Рассказ шукшина от ивана петина ушла жена 6 букв

---

---

2014

Из-за войны незамеченным прошло гигантское событие: в Нью-Йорке, на этом Острове Яблок, в этом… ну вы понимаете, слёзы душат. «New York, New York…» (напевает с американским акцентом) «Там девушки хорошие такие…»

Так вот, на этом Авалоне, в этом Большом Раю — то ли назвали, то ли собирались назвать (не важно, какая разница) целую улицу именем русского советского непризнанного писателя Сергея Довлатова.

Господа гусары, молчать. Раз улицу называют, то русского.

Я думаю: занимал бы он такое видное, особое место в русской литературе, кабы не был пострадавшей стороной от преступлений режима? (Режим не хотел его издавать. Я знаю двух-трёх ныне здравствующих сильных писателей, которых не хотят издавать ни в какую, причём как раз те люди, которые сочувствуют страданиям Довлатова. Но это неважно. Главное, что свергли режим.)

Думаю — и себя одёргиваю: а Жванецкий? А Михаил Веллер? Их-то, Жванецкого и Веллера, наш русский народ приблизил и возвысил сам, без подсказки ЦРУ, и они не были жертвами режима!

Правда, Жванецкий свои тонко интонированные вещицы читал сам, подёргиваясь и как бы даже слегка подпрыгивая, с микромхатовскими паузами в нужных местах, отчего сразу становилось смешно, понятно и хорошо. А Веллер — тот вообще всегда писал про Интересное, чего о Довлатове с уверенностью сказать нельзя. Он вообще — для тех людей, которым трудно говорить о чём бы то ни было с уверенностью (чего, в свою очередь, не скажешь о Веллере).

Правда, с тех пор как эти милые неуверенные люди сделались «хозяевами дискурса», уверенность их окрепла, а симпатичность, наоборот, уменьшилась. Были бы они сегодня симпатичны Довлатову так же, как симпатичен он им, — вопрос открытый.

Говорят, у Довлатова в предложении нет двух слов, начинающихся с одной буквы. Это чтобы было красиво. Не знаю, правда ли, мне кажется, что даже лезть проверять такое как-то глупо и унизительно. Смею предположить, что любят его всё-таки не за это. Не за стиль письма.

Любят — за «стиль жизни». Он в своих произведениях, точнее, в образе автора-героя, персонажа-рассказчика задавал тон, создавал моду, показывал, как надо ощущать себя в мире, чтобы было круто. Для этого надо быть грустным, ироничным, несчастным и эдак слегка парить, парить над пошлостью мироздания.

Ну вот как были у молодых модные «готы» и «эмо», а раньше — декаденты, а ещё раньше — денди. Помните, у Пушкина: «как денди лондонский одет»? Многие из-за этого «одет» думают, что денди — это стиль в одежде. Но нет, прежде всего дендизм — это мода на определённое мироощущение. Денди должен быть мрачен, видеть мир в чёрном цвете (скепсис — он ведь всегда от большого ума происходит), должен противопоставлять себя обществу, не зависеть от семейных и других пошлых уз, ну и уже вдобавок к этому тщательно и с вызовом одеваться.

Это был такой «постромантизм», по-научному говоря. Романтизм изобрели немецкие романтики (они же изобрели национализм, кстати), это были люди штучные — философы и поэты. А когда «идея овладела массами», она упростилась, конкретизировалась в том, что близко и понятно нефилософу и непоэту (панталоны и цилиндр прежде всего), окарикатурилась и породила дендизм.

Довлатов, можно сказать, был советским денди. Видели, какой у него был кожаный пиджак? Впрочем, о чём это я… На пиджак плевать, у Шукшина тоже кожаный пиджак был. Но разве можно их сравнить? Довлатов был такой… cool.

Да, именно cool, точнее не скажешь.

А Шукшин — «мужик, их на Руси много» (что, кстати говоря, утешительное заблуждение: всегда кажется, что много, а потом заканчивается, как отпускные дни).

Невозможно подражать Шукшину. Как, в чём? Зачем? Непонятно. А Довлатову подражать — это понятно и хочется. Кто ж не хочет быть cool? То есть прохладным, эдак чуть надмирно рассеянным, но не размазнёй, а собранным и цельным, чтоб бабам нравиться.

На баб, конечно, плевать, но нравиться им при этом необходимо.

Для денди проблемой было существование в мире филистеров. А для советского «денди» проблемой была жизнь в «неритмичной стране». Когда вместо того чтобы согревать в ладонях коньяк и говорить о Новалисе, надо выступать на профкоме и хреначить на овощебазе картоху, — это драма. И от реакции человека на эту драму зависело, не перерастёт ли она в трагедию.

Возмущаться, ныть или кудахтать, как курица, — это значит быть терпилой, это не cool. А мужественная ирония, снисходительность к несовершенству мира, — cool.

Мне больно, но я прощаю
Заметьте, Довлатов нигде никогда не приходит по поводу «мерзостей жизни» в неистовство или отчаяние. Он сдержан, как приличествует джентльмену. А джентльменам почему-то всегда хочется подражать. Особенно когда «Аббатство Даунтон» смотришь.

Довлатов стилистически конгениален тому, что называется сегодня интеллигентностью. Будь сдержан, не требуй от людей многого, дорожи общением с хорошими людьми и не пачкайся о плохих, но и не суди их строго, соблюдай чувство юмора, но в меру: когда юмор торчит наружу, это ка-эс-пе, это не cool. Занимайся благотворительностью! Если плохие скажут: «Ты, сука, пролетариата не любишь», покажи справку о расходах на благотворительность, пусть утрутся.

Кстати говоря, описание похоже на Чехова. Благотворительностью занимался, чувство юмора соблюдал, неприятных людей тщательно, с кошачьей аккуратностью избегал — прямо как какашку обходил на дороге. Не воевал ни с кем, был внешне сдержан, прохладен — cool, или, как говорят про Чехова, «ни холоден, ни горяч».

Как тут не вспомнить слов Довлатова:

Можно благоговеть перед умом Толстого. Восхищаться изяществом Пушкина. Ценить нравственные поиски Достоевского. Юмор Гоголя. И так далее. Однако похожим быть хочется только на Чехова
«Быть похожим» — это симптоматично. Быть похожим — значит соответствовать форме. Внутреннее содержание второстепенно — не о нём думают, когда хотят быть похожими. Форма — ритуал — важнее сути.

«Обрядославие» (религиозность простых людей, завязанная на бездумное соблюдение ритуалов) всегда оказывается сильнее, продолжительнее, а в конечном счёте и чище «вдушеверия» (религии людей утончённых, сложных, колеблющихся, стремящихся найти «свой» путь к Богу). Когда ученики спросили Иисуса, как им молиться, Он просто продиктовал текст — и всё. Не надо мучиться, искать правильные слова… Повторяй.

Представьте себе, если бы объяснение в любви не нужно было делать убедительным и выразительным, а можно было бы произносить по готовой формуле — и оно бы засчитывалось, работало!

А в футболе говорят: «Качество игры забудется, а счёт на табло останется». Тоже внешнее важнее внутреннего… А всякие общественно-политические движения стремятся обзавестись эмблемами, флагами и желательно формой, потому что на одном внутреннем содержании единства не выстроишь. А на одном внешнем — нередко выстроишь, вот в чём парадокс. Скажем, те же футбольные фанаты. Различаются исключительно «по цветам» — внутренне содержание у них, враждующих до крови, тождественное.

Разобравшись в этом аспекте «диалектики формы и содержания», вернёмся к Довлатову.

Довлатов пишет «как бы о себе». Герой носит имя автора, женат на его жёнах, знаком с его знакомыми и так далее. Типа, «как всё на самом деле было».

Но мемуаристы много раз ловили Довлатова на «неточностях»: тут приврал, там переиначил… Вот, например, персонаж «Компромисса» главный редактор Туронок был в действительности человеком отнюдь не гадким и к Довлатову относился с теплотой, но оказался выставлен в повести в самом унизительном виде. (Ну, художественная логика того требовала.) Узнав об этом, он очень расстроился и… умер. Забавно, правда? Умер от расстройства, ха-ха! Коллизия так и просится в юмореску.

(Чехову тоже доводилось обижать людей: например, однажды они с братом смешно изобразили для сатирического журнала провинциальную свадьбу своих родственников, на которую были приглашены во время таганрогских каникул, — это было тем более обидно, что обида была незаслуженной.)

Понятно, что задачи показать «как было» Довлатов не преследовал. Просто он брал реальных людей — с именами, должностями, паролями, явками (себя тоже) — и делал из них персонажей совершенно другой реальности. Оно вроде бы понятно, писатели всегда так делают, на то оно и искусство. Но когда имена прототипов и узнаваемые прототипические обстоятельства сохранены, как-то начинаешь тупить. Как-то оно… того. Где граница между действительностью и искусством?

Между правдой и вымыслом?

Правдой и ложью?

Добром и злом?

Так в три логических хода можно дойти от свободы творчества и всевластия художника до нравственного релятивизма. (На самом деле это расстояние ещё меньше.)

У Чехова, наоборот, авторское «я» с персонажем не совпадает. Но иногда оказывается, что персонаж, списанный вроде бы с другого человека, внутренне оказывается гораздо ближе к автору, чем к предполагаемому прототипу. «Человек в футляре» — в большей степени карикатура на себя (на себя в одном из возможных параллельных миров), а вовсе не на критика Меньшикова, у которого были позаимствованы некоторые внешние черты.

Можно вообразить, что довлатовский персонаж «Сергей Довлатов» имеет настолько же малое отношение к Довлатову-человеку, насколько он на него похож внешне. Но что важнее: внутреннее содержание или наружность?..

Существует масса теорий, я не буду здесь слишком утомлять ими вас и себя, согласно которым художественное творчество есть способ защититься от внешнего мира. Спрятаться, скрыться. Грубо говоря, чем больше ты о себе рассказываешь, тем меньше о тебе знают правды. Ты как бы тепловую ловушку отстреливаешь, сбрасываешь ящерицын хвост.

Если вооружиться этими теориями и подступить с ними к Довлатову, обязательно выяснится, что человек он был робкий, стеснительный, скрытный, интроверт и без пяти минут шизофреник. (Как, например, и Роман Сенчин, который тоже написал массу книг, главного героя которых зовут Роман Сенчин, а чтобы вышеизложенный диагноз ему поставить, достаточно в лицо посмотреть.) Согласно Рональду Лэнгу (книжка «Расколотое «я»), шизофрения — вообще залог успешного творчества.

Но мы, повторяю, теориями вооружаться не будем, ограничимся самым общим допущением: придавая действительности своих книг слишком узнаваемые черты действительности реальной, Довлатов стремился держать эту саму реальную действительность от себя подальше. Он пересоздавал её, чтобы оказывать на неё влияние, чтобы она подчинялась ему. И чтобы самому, таким образом, подчиняться её влиянию поменьше.

Уж я не знаю, как, каким органом, но мы это чувствуем и мы это приветствуем.

Довлатов как бы внутренне советует нам: «Будь свободен!» «Ты царь, живи один!» «Делай что хочешь, если сделанное приносит радость!» (Например, вызывает смех. Или уменьшает степень отчаяния.)

Тут уместно вспомнить статью Бродского о Довлатове, ставшую впоследствии предисловием к первому довлатовскому трёхтомнику. Речь в ней шла о том, что советские интеллигенты были гораздо более рьяными индивидуалистами, чем даже сами американцы, и что Довлатов как никто другой сумел выразить эту сверхиндивидуалистическую картину мира.

Кстати, понятно, почему так. У американцев индивидуализм заканчивался там, где начинались законы общины, Церкви или шерифа. Ко всему этому они относились всерьёз. У советского интеллигента ни к Божьим, ни к государственным законам серьёзного отношения не было. Не было рамок, о которых можно было сказать «свои». (Кажется, о чём-то таком Бродский там и писал — не помню.)

В общем, Довлатов подарил внешний облик и внутренний мир нынешнему постсоветскому либеральному интеллигенту. Посмотрите на Серёжу Пархоменко. Ну чем не Довлатов? Большой, красивый, небритый, нерусский (улицу им не назовут), тщательно-небрежно одетый… Страдающий. О, как страдающий! Но при этом мужественно сдержанный (ну, иногда) и убийственно ироничный. Отнимите от Пархоменко Довлатова — что останется? Дурачок Паша Шехтман. Стиль творит чудеса.

Поскольку именно постсоветской либеральной интеллигенции в силу понятных обстоятельств в девяностые досталось влияние на литературный рынок и прилагаемые к нему умы, Довлатов стал огромной величиной для читающих современников. Интеллигентский Пушкин, культурный герой. Подарил огонь, научил обжигать горшки и сидя в них какать.

Значит ли всё вышесказанное, что Довлатов — плохой писатель? Нет, не значит. Очень хороший: ясный, чёткий, скупой на бла-бла, иногда пронзительный. (Это, кстати, тоже роднит его с Чеховым.) Хороший писатель про Пархоменко, скажем так. Кстати, наследник Трифонова. Не знаю, об этом писали?..

Трифонов приоткрыл дверцу в жилище советского интеллигента — зашуганного, себя толком не знающего, собранного с бору по сосёнке — из рабочих, крестьян, мещан и детей еврейских революционеров, не ведающего, делать жизнь с кого (с образчиков официальной пропаганды — не хочется, с интеллигенции дореволюционной — не очень льзя, да и не хватает средств, комфорта, прислуги)… Трифонов протянул этому существу, мало отличающемуся от зощенковских мещан, лучик самоуважения и надежды, пробурчал утешающе: «Ничево-о-о»…

Трифоновские интеллигенты ещё не знали, за что они: за революцию или за квадратуру. Довлатовские уже знали: за квадратуру, за квадратуру. А когда у человека есть точка опоры, он, отталкиваясь, дальше летит. Поэтому трифоновский интеллигент, ещё не изживший некоторого советского идеализма, был по уши и по колено в быту, а довлатовский — уже насквозь циничный — над этим самым бытом парит, летает, и, как жаворонок в небе, кувыркается в беспримесной экзистенции.

Прозе Трифонова (и всему, что на неё походило) в своё время было дано название «городская проза». Город на большинстве славянских языков — «место», поэтому горожанин — «мещанин». Городскую прозу можно назвать «мещанской»: содержание повестей Трифонова (очень хороших! Трифонов — отличный писатель!) сделать это позволяет.

А назвали её «городской» в пику «деревенской прозе». В деревнях живут крестьяне, «крестьянин» — это искажённое «христианин», так что её можно было бы назвать «христианской прозой», тексты, опять-таки, позволяют: нравственная проблематика зашкаливает, причём разрешаются нравственные коллизии в ключе традиционной христианской этики (тогда как у «городских» всё «сложнее»).

Итак, мещанская — против христианской. Вроде бы игра слов, но в этой шутке лишь доля шутки, причём совсем небольшая.

Деревенская проза напирала на занимающихся литературными делами либеральных интеллигентов со страшной силой и заставляла их нервничать. Ну, как Екатерину Дёготь заставляет нервничать происходящий у нас нынче «клерикальный фундаменталистский переворот». По тем временам «деревенская проза» была для интеллигентных товарищей почти тем же самым. Вот ей и выдвинули навстречу «фигуру».

И, гляди-ка ты, сработало, в среднесрочной перспективе городские победили. Сегодня кто не пишет «городскую прозу», того в литературе, считай, и нет. Пётр Краснов, Владимир Клевцов — знаете таких писателей? (Предваряя возможные и желательные упрёки «почему же не про них пишешь», обещаю: если будет в комментариях выходящий за пределы статистической погрешности соцзаказ, напишу.)

Почему меня не восхищает Довлатов, если он такой хороший и значительный для своей социальной страты писатель? Вроде бы и я к ней принадлежу?

Есть такое чувство, что нет. Я принадлежу к чему-то другому. Мы сейчас, как та трифоновская интеллигенция, еле-еле осознаём себя, только начинаем отделять себя от окружающего пространства — ощупывать, как младенец: вот ножка, носик, писюн…

В политическом смысле желающих протянуть нам «лучик» — тьма. Национал-демократы, национал-либералы, национал-социалисты (или как правильно называется идеология сайта, для которого я это пишу?)… Но ни один из них для нашего брата не убедителен. Нужно не рассказывать, не убеждать, не объяснять даже, — а показать. Для этого нужен — художник. Чтобы создал героя, в котором мы могли бы опознать нечто близкое. Которому захотелось бы подражать (влюблённый человек часто неосознанно повторяет мимику и интонации своего объекта), а подражая — изучать, понимать и становиться им, а не тем «нечто», которым мы являемся.

Но нет у нас такого художника (а те, которые там в издательствах нарезают Довлатова на тысячу маленьких «водолазкиных», как бы говорят: «И не надо»).

Вот был Шукшин. В прошлый раз я о нём писал, писал… И всё как об стенку горох. Приходит такой комментатор, губища до яиц: «Ы-ы-ы, Шукшин писал для колхозников, буэ».

Понимаешь, мой маленький друг-националист…

У Шукшина был свой особый проект, который для такого идиота, как ты, можно и нужно назвать националистическим. Он сильно отличался от проекта «деревенщиков» — натыкать в морду городским «русским духом». Не было у него такого подхода: вот, мол, там, в деревне, всё правильно, а у вас говнище.

Нет, он, попав в кирзачах на городской паркет, с интересом оглядывался. Прикидывал, как тут обустроится, будет жить. Заметьте, Шукшин «городских» не обличает. Бьёт по своим — приехавшим в город из деревни и забуревшим или просто по деревенскому жлобью. А «городских» не трогает. Это не нужно ему. Нет у него к городским ревности. То бишь «рессентимента».

Потому что он собрался научиться в полном объёме пользоваться их высокой культурой, а не слиться с ней, притаившись на её фоне. Собрался научиться её «водить».
Научиться ею управлять.

Понимаете?

После революции сословие, «производящее культуру», русским быть перестало. Потому что марксизм, коммунизм, социальная инженерия — это штуки нерусские. И внедрением их занимались нерусские люди (или приспособившиеся к нерусским), а всех прежних да «бывших» от этого дела с разной степенью деликатности устранили.

Так что к «послевойны» на месте национальной (хоть от слова «нация», хоть от слова «национальность») культуры мы имели хорошо отлаженную глубоко эшелонированную фальшивку. Фильм «Кубанские казаки», ансамбль «Берёзка», журнал «Новый мир», академик Рыбаков и песня «Катюша». Этим можно было пользоваться, это было по-своему трогательно, но… Это как на нашей памяти мексиканские телесериалы заставляли плакать и глубоко переживать людей. (Сейчас мы сами снимаем их под видом «отечественных».)

И вот цель — далеко не бессознательная цель — Шукшина как раз заключалась в том, чтобы вернуть в официальную, «высокую», «городскую» культуру русских людей. А для этого не надо орать «тут всё прогнило». Надо изучать, понимать, любить. Это он и делал. Разве его рассказы — которые были жёстче и лаконичнее, чем у адепта «телеграфного стиля» Аксёнова, — сделаны в традициях «русской прозы», текучей, многословной и дидактичной? Нет, они сделаны так, что тогдашнему продвинутому читалось о «колхозниках» (то бишь о русских людях) так, как привык он читать о всяких там «Юлах Морено» и прочем раболепном западническом дерьме.

А в фильмах «Живёт такой парень», «Печки-лавочки», «Калина красная» он узнавал любимых своих Годара или Антониони, но это было не подражание им. Это была своя стрельба из захваченного у немцев оружия, как у Пушкина, который тоже много чего «заимствовал» (почти всё).

Шукшин занимался национально-культурной революцией.

(Слово «революция» в переводе на русский означает «возвращение назад, к исходному положению».)

Получилось бы у него или нет, неизвестно. «Линия Шукшина» в нашей культуре трагично оборвалась. Сомасштабного преемника у него не оказалось. И по сей день нет.

(Вот принято зло потешаться над Прилепиным, а мне его па-де-де с либеральной общественностью интересны, потому что напоминают финты, которые проделывал Шукшин. Прилепин получил от либеральной общественности всё — и бросил её. Как теперь воспользуется полученным? Вот только я пока не уверен, понимает ли сам Прилепин, «про что» он.)

Скажем, наш слегка позабытый герой Довлатов был про следующее:

…останься твёрд, спокоен и угрюм.
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум…
Ты сам свой высший суд
(Пушкин это писал в качестве инструкции «как писать стихи», но если трактовать его слова расширительно — «как жить вообще», — то как раз нужная петрушка и получается.)

А про что был Шукшин?

Как полюбить братьев, как полюбить людей? Душа хочет любить одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны, и так в них мало прекрасного!
Это Гоголь.

Заметим, что обвинительная часть цитаты («несовершенны», «мало прекрасного») в принципе не довлатовская. Довлатов, конечно, не утверждает, что люди совершенны, но это и не повод расстраиваться). А прекрасного (своеобразно прекрасного) в них много. Забавного, удачно подсмотренного… Внешнего. Забавен (и своеобразно прекрасен) Туронок в лопнувших штанах, прекрасен фотокорреспондент Жбанков, прекрасен «представитель народа» квартирный хозяин Михаил Иваныч:

— Дай пятерочку. Покажи наш советский характер!
— На водку, что ли?
— Кого? На дело…
— Какое у тебя, паразита, дело?
— Выпить надо
Ну не прекрасно ли? «Ранний Чехов».

Но вот чтобы «полюбить»… Да ещё с таким надрывом: как, как же мне полюбить их?!.. Это не по-довлатовски.

Довлатову принадлежит остроумный афоризм «Любить публично — скотство», а литература, если уж на то пошло, — публичное дело. Необходимы ли в ней слюни, поцелуи, разрывание на груди рубахи? Это не cool.

Любить людей — это, по Довлатову, перебор. Достаточно просто грустить над ними. Грусть — уже доброе чувство. Смех — удар, а грусть — ласка. И Довлатов много грустит.

Печальный мир!
Даже когда цветёт вишня…
Даже тогда
А любить — нет. Не надо любить. Это слишком сокращает дистанцию, нарушает зону приватности, неприятно, негигиенично.

Шукшин же (в статье о Шукшине я писал об этом) только тем и занимается, что сокращает дистанцию и заставляет полюбить ближнего. Вернее, хотя бы просто понять, что это — твой ближний.

Помните, у Довлатова в «Компромиссе» было смешное письмо доярки:

Коммунисты нашей фермы дружно избрали меня своим членом
А у Шукшина есть рассказ «Раскас». От шофёра Ивана Петина ушла жена. Он страдает. Излил душу на бумаге, назвал это «раскас» и принёс в редакцию районной газеты, чтоб напечатали. «Пусть она знает». Редактор, человек образованный и неглупый, читает. «Ах, славно!..» Готов рассмеяться. Потом закусывает губу. «Простите… Это вы о себе? Это ваша история?» Понимает, что смеяться нельзя.

Опять срабатывает коллизия «правда — вымысел», где-то рядом с которой бродит «добро — зло». Если правда, значит, добро. Нельзя смеяться.

(У Шукшина, кстати, есть публицистическая статья, называется «Нравственность есть правда».)

И что делать? Если по-довлатовски, то редактору стоило бы найти возможность «увеличить дистанцию» и, оставшись наедине с собою, по-доброму погрустить над Иваном, корчащимся безъязыко. Пожалеть. Снизойти.

А Шукшин своему редактору не даёт снизойти. Не отпускает его от шофёра Ивана Петина в комфортную и одинокую высь. «Ввысь», отправляется Иван Петин. Он, а не редактор, психологический центр рассказа, на нём «сердце успокаивается»:

Иван взял тетрадку и пошёл из редакции.

— Подождите! — воскликнул редактор. — Ну давайте вместе — от третьего лица…

Иван прошёл приёмную редакции (…) Он направился прямиком в чайную. Там взял полкило водки, выпил сразу, не закусывая, и пошёл домой — в мрак и пустоту. Шёл, засунув руки в карманы, не глядел по сторонам. Всё как-то не наступало желанное равновесие в душе его. Он шёл и молча плакал. Встречные люди удивлённо смотрели на него… А он шёл и плакал. Ему не было стыдно. Он устал»
И получается драма, а не «забавный случай». Финал даже валентен трагедии. Ну, там, типа пришёл, сгрёб со стены «тулку»…

И, кстати, эта постоянная открытость трагедии очень характерна для Чехова. Довлатов лишь немного приближается к ней в «Заповеднике», а так — не его тональность.

Если бы Довлатов писал «Раскас», он посадил бы на место редактора себя. И смысл получился бы такой: переживания редактора по поводу случившегося. Например, печальная сострадательная ирония. «Ну, что поделаешь…» Грусть по поводу того, что ничего не поделаешь, стала бы поводом взгрустнуть о себе. И повод для этой грусти оказался бы гораздо существенней, чем у Ивана с его «раскасом». Ведь чувства тех, кто пишет о них с ошибками, всегда немного игрушечные. А редактор — он свой, взаправдашний, настоящий.

И чем более настоящим, близким читателю становился бы редактор, тем сильнее отдалялся бы от него Иван.

«Иван как повод».

А пафос получается — «возлюби себя».

А у Шукшина — возлюби несовершенного и непрекрасного ближнего.

Вот любят вспоминать шукшинский рассказ «Срезал». (Когда я писал о Шукшине, пожалел, что он в статью не вмещается. В эту тоже не вмещается, ну да ладно.) Помните, необразованный деревенский фанфарон «срезал» приехавших погостить из города кандидатов наук.

Сам Шукшин свой рассказ трактовал вполне тривиально, не умничая: да, агрессия Глеба Капустина глупа и беспочвенна. Но помните, мы говорили, что художник всегда видит больше, чем понимает, а потому и изображает больше, чем хочет? Так вот. Читаем рассказ — и видим: нет, не беспочвенна.

Кандидаты-то — на такси подкатили, взбаламутив деревню «богачеством», подарили матери специальный «деревенский» подарок — деревянные ложки… Как-то подозрительно их характеризует, не находите? Свысока приехали. По-дурацки. Снизошли.

И Глеб Капустин, помимо чуши про «проблему шаманизма на Крайнем Севере», говорит и очень трезвую вещь: «Когда выезжаете в этот самый народ, будьте немного собранней».

Это бы и сам Шукшин мог сказать, в том числе и прежде всего — самому себе. Это серьёзно. Снова Шукшин дистанцию между собой и невыгодно смотрящимся героем сокращает. Ближе, ближе… Ближнего — как себя, а себя — как ближнего.

Да, но так что ж это за задача такая — ближнего возлюбить? Для чего это вообще нужно?

Давайте вернёмся к Гоголю и развернём цитату.

Без любви к Богу никому не спастись, а любви к Богу у вас нет. В монастыре её не найдёте (…) Смотрите, сколько есть теперь на свете добрых и прекрасных людей, которые добиваются жарко этой любви и слышат одну только черствость да холодную пустоту в душах. Трудно полюбить того, кого никто не видал. (…) Христос принес и возвестил нам тайну, что в любви к братьям получаем любовь к Богу. Идите же в мир и приобретите прежде любовь к братьям.

Но как полюбить братьев, как полюбить людей? Душа хочет любить одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны, и так в них мало прекрасного! Как же сделать это? Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русской. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русской Россию, возлюбит и всё, что ни есть в России. К этой любви нас ведет теперь сам Бог. Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней состраданья. А состраданье есть уже начало любви
Создать художественный образ, равновеликий этой проповеди, сам Гоголь не смог. Шукшин, человек другого времени, интуитивно, на ощупь подбирался к этой задаче: не случайно он считал рассказ «Верую!» одним из главных своих рассказов и включал во все прижизненные сборники. Что было бы дальше?

Кто знает. Мы уж пережили — одного на полтора века, другого на сорок лет, а всё не знаем, что дальше.

цинк

Кроссворд Моя Семья из одноимённой газеты всегда радует глаз любителей этой головоломки, вот и снова понедельник и очередной выпуск номера с кроссвордом.

Газету и кроссворд Моя Семья выпуск №37 от 27.09.2021 вместе с (кроссворд Моя Семья) можно купить на сайте pressa.ru, цена 14 рублей, оплатить можно как банковской карточкой, так и разными электронными средствами. Составляет кроссворды Павел Сежин. Все кроссворды Моя Семья за 2021 год

ПО ГОРИЗОНТАЛИ:

1. «… нежная, лёгкий стан, если б знала ты сердцем упорным, как умеет любить хулиган, как умеет он быть покорным!» (С.А. Есенин). 7 букв, Куллответ: Поступь
4. На какой картине К.П. Брюллова изображена прекрасная амазонка Д. Пачини? 8 букв, Куллответ: Всадница
10. Что значит иностранное слово «импичмент» в устах простого человека? 8 букв, Куллответ: Отставка
14. Небольшая музыкальная пьеса, служащая вступлением к торжественной церемонии, музыкальному произведению. 7 букв, Куллответ: Интрада
19. Крылатый конь Зевса, под ударом копыта которого на горе Геликон забил источник Гиппокрена, вдохновляющий поэтов. 5 букв, Куллответ: Пегас
21. Энергопоглощающее устройство автомобиля при ударе спереди или сзади. 6 букв, Куллответ: Бампер
22. Деревянное здание лёгкой постройки, предназначенное для временного жилья. 5 букв, Куллответ: Барак
23. Замечательная повесть для детей А. Линдгрен «… — Длиный чулок». 5 букв, Куллответ: Пеппи
24. И бортпроводник на пассажирском самолёте, и официант на морском судне — название одно и то же. 6 букв, Куллответ: Стюард
25. «Сера утица — … моя, красна девица — зазнобушка моя» (пословица). 5 букв, Куллответ: Охота
26. В балете — танцевальный выход одного или нескольких исполнителей. 5 букв, Куллответ: Антре
27. Режущая и колющая часть холодного оружия, служащая для нанесения удара. 6 букв, Куллответ: Клинок
28. Английский полярный исследователь, один из первооткрывателей Южного полюса, возглавивший две экспедиции в Антарктику: «Дискавери» и «Терра Нова». 5 букв, Куллответ: Скотт
29. Лимонно-жёлтый прозрачный полудрагоценный камень, разновидность кварца. 6 букв, Куллответ: Цитрин
31. Бездумный прожигатель жизни, транжира и мот, всегда желанный гость в кабаке и шинке. 6 букв, Куллответ: Кутила
32. «Взвейтесь, соколы, орлами. Полно горе горевать! То ли дело под шатрами в поле … стоять». Какое слово пропущено в известной солдатской песне? 6 букв, Куллответ: Лагерь
33. Человек, следующий вкусам и манерам высшего света, претендующий на особую изысканность и интеллектуальность. 4 букв, Куллответ: Сноб
35. «Быль молодцу не …: конь на четырёх ногах, да и тот спотыкается» (пословица). 4 букв, Куллответ: Укор
37. Фёдор … именно этот зодчий построил стены и башни Белого города в Москве, а также крепостные стены Смоленска. 4 букв, Куллответ: Конь
39. Индейское племя, создавшее самую древнюю цивилизацию в Южной Америке. 4 букв, Куллответ: Инки
40. Название какого смешного рассказа в переводе с греческого означает «неизданный»? 7 букв, Куллответ: Анекдот
41. «Каждый … желает знать, где сидит фазан». Какое слово пропущено в известной поговорке? 7 букв, Куллответ: Охотник
43. Крайнее недоумение, испуг, растерянность в неожиданной ситуации. 7 букв, Куллответ: Оторопь
46. Духовой народный инструмент в виде дудочки из дерева или тростника. 7 букв, Куллответ: Свирель
50. Дополнительный музыкальный тон, придающий основному тону особый оттенок, тембр. 7 букв, Куллответ: Обертон
53. Поделочный камень пёстрой окраски, камень людей, родившихся под знаком Девы, которым он открывает глаза, даёт мудрость и защищает от злого рока. 4 букв, Куллответ: Яшма
56. Новелла С. Цвейга, в которой описывается «малайское безумие». 4 букв, Куллответ: Амок
58. Яркий деятель науки, превратившийся в небесное тело. 7 букв, Куллответ: Светило
62. После мультфильма о Простоквашине эта закуска получила название «правильной» и «неправильной». 9 букв, Куллответ: Бутерброд
64. Твёрдый каркас казачье-горского седла, состоящий из передней и задней луки и двух боковых лавок. 6 букв, Куллответ: Ленчик (предпоследняя буква И не стыкуется со словом Тазы)
65. «У приговорённого к повешению не спрашивают … воротника» (Л. Кумор). 6 букв, Куллответ: Размер
66. «Лоно» умывальника, а также музыкальный инструмент Ихтиандра — что это такое? 8 букв, Куллответ: Раковина
67. Приправа в грузинской кухне, которая готовится из заквашенных нераспустившихся цветочных почек одноимённого кустарника. 9 букв, Куллответ: Джонджоли
68. Утрата памяти, пренебрежение тем, чем, вообще говоря, не следует пренебрегать. 8 букв, Куллответ: Забвение
69. Старая русская мера длины, равная трём аршинам. 6 букв, Куллответ: Сажень
71. Этот военный термин можно применять к любой непредвиденной неудаче. 6 букв, Куллответ: Осечка
73. Как называют ленту с делениями в руках портного? 9 букв, Куллответ: Сантиметр
75. Чернохвостая газель с лировидными рогами из Средней Азии. 7 букв, Куллответ: Джейран
77. Едкая каустическая сода, окись натрия. 4 букв, Куллответ: Натр
79. Аравийский султанат, сосед Йемена и ОАЭ. 4 букв, Куллответ: Оман
81. Медицинский препарат, применяемый для иммунизации человека и животных. 7 букв, Куллответ: Вакцина
84. Если верить пословицам, то она и выделки-то не стоит, и небо с неё показаться может. 7 букв, Куллответ: Овчинка
85. Разновидность графического искусства и полиграфической технологии, основанная на использовании печатной формы. 7 букв, Куллответ: Гравюра
87. «Родники мои серебряные, золотые мои …» (В.С. Высоцкий). 7 букв, Куллответ: Россыпи
89. Замечательная латышская актриса, сыгравшая главную женскую роль в фильме М.И. Ершова «Родная кровь». 7 букв, Куллответ: Артмане
91. Песчаная местность на побережье Северного и Балтийского морей, поросшая скудной растительностью. 4 букв, Куллответ: Гест
93. Эта птица может быть дикой, домашней, «газетной» и даже больничной. О чём речь? 4 букв, Куллответ: Утка
95. Твёрдая масса, получаемая путём прокаливания угля или торфа, топливо для домны. 4 букв, Куллответ: Кокс
96. В своём философском трактате A.Н. Радищев называет этого античного героя «солнышкиным рыцарем». 4 букв, Куллответ: Икар
99. Как звали отца Михаила Салтыкова-Щедрина? 6 букв, Куллответ: Евграф
104. Японская вишня с розовыми цветами, национальный символ Японии. 6 букв, Куллответ: Сакура
106. Мелкая монета во Франции, Бельгии, Швейцарии и некоторых других странах. 6 букв, Куллответ: Сантим
108. Область распространения на земной поверхности какого-либо явления, видов животных, растений, полезных ископаемых. 5 букв, Куллответ: Ареал
110. Лицейский однокашник А.С. Пушкина, его секундант на дуэли с Дантесом. 6 букв, Куллответ: Данзас
111. «Не пьёт только телеграфный …, и то потому, что у него чашечки вниз» (шутка). 5 букв, Куллответ: Столб
112. Отечественный детский писатель, автор сказки «38 попугаев». 5 букв, Куллответ: Остер
113. Драгоценный камень тёмно-красного цвета, а также фрукт с герба Колумбии. 6 букв, Куллответ: Гранат
114. Небольшое торговое поселение на Руси. 5 букв, Куллответ: Рядок
115. Жанр японской поэзии, нерифмованное трёхстишие, состоящее из семнадцати слогов. 5 букв, Куллответ: Хокку
116. Человек, владеющий искусством красноречия. 6 букв, Куллответ: Оратор
117. Самая подвижная детская игра. 5 букв, Куллответ: Салки
118. И залихватский матросский танец, и «фрукт» снайпера, «десятка» в мишени. 7 букв, Куллответ: Яблочко
119. Английский суперлайнер, «брат» «Титаника», остатки которого покоятся на дне Эгейского моря. 8 букв, Куллответ: Британик (вообще-то с двумя нн должно быть от Britannic)
120. Дорожная крытая повозка на длинных дрогах, уменьшающих тряску. 8 букв, Куллответ: Тарантас
121. Гоголевский герой, собиравшийся сколотить состояние на мёртвых душах. 7 букв, Куллответ: Чичиков

ПО ВЕРТИКАЛИ:

1. «Автор может совершить самоубийство, целясь во вкусы …» Какое слово пропущено в высказывании Ежи Станислава Леца? 7 букв, Куллответ: Публика
2. Из древесины какого дерева в Японии вырезают нэцкэ? 6 букв, Куллответ: Самшит
3. Опора старичков при подъёме по лестнице и «рельсы» для быстрого спуска подрастающего поколения. 6 букв, Куллответ: Перила
5. Ветер в Средиземноморье, приносящий из пустынь Северной Африки и Аравийского полуострова большое количество пыли и песка. 7 букв, Куллответ: Сирокко
6. В аптекарском деле — отвар из овощей, фруктов и трав, обладающий лечебными свойствами. 6 букв, Куллответ: Декокт
7. Кому — вторая книга Пятикнижия, а кому и завершение какого-либо дела, финал. 5 букв, Куллответ: Исход
8. В астрономии — точка орбиты спутника двойной звезды, наиболее удалённая от её главного компонента. 7 букв, Куллответ: Апоастр
9. Нечаянная ошибка в устной речи, тот самый «воробей», которого уже не поймаешь. 8 букв, Куллответ: Оговорка
10. Кому — сальдо в бухгалтерии, а кому и «реликт» в переводе с латыни. 7 букв, Куллответ: Остаток
11. Клейкая лента для упаковки товара, канцелярский аналог медицинского пластыря. 5 букв, Куллответ: Скотч
12. Точка зрения, с которой рассматривается какой-либо предмет, явление. 6 букв, Куллответ: Аспект
13. Католический монах в плаще с капюшоном, американская длиннохвостая обезьяна и цветок настурция — всё в одном флаконе. 7 букв, Куллответ: Капуцин
15. Часть перекрытия или покрытия, укладываемая на опоры для сооружения пола, кровли. 6 букв, Куллответ: Настил
16. В древнегреческой мифологии — божество необходимости, неизбежности, персонификация рока, судьбы и предопределённости свыше. 6 букв, Куллответ: Ананке
17. Имя выдающейся русской балерины Истоминой. 7 букв, Куллответ: Авдотья
18. Совокупность людей, объединяемая исторически сложившимися устойчивыми социальными связями и отношениями. 8 букв, Куллответ: Общность
20. В Средние века — странствующий актёр, в искусстве которого большую роль играли шутка и сатира. 8 букв, Куллответ: Гистрион
27. У ворон — карканье, у воробьёв — чириканье, а что же тогда у орлов? 6 букв, Куллответ: Клекот
30. Внезапно пришедшая мысль, вдохновение. 6 букв, Куллответ: Наитие
34. Химический элемент, название которого в переводе с греческого означает «дурной запах», «зловоние». 4 букв, Куллответ: Бром
36. «Ашик-…» — сказка, записанная М.Ю. Лермонтовым. 5 букв, Куллответ: Кериб
38. «…, который поёт и пляшет, зла не думает» (Екатерина II). 5 букв, Куллответ: Народ
39. Лиственное дерево с древесиной высокого качества, вяз, карагач. 4 букв, Куллответ: Ильм
42. Съедобный пластинчатый гриб, разновидность груздя. 9 букв, Куллответ: Подгруздь
44. Среднеазиатская порода борзых охотничьих собак. 4 букв, Куллответ: Тазы (последняя буква Ы не стыкуется со словом Ленчик)
45. Задняя слегка расширенная часть канала ствола огнестрельного оружия, в которую помещается патрон. 9 букв, Куллответ: Патронник
47. В авиации — пилотажный прибор, показывающий скорость изменения высоты полёта, а в радиотехнике — устройство для плавного изменения индуктивности колебательного контура. 9 букв, Куллответ: Вариометр
48. Подземная горная выработка с забоем большой протяжённости и, кроме того, горящая река, вытекающая из вулкана. 4 букв, Куллответ: Лава
49. Вода или какая-либо другая жидкость, образовавшаяся при сгущении паров. 9 букв, Куллответ: Конденсат
51. Напарник колхозницы с монументального памятника В.И. Мухиной. 7 букв, Куллответ: Рабочий
52. Письменная отговорка бюрократа, бессодержательный чиновничий «отлуп». 7 букв, Куллответ: Отписка
54. Ласковое название несладкой сибирской булочки с картошкой. 7 букв, Куллответ: Шанежка
55. Композитор, народный артист СССР, автор песни «Течёт Волга». 7 букв, Куллответ: Фрадкин
57. Инструмент, которым пользуются, чтобы без ключа открывать замки, «золотой ключик» воришки. 7 букв, Куллответ: Отмычка
59. Декоративное растение, садовый цветок из тропиков. 7 букв, Куллответ: Вербена
60. Обычное название островного жителя в цикле путевых очерков «Фрегат «Паллада» И.А. Гончарова. 7 букв, Куллответ: Туземец
61. Плотный плоский слой почвы, породы, а также форма залегания угля и других полезных ископаемых. 5 букв, Куллответ: Пласт
63. Неполноценный заменитель чего-либо, суррогат — например, кофе из морковки. 5 букв, Куллответ: Эрзац
70. Струна самого чувствительного «инструмента» внутри каждого из нас. 4 букв, Куллответ: Нерв
72. Краткий призыв офицеров запаса, смесь лекарственных трав, встреча всей театральной труппы в начале сезона — всё одним словом. 4 букв, Куллответ: Сбор
73. И выражение протеста у футбольных болельщиков, и основное оружие Соловья-разбойника, и звук улетающей зарплаты. 5 букв, Куллответ: Свист
74. Упражнение в тяжёлой атлетике, неудачу в котором можно ещё наверстать в толчке. 5 букв, Куллответ: Рывок
76. Рассказ В.М. Шукшина, начинающийся словами «От Ивана Петина ушла жена. Да как ушла!» 6 букв, Куллответ: Раскас
78. Кому «Наполеон», кому «Прага», а кому и какой-нибудь другой сладкий «подсвечник». 4 букв, Куллответ: Торт
80. Государство в Западной Африке, не имеющее выхода к морю. 4 букв, Куллответ: Мали
82. «Под стеклом сижу, во все стороны гляжу, в лес со мной заберёшься — с пути не собьёшься» (загадка). 6 букв, Куллответ: Компас
83. Вспомогательный сплав с легирующими элементами, добавляемый к металлу в плавильной печи. 8 букв, Куллответ: Лигатура
86. Крупный ядовитый паук, живущий в земле в пустынях, полупустынях и степях. 8 букв, Куллответ: Тарантул
88. Короткое драматическое произведение лёгкого жанра с занимательной интригой, песенками-куплетами и танцами. 8 букв, Куллответ: Водевиль
90. На территории какой страны было впервые использовано в военных целях химическое оружие? 7 букв, Куллответ: Бельгия
92. Рыболовная снасть в виде длинной лески с несколькими крючками для ловли без насадки и, кроме того, деспот, тиран, действующий по собственному произволу. 7 букв, Куллответ: Самодур
94. Одна из основных поз классического танца, при которой равновесие сохраняется на одной ноге, а другая, выпрямленная, поднята и отведена назад. 7 букв, Куллответ: Арабеск
95. Соотношение красок в картине по тону, насыщенности цвета. 7 букв, Куллответ: Колорит
97. Село вблизи Суздаля, известное одной из первых белокаменных церквей в Залесской Руси. 7 букв, Куллответ: Кидекша
98. Главный герой романа И.С. Тургенева, единственным авторитетом для которого является наука. 7 букв, Куллответ: Базаров
100. Герой древнегреческих мифов, прославившийся своими двенадцатью подвигами. 6 букв, Куллответ: Геракл
101. Предмет одежды, надеваемый во время приготовления пищи, передник кухарки. 6 букв, Куллответ: Фартук
102. Оторванный или отрезанный кусок материи, ткани, кожи, фрагмент «мозаичного» одеяла. 6 букв, Куллответ: Лоскут
103. Песчаный наносной холм в степях, пустынях, скопление песка, навеянное ветрами. 6 букв, Куллответ: Бархан
104. «Ходит франтом: … с рантом» (пословица). 6 букв, Куллответ: Сапоги
105. Результат неудачной коммерческой операции, превышение расходов над доходами. 6 букв, Куллответ: Убыток
107. Русский оружейный конструктор, создатель легендарной «трёхлинейки». 5 букв, Куллответ: Мосин
109. Идущая от глаза наблюдателя прямая линия, на которой сходятся два ориентира. 5 букв, Куллответ: Створ

Все ответы на кроссворд:

Сочинение.
«Теплый» юмор в рассказах В. Шукшина

В рассказах Шукшина читатель находит созвучие многим своим мыслям. В рассказах описываются повседневные события. Такие истории могли произойти практически с каждым. Однако именно в этой обыденности и таится глубочайший смысл. В. Шукшин умеет мастерски замечать отдельные детали, которые оказываются для человека очень и очень важными. Также автор беззлобно посмеивается над своими героями, делая их подчас смешными и нелепыми. Но его юмор теплый и человечный. Он не осуждает и не презирает своих героев, наоборот, он искренне любит их и всячески беспокоится о них. На простых примерах Шукшин показывает весь трагизм и горечь человеческой жизни. Например, короткий рассказ “Раскас” (ошибки нет — у Шукшина именно такое название) поначалу заставляет читателя улыбнуться над незадачливым Иваном Петиным. Но потом становится до боли жалко простого мужика-шофера, от которого ушла молодая красивая жена. Иван Петин не может справиться со своим горем. Он решает написать рассказ обо всем, что случилось, и отправить его в газету. Этот поступок свидетельствует о том, что случившееся больно ранило Ивана, заставило его страдать. Он одинок и нелюдим. Он может показаться комичным, но читатель понимает, что в этой комичности кроется изрядная доля трагедии. История, которую пытается на бумаге пересказать Иван Петин, кажется нелепой и смешной. Шофер не знаком с правописанием, не знает элементарных правил орфографии. Поэтому в каждом слове он делает ошибки. Он пытается высказать свою боль, а получаются при этом нелепые и смешные фразы. Редактор, который начинает читать “раскас” Ивана Петина, смеется. Ему трудно понять, что перед ним стоит расстроенный и несчастный человек. Действительно, Шукшин смотрит на своих героев с изрядной долей иронии. Но он не иронизирует над их чувствами и мыслями. Каждый человек может показаться другим смешным, но это совсем не повод давать ему уничижительную оценку. Каждый человек способен на проявление человеческих чувств — любви, ревности, надежды на счастье. Иногда на страницах произведений Шукшина сама надежда на счастье предстает чем-то комичным и даже несколько странным. Например, в рассказе “Бессовестные” овдовевший старик Глухов тяготится одинокой жизнью и хочет пригласить к себе в дом старуху Отавину. Он рисует в своих мечтах картины тихого домашнего уюта, когда рядом присутствует хоть одна живая душа. В сущности, в мечтах старика нет ничего плохого и предосудительного. Человек не должен жить один. Иначе он превращается в самое несчастное существо на свете. Возможно, затея старика и исполнилась бы. Но на беду свою, решил он действовать не сам, а попросить о помощи старуху Малышеву. Когда-то давным-давно он был в нее влюблен. С тех пор утекло много воды, и остались они хорошими друзьями. Старуха Малышева выставила затею старика в таком свете, что и Глухов, и Отавина даже вспомнить уже об этой затее не могли без содрогания. На первый взгляд, ситуация может показаться смешной. Действительно, Шукшин с теплой улыбкой рассказывает о намерении старика жениться. Но при этом в рассказе ясно чувствуется трагический момент. Два пожилых человека, которые много прожили и испытали, вполне достойны на старости лет обрести сердечное тепло и домашний уют. Но безжалостное осуждение со стороны лишает их всякой уверенности в себе. Трагизм ситуации в том, что люди перестали прислушиваться к себе, обращая внимание на злое и недоброжелательное окружение. В рассказе в роли этого окружения выступает старуха Малышева. Она считает своим долгом обидеть других, лишая их всякой надежды на спокойствие и счастье. Главный герой рассказа “Психопат” Сергей Иванович Кудряшов вызывает улыбку. Он так принципиален и непримирим, что это кажется окружающим забавным. При столкновении с медицинской сестрой его возмущение выливается в гневную речь. Он возмущен неумением медсестры делать уколы. И пытается высказать свои мысли по этому поводу. Он немного смешон, но вм есте с тем в его словах есть доля правды: “Я не ругаюсь с вами, я правда хочу понять: неужели так можно жить? Ведь не знает человек ни дела своего, ни… даже знать-то не хочет, не любит, и сидит — хмурится важно”. Сергея Ивановича возмущает равнодушие к нему со стороны врача и медсестры. Может быть, он высказывает свои претензии излишне эмоционально и комично. Но он хочет донести до окружающих свои мысли. Сам он работает библиотекарем и очень увлечен своей работой. Он ищет и выкупает у населения старые книги и журналы. Он уверен, что каждый человек должен делать свое дело достаточно хорошо. В ином случае нет смысла браться за дело вообще. Не случайно в финале рассказа доктор все-таки проявляет интерес к личности самого Сергея Ивановича. Это вызывает надежду на то, что “психопат” все же будет услышан и понят окружающими. В произведениях Шукшина герои кажутся живыми и реальными. Читатель проникается ощущением, что был лично знаком с кем-то из них. Автор очень убедительно рисует человеческие характеры. Каждый из героев рассказов Шукшина живет своей, совершенно особой жизнью. Очень часто человек оказывается абсолютно одинок. И не с кем ему поделиться своей бедой. Но иногда человек все-таки находит для себя какую-то отдушину. И читатель, узнавая про это, радуется такому неожиданному выходу. Например, в рассказе “Микроскоп” главный герой пытается избавиться от своего духовного одиночества посредством дорогой и нелепой покупки. Он смешон и забавен, но наблюдая за его действиями, читатель убеждается, что герой поступает верно. В сущности, совершенно неважно, каким способом найдет человек себе радость. Будет ли это покупка изящных сапожек для жены или приобретение ненужного микроскопа. И пусть со стороны это кажется смешным и странным. На самом деле под влиянием таких ситуаций человек лучше понимает себя.
Во многих своих произведениях Шукшин, с теплой усмешкой наблюдающий за героями, хочет рассказать об их поисках прекрасного, возвышенного. Это своего рода поиски смысла жизни. В самом деле, не только же прозябать человеку, нужно позаботиться и о стремлении к высокому, прекрасному. Не сразу удается найти ту цель, к которой так стремишься. Но когда это происходит, меняется к лучшему вся жизнь.