Ремесленника Андрея Трубецкого в его родных Бешенковичах некоторые считают чудаком. Он собирает старинные вещи. Ныряет в Двину — и поднимает со дна якоря. Объезжает окрестные деревни — и бабушки отдают ему свои прялки. Приходит в пункт приема вторсырья — и уносит оттуда каменный топор из неолита. В коллекции уже около 3,5 тысячи артефактов. Трубецкий всерьез верит, что все эти предметы живые: «За каждым стоит предок, который этой вещью пользовался. И он имеет право, чтобы мы, потомки, о нем помнили». Но вот беда: хранить находки, способные составить целый музей, негде. Наш сегодняшний рассказ — про энтузиаста из глубинки, надеющегося, что его «исторической свалкой» заинтересуются спонсоры и туристы.
По образованию Андрей Трубецкий — финансист. 15 лет отдал казенной службе: работал в «Белгосстрахе», облсельхозпроде, налоговой. Потом открыл свою строительную фирму. Она продержалась на рынке лет десять и закрылась. Сейчас Андрей — ремесленник, зарабатывает художественной ковкой. А по совместительству сторож в военной части: охраняет понтонный мост через Западную Двину, который солдаты каждый год весной возводят, а осенью разбирают.
«В детстве собрали с братом две сахарницы старых монет»
Андрей гордится своим родом, фамилией:
— Нашему роду Трубе́цких более 500 лет. У меня есть копия письма 1501 года, где помещик Воронич просит полоцкого воеводу отдать ему деревню Мильковичи, принадлежавшую князю Ивану Юрьевичу Трубецкому, который сбежал отсюда в Москву и перешел на службу к русскому царю. Думаю, это мой предок. Ушел он отсюда, будучи Трубе́цким, а Трубецки́м стал уже в России. Одни мои родственники тоже изменили фамилию на Трубецко́й, убеждали и меня это сделать. Но нет. За мной стоит несколько поколений мастеровых: кузнецов, печников, лодочников, портных. И мы на этой земле сидим как минимум 500 лет. Это ко многому обязывает.
Интерес к краеведению и коллекционированию у Андрея возник в детстве:
— Мне повезло с учителем истории: у него под каждый параграф в учебнике были свои рассказы. И они цепляли. А еще мы с пацанами, как только весной сходил снег, бегали по полям, огородам, берегу речки и собирали все, что выбрасывала земля и вода. Одних только монет у нас с братом Вовой было на две большие сахарницы. А еще находили курительные трубки, мелкие военные предметы, гильзы…
«Поднимать якорь со дна — такой азарт!»
Западная Двина раньше была главной кормилицей для жителей Бешенковичей. На гербе города — корабль: с XVII века в местечке действовала крупная пристань для торговых судов. Дно реки в черте города усыпано артефактами. Андрей Трубецкий, например, находит якоря.
— Я — человек Двины. Живу на берегу реки, люблю за ней наблюдать. Увлекаюсь подводной охотой, исползал уже все дно и натаскал оттуда всякого железа. А поднимать наверх якоря меня вдохновил друг Саша. Вижу: плывет он как-то на лодке, а на корме — здоровый якорь. Рассказал, что нашел этот предмет в пяти метрах от берега. Меня зацепило, и я стал шарить по дну уже целенаправленно, чтобы найти якорь. Чаще всего его опускали под воду на пеньковой веревке. И если она рвалась, якорь оставался на глубине.
И река стала дарить упрямому дайверу интересные находки.
— Бывает, плывешь, видишь бугорок, а это якорь. И пошла тяжкая работа по его «добыче»! Из ила, к примеру, торчит одна «лапа», а всего их пять. Нужно копать грунт, ворочать камни, дойти до «яблока» — места, где соединяются «лапы», зацепить за него веревку, выдернуть якорь со дна, погрузить на лодку.
На глубине работаю без акваланга. Ныряю под воду, покопаю чуть-чуть, выныриваю. И так целый день шурую вверх-вниз. Иногда на подъем якоря уходит и два дня. Зато какой это азарт! А потом изучаешь, что это за якорь, кто и когда его произвел.
Всего дайвер поднял со дна 27 якорей, сделанных в XVII—XX веках. Самые старинные — кованые, более современные — литые. А самая тяжелая находка весит около 200 кг. Но это был единственный якорь, который не пришлось раскапывать.
— Он стоял на дне — ровненько, как лялька. Мы с другом Андреем выкатывали его к берегу. Пришлось постараться. Нырнули, перекатили, вынырнули, подышали. И так снова, — вспоминает Трубецкий.
В 2017 году в городском парке Бешенковичей открыли необычную аллею — на ней восемь якорей, которые нашел в Двине Андрей Трубецкий. Среди них и этот, 200-килограммовый. Аллея — дань памяти землякам, «плоты водившим в Ригу и охранявшим город от врагов». Такие строчки выбиты на мемориальном камне.
Один якорь Андрей поставил возле своего дома. В метрах двухстах от него — Двина.
«Погулять по этому музею как в церковь сходить»
Кроме якорей, Андрей коллекционирует орудия труда.
За 10 лет собрал около 3,5 тысячи артефактов. Это топоры, рубанки, плуги, косы, серпы, гвозди, жернова, прялки, весы, швейные машинки — перечислять можно долго.
«Склад древностей» находится в производственном помещении, которое принадлежало фирме Трубецкого. Когда она закрылась, помещение перешло к другому владельцу. Но он разрешил Андрею хранить коллекцию здесь, другого же места для нее пока нет.
— Стал собирать орудия труда наших предков в 2012 году. Вначале задумал это как музей инструмента от неолита до современности. Началось все с рубанков. А потом как стало одно за одно цепляться — появились другие инструменты: столярные, слесарные, кузнечные, вдобавок приклеилась «бытовуха» (предметы домашнего обихода. — Прим. Onlíner). За каждой вещью cтоит человек, который ей пользовался. И он имеет право на то, чтобы о нем помнили. Погулять по этому музею, считаю, как в церковь сходить. Там ты общаешься с Богом, а тут — с предками. Это приобщение к своим корням. Кто мы без памяти о прошлом?
Коллекционер находит артефакты в Двине, на огородах, полях, в заброшенных домах, сараях, заготконторах.
— «Чермет» (пункт приема вторсырья) — святое место, просто космос! Если ходил бы туда почаще, музей был бы раза в три больше. Приемщица мне иногда даже звонила: «Андрэй, прыходзь: прынеслі такі тапор, як ты любіш». Прихожу — а там каменный топор. Неолит! Всего у меня три топора из новокаменного века. Один из них меня просто «позвал» к себе. Сижу на работе, а мне неймется: надо идти в «чермет». Пришел, из груды металлолома выкопал ванну. В ванне — сплющенное ведро. Из ведра вытрясаю каменный топор! Как мне объяснили ребята из Академии наук, он не предназначался для работы, а являлся статусной принадлежностью вождя. А третий топор из неолита был весь в копоти: видно, лежал в бане. Я его отмыл и подарил родственнику, который учился на истфаке. Всего же у меня около 140 топоров. Большинство, конечно, современные.
«Музейщики говорили: „По твоей коллекции можно защитить две кандидатские“»
В коллекции много весов и весовых гирь.
— Бешенковичи — торговый городок, в начале ХХ века тут было около 130 лавок. Все продавалось, взвешивалось. Поэтому у меня есть и «бязмены» — ручные рычажные весы, и «шалі» — чашечные весы, а также гири, некоторые из них старые, еще петровских времен. Самое ценное в музее — это то, что 99,9% экспонатов принадлежат бешенковичской земле. Лишь несколько вещей попали сюда из других регионов.
Музейщики говорили: «По твоей коллекции можно две кандидатские защитить, так как все артефакты привязаны к одному месту».
У многих экспонатов есть живая человеческая история:
— Как-то мне говорят: «Цепляй прицеп к машине, поедем в деревню Радюки: там готовый музей на дому, все сараи, чердак забиты интересными вещами». Приезжаем. Встречает бабулька: «Вось гэту прыладу забірай! І гэту таксама забірай, мне ўжо не патрэбна, старая я». Я грузил-грузил это добро, потом вижу: стоит прялочка, маленькая такая, стройная. Бабулька заулыбалась: «Ты на мяне паглядзі: я ж невялічкая, акуратная. Дык дзед пад мяне і калаўрот падагнаў. Лоўка атрымлівалася на ім прасці». Собираюсь уезжать, а хозяйка: «Што ты, ужо паедзеш? У мяне ўнучкі ёсць, і яны цукеркі любяць. Мо, дасі рублёў 40?» Дал, конечно. Веселая бабка!
В одной заброшенной деревенской хате Андрей нашел красивый деревянный шкаф — полностью из массива, никакой фанеры. А на дверцах внутри — целый семейный архив: хозяева писали, когда отелилась корова, когда покрывали свинью.
Есть в коллекции несколько предметов, назначение которых непонятно:
— Что это такое, не знают ни старики, ни мои знакомые «навукоўцы», ни интернет. Вот, например, какой-то секторный зажим. А для чего он? Кто-то предположил, что этой штукой зажимали кожу. А один моряк сказал, что это гаагак — приспособление, чтобы сращивать веревки.
Некоторые земляки считают Трубецкого чудаком:
— Советуют: сдай все это в «чермет» — и год проживешь безбедно. Местная маргинальная публика целенаправленно ищет какие-то старые вещи. Они знают, если принесут что-то интересное, Андрюха всегда отвалит им пару бутылок. Но что-то из музея я раздариваю. Приходит, например, мужчина, видит плуг, и у него глаза горят: на нем бы поработать! Я понимаю, что этот плуг точно не будет у такого хозяина ржаветь, и отдаю.
Ремесленник делает и авторские работы — в технике арт-металл. Больше всего он гордится инсталляцией «Голоса предков»:
— Создал ее за один вечер. Состарил пару досок, стилизовал под старинную дверь, разместил на ней артефакты и инструменты наших предков: топоры, серпы, монеты, крестики, оплавленное стекло после больших пожаров и так далее. Работал — и на кончиках пальцев у меня словно горели синие огоньки. Я будто видел и слышал хозяина каждой этой вещи. Не знаю, как это описать, но они словно собрались и стояли рядышком. Пока не закончил композицию, не мог отойти.
«Пытался сотрудничать с турфирмами, но Бешенковичи стоят не на их маршруте»
Андрей Трубецкий рассказывает, что раньше в его музее было довольно много посетителей.
— Приходили школьники, студенты, туристы, даже иностранцы.
Была как-то немецкая группа. Я им говорю: «Извините, у меня тут бардак, надо навести порядок». А они: «Ничего не надо, вылизанных музеев мы в Европе насмотрелись, скука страшная! А тут ходишь, все вживую, все можно потрогать».
Сейчас с посетителями стало туго. Пытался сотрудничать с турфирмами, но, увы, ничего не вышло. Они забирают группу, например, в Витебске, везут в Полоцк, потом в Березинский заповедник, а завершают экскурсию в Минске. Бешенковичи стоят не на турмаршруте.
Что делать с коллекцией дальше, владелец не знает. Местные власти предлагали ему варианты, но они, говорит мужчина, не подходят:
— Музей находится уже не в моем здании: продал его два года назад. С нынешними хозяевами мы в хороших отношениях, и они пока не просят, чтобы забирал свое добро. Но мне пришлось уплотнить все в кучу, и теперь это больше похоже на историческую свалку. В школе мне выделяли класс, но что туда поместится? Две-три прялки?
Предлагали и здание: местный дом ремесел переезжает. Но это большая ответственность: в музей нужно нанять хранителя фондов, бухгалтера, сторожа, платить им зарплату, обслуживать здание. А откуда я в Бешенковичах возьму столько посетителей, которые покупали бы билеты? Источников финансирования я пока не вижу. Если повезет, найду частного инвестора. Будет больно, если все это уйдет туда, откуда пришло, назад в «чермет».
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by
Продолжение.
003.
Вот собственно и собирательное фото моего завтрака по системе шведского стола. Извиняюсь, но фото могу выкладывать только на ночь глядя. Вчера пострадал я, и даже пришлось съесть что-то их холодильника перед сном. Сегодня ваша очередь. )
Скажите спасибо, что не выкладываю фото всех блюд по отдельности. Они у меня тоже есть. )
21.Во время завтрака навстречу прошёл большой сухогруз «Капитан Орлов», типа «река-море», порт приписки Тикси. Не стал выходить из ресторана, чтобы его сфотографировать. Кто же знал, что это будет единственная крупная встречка этого дня?
Вообще на севере в низовьях Лены теплоходов навстречу нам почти не попадалось. Северный завоз, как таковой здесь отсутствует. Вернее он есть, но только до Якутска, и чуть-чуть дальше до Жиганска. Ещё ниже крупных населённых пунктов на Лене нет. Разве что Кюсюр? И похоже снабжение здесь уже идёт со стороны Тикси и Севморпути.
22.После завтрака я снова вышел на палубную вахту. Теплоход продолжал упорно идти на север. Уже в этот момент волны в отличии от ветра немного успокоились. Но ледяной ветер прямо навстречу создаёт впечатление отрицательной температуры. Жиганский ветер, с.
Сам Жиганск и жиганский берег (с.) остались к этому времени далеко за кормой.
23.А мы постепенно удалялись от коренного не высокого, но обрывистого левого берега. И снова по левому борту пошли низменные острова, острова, архипелаги островов…
24.Больше 10 минут продержаться на таком дубаке на открытой палубе было невозможно. И это при том, что все запасы теплой одежды одеты на себя. В таких случаях на «Михаиле Светлове» очень помогает Панорамный салон на носу средней палубы. В общем, кто мечтает о круизе на Северный полюс, но нет денег на атомный ледокол, это именно для него.
Вот такой коллаж получился, при попытке снять внутренности и обитателя Панорамного салона снаружи с палубы. )
25.А это как раз местный атомный ледокол «Арктика» новейшего проекта.
Уж не знаю, для чего использовалось это маломерное судно в столь суровых краях. Наверное, как разъездное и посыльное, но скорее всего как маленький грузовичок и транспорт для местных круизов.
26.Наконец, через 3 часа хода от Жиганска мы вырулили к противоположному (правому) обрывистому коренному и высокому берегу.
Мыс Кыстатыам (Кыстатымский) достигает высоты 85 метров, имеет довольно существенную протяжённость вдоль русла и в этом месте вдаётся далеко в пространство реки. Поэтому Лена вынуждена здесь сузить своё русло до каких-то смешных 5-8 км. Это фото сделано в направлении курса движения. В этом месте или чуть дальше в Атласе реки Лена 2008 года отмечена пристань (причал) Кыстатыам. Но это так, одно название. На самом деле здесь всё тот же необорудованный дикий берег. Признаки цивилизации отсутствуют. Никакого причала в настоящее время здесь не просматривается.
30.Вид на мыс Кыстатыам по траверсу, то есть прямо напротив теплохода.
29.Вид на часть мыса Кыстатыам, оставшуюся за кормой. Там вдали наверху на берегу речки Кыстатыамка, на некотором удалении от её устья при впадении в Лену расположено село Кыстатыам Жиганского улуса, которое является местом компактного проживания эвенков – одного из коренных малочисленных народов Крайнего Севера.
27.Хоть этого села и не видно с борта круизного теплохода, идущего по Лене, селения здесь крайне редки. Поэтому приведу небольшую справку, собранную из разных источников.
Кыстатыам — село в Жиганском национальном эвенкийском районе Якутии. Административный центр и единственный населённый пункт эвенкийское муниципального образования «Кыстатыам». Население — 408 человек по данным на 2021. Село расположено на севере региона, на Центральноякутской низменности, по берегу реки Кыстатыамка, вблизи её впадения в р. Лену.
Согласно Закону Республики Саха (Якутия) 2004 года N 173-З N 353-III село возглавило образованное эвенкийское муниципальное образование «Кыстатыам». Большинство жителей эвенки. Согласно результатам переписи 2002 года, в национальной структуре населения эвенки — 85 %. Официальные языки якутский и русский. В селе имеется МБОУ «Кыстатыамская Малокомплектная Средняя Общеобразовательная школа». Центральная усадьба совхоза «Кыстатыамский» (молочное скотоводство, мясное табунное коневодство).
Связь с большим миром водным транспортом, зимой — зимник. Впрочем, до Якутска здесь уже почти 1000 км. Согласно Атрасу реки Лена оно составляет 838 км. Расстояние до улусского центра Жиганска составляет по разным данным 62 или 75 км.
Структура местного слоистого берега. Берега Лены в этом месте имеют высоту 60-85 метров. Как правило видны чёткие слоистые линии песчаника, на которых заметны выходы угля от 1 до 3х пластов. На этом фото едва можно различить 2 тонких тёмных прослойки.
28.
Хочу в круиз!
Всё написанное выше — это всего лишь моё мнение, если не приводится прямой ссылки на источник.
С уважением, Максим!