Рассказ про луку мудищева

Около 70 человек вышли в обеденный перерыв 2 декабря на новый митинг у стен Харьковского национального университета строительства и архитектуры (бывшего ХИСИ). В анонсе мероприятия ожидалось, что выйдет 200 протестующих; администрация ХНУСА перед его началом отговаривала от участия. Несмотря на две крупных акции в сентябре, на заседании Кабмина неделю назад было рассмотрено и принято решение об объединении его с Харьковским национальным университетом городского хозяйства.

В полученном и опубликованном анархистским интернет-журналом «Ассамблея» пресс-релизе так заявляют о причинах акции:

«24 ноября Кабинет Министров Украины принял решение о реорганизации нашего родного вуза – ХНУСА – путем его слияния с ХНУГХ им. Бекетова. Студенты и преподаватели ХНУСА неоднократно, громко и аргументированно выражали свое решительное несогласие с подобным объединением, намерения которого были обнародованы еще в начале семестра.
Мы считаем, что решение КМУ не только открыто игнорирует позицию ХНУСА по поводу собственной дальнейшей судьбы. Данное решение является частью масштабной кампании, конечная цель которой – уничтожение украинского архитектурного образования и профессии архитектора. Еще одно важное решение на этом пути – принятие в первом чтении резонансного законопроекта №5655, обесценивающего работу архитекторов-профессионалов.
Мы считаем, что решение КМУ не только открыто игнорирует позицию ХНУСА по поводу собственной дальнейшей судьбы. Данное решение является частью масштабной кампании, конечная цель которой – уничтожение украинского архитектурного образования и профессии архитектора. Еще одно важное решение на этом пути – принятие в первом чтении резонансного законопроекта №5655, обесценивающего работу архитекторов-профессионалов.
Однако в этой сложной ситуации ХНУСА не оставляет свою борьбу! Студенты и преподаватели вуза выходят на очередную акцию, чтобы открыто сказать: решение КМУ будет обжаловано, ведь проводить реформу высшего образования таким образом невозможно! Мы требуем открытого диалога всех сторон конфликта, важного отношения к позиции коллектива нашего университета, сохранения уникальной и самобытной научно-педагогической школы.
Мы не объявляем траур! Мы продолжаем борьбу! Ради собственного будущего и достойной, современной украинской архитектуры!
Да здравствует ХНУСА!» 

Смотрим по теме: Здание харьковского НИИ комплексной автоматизации продали под застройку.

Протестующие сожгли макеты своих дипломных проектов. Затем символический костер залили из огнетушителя

И студенты обеспокоены сложившимся положением дел действительно всерьез:

«Добрый день, я студент 1-го курса магистратуры ХНУCА, Жук Иван. Организаторов этого арт-перформанса не было, идею наполняли и воплощали сами студенты. Относительно официальной реакции — студенты вышли, показали, что не согласны с решением ректората, и готовы бороться за право получить качественное архитектурное образование. Арт-перформанс символизировал то, что при присоединении ХНУСА к ХНУГХ все причастные к этому решению уничтожают не только профессиональное сообщество ученых и профессионалов ХНУСА, но и научно-методические наработки, изверженные годами. Руководство университета продолжает молча смотреть на развитие ситуации».

«Наша администрация действовала против нас самих, потому что какая разница? Все равно нас не будет, чего беспокоиться? Наш союз студентов организовывал первые акции, проходившие в сентябре-октябре, и эту тоже организовали сами. Звали кого могли из творческих вузов, вот такие дела».

«Архитекторам из ХНУСА открыты многие двери. Работодатели охотно принимают на работу с дипломом моего вуза. Есть минус у нас — мы очень гордые и не будем сотрудничать с «Жилстроем» или с подобной шляпой… в отличии от сельхоза. Ясно, что все решено уже давно и деньги поделены между собой, после присоединения наверняка земля будет продана под застройку очередного «Никольского». Наша акция — это рассказ другим студентам, других вузов про методы нашего государства, иллюстрация бюрократического аппарата Харькова и отношение к ценностям, которые выращивались многими поколениями. ХНУСА входит входил в топ-5 по качеству архитектурного образования, а где ХИИКС, хоть в сотню вошел?»

Смотрим по теме: За неполный месяц в ХНУ им. Каразина скончались не менее 7 преподавателей.

«Рыночная логика убивает образование!»

«Сохраним ХНУСА!»

Начиналось всё так: после того, как Ученый совет ХНУСА в мае-месяце обратился к коллективу НТУ «ХПИ» с просьбой присоединиться к ним, решение было поддержано тамошним Ученым советом, и два учреждения подали в МОН коллективное письмо с просьбой об объединении. Однако в сентябре Владимир Бабаев — ректор ХНУГХ и председатель Совета ректоров высших учебных заведений Харьковского региона — направил в МОН письмо о том, что ХНУСА должен присоединиться к его учреждению по решению Совета ректоров, где отсутствовали руководители ХНУСА и ХПИ. Это и вызвало недовольство публики.

Что ждет коллектив вуза в случае реализации правительственных планов — харьковчане уже разбирали в деталях. Как минимум, это сокращение преподавательского состава и перевод на контракт учащихся на бюджете. «Плюс ко всему, наш главный корпус хотят отжать и сделать из него торговый центр или еще что. Эта информация давно ходит по универу, я лично не знаю её происхождения. Сын Бабаева является директором строительной фирмы, территория под нашим корпусом стоит миллионы долларов. Так как после присоединения к ХНУГХ этот корпус будет нам больше не нужен, его купят. Как ни крути, Бабаеву это очень выгодно, как и его сыну. Уж очень он любит пользоваться своими связями. Если бы не они, никто бы даже не стал оспаривать решение двух ученых советов о нашем присоединении — со своими связями в министерстве, он стал препятствовать принятию решения и заниматься перетягиванием каната». Впрочем, в ХПИ тоже условия не сахар, и недавно чуть не произошла забастовка из-за нежелания администрации переводить занятия на дистант.

К слову, на рубеже 2000-х и 2010-х в европейском сегменте Twitter часто использовался тэг #unibrennt — нем. «университет горит» — дав название волнениям во многих вузах Германии и Австрии. Инициатива взяла своё начало в Вене, где студенческая группа захватила и какое-то время удерживала главный лекционный зал университета Audimax (auditorium maximus). Вскоре эту тему подхватили и другие города, где учащиеся из разных универов стремились символически поджечь свою альма-матер. До наших краев, как видим, западное веяние дошло с 10-летней задержкой — но лучше поздно, чем никогда!

Представляете, на что Харьков будет похож еще через 10 лет, с такой-то архитектурной школой? Конечно, застройка во многом зависит от заказчика и финансирования. Но есть смутное подозрение, что с ликвидацией одного из ведущих образовательных учреждений по этой специальности всё станет еще печальнее — и притом в разы.

Напомним, ранее «Ассамблея» в деталях рассказывала о том, как стагнирует и медленно умирает харьковская наука из-за нехватки молодых кадров.

А неделю назад, в прошлую пятницу, показывали одновременные протесты рабочих «Электротяжмаша» и Харьковского метрополитена из-за систематической невыплаты зарплаты.

Борьба продолжается!

В Минском городском суде допросили анархиста Николая Дедка — он не признал себя виновным и подробно рассказал, как после задержания его пытали сотрудники ГУБОПиК. «Медиазона» приводит речь Дедка с незначительными сокращениями.

В 2008 году получил среднее специальное юридическое образование, окончив юридический колледж БГУ по специальности «Правоведение». Работал судебным исполнителем в суде Центрального района города Минска, юрисконсультом в частной фирме. После освобождения в 2015 году закончил Европейский гуманитарный университет по специальности «Всемирная политика и экономика».

Много лет участвую в анархистском движении. Блог вел в телеграме и других соцсетях, где анализировал политические события в стране и мире, рассказывал о борьбе за свои гражданские права, об анархизме. С июня 2020 года проживал в поселке Сосновый Осиповичского района, чтобы не быть в Минске, где в то время шли массовые аресты политических активистов.

Касаемо обвинения по статье 361 УК РБ. Размещая статьи и комментарии в телеграм-канале Mikola, я реализовывал свое право на свободу высказываний. Я никогда не призывал к насильственным действиям в отношении кого-либо и все время подчеркивал, что являюсь сторонником ненасильственного сопротивления. Считаю, что обвинение целиком составлено в манипулятивной формулировке. Мои действия СК расценил как угрозу национальной безопасности, понимая под национальной безопасностью интересы правящего класса. Однако интересы Беларуси и интересы правящей верхушки — это не одно и то же.

Из обвинения вытекает, что [призывая бороться за] свои гражданские права, я призывал разрушать Беларусь и создавал угрозу людям. Это ложь и подмена понятий. Я также был обвинен в «распространении идеологии экстремизма», тогда как ни одна экономическая теория, ни один учебник не знает такой идеологии. Конституция РБ гарантирует человеку, гражданину право распространять любые политические взгляды и придерживаться любой идеологии. В рамках статьи 361 я был обвинен в том, что мои действия могли привести к угрозе жизни и здоровью людей. Во-первых, ни одного доказательства того, что мои посты понесли угрозу чьей-либо жизни и здоровью нету. Во-вторых, закон прямо запрещает строить обвинение на предположениях и вероятности.

Касаемо обвинения по статье 342. Многочисленные марши, которые три месяца проходили в Минске, я не посещал, так как опасался, что буду задержан и не смогу вести свой телеграм-канал. На свой день рождения, 23 августа, я решил сделать исключение, действительно. Никакого плана, включавшего в себя нарушение общественного порядка, у меня не было. Решение посетить марш принял спонтанно, пришел туда один. Никаких милиционеров, которые бы препятствовали шествию и говорили о нарушении общественного порядка я там не наблюдал, обнаружил их только позже, на своих фотографиях.

Я не блокировал работу транспорта, так как в тот момент, когда я выходил на проезжую часть, она уже была заполнена людьми на несколько сотен метров в обе стороны. Никаких заявлений от недовольных граждан, которым бы мешал лично я, в мой адрес, в адрес милиции не поступало. Ни один из людей, встреченных мной там, не проявлял признаков недовольства. Более того, десятки граждан высовывались с балконов и окон, показывали знак V и махали бело-красно-белыми флагами. На шествии царила атмосфера всеобщего единения, душевного подъема и дружбы, поэтому слова, что своим присутствием я цитата: обострял напряженность в обществе, нарушал общественные устои добропорядочности и внутреннее спокойствие граждан — это ложь. Наоборот, за всю жизнь я не видел такого количества добропорядочных граждан в одном месте.

Касаемо обвинения по статье 295-3. я настаиваю на том, что бутылки со смесью бензина и машинного масла мне подкинули сотрудники ГУБОПиК [во время задержания]. Указанные бутылки были найдены в шкафчике под подоконником на кухне. Когда жил в этой квартире, я неоднократно заглядывал в этот шкаф — их там не было. Значит, возможность того, что эти бутылки принадлежат прежнему хозяину, исключена.

«Эти бутылки мне были подкинуты»

Когда в квартиру ворвались сотрудники СОБР и ГУБОПиК, они положили меня лицом на пол, сразу принялись избивать, спрашивали, где еще в доме висят камеры. Дело в том, что на балконе той квартиры, где я жил, висит муляж видеокамеры, оставленной прежним хозяином. Я неоднократно говорил, что камер нет. Часть сотрудников, как понял по разговору, разбежались по другим комнатам, где что-то делали около минуты. После чего меня стали избивать, требуя пароли от телефона и ноутбука. Но об этом я расскажу позже.

Когда пришли понятые и начался официальный обыск, меня сразу повели на кухню, где на моих глазах сотрудник ГУБОП доставал из шкафчика две бутылки с желтой жидкостью, причем одна уже была на столе. Я сначала не понял, что это за бутылки, пока не почувствовал резкий запах бензина и не увидел на одной из них кусочек ткани сверху. Я сразу сказал, что это не мое и это мне подкинули, на что сотрудники ГУБОП усмехнулись.

Спустя три или четыре часа, после нескольких часов пыток, сотрудник ГУБОПиК Тарасик Иван Александрович, когда я лежал в наручниках на полу кабинета, мне дал бутылки <нрзб>, стал совать горлышко бутылки мне в рот, после этого плевал, потом дал бутылки мне в руки и требовал, чтобы я их сжимал. И так с каждой бутылкой.

После чего они были по-отдельности упакованы в черные пакеты, как для мусора. <нрзб> Тот факт, что экспертиза не обнаружила моих биологических следов, я могу объяснить только тем, что сотрудники ГУБОПиК, зная, что я жаловался на пытки и фальсификации доказательств, повлияли на результаты экспертизы с тем, чтобы выставить меня лжецом.

Думаю, они верили, что и без наличия моих следов меня осудят по 295-3. То, что эти бутылки мне были подкинуты, подтверждается множеством логических несостыковок.

Во-первых, следствие не установило, как, когда и при каких обстоятельствах я якобы изготовил эти бутылки и смесь. Я не автомобилист, бензина у меня дома не обнаружено. Если я набрал его на заправке, то где данные с камер видеонаблюдения? Во-вторых, если я изготавливал эти бутылки, то должны были остаться перчатки, раз следов нет, а на моей одежде — следы горюче-смазочных материалов. Ничего этого нет.

В-третьих, непонятно где и как в поселке Сосновый Осиповичского района можно использовать коктейли Молотова. В поселке нет административных зданий, отделений милиции и других объектов, представляющих интерес для революционера. Везти их в Минск на общественном транспорте абсурдно, так как от них идет резкий запах бензина. В-четвертых, повторюсь, бутылки были найдены на кухне завернутыми в мои кухонные полотенца. При этом вонь от бутылок была очень сильной, что отметили даже понятые. Непонятно, зачем держать источник бензина там, где готовишь и принимаешь еду?

Из этого вывод: бутылки мне были подкинуты сотрудниками ГУБОПиК. Сначала они удостоверились, что в доме нет охраны, потом, убедившись, что я лежу лицом в пол и ничего не вижу, положили бутылки в шкафчик. Так как торопились, положили бутылки в первое место, показавшееся подходящим. Чтобы не оставлять отпечатки, обернули [бутылки] кухонными полотенцами, которые лежали на подоконнике. А потом демонстративно достали в присутствии понятых.

Полагаю, что этим сотрудники преследовали две цели. Первая — подстраховаться еще одним обвинением, если я вдруг каким-то чудом буду оправдан по другим. Вторая — создать нужную картинку для руководства и госсми. Поскольку с момента освобождения в 2015 году вся моя деятельность носила публичный и открытый характер, я делал блог от своего имени, не скрываясь, арест за него мог бы выглядеть как как преследование за свободу слова. А вот показать, что экстремист хранит дома Молотов, вкладывается в государственную картину.

Задержание. «Сейчас поедем в гестапо, там ты будешь плакать»

Отдельно хочу рассказать о своем задержании, так как оно имеет ключевое значение для понимания смысла этого уголовного процесса. 11.11.2020 сотрудники карательных структур вломились ко мне в квартиру, в том числе вломились через балкон. Между первым ударом в дверь и тем, как меня повалили на пол, прошло не более пяти-шести секунд, я успел только закрыть крышку ноутбука и встать. Сопротивления я не оказывал.

Сотрудники повалили меня на пол и застегнули наручники за спиной, это произошло приблизительно в 22:20. Всего в квартиру вломились семеро сотрудников: четверо в штатском, трое в амуниции. Избивать начали сразу, спрашивали, есть ли в квартире камеры видеонаблюдения. Потом они начали осмотр помещения — я это понял по шагам. Что они делали, я не видел, так как лежал лицом в пол и за попытки пошевелиться меня били.

Полагаю, что именно в эти минуты сотрудники положили коктейли Молотова. Потом ко мне подошел сотрудник, сел рядом на корточки и сказал: «Ты же понимаешь, что ты из ШИЗО не вылезешь?».

Из-за стола. Из-за стола сразу забрали мою технику, стали требовать пароль — сначала от мобильного телефона. Я отказался, и тогда меня стали бить кулаками в лицо сотрудники в амуниции. Я стал кричать, и тогда один из сотрудников сорвал с дивана подушку и сжал мою голову в нее. Я почувствовал, что не могу дышать, пытался прокричать, что скажу пароль, но они не слышали.

Еще некоторое время держали мою голову в подушке. Когда отняли голову, я сказал, что мне нужно время, чтобы вспомнить пароль, так как я забыл его от стресса. Тогда меня продолжили бить. Я вспомнил пароль где-то через минуту. После того как я сказал, меня положили лицом в пол и некоторое время не били. Сотрудники СОБРа в основном молчали, сотрудники ГУБОПиК отпускали издевательские комментарии, оскорбляли. Как я понял, цель была максимально <нрзб>. Они говорили: «Думаў, што ты ў бяспечным месцы? Ты гаварыў, што ціск бывае псіхалагічным і фізічным. Сення у цябе будзе і псіхалагічны, і фізічны. Што, Мікола, думаў, зашыфраваўся? Можа цябе абасцаць?».

Сотрудник ГУБОПиК <нрзб> взял с моей тумбочки банковскую карточку, стал тыкать мне ею в лицо и говорить: «Все в доход государства». [Он говорил:] «Повезем тебя в лес, разденем и посмотрим, чем ты женщин удовлетворяешь или ты можешь только языком. Сейчас поедем в гестапо, там ты будешь плакать и ненавидеть себя». Как я понял, «гестапо» сотрудники называли между собой здание на Революционной, 3. При этом меня постоянно оскорбляли, били ногами по бедрам <нрзб>. Вскоре меня подняли сотрудники, запрещали смотреть на себя, били, если я поднимал голову.

Они сказали, что сейчас приведут понятых и будет обыск. Если я буду кричать или жаловаться, то всю дорогу до Минска меня будут бить и издеваться. А если буду молчать, то поедем нормально.

Два сотрудника ушли и вернулись с двумя пенсионерами, в которых я узнал своих соседей. В присутствии понятых меня начали водить по комнатам. Руки все время были в наручниках сзади, причем стянуты с такой силой, что <нрзб>. Когда мы зашли в комнату, где раньше жила девушка, сотрудник начал брать женские платья, прикладывать ко мне и спрашивать: «Это не твое?». Остальные сотрудники смеялись.

В последнюю очередь пошли в кухню. Когда я заходил, на столе уже стояла бутылка с желтой жидкостью. Я сказал, что это не мое, и тогда сотрудники начали искать поддержки у понятых, спрашивали, видели ли они, как доставались бутылки. Те сказали, что видели. У понятых также спрашивали, чувствуют ли они запах нефтепродуктов. Они сказали, что чувствуют. Даже в присутствии понятых говорили, что будут меня бить. Понятные никак не реагировали и делали вид, что этого не замечают. Когда они отворачивались, сотрудник старался исподтишка меня ударить.

В целом обыск проводился поверхностно, скорее для вида. Было ясно, что интерес составляет только <нрзб>. Хочу опровергнуть слова понятого о том, что я отрицал принадлежность вещей — это неправда. Я сразу сказал, что деньги и камера мои. Среди выложенных на диван вещей были камера, штатив и наручные часы. Всего этого я потом не нашел в описи изъятых вещей, хозяйка квартиры тоже не нашла. Также, кинув взгляд на тумбочку в тот момент, я не увидел кошелька, в которым была примерно тысяча рублей. Полагаю, что камеру, штатив, часы и тысячу рублей украли сотрудники ГУБОПиК, воспользовавшись тем, что я большую часть времени ничего не видел, так как лежал лицом в пол. Во-вторых, был дезориентирован и не мог внимательно читать список изъятого. Об этом можно жаловаться в ГУСБ МВД Республики Беларусь.

Дедок говорит, что после после подсчета денег сотрудники поставили его на полу, разложив рядом деньги, охотничий нож и подкинутые коктейли Молтова — «и сняли все это на смартфон».

Когда пустили понятых, было около 00:30. Меня поставили лицом к стене. Я спрашивал, зачем нужно меня бить. Алекса ответил, что я им не нужен, так как я отработанный материал. [Сотрудник по фамилии] Тарасик отвечал: «Чтобы получить моральное удовлетворение». Меня периодически продолжали бить, нанося удары по голове, по спине, по ногам и в грудь. Как я понял, Тарасику нужно было постоянно держать меня в напряжении, чтобы я не знал, куда и в какое место будет нанесен очередной удар и не мог расслабиться ни на секунду.

Съемки. «Это видео мы запишем — с болью или без»

Сотрудники отошли в конец большой комнаты. Один собровец отвел меня в коридор, чтобы я не слышал, о чем они совещаются. Вообще с момента задержания сотрудники в штатском беспрестанно куда-то звонили и отчитывались начальству. В особенности Алекса, который не выпускал из рук телефон.

Посовещавшись, меня вернули в комнату, где Алекса сказал, что мне сейчас нужно сказать на камеру, что они скажут. Добавил: «Это видео мы запишем — с болью или без». После чего ударил меня кулаком в грудь. Я ударился о стену и упал. Спросил, буду ли я говорить на видео. Я молчал. Когда молодой сотрудник завел меня в кладовку — помещение метр на полметра — пустил туда слезоточивый газ и баллончик и подпер дверь собой. Я почувствовал, что не могу дышать, сказал, что произнесу все, что надо.

Тогда тот же сотрудник вывел меня на улицу вместе с СОБРом. При этом другой сотрудник ГУБОПиК стоял во дворе и снимал [меня на видео]. Но тут же сказал, что нужно сделать второй дубль. Тогда меня вернули в подъезд, <нрзб>, заломав руки сильнее — так, что туловище было практически вверх ногами.

А все тот же молодой сотрудник достал перцовый баллончик еще раз и стал распылять мне в лицо, стараясь попасть в глаза. Он сделал это четыре раза. Он стоял так близко, что я чувствовал струю перцового спрея веком или глазным яблоком, если не успевал зажмуриться. После меня вернули в квартиру и некоторое время, около минуты, не трогали. Как я понял, дожидаясь максимального эффекта от перцового баллона. После сотрудник, которого мне представил «следователь», сказал, что я если я все правильно скажу, то мне дадут умыться. Я им сказал все, что от меня требовали.

Алекса при этом снимал на смартфон. После мне дали умыться, расстегнув один браслет наручников. Пока я умывался, молодой сотрудник у меня за спиной трещал электрошокером. Спрашивал, знаю ли я что такое «дискотека». Это когда задержанного бьют электрошоком в наручники.

В ГУБОПиК. «Коля, сейчас будет больно»

После мне отстегнули один браслет. Дали собраться и одеться. А часы взять с собой не разрешили. Как я уже говорил выше — их вообще нигде не оказалось.

Я одевался, меня не били, но оскорбляли и издевались. Выходя из квартиры, один из сотрудников предложил мне взять с собой бутерброд. Я отказался: от стресса аппетита не было. Открыв холодильник, он удивился тому, что у меня там мало продуктов.

После меня повезли в микроавтобусе, который был припаркован во дворе. Там меня посадили на пол и повезли в милицию. По дороге не били. Сотрудники пытались вступить со мной в политическую дискуссию. В частности молодой сотрудник сказал, что «вы — активисты, блогеры, сами создаете в стране нестабильную обстановку, а потом жалуетесь, что вас бьют и арестовывают». Остальные говорили, что народ Беларуси разделился и что большинство проголосовало за Лукашенко.

Когда меня высадили, я увидел улицу Революционную, здание ГУБОПиК, куда меня привели, пригнув голову и надев на нее капюшон. Было около 01:30 ночи. Повели в кабинет, который находится в правом коридоре, если стоять спиной к центральному входу. Четвертый кабинет от начала коридора по правой стороне. Поставили на колени лицом к стене, стали спрашивать пароль от жесткого диска. Я сказал пароль от операционной системы. Они говорили, что он не подходит. Сотрудник сказал: «Коля, сейчас будет больно».

Спустя некоторое время я попросился в туалет, сотрудники СОБРа меня завели. После вернулись уже в другой кабинет: третий от начала коридора по правой его стороне.

Вероятно, кабинет Тарасика — я сделал вывод по расположению его рабочего стола. Там было, кроме Тарасика, еще три сотрудника, — все за своими рабочими столами. Сотрудник с моим ноутбуком сидел ближе ко входу. Он же отдавал команду когда бить меня и когда перестать. Сотрудников СОБРА ГУБОП отпустили домой.

Все присутствующие были в масках и очень старались не позволить мне увидеть их лица, даже в масках. Меня положили лицом на пол. В комнату вошел сотрудник <нрзб>. Меня спросили пароль от жесткого диска. Я сказал, что не помню. Тогда стали бить меня ногами. Сотрудник в черном, которого звали между собой Гена, скорее всего, вымышленное имя. Били по икрам, бедрам, ягодицам, спине и рукам.

После нескольких отказов Тарасик сказал, что будут бить меня по гениталиям и изнасилуют дубинкой. Угрожали бить электрошокером, говорили, что будут мочиться на меня. В промежутках между подходами периодически бил третий сотрудник. После четырех или пяти избиений я дал им пароль от жесткого диска, записав его на листике бумаги. Но компьютерщик его неправильно ввел [и меня стали бить]. Так как одна рука у меня была отстегнута, я пытался ею укрываться и мне отбили несколько пальцев. Сотрудник в черном поднял мою голову и стал [бить по ней]. И так несколько раз, пока компьютерщик не ввел пароль правильно.

Все время с начала побоев я сильно кричал. В какой-то момент из диалогов сотрудников я понял, что в кабинет заглянул кто-то со стороны с претензий или вопросами по поводу криков. Полагаю, что это был постовой, так как никого в здании больше не видел. Тарасик послал его матом и сказал, цитата: «Если этот добряк еще раз придет, я сам его изобью». [Сказал] в нецензурной форме.

После того как они получили доступ к ноутбуку, стали требовать пароль двойной аутентификации от банковской карты. Я его не помнил наизусть, поэтому пришлось указать путь к файлу, где он был записан. За это время меня избили еще несколько раз. Я заметил, что они сменили тактику. Сначала избивали, а потом сразу задавали вопросы. Когда меня били, я пытался уворачиваться. Поэтому в какой-то момент Тарасик начал наступать мне ногой на лицо и только тогда бить, чтобы я меньше уворачивался.

Когда они получили доступ к моему аккаунту, стали вслух рассуждать, как распорядиться моим телеграм-каналом. Спрашивали, когда мои товарищи поднимут кипиш по поводу моего отсутствия. Компьютерщик сказал, что сейчас напишет моей девушке, что у меня все хорошо. Впоследствии я узнал, что действительно это сделал.

В промежутках между этим меня били просто так. Например, Тарасик, после того, как ему принесли заваренную вермишель, сказал, что сейчас доем «Роллтон» и буду тебя бить. Нецензурно.

Старался бить в одно и то же место, по много раз, чтобы было больнее. После очередных побоев Тарасик сказал, что уже устал. И со словами «Старость не радость» сел на свое рабочее место. Остальные сотрудники засмеялись.

Также мне угрожали, что если я не скажу требуемое, то к шести утра будут приходить другие сотрудники ГУБОП и меня будут бить все по очереди. Я опять спросил, за что меня бьют, если я дал требуемую информацию. На что Тарасик ответил: «За то, что ты есть». После Тарасик принес бутылки, подкинутые мне в квартиру, и стал засовывать горлышко бутылки мне в рот. Я сначала не понял, что он делает, а потом он сказал, плевать на горлышко и прикладывал бутылки к моим ладоням. Тогда до меня дошло, что это делается для дактилоскопической экспертизы. Так он сделал поочередно с каждой бутылкой. Я уже не сопротивлялся. Потом каждую бутылку он <нрзб>.

«Если откроешь рот на сотрудников, я приеду в зону и этой дубинкой тебя кончу»

Тем временем другой сотрудник продолжал работать с моим телеграмом. Спрашивал про людей из моего списка контактов и про админов других каналов, а также кто из действующих сотрудников МВД мне помогает и кто финансирует акции протеста.

Спросили, зачем я публиковал данные сотрудников милиции. Я сказал, чтобы вызвать общественное осуждение. Тогда меня стали избивать втроем.

Потом меня подняли, сказали подписать бумагу, которую напечатал один из сотрудников. Я подписал все не глядя. Тем временем другие продолжали издеваться. «Давайте его обоссым», «Ну что, Микола, хочешь стрим провести?». Тарасик предложил: «А давайте я на него сяду, а вы сфоткаете». Но остальные не поддержали такое предложение.

Потом меня поставили у красно-зеленого флага и сказали извиниться перед сотрудниками за то, что я выкладывал данные, и посоветовать другим так и делать. Тарасик сказал: «Если все правильно скажешь, я тебя бить больше не буду».

Сотрудник в черном сказал: «А я за себя не отвечаю». Тут же Тарасик стал требовать, чтобы я вдобавок к извинениям сказал на камеру, что я «чмо и гондон».

Судья вмешивается в рассказ Дедка, на что тот замечает, что только цитирует «что было».

Я этого говорить не стал. Снимал меня на камеру все тот же молодой сотрудник, что был на задержании. Тарасик же еще хотел, чтобы я заплакал на видео. Он говорил: «Пусти слезу, а то сейчас выпустим». Я не плакал. Уже [потом я узнал], что это видео показывали на БТ как доказательство того, что я раскаиваюсь в своей анархистской деятельности.

Сразу после съемки молодой сотрудник предложил: «А давайте флаг с двери возьмем и сожжем во дворе». В его смартфоне отмотаем время назад и снимем. Как я понял, чтобы довесить на меня еще одну статью. Остальные посмеялись и не приняли это предложение.

Меня опять положили на пол, чтобы провести профилактическую беседу: так я понял, что пытки, скорее всего, закончились. От меня потребовали, чтобы я дал слово чести, что никогда больше не напишу и не скажу ничего плохого о сотрудниках ГУБОПиК. Потом мне сказали, что если я расскажу или пожалуюсь на то, что здесь со мной произошло, то ко мне приедут в ИВС и все произошедшее покажется мне мелочью. Я со всем соглашался.

Сотрудники говорили, что здесь жизни уже не будет, я должен уехать из страны, говорили, что получу 7-9 лет — и то если буду сотрудничать со следствием. А если буду жаловаться и говорить о том, что тут произошло, то будет в колонии 411-я статья, что буду в зоне петухом, что вообще в колонии жить не буду.

Тарасик говорил так: «Есть в колонии осужденные, которые с нами сотрудничают. Да что я тебе рассказываю, ты же сидел, сам все знаешь. Если еще раз откроешь рот на сотрудников, я приеду в зону и лично этой дубинкой тебя кончу, а потом утоплю в параше». Конец цитаты.

«Ты не тех людей сделал своими врагами, с нами бороться бесполезно». Конец цитаты. Тарасик говорил, что я не выйду из тюрьмы, там сдохну. Другой сотрудник возразил ему: «Почему? Отсидит срок и освободится». Так они какое-то время спорили. После меня спросили, что я скажу по поводу побоев в ИВС. Я сказал: «Скажу, что упал». Мне сказали «Правильно».

Меня повели из кабинета во внутренний двор. Бить перестали — только пару раз ударили головой об дверь. Посадили в легковую машину и повезли на Окрестина. Как только сел в машину, меня стало сильно трясти. Молодой сотрудник, что сидел справа от меня, начал на меня кричать, чтобы я не заблевал машину, и стал спрашивать, что со мной. «Мандражны он, не видишь, что ли», — сказал другой сотрудник.

Я попросил перестегнуть мне наручники спереди, они перестегнули. На часах на панели автомобиля было 05:24. Сотрудник, который был за рулем, еще раз напомнил, чтобы я молчал о произошедшем: «Если будешь писать жалобу, или расскажешь на суде, или в письме, или адвокату, то не выйдешь никогда».

Когда меня привезли в ИВС, они спросили, откуда у меня побои, но сотрудник ГУБОПиК ушел только когда закончился обыск — для свидетельства, что я не жалуюсь.

«Несмотря на угрозы, я настаиваю, что не признаю себя виновным»

Дедок вздыхает.

Ко всему вышесказанному добавлю: с момента освобождения в 2015 году до последнего задержания меня четырежды задерживали сотрудники карательных структур. Я девять раз, был осужден по статье 17.11 КоАП — распространение экстремистских материалов за мои посты в соцсетях. В 2018 году в Комитете по правам человека ООН была зарегистрирована моя жалоба на систематическое преследование на почве политических взглядов. Все описанное выше, а также уголовное дело в отношении себя я рассматриваю как подавление инакомыслия и борьбу с проявлением свободы слова. А также как личную месть сотрудников ГУБОПиК за последовательный анализ их действий.

Все поведение сотрудников ГУБОПиК, включая издевательства, побои, оскорбления, особенно принуждения сняться на камеру, свидетельствуют о желании публично унизить, лишить уважения, в первую очередь, моей аудитории, представив меня в жалком и сломленном виде. А заодно запугать других лидеров мнений и активистов.

Угрозы продолжались и после моего задержания. В частности, мне стало известно, что моим близким неоднократно в мессенджерах писали анонимно якобы с инсайдами о том, что в тюрьме меня ждет, цитата, «самое страшное», что в СИЗО меня вот-вот сделают, цитата, «опущенным». Что, в колонии в Горках я буду убит уголовниками и это спишут на проблемы с сердцем. Я не сомневаюсь, что авторы этих сообщений оперативники ГУБОПиК и их цель — запугать моих родных и меня.

Несмотря на эти угрозы, я настаиваю, что не признаю себя виновным. Моя деятельность носила и будет носить гуманистической и просветительский характер с конечной целью — построение свободного общества.

Источник