Рассказ про дениса давыдова

Боровский И.Д.

1

Жулин Р.А.

1

Хохлов П.С.

1

---

1 МБОУ гимназия №6

денис давыдов

герой

1812

солнечногорск

партизаны

1. Солнечногорье – страницы истории. — Солнечногорск 1998 г. – 448 с.

2. Солнечногорск. Война и люди. ГУ МО 2Информационное агентство Солнечногорского района, 2005. Издательский дом «Граница», 2005. – 198 с.

Интернет-ресурсы:

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B0%D0%B2%D1%8B%D0%B4%D0%BE%D0%B2,_%D0%94%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%81_%D0%92%D0%B0%D1%81%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87

https://go.mail.ru/search_images?rf=e.mail.ru&fm=1&q=%D1%84%D0%BE%D1%82%D0%BE%20%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%81%20%D0%B4%D0%B0%D0%B2%D1%8B%D0%B4%D0%BE%D0%B2%20%D0%B8%20%D0%B1%D0%B0%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%B8%D0%BE%D0%BD&frm=web

https://fb.ru/article/138959/denis-davyidov-biografiya-stihi-i-foto

;  Не проспи ее полет.

   Пей, люби да веселися —

   Вот мой дружеский совет!

   Кому не известно прекрасное стихотворение Давыдова «Песня старого гусара» — эта песня, которую было бы прилично назвать похоронною, потому что он в ней воспевает тех коренных гусар, которые были, но которых уже нет?..

   Деды, помню вас и я,

   Испивающих ковшами

   И сидящих вкруг огня

   С красно-сизыми носами!

   На затылке кивера,

   Доломаны до колена,

   Сабли, шашки у бедра,

   И диваном — кипа сена.

   Трубки черные в зубах;

   Все безмолвны — дым гуляет

   На закрученных висках,

   И усы перебегает…

   Ни полслова… Дым столбом…

   Ни полслова… Все мертвецки

   Пьют и, преклонясь челом,

   Засыпают молодецки.

   Но едва проглянет день,

   Каждый по полю порхает;

   Кивер зверски набекрень,

   Ментик с вихрями играет.

   Конь кипит под седоком,

   Сабля свищет, враг валится…

   Бой умолк — и вечерком

   Снова ковшик шевелится.

   Таковы были истые гусары старого времени, те, которые строго и набожно держались буквального смысла гусарского корана; но новые — увы, любезный читатель, как и у Давыдова, ваше сердце обольется кровью, и вам станет грустно, посмотрите, что это такое:

   А теперь что вижу? — Страх!

   И гусары в модном свете,

   В вицмундирах, в башмаках,

   Вальсируют на паркете!

   Говорят умней они…

   Но что слышим от любого?

   «Жомини да Жомини!..»

   А об водке ни полслова!..

   Но не бойтесь — гусары нашего времени не осердятся на Давыдова и останутся им довольны так же, как и гусары старого времени; правда, нашелся тогда один филистер, который, не догадавшись, что в стихах Давыдова новые гусары похвалены не меньше старых, обиделся один за всех и пропел Давыдову резонерскую рацею, из которой мы помним несколько стихов:

   Вот и мы, друзья младые,

   От сатиры не ушли:

   Наши деды дорогие

   Тьму пороков в нас нашли.

   Виноваты: не умеем

   Из лохани пить ковшом,

   И таланта не имеем

   Услаждать себя вином —

   и прочая, — все такими же плохими стихами.

   Муза Давыдова по превосходству военная. Нашему воину-поэту все предметы представлялись сквозь призму военного быта.

   Я люблю кровавый бой!

   Я рожден для службы царской!

   . . . . . . . . . . . . . . .

   За тебя на черта рад,

   Наша матушка Россия! —

   восклицает Давыдов, — и вся жизнь его была оправданием этих слов. Давыдову не было нужды божиться и клясться, что он патриот — ему можно было поверить и на слово. Это, повторяем, отразилось и в его поэзии: стихотворения его, несмотря на ограниченность их числа, разнообразны, но все носят на себе отпечаток взгляда на вещи с одной точки, и потому-то особенно дороги они. В Давыдове русская воейная служба нашла себе достойного поэта, и он, как увидим ниже, доказал, что в ней есть жизнь и поэзия, и возвысил ее до поэтического апотеоза. Его стихотворения даже являлись и на свет по-военному: были писаны на привалах, на дневках, между двух дежурств, между двух сражений, между двух войн; «это (прибавляет «Очерк») пробные почерки пера, чинимого для писания рапортов начальникам, приказаний подкомандующим». «Некоторые стихотворения (сказано в «Очерке»), исторгнутые им из покрытых уже прахом или изорванных журналов, а другие, переходя из рук в руки писцов, более или менее грамотных, изменились до того, что и самим автором едва были узнаны. Не говорим уже о тех, которые, прославляя удалую жизнь, не могли тогда и не могут теперь показаться на инспекторский суд ценсурного комитета».

   Давыдов сам отказывается от звания присяжного поэта:

   Я не поэт — я партизан, казак,

   Я иногда бывал на Пинде, но наскоком

   И беззаботно, кое-как

   Раскидывал перед Кастальским током

   Мой независимый бивак.

   Нет! не наезднику пристало

   Петь, в креслах развалясь, лень, негу и покой…

   Пусть грянет Русь военною грозой —

   Я в этой песне запевало.

   Эта же мысль высказана Давыдовым и в следующем стихотворении, которое замечательно, как дополнительная черта к поэтической физиономии его творца:

   На вьюке, в тороках цевницу я таскаю;

   Она и под локтем, она под головой;

   Меж конских ног позабываю,

   В пыли, на влаге дождевой…

   Так мне ли ударять в разлаженные струны

   И петь любовь, луну, кусты душистых роз?

   Пусть загремят войны перуны —

   Я в этой песне виртуоз!

   Но, несмотря на то, Давыдов был истинным виртуозом и в другой песне — в песне любви; эта песня у него полна чувства и разнообразия, но она везде песня солдата.

   Напрасно думаете вы,

   Чтобы гусар, питомец славы,

   Любил лишь только бой кровавый!

   И был отступником любви.

   Амур не вечно пастушком

   В свирель без умолку играет:

   Он часто, скучив посошком,

   С гусарской саблею гуляет;

   Он часто храбрости огонь

   Любовным пламенем питает —

   И тем милей бывает он!

   Он часто с грозным барабаном

   Мешает звук любовных слов.

   Он так и нам под доломаном

   Вселяет зверство и любовь.

   В нас сердце не всегда желает

   Услышать стон, увидеть бой, —

   Ах, часто и гусар вздыхает,

   И в кивере его весной

   Голубка гнездышко свивает…

   Давыдовская песня любви принимает разные тоны: то она шаловлива, как в его шутливо грациозной анакреонтической оде «Мудрость»; то солдатски откровенна и грубо насмешлива, когда мстит за отказ, как в этом стихотворении:

   Неужто думаете вы,

   Что я слезами обливаюсь,

   Как бешеный кричу: увы!

   И от измены изменяюсь?

   Я тот же атеист в любви,

   Как был и буду, уверяю,

   И чем рвать волосы свои,

   Я — ваши к вам же отсылаю.

   А чтоб впоследствии не быть

   Перед наследником в ответе,

   Все ваши клятвы: век любить

   Ему послал по эстафете.

   Простите! право, виноват!

   Но если б знали, как я рад

   Моей отставке благодатной!

   Теперь покойно ночи сплю,

   Спокойно ем, спокойно пью,

   И посреди собратьи ратной

   Вновь славу и вино пою,

   Чем чахнуть от любви унылой.

   Ах! что здоровей может быть,

   Как подписать отставку милой,

   Или отставку получить!

   Но наш храбрый гусар не всегда бывает так храбр в любви: отъезжая с товарищем в армию, он говорит ему:

   …О тебе любовь горюет…

   Счастливец! о тебе — я видел сам — тоской,

   Заныли… влажный взор стремился за тобой;

   А обо мне хотя б вздохнули,

   Хотя б в окошечко взглянули,

   Как я на тройке проскакал;

   Когда, забыв покой и негу,

   В курьерску завалясь телегу,

   Гусарские усы слезами обливал.

   Страсть есть преобладающее чувство в песнях любви Давыдова; но как благородна эта страсть, какой поэзии и грации исполнена она в этих гармонических стихах:

   О, пощади! — зачем волшебство ласк и слов,

   Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокий,

   Зачем скользит небрежно покров

   С плеч белых и груди высокой?

   О, пощади! я гибну без того:

   Я замираю, я немею

   При легком шорохе прихода твоего;

   Я, звуку слов твоих внимая, цепенею…

   Но ты вошла — и дрожь любви,

   И смерть, и жизнь, и бешенство желанья

   Бегут по вспыхнувшей крови,

   И разрывается дыханье!

   С тобой летят, летят часы,

   Язык безмолвствует, одни мечты и грезы;

   И мука сладкая, и восхищенья слезы —

   И взор впился в твои красы,

   Как жадная пчела в листок весенней розы!

   Или, например, какою поэтическою, какою человеческою страстью дышит это стихотворение, столь полное тихого, трепетного блаженства любви:

   В былые времена она меня любила

   И тайно обо мне подругам говорила,

   Смущенная и очи спустя,

   Как перед матерью виновное дитя.

   Ей нравился мой стих, порывистый, несвязный,

   Стих безыскусственный, но жгучий и живой,

   И чувств расстроенных язык разнообразный,

   И упоенный взгляд любовью и тоской.

   Она внимала мне, она ко мне ласкалась,

   Унылая и думою полна,

   Иль ободренная, как ангел, улыбалась

   Надеждам и мечтам обманчивого сна.

   И долго взор ее из-под ресниц стыдливых

   Бежал струей любви — и мягко упадал

   Мне на душу — и на устах пылал

   Готовый поцелуй для уст нетерпеливых…

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Боже мой, какой гармонический стих, какие грациозно-пластические образы! Это стихотворение отзывается художественною отделкою.

   Другая страсть кипит и пышет в страстно-шутливом стихотворении «Поэтическая женщина»:

   Что она? — Порыв, смятенье,

   И холодность, и восторг,

   И отпор, и увлеченье,

   Смех и слезы, черт и…

   Пыл полуденного лета,

   Урагана красота,

   Исступленного поэта

   Беспокойная мечта.

   С нею дружба — упоенье!

   Но спаси, создатель, с ней

   От любовного сношенья

   И таинственных вещей.

   Огненна, славолюбива,

   Я ручаюсь, что она

   Неотвязчива, ревнива,

   Как законная жена.

   Есть люди, для которых дальше буквы ничего не видно, — и они никак не в состоянии понять, что душа одного и того же человека была так широка и глубока, что могла вмещать в себе элементы разнородные и часто, по-видимому, противоположные друг другу. Сколько есть людей на белом свете, которые, прочитав «Поэтическую женщину», вполне останутся убеждены, что для Давыдова не существовало другой поэтической женщины, что чужды ему были возвышенные чувства одухотворенной любви! И в самом деле, сам Давыдов с такой достолюбезною наивностию сознается в этом, — в стихотворении, означенном литерами «С. А. К-ной»:

   Вы личиком пафосский бог,

   Вы молоды и стройны, как Аглая:

   Но я гусар… я б вас любить не мог.

   Простите: для меня вы слишком неземная!

   К вам светской страстью, как к другой,

   Гореть грешно! — С восторженной душой

   Мы вам, как божеству, несем кадил куренье,

   Обеты чистые, и гимны, и моленье!

   Но именно это-то откровенное признание и доказывает, что для Давыдова существовало отрицаемое им в себе; что глубокая натура его понимала все, — даже и то, что не было ее преобладающею потребностию. Ограниченность состоит в неразумении, в непонимании, и некоторыми принимается заодно с моральностью; а всеобъемлемость и многосторонность почитаются заодно с безнравственностию, и потому Шекспир, Гете, Пушкин в глазах этих некоторых — безнравственные поэты, у которых только одна внешняя художественность, без любви. Хотя Давыдов и не принадлежит к всеобъемлющим поэтам, каковы Шекспир, Гете и Пушкин, но тем не менее и ему многое человеческое было доступно, а в числе этого многого — и то чувство, которым обязаны мы красоте и грации в образе женщины. Страстный по натуре, он иногда возвышался до чистейшей идеальности в своих поэтических видениях:

   Я был, я видел божество;

   Я пел ей песнь с восторгом новым;

   И осенил венком лавровым

   Ее высокое чело.

   Я, как младенец, трепетал

   У ног ее в уничиженьи

   И омрачать богослуженье

   Преступной мыслью не дерзал.

   Ах! Мне ль божественной к стопам

   Несть обольщения искусство?

   Я весь был гимн, я весь был чувство,

   Я весь был чистый фимиам!

   Эти куплеты взяты нами из прекрасного стихотворения «Душенька»; но вот окончание другого, еще лучшего, стихотворения «Речка», которое подтверждает нашу мысль:

   Явлюсь, весь в думу превращенный,

   На берега твоих зыбей,

   В обитель девы незабвенной,

   И тихо, странник потаенный,

   Невидимым проникну к ней.

   И, неподвластный злым укорам,

   Я облеку ее собой.

   Упьюсь ее стыдливым взором,

   И вдохновенным разговором,

   И гармонической красой.

   Ее — чья прелесть — увлеченье,

   Светла, небесна и чиста,

   Как чувство ангела в моленьи,

   Как непорочно сновиденье,

   Как юной грации мечта!

   Но особенную ценность должны иметь те стихотворения Давыдова, которых предмет — любовь и в которых личность его является такою рыцарскою, а его знание воина приобретает чрез то столько благородной, возвышенной поэзии. Эти пьесы тем драгоценнее, что они единственны в нашей литературе и не имеют себе ни образцов, ни подражаний. Почти все они (впрочем, их очень немного) отличаются гармоническими стихами, между которыми иные могут назваться пластически-прекрасными; таковы, например, эти:

   А я?.. мой жребий пасть в боях,

   Мечом победы пораженным,

   И может быть, врагом влеченный на полях

   Чертить кремнистый путь челом окровавленным!

   Или:

   О Лиза! сколько раз на миртовых полях,

   Среди грозы боев, я, презирая страх,

   С воспламененною душою,

   Тебя, как славу, призывал,

   И в пыл сраженья мчал

   Крылатые полки железною стеною…

   Кто понуждал меня, скажи,

   От жизни радостной на жадну смерть стремиться?

   Одно, одно мечтание души,

   Что славы луч моей на милой отразится;

   Что, может быть, венок, приобретенный мной

   В боях мечом нетерпеливым,

   Покроет лавром горделивым

   Чела стыдливое подруги молодой!

   Эти прекрасные стихи из известной пьесы, которая так грациозно начинается:

   Нет! полно пробегать, с улыбкою любви,

   Перстами легкими цевницу золотую!

   Пускай другой поет и радости свои,

   И жизни счастливой подругу молодую —

   Такова же пьеса, которая начинается стихами:

   Возьмите меч — я недостоин брани!

   Сорвите лавр с чела — он страстью помрачен!

   О боги Пафоса! окуйте мощны длани

   И робким пленником в постыдный риньте плен!

   и которой окончание дышит такою роскошью чувств и поэтических красок:

   Ах! пусть бог Фракии мне громом угрожает

   И, потрясая лавр, манит еще к боям —

   Воспитанник побед прах ног ее лобзает

   И говорит «прости» торжественным венкам…

   Но кто сей юноша блаженный,

   Который будет пить дыханье воспаленно

   На тающих устах,

   Познает мленье чувств в потупленных очах

   И на груди ее воздремлет утомленный?

   В ныне вышедшем издании стихотворений Давыдова помещена и его большая пьеса «Договоры», написанная им еще в 1806 или 1807 годах. Долго о ней не было никакого слуха, как вдруг недавно была она перепечатана в одном журнале, с таким объяснением от автора, что ее прежде не понимали, считая за сентиментальное стихотворение, тогда как она — сатира. Мы на этот раз не согласны с автором — да простит нам тень его! Мы думаем просто, что молодой и удалый гусар поддался на минуту духу сентиментальности, царствовавшей тогда в русской литературе, и не имел смелости, в зрелые лета, сознаться в этом самому себе, забыв, что быль молодцу не укора. В этой пьесе, явно выходящей из сферы таланта Давыдова, мало хорошего; но вот лучшее:

   …Что видим мы в театрах? — Малый круг

   Разумных критиков, а прочие — зеваки.

   Глупцы, насмешники, невежды, забияки.

   Открылся занавес. Неистовый герой

   Завоет «на стихах» и, в бешенстве жеманном,

   Дрожащую княжну дрожащею рукой

   Ударит невпопад кинжалом деревянным;

   Иль, небу и земле отмщением грозя,

   Пронзает грудь и, выпуча глаза,

   Весь в клюквенном соку, кобенясь, умирает…

   И ужинать домой с княжною уезжает.

   Мы не без особенного намерения привели здесь эти стихи: читатель увидит в них классическую замашку и тяжелую ломоносовскую фактуру шестистопного ямбического стиха, — и пусть он сравнит его со стихами позднейших стихотворений Давыдова: какая бесконечная разница! Нельзя довольно надивиться, как хорош стих у Давыдова, особенно если вспомнишь, как он писал все свои стихи. Правда, в его, даже лучших, пьесах попадаются стихи чересчур неграциозные, жесткие и прозаические; но когда же казаку, пишущему на привалах и бивуаках, думать о гладкости стихов и художественной отделке стихотворений? Сверх того, число слабых и дурных стихов очень незначительно у Давыдова, а хорошие просто приводят в изумление, как, например, вот в этой пьесе, которую, по мысли и форме, мы почитаем решительно лучшим его стихотворением:

   ВЕЧЕР В ИЮНЕ

   Томительный, палящий день

   Сгорел. Полупрозрачна тень

   Немного сумрака приосеняла дали,

   Зарницы бегали за синею горой,

   И, окропленные росой,

   Луга и лес благоухали.

   Луна во всей красе плыла на высоту,

   Таинственным лучом мечтания питая,

   И, прислонясь к лавровому кусту,

   Дышала роза молодая.

   Если бы не досадное усечение «полупрозрачна», эта пьеса могла б назваться вполне художественною, и даже в ряду антологических стихотворений Пушкина и Батюшкова не утратила бы своего высокого поэтического достоинства. Говоря об отдельных стихотворениях, нельзя не вспомнить «Бородинского поля», тем более что оно не пользуется тою известностию, которой заслуживает по своему достоинству:

   Умолкшие холмы, дол, некогда кровавый!

   Отдайте мне ваш день, день вековечной славы.

   И шум оружия, и сечи и борьбу,

   Мой меч из рук моих упал. Мою судьбу

   Попрали сильные. Счастливцы горделивы

   Невольным пахарем влекут меня на нивы…

   О, ринь меня на бой, ты, опытный в боях,

   Ты, голосом своим рождающий в полках

   Погибели врагов предчувственные клики,

   Вождь гомерический, Багратион великий!

   Простри мне длань свою, Раевский, мой герой!

   Ермолов! я лечу — веди меня, я твой —

   О, обреченный быть побед любимым сыном,

   Покрой меня, покрой твоих перунов дымом!

   Но где вы?.. Слушаю… нет отзыва! С полей

   Умчался брани дым, не слышен стук мечей,

   И я, питомец ваш, склонясь главой у плуга,

   Завидую костям соратника иль друга!

   Число всех стихотворений Давыдова не велико — около шестидесяти; из них, может быть, два или три слабые, но каждое более или менее примечательно или по поэтическому достоинству, или потому, что представляет собою черту для дополнения физиономии своего творца. «Полусолдат» особенно примечательно в этом отношении: отличаясь высоким поэтическим достоинством, оно в то же время и превосходная автобиография, и полный, верный портрет Давыдова, написанный им же самим, — что и заставляет нас, при заключении, выписать эту пьесу вполне:

   «Нет, братцы, нет! полусолдат

   Тот, у кого есть печь с лежанкой,

   Жена, полдюжины ребят,

   Да щи, да чарка с запеканкой!

   Вы видели, я не боюсь

   Ни пуль, ни дротика куртинца;

   Лечу стремглав, не дуя в ус,

   На нож и шашку кабардинца.

   Все так, — но прекратился бой,

   Холмы усыпались огнями,

   И хохот обуял толпой,

   И клики вторятся горами.

   И все кипит, и все гремит,

   А я меж вами одинокой,

   Немою грустию убит,

   Душой и мыслию далеко.

   Я не внимаю стуку чаш

   И спорам вкруг солдатской каши;

   Улыбки нет на хохот ваш,

   Нет взгляда на проказы ваши!

   Таков ли был я в век златой

   На буйной Висле, на Балкане,

   На Эльбе, на войне родной,

   На льдах Торнео, на Секване?

   Бывало, слово: «Друг, явись!»

   И уж Денис с коня слезает;

   Лишь чашей стукнут, и Денис

   Как тут, и чашу осушает!

   На скачку, на борьбу — готов,

   И чтимый выродком глупцами,

   Он расточитель острых слов,

   Он хлещет прозой и стихами.

   Иль в карты бьется до утра,

   Раскинувшись на горской бурке;

   Или вкруг светлого костра

   Танцует с девками мазурки.

   Нет, братцы, нет! полусолдат

   Тот, у кого есть печь с лежанкой,

   Жена, полдюжины ребят,

   Да щи, да чарка с запеканкой!»

   Так говорил наездник наш,

   Оторванный судьбы веленьем

   От крова мирного, в шалаш,

   На сечи, к пламенным сраженьям.

   Аракc шумит, Аракc шумит,

   Араксу вторит ключ нагорный,

   И Алагёз, нахмурясь, спит,

   И тонет в влаге дол узорный;

   И веет с пурпурных садов

   Зефир восточным ароматом;

   И сквозь сребристых облаков

   Луна плывет над Араратом.

   Но воин наш не упоен

   Ночною роскошью полуденного края.

   С Кавказа глаз не сводит он,

   Где подпирает небосклон

   Казбека груда снеговая.

   На нем знакомый вихрь, на нем громада льда,

   И над челом его, в тумане мутном,

   Как Русь святая, недоступном,

   Горит родимая звезда!

   Просим извинения у читателей, если им покажется, что мы слишком долго говорили о поэзии Давыдова: что делать! есть вещи, о которых, сколько ни говори, не наговоришься вдоволь. Как все истинно прекрасное, произведения Давыдова оценены и в то же время нисколько не оценены нашею публикою; оценены, но бессознательно, потому что известны всем, занимающимся чтением из удовольствия, некоторые даже заучены наизусть; и не оценены сознательно, потому что о Давыдове уже никто не говорит, удивляясь в то же время самым пустым и ничтожным литературным явлениям. Вышли в свет сочинения Давыдова, и что же? все журналы и газеты наши — кто промолчал, кто отделался общими местами, а кто посмеялся над ними {За что же другое, как не за насмешку принять, например, подобный отзыв о сочинениях Давыдова: «Не многие бывают равно умны и в стихах и в прозе: для этого нужно иметь особенную сноровку, которая не всем дается, много разборчивости и еще более хладнокровия: нужно точно знать, что должно сказать стихами, а что прозою. Вообще то, чего не стоит говорить, надобно говорить стихами, надобно выровнять по пиитическому ватерпасу, подкрасить эпитетами и стараться спустить с рук с рифмами: многие, для рифмы, купят и мысль, которой иначе не взяли бы и даром. Хорошие, дельные мысли, напротив, очень выгодно сбывать в натуре, то есть в прозе. Большая часть писателей, полагая, по врожденному самолюбию, что все их мысли равно чудесны, пренебрегают великим искусством сортирования идей, куют без разбору дельные мысли свои в стихи, пустые в прозу, и оттого проза и стихи их выходят плохие. Этим искусством Давыдов обладал в высокой степени: идей у него было немного, но он умел оценить каждую из них, знал, которые годятся в стихи, — этих было очень много, почти три четверти всего количества, — а которые можно с эффектом употребить в прозу, и, таким образом, сделался он равно приятным и равно примечательным писателем в стихах и в прозе»⁵.

   Какова оценка таланту Давыдова? Каковы понятия о творчестве, об искусстве, об идеях?.. И это напечатано в 1840 году!.. Мы не выдумали, — право, напечатано…}. Потому «Отечественные записки» особенно обрадовались встрече с старым знакомцем, любимцем русской публики, и — удивительно ли, что заговорились с ним? Перечитывая стихотворения Давыдова, мы испытывали такое же наслаждение, какое доставляет неожиданная встреча с другом, с которым давно расстались без надежды скорого свидания. Мы нашли их гораздо лучшими, нежели какими оставили их, но не потому, чтобы они изменились, а потому что мы сами сделались способнее оценять все простое и непритязательное, при истинном достоинстве. Давыдов как поэт решительно принадлежит к самым ярким светилам второй величины на небосклоне русской поэзии и имеет гораздо больше прав на славу и удивление, нежели многие, которые больше его пользуются тем и другим у большинства читающего люда. Талант Давыдова не великий, но замечательный, самобытный и яркий, которым и не столь бедная литература, как наша, должна была бы дорожить и гордиться. Для военных людей стихотворения Давыдова должны иметь особенную цену: в этих вольных и разгульных вдохновениях они увидят поэзию своего быта, причину любить его, дорожить и гордиться им. Прозаические произведения Давыдова по своему содержанию так же важны для всякого военного человека, как и стихотворения. Одним словом, странно было бы не увидеть сочинений Давыдова у всякого истинно образованного воина, — воина не по одной службе, но и по душе…

   Прозаические сочинения Давыдова большею частию — журнальные статьи, вроде мемуаров. В них найдете вы живые воспоминания об участии автора в разных кампаниях, особенно в священной брани 1812-1814 годов; воспоминания о героях той великой эпохи — Каменском, Кульневе, Раевском и проч. Предоставляем военным людям судить о военном достоинстве этих статей; что же касается до литературного, с этой стороны они — перлы нашей бедной литературы: живое изложение, доступность для всех и каждого, интерес, слог быстрый, живописный, простой и благородный, прекрасный, поэтический! Как прозаик Давыдов имеет полное право стоять наряду с лучшими прозаиками русской литературы. Как ни мал взятый нами отрывок из статьи «Встреча с великим Суворовым», но и по нем читатели могут судить о справедливости нашего мнения касательно достоинства прозы Давыдова. Один из лучших наших литераторов остроумно и справедливо растолковал пророчество Суворова о Давыдове, что он выиграет три сражения, но эти три сражения — три славы Давыдова: слава воина, слава поэта и слава отличного прозаического писателя⁶.

   Не знаем, все ли прозаические статьи Давыдова помещены в этом издании его сочинений, но большего и важнейшего его произведения в прозе — «Опыт теории партизанского действия» в нем нет.

   Давыдов умер в 1839 году, в последних числах мая месяца, еще в поре и цвете сил своих, от которых литература наша еще многого могла ожидать себе…

   Заключим нашу статью прекрасным очерком личности Давыдова, которым оканчивается его биография, писанная генералом О. О-м, и которая, по мнению других, не чуждому и нам самим, есть не что иное, как автобиография:

   Давыдов не нюхает табаку с важностию, не смыкает бровей в задумчивости, не сидит в углу в безмолвии. Голос его тонок, речь жива и огненна. Он представляется нам сочетателем противоположностей, редко сочетающихся. Принадлежа стареющему поколению, и летами и службою, он свежестию чувств, веселостию характера, подвижностию телесною и ратоборствованием в последних войнах собратствует как однолеток и текущему поколению. Его благословил великий Суворов; благословение это ринуло его в боевые случайности на полное тридцатилетие, — но, кочуя и сражаясь тридцать лет с людьми, посвятившими себя исключительно военному ремеслу, он в. то же время занимает не последнее место в словесности между людей, посвятивших себя исключительно словесности, и, охваченный веком Наполеона, изрыгавшим всесокрушительными событиями, как Везувий лавою, — он пел в пылу их, как на костре тамплиер Моле, объятый пламенем. Мир и спокойствие — и о Давыдове нет слуха; его как бы нет на свете; но повеет войною — и он уже тут, — торчит среди битв, как казачья пика. Снова мир, и Давыдов опять в степях своих, опять гражданин, семьянин, пахарь, ловчий, стихотворец, поклонник красоты в ее отраслях, — в юной деве ли, в произведении художеств, в подвигах ли военном или гражданском, словесности ли — везде слуга ее, везде раб ее, поэт ее; вот Давыдов!

   Впервые — «Отечественные записки», 1840, т. XIII, No 11, отд. V.

   ¹ «Библиотека для чтения».

   ² Имеется в виду «Повесть о приключении английского милорда Георга и о бранденбургской маркграфине Фредерике-Луизе» (1782) М. Комарова.

   ³ Имеется в виду Булгарин — автор «Дмитрия Самозванца».

   ⁴ Здесь и далее Белинский цитирует статью Д. В. Давыдова «Встреча с великим Суворовым».

   ⁵ См. «Библиотека для чтения», 1840, т. XLI,

https://ria.ru/20211224/rgo-1765333565.html

Русское географическое общество выбрало лучших гидов России

Русское географическое общество выбрало лучших гидов России — РИА Новости, 24.12.2021

Русское географическое общество выбрало лучших гидов России

В московской штаб-квартире Русского географического общества состоялось заседание жюри IV конкурса «Лучший гид России», в ходе которого были определены… РИА Новости, 24.12.2021

2021-12-24T14:35

2021-12-24T14:35

2021-12-24T14:35

туризм

русское географическое общество

нижний новгород

новости — туризм

туристы

туризм

россия

гид

https://cdnn21.img.ria.ru/images/07e5/01/0c/1592712263_0:173:3116:1926_1920x0_80_0_0_ecc3eb57003d2e447f2df03dbf82122d.jpg

МОСКВА, 24 дек — РИА Новости. В московской штаб-квартире Русского географического общества состоялось заседание жюри IV конкурса «Лучший гид России», в ходе которого были определены победители проекта, сообщает пресс-служба.С мая по сентябрь на сайт лучшийгид.рф прислали более 800 видеопрогулок из разных регионов и городов России. Большое количество роликов было снято с использованием компьютерной графики и с оригинальными анимационными вставками.Существенно расширилась и география конкурса – в этом году заявки поступили практически из всех регионов страны.»Многие участники, чтобы привлечь внимание к своему рассказу, демонстрировали не только прекрасные знания края, но и выбирали оригинальные стили подачи информации: проводили экскурсии на велосипеде, самокате и даже воздушном шаре, переодевались в исторические и национальные костюмы, исполняли обрядовые танцы, народные песни и читали рэп», – уточняют в пресс-службе РГО.Работы оценивались в четырех основных номинациях и одной детской. Самой популярной из них стал «Город»: почти половина от общего количества роликов была ей посвящена. Хороший отклик получил и дебютант этого года – номинация «Нижний Новгород». Больше 70 видео-экскурсий было прислано из города на Волге.В жюри конкурса вошли эксперты из регионов России, представители туриндустрии из разных частей страны – от Крыма до Байкала, известные путешественники и тревел-журналисты.Победители каждой из основных номинаций получат по 100 000 рублей, а обладателям второго и третьего мест будут вручены дипломы и памятные подарки от Русского географического общества. Список победителейВсе работы, присланные на конкурс 2021 года и прошедшие техническую премодерацию, выложены на сайте проекта лучшийгид.рф.Номинация «Город»I место – Денис Зоткин за ролик о необычном памятнике блокадной колюшке в Кронштадте;II место – Виталий Власов за видео-экскурсию о достопримечательностях Выборга;III место – Виталий Калашников с роликом о московских палатах, сохранившихся с XVII века.Номинация «Музей»I место – Ксения Артемьева из Иркутска за ролик о «Музее на свалке»;II место – Кирилл Баркин из Арзамаса за рассказ о музее Русского Патриаршества;III место – Наталья Колова из города Семёнов за видеоэкскурсию по местному историко-художественному музею.Номинация «Экотуризм»I место – Александр Пермяков за яркий рассказ о геопарке «Алтай»;II место – Роман Егоров за видеоролик, посвященный поселку Териберка (Мурманская обл.);III место – Ярослав Жирков из Волгограда за ролик о природных достопримечательностях Волгоградской области.Номинация «До 18 лет»I место – Матвей Кочергин из Омска за рассказ про трассу Сибирского международного марафона;II место – Анна Жлудова за экскурсию по Екатерининскому парку в городе Пушкин;III место – Анна Попова из Санкт-Петербурга за видеоролик об усадьбе Великого князя Бориса Владимировича.Номинация «Нижний Новгород»I место – Евгений Павлов за рассказ о падающей колокольне Вознесенского Печерского монастыря;II место – Елена Репина за видеоэкскурсию про туристические места Нижнего Новгорода;III место разделили нижегородцы Сергей Севастьянов за ролик про берег Волги и Анатолий Шкиль с рассказом о Чкаловской лестнице.

https://ria.ru/20210112/priroda-1589709473.html

https://ria.ru/20210106/rossiya-1589712545.html

https://ria.ru/20211214/baykal-1763174121.html

https://ria.ru/20211207/otdykh-1762625458.html

нижний новгород

россия

2021

Новости

ru-RU

https://ria.ru/docs/about/copyright.html

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

https://cdnn21.img.ria.ru/images/07e5/01/0c/1592712263_236:0:2965:2047_1920x0_80_0_0_c4a771105ebf0f6911d43bad95b320db.jpg

русское географическое общество, нижний новгород, новости — туризм, туристы, туризм, россия, гид

Русское географическое общество выбрало лучших гидов России

Список победителей