скорым шагом заковылял к деревне. У него свой план созрел.
А в этот момент Мария довела свекра до исступления, но не стала член в рот погружать, а лишь голову назад запрокинула, прислонила головку к нижней губе и кончиком языка потеребила уздечку, пока густое семя на лицо не брызнуло. Ей именно этого и хотелось. Хотелось спермы на лице и чтоб Степаныч это видел, наблюдал этот процесс, как тугие струи выплескиваются на красивое личико, как стекают густые белые капли по подбородку, капая на грудь и на халат. Как она это все пальцами размазывает и потом их облизывает улыбаясь, и глядя на свекра снизу вверх. Но игра еще не кончилась. Мария с перепачканной мордашкой и потеками на шее встала, к столу подошла, нашла место свободное среди закусок и стаканов, халат распахнула, и села на стол голой попой, раздвинув ноги и приглашая старика в свое лоно. В свете люстры поблёскивали на женской розовой плоти хрустальные капельки сока. Их дед и слизал в первую очередь, а потом погрузился поглубже языком, делая умелые движения и доставляя женщине неописуемый восторг.
***
Незваные гости явились через час с небольшим и стали неожиданностью, как для хозяина дома, так и для его гостьи.
Степаныч с Марией приятно расслабились после нахлынувшей страсти лежа на удобном угловом диване в гостиной, бесцельно пялясь в цветную картинку на телевизоре и лениво гоняя в голове разные мысли и недалекие воспоминания. Оба даже позабыли утренние невзгоды и распри, сноха лежала запрокинув ногу на бедро свекра и положив голову ему на грудь.
В дверь забарабанили, мичман нахмурился, зашевелился, спугнув уют, Мария с сожалением сползла с его груди
— Кого опять черт принес? – заворчал дед, вставая с софы и направляясь к двери.
В свете уличного фонаря маячили три деревенские морды: веселые, хорошо поддавшие. Возглавлял когорту уже знакомый Паскудник, рядом стоял, покачиваясь на кривых ногах и шевеля густыми рыжими усами и бородой Генка Салогуб. А сзади, возвышался каланчой на голову выше остальных, с шапкой на затылке и дебильной улыбочкой Парасоха – племянник Салогуба и местный дебил, в прямом смысле этого слова — деревенский дурачок, безобидный и здоровый как самосвал. Салогуб когда куда шел, всегда с собой его тащил.
— А мы, эт… мимо шли и … зайти решили… отблагодарить, — начал заикаясь Паскудник.
— Чего надо? – недружелюбно проворчал Степаныч.
— Так это. Я вона свина зарезал, решил мяском угостить, по-соседски. – встрял Салогуб. А племянник вторил ему:
— Ага! Ага!
— У нас и бутылочка есть, ота! – Паскудник выудил из-за пазухи бутылку с перекатывающимися на донышке ягодками. – Брусничная! У-у-бойная штука. Посидим, а? – по-своийски завершил он свою речь и снова дурачок дополнил.
-Ага! Посидим? Ага!
— Нет! – буркнул Степаныч намереваясь захлопнуть дверь, но тут в проеме появилась приветливая головка Марии.
— Олег Степаныч! Негоже мужчин в ночи за дверь выставлять. Пускай уж проходят, посидите, а я Вам мясо приготовлю!
Степаныч опешил и посторонился, а Паскудняк бросил торжествующий взгляд на Салогуба что-то нечленораздельно мыкнув, что могло означать: «Видал! Что я говорил? Огонь дивчина. А ты идти не хотел» и протиснулся мимо хозяина, следом поспешил Салогуб, а там и Парасоха, соглашаясь со всеми и во всем:
— Ага! Ага!
Мария вдруг поняла, как можно себя развеселить: как бы здорово ни было со Степанычем, но ей не хватало кого-то еще, других людей. Он же ее ни в деревню не выводил, хотя б в магазин, вот ей и захотелось деревенского колорита, пусть хоть в лице этих старых пропоиц.
Ей дали пакет с мясом — чистая вырезка килограмма на три, парное еще, такого на рынке не купишь, тем более в магазине. И пока странная компания озираясь и бросая взгляды в сторону привлекательной женщины рассаживалась за столом, женщина отправилась на кухню, жарить мясо, в пол уха слушая беспорядочный гомон мужских голосов. Через десять минут Степаныч позвал Марию за стол, старик уже был изрядно на веселе, но на ногах держался крепко – привык в шторм на палубе торчать!
— Пойдем-ка с нами выпьешь!
— Я попозже, а то мясо подгорит!
— Нет! Сейчас! Огонь потише сделай и не сгорит, — Степаныч приобнял женщину за талию и почти силой потащил за стол, где вовсю шумело мужское веселье. Едва появилась женщина в поле зрения, как три пары глаз воззрились на нее, словно она была совершенно голая. Мария даже поначалу опешила от этого, в душе проскользнуло тенью нечто схожее со страхом, но в тот же миг, все в той же душе вдруг затеплился какой-то огонь. Что-то неведомое доселе, какая-то порочная сущность, пропитанная насквозь плотскими желаниями и грешными поступками. Все это происходило секунду-две, не более, а тут уже и стул придвинули, и тяжелая рука Степаныча на плече повелевала сесть, и рюмку розоватого пойла до краев налили.
— Ну, за дам-у. – Распушил свои рыжие усы Салогуб!
Все чокнулись, выпили. Питье оказалось довольно приятным, хоть и крепким. Неторопливо растекалось внутри, убаюкивая, окутывая в что-то нежное, приятное. Мария сразу захмелела, у нее что-то спрашивали, что-то ей говорили, свекор, не стесняясь, положил горячую ладонь ей на колено.
— Ой! У меня ж мясо сгорит! – вскочила Мария и торопливо вышла в кухню, ощущая ягодицами как по ним скользят, словно ящерицы похотливые мужские взгляды. Нормальная бы женщина уже давно сбежала наверх, заперлась, да и свекра попросила бы всю эту шебутную компанию разогнать. Но Мария сама не понимала что происходит, словно какой-то недотрах зудел между ног, любопытно ей вдруг стало «а чем все это кончится? Чем все это МОЖЕТ кончиться»?
Мясо подрумянилось, можно было подавать на стол. Мария принесла прямо на сковороде, шипящее, и поставила в середину, между закусок, стаканов, полупустых бутылок. Мужики сразу накинулись на горячее, а снохе есть не хотелось, и она, улучив момент, незаметно вышла на улицу, прихватив сигареты и накинув на плечи свёкров овчинный тулуп.
Морозный вечерний ветерок приятно освежил и румяные щеки, и голые бедра, бесцеремонно проскользнув под махровый халат, но обжегся о «то самое» место и поспешил ретироваться. Мария жадно затягивалась, сама не понимая, что с ней происходит, вроде и не так пьяна была, хмель весь давно уже выветрился, а желание с каждой минутой только приумножалось, и не просто желание, а животная похоть, до дрожи в коленях. Дверь приоткрылась, и сначала из-за нее вместе с облаком пара выглянуло простое лицо Парасохи, потом появился и он сам, неопрятный, здоровый, дикий и дурной.
— Покурим? – спросил? И не дожидаясь ответа, взял из тонких женских пальцев недокуренную сигарету. Облизал языком фильтр, там, где его касались губы Марии и после этого затянулся. Грудь могучая от этого вздоха стала еще больше.
Парасоха вроде как незаметно, под брюками член поправил, но Мария усекла, удивилась, еле сердце удержала, так забилось оно. Слишком уж крупное и длинное проглянулось ей на миг под штаниной. В этот момент старики с шумом высыпали на улицу, и Мария, ощутившая вдруг что продрогла, поспешила зайти в дом. Протискиваясь на тесном крылечке мимо Парасохи, словно нечаянно она коснулась его «там» рукой и ощутила, что не привиделось ей, а действительно внушительную дубинку носит в штанах деревенский дурачок.
Мария вошла в дом, тулуп на крючок повесила, подышала на озябшие ладони. За столом Степаныч скучал — на перекур со стариками не пошел, а как Мария появилась, так на нее глаза поднял. Оба на миг замерли встретившись взглядами, оба поняли, что хотят одного и того же в тот самый миг. Женщина быстро подошла к старику, села к нему на колени, раздвинув ноги и словно оседлав, притянула к себе его седую голову и нащупала мягким ртом губы свекра. Ее возбуждало все ненормальное, нестандартное, все то, что в обычной жизни, в обычной ситуации оттолкнуло бы. Заставило бы задуматься, сомневаться. Ее притягивала разница в возрасте, дряблая кожа на шее деда, шершавые грубые пальцы, седой ежик волос, колючая щетина. Манили запах и вкус на его губах: жареного мяса, алкоголя, лука. А еще она трепетала от того, что в любой момент могут зайти гости Степаныча, вернувшиеся с перекура и увидеть их в такой позе. Конечно они наверняка догадываются, что между снохой и свекром не просто родственные отношения, но то — догадки, а тут нате-ка, воочию и наглядно.
Мария упивалась этим поцелуем, ситуацией, брызнувшей наружу похотью. Она терлась промежностью о Степаныча, мечтая лишь об одном, чтобы скорее ее пусто лоно было наполнено, заполнено, занято.
Дед одной рукой грубо мял ей грудь, сжимая почти до боли, нащупывая под тканью горошину соска и пощипывая ее. Другая его ладонь так же крепко сжимала ягодицу женщины, путаясь в подоле халата и пытаясь проникнуть под одежду. Сноха же, опустив руки вниз, ощущала твердь свекра в брюках и так же пыталась добраться до горячей живой плоти, путаясь в пуговицах на ширинке. Оба полностью погрузились в бездну страсти, отключив какие-либо инстинкты из внешнего мира, и именно в тот момент когда Марии удалось освободить член свекра от одежд, едва она обхватила его тонкими прохладными пальчиками предвкушая проникновение его в ее женскую тайну, в тот самый момент все гости такой же гурьбой ввалились в дом накурившись, надышавшись, да так и опешили от увиденного, в один голос сказав:
— Ох, ёпт!
— Во бля!
-Ага, ага!
Мария со свекром или не заметили вошедших, так увлечены были своей страстью, или просто сделали вид, что не заметили — чего уже кайф обламывать? Женщина сдвинула трусики в сторону и еще теснее придвинувшись к Стрепанычу наскочила на его член скользкой вульвой, протяжно застонав и раскачиваясь в ритме похотливого танца.
Паскудник тыкал локтем Салогуба, мол «Что я тебе говорил, а?», а тот лишь таращился во все глаза, раскрыв рот и машинально сжимая сквозь брюки свою вялую плоть.
Первым среагировал Парасоха, даром, что дурак: спустил портки до колен, достав елду длинной с локоть и привычными движениями поглаживая своего питона подошел прямо к совокупляющимся, добродушно повторяя:
— Ага! Ага!
Он так и стоял рядом, пялился и дрочил, когда его одновременно увидели/ощутили свекор с Марией. Женщина немного откинулась назад и Парасоха при этом увидел вблизи само таинство проникновения, как толстый щупалец Степаныча, увитый фиолетовыми венами погружается в алую раковину женщины, словно в разверзнутую плоть рваной раны. Мария протянула руку и обхватила член молодого парня пальцами, будто ствол небольшого дерева. Парасоха заулыбался и закивал, когда Мария начала водить кулаком вдоль длинного основания, все также ритмично покачиваясь на сучке Степаныча.
Дед в свою очередь воспринял все это с недовольством, что явно отразилось на его лице, но ничего не сказал: если его девочке нравилось, то пусть так и продолжается!
Мария на миг выпустила член парня, взяла его широкую ладонь, положила себе на грудь и сжала. Дурачок понял, что надо делать и радостно закивал, тиская женские формы:
— Ага! Ага!
А Мария снова взяла в руку его член, мысленно примеривая его на себя. В комнате стало жарко, она ощущала, как по спине и между грудей стекают капельки пота, а на лбу и на шее выступила испарина. Женщина вошла в раж, она наслаждалась представлением и ей нужны были зрители, потому она вдруг выпустила член Парасохи, и слезла со Степаныча. Развязав запутавшийся пояс женщина скинула теплый махровый халат, оставшись в длинной футболке и высоких гетрах. Повернувшись лицом к старикам и спиной к Степанычу она немного помедлив приподняла футболку, показав зрителям свои светлые трусики, а потом взялась за резинку и быстро стянула их, ногой отшвырнув в сторону. Парасоха тут же побежал подбирать, а Мария уже брала не потерявший твердости член Степаныча и направляла его в свое лоно, снова усаживаясь на свекра сверху, только теперь спиной к нему и лицом к его гостям. Старики подошли поближе, Салогуб подвинул стул, а Паскудник уселся прямо на пол не сводя глаз с женского плода, покрытого черными кудрявыми волосиками, в который нагло и хищно, с каждым толчком все глубже, вторгался свекор.
Старики, раскрыв рты и до сих пор не веря, что им подфартил такой спектакль, мяли свои промежности, и если у Салогуба орган можно было охарактеризовать как «твердо-мягкий», то Паскудник второй раз за сегодняшний день испытывал самую настоящую мужскую эрекцию, по твердости не уступающую Парасохе или Степанычу.
Мария озорничала: она улыбалась, она осыпала искрящими взглядами все вокруг, она так сладко стонала, что даже не наблюдая происходящее, а только слушая ее голос можно было возбудиться и кончить. Она приподнимала футболку, показывая, что и как происходит там — внизу живота, она задирала ее до шеи, открывая нижние полушария грудей, но дразня и прикрывая тканью соски.
Старики шумно сглатывали, дергая острыми кадыками на щетинистой шее, Парасоха, про которого Мария забыла, обиженно тыкался членом ей в плечо. Женщина повернула голову в его сторону и недвусмысленно разомкнула губки, высунув наружу мокренький язычок. Обрадованный дурачок спешно начал пихать свой болт ей в рот, что Мария чуть не подавилась, и ей пришлось очень широко раскрыть рот, что аж скулы заныли. Чуть не задохнувшись и выпустив этого богатыря изо рта Мария жадно хватала воздух, решив больше не испытывать судьбу, и просто облизывала набалдашник головки губами и языком. «Что будет если он натянет меня на себя?» — подумала женщина и от этой мысли бедра свело судорогой, она тесно сжала в себе член свёкра и кончила, замерев и вздрагивая от конвульсий. Устало откинулась, прижимаясь мокрой спиной к груди старика и прикрыла глаза, нарочно пошире раздвинув ноги, показывая вульву с находящимся в ней клинком свекра.
Степаныч выглядывая из-за густых косм снохи, снисходительно улыбнулся своим незваным гостям, а Паскудник придвинулся почти вплотную к лобку Марии и едва не касаясь носом волосков глубоко вдохнул ее запах. Мария тоже улыбалась, наблюдая за стариками сквозь ресницы. Что она чувствовала в тот момент? Свою женскую власть сразу над несколькими мужчинами? Возможно и так, и мысли эти заставляли кожу покрываться мурашками. Немного придя в себя женщина приподнялась и выпустила член из себя. Она знала, что Степаныч не кончил еще, догадывалась, что сдерживался, чтобы в очередной раз угостить ее своим густым терпким семенем. Она оставила его на десерт, а пока встала на ноги, сладко потянувшись и ладошкой прикрывая причинное место, выглядывающее из-под футболки, чтобы непрошенные гости слишком уж пасть не разевали.
— Может выпить кто нальет даме? – как ни в чем небывало обратилась она вроде ко всем, но взгляд ее упал на Паскудника. Почему-то именно его она рассматривала как следующего партнера, может потому что знакома с ним была на час дольше остальных, может по другой какой причине, но Паскудняк сразу подобрался, грудь выпятил, метнулся к столу, одновременно ища стакан почище и скользя взглядом по женском телу, сокрытому тонкой футболкой – как бы не пропустить чего. Плеснул, пролив на стол и на пальцы, пальцы тут же облизал, схватил стакан, преподнес женщине словно дары царице. Степаныч на все это наблюдал с ленцой и усталостью, притомился уже за день старик: и от пьянки, и от гостей, и от секса, все-таки годы!
Мария выпила залпом, толи нарочно — неаккуратно, что по подбородку и по шее струйка потекла. Она утерла ее нижним краем футболки на миг засветив старикам темнеющую полянку лобка и розовые губки. Опустила ткань, небрежно прикрыв (или не прикрыв) срам и нащупав на столе пачку сигарет затянулась, выпустив дым под потолок. Сощурив глаза, она разглядывала поверх тлеющего огонька, глазеющих на нее с вожделением гостей и думала о чем-то своем.
Пора было и вознаградить свекра за старания, а заодно и другим жребий бросить, глянуть кто решится. Мария не глядя затушила окурок, сползла с табуретки на пол и на четвереньках, словно кошка поползла к Степанычу, к его расстегнутой ширинке. Член он еще не убрал, правда напряжение уже немного спало. Но это только временно, едва его не коснулись горячие дамские губки. Не выпуская член деда изо рта, смакуя его за щекой и легонько прикусывая зубами, ощущая как он набухает, вновь набирая мощь прямо у нее во рту, Мария медленно поднялась с четверенек, выпрямила ноги и склонившись над ширинкой свекра встала раком, на обозрение стариков и молодого дурачка. Задрала футболку на поясницу, оголив симметричные овалы ягодиц и мокрую щелку, запретным плодом манящую между крепких бедер. Поиграла мышцами ягодиц, подначивая смельчаков. Первым созрел Паскудник, не зря на него Мария поставила. Спустил до колен брюки, задрал повыше свитер с майкой и пристроился своим твердым тонким стручком к разгоряченной дамской вульве, Мария охнула и подалась навстречу. Это было что-то новое, другое – и размер, и ритм, и глубина, соответственно и ощущения. А Паскудник разошелся, положил мозолистые ладони на бедра, и усилил темп. Такое Мария испытывала впервые, чтобы ее одновременно трахали и в рот, и куда надо, и в тот момент ей совершенно неважно было, кто именно это делает.
Тут очнулся Парасоха, решив что тоже хочет принять участие во всеобщем процессе, а места ему не хватило. Подошел и попытался оттащить Паскудника, но тот вцепился в бедра женщины мертвой хваткой и не отпускал. Мария ощутила некую возню за спиной и на миг выпустив член Степаныча изо рта, обернулась назад, и как раз в тот момент свекор кончать начал. Когда женщина начала обратно лицо поворачивать, первая струя спермы ей прямо в глаз угодила. Зажмурив его, она тут же захватила головку в рот, и он наполнился густым горячим семенем. Старик уже и эякулировать перестал, а женщина все продолжала смаковать его семя, перекатывая во рту и касаясь языком головки.
Возня за спиной прекратилась, член выскользнул из норки, а другой так и не проник в нее. Мария поднялась, распрямив уставшую поясницу. Веко немного припухло от попавшей в глаз спермы, и сноха держала его закрытым, утирая брызги с лица все тем же нижним краем футболки, совершенно не стесняясь выставлять напоказ свое сокровище, жадно пожираемое глазами присутствующих стариков. Гости осмелели: Паскудник гладил ее пушистый лобок, пытаясь проникнуть внутрь пальцами, Парасоха гладил ягодицы, слепо тыкаясь меж них своим огромным членом. Только Салогуб пил один, привалившись к столу и с интересом наблюдая за собутыльниками. Мария хотела уже передохнуть, пойти в свою комнату, принять душ, но неугомонный Парасоха схватил ее за руку и потащил на диван.
— Пойдем. Я тоже хочу. Пойдем.
Упираться сил не было, поэтому женщина послушно пошла за ним, села на край, откинувшись спиной на подушки и широко раздвинула ноги. Немного подумав приподнялась на локтях и стянула через голову мокрую от пота футболку. Тут же жадные руки с огромными пальцами потянулись к обнажившейся груди. Мяли ее делая больно, но Мария снова и снова подавалась им навстречу: ей нравилась эта сила, мощь. Огромный член тыкался у входа, размазывая влагу по бедрам и по лобку, по губкам и по животу. Мария плюнула на пальцы и увлажнила и без того влажную головку парня.
— Ну давай, потихоньку, – скомандовала она, направляя эту глубоководную торпеду прямиком в себя.
— Ага! – радовался дурачок. – Ага. – Это был первый его опыт с женщиной.
Пришлось попотеть и приложить значительные усилия, но женская плоть оказалась податливой и к такому размеру. Парасоха постепенно проник в Марию и медленно двигался, с каждым разом проникая чуточку глубже – словно сваю забивал. Марии было больно, но с каждым разом боль превращалась в экстаз, разливаясь по телу приятным теплом и Мария сама подавалась навстречу молодому гиганту. С Парасохи ручьями тек пот, капли срывались с бровей и с носа ударяясь о женскую грудь, а ее ладони скользили по его мокрой спине как по катку. Женщина сама не замечала как кончала раз за разом, такого размера еще никогда не бывало в ней. К счастью крупица разума еще теплилась в голове Марии и она в какой-то миг не без усилия вытащила из себя эту огромную трубу, решив довести до финала руками, а то неровен час, дурачок сам забудет вынуть, а ей только залететь от идиота не хватало.
Член был такой огромный, что Мария без труда скользила по нему двумя руками. Ниже, ударялись о ноги парня, под стать члену, огромные, поросшие рыжими колючими волосами яйца, размером с небольшую грушу. Немудрено, что когда Парасоха излился, то забрызгал буквально всю женщину. Прилетело и на подбородок, и на разметавшуюся прядь волос на подушке, но больше всего залил грудь и живот. Мария размазывала семя по коже, словно это был крем для тела, в воздухе витал специфический терпкий запах и было нестерпимо жарко.
Парасоха, не смотря на то, что кончил, оставался все таким же твердым. Парень передвинулся поближе к лицу Марии, и она повернувшись на бок принялась облизывать шарообразную головку, словно мороженное. А Паскудник словно того и ждал, всем телом дрожа подле барышни. Едва она к нему попкой повернулась, он вначале просунул ладонь промеж ее ягодиц, да два пальца в вульву поглубже, Мария скова застонала. А старик пальцы вынул — они от сока поблескивали, потряс ими перед лицом Салогуба, словно трофеем и сунув в рот смачно облизал. А потом и сам пристроился сзади, кряхтя и охая, но проникнуть сумел, Мария же, добрая душа, и его приняла. Ей по сути уже было все равно, хоть за дверью бы вся деревня стояла в очередь чтоб ее отыметь. Она купалась в удовольствии, насыщая свою изголодавшуюся и пробудившуюся похоть. Заскорузлые пальцы старика водили по мокрым, скользким от спермы и пота грудям женщины, пока она смаковала болванку того, что помоложе, сплевывая на его головку вязкую слюну и снова слизывая ее. Над ухом раздавалось хриплое дыхание Паскудника, из последних сил гнавшегося за оргазмом. Вдруг он как-то замер и на высокой ноте затянул:
— И-и-ииии-иии-иии!
Потом задергался и кончил. Что не вытащил, Мария поняла, когда ощутила внутри себя горячие выплески семени. Дергаться поздно было, да и отметила она этот факт как-то вяло, на периферии разума. Ну кончил и кончил в нее, уже будь что будет. Степаныч, вон, тоже в нее кончал. У стариков семя бесплодное обычно.
Мария в тот момент все больше молодым была увлечена, его хрустяще-упругим и огромным членом. Приловчившись она облизывала и обсасывала край головки, что безболезненно в рот помещалась. За спиной, вместо Паскудника к ней уже сзади пристраивался Салогуб, пыхтя, пытаясь вставить с скользкую норку свой вялый стручок. Когда Парасоха закатил глаза и прижал голову Марии к члену, не давая возможности вытащить, женщина поняла: сейчас кончать будет. Думала как бы не захлебнуться, но парень на второй раз кончило мало, на пару глоточков и хватило, а как отстрелялся, поплелся шатаясь к столу, налил стакан самогона, осушил, сел на лавку, голову на руки уронил и захрапел.
Мария и сама из последних сил боролась с усталостью, то проваливаясь в сон, то выныривая из него. Иногда она ощущала чьи-то руки на себе, пальцы в себе, языки, губы, члены, горячие капли спермы. В какой-то момент женщина открыла глаза и увидела как над ней стоит Салогуб и дрочит свою вялую шкурку, старик так и не смог добиться полной боевой готовности от своего ствола. Она улыбнулась, причмокнула языком, пытаясь прибодрить деда, он дернулся разок, другой, издал неопределенный звук, будто всхлипнул, выдавил из головки крохотную прозрачную капельку, которую стряхнул на щеку женщины и отвернувшись ушел к столу.
— Принеси покурить, — хрипло попросила его Мария, но через миг уже снова спала, как убитая.
***
Мария пробудилась поздним утром. Морозное солнышко заглядывало в окно. Потянулась, ощущая легкость во всем теле, только в промежности немного побаливали мышцы, но то не мудрено, после недельного секс-марафона со свекром. Женщина пыталась вспомнить события вчерашнего вечера и никак не могла. Помнила как поругалась со Степанычем, гадостей ему наговорила, а вот извинилась или нет не помнила. А потом какие-то обрывки. Вроде к Степанычу знакомые какие-то пришли, из местных. Выпивали, мясо жарили. И трахалась она во всеми по очереди и одновременно. Что за бред! не могло быть такого. Она конечно выпила немало, но до такого бы никогда не дошло. И точно, приснилось все. Глупости какие-то. И у свекра напрямую о таком не спросишь. Вот черт!
Мария быстро привела себя в порядок и спустилась вниз. Сразу отлегло от сердца. Внизу был идеальный порядок, ни намека, на тот ужас, который приснился ей. Степаныч сидел в кресле с книжкой, услышав ее шаги оторвал глаза от страницы и поглядел на сноху.
— Доброе утро! — сухо сказал дед.
Странно как-то посмотрел, у Марии снова сердце заколотилось и ладони вспотели.
— Олег Степаныч, ты прости если я вчера… чего лишнего.
Свекор отложил книгу.
— Ты баба резкая. С характером. О чем думаешь, то и говоришь. Не таишь ничего! Потому и зла на тебя не держу.
Женщина улыбнулась, свекор тоже.
— А вчера… Никто не приходил? — осторожно спросила она.
— Да нет. Генка Салогуб свинью резал, мясо привез, так сразу и уехал.
-Ясно.
-Ну что, в путь сегодня?
Мария только сейчас вспомнила, что сегодня она уезжает, вечерял поезд. Как-то сразу стало грустно на душе.
А Степаныч как ни в чем небывало уже накрывал на стол.
— Садись-ка, завтракать будем, а то и полдничать, время уже почти двенадцать. Я котлеты в печи потомил, с чесноком — пальчики оближешь! Ну как, выпьешь?
— А… Давай! — махнула девушка рукой, решив хоть немного разогнать тоску.
В поле зрения появилась странная бутылка, с чем то розовым и несколькими красными ягодками перекатывающимися на дне. Словно как из того сна бутылка — подумала женщина. Но тут же отмахнулась: мало ли у свекра тут наливок было. Вот эта самая и приснилась.
Степаныч подняв стакан начал говорить какую-то душевную речь, у Марии защипало глаза и в них навернулись сентиментальные слезы, потому и махнула залпом — как свекор научил. Розовая наливка приятно растекалась по организму, в голове зашумело, и какой-то неведомый жар пробудился внизу живота, усиливая желание. Щеки зардели, глаза заблестели. Облизнув язычком губки, Мария с вызовом посмотрела на Степаныча и встала из-за стола с ходу развязывая пояс халата…
***
А на улице тем временем, приникнув к покрытому инеем окну за ними жадно наблюдал Паскудник, локтем тыкая в бок стоящего рядом Салогуба, словно говоря: «Ну вот видишь. Я же говорил. Я говорил!»
(Всего 1 110 просмотров, 1 сегодня просмотров)