Рассказ про митю найденова

Рассказ петька на даче написан леонидом андреевым в 1899 году. сюжет рассказа заключается в повествовании небольшого отрезка жизни простого мальчика

Рассказ «Петька на даче» написан Леонидом Андреевым в 1899 году. Сюжет рассказа заключается в повествовании небольшого отрезка жизни простого мальчика и рабочей семьи. Ребенок 10 лет от роду уже долгое время работает подсобным рабочим у парикмахера.

Описание книги

  • ФИО автора: Андреев Леонид Николаевич
  • Название: Петька на даче
  • Число страниц: 11.
  • Издательство «Детская литература».
  • Год издания 1974 год
  • Жанр: Рассказ
  • Год написания: 1899 год

Главные герои рассказа и их характеристика

  • Петька. Мальчик 10 лет. Забитый и запуганный. Апатичный, равнодушный. На природе веселый и жизнерадостный, бойкий и смелый.
  • Николка. Мальчик 13 лет. Грубый и злой. Разочарованный в жизни, несчастный.
  • Надежда. Мать Петьки. Кухарка. Любит своего сына и надеется, что тот выйдет в люди.
  • Митя. Гимназист. Веселый, общительный, заводила всех игр.
  • Осип Абрамович. Парикмахер. Черствый и равнодушный.

Время и место сюжета

Действие рассказа происходит в конце XIX века в России. В произведении показаны два мира: грязные улицы бедного московского квартала и живописная природа пригорода. В основе сюжета лежит реальная история знаменитого в то время парикмахера Ивана Андреева, однофамильца автора

План пересказа рассказа

  • Мальчик, воды!
  • Николка знает жизнь
  • Апатия мальчика
  • Редкие визиты матери
  • Мать берет Петьку на дачу
  • Чудеса в поезде
  • Страшный мир природы
  • Гимназист Митя
  • Детские забавы
  • Роковое письмо
  • Истерика
  • Обратно в Москву
  • Наказ матери
  • Ночные рассказы

Главная мысль

Подневольный труд убивает в ребенке радость к жизни, лишает его детства.

Чему учит

Рассказ учит тому, что каждый ребенок имеет право на счастливое детство, на забавы и игры. Учит тому, что дети не должны работать наравне со взрослыми. Учит ценить те права и свободы, которыми мы обладаем. Учит тому, что эксплуатация одного человека другим отвратительна.

Отзыв

Меня очень тронул этот рассказ про бедного мальчика, который вынужден был с малых лет работать, чтобы не умереть с голода. Только на даче Петька ожил и стал нормальным, веселым ребенком. Но его счастье было так кратковременно и потом снова начались тяжелые будни. Мне жаль Петьку и жаль Николку, дети не должны так жить никогда.

Пословицы

  • Где веселое детство, там радость.
  • Два раза молодым не бывать.
  • Дерево стало кривым, когда было молодым.
  • Труд кормит и одевает.
  • Всякий труд ценен, да не всякий полезен.

Краткое содержание

Кухарка Надежда сама воспитывала сына Петьку, и ей приходилось несладко. Когда мальчику исполнилось десять лет, она отдала его на обучение в дешевую парикмахерскую.

Владелец, парикмахер Осип Абрамович, пообещал женщине сделать из ее сына человека, однако на новом месте Петька только тем и занимался, что подметал полы, да по первому слову хозяина приносил воду.
Единственным приятелем Петьки был тринадцатилетний Николка, который уже ходил в подмастерьях у хозяина.

Мальчик считал себя гораздо старше Петьки, и все время задирал нос. Кроме того, он много курил, сквернословил и не стеснялся рассказывать неприличные истории о женщинах.
Жизнь Петьки стала просто невыносимой. С утра и до позднего вечера он слышал одни лишь крики и ругань хозяина и подмастерьев, выполняя всю черную работу.

Окна парикмахерской выходили на улицу, открывая вид на убогую действительность: пьяниц, бездомных, низкого пошиба женщин. У Петьки никогда не было праздников и даже выходных, все дни были похожи друга на друга, и жизнь казалась мальчику каким-то затянувшимся неприятным сном.
Петька заметно похудел, побледнел, на его лице появились мелкие морщинки.

Он очень хотел покинуть ненавистную парикмахерскую, и каждый раз просил об этом мать, но Надежда не могла себе этого позволить, и только жалела сына. Однажды она уговорила Осипа Абрамовича ненадолго отпустить мальчика на господскую дачу, где она работала кухаркой. Так Петька впервые оказался в поезде, и эта поездка поразила его воображение.

На даче Петька, привыкший к грязным городским улицам, очень быстро освоился. Он бегал босиком, валялся в траве, изучал окрестности. С лица мальчика исчезли морщинки, взгляд перестал быть сонным. Петька завел дружбу с гимназистом Митей – большим выдумщиком и фантазером. Он показал Петьке самые красивые места и научил удить рыбу.

Но вскоре сказка закончилась – Надежда получила письмо от Осипа Абрамовича, который срочно требовал возвращение маленького помощника. Узнав об этом, Петька долго горько плакал, но затем смирился со своей участью и вернулся в город. Жизнь его стала по-прежнему унылой и безрадостной.

  1. Верста – русская единица измерения расстояния, равная 1066,8 м.
  2. Браниться – ругаться.
  3. Пролетка – легкий открытый четырехколесный двухместный экипаж, преимущественно одноконный.
  4. Извозчик – кучер наёмного экипажа, повозки, либо сам наемный экипаж с кучером.
  5. Физиономия – лицо.
  6. Подмастерье – в средневековых цехах ремесленник, не имевший собственной мастерской и работавший по найму у полноправного члена цеха — мастера; проработав несколько лет у мастера, подмастерье мог сам стать мастером.
  7. Стричь под польку, бобриком – разновидности мужских стрижек.
  8. «…Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он не мог ничего сказать, где оно и какое оно…»
  9. «…Были лица равнодушные, злые или распущенные, но на всех на них лежала печать крайнего утомления и пренебрежения к окружающему…»
  10. «…В этой парикмахерской, пропитанной скучным запахом дешевых духов, полной надоедливых мух и грязи, посетитель был нетребовательный…»
  11. «…ему хотелось бы куда-нибудь в другое место… Очень хотелось бы…»

В рассказе описаны душевные переживания, томления маленького мальчика, оказавшегося в настоящей ловушке взрослой жизни. Будучи ребенком, Петька не мог сопротивляться окружающим его реалиям, и душа его погрузилась в некое оцепенение. Лишь на короткое время окунувшись в счастливое детство, в дальнейшем Петьке оставалось только мечтать и с грустью вспоминать свой отдых на даче.

( 2 оценки, среднее 5 из 5 ) Краткий анализ рассказа «Петька на даче» ( Л. Андреев)Краткий анализ рассказа «Петька на даче» ( Л. Андреев)Краткий анализ рассказа «Петька на даче» ( Л. Андреев)Краткий анализ рассказа «Петька на даче» ( Л. Андреев)Краткий анализ рассказа «Петька на даче» ( Л. Андреев)Краткий анализ рассказа «Петька на даче» ( Л. Андреев)Краткий анализ рассказа «Петька на даче» ( Л. Андреев)Краткий анализ рассказа «Петька на даче» ( Л. Андреев)

Анализ рассказа Леонида Андреева «Петька на даче»

Анализ рассказа Л. Андреева «Петька на даче»

Считается, что впечатления детства, наиболее сильные и значимые, могут определить жизнь человека. Таким событием, очевидно, стала поездка десятилетнего ребёнка на природу. Не случайно Л. Андреев назвал свой рассказ «Петька на даче», хотя не меньшую часть повествования занимает рассказ о тяжёлой работе мальчика в парикмахерской.

В построенном на приёме контраста повествовании резко противопоставлены мир взрослых и мир детей, картины грязного, скучного города и загородного приволья. В описании парикмахерской и всего города ключевыми словами является повторяющееся выражение «одно и то же».

Это помогает читателю почувствовать обыденность и скуку жизни горожан: дни, похожие один на другой, одни и те же зеркала в парикмахерской, один и тот же крик: «Мальчик, воды!». Кажется, жизнь идёт по одному и тому же кругу, и все обречены на такое существование. Не случайно сюжет рассказа композиционно кольцевой.

Повествование начинается с парикмахерской и заканчивается там же. Автор подчёркивает, что дети пойдут по проторённой взрослыми дороге, в их жизни не будет чудес и озарений, сказки и волшебства, о которых так трепетно мечтают дети. Сонная одурь словно околдовала и Петьку, заставила преждевременно состариться десятилетнего мальчика.

Вялый, вечно сонный мальчик лишён детства, на лице даже появились морщины. Но в глубине его души теплится какая-то неясная мечта о другой, незнакомой, красивой жизни.

А вокруг равнодушные, тоже сонные люди, которые оживляются только тогда, когда происходят события, такие же пошлые и жестокие, как и они сами: Николка бегал «посмотреть на крупную драку», «возвращался оттуда счастливый и смеющийся». С таким же наслаждением обыватели наблюдают за пьяной дракой, и тогда «зубы весело скалились, лица становились осмысленнее и живее».

Автор с болью понимает, что и его герой тоже скоро станет таким же, ведь он хочет во всём быть похожим на смелого и дерзкого Николку, но пока чистая душа ребёнка сопротивляется мерзостям жизни. Чистая душа – и грязь, физическая и нравственная, окружающих его взрослых – тоже контраст, который помогает понять позицию автора: взрослые не имеют права отнимать у ребёнка детство, калечить его душу.

Л. Андреев скупо рисует портрет своего героя, отмечая его худобу и сонливость.

Но выразительным, пронзительно трогательным является описание рук ребёнка, эта деталь очень важна: «грязная худая ручонка», «с доверчивостью кладя плохо отмытую ручонку на плечи и колени пассажиров», «худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, чувствуя боль от острых камешков и песчинок». А когда Петька понял, что ему придётся возвращаться в ненавистную парикмахерскую, и смирился, «ручонки его были благонравно сложены на коленях». Мальчик словно окончательно принял правила игры взрослых, его стихийный протест, выразившийся в том, что «он закричал громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре», – никого не разжалобил и не нашёл отклика. Всё осталось на своих местах.

Писателя возмущает невероятное равнодушие к Петьке не только со стороны хозяина парикмахерской Осипа Абрамовича и подмастерьев, но и барина, человека образованного и, вероятно, считающего себя гуманным. Даже мать ребёнка Надежда не понимает сына.

Она по-своему любит и жалеет его, но бедность заставляет отдать в «мальчики на побегушках»: «Петька уже три года живет у парикмахера и тот обещал поставить его на ноги, и это будет очень хорошо, потому что женщина она одинокая и слабая и другой поддержки, на случай болезни или старости, у нее нет».

Надежда, ещё молодая женщина, в большей степени заботится о себе, а не о своём ребёнке, который слабее и беспомощнее её и живёт не с матерью, а «в людях». Её любовь животная, бессмысленная.

Для неё показателем благополучия является то, что сын поправился на даче: « Смотри-ка, растолстел как! Чистый купец! – радовалась Надежда, сама толстая и красная от кухонного жара, как медный самовар. Она приписывала это тому, что много его кормит».

Выросшего в тесноте, грязи и сутолоке Петьку сначала пугает природа, но он учится понимать её, испытывая к ней какое-то родственное чувство: «Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю.

…полянки, светлые, зеленые, веселые, точно поющие всеми своими яркими цветами, он любил и хотел бы приласкать их, как сестер, а темно-синее небо звало его к себе и смеялось, как мать». Сравнения «как сестёр», «как мать» подчёркивают одиночество Петьки, его жажду любви и понимания. Л.

Андреев показывает и других мальчиков – подмастерья Николку и гимназиста Митю. Они оказываются милосерднее взрослых, ещё не очерствели душой. Именно они в системе персонажей являются главными.

Дерзкий сирота Николка, несмотря на внешнюю грубость, опекает Петьку, с интересом выслушивает его, обучает азам профессии. Он « всегда становился добрее, оставаясь вдвоем, и объяснял «мальчику», что значит стричь под польку, бобриком или с пробором».

Весёлый и живой Митя, живущий на даче, даёт возможность своему новому другу испытать все радости детства: порыбачить, искупаться в речке, полазить по крышам.

Именно благодаря этим мальчикам робкий и тихий Петька познаёт вкус дружбы. А на даче и вовсе расцветает.

И не умудрённые опытом люди, а ожесточившийся Николка произносит приговор бесчеловечным эксплуататорам детей и вообще всем взрослым, отнимающих у них детство: «Вот черти. Чтоб им повылазило».

Весь рассказ проникнут сочувствием к бедным и обездоленным детям, живущим в мире капитала. Известно (за рамками рассказа), что прототипом образа Петьки послужил модный парикмахер Москвы, восхитивший своим мастерством Париж.

Он не спился, обучился профессии, стал обеспеченным и уважаемым человеком.

Наверное, впечатления о поездке на дачу, мечта о другой, прекрасной и гармоничной жизни сформировали личность, преодолевшую трудности и грязь жизни, стремящуюся сделать людей красивыми и хоть так немного улучшить мир.

Идея рассказа проста и понятна – взрослые не имеют права отнимать у ребёнка детство, они должны окружать его любовью и нежностью, заботой и пониманием.

Анализ рассказа Петька на даче Андреева

Главный герой рассказа – десятилетний мальчик Петька. Он младший помощник в парикмахерской. Ему не особо нравится однообразная, «грязная» жизнь в городе, где он рано начинает видеть всю неприглядную сторону мира, постепенно превращаясь в усталого морщинистого старика. Видя его состояние, мать летом уговаривает хозяина парикмахерской отпустить сына с ней на барскую дачу.

Именно там мальчик находит своё истинное место, куда ему всегда хотелось попасть. Он проводит свои счастливые дни на лоне природы, его самочувствие и внешний вид становятся лучше. Однако вскоре хозяин парикмахерской требует его обратно к себе, и мальчику приходится уехать.

Он надеется, что ещё вернётся на дачу, рассказывает о ей истории своего городскому приятелю и продолжает свою однообразную «грязную» жизнь.

Этот рассказ поднимал острую социальную проблему того времени, но не теряет своей актуальности и сейчас. Мы видим, что главный герой – совсем ещё ребёнок, однако его мир уже полон разврата, сквернословия, брани, побоищ, пьянства.

Мальчик видит эту нескончаемую вереницу людских пороков день за днём, впитывая её в себя.

От этого ухудшается его внешний вид (он становится похож на сморщенного старика), его здоровье (мальчик не высыпается, даже когда много спит, становится рассеянным).

Когда Петька оказывается на даче, он словно бы получает то самое детство, которого у него никогда не было, ведь он вынужден постоянно работать, даже по праздничным и выходным дням. Здесь же он открывает для себя свободу и радость. Он начинает выглядеть, как здоровый ребёнок, пребывание на природе идёт ему на пользу.

Город, тем не менее, вскоре забирает мальчика обратно в свои сети. Едва только познав настоящее детство, Петька тут же лишается его. Однако ему не остаётся ничего, как только принять положение дел и смириться с этим.

Показателен эпизод, в котором барин жалеет мальчика, но тут же замечает, что другие живут и того хуже, так что не следует и жаловаться.

Рассказ демонстрирует нам, как важно влияние внешней среды на ребёнка.

Это касается как чисто экологического аспекта с его влиянием на здоровье молодого организма, так и психологического, морального, ведь ребёнок впитывает в себя то, что он видит вокруг, а герой рассказа видит одну лишь «грязь».

Город уже высасывает из него все жизненные силы, грустно думать, что станет с Петькой, когда он вырастет. А ведь мы понимает, что герой рассказа – правило, а не исключение, и таких детей – было и есть – очень много.

2 вариант

Несмотря на то, что создано очень много детских рассказов, я хочу выделить лишь один – это рассказ Андреева ” Петька на даче”, потому, что у данного произведения отдельная атмосфера и если хорошо читать, то можно её даже и прочувствовать. Основная часть содержания состоит из реальных событий, популярного в то время парикмахера.

Первый раз этот рассказ вышел в свет тысяча восемьсот девяносто девятом году . Главный персонаж – это мальчуган Петя из бедной семьи. Представьте себе то, что ему всего-лишь десять лет, а у него уже на лице морщины .Ощущение, что он постарел раньше времени. Главное – это понять насколько нашему герою было тяжело, ведь он в свои десять лет узнал, что такое утомительный труд.

Надежда – это мать нашего героя, отдала к парикмахеру Осипу Абрамовичу своего мальчишку на обучение. К великому сожалению – это был обиженный жизнью мужчина, который только и делал, что упрекал и расшатывал психику нашего юноши, своей строгостью. Парикмахер не щадил никого, и в случае оплошности , каждого ученика наказывал.

Петька только и делал, что сидел в душной парикмахерской, где не было ничего нового. Трудно представить, что могло твориться в душе ребёнка, которого попросту лишили детства. Понимая всю тяжесть своего существования, мальчик смирился с таким положением вещей и терпел невзгоды.

Но в душе, Петька мечтал ,что в один замечательный день, всё изменится! В итоге у него появилась мечта, уехать в другое место, где ему будет комфортно и интересно.

Дружище Петьки был на три года больше по возрасту и опытнее. К сожалению, главный герой потерял в себе качество романтичного оптимиста. Как же можно таким не стать, когда детям встречаются на пути их развития только злые люди.

Однажды случилось так, что мама, невольно и намерено не планируя, действительно исполнила мечту сына. Они с Петькой должны были поехать на дачу, к богатым владельцам очень красивого участка.

Не сложно догадаться о том, в какой восторг пришёл мальчишка от этой новости! Но несмотря на всю позитивную картину, можно заметить и пессимистичный фрагмент: Надежде придется прислуживать на кухне у богатых хозяев.

Если посмотреть правде в глаза, то даже несмотря на это, сыночек очень сильно обрадовался и понял, что его ждут приключения. Необходимо подчеркнуть то, что, в общем-то, он не знал, что такое дача, но уже хотел по-быстрее там оказаться.

← Анализ рассказа Валя Андреева
← Анализ рассказа Жизнь человека Андреева↑ ДругиеАнализ рассказа Безумная Евдокия Алексина →
Анализ рассказа Первый учитель Айтматова →

Андреев Л. “Петька на даче” Читательский дневник, краткое содержание

  • Как заполнить читательский дневник Образец оформления для 1,2,3,4 класса
  • Андреев Л.
  • Название: “Петька на даче”
  • Жанр: рассказ
  • Тема произведения: о детях
  • Число страниц: 8

Главные герои и их характеристика

Петька, мальчик 10 лет. Апатичный, забитый, малоподвижный, равнодушный. Ученик парикмахера. Попав на дачу, становится веселым, подвижным, озорным и счастливым.

Николка, мальчик 13 лет, тоже ученик парикмахера. Веселый, хулиганистый, ругается матом. Несчастный и одинокий.

Митя, гимназист. Обычный ребенок, добрый, веселый.

Надежда, мать Петьки. Кухарка. Простая и необразованная, любит своего сына и желает ему счастья.

Осип Абрамович. Парикмахер. Равнодушный, жестокий человек.

О чем произведение (1-2 предложение – кратчайшее содержание)

Рассказ о жизни мальчика Петьки, который был
лишен детства в городе, но который на короткое время познал счастье свободы на
даче.

Сюжет — краткое содержание

  1. Служа в парикмахерской, Петька казался всем ленивым, равнодушным ко всему и даже дурачком.
  2. Над ним издевались подмастерья, а единственный друг Николка пил водку и ругался плохими словами.
  3. Однажды мать повезла Петьку на дачу, и в дороге мальчик был поражен новыми впечатлениями, а на даче испугался природы.
  4. На даче Петька познакомился с гимназистом Митей, который стал брать мальчика с собой на рыбалку, купаться и в крепость.
  5. Петька ожил, развеселился, научился мечтать, но пришло время возвращаться в город, и Петька устроил громкий скандал.
  6. В городе Петька вновь превратился в апатичное существо, но помнил о даче и рассказывал о ней Николке, который страшно ему завидовал.
  7. Краткое содержание произведения можно прочитать здесь, там же вы найдете еще один вариант краткого содержания для читательского дневника

Понравившийся эпизод

Мне понравилось, как Петька вел себя на даче.
Сперва его пугала природа, он уходил к лесу, на берег и лежал в траве. Потом
Петька привык, подружился с Митей и стал самым обычным мальчиком. У него
появилось детство, он научился играть и веселиться.

План произведения для пересказа

  • Забитый Петька.
  • Опытный Николка.
  • Отношение матери к Петьке.
  • Поездка на дачу.
  • Петька в поезде.
  • Петька боится природы.
  • Дружба с Митей.
  • Громкий крик.
  • Снова в поезде.
  • Петька возвращается в прежнее состояние.

Главная мысль

Ребенок не должен быть лишен детства, не должен с
малых лет зарабатывать себе на жизнь каторжным трудом. Ребенок всегда должен
оставаться ребенком.

Чему учит эта книга

Рассказ учит любить детей и заботиться о каждом
из них, как о своем собственном ребенке. Учит доброте и отзывчивости. Учит
любить природу. Учит не быть равнодушными перед лицом чужих страданий.

Отзыв, отношение к произведению, чем понравилось произведение, мое отношение к прочитанному

Это очень сильное и печальное произведение. Его
главного героя Петьку очень жаль, ему невозможно не посочувствовать. Взрослые
люди лишили мальчика счастливого детства, превратили его почти в животное, а
так не должно быть никогда.

Новые слова и выражения

  • Физиономия — лицо.
  • Аляповатый — грубо сделанный, неуклюжий.
  • Струпья — корочки над поверхностью раны.
  • Сутолока — толкотня, толчея.
  • Конфуз — смущение, неловкость.

Пословицы к произведению

  1. Дети — цветы жизни.
  2. Где веселое детство — там радость.
  3. Всякий труд ценен, да не всякий полезен.
  4. Два раза молодым не бывать.
  5. Дерево стало кривым, когда было молодым.
  6. Другие читательские дневники

Здравствуйте! Меня зовут Мария, я автор сайта Пушкин сделал.

Надеюсь, что мой сайт вам помогает, в свою очередь прошу помощи у вас. Моему сыну поставили диагноз аутизм. Ему необходимы ежедневные коррекционные занятия, если вы можете помочь, буду вам благодарна. Каждые ваши 10 рублей – еще один шанс для моего ребенка жить полноценной жизнью.

Страница для сбора здесь

Похожее

«Петька на даче», анализ рассказа Андреева

Рассказ Леонида Андреева «Петька на даче» впервые напечатан в сентябрьской книжке «Журнала для всех» за 1899 год.

Жанр и литературное направление

В ранних рассказах Леонида Андреева (как не раз отмечали критики и как заявлял и он сам) очевидны традиции Диккенса и Достоевского. Именно в этих реалистических традициях в целом выдержано повествование о маленьком обитателе городского дна (тема для реализма ХІХ века отнюдь не новая).

Однако уже и в этом незатейливом рассказе Леонид Андреев обнаруживает то свойство своего таланта – современность поворачивать к читателю гранями и гримасами обречённого мира, – за которое при жизни писателя его причисляли то к «декадентам», то к «символистам», а посмертно даже пытались объявить отцом русского экспрессионизма.

Тема, идея, персонажи, сюжет, композиция

Чудовищный разрыв современной городской жизни с природой и необходимость вернуться к ней – тема и идея скорее для просветителя XVIII, чем для реалиста конца ХІХ века.

Но поскольку Андреев начинал свой писательский путь в эпоху расцвета русского символизма и, как было сказано, многими воспринимался в его контексте, постольку абстрактные темы и глобальные идеи отнюдь не чужды природе его дарования.

Указанные тема и идея обозначены уже в самом названии рассказа. Главный его герой Петька – десятилетний мальчик, который до описываемого события ни разу не был за пределами Москвы и небо, «ясное и широкое», за все годы своей жизни видел только с крыши, куда изредка забирался тайком от взрослых.

А дача, о которой до описываемого события Петька тоже ничего не слышал, – предмет его смутной и никак не называемой тоски в течение всех его десяти лет. В экспозиции рассказа «Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно».

А ближе к развязке, после недели, проведённой на даче, «про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хотелось уйти, – уже найдено».

Для любителей символизма можно добавить, что Петька – тёзка того самого императора, который в своё время загнал россиян в каменные стены «мегаполисов»: не только сотворил на болотах искусственный, «выморочный» (с точки зрения большинства символистов) Санкт-Петербург, но также инициировал превращение Москвы (в его время вполне деревенской) в «европейский город» в худшем смысле этого слова.

Кроме Петьки, в рассказе есть ещё Надежда – его мать, кухарка у богатых нанимателей. Её имя также вполне символично. В конце рассказа у Петьки всё же ещё остаётся надежда, что мать приедет за ним и снова отвезёт его на дачу.

Но, так сказать, в большом времени эта Надежда тяжким бременем должна лечь на душу и жизнь самого Петьки, который, как рассуждает и надеется его мать, «уже три года живёт у парикмахера и тот обещал поставить его на ноги, и это будет очень хорошо, потому что женщина она одинокая и слабая и другой поддержки, на случай болезни или старости, у неё нет».

Остальные персонажи чётко делятся на две группы: те, с кем Петька живёт в городе, и те, кого он встречает на даче.

Городские – парикмахер Осип Абрамович, его больная жена, его подмастерья Прокопий и Михайла и мальчик на побегушках, тринадцатилетний Николка.

Сам Петька – младший мальчик на побегушках, которого Николка, по его собственной инициативе, не только наставляет в парикмахерском деле, но и воспитывает личным примером, причём Николкино воспитание тесно связано с жизнью нынешних и будущих парикмахеров, трудящихся близ «квартала, заполненного домами дешёвого разврата»: «Николка знал по именам многих женщин и мужчин, рассказывал о них Петьке грязные истории и смеялся, скаля острые зубы. А Петька изумлялся тому, какой он умный и бесстрашный, и думал, что когда-нибудь и он будет такой же. Но пока ему хотелось бы куда-нибудь в другое место… Очень хотелось бы». И пока Петька не попал «в другое место», у него около глаз и под носом «прорезались тоненькие морщинки, точно проведённые острой иглой, и делали его похожим на состарившегося карлика».

На даче Петька сразу подружился с гимназистом Митей. Митя был опытный дачник, он показал Петьке дачные достопримечательности и научил его всем премудростям рыбалки. И Петька «изумительно помолодел». Но «в исходе недели барин привёз из города письмо», в котором парикмахер извещал Надежду, что один из его подмастерьев заболел, и срочно требовал Петьку назад.

«И тогда Петька удивил мать, расстроил барыню и барина и удивился бы сам, если бы был способен к самоанализу: он не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощённые, — он закричал громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и песчинок, но как будто стараясь ещё усилить её.Своевременно Петька успокоился, и барин говорил барыне, которая стояла перед зеркалом и вкалывала в волосы белую розу:— Вот видишь, перестал, — детское горе непродолжительно.— Но мне всё-таки очень жаль этого бедного мальчика.

— Правда, они живут в ужасных условиях, но есть люди, которым живётся и хуже. Ты готова?»

И они отправились в сад Дипмана, где в этот вечер были назначены танцы под военный оркестр. Да и каждый вечер в этом саду, как мы знаем из его истории, бурлила светская и театральная жизнь.

Пользуясь близостью к Москве (дело происходит в Царицыне, где в то время живёт и сам Леонид Андреев), сюда летом приезжали с концертами певец Шаляпин, дрессировщик Дуров и даже давались спектакли актёрами Малого и Художественного театров… Но эта, «культурная» Москва, саркастически, хоть и мельком, изображённая в рассказе, не чувствует себя ничем обязанной Надежде, Петьке и тем, которым ещё хуже. Мол, скажите нам спасибо, что мы даже позволили нашей кухарке взять сына с собою на дачу…

В финале рассказа вновь постаревший Петька («Глаза были сонливы и апатичны, тонкие морщинки, как у старого человека, ютились около глаз и под носом») рассказывал Николке «о даче и говорил о том, чего не бывает, чего никто не видел никогда и не слышал». Николка реагировал так:

— Вот черти! Чтоб им повылазило!— Кто черти?

— Да так… Все.

Комментируя этот рассказ, даваемый детям в сокращении (под сокращение попадало всё относящееся к «дешёвому разврату»), учителя советской школы обычно говорили: «Прошло лет семнадцать – и им повылазило». И разве так уж были они неправы?

По писателю: Андреев Леонид Николаевич

2297. Анализ рассказа Андреева Петька на даче 5 класс Русский язык

  • Произведение по жанровой направленности относится к остросоциальной прозе.
  • Главным героем рассказа является десятилетний мальчик Петька, представленный в образе исхудавшего и изможденного мальчишки, происходящим из бедной семьи, вынужденный в своем юном возрасте работать.
  • Композиционная структура рассказа представляется кольцевой, поскольку действие в произведении начинается и заканчивается ориентировочно одним и тем же событием, происходящем в парикмахерской, где учеником трудится главный герой.

Сюжетная линия произведения повествует о тяжелой жизни мальчика, вынужденного ежедневно прислуживать жестокому и злому цирюльнику Осипу Абрамовичу в квартале, заполненном дешевыми домами, где повсюду происходят драки, пьянство, сквернословие.

Единственной отдушиной для мальчика, попавшего в такие условия, становится посещение с матерью дачи богатых помещиков, на которую Надежда отправляется по работе. На природе Петька оживает и чувствует настоящий вкус жизни, который однако быстро заканчивается, поскольку мать с сыном вынуждены возвращаться в город, а мальчику снова предстоит изнурительная работа в парикмахерской.

Отличительной особенностью рассказа является изображение двух миров в виде города и дачи, при этом город характеризуется для героя душащими его чертами, а дача представляется подарком из детства.

Также яркой художественной деталью в рассказе являются ранние морщинки главного героя, который трудится как взрослый человек, не зная праздников и выходных, становясь похожим на состарившегося карлика. Только по прибытии на дачу морщины исчезают с лица Петьки и он становится нормальным ребенком.

В рассказе поднимаются социальные проблемы того периода времени, включая наличие детей, лишенных детства., которые, видя на природе, ясное и широкое небо, белесые радостные облака, похожие на ангелов, считают это символом счастья, свободы, покоя.

Второстепенными героями рассказа является друг Петьки Николка, являющийся помощником цирюльника, тринадцатилетний мальчик, отличающийся отсутствием воспитания, поскольку умеет курить, сквернословить.

Также второстепенным героем являются мать Петьки, работающая кухаркой у богатого барина, и гимназист Митя, встреченный мальчиком во время пребывания на даче, показавший Петьке много необычных мест и обучивший его рыбной ловли.

  1. Смысл произведения заключается в социальной несправедливости существующего общества, в котором ребенок вынужден с малого возраста зарабатывать себе на пропитание тяжелым трудом, который не подразумевает счастливого детства.
  2. 5 класс
  3. Все сочинения

«Петька на даче» краткое содержание для читательского дневника по рассказу Андреева (5 класс) – главная мысль, отзыв, сюжет

  • Петька – десятилетний мальчик, по своей природе жизнерадостный и бойкий, но ставший забитым и запуганным, работая в парикмахерской.
  • Надежда – мать Петьки, кухарка, добрая, любящая женщина.
  • Осип Абрамович – парикмахер, равнодушный, черствый мужчина.
  • Николка – тринадцатилетний подмастерье, злой, грубый, разочарованный в жизни мальчик.
  • Митя – гимназист, друг Петьки, веселый и общительный мальчик, большой фантазер.

  Краткое содержание А.

Беляев «Голова профессора Доуэля»

Обратите внимание, ещё у нас есть:

  • для самых рациональных — Краткое содержание «Петька на даче»

Характеристика текста

Чтобы понять основную мысль и главный замысел автора, необходимо сделать подробный анализ. «Петька на даче» — произведение, которое относится к жанру остросоциальной прозы.

Главным героем является десятилетний мальчик по имени Петя.

Автор представил на суд читателям его, как исхудавшего мальчишку, который родился в бедной семье и теперь вынужден работать, чтобы хоть как-то прокормиться.

Композиционное построение текста имеет кольцевую структуру, так как начинается и заканчивается рассказ одним и тем же эпизодом, когда мальчик трудится в парикмахерской.

Главной отличительной чертой произведения является сопоставление двух миров, а именно:

  1. Мрачного квартала города.
  2. Описание дачи.

Нахождение за городом мальчик воспринимает как подарок из детства. Ярким художественным аспектом в рассказе является ранее появление морщин на лице ребенка. Работая без праздников и выходных, мальчишка превращается в состарившегося карлика, и только приезд на дачу меняет его жизнь в другую сторону. Там он чувствует себя полноценным ребенком, который радуется каждому моменту.

В рассказе автор поднял остросоциальный вопрос детей, которые лишены детства. Они радуются каждой мелочи и сравнивают обычные облака со свободой, счастьем и спокойствием.

После публикации произведения критики были в восторге, давали только положительные оценки и писали отзывы. «Петька на даче» — это рассказ о социальной несправедливости существующего общества, когда ребенок лишен всякой возможности наслаждаться своим положением, и вынужден работать.

Сюжет

Кухарка Надежда сама воспитывала сына Петьку, и ей приходилось несладко. Когда мальчику исполнилось десять лет, она отдала его на обучение в дешевую парикмахерскую. Владелец, парикмахер Осип Абрамович, пообещал женщине сделать из ее сына человека, однако на новом месте Петька только тем и занимался, что подметал полы, да по первому слову хозяина приносил воду.

Единственным приятелем Петьки был тринадцатилетний Николка, который уже ходил в подмастерьях у хозяина. Мальчик считал себя гораздо старше Петьки, и все время задирал нос. Кроме того, он много курил, сквернословил и не стеснялся рассказывать неприличные истории о женщинах.

Жизнь Петьки стала просто невыносимой. С утра и до позднего вечера он слышал одни лишь крики и ругань хозяина и подмастерьев, выполняя всю черную работу.

Окна парикмахерской выходили на улицу, открывая вид на убогую действительность: пьяниц, бездомных, низкого пошиба женщин.

У Петьки никогда не было праздников и даже выходных, все дни были похожи друга на друга, и жизнь казалась мальчику каким-то затянувшимся неприятным сном.

Петька заметно похудел, побледнел, на его лице появились мелкие морщинки.

Он очень хотел покинуть ненавистную парикмахерскую, и каждый раз просил об этом мать, но Надежда не могла себе этого позволить, и только жалела сына.

Однажды она уговорила Осипа Абрамовича ненадолго отпустить мальчика на господскую дачу, где она работала кухаркой. Так Петька впервые оказался в поезде, и эта поездка поразила его воображение.

На даче Петька, привыкший к грязным городским улицам, очень быстро освоился. Он бегал босиком, валялся в траве, изучал окрестности. С лица мальчика исчезли морщинки, взгляд перестал быть сонным. Петька завел дружбу с гимназистом Митей – большим выдумщиком и фантазером. Он показал Петьке самые красивые места и научил удить рыбу.

Но вскоре сказка закончилась – Надежда получила письмо от Осипа Абрамовича, который срочно требовал возвращение маленького помощника. Узнав об этом, Петька долго горько плакал, но затем смирился со своей участью и вернулся в город. Жизнь его стала по-прежнему унылой и безрадостной.

Андреев «Петька на даче» очень краткое содержание

«Петька на даче» краткое содержание для читательского дневника:

Парикмахерская Осипа Абрамовича, в которой жил и работал Петька, располагалась возле квартала, заполненного «домами дешёвого разврата». В грязном, полном мух и запаха дешёвых духов помещении стригся нетребовательный народ — швейцары, дворники, приказчики, рабочие и «аляповато-красивые, но подозрительные молодцы».

Петька был самым младшим работником, он убирал помещение и подавал горячую воду. Ещё один мальчик, Николка, был тремя годами старше. Он считался учеником, ругался, курил папиросы и очень важничал. Десятилетний Петька не курил, не ругался и завидовал товарищу. Оставаясь с Петькой наедине, Николка становился добрее и объяснял приятелю, «что значит стричь под польку, бобриком или с пробором».

Иногда приятели садились у окна, «рядом с восковым бюстом женщины» и смотрели на жаркий, пыльный бульвар, все скамейки которого были заняты полуодетыми мужчинами и женщинами с утомлёнными, злыми и распущенными лицами. По бульвару расхаживал «ярко-синий сторож» с палкой и следил, чтобы никто не вздумал улечься на скамью или прохладную травку.

Женщины ‹…› говорили хриплыми, резкими голосами, бранились, обнимали мужчин так просто, как будто были на бульваре совсем одни, иногда тут же пили водку и закусывали.

Порой пьяный мужчина бил пьяную женщину. За неё никто не заступался, напротив, толпа собиралась посмотреть на драку. Потом являлся сторож, разнимал дерущихся, и избитую женщину куда-то увозили.

Николка знал многих женщин и рассказывал о них грязные истории. Петька изумлялся его уму и бесстрашию и думал, что он станет таким же. Но пока Петьке очень «хотелось куда-нибудь в другое место».

Так грязно и однообразно тянулись Петькины дни. Мальчик много спал, но не высыпался. Иногда он не слышал приказов Осипа Абрамовича или путал их. Отдыха не было — парикмахерская работала и по выходным, и по праздникам. Петька стал худеньким и сгорбленным, на его сонном лице «прорезались тоненькие морщинки», превращавшие его в состарившегося карлика.

Когда Петьку навещала мать, толстая кухарка Надежда, он просил забрать его из парикмахерской, но потом забывал о своей просьбе и равнодушно прощался с ней. Надежда с огорчением думала, что её единственный сын — дурачок.

Однажды тусклая Петькина жизнь изменилась — мать уговорила Осипа Абрамовича отпустить сына на дачу в Царицыно, куда на лето переезжали её господа. Даже Николка позавидовал Петьке, ведь у него не было матери, и он никогда не был на даче.

Суматошный, наполненный людьми и звуками вокзал ошеломил Петьку. Они с матерью сели в вагон дачного поезда, и мальчик прилип к окну. Вся Петькина сонливость куда-то делась. Он никогда не был за городом, «всё здесь для него было поразительно, ново и странно» — и удивительно огромный мир, и высокое ясное небо.

Петька бегал от окна к окну, что не нравилось зевающему господину с газетой. Надежда хотела сказать ему, что парикмахер, у которого уже три года живёт её сын, обещал сделать из Петьки человека, и тогда он станет её опорой в старости. Но посмотрев на недовольное лицо господина, кухарка промолчала.

Первые дачные впечатления хлынули на Петьку со всех сторон и «смяли его маленькую и робкую душонку».

Этот современный дикарь, выхваченный из каменных объятий городских громад, чувствовал себя слабым и беспомощным перед лицом природы. Всё здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю.

Петька боялся тёмного, задумчивого и страшного леса, но ему нравились яркие зелёные полянки и бездонное небо. Несколько дней он «степенно, как старик» гулял по лесной опушке и валялся в густой траве, после чего «вступил в полное соглашение с природой».

Освоиться Петьке помог гимназист Митя, который «бесцеремонно вступил с ним в беседу и удивительно скоро сошёлся». Неистощимый на выдумки Митя научил Петьку рыбачить и купаться, водил его исследовать развалины дворца. Постепенно Петька забыл о парикмахерской, начал ходить босиком, посвежел, и с его лица пропали старческие морщинки.

  Образ Меркуцио в трагедии Ромео и Джульетта Шекспира

На исходе недели барин привёз из города письмо для Надежды — Осип Абрамович требовал, чтобы Петька вернулся.

Сначала мальчик не понял, зачем и куда ему надо ехать, ведь «другое место, куда ему всегда хотелось уйти, уже найдено» и у него здесь было столько замечательных дел.

Но вскоре он понял, что новая удочка — это мираж, а Осип Абрамович — непреложный факт, и «не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощённые, — он закричал громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре».

  1. Постепенно Петька успокоился, и барин, собираясь на вечер танцев, сказал жене, что «детское горе непродолжительно», и «есть люди, которым живётся хуже».
  2. Утром Петька снова ехал в поезде, но уже не смотрел в окна, а сидел тихо, благонравно сложив ручонки на коленях.
  3. Толкаясь среди торопившихся пассажиров, они вышли на грохочущую улицу, и большой жадный город равнодушно поглотил свою маленькую жертву.
  4. На прощание Петька попросил у матери спрятать его новую удочку — он ещё надеялся вернуться.

Петька остался в грязной, душной парикмахерской и ему снова приказывали: «Мальчик, воды!». По вечерам он шёпотом рассказывал Николке «о даче, и говорил о том, чего не бывает, чего никто не видел никогда и не слышал», и приятель не по-детски грубо, энергично и непонятно ругался: «Вот черти! Чтоб им повылазило!».

А на бульваре пьяный мужчина бил пьяную женщину.

Авторские афоризмы

  • «…Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он не мог ничего сказать, где оно и какое оно…»
  • «…Были лица равнодушные, злые или распущенные, но на всех на них лежала печать крайнего утомления и пренебрежения к окружающему…»
  • «…В этой парикмахерской, пропитанной скучным запахом дешевых духов, полной надоедливых мух и грязи, посетитель был нетребовательный…»
  • «…ему хотелось бы куда-нибудь в другое место… Очень хотелось бы…»

Действующие лица

Автор своим произведением учит тому, что каждый ребенок должен радоваться и веселиться, а ни в коем случае работать. Кроме этого, писатель учит ценить каждый счастливый момент в жизни. Для передачи своих мыслей Андреев использует такие образы:

  1. Петька — маленький мальчик, неустанно трудившийся в парикмахерской наравне со взрослыми. Это бойкий и жизнерадостный ребенок, который со временем превращается в жалкого и запуганного мальчишку.
  2. Надежда — мама главного героя, работающая кухаркой. Добрая, милая и отзывчивая женщина. Она сильно любила своего сына, и каждый раз жалела его после тяжелого рабочего дня.
  3. Осип Абрамович — жестокий мужчина, черствый работодатель Петьки.
  4. Николка — тринадцатилетний паренек. Злой, грубый мальчик, лишенный детства. Он работал подмастерье и иногда забывал, что такое детская радость.
  5. Митя — веселый, озорной мальчик. Друг Петьки, который постоянно фантазировал.

Все действия происходят на территории России в конце XIX века. Идеей создания послужила настоящая история парикмахера Ивана Андреевича Андреева. Главные герои «Петька на даче» помогают раскрыть сюжет, посредством этих персонажей автор наполнил рассказ смыслом.

Дневник читателя Клюхина по повести «Петька-микроб» Григория Бенционовича Остера

К каждому жанру литературы относится это произведение? Отметь правильный ответ в читательском дневнике:

Правильный ответ: повесть.

Перечисли героев произведения «Петька — микроб»

Герои: Петька-микроб, родственники Петьки — микроба, муравей, ученые, директор, друг Ангинка.

Выпиши из текста первое предложение второго абзаца

Жили они в капле воды и поэтому вечно ходили мокрые.

Где жил главный герой произведения? Отметь правильный ответ в читательском дневнике

Правильный ответ: в капле воды.

Выпиши из текста слова, обозначающие предмет и отвечающие на вопросы:

Кто? – микроб, муравей, ученые, друг, сотрудник, директор, школьник.

Что? – голос, микроскоп, бинокль, язык, игрушки, молоко, бидон, кефир, реактор.

Выпиши из текста 5 слов, в которых букву, обозначающую безударный гласный звук в корне, нельзя проверить

Сотрудник, кефир, директор, бинокль, реактор.

От кого Петька спас свою семью? Запиши свой ответ, опираясь на содержание текста

Петька спас семью от муравья: «И побежал своей дорогой. А микробы всё хвалили маленького Петьку и радовались, что он спас родную каплю от гибели».

С помощью какого прибора учёные изучали микробов? Отметь правильный ответ в читательском дневнике

Правильный ответ: микроскоп.

Где работал старший брат Петьки? Запиши свой ответ в читательский дневник

Брат Петьки-микроба работал на молокозаводе.

Выпиши из текста 5 слов, разделив их на слоги. Поставь ударения

  1. 2 слога – би-но́кль;
  2. 3 слога – ми-кро́-бы;
  3. 4 слога – пра-де́-ду-шка;
  4. 5 слогов – ди-ссер-та́-ци-ю;
  5. 6 слогов – ла-бо-ра-то́-ри-я.

Как ты понимаешь значение словосочетания «устроить панику»? Замени это словосочетание словами, близкими по смыслу

Устроить панику – заволноваться, сильно беспокоиться, нервничать, тревожиться.

Разбор по плану

Чтобы лучше понять суть и тему рассказа, подготовиться к пересказу, нужно разделить текст на смысловые подзаголовки. Каждый содержит важную информацию о происходящем в сюжете, например:

  1. Знакомство с Петькой.
  2. Изнурительная работа в парикмахерской.
  3. Описание Николки.
  4. Петька едет на поезде.
  5. Приятные впечатления о новом месте.
  6. Знакомство с новым другом.
  7. Письмо начальника.
  8. Возвращение к жестокой реальности.

Все части раскрывают определенные события из жизни героя. Автор правдиво и точно описал проблемы существования людей из бедного слоя общества.

Отзывы читателей

Андреев — талантливый писатель, он точно описал проблемы бедных людей. Многие дети вынуждены трудиться, чтобы хоть как-то помочь своим родителям.

Галина

Я бы назвала это произведение «Петькин труд». Бедный мальчик, который в жизни не видел практически ничего. Он не читал вместе с мамой добрых книжек, не рассматривал картинки и не рисовал рисунки. Главного героя очень жалко.

Виктория

Меня впечатлил этот рассказ реальностью происходящего. Сегодня ничего не изменилось. Многие эксплуатируют детский труд ради своих интересов и не задумываются, каково этим несчастным маленьким трудягам. Регина

Бери на фирменный, так он сказал, ты должна ехать в комфорте, я тебе отдам, когда приедешь, и она немного посопротивлялась, конечно, мол, не надо, я сама, все сама, но после согласилась, ведь это же приятно, когда мужчина заботится о тебе, когда ждет, оплачивает поездку, хочет встретить на вокзале и увезти не куда-то там, а в Геленджик, к морю, которого она за всю жизнь так ни разу и не видела, ведь именно поэтому она потратила три четверти аванса на место в фирменном туда-обратно, и ехал он чуть меньше суток, соседи попались приятные, пожилая пара, оба врачи, и она все думала: как хорошо бы, чтоб они вот так же с Митей в старости заваривали друг дружке чай, вели учет таблеток от давления, изжоги и прочих болячек, боже, боже, как хотелось бы, и бестревожные картины их будущей семейной жизни колебались в радужной фантазийной дымке, хотя, конечно, Митя ей пока ничего не обещал, но раз позвал к себе спустя полгода, значит, есть у него планы на их совместное житье-бытье, и, уверяя себя в этом, она наконец выходит из душного, пропитанного потом и железнодорожным ржавым запахом вагона в слепящую яркость и жару Новороссийска, торопится вместе со всеми по платформе, катит чемодан, высматривая скуластое Митино лицо, но нет его нигде, ни в зале ожидания, ни в тени под козырьком, где курят местные таксисты, и номер не отвечает, и она возвращается в вокзальную гулкую прохладу, устраивается на лавке, пьет воду из автомата, из другого автомата вытаскивает мятую булку, запечатанную в пластик, ведь в животе урчит, и, конечно, напротив вокзала есть ресторан, но как отойти, вдруг Митя ее потеряет, вдруг у него сел телефон, и он сейчас рыщет в толпе, пытается ее найти, поэтому она сидит и терпит, снова набирает абонента, который недоступен, а пассажиры сменяются волнами, приветствуют встречающих, обнимаются, целуются, рассаживаются, распихивают сумки по такси, поезда отправляются и прибывают, их гнусаво объявляют, поплевывая в микрофон, солнце в окне катится к закату, рыжеет, вытягивает тени на полу, и постепенно наползает ужас — что-то произошло, с Митей что-то стряслось, и только поэтому она наконец идет к таксистам, решив поехать в Геленджик самой, сколько же можно, но у раскаленных пыльных машин теряет всю решимость, когда водители умолкают и беззастенчиво оценивают ее, цепляют взглядами ткань платья, и она сворачивает — обогнуть эту прокуренную стаю, пройти мимо, вроде как она не собиралась ни к кому садиться, не нужно ей такси, и, слава богу, рядом притормаживает парень, который кажется приличным: ему лет двадцать, он красив, с низким певучим голосом и очень белыми зубами, они почти сверкают, когда он улыбается, а улыбается он часто, когда он убирает чемодан в багажник, когда говорит об отпуске и море, о пике сезона, вкусной еде, вине, хороших ресторанах и кафе, катании на водных лыжах и заплывах, а плавать он умеет, он кэмээс, а она говорит о завале на работе, о директоре, который не хочет повышать зарплату, о кризисе и сокращениях, плане отгрузок, о пробках и метро, — знаете, оно как грязная конвейерная лента, как вся жизнь в Москве, — и болтовня с этим таксистом немного отвлекает от тревоги и усталости, соленый теплый ветер затекает в окно, лижет ей лоб и щеку, перебирает волосы, серпантин кружит до легкой тошноты, и солнце далеко внизу садится в море, прячется за край земли, и единственное, что смущает, так это то, что Митя так и не нашелся, и у нее нет адреса, но он как-то присылал ей фото дома и участка: показывал камень, который брал для облицовки, сам укладывал, и она восхищалась мастерством, а Митя добавлял, что только ты и оценила, и от этого делалось так грустно, так было его жалко, и она вдруг думает: Митя, должно быть, заболел, и, уже в Геленджике, она всматривается в дома, как утопающий выискивает взглядом, за что можно ухватиться, а таксист, видя ее беспокойство, тоже ищет, он вроде бы помнит похожий дом на узкой улочке, что поднимается по склону, но, если что, у него тетка сдает комнату, пять минут до моря, говорит он и сворачивает с главной дороги в мягкую южную тьму, отчего становится не по себе, вдруг завезет куда-нибудь, убьет, такое же бывает, и она готовится кричать, прыгать на ходу, отбить бок об асфальт и расстаться с чемоданом, в котором томится в ожидании Мити кружевное белье из секс-шопа, — сплошь вырезы, дырочки в самых интересных местах, совершенно не функциональное, — но тут мелькает знакомый дом в просвете между деревьями, в окнах второго этажа приглушенный свет, и она кричит, чтобы таксист остановился, приехали, это то самое место, она узнала, она наконец его нашла, и таксист неспешно подъезжает к обочине, выходит, и она вновь быстро оценивает его — двухметрового роста, не меньше, молодой черноморский бог с узкими бедрами, создание иного вида, совсем не ее породы, нет, и он, этот бог, вытаскивает чемодан и предлагает подождать ее недолго, вдруг все-таки не тот дом, но она отказывается, не нужно, чтобы Митя его видел, ведь Митя ревнив, а уж такого соперника он ей не простит, поэтому она катит чемодан по тротуару, вверх по склону, в неизвестность, наполненную пением цикад, немного ждет у кованой калитки, пока такси не скроется из вида, звонит, ужасно нервничая и воображая разные картины: как никто не отвечает, она вызывает полицию, полиция высаживает дверь, и она следом за ними забегает внутрь, бросается к Мите, который без чувств лежит на полу, и ему некому было помочь, но теперь-то она с ним, она всегда с ним будет, и Митя ей за это очень благодарен, а через полгода они уже съезжаются, как планировали сделать, когда Митя работал над проектом в Москве и жил в соседнем доме, как они обзванивают родственников, приглашают их на свадьбу, и все так счастливы за них, безмерно рады.

Дверь открывается.

Выходит женщина, наверное, возраста Мити, с волосами, собранными в неряшливый пучок, в белом вафельном халате и шлепках, смотрит на нее с недоумением и подозрением, идет по дорожке, останавливается, не доходя шагов пяти, у пластикового красного грузовичка и небольших совочков, всё в песке, и спрашивает через решетку — вам кого, а непонятно, что ответить, туда ли она пришла, и она просто лепечет: Митю, а женщина вскидывает брови, не говоря ни слова, шлепает обратно в дом, оттуда слышен зычный крик, и уже Митя торопится вниз по ступеням, растерянный, нелепый, без майки, в шортах, над поясом которых неумолимо намечается живот, хоть она всегда твердила Мите, что нет у него никакого живота, он выглядит прекрасно для своих лет, так вот, и Митя говорит ей тихо: зачем ты приехала, а она не понимает, они же целый месяц это обсуждали, а он уточняет: зачем ты приехала сюда, я бы забрал тебя позже, у вокзала, пока не мог, видишь — форс-мажор, но куда уж позже, с момента прибытия поезда и так столько времени прошло, уже стемнело, и что-то колет под сердце, тонко, но ощутимо, хочется сесть прямо у ворот на парапет и отдохнуть, а нельзя, надо держать лицо, жена Мити смотрит, стоя на крыльце, и надо идти прочь, а все тело онемело от ужасного удара, ведь как она могла поверить, дура же, могла бы догадаться, и слышно, как Митя говорит жене: родственница из Липецка, не знаю, чего приперлась, у нас тут не гостиница, но больнее уже невозможно сделать, похоже, нужно уехать от этой боли, чтобы она ослабла и отпустила, лопнула, как натянутая до отказа резинка, нужно вернуться на вокзал, наверное, вот только ходят ли поезда и есть ли места, ведь когда она брала билеты, мест совсем не оставалось, это же отпускной сезон, детка, чего же ты хотела, и кажется, что придется ночевать на улице или на пляже или вовсе идти пешком по рельсам обратно в Москву, волоча чемодан, а тот будет делать трррррр колесиками и бахать, падая с нагретых солнцем шпал, ломаясь, раскрываясь, вываливая эротическое белье за кучу тыщ на щебень, чего не хотелось бы, думает она, спускаясь обратно к перекрестку, где, слава богу, все еще стоит такси, на котором она приехала сюда, и она спешит к нему, кричит, подождите, не уезжайте, рывком открывает дверь, запихивает внутрь чемодан, сама запихивается внутрь, вытирает лицо, мокрое от слез, а таксист смотрит на это все почти без удивления, нет, может, он и удивился, но не показывает вида и спрашивает, куда теперь, а она не знает, она так и говорит, что не знает, куда дальше ехать, после чего он глушит мотор и предлагает ей поужинать и прогуляться по набережной, комнату мы вам найдем, я говорил про тетку, меня зовут Илья, а вас, и от его спокойной речи она успокаивается сама, они убирают чемодан в багажник и идут на набережную, где полно отдыхающих, заливисто смеются дети, уже совсем стемнело и маячками светят фонари, под одним из которых они садятся в кафе, на пластиковые стулья, и там она наконец-то ест под пение усатого певца и свист колонок, с некрасивой жадностью заталкивает в себя шашлык и лаваш, запивая вином из хлипкого ребристого стаканчика, — в любой другой день оно показалось бы ей ужасным, но не сейчас, а Илья сидит напротив и, слава богу, не интересуется причиной ее слез, а она не хочет, чтоб он знал, и они продолжают начатый в машине разговор обо всем на свете, а Митя вылетает у нее из головы, пошел бы он к черту, этот Митя и его вранье, а когда они расплачиваются и идут вдоль берега, Илья рассказывает много о себе: в институт не поступил, таксую, нужны же деньги маме, мама — святое, сам живу отдельно, но навещаю часто, помогаю, ведь кроме меня у нее нет никого, понимаешь, и она понимает как никто другой, и странно это очень, такая возрастная пропасть между ними, десяток лет, может, и больше, а ей хорошо, как будто снова восемнадцать, те романтичные восемнадцать, которые так с ней и не случились из-за нужды, безденежья и похорон, из-за постоянной напряженной работы, и только сейчас это напряжение отступает, его слизывают волны, уносят на глубину, а Илья держит ее за руку, ладонь у него горячая и шершавая, большая, но пальцы осторожные, и ей хочется поймать этот момент и сохранить его навеки, коснуться лица Ильи, освещенного фонарями и луной, его волос, его груди и плеч, наверное, это из-за вина ее кружит, даже когда они сидят на лавке и молчат, глядя на блики на воде и глухую черноту за ними, напитанную влагой и шорохами ночь, и Илья вдруг говорит, что может, это хорошо, что ты приехала сюда сегодня, села ко мне в машину, что встретила меня, а я встретил тебя, может, это судьба, я сразу понял, и она робеет от затасканных веками слов, хотя пару минут тому назад была готова на все, решительно на все, но теперь ладони потеют, и она сжимает их между колен, в теплой складке юбки, замирает в ожидании и говорит, что, может быть, он прав, а голос звучит смешно, господи, наверное, она и выглядит смешно, старая тетка, хотя разве можно быть старой в тридцать шесть, разве тридцать шесть — это возраст, и она боится посмотреть, но все же поднимает взгляд и видит его улыбку и его лицо так близко, еще ближе, и он ее целует.

Еще один рассказ Веры Богдановой:

Категория:  Очерки. Истории. Воспоминания




s58180780

Счастье не всегда есть безмятежное существование. И любовь не всегда идиллия. Бывает, что встретятся два вроде бы разных человека – и прилепятся друг к другу, и, даже порой страдая, никак не расстанутся, а расставшись, всё равно останутся вместе.

Потому что трудная любовь – особая и дорогого стоит. Светлана Крючкова об этом знает  

− Он сидел спиной к окну, в которое лилось майское солнце, и почему-то я заметила, что уши у этого едва знакомого мне мужчины розовые, прозрачные на свету. Ногами он не доставал до полу из-за высокого кресла и своего небольшого роста. В картину «Старший сын» я, молодая артистка, пробовалась на одну из главных ролей. Операторы старой школы занимались внешним видом персонажа, создавая образ так, как художник рисует на бумаге, поэтому Юра Векслер − а речь о нём − вместе со мной сходил к художнику по костюмам и теперь смотрел, как меня гримируют. Долго подбирали причёску. «Попробуй так, − говорил он художнику-гримёру. – Теперь так». Наконец сказал: «А теперь расчеши ей волосы и оставь её такой, какой она была».

Сделали пробу. Утвердили меня почти сразу. Юра ушёл домой, он жил буквально за стеной «Ленфильма», в доме для сотрудников киностудии. Ушёл, а я на киностудии стала ждать вечера, чтобы отправиться на вокзал и уехать к себе, в Москву. Мы со съёмочной группой пили шампанское, болтали… Заговорили про Юру, я сказала: «Жалко, что он с нами не посидел, мне хотелось с ним ещё пообщаться». «Тогда мы ему позвоним?» − «Давайте». Ребята позвали Юру к нам, но он отказался. Дали мне трубку, я долго с ним беседовала, даже не помню о чём. Затем отвезли меня на вокзал.

На вокзале я, оставшись одна, из телефонной будки набрала Юрин номер, и мы принялись опять разговаривать, я читала ему стихи… «Хотите, − спросила его, − я вообще никуда не поеду?» − «Езжайте, у вас завтра спектакль. Приедете ещё, мы с вами поговорим, увидимся». В Москву я отбыла сильно влюблённой. И стала ждать, когда опять отправлюсь в Ленинград, уже на съёмки, целый месяц ждала встречи. 

Kruchkova-Veksler.jpg

С Юрием Векслером на съемках фильма «Женитьба». 1976 год

В Ленинграде после первого съёмочного дня мы с Юрой пошли к нему – он жил с семьёй сестры, – и я там осталась. Как будто так всегда и было. Странное ощущение. От родителей я уехала в семнадцать лет и нигде не чувствовала себя дома. Чужие квартиры, общежития, гостиницы. Раскладушки, складные диваны. (С тех пор терпеть не могу заправленных кроватей, для меня это символ бездомности, в гостинице всегда прошу мою постель не трогать.) Но у Юры я утром проснулась с чувством, что это мой дом: мне было хорошо, как в детстве.

И вы решили всё в Москве оставить, в первую очередь театр, и уехать в Ленинград?

− Ничего я не решала и не раздумывала. Меня интуиция ведёт. И я просто осталась с Юрой. У него тогда была подруга, ради которой он ушёл от жены, замужняя, растившая ребенка. Она приходила к Юре и уходила. Однажды опять пришла, и Юра сказал мне: «Я люблю её, я понял это. Извини меня». – «Ну хорошо». Съёмки картины закончились, я должна была уезжать. Стояло лето.

«Юра, я оставлю тебе адрес. Проводи меня завтра в аэропорт». И на следующий день по дороге туда сказала ему: «Ты любишь только меня и будешь любить всю жизнь».

Вернулась в Москву и опять, как в прошлый раз, не отходила от телефона. Спустя месяц Юра позвонил: «Приезжай». − «У меня сейчас вообще нет денег». Он мне выслал. В девять утра я эти деньги забрала на почте и − в аэропорт. Уехала я в тот, первый раз от Юры в июне, вернулась к нему в июле и в августе позвонила главному режиссёру МХАТа, где тогда работала, Олегу Ефремову. «Олег Николаевич, я ухожу из театра». − «Ты с ума сошла?! Мы тебе Юлию в «Дачниках» собирались дать!» А во МХАТе я играла и репетировала главные роли. «Олег Николаевич, я выхожу замуж». Он усмехнулся: «За кого?» – «За Векслера». Повисла большая пауза. А Ефремов снимался в фильме Виталия Мельникова «Здравствуй и прощай», оператором которого был Юра, и знал его. «За Векслера? – переспросил Олег Николаевич. – Выходи». − «Но у меня в театре документы…» – «Всё потом, Света».     

А откуда, от кого, из чего родом был Векслер, ради которого вы начали новую жизнь?

− Юрин папа, Абрам Соломонович, хорошо рисовал и в молодости уехал из Витебска в Петроград с Казимиром Малевичем, учился в Академии художеств. Потом работал художником-постановщиком на «Ленфильме» (где его, кстати, все звали Аркадием, почему и Юра неофициально был Аркадьевичем). Его жена, Мэра Ароновна, служила там же, в актёрском отделе. Она уже ждала второго ребёнка, когда мужа отправили на финский фронт. 

Юра родился в феврале 40-го. Знаете, кстати, как его поначалу назвали? Мама после родов заболела, поэтому регистрировать ребёнка пошла её сестра. Она как раз прочитала биографию Карла Маркса, которого за курчавые волосы и смуглую кожу дома в шутку называли «мавром». Когда папе в письме на фронт сообщили, что у него родился сын и ему дали имя Мавр, Абрам Соломонович поздравил жену, но спросил, почему не Отелло. Поправившись после болезни, мама пошла в загс, чтобы поменять сыну имя, но ей сказали, что мальчик при получении паспорта сам сможет, если захочет, это сделать. Но, к счастью, одновременно с Юриной мамой в загс обратился солдат, чьего сына назвали Трактором после того, как в колхозе получили новую технику. Сотрудники загса так развеселились, что решили поменять имена и Трактору Ивановичу, и Мавру Абрамовичу. Обоих мальчиков назвали Юриями.

Началась война. Отец был на съёмках. В августе стали эвакуировать из Ленинграда детей, Мэра Ароновна со старшей дочерью Лианой и Юрой сели на поезд, который в пути, недалеко от города, попал под бомбёжку. Состав горел, пассажиры разбегались, Векслерам помогли выбраться из вагона, и они спрятались в ближайшем лесу. К утру мать задремала, а Юра заплакал, и ему кто-то дал попить водички из болотца. Уже по возвращении в Ленинград у Юры поднялась температура, в больнице он чуть не умер. Слабый, в полтора года Юра еле ходил. Во время авианалётов Лиана брала его на руки, успокаивала и говорила: «Это по фашистам огонь». Юра прижимался к ней, крепко её обнимал. Однажды, когда сестра опять сказала: «По фашистам огонь», − он, до того даже «мама» и «папа» не произносивший, повторил за сестрой: «Огонь». Это было его первое слово. Отправляя при очередном авианалёте детей в бомбоубежище, мать сказала Лиане, что, если им придётся выбираться из завала и она не сможет вытащить брата, пусть спасается сама. Но Бог милостив: ничего не случилось. Потом была Дорога жизни. Юра уже находился в полной дистрофии, с раздутым животом. В результате он, задуманный природой как человек совсем не слабый, с четырнадцати лет стал болеть.

Он был «странным» мальчиком. В Лиану, красавицу, хорошо игравшую на скрипке, были все влюблены, её снимали в кино. А Юра рос замкнутым. Мечтал стать шофёром: папа брал сына на выбор натуры и тот часто ездил с ним на машинах, сидя рядом с водителем. Дома устраивался в углу и начинал: «Дыр-дыр-дыр-дыр-дыр…» Мог сидеть, произнося эти звуки, часами, особенно если приходили гости и тогда взрослые занимались собой. На возникавший всё-таки вопрос, что он делает, Юра отвечал: «Разве вы не видите? Я еду на машине». Настолько у него было богатое воображение, что он видел перед собой дорогу и долго-долго «ехал» по ней!.. Потом, как многие мальчишки после войны, хотел стать военным. Маму попросил пришить к его курточке подаренные кем-то погоны и вырезанные им из газет изображения орденов и медалей. В детском саду воспитательница с серьёзным видом поздравила Юру с «наградами», правда, одна из них была орден «Мать-героиня».

Жили Векслеры в одной комнате, в центре города. Центровые ленинградские мальчики – особые. Юра хорошо рисовал, быстро запоминал стихи, рано научился читать и читал много, в школе учился неплохо. Каждое воскресенье папа водил его в музеи. Благодаря лендлизовским посылкам Юра ходил в бриджах, гольфиках, в берете с помпоном – необычного для советского двора, европейского вида мальчик. При этом он любил громко петь у кого-то подслушанную песню «Цыплёнок жареный», одна строчка в его исполнении звучала так: «Велели плёхтик показать», − вместо «паспорт». Юру даже прозвали «плёхтик». 

Став постарше, он, как многие подростки, начал тянуться к блатным компаниям, которые во множестве существовали в послевоенное время: ребятам нравился лихой вид блатарей, их сапоги, тельняшки, золотая фикса во рту. И кепка-лондонка. Муж Лианы подарил Юре такую, но он её недели не проносил: однажды вечером кепку у него с головы сорвали. От хулиганов, с которыми общался, Юра перенял феню – мог свободно на ней ботать − и блатные песни. Знал их много, мы потом вместе пели: «Ой, не ходи ты поперёд тюрьмою, не звени подборами», «Ты стучи-стучи, тебе Бог простит, а начальнички тебе срок скостят» и другие.

Учился Юра кроме обычной школы в Средней художественной, знаменитой СХШ, откуда вышло много хороших художников. Потом пытался, три раза, поступить во ВГИК на операторский факультет – не приняли, явно из-за «пятого пункта», хотя другие со сделанными Юрой фотографиями поступали. Он не отчаивался: пошёл работать к родителям на «Ленфильм» и прошёл все ступени операторской школы. Первую самостоятельную работу осуществил благодаря другу Мите Долинину. Снимался фильм «Семь невест ефрейтора Збруева», Митя был главным оператором, Юра – вторым. Оба молодые. Митя, влюблённый в свою будущую жену, не вытерпел и прямо со съёмок уехал к ней. Тогда режиссёр Виталий Мельников предложил дальше снимать Юре. Так он стал оператором-постановщиком… так и не получившим высшего образования, на что в результате все закрыли глаза.

С тех пор Юра много работал, почти без остановок. Был уверен, что оператор – профессия гуманитарная, что в ней необходимо выявить смысл возникающего на экране. Важно, чьими глазами зритель видит персонажей: если влюблённого человека – это одно, ненавидящего – совсем другое. В кино ценен субъективный взгляд. Так считал Юра.

В жизни, как мы видим, субъективный взгляд на человека не менее важен и называется любовью. Итак, вы остались в Ленинграде с Векслером. В качестве кого?

− С Юрой мы не расписывались: я просто приехала к нему, на доверии, на полном. На дворе стояло лето, театры не работали, и показаться я никуда не могла. А в сентябре меня неожиданно пригласили на разговор к Георгию Александровичу Товстоногову: редактор из телевизионного объединения позвонил ему и сказал, что в Ленинград переехала интересная молодая артистка, только что снявшаяся в картине Мельникова. А надо заметить, что Юра всегда, когда мне предстояла беседа с Товстоноговым, заранее говорил, что я от Георгия Александровича услышу, что должна ему ответить и так далее, весь диалог мне озвучивал. И неизменно оказывался прав. Юра выстроил мне весь разговор и в тот раз, посоветовав: «Не соглашайся на показ. Если Товстоногов попросит тебя показаться художественному совету, скажи, что сценарий фильма, в котором ты только что снялась, написан по известной пьесе Александра Вампилова. Предложи им просмотр картины на «Ленфильме» в директорском зале». Именно так я, еле набравшись храбрости и глотнув воздуху, ответила на следующий день Товстоногову. Он пробасил: «Нет, ну не надо ничего этого. Репетируйте. Договоримся об одном: сыграете роль – возьмём в штат, не сыграете – расстанемся друзьями». − «Я согласна». С театром у меня всё устроилось.

Жить мы с Юрой стали у Мити Долинина, в однокомнатной квартире. Митя с женой Леной Карусаар спали на диване, мы – на матрасе, положенном на пол. На ночь вокруг матраса клали смятые газеты, чтобы услышать шуршание, если побежит крыса. Потом нам дали хороший рецепт от крыс: насыпать по периметру комнаты сушёной аптечной ромашки. Бытовые условия были неважные, но меня эта сторона жизни не особенно тогда заботила, если уж совсем не подпирало. В первое время в Ленинграде я была, учитывая здешнюю погоду, раздета. Я родилась и выросла на юге, в Кишинёве, поэтому в Питере даже летом мёрзла. Лена дала мне своё пончо. А на зиму у меня уже не было ничего, и не купить было в то время. 

Я снялась в картине «Долгие вёрсты войны», в Калининграде, и мне там подарили офицерский овчинный полушубок, белый. Юра с друзьями полушубок распороли и перешили, покрасив его при помощи спрея в мастерской одного из них, скульптора, в коричневый цвет и оставив белый пробивающийся наружу мех. А пока делали полушубок, я ходила в Лениной кроличьей шубе, которую мы называли «тучка». Помните песню из мультфильма: «Я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь»? Надев эту шубу, я становилась похожа на Винни-Пуха. Но полушубок мне сделали замечательный. Хотя нам тряпки и тому подобное были малоинтересны.

Всё было хорошо, жили мы с Митей и Леной дружно, одной семьёй. Потом театр дал мне комнату в общежитии.

Юра был старше большинства из нас: если меня − на десять лет, то других актёров, наших соседей, − на двадцать. Но настолько полюбил жить в общежитии, что, когда мы оттуда уезжали, расстроился. Там же всегда были люди, и люди интересные, не только наши коллеги, артисты, но и дворники образованные. Например, один из них знал три иностранных языка, его жена преподавала в университете китайский. Жили мы с соседями дружно, комнаты ни у кого не запирались. 

В нашей сразу за дверью на полочке открытого шкафчика стоял красный горшочек с крышечкой, в котором лежали деньги, и любой, если была необходимость, мог прийти и взять оттуда, а потом клал деньги обратно. У меня была большая выварка, литров на двадцать, она и сейчас есть, я варила в ней борщ на всё общежитие. К нам с Юрой часто приходили гости, и ленинградские приятели, и приезжавшие из Москвы. Паша Лебешев, Юра Богатырёв, Миша Козаков, Олег Даль, Василий Ливанов, Виталий Соломин – кто только у нас не бывал! Я стелила скатерть, доставала всё, что было дома съестного, – и начиналось застолье, с разговорами, стихами, песнями. Мы и одни с Юрой много разговаривали, читали вслух, пели.

maska.jpg

Как вы можете назвать своё тогдашнее состояние? Счастье?

− Какое-то духовное и радостное существование было, безумно интересное. Круг Юриных друзей совершенно не походил на тот, в котором я выросла. Многие принадлежали к потомственной питерской интеллигенции. К примеру, у Мити Долинина родня – это Ленинградский университет. О его тёте, Наталье Долининой, учительнице, написан сценарий к фильму «Ключ без права передачи», который снимала Динара Асанова, а операторами у неё были Митя и Юра. Динара, Алексей Герман, Светлана Кармалита, Илья Авербах, Игорь Масленников, Виталий Мельников – вот кто окружал Юру. А я, когда они собирались, сидела и молча, исполненная трепета, слушала, о чём говорили. Что я могла им тогда сказать? 

У Галины Венгеровой есть рассказ о том, как она пришла в гости к знаменитому человеку и, внимая присутствовавшим там людям, за вечер не произнесла ни слова. Когда она уходила, хозяин сказал, что девочка хорошая, но жалко, что немая. В Юриных компаниях я поначалу была такой же немой девочкой.         

Юру все обожали, Юру уважали, Юру боялись. В театре ко мне подходили и говорили шёпотом: «Светлана Николаевна, ваш муж пришёл. Он стоит у расписания». «А что вы шепчете?» − удивлялась я. Почему обожали и уважали, понятно: он был умён и очень талантлив. А отчего боялись? Если у нас дома оказывался человек непорядочный, Юра мог так посмотреть на него своим тяжёлым взглядом, что гость через пять минут уходил из комнаты или вовсе из дому. Перед Юрой робели, потому что он хорошо знал людей, видел их насквозь. Но при этом во многом оставался бесхитростным.

Вообще, он был какой-то неправильный еврей, совсем неправильный. Например, выпивающий. На эту тему есть смешная история. Когда Юра был маленьким, его мама как-то поставила на подоконник стакан спирта и ушла на кухню. Вернулась, а Юра лежит, ножка на ножку, и во всё горло поёт: «Раз тачанка, два тачанка, шли четыле колеса!» – «Юрочка, ты пил из этого стакана?» – «Да, водичку, но она невкусная». А если серьёзно, то как раньше было в нашем кино? Отмечали первый съёмочный день, операторский кадр, актёрский кадр, сотый кадр, последний съёмочный день. Собирались после рабочего дня за столом, обычно у кого-нибудь дома, на кухне. Это не были пьяные гулянки, это были именно застолья, но происходили они достаточно часто. 

Впрочем, мы все тогда хорошо выпивали. Юрина «неправильность» проявлялась и в том, что он был заводным и драчливым. Ревновал меня. Если меня кто-нибудь приглашал на танец, что потом было!.. Нет, Юра не лез в драку с «обидчиком» как таковую, понимая, что у него самого не хватит на неё сил. Он просто предпринимал нечто кардинальное: наносил один удар, которого оказывалось достаточно, чтобы «соперник» ретировался. Как-то мы с Юрой были в доме отдыха, и я уехала оттуда на машине, так он стал мне звонить домой, кричать, что я его специально там бросила, а сама отправилась в город одна. Я вернулась, оставила ему машину и уехала на электричке. Со временем меня Юра из-за руля вообще выгнал: хотел чувствовать себя мужчиной. (Впрочем, несмотря на свой темперамент, водил аккуратно, особенно когда уже начались серьёзные проблемы со здоровьем.)

Да, Юра был крутого нрава. Вспыльчивый. Только не на работе. Дома же мог кричать, на меня, как угодно. Потом переживал, извинялся: «Прости, я не помню, что говорил». – «Юрочка, но я-то помню». – «А ты не запоминай». – «Я ведь артистка, у меня память устроена так, что помню всё, и ничего не могу с этим поделать. Лучше не произноси обидных слов: ты скажешь, а у меня они помимо моей воли осядут в голове».

Но при всей своей вспыльчивости он был очень ранимым, как всякий сомневающийся в себе человек. И вообще потерял веру в себя, когда тяжело заболел. Я сказала, что после тяжёлого военного детства он имел слабое здоровье, страдал юношеской гипертонией. Но в молодости был спортивным, катался на горных лыжах, лазал по Красноярским Столбам, а это одна нога на одном столбе, другая – на другом и внизу – пропасть. Когда снимали «Женитьбу», группа поехала в конно-спортивную школу в Пушкин, где надо было отобрать лошадей для фильма. Директор школы, каскадёр, спросил, кто хочет поездить верхом, все захотели. Нам показали, как садиться на коня, как его поворачивать, как останавливать. Поехали в поля, поездили два часа. Когда я слезла, у меня земля под ногами шаталась. «Кому понравилось, − сказал директор, − приезжайте послезавтра». Приехали только мы с Юрой и наш второй оператор. Юре так понравилось! Мы потом часто бывали в той школе. Мужчины надевали на ноги чехлы, на головы – стетсоны, как ковбои, и по-ковбойски ездили на длинных стременах. У Юры была маленькая лошадка, Ракета, юркая, быстро реагировавшая на команды. Мне дали тяжёлого коня, помесь рабочего с орловским рысаком. Иногда белыми ночами, с перемётными сумами мы уезжали в поля или в Александровский парк.       

Здоровьем своим Векслер занимался?

− Нет. Много ездил со съёмочными группами в экспедиции, вообще работал на износ. Если «Женитьбу» снимал на штативе: на тележке стояли ящичек, потому что Юра был небольшого роста, и штатив, на нём камера, то, например, картину «Отпуск в сентябре» всю снял с рук, несмотря на больное сердце. В зрелом возрасте у него ноги болели, потом было пусть кратковременное и частичное, но онемение одной стороны тела. Ещё раньше, в тридцать семь лет, начались проблемы с сердцем, я всегда вызывала одну и ту же кардиологическую бригаду и в ожидании её сама принимала меры: у меня в аптечке были нужные лекарства, я делала укол Юре. В конце концов у него всё равно случился инфаркт.

Тогда не было таких способов лечения, как сейчас. Юра долго лежал в реанимации, потом в реабилитационном отделении, потом поехал в санаторий. Я была беременна. Купила для Юры шагомер, и мы ходили, прибавляя по нескольку шагов: прошли четыре, назавтра – восемь и так далее. Одну ступеньку по лестнице преодолели, на следующий день две, потом три. Дмитрий Давыдович Месхиев, тоже оператор, старший Юрин друг, тогда же получил инсульт. Я заметила, что подобные болезни особенно тяжело переносят те мужчины, которых называют «мачо»: они привыкли быть сильными, выглядеть неуязвимыми и, когда с ними случается то, что случилось с Юрой или Дмитрием Давыдовичем, ломаются психологически. К себе в дом из знакомых женского пола Месхиев допускал тогда меня одну. Может, потому, что и с Юрой случилось подобное.

Как он вернулся к работе?

− Юра должен был снимать картину Виталия Мельникова и переживал, что тот возьмёт другого оператора. Я утешала: «Пусть лучше возьмёт другого. Жизнь дороже». Позвонила Виталию Вячеславовичу, объяснила ситуацию, сказала, что Юра в течение полугода не сможет встать за камеру. На что Мельников ответил: «Ну что ж, я его подожду».

Потихоньку, полегоньку мы выкарабкались, и работать Юра начал раньше, чем мы ожидали. Заболел он зимой, а весной ему позвонила Динара Асанова, которая приступила к «Пацанам». Прежний оператор, уже отснявший некоторое количество сцен, с картины ушёл, и теперь Динара звала Юру. Он сразу, по телефону, отказался. Потом уже − мне: «Не пойду. Я вообще, наверное, не смогу больше снимать». Я начала его уговаривать, самыми простыми женскими магическими словами: «Юрочка, ты сильный. Юрочка, ты умный. Юрочка, ты профессиональнейший человек. Ты замечательный оператор. Динара предлагает тебе прекрасный материал. Всё будет хорошо».

А надо заметить, что Юра был не просто оператором, настолько велика доля его участия в каждой картине. Сейчас недоброжелатели говорят про меня: «Она сочиняет, что отказывается от ролей, а её просто не зовут». Нет, родные мои, должна вас огорчить: зовут, конечно. Но смотреть на то, как сегодня снимают, не могу, даже на то, что режиссёр всё видит в монитор и исправляет работу оператора. Как это было раньше? Режиссёр, заглянув в глазок кинокамеры, мог увидеть только неподвижную картинку, но в процессе съёмки не знал, что получается. Отсмотреть всё, что легло на плёнку, он мог лишь после того, как её проявляли, печатали и привозили ему. Во время же работы результат видел только оператор. Какой уровень взаимопонимания, единомыслия должен был быть между ним и режиссёром!

Естественно, Юра советовался с каждым из них по поводу того, как подать ту или иную сцену, но кадры выстраивал сам. В «Женитьбе» Подколёсин, которого играл Алексей Петренко, сидит в своей комнате, и все предметы вокруг него – например, ширма, спускающийся со стола чулок – расставлены и разложены Юрой. Но главное − он хорошо знал, как показать того или иного артиста. По поводу меня в роли Агафьи Тихоновны в «Женитьбе» сказал: «Для этой артистки один грим – горячая вода и мыло. Не подходить даже с пудрой». И дал мне совет на всю жизнь: «Ось камеры – выше носа». То есть чтобы другие операторы снимали меня чуть сверху, что я им и советую. Если во время репетиции Юра видел, что артист вошёл в образ, говорил второму оператору: «Снимаем». –«Аркадьич, мы ещё не готовы…» − «Ничего, артист готов». 

После инфаркта Юра боялся, что не сможет заниматься своей профессией, как привык. Планка изначально была высокой, а теперь он не верил в свои силы, ощутив себя физически беспомощным. Но я уговаривала его согласиться на работу с Динарой, уговаривала и уговорила.

Если бы оставили черновую фонограмму «Пацанов» и сегодня выложили её в Интернете, она собрала бы такое количество лайков! На ней стоит ужасающий мат Векслера. Потому что Валера Приёмыхов, яркая личность, всеми любимый человек, не всегда знал, как повернуться к камере. Юра на него орал: «Подними глаза! Подними голову! Куда ты смотришь?!» Командовал, потому что видел, как герой будет выглядеть на экране. А мальчики, снимавшиеся в картине, вообще не были артистами, ими Юра тоже руководил.

Когда он вернулся домой после первого показа фильма съёмочной группе, сказал, что, по общему мнению, картина не получилась. Не понравилось, как Динара смонтировала материал (хотя она была очень талантлива в монтаже), что, например, выбросила «самый сильный» момент из сцены драки. Я спросила Юру, будет ли ещё просмотр картины, он ответил, что да. «Узнай у Динары: можно, чтобы я пришла?» «Пацанов» я посмотрела на одном дыхании. У выхода из зала работавшие на картине спросили меня: «Ну что?» Я сказала всего одну фразу: «Ребята, вы за этот фильм получите Государственную премию». Как в воду глядела. 

С Госпремией связана смешная история. Предстояло ехать в Кремль сценаристу Юре Клепикову, Динаре с мужем Колей, Валере Приёмыхову, Юре и мне. (Юра без меня ехать не хотел.) Незадолго до отъезда он забеспокоился: «Не знаю, что делать: не могу выходить на сцену в костюме и галстуке». Он никогда не носил костюмов. Кстати, и другой известный оператор, Георгий Рерберг, тоже. У них был определённый стиль одежды: тонкие шерстяные свитерочки с небольшими отворачивающимися воротниками под горло, сверху свитера надевали обычно куртку. Не пиджакообразные были − свободные творцы. Я узнала телефон комиссии по Ленинским и Государственным премиям. Позвонила и объяснила, что Векслер не может заставить себя надеть костюм, хотя он у него и есть, а галстук ощущает как удавку. Меня спросили, в чём Юра ходит, я ответила, что в тонком свитере, скромном, сереньком. (Ещё любил военизированную расцветку – хаки. Помню, мы ему где-то под Ленинградом купили такие брюки за восемь рублей и куртку.) Член комиссии, с которым я разговаривала, поинтересовался: «А он может надеть свитер и на свитер пиджак?» – «Может…» − «Пожалуйста, пусть сделает над собой усилие и наденет».

Так что фильм сняли, премию получили, и Юра наконец вроде бы восстановился, вернулся к полноценной работе.

И сын родился.

progulka.jpg

Юра в тот день был у Лёши Германа. Это он, кстати, устроил меня в хороший роддом. Они сидели втроём – ещё Валера Федосов, кинооператор − и ждали телефонного звонка. Но Юра не вытерпел, и ровно в 18.30, когда Митя появился на свет, я, лёжа на столе в родильном зале, услышала, как зазвонил телефон и слова медсестры: «У вас сын родился, но мы его ещё не измеряли и не взвешивали». Я спросила: «Это мой муж?» ­– «Да». Юра, узнав о рождении ребёнка, плакал от счастья. Назвать мы его решили, как захотел Юра, Митей, в честь своего друга Дмитрия Долинина.

В роддоме случилась одна неприятность: Мите при рождении сломали ключицу и на третий день собирались перевезти его в реанимацию. Мне находиться там вместе с ребёнком не позволяли, Лёша Герман с Юрой два дня добивались разрешения. Кювез с Митечкой как раз поставили в машину, когда подошёл Юра: «Это случайно не Крючков?» – «Да. А вы кто? Папа? Видели своего сына?» И Юра произнёс фразу, ставшую в нашей семье легендарной: «Нет, но уже от него обалдел».

Перед выпиской домой молоденькая медсестра запеленала Митю, согнувшего ножки, так, что получился квадратный конверт. Она вышла с этим квадратом к встречавшим нас, и у Юры сделались такие глаза! Я стала его успокаивать: «Юрочка, всё нормально». 

Своим долгожданным и единственным ребёночком он занимался?

− Юра плохо себя чувствовал: давление мучило, ноги болели – ходить было трудно. В одной комнате лежал он, в другой − Митя, я между ними бегала. Юре запретили поднимать что-нибудь более-менее тяжёлое, поэтому Митю на руках носила только я. И на плечах, как обычно папы носят. Юра переживал: «Если бы я был здоров, я бы с Митей мог побегать, потом в футбол начали бы играть…» В футбол потом с подросшим сыном играла я, даже в «классики» скакала. «Юрочка, не обязательно же в футбол, − говорила я. − Вот ты лежишь на диване, Митя сидит рядом с тобой, а ты разговаривай с ним, рассказывай ему что-нибудь. Ты столько можешь дать ребёнку!» Мы стали собирать детскую библиотеку, Юра покупал Мите репродукции с полотен известных художников, дома я становилась на колени и, по периметру обползая квартиру так, чтобы моё лицо было на уровне лица годовалого малыша, развешивала «картинки».

У Юры не хватало сил ни ребёнком заниматься, ни домом. Живя со своей первой женой, он и ремонт делал сам, и украшал квартиру, например, витражи расписывал. В быту был большим аккуратистом, в купленном им у Мельникова бюро все было тщательно разложено, конторские принадлежности, кстати, ценил. Что Юре нужно было в его пространстве? Книги, картины и порядок. Теперь, когда он болел, этот порядок наводила я. Это сейчас ничего по хозяйству не делаю, а тогда делала всё. Ни нянь у нас не было, ни домработниц: Юра не терпел долгого присутствия чужих людей в доме. Сын, будучи совсем маленьким, не спал из ночи в ночь, кричал, я часами носила его на руках, потом ещё два раза в день с ним гуляла, в любую погоду. Каждый день мыла семьдесят два квадратных метра пола, готовила, стирала. Купила себе сумку на колёсиках и ходила с ней в магазин, пользуясь тем, что тогда приобрести что-то из товаров было проще человеку с хорошими деньгами и связями либо известному. Я была из вторых. (Юра переживал, что меня узнают на улице, а его нет, но операторов и в других странах не знают в лицо.) На рынок ещё ездила с туристским рюкзаком, набивала его мясом, морковкой, свёклой. Дома тёрла морковку и – соковыжималки у нас не было – руками через марлю выжимала сок, когда Юра лежал после инфаркта, – до литра в день. Травы заваривала, всегда они стояли на столе, но Юра пил их плохо: открываю − в чайнике уже плесень. Кормила сына и мужа, давала Юре лекарство, уезжала на репетицию, возвращалась после трёх часов, опять кормила, опять давала Юре лекарство: он брал его только из моих рук, даже не знал, как оно называется. Хотел, чтобы за ним ухаживала только я, так было и до болезни, и, естественно, после. За мужчиной вообще надо ухаживать.

Поэтому я всё знаю о Юре, о его вкусах, пристрастиях. Он терпеть не мог кисель и морковку. Обожал свиную рульку, которую было тогда не достать, но я доставала, и мои пироги с капустой. Говорил: «За что еврейские юноши любят русских девушек? За то, что те прекрасно пекут пироги с капустой». Нравилось ему, чтобы дома всегда была еда, а худым оставался, потому что у него конституция была такая и из-за слабого здоровья.    

Ваша жизнь с его болезнью стала более закрытой?

− Раньше у нас был дом, куда постоянно приходили гости, где отмечали дни рождения не только мои или Юрины, но и друзей. Один из них накануне своего юбилея приехал с мамой и сестрой, и они готовили на нашей кухне, потом мы накрыли там стол. Собирались ещё у Германов. Наша квартира находилась за углом театра, поэтому после репетиций или спектаклей к нам постоянно кто-то забегал. Но когда Юра заболел, когда родился Митя, я повесила на двери изображение руки, на которой было написано: «Стой! Не звони!» И указано, в какое время: с 21 часа до 9 утра и во время Митиного и Юриного дневного сна.

От съёмок и гастролей вы отказывались?

− Юра вообще не любил отпускать меня надолго, поэтому я в те годы мало работала на выезде. Не нравилось ему, если я уезжала из дому на несколько дней, даже когда он ещё был относительно здоров. Хотел, чтобы я поменьше снималась, поменьше играла на сцене и выступала перед зрителями. Он ревниво относился к моему успеху. Старался испортить праздник, после премьеры сделать так, что я уже не шла отмечать её, ни до чего мне было, до слёз доходило. Хотя мои актёрские способности ценил. Вспоминаю случай, как мы с ним поехали на мое выступление и Юру попросили сказать вступительное слово. На сцене у него тряслись руки, он заикался, не мог выразить мысль. Никогда не думала, что он может так волноваться, за столом же с друзьями он был прекрасным рассказчиком, веселился, пел. А здесь – такой страх перед зрителями. Потом Юра мне сказал: «Не знаю, как ты выходишь на сцену». И всё равно не любил, чтобы я на неё выходила.

Хотел, по большому счёту, чтобы вы целиком принадлежали ему?

− Наверное.

Вы из тех женщин, что горой стоят за своего мужчину?

− А как иначе, если любишь человека? Вот Мельников позвал Юру работать на картине «Две строчки мелким шрифтом», а Виталию Вячеславовичу намекнули, что слишком много собрал вокруг себя евреев. И Юру не взяли. А главная женская роль была специально написана для меня, и даже имя героини – Светлана. Звонит мне Мельников: «Ну что, мать, будем сниматься?» − «Нет». – «Почему?!» − «Потому что роль я обсуждала с Юрой, без него мне будет тяжело». – «Мне тоже будет тяжело». – «Но мне тяжелее». Отказалась.

У вас были свои, отдельные желания? Кроме как в творчестве? Требования, прихоти, капризы?

− Да я особо не просила ничего. Помню смешную историю. Сказала Юре, что скоро получу деньги за картину и хочу на них купить себе в Доме моды платье. Решили ехать вместе. Являюсь к нему на киностудию, Юра сидит в кафе с операторской группой. Я: «Юра, едем?» Он: «Куда?» – «Мы же с тобой договорились: мне за платьем». ­– «А давай возьмём моих мальчишек (операторов то есть) и сначала посидим в «Баку»?» В результате «мальчишки» были накормлены-напоены, а я осталась без платья. Хотя Юра иногда покупал мне одежду. Один раз мы пошли в магазин «Берёзка», нервничая, потому что не были приучены к таким местам, и он выбрал мне зелёное платье и чёрный вельветовый костюм, в котором я снята на всех фотографиях конца 70-х. А так… мне мало надо.

А если говорить не о материальном? Вы могли позволить себе, в те времена, конечно, когда Юрий хорошо себя чувствовал, поплакать у него на плече?

− Знаете, ни один из моих мужей выслушиванием и утешением меня не занимался. Мужчина, по-моему, не любит, чтобы его женщина перед ним рыдала. Вот были у меня мужчины-друзья, им я могла выплакаться. Но чаще в одиночестве переживала. А плакала много. Все мои поэтические программы, с которыми выступаю, я делала на протяжении сорока с лишним лет. Читала стихи, находила в них ответы на вопросы. Им, моим поэтам, я и плакала. Так постепенно рождалось то, с чем я сегодня выхожу на сцену.

Я вроде открытая, но это обманчивое впечатление. Ошибочно думать, что я вся нараспашку. Может, я бываю нараспашку, но главное остаётся со мной, я этого не выскажу. Лучше поплачу себе тихо. У меня есть мои плюшки-игрушки, которые со мной всю жизнь, им пожалуюсь. У многих взрослых людей они есть, в чём редко кто признаётся, но, когда я кому-то говорю о своих «друзьях», люди начинают доставать таких же из сумочек и показывать мне. Плакать я могла на плече у детей, у Мити особенно, потому что, когда родился младший, я уже была постарше, посдержаннее.

Но безграничная, ничего не ждущая взамен любовь женщины к мужчине − она ведь не может жить самой собой. Что вам дал Векслер?

− Юра научил меня всему. Научил отношению к жизни. Научил видеть людей. Научил смотреть фильмы, спектакли, живопись. Это был его взгляд на мир – тот, который появился у меня. Были люди на «Ленфильме», которые говорили, что Крючкова повторяет только то, чему её Векслер учит. Мне Юра сам об этом рассказал и возмутился: «Не понимают они, что с дурой я бы жить не стал!»

Он однажды сказал мне, что жить можно только с тем человеком, реакция которого на любое событие тебе интереснее чьей бы то ни было. Меня действительно в первую очередь волновало Юрино мнение по всем большим вопросам, думаю, что и его – моё. А пришёл он к такому выводу в результате игры, которую мне предложил: «Давай представим, что мы с тобой разошлись. Кто из нас с кем мог бы жить?»

А откуда такой вопрос?

− Юра, вероятно, стал считать, что он мешает мне жить. Говорил, что он болен, что стар для меня, что мне надо завести любовника. Я возмущалась: «Юра, что ты болтаешь?!» Пять лет он вёл разговор о разводе. Если бы была постарше, наверное, нашла бы в себе силы не обращать внимания на его слова, успокоительного бы выпила. А я верила всему, что говорил Юра. И когда он стал убеждать меня, что нам надо расстаться, − поверила. Он настаивал, настаивал – и настоял. В конце концов я сказала ему: «Если ты так хочешь, если тебе так будет легче − пожалуйста».

В последний год нашей совместной жизни не знаю, что мучило его внутри, но он говорил мне даже, что я плохая артистка, что мне надо уходить из профессии.

Может, у него внутри был сильный надлом, отсюда такие слова? Не способен был больше человек выносить ситуацию, когда молодая, талантливая женщина всю себя отдавала ему. А оставаясь вместе, по-другому жить было невозможно. Но он не страдал от принятого решения?

− Потом стало ясно, что страдал… Разошлись мы в 88-м. Юра уже давно опять вовсю работал. Так и в январе 89-го был в экспедиции. Мне позвонили из съёмочной группы: «Знаешь, твой муж…» Но со мной в таких случаях разговор короткий: я никогда не слушаю гадости про своих родных – не доставляю чужим людям такого удовольствия. У меня ответ один: «Идите вы далеко». Даже если «доброжелатель» говорит правду. Мой близкий всё, что ему нужно, расскажет мне сам. И тогда, в январе, я спросила звонившего: «А ты знаешь, что мы в разводе?» – «Как?!» – «Так. Повесь трубку, до свидания».

Как вы справлялись с тем, что от вас ушёл в свою жизнь близкий человек?

− Думала, что без Юры жить не смогу, совсем. Ленинград был его городом. Большинство наших с Юрой друзей были его друзьями. Когда-то мне мой педагог Анатолий Петрович Кторов говорил, что в театре надо только работать, поэтому среди артистов я собственных дружб почти не завела. Оставались только те, кто в Москве.

И тогда я позвонила туда, Юрочке Богатырёву: «Мы с Юрой расходимся. Я хочу всё здесь бросить и вернуться». – «Конечно, Олег Николаевич тебя возьмёт». – «Я готова поселиться в общежитии, пусть мне дадут одну на нас с Митечкой комнату. Я приеду хоть завтра, подальше от этой боли…» Мы с Юрочкой разговаривали долго-долго. Потом он пытался дозвониться до помощницы Ефремова, та сказала, что Олег Николаевич уехал, но скоро вернётся. А спустя несколько дней в моей квартире раздался звонок, и знакомая кинокритик сказала мне: «Света, Юра Богатырёв умер». Я воскликнула: «Ты обалдела?! С утра такие шутки шутить!» – «Это не шутка». У меня был шок. Потрясение. Я вдруг почувствовала, как жизнь уходит. 

В те дни я поняла, что нужно рожать второго ребёнка, срочно. Если уж умер Юра Богатырёв, молодой, почти мой ровесник! Рано или поздно мы, старшие, уйдём, и Митя останется один. Так пусть у него будет брат.

Год был тяжёлый. В мае умер Георгий Товстоногов. С Юрой Богатырёвым я дружила, он был удивительным человеком, трогательным другом, внимательным. А Георгий Александрович был моей стеной. Как за каменной стеной – так я была за ним, а теперь его не стало. Я уже собиралась уезжать из города. Но познакомилась с Сашей, у нас родился сын, тоже Саша. Так судьба не увела меня из Петербурга.  

Вы продолжали общаться с Векслером?

− Он навещал нас, играл с Митей, брал его погулять, но ненадолго, потому что уставал. Придя к нам, всегда спрашивал: «Свет, у тебя есть что-нибудь поесть?» Это он просил поесть, будучи только что от женщины, с которой жил. Ещё рассказывал мне: «Я такой хороший бар нашёл, там травы заваривают!» На что я отвечала: «Поздравляю: у тебя такой бар был дома». А то позвонил: «Света, как называется лекарство, которое я пью от давления? Может, съездим вместе в аптеку?» – «Поехали, всё тебе куплю и напишу, как принимать». Мне его было безумно жалко.

Назад вы его не звали?

− У меня уже рос второй ребёнок! Мне было сорок лет, и если бы я ещё подождала, то не смогла бы больше родить. Юре Сашка нравился: «Какой у тебя чудесный малыш!»

Мне потом сотрудники нашего питерского Дома кино рассказывали, что Юра приходил туда, садился за стол и начинал свою «песню»: «Моя семья – это Света и Митя. Никого у меня больше нет, никого больше не хочу». При этом рядом с ним сидела та самая женщина, он с ней потом оформил отношения. Но Юра громко говорил: «Я люблю Свету и Митю». Это ни для кого не было секретом.

В Мите много от отца?

− Он прекрасно фотографирует. Но главное − у него жёсткий характер, не в меня. Сын умеет говорить слово «нет» и меня этому учил несколько лет. Я всегда боялась кого-то обидеть, но в конце концов научилась отказывать.

Векслер, человек проницательный, предвидел свою судьбу?

− Считаю, что в каком-то смысле предвидел. В последнее время он часто говорил, что умрёт. Даже так: «Я сдохну скоро».

Я была на съёмках в Севастополе. В один из дней почему-то стала нервничать, звонить Юре, не дозвонилась, звонила везде, куда он мог прийти, – его нигде не было. Звонила назавтра – напрасно. На следующий день вернулась домой, меня встречал муж, сели в машину, поехали. «Света, у тебя реланиум есть? Выпей две таблетки». Мы почти добрались до дома, когда он мне сказал: «Векслер умер». 

…В тот день, когда я уезжала на съёмки, Юра пришёл к нам. Уходя, сказал: «Хочу покурить». Я ему: «Что ты так много куришь?» Мы с ним вышли к лифту. Мне предстояла тяжёлая операция, чувствовала я себя плохо. Юра: «Света, мне не нравится, как ты выглядишь. Ты должна себя беречь: у тебя двое детей».

И вдруг, уже в самом конце разговора, произнёс: «Никто никогда не будет любить тебя так, как люблю тебя я».

фото: Советский экран/FOTODOM; личный архив С. Крючковой

Источник

Автор: Ирина Кравченко

Внимание! Мнение авторов может не совпадать с мнением редакции. Авторские материалы предлагаются читателям без изменений и добавлений и без правки ошибок.

Приглашаем на наш Телеграм-канал.

Шмель сказал, что колдун приходил к нему во сне.

— Глаза у него кто-то съел. И нос. И губы! Даже язык! Он говорить пытался, но я ничего не разобрал.

Они с Киром сидели в заброшенном роддоме. Темноту старой котельной разгонял пузатый фонарик.

— Страшно, — пожаловался Шмель. — Он стоит, весь в амулетах, ко мне тянется, но меня не видит. А я пошевелиться не могу, руки и ноги как паутиной оплели.

В свете фонаря глубокие тени под его глазами дрожали, отчего казалось, что по лицу друга кто-то ползает.

Вспомнились байки про сумасшедшую старуху по кличке Плаха, которая якобы воровала младенцев в роддоме, а однажды и вовсе пыталась все тут сжечь. Самое жуткое, что старуха эта до сих пор жила в посёлке, на одной улице с Киром.

— Как зима ударила, так он и снится. Бывает ещё сон, как я по школе брожу. Ночью. Свет не горит, только фонари на улицах. Они островки маленькие освещают. А за островками этими стоит кто-то и шепчет считалочку. Слышишь, полночь бьют часы, то проснулись мертвецы. С костяною головой, да с загнившею душой…

Кир, может, и не поверил бы другу, если бы и ему всякая чертовщина не снилась. Но он про неё рассказывать не стал. Кто-то из ребят говорил, что если свои страхи озвучишь, то выпустишь их наружу.

За две недели Кир с другом привыкли к посиделкам в старом роддоме возле леса. Никто сюда не ходил, не досаждал. Они прятались в маленьком тёплом помещении, куда не забирался ветер и трескучие морозы. Шмель говорил, что раньше здесь работала котельная. Но откуда здесь в углу широкий колодец, даже он не знал.

Сами друзья играли тут в карты. Иногда садились рядом с колодцем и гадали, что же там, на дне? Оно было глубоко, даже фонарик не доставал. Шмель считал, что дна нет совсем.

— Ну, кто сегодня вниз плюнет на счастье? — спросил Кир, когда они уже собирались уходить.

Решили выбирать на «су-е-фа». Выпало Шмелю.

Тот плюнул в колодец и сразу отбежал.

— Ты забыл желание загадать, — засмеялся Кир, — чтобы начались холода и мы остались дома!

Заканчивались зимние каникулы, и жуть как не хотелось обратно в школу. Там же уроки, много уроков. А ещё Крест, наглый восьмиклассник. Все ребята младше двенадцати его боялись и ненавидели.

— Это да, хоть бы морозы ударили, — проворчал Шмель, когда они выбирались из котельной. — Завтра первый день и сразу шесть уроков! Пятый класс! У меня сестра в седьмом меньше учится…

Кир жил недалеко от заброшенного роддома, на этом берегу реки, которая неровной змейкой тянулась вдоль посёлка. Шмель обитал в кирпичных пятиэтажках рядом с местной агрофирмой. Ему до школы всего ничего идти, и он завидовал Киру, который, если ударят морозы, мог со спокойной совестью остаться дома. У него за рекой всегда холоднее.

Спустившись к посёлку, они распрощались до завтра.

Мама работала на сутках в больнице, поэтому из садика маленького брата Митьку забирала соседка тётя Люба. Когда пришёл Кир, они смотрели мультики по телевизору.

— Нагулялся, — улыбнулась пухлая женщина. — Митька тебя заждался, всё хотел чего-то показать. Ладно, я к себе. Печь протопила, макароны разогрела. Ешьте, пока тёплые! И допоздна не сидеть! Проверю!

— Чего хотел показать? — спросил Кир, когда ушла тётя Люба.

Брат заговорщицки подмигнул, убежал в комнату. Тут же вернулся с деревянным ножом.

— Во, — Митька пронзил им воздух. — В садике выменял. Ночью Дрыга придёт, а я его на лоскуты, как Глеб перед армией учил…

Значит, Митьке Дрыга тоже снился. Наверняка тот самый, без лица, чёрный, с огромными синими рогами. С наступлением зимы он то и дело приходил во сне, тряс уродливым, покрытым корой телом. Дрыгал руками и ногами. Плясал в такт неведомой мелодии и подбирался всё ближе…

Нет, ножом его точно не одолеть.

Кир забрал деревянное оружие и объяснил:

— Демона этим не убьёшь. Он же во сне обитает, там твои ножи ему до фонаря. Надо не так, айда, помогу…

Остаток вечера они мастерили ловца снов. Когда пришла тётя Люба, долго охала, прибиралась за ними. Позвонила маме в больницу, отчиталась, что всё хорошо. Уходя, велела им запереться.

Митька уснул быстро. Кир долго ворочался, глядел, как зима рисует диковинные узоры на окне, как от реки поднимается пар и проступают над водой призрачные лица.

Не хочется в школу и всё. Душные классы, потные мальчишки и вертлявые девчонки. Вот бы к Глебу попасть…

Старшего брата ещё осенью призвали в армию. Прошёл учебку и сразу попал в горячую точку, откуда теперь слал редкие письма и фотографии…

Вот бы Кир со Шмелём тоже в армейку ушли, на войне всех победили, а вернулись героями. Тогда учителя бы гордились, девчонки повсюду за ними бегали. И красивая сеструха Шмеля, смуглая брюнетка по имени Рита. И Вика из их класса, у которой уже грудь появилась и которая, по слухам, гуляла с семиклассниками…

В палисаднике поскрипывал снег, просыпался иногда дом, хрустел старыми костями, снова засыпал. Чернота заполняла углы, и только лунный свет сквозь окна серебрил подоконник…

Фикус у стола тряхнул ветками и шагнул к кровати. Кир вздрогнул, различив в нём Дрыгу, демона без лица. Тряся копытами, тот ступал по комнате, дышал холодом. Митька у стены вздохнул тяжело, перевернулся на другой бок.

Демон рванул к нему. Кир зажмурил глаза и спрятался под одеялом.

— Слышишь, полночь бьют часы, то проснулись мертвецы, слышишь, слышишь…

Эти слова шептал во сне Митька. Про них же говорил Шмель…

Кошмар прервал звон будильника. Ему вторил телефон. Кир вскочил на ноги. Никакого демона, огромный фикус дремал у стола.

— Проснулись? — спросила мама, когда он снял трубку.

— Ага, — соврал Кир, толкая Митьку. — Собираемся.

Тот долго потирал глаза, натягивая синее трико.

— А где ловец? — удивился Кир. — У кровати же вешали. Ты его спрятал?

— Неа, — честно ответил Митька. — Ты сам его ночью унёс.

— Куда?

Неприятный холодок родился в желудке, пополз к горлу.

— Так на улицу. Я тебя звал, а ты молча вышел и за окном его повесил.

Ловец и вправду висел на гардине. Кир тихо выругался. Увидел цепочки следов на снегу. Это ещё кто здесь ночью бродил?

На другом конце улицы, у дома сумасшедшей Плахи стоял милицейский уазик, стучал в ворота участковый. Прячась от кусачего ветра, Кир поторапливал брата. Над головой гасли звёзды, выключались редкие фонари у домов. Небо на востоке светлело, и день лениво вползал в посёлок.

Первым уроком была математика. Шмель на неё опоздал, минут десять стоял у дверей, потом отдувался у доски, схлопотал двойку и на перемене ходил злой.

— Всю ночь не мог уснуть. Будто кто-то тяжёлый сел на грудь, дышать не давал. А как усну, так опять в школе пустой, в темноте кто-то бродит, плетёт паутину и в глаза мне плюётся.

Шмель, как обычно, всё утро заглядывался на красавицу Вику. Кир знал: друг давно по ней сохнет, просто не решается подойти, заговорить. Вика всем нравилась, и Киру тоже.

После третьего урока ребят собрали в коридоре на линейку. Почтить память старого учителя, который умер несколько лет назад. Денис Палыч, кажется. Биологию вёл. Кир его почти не помнил, а завуч долго рассказывала, какой он был хороший, как отлично к детям подход находил.

Сейчас биологию вела молодая девушка. Наталья Викторовна. На уроки она всегда приходила в красивых платьях и цветастой шали. Муж её служил вместе с братом Кира, а потому биологичка часто спрашивала, не пишет ли им Глеб? Мальчик сразу краснел, отвечая, что пишет редко.

Уже несколько месяцев Наталья Викторовна ходила с большим животом, но в декрет пока не собиралась. Говорила, дома скучно. Будет работать, сколько может.

— До сих пор нам всем очень не хватает Дениса Палыча, — продолжала завуч, — жаль, болезнь забрала его так быстро…

Сам старый биолог сердито смотрел на школьников с чёрно-белой фотографии. Мертвец без глаз. По лицу и не скажешь, что детей любил.

Кира толкнули.

— Э, слышь, ушастый, ты рот закрой.

Крест. Жилистый сутулый хулиган, от которого пахло сигаретами и потом. Он стоял, щурясь, словно думал, куда ударить испуганного мальчика.

Поодаль уже хихикали дружки Креста, все с кривыми зубами и сальными волосами. Попробуй слово сказать, набросятся.

Кир промолчал, отвернулся. Скорее бы кончилась линейка…

— И мы знаем, какая нелёгкая жизнь была у Дениса Палыча! Сначала жена, потом дети, один совсем остался…

Крест толкнул сильнее.

— Чё молчишь, ушастый? Оторвать тебе уши, может? Всё равно ничё не слышишь.

Дружки его загоготали.

Сердце грозило проломить рёбра, от запаха сигарет кружилась голова. Крест скалился, похожий на хищного хорька.

— Кончай приставать, — заступилась за Кира стоявшая рядом Рита, сестра Шмеля. — У него брат из армии вернётся и сам тебе уши оторвёт.

— Не вернётся, — спокойно ответил Крест. — А ты не лезь.

Он плюнул в девочку и попал ей прямо на кофту.

Кир, не раздумывая, ударил Креста плечом в живот, пихнул его так, что тот упал на пятую точку.

— Ты чё, сука…

Один из его дружков заехал Киру по носу.

— Это что за драки! Крестов!

По коридору к ребятам спешила Наталья Викторовна.

Хулигана и след простыл. Только дружки его по сторонам озирались, о чём-то шепчась.

— Кирилл, он первый начал? — мягко спросила биологичка. — Он сам тебя подначивал, да?

Кир глянул на испуганную Риту. Рядом с ней стояла красавица Вика. Вдвоём они смотрели на него, как на диковинного зверя, которого того и гляди скормят голодным хищникам.

Весь следующий урок он провёл у директора. Наталья Викторовна с круглым, похожим на арбуз животом сидела рядом, жаловалась на хулиганов. Крест из школы сразу сбежал, поймать его не успели.

— Я передам участковому, — обещал директор, теребя дужки своих очков. — Вам бы, Наталья Викторовна, пора уже в декрет. Какой срок?

— Седьмой месяц.

— Во-от, сами знаете, в школе дураков хватает. Налетят ещё сдуру, зашибут. Крестов так вообще без мозгов. У него вся семья, и брат, и отец на зоне. Скоро тоже туда загремит…

Самого Кира ни в чём не обвиняли. Всё подробно расспросили и отправили на уроки. В классе Вика глаз не сводила с его разбитого носа, улыбалась, что-то шептала соседке по парте.

— Рита сказала, ты Кресту дал сдачи? — подошла она к нему на перемене. — Давно пора.

Он сначала не понял, но быстро сообразил, закивал.

— Д-да, меня брат учил, бить плечом, вот я момент подгадал.

— А-а. У тебя же брат там. В…

— Чечне. На танке гоняет.

Как-то сам собой у них завязался разговор. Она всё смахивала со лба непослушную прядь, он рассказывал про брата, про себя, про то, как Глеб учил его разным приёмам.

Шмель стоял поодаль, косился на них хмуро, молчал.

После уроков Кир проводил её домой, до кирпичных пятиэтажек.

— Вам там за рекой не холодно? — спросила вдруг Вика.

Он растерялся.

— Да нет. Только зимой… в морозы дует с реки. А так тепло.

— Алька, подруга Риты, болтала, что раньше, когда посёлка не было, там какие-то язычники жили. Потом их солдаты прогнали, поселение разорили, а кого-то даже сожгли, кости в реке утопили. И сейчас там костей много под водой. Туда-сюда плавают. Людей с ума сводят.

— Ага? — недоверчиво хмыкнул Кир. — Ясно теперь, из-за чего у старухи Плахи кукушку снесло.

Она засмеялась. Потом увидела идущую следом биологичку, Наталью Викторовну, смутилась.

— Ой, здрасьте… вы же сегодня на УЗИ ходили?

— Завтра я, — улыбнулась учительница, даже в пуховике красивая, румяная, с пышными ресницами. — Вы тут чего ждёте? Целуетесь?

На этот раз смутился Кир. Попрощался с Викой, побежал домой.

Всю дорогу он боялся, что встретит Креста с дружками. Но обошлось. Только на мосту бродили собаки, рыча на свои отражения.

— Ну-ка, брысь, — Кир прогнал собак, сам глянул на воду. Показалось, что в своём отражении он видит чужое лицо, какое-то лягушачье, толстое, похожее на утопленника.

Дома хлопотала мама. Он быстро сделал уроки, позвонил Шмелю. Тот не ответил. Наверное, из-за Вики на него дуется.

Мама сказала, что за ночь в больницу привезли несколько школьников. С пневмонией. В посёлке этой зимой могут эпидемию объявить, школу закрыть. Ещё вчера бы Кир обрадовался, но сейчас, когда он с Викой подружился, дома сидеть не хотелось.

Пока они обедали, мимо проехал участковый. Мама слышала, ночью кто-то пытался в агрофирме коровник поджечь. Вот он к старухе и приезжал.

— Самое странное, она сама позвонила участковому. Совсем из ума выжила. И почему её в больницу не заберут? Никому нет дела, все только о своих проблемах думают…

Мама рассказала, что раньше Плаха была нормальной, у неё и муж был, и дети. Но все умирали в младенчестве. Ходили слухи, что она их сама душила. Муж тоже погиб, задавили его по пьяни. А у неё помутился рассудок. С работы прогнали, когда подожгла родильное отделение. Сумасшедшей прикинулась, но в дурку Плаху не положили. За ней обещал покойный биолог Денис Палыч приглядывать, он ей дальним родственником приходился. И ведь, как он умер, она до сегодняшнего дня не чудила…

Утренние следы у дома уже замело, не различишь их на снегу. Каким-то шестым чувством Кир верил: это Плаха ночью ходила под окнами. Зачем? Непонятно. Вспомнились истории Вики про язычников и кости, которые с ума сводили. Вспомнился пляшущий Дрыга. Настроение совсем пропало.

Он снова позвонил Шмелю. Вместо него трубку взяла сестра.

— Дрыхнет, как лошадь пожарная, — ответила она, — всю ночь не спал, пыхтел. Сам налопается перед сном, потом страдает.

Кир засмеялся, представив друга сидящим в холодильнике с колбасой под мышкой.

— А ты чего, кстати, завтра делаешь? — спросила Рита. — Я про вечер. У нас родителей не будет. В командировке. Кино хотим смотреть. Шамиль тебя не звал?

Кир удивился, ответил, что нет.

— Тогда я зову. Приходи. Будут Вика и Алька моя. Ещё несколько ребят с класса.

Когда вернулся Митька, мама уже закончила с уборкой, дремала у себя в спальне.

— Киря, — позвал брат из кухни, — нальёшь чаю?

Пока он возился с чайником, брат взял его за рукав и прошептал:

— А у нас в посёлке есть колдуны?

— Откуда? Нет, конечно.

— А-а, — Митька отстранился. — В группе сегодня девчонки про него говорили.

— И чего говорили? — осторожно спросил Кир.

— Что ему… или его надо убить. Не помню.

К вечеру похолодало. Окна затянуло узорами, похожими на синие рога.

Мама за стеной смотрела телевизор, весело потрескивал огонь в печи, а в посёлке гуляла чья-то свадьба, играла музыка, взрывались фейерверки.

Этой ночью Кир уснул быстро. И кошмаров не видел.

Утром мама разбудила их рано.

— Я на работу. В больницу за ночь много малышей поступило, — сказала она. — Пневмония. Аккуратнее на улице, поняли? Одевайтесь теплее, от воды подальше держитесь.

Митька долго не просыпался, бормотал, что его не отпускают. Как сомнамбула, медленно собирался, не мог найти одежду. Из-за него Кир опоздал на первый урок. Повезло, что была биология. Наталья Викторовна махнула, чтобы заходил, садился. Шмель с кругами под глазами поморщился, увидев его.

— Не могу больше, — сказал он Киру на перемене. — Снится и всё эта тёмная школа. У ребят спрашивал, к ним тоже… приходят. И знаешь, что?

Кир наклонился поближе к другу.

— Говорят, что колдун этот и есть умерший биолог.

— Денис Палыч, что ли? — мальчик глянул на расписание, откуда сердито смотрел на них умерший учитель.

— Он, да. Только без глаз и носа.

Стало совсем неуютно. Казалось, серое лицо на фото видит всё, может читать мысли.

— Чего он хочет? Непонятно?

— А кто знает, некоторые думают, просит жертву ему принести. Но это же… дурость.

— Наверное, — согласился Кир. — Меня, кстати, сестра твоя вечером приглашала…

— А, да, — вяло отмахнулся Шмель. — Приходи.

Учебный день тянулся медленно, как черепаха. Крест в школе не появился. Зато дружки его ходили как шёлковые, припугнул их директор. Он сам проверял коридоры, забегал к учителям, говорил про вечер памяти, посвящённый Денису Палычу.

Маме про вечерние посиделки Кир говорить не стал. Тёте Любе соврал, что записался на школьное самбо. Та проворчала, что там его инвалидом сделают, но отпустила, обещала посидеть с Митькой. Младший брат дремал на диване, иногда вздрагивал, шевеля губами, будто с кем-то говорил.

Кир думал, народу у Шмеля соберётся полная квартира. Но пришёл только он, подруга Риты, кудрявая Аля в толстых очках, и Вика. Сам Шмель всё ходил около неё, но заговорить не решался.

Смотрели старый ужастик. Пятеро ребят приехали в домик посреди леса. И один за другим превратились в мертвецов. Было совсем не страшно, да ещё очкастая Аля так громко визжала, когда главный герой бился с демонами, что Кир со смеху покатывался. Шмель буркнул, что фильм — хрень. Выключил видак. Предложил зарубиться в приставку, но девчонки не захотели. Решили зажечь свечи на кухне, рассказывать друг другу страшные истории.

Первой выпало Вике.

Она долго и путано пересказывала легенду про язычников, постоянно что-то забывала и закончила рассказ тем, что все до единого язычники сами прыгнули в какой-то колодец, и кости их теперь гниют где-то на дне.

Потом настал черёд Али. Та сняла очки и, понизив голос, начала говорить:

— До биологички-то нашей, слышали, работал здесь чудик, Денис Палыч. Он ведь где-то в этом доме жил. И до сих пор, говорят, живёт.

Пламя свечи металось в разные стороны, словно кто-то невидимый ходил вокруг стола, дул на него.

— Он с детьми часто дома занимался. Ох и злой был, ругал их постоянно, даже бил. Иногда за стол посадит, спиной к дверям, а сам обвешается разными ракушками и ходит по квартире, в стены стучит, ругается с кем-то. Если повернуться, то он злился, мог ударить. Мне сестра старшая рассказывала, он ей однажды чуть глаза не выколол. Она увидела, как он из вентиляции нож доставал. Он, говорят, детей маленьких похищал и туда пихал. Те до сих пор в этих вентиляциях ползают, шуршат по ночам. И самого учителя можно увидеть, если ночью в экран старого телевизора посмотреть.

Все сразу оглянулись на стоящий у окна пузатый коричневый «Рекорд». Серый экран его искажал квартиру, превращал сидящих за столом ребят в призраков.

— Он, говорят, не от болезни умер. Сам себя убил. И если сейчас в полнолуние сесть к дверям спиной, позвать, он может прийти…

— Брехня, — зевнул Шмель, тень его испуганно дёрнулась, но осталась на месте. — Старый биолог только во снах приходит. Это и есть колдун.

Девчонки испуганно ойкнули.

— Когда зима наступила, он почти каждую ночь приходит. Что-то во сне бормочет, хочет от нас.

— И чего хочет этот колдун? — прошептала Вика.

— Я поначалу разобрать не мог, у него же лицо съедено, — продолжал Шмель. — А потом попросил показать, чего он просит.

— И? — напряглась Аля.

Почудилось, что теней вокруг стола будто бы стало больше.

— Он на Кира показал, — тихо ответил Шмель.

Погас на улице электрический фонарь. В вентиляции зашуршало. Вика прижалась к Киру, и он даже сквозь кофту чувствовал, как сильно бьётся у неё сердце.

Тени липли к стенам, искажались, как пламя от свечи. И закрадывалось в голову подозрение, что если посмотреть в экран старого телевизора, то можно увидеть, как по кухне ходит кто-то без лица.

— Врёшь ты всё, Шамиль, — нервно хихикнула Аля.

— А ты сама у него спроси, если ночью к тебе придёт, — спокойно ответил Шмель.

И темнота в углах одобрительно загудела.

После этого они решили расходиться по домам. Часы в прихожей показывали уже девять вечера.

Кир проводил Вику до дома. Он бы чмокнул её в щёчку, если бы с ними не увязалась Аля. Очкастая дылда плелась рядом, стонала от холода, и Кир быстро попрощался с Викой, а после буркнул Але:

— Пошли.

Она тоже за рекой жила.

— Раньше эта была единственная улица в посёлке. Там только и селились. А теперь здесь половина домов пустая. Многие в пятиэтажки перебрались. Мне кажется… кто-то людей с этой улицы выживает.

Он не ответил. Показалось, что за ними неслышно ступает кто-то большой, но неуловимый. Обернёшься — он распадается на миллионы снежинок. Дальше идёшь — и он за тобой крадётся, земли не касаясь…

Когда они дошли до моста, Аля вдруг спросила:

— К тебе ведь тоже приходит этот… Дрыга?

Он вздрогнул, но покачал головой.

— Значит, придёт, — сказала она. — Многие, кто за рекой живёт, видели его, танцующего. А на этой стороне почему-то колдун ко всем приходит. Не пляшет, а чего-то просит.

Звёзды отражались в чёрной воде. У берегов река покрылась льдом, словно коростой. От холода лёд трещал и создавал иллюзию, что кто-то по нему бродит.

До дому Алю Кир не проводил. Соврал, что замёрз сильно.

Тётя Люба отругала, что поздно пришёл, но обещала маме не жаловаться. Митька уже спал. Кир соседку выпустил, закрылся. Сам поел, потом сел смотреть сериал.

Уже минут через десять лица на экране превратились для него в серые пятна, странный потусторонний танец, от которого заболела голова. Выключив телевизор, Кир укрылся пледом и задремал прямо на диване.

Разбудил его громкий стук. Кого там принесло в три ночи?

В двери колотили руками и ногами, даже стены дрожали.

— Кто там? — опасливо спросил Кир.

— Пусти, ушастый!

Крест.

— Тебе чего надо?

— Пусти, или дверь вышибу!

— Я участкового позову…

— Он тебя велел достать, тебя с братом! Пусти, сука! Я дверь сломаю, понял? Я дом вам подожгу! Окно разобью и залезу!

Кир бросился в комнату. Схватил телефон.

Снаружи что-то оглушительно бахнуло, запахло дымом.

Петардами решил запугать…

Какой номер у милиции? Он не мог вспомнить. Набрал больницу, но там было занято.

Чёрная фигура перемахнула через забор, кинула снежком в окно.

Он не достанет, фундамент высокий…

— Пусти! Я разобью стекло!

Кир бросился в спальню, затормошил брата.

— Вставай! Эй! Вставай!

Тот, похожий на сломанную куклу, лежал в кровати, тяжело дыша.

— Проснись! Митька! Митька…

Брат не открывал глаза, на губах его выступила пена.

В окно прилетела палка. По стеклу тут же разошлась паутина трещин.

Кир, боясь дышать, замер, ожидая второго удара.

Крест стоял, не шевелясь. Хищник, ждущий появления жертвы.

Так и не дождавшись, он перелез через забор и пошёл в сторону леса.

Кир так и сидел, обнимая спящего брата. Митька не проснулся, когда он его ущипнул, дёрнул за волосы. Рядом, на стуле лежала написанная от руки, но не законченная считалка про мертвецов.

Митька же не умеет писать…

А что если… это не он?

Кир встрепенулся, побежал к тёте Любе. Та прискакала в одной ночнушке, накинув сверху линялую шубу. Долго трясла, звала брата по имени. Голос её всё сильнее срывался на крик…

Скорая приехала быстро. Вместе с ней мама. Пощупали пульс, вкололи ему лекарства, сказали страшное слово «кома», чего-то про аллергию. Погрузили Митьку на носилки, увезли. Мама, пряча заплаканные глаза, собрала вещи, уехала в больницу. Тётя Люба поохала, вспомнила, что она в одной ночнушке, ушла следом.

В доме стало неприятно пусто, холодно. Чудилось, кто-то незваный ходит по комнатам, скрипит в углах. Шепчется.

Он, словно во сне, собрался в школу. Долго возился, закрывая замок. Потом долго стоял на мосту, глядел на лес и старый роддом. Из головы не уходили слова Креста.

«Он тебя велел достать, тебя с братом…»

Дело не в коме. И не в аллергии. Просто Митьку не отпускают. Кто? Дрыга или колдун? Или они заодно?

В школе перед уроками всех согнали в коридор, долго успокаивали. Рядом шептались девчонки.

— Аля-то, слышали, ушла из дома…

Директор стоял у расписания, глядя на свои ботинки. Участковый, грузный дядька с залысинами, сказал всем, что ночью пропало несколько детей. Просто вышли из домов и не вернулись. Называл фамилии. Крест был в списке, ещё Аля, кто-то из первоклашек.

Потом всех разогнали по кабинетам, объявили классный час. Пришла завуч, объявила, что уроки отменяют. Становится холоднее, уже минус двадцать семь, а за рекой почти тридцать. К тому же, среди детей началась опасная эпидемия. Всем раздали домашние задания и отпустили.

— Кир, — Вика догнала его уже на улице, — я боюсь. Проводи меня.

По парку ходили люди в красных жилетах, переговаривались по рациям. Деревья, похожие на скрюченных инвалидов, тянулись к ним костлявыми лапами.

— Я когда в парке хожу, — прошептала девочка, — всё время замечаю, что тени себя странно ведут. У некоторых деревьев их вообще нет. А некоторые, как отвернёшься, с места на место перебегают, будто играют или прячутся друг от друга.

Кир рассказал ей про Креста. И про Митю. Девочка призналась, что ночью тоже кто-то ходил у них по лестнице, звонил во все двери.

Около Викиной пятиэтажки им встретилась Наталья Викторовна. Оказывается, она тоже жила в этом доме.

— Вы чего бродите? Заболеть решили? Бегом домой!

Вика бросила «пока» и убежала.

Наталья Викторовна мягко взяла Кира за локоть.

— Я только из больницы. Видела твоего брата, Митю. Всё хорошо будет, не переживай. Ты, главное… себя береги.

— И вы, — ответил ей мальчик.

Она устало улыбнулась.

— Я ведь и другого твоего брата хорошо знаю. Глеба. Он в школе за мной ухаживал. Даже дрался из-за меня с кем-то. Он у тебя кремень! Бери с него пример. Они с моим мужем вместе ведь служат. В одном танке.

— На войне? — уточнил зачем-то Кир.

— Плохое это слово, война. Не говори его…

И больше она не улыбнулась.

Он попрощался, сам за домом спрятался. Подождал и пошёл к Шмелю.

По дороге Кир то и дело замечал на зданиях странные вывески. Ночью кто-то поменял на них буквы местами. Получались совсем другие слова. И в каждом было что-то зловещее, потустороннее.

Агазмин. Блех. Магуверин.

Будто бы имена демонов. Будто бы кто-то нарочно их призывал.

Дверь открыла Рита, растрёпанная, заплаканная, похожая на привидение. Кир отшатнулся:

— Что с тобой?

— Шамиль, — она шмыгнула носом. — Он… всю ночь уйти пытался. К тебе рвался. Еле удержала.

Кир разулся, скинул рюкзак, пошёл в комнату к Шмелю. Тот лежал на кровати.

— Эй, — позвал Кир. — Как ты?

Друг повернулся, посмотрел на него красными, налитыми кровью глазами.

— Он сказал, всё закончится, если тебя убить. Или сжечь. А я не смог! Не смог! Хоть ты с Викой замутил, и я тебя убить за это готов, но не могу…

— Шмель, — ужаснулся Кир, — надо взрослым про колдуна сказать, они ведь помогут.

— Не помогут, — отрезал Шмель. — К ним не приходит колдун. Только к детям, мы же слабее. А взрослым плевать на нас, у них свои проблемы.

Они долго молчали, слушали, как шуршит что-то в вентиляции. Может, голубь туда залетел. А, может, и нет.

— Сегодня ещё холоднее будет, — прошептал Шмель. — И он снова придёт. Тебе хорошо, ты за рекой, туда колдун не может добраться. А здесь он нас… достанет. И никто не поможет. Лучше вали и не приходи…

Рита сидела на кухне. Рассказала, что всё утро звонит родителям в город, чтобы скорее домой вернулись. А те не отвечают.

Шмель вышел из комнаты, застыл в дверях.

— Я тут написал кое-чего. Только на улице прочитай.

Когда Кир дошёл до моста, достал бумажку. Долго всматривался в синие каракули.

«Сдохни, урод!»

В воде отражались тучи, похожие на больших гусениц. Показалось, на мосту стоит кто-то ещё. Тянется к нему, норовя слиться с его отражением.

Так и колдун тянется во снах к ребятам, пытается что-то сказать, просит кого-то. То ли убить, то ли сжечь… сжечь…

Ноги сами понесли его к дому Плахи.

Ворота у неё оказались распахнуты. Во дворе пахло чем-то старым, залежавшимся. Он, дрожа от холода, шмыгнул в сени.

Постучал в дверь. Услышал глухое ворчание. Решил, что это приглашение, вошёл.

В доме было холодно. На печи, на столе, на косых подоконниках лежал снег. Горела тусклая лампочка под потолком. На дальней стене плясали чёрные тени. На трюмо у двери стояли баночки с шампунями и кремами. Улыбались на них счастливые лица.

Сама хозяйка сидела за столом. Спиной к дверям.

— Пришёл, — прошамкала она. — И его с собой привёл.

Кир испуганно оглянулся.

— Я один.

— Не один! — гаркнула она так, что стёкла задрожали. — Он за тобой ходит теперь везде. Он и сейчас тут стоит. За шторой.

Что она несёт? Тут нет никаких штор.

— Я про тень твою, — старуха словно мысли его прочитала. — Это и есть шторы, за которыми они прячутся!

Кир невольно махнул рукой, попытался отогнать свою тень, как муху.

— Идут морозы, трещат кости, — проскрипела она, так и не повернувшись. — Идут морозы, будят мертвецов. Сводят живых с ума. Много за ночь убёгло?

— Не знаю, — ответил он, — наверное.

— Не вернут их. Кого с ума колдун свёл, того никто больше не видел.

— Он просит жертву…

— Он всегда её просит!

— Зачем она колдуну?

— Не ему! Дрыге! Колдун его кормил, задабривал, пока с ума не сошёл! А демон никак не насытится! Раньше, как наедался, надолго засыпал! А сейчас всё чаще просыпается! Или вы, черти, будите его…

Что она несёт, ужаснулся Кир. Надо бежать, пока не поздно. Лица на шампунях почернели, надулись, покрылись морщинами. Всё в этом доме, даже рисунки, отбрасывало тени, но какие-то неправильные, угловатые. Они тянулись к Киру, будто хотели разорвать на части, растащить по углам…

— Колдун долго кормил его, — сказала старуха. — А сейчас некому. Денис-то Палыч думал, если себя отдаст, Дрыга надолго уснёт! А тот, ишь, и пятилетки не прошло, вскочил и требует жрачки. Палыч-то и с той стороны пытался до вас достучаться, а не смог. Счас он совсем ослаб, не даст ему демон к вам подобраться … Ты, раз пришёл, то уж слушай! Нехер на дверь смотреть. Вашим ведь колдун жертву показывал, ты зачем ко мне припёрся?

— По-другому этого Дрыгу никак не успокоить?

Старуха повернулась, прожгла его глазами. Быстро-быстро зашевелила губами. В полутьме казалось, что во рту у неё копошатся черви.

— Слышишь, полночь бьют часы, слышишь? Слышишь?

— Д-да, — с трудом выговорил он.

— Никакая это не считалка. Это песнь свадебная. Его сватов. И кто её до конца услышал, тот больше света белого не видел.

Старуха закашлялась, погрозила теням.

— Еда-то Дрыгу ненадолго успокаивает. Это раньше он триста лет мог без жрачки спать, а сейчас и пяти зим не может, чтобы не кормиться. А вот ежели невесту ему дать, он на века уймётся. Она буит рожать каждую зиму младенчика, буит кормить проклятого. Только опасное это дело! Если свадьбу устроить, тогда весь посёлок может вывернуть… как с язычниками. Усех покарает…

За окнами мелькали костлявые силуэты. Моргала лампа, всё чаще.

И вдруг совсем погасла.

А когда загорелась, старуха стояла прямо перед ним. С ножом в руке.

В волосах её копошились насекомые, синюшное лицо то старело, то молодело. В огромных глазах плавало что-то чёрное, маслянистое.

— Ты до полуночи должен решить. Или жертва. Или невеста. Иначе совсем худо станет. Тогда никто не проснётся. Ну? Чё ждёшь?

Она протянула нож. Назвала имя новой жертвы.

— Так нельзя, — прошептал Кир.

— Ему можно! Думашь, это наша земля? Это его всё! Думашь, кто здесь заправлял, когда нас не было? Он! И ветром был, и дождём. И холодом! Думашь, мы тут поселились, он ушёл? А вот шиш! Только злее стал! Спасибо скажи, что за реку он не может сунуться, где кости священные лежат, здесь он, в лесах спит. А то бы давно всех пожрал! Иди! И спасибо скажи…

— Спасибо, — пролепетал Кир.

— Да не мне, шибанёнок! Пшёл отсюда, пока глаза не выцарапала!

Она вытолкала его за двери. Мороз вцепился в лицо острыми зубами, начал грызть. Кир глянул, как в посёлке зажигаются в окнах огни, как спешат по своим делам редкие прохожие. А где-то рядом с обычным миром обитает демон Дрыга, который древнее всех рек и холмов.

Как шёл через реку, Кир почти не помнил. Кровь стучала в голове, пальцы прилипли к ледяному лезвию в кармане. Отодрал только вместе с кожей.

Жертва была дома.

— Ты чего тут? — удивилась она. — Ох, мама, у тебя все уши красные! А нос-то… Бегом заходи!

Он ввалился в прихожую, кое-как стянул ботинки.

— Чай сейчас будет, иди на кухню, руки под кран! Отогревайся!

От горячей воды в пальцы впились иголочки. Он сопел, зачем-то натирая их мылом. Оттягивал страшный момент.

— Давай в комнату! Только я тут не одна…

Кир застыл в дверях, сглотнул горькую слюну.

У стола в пластиковом кресле сидел крохотный малыш.

— Это у нас Семён Олегович. Знакомься! Мне соседка оставила поводиться, у неё старший в больницу угодил. Мне же полезно, скоро ведь своих надо будет успокаивать…

Наталья Викторовна появилась со стаканами и вазочкой варенья.

— Тебе чай разбавлять? Или как?

— Д-да. Р-разбавить лучше.

Она скрылась на кухне.

— А я ведь никому пока не говорила! Ладно, первый будешь, раз в гости зашёл! Мне сегодня на УЗИ сказали, будет двойня! Оба мальчики!

Он достал нож.

— Валере завтра напишу телеграмму. Ох и морозы… давно таких не было. Лишь бы свет на почте не пропал.

«Или жертва, или невеста», — вспомнил он. Посмотрел на малыша, тот не отрывал голубых глаз от ножа.

— А это ещё что такое? — удивилась Наталья Викторовна. — Это ты на кухне взял?

— Не, — перед глазами у него всё плыло, в горле что-то жгло, душило. — С пола подобрал.

— Вот же, — она хихикнула, — гормоны у меня шалят.

Убрала нож.

— А я тебе фото показывала? Валера с Глебом на танке?

Он опрокинул стул, выскочил на кухню, оттуда в прихожую. Свалил вешалку у дверей, выбежал на лестницу.

В себя пришёл уже на улице. Натянул ботинки, куртку. И бежал, не останавливаясь, до самого дома.

А дома за столом сидели мама, тётя Люба. И какой-то незнакомый дядька в форме с погонами.

«Это за мной, — обречённо подумал Кир. — Узнали про нож. И жертву».

Мама всхлипнула.

— Киря… Глеба убили…

А дальше всё превратилось в тошнотворную карусель.

Танк на мине подорвался… Вместе с Валеркой погиб… Дали героев… Гробы привезут вечером… До завтра в школьном спортзале оставят… Школа ведь пока не работает… Митька в себя не приходил… Состояние стабильное… Врачи недоумевают… Надо в область везти…

Похоронят с почестями…

Наталье Викторовне рожать… Как ей сказать…

Что творится…

Эпидемия в городе…

Дети ещё пропадают…

Кто-то увёл его в комнату, помог раздеться. Тётя Люба.

— Ты поспи, умаялся, бедный.

— Н-невеста, — пробормотал он, глаза сами собой слипались. — Невесту н-надо.

— Рано тебе невесту, — прошептала соседка. — Вырасти сначала. Я в чай валерьянки добавила, мигом уснёшь.

Он упал на кровать, а чувство было такое, что об лёд ударился. Тот хрустнул, вскрылся коростой, и Кир с головой ушёл под воду, захлебнулся. Кто-то костлявыми руками ухватил его за волосы, потянул на дно. А там…

Тёмная кухня. Дом старой Плахи.

И сама она была здесь. Болталась в петле. Шея её хрустела, с каждым движением растягивалась, будто была из теста.

А в дальнем углу стоял Дрыга без лица. Не плясал, ждал.

Плаха в петле открыла глаза.

Зашевелила синими губами, и голос её тягучий царапал уши:

— Н-не смог д-дать то, ч-что просит… Т-теперь добра не видать…

«Невеста, — Кир даже рта не открывал, казалось, старуха сама выхватывает нужные слова из его головы. — Как найти ему невесту…»

— Искать не надо. Их много. Ты выбери. Самую красивую. С-самую хорошую. П-потом дай демону тело. Чтобы мог жених реку перейти, н-невесту свою поцеловать. С-сваты уже здесь, осталось ж-жениха привести. Сделаешь д-до следующей полуночи, н-надолго Дрыга успокоится, а нет…

Конец фразы затерялся в какофонии звуков. Чей-то невидимый кулак толкнул его в грудь, выкинул из кошмара.

Надрывался будильник, трезвонил телефон.

Часы показывали полдень.

Зеркала в комнатах были занавешены.

Посёлок на другом берегу терялся в дымке, напоминал призрачный мираж, далёкий, будто несуществующий.

Демону нужна невеста.

До полуночи.

Электричество дома отключили. Похоже, весь посёлок остался без него. Термометр за окном показывал минус тридцать шесть.

Страшный сон казался призрачным, зыбким.

А слова старухи нет.

Он сел за стол, составил список. Имён получилось мало. Всего четыре. Вычеркнул одно, не подходит. Кого же, кого…

Демону необходимо тело. Перейти на другой берег.

К невесте.

Но как это сделать…

Всплыл в памяти рассказ Али про мёртвого учителя.

День же сейчас…

Может, всё-таки сработает?

Он вышел на кухню, взял табурет. Сел за стол, спиной к двери.

А чего говорить-то, чтобы колдун пришёл?

Вспомнилась та самая свадебная песнь. Кир закрыл глаза.

— Слышишь, полночь бьют часы, то проснулись мертвецы…

Как дальше-то…

— С костяною головой, да с загнившею душой…

В остывшей печи тихо стрельнуло.

— Веселиться им велят, есть велят ребят-девчат…

Скрипнула дверь.

— Вот наступит страшный час, когда…

Закончил песню чужой голос.

Кир открыл один глаз, глянул в экран телевизора у окна. Никого на кухне не было. Только из сеней чернильной кляксой к нему тянулась темнота. Искажалась, раздувалась огромным пузырём. Покрывалась трещинами, словно кто-то изнутри пытался её разорвать.

Темнота коснулась шеи, начала шептать ему на ухо.

Когда закончила, аккуратно растеклась по углам.

Кир сполз на пол. Долго сидел, смотря на красный уголок с иконами. И виделось в полутьме, что все головы там повёрнуты набок, словно им свернули шеи…

Он добрался до телефона, поднял трубку. Сквозь треск и помехи доносились скрипучие голоса. Кто-то повторял «слышишь, полночь бьют часы…»

Только бы Шмель был дома…

— Да?

Извинись, шепнула ему совесть.

— Ты дома? Блин, прости меня, прости-прости. Я с Викой… всё, больше не буду мутить, ей же ты нравишься, она с тобой хочет… приходи, я всё расскажу! Только не злись, приходи. Мне твоя помощь нужна, колдуна убить.

— Я точно ей нравлюсь? Она так сказала?

Да на кой чёрт ты ей сдался…

— Точно. Только Рите ничего не говори, приходи! Надо до ночи управиться с колдуном! А потом расскажу про Вику…

Положив трубку, Кир оделся, сел на порог.

Он ни секунды не сомневался, что мёртвая Плаха и сейчас болтается в петле посреди собственной кухни…

Шмель пришёл быстро. Кир рассказал и про колдуна, и про демона, добавил, будто знает, как их обоих убить.

Про то, что шепнула темнота, говорить не стал.

Шмель не спрашивал, где найти Дрыгу. Понял сам.

Когда они уходили, зазвонил телефон. Наверное, мама. Кир не ответил. Он долго копался в кухонных шкафах, потом выскочил вслед за другом.

В старый роддом шли уже в сумерках. Свет отключили во всём посёлке, и с опушки леса он казался мёртвым.

В старом здании было пугающе тихо. Кружилась в воздухе снежная пыль. Через щербатый потолок заглядывала внутрь одинокая звезда.

Они пробрались в котельную, долго стояли около колодца.

В темноте представлялось, что на дне его лежат и гудят старые кости. Живые. Ползают, копошатся белыми личинками.

— Дальше-то что? — спросил Шмель.

Демону надо тело для жениха…

— Кто-то должен плюнуть в колодец, — соврал Кир, — а потом сразу поджечь…

— Кто плюнет? — не моргая, смотрел на него Шмель.

Решайся. Скорее…

— Давай, на «су-е-фа», — сам предложил друг.

Они выставили ладони.

— Камень, ножницы, бумага… — голос у Кира дрожал.

— Су-е-ф…

Шмель не закончил. Кир собрал все силы и столкнул его вниз.

Тот даже закричать не успел, полетел в темноту и, казалось, падал целую вечность.

Кир, всхлипнув, упал на колени.

Звук падения он так и не услышал.

Хрустел снег у леса, стонал ветер, тёрся о щербатые стены своим колючим телом…

Шмель сам выбрался наружу. Выпрыгнул, в темноте похожий на большого паука, отряхнулся. Руками и ногами принялся дрыгать, словно проверял кости на прочность.

А потом подошёл, взял Кира за руку. Повёл прочь из роддома. Пальцы у него были ледяные, под кожей что-то шевелилось, словно там ползали насекомые.

Подгоняемые ветром, они спустились к спящим домам, пошли вдоль реки.

Кир нащупал под курткой нож. Когда добрались до моста, достал его.

— Прости, Шмель, — прошептал он одними губами. — Я не пущу демона в посёлок.

И всадил лезвие ему в бок.

Тот даже не вздрогнул, не обернулся.

Кир заплакал. Ударил снова.

Крови не было, и криков тоже. Вообще ничего. Друг стоял, не шевелился, ждал равнодушно. Где-то далеко проехала машина, осветила Шмеля фарами.

Стало видно, что не осталось у друга лица. Синий иней пожрал его, выгрыз глаза и нос, расчертил на щеках рогатые узоры.

— Умирай, — простонал Кир, слёзы замерзали на щеках, мороз вгрызался под кожу, — пожалуйста… умирай… ради нас… Шмель…

Тот продолжал стоять. Демон внутри терпеливо ждал.

Дым над рекой расползался во все стороны бесформенной серой массой. Словно призрачный кракен просыпался, тянул щупальца к домам, где спали ничего не подозревающие люди.

И не осталось выбора, кроме как вести демона к невесте.

Они миновали мост, свернули к пятиэтажкам.

Сначала вдвоём, потом кто-то вышел из темноты, побрёл за ними.

Сваты.

Кир вздрогнул, когда увидел военную форму, лицо мёртвого брата. Сваты шли следом и беззвучно повторяли свадебную песню.

Слышишь, полночь бьют часы? То проснулись мертвецы…

Окна в домах покрывались инеем. Изнутри.

С костяною головой, да с загнившею душой…

Он без труда нашёл нужный дом. Мороз почти не кусал. А, может, Кир уже ничего не чувствовал. Пальцы давно заледенели, нос превратился в сосульку.

Веселиться им велят, есть велят ребят-девчат…

Вместе они поднялись на второй этаж.

Вот наступит страшный час, когда ты услышишь нас…

Кир постучал только раз. Но за дверью услышали.

Раздались торопливые шаги.

— Кто там? — спросил дрожащий голос.

Он набрал полную грудь воздуха.

— Это мы. С женихом и сватами.

Дверь, скрипнув, отворилась. Кир улыбнулся, потянул её на себя. И, глядя на испуганную невесту, пропустил жениха вперёд.

Дал пройти мёртвым сватам и весело закончил:

— Вы не ждите чью-то помощь. Мертвецы станцуют в полночь. Почему стоите? Целуйте жениха, Наталья Викторовна…

  • Рассказ про мирэа на английском
  • Рассказ про метеорит детям
  • Рассказ про матрену тимофеевну кому на руси жить хорошо
  • Рассказ про мебель для детей 4 5 лет
  • Рассказ про меня на английском