Рассказ про нурсики в афганистане

Мы благодарим за помощь в составлении этого списка коллег, которых мы донимали вопросами в последний месяц. Особенно Кристину Сарханянц, Артема Макарского и Николая Редькина.

Книги

«Не надо стесняться»

«ИМИ», под редакцией Александра Горбачева

Очень большая, очень дорогая и при том лучшая история постсоветской поп-музыки, выпущенная на данный момент. Люди, записавшие главные хиты современности, рассказывают об обстоятельствах их создания, рефлексируют над популярностью и оценивают современность. Главная книга года — не только среди околомузыкальных.

«Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования»

Максим Семеляк, издательство Individuum

Один из лучших людей, что когда‑либо что‑то писали о музыке на русском языке, написал то ли исследование, то ли любовное письмо одному из лучших людей, что когда‑либо делали музыку на русском языке. Безусловно, это книга для тех, кто уже в теме, у нее не низкий порог входа, но при этом она не пышет снобизмом.

«Новая критика»

«ИМИ», под редакцией Льва Ганкина

Вторая часть сборника исследований современной постсоветской музыки. Первая была про (кон)тексты, вторая — про звук. Набор непростых текстов о тониках и субдоминантах, но если не попробовать в них разобраться, то и не поймешь, как родился тот звук, с которым мы живем.

«Призраки моей жизни»

Марк Фишер, русский перевод в издательстве «Новое литературное обозрение»

Сборник эссе одного из самых интересных людей, что писали о культуре в нулевые. Марк Фишер деконструирует все — от Трики до группы Japan — и параллельно набрасывается на капитализм и сам на себя, а параллельно перепридумывает термин «хонтология», который в десятые как ярлык стали лепить на все подряд (и зря).

«Все порви начни сначала»

Саймон Рейнольдс, русский перевод в издательстве «Шум»

Долгожданный перевод на русский главной книги об истории постпанка и новой волны. Едко, быстро, но емко, перескакивая с Джона Лайдона на группу Human League, с Joy Division на Black Flag, Рейнольдс описывает, как, по сути, родилась современная поп-музыка.

Тексты

«White Punk на слуху много лет, но таким вы его еще не знали. Большое интервью»

Кирилл Бусаренко на The Flow

Лучшее, что есть на The Flow, — огромные текстовые интервью с порой не самыми очевидными героями. В этом году в моей подборке таких сразу два. И первое — большой разговор Кирилла Бусаренко с White Punk. Заголовок не врет — таким вы одного из главных битмейкеров и исполнителей современного хип-хопа еще не видели.

Цитата: «Я помню свой самый счастливый и самый несчастливый день. Ко мне приехал Yelawolf. Мне было 13 лет, я слушал трек „Firestarter“ и думал: „Вот бы раз в жизни пописать с ним музыку“. Проходит несколько лет — я сижу с ним на студии, а он говорит: „Давай альбом сделаем“. И ты сидишь такой (широко улыбается). И я в этот день радуюсь, отмечаю. А мой менеджер — нет. Я спрашиваю: „А что не так? Я что‑то не то сделал?“ И вот он проговорился [о том, что] у меня в этот день дедушка умер. Никто не хотел [мне] говорить. И я ничего не помню — что‑то орал, все разбрасывал, с ума сходил. Две недели вообще не помню».

«Hit Me One More Time: почему Бритни Спирс молчала много лет и только теперь подала голос»

Иван Сорокин в журнале Esquire

Мощное эссе Ивана Сорокина о том, как Бритни Спирс, одна из главных поп-звезд современности, оказалась в той ужасной ситуации, из которой теперь со скандалом выпутывается. Текст ценен еще тем, что дает нам не только историю Бритни, но и описывает культурный и коммуникационный контекст, в котором ее трагичная биография развивалась: тин-поп, Макс Мартин, блогеры, таблоиды и т. п.

Цитата: «Она не проявляет сильных эмоций (если только речь не идет о смешных выражениях лица, которые могут пойти на мемы, — это то, чем больше всего запомнилось ее появление в жюри конкурса The X Factor), она всегда мила и добродушна — и она очень, очень тщательно подбирает слова. Посмотрите доступное на ютьюбе интервью Бритни 2016 года с Джонатаном Россом, как всегда, сколь располагающим, столь и саркастичным: когда речь заходит о том, что может повредить ее имиджу (неправильные вечеринки, наркотики, недостаточная работоспособность, непредсказуемость), глаза певицы округляются и она будто начинает зачитывать пресс-релиз о собственной идеальной жизни».

Два эссе про Оксимирона

Александр Горбачев на «Медузе»* (раз, два)

Один из главных музыкальных критиков выносит диагноз творческому пути Мирона Федорова, ошибается в расчетах и пишет еще одну рецензию — на неожиданно вышедший альбом «Красота и уродство». Два емких и едких текста об одном из немногих представителей российской музыки, новости про которого готовы читать не только ею интересующиеся.

Цитата: «Оксимирон в прошлом и сам существовал в бинарной парадигме — „корпоратив или квартирник“, „суицид или стоицизм“ и так далее; собственно, печальную участь героя „Горгорода“ легко трактовать как последствие отказа от того, чтобы занимать сторону. Однако в заголовке „Красоты и уродства“ — соединительный, а не разделительный союз, и это кажется значимым заявлением. И если Оксимирон отказывается выбирать, какой он сегодня, то я тоже не буду».

«Контролируемое безумие»

Илья Лиговский на канале «Мама я артист менеджер»

Никита Берсенев, артист-менджер Гречки, группы «Грязь» и менеджер/тур-менеджер группы «ЛСП» рассказывает о безумии, отваге, энтузиазме, говне, ОМОНе и Паше Технике. Наверное, самая яркая иллюстрация того, как выглядела концертная жизнь в России второй половины десятых. И еще рассказ о том, как настоящее безумие потихоньку превратилось в спокойные поездки из города в город, когда пятилитровая бутылка нужна не для «водника», а из санитарных нужд.

Цитата: «На следующий день концерт RSAC — у меня в клубе. Мне звонит его менеджер: „Разговаривал с Феликсом, он немного побаивается ехать на концерт“, — отвечаю, что бояться не нужно, ******* [бить] его никто не собирается, все нормально. Он приезжает, играет концерт, я стою на входе — вламывается ОМОН, всех на пол, все вырубают».

«„А кто ты, Федя, на самом деле?“: Букер — о панке, смерти и опухшем чувстве трушности»

Николай Кубрак на The Flow

Букер, соперник Гнойного, участник Versus’а, автор злобных рэп-хитов и не менее злобных панк-песен — один из самых недооцененных героев второй половины десятых. И он уже давно заслуживал большого разговора. Одно из самых пронзительных интервью года. И отдельный респект Николаю Кубраку — давно пора уже признать, что он один из лучших интервьюеров на музыкальную тему. Коллеги, обратите внимание!

Цитата: «Когда я учился в универе, [Роскомнадзор] был типа „Чего, *****?“. В школе вообще любые химические [Роскомнадзор] считались чем‑то непонятным, дорогим и тем, что никто не хочет употреблять. В универе о них говорили уже больше, но [Роскомнадзор] никогда не звучал. Хотя я учился на философском факультете — что как бы располагает».

«Шах и джаз: опальная судьба джазовой сцены в Иране»

Наталья Югринова на «Джазисте»

Издание «Джазист» продолжает жить и процветать, чему мы очень рады. Из всех текстов, что там выходили в этом году, выделим, пожалуй, вот этот, ставший особенно злободневным после событий в Афганистане (где власти, как известно, фактически запретили музыку). Наталья Югринова подробно рассказывает, как в азиатской стране медленно вызревала джаз-сцена, как ей мешал (или не мешал) шахский режим, как она чуть не вымерла после исламской революции и как она живет сейчас.

Цитата: «Понятно, что запрет не изжил поп-музыку и джаз полностью; как и все запретное, эти жанры из‑за своего нового статуса стали еще более притягательными для многих слушателей, в особенности молодежи. Пластинки тайком привозили из‑за рубежа и продавали на черном рынке. Однако джаз, и так до 1979 года имевший довольно ограниченную аудиторию, несмотря на все усилия Ллойда Миллера практически растерял свою исполнительскую и фан-базу. Некоторые джазмены покинули страну и осели в Германии и США. Другие переориентировались на традиционную музыку. Третьи музицировали секретно, стараясь держаться ниже правительственных радаров. Такое положение дел сохранялось почти двадцать лет».

«„Темный Му“: семиотический театр Петра Мамонова»

Павел Лобычев, Field of Pikes

Про Мамонова в этом году много писали — сперва по случаю 70-летия, потом в связи с кончиной. Один из лучших текстов по теме написал в апреле Павел Лобычев. Он постарался обойти традиционное перечисление заслуг и рефлексию по поводу нынешнего статуса юбиляра, а объяснил, почему он и вправду для нас для всех отец родной и в чем его настоящее величие.

Цитата: «Это обезвреживание, эта дистанция также достигалась за счет того, что „первобытное“ Мамонова существует не на уровне пробуждения иррационального, неконтролируемого и животного, а на уровне семиотики. Оно — прямой результат воспроизведения, но максимально переживаемого. Иными словами, его „первобытное“ предельно театрально».

«Выгорание, депрессия и музыка»

Александр Куликовский, «Тихое место»

Саша Куликовский много чего хорошего написал в этом году, но хочется отдельно остановиться на его тексте-рефлексии по поводу роли музыкального журналиста в 2021 году, который был своеобразным ответом на нашу серию материалов. Это такой очень честный и очень горький взгляд на то, какую порой бесполезную в глазах многих работу ты делаешь — и как при этом она чертовски важна. За прошедшие 10 месяцев труд тех, кто пишет о музыке (да и о культуре в целом) ценить больше не стали — видимо, надо еще написать что‑то подобное.

Цитата: «Признаться, иногда хочется, чтобы твой труд ценили больше. Но хуже всего, когда ты сам перестаешь его ценить. И тогда „мне непросто писать тексты“ ощущается насмешкой, на которую в лучшем сценарии должен отвечать какой‑то шахтер, поджигая мятую сигарету черными пальцами. Но моменты, когда писать тексты тяжело, — это не выдумка. Просто об этом стыдно говорить. Да и обсуждать не с кем, потому что засмеют».

«Музыкальный критик оценивает 30 самых популярных песен в России прямо сейчас»

Артем Макарский на The Village

Легитимный заголовок: Артем Макарский действительно мало слушает популярную в топах «ВК» музыку, и его обзорный текст — это очень интересный взгляд человека, который соприкасается с мейнстримом не просто по жизни, а с исследовательской оптикой. Получается максимально уважительно к предмету исследования и страшно любопытно (всегда любопытно понять, как то, что любят все, смотрится со стороны).

Цитата: «Все это, однако, было бы куда более интересно и куда менее плачевно, если бы не тот факт, что лучшей песней топа все равно является выпущенная в 1999 году „Кукла колдуна“, нетленка группы „Король и Шут“ — за что спасибо в том числе непредсказуемому механизму раскрутки тиктока. Что‑то модно, что‑то выходит из моды, а что‑то вечно — как бессонница в час ночной. »***, Горшок лучший!«».

«Энциклопедия российского кайфа. 20 главных песен кальян-рэпа»

Николай Редькин, «Сломанные пляски»

В этом году Коля Редькин окончательно превратился в человека-медиа (и это помимо «Вписки», которой мы желаем только процветания). Он много писал про поп-музыку в самых разных ее проявлениях. Апофеоз его путешествия по миру попа — вот этот лонгрид сезона про кальян-рэп: можно долго смеяться над жанром, а можно кайфануть, втянуться и осознать его крутость.

Цитата: «Год назад Бахти полуштуливо говорил, что никакого кальян-рэпа уже нет, а Джони — это уже новая его версия, ну вроде кальян-R’n’B. И, как всегда, не соврал: 2019-й стал переломным годом, когда кальян-рэп начал мимикрировать под другие жанры. Джони уже сейчас слишком стилен, чтобы называться кальянщиком. Он метит куда‑то в Валерия Меладзе своего времени, чтобы через 10–15 лет девчонки на девичниках пели „Комету“ пьяненькими голосами и идея прямо сейчас набрать бывшему начинала казаться на такой уж и плохой».

* Издание внесено властями в реестр СМИ-иноагентов.

27 декабря 1979 года, ровно 42 года назад, советский спецназ штурмом взял дворец Тадж-Бек в Кабуле и убил председателя Революционного совета Афганистана Хафизуллу Амина.

Во всех современных российских книгах, статьях и общественном мнении РФ штурм Тадж-Бека подается как выдающийся подвиг спецназа КГБ, который затем стал группой «Альфа», и спецназа ГРУ, но на самом деле вся эта шумиха скрывает один из самых больших советских мифов: убийство Амина было не победой, а настоящей катастрофой для КГБ и руководства СССР; сам штурм был организован абсолютно бездарно; предательство деморализовало и подорвало доверие к СССР, раскрутив маховик страшной кровавой войны.

Видео дня

Небольшая предыстория — Афганистан был долгое время в зоне советского влияния, и большинство офицеров афганской армии учились в СССР. 28 апреля 1978 года просоветские военные свергли и убили президента Афганистана Мохаммада Дауда, члена королевской семьи. К власти пришел первый председатель Революционного совета Афганистана просоветский диктатор Нур Мохаммад Тараки. Тараки во главе огромной сложной страны с родо-племенными строем и феодальными порядками в обществе решил строить социализм. То есть забрать землю у богатых и раздать ее бедным, ликвидировать исламских деятелей, которые выступили против власти, и так далее. В стране началась гражданская война, исламисты стали вождями сопротивления, Тараки ответил массовым террором. При этом пришедшие к власти «социалисты» начали вести войну на уничтожение друг с другом, и власть в стране за пределами больших городов вскоре исчезла. В сентябре 1979-го охрана Тараки вступила бой с охраной премьер-министра Хафизуллы Амина, власть оказалась парализована полностью, и в конце концов победил Амин — по его приказу Тараки был убит 9 октября 1979 года. Амин проводил такой же безумный просоветский политический курс, террор продолжался. Просоветские афганцы уничтожали друг друга сотнями. В этих условиях руководство СССР решило заменить «плохого» Амина на другого своего ставленника — Бабрака Кармаля. Для удобства ликвидации советские советники посоветовали Амину переселиться из центра Кабула в новый дворец Тадж-бек на окраине, безопасность которого гарантировали советские войска.

12 декабря 1979 года Политбюро ЦК КПСС — высший орган власти СССР, принял решение ликвидировать Амина в ходе военного переворота, и гарантировать порядок в разорванном войной Афганистане силами советской оккупационной армии.

25 декабря началась массовая переброска советских войск в Афганистан, и этот день сразу же стал днем первых массовых потерь. При заходе на посадку в Кабул разбился Ил-76, погибло 47 военнослужащих, еще 2 человека в этот день погибли в автокатастрофе.

О том, что произошло 27 декабря, есть масса воспоминаний участников штурма, и это позволяет довольно точно установить ход событий, хотя официальной истории до сих пор так и не издано.

Операция КГБ была просто образцом нелепого планирования. Амин абсолютно доверял СССР и не ожидал нападения с этой стороны. Командир бригады охраны Тадж-Бека, как и большинство других офицеров учились в СССР, внешнее кольцо охраны дворца по просьбе Амина обеспечил 154-й отдельный разведывательный отряд ГРУ ГШ, советские советники были повсюду, внутри дворца находилось много агентов КГБ, например, спецназовец Айдархан Даулбаев служил там инструктором по рукопашному бою для охраны.

По замыслу КГБ повар Амина должен был отравить диктатора на званом обеде в честь переселения в Тадж-Бек. А если Амин выживет, его дворец должны взять штурмом две группы спецназа КГБ «Гром» и «Зенит», 154-й разведотряда ГРУ и четыре взвода 345-го парашютно-десантного полка. При этом советские военные советники должны были вывести из строя боевую технику многочисленных афганских воинских частей вокруг дворца.

В 16.30 27 декабря во дворец были срочно вызваны трое советских врачей, в том числе терапевт полковник Виктор Кузенченков и хирург Анатолий Алексеев, и вот что вспоминал Алексеев: «Наша группа вошла в вестибюль, и мы увидели лежащих без сознания в самых неестественных позах членов правительства. Трудностей в диагнозе не было… В своей спальне находился в тяжелом состоянии Хафизулла Амин. Мы, не задумываясь, что нарушаем чьи-то планы, приступили к спасению главы афганского государства. Отправлять в госпиталь его не разрешили, поэтому при оказании помощи пришлось обходиться скудным арсеналом медикаментов из медпункта дворца. В течение трех с лишним часов проводили всю возможную в этих условиях интенсивную терапию.

Придя в сознание, Амин взял телефонную трубку, но телефон молчал».

Если бы Амина не откачали советские врачи — он был бы мертв и штурмовать дворец бы не пришлось. Советский КГБ не просчитал, что для успеха отравления надо было договориться с советскими же врачами. Но чтобы скрыть этот нелепый провал была дана команда на штурм дворца, а также 17 других военных объектов в Кабуле и авиабазы Баграм. Первой жертвой атаки стал начальник Генерального штаба Афганистана Мохаммад Якуб Хан — он учился в СССР и принял как гостей группу советских офицеров, которые убили начальника Генштаба в его собственном кабинете.

Первой к дворцу поднялась 1-я боевая группа из 154-го разведотряда ГРУ капитана Сахатова, переодетая в форму афганской армии, которая должна была внезапно снять часовых на пути штурмующих войск. И тут же все пошло не так. Сахатов проезжал мимо базы 3-го батальона охраны, увидел, как командир батальона поднимает своих бойцов. Сахатов подъехал на машине к комбату афганцев, схватил его и затащил в машину! Солдаты 3-го батальона охраны открыли огонь. И тут советские зенитные самоходные установки ЗСУ-23-4 «Шилка» и автоматические гранатометы ударили по дворцу и по позициям афганских «товарищей».

В самом дворце была рота охраны. Афганцы не понимали, что происходит, они были не готовы к такой внезапной и вероломной атаке советских «друзей». Поскольку афганцы не успели завести технику и не подготовились к отражению атаки, а часть боевых машин была выведена из строя советскими советниками, советский штурмовой отряд имел подавляющее преимущество за счет применения бронетехники и автоматических пушек. Многочисленные воинские части Амина оказались дезорганизованы и серьезного сопротивления не оказали. Судя по описанию реального боя, рассказы о якобы мощнейшем сопротивлении во дворце и каком-то отчаянном сражении сильно преувеличены. Советский отряд имел большое огневое превосходство, и очень скоро весь огонь из окон был подавлен «Шилками», БМП, БТРами и спецназом.

Потери показывают, что афганцы не успели выстроить оборону.

В бою с частями охраны вокруг дворца были убиты спецназовец КГБ и два десантника. При штурме самого дворца были убиты в бою два спецназовца КГБ, два спецназовца ГРУ и переводчик КГБ из посольства в Кабуле. Еще одного спецназовца КГБ раздавила своя же БМП. Потери в технике — одна БМП и один БТР.

Дворец не был разрушен, бой длился всего 40 минут.

Врач Алексеев вспоминал:

«…мы увидели в отблесках пожара идущего по коридору Амина, держащего в поднятых руках флаконы с физиологическим раствором, словно гранаты. Я вышел ему навстречу, удалил иглы из вен, убежденный, что они ему больше не пригодятся. Послышался детский плач, к отцу подбежал пятилетний сынишка и обхватил его ноги. Амин обнял сына и стал его успокаивать».

Спецназ КГБ застрелил просоветского Амина вместе с обоими сыновьями, включая 5-летнего малыша, а 11-летняя дочь диктатора была ранена в ноги. По словам Алексеева, его товарища полковника Кузенченкова также застрелили свои же советские спецназовцы.

Всего в Кабуле при захвате различных стратегических объектов 27-28 декабря погибло, по различным источникам, 23 советских военнослужащих, в том числе: 5 спецназовцев КГБ, 1 переводчик КГБ, 7 спецназовцев ГРУ из 154 отряда, 1 военный врач, 8 десантников 345 полка, 1 десантник 103 дивизии. По различным данным, из 23 погибших не менее 8 военнослужащих убиты в результате «дружественного огня».

Судя по всему, штурм Тадж-Бека ничуть не похож на эпическое сражение, как его до сих пор преподносят в РФ. В Афганистане было множество куда более кровавых и ожесточенных сражений. Очевидно, как часто бывает в истории, рассказ о позоре и катастрофе решили перекрыть не существующим «подвигом» и выдуманной «победой» над своими же преданными союзниками. А по своим последствиям штурм Тадж-Бека стал настоящей катастрофой для СССР и КГБ. Предательство со стороны советских войск, убийство десятков просоветских военных в ходе государственного переворота привели к полной утрате авторитета СССР и нового марионеточного правительства Кармаля. Советскому Союзу пришлось полностью взять в свои руки всю ответственность за ситуацию в Афганистане, то есть втянуться в чужую гражданскую войну без малейшего шанса добиться победы.

Если Тараки и Амин убивали афганцев тысячами, то в ходе войны с участием ССССР погибло от 1 до 3 миллионов афганцев, точных подсчетов быть не может.

Война стала непосильной моральной и экономической ношей для СССР, и абсолютно бессмысленно унесла жизни 15 тысяч советских граждан, сотни тысяч потеряли здоровье от ран и болезней. Штурм Тадж-Бека — это символ глупости, предательства и политического самоубийства, но никак не победы и никак не подвига.

И сегодня офицер КГБ Путин, возглавляющий Россию, также думает, что военные операции в чужих странах могут спасти стагнирующую российскую политику, и реанимировать умершую советскую империю. Войны в Украине, Сирии, оккупация части Украины, Грузии, Молдовы, новая «холодная война» с Западом — все это также непосильная моральная и экономическая ноша для Москвы. И Россия обречена на поражение также как Советский Союз проиграл войну в Афганистане.

На фото: дворец Тадж-Бек после ухода СССР, наглядный символ, что России и КГБ верить нельзя.