— Ага. Теперь поджигай этот хвост! — Верочка показывает на оставленную мальчишками ракету.
— Зачем?.. — ничего не соображая, бормочет Гоша. — Чего? Что это?
— Бомба.
— Какая бомба? Чего ты выдумываешь?!
— Ну, снаряд, мина, откуда я знаю… Ребята хотят рыбу глушить. Тут взрывчатое вещество какое-то. А здесь — запал. Поджигай!
— Да зачем?! Ты что?..
— Пусть бабахнет. Стекла вылетят, а здесь будет яма, вот на этом месте.
— Ну!.. — совсем теряется Гоша. — Ну, знаешь… Это…
— Кто главный?
— Верка, перестань! Это уже…
— Ах, так? Убирайся! Сейчас на клочки разнесет! — Вера чиркает спичкой и подносит огонек к ракетному хвосту. Хвост долго не хочет загораться. Верочка ждет, обжигая пальцы. Наконец что-то зашипело, заскворчало, как масло на сковородке.
— Верка!! Отойди!..
Верочка демонстративно стоит над чадящей картонной трубой. И тут я вижу начало подвига, свершение и конец. Гоша, оцепеневший от ужаса, Гоша, прижавшийся к стене с перекошенным лицом, тихий, застенчивый и боязливый Гоша вдруг отталкивает Верочку и — плашмя, животом — падает на ракету.
Он еще лежит на ракете, когда из парадного выбегают Павлик и Сережка, выходят Константин Семеныч и Олег Веселов. А минутой позже появляется Фридрих.
Все они не сразу понимают, отчего Гоша лежит на ступеньках и прихлопывает ладонями, гасит что-то под своим животом. Зрелище загадочное. Похоже, будто Гоша здесь, на дворе, поймал своей удочкой громадную рыбину и теперь боится упустить.
— Да они же… ракету!.. — вдруг догадывается Павлик.
— Сломали?! — выдыхает Сережка.
Все подбегают к ступенькам, все кричат — одна Верочка наблюдает за происходящим спокойно.
— Ну, что такого? — говорит она. — Обыкновенное дело. Он хотел взлететь на ракете… Гоша, встань. Запуск не удался. Я знала, что эта колбаса не взлетит.
— Вы же раздавили!!. Сломали!!.
— Это Верка научила! — разъярясь, выкрикивает Павлик. — Нарочно!.. Константин Семеныч, мы полмесяца делали! А она все испортила! Это ее фокусы, точно знаю!
— Гошка, — говорит Верочка. — Защищай меня. Я женщина.
Константин Семеныч отворачивается и потихоньку фыркает. Ему нравится Верочкин характер, я знаю; он всегда защищает Верочку, невзирая на правила педагогики. И, в общем, я соглашаюсь с ним…
Гоша встал, рассматривает порванную майку, всю в грязных разводах. Гоша сконфужен. И все-таки героический подъем еще не схлынул, азарт и отчаянность не покинули Гошу. Он огрызается на Павлика:
— Не лезь к ней! Это я сам. И ничего твоей ракете не сделалось, вот смотри — целая…
Верочка одаривает его улыбкой. Опускает глаза.
— Гоша, не говори неправду. Хвост я подожгла.
— Вот!!. — вскидывается Павлик. — Слышали? Она подожгла!..
— Верка, уши нарву! — монтер Веселов шагает к дочке. — Опять вытворяешь?
— Папа, ничего не произошло.
— А почему у тебя все руки-ноги ободранные?
— Так всегда было.
— По крышам лазает! — с ехидным торжеством докладывает Павлик. — По крышам и чердакам. Всем известно.
— Это верно? Чего тебя носит по крышам?!
Вера молчит.
— Я спрашиваю?!
— За голубями, вот зачем… — мстительно договаривает Павлик. — Она больных голубей подбирает.
— Запомню, — обещает Верочка Павлику. — Запомню.
— Верка, это правда?!
— Ну и что? Правда.
— Братья, — нахмурясь, говорит Фридрих, — с голубями сейчас возиться опасно. Болеют орнитозом, и были случаи заражения… Вы смотрите!
— Верка! — с нешуточной угрозой говорит Веселов. — Где эти голуби?! Я им сейчас же башки пооткручиваю!..
— Вот еще.
— Да пойми, Верочка, — вступается деликатно Фридрих, — это на самом деле опасно. Больных голубей специально уничтожают!
— Верка, где они у тебя?!
— Спрятаны. Не найдете, не старайтесь. Только я знаю и вот он… — Верочка кивает на Гошу. — Кстати, Гоша, ты им водичку поменял? Иди поменяй.
Фридрих как был с разинутым ртом, так и остался. Он смотрит на сына и не может, не в состоянии поверить:
— Го-ошка!.. И ты — тоже? С ними возишься?!.
— Иди, Гоша, — говорит Верочка.
— Не смей! Гоша, я тебе приказываю! — Фридрих даже притопывает ногой. — Сумасшедшие! Ну что же это делается?!
— Верка, три шкуры спущу! Сейчас, при всех, ремнем насандалю! Да я т-тебя…
— Они ж по своей глупости не понимают! — кричит Фридрих. — Такая опасность! Ненормальные!..
Верочка вдруг вытягивается вся, бледнеет, пропадают веснушки на ее гневном лице.
— Что вы орете?! Мы в лечебнице были. Три раза ходили, всех расспрашивали… «Башки пооткручиваю»!.. Шестеренки вы, машины бесчувственные. Сами развели голубей, а теперь башки откручивать? Не дам, хоть убейте!
— Ну, Верка! — говорит Веселов, потрясенный и даже как будто напуганный. — Ну, отпетая!.. В кого ты такая уродилась?..
А Константин Семеныч смотрит на Верочку, фыркает, смеется, любуется откровенно; потом исподтишка показывает большой палец: «Молодчина!»
И вот они уходят со двора, десятка два путников, взрослые и дети, с рюкзаками, с удочками, с фляжками на ремнях, — уходят так же, как уходили двадцать пять лет назад с моим Алешей. Что изменилось? Будут другие песни, будут другие костры гореть, и другие намечены маршруты, но в разговорах мальчишек, никогда не знавших Алешу, я вдруг слышу знакомые слова, Алешкины слова, и кто-то из ребят поступает так, как поступил бы мой Алешка, и мне кажется, опять явственно кажется, что он здесь, я вижу его; он уходит среди своих учеников, а я остаюсь его ждать… Что изменилось?
Я вижу, как Верочка и Гоша задержались у ворот.
— Встань сюда! — приказывает Верочка. — Закрой глаза. И не смей шевелиться.
— Зачем?
— Так надо. Не шевелись. Ну?
Гоша закрывает глаза, застывает покорно. Верочка, склонив голову, рассматривает его, как свою картину, как творение собственных рук. Потом осторожно и неумело целует.
— Вера…
— Не смей подходить!.. От тебя, мылом пахнет.
— Верк…
— Не смей! На голову поставлю!
— Зачем же тогда целуешься?
— Еще чего. Я не целовалась, я рукой дотронулась. И молчи, а то начнешь пузыри пускать.
Они убегают, а я, смотря им вслед, смеясь, вдруг думаю, первый раз отчетливо понимаю, что я ошибалась. Я представляла, что волей судьбы живу в разных временах, что прошлое и настоящее отделены друг от друга и несовместимы. А на самом-то деле они едины, они всегда вместе, и это совпадение времен, постоянное ощущение его, может быть, самое главное и дорогое для человека. Наверное, так.
Выходит из подъезда Игорь, великолепный денди, с чемоданчиком, с мохнатым пальто, небрежно перекинутым через локоть. Куда он собрался? Ах, да, ведь он улетает. Самолет в девять тридцать, геологическая партия, северные олени…
Остановился, глядит на окошко четвертого этажа.
— Майка! Майка!..
Никто не отзывается. Только робкое городское эхо гукнуло, зашепталось на лестницах. И тогда Игорь кричит вверх, в утреннее небо над двором:
— Ай лайв ю, Майка!..
Ученик мастера Соболева
1
Начальник цеха толкнул облупленную дверь мастерской, пропустил Алешу вперед и уже не казенным голосом, как вчера, а запросто, по-свойски сказал:
— Вот, давай… Верстак тебе сюда поставили. Инструмент бери в кладовке. А если заминка какая, то спросишь вон у соседа, он все знает.
И, кивнув, ушел.
Алеша оглядел мастерскую. Она была низкая, тесноватая, заставленная уже готовыми столами, диванами, стульями, и казалась необжитой комнатой, в которую только что въехали жильцы и еще не успели расставить мебель.
Пол, закапанный клеем, был подметен, а повыше — на оконных рамах, на лампочках и карнизах — везде лежала седая древесная пыль. Алеша вспомнил, что на ощупь она скрипит.
Горлышко дышит. Мелко-мелко подрагивает, будто пьёт воздух глоточками.
Кто это такой?
Шмяк!.. Шмяк!.. Выскакнула из-под листьев лягуха.
Я — в сторону! Чуть грядку не потоптал. Бр-р-р!..
А бабушка словно ничего не заметила, говорит вслед лягушке:
— Ах ты моя красавица! Не бойся, мы не тронем…
Это про лягушку-то — «красавица»!
Обирает бабушка слизней и приговаривает:
— Погодите, разбойники! К нам царевна-лягушка на подмогу пришла. Теперь-то мы с вами справимся!
КОМУ ДЕЛАЮТ УКОЛЫ
В белой шапочке, в белоснежном халате пришёл человек. Кто он такой, догадались?
Правильно: врач.
В руки он взял шприц с блестящей иголкой.
Что он собирается делать?
Правильно: уколы.
— Потерпите немножко, — говорит. — Зато хворать не будете. Никакая болезнь к вам не прицепится!
Кому он делает уколы, этот врач в белой шапочке и белом халате?
Нет, неправильно.
Поросятам!
ДОЛГО И КОРОТКО
Разговаривают мальчишки с моим дедом. Размечтались:
— Давайте посадим у новой школы дубовую аллею!
— Давайте, — соглашается дед.
— А как посадить?
— Сначала, — говорит дед, — соберите жёлуди.
— Хорошо, соберём. Их уже много нападало!
— Эти не годятся. Дождитесь первых заморозков, тогда посыплются спелые.
— Хорошо, дождёмся.
— Берите не все подряд. Ищите такие, у которых на конце востренький клювик. Это лучшие.
— Хорошо, отыщем.
— Вскопайте землю, посадите. Каждый жёлудь прикройте сверху еловой лапкой, чтоб мыши не сгрызли.Тогда всё?
— Нет. Взойдут весной жёлуди, скажу, что дальше делать. Работы ещё много.
— Сколько?
— И весну, и лето, и осень будете работать.
— Тогда всё?
— Нет. И ещё год, и ещё два, и ещё три. А потом поглядим…
— Долго-то как! Очень уж долго!
— Совсем не долго. Вот тысяча лет — это действительно долго.
— А при чём тут тысяча лет?
— А при том, — говорит дедушка, — что ежели постараться, тысячу лет будут стоять ваши дубы!
КТО КАК ОДЕТ
Дни стали ненастные, ночи холодеют.
И на колхозных огородах начали овощи убирать, чтобы не портились, не помёрзли.
Сначала убрали огурцы-голыши.
Потом — лук в бумажных рубашках.
Потом — бобы в шерстяных чулочках.
Убрали репу, брюкву,
редьку,
морковку,
свёклу,
турнепс
и
разную петрушку.
Одна капуста осталась. Её позже всех убирают.
У неё, у капусты, семьдесят семь одёжек, она холода не боится!
ПАДАЮТ ЛИСТЬЯ
Качается, падает с дерена кленовый лист, похожий на красную гусиную лапу. Медленно падает.
А навстречу ему, только снизу вверх, летит другой лист. Точно такой же красный, похожий на гусиную лапу.
Медленно поднимается.
И вот соединились листья, летевшие друг к дружке. Слились в один. Заколыхались на воде отражения…
Только теперь стало заметно, что лист опустился на воду.
Я стою на берегу нашего озера. Никогда раньше не знал, что бывает вода такая прозрачная, такая спокойная. От осеннего холода, от осеннего солнца сделалась вода как воздух.
И не дерево в ней отражается — просто два дерева растут. Одно макушкой вверх, другое макушкой вниз.
Сверху падают листья.
Снизу падают листья.
И соединяются на невидимой границе между водой и небом.
ЧТО БУДЕТ С КОЧЕРЫЖКОЙ
Бабушка рубит капусту. Кочерыжки мне отдаёт, я их грызу, похрустываю.
Вот попалась самая толстая, самая длинная кочерыга.
— Бабушка, дай!
— Эту не дам. Это золотая кочерыжка.
— Она просто большая! Всего-навсего!
— То-то и хорошо. Мы эту кочерыжку в погреб снесём. Сбережём до весны. Потом в землю посадим.
— И что будет?
— Начнёт расти кочерыжка.
— А потом?
— Зацветёт кочерыжка.
— А потом?
— Стручки на ней созреют, в каждом стручке— семена. Много будет капустных семян.
— Ну и что?
— Семена посеем, будут новые кочаны, а в каждом кочане — новая кочерыжка. Вот что!
ЁЛКИНО ПЛАТЬЕ
Продираешься через ельник, а молодые ёлочки колются:
— Не трогай нас!
— Подумаешь, тихонечко задел.
— И тихонько не задевай. Мы свою одёжку бережём.
— Да что за одёжка у вас такая особенная?
— Иголки наши зелёные — не листья. Не меняются каждое лето.
— Так что?
— Вот выросла свеженькая еловая лапка, а иголки на ней сменятся только через семь лет.
— Да, это не скоро.
— Вот и приходится беречь!
ВОТ ГДЕ ХИТРОСТЬ-ТО
Стараемся вдвоём с приятелем Санькой — собираем орехи. Одному собирать неловко: орешник высокий, не допрыгнешь. А тут я хватаюсь за ветку, нагибаю её к земле, а Санька обрывает орехи. Сразу двумя руками действует.
Я говорю:
— Ты прямо как белка!
— Нет, — говорит, — белки хитрей работают.
И впрямь: попадаются нам кусты, где ни одного полного орешка нету. Все пустые.
Белки обобрали куст. Хорошие орехи унесли, а пустышки нам оставили.
Пустой орех от полного — который с вкусным ядрышком— никак не отличить. Висит на ветке такой же коричневый, такой же лоснистый, в таком же кружевном воротничке.
И только когда сорвёшь, то почувствуешь, что он подозрительно лёгонький.
Раскусишь — а внутри ядрышка нет, одна труха…
Да, Санька, пожалуй, правду говорит про белок.
Он хитрый, Санька, удивительно хитрый. Но всё равно обманывается, рвёт сейчас пустые орехи. Сердится, когда раскусит.
А белки, что побывали на этом кусте, не обманывались. Они спокойненько отличали пустой орешек от полного. Не рвали, не взвешивали, не раскусывали. Будто видели сквозь скорлупу…
Насквозь видели.
Вот где хитрость-то!
ПУГЛИВАЯ ОСИНА
Вы, наверно, замечали — все деревья в лесу спокойно стоят, веткой не шелохнут. И только одна осина трепещется. Дохнёт самый незаметный ветерок — и уже завертелись, засуетились листья.
Они подвешены на длинных черешках. Будто на гибких ниточках. Будто нарочно сделаны как флюгер — ветер ловить.
Читать дальше
КАК СПЯТ ЛОШАДИ
Ми берегу озера горит костёр. Мы сидим возле него, печём молодую картошку.
Рядом, в темноте, бродят лошади.
Мы их пригнали сюда, спутали им передние ноги. И лошади пасутся на лугу.
Слышно, как они мелко переступают спутанными ногами. Как всхрапывают. Как хлещут хвостами.
Вот луна засветилась над лесом.
Теперь оглянешься, глаза привыкнут к сумраку — и виден весь берег и чёрные лошади, стоящие по колено в тумане.
— Когда же они спать лягут? — спрашиваю я Саньку.
— Кто?
— Да лошади… Днём работали, ночью пасутся…
— А зачем им ложиться? — не понимает Санька.
— Чтобы спать.
— Дак они лошади!
— Ну и что?
— Лошади стоя спят!
Я ещё раз оглядываюсь. И теперь замечаю, что ближняя к нам лошадь совсем неподвижна. Не шелохнётся, стоит с отвислой губой.
Спит.
СКОЛЬКО ЕЩЁ АЙБОЛИТОВ?
Помните, что трава подорожник лечит людей?
Теперь я знаю, что не один подорожник — доктор Айболит. В лесу много добрых докторов.
Учитель Сергей Степанович ведёт школьников в лес, и они собирают там цветки ландыша, листья брусники, мелкие яблочки шиповника. И ещё много разных трав, цветов и ягод.
Всё это сдают в аптеку.
И лесные Айболиты помогают больным людям поскорей выздороветь.
Санькина младшая сестра тащит корзинку с лечебными травами и распевает:
Не зовите докторов
Вы из поликлиники!
А ищите докторов
Где-нибудь в малиннике!
БЕРЕЗОВЫЕ СЕРЕЖКИ
Кто видел цветущую берёзу?
Вот странное дело: сколько раз я проходил мимо, и не замечал, как берёза цветёт…
Бывает это после майских праздников. Листья на берёзе ещё маленькие, словно бы мокрые. А на концах веток появляются коричнево-золотые серёжки.
Вся берёза в серёжках. Вся золотится, как будто в солнечном дожде!
В середине лета серёжек почти не видать. Листья погрубели, потемнели. Спрятались за ними серёжки. Незаметно зреют в них семена.
И вот глядите! Летят с берёз крошечные самолётики, будто вырезанные из серой бумаги. Много-много кружит над землёй самолётиков.
Люди думают, что это и есть семена.
Но их не стоит собирать, не стоит сеять. Ничего из них не вырастет. Это не семена, это пустые чешуйки сыплются…
Семена у берёзы другие. Они ещё мельче. И похожи на бабочек: еле видимое жёлтое семечко, а по бокам два круглых прозрачных крыла.
Бабочки легче самолётиков.
Дунет ветер, качнёт берёзу. Метелью закружатся бабочки с прозрачными крыльями.
Смотрите, смотрите! Пляшет, вьётся, летит берёзовый лес над деревней!
ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА
Напали на наш огород ночные разбойники.
Как только стемнеет, мы с бабушкой берём электрический фонарик и отправляемся на грядки. Начинаем охоту.
Жёлтое пятнышко света ползёт по капустным листьям. По редиске, по гороховым вьющимся стеблям… И вдруг — стоп!
Сидит на листе голый противный слизень. Безрогая такая улитка. Насквозь проедает лист, одни жилочки оставляет.
Слизни разбойничают в темноте, днём прячутся под камешки, под комочки земли. Их тогда не настигнешь. Поэтому мы с бабушкой ночью не спим, охотимся…
Но вот жёлтое пятно фонарика задержалось почему-то на земле. Там видны два выпуклых глаза. И золотистое горлышко.
Горлышко дышит. Мелко-мелко подрагивает, будто пьёт воздух глоточками.
Кто это такой?
Шмяк!.. Шмяк!.. Выскакнула из-под листьев лягуха.
Я — в сторону! Чуть грядку не потоптал. Бр-р-р!..
А бабушка словно ничего не заметила, говорит вслед лягушке:
— Ах ты моя красавица! Не бойся, мы не тронем…
Это про лягушку-то — «красавица»!
Обирает бабушка слизней и приговаривает:
— Погодите, разбойники! К нам царевна-лягушка на подмогу пришла. Теперь-то мы с вами справимся!
КОМУ ДЕЛАЮТ УКОЛЫ
В белой шапочке, в белоснежном халате пришёл человек. Кто он такой, догадались?
Правильно: врач.
В руки он взял шприц с блестящей иголкой.
Что он собирается делать?
Правильно: уколы.
— Потерпите немножко, — говорит. — Зато хворать не будете. Никакая болезнь к вам не прицепится!
Кому он делает уколы, этот врач в белой шапочке и белом халате?
Нет, неправильно.
Поросятам!
ДОЛГО И КОРОТКО
Разговаривают мальчишки с моим дедом. Размечтались:
— Давайте посадим у новой школы дубовую аллею!
— Давайте, — соглашается дед.
— А как посадить?
— Сначала, — говорит дед, — соберите жёлуди.
— Хорошо, соберём. Их уже много нападало!
— Эти не годятся. Дождитесь первых заморозков, тогда посыплются спелые.
— Хорошо, дождёмся.
— Берите не все подряд. Ищите такие, у которых на конце востренький клювик. Это лучшие.
— Хорошо, отыщем.
— Вскопайте землю, посадите. Каждый жёлудь прикройте сверху еловой лапкой, чтоб мыши не сгрызли.Тогда всё?
— Нет. Взойдут весной жёлуди, скажу, что дальше делать. Работы ещё много.
— Сколько?
— И весну, и лето, и осень будете работать.
— Тогда всё?
— Нет. И ещё год, и ещё два, и ещё три. А потом поглядим…
— Долго-то как! Очень уж долго!
— Совсем не долго. Вот тысяча лет — это действительно долго.
— А при чём тут тысяча лет?
— А при том, — говорит дедушка, — что ежели постараться, тысячу лет будут стоять ваши дубы!
КТО КАК ОДЕТ
Дни стали ненастные, ночи холодеют.
И на колхозных огородах начали овощи убирать, чтобы не портились, не помёрзли.
Сначала убрали огурцы-голыши.
Потом — лук в бумажных рубашках.
Потом — бобы в шерстяных чулочках.
Убрали репу, брюкву,
редьку,
морковку,
свёклу,
турнепс
и
разную петрушку.
Одна капуста осталась. Её позже всех убирают.
У неё, у капусты, семьдесят семь одёжек, она холода не боится!
ПАДАЮТ ЛИСТЬЯ
Качается, падает с дерена кленовый лист, похожий на красную гусиную лапу. Медленно падает.
А навстречу ему, только снизу вверх, летит другой лист. Точно такой же красный, похожий на гусиную лапу.
Медленно поднимается.
И вот соединились листья, летевшие друг к дружке. Слились в один. Заколыхались на воде отражения…
Только теперь стало заметно, что лист опустился на воду.
Я стою на берегу нашего озера. Никогда раньше не знал, что бывает вода такая прозрачная, такая спокойная. От осеннего холода, от осеннего солнца сделалась вода как воздух.
И не дерево в ней отражается — просто два дерева растут. Одно макушкой вверх, другое макушкой вниз.
Сверху падают листья.
Снизу падают листья.
И соединяются на невидимой границе между водой и небом.
ЧТО БУДЕТ С КОЧЕРЫЖКОЙ
Бабушка рубит капусту. Кочерыжки мне отдаёт, я их грызу, похрустываю.
Вот попалась самая толстая, самая длинная кочерыга.
— Бабушка, дай!
— Эту не дам. Это золотая кочерыжка.
— Она просто большая! Всего-навсего!
— То-то и хорошо. Мы эту кочерыжку в погреб снесём. Сбережём до весны. Потом в землю посадим.
— И что будет?
— Начнёт расти кочерыжка.
— А потом?
— Зацветёт кочерыжка.
— А потом?
— Стручки на ней созреют, в каждом стручке— семена. Много будет капустных семян.
— Ну и что?
— Семена посеем, будут новые кочаны, а в каждом кочане — новая кочерыжка. Вот что!
ЁЛКИНО ПЛАТЬЕ
Продираешься через ельник, а молодые ёлочки колются:
— Не трогай нас!
— Подумаешь, тихонечко задел.
— И тихонько не задевай. Мы свою одёжку бережём.
— Да что за одёжка у вас такая особенная?
— Иголки наши зелёные — не листья. Не меняются каждое лето.
— Так что?
— Вот выросла свеженькая еловая лапка, а иголки на ней сменятся только через семь лет.
— Да, это не скоро.
— Вот и приходится беречь!
ВОТ ГДЕ ХИТРОСТЬ-ТО
Стараемся вдвоём с приятелем Санькой — собираем орехи. Одному собирать неловко: орешник высокий, не допрыгнешь. А тут я хватаюсь за ветку, нагибаю её к земле, а Санька обрывает орехи. Сразу двумя руками действует.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Автор книги: Эдуард Шим
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– А если хвост не суставчатый? Не широкий?
– Тогда нельзя, – отвечает Рак. – Сам подумай: как же воду загребать? Неспособно. Далеко не уплывёшь.
– Ну всё-таки, всё-таки попробуем!!
– Нет, не возьмусь я тебя учить, – сказал Рак и уплыл хвостом вперёд.
Совсем огорчился Щенок. Лапы для плавания не годятся, хвостик не годится. А в воду полезть ужас как хочется!
Вдруг из воды Щука вылетела как выстреленная, плюх! – опять нырнула. Только брызги вокруг да кольца по воде… Вот это пловец!
– Эй, Щука, – кричит Щенок, – слушай, научи меня плавать! Я тебя очень прошу, пожалуйста!
Замерла Щука, немигающими зелёными глазами смотрит на Щенка.
– Изволь, – говорит. – Это очень просто. Ты лежишь в воде, как бревно. Не двигаешься. Потом ка-а-а-к хвостом вильнёшь, как плавниками ударишь – сразу всех и перегнал!
– Чем, чем ударишь?
– Я тебе объясняю: плав-ни-ка-ми.
– Какими плавниками?! Нет у меня плавников!
– Нету?
– Нету!!
– Совсем?
– Совсем!!
– Тогда не за своё дело не берись! – сердито сказала Щука, вильнула хвостом и пропала в глубине.
Тявкнул Щенок от горькой обиды, подскочил на всех четырёх лапах. Не удержался на крутом берегу – кувырк! – и бултыхнулся в воду.
– Ай-яй!!
Вынырнул, не помня себя от страха, головой трясёт, чихает.
Но почему-то не тонет.
Лапы сами собой по воде колотят, пену взбивают! И берег всё ближе придвигается, ближе!..
Значит, плывёт Щенок! Сам научился плавать!
Да как научился-то здорово! Лучше всех плывёт!
По-собачьи!
ОХ, ТЯЖЕЛО!
– Ох, тяжело!..
– Почему тебе, Яблоня, тяжело?
– На мне ветки от яблок гнутся, к земле клонятся… Еле держу!
– Ох, тяжело!..
– Почему тебе, Рожь, тяжело?
– Колос налился, на стебле качается, вот-вот ляжет… Еле держу!
– Ох, тяжело!
– А тебе, Тыква, отчего тяжело?
– На земле лежать да себя держать, вот отчего!
ТЯЖЁЛАЯ РАБОТА
– Дятел, перестань ты стучать-долбить! Что же это, право, совершенно покоя нету! Голова от твоего стука болит!
– А у меня, думаешь, не болит? Того и гляди – сотрясение мозга будет.
– Дак зачем тогда стучать-колотить?
– А у меня, голубушка, работа такая. Опасная, вредная и тяжёлая. И другой работы, чтоб полегче была, у дятлов нетути.
ПОДОРОЖНИК
– Ну и место выбрал ты себе, Подорожник! На самой дороге растёшь… Наступят на тебя ногой – раздавят!
– Попробуй-ка раздави! Нынче по мне трактор проехал, а я живой да здоровенький!
РОЖКИ ДА НОЖКИ
– Ай, кто это такой рогатый?!
– Это я. Папоротник.
– Ты бодаешься?
– Не. Я смирный.
– Ты всех напугать хочешь?
– Не. Я добрый.
– А зачем тебе крутые рога?
– Это у меня листья так разворачиваются.
– Листья? Хи-хи… А где же стебель?
– Нету.
– А веточки?
– Тоже нету.
– А что же у тебя есть?
– Вот листья. И корешки в земле.
– Ай-яй-яй! У тебя только рожки да ножки! Рожки да ножки! Ай-яй-яй!
– Погоди дразниться. Вот я корешками укреплюсь, листья кружевные расправлю, – знаешь, какой сделаюсь?
– Какой?
– Глаз от меня не оторвёшь!
ХРАБРЫЙ ПТЕНЕЦ
– Воробьишко ты глупый, ты зачем на заборе уселся, у всех на виду?
– Ч-чего?
– Вон ворона летает, тебя схватить может!
– Ч-чего?
– А вон белка скачет, попадёшься к ней в зубы!
– Ч-чего?
– А вон кошка бежит по дорожке, глазищами зыркает!
– Ч-чего?
– «Чего», «чего»! Расчирикался! Улетай, пока не заметили!
– Чик!.. А я летать ещё не могу! Я только ещё… из гнезда вывалился… Чик! Ничего не знаю, ничего не умею! И никого ещё не боюсь!
КОРОСТЕЛЬ И ГРАЧ
– Коростель, ты чего запоздал, из тёплых краёв так поздно прилетел?
– А я ждал, пока мой дом подрастёт.
– Как это – дом подрастёт?!
– Ты на дереве, Грач, живёшь, тебе и не понять. А я на чистом лугу живу, в траве прячусь. Вот и ждал, пока трава подрастёт!
ВЫПЬ И УТКА
– Ой, кто так страшно на болоте ревёт? Медведь, наверно!
– Не.
– Значит, это Лось ревёт!
– Не.
– А кто же тогда?
– Это я, Выпь.
– Ты?! Вот уж не поверю! Чтоб такая серенькая птица, невидная, и так ревела?! Быть не может! Из всех птиц на болоте я, Утка, громче всех крякаю!
– А сейчас поглядим. У-у-у-у-у-у-ух!!
– Кря!..
– Ага, со страху в камыши забилась! Будешь знать, чей голос толще!
СЛЕПОЙ ДОЖДИК
Летний весёлый Дождик прибежал в лес – и давай плясать! По берёзовым листочкам пощёлкивает, по круглым осиновым листьям барабанит, напевает песенку:
Я из тучи упал,
По земле побежал,
Мои ножки легки —
Ни разу не споткнутся…
– Какая славная песня! – сказали вдруг тоненькие голоса. – Какой добрый Дождик!..
Это радовались Водомерки. Они жили в маленьком лесном озерце и сейчас стояли рядышком у берега, как маленькие лодочки у пристани.
– Значит, я вам нравлюсь? – спросил Дождик.
– Ну, конечно! – ответили Водомерки. – Мы тебя так ждали! Наше озерцо уже совсем высыхало, мы не знали, куда деваться… А теперь оно разольётся снова, жить нам будет просторно, привольно. Лей пуще, Дождик!
И Дождик защёлкал сильнее и ещё громче запел:
…Под кустом ждут меня,
Под листком ждут меня,
Птицы ждут, звери ждут,
Просто не дождутся!
– Как бы не так! – послышался злющий скрипучий голос Паука. – Кому ты нужен, глупый Дождь… Только мешаешь. Я трудился, я старался, паутину свою плёл. Между ветками её растянул, думаю: сейчас добыча попадётся! А попали одни твои капли, намочили паутину, разорвали… Убирайся из лесу!
– Вот тебе н а ! – сказал Дождик. – Одни меня хвалят, другие меня прочь гонят… Интересно, – нужен я всё-таки здесь или нет?
– Конечно, нужен!.. – пыхтя и отдуваясь, сказала Сыроежка. Она только что проглянула из-под земли, и на её круглой фиолетовой шапочке ещё лежал сучок и сосновые иглы. – Припусти, Дождик! Мы, грибы, расти без тебя не можем!
– Нет, нет! – закричала лесная Земляника в белом платочке. – Ты сейчас совсем не нужен! Я вся вымокну и у меня тогда ягод не будет!
– Молодец, Дождик! – сказал мокрый, но очень довольный Лось. – Ты слепней разогнал, мух распугал, а то ведь житья от них не было!
– Тьфу! – рассердился Барсук. – Я нору чистил, проветривал, подстилку менял, а тут – хлынуло… Безобразие! Совсем не вовремя дождик!
Слушал Дождик, слушал – ничего понять не может.
– Ну, – говорит, – вы тут без меня разберитесь – нужен я или нет. А я покуда в деревню сбегаю.
Прибежал в деревню, по тесовым крышам постукивает, в желобах побулькивает, распевает:
Я из тучи упал,
По земле побежал,
Мои ножки тонки —
А всё равно не гнутся!
В деревнях меня ждут,
В городах меня ждут,
Тут и там, там и тут
Просто не дождутся!
– Это верно! – сказали Огурцы, росшие в огороде. – Заждались мы тебя, Дождик. Ух, напьёмся сейчас!
– Ах, так?! – сказали капризные Помидоры. – Дождик пошёл? Ну, так не будет вам красных помидоров. Чтобы нам цвести, – жара нужна, сухой воздух… А сырость нам вредна, вредна, – понимаете?
– Ничего, ничего! – весело сказал жёлтый Лилейник, стоявший в палисаднике перед домом. – Дождик – это хорошо, это полезно… После него я так расцвету, что моя хозяйка будет очень довольна!
– Хозяйка не будет довольна! – захныкали синие Люпинусы. – Мы очень нежные цветы… У нас такие тяжёлые шапки, что если они намокнут, то мы не выдержим и сломаемся…
Не успели цветы договорить, как на улице кто-то закричал и засмеялся. Босые мальчишки шлёпали по лужам, брызгались и просили:
– Дождик, Дождик, – пуще! Дождик, Дождик, – пуще!
– Ага! – обрадовался Дождик. – Люди-то уж лучше всех знают, нужен я или нет… Пуще – так пуще!
И только он собрался припустить вовсю, как загромыхали колёса – на конных граблях ехали колхозники.
– Эх, – говорили они, – помешает нам дождик сено убрать… Хоть бы унялся, погодил маленько!
Дождик совсем растерялся. Он даже петь начал шёпотом и перепутал слова своей песенки:
Я на тучу упал,
Я с земли убежал,
Мои ножки тонки —
Меня не дождутся.
А тут между туч выглянуло ясное солнышко. Оно так заблестело, засияло, что Дождик сразу ослеп.
Ведь всегда при солнце Дождик становится слепым.
И он уже теперь не мог выбирать дороги, и пошёл по земле просто наугад. И больше на него никто не сердился. Все понимали, что если Дождик пришёл не вовремя, то сделал он это нечаянно.
МУРАВЕЙ И ТЛИ
– Гей, мои коровы, гей, мои безрогие! Гоню вас по прямой дорожке – по ровному сучку, на чистый луг – на зелёный лист. Чтоб паслись-наедались, молока нагуливали, чтобы с каждой Тли – по большущей капельке!
НЕЗАБУДКИ
Мы и ростом невелички, и цветы у нас капельные, и запаха приятного нет. А ты нас всё равно не забудешь.
Увидишь голубое небо весной, – нас вспомнишь.
Встретишь голубое чистое озерцо, – нас вспомнишь.
Глаза у кого-нибудь увидишь голубые, – опять нас вспомнишь.
Мы ведь – незабудки.
НТО БЕЛКИ ДЕЛАЮТ?
Старая Сова на пеньке сидит, головой вертит, глазищами круглыми хлопает.
– Не пойму, – говорит, – чегой-то на сосне мельтешит… Вроде знакомое чего-то… Эй, Сорока! Погляди, чего на сосне мельтешит? Я днём-то плохо вижу, не разберу никак.
– Да это белки, бабуся!
– Ишь ты! И сколько их, белок?
– Трое, бабуся. Моло-оденькие!
– Чего же они делают?
– Сейчас вот друг за дружкой бегут. Одна впереди, а две сзади.
– Небось шишку отнять хотят, еловую.
– Нет, шишки не видать. А теперь обратно повернули. Задняя белка догоняет, а передние бегут.
– Да куды бегут-то?! Может, спасаются от кого?
– Непохоже, бабуся. Вот остановились. А теперь на ветке качаются.
– Это как же – качаются?
– Да вверх-вниз.
– Небось мутовочку зелёную достать стараются. Свеженького погрызть хотят!
– Нет, бабуся. Они теперь вниз спрыгнули.
– Гриб какой-нибудь ищут… Мухомор какой-нибудь.
– Нет, бабуся. Не ищут! Они теперь вверх по стволу скачут, да все винтом, винтом!
– Тьфу, нечистая сила… Туды-сюды, вверх-вниз, взад-назад, винтом-финтом, и всё без толку… Не видала я таких белок. Небось ненормальные. Поди спроси сейчас же, чего они делают!! Ну? Спросила?
– Спросила.
– Чего они делают?
– Да они играют, бабуся! Играют!
ЧТО ЭТО НОЧЬЮ СВЕТИТСЯ?
Два маленьких лесных мышонка заблудились однажды. Играли, бегали, Друг за дружкой гонялись, потом глянь – место вокруг незнакомое. Чужой страшный лес!
А уже вечер наступил.
Красное солнышко за тёмные деревья закатилось.
Вот-вот глухая ночь настанет в лесу.
Скачут мышата с кочки на кочку, от страха попискивают, ищут дорогу домой. Хорошо бы Мышь-маму позвать, да боязно!
Уже и земли под лапками почти не видать. Чёрная трава над головою качается, шелестит. Чёрные кусты черники листьями шуршат. Чёрные пни вырастают на пути, как огромные башни. А совсем высоко, в поднебесной вышине, чёрные деревья на зелёном небе качаются, от ветра шумят… Страхи-то какие, мамоньки!
И вдруг что-то засветилось впереди. Голубым холодным светом, которого никогда мышата не видели…
Что это светится?
Пошли мышата тихонько-тихонько, глазёнки таращат, мокрыми носишками воздух нюхают.
Ближе голубой свет.
Совсем близко.
Видят: это старый пень, гнилой да склизлый, сам собою в темноте светится.
– Ты видал, чтобы пни светились? – спрашивает один Мышонок.
Второй от удивления на задние лапки сел.
– Нет, – говорит, – не видал… Вон, оказывается, чего в лесу-то бывает!
Обнюхали мышата удивительный пень, обсмотрели, даже на зуб попробовали.
Потом дальше побежали.
А в лесу ещё темней сделалось. Уже высоких деревьев не видать и зелёного неба не видать, а кусты над головой еле-еле угадываются.
На полянку выскочили мышата. Да так и присели на растопыренные лапы.
По всей полянке голубые огоньки мерцают. Видимо-невидимо! И двигаются эти огоньки, с места на место перескакивают, кружатся…
– Мамоньки! – первый Мышонок говорит. – Это что же: гнилые пни плясать да кружиться начали?!
– Это небось маленькие такие гнилушки… – второй Мышонок говорит. А сам от страха заикается.
Чуть не на пузиках поползли мышата, тихо-тихо ползут, не дышат.
Ближе вертлявые огоньки.
Совсем близко.
Видят мышата: на кустах и в траве чёрненькие жуки ползают и брюшко у каждого жука голубым пятнышком светится. Вот оно что!..
– Чего их бояться! – первый Мышонок говорит.
И одного светляка съел.
– Конечно, – второй Мышонок поддакивает. – Букашки, больше ничего!
И двух светляков съел.
Поглядели ещё мышата на удивительную полянку, повернулись, дальше побежали.
А в лесу-то совершенная тьма настала. Ни деревьев больше не видать, ни кустов, ни черники с брусникой. Только нюхом и можно дорогу отыскать.
Вдруг высоко над головами мышат новые огни засветились. Жёлтые, Два круглых одинаковых жёлтых огня.
Мерцают, медленно поворачиваются.
На мышат уставились.
– Небось тоже букашки! – первый Мышонок говорит.
– Ага, – поддакивает второй. – Я бы их съел, кабы не так высоко забрались!
А жёлтые огни с места снялись и бесшумно поплыли вниз, прямо на мышат.
Хорошо, что Мышь-мама, которая детей своих разыскивала, успела вовремя подбежать. Одного Мышонка в кротовую норку толкнула, второго под еловый корень подпихнула. Сама – прыг! – и за пнём спряталась.
Жёлтые огни низко проплыли, ветерком опахнули. Исчезли.
– Мам, это что было такое? – первый Мышонок спрашивает.
– Это чего светилось? – переспрашивает второй.
А Мышь-мама из-за пня вылезла, отдышалась и отвечает:
– Сейчас я вам такую трёпку задам! Такую таску! Будете у меня по ночам разгуливать!
– Да что же это светилось-то?
– Это глазища совиные! Это про вас, бестолковых да глупых, летает мышиная смерть!
КОМУ ЖАРКО, КОМУ ХОЛОДНО
Барсук говорит:
– Ну что за лето нынче?! Холодно, дожди льют. Впору зимнюю шубу надевать… У меня барсучата малые даже в норе зябнут!
Бобёр говорит:
– И-эх, какое лето нынче славное! Ни тебе жарищи окаянной, ни тебе засухи. Воды в речке много, плавать раздольно. Малые бобрята резвятся в своё удовольствие!
Уж говорит:
– Собралась погода нас, ужей, погубить! От холода кровушка стынет, шевелиться не хочется. Еле ползаю… Лягушку догнать – и то не могу!
Олень говорит:
– Хороши стоят погоды! Комар не кусается, слепней да мух, почитай, совсем не видать. Прекрасное лето, прекрасное, только жарковато малость… По лесам бежать – упаришься!
КТО КОПЫТО ПОТЕРЯЛ?
Шнырял Зайчонок по лесу, видит – на поляне пень стоит гнилой, а на пне – чьё-то большое копыто.
Серое гладкое копыто с коричневым ободком. Новенькое!
Ахнул Зайчонок:
– Это кто же копыто потерял?! Вот ротозей-то, а? Небось теперь на трёх ногах ковыляет, плачется, да найти не может. Выручить, что ли, беднягу?
Сидит Зайчонок, раздумывает: «Чьё такое большое копыто? Какого зверя?»
Из ельника выбегает на поляну Кабан. Длинное рыло к земле опустил, пятачком вертит, нюхает. Будто ищет чего-то.
– Дяденька Кабан! – Зайчонок кричит. – Это не ты здесь копыто потерял?
Хрюкнул Кабан.
– Почему думаешь, что я потерял? Ась?
– Да ты, дяденька, подслеповатенький! Небось и потерял!
– Хрюк! – Кабан говорит. – Насмешил. Я, может, лучший бегун в лесу! У меня копыта – хрю! – специальные. Сквозь такой бурелом проскочу, где все другие застрянут. По болотам сигаю. По кустам-камышам. Во у меня копыта какие, гляди!
Поглядел Зайчонок – верно, особенные копыта у Кабана. Вострые. Долгие. И раздвоенные. Совсем не похожи на оброненное…
«Нет, – думает Зайчонок, – это кто-то другой потерял. Что ещё за звери есть с копытами?»
Выпрыгнула на полянку лесная Коза. Приседает на ножках, оглядывается. Ушки торчком.
– Тётенька, – Зайчонок кричит, – не ты здесь копыто потеряла?
– А почему думаешь, что я?
– Да ты, тётенька, пугливая! Небось с перепугу и потеряла!
Смеётся Коза.
– Ах ты, – говорит, – несмышлёный! Разве у меня такие копытца? У меня они точёные, лёгонькие! Я ведь – глянь-ка! – прямо по воздуху летаю!
Поглядел Зайчонок – верно, копытца у Козы как игрушечки. Совсем не похожи на оброненное. Значит, кто-то другой потерял.
Что за зверь в лесу с большими копытами, неуклюжими?
Шагает через полянку Лось. Горбоносую голову нагнул, будто высматривает чего-то. Бородой чуть не по земле метёт.
– Дедушка Лось! – кричит Зайчонок. – Это не ты здесь копыто потерял?
– Почему, пострел, на меня думаешь?
– Да ты, дедушка, старенький, забывчивый. Небось и потерял!
Качнул бородой Лось, усмехнулся.
– Я, – говорит, – зимой рога теряю. Это верно. Это со мной бывает…
– Вот, вот! Я и говорю! Потеряешь, дедушка, а найти не можешь?
– А я и не ищу. Весной у меня рога новые появляются. Будут ещё больше да грозней. А копыт мы, Лоси, не теряем. Нету нас такого обычая. Гляди-ка: я на своих копытах по трясине шагаю. Как на лыжах! Нужда придёт – оборониться копытом могу. Хоть от Волка, хоть от Медведя. Мои копыта дорого стоят!
Поглядел Зайчонок – верно, грозные у Лося копыта. И удобные, по ноге присадистые.
– Ну кто же, – тогда Зайчонок говорит, – кто же вот это копыто потерял? Эту лепёху нескладную?!
– А никто не терял, – отвечает Лось.
– Да взялось-то оно откуда?!
Подскочил Зайчонок поближе, толкнул копыто – а оно не шевелится.
Подёргал, подёргал – не отрывается!
Приросло оно, что ли?!
И тут учуял Зайчонок, что от копыта лесным грибом пахнет.
– Да это же гриб, дедушка!!
– Конечно, гриб, – отвечает Лось. – Гриб-трутовик. Ни съесть его, ни к делу пристроить… Уж такое копыто никчёмушное. Одному гнилому пню впору!
КТО НА КОГО ПОХОЖ?
Маленький Енотик прибежал домой, а мама так и ахнула:
– Батюшки, на кого ты похож?! Ты это где извозился? Почему вся шёрстка в мусоре?
– А я муравейник ворошил.
– Почему лапы в болотной тине?
– А я за лягушкой гонялся.
– Нос почему в земле?!
– Я жука выкапывал…
– Нет, вы только посмотрите на него! – мама говорит. – Разве так порядочные звери выглядят? Это не зверь, это какой-то медвежонок немытый!
– А как порядочные звери выглядят?
– У порядочных зверей шёрстка блестит, носы вылизаны, коготки вычищены! А ты погляди-ка на себя!
– Я хотел поглядеть, – Енотик отвечает, – только не дали.
– Кто не дал?
– А Медведица. Я на речку пришёл, к воде спустился – вдруг Медведица с медвежатами! Стра-ашная такая! Злю-ю-ущая!
– Да ты знаешь, зачем она на речку пришла?
– Не знаю. Я скорей убежал.
– Она медвежат купать привела. И ей стыдно, когда дети чумазые!
– Вот оно что… – говорит Енотик. – Теперь понимаю. А то я догадаться не мог, почему она лапой машет и рычит: «Ах ты, чумичка, ах ты, Енот неумытый!»
НЕМ ПЛАВУНЕЦ ДЫШИТ?
– Ай, Жук-Плавунец помер! Глядите, глядите – вниз головой на воде плавает!
Один хвостик малюсенький наружу!
– Ничего я не помер.
– А зачем же ты вниз головой подвесился?
– Я подышать вылез.
– Подыша-а-ать?! Чем же ты дышишь-то?
– А что наружу выставил, тем и дышу. Вот так!
ЁЛКА
Грибничок-лесовичок, постой! Не прячься под Осинку, не прячься под Берёзку… У них листики хоть и лопушистые, да вертлявые, реденькие, – пропускают дождь.
Ты ко мне, Ёлочке, подойди, у меня схоронись. Я тебя лапами густыми прикрою, от дождика заслоню – ни одна капелька не просочится!
А чтоб сидеть было мягко, – моховая подушечка есть. Сядь-ка на неё, спиной к стволу моему привались, удобно будет. Вот так…
Э, брат, да у тебя корзинка совсем пустая! По лесу ходил, ничегошеньки не выходил?
Не беда, поможем твоему горю.
Глянь-ка под нижнюю лапу… Во-он, видишь? Крепенький боровичок растёт. Да нет, погоди! Там ещё есть. Боровики семьями держатся, тут их целый десяточек.
Вот и потяжелела корзинка!
А вот и дождик кончается. Нынче дождик – торопыга: спрыснул землю чуток и дальше побежал… Скоро опять сухо будет.
Можно тебе снова в дорогу.
Прощай, грибничок-лесовичок!
СЫЧ и мыши
– Сычик, Сычик, где ты был?
– На полях мышей ловил.
– И много ли поймал?
– Да всего одну семейку: пять братцев, пять сестриц, восемь дядек, восемь тёток и шестнадцать племянничков!
ЗВОН В ГОЛОВЕ
– Никак не разберу: что это день-деньской звенит? Не то кузнечики в траве, не то сама сухая трава… И звенит, и звенит… Просто голова заболела… Послушайте, нельзя ли узнать – что это такое звенит?
– Оборотись на себя.
– Зачем на себя оборотиться?
– Да это у тебя, у Мака, в сухой голове звон стоит!
ТЕЛЁНОК И МЕДВЕДЬ
– Уй!! Не тронь меня, Медведь! Не ломай меня, Медведь!!
– Фу-у, напугал-то как!.. Ну тебя… Разве можно этак орать дурным голосом… У меня сердце слабое, жилочки трепетные, от испуга со мной медвежья болезнь приключается!
НЕ ЗЕВАЙ
Поспел несеяный лесной урожай, звери да птицы запасы на зиму готовят.
Водяная Крыса на лугу зелёном луковки выкапывает, в нору таскает.
Полёвка носит в кладовочку разные корешки, на ровные кусочки разгрызенные.
Поползень кленовые и липовые семена по щёлочкам прячет.
Сойка дикое яблочко нашла – и то подобрала.
Стараются, работают.
Голод – не тётка, холод – не дядька, кому хочется зимой бедовать!
Старая Белка наставляет Бельчонка:
– И ты за дело берись. Урожай в лесу велик, но и охотнички на него сыщутся. Прозеваешь – с носом останешься.
– Ладно, баушка! – Бельчонок говорит. – Уж я постараюсь.
Спустился книзу по веточкам, раздумывает – куда бы пойти?
Глянь – скачет меж корней Лесная Мышь, в зубах тащит ядрёненький спелый орех.
– Хороши ли орешки-то? – спрашивает Бельчонок.
– Уж куда лучше! – отвечает Мышь. – И вкусны, и сытны, и на любой зубок присадисты. Грызи – не хочу!
– А где берёшь их?
– Да рядом, в орешничке.
Поскакал Бельчонок в орешник. И впрямь;—на тонких веточках, под круглыми листиками висят орехи в мохнатых воротничках. Да всё парочками, троечками!
– Эх, – вздыхает Бельчонок, – жалко, рот у меня мал, зубов не густо… Ухватить бы все орехи разом! А то по штучке носи, по орешку складывай.
Только бы ему за дело приняться – за орешником шум, за кустами чуханье. Возится кто-то!
Взлетел Бельчонок повыше. Глянь – неподалёку стоит Кабан, рыло задрал, на молоденький дубочек плечом навалился, жёлуди отряхивает.
– Эй, – кричит Бельчонок, – хороши ли жёлуди-то?
– И-их, до чего хороши! – отвечает Кабан. – Сладки, сочны, так на зубах и хрю-хрюпают!
По сучкам, по макушечкам поскакал бельчонок к дубу. И впрямь не обманул Кабан: висят на жёстких веточках, под резными листьями блестящие жёлуди в круглых шапочках. Да тоже всё парочками, троечками!
– Ах, – вздыхает Бельчонок, – жалко, дупло у меня далече, кладовочка не рядышком… Ссыпать бы все жёлуди разом! А то взад-вперёд бегай, с дерева на дерево скачи…
Только бы ему за дело приняться – за деревьями треск, за ельничком чавканье. Шастает кто-то!
Сунулся Бельчонок на крайнюю ветку. Глянь – бродит в ёлках Медведь, у боровиков шляпки скусывает.
– А ну! – Бельчонок кричит. – Грибки-то хороши?
– Сласть! – Медведь отвечает. – Молоденькие, крепенькие, жуёшь – так поскрипывают!
Доскакал Бельчонок до ельника. И впрямь – под тёмным лапником, на моховой подстилочке стоят пузатые боровички. Да семейками, кружочками!
– Ох, – вздыхает Бельчонок, – жалко, что грибы сырыми растут. Росли бы сразу сушёными! А то на солнышке развешивай, от дождичка береги… Может, они всё-таки сами высохнут?
Отправился Бельчонок восвояси, встречает старую Белку.
– Ну, много ли запасов наготовил?
– Совсем ничего, – Бельчонок говорит.
– Что ж так?
– Да всё как-то неспособно… Орехи надо по штучке носить, жёлуди больно далече растут. А грибы – так и вовсе несушёные ещё!
– Ах ты, такой-сякой! – рассердилась Белка. – Ступай работать! Зимой и одному орешку будешь рад, за жёлудем через весь лес поскачешь, а грибки во сне сниться будут! Брысь!..
Делать нечего – поплёлся Бельчонок за добычей.
До орешника добрался – а где же орехи? Остались на тонких веточках одни мохнатые воротнички, да внизу, на земле, дырявые скорлупки валяются.
Всё обчистили.
Заторопился Бельчонок к дубу – а где жёлуди? Остались на жёстких ветках одни шапочки круглые, да у корней земля изрытая – ископыченная.
Всё обтрусили.
Кинулся Бельчонок в ёлки – где же грибы-то? На моховой подстилочке одни ножки остались, да и то пожёванные…
Всё съели.
Не зевают лесные добытчики!
Сидит Бельчонок на ветке, глазами хлопает. Вот тебе и запасся на зиму…
– С носом не с носом, а остался я, горемыка, с одними шишками!
ВЕТЕР НАД ПОЛЕМ
Пролетает Ветер над полем, где рожь посеяна:
– Кто в хлебах живёт, кто в низеньких прячется?
– Это я, Жаворонок, с птенчиками. Больше нету никого.
Дни проходят, растёт рожь, кустится.
Опять пролетает Ветер:
– Кто в хлебах живёт, кто в густых прячется?
– Это я, Перепёлочка с детками.
– Это я, Жаворонок, с птенчиками. Больше нету никого.
Дни проходят, растёт рожь, колосится. Опять пролетает Ветер:
– Кто в хлебах живёт, кто в высоких прячется?
– Это мы, Жаворонки.
– Это мы, Куропатки.
– Это мы, Перепела.
– Это мы, Лисы, с лисенятами.
– Это мы, Волки, с волчатами. Больше не помещается никто! Дни проходят, жатва начинается. Убрана рожь. Опять пролетает Ветер:
– Кто в чистом поле живёт, кто в стерне прячется?
А ответа нет.
Жаворонки улетели, Куропатки по кустам разбежались, Перепела по лугам разошлись, Лисы и Волки в лесах скрываются.
И в поле – хоть шаром покати.
СОЙКА И КАНЮК
– Сойка-растрёпа, причешись!
– Попробовал бы… Меня и цапли за хохол драли, и сороки драли, и галки драли – все, кому не лень.
– Да за что же?!
– Да совсем ни за что… Не лезь, говорят, в чужое гнездо, когда хозяина дома нет!
ЗАЯЦ И ЁЖИК
– Ай, шум какой! Ай, треск какой! Не иначе – волки бегут или медведи бредут…
– Не бойсь… Это я, Ёжик.
– Чего же ты, бессовестный, такой шум поднял?!
– Да разве я виноват? Это листья опавшие под лапами шуршат, никак тихо не пройдешь. Я шаг шагну – и сам от страха трясусь!
ШМЕЛЬ И СИНИЧКА
– Ой, ой, мёртвый Шмель на цветке сидит. Вот бы съесть, вот бы склевать!
– Жж-ж-ж-жирно будет… Я ещё жж-ж-ж-живой… Я только ночами от холода замираю, а днём, при солнышке, я жж-ж-ж-живё-хонек!
КТО СТРЕЛЯЛ?
– Стой! Кто стрелял?! Кто в меня попал?!
– Я.
– Кто ты?
– Акация.
– Зачем?
– Нечаянно.
– Ишь ты, как метко… Будто из ружья. Из чего стреляешь-то?
– Из стручочка.
– А метишь куда?
– В белый свет, как в копеечку!
БРУСНИКА
– Ну почему это Солнышко с одной стороны ходит? Скажите ему: пусть с обеих сторон меня греет!
– Зачем, Брусника?
– Да как же! Одна щека у меня красная, другая белая! Срам какой!
– А разве Солнышко виновато?
– Конечно! Кому из нас легче повернуться-то?!
КУЗНЕЧИКИ
– Тик-чок! Тик-чок! Тик-чок!..
– Тик-чок! Серпы куём! Тик-чок! Косы отбиваем! Тик-чок! Трава поспела, косить пора!
– ……
– Кузнечики, почему замолчали? Отчего не куёте больше?
– Трава скошена, на лугах пусто! До будущего лета закрывается кузница!
ОДУВАНЧИК
– Одуванчик, ты не видишь разве – осень пришла!
– Ну и что?
– Зачем же ты расцветать собрался? Твои цветы золотые заморозком прихватит! Твои семена летучие дождями прибьёт!
– Не беда, управлюсь!
– Как же ты управишься?
– А я расцвету быстренько! И отцвету быстренько! И семена по ветру развею быстренько! Я такой, что не мешкаю!
ТРИТОН И ЛЯГУШКА
– И куда ты, хвостатый, ползёшь? Плавал бы себе в пруду!
– Пришла пора вылезать. На берегу пенёк отыщу, под кору забьюсь, буду спать-зимовать. А ты, бесхвостая, куда? Прыгала бы себе на бережочке!
– Пришла пора под воду нырять. На дно пруда опущусь, в тину закопаюсь, буду спать-зимовать. Покедова!
МОЛЧКОМ-ТО ЛУЧШЕ!
Идёт Хомяк с поля. Идёт, отдувается, белые щёки надул. Видать, тяжело такому толстому шагать. Постоит, попыхтит, опять двинется вперевалочку.
Водяная Крыса Хомяку повстречалась. Тащит Водяная Крыса какой-то корешок в зубах.
– Здравствуй, Хомяк!
Молчит Хомяк. Идёт мимо вперевалочку.
– Вот лентяй! – Водяная Крыса говорит. – Даже поздороваться лень! Ишь какое пузо себе отрастил, прямо по земле волочится! А уж щёки-то, щёки наел! Того и гляди – лопнут.
Молчит Хомяк. Будто не об нём разговор.
– Погоди, увалень! – говорит Водяная Крыса. – Зимой-то небось отощаешь! Зима ленивых не любит! Запасливые звери, они – что? Они запасы делают… Вот я корешок тащу, в норке сложу, на чёрный день приберегу! Изо всех сил стараюсь, не тебе чета, увальню!
Молчит Хомяк. Дальше идёт, пыхтит, щёки надувает.
Сойка летит навстречу Хомяку. Несёт в клюве жёлудь.
– Здравствуй, Хомяк!
Молчит Хомяк. Головы не поднял.
– Ну, лентяй! – Сойка говорит. – Это надо же: языком повернуть лень! Спину-то, спину себе какую нагулял, вот это спинища! А щёки сейчас лопнут!
Молчит Хомяк. Будто не слышит.
– Погоди, лежебока! – говорит Сойка. – Зимой меня помянешь! Работящие-то звери да птицы запасы делают! Зима ленивых не любит! Вот я жёлудь нашла, теперь в укромном местечке спрячу, до злых морозов поберегу… Ан зимой выйдет подарочек! Учился бы, лежебока, глядя на таких, как я!
Молчит Хомяк. Идёт себе дальше, пыхтит-отдувается.
Белка попалась навстречу Хомяку. В развилину сучков пристраивает Белка гриб-сыроежку.
– Здравствуй, Хомяк!
Молчит Хомяк. Вперевалочку мимо идёт.
– Здравствуй, я говорю!.. Это что ж, тебе и ответить лень? Ах ты, байбак! Надо же, какая лень ленивая! Весь жиром заплыл! Щёки-то ещё не лопнули?
Молчит Хомяк. Ухом даже не повёл.
– Погляжу я на тебя зимой! – Белка говорит. – Сойдёт твоя спесь… Думаешь, для чего мы тебя браним-ругаем? Для твоей же пользы! Не прохлаждаться надо, а запасы готовить! Зима ленивых не любит! Вон я: гриб сушу, потом в дупло спрячу. Зато зимой вкусненьким побалуюсь! А от тебя, байбака такого, кожа да кости останутся!
Молчит Хомяк. Не обращает внимания.
До своей норы дошёл.
Внутрь забрался.
В самом конце норы – сухая да чистая кладовочка.
Открыл рот Хомяк, из защёчных мешков высыпал горку зерна. Отборного зерна, спелого!
Освободился рот у Хомяка и говорит Хомяк тихонечко:
– Ладно. Пусть кричат. Пусть меня учат. А я, ни слова не говоря, пуд зерна в кладовую натаскал…
И никто этого не видел.
И никто этого не знает.
И никто не позарится.
Молчком-то лучше!
ЛЕСНОЙ РУЧЕЙ
Бегу я меж крутых бережков – я, весёлый лесной Ручей. Бегу, не устаю; на пёстрых камешках – позваниваю, в древесных корнях – перебулькиваюсь, в камышах да осоке – пришепётываю ласковым шёпотом.
Мы, лесные ручьи, – говорливые, со всяким встречным-поперечным не прочь поболтать.
Вот Клён высокий на опушке стоит, смотрится в светлое водяное зеркальце.
– Пригож ли я? – спрашивает.
– Всем на зависть!!! – отвечаю. – Лапчатые листья красным-красны, ярче огня горят, светлей зореньки полыхают… Не пожалей для меня пяточка-десяточка!
Тряхнул Клён макушкой, опустились на воду листья – поплыли, будто кораблики с красными парусами. Я их подгоняю, несу, всему свету показываю. А попадётся тёмный да скушный омуток – оставлю в нём парочку. Чтоб сияли-светили, чтоб место украшали, чей-нибудь глаз порадовали…
Вьются круты бережки, вдаль зовут. Бегу я меж них, бегу – тороплюсь.
Вот через мостик малые девчонки идут, в кузовах да лукошках ягоду-клюкву несут.
– Не хотите ли напиться? – кричу.
Наклонились девчонки к воде, у одной из лукошка ягоды просыпались.
– Не пропадать же добру – подхвачу я их, обмою, где-нибудь на чистый песочек вынесу. Авось пригодятся тому, кто кисленькое любит!
Вот и мосточек позади, и опушка позади; юркнул я в тёмный еловый бор, спешу-поторапливаюсь.
На большом камне Медведь сидит, тяжёлую башку наклонил-повесил, глаза скушные.
– Чего пригорюнился?
– Да жалко мне, – отвечает, – с лесом прощаться, до весны расставаться. В берлоге-то всю зиму спать невесело!
 |
| Фото Э.Ю.Шима Автор Василий Малышев. Источник РИА Новости |
23 августа – 90 лет со
дня рождения Эдуарда Шима (1930–2006), писателя, драматурга, автора сценариев и
поэта, на коротких рассказах и сказках о природе которого выросло не одно
поколение юных читателей. Эдуард Юрьевич известен своими пьесами и
киносценариями, рассказами и повестями для взрослых, но особенную популярность
принесли ему многочисленные детские книги. Он написал немало рассказов и
сказок, мир которых населён живыми птицами, зверями, насекомыми, травами…
Рассказы и повести Шима славятся прекрасным языком и умением разговаривать с
детьми, ведь большинство произведений писателя предназначено для детей
дошкольного и младшего школьного возраста. Вместе с Николаем Сладковым и
Святославом Сахарновым Эдуард Шим принял эстафету из рук учителя Виталия Бианки
и успешно продолжил его «природоведческое» направление. Он знакомил юных
читателей с удивительным миром природы и его многочисленными обитателями, учил
разумному и бережному отношению к окружающему миру.
К сожалению, очень мало
информации из биографии писателя. Эдуард Юрьевич Шим (настоящая фамилия —
Шмидт) родился 23 августа 1930 года в Ленинграде в семье служащих. До войны его
воспитанием занималась мать Анна Юрьевна, отец мальчика умер в год его
рождения. Когда началась Великая Отечественная война, мальчик вместе с другими
детьми был эвакуирован из Ленинграда в Костромскую область, в один из местных
детских домов. Мать писателя осталась в городе и, вероятно, погибла во время
блокады. Большую часть своего детства Эдик провел в детском доме. Затем
вернулся в родной город, где поступил в архитектурно-художественное училище на
специальность художника-прикладника. В 1950 г. окончил училище. Работал в
конструкторском бюро. С 16 лет начал работать, пробовал себя в качестве
столяра, токаря и шофера, даже садовника, переменив множество занятий. Любил
мастерить руками причудливые поделки, что позже нашло отражение в его «Деревянной
книге».
Первые уроки
литературного творчества Шим получил у известного писателя-анималиста Виталия Бианки. По первым книжкам молодого писателя. Бианки угадал его большое будущее.
«…человек, который понял песенку
лесного колокольчика-цветка, — непременно поэт и отлично может быть волшебным
переводчиком со всех лесных языков на наш человеческий… Он призван обратить
наш слух к бессловесным голосам земли и помочь нам увидеть на ней жизнь, то
странно не похожую на нашу, то вдруг до смешного на неё похожую», — написал
Бианки о начинающем авторе. Шим – один из продолжателей дела, последователь и
ученик Виталия Бианки. И тот, и другой писали короткие занимательные рассказы и
сказки, где показывали необычное в обычном.
Писательскую
деятельность Шим начал в 1949 г., когда в журналах стали публиковать его
рассказы для детей. Первая книга «Лето на Корбе» вышла в 1951 г. В 1952 году
Эдуард Шим был призван в армию, где прослужил до 1955 года. Отслужив, не
вернулся на прошлое место работы, а устроился на радио, писал рассказы для
газет и журналов «Дружба», «Молодой Ленинград», «Звёздочка», «Калининград», «Мурзилка»,
«Костёр», «Барвинок», «Нева», «Дружные ребята». Именно этот период можно
считать началом его писательской карьеры.
Юным читателям известны
такие произведения, как «След на воде» (1958), рассказы «Кто как одет», «Не
кончаются заботы», «Самые храбрые». Некоторые рассказы и сказки писатель
объединил в сборники: «Неслышные голоса» (1957), «Белые берёзы» (1959),
«Капель», «Лесные разговоры» (1962), «Кто копыто потерял?» (1969), «Рассказы и
сказки» (1971), «Сказки, найденные в траве» (1972), «Цветной венок» (1975), «Жук
на ниточке» (1978), «Медовый ручеёк» (1989). Для ребят постарше – «Мальчик в
лесу» (1967), «Ребята с нашего двора: Современная повесть в нескольких
незаконченных историях» (1976), «Вода на камешках: Повести» (1980).
Для стиля
его произведений характерна поэтичность, точность, простота. Рассказы о цветах,
о травах, которые мы встречаем на лугу, о растениях, что живут в реках и
озёрах, о деревьях, растущих в наших лесах, о птицах и животных… Небольшие
рассказы полны любви и бережного отношения ко всему живому, бесконечного
удивления и восхищения красотой русской природы. В своих произведениях Шим
ставил вопросы об отношении человека к природе. За кажущейся простотой его
рассказов о природе, сказок, маленьких сказок-диалогов для детей – любовь к
своей Родине, стремление поделиться своими открытиями и знаниями с другими,
умение восхищаться привычным, любовь к слову, понимание, что «и бобры, и
деревья, и травы, и цветы – наши братья, потому что у них у всех есть общая
колыбель – Земля». Писатель открыл перед детьми удивительный мир природы – наш общий
дом, который надо любить, уметь в нём жить и бережно относиться ко всем его
обитателям. Словно понимая язык зверей и птиц, деревьев и цветов, он переводил
для читателей истории, рассказанные самими героями, и в каждой такой истории
юный читатель обязательно находил для себя какую-нибудь мудрость.
Григорий Павлович Гроденский,
редактор детской литературы, автор научно-популярных книг так писал о
творчестве Шима: «Вы когда-нибудь видели,
как цветёт скромный гусиный лук? Подглядели, как милая певунья славка кормит
своих птенцов? Вы когда-нибудь слышали, как звенит тишина в лесу, какими
звуками полна луговая трава? Каждый из вас смотрит, но умеет ли видеть? Каждый
слышит, но умеет ли слушать? И как же много потеряет тот, кто не подглядел и не
подслушал, как чудесно, трогательно, забавно, трудно живёт удивительный мир
лесов, полей, озёр и болот. Как удивительно красивы вырезные листья клёна или
сверкающие на солнце ледяные сосульки. А вы понимаете язык зверей и птиц?
Сумеете помочь тем, кто попал в беду? Сможете защитить малого и слабого? А ведь
это надо уметь каждому человеку, чтобы стать добрым защитником и бережливым
хозяином родной природы. И не только для этого. Разве красота пробуждающейся
весны, золотого лета, плодоносной осени, снежной зимы не стоит того, чтобы её
почувствовать, увидеть широко открытыми глазами и услышать насторожёнными
ушами!
Кто же научит вас видеть и слушать, понимать лесные
разговоры? Кто переведёт вам язык зверей и птиц на человеческий язык? И есть ли
такие переводчики? На ваше счастье – есть. Старшие из них – Михаил Пришвин и
Виталий Бианки. Вы, наверное, читали их рассказы и сказки о природе. Но есть и
другие, те, кого можно считать продолжателями, подхватившими волшебное слово
старших. И среди них тот, чьи рассказы и сказки собраны в этой книге, Эдуард
Шим. Двадцать лет назад вышла его первая книжка о природе «Лето на Корбе». С
тех пор писатель становится вашим добрым рассказчиком и другом. Он пишет книги,
которые помогают людям лучше видеть и лучше слышать, которые передают другим
радость узнавания и понимания природы, радость какую он испытывает сам. Вот
сборники рассказов – «Неслышные голоса», «Следы на воде», «Лесные разговоры».
Они написаны, и это сразу чувствуется, человеком, влюблённым в красоту родных
лесов и полей. У него приметливый взгляд и терпеливое внимание. Он умеет видеть
скрытое и любит разгадывать загадки природы. А когда станете постарше, –
писатель придёт к вам с другими своими книгами. Он познакомит читателей с
разными интересными людьми, их судьбами, характерами, встречами, делами («Мальчик
в лесу», «Ваня песенки поёт»). И ещё, и это очень важно, он умеет увидеть и
передать радость человеческого труда. Прочитайте его «Деревянную книгу», и она
откроет вам двери в мир, где действуют умные руки, умеющие делать настоящие
вещи. И каждая страница — маленький гимн труду. Да и в тех рассказах, которые
вы прочтёте в его книгах, счастье познания природы всегда сочетается хоть с
крохотной, но обязательно кому-то нужной работой. У него у самого умелые руки, –
он и писатель, и садовод, и столяр-краснодеревщик, и токарь, и слесарь. Поэтому
и во многих рассказах своих он так влюблённо говорит не только о родной
природе, но и о тех, кто умелыми руками помогает украшению нашей земли. Даже
если это совсем маленькая и скромная работа. И если, прочитав эти его рассказы,
вам самим захочется побольше увидеть и услышать, испытать радость открытия и
что-то самому сделать на радость другу, – добрый вам путь!»
Обидно, что сейчас мало
помнят о его повестях. Например, «Ребята с нашего двора». Повесть в новеллах о
современных мальчишках и девчонках, людях беспокойной совести и активного добра.
Стремление помочь человеку, попавшему в беду, будь то больной сосед или
забравшиеся на крышу ребятишки, наполняет их жизнь приключениями и романтикой.
«Мальчик в лесу» –
повесть о деревенском мальчике Тимке, о жизни наших современников. В
повседневной жизни, делах и заботах раскрывается богато одаренная, тонкая душа
этого подростка. Рядом с ним живут замечательные люди: его отец и мать,
скромные, трудолюбивые, учитель-биолог, влюбленный в свою работу, артистка из
города, с которой подружился Тимка, и др. По словам автора, «Повесть «Мальчик в
лесу» тоже родилась из удивления перед человеческим характером. В северной
деревне я встретил необыкновенного человека, десяти лет от роду, и понял, что
он не даст мне покоя, если я не расскажу о нем».
«Пикет 200». Сборник
рассказов и повестей о молодежи — об увлекательной, полной приключений и
опасностей, героической работе шоферов, геологов, охотников.
«Вода на камешках»
(сборник). Вы встретитесь с разными людьми: взрослыми, молодежью, ребятишками,
живущими в селе. С одинаковым беспокойством, настойчивостью, требовательностью,
честностью герои этой книги ставят перед собой вечный и всегда новый вопрос:
«Как жить дальше?» Внутренний мир человека, глубина и красота жизни составляют
главное содержание книги.
Писатель знакомит с
интересными людьми, их судьбами, характерами, делами; рассказывает о сложных и
хитрых секретах мастерства, о тех, кто умелыми руками помогает украшению родной
земли. И каждая книга его — это гимн природе, труду. О своих «приключениях и
встречах на лесных тропинках» он написал немало книг, причём, написал так
увлекательно, что оторваться от них невозможно ни маленькому
читателю-почемучке, ни взрослому, умудрённому жизненным опытом, человеку.
В 1959 Шим был принят в
Союз писателей СССР, вскоре переселился в Москву. Был членом редколлегии
журнала «Знамя» (1962–1972). Эдуард Шим известен и как драматург. Им написаны
пьесы для детей «А дети не слушают родителей» (1966), «С днём рождения,
Наталья» (1974) и другие. Несмотря на то, что Шим в основном известен в
качестве детского писателя, в его библиографии можно найти несколько рассказов
и повестей, ориентированных на взрослых людей. Среди его рассказов и повестей
для взрослых «Ночь в конце месяца», «Ваня песенки поёт», «Когда погаснет», «Двойной
свет», «После свадьбы жили хорошо» и другие.
Шим известен как автор
сценариев кинокартин и детских мультфильмов, пьес, стихотворений и песен. В
числе пьес, созданных Эдуардом Шимом, есть «Королева и семь дочерей»,
«Требуются на работу», «Вызов» и другие. По сценариям, автором которых он
является, было снято множество художественных фильмов: «Строговы», «Соль
земли», «Грядущему веку», «Приказ: огонь не открывать», «Приказ: перейти
границу» и других. Совместно с Виктором Конецким он написал литературные
сценарии «Своими руками» (1957), «Опора» (1958).
Написал также несколько
пьес, которые ставились на сценах разных городов. Наверняка многие вспомнят
мультфильмы по его сценариям: «Хомяк-молчун» (1972), «Как щенок учился плавать»
(1984), «Ты меня не бойся» (1985), «Мышонок и красное солнышко» (1986),«Мы идём
искать» (1988).
Эдуард Шим – автор
текстов ряда песен, в частности, очень популярной в 1974 году песни «Ускакали
деревянные лошадки», исполнявшейся Валентиной Толкуновой.
За всю свою жизнь
Эдуард Шим создал десятки рассказов и повестей, шесть пьес и около 20 сценариев
для мультфильмов и кинокартин.
Эдуард Юрьевич получил
свою первую награду 22 августа 1980 года. Этой наградой стал орден «Знак
почета». Спустя несколько лет, в 1984 году, писателю была присуждена
Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых, выданная за создание
сценария фильма «Приказ: перейти границу». В этом же году он получил орден
Дружбы народов.
Эдуард Шим был женат на
актрисе Елене Борисовне Добронравовой. Брак можно было назвать счастливым – муж
ввел ее в круг интереснейших людей, бытовые проблемы обходили ее стороной –
уборкой и готовкой дома занималась домработница. Но детей в семье не было, и
брак распался. Писатель скончался 13 марта 2006 года, прожив долгую жизнь
длиной в 75 лет. Он умер в Москве и был похоронен на Митинском кладбище.
Хочется, чтобы
современные родители вводили в круг чтения своих детей короткие, добрые и
поэтические рассказы и сказки Эдуарда Шима. Книжки подойдут для дошкольников:
просто и доступно рассказывается о растениях, повадках лесных зверят, короткие,
легко запоминающиеся сказки и рассказы, написанные легким, хорошим языком. Его
произведения заслуженно стоят в одном ряду с книгами Бианки, Сладкова,
Снегирёва. Природоведческие сказки-несказки – излюбленный жанр Эдуарда Шима. В
них невероятное количество тайн и секретов из жизни растений, зверей и птиц:
сколько живёт пчела, под каким деревом лучше прятаться от дождя, зачем цыплята
клюют камешки, отчего огурцы бывают горькими, на что похожа песенка жаворонка,
какая неприметная травка умеет предсказывать погоду. Ребенок получит информацию
о лесных обитателях, их привычках, образе жизни, читая увлекательнейшие сказки.
Не только детям, но и взрослым будет интересно узнать, что можно сделать из «вредной»
крапивы, почему подорожником лечат раны, а от лука плачут, как поют птицы, кто
лечит деревья, сколько времени нужно, чтобы дуб вырастить, какая трава самая
упрямая… Его книжки помогут ребёнку прислушаться, повнимательнее
приглядеться, многое приметить и понять, а главное – полюбить всем сердцем
каждую травку, букашку, зверушку, дадут первые уроки экологических знаний…
Хорошо сказал о его
книжках Сергей Образцов: «Замечательное
дело писатель Шим делает, неоценимое. Раскрывает детские глаза и души. Мне бы
очень хотелось, чтобы матери, отцы, дедушки, бабушки, дяди и тёти, старшие
сёстры и братья – одним словом, все, кто будет читать эту книжечку детям,
поняли бы, как важно всё, что в ней написано. Пусть в рассказике всего десять
строчек. Всё равно важно. Потому что каждая строчка – это зерно, падающее в
сердце ребёнка. Ребёнок родится, человек создаётся. Создаётся с первого дня
всем тем, что его окружает, Материнскими руками, запахом молока, синевой неба,
громом, дождём, детскими голосами. Человек воспитывается – и вовсе не только
родителями и школой, а всем, буквально всем тем, что он воспринимает. И самое
главное – приучить ребёнка видеть, чувствовать и любить всё живое. Только так
может вырасти в его сердце доброта. Только так возникнет и разовьётся в нём
любознательность — мать всякой науки. Только так может развиться эмоция,
взволнованность – мать всякого таланта. Пусть полюбит ребёнок шимовскую козу
Матрёну, хоть она и обглодала веники. Пусть поймёт он, что нельзя мучить жука,
привязывая его на ниточку, даже если это вредный жук. Пусть полюбит угадывать
весну по запаху земли. Пусть узнает, как растёт под снегом хлеб – тот самый,
который даёт ему к обеду мама. Пусть полюбит жизнь. Настоящую подробную жизнь,
в которой самое маленькое так же прекрасно и так же удивительно, как и самое
большое. Пусть станет счастливым оттого, что он научился и видеть, и
чувствовать».
https://fb.ru/article/457030/pisatel-eduard-yurevich-shim-biografiya-i-tvorchestvo
Фото Э.Ю.Шима Автор Василий Малышев. Источник РИА Новости
Почитайте вместе с
детьми:
Кто копыто потерял?
Шнырял Зайчонок по лесу,
видит — на поляне пень стоит гнилой, а на пне — чьё-то большое копыто. Серое
гладкое копыто с коричневым ободком. Новенькое! Ахнул Зайчонок:
— Это кто же копыто
потерял?! Вот ротозей-то, а? Небось теперь на трёх ногах ковыляет, плачется, да
найти не может. Выручить, что ли, беднягу?
Сидит Зайчонок,
раздумывает: «Чьё такое большое копыто? Какого зверя?» Из ельника выбегает на
поляну Кабан. Длинное рыло к земле опустил, пятачком вертит, нюхает. Будто ищет
чего-то.
— Дяденька Кабан! —
Зайчонок кричит. — Это не ты здесь копыто потерял?
Хрюкнул Кабан.
— Почему думаешь, что я
потерял? Ась?
— Да ты, дяденька,
подслеповатенький! Небось и потерял!
— Хрюк! — Кабан говорит.
— Насмешил. Я, может, лучший бегун в лесу! У меня копыта — хрю! — специальные.
Сквозь такой бурелом проскочу, где все другие застрянут. По болотам сигаю. По
кустам-камышам. Во у меня копыта какие, гляди!
Поглядел Зайчонок — верно,
особенные копыта у Кабана. Вострые. Долгие. И раздвоенные. Совсем не похожи на
оброненное…
«Нет, — думает Зайчонок,
— это кто-то другой потерял. Что ещё за звери есть с копытами?»
Выпрыгнула на полянку
лесная Коза. Приседает на ножках, оглядывается. Ушки торчком.
— Тётенька, — Зайчонок
кричит, — не ты здесь копыто потеряла?
— А почему думаешь, что
я?
— Да ты, тётенька,
пугливая! Небось с перепугу и потеряла!
Смеётся Коза.
— Ах ты, — говорит, —
несмышлёный! Разве у меня такие копытца? У меня они точёные, лёгонькие! Я ведь
— глянь-ка! — прямо по воздуху летаю!
Поглядел Зайчонок —
верно, копытца у Козы как игрушечки. Совсем не похожи на оброненное. Значит,
кто-то другой потерял. Что за зверь в лесу с большими копытами, неуклюжими?
Шагает через полянку Лось.
Горбоносую голову нагнул, будто высматривает чего-то. Бородой чуть не по земле
метёт.
— Дедушка Лось! — кричит
Зайчонок. — Это не ты здесь копыто потерял?
— Почему, пострел, на
меня думаешь?
— Да ты, дедушка,
старенький, забывчивый. Небось и потерял!
Качнул бородой Лось,
усмехнулся.
— Я, — говорит, — зимой
рога теряю. Это верно. Это со мной бывает…
— Вот, вот! Я и говорю!
Потеряешь, дедушка, а найти не можешь?
— А я и не ищу. Весной у
меня рога новые появляются. Будут ещё больше да грозней. А копыт мы, Лоси, не
теряем. Нету нас такого обычая. Гляди-ка: я на своих копытах по трясине шагаю.
Как на лыжах! Нужда придёт — оборониться копытом могу. Хоть от Волка, хоть от
Медведя. Мои копыта дорого стоят!
Поглядел Зайчонок —
верно, грозные у Лося копыта. И удобные, по ноге присадистые.
— Ну кто же, — тогда
Зайчонок говорит, — кто же вот это копыто потерял? Эту лепёху нескладную?!
— А никто не терял, —
отвечает Лось.
— Да взялось-то оно
откуда?!
Подскочил Зайчонок
поближе, толкнул копыто — а оно не шевелится. Подёргал, подёргал — не
отрывается! Приросло оно, что ли?! И тут учуял Зайчонок, что от копыта лесным
грибом пахнет.
— Да это же гриб,
дедушка!!
— Конечно, гриб, —
отвечает Лось. — Гриб-трутовик. Ни съесть его, ни к делу пристроить… Уж такое
копыто никчёмушное. Одному гнилому пню впору!
Кто на кого похож
Маленький Енотик
прибежал домой, а мама так и ахнула:
— Батюшки, на кого ты
похож?! Ты это где извозился? Почему вся шёрстка в мусоре?
— А я муравейник
ворошил.
— Почему лапы в болотной
тине?
— А я за лягушкой
гонялся.
— Нос почему в земле?!
— Я жука выкапывал…
— Нет, вы только
посмотрите на него! — мама говорит. — Разве так порядочные звери выглядят? Это
не зверь, это какой-то медвежонок немытый!
— А как порядочные звери
выглядят?
— У порядочных зверей шёрстка
блестит, носы вылизаны, коготки вычищены! А ты погляди-ка на себя!
— Я хотел поглядеть, —
Енотик отвечает, — только не дали.
— Кто не дал?
— А Медведица. Я на
речку пришёл, к воде спустился — вдруг Медведица с медвежатами! Стра-ашная
такая! Злю-ю-ущая!
— Да ты знаешь, зачем
она на речку пришла?
— Не знаю. Я скорей
убежал.
— Она медвежат купать
привела. И ей стыдно, когда дети чумазые!
— Вот оно что… — говорит
Енотик. — Теперь понимаю. А то я догадаться не мог, почему она лапой машет и
рычит: «Ах ты, чумичка, ах ты, Енот неумытый!»
Лебедь, рак и щука
Лопоухий Щенок на речку
прибежал. Видит: славная тёплая вода плещется и плавают в этой воде разные
звери, птицы да насекомые. Утки лодочками качаются. Важно гуси плывут. Водяная
Крыса бойкие круги делает, хвостом подруливает. Водомерки скользят по воде,
жуки-плавунцы ныряют, серебряные гладыши вертятся.
Завидно стало Щенку. Эх,
думает, мне бы поплавать! А как плавают — неизвестно. Ещё ни разу Щенок не
плавал. И сунуться в воду страшно. Проплывает вдоль берега Лебедь, крылья
сложил горбиком, шею держит гоголем. Вроде бы ничем не шелохнёт, а так и
катится по воде!
— Слышь, Лебедь! —
говорит Щенок. — Научи меня плавать! Повернул Лебедь гордую голову, одним
глазом посмотрел на Щенка.
— Ну что ж, — говорит. —
Учись. Я покажу.
— Показывай, показывай!!
— Надо пряменько сесть
на воду. Грудь вперёд. А теперь лапами по очереди загребать, как вёслами. У
тебя лапы-то с перепонками?
Поднял Щенок переднюю
лапу. Разглядел. Лапа как лапа, с когтями и шерстью. Никаких перепонок нет.
— У тебя сзади ещё лапы,
— усмехается Лебедь. — Может, там перепонки?
Задрал Щенок заднюю
лапу. И здесь никаких перепонок нет, одни когти.
— А нельзя без
перепонок-то?
— Да как же без
перепонок! — говорит Лебедь. — Загребать неудобно. Далеко не уплывёшь. Не
возьмусь я тебя учить, нескладного.
Обидно Щенку сделалось.
Неужели он один такой завалящий, бесперепончатый? Быть того не может. Под
берегом чёрный Рак копошится, вылезает из норы. Щенок его заметил и спрашивает:
— Слышь, Рак, плавать
умеешь?
— Да не хуже других!
— Научи меня,
пожалуйста! Научи!!
— Хорошо, — говорит Рак.
— Смотри внимательно. Допустим, ты вылезаешь из норки. Теперь поворачивайся.
Начинай хвостом загребать быстро-быстро! И поплывёшь как миленький задом
наперёд. Хвост-то у тебя суставчатый? Вот такой?
Щенок повернулся,
изловил себя за хвостик. Скосил глаза. Хвост у него как хвост: этакий тоненький
прутик в шерстинках. Совершенно не похож на Рачий хвост.
— А если хвост не
суставчатый? Не широкий?
— Тогда нельзя, —
отвечает Рак. — Сам подумай: как же воду загребать? Неспособно. Далеко не
уплывёшь.
— Ну всё-таки, всё-таки
попробуем!!
— Нет, не возьмусь я
тебя учить, — сказал Рак и уплыл хвостом вперёд.
Совсем огорчился Щенок.
Лапы для плавания не годятся, хвостик не годится. А в воду полезть ужас как
хочется!
Вдруг из воды Щука
вылетела как выстреленная, плюх! — опять нырнула. Только брызги вокруг да
кольца по воде… Вот это пловец!
— Эй, Щука, — кричит
Щенок, — слушай, научи меня плавать! Я тебя очень прошу, пожалуйста!
Замерла Щука, немигающими
зелёными глазами смотрит на Щенка.
— Изволь, — говорит. —
Это очень просто. Ты лежишь в воде, как бревно. Не двигаешься. Потом ка-а-а-к
хвостом вильнёшь, как плавниками ударишь — сразу всех и перегнал!
— Чем, чем ударишь?
— Я тебе объясняю: плав-ни-ка-ми.
— Какими плавниками?!
Нет у меня плавников!
— Нету?
— Нету!!
— Совсем?
— Совсем!!
— Тогда не за своё дело
не берись! — сердито сказала Щука, вильнула хвостом и пропала в глубине.
Тявкнул Щенок от горькой
обиды, подскочил на всех четырёх лапах. Не удержался на крутом берегу — кувырк!
— и бултыхнулся в воду.
— Ай-яй!!
Вынырнул, не помня себя
от страха, головой трясёт, чихает. Но почему-то не тонет. Лапы сами собой по
воде колотят, пену взбивают! И берег всё ближе придвигается, ближе!.. Значит,
плывёт Щенок! Сам научился плавать! Да как научился-то здорово! Лучше всех
плывёт! По-собачьи!
Мышонок и лето красное
С каждым днём в лесу
холоднее. Дуют ветры-листодёры, тёмные тучи по небу ползут, крупа снежная
сыплется, на озёрках да речках ледок звенит. Хоть не зима ещё, только зазимье,
— а всё равно житьишко не сладкое! Плачет малый Мышонок на моховой кочке:
— Ай, зябко, ай, дрожь
пробирает! Лапки холодные, шубка мокрая, голый хвостик совсем застыл… Хочу
опять лета красного!
— Глупый! — смеётся
Белка с берёзы. — Откуда же взяться лету? Оно далеко-далеко теперь, за синими
морями, за высокими горами. Только птицы и могут до него долететь, а нам с
тобой не добраться.
— Всё равно хочу! —
говорит Мышонок. — И сейчас же пойду лето красное искать!
— Куда тебе! Ты же
маленький, слабенький!
— А я попутчика большого
да сильного возьму!
Спустился Мышонок с
кочки, побежал по лесу. Лежит в чащобе ёлка вывороченная, под корнями у неё —
медвежья берлога. Подбежал Мышонок, кричит:
— Эй, Медведь!
— Раздаётся из берлоги:
— Х-р-р-р-п-п-х-х-х!..
— Проснись, Медведь, —
кричит Мышонок, — а то за нос кусну!
— Хр-р-р-п-х-х-х!.. Чего
тебе?
— Ты большой да сильный,
пойдём со мной лето красное искать!
— Тьфу ты, — Медведь
говорит, — стоило меня будить из-за этого… Кыш отсюда! Берлога у меня глубокая,
еловые лапы мягкие, мне и так хорошо.
Поворотился, половчее
улёгся и опять глаза сожмурил. Нет, не сговоришься с Медведем, — побежал
Мышонок дальше. Растут на песчаном бугре сосенки, под ними ход чернеет —
барсучья нора. Из норы слышно посапыванье:
— Туф-туф-пссс…
— Эй, Барсук, — Мышонок
кричит, — проснись! Сейчас же проснись, а то укушу!
— Туф-туф-пссс… Ну, чего
там ещё?
— Барсук, ты большой да
сильный, пойдём со мной лето красное искать!
— Ишь ты, — Барсук
говорит, — чего выдумал… Да как ты смел меня беспокоить?! Лето ему
понадобилось… У меня в бока не дует, надо мной не каплет, мне и так хорошо.
Брысь!
Нет, не сговоришься с
Барсуком, — побежал Мышонок дальше. Стоит на краю поляны высокий клён, меж
корней у него ямка. Натасканы в ямку листики, листики. — Ёж себе спаленку
состроил.
— Эй, Ёж! — Мышонок
кричит. — Проснись! Сию минуту проснись, а то покусаю!
Зашевелились листики,
ежиная мордочка показалась.
— В чём дело, что за
писк?
— Ёж, ты всё-таки
большой, ты всё-таки сильный, идём со мной лето красное искать!
— Эх, кабы не лень
подниматься, — Ёж говорит, — какую бы я тебе трёпку задал! Уж как бы я тебя
напугал-настращал, прямо — до смерти! У меня в ямке славненько, в листиках —
тёпленько, а ты меня будить вздумал… Скройся с глаз, пока цел!
Нет, не сговоришься с
Ежом, — побежал Мышонок дальше. «Ничего, — думает, — лес велик, жителей в нём
ещё много, авось подберу себе попутчика…» Да не удалось.
Вдруг небо совсем
потемнело, нахмурилось, — повалил на землю лохматый снег. Тропинки-дорожки укрыл,
болотца выбелил, на кочки платочки надел, на пни — малахаи. Да так-то быстро!
Бежит Мышонок, торопится, а с каждым шагом труднее бежать. Глубже снег и
глубже. Вот уже коротенькие ножки до земли не достают, прыгнул Мышонок что есть
сил — и совсем увязнул.
— Ну, — говорит, —
видно, смерть пришла. Сейчас замёрзну в снегу.
Съёжился, сжался, не
шевелится. А снег всё падает, падает, с головой Мышонка укрыл. Пухнет и пухнет
над ним белое одеяло. И вдруг — что за чудеса? — кажется Мышонку, что теплее
стало. Открыл он глаза, огляделся. Видит — от дыхания снежок вокруг него
подтаивает, вроде как пещерка получается. Светло в ней. И не поддувает. И мороз
не леденит. Да ещё и не страшно: никто не увидит, никто не схватит…
— Э-э!.. — Мышонок
говорит. — Да тут жить-поживать вполне можно. И впрямь — стоит ли мучаться,
лето красное искать, когда и без него обойдёмся? Угнездился, лапкой за ухом
почесал — и уснул.
Кому жарко, кому холодно
Барсук говорит:
— Ну что за лето нынче?!
Холодно, дожди льют. Впору зимнюю шубу надевать… У меня барсучата малые даже в
норе зябнут!
Бобёр говорит:
— И-эх, какое лето нынче
славное! Ни тебе жарищи окаянной, ни тебе засухи. Воды в речке много, плавать
раздольно. Малые бобрята резвятся в своё удовольствие!
Уж говорит:
— Собралась погода нас,
ужей, погубить! От холода кровушка стынет, шевелиться не хочется. Еле ползаю…
Лягушку догнать — и то не могу!
Олень говорит:
— Хороши стоят погоды!
Комар не кусается, слепней да мух, почитай, совсем не видать. Прекрасное лето,
прекрасное, только жарковато малость… По лесам бежать — упаришься!
Молчком-то лучше
Идёт Хомяк с поля. Идёт,
отдувается, белые щёки надул. Видать, тяжело такому толстому шагать. Постоит,
попыхтит, опять двинется вперевалочку. Водяная Крыса Хомяку повстречалась.
Тащит Водяная Крыса какой-то корешок в зубах.
— Здравствуй, Хомяк!
Молчит Хомяк. Идёт мимо
вперевалочку.
— Вот лентяй! — Водяная
Крыса говорит. — Даже поздороваться лень! Ишь какое пузо себе отрастил, прямо
по земле волочится! А уж щёки-то, щёки наел! Того и гляди — лопнут.
Молчит Хомяк. Будто не
об нём разговор.
— Погоди, увалень! —
говорит Водяная Крыса. — Зимой-то небось отощаешь! Зима ленивых не любит!
Запасливые звери, они — что? Они запасы делают… Вот я корешок тащу, в норке
сложу, на чёрный день приберегу! Изо всех сил стараюсь, не тебе чета, увальню!
Молчит Хомяк. Дальше
идёт, пыхтит, щёки надувает. Сойка летит навстречу Хомяку. Несёт в клюве
жёлудь.
— Здравствуй, Хомяк!
Молчит Хомяк. Головы не
поднял.
— Ну, лентяй! — Сойка
говорит. — Это надо же: языком повернуть лень! Спину-то, спину себе какую
нагулял, вот это спинища! А щёки сейчас лопнут!
Молчит Хомяк. Будто не
слышит.
— Погоди, лежебока! —
говорит Сойка. — Зимой меня помянешь! Работящие-то звери да птицы запасы
делают! Зима ленивых не любит! Вот я жёлудь нашла, теперь в укромном местечке
спрячу, до злых морозов поберегу… Ан зимой выйдет подарочек! Учился бы,
лежебока, глядя на таких, как я!
Молчит Хомяк. Идёт себе
дальше, пыхтит-отдувается. Белка попалась навстречу Хомяку. В развилину сучков
пристраивает Белка гриб-сыроежку.
— Здравствуй, Хомяк!
Молчит Хомяк.
Вперевалочку мимо идёт.
— Здравствуй, я
говорю!.. Это что ж, тебе и ответить лень? Ах ты, байбак! Надо же, какая лень
ленивая! Весь жиром заплыл! Щёки-то ещё не лопнули?
Молчит Хомяк. Ухом даже
не повёл.
— Погляжу я на тебя
зимой! — Белка говорит. — Сойдёт твоя спесь… Думаешь, для чего мы тебя
браним-ругаем? Для твоей же пользы! Не прохлаждаться надо, а запасы готовить!
Зима ленивых не любит! Вон я: гриб сушу, потом в дупло спрячу. Зато зимой
вкусненьким побалуюсь! А от тебя, байбака такого, кожа да кости останутся!
Молчит Хомяк. Не
обращает внимания. До своей норы дошёл. Внутрь забрался. В самом конце норы —
сухая да чистая кладовочка. Открыл рот Хомяк, из защёчных мешков высыпал горку
зерна. Отборного зерна, спелого! Освободился рот у Хомяка и говорит Хомяк
тихонечко:
— Ладно. Пусть кричат.
Пусть меня учат. А я, ни слова не говоря, пуд зерна в кладовую натаскал…
И никто этого не видел.
И никто этого не знает. И никто не позарится. Молчком-то лучше!
Как Воробей тёплый угол
искал
Жил да был на свете
Воробей. Не городской воробей — деревенский. Городские — те скучно привыкли
одеваться, серенько. А этот расписной красавец: шапка на нём коричневая, на
щеках чёрные наушники, и по каждому крылу две белые полоски пущены.
Летом хорошо жилось
Воробью. И вольготно, и сытно. А пришла осень, и совсем худым стало житьё. Льют
дожди холодные, ветер сиверко задувает, а еды так и вовсе не сыскать. Весь хлеб
колхозники в амбары свезли, домашнюю птицу в сараи заперли, — нигде зёрнышка не
украдёшь. Загоревал Воробей, да нечего делать. Ты птица сорная, бесполезная,
никто тебя задарма голубить не станет. Сам живи.
Вот и надумал Воробей
лететь куда глаза глядят. «Хоть земля, — думает, — и круглая, но должен же
найтись на ней тёплый угол… Авось найду!» И полетел. Долго ли, коротко летел —
притомился. Воробьиные крылышки куцые, такие за море не унесут. Мах, мах — да и
впопыхах. Запыхался Воробей и сел на лесной опушке. Видит — растут кругом
частые кустики, болотные кочки торчат, и ходят между кочек белые птицы с
чёрными хвостами.
— Здорово! — сказал
Воробей. — Вы чьи таковы?
— Мы белые Куропатки, —
отвечают птицы. — А ты кто?
— Я, ребята, Воробей. Из
деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.
— Зачем тебе лететь? —
удивились куропатки. — Оставайся с нами.
— А хорошо ли живёте?
— Уж куда лучше. Было
нам холодно, мы в зимнее толстое перо оделись. И тепло, и не видно нас. Было по
снегу неловко ходить, мы лыжи приспособили из пёрышков. Теперь не
проваливаемся. Было голодно, мы длинные когти отрастили, теперь снег роем,
ягоду выкапываем. Чем не житьё?
— Ну, не-ет! — говорит
Воробей. — Это не по мне. Забот полон рот: и шубу надо, и лыжи, да ещё ягоду
копай!.. Прощайте!
И дальше полетел. Долго
ли, коротко — добрался до светлого березничка. На ветку спустился. Видит —
сидит на берёзе две птицы: обе пёстренькие, обе хохлатые.
— Здорово! — сказал
Воробей. — Вы чьи таковы?
— Мы Рябчики, — отвечают
птицы. — А ты кто?
— Я, ребята, Воробей. Из
деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.
— Зачем тебе лететь? —
удивились рябчики. — С нами оставайся.
— А хорошо ли живёте?
— Уж куда лучше. Было
нам голодно, мы взяли да гладких камушков наглотались. И теперь животы у нас
любую еду перетрут: и хвою, и почки, и серёжки, и веточки… Что твоя мельница!
Было нам холодно, да мы в снегу спать научились. Нырнём в снег, будто в перину
— и до утра! Чем не житьё?
— Ну, не-ет! — сказал
Воробей. — И это не по мне. Чтоб я камни глотал да в снегу спал… Прощайте!
И дальше полетел. Долго
ли, коротко — добрался до тёмного ельничка. На еловую лапу сел, огляделся.
Видит — копошится рядом красная птица с носом, будто кривые ножницы.
— Здорово! — говорит
Воробей. — Ты чей таков?
— Я Клёст, — отвечает
птица. — А ты кто?
— Я, брат, Воробей. Из
деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.
— Зачем тебе лететь? —
удивился Клёст. — Оставайся со мной!
— А хорошо ли живёшь?
— Уж куда лучше. Было
мне голодно, я себе — эвон! — какой хитрый нос смастерил. Что твои щипцы!
Теперь шишки лущу, семена из них тащу, до того сытно! Было мне холодно, стал я
гнездо рубить. Тёплое будет, хоть под Новый год птенцов выводи… Чем не житьё?
— Ну, не-ет! — сказал
Воробей. — И это не по мне. Нос тут ещё мастери, гнездо руби… Прощай!
И дальше полетел. Долго
ли, коротко летал — а тут и лес кончился. Впереди — город большой. И
видимо-невидимо там серых городских воробьев! — Здорово, братцы — закричал
Воробей. — Как житьишко-то?
— Живём не тужим! —
отвечают городские. — Лучше всех! На помойке крошку украдём, из лужи водички
хлебнём, у печной трубы погреемся… Чем не житьё?
— Вот это по мне! —
сказал Воробей.
И остался в городе жить.
Дятел, Синица, Пищухи и
Поползень
Прилетел к берёзе
пёстрый Дятел, увидел гнилой сучок. Сам прилепился на ствол, хвостом подпёрся и
давай носом колотить, жуков да личинок из-под коры выклёвывать:
— Стук-тук! Стук-тук!
Стучу без рук!
С азартом колотит,
весело! Береста лохматится, во все стороны труха летит. Иногда вместе с трухой
и насекомыши падают, ненароком оброненные. Не замечает их Дятел, раззадорился,
ещё веселей стучит!
Увидали Дятла три
Синички-певички, порхнули к берёзе. Спрашивают:
— Ты чего тут делаешь?
— Веселюсь! — Дятел
отвечает. — Игра у меня такая: раззудись, носок, размахнись, башка… Славно!
— Ну, а мы тут
поработаем, — Синицы говорят. — Не всем же веселиться!
И взялись за дело. Дятел
по сучку носом стучит, нечаянно насекомышей роняет. А Синицы их на лету
подхватывают, меж собой делят. Без отдыха работают!
Увидели Синиц две
Пищухи-горюхи, шмыгнули к берёзе. Спрашивают:
— Вы чего тут делаете?
— Да вот Дятел веселится-играет,
а мы, Синицы, без отдыха работаем. Так стараемся, так стараемся!
— Ну и мы потрудимся, —
Пищухи говорят. — Конечно, не больно-то охота из-за такой добычи стараться, но
уж ладно… Так и быть, где наше не пропадало.
И тоже за дело взялись.
Дятел по сучку стучит, насекомышей нечаянно роняет. Синицы их на лету
подхватывают. Меж Синиц Пищухи крутятся, норовят свою долю словить. Во всю-то
мочь трудятся!
Увидал Пищух тихоня
Поползень, подобрался к берёзе. Спрашивает:
— Чего вы тут делаете?
— Да вот Дятел
веселится-играет, синицы без отдыха работают, а мы, Пищухи, во всю мочь
трудимся. До того тяжко, до того тяжко!
— Ну, и я сил не
пожалею, — Поползень говорит.
И тоже за дело взялся.
Дятел стучит, насекомышей роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж Синиц
Пищухи крутятся, норовят свою долю словить. А между Пищух Поползень шныряет,
тоже хочет долю себе урвать. Из последних-то сил выбивается!
Шнырял-шнырял, а потом
обиделся и говорит:
— Да прогоните вы сверху
этого Дятла! Надоел своим стуком. Синицы без отдыха работают, Пищухи во всю
мочь трудятся, я, Поползень, из последних сил выбиваюсь, а он — гляньте-ка! — в
игрушки играется… Не потерплю в нашей артели бездельника!
А Дятел всех насекомышей
выклевал и сам улетел. Упала последняя щепочка, горка гнилой трухи под берёзой
осталась. И сразу работа Синиц, Пищух и Поползня кончилась. Отчего бы?
Не стучать — все спят!
Дятел — Красная Шапка
сел на кривую ёлку, хвостом подпёрся, башкой размахнулся:
«Тук-тук! Тук-тук!» —
застучал носом.
Вдруг из-под ёлки,
из-под корня-выворотня рычат сердито:
— Эт-та что за стук?
Эт-та что за бряк? Кто это мне спать мешает?
— А сам-то, — Дятел
спрашивает, — ты кто?
— Медведь. А ты Дятел,
что ли?
— Дятел.
— Чего расстучался,
длинноносый?
— Жуков да личинок ищу.
— Ступай отседа. Я уже в
берлогу завалился, спать наладился, мне покой нужен. В другом месте стучи.
Делать нечего, полетел
Дятел — Красная Шапка в другое место. На горелую сосну прилепился, хвостом
подпёрся, носом заработал: «Тук-тук-тук!»
Вдруг из-под сосны, из
тёмной норы, кричат недовольно:
— Кто это трещит, кто
барабанит?!
— А ты сам кто?
— Барсук я! Барсук! А
ты, не иначе, Дятел, пустая твоя башка!
— Чего злишься? Я жуков
да личинок ищу.
— Пошёл вон! Зима на
носу, я в нору забрался, спать навострился. Нечего тут мешать!
Взмахнул Дятел крыльями,
полетел в другое место. На трухлявую берёзу сел.
«Тук-тук-тук-тук-тук!»
А из-под берёзы, из ямки
между корней, пищат злым-презлым голоском:
— Кто колотит?! Кто
звонит?! Кто барабанит?! Это Дятел, да? Ах ты, пустозвон, нос у тебя долог, да
ум короток!
— Ох, батюшки… А ты сам
кто?
— Ёжик я! Ёж!! Ёжище!!!
Убирайся прочь сейчас же! У меня тут норка, я в листья закопался, спать
собрался. Не смей будить!
— Да что же это? — Дятел
говорит. — Здесь не стучи, там не стучи. А как мне кормиться-то?!
— Если спать не умеешь,
— ёжик отвечает, — так веди себя тихо, смирно. Других не буди. Нельзя сейчас
трескотню разводить. Все умные звери спят!
Полосы и пятнышки
Встретились на поляне
двое малышей: Косулёнок — лесной козлёночек и Кабанчик — лесной поросёнок. Нос
к носу встали и разглядывают друг дружку.
— Ой, какой смешной! —
говорит Косулёнок. — Весь полосатый-полосатый, будто тебя нарочно раскрасили!
— Ой, а ты до чего
смешной! — говорит Кабанчик. — Весь в пятнышках, в пятнышках, будто тебя нарочно
забрызгали!
— Я в пятнышках для
того, чтобы лучше в прятки играть! — сказал Косулёнок.
— И я полосатый, чтобы
лучше в прятки играть! — сказал Кабанчик.
— С пятнышками лучше
прятаться!
— Нет, с полосками
лучше!
— Нет, с пятнышками!
— Нет, с полосками!
И заспорили, и
заспорили! Ни один уступить не хочет.
А в это время затрещали
сучья, захрустел валежник. Вышла на поляну Медведица с медвежатами. Увидел её
Кабанчик — и стреканул в густую траву. Вся трава полосками, полосками, — исчез
в ней Кабанчик, словно сквозь землю провалился. Увидел Медведицу Косулёнок — и
стрельнул в кусты. Между листьями солнце пробивается, везде желтые пятнышки,
пятнышки, — исчез в кустах Косулёнок, словно его и не было.
Не заметила их
Медведица, прошла стороной. Значит, оба хорошо научились в прятки играть. Зря
спорили.
Теремок
Дело к вечеру, солнце
садится, в полях и лугах туманы сырые ползут. Холодает! Летит над поляной
Комар-пискун, тоненьким голосишкой плачется:
— И-и-их, гореваньице!
Нет у меня, Комара, ни кола ни двора, осенней ночью погреться негде!..
Вдруг видит: среди
жёлтой травы стоит голубой колокольчик. Да такой большой, такой ладный — что
твой дом! Вот где приютиться-то можно! Подлетел Комар поближе, спрашивает:
— Терем-теремок, кто в
тереме живёт?
Не отвечают Комару. Пусто
в теремке.
Забрался Комар в
колокольчик, сел, огляделся. Хорошо! Крыша толстая, стены крепкие — и от ветра,
и от росы, и от дождей спасут.
— Буду жить-поживать,
тепла поджидать.
А вечер всё ближе,
туманы всё гуще, роса на травы ложится. Холодно!
Летит над поляной
Муха-горюха, слезами заливается:
— Ах, заз-зябла! Нет у
меня, Мушки, ни одеяльца, ни подушки, голову приклонить некуда…
Вдруг видит: стоит над
мокрой травой голубой колокольчик. Да такой славный — что твой дом!
Подлетела Муха поближе,
спрашивает:
— Терем-теремок, кто в
тереме живёт?
— Я — Комар-пискун. А ты
кто?
— Я — Муха-горюха. Давай
вместе жить-поживать, тепла поджидать!
— Ну, полезай.
Забралась Муха в
колокольчик, села, огляделась. Хорошо! Крыша хоть и качается, стены хоть и
гнутся, но зато тепло да сухо. Можно ненастье переждать!
А вечер совсем близок,
на небе звёзды проглядывают, травы инеем покрываются. Холодище!
Летит над поляной
Шмель-опрокидень, брюзжит:
— Эх, ж-жизнь… Нет у
меня, Шмеля, ни одеж-жи ни ж-жилья. И пож-жалеть меня некому!
Вдруг видит: стоит в
индевелой траве голубой колокольчик — что твой дом!
Подлетел Шмель поближе,
спрашивает:
— Терем-теремок, кто в
тереме живёт?
— Я — Комар-пискун.
— Я — Муха-горюха. А ты
кто?
— Я — Шмель-опрокидень.
А ну, потеснитесь, буду с вами ж-жить!
Полез Шмель в
колокольчик, только было уселся, как…
опрокинулся стебель,
посыпались лепестки, повалились наземь и Комар-пискун, и Муха-горюха, а сверху
на них — Шмель-опрокидень!
Теремка-то и не стало.
Морозкина рукавица
Морозно в лесу рукавицу
обронил. До того жалко: рукавица новая, почти не ношенная, ни разу не чиненная.
И на тебе — потерялась!
— Пойду искать! —
Морозко говорит. — Не иначе, как звери-птицы её нашли, чужим добром пользуются…
Отниму да за уши оттреплю!
Скачет Морозко по
ельничкам, по березничкам, по глухим боркам, по сухим лескам. Туда глянет, сюда
глянет — не видать рукавицы.
У Волка Морозко
спрашивает:
— Эй, Серый, не ты мою
рукавицу подобрал? Коли ты, отдавай мигом!
— Рукавица-то тёплая? —
спрашивает Волк, а сам зубами ляскает.
— То-то и оно, что не
тёплая? — говорит Морозко. — Хорошая рукавица, холодная! Из белых снегов
прядена, метелью вязана, ледяной иглой вышита!
— Тьфу! — сердится Волк.
— Я и без твоей рукавицы продрог, зуб на зуб не попадает. Нашёл бы — не взял!
Скачет Морозко по
кустикам, по опушечкам, по крутым бережкам, по низиночкам. Туда глянет, сюда
глянет — не видать рукавицы.
У Зайца спрашивает
Морозко:
— Эй, Косой, не ты мою
рукавицу подобрал?
— Тёплая небось? —
спрашивает Заяц, а сам дрожьмя-дрожит.
— Кабы тёплая, не жаль!
— говорит Морозко. — Замечательная рукавица, хо-олодная! Из белых снегов
прядена, метелью вяза…
Не дослушал Заяц.
— Тьфу ты! — сердится. —
Я без твоей рукавицы до смерти озяб! Она мне с придачей не надобна!
Скачет Морозко по
тропкам, по дорогам, по чистым лугам, по широким полям. Туда глянет, сюда
глянет — не видать рукавицы.
У Воробья спрашивает
Морозко:
— Эй, Кургузой, не ты
мою рукавицу подобрал да запрятал?
— А тёплая рукавичка-то?
— Говорю вам: холодная!
Кому тёплая нужна?! Самая лучшая у меня рукавица была — из снегов прядена,
метелью вя…
Не дослушал Воробей.
— Тьфу ты! —
взъерошился. — Я без твоей рукавицы чуть жив! И нашёл бы, так выбросил!
Удивляется Морозко: что
такое? Никто, оказывается, рукавицу не брал. Никто ей не пользуется. Где ж она
есть?!
А она — вот.
Лежит у всех на виду, на
речном льду, искрами холодными переливается. Прекрасная рукавица — из белых
снегов прядена, метелью вязана, ледяной иглой вышита…
И никому не нужна.
Берёзовый кувшинчик
Сухой берёзовый сук
ветром на землю сбросило. Ударился сук, разломился. Мелкие веточки в траве
потерялись, большие гнилушки раскатились кто куда. Льёт дождик, водой гнилушки
заливает. Солнышко светит, высушивает гнилушки. Жуки-древоеды мягкую сердцевину
грызут. Сыплются из гнилушек опилки. Мелкие-мелкие земляные муравьи поселились
в гнилушках. Всё нутро источили, одну древесную пыль оставили.
Однажды вышел я на
поляну, гляжу — что-то в траве белеется. Поднял. В руках у меня — лёгкая трубочка
из берёзовой коры. Это всё, что от гнилушки осталось. Пристроил я к трубке
донышко, получился у меня берёзовый кувшинчик. Теперь в нём лесные цветы стоят.
Заходят ко мне гости,
спрашивают: «Кто сделал такой красивый кувшинчик?» «Я сам, — отвечаю, — сделал.
Да ещё мне земляные муравьи помогали, да ещё жуки-древоеды, да ещё дождик,
ветер и солнышко».
Ёлкино платье
Продираешься через
ельник, а чёрные елочки колются:
— Не трогай нас!
— Подумаешь, тихонечко
задел.
— И тихонечко не
задевай. Мы свою одежку бережём.
— Да что за одёжка у вас
такая особенная?
— Иголки наши зелёные не
листья. Не меняются каждое лето.
— Так что?
— Вот выросла свеженькая
еловая лапка, а иголки на ней сменятся только через семь лет.
— Да, не скоро.
— Вот и приходится
беречь!
Подорожник
Отгадайте, что за доктор
Айболит у дороги сидит? Подорожник. Трава такая незаметная. И незаметная, и
терпеливая, и живучая. Растёт где придётся. На булыжной дороге, между камней.
На сухой, утоптанной тропинке, где земля растрескалась. Наступишь на него —
вытерпит. Проедет по нему тележное колесо — вытерпит. Грузовик по листьям
прокатит — всё равно вытерпит. Приподнимутся листья, расправят жилочки,
разгладятся. Сам себя лечит подорожник.
А недавно я ногу
поцарапал, и заболела у меня нога.
— Подорожник, вылечи!
— Давай вылечу.
Сорвал я листик
подорожника, приложил к больному месту. И всё зажило.
Кто работает зимой
Росли на огороде злые
сорняки — мохнатый Чертополох, серая Лебеда и жгучая Крапива. Росли и воевали с
огородными овощами. Расталкивают всех, лучшие места себе захватывают, соки из
земли тянут. Совсем забили овощь огородную!
Пришли колхозники, стали
грядки пропалывать. А сорняки хитрые — их сразу не выведешь!
Чертополох говорит:
— Меня с грядки сгонят,
а я — под забор! Там и схоронюсь. Лебеда говорит:
— Меня с грядки сгонят,
а я — в канаву. Там и уцелею.
Крапива говорит:
— Меня с грядки сгонят,
а я в кусты! Там и продержусь.
Много раз пропалывали
огород колхозники, осенью лопатами перекопали, всю землю перевернули. А
сорняки-то — вон они! Выжили. Кто в придорожной канаве сидит, кто под забором
схоронился, кто в кустах спрятался. А одна серая Лебеда аж на крышу сарая
забралась. Растёт-цветёт, посмеивается: «Всех вокруг листика обвела».
Осенью созрели у
сорняков семена — многое множество. У Чертополоха, наверно, тыщи, у Крапивы,
наверное, тыщи тыщ, а у Лебеды и вовсе тьма-тьмущая!
Обрадовались сорняки,
загордились.
Чертополох говорит:
— Весной рассею семена,
все грядки заполоню! Уж тогда-то со мною никто не справится!
Крапива говорит:
— Весной рассею семена,
все огороды заполоню. Уж тогда-то со мною никто не справится!
Лебеда говорит:
— Весной рассею семена,
все поля, дороги и тропки заполоню! Уж тогда-то со мною никто не справится!
Да только — не вышло. Едва
первый снег землю укрыл, появились на огородах новые работники. И ну
пропалывать сорняки! Ни одного не пропускают. Повыдёргивали семена и у
Чертополоха, который под забором сидел, и у Крапивы, что в кустах пряталась. И
даже Лебеду, что на крыше росла, — и ту обчистили до зёрнышка.
Не расти теперь
сорнякам, не засорять землю! Добрый будет в новом году урожай.
А кто помог? Да
птички-невелички: щеглы, снегири, подорожнички. Ведь они и зимой на полях
трудятся.
Кто на кого похож?
— Знаете, я кто? Я
Вороний Глаз. Свою круглую чёрную ягоду как вытаращу — будет вылитый глаз!
— А мы зовёмся — Раковые
Шейки. У нас корень толстенький, вроде раковой шейки.
— И я не простая
былинка. Я — Мышиный Хвостик! Стебелёк с колоском у меня точь-в-точь хвостик!
— Мы Кукушкины Слёзки.
На всех листьях у нас пятнышки, пятнышки — словно кукушка наплакала.
— Ну а я Медвежье Ухо.
Волосатый, мохнатый!
— А мы — Кошачьи Лапки.
Такие серенькие, пушистенькие, совсем как лапки, только коготков нету.
— Ишь, ишь
расхвастались… Вот я вас!!
— А ты кто?
— Зверобой, да и всё
тут!
Белка и енот
— Белка-неряха,
Белка-грязнуля! Мыться не хочет, мочалку из гнезда выкинула!
— Бестолковый ты,
Енотик… У меня мочало не для мытья.
— А для чего?
— Для спанья.
Загрязнился матрасик, я его выбросила. А теперь новой мочалы нащипаю, свежую
постельку застелю. Какая же я неряха, какая же я грязнуля?
Заячье семейство
На берёзовой опушке
лесные мамы хвалились друг перед другом своими детками.
— Ах, какой у меня сын!
— сказала мама Олениха. — Наглядеться на него нельзя. Копытца точёные, ножки
пряменькие, шейка высоконькая… Лёгонький, как ветерочек!
— М-м-м, сын, конечно,
неплох, — сказала мама Барсучиха. — Но куда ему до моих деточек! Уж такие они
нарядненькие, такие разумненькие! Родились в марте, в апреле уже глазки
открыли, а нынче — поверите ли? — даже из норы выбегают…
— А сколько их у вас? —
спросила Олениха.
— Уж, конечно, не один и
не два. Целых три!
— Можно вас поздравить,
— сказала мама Ежиха. — Но всё-таки моих деток с вашими не сравнить. У меня их
— пять душ! И вы знаете, у них уже шёрстка появилась… и даже иголочки
твёрденькими становятся… Ну, не чудо ли?
— Хрю! — сказала мама
Кабаниха. — Пять — это хор-рошо. Ну, а что вы скажете, если их — десять?
— А у кого их десять?! —
поразилась мама Ежиха.
— Хрю-хрю… У меня! Ровно
десяточек, и все как один… хрю!.. мохнатенькие… хрю!.. полосатенькие… хрю!..
повизгивают этак тоненько, как птички… Где ещё такое семейство найдёшь?
Не успели мамы
согласиться, как вдруг с поля раздался голос:
— У меня семейство
получше!
И на опушке появилась
мама Хомячиха.
— Ну-ка, — сказала она,
— попробуйте догадаться, сколько у меня деток!
— Тоже десять! —
хрюкнула мама Кабаниха.
— Двенадцать? — спросила
мама Барсучиха.
— Пятнадцать? — шепнула
мама Ежиха и сама испугалась, назвав такое большое число.
— Как бы не так! — сказала
мама Хомячиха. — Подымайте выше! У меня деток — восемнадцать душ, во сколько! И
чего там болтать про шёрстку, про глазки, — это всё пустяки. Мои детки уже
работать начали. Даром что малы, а уже каждый себе норку копает, жильё готовит.
Представляете?
— Да, ваше семейство —
самое замечательное! — признали все мамы. — Вы подумайте: восемнадцать
деток-работничков!
Долго бы ещё удивлялись
мамы, если бы на опушке не появилась Зайчиха.
Хвалиться она не стала,
шла тишком-молчком.
Никто не узнал бы,
сколько у неё деток, если б мама Олениха не спросила:
— Ну, а сколько душ в
вашем семействе?
— Не знаю, — сказала
Зайчиха. — Кто ж их считал… Может, — сто, может, — тыща, а может, — и ещё
больше.
— Как так?! — подскочили
мамы. — Не может быть!
— У нас именно так и бывает,
— сказала Зайчиха. — Мы со своими детками не привыкли нянчиться. Рождаются
зайчата, мы их разок покормим, а потом где-нибудь под кустом оставим — и до
свиданьица!
— Зачем же? Как
безжалостно! — закричали мамы.
— А затем, что так —
лучше. Затаятся зайчата под кустом, притихнут — и ни волк, ни лиса их не
найдут. А будь мы рядом, так навлекли бы на них беду.
— Но ведь они же
маленькие!
— Маленькие, да
удаленькие. И прятаться умеют, и видят зорко, и слышат чутко. Да и шубки у них
тёпленькие.
— А кто же их кормит-то?
— Да любая Зайчиха,
которая встретится. У нас ведь нету чужих деток, все — родные. Нынче я одного
покормлю, завтра — другого. Вот и выходит, что все зайчата в лесу — из моего
семейства. А сколько их, — никто не ведает. Может, — сто, может, — тыща, а
может, — и того больше. Посчитайте, попробуйте!
И тут уж все мамы
поняли, что всё-таки самое удивительное семейство в лесу — заячье.