Рассказ платонова река потудань читать

Ïðîçà À. Ïëàòîíîâà  â êèíî

     Îá ýêðàíèçàöèÿõ êíèã èçâåñòíûõ ïèñàòåëåé ñïîðÿò ìíîãî.
     Îáùåïðèíÿòî: íå êàæäóþ ëèòåðàòóðíóþ ðàáîòó îæèäàåò  êèíîóñïåõ. Ïîìèìî ïåðåâîäà íà ýêðàí ñþæåòà, õàðàêòåðà ãåðîåâ, íåîáõîäèìî, òàêæå, âîññîçäàòü «äóõ» ïðîèçâåäåíèÿ, åãî ñòèëü, èíòîíàöèþ.  Èíà÷å «Ãîãîëü áóäåò íå Ãîãîëåì, à Ïëàòîíî⠖ íå Ïëàòîíîâûì». Ó êèíî è ëèòåðàòóðû ðàçíûå ñðåäñòâà âûðàæåíèÿ. «Äóõ» êíèãè – çàãàäî÷íàÿ, ïîðîé, òðóäíîóëîâèìàÿ ñóáñòàíöèÿ, êàêóþ ðåæèññåðû ïûòàþòñÿ äîíåñòè,  èçîáðåòàÿ (èëè îáðåòàÿ îò Áîãà)  àäåêâàòíûé êèíîÿçûê.  Íóæåí òîíêèé âêóñ, ÷óòüå, ÷òîáû íå âïàñòü â õàëòóðó èëè â îòñåáÿòèíó, ìàõðîâûé ñóáúåêòèâèçì…
      Ê ÷èñëó òðóäíûõ äëÿ ýêðàíèçàöèè  ïèñàòåëåé îòíîñÿò è Àíäðåÿ Ïëàòîíîâà. Ïðè÷èíà – îñîáåííîñòè åãî àâòîðñêîé ìàíåðû, ëèòåðàòóðíîãî ÿçûêà, êàêîìó íåëåãêî íàéòè êèíî-ýêâèâàëåíò.  Ìåæäó òåì,   ïîïûòîê ýêðàíèçèðîâàòü À. Ïëàòîíîâà  íåìàëî.  Ìîæíî íàñ÷èòàòü  áîëåå  äâóõ  äåñÿòêîâ ôèëüìîâ, áîëüøèõ (ïîëíûõ), ñðåäíåãî ìåòðàæà  è êîðîòêîìåòðàæåê ðàçëè÷íîãî êà÷åñòâà è ðàçíîé ïðîêàòíîé ñóäüáû.
     Ïðèõîäèëîñü ÷èòàòü, ÷òî ïåðåíåñòè íà ýêðàí  Ïëàòîíîâà ðåæèññåðû ñòàðàþòñÿ èç ïîáóæäåíèé íåèñêðåííèõ. Êàê áû æåëàÿ ïðåäñòàâèòü ñåáÿ èíòåëëåêòóàëîì, íîíêîíôîðìèñòîì â êèíîèñêóññòâå, íîâàòîðîì  è õóäîæíèêîì «íå äëÿ âñåõ»…
       Âñïîìíþ  ñâîè âïå÷àòëåíèÿ îò ôèëüìîâ  — ýêðàíèçàöèé  ïðîçû ïèñàòåëÿ.  È íà÷íó ñ ðåæèññåðîâ, êîòîðûì, áóäü ìîÿ âîëÿ, çàïðåòèë áû ðàáîòàòü ñ ïîäîáíûì «ìàòåðèàëîì».  Ïîðàçèë  ôèëüì  «Îïÿòü íàäî æèòü» (íó è íàçâàíèå!) ðåæèññåðà Âàñèëèÿ Ïàíèíà.  òèòðàõ  «èñòîðèêî – ïðèêëþ÷åí÷åñêîãî» (?) ôèëüìà áîëüøèìè áóêâàìè – «ïî ìîòèâàì ïðîèçâåäåíèé À. Ïëàòîíîâà».   Èçìûøëåíèÿ  ïî ðàññêàçàì ïèñàòåëÿ «Íà çàðå òóìàííîé þíîñòè», «Â ïðåêðàñíîì è ÿðîñòíîì ìèðå», «Ñîêðîâåííûé ÷åëîâåê». Êàêèå ñåðüåçíûå âåùè! È ïî íèì ñíÿòü «ïðèêëþ÷åíèå»?
       Óäèâèòåëüíàÿ òîëñòîêîæåñòü ðåæèññåðà! Ìàêñèìàëüíîå íåïîïàäàíèå â ñòèëèñòèêó ïèñàòåëÿ.  Îùóùåíèå, ñëîâíî ðåæèññåð âîîáùå íå ÷èòàë Ïëàòîíîâà, à ïðîáåæàë íàèñêîñîê ñöåíàðèé. Èëè ïðîñòî õîòåë çàðàáîòàòü?  Ôèëüì ñíÿò ïî çàêàçó Ìèíèñòåðñòâà ïóòåé ñîîáùåíèÿ Ðîññèè íà äåíüãè ÐÆÄ. Âçÿëè ïàðîâîç 50-õ ãîäîâ, õîòÿ ñîáûòèÿ ïðîèñõîäÿò ïîñëå Ãðàæäàíñêîé âîéíû.  È ñîñòðÿïàëè  «ïðîèçâîäñòâåííûé» ïðîäóêò ëåâîé íîãîé. Çâó÷àò áîäðåíüêèå ðóññêèå õîðîâîäû (ýòî â ãîëîäíîé ïîñëåðåâîëþöèîííîé ñòðàíå?), öûãàíñêèå çàâûâàíèÿ è ïëÿñêè.  Íà ýêðàíå   êàêèå-òî ìåùàíñêèå ðàçáîðêè…
     Ñàì ôàêò ñòîëêíîâåíèÿ ïàðîâîçà ñ îòîðâàâøèìñÿ ñîñòàâîì  êðàñíîàðìåéöåâ  âîîáùå íå ïîêàçàí.  Ïðîñòî ìàøèíèñò, ïîõîæèé íà òîëñòîãî êëîóíà, áðîñàåò óãîëü â òîïêó.  À ïîòîì – îñòàíîâèâøèéñÿ ïàðîâîç è ëåæàùàÿ íà çåìëå äåâóøêà, ïîìîùíèöà ìàøèíèñòà.  È îïÿòü ðàçãóëüíàÿ ìóçûêà êîìïîçèòîðà Å. Äîãè.  Ñêàæåòå, íå áûëî äåíåã íà ñúåìêè? Íî ïî÷åìó — òî íà íåíóæíûå ìàññîâûå ñöåíû, íà ñòðàííûå õîðû, íà êóïàíèå ãîëûõ äåâóøåê ñ êðàñíîàðìåéöàìè äåíåã õâàòèëî. Äà íà êîíöåðòû öûãàíùèíû… Ðåäêàÿ  ïóñòûøêà!   Îáèäíî çà ïèñàòåëÿ. È çà çðèòåëÿ, êîòîðîìó ïîäñóíóëè ìóëÿæ…
    
       «Ðåêó Ïîòóäàíü» Ïëàòîíîâà, âîîáùå, íàäî ñäåëàòü çàïðåòíîé äëÿ êèíîèíäóñòðèè.  Ïîâåñòü äåëèêàòíàÿ, òîíêàÿ, ìîæíî ñêàçàòü,  öåëîìóäðåííàÿ. Íî,  íåò, —  òîëüêî òåàòðàëüíûõ ïîñòàíîâîê íà ýòó òåìó  íå ñ÷åñòü! È âñþäó ñâîè ñöåíàðèè. Îò ðåàëèñòè÷íûõ äî ìèñòèêî — ïñèõîëîãè÷åñêèõ,  ôàíòàñòè÷íûõ…
      Íàïîìíþ «ñêåëåò» ïîâåñòè. Êðàñíîàðìååö âîçâðàùàåòñÿ ïîñëå ãðàæäàíñêîé âîéíû, æåíèòñÿ íà ãîëîäíîé ñòóäåíòêå.  ïåðâóþ áðà÷íóþ íî÷ü, îäíàêî, ó íåãî ñëó÷àåòñÿ  «îñå÷êà». Áûâøèé âîèí åùå íå çíàë æåíùèíó. Îí ÷ðåçìåðíî îáîæàåò ñâîþ æåíó  äóøîé. È ñòûäèòñÿ ñâîåé ñëàáîñòè. È õîòÿ æåíà åãî ëþáèò, Íèêèòà óõîäèò èç äîìó. Ñ ïîëãîäà áîëòàåòñÿ íà áàçàðíîé ïîìîéêå, ñòàðàÿñü çàáûòüñÿ. Çàòåì óçíàåò, ÷òî Ëþáà îò òîñêè ïûòàëàñü óòîïèòüñÿ è òåïåðü áîëüíà. Ñîâåñòü åãî âçðûâàåòñÿ, è îí áåæèò ê æåíå. Ó íèõ ïðîèñõîäèò ïëîòñêàÿ ëþáîâü, è âñå íàëàæèâàåòñÿ.
     Òàêîâà âíåøíÿÿ êàíâà.  Ïëàòîíîâ íåìíîãîñëîâíî è áåðåæíî ðàçâåë è âíîâü ñîåäèíèë ãåðîåâ. Îí íå ìîã ïðåäñòàâèòü, ñêîëüêî  ëàï çàòðîíåò ýòó èñòîðèþ è îñîáåííî ñåêñóàëüíûé àñïåêò ïîâåñòè.  È ñêîëüêî êðèòèêî⠖ «ñåêñîïàòîëîãîâ» âûñêàæóò ñâîè ïîçíàíèÿ â  ëþáîâíûõ çàòðóäíåíèÿõ Íèêèòû. Íàïðèìåð, óêàçûâàÿ íà ïñèõè÷åñêóþ òðàâìó âåðíóâøåãîñÿ ñ âîéíû êðàñíîàðìåéöà.  Ìóæ÷èíà, ìîë,  âåðíóëñÿ ñ áðàòîóáèéñòâåííîé áîéíè è ìîðàëüíî èñêàëå÷åí. Äóøåâíàÿ ðàíà íå ïîçâîëèëà åìó ñòàòü ïîëîâûì ìà÷î.  Îí, êàê áû,  èç «ïîòåðÿííîãî» ïîêîëåíèÿ, íå âïèñàëñÿ   â ìèðíóþ æèçíü.
     Íî äàåò ëè  Ïëàòîíîâ íàìåêè íà òàêèå èçìûøëåíèÿ? Íà ìîå âîñïðèÿòèå, ïîâåñòü íàïèñàíà íåæíûìè è ñêðîìíûìè êðàñêàìè â ñâåòëî – ïå÷àëüíûõ òîíàõ. Ïå÷àëü îò òîãî, ÷òî áûë íàðóøåí ìèðíûé ïîðÿäîê è ïîãèáëî ìíîãî ëþäåé. Ïå÷àëü îò ãîëîäà è óñòàëîñòè… Íî â ïîâåñòè íåò òðàãè÷åñêèõ íîò, òåì áîëåå ìèñòè÷åñêèõ, èððàöèîíàëüíûõ èçëîìîâ.  Ïåðå÷èòàòü ïîâåñòü ëåãêî, îíà êîðîòêà è ñâåòëà è íå îñòàâëÿåò ãíåòóùåãî îñàäêà. Íî ïîñìîòðèòå, êàêèå îòçûâû îñòàâëÿþò çðèòåëè ïîñëå ïðîñìîòðà ôèëüìà À. Ñîêóðîâà «Îäèíîêèé ãîëîñ ÷åëîâåêà», ñíÿòîãî íà îñíîâå «Ðåêè Ïîòóäàíü».
— …î÷åíü çàóìíàÿ, òåìíàÿ ýñòåòèêà…
— …ãðóñòíî è äåïðåññèâíî…
— …áåçûñõîäíîñòü è ñêîðáü…
— …ôèëüì, ñëîâíî íåìîé, ñ íàäóìàííîé ôèëîñîôèåé…
-… âû÷óðíàÿ êîñìîãîíèÿ, ïðåòåíöèîçíûé êèíîÿçûê…
-… ìðàê áîëüíîãî áåçáîæíèêà…
      Îáðàòèìñÿ ê íà÷àëó ïîâåñòè, ãäå äåìîáèëèçîâàííûé ìîëîäåö âîçâðàùàåòñÿ äîìîé.  «Îíè øëè ñ îáìåðøèì, óäèâëåííûì ñåðäöåì, ñíîâà óçíàâàÿ ïîëÿ è äåðåâíè, ðàñïîëîæåííûå  â îêðåñòíîñòè; äóøà èõ  ïåðåìåíèëàñü â ìó÷åíèè âîéíû, â áîëåçíÿõ è â ñ÷àñòüå ïîáåäû, — îíè øëè òåïåðü æèòü òî÷íî âïåðâûå, ñìóòíî ïîìíÿ ñåáÿ, êàêèìè îíè áûëè  òðè-÷åòûðå ãîäà íàçàä, ïîòîìó ÷òî ïðåâðàòèëèñü  â äðóãèõ ëþäåé – îíè âûðîñëè îò âîçðàñòà è ïîóìíåëè,  ñòàëè òåðïåëèâåé è ïî÷óâñòâîâàëè âíóòðè ñåáÿ âåëèêóþ âñåìèðíóþ íàäåæäó, êîòîðàÿ ñåé÷àñ ñòàëà èäååé èõ ïîêà åùå íåáîëüøîé æèçí腻
     Äà, íåêîòîðàÿ ðàñòåðÿííîñòü. Íî   è íàäåæäû!  Ðàçâå ýòî   ñóèöèäàëüíûå ìîòèâû è ïðî÷àÿ ÷åðâèâàÿ  ïñèõîäåëèÿ?   Åñòü æåëàíèå æèòü, ñòðîèòü, ëþáèòü… È íåçíàíèå êàê ýòî äåëàòü.  À âîò Íèêèòà èäåò ïî îïóñòåâøåìó îò âîéíû ãîðîäêó. Ëþäè åìó âñòðå÷àëèñü â áåäíîé îäåæäå, õóäûå, «íî ðåäêî êòî øåë â óíûíèè, ðàçâå òîëüêî  ïîæèëîé, èñòîìëåííûé ÷åëîâåê. Áîëåå ìîëîäûå îáû÷íî ñìåÿëèñü è áëèçêî ãëÿäåëè â ëèöà äðóã äðóãó, âîîäóøåâëåííûå è äîâåð÷èâûå, òî÷íî îíè áûëè íàêàíóíå âå÷íîãî ñ÷àñòüÿ». 
     À ìîæåò, äåëî â îáðàçå Íèêèòû? Áûâøèé áîåö ïîêàçàí êàê òèõèé, ìÿãêèé   ÷åëîâåê.  Îí îòâûê îò ìèðíîé æèçíè. «Ñåðäöå åãî ïðîäðîãëî îò äîëãîãî òåðïåíèÿ è íåóâåðåííîñòè – íóæåí ëè îí Ëþáå ñàì ïî ñåáå, êàê áåäíûé, ìàëîãðàìîòíûé ÷åëîâåꅻ  Ïîâåñòü âåäü íå î ñåêñóàëüíîì ñáîå ìóæ÷èíû, à î ïåðåñòðîéêå  äóøè ÷åëîâå÷åñêîé ïîñëå  äîëãîé âîéíû…
    Ëþáà ïðîäîëæàåò ëþáèòü ñâîåãî ïîêà «ñëàáîãî» ìóæà, ñîãëàøàÿñü ïîáûòü êàêîå-òî âðåìÿ äåâóøêîé.  Çàìóæåñòâî äëÿ íåå – óïîèòåëüíîå ñ÷àñòüå. È âñå áû ó íèõ íàëàäèëîñü è áåç áåãñòâà Íèêèòû. Äóìàåòñÿ, ðîìàíòèê ðåâîëþöèè Ïëàòîíîâ õîòåë ïîêàçàòü èìåííî íå ðîáîòîâ áóäóùåãî ãîñóäàðñòâà, íå æåëåçíûõ ïðîèçâîäèòåëåé ìàòåðèàëüíûõ öåííîñòåé, î ÷åì êðè÷àëè ïðîïàãàíäèñòû.  À – ÷èñòûõ, äóøåâíûõ ëþäåé, êàêèõ åìó õîòåëîñü âèäåòü è â áóäóùåì, è â íàñòîÿùåì. Ëþäåé ñîêðîâåííûõ, îäóõîòâîðåííûõ. Îí õîòåë âèäåòü ñåðäå÷íûé, à íå êàçàðìåííûé  ñîöèàëèçì.  ýòîì è áûë  ìåòàôèçè÷åñêèé «äóõ»  åãî òâîð÷åñòâà… Âîò êóäà íàäî ñìîòðåòü ÷èòàòåëþ è êèíîøíèêàì, à íå â ïîñòåëü ãåðîåâ.
      Åùå îäíó ýêðàíèçàöèþ ýòîé çàìó÷åííîé ðåæèññåðàìè ïîâåñòè ñìàñòåðèë áûâøèé àìåðèêàíåö À. Êîí÷àëîâñêèé,  îáîçâàâ ñâîþ ëåíòó «Ëþáîâíèêè Ìàðèè». Ýòî æå íàäî! Òîëüêî äåéñòâèå îí ïåðåíåñ ïî÷åìó-òî â ÑØÀ, èçìåíèâ èìåíà, ñþæåò è ïåðåêîâåðêàâ ñàìîãî Ïëàòîíîâà. Êîí÷àëîâñêèé – èçâåñòíûé öèíèê è îïûòíûé ðåìåñëåííèê Ãîëëèâóäà.
      àííîòàöèè óêàçàíî, àìåðèêàíñêèé ñîëäàò Èâàí, âåðíóâøèéñÿ èç ÿïîíñêîãî ïëåíà, ëþáèò ìåñòíóþ Ìàðèþ. Íî èìåííî ñ íåé ó íåãî íå ïîëó÷èëñÿ ñåêñ. Õîòÿ óäà÷åí ñ ïðîñòèòóòêîé. Ìàðèþ àòàêóåò äðóãîé áðàâûé îôèöåð, íî òà äåðæèò îáîðîíó, ëþáÿ Èâàíà.
      Ïðèçíàþñü, ïðîñìîòðåë ëèøü ïåðâûå äåñÿòü ìèíóò ýòîé ïðîäóêöèè. Êîãäà  Èâàí çàäèðàåò ïîäîë çàãëÿíóâøåé ê íåìó  äàìî÷êå, îáíàæàÿ  ðåçèíêè, ÷óëêè è ëÿæêè, è ïàäàåò ñî ñìåõîì ñ íåé â ïîñòåëü – âûêëþ÷èë âèäåîôèëüì. Íå ñîìíåâàþñü, ïèðîæîê ñîñòðÿïàí óìåëî. Ýòîìó ðåæèññåðó ÷òî Ãîìåð, ÷òî Òóðãåíåâ ñ Ïëàòîíîâûì, — âñå åäèíî. Ïðèåõàë â Ðîññèè ìèëëèîíåðîì ñ î÷åðåäíîé ìîëîäîé æåíîé è ñòàë ïîó÷àòü âìåñòå ñ áðàòöåì Ìèõàëêîâûì êàê íàì íàäî æèòü.  Ôèçèîíîìèè ýòèõ äåÿòåëåé ÷àñòû â çîìáîÿùèêå…
     Îáúÿñíèòü ñâîé ôèëüìåö ýòîò ãîñïîäèí, êîíå÷íî, ñìîæåò.  Áóäåò òðåïàòü ÿçûêîì, à ïîòîì ñíèìåò î÷åðåäíóþ ãàäîñòü ïðî ðóññêèé íàðîä ãëóáèíêè, òèïà ñâîåé «Êóðî÷êè Ðÿáû».  È ïðîäàæíîå òåëåâèäåíèå áóäåò â êàéôå.
      Ôèëüì Ñîêóðîâà, êîíå÷íî, ïîëó÷øå. Íî è ýòî – íå Ïëàòîíîâ. Âçÿò ñþæåò è íàìîòàíà ìóòü, ïîä âèäîì íîâûõ ïñèõî — îòêðîâåíèé. Êîòîðûå äîëæíû ïîíÿòü «ïðîäâèíóòûå».  È òàêèå æå  îòçûâû î  ëåíòå.  Âîò õàðàêòåðíûå öèòàòû:
     «Îñíîâíûì ìîìåíòîì ïðîõîäèò òåìà ïðîíèöàåìîñòè ãðàíèöû ñóùåñòâîâàíèÿ. Îáîçíà÷åíà ðåêîé, êàê ñèìâîëè÷åñêèì ñòåðæíåì, åãî ðèòóàëüíûìè ðàñøèðåíèÿìè, âûðàæåííûìè çàãëÿäûâàíèåì â îêíà, ïîä ëåä ðåêè, à òàêæå îíèðèñòè÷åñêèé êîä, ñáëèæàþùèé ÿâü è áðåäîâûå âèäåíèÿ áîëüíîãî Íèêèòû…»
     «Ëåíòà ÿâëÿåò ãîëîñ êîëëåêòèâíîãî áåññîçíàòåëüíîãî. Êàìåðíàÿ èñòîðèÿ  ìóæ÷èíû, íå ñïîñîáíîãî ðåàëèçîâàòü ïîëíîòó ëþáîâíîé ãàðìîíèè  è ëèøü ïóòåì êðåñòíûõ ìóê  âîçðîæäàþùåãîñÿ äëÿ åäèíåíèÿ, ïåðåðàñòàåò êîíêðåòíî-èñòîðè÷åñêóþ ÷àñòíîñòü, ñòàíîâÿñü àðõåòèïîì ðîññèéñêîé ìåíòàëüíîñòè, âîïëîùåíèåì ñîöèàëüíûõ êîìïëåêñîâ ïëàòîíîâñêîãî ãåðîÿ, èì êîòîðîìó – «ìû».
     «Ýñòåòè÷åñêèé óíèâåðñóì  íå íóæäàåòñÿ â ïóáëèêå. Ðåæèññåð âûñòðàèâàåò èçîáðàæåíèå ïî çàêîíàì îáðàòíîé ïåðñïåêòèâû, âèçóàëèçèðóÿ äóõîâíóþ îáëàñòü. Îòñóòñòâèå ÿâíîãî íàððàòèâà íå ìåøàåò ÷óâñòâîâàòü âèðòóîçíîãî îáðàùåíèÿ ñ ïðîñòðàíñòâîì è âðåìåíåì è âûðàæàåò ïàðàäîêñàëüíîñòü ýñõàòîëîãè÷åñêîãî ìèðà ìåäèòàòèâíûì ðèòìîì».

      Åùå îäíà ðàáîòà À. Ïëàòîíîâà,  ïîïóëÿðíàÿ ó êèíåìàòîãðàôèñòîâ è òåàò ðàëüíûõ äåÿòåëåé, — ðàññêàç «Âîçâðàùåíèå». Ïî ñóòè, âåùü íå äàþùàÿ ïîâîäà äëÿ  ýêçåñòåíöèàëüíûõ ôèëîñîôñòâîâàíèé.  Îäíàêî, ñêîëüêî íà íåé ðàçíûõ  «òâîð÷åñêèõ» òðàêòîâîê!
     Ñþæåò ðàññêàçà ïðîñò: îôèöåð – ôðîíòîâèê âîçâðàùàåòñÿ ñ âîéíû ê ñâîåé æåíå è äåòÿì, êîòîðûõ äàâíî íå âèäåë è óæå ïîçàáûë èõ âíåøíîñòü.  Íå ñêàçàòü, ÷òîáû îí ñëèøêîì ðâàëñÿ ê ðîäíûì. Ìîæåò, íå ñèëüíî ëþáèë, à ìîæåò,  îòâûê íà ïîëÿõ ñðàæåíèé â òåñíîé ñâÿçêå ñ äðóçüÿìè, ñ êîòîðûìè áûëî íåñêó÷í À ÷òî äîìà? Ðàáîòà, áûò, åæåäíåâíàÿ, îäíà è òà æå êàðòèíà. Íå êàæäûé ìóæ÷èíà – õîçÿèí, ñåìüÿíèí…
      Âî âñÿêîì ñëó÷àå, îôèöåð Èâàíîâ, îáâåòðåííûé, çàäûìëåííûé â áîÿõ,  íå ïðåìèíóë ïî ïóòè äîìîé  çàâåñòè èíòðèæêó ñ ìîëîäîé íåèñêóøåííîé æåíùèíîé, òîæå âîçâðàùàþùåéñÿ ñ ôðîíòà. Ïëàòîíîâ åå îïèñûâàåò êîðîòêî: «äâàäöàòèëåòíÿÿ, êðóïíàÿ, ñ âîëîñàìè,  ïàõíóùèìè ëèñòâîé». Íó à, ïðèáûâ ê æåíå, Èâàíîâ óñòðàèâàåò  äîïðîñ, âûÿñíÿÿ,  êîãäà è ñ êåì  ó íåå áûëà áëèçîñòü îò òîñêè è ãîðÿ. Äà ñëó÷àéíî ïðîãîâàðèâàåòñÿ: «Ñêó÷íî ìíå ñ òîáîé, Ëþáà,  ÿ  æèòü åùå  õî÷ó…» Çàòåì óõîäèò èç äîìà, íî ñïðûãèâàåò èç âàãîíà, ðàçãëÿäåâ  áåãóùèõ  çà ïîåçäîì  äåòåé.
      ×èòàòü ðàññêàç íåëåãêî èç-çà ïðàâäû æèçíè. Ïðåäñòàâëÿþ, êàê îïîë÷èëèñü íà àâòîðà ñîâåòñêèå êðèòèêè çà ýòó èñòîðèþ. Ó äðóãèõ ïèñàòåëåé – ñàëþòû, äà áîäðûå áðîñêè áûâøèõ ñîëäàò íà òðàêòîðà… À òóò, äåïðåññóõà è íåíóæíûå  ñòðîèòåëÿì ñîöèàëèçìà ñëåçû. Îïÿòü ýòîò Ïëàòîíîâ! Íåéìåòñÿ åìó…
      À òåïåðü ïîñìîòðèì, åñëè õâàòèò òåðïåíèÿ, ôèëüì «Îòåö» ïðîèçâîäñòâà 2007 ãîäà.  ×òîáû ðàñòÿíóòü ôèëüì íà ïîëòîðà ÷àñà, àâòîðû íàøïèãîâàëè åãî ïîáî÷íûìè ëèíèÿìè, äîïîëíèòåëüíûìè ïåðñîíàæàìè.  Ñëó÷àéíàÿ ïîïóò÷èöà áûâøåãî ôðîíòîâèêà èç çàñòåí÷èâîé ïðåâðàòèëàñü â ôèëüìå â áåðåìåííóþ «êóêëó Áàðáè», — óòîí÷åííóþ  «îôèöåðñêóþ æåíó», ñòàâøóþ íåíóæíîé â ìèðíîé æèçíè.
     Ôðîíòîâèê  Èâàíîâ  â ôèëüìå ïðåîáðàæåí  èç íåñèìïàòè÷íîãî, ãðóáîâàòîãî ïåðñîíàæà   â òîíêîãî ïñèõîëîãè÷íîãî ðîìàíòèêà,   è âûðó÷àåò  äåâóøêó,  óñòðîèâ ôèêòèâíóþ ñâàäüáó.  Âñå ýòî, ìîæåò, ïîõîæå íà ñîâðåìåííóþ ìûëüíóþ ìåëîäðàìó. Íî ýòî íå Ïëàòîíîâ.  È äàæå íå ïî åãî ìîòèâàì.  È ÷òî çà ìàíèÿ ïåðåèíà÷èâàòü, ïåðåäåëûâàòü,  «óëó÷øàòü» ïðîèçâåäåíèå ìàñòåðà? Ê ÷åìó ýòè ÷óæåðîäíûå çàìîðî÷êè?
      Âåäü ñêàçàíî ó Ïëàòîíîâà: «èç-çà äåâè÷åé çàñòåí÷èâîñòè íå ñïðîñèëà î ñåìåéíîì ïîëîæåíèè Èâàíîâà è äîâåðèëàñü ïî äîáðîòå ñåðäöà». È äàëåå: «Èâàíîâ óåõàë è íå âèäåë, êàê Ìàøà îñòàâøèñü îäíà, çàïëàêàëà, ïîòîìó ÷òî íèêîãî íå ìîãëà çàáûòü, ñ êåì ñâîäèëà åå ñóäüáà…» Âñåãî äâå ôðàçû  î âñòðå÷å  ïåðñîíàæåé.  Çíà÷èò, òàê è ñíèìàòü íàäî —   áåðåæíî, ñêðîìíî è ñäåðæàííî…
      Íà ìîé âçãëÿä, ðàññêàç  Ïëàòîíîâà  íå âûäåðæèâàåò ðàñòÿãèâàíèÿ  íà ïîëíîìåòðàæíûé ôèëüì. Òàì —  ïå÷àëü, áîëü, êîòîðóþ ìîæíî âûñêàçàòü â ñðåäíåì ìåòðàæå,  ìèíóò íà  25, ÷åðíî — áåëîé, ñêðîìíîé è ùåìÿùåé ëåíòîé.

      È, âñå æå, åñòü óäà÷è. Óäèâëÿåò, íî  ïîïàäàíèå â ïðîçó Ïëàòîíîâà óäàåòñÿ íà ìàòåðûì è áðîíçîâûì, à ìîëîäûì ðåæèññåðàì   â ñâîèõ äèïëîìíûõ êîðîòêîìåòðàæêàõ.  Íà÷íåì ñ ôèëüìà «Ôðî» (1964 ã.), ñíÿòîãî ïî îäíîèìåííîìó ðàññêàçó ðåæèññåðîì Ð. Ýñàäçå.  45 – ìèíóòíûé ôèëüì ñ÷èòàåòñÿ ïåðâûì ïåðåâîäîì ïëàòîíîâñêîé ïðîçû íà îòå÷åñòâåííûé ýêðàí.  Ïðèøëè âðåìåíà «îòòåïåëè»,   Ïëàòîíîâà ñòàëè îòêðûâàòü çàíîâî.
      Ðàññêàç «Ôðî» — øåäåâð ïèñàòåëÿ, êàê è ìíîãèå åãî âåùè ïåðèîäà «ñìèðåííîé ïðîçû»  êîíöà 30-õ – 40 –õ ãîäîâ.  Èñòîðèÿ ìîëîäîé æåíùèíû, ãðóñòÿùåé ïî óåõàâøåìó â êîìàíäèðîâêó ìóæó, íàïèñàíà ñâåòëî è ñ ìÿãêèì þìîðîì, äàæå èðîíèåé ê ïåðñîíàæàì ðàññêàçà. Ôèëüì ïîëó÷èëñÿ íåïëîõèì, ñíÿòûì äîáðîñîâåñòíî, ñ óâàæåíèåì ê ãåðîÿì ñëîæíîãî âðåìåíè ïåðâûõ ïÿòèëåòîê.  Ìîæíî ïîñòàâèòü åìó òâåðäóþ ÷åòâåðêó. Õîðîøî èãðàåò ñòàðîãî ìàøèíèñòà àêòåð Òðîôèìîâ. Àêòðèñà, èãðàþùàÿ ðîëü Ôðîñè, íà ìîé âçãëÿä, ñîçäàëà ñâîé îáðàç. Ôðî, â åå èñïîëíåíèè, ïîãðóæåíà â ñåáÿ, íåñêîëüêî îòñòðàíåíà  è ïå÷àëüíà. Ñêëàäûâàåòñÿ îùóùåíèå, ÷òî ìóæ Ôåäîð  íóæåí åé êàê íåîáõîäèìàÿ ÷àñòü ñåáÿ, ãäå îíà ïëàâàåò â ñîçåðöàíèè  ñâîåãî áåññîçíàòåëüíîãî. 
     È âñå æå,  â ôèëüìå  íå ïîëíûé  Ïëàòîíîâ.  Ñîâñåì íå çàòðîíóò â ôèëüìå òîíêèé ïëàòîíîâñêèé þìîð. Òåìà èðîíèè â ïðîçå À. Ïëàòîíîâà,  ïî — ìîåìó,  íå îñâåùåíà â îòå÷åñòâåííîì ëèòåðàòóðîâåäåíèè. À âåäü áåç ó÷åòà ýòîãî ïëàñòà   íàì íå ïîíÿòü, ê ïðèìåðó, ïîâåñòü «Þâåíèëüíîå ìîðå». È â ðàññêàçå «Ôðî» ìíîãî  òåïëîé èðîíèè…
    Óæå ïåðâîå ïðåäëîæåíèå ðàññêàçà íàäî ïðèíèìàòü êàê íå ñëèøêîì ñåðüåçíîå. «Îí óåõàë äàëåêî è íàäîëãî, ïî÷òè áåçâîçâðàòíî». Ñìûñë ýòèõ ñëîâ  ïîíèìàåøü ïîçæå, êîãäà ìû óçíàåì, ÷òî ðàçëóêà ìîëîäûõ âëþáëåííûõ ïðîäëèëàñü âñåãî òðè íåäåëè.  Ïðàâäà, ÷åðåç íåñêîëüêî äíåé óïîåííîãî ñ÷àñòüÿ  íåóãîìîííûé Ôåäîð âíîâü ñáåãàåò â äàëüíåâîñòî÷íóþ òàéãó ñòðîèòü êîììóíèçì.
    Ýòè ðîññûïè þìîðà âñòðå÷àþòñÿ íà âñåì ïðîòÿæåíèè ðàññêàçà, íàïîëíÿÿ åãî òåïëîì æèçíè.  Îòåö Ôðîñè, îæèäàÿ âûçîâà íà ðàáîòó, ñïèò â øàïêå ñî çíà÷êîì ïàðîâîçà. Ñâîé ìàëåíüêèé ïðîäóêòîâûé ñóíäó÷îê  çàêðûâàåò çà÷åì-òî  îãðîìíûì âèñÿ÷èì çàìêîì.  Êîãäà äî÷ü òîñêóåò, îòåö òîæå ïëà÷åò, ñòûäÿñü è ïðÿ÷à ãîëîâó â äóõîâêå ñ ìàêàðîíàìè. È íå íàéäÿ ÷èñòîé òðÿïêè, âûòèðàåò ëèöî âåíèêîì.  « — Ãðàæäàíèí ìåõàíèê! – ñ äîñòîèíñòâîì  è ÷ëåíîðàçäåëüíî ãîâîðèë èíîãäà ñòàðèê, îáðàùàÿñü ëè÷íî ê ñåáå, è ìíîãîçíà÷èòåëüíî ìîë÷àë â îòâåò, êàê áû ñëóøàÿ äàëåêóþ îâàöèþ».
      Ïîäðóãà Ôðîñè, â «ðåöèäèâå áåçãðàìîòíîñòè»,  ðàññêàçûâàåò î ñâîèõ ÷åòûðåõ äíÿõ òþðüìû: «…Ðàíüøå íå ñèäåëà, íå ïðèâûêëà…ß æ âñåãäà íåâèííàÿ òàêàÿ áûëà, ÷òî âëàñòü ìåíÿ íå òðîãàëà.  Âîçâðàùàþñü, à ìóæ îáíèìàòü áîèòñÿ: äóìàåò ÿ ïðåñòóïíèöà, âàæíûé ÷åëîâåê.  À ÿ òàêàÿ æå, äîñòóïíàÿ…»
      Îíè èäóò íà êîíöåðò.   «Ïóáëèêà â êëóáå øåâåëèëàñü, ðîáêî áîðìîòàëà è ìó÷èëàñü, ðàäè ðàäîñòè, âñëåä çà çàòåéíèêàìè.»  ôèëüìå, ïðàâäà,  ïóáëèêà îäåòà ïðàâèëüíî, òî÷íî ïî âðåìåíè, íî ñ÷àñòëèâî ãîãî÷åò, ñîâñåì íå ìó÷àÿñü… Íó è òàê äàëåå.  Ñíÿòî, õîòü è áëèçêî ê òåêñòó, íî  â  ÷åñòíîì äóõå ñîöðåàëèçìà, ñåðüåçíî, áåç  ïðîá è ýêñïåðèìåíòîâ.
      Ñîâåòñêèå êðèòèêè  ðàññêàçà íàøëè â íåì  «ïåðåâîñïèòàíèå ýãîèñòêè» è ïðî÷èå ïåðñïåêòèâû ñîâåòñêîãî ÷åëîâåêà. À âåäü ðàññêàç ãëóáæå è òîíüøå òÿæåëîâåñíûõ ôîðìóë çíàòîêîâ.   íåì ñòîëüêî ïîýçèè æèçíè!  Ýòî ðàññêàç î øåâåëÿùèõñÿ òåíÿõ ëèñòüåâ â âå÷åðíåì ñîëíöå, îò ãðóñòè è ðàäîñòè äóøè, î íåïîâòîðèìîé ñëîæíîé èíäèâèäóàëüíîñòè ÷åëîâåêà,  ê êîòîðîé Ïëàòîíîâ  òðåïåòíî âçûâàåò. Êàê ýòî ñíÿòü â êèíî? Âîçìîæíî, èñïîëüçîâàòü çàêàäðîâûé òåêñò?  äóøå Ôðî íå òîëüêî ïå÷àëü…
       «Ìîëîäàÿ æåíùèíà îñòàíîâèëàñü ñðåäè ñòðàííîãî ñâåòà: çà äâàäöàòü ëåò ïðîæèòîé æèçíè îíà íå ïîìíèëà òàêîãî îïóñòåâøåãî ñèÿþùåãî áåçìîëâíîãî ïðîñòðàíñòâà; îíà ÷óâñòâîâàëà, ÷òî â íåé ñàìîé ñëàáååò ñåðäöå îò ëåãêîñòè âîçäóõà, îò íàäåæäû, ÷òî ëþáèìûé ÷åëîâåê ïðèåäåò îáðàòíî.» «…Îíà ïðèâûêëà ëþáèòü óåõàâøåãî, îíà õîòåëà áûòü ëþáèìîé èì ïîñòîÿííî, íåïðåðûâíî, ÷òîáû âíóòðè åå òåëà, ñðåäè îáûêíîâåííîé, ñêó÷íîé äóøè, òîìèëàñü è ïðîèçðàñòàëà âòîðàÿ, ìèëàÿ æèçíü.»
       Ðàññêàç – î òîìëåíèÿõ  íàøèõ äóø, î ïåðåæèâàíèÿõ. Îá ýòîì âñåãäà äóìàë è ïèñàë Ïëàòîíîâ.   ðàññêàçå íå óíûëàÿ, ñëåçíàÿ  òîñêà, à öåëàÿ ãàììà ÷óâñòâ è ñâåòëàÿ ïå÷àëü â áëàæåíñòâå ëþáâè… «Ôðîñÿ  ïðîáóäèëàñü; åùå ñâåòëî íà ñâåòå, íàäî áûëî âñòàâàòü æèòü. Îíà çàñìîòðåëàñü íà íåáî, ïîëíîå ãðåþùåãî òåïëà, ïîêðûòîå æèâûìè ñëåäàìè èñ÷åçàþùåãî ñîëíöà, ñëîâíî òàì íàõîäèëîñü ñ÷àñòüå.» «Íåò, – ãîâîðèò Ôðî ïðèåõàâøåìó Ôåäîðó. —  Óìèðàòü íåèíòåðåñíî, ýòî ïàññèâíîñòü.»
       Ðàññêàç î ðîñòå äóøè, êîòîðàÿ íå ñîçðåâàåò íàñèëüíî. Ïóñòü ýòà äóøà æåíñêàÿ, íåìíîãî ìåùàíñêàÿ… Ëè÷íîñòè íóæåí âûáîð, èäóùèé íå èç áóìàæíîãî ôîðìóëÿðà, à èç ñîáñòâåííûõ ãëóáèí. Íóæíà ÷åëîâå÷íîñòü ê ÷åëîâåêó. Îá ýòîì æå ïèñàë, òîëüêî ñâîèì ÿçûêîì, — ñâåòëûì, äîáðûì  è ïîýòè÷íûì,  — Èâàí Êàòàåâ, ðàññòðåëÿííûé çà «òåððîð ïðîòèâ Ñòàëèíà». Âñïîìíèì åãî ðàññêàç «Âåëèêèé Ãëåò÷åð», ãäå òîæå ëþáîâü, ó÷åáà, ïåðâîìàéñêàÿ äåìîíñòðàöèÿ è òîíêàÿ  èðîíèÿ íàä ñâîèìè, äîðîãèìè ñåðäöó ïåðñîíàæàìè.
       «Íåèçâåñòíî â òî÷íîñòè, ÷òî òàêîå íàøà äóøà…- ïèøåò ôèëîñîô- ñàìîó÷êà À. Ïëàòîíîâ, âåðÿùèé âî âñåëåíñêóþ äóøó è îáîæåñòâëåíèå ÷åëîâåêà. —  Íî èçâåñòíî, ÷òî áåç íåå îáùàÿ æèçíü ÷åëîâå÷åñòâà íå ñîñòîèòñÿ…» È åùå: «Îíè õîòÿò íàñ èñêàëå÷èòü, óíèçèòü äî ñâîåãî ñ÷àñòëèâîãî èäèîòèçìà, ÷òîáû ìû áîëüøå íå ïîíèìàëè çâåçä, íå ÷óâñòâîâàëè äðóã äðóãà… À  ìû õîòèì ïîäíÿòüñÿ íàä ñàìèìè ñîáî酻

     «Ðîäèíà ýëåêòðè÷åñòâà» (35 ìèíóò) Ë. Øåïèòüêî  ñíÿòà â 1967 ãîäó, à ïîêàçàíà ëþäÿì ÷åðåç äâàäöàòü ëåò. Ïîñòàðàëàñü ñîâåòñêàÿ öåíçóðà. Êàê æàëü, âåäü ýòî èñòèííàÿ óäà÷à!  Ôèëüì ñíÿò â ñòðîãîé, íî â ñâåòëîé ïîýòè÷íîé ìàíåðå. ×óäåñíàÿ ðàáîòà îïåðàòîðà, äîñòîâåðíàÿ, ñîâñåì íå àêòåðñêàÿ èãðà íåïðîôåññèîíàëüíûõ àêòåðîâ. Çàìå÷àòåëüíàÿ, âïå÷àòëÿþùàÿ äî ñèõ ïîð ðàáîòà!
     ÷åðíî — áåëîé,  ïîä äîêóìåíòàëèñòèêó,  ëåíòå  ïðåäñòàåò ðàçðóõà, çàñóõà è ãîëîä 1921 ãîäà, ðàñòðåñêàâøàÿñÿ  îò æàðû çåìëÿ, èçìîæäåííûå ëþäè. Ïî ìåðòâîé çåìëå  áðåäóò êðåñòíûì õîäîì, âûìàëèâàÿ äîæäü, ñóùåñòâà, ïîõîæèå íà ìåðòâåöîâ… Íåîæèäàííî è ïëàâíî, ñëîâíî È. Õðèñòîñ,  ê íèì ïðèáëèæàåòñÿ þíîøà. Îí ïîäíèìàåò òåëî âûñîõøåé ñòàðóøêè è íåñåò åå â äåðåâíþ, ãäå áóäåò îðîøàòü ïîëÿ…
     Ôèëüì ïðèêîâûâàåò, ñìîòðèøü íå îòðûâàÿñü. È  äóìàåøü:  êàêîé æå òðóä ñíÿòü òàêîå êèíî! Ëàäíî – äåêîðàöèè ïîñòðîèòü. Ãäå ðåæèññåð  íàøëà  òàêèõ ëþäåé? Êàê ñ íèìè ðàáîòàëà,  îáúÿñíÿëà, âäîõíîâëÿëà? Íàñòîÿùåå èñêóññòâî! Òàëàíòëèâàÿ, ñèëüíàÿ æåíùèíà. È ïðîäîëæàåò æèòü Ïëàòîíîâ…

       Õîðîø è  íåáîëüøîé ôèëüì  «Æèòåéñêîå äåëî» ïî îäíîèìåííîìó ðàññêàçó À. Ïëàòîíîâà.  Ëåíòó ñíÿë ìîëîäîé ðåæèññåð Ìèõàèë Îðäîâñêèé â 1976 ãîäó.
Î÷åíü óáåäèòåëåí â ðîëè ãëàâíîãî ãåðîÿ, áûâøåãî ôðîíòîâèêà, Îëåã Áîðèñîâ.
      Ó÷åáíûé ôèëüì «Íî÷ü» (1983) – âñåãî 10 ìèíóò ñòðàííîé, íî âûñîêîõóäîæåñòâåííîé ëåíòû ïî ðàññêàçó À. Ïëàòîíîâà «Òðåòèé ñûí». Ñàì Ì. Õóöèåâ íàçâàë ýòó ðàáîòó øåäåâðîì. Àâòîð ôèëüìà – åãî ó÷åíèê, ñòóäåíò  À. Ãðèøèí.
      Êîðîòêîìåòðàæíûé ôèëüì (30 ìèíóò) «Ñûí» (2004 ã.) – äèïëîìíàÿ ðàáîòà âûïóñêíèêà ÂÃÈÊà Àëåêñàíäðà Ãîðíîâñêîãî. Ôèëüì ïîëó÷èë ïðèç Íàöèîíàëüíîé Àêàäåìèè  êèíîèñêóññòâ Ðîññèè è ìåäàëü «Çà òî÷íîå  ïðîíèêíîâåíèå â ïðîçó À. Ïëàòîíîâà», à òàêæå Ãðàí – ïðè Åâðîïåéñêîãî ôåñòèâàëÿ ñòóäåí÷åñêèõ ôèëüìîâ (2006 ã.)
     Áîã ñ íèìè, ñ ïðåìèÿìè. Ðàáîòà, äåéñòâèòåëüíî, õîðîøà.   òèòðàõ ôèëüìà óêàçàíî: «ïî ìîòèâàì ïðîèçâåäåíèé». Íà ñàìîì äåëå,  îñíîâà – ðàññêàç  ïèñàòåëÿ «Ñòàðûé ìåõàíèê», îïóáëèêîâàííûé â æóðíàëå 1940 ãîäà.  ×åðåç ïÿòü ëåò ýòîò ðàññêàç,  íåñêîëüêî ñîêðàùåííûé è óïðîùåííûé ïî ñòèëþ, ïîÿâèëñÿ â ãàçåòå «Ãóäîê»  ïîä íàçâàíèåì «Æåíà ìàøèíèñòà».
     ïåðâîì âàðèàíòå àêöåíò ñäåëàí íà îáðàçå ñòàðîãî ìåõàíèêà. Ýòî îòâåòñòâåííûé, ëþáÿùèé ñâîþ ðàáîòó ìàñòåð, ÷åëîâåê, íà êàêèõ çåìëÿ ñòîèò è áåç êàêèõ «íàðîä íåïîëíûé».   òåêñòå óãàäûâàþòñÿ ÷åðòû îòöà ïèñàòåëÿ, êîòîðîãî Ïëàòîíîâ ëþáèë è óâàæàë.  Âî âòîðîì âàðèàíòå ðàññêàçà  èçìåíåí â ëó÷øóþ ñòîðîíó îáðàç æåíû ìåõàíèêà.
   Â ôèëüìå «Ñûí»  àêöåíò ïåðåíåñåí íà îáðàç óìåðøåãî ñûíà è íà ïåðåæèâàíèÿ ïîæèëîé ïàðû. Íåóòîëåííóþ ëþáîâü ê ðåáåíêó îíè ïåðåíîñÿò íà ñâîé ïàðîâîç.  êîíöå ôèëüìà ñòàðèêè óñûíîâëÿþò  ìîëîäîãî ïîìîùíèêà ìàøèíèñòà, óãîäèâøåãî â àâàðèþ. Òîíêàÿ, óáåäèòåëüíàÿ ðàáîòà ãëàâíûõ ãåðîåâ, àðòèñòîâ Î. Îñòðîóìîâîé è Þ. Íàçàðîâà.  Ïðîñòî óäîâîëüñòâèå ëèöåçðåòü èõ íà ýêðàíå…
     Èíòåðåñíî, ÷òî ôèëüì ñíÿò â öâåòå è ñ îòëè÷íûì çâóêîì, áåç âñÿêèõ  ìíîãîçíà÷èòåëüíûõ ìû÷àíèé. Âñå âìåñòå ðîæäàåò îùóùåíèå ïîãðóæåííîñòè ôèëüìà â ïëàòîíîâñêèé ñòèëü. À âåäü ðåæèññåðó â ýòî âðåìÿ áûëî âñåãî 31 ãîä. Î÷åíü òîíêàÿ õóäîæåñòâåííîñòü è óâàæåíèå ê ïèñàòåëþ! Òàëàíòëèâàÿ ðàáîòà.
     30 – ìèíóòíûé ÷åðíî-áåëûé ôèëüì «Ñåìåí» ïî îäíîèìåííîìó ðàññêàçó À. Ïëàòîíîâà  ñíÿò â 2013 ãîäó.  Òîæå äèïëîìíàÿ ðàáîòà âûïóñêíèêà ÂÃÈÊà. È òîæå ïîëó÷èâøàÿ íàãðàäû. Àâòîð ñöåíàðèÿ è ðåæèññåð  Àëåêñàíäð Áðûíöåâ óäèâèë  è îáðàäîâàë.  Î íåì îòçûâàþòñÿ òàê: «Â öåíòðå êèíåìàòîãðàôà ñòîèò ðåæèññåð, êàê ñâÿçóþùàÿ ôèãóðà, êîòîðàÿ ïûòàåòñÿ äîñòó÷àòüñÿ äî ñåðäöà çðèòåëÿ ÷åðåç ëþáîâü…»
    Ôèëüì ñíÿò áëèçêî ê òåêñòó ðàññêàçà, ñ íåçíà÷èòåëüíûìè èçìåíåíèÿìè. Ñåìèëåòíèé Ñåìåí òàùèò íà ñåáå âñå äîìàøíåå õîçÿéñòâî, äà åùå íÿí÷èòñÿ ñ ìàëûøàìè, ïîñêîëüêó ó ðîäèòåëåé, ïûòàþùèõñÿ âûáèòüñÿ èç íóæäû, äðóãèå çàáîòû. Èçâåñòíî, ÷òî äåòñòâî ïèñàòåëÿ áûëî òÿæåëûì, ãäå â ìíîãîäåòíîé ñåìüå ïðèõîäèëîñü òåðïåòü ãîëîä è òÿæåëûé òðóä. 
   À âîò çðèòåëüñêèé îòçûâ íà «ÊèíîÏîèñêå».  «Çàìå÷àòåëüíî! Ïîñëå ñòîëüêèõ íåóäà÷ ýêðàíèçèðîâàòü ïðîçó À. Ïëàòîíîâà, ïðèõîäèò óáåæäåíèå – åñòü åùå òàëàíòû â ðîññèéñêîì êèíî.  Ïîýòè÷íî, ñåðäå÷íî, ñ ëþáîâüþ ê ëþäÿì. Îòëè÷íàÿ ðàáîòà ñ äåòüìè. Æåëàþ Àëåêñàíäðó äàëüíåéøèõ óñïåõîâ».
    Âûõîäèò,  ìîæíî è íóæíî ýêðàíèçèðîâàòü À. Ïëàòîíîâà! È äåëî íå â óõèùðåíèÿõ ïåðåäàòü ñëîæíûé ÿçûê ïèñàòåëÿ. À, êàê âñåãäà, â òàëàíòå ÷èòàòåëÿ, â ÷óòêîñòè è â óðîâíå ëè÷íîñòè ðåæèññåðà, âëþáëåííîãî íå â ñåáÿ è íå â äåíüãè, à â èñêóññòâî. Èíîãî ïóòè  ê óñïåõó íå íàéòè.

Рассказ «Юшка» Платонов написал в 30-х годах ХХ века. В литературе произведения автора принято рассматривать в рамках русского космизма – философского течения, центральными идеями которого были тезисы о целостной природе вселенной, космическом предназначении человека, гармонии существования.

В рассказе «Юшка» Платонов затрагивает темы вселенской любви, сострадания. Главный герой произведения, юродивый Юшка, становится воплощением человеческой доброты и милосердия.

Читать онлайн краткое содержание «Юшки» можно прямо на нашем сайте.

Главные герои

Юшка (Ефим Дмитриевич) – «сорок лет отроду», «болезнь давно уже мучила его и состарила прежде времени»; двадцать пять лет проработал помощником у кузнеца; его обижали и дети, и взрослые.

Дочь Юшки – девочка-сирота, которой Юшка помог выучиться; стала врачом.

Кузнец – у него Юшка работал помощником.

Краткое содержание

«Давно, в старинное время, жил у нас на улице старый на вид человек». Он работал в кузнице подручным помощником, так как плохо видел и «в руках у него было мало силы». Мужчина помогал носить в кузницу песок, уголь, воду, раздувал горн и делал другую подсобную работу.

Звали человека Ефимом, но все люди называли его Юшкой. «Он был мал ростом и худ; на сморщенном лице его»«росли по отдельности редкие седые волосы; глаза же у него были белые, как у слепца».

За работу кузнец его кормил, а также выдавал жалование – семь рублей шестьдесят копеек в месяц. Однако Юшка деньги почти не тратил: чай с сахаром он не пил, а «одежду носил долгие годы одну и ту же».

Когда рано утром Юшка шел на работу, все понимали, что пора вставать. А когда он вечером возвращался, – что пора ужинать и ложиться спать.

Все в городе обижали Юшку. Когда мужчина шел по улице, дети бросали в него камни и ветки. Юшка не ругался, не обижался на них и даже не закрывал лицо. Дети «радовались тому, что с ним можно все делать, что хочешь». Юшка же не понимал, зачем они мучают его. «Он верил, что дети любят его», «только они не умеют любить, и поэтому терзают его».

Родители, ругая детей, говорили: «Вот ты будешь такой же, как Юшка!».

Иногда и пьяные взрослые начинали ругать и сильно бить Юшку. Он все переносил молча и «потом долго лежал на пыли в дороге». Тогда за ним приходила дочь кузнеца и, поднимая, спрашивала Юшку, зачем он живет, лучше бы уже умер. Но мужчина каждый раз удивлялся: «зачем ему умирать, когда он родился жить». Юшка был уверен, что народ его хотя и бьет, но любит: «сердце в людях бывает слепое».

Юшка с детства «грудью страдал», из-за чахотки он выглядел гораздо старше своих лет. Каждое лето, в июле или августе, он уходил в деревню. Зачем – никто не знал, только догадывались, что где-то там живет его дочь.

Выходя за город, Юшка «дышал благоуханием трав и лесов», здесь он не чувствовал мучавшей его чахотки. Уйдя далеко, он «склонялся к земле и целовал цветы», «поднимал с тропинки бабочек и жуков, которые пали замертво», «чувствуя себя без них осиротевшим».

Через месяц он возвращался и снова «работал с утра до вечера в кузнице» и снова люди «терзали» его. И снова он ждал лета, брал с собой накопленные «рублей сто» и уходил.

Однако болезнь все сильнее мучила Юшку, поэтому в одно лето он остался в городе. Как-то, когда мужчина шел по улице, его начал задевать «веселый прохожий», спрашивая когда уже Юшка умрет. Всегда кротко молчавший, Юшка неожиданно рассердился и сказал, что раз он «по закону родился», то без него, как и без прохожего, «всему свету нельзя».

Прохожий тут же возмутился, что Юшка посмел сравнять его с собой, и сильно ударил мужчину в грудь. Юшка упал, «повернулся вниз лицом и более не пошевелился и не поднялся». Мертвого Юшку нашел столяр: «Прощай, Юшка, и нас всех прости. Забраковали тебя люди, а кто тебе судья!..» На похороны Юшки пришли все люди, которые мучили его при жизни.

«Юшку похоронили и забыли его». Но людям без него стало жить хуже: теперь вся злоба и глумление, которые они вымещали на Юшке «оставались среди людей и тратились меж ними».

Глубокой осенью к кузнецу пришла девушка и спросила, где найти Ефима Дмитриевича. Она рассказала, что была сиротой, а Юшка поместил ее маленькую «в семейство в Москве, потом отдал в школу с пансионом». Каждый год он приходил ее проведывать, принося деньги, чтобы она жила и училась. Теперь она уже окончила университет, выучившись на врача, и приехала сама, так как этим летом Ефим Дмитриевич не приходил ее проведать.

Девушка осталась в городе и стала работать в больнице для чахоточных, бесплатно помогая больным людям. «И все ее знают, называя дочерью доброго Юшки, позабыв давно самого Юшку и то, что она не приходилась ему дочерью».

Заключение

В рассказе Платонова «Юшка» юродивый Ефим изображен добрым и сердечным человеком. Несмотря на то, что все в городе его обижают, вымещая на нем всю свою злость, мужчина терпит все издевательства. Юшка понимает, что без него в мире стало бы хуже, что у него есть свое особое предназначение в жизни. После смерти юродивого его доброта воплощается в приемной дочери. Заботясь о маленькой сироте, Юшка учит ее любить окружающий мир и людей так же, как любит он. И девушка перенимает его науку, помогая затем всему городу.

Рекомендуем не останавливаться на кратком пересказе «Юшки», а прочесть рассказ полностью.

Тест по рассказу

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

1. Вопрос 1 из 11

   Когда был написан рассказ Платонова «Юшка»?</h3>

   • <label>В 20-х годах;</label>
   • <label>В 30-х годах;</label>
   • <label>В 40-х годах;</label>
   • <label>В 50-х годах.</label>

(новая вкладка)

Аннотация

Андрей Платонов

Юшка

Давно, в старинное время, жил у нас на улице старый на вид человек. Он работал в кузнице при большой московской дороге; он работал подручным помошником у главного кузнеца, потому что он плохо видел глазами и в руках у него было мало силы. Он носил в кузницу воду, песок и уголь, раздувал мехом горн, держал клещами горячее железо на наковальне, когда главный кузнец отковывал его, вводил лошадь в станок, чтобы ковать ее, и делал всякую другую работу, которую нужно было делать. Звали его Ефимом, но все люди называли его Юшкой. Он был мал ростом и худ; на сморщенном лице его, вместо усов и бороды, росли по отдельности редкие седые волосы; глаза же у него были белые, как у слепца, и в них всегда стояла влага, как неостывающие слезы.

Юшка жил на квартире у хозяина кузницы, на кухне. Утром он шел в кузницу, а вечером шел обратно на ночлег. Хозяин кормил его за работу хлебом, щами и кашей, а чай, сахар и одежда у Юшки были свои; он их должен покупать…

Тут можно читать бесплатно Андрей Платонов — Юшка. Жанр: Русская классическая проза издательство неизвестно, год неизвестен. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте knigi-for.me (knigi for me) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.

Название:ЮшкаАвторАндрей ПлатоновЖанрКниги / Проза / Русская классическая прозаИздательство:неизвестноISBN:нет данныхГод:неизвестенДата добавления: 28-12-2018Количество просмотров:1916

Андрей Платонов — Юшка краткое содержание

Андрей Платонов — Юшка — описание и краткое содержание, автор Андрей Платонов, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки Kniga-for.me

Андрей Платонов — Юшка читать онлайн бесплатно

Юшка — читать книгу онлайн бесплатно, автор Андрей Платонов

Платонов Андрей

Юшка

Андрей Платонов

Юшка

Давно, в старинное время, жил у нас на улице старый на вид человек. Он работал в кузнице при большой московской дороге; он работал подручным помошником у главного кузнеца, потому что он плохо видел глазами и в руках у него было мало силы. Он носил в кузницу воду, песок и уголь, раздувал мехом горн, держал клещами горячее железо на наковальне, когда главный кузнец отковывал его, вводил лошадь в станок, чтобы ковать ее, и делал всякую другую работу, которую нужно было делать. Звали его Ефимом, но все люди называли его Юшкой. Он был мал ростом и худ; на сморщенном лице его, вместо усов и бороды, росли по отдельности редкие седые волосы; глаза же у него были белые, как у слепца, и в них всегда стояла влага, как неостывающие слезы.

Юшка жил на квартире у хозяина кузницы, на кухне. Утром он шел в кузницу, а вечером шел обратно на ночлег. Хозяин кормил его за работу хлебом, щами и кашей, а чай, сахар и одежда у Юшки были свои; он их должен покупать за свое жалованье — семь рублей и шестьдесят копеек в месяц. Но Юшка чаю не пил и сахару не покупал, он пил воду, а одежду носил долгие годы одну и ту же без смены: летом он ходил в штанах и в блузе, черных и закопченных от работы, прожженых искрами насквозь, так что в нескольких местах видно было его белое тело, и босой, зимою же он надевал поверз блузы еще полушубок, доставшийся ему от умершего отца, а ноги обувал в валенки, которые он подшивал с осени, и носил всякую зиму всю жизнь одну и ту же пару.

Когда Юшка рано утром шел по улице в кузницу, то старики и старухи подымались и говорили, что вон Юшка уж работать пошел, пора вставать, и будили молодых. А вечером, когда Юшка проходил на ночлег, то люди говорили, что пора ужинать и спать ложиться — вон и Юшка уж спать пошел.

А малые дети и даже те, которые стали подростками, они, увидя тихо бредущего старого Юшку, переставали играть на улице, бежали за Юшкой и кричали:

— Вон Юшка идет! Вон Юшка!

Дети поднимали с земли сухие ветки, камешки, сор горстями и бросали в Юшку.

— Юшка! — кричали дети. — Ты правда Юшка?

Старик ничего не отвечал детям и не обижался на них; он шел так же тихо, как прежде, и не закрывал своего лица, в которое попадали камешки и земляной сор.

Дети удивлялись Юшке, что он живой, а сам не серчает на них. И они снова окликали старика:

— Юшка, ты правда или нет?

Затем дети снова бросали в него предметы с земли, подбегали к нему, трогали его и толкали, не понимая, почему он не поругает их, не возьмет хворостину и не погонится за ними, как все большие люди делают. Дети не знали другого такого человека, и они думали — вправду ли Юшка живой? Потрогав Юшку руками или ударив его, они видели, что он твердый и живой.

Тогда дети опяять толкали Юшку и кидали в него комьяя земли, пусть он лучше злится, раз он вправду живет на свете. Но Юшка шел и молчал. Тогда сами дети начинали серчать на Юшку. Им было скучно и нехорошо играть, если Юшка всегда молчит, не пугает их и не гонится за ними. И они еще сильнее толкали старика и кричали вкруг него, чтоб он отозвался им злом и развеселил их. Тогда бы они отбежали от него и в испуге, в радости снова дразнили бы его издали и звали к себе, убегая затем прятаться в сумрак вечера, в сени домов, в заросли садов и огородов. Но Юшка не трогал их и не отвечал им.

Когда же дети вовсе останавливали Юшку или делали ему слишком больно, он говорил им:

— Чего вы, ро’дные мои, чего вы, маленькие!.. Вы, должно быть, любите меня!.. Отчего я вам всем нужен?.. Обождите, не надо меня трогать, вы мне в глаза попали, я не вижу.

Дети не слышали и не понимали его. Они по-прежнему толкали Юшку и смеялись над ним. Они радовались тому, что с ним можно все делать, что хочешь, а он им ничего не делает.

Юшка тоже радовался. Он знал, отчего дети смеются над ним и мучают его. Он верил, что дети любят его, что он нужен им, только они не умеют любить человека и не знают, что делать для любви, и поэтому терзают его.

Дома отцы и матери упрекали детей, когда они плохо учились или не слушались родителей: «Вот ты будешь такой же, как Юшка! — Вырастешь, и будешь ходить летом босой, а зимой в худых валенках, и все тебя будут мучить, и чаю с сахаром не будешь пить, а одну воду!»

Взрослые пожилые люди, всретив Юшку на улице, тоже иногда обижали его. У взрослых людей бывало злое горе или обида, или они были пьяными, тогда сердце их наполнялось лютой яростью. Увидев Юшку, шедшего в кузницу или ко двору на ночлег, взрослый человек говорил ему:

— Да что ты такой блажно’й, непохожий ходишь тут? Чего ты думаешь такое особенное?

Юшка останавливался, слушал и молчал в ответ.

— Слов у тебя, что ли, нету, животное такое! Ты живи просто и честно, как я живу, а тайно ничего не думай! Говори, будешь так жить, как надо? Не будешь? Ага!.. Ну ладно!

И после разговора, во время которого Юшка молчал, взрослый человек убеждался, что Юшка во всем виноват, и тут же бил его. От кротости Юшки взрослый человек приходил в ожесточенье и бал его больше, чем хотел сначала, и в этом зле забывал на время свое горе.

Юшка потом долго лежал в пыли на дороге. Очнувшись, он вставал сам, а иногда за ним приходила дочь хозяина кузницы, она подымала его и уводила с собой.

— Лучше бы ты умер, Юшка, — говорила хозяйская дочь. — Зачем ты живешь?

Юшка гляядел на нее с удивлением. Он не понимал, зачем ему умирать, когда он родился жить.

— Это отец-мать меня родли, их воля была, — отвечал Юшка, — мне нельзя помирать, и я отцу твоему в кузне помогаю.

— Другой бы на твое место нашелся, помошник какой!

— Меня, Даша народ любит!

Даша смеялась.

— У тебя сейчас кровь на щеке, а на прошлой неделе тебе ухо разорвали, а ты говоришь — народ тебя любит!..

— Он меня без понятия любит, — говорил Юшка. — Сердце в людях бывает слепое.

— Сердце-то в них слепое, да глаза у них зрячие! — произносила Даша. — Иди скорее, что ль! Любят-то они по сердцу, да бьют тебя по расчету.

— По расчету они на меня серчают, это правда, — соглашался Юшка. Они мне улицей ходить не велят и тело калечат.

— Эх ты, Юшка, Юшка! — вздыхала Даша. — А ты ведь, отец говорил, нестарый еще!

— Какой я старый!.. Я грудью с детства страдаю, это я от болезни на вид оплошал и старым стал…

По этой своей болезни Юшка каждое лето уходил от хозяина на месяц. Он уходил пешим в глухую дальнюю деревню, где у него жили, должно быть, родственники. Никто не знал, кем они ему приходились.

Даже сам Юшка забывал, и в одно лето он говорил, что в деревне у него живет вдовая сестра, а в другое, что там племянница. Иной раз он говорил, что идет в деревню, а в иной, что в самоё Москву. А люди думали, что в дальней деревне живет Юшкина любимая дочь, такая же незлобная и лишняя людям, как отец.

В июле или августе месяце Юшка надевал на плечи котомку с хлебом и уходил из нашего города. В пути он дышал благоуханием трав и лесов, смотрел на белые облака, рождающиеся в небе, плывущие и умирающие в светлой воздушной теплоте, слушал голос рек, бормочущих на каменных перекатах, и больная грудь Юшки отдыхала, он более не чувствовал своего недуга — чахотки. Уйдя далеко, где было вовсе безлюдно, Юшка не скрывал более своей любви к живым существам. Он склонялся к земле и целовал цветы, стараясь не дышать на них, чтоб они не испортились от его дыхания, он гладил кору на деревьях и подымал с тропинки бабочек и жуков, которые пали замертво, и долго всматривался в их лица, чувствуя себя без них осиротевшим. Но живые птицы пели в небе, стрекозы, жуки и работящие кузнечики издавали в траве веселые звуки, и поэтому на душе у Юшки было легко, в грудь его входил сладкий воздух цветов, пахнущих влагой и солнечным светом.

По дороге Юшка отдыхал. Он садился в тень подорожного дерева и дремал в покое и тепле. Отдохнув, отдышавшись в поле, он не помнил более о болезни и шел весело дальше, как здоровый человек. Юшке было сорок лет от роду, но болезнь давно уже мучила его и состарила прежде времени, так что он всем казался ветхим.

И так каждый год уходил Юшка через поля, леса и реки в дальнюю деревню или в Москву, где его ожидал кто-то или никто не ждал, — об этом никому в городе не было известно.

Через месяц Юшка обыкновенно возвращался обратно в город и опять работал с утра до вечера в кузнице. Он снова начинал жить по-прежнему, и опять дети и взрослые, жители улицы, потешались над Юшкой, упрекали его за безответную глупость и терзали его.

Юшка смирно жил до лета будущего года, а среди лета надевал котомку за плечи, складывал в отдельный мешочек деньги, что заработал и накопил за год, всего рублей сто, вешал тот мешочек себе за пазуху на грудь и уходил неизвестно куда и неизвестно к кому.

Но год от году Юшка все более слабел, потому шло и проходило время его жизни и грудная болезнь мучила его тела и истощала его. В одно лето, когда Юшке уже подходил срок отправляться в свою дальнюю деревню, он никуда не пошел. Он брел, как обычно вечером, уже затемно из кузницы к хозяину на ночлег. Веселый прохожий, знавший Юшку, посмеялся над ним:

Морфологические и синтаксические свойства

падеж	ед. ч.	мн. ч.
Им.	ю́шка	ю́шки
Р.	ю́шки	ю́шек
Д.	ю́шке	ю́шкам
В.	ю́шку	ю́шки
Тв.	ю́шками
Пр.	ю́шке	ю́шках

ю́шка

Существительное, неодушевлённое, женский род, 1-е склонение (тип склонения 3*a по классификации А. А. Зализняка).

Корень: -юш-; суффикс: -к; окончание: -а.

Произношение

Антонимы

Гиперонимы

Гипонимы

Родственные слова

Этимология

Происходит от ??

Фразеологизмы и устойчивые сочетания

Библиография

Для улучшения этой статьи желательно:

• Добавить описание морфемного состава с помощью {{морфо}}
• Добавить транскрипцию в секцию «Произношение» с помощью {{transcriptions}}
• Добавить пример словоупотребления для значения с помощью {{пример}}
• Добавить гиперонимы в секцию «Семантические свойства»
• Добавить сведения об этимологии в секцию «Этимология»

Давно, в старинное время, жил у нас на улице старый на вид человек. Он работал в кузнице при большой московской дороге; он работал подручным помощником у главного кузнеца, потому что он плохо видел глазами и в руках у него мало было силы. Он носил в кузницу воду, песок и уголь, раздувал мехом горн, держал клещами горячее железо на наковальне, когда главный кузнец отковывал его, вводил лошадь в станок, чтобы ковать ее, и делал всякую другую работу, которую нужно было делать. Звали его Ефимом, но все люди называли его Юшкой. Он был мал ростом и худ; на сморщенном лице его, вместо усов и бороды, росли по отдельности редкие седые волосы; глаза же у него были белые, как у слепца, и в них всегда стояла влага, как неостывающие слезы.

Юшка жил на квартире у хозяина кузницы, на кухне. Утром он шел в кузницу, а вечером шел обратно на ночлег. Хозяин кормил его за работу хлебом, щами и кашей, а чай, сахар и одежда у Юшки были свои; он их должен покупать за свое жалованье — семь рублей и шестьдесят копеек в месяц. Но Юшка чаю не пил и сахару не покупал, он пил воду, а одежду носил долгие годы одну и ту же без смены: летом он ходил в штанах и в блузе, черных и закопченных от работы, прожженных искрами насквозь, так что в нескольких местах видно было его белое тело, и босой, зимою же он надевал поверх блузы еще полушубок, доставшийся ему от умершего отца, а ноги обувал в валенки, которые он подшивал с осени, и носил всякую зиму всю жизнь одну и ту же пару.

Когда Юшка рано утром шел по улице в кузницу, то старики и старухи подымались и говорили, что вон Юшка уж работать пошел, пора вставать, и будили молодых. А вечером, когда Юшка проходил на ночлег, то люди говорили, что пора ужинать и спать ложиться — вон и Юшка уж спать пошел.

А малые дети и даже те, которые стали подростками, они, увидя тихо бредущего старого Юшку, переставали играть на улице, бежали за Юшкой и кричали:

— Вон Юшка идет! Вон Юшка!

Дети поднимали с земли сухие ветки, камешки, сор горстями и бросали в Юшку.

— Юшка! — кричали дети. — Ты правда Юшка?

Старик ничего не отвечал детям и не обижался на них; он шел так же тихо, как прежде, и не закрывал своего лица, в которое попадали камешки и земляной сор.

Дети удивлялись Юшке, что он живой, а сам не серчает на них. И они снова окликали старика:

— Юшка, ты правда или нет?

Затем дети снова бросали в него предметы с земли, подбегали к нему, трогали его и толкали, не понимай, почему он не поругает их, не возьмет хворостину и не погонится за ними, как все большие люди делают. Дети не знали другого такого человека, и они думали — вправду ли Юшка живой? Потрогав Юшку руками или ударив его, они видели, что он твердый и живой.

Тогда дети опять толкали Юшку и кидали в него комья земли, — пусть он лучше злится, раз он вправду живет на свете. Но Юшка шел и молчал. Тогда сами дети начинали серчать на Юшку. Им было скучно и нехорошо играть, если Юшка всегда молчит, не пугает их и не гонится за ними. И они еще сильнее толкали старика и кричали вкруг него, чтоб он отозвался им злом и развеселил их. Тогда бы они отбежали от него и в испуге, в радости снова бы дразнили его издали и звали к себе, убегая затем прятаться в сумрак вечера, в сени домов, в заросли садов и огородов. Но Юшка не трогал их и не отвечал им.

Когда же дети вовсе останавливали Юшку или делали ему слишком больно, он говорил им:

— Чего вы, родные мои, чего вы, маленькие!.. Вы, должно быть, любите меня!.. Отчего я вам всем нужен?.. Обождите, не надо меня трогать, вы мне в глаза землей попали, я не вижу.

Дети не слышали и не понимали его. Они по-прежнему толкали Юшку и смеялись над ним. Они радовались тому, что с ним можно все делать, что хочешь, а он им ничего не делает.

Юшка тоже радовался. Он знал, отчего дети смеются над ним и мучают его. Он верил, что дети любят его, что он нужен им, только они не умеют любить человека и не знают, что делать для любви, и поэтому терзают его.

Дома отцы и матери упрекали детей, когда они плохо учились или не слушались родителей: «Вот ты будешь такой же, как Юшка! — Вырастешь, и будешь ходить летом босой, а зимой в худых валенках, и все тебя будут мучить, и чаю с сахаром не будешь пить, а одну воду!»

Взрослые пожилые люди, встретив Юшку на улице, тоже иногда обижали его. У взрослых людей бывало злое горе или обида, или они были пьяными, тогда сердце их наполнялось лютой яростью. Увидев Юшку, шедшего в кузницу или ко двору на ночлег, взрослый человек говорил ему:

— Да что ты такой блажно́й, непохожий ходишь тут? Чего ты думаешь такое особенное?

Юшка останавливался, слушал и молчал в ответ.

— Слов у тебя, что ли, нету, животное такое! Ты живи просто и честно, как я живу, а тайно ничего не думай! Говори, будешь так жить, как надо? Не будешь? Ага!.. Ну ладно!

И после разговора, во время которого Юшка молчал, взрослый человек убеждался, что Юшка во всем виноват, и тут же бил его. От кротости Юшки взрослый человек приходил в ожесточение и бил его больше, чем хотел сначала, и в этом зле забывал на время свое горе.

Юшка потом долго лежал в пыли на дороге. Очнувшись, он вставал сам, а иногда за ним приходила дочь хозяина кузницы, она подымала его и уводила с собой.

— Лучше бы ты умер, Юшка, — говорила хозяйская дочь. — Зачем ты живешь?

Юшка глядел на нее с удивлением. Он не понимал, зачем ему умирать, когда он родился жить.

— Это отец-мать меня родили, их воля была, — отвечал Юшка, — мне нельзя помирать, и я отцу твоему в кузне помогаю.

— Другой бы на твое место нашелся, помощник какой!

— Меня, Даша, народ любит!

Даша смеялась.

— У тебя сейчас кровь на щеке, а на прошлой неделе тебе ухо разорвали, а ты говоришь — народ тебя любит!..

— Он меня без понятия любит, — говорил Юшка. — Сердце в людях бывает слепое.

— Сердце-то в них слепое, да глаза у них зрячие! — произносила Даша. — Иди скорее, что ль! Любят-то они по сердцу, да бьют тебя по расчету.

— По расчету они на меня серчают, это правда, — соглашался Юшка. — Они мне улицей ходить не велят и тело калечат.

— Эх ты, Юшка, Юшка! — вздыхала Даша. — А ты ведь, отец говорил, нестарый еще!

— Какой я старый!.. Я грудью с детства страдаю, это я от болезни на вид оплошал и старым стал…

По этой своей болезни Юшка каждое лето уходил от хозяина на месяц. Он уходил пешим в глухую дальнюю деревню, где у него жили, должно быть, родственники. Никто не знал, кем они ему приходились.

Даже сам Юшка забывал, и в одно лето он говорил, что в деревне у него живет вдовая сестра, а в другое, что там племянница. Иной раз он говорил, что идет в деревню, а в иной, что в самоё Москву. А люди думали, что в дальней деревне живет Юшкина любимая дочь, такая же незлобная и лишняя людям, как отец.

В июне или августе месяце Юшка надевал на плечи котомку с хлебом и уходил из нашего города. В пути он дышал благоуханием трав и лесов, смотрел на белые облака, рождающиеся в небе, плывущие и умирающие в светлой воздушной теплоте, слушал голос рек, бормочущих на каменных перекатах, и больная грудь Юшки отдыхала, он более не чувствовал своего недуга — чахотки. Уйдя далеко, где было вовсе безлюдно, Юшка не скрывал более своей любви к живым существам. Он склонялся к земле и целовал цветы, стараясь не дышать на них, чтоб они не испортились от его дыхания, он гладил кору на деревьях и подымал с тропинки бабочек и жуков, которые пали замертво, и долго всматривался в их лица, чувствуя себя без них осиротевшим. Но живые птицы пели в небе, стрекозы, жуки и работящие кузнечики издавали в траве веселые звуки, и поэтому на душе у Юшки было легко, в грудь его входил сладкий воздух цветов, пахнущих влагой и солнечным светом.

По дороге Юшка отдыхал. Он садился в тень подорожного дерева и дремал в покое и тепле. Отдохнув, отдышавшись в поле, он не помнил более о болезни и шел весело дальше, как здоровый человек. Юшке было сорок лет от роду, но болезнь давно уже мучила его и состарила прежде времени, так что он всем казался ветхим.

И так каждый год уходил Юшка через поля, леса и реки в дальнюю деревню или в Москву, где его ожидал кто-то или никто не ждал, — об этом никому в городе не было известно.

Через месяц Юшка обыкновенно возвращался обратно в город и опять работал с утра до вечера в кузнице. Он снова начинал жить по-прежнему, и опять дети и взрослые, жители улицы, потешались над Юшкой, упрекали его за безответную глупость и терзали его.

Юшка смирно жил до лета будущего года, а среди лета надевал котомку за плечи, складывал в отдельный мешочек деньги, что заработал и накопил за год, всего рублей сто, вешал тот мешочек себе за пазуху на грудь и уходил неизвестно куда и неизвестно к кому.

Но год от году Юшка все более слабел, потому шло и проходило время его жизни и грудная болезнь мучила его тело и истощала его. В одно лето, когда Юшке уже подходил срок отправляться в свою дальнюю деревню, он никуда не пошел. Он брел, как обычно вечером, уже затемно из кузницы к хозяину на ночлег. Веселый прохожий, знавший Юшку, посмеялся над ним:

— Чего ты землю нашу топчешь, божье чучело! Хоть бы ты помер, что ли, может, веселее бы стало без тебя, а то я боюсь соскучиться…

И здесь Юшка осерчал в ответ — должно быть, первый раз в жизни.

— А чего я тебе, чем я вам мешаю!.. Я жить родителями поставлен, я по закону родился, я тоже всему свету нужен, как и ты, без меня тоже, значит, нельзя…

Прохожий, не дослушав Юшку, рассердился на него:

— Да ты что! Ты чего заговорил? Как ты смеешь меня, самого меня с собой равнять, юрод негодный!

— Я не равняю, — сказал Юшка, — а по надобности мы все равны…

— Ты мне не мудруй! — закричал прохожий. — Я сам помудрей тебя! Ишь, разговорился, я тебя выучу уму!

Замахнувшись, прохожий с силой злобы толкнул Юшку в грудь, и тот упал навзничь.

— Отдохни, — сказал прохожий и ушел домой пить чай.

Полежав, Юшка повернулся вниз лицом и более не пошевелился и не поднялся.

Вскоре проходил мимо один человек, столяр из мебельной мастерской. Он окликнул Юшку, потом переложил его на спину и увидел во тьме белые открытые неподвижные глаза Юшки. Рот его был черен; столяр вытер уста Юшки ладонью и понял, что это была спекшаяся кровь. Он опробовал еще место, где лежала голова Юшки лицом вниз, и почувствовал, что земля там была сырая, ее залила кровь, хлынувшая горлом из Юшки.

— Помер, — вздохнул столяр. — Прощай, Юшка, и нас всех прости. Забраковали тебя люди, а кто тебе судья!..

Хозяин кузницы приготовил Юшку к погребению. Дочь хозяина Даша омыла тело Юшки, и его положили на стол в доме кузнеца. К телу умершего пришли проститься с ним все люди, старые и малые, весь народ, который знал Юшку и потешался над ним и мучил его при жизни.

Потом Юшку похоронили и забыли его. Однако без Юшки жить людям стало хуже. Теперь вся злоба и глумление оставались среди людей и тратились меж ними, потому что не было Юшки, безответно терпевшего всякое чужое зло, ожесточение, насмешку и недоброжелательство.

Снова вспомнили про Юшку лишь глубокой осенью. В один темный непогожий день в кузницу пришла юная девушка и спросила у хозяина-кузнеца: где ей найти Ефима Дмитриевича?

— Какого Ефима Дмитриевича? — удивился кузнец. — У нас такого сроду тут и не было.

Девушка, выслушав, не ушла, однако, и молча ожидала чего-то. Кузнец поглядел на нее: что за гостью ему принесла непогода. Девушка на вид была тщедушна и невелика ростом, но мягкое чистое лицо ее было столь нежно и кротко, а большие серые глаза глядели так грустно, словно они готовы были вот-вот наполниться слезами, что кузнец подобрел сердцем, глядя на гостью, и вдруг догадался:

— Уж не Юшка ли он? Так и есть — по паспорту он писался Дмитричем…

— Юшка, — прошептала девушка. — Это правда. Сам себя он называл Юшкой.

Кузнец помолчал.

— А вы кто ему будете? — Родственница, что ль?

— Я никто. Я сиротой была, а Ефим Дмитриевич поместил меня, маленькую, в семейство в Москве, потом отдал в школу с пансионом… Каждый год он приходил проведывать меня и приносил деньги на весь год, чтоб я жила и училась. Теперь я выросла, я уже окончила университет, а Ефим Дмитриевич в нынешнее лето не пришел меня проведать. Скажите мне, где же он, — он говорил, что работал у вас двадцать пять лет…

— Половина полвека прошло, состарились вместе, — сказал кузнец.

Он закрыл кузницу и повел гостью на кладбище. Там девушка припала к земле, в которой лежал мертвый Юшка, человек, кормивший ее с детства, никогда не евший сахара, чтоб она ела его.

Она знала, чем болел Юшка, и теперь сама окончила ученье на врача и приехала сюда, чтобы лечить того, кто ее любил больше всего на свете и кого она сама любила всем теплом и светом своего сердца…

С тех пор прошло много времени. Девушка-врач осталась навсегда в нашем городе. Она стала работать в больнице для чахоточных, она ходила по домам, где были туберкулезные больные, и ни с кого не брала платы за свой труд. Теперь она сама уже тоже состарилась, однако по-прежнему весь день она лечит и утешает больных людей, не утомляясь утолять страдание и отдалять смерть от ослабевших. И все ее знают в городе, называя дочерью доброго Юшки, позабыв давно самого Юшку и то, что она не приходилась ему дочерью.

Используемые источники:

• https://obrazovaka.ru/books/platonov/yushka
• https://readli.net/yushka/
• https://knigi-for.me/books/proza/prose-rus-classic/161609-andrei-platonov-yushka.html
• https://ru.m.wiktionary.org/wiki/юшка
• https://skazki.rustih.ru/andrej-platonov-yushka/