Рассказ / Мистика, Эзотерика
А вам когда-нибудь довелось побывать в мистических местах?
Думаете, таких мест не существует и река Вита — вымысел?
Теги: мистические места
Ветер перемен дует у реки….
Ты река возьми
С меня все болезни…
Окунусь в тебя с головы до ног…
И вступлю на брег, с гордой главой
(головой) —
С новообретенной
силой вековой….
(Отрывок из песни жителей деревни N про реку Вита…)
Облака, грязно-серые, мрачные, в некотором роде даже страшные, низко и плавно перемещались по небу, будто уже изрядно устали нести, возложенную на них, тяжелую ответственную ношу бремени. Они плыли и плыли, будто кто-то заранее очертил, только им видимый путь движения. Солнца не было уже третий день подряд, как не было и спасительного дождя, стояла засуха. Земля покрылась крупными трещинами, требовала и просила у природы воды, хотела напиться вдоволь, но у природы свои так сказать замашки. Трава местами пожелтела и пожухла, будто уже наступает осень, засуха сгубила их.
Деревья начали сбрасывать листву из-за затянувшейся жары, медленно приветствовали каждый легкий порыв ветра, будто заигрывали с ним. Не так давно вступил к своему кратковременному правлению август, крайний, третья заключительная часть месяца лета. Специалисты из гисметео обещали сухой и солнечный август, но первые деньки никак не могли принять прогнозы ученых.
Деревня N …Обычная деревушка, расположенная рядышком с лесом, но не маленькая, состоящая из пяти десятков домов (некоторые довольно обветшалые, старинные, но по сей день охраняющие и напоминающие свою историю семьи, некогда проживавших в этих домах).
Рядом протекала река, величественная и широкая, плавное течение ее манило и околдовывало многих проезжих. Но местные жители относились к реке с некой тревогой и опаской… И не зря, уж довольно странной она была: в летнее время местное стадо коров и овец, пусть и стоит днем жара под 40 градусов по Цельсию, ни при каких обстоятельствах, не приближались к ней, не пили из нее спасительную воду, не купались, не охлаждались; лягушки да жабы не водились, рыб давно никто не видел и не ловил, но что самое странное – на ее берегах не росли ни кусты, ни деревья, а сама река медленно и низменно протекала уже изрядно много лет, не мельчала и не грязнилась. Местные величали ее Витой. Вита обладала завораживающей и чарующей красотой – владела островами рогоза и камыша, трепетно стелила бархатный ковер из водных кубышек, старательно растила мяту, покрывалась густыми зарослями аира обыкновенного…
Река будто манила к себе, была у нее тайна, но никто не знал истину. Местные жители владели разными историями про реку Виту, были и среди них страшные и мистические. И даже поговаривали, что река дает безгрешному нуждающемуся, то чего у него не хватает, естественно это дары были нематериальные: безгрешный хворый получал здравье и надежду, грешный же, хворь и бедствие, для переосмысления жизни – но это была просто обычной небылицей, переходящей из уст в уста новому поколению. Да, случались, разные странные, на первый взгляд, события и моменты, как например, однажды поздней весной, стояла теплая погода, даже в некотором роде жаркая, пропала черная корова бабы Агаты, местной бабушки 67 лет, не осталось, наверное, и места куда бы не ходили искать местные мужчины, Чернушки, так звала баба Агата свою коровушку, нигде не было. Целых 5 дней баба Агата лила слезы, все высматривала своего драгоценного и главного члена семьи – кормилицу, не принимала исчезновение Чернушки, все надеялась на ее чудесное возвращение. Как не странно, по прошествии ровно 5 дней, ранним утром нового дня, местный подросток Валерка взволнованно и испуганно вбежал в дом бабы Агаты, сообщил, что Чернушка стоит прямо посреди реки Виты, как вскопанная, без движений и звуков. Такая новость молниеносно расползлась по деревни, просочилась в каждые щели домов, естественно Валерка очень постарался осведомить как можно большее количество людей, а местных и уговаривать не надо, быстро все стеклись к реке. И ведь, действительно, Чернушка стоит посередине реки, ровно, без движений, смотрит отстраненно перед собой, и не замечает зевак вокруг и тех, кто зовет ее. Баба Агата пробовала и лаской переманить, и посыпанную сверху солью черный ржаной хлеб (любимое лакомство Чернушки) принесла, и ведерко со свежеприготовленной на печке-буржуйке ароматной массы из пшеницы и картошки пробовала показывать (раньше, видя это самое ведро хотя бы и издалека, корова, бегом возвращалась домой), но все действия остались без результата – корова не двигалась. Мужчины принесли длинную крепкую веревку, наподобие канату или тросу, чтобы заарканить животное. Первые попытки не увенчались успехом: веревка то недолетала до головы животного, то падал рядом, то цеплялась за камыши и рогоз, но Чернушка будто и этого не замечала, продолжала так же стоять (детишки и даже взрослые смеялись, зрелище было, и вправду, смешное и абсурдное, будто снимали кадр из комедийного американского фильма-вестерна, где заядлые ковбои с криками «Иииии–хааа» кидали лассо и одним разом, лихо заарканивали дикого мустанга. После многочисленных попыток и изрядно попотев, все же заарканили корову, стали тянуть ее на берег, но корова сопротивлялась, тогда смельчак Николай, сосед бабы Агаты, зашел в воду и стал толкать корову. Без таких действий не справились бы уж точно. Чернушка была «спасена», вернулась в свое нормальное обычное животное состояние, и передана бабе Агате. Только спустя некоторое время бабушка Агата заметит огромный шрам на шее животного, явно перегрызенного каким-то существом и, наверняка, во время ее исчезновения: то ли огромной дикой собакой, которые водились в окрестностях, то ли волком, но явно корова должна была быть мертвой от этого, но стояла в хлеву, с зажившей, и уже заросшей шерстью раной, ни это ли чудо Виты?… Но баба Агата об этом умолчала, эта тайна осталась с ней навсегда…
Далее случилось еще одно странное событие: ночью, когда деревня спала крепким сном, послышались ужасающие крики и душераздирающие визги, ни то человеческие, ни то животные, никто так и не понял. В это момент поднялся сильный ветер, прошелся кратковременный сильный летний ливень, длилось это все от силы 15 минут, но не более. Все жители были сильно напуганы, наутро местные мужчины во главе с местным участковым провели осмотр берегов реки, но ничего не нашли, никаких признаков борьбы обнаружены не было.
Такого рода странные ситуации случались бесчисленное количество раз. Но мирские хлопоты перекрыли эти воспоминания, но всё же, жители деревни старались обходить реку, а родители, чуть ли не с младенчества, пугали, рассказывая всякого рода небылиц своим чадам, тем самым пытались оградить от зла, исходящего от это реки. Но дети они и есть дети – запретное для них будто самая вкусная конфета среди всех сладостей, которых они вкушали хотя бы в раз в жизни. Дети то и дело толпами ходили, «разведывали», изучали, резвились на ее берегах.
Яромира жила с бабушкой. Родители девочки мама Агния и папа Александр, давно обосновались в городе, который находится, если верить дорожным указателям, в 80 километрах от деревни, да и сама она жила во время учебы с ними, но сердцем и душой всегда была в деревне, согревалась зимой воспоминаниями летней жизни рядом с бабушкой, выживала в суровых и серых буднях города. Мама и папа девочки совсем не интересовались чем жила их единственная дочь летом в деревне, каждый уходил с головой в работу, возложив всю ответственность и попечительство на бабушку. А бабушку звали Бажена, баба Бажена, некоторые местные обзывали ее ведьмой и колдуньей, перешептывались за ее спиной, старались не сталкиваться, избегали взгляда в ее сторону, в общем бабушку Яромиры в деревне побаивались, и не даром: сама по себе она была странной, одевалась во все черное и даже летом, малословная, и жилище ее – маленькая избушка из сруба стояла поодаль от остальных домишек деревни, совсем рядом с лесом, бедно обставленная, из мебели были только, деревянный массивный стол да несколько стульев, печь, которая занимала большую часть дома, две кровати, застеленная старыми накидками ручной работы давно высветившими и стертыми старорусскими узорами, и пучки всякой лекарственной травы, подвешенные на специальные крючки для сушки (да, да, бабушка была травницей, абсолютно всё знала о лекарственных свойствах всех существующих на окрестностях деревни трав). Но, зная и видя это, все равно местные жители, мало да помалу, обращались к ней за помощью при всяких хворях и бедствиях. Кстати, это бабушка Бажена настояла и требовала, чтобы девочку назвали Яромирой, родители были не против.
Яромира и сама, благодаря лекциям бабушки, с детства знала – какое растение обладает какими лечебными свойствами, время их сбора, способ приготовления настойки и тому подобное. Если в раннем детстве девочке нравилось весь это процесс, то в период взросления она находила это пустой тратой времени и скукотой.
Вот и сегодня 4 августа бабушка тянула ее на реку Виту – самое время собирать корни аира обыкновенного или болотного. Девочка представила себе весь трудоемкий процесс заготовки лекарственной травы: выкопать корневища, тщательно очистить от загрязнений, разрезать на кусочки, и процесс высушивания.
«А итог: потраченный на все это день и в придачу грязь под ногтями» подумала Яромира, но спорить с бабушкой она была не в силах, да и не очень хотела.
Под конец дня Яромира ощутила сильную усталость, будто все части тела «отваливались» как у того больного волка из мультика по мотивам дагестанской сказки «Шейдулла-лентяй». Пришла и сразу легла, сил не было даже на чашечку свежезаваренного травяного чая с листьями смородины, мяты, земляники, плодами шиповника и черной смородины, не говоря про поздний ужин…
Река Вита. Огромная. Могучая. Глубокая. Страшная. Холодная. Яромира ступила на траву, та обожгла холодной росой ступни и пятки. Больно. Но легко. Боли нет, ноги привыкли к росе. Ночь. На небе полная луна. Ни ветра ни звуков. Тихо. Яромира идет к реке по высокой траве. Река зовет её, манит. И вот она уже по пояс в воде, чувство абсолютной легкости и отстраненности от всего мирского, ничего не тревожит и не волнует, но странно, ни холода, ни тепла, вода совсем не чувствуется телом… Напрочь отключены чувства осязания. Яромира проводит руками по воде но ни всплеска ни ряби, ни движения. Ничего нет. Чувства страха отсутствует, она точно знает, Яромира в своем стихии, вода и она одно целое, девочка и река об это знают, на уровне подсознания, но знают. Река обожествляет Яромиру, а она в свою очередь реку Виту. Яромира знает всю тайну реки Виты, но девочка никак не может вспомнить, она забыла. Но она знает, что сделала для нее река, она всю жизнь будет благодарить ее. Но за что? В этот момент девочка понимает, что ее правая рука крепко, до боли, сжата в кулак. Она подносит к лицу руку, чтобы лучше рассмотреть что же у нее в руке, раскрывает кисть и видит: в ладони колечко, будто золотое, широкое, со надписью vita, буквы v и t имеет черточку сверху…
Сон обрывается, Яромира резко пробуждается ото сна. Сердце бешено колотится, и девочку накрывают в тандеме страх и чувство нехватки воздуха. А в руке Яромиры то самое кольцо из сна. Но одежда, в которой она уснула вчера, так и не найдя в себе сил переодеться в пижаму, была абсолютно сухая. Бабушка Бажена сидела у стола, делала пучки мяты для сушки:
– Доброе утро, Яромира, не теряй колечко Жизни, Вита избрала тебя, и вернула то, что тебе принадлежало, я знала что Вита – это ты.
– Это кольцо не мое, и этот сон…. Я…Это был сон…Но, я не понимаю…, промямлила шокированная Яромира, протягивая ладонь с кольцом.
Бабушка Бажена, повернулась к девочке, холодно посмотрев прямо в глаза Яромиры заговорила:
Река Вита, она действительная чудотворная, может исцелить, может и жизни лишить. Даром своим поделится может, но не со всякими, наши местные, совсем позабыли истинное предназначение реки, беды от этого обрушатся им на головы – горемыкам. Совсем позабыли, что река дала исцеления всей земли нашей, окаянные… Дочка слушай, ты не говори никому про кольцо, до поры, да и от себя не оставляй, строго носи на безымянном пальце левой руки, к сердцу поближе будет, да и меня побольше слушай, я свой долг выполню, обязательно выполню, научу всему, что я сама знаю, по травам, целительству, дальше это дело по своей жизни ты сама пронесешь…
Яромира ничего не понимла, голова сильно болела, бабушка Бажена напоила ее каким то травяным отваром, на вкус совсем была как пожухлая трава, но через короткое время боль унялась. Но мысли не оставляли в покое: Это как понять? Она – река Вита… Это, наверняка, старческий бред, сколько лет то Бажене, умом что ли тронулась?
Только в свое 18 летие Яромира узнает, от родителей, Агния ей все расскажет, повествует со слезами на глазах, еле сдерживаясь от плача, о том, что некую неизвестную девочку-младенца, как потом установили в больнице всего было 2 дня отроду, нашли в реке. Река Вита медленно несла ее по своему течению, чудо что младенец не тонул, а держался на поверхности воды, абсолютно невредимая. В этот момент мать Яромиры и бабушка Бажена и увидели девочку. Ни о чем не думая Агния бросилась в воду, в секунду вытащила младенца из воды, после отвезли девочку в больницу, сообщили в соответствующие уполномоченные органы, но поиски настоящей матери были тщетны, будто и не существовала та женщина, которая являлась настоящей матерью младенца. Бабушка Бажена, Агния и Александр безоговорочно посчитали это знаком Высших сил, и приняли эту девочку к себе в семью, удочерили, назвали Яромирой. И лишь тогда Яромира узнала, что река Вита из латинского языка переводится как «жизнь», и действительно река Вита подарила ей новую жизнь: новую мать и отца, бабушку, деревню и себя…
Сценарий фольклорного праздника «Русский сказ, да перепляс!».
Боева И.Н., музыкальный руководитель МДОУ «Детский сад №5» г. Саратова.
Центральная стена зала украшена в стиле русской деревни, в углу сцены стоит домик, огороженный заборчиком, березка, на травке лежит поросенок, рядом стоит петух; в другом углу сцены – озерцо с кувшинками и утками.
Под музыку входят дети в народных костюмах, идут, взявшись за руки, красивыми хороводными перестроениями, за тем рассаживаются по обе стороны зала.
Сказительницы:
1-я: — Ой, вы гости-господа!
Мы рады видеть вас всегда!
Поудобнее устройтесь,
Сказ наш слушать приготовитесь.
2-я: — А пойдет наш рассказ
Про Россиюшку сейчас.
Как страна наша прекрасна,
Как цветет под небом ясным,
1-я: — Как народ наш живее,
Хлеб, да пряники жует,
Молоком-то запивает,
Медом сладким заедает.
2-я: — А с утра-то встает и на ярмарку идет,
И товар покупать, и себя показать.
Музыкальная игра «Карусель»
Сказительница держит над головой вращающееся колесо с привязными разноцветными атласными лентами. Дети под музыку подбегают к Сказительнице, берут ленты в руки и двигаются по кругу, вращая «карусель». Садятся на места.
Звучит музыка «Гопак», появляются дети-скоморохи с трещотками, они идут, пританцовывая по залу, ритмично отбивая такт музыки на шумовых инструментах.
Скоморохи:
1. Ярмарка, ярмарка! Все сюда спешите!
И корзины, и мешки, и деньги прихватите!
2. Эй, народ честной, сюда! Дети, дамы, господа!
Ждут вас шутки и забавы, и товар у нас на славу!
3. А вот девица-красавица горшки продает,
А вот молодец-купец торговаться идет!
Под музыку скоморохи уходят, пританцовывая и играя на шумовых инструментах, выходят дети- «горшки» и располагаются кругом. Девица и Купец – взрослые.
Русская народная игра «Горшки» (Обработка текста Боевой И.Н.)
Девица:
— Эй, купец-молодец, мимо не проходи!
На мой товар погляди!
Купец:
— Здравствуй, хозяйка! Что продаешь?
Девица:
— Аль не видишь — горшки!
Выбирай, какой хошь!
Купец:
— А почем горшки?
Девица:
— По 5 рублей!
Купец:
— Дорого!
Девица:
- Да, ты посмотри, каков товар
На любой вкус и цвет, выбирай, Купец!
Купец и девица торгуются:
— Этот маленький!
— А вот большой!
— Этот с трещинкой!
— У, ты какой!
— А у этого ручки маленькие (показывает на ушки детей).
— А у этого, за то крышечка расписная!
Девица:
— Ну, ладно отдам тебе горшок за 1 рубль, коль догонишь его, а не догонишь – бери за пять!
Купец:
— По рукам!
Купец должен догнать горшок, который он выбрал, ребенок- «горшок» должен обежать круг и вернуться на свое место.
Игра проводится 2-3 раза, последующая торговля идет по укороченному варианту.
Купец:
— Ну, спасибо тебе, хозяюшка! И горшки купил и повеселился!
Девица:
— И тебе спасибо, купец-молодец!
Под музыку дети садятся на места.
Сказительница 1.:
- А вот девица-красавица идет
За собой она коровушку ведет.
Сказительница 2.:
Песню звонку она поет,
Расступается и слушает народ!
Инсценировка русской народной песни «Ой, вставала я ранешенько».
(Обработка Н. Метлова).
В инсценировке принимают участие ансамбль девочек, солистка, Коровушка (девочка), Медвдюшка (мальчик).
Сказительница:
- А на этом не закончился рассказ
И медведюшка забавить будет нас!
Инсценировка песни «Медведюшка». (Сл. Н. Френкель, муз. М. Красева).
Состав детей тот же, одна инсценировка по смыслу перетекает в другую. Медведю на плечи набрасывают платок, в середину ковра ставят пенек. Инсценировка проводится по тексту песни, на проигрыше между куплетами Медведь изображает девушек, пародируя их движения.
Сказительница (1):
— Ой, и прекрасна, и светла наша матушка – Земля русская!
Да и народ-то в ней живет мирный и работящий!
Землю пашет, да хлеб выращивает,
Травушку шелкову косит, да в стога укладывает,
Ленок сеет, да ткани ткет,
А из нее рубахи да сарафаны шьет,
Сказительница (2):
А уж если песни девицы-красавицы запоют, да хороводы заведут —
Душа в небо птицей уносится!
Да вот и ветерок в травушку прилег,
И вы, гостьюшки, сидите и во все глаза глядите!
Сказительницы под лирическую музыку раздают с поклоном девочкам платки. Девочки, держат платки перед собой и выходят на танец.
Танец девочек с платками «На реке, на речке».
После танца сказительницы так же с поклоном собирают платки у девочек.
Сказительницы (1):
- А теперь, от сует оторвемся обыденных
И вдохнем аромат эпохи седой,
Да и прикоснемся к тому, что минуло,
И давным-давно поросло травой-мураврой.
Сказительница (2):
— Как-то раз под горой да у реченьки Смородины
Приключилася беда лютая,
Прилетел туда змей о трех головах,
Что в народе Горынычем кличут.
Стал деревни жечь, да народ обижать,
Старых и малых в плен угонять!
Выход и музыкальная пантомима Змея Горыныча.
Сказительница (1):
- Распоясалось чудище страшное
Ни кого-то оно не боялося,
Улеглось оно спать на пригорочек,
Кто обидеть его попытается?
Сказительница (2):
— Но нет, не перевелись еще богатыри на земле русской.
Выход и танец богатырей (Песня Стаса Намина «Богатырская наша силушка»)
(Под музыку богатыри демонстрируют свою силушку и берут в плен Змея Горыныча).
Сказительница (1):
- Победили богатыри чудище страшное
И стали суд чинить трехголовому,
Змею-отроку непутевому.
Богатыри по очереди:
— Ты скажи нам, Змей, почто злой такой?
— Почто мучаешь землю русскую?
— Почто жжешь поля хлебные, да деревни наши мирные?
Сказительница (2):
- Змей Горыныч вздохнул и поник головой
Та, что справа была, да заплакала,
Как от горя без дна завопила она!
Змей:
— Сиротинушка я, сиротинушка!
Мне так жалко себя, не губите меня!
Я остался один без родных, без друзей,
Сиротлив, словно в поле былинушка!
И никто ведь меня ни чему не учил,
В детский садик-то я никогда не ходил!
Не губите меня верны други,
А возьмите меня на поруки!
Сказительница (1):
- И простили Змея Горыныча
И теперь он пожарным работает,
Да не жжет он дома, а тушит,
Верой-правдой Росси служит.
Сказительница (2):
- И подходит к концу наш сегодня рассказ
От души мы хотели потешить вас.
И потешкой веселили, звонки песни заводили,
А теперь уж мы пойдем, да немного отдохнем!
Под музыку дети выходят.
Стихотворный текст полностью авторский;
музыкальный материал – русский фольклор.
Список литературы:
- Игры и песни для детского сада. Составитель Н. Метлов.
- Большая книга Богатырей. Составитель А.Усачев. – М.: Издательство Оникс.
Пишущим (и читающим) про попаданцев в деревни Российской империи, думаю, будет интересно:
Пасторальная русская деревня конца XIX века представляется многим обителью целомудрия, домостроя и строгих моральных принципов. Но за этой ширмой скрываются ритуалы деревенской молодежи, которые способны потрясти даже повидавших виды людей и сейчас выглядят абсолютно аморально. Элементы принуждения, которые обязательно в них присутствовали, заставят возмутиться любого приверженца новой этики. Фольклористы и антропологи Мария Гаврилова и Александра Архипова прочитали лекцию «Поцеловать или шлепнуть: эротические игры русского народа». «Лента.ру» публикует фрагменты из нее.
Целомудрие и бесстыдство
Мария Гаврилова:
Мы в нашей культуре привыкли связывать игру с понятием детства. Мы не просто говорим «игра», а «детская игра», подразумевая игры как таковые. На самом деле началось это не так уж давно — с конца XVIII — начала XIX века.
Вообще же в традиционных обществах дело обстояло скорее не так, игра не была изолирована как детская форма деятельности и относилась, скорее, ко всем. Специальных детских игр было не так уж и много, и они относились ко времени младенчества, а в основном дети играли в те же игры, что и взрослые. Это были и азартные, и эротические игры, и другие. В то же время, какая бы игра ни была странная, разнузданная или азартная, она очень часто несла в себе смысл не только развлечься и потешить свои порочные наклонности, но и социальную, и довольно часто ритуальную функцию.
Наши недавние предки довольно рано вступали в брак, у них было принято это делать поголовно. Люди, которые не были женаты или замужем, имели очень низкий социальный статус и практически были лишены общественных прав. Они не имели права голоса в обществе в важные моменты, поэтому людей старались поженить очень рано, практически в детстве.
Кроме всего прочего, в такого рода обществе отсутствует то, что для нас является естественным — понятие личного пространства. Жизнь людей протекала в очень стесненных условиях. С одной стороны, они жили на улице, поскольку по своему основному роду деятельности находились на природе: в поле, в лесу и так далее. С другой стороны, ночевали они все в одном помещении, в тесноте, друг на друге.
Узнать больше
То, что нам кажется бесстыдным, достаточно распущенным, отчасти объяснялось тем, что дети сызмальства видели абсолютно все, ведь все занимались всем на виду у всех. Вдобавок ко всему этому, такие проявления были очень сильно ритуализованны, и это было не каким-то проявлением личных желаний и стремлений, а, скорее, социально строго регламентированная акция, публичное проявление, свойственное определенному возрасту в определенные моменты и ситуации.
В этих условиях нельзя было быть излишне стыдливым, потому что это осуждалось. Молодые люди, которые участвовали в общественной жизни вместе со своими ровесниками, не должны были излишне зажиматься, потому что таких отправляют на заднюю скамейку и перестают учитывать как субъектов. В то же время быть излишне свободным во всех проявлениях было недопустимо, поскольку все находились на виду у всех, и это осуждалось.
Важно понимать, что сексуальность в таком обществе носила достаточно агрессивный характер. «Бьет — значит любит», — это как раз из этой области. Ведь проявления сексуальности, даже нормативные, были завязаны на шлепки, унижение, битье и другие подобные вещи.
Поскольку все очень рано и поголовно вступали в брак, требовалось как можно раньше перезнакомить молодежь и посредством этих ритуалов подготовить к тому, что их ждет. В связи с этим дети довольно рано начинали ходить на собрания (беседы) вместе со своими ровесниками — чуть ли не с 10 или 12 лет, где они участвовали в разного рода развлечениях. Это не обязательно были прямо какие-то разнузданные активности, но кое-что такое в этом возрасте уже начинало проявляться.
Святочные посиделки
Мышиный писк поцелуев
Существовали старшие и младшие беседы. На младшие ходили маленькие дети, которые еще не могут быть женихами и невестами, но уже начинают знакомиться, как-то взаимодействовать друг с другом, играть, петь песни. Хотя основная идея таких собраний была в том, что все занимаются рукоделием. Девушки в основном прядут, а парни либо ничего не делают, либо, если день не праздничный, плетут лапти, корзинки или что-нибудь еще.
Все сидели очень тесно, буквально друг у друга на коленях. Причем, что интересно, именно парни садились чаще на колени девушкам, а не наоборот. Девушки, как правило, обеспечивали помещение, арендовали его либо за отработку, либо за деньги или какие-то ценности, которые они приносили хозяевам помещения. Зачастую это была вдова, у которой была свободная изба, и это был ее способ заработка в числе прочего.
Таких бесед могло быть несколько в деревне, и парни компаниями кочевали от одной к другой, задерживаясь на каждой на какое-то время. Они мешали девушкам заниматься рукоделием, отнимали у них веретена, путали нитки, подкалывали их, всячески отвлекая от работы, втягивали их во всевозможные активности, и так далее. Они без конца друг с другом целовались, сидели друг на друге. Стоял чад, духота и шум.
Наблюдатели описывают такого рода развлечения: «стоял тонкий звук бесконечных поцелуев, как мышиный писк». Существовали разные техники поцелуев, и это делали все, постоянно и беспрерывно. На взгляд современного человека это выглядело диковато.
С другой стороны важно понимать, что все это мероприятие было достаточно строго регламентировано, и там не было полной вседозволенности. Вдобавок, все это мероприятие проходило при большом количестве свидетелей. Там были и маленькие дети, они смотрели в окна, залезали на полати, печки и наблюдали все это. Для них это было полутеатральное мероприятие. Были там и пожилые люди, которые наблюдали, как это все происходит, и примечали, кто себе что позволяет. Они следили, чтобы ничего лишнего не было.
Люди конца XIX — начала XX веков были достаточно прямолинейными. Там не было каких-то тонких двусмысленностей. Существовал класс игр, который предполагал разделение участников на пары, иногда в произвольном порядке, по жребию. Во время них участники должны были целоваться или хотя бы как-то еще взаимодействовать друг с другом. Не целоваться, если это предписано правилами игры, было довольно плохо. Такой человек подвергался наказанию — обычно битью.
Либо же участники представляли примерно, кто кому нравится, и их начинали, как сейчас говорят, «шиперить» — с помощью каких-либо ритуальных действий подталкивать друг к другу, чтобы они как-то проявили свои симпатии. Могли заставить целоваться с сидящим рядом или подтолкнуть к признанию в том, кто тебе нравится, и тогда вызвать этого человека. Или устраивали игру, когда все должны были перебывать у всех парой по очереди и, соответственно, перецеловаться.
Александра Архипова:
Если ты отказывался целоваться в рамках игры, тебя могли продернуть ремешком. Это было достаточно серьезное наказание. Если, например, как рассказывала нам в интервью ныне пожилая женщина из деревни в Вологодской области, во время хождения на беседы она попадала в эту игру, все с ней хотели целоваться, ведь она была очень красивой девушкой, а у нее был парень, и она отказывалась, то ее довольно ощутимо били ремнем по спине. То есть эти поцелуи имели очень значительный фактор принуждения.
Мария Гаврилова:
Иногда били дети, иногда кто-то из старших. Часто, особенно на праздничных посиделках, был ведущий из старшей возрастной группы или даже вообще женатый, и он этим занимался как более сильный и ответственный.
Часто складывались постоянные парочки. Тогда девушки и парни не очень хотели меняться партнерами. На этот случай постоянный парень должен был служить защитником девушки и подставлять свою спину, чтобы его били вместо нее, если он не хочет, чтобы она целовалась с кем-то еще. Его били два раза: за него и за его девушку.
Имело смысл приобрести постоянного ухажера не только потому, что это престижно, почетно и приятно, но и потому, что он во всех этих играх принимает, по идее, на себя все наказания, освобождая девушку от необходимости целоваться с кем попало. А это нужно было делать постоянно.
Александра Архипова:
Еще раз повторим два термина: старшие и младшие беседы. Младшие — это 13-14-15 лет, старшие — 16-17. Иногда бывало так, что младшими детьми руководили люди старших бесед, и тогда это были скорее невинные игры. А то, во что играли люди на старших беседах — это уже было, с точки зрения современной этики, жесть, жесть и жесть.
Мария Гаврилова:
Два основных типа условно-эротического на современный взгляд взаимодействия в таких играх были: поцелуи со всеми и битье. Они часто сочетались вместе в одной игре.
Бывало, командовали всем, кто сидит рядом, целоваться. Спрашивают девушку: к болоту ходила? — Ходила. — Ягоды сбирала? — Сбирала. — Кого целовала? И надо было назвать либо того, кто тебе нравится, а если не хочешь называть или тебе никто не нравится, то ты вынуждена целоваться с тем, кто рядом. А если откажешься, тебя бьют.
Картина А. Г. Венецианова «Жнецы»
Или распределяли по жребию пары для поцелуев при помощи, например, ниток. Ведущий схватывал посередине нитки, концы с одной стороны брали девушки, а с другой — парни. Соответственно, ты не знаешь, с кем тебе выпадет держаться за разные концы одной и той же нитки и потом — сюрприз-сюрприз — вам надо целоваться! Отказаться от такого поцелуя было, конечно, можно, но это было большим позором и влекло санкции. Проще было сделать это.
Есть и такая игра — «курилка», когда надо передавать зажженную лучину. У кого погаснет, тот дает фант и выполняет какое-то желание. В одном из вариантов нужно было поцеловать всех парней или девушек, в зависимости от того, кто вы — парень или девушка. Ну а если вы замешкались или не хотите целоваться, то вас побьют
Ну или просто побьют — это довольно часто так происходило. Например, нужно было признаться, нравится ли сосед, если нравится — поцеловаться с ним, а если нет — то быстро поменяться местами, чтобы тебя не побили, или просто потерпеть.
Александра Архипова:
Еще пример: стоит ведущий, например я, а вы все сидите вокруг меня на беседе. Я очень быстро говорю кому-нибудь: люб ли ведущий? Ты либо быстро целуешь, либо я быстро говорю «применяю» и почти сразу бью тебя ремнем по телу. Это игра на скорость и на реакцию человека с ремнем.
Девок солить
Наш рассказ о том, что мы вроде любим березки, русскую культуру и хотим вернуться туда. Но на самом деле возвращаться туда надо с большой осторожностью. Эта культура построена совершенно на других основаниях, одно из которых гласило, что раз ты принадлежишь к определенному возрастному классу, то ты вынужден проявлять такого рода взаимодействия. А если ты их не проявляешь, то становишься социальной парией — с тобой что-то не то, за тебя никто не пойдет замуж или не женится.
Мария Гаврилова:
Было, кстати, немало развлечений, где никого не целовали, а сразу били. Были, скажем, такие святочные развлечения как «печь блины», «девок солить» или «девкам хрена давать». Парни вторгались на собрание, хватали по очереди всех девок, брали на спину, и надо было ударить их по задней части лопатой или доской. Или просто на улице хватать девок, валить в снег и катать по этому снегу. Тоже такое традиционное ритуальное развлечение.
Самый главный трэш и угар происходил во время святочных ряжений. Довольно распространенный вид ряжения — ряжение покойника на святках. Вносили молодого мужчину, накрытого белой простыней, лицо его обсыпано мукой. Во рту у него могли быть страшные зубы, вырезанные из картошки, изображая упыря. Под этой простыней он был совершенно голый.
Его заносили либо на доске, либо держа за руки и ноги. Там присутствовал шуточный священник, кадящий лаптем, в который был наложен подожженный навоз или другие странные вонючие вещи, он кропил присутствующих веником из ушата. При этом он пел матерные скабрезные отпевания по поводу того, какой был хороший человек, описывая его физические особенности, поведение и пожелания всем заняться чем-нибудь более приятным, чем присутствовать на похоронах.
После этого обычно начинались различные виды развлечений. Девушек хватали, подводили к нему насильно и заставляли с ним прощаться, целовать в лицо, в губы, в эти страшные зубы. При этом он фукал изо рта заранее припасенными угольками, мукой или сажей. Их могли заставить целовать его и совсем не в губы, а в другие части тела
Или было такое развлечение с покойником как «мерить шелк». Шелк у него был намотан на гениталиях. Подводили к нему девушек и говорили, что им надо отмерить шелка на платье и откусить после этого. Если девушка это не делала, ее тут же били. Если у нее был парень, то он мог ее как-то от этого отмазать, подставиться, чтобы его поколотили заместо нее. Но если парня не было, или он был какой-то не такой, то ее все же били. В конце концов покойник мог «оживать» — бегать голым, размахивать своими частями, лезть целоваться к девушкам, пачкать их (поскольку он был выпачкан в саже или муке) и по-всякому интересно с ними взаимодействовать.
Это был не единственный вариант ряжения. Например, «шкура на медведе». Человека рядили медведем в шубу, а под шубой он был голый. Продавали его «шкуру», снимали шубу, а он бегал голый, смущая и пугая всех. Или ряженый изображал «коровушку», его водили на четвереньках на ремешке и предлагали всем его подоить за «титьку», а он при этом лягался. Потом девушек к нему таскали и заставляли тоже такое делать, из-за чего они смущались.
Был и вариант «мельница», когда мельницу изображала задняя часть молодого человека. Девушек заставляли ее щупать, чтобы проверить, «хороший ли помол». «Мельница» тоже вела себя довольно вольно, могла залезть под подол и так далее. Или могли «катать валенки». Ряженые расстилали на полу простыню, клали туда девушек и парней, заворачивали и катали их валиком, пока не надоест. После этого они еще говорили «спасибо, хорошие валенки, нам все понравилось!»
Самый трешовый случай — ряжение «дедами калеными». Ничего хуже нам не попадалось. Суть в том, что эти деды в какой-то ответственный момент вытаскивают девушек на снег и натирают между ног этим снегом, или поднимают девушку кверху ногами, вниз головой и накладывают снег ей в подол, и так всех по очереди. А девушки не имели права при этом как-то возмущаться, они должны были благодарить, как падчерица Морозко: «Спасибо, дедушка родимый!»
Александра Архипова:
Вот один из сюжетов такой игры, который уже зафиксирован в дневнике XIX века в городе Березово. Это игра в «царя», где «царь» выбирает себе «царицу», начинает ее щупать, трогать и целовать. Это одна из редких игр, которая имеет прямую преемственность в современных эротических играх.
То, о чем говорила Маша, в некотором смысле ритуально привязано к двум вещам. Это либо часть календарного обряда, святок, когда происходит полный разгул нечистой силы на Рождество и после него, и ты можешь себя так вести. Неслучайно ты наряжаешься в покойника, черта, переворачиваешь представление о священнике с ног на голову. Время предписывает это поведение тебе, потому что в этот момент все себя ведут перевернутым образом.
Второй момент антиповедения был доступен во время бесед, когда девушки и юноши, вошедшие в возраст, приходили в отдельные избы, встречались там, и там было предписано вести себя так, как в обычной жизни себя не вели. Недаром было то, о чем Маша говорила в начале — парни садились на колени девушкам, а не наоборот.
Во всех играх, которые мы описали, вы, наверное, запомнили момент жестокости, элемент принуждения, избиения, но, помимо всего прочего, это были игры, привязанные к определенным моментам. В календарном смысле они проходили обычно в январе-феврале, потому что это время, когда мало работы, время святочных гуляний, и это время, когда дни тянутся и их нужно чем-то заполнить. Не то чтобы эти игры проходили нон-стоп в течение всего календарного года.
Сельхозлото или политтир
Мария Гаврилова:
Когда советская власть установилась в России и на сопредельных территориях, она очень озаботилась воспитанием молодежи и детей. Очень серьезное внимание она обратила на их игровую деятельность. Причем это касалось не только эротических игр, но игр вообще. Их попытались подвергнуть очень серьезному пересмотру как устарелые в плане реалий и идеологии и неподходящие для нового человека. Была концепция, что досуг не менее важен для политического воспитания, чем образование в школе, поэтому его надо очень жестко контролировать, пресекать то, что с точки зрения советской власти было нехорошо, и поддерживать то, что хорошо.
Под это подпала куча всего. В какой-то момент осуждались игры в куклы, как индивидуалистские. Пытались пресекать игры детей в званый обед — им говорили, что мы играем не в обед, а в общественное питание. Или, если играли в свадьбу, — нет, мы играем не в свадьбу, а в какой-нибудь общественный праздник.
Соответственно, сексуальные элементы крайне не одобрялись, тем более что часть тех людей в Советском Союзе, которые ранее были вовлечены в сферу образования, были довольно-таки образованными. Они знали про Фрейда, про сублимацию. Было даже вполне обоснованное мнение, что этот элемент надо исключить для того, чтобы энергию подростков и молодых людей направить в другое русло — русло строительства коммунизма.
В 20-е годы на эту тему вышло довольно много методичек: как организовать культпросвет в деревне, основать избы-читальни и какую-то культурную программу в них. В числе прочего там указывалось, что все эти игры надо по возможности пресекать, где-то более жестко, а где-то более мягко.
В методичке говорилось: вот вы видите, что молодежь собралась во что-то такое поиграть, а вы туда внедритесь, постарайтесь привлечь их внимание, возьмите инициативу и предложите им нечто другое вместо этого. Нечто более интересное, рафинированное и культурное, вместо этих разнузданных и, кстати, негигиеничных забав. Говорилось, что поцелуи надо особенно пресекать, потому что таким образом можно передавать болезни — даже не столько сама сексуальность отвратительна, как нарушение эпидемических норм (а целовались действительно все со всеми).
Что можно было вместо этого предложить? Например, хорошо подобранные массовые пляски. То есть вместо каких-то парных развлечений, кадрилей, танго и даже фокстрота, подбирать развлечения, где все пляшут по одному, но зато коллективно двигаются в такт. Особенно, если у этой активности было какое-нибудь бытовое, революционное содержание, а сопровождала это песня, переделанная соответствующим образом.
Или, например, можно было им предложить настольные игры, такие, как «Сельхозлото», или «Азбука-лото», где предлагалось по картинкам угадывать лозунги. Или «Газетное лото», где надо было оценивать газетные новости как положительные или отрицательные. Можно было также предложить пение, хор, декламацию, интеллектуальные игры, загадки, научные развлечение. Допускались различные комнатные подвижные игры, например, «Политфанты», «Политлотерея», игра-аукцион, где вместо цены за приз платят подробным рассказом, скажем, о международном положении СССР. Или как выбрать молочную корову. Или как лучше развивать сельскохозяйственную кооперацию.
Также можно было развлечься, устроив суд над каким-либо литературным произведением или негативным социально-бытовым явлением. Скажем, разыграть сценку, в которой мать не пускает сына в пионеры, и устроить над этим всем суд.
В методичке предлагались готовые сценарии игровых вечеров. Они начинались и заканчивались маршем под музыку, какой-нибудь несложной гимнастической пирамидой. В них было около пяти различных игр и два непарных танца под революционные песни.
Но, судя по тому, что эротические игры уцелели до 50-х, а некоторые — до 60-х годов, культпросветработников на деревне остро не хватало. Все продолжили заниматься более-менее тем же самым, а прекратили потом по совсем другим причинам.
Бутылочка
Александра Архипова:
Игра в «бутылочку» — бутылка крутится, на кого укажет, тот и целуется. Большой вопрос, когда эта игра появилась. Швед Эрик Густав Эстрем оставил драматический рассказ о том, как он в возрасте 22 лет провел Рождество в России 7 января 1913 года. Все дело происходит в Нижнем Новгороде.
«Представили нас многим здешним семьям, познакомились со многими русскими обычаями праздновать Рождество. Мы собирались вечером, играли и танцевали до полуночи, многие игры были с песнями, почти все игры с фантами. В большинстве из них фантами были поцелуи. Я целовался с нижегородскими девушками до боли в губах. Русские девушки берегут губы, но во время рождественских игр целоваться разрешено».
Это очень важный момент, о котором мы говорили раньше — сохраняется привязанность антиповедения к Рождеству. Во время Рождества и святок ты можешь себя вести так, как не ведешь себя в обычной жизни, и можешь целоваться со всеми.
Тут появляется упоминание игры, причем в городской, богатой купеческой среде — поцелуй на желание. Ты спрашиваешь: желание или поцелуй? То есть человек должен либо выполнять желание, либо целоваться. Она еще не имеет названия, но где-то между страданиями шведа и Второй мировой войной эта игра получает название «бутылочка». В ней очень силен принцип рулетки — тот, на кого выпадает случайная жеребьевка колеса, должен сделать что-то.
Мария Гаврилова:
В традиционной деревенской среде мы эту игру не встречаем. Почему? Потому что есть, во-первых, много других интересных игр, а, во-вторых, очень сложно представить себе ситуацию, когда русский крестьянин будет играть в «бутылочку», так как бутылка это довольно-таки ценный объект, ее вряд ли будут использовать так бестолково. К тому же стол, который употребляется в этой игре, — совершенно неприемлемое поле для такой игры. В традиционных представлениях это престол, священное место, за которым не позволяется делать что попало. Как мы знаем, играть в бутылочку нужно либо за столом, либо на полу, а на полу русские крестьяне не сидят.
Мы предполагаем, что это международная игра. По своей технике она похожа на настольную игру «компас», которая была распространена в Европе в XIX веке. Это была карта, в середину которой ставилась подвижная стрелка, и ее надо было запускать. Игроки делали ставки на разные секторы поля, как в рулетке. Куда показывала стрелка, тот сектор и выигрывал.
Александра Архипова:
Существует два корпуса русских текстов, в которых можно проверить встречаемость тех или иных выражений. Это Национальный корпус русского языка и Большой корпус дневников на сайте prozhito.org. По обоим этим корпусам выражение «играть в бутылку» или «играть в бутылочку» начинает устойчиво встречаться в 60-е годы, но первое попадание — это 1941 год.
Старшеклассница в интернате пишет: «Когда ушли воспитатели, то стали играть в бутылочку, в голубков, одним словом, в игры с поцелуями. Все ребята смущались и только делали вид, что целовались, а если зрители очень настаивали, то целовали друг друга в лоб или в руку. Я впервые принимала участие в этой игре».
Это очень целомудренный вариант бутылочки. Обратите внимание, что в этом описании есть очень редуцированный, упрощенный, но элемент принуждения. Автор пишет, что зрители «настаивали на поцелуе». Его в традиционных играх мы встречаем регулярно.
Дальше в дневниках, в 50-х — 60-х годах, игра в бутылочку встречается в одном и том же драматическом контексте. Его можно назвать так: комсорг встретил бутылочку. Неоднократно комсорги жалуются на то, что те, за кого они отвечают, не так себя ведут. В данном случае комсомолка двадцати лет пишет: «Комсоржество мое обречено на неудачу. Вчерашняя вечеринка у Бори Т. многое прояснила в настроениях группы. Это крепко сложившиеся настроения легкомыслия, богемности и эпикурейства. Мне все это страшно претит, особенно игры в «кысь-брысь» и в «бутылочку»».
Новая этика
Мы поделили постсоветские и позднесоветские эротические игры на два подтипа. Первый — это обычные игры, в которые, может быть случайно, привнесен эротический компонент. Это могли быть любые игры, например, которые назывались «слепые жмурки», «слепой кот». В отличие от обычных жмурок, игр-догонялок, в них играли в комнате при потушенном свете. Поймав кого-то в полной темноте, ты можешь его пощупать. А можешь и не пощупать. То есть эротический элемент был здесь совершенно оказиональным.
Рассказ «Бурмистр» написан Иваном Тургеневым в 1847 году, входит в сборник рассказов «Записки охотника».
Описание книги для читательского дневника
Автор: Иван Сергеевич Тургенев
Название произведения: «Бурмистр»
Жанр: рассказ (литературное направление реализм)
Год написания: 1847
Издательство: АСТ
Год издания: 2011
Главные герои и их краткая характеристика
Рассказчик – помещик, охотник; от его лица ведется повествование в рассказе.
Аркадий Павлыч Пеночкин – молодой помещик, гвардейский офицер в отставке.
Софрон Яковлич – бурмистр в Шипиловке, был роста небольшого, плечист, сед и плотен
.
Антип – шипиловский мужик, старик лет шестидесяти
.
Староста – сын бурмистра.
Время и место действия
Середина 19 века, Россия
Краткое содержание и сюжет
Автор рассказывает об одном из своих соседей, помещике, который ведет свое хозяйство очень аккуратно и дельно. У этого помещика, Аркадия Павловича Пеночкина, очень хорошие земли, где водится много зверья, что для нашего автора, как охотника, очень выгодно. Пеночкин имеет среди людей очень хорошую репутацию, — он не замешан в скандалах, образован, мягко и улыбчиво разговаривает, вставляя в свою речь сплошь французские слова.
Тем не менее автор заявляет, что не любит общаться с Аркадием Павловичем, а тем более останавливаться у него дома. Каким бы ни был Пеночки гостеприимным, в его доме возникает чувство беспокойства, а жестокость хозяина к наказанию за дело своих крестьян вводит в ступор и заставляет чувствовать себя очень неудобно.
Однажды помещик предлагает автору съездить в его деревню Шипиловку, где у него служит, по словам Пеночкина, очень талантливый бурмистр. Автор с неохотой соглашается и видит, что хозяйство в деревне действительно налажено хорошо, но крестьяне и работники живут очень плохо и бедно, а помещика остерегаются и расходятся, когда увидят. Бурмистр Софрон Яковлевич хвалится тем, что скинул обнаруженный на участке деревни труп в пределы другого участка, за что Пеночкин того похвалил, и назвал подобное действие находчивостью.
Когда помещик, автор и бурмистр вышли из сарая, где осматривали новую веялку, они увидели на коленях старика и молодого парня. Одежда их была в заплатах, и выглядели они очень жалко. Старик, его звали Антип, пришел просить милости у помещика, чтобы тот защитил его от произвола, который творил Софрон. Антип рассказал, что Софрон в счет долга использует его семью как рабов, — отдал двух его сыновей в армию, а теперь хочет отправить и младшего, последнего сына. Рассказал, что и из дома вынесли все, что у них было, и последнюю скотину увели, не оставив им никаких средств к существованию.
Пеночкин на подобные жалобы только разозлился и, недовольным, покинул Шипиловку. Автор после этого события расспрашивал мужика, с которым выходил на охоту о Софроне. Ничего хорошего в ответ об этом человеке он не услышал. Мужик ответил, что у Антипа теперь будут еще большие проблемы.
Очень краткое содержание для читательского дневника
Однажды рассказчик заночевал у своего соседа Аркадия Павлыча. Утром, тот уговорил его заехать в деревню Шипиловку, которая принадлежала соседу, познакомить с бурмистром Софроном. Рассказчик согласился и они поехали. Софрон был выпивши, много говорил, постоянно целовал ручку Аркадия Павлыча. На следующий день, Софрон был уже менее разговорчивым, смотреть стал жёстче. Он показал своё хозяйство, где всё было хорошо, только крестьяне были грустные. Под конец осмотра, они застали отца и сына стоящими на коленях. Они жаловались на бурмистра, который не даёт им житья. Аркадий Павлыч не стал их защищать, а наоборот, обвинил в пьянстве и лени. Через несколько часов рассказчик был уже в другой деревне, где знакомый ему поведал, что хорошо знает этого бурмистра, и что тот очень злой. Потом добавил, что теперь этим крестьянам не жить.
План пересказа
1. Аркадий Павлыч Пеночкин
2. Наедине с помещиком
3. Поездка в Рябово
4. Приём у бурмистра
5. Прогулка по деревне
6. Старик Антип
Основная мысль
Протест против крепостного права. Описание жестокого отношения к крепостным в России.
Чему учит
Произведение учит участливому, бережному отношению к человеку. В современном мире нет крепостных, но есть малообеспеченные, беспомощные либо же больные люди, по отношению к которым могут проявляться насилие, жестокость. Не стоит такого отношения допускать, нужно оставаться человеком.
Отзыв и что понравилось
В рассказе «Бурмистр» Тургенев затрагивает тему крепостничества в России, проблему равнодушия помещиков к тяготам жизни крестьян и лицемерия помещиков. Крепостное право – государственная норма, которая мне кажется просто ужасной. Она делала невыносимой жизнь крепостных и давала большой простор для помещиков
Вывод и мое мнение
Помещик хотя и образованный, но не хочет сам вникать в проблемы своих мужиков и все проблемы позволяет решать нечистому на руку Софрону, а тот хоть и не показывает свою власть, но на самом деле является истинным хозяином земли.
Словарь новых и непонятных слов
Оброк — повинность крепостных, выплата помещику дани деньгами или продуктами.
Верста — единица, измеряющая расстояние. Ее длина была чуть больше 1 метра.
Камердинер — слуга богатого дворянина, следящий за одеждой, едой, выполнявший личные указания господ.
Эпикур — философ, учение которого подразумевало отсутствие страхов, боли, тревог, сводилось к высшему благу – наслаждению жизнью.
Фес или Феска — головной убор, распространенный в государствах Востока и Северной Африки.
Цитаты из текста
«Ребенок, видно еще не успевший проникнуться чувством должного самоотверженья, запищал где-то в избе…»
«Тревожное волнение видимо распространялось по селу. Даже курицы стремились ускоренной рысью в подворотню.»
«Батюшка, разорил вконец. Двух сыновей, батюшка, без очереди в некруты отдал, а теперя и третьего отнимает. Вчера, батюшка, последнюю коровушку со двора свел и хозяйку мою избил — вон его милость.»
«Что же это, однако, значит? — спросил он бурмистра вполголоса и с недовольным видом. — Пьяный человек-с, — отвечал бурмистр, в первый раз употребляя «слово-ер», — неработящий. Из недоимки не выходит вот уж пятый год-с.»
Рассказ / Реализм
Переосмысление событий политики военного коммунизма
Теги: Продразверстка в Сибири
«Пей, Подарок» – похлопал я коня по лоснящемуся боку. Он фыркнул и ковырнул копытом белый снег, обнажая бурую кромку проруби. Из-под тонкого льда на меня глянуло распухшее лицо утопленника. От неожиданности я отпрянул и поскользнулся. Конь испугался и ударил копытом, выворачивая кровавую кашу.
«Надо бы сказать мужикам чтоб достали да схоронили. Не пойму чей он. Столько лет уже прошло, как я ушел из дома, шесть или восемь? » – разговаривал я с конем стараясь его успокоить.
Мертвая тишина накрыла меня еще на подходе к родной деревне, только ветер изредка бил по ставням и скрипел распахнутыми дверями. Не дышали печи, только вороны оглушительно вскрикивали на стоящем в поле одиноком дереве.
Во дворах было пусто. Ни людей, ни животины. Дома вычищены, что не унесли бросили тут же. в застывшие кровавые лужи. Вскочив на коня, я бросился к родному дому.
Вывороченные двери сиротливо весели на одной петле. Икона с отпечатком сапога, валялась на полу, вместе с опрокинутой лампадкой. Я помнил, как мать гордилась своим «Спасителем». Заказала художнику на вырученные в городе деньги и даже показывала ее местному священнику.
Капли крови тянулись от центра комнаты по лебяжьему пуху из вспоротых подушек и терялись во дворе. В ворохе вещей, я нашел подаренную матери свистульку и убрал в карман. Хранила – значит ждала.
Я не мог понять на что бандиты позарились, грабя моих родных. Сколько я себя помнил, жили мы бедно. Отец гордился срубленным домом, лошадью и коровой. Обязательно были куры. Пахали. Этого как раз хватало прокормить пять ртов: братьев и сестер. Отец был охотником – бил пушнину и нас учил. Мать ходила в тайгу за грибами и ягодами. Голода не знали, но и зажиточными никогда не были.
Я пошел по домам. Везде одна и та же картина, лишь у бабки Прасковьи подперто с наружи. Постучав и, не получив ответа, вошел в дом. В углу за занавеской кто-то заворочался. Хозяйка совсем стала старая. Я подошел к ней в надежде узнать, что здесь произошло и где все, но она лишь плюнула мне в лицо и отвернулась.
Кто-то кормил парализованную старуху, печь топил. Осталось лишь их дождаться. Скрип двери и шаги разбудили меня. В ожидании хозяев я сам и не заметил, как уснул.
Предо мной стояла девчушка лет восьми с узелком в руках. Увидев меня, она бросила свою ношу и юркнула в дверной проем, я даже не успел поинтересоваться о том, куда пропали остальные.
– Ирод. Забирай все, но Нюрку не тронь. – Бредила старуха.
– Тетка Прасковья, это же я, Гриша. –Успокаивал я ее, а она все тихо плакала.
Дожидавшись утра, я решил выследить ночную гостью. Она могла хоть немного знать о том, что же произошло в деревне.
Под утренним снежком еще виднелись припорошённые следы, которые вели к зимней стоянке охотников. В детстве я частенько бывал здесь с отцом. Землянки надежно защищали и от зверя, и от непогоды.
Звякнул затвор и дуло уперлось мне в спину.
– Шагай давай, красномордый.
– Митяй, – обернулся я и получил прикладом в лоб.
– Гриша! – Услышал я где-то далеко знакомый голос. – Жаль тетка Марья недожила. Ждала тебя очень. А ты в красные подался? Может и деревню нашу им сдал? –Добродушный нотки сменились на стальные. – Шагай, разберемся.
Меня связали и бросили в одну из землянок, перед дверью которой собрался совет:
– Это он нас большевикам сдал, еще и сюда явился, последнее отобрать. Покончить с ним надо. – Говорил Митяй, некогда бывший другом детства с соседнего двора.
– Погодь ты, успеется. Чей он сын? – спрашивал некто старческим голосом.
– Гришка – это, сын Тетки Марьи и Тараса. Несколько лет как сгинул в городе. Думали в живых уже нет – явился.
– Гришка? – Голос затих, – Припоминаю такого. Это не он ли сбежал с отцовскими ассигнациями и в капитаны подался?
– Он. – Подтвердил догадки старика Митяй и оба засмеялись.
– Этот мог и сдать. – Рассуждал старик. – Родителей обокрасть – это вообще страху не иметь. Пойду поговорю с ним.
Распахнулись двери землянки, выпуская наружу клубы пара, через которые показалось знакомое лицо деда Петра.
– Дед Петро, ты что ль не узнаешь меня? Вы все, совсем сбрендили. Я на побывку пришел, перед тем как сборочному отряду примкнуть, а тут такое…- Возмущался я.
– Ах, так ты сборочный, последнее пришел отобрать, нехристь. – Повысил голос дед.
– Я к матери пришел, а там разруха и людей нет. В проруби утопленники плавают, достать некому. Что произошло-то?
– Что произошло? Продразвёрстка произошла. С лета, ироды продохнуть не дают. Все под чистую выгребли и мужиков на работы отправили. Но все мало им. Власти меняются, а простому люду одно горе. Колчак, а что Колчак. Красные хуже врага.
– Не смей дед меня порочить. Я красный. Я за тебя и за мать воевал. Чтоб вы в достатке жили
– Ты может и за это воевал, а они с разверстками за кого воюют? Что не взяли испортили. Да ты и сам видел, что за зря звонить. Разве так при новой власти должно быть? Что изменилось? В с немцем воевали крестьянина обирали и сейчас все одно. Только власть поменялась, опять выложи, а растить то, кто будет? Садить что? Это и не по-божески и не по-людски.
– Мы излишки у зажиточных призваны изъять и между всеми разделить. Рабочих поддержать и солдат, чтоб контру подавить. Чтоб ты дед спину не гнул.
– А на кого я ее гнул. Ежели позовут подсобить – подсоблю. А так… теперь хуже стало. Совсем дома лишились.
Зашуршали засовом. Дед поднялся навстречу Митяю
– Ты чего, Митяй, бродишь?
– Давай его тут порешим?
– Голыми руками? За веревкой иди, вывезем в лес там и решим. Сбежал скажем. – Отправив Митяя, дед опять обратился ко мне. – Большевики мать твою порешили, упокой господи твою ее душу. – Перекрестился он. – Молод ты слишком. У Митяя одно на уме, порешить кого. Уходи и лучше не возвращайся. Второй раз не жди милости. Попридержу я дружка твоего закадычного. Коня, надеюсь, сам найдешь. – сказал он, перерезая веревки.
Я был благодарен деду и не мог поверить в случившееся. Зачем большевикам убивать мать? Какую угрозу она могла представлять новой власти? Путает что-то дед. Слухи ходили, что банды орудуют, каторжных распустили, не до них было, вот они-то и могли большевиками представиться, размышлял я по дороге в Березовое, где должен был встретиться со своим отрядом. Они то помогут разобраться. Обратившись к местному старосте, я был приквартирован к дому, где и ожидал остальных.
– Вы бы один не ходили, так и до беды недалеко. Народ злой. – Сказал староста разглядываю мои документы.
– Банды бесчинствуют? Тут на днях в Турантаево был, все разграбили.
– Если бы бандиты – свои! Наш брат поднялся, за такую ленточку и вздернуть могут на ближайшей сосне. – Увидев мое недовольство, староста осекся.
Долго отряда ждать не пришлось. К утру уже прибыло трое с груженными телегами. На средней стоял пулемет.
– Пополненьце? Жидковатое больно. Потери больше. Из 7 нас 4 осталось. Один по дороге с мамзелей бежал, пожалел ее, жадный больно, с товарищем делиться не хочет. А что их жалеть, мамзелей-то. Безответственный народец пошел. Двоих положили. Буров я.
– Григорий Перестукин. – Протянул я документы командиру.
Аркадий Буров, командир отряда продразверстки, даже в большой мешковатой шинели и потрепанной папахе с красной лентой, повторяющий шрам через все лицо, смотрелся ладным мужчиной чуть больше 40. Некоторая жизненная потертость придавала ему шарма, который так любили женщины смешанных сословий лихолетья гражданской войны.
– Боец хороший? Совсем мужик власть не уважает. Учить приходится. Зерно прячет. Власти хает, а без зерна власть не выстоит. Мы ее кормильцы. Здесь как на войне. Ну да время покажет. Еще в один пункт заскочим, а там в центр. Собрать мало – довезти надо бы еще. Собирайся. В соседнее село идем.
– А можем еще в одно заскочить, бандиты там бесчинствуют, защитить бы надо.
– Обязательно, но сначала обоз доставим, иначе грош нам цена, если в битве растерям.
Это он правильно говорил. Сразу видно, ответственный мужик, за дело болеет. На такого можно положиться. Потеряем, конечно, дня три, но, если банда здесь ошивается, да к тому же староста о ней знает и через неделю найдем душегубов. Эта мысль подняла боевой дух. Хотелось поскорее выполнить задание, да и покончить уже с бандой.
Наш обоз шел медленно и только к обеду достиг пункта назначения.
Пулеметчик остался охранять обоз, а мы втроем пошли по домам. Видя нас, хозяева закрывали ставни и двери.
«С конца пойдем. Так легче». – сказал Буров, и остановился напротив ветхого домишки.
– Одна, мать, живешь? – Строго спросил Буров хозяйку, помнившую еще правление Александра II.
– Одна, сынок, одна.
– На одну тебя не слишком ли много коровы. Тяжело тебе небось?
– Справляюсь, сынок, понемногу.
– А ты, бабка, не тужься – лопнешь. Изымайте. – Засмеялся Буров, Федул тоже захихикал вместе с командиром.
– Оформляю. – Сказал он и повел скотину по улице.
– Что, коровушку жалко, мамаша? – с ехидцей в голосе спросил Буров.
– Жалко сынок. – Протянула она.
– А ты мамаша для власти не жалей. Али белогвардейцев прикармливала, мразь? – Зло ответил он, ударив старуху прикладом.
Я стоял в ступоре. Как можно так старуху. Попадались и среди большевиков паскуды, кто порочил имя красноармейца насилием над гражданами или мародерством. Так таких я на месте и бывший командир поддерживал такую политику чистки рядов. Одно радовало, случалось, такое редко.
Во втором доме, выгнав ребятню босыми на улицу, Буров бесчинствовал в доме: сбивал иконы и требовал выворачивать закрома. Схватив Бурова за шиворот, я вытолкал его во двор. Раздался выстрел – сняли пулеметчика, а затем и Федула:
– Пригнись! – Скомандовал Буров. – Местные крестьяне бушуют. Опять им рабочие ружья продают. Маловато нас, не отстреляемся.
Я выстрелил в воздух и крикнул:
– Я понимаю ваше недовольство. Не должна так себя власть вести. Неси веревки, повяжем гада, в центре разберемся.
– Да неужто. – Крикнул стрелявший. – Я тебя отпущу, но только ты своим передай, чтоб сюда не совались. Обозы оставь – наше это.
Принесли веревки и связали Бурова.
– Подарка не тронь, наградной он. Товарищ боевой. – дал я по рукам прыткому юнцу, желавшего и коня испод меня вывести. Возражений не было. Нас отпустили, предварительно оглушив Бурого.
На легке, я уже к вечеру был в Центре.
Часовой недоверчиво посмотрел на меня и позвал старшего, оба громко смеялись.
– Впервые вижу, чтоб Аркашку Бурова через седло везли. – Сказал часовой. – Развязывать?
– Нет. – Отрезал я. – Это преступник. Бесчинствует он. Народ грабит.
Собрались зеваки. Смешок пробежался по толпе.
Я потребовал, чтоб меня отвели к начальнику местного отделения Сибпродкома. Выслушав меня, он откинулся на спинку кресла и принялся меня учить уму-разуму.
– А знаешь ли ты, заботливый, что 20 июля 1920 года Совет Народных Комиссаров РСФСР принял постановление «Об изъятии хлебных излишков в Сибири», по которому крестьяне обязаны сдать все излишки хлеба прошлых лет и одновременно нового урожая. На нас наложено 6 270 000 пудов мяса, масло, яйца, картофель, овощи, кожи, шерсть, табак, рога, копыта и многое другое. Всего 37 развёрсток. Мы трети не собрали. Под монастырь меня подвести хочешь? – Перешел он на крик.
– Нет, но Буров не излишки собирает, последнее выносит, им на что жить-то. Да и банды бесчинствуют, а тут еще свои -своих. – Возразил я.
– Каких своих, зажравшуюся крестьянскую морду? Наверху виднее, или ты тоже против новой власти? Аркадий Буров лучший. За счет него мы еще хоть как-то… Перегибает, не без этого, время сейчас такое. В камеру его. – Распорядился начальник.
Я негодовал. За последние дни я стал частым гостем кутузок и главное за что? За то, что большевик, за то, что защищаю тех, ради кого столько крови пролито.
Утром часовой выпустил меня со словами: «Бурого благодари, отстоял он тебя, а то поплыл бы под ледок! » Громко засмеялся он своей шутке.
Освободитель ждал меня на лавке у входа в контору:
– Я добро помню, спас ты мне жизнь, может нехотя, но спас. Держи, Гришуня, цацки, напейся и забудь. Для такого дела железные яйца нужны. На любви к мамзелям и жалости к мамашам плана не сделаешь. Пока старух защищать будешь, полдеревни добро попрячет. Негодный ты к такой работе. – Он ссыпал мне в руку несколько колечек и крестик. Меня словно молнией прошибло. Я помнил каждый его изгиб, крутил в руках, сидя на материных коленях еще сызмальства. Однажды даже надкусил, за что и получил подзатыльник. Бороздки от зубов нельзя было ни забыть не спутать
– Вместе пошли. Мне тут одному много. – Собрал я волю в кулак. Все ужасы, увиденные мною в родной деревне, вновь встали перед глазами, особенно черные волосы, нимбом распавшиеся под слюдой тонкого льда.
Пьяный Буров разоткровенничался и с гордостью выложил мне всю правду о произошедшем Турантаево: «Вот как, Гриша, надо работать. А жалеть их не надо. Они власть не уважают, за икону баба бойца из ружья положила. Совсем народ ополоумел. Пришлось ее расстрелять, под ледок пустить». Он еще долго жаловался на свою долю и сложности выполнения разверсток, пока совсем не провалился в хмельное забытье, что существенно облегчило мне работу.
Я кинул его в седло и к вечеру был у спрятанных в Тайге землянок.
«Свои, с гостинцами»! » – крикнул я издалека и не встретив сопротивления скинул на поляну пьяного Бурова.
– Он?
– Он. – Подтвердил дед.
– Ваш весь. Закончите, возвращайтесь, свое защищать будем, а не по норам сидеть. Пошли, Митяй, работа есть.
Бабы обступили пленного и начали молча бить его, выпуская все накопленное и выстраданное за время лихолетья.
Митяй безропотно поехал со мной. Мы достали из проруби тело матери и схоронили на местном кладбище.
Той же зимой я присоединился к «Комитетам общественной безопасности», которые активно боролись со зверствами продовольственных отрядов. Порядок навести – дело чести.