Рассказ про моего отца

— За вами с юных лет тянется слава отца — чемпиона Европы и двукратного призёра мировых первенств в плавании Романа Щёголева. Не было ли внутреннего протеста, когда родители отвели в бассейн?

— Меня мама с папой вообще не хотели в плавание отдавать. Наверное, потому, что на себе прочувствовали, что такое тренировки пловца, насколько они тяжелы. И просто меня жалели. Поначалу приводили к бабушке — поплескаться в лягушатнике, у меня ведь бабушка тоже бывшая пловчиха. А потом я как-то втянулся. Был случай, когда мы всей семьёй отдыхали в Турции и я, ещё не умея плавать, прыгнул в бассейн. Отец кинулся за мной, поймал, вытащил на берег, но, стоило ему отвернуться, я прыгнул в бассейн снова. И поплыл. После этого папа отвёл меня в «Экран», где когда-то тренировался сам, но без какой-либо спортивной цели. И до седьмого класса я плавал в своё удовольствие. Цели появились позднее.

— Про спортивную карьеру вашего папы я знаю почти всё. А на каком уровне выступала мама?

— Она до 14 лет тренировалась у своего отца — Андрея Богданова, который стал вторым на Олимпийских играх в Монреале.

— В эстафете 4 × 200 м вольным стилем. Прекрасно помню, поскольку той сборной руководил мой отец.

— Деда я, к сожалению, никогда не видел. Он погиб до моего рождения, утонул летом 1999-го. У меня дома хранится его серебряная медаль.

Просто мама плавала не слишком долго — ей надоело. Выполнила норматив мастера спорта и ушла в синхронное плавание. Стала чемпионкой Европы среди юниорок, мастером спорта международного класса. Но в сборную её не взяли, поскольку она была из Питера. По тем временам это считалось серьёзным препятствием.

— Когда вы сами стали воспринимать себя как профессионального пловца?

— Когда впервые добился медали на юниорском первенстве России. После этого начал уже осмысленно ставить перед собой всё более и более высокие задачи.

— На Олимпийских играх в Токио вам тем не менее не удалось проплыть в финале, хотя в команду вы отобрались. Как считаете, шанс был?

— Теоретически да, но эмоционально я оказался к нему не готов. Игры стали для меня всего вторым взрослым турниром, и эмоции просто захлестнули слишком сильно: в предварительном заплыве эстафеты 4 × 100 м я свой этап провалил, и меня, естественно, в финальную четвёрку не включили.

— В каком-то смысле вам, наверное, просто не повезло: начали выступать на взрослом уровне, готовиться к своей первой Олимпиаде — и почти сразу угодили в пандемию, лишившись возможности полноценно тренироваться.

— Я всё равно продолжал работать. Первый месяц в этом плане оказался наиболее тяжёлым, заниматься можно было только в зале. Соответственно, я бегал, тянул резину, качал мышцы, а потом родители договорились со своими знакомыми, и меня стали один раз в день за небольшую плату пускать в 15-метровый бассейн при фитнес-клубе. Там мне удавалось плавать по 2 км в день. А спустя какое-то время спортсменам открыли доступ на базу «Озеро Круглое», мы поехали туда и начали тренироваться уже нормально.

— Почему кроль, а не какой-то другой стиль?

— Наверное, гены повлияли. Вообще, я всеми стилями хорошо плаваю. Начинал когда-то с баттерфляя и кроля, потом перешёл на спину… 100 м комплексом хорошо плыву, хотя брасс немножко выпадает.

— Тренироваться у собственного отца тяжело?

— На самом деле нет. Дома мы о плавании не говорим, если вы об этом.

— Роман очень сильно переживал за вас в Абу-Даби и даже признался мне, что старается в ходе соревнований не попадаться вам на глаза.

— Я сам обычно прошу его держаться подальше.

— Почему?

— Мне перед стартом нужна самостоятельность. Если чувствую, что за мной ходят, носят вещи, контролируют мои действия или просто подстраховывают как-то иначе, становится тяжелее настроиться на выступление. Излишняя забота расслабляет.

— Соглашусь. Какой из стартов этого сезона для вас более ценен в плане опыта — чемпионат Европы по водным видам спорта в Будапеште или декабрьский мир на короткой воде?

— Абу-Даби однозначно. На чемпионате Европы я плыл не так много дистанций, да и соперники там были попроще. В каждом виде от нашей страны стартовали по четыре человека, и нужно было просто проплыть утром со вторым результатом, чтобы пройти в финал. Здесь же приходилось очень серьёзно бороться уже в предварительных заплывах.

— Ваше единственное личное серебро на дистанции 200 м вольным стилем — это поражение или победа?

— В финал я вышел с пятым временем, так что с этой точки зрения медаль — определённое достижение. Просто мой лучший результат на двухсотметровке составляет 1:41,0, и очень тяжело не думать, что с этим временем я был бы в Абу-Даби первым.

— Мне показалось, что вы слишком поздно увидели соперника на той дистанции.

— Я увидел его метров за десять до финиша, когда меня уже стало порядком накрывать. Доплывал на зубах. Не думал, если честно, что кореец так близко. Рассчитывал, что у меня есть запас.

— Первая мысль, когда посмотрели на табло?

— Блин, ну как так? Опять 0,03…

— В каком смысле «опять»?

— На юношеском чемпионате мира я проиграл 0,03 на дистанции 50 м баттерфляем, 0,04 — на 200 м кролем. Вообще, такое часто со мной бывает. Я умею перегорать, скажем так. Поэтому в ходе соревнований стараюсь максимально отвлекаться от предстоящего старта.

— В связи с чем и когда вы про себя поняли, что умеете перегорать?

— Как раз на том первенстве мира, где проиграл 0,03 на полтиннике. Вышел на старт, прыгнул в воду, а за пять метров до финиша успел подумать, что могу не попасть в финишное касание. И не попал. Плыл первым, а стал четвёртым.

— Из чего состоит ваша жизнь, помимо плавания?

— Учусь в политехническом университете Санкт-Петербурга на инженера-проектировщика.

— Интересный выбор.

— Родители не слишком хотели, чтобы я шёл по их стопам и становился тренером. Да я и сам не был настроен на эту профессию. Выдающимися наставниками становятся единицы, и так получается, что большинство выпускников института физкультуры идут работать в фитнес-клубы. А инженер-проектировщик — это не только строительство, но и множество других сфер.

— Из сказанного я делаю вывод, что вы хорошо учились в школе.

— Я и правда хорошо учился. На экзаменах набрал 264 балла, получил надбавку 10 баллов за звание мастера спорта международного класса и прошёл на бюджет.

— Для вашей семьи это было принципиально?

— Не слишком. Я бы в любом случае пошёл учиться. 80 тыс. рублей за семестр — это сумма, которую я способен заработать плаванием. Хотя мы, разумеется, обсуждали это дома, родители были готовы помочь.

— В поездках вы успеваете куда-то выбираться?

— Только в дни отдыха. Когда прилетели в Абу-Даби, я выбрал время, прошёлся вдоль трассы «Формулы-1», посмотрел на болиды — это был последний день тестовых заездов. Получил массу впечатлений. Ещё съездил в мечеть шейха Зайда. С учётом того, что я учусь почти что на архитектора, было очень познавательно.

— Если бы вам предоставилась возможность провести тренировку с любым пловцом мира, кого бы выбрали?

— Интересно было бы посмотреть, как тренируется Калеб Дрессел, как он отрабатывает свои знаменитые старты.

Да и вообще с удовольствием поплавал бы в других странах. Совершенно очевидно, что методика у них и у нас отличается довольно сильно.

— Почему так считаете?

— Вижу, как люди плавают на разминках. У них нет монотонных серий — это бросается в глаза. Самое тяжёлое в плавании — приходить на тренировку, зная, что сейчас будешь делать ту же самую работу, которую делал уже тысячу раз.

— А что в плавании самое крутое?

— Старты. Соревноваться с людьми, которые не слабее тебя. И побеждать.

Продолжаем истории из жизни польских ссыльных, сосланных в Якутию, на ком они женились и как жили здесь.

В предыдущей истории мы рассказали о жизни в Якутии Серошевского. Сейчас продолжим рассказ о судьбе приемного сына Э.К.Пекарского.

Напомним, что в 1900 году умирает неофициальная жена Пекарского Анна Шестакова. Пекарский так и не узаконил с ней отношения, не женился официально. Но усыновил двух ее детей. Об этом мы подробнее писали в предыдущем материале. В 1904 году, уже живя в Якутске после ссылки в Татте, Эдуард Пекарский официально женится на Елене Андреевне Кугаевской, дочери местного адвоката.

«Николаю дали прекрасное образование»

В начале 1900-х годов Пекарский подает прошение на усыновление детей. Дело в том, что в июле 1900 года Анна Шестакова умирает при родах. В это время она была замужем за крестьянина Игидейского наслега А.Константинова.

«Сам выросший в семье своих родственников, Эдуард Карлович, несомненно сочувствует детям, принимает на себя ответственность за их судьбу и начинает хлопотать об их усыновлении. К сожалению, дочь Сусанна не дожила до этого момента, она умерла в возрасте 9 лет», — рассказывает историк Татьяна Щербакова, исследовавшая в архивах письма и дневники из личного фонда Э.Пекарского.

Маленький Николай получает фамилию приемного отца и его отчество.

Вместе с приемными родителями (у Пекарского и его законной жены не было своих детей), в возрасте 9 лет он переезжает из Якутска в Петербург. Николаю дали прекрасное образование, он знал французский, латынь.

Николай Пекарский окончил Ленинградский Восточный институт им.Енукидзе, работал в Архиве РАН, затем в Управлении артиллерии, в управлении Очаковского военно-морского порта.

«Вот и моя надёжа! Словом неудачник, которому уже 36 лет!»

В 1929 году Николай Пекарский неожиданно был арестован. Но после прошений и заступничества Эдуарда Карловича Пекарского, на тот момент академика, Николая из ОГПУ отпускают. Однако позже отношения между отцом и приемным сыном испортились.

«Надежды на сына не оправдались, о чем свидетельствуют его записи в дневниках.

Например, вот его запись: «1932 г. 5 июля. Был Николай с сообщением, что он закончил (по истечении года) свою аспирантуру, как человек слабый в методологическом отношении; и якобы доволен, что имеет, по крайней мере, звание преподавателя китайского языка, но, как беспартийный, не могущий получить места по своей специальности! Вот и моя надежа! Словом неудачник, которому уже 36 лет!
По-видимому, Эдуард Карлович в целом был разочарован не только положением, но и поведением приемного сына», — констатирует современный историк.

Из дневника Э.Пекарского:

«Мне неоднократно говорили, что Николай очень любит меня, предлагали записать его номер телефона. Я наотрез отказался и заявил, что совсем не считаю его своим сыном, что хочу напечатать в газете, как он пользуется моим именем, о чем до меня доходят слухи, иначе его давно бы выслали из Ленинграда в провинцию.

«Николай издавна, чуть ли не с детства, злится на Елену Андреевну за то что она отняла у него отца. Какой же я ему отец? Я имел глупость когда-то усыновить его, и он чем дальше, тем больше стал походить и лицом, и ростом, на моего соседа-якута Григория Тымты!».

«Эти слова записи Эдуарда Карловича свидетельствуют о том, что он не является биологическим отцом Николая. И собственно, им и не был», — говорит кандидат исторических наук Щербакова.

«За месяц до своей кончины, отказался от приемного сына»

Наконец, в фондах Санкт-Петербургского филиала Архива РАН найден документ, говорящий о разрыве отношений Пекарского с приемным сыном.

Это письмо, датируемое маем 1934 года, т.е., за месяц до кончины Э.Пекарского.

«Мною и моей женой на основании акта об усыновлении Вам предоставлена была возможность 33 года назад выйти в люди, т.е., получить образование классическое среднее и окончить два факультета с высшим дипломом.

После 16-летнего перерыва в общении со мной и моей женой Вами через посредство третьих лиц принимаются меры по восстановлению утраченной, по Вашей вине исключительно, родственной связи.

…настоящим предлагаю Вам и Вашим посредникам прекратить дальнейшее беспокойство.
Вам для жизни дано все необходимое, а именно: 1) фамилия, 2) воспитание и 3) прекрасное образование. Старайтесь все это применить во благо общества.

По роду моей болезни, я нуждаюсь в покое. Это учтите и оставьте меня и мою жену, на что мы вправе рассчитывать. 21 мая 1934 г.».

«Что послужило причиной такого трагического противостояния отца с приемным сыном? Об этом можно только догадываться. Но, вероятно, только исключительные обстоятельства и серьезные причины заставили 76-летнего на тот момент Эдуарда Карловича пойти на подобный шаг.
Как сложилась в дальнейшем судьба Николая Карловича Пекарского, свидетельств нами пока не обнаружено», говорят исследователи и историки.

Фото yakutskhistory.net

Попробуйте вспомнить, когда и с какой роли началось ваше знакомство с Юрием Никулиным? Кажется, не осталось уже в нашей стране людей, кто может четко и ясно ответить на этот вопрос. Его Семен Семеныч, Балбес, майор Лопатин или самый веселый и чудаковатый клоун со старых черно-белых цирковых записей вплетались в нашу жизнь с самых ранних лет, а образы подкупали простотой и очаровательностью, заставляя хохотать до слез.

Вот уже больше 20 лет прошло с того момента, как легенды советского кино не стало, но народная любовь и память даже не думают ослабевать, а сегодня, когда со дня рождения Юрия Владимировича исполняется целый век, на его малой родине с размахом отмечают этот праздник.

Морозное утро начала декабря. Неохотно ворча, заводится двигатель большого туристического автобуса, принимая в свои стылые недра журналистов. Два десятка представителей смоленских и федеральных СМИ отправляются в Демидов, в дом, где первые годы своей жизни провел Никулин.

Здесь, на центральной площади 10 лет назад открыли памятник любимому актеру и клоуну, здесь мы и встречаемся с его сыном — Максимом Юрьевичем.

«Последний раз на открытии и был, и вот сейчас приезжаю. Сто лет, как никак, на события вроде этого надо вырываться. Очень приятно видеть здесь всех вас, понимать, что отца помнят и чтят. Я всегда говорю — человек жив, пока жива о нем память. Эта надпись на монументе — «великий актер и клоун», я считаю, не очень правильная. Не люблю преувеличений. «Великий» невольно обижает людей, которые были рядом с ним, не ниже него на самом деле. Ведь с ним работали Леонов, Папанов, Гафт, Юрский, они тоже все были великими. Не хватает одного слова — Человек. Почему к нему была всенародная любовь? В нем все было через меру, всего, чего нам в жизни не хватает — любви, добра, милосердия, желания помочь любому, кто обращался. Это все читалось, люди это чувствуют».

Максим Юрьевич, продолжая дело отца, занимает пост гендиректора и художественного руководителя цирка на Цветном бульваре, носящего фамилию Никулина. А еще он наш коллега, работает в сфере журналистики, телеведущий.

В Смоленск семейный праздник Никулиных пришел чуть раньше, ведь вековой юбилей «папы Юры» приходится на 18 декабря. А для нашего зрителя поздравительная программа прошла 4 числа — после нашей поездки в Демидов, тем же вечером состоялся памятный вечер в Смоленском драматическом театре им. Грибоедова.

«Именно же в День рождения мы просто закрываем цирк, чисто для своих — семья, друзья. Для тех, кто лично знал и был знаком с ним. Это немало людей, сейчас и семья расширилась — у Никулина уже пятеро правнуков, есть кому дело продолжить. Конечно, когда планировали выездные мероприятия, Смоленск стоял на первом месте. Хотели цирк привезти, манеж, во дворце спорта сделать выступление. Но нам предложили театр и я не смог отказать, потому что дед мой и бабушка там работали. Ну и сюда не приехать не мог».

Встречали почетного гостя хлебом-солью у памятника отца, там же подарили сувениры и обязательный символ Демидова — местные огурчики, которыми вся область кормится.

После — бегом греться, в краеведческий музей, где Юрию Никулину посвящена целая часть одного из залов. Очки мигом запотевают с холода, и пока носящие их мои коллеги раздраженно лезут за носовыми платками, которые все равно не помогают из-за масок — дыхание продолжает оставлять мутные разводы на стекле, Максим Юрьевич лишь усмехается:

«Нам всем не хватает его оптимизма. Он бы и про ковид обязательно шутил бы, и много шутил. Потому что люди устали, устали от непонимания, что происходит, что будет дальше. И нужно шутить, как делал всегда отец. Как говорила бабушка одного моего приятеля, колоритная такая женщина, «пережили гетто, переживем и это». В трудные времена нужно уметь посмеяться. Мы живы, мы работаем, а значит надо жить и продолжать не сдаваться, улыбаться и смотреть в будущее. Моя любимая шутка, связанная с пандемией: больной сдал анализы, доктор к нему подходит и говорит: у нас для вас две новости. Хорошая — поздравляю, этот штамм мы назовем вашим именем».

В беседе с работниками музея Максим Никулин вспомнил про документалку об отце, которую они сделали вскоре после его кончины. Называется «Юрий Никулин от первого лица», а сделана из аудионарезок из интервью, пресс-конференций, каких-то личных архивных записей. Авторы выставили их в хронологическом порядке, наложили видеоряд и получился такой рассказ о себе человека, которого уже нет.

Как вспоминают в семье, любимый актер не страдал от повышенного внимания, всегда готов был дать автограф, поговорить, но все же предпочитал по делам пешком не ходить — на улицах просто не давали проходу, спасал лишь автомобиль, который Юрий Владимирович обожал водить.

«Но самыми настойчивыми из поклонников были люди пьющие, — признается сын артиста. — С которых персонаж Балбеса и писался. Узнавали «своего», а обычными было два обращения, или денег просили, «на бутылку дай, ну что ты?» или «пойдем, на троих сообразим?». Но у отца всегда были отмазки, которые работали безотказно. На первое — жена все забирает, без копейки в кармане. Те сразу оживали: «как, и у тебя тоже? Ну змея, сволочь, все они такие, Юр, ну извини, все понятно!». И на вторую просьбу — «ребят, я с удовольствием, но третий день в завязке». И те сразу понимали. На их языке разговаривал, понятном. К каждому подход свой был, это и подкупало, за это и любили».

И эта черта характера Юрия Никулина, искренность, настоящесть, выдавала в нем величайшего мастера — актера. Не перевоплощающегося, но живущего своими образами в кино и на сцене.

«Когда меня спрашивают, а в какой роли был настоящий отец, я говорю — во всех. Актер лицедей задает образ другого человека, но высший пилотаж — проживать жизнь этого самого другого. И Балбес и Лопатин — это все он сам, это его поступки, его мотивы, его действия, настоящие и искренние. Великолепный дар у отца был, которому невозможно научить. У него не было второго плана, какой-то изнанки. Он со всеми был настоящим и говорил на одном языке. Одинаково говорил со мной, с шофером, с президентом, с кем угодно. Квазиискренность, за которую его и любили, когда видели, что он ни перед кем не прогибается и ни до кого не нисходит».

После краеведческого музея мы перемещаемся в дом-усадьбу Никулина.

К сожалению, тот самый дом, где маленький Юра провел первые годы жизни, не сохранился до наших дней — совсем обветшал и сгнил старый деревянный сруб, пришлось разобрать. Зато выстроенный любящими актера новыми хозяевами гостиничный комплекс в каждом помещении хранит частичку Никулина — где портрет на полочке стоит, где игрушечный клоун на салфеточке расселся, где книги или диски с фильмами.

«Сюда на родину отец на моей памяти не ездил, хотя, говорят, в Смоленске много раз бывал, выступал. Не знаю, почему так, вообще сторона жизни его здесь для меня неизвестна. Историю маминой семьи знаю хорошо — ведем родословную с середины XIX века, один из моих прапрадедов был членом первой российской Государственной думы, а с отцом непонятно ничего. Не знаю его истории «бегства» в Москву, выяснить пытался, связи подключал, но везде натыкался на один ответ — архивы сгорели, данных нет».

Сложно расти в семье артистов и при этом сохранить теплые воспоминания о родителях из раннего детства — ведь когда те постоянно в разъездах, маленькому человечку не объяснишь, что так надо. Но Максим Юрьевич все понимал.

«Они постоянно были на гастролях, но я привык быстро, не обижался, хотя виделись с отцом и мамой от силы по месяцу за год. Я не ощущал себя обездоленным, потому что ощущал огромную любовь к себе со стороны каждого. Да и жил в окружении родственников, большая семья в коммуналке. А разлуку всегда легче переносить вместе. Нехватки родительской любви не было, хотя знаю, что отцу я стал интересен по-настоящему когда стал уже что-то соображать. Когда был совсем маленький, в основном мать со мной занималась. Так же и с моими детьми — дед им и песни пел, и играл, и истории рассказывал, но когда те уже немного подросли. Очень трудно передать словами наши отношения. Я его чувствовал, он был в моей жизни и это факт».

Поездка в Демидов завершилась уютным застольем под воспоминания и обсуждения любимых фильмов с участием Юрия Владимировича Никулина, но сам юбилейный праздник продолжился уже вечером того же дня, в Смоленске, на сцене драматического театра, о чем будет наш следующий репортаж.