Рассказ письмо на крайний случай

• Главная
  
• Происшествия
  

Фото: facebook.com/profile.php?id=100011121947008

С почином. В модной платной камере Лукьяновского СИЗО, которые так рекламирует министр юстиции Денис Малюська, произошло кровопролитие — удар ножом получил предприниматель Максим Кириченко, которого судят за экономические преступления.

Пострадавшего, который получил ножевые ранения со значительной кровопотерей, зовут Максим Кириченко — его судят за совершение экономических преступлений. Подробнее о происшествии «КП в Украине» рассказала адвокат пострадавшего Дарья Шевченко.

Привет от людей, которых обидел

— Во вторник 21 декабря у нас с моим подзащитным в СИЗО была запланирована встреча. Но его обычно долго не приводили — ждешь минут тридцать, а тут пришлось ожидать около двух часов,- начинает рассказ Дарья Шевченко. — И когда я его увидела, сразу все поняла: вся одежда залита кровью, в правой руке катетер, раны на левой руке уже зашиты.

Максим Кириченко находился в СИЗО всего дней десять, но с первого дня просил перевести его в платную камеру за 12 тысяч гривен в месяц.

— Там куча камер свободных, но почему-то долго решали, переводить или не переводить. Наконец именно 20-го числа перевели. Но в камере находился заключенный, который начал предъявлять к моему подзащитному претензии, передавать приветы от каких-то обиженных на Кириченко людей. А затем достал нож и нанес глубокую рану, — говорит наша собеседница. — Сразу же была большая кровопотеря. Разрезано плечо, повреждена вена, связки. 15 минут он истекал кровью.

По ее словам, пострадавшего отвезли в больницу на обычной машине, а не на скорой. Врачи зашили рану, вену шунтировали и вернули в СИЗО. На просьбы Кириченко позвонить родителям или адвокату и сообщить о произошедшем никак не отреагировали.

Хотели списать на несчастный случай

Дарья увидела своего клиента лишь на следующий день и смогла с ним обстоятельно поговорить.

— По его словам, его настойчиво попросили подписать заявление, что он сам упал и повредил руку. За это обещали перевести в другую, уже одиночную камеру. Мол, там никто резать не будет и больше такое не повторится, — продолжает Дарья Шевченко. — Сейчас он в одиночной камере, но без медицинской помощи. У него пытаются физически отобрать испачканную одежду, чтобы следов происшествия не осталось.

Адвокат обратилась с жалобой в Шевченковский райотдел, Минюст, департамент исполнения уголовных наказаний. Но…

— В Шевченковском райотделе еще не расписано, кто нами занимается. А это принципиально, потому что нужно осмотреть место происшествия, назначить экспертизу, провести комплекс следственных действий, — объясняет адвокат. -В департаменте исполнения ни одна горячая линия не отвечает. Также и в Минюсте. Даже приехав туда и названивая по 10 разным имеющимся номерам, я лишь случайно попала на человека, который поднял трубку и услышала: «У нас в 4 часа корпоратив, поэтому никто вам помочь не может».

Для того чтобы придать делу огласку, адвокат обратилась в СМИ.

— Получить нормальное лечение мой подопечный не может. Даже получить список обезболивающих и антибиотиков. Никакой квалифицированной медицинской помощи у него нет. Даже если человек наступает на ржавый гвоздь, то без антибиотиков никак. А тут ранение нестерильным ножом ,который неясно как оказался там без ведома администрации, — говорит Дарья Шевченко.

Посадили к матерому сокамернику

По словам нашей собеседницы, сокамерник, который нанес удар ножом, отбывает наказание за совершение тяжких преступлений. И это вызывает вопросы, почему к нему посадили человека без криминального стажа, которого привлекают за экономические преступления.

— Кириченко просто ботаник. Ему инкриминируется экономический характер преступления. И кроме того, я считаю, подозрение у него необоснованное, его вся жизнь до этого события свидетельствует о том, что он не способен даже контактировать со злоумышленниками, — утверждает адвокат Шевченко.

Она настаивает — все произошло не случайно: в СИЗО якобы были свободны другие платные камеры. Человек, ранивший Кириченко, сидел с другим сокамерником, которого перевели перед тем, как туда поселили Кириченко.

— Для меня очевидно — это спланированная акция. И все это уголовное дело в отношении Кириченко выглядит заказным. Наверняка человек, заказавший все это, хотел так передать привет. Мы не знаем, рассчитывал ли он, что будут такие телесные повреждения, — предположила адвокат.

Был финдиректором агротрейдинговой компании

До попадания в Лукьяновское СИЗО Максим Кириченко был финансовым директором в агротрейдинговой компании, принадлежащей крупному известному бизнесмену.

— В чем суть претензий к Кириченко: собственник компаний считает, что часть сделок в 2020-21 году были убыточными. И, соответственно, в этом он видит нанесение вреда его компании. Хотя вреда никакого нет, — поясняет адвокат. — Моя задача — обеспечить медицинское наблюдение подзащитному, для этого нужно менять меру пресечения, чтобы Кириченко имел доступ к полноценному лечению и мог получить квалифицированную помощь. Ведь выходит, что даже платные камеры не являются безопасными.

Впрочем, обвиняемый может выйти на свободу, но под залог в 10 миллионов гривен.

— Почему такая сумма- никто не объяснил, — утверждает Дарья Шевченко.

В УПК есть норма, что залог должен составлять от 80 до 300 прожиточных минимумов. Максимальная граница залога 717 тысяч гривен.

— Если следственный судья считает, что случай исключительным, он имеет право выйти за эти рамки. Но для семьи Кириченко даже 717 тысяч — это уже из разряда непосильного. Но это хотя бы в рамках границ, определенных УПК, — продолжает наша собеседница.

Компания, в которой работал Кириченко, понесла убыток в виде штрафных санкций на 280 тысяч долларов. Однако, по словам адвоката, сам Кириченко не являлся подписантом договора, который стал причиной столь огромного штрафа.

Недавно норвежцы попросили выступить на конференции и рассказать им об иноагентах. Через zoom. Смотрю фотографии с конференции: Мария Захарова приехала: ладно, – думаю, – сейчас все выскажу, сейчас объясню ей, что такого закона быть не должно в природе, что это ненормально, античеловечно и что-то там ещё, – заставлять человека писать капслоком ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

В кои-то веки подготовился, написал речь:

«Я, по идее, должен иллюстрировать весь ужас иноагентского положения. Иначе Мария Владимировна скажет: нормально все у этих иноагентов, видите. Положа руку на сердце, так и есть: все нормально, – вопрос только в том, что считать нормой? Сейчас объясню. Вот, например, на митинги, на акции протеста, на прогулку я всегда беру с собой книгу и наивно думаю, что если меня арестуют, мне будет чем заняться. То есть я как минимум лет 6-7 своей деятельности журналистской готовлюсь к задержанию, оглядываюсь по сторонам, когда захожу в подъезд, меняю и без того сложные пароли в телефоне, сношу на всякий случай все приложения, когда меня задерживают, например, 31 декабря за съемку рядом с колонией под Петрозаводском, ну и так далее.

Или другой пример: приехал я недавно из Армении, только с ретрита (духовные практики – СР), где научили нас вдыхать и выдыхать, вдыхать и выдыхать, вдыхать и выдыхать – в тот же день, то есть в день приезда, звонят коллеги, спрашивают: что там у тебя с административным протоколом? А я знать не знаю ни о каком административном протоколе, а они: ну административный протокол на тебя завели за то, что ты сменил аватарку в фесбуке, вот даже бумага есть, смотри. Я смотрю, бегу на почту за письмом, к счастью, письмо из налоговой, но дыхание уже сбилось, сердце стучит, коллеги снова пишут под ночь: так и что там у тебя с административным протоколом. Я говорю: не было административного протокола. Они говорят: понятно. и на утро пишут: на Маркелова завели административный протокол за то, что он сменил аватарку в фейсбуке. Обычный день.

Да, есть плюсы, несомненно – стали звать в эфир как местные, так и федеральные телеканалы. Прямыми эфирами я тоже не брезгую. Говорю там журналистам: представьте себе, вот объясняю я, объясняю про иноагентство, люди слушают меня, слушают, и вворачивают в конце: а ты деньги-то брал из заграницы. Представляете, – говорю им. Журналисты слушают меня, слушают, и такие: да, кошмар… так а ты деньги-то брал из заграницы? и тень сомнения вырисовывается на лице, мол: лох, че – dura lex, sed lex. Ведь В.В. Путин, отвечая на вопрос Дмитрия Андреевича Муратова, объяснил, что иноагент если занимается политической деятельностью, то его деньги должны быть окрашены, но…

Вот я сейчас сижу в машине (а когда я сочинял этот текст, то действительно сидел в машине), у меня за окном столб (у меня тогда, действительно, был за окном столб), на столбе наклейка с надписью: УБЕРЕМ ДЕРЬМО 19 СЕНТЯБРЯ. Денис Базанков. Денис Базанков – журналист. Это – политическая деятельность (я думал, что во время эфира эффектно поверну камеру в окно и скажу: вот это – политическая деятельность). Где моя политическая деятельность? Где огромные гонорары за нее?

Если бы каждый понедельник на планерке я получал задание от заграничных медиа: Сергей, понедельник уже, хватить лениться, давай, доедай Доширак и ступай раскачивать лодку, и ступал бы я, и раскачивал бы лодку, а в конце года вселялся, например, в самую дорогую квартиру самого дорогого дома в самом дорогом жилом комплексе Петрозаводска «Аквамарин», в котором одна из квартир, например, числится за супругой бывшего главы Карелии, или достраивал бы коттедж в коттеджном городке, один из коттеджей в котором записан на родственника… да был бы я хоть Корейко или даже Зицпредседатель Фунт, можно было бы как-то ещё оправдать эту дикость, но я слишком ленивый для этого (я даже сочинил шутку о том, что я настолько ленив, что недавно выступал на конференции и даже тезисы к выступлению поленился дописать, не говоря о самом выступлении).

Спросите одного редактора, спросите другого редактора, спросите любого редактора, с которыми я работал: как это, работать со мной. И любой редактор ответит: он то от темы откажется, потому что конфликт интересов или неохота, то в ответ на просьбу редактора что-то исправить скажет: нет, я художник, я так вижу, и ничего не исправит, а ещё он дедлайны пропускает годами. Можно ли такому человеку доверить столь ответственную деятельность по дестабилизации политической обстановки в стране? И как сказал мне недавно один лауреат одной престижной премии: ладно бы были гонорары.

Написал я все это и многое другое, норвежцы, наконец, подключили меня к зуму. Вижу, на том конце сидят сонные скандинавы, готовятся слушать историю об иноагентах в маленькой аудитории, извиняются за ограниченное время, просят рассказывать побыстрее. В конце спрашивают: чем мы можем помочь. Ни Марии Захаровой, ни Лаврова. Чем тут поможешь.

Сергей Маркелов – журналист (по версии Минюста – иноагент)

Высказанные в рубрике «Мнения» точки зрения могут не совпадать с позицией редакции

Исторический детектив. Кто убил Эмиля Золя?

Французского писателя Эмиля Золя знают все. Но вот почему он умер, 
точнее погиб, неизвестно никому. Считается, что писатель отравился 
угарным газом. В этом убеждают официальные источники, биографы
и, в первую очередь, составители кроссвордов и сканвордов. Для 
них это самая лучшая причина. Можно выпятиться своей 
эрудицией и позабавить читателей. «Убийца Эмиля Золя» или «Причина 
смерти Эмиля Золя» и удобное слово из четырех букв, кот

орое можно 
воткнуть в любой сканворд – «угар». Наберите в поисковике «смерть 
Золя», и вам вылезут сотни, а то и тысячи ссылок на сканворды и 
кроссворды.

Вечер 29 сентября 1902 года выдался холодным и сырым. Эмиль Золя попросил слугу разжечь камин в спальне. Поужинав, писатель вместе с 
женой Александриной лёг спать. Посреди ночи мадам Золя проснулась, 
оттого что почувствовала себя плохо – сильно болела голова. Писатель 
тоже не спал и тоже жаловался на головную боль.

«Давай позовем слуг», – предложила Александрина, но Эмиль, 
человек тактичный и деликатный, пожалел их и не стал будить среди 
ночи. Его последние слова, обращенные к жене, были: «Мне плохо, 
голова раскалывается. Посмотри, и собака больная. Наверное, мы 
что-то съели. Ничего, всё пройдёт. Не надо никого тревожить…» Вслед за
этим и он, и она потеряли сознание. Утром слуги забеспокоились, 
почему хозяева, встававшие рано, до сих пор не звонят. Войдя в 
комнату, обнаружили труп хозяина и хозяйку в глубоком обмороке. 
Усилиями врачей Александрину удалось спасти. По заключению 
медиков, Эмиль Золя с супругой отравились угарным газом, который 
поступал в комнату из горящего камина. Таким же было и 
решение полицейских, проводивших расследование. Типичный 
несчастный случай.

Но не получил объяснения странный факт: почему при наличии тяги 
угарный газ не уходил в трубу? При расследовании обнаружилось,
что дымоход был чист, но на крыше виднелись следы людей и 
остатки строительного мусора. Но кому они принадлежали – рабочим, 
накануне чинившим крышу, или злоумышленникам – так и 
осталось неизвестным. Полиция спустила дело на тормозах, всё 
объяснив несчастным случаем. Так и вошло в историю.

Но через 25 лет один француз, умирая, решил исповедаться перед
близким другом, снять грех с души и признался, что в 1902 году, будучи нанятым в строительную бригаду кровельщиков, намеренно завалил строительным мусором дымоход в доме Эмиля Золя. Друг, убоявшись,
тоже молчал четверть века, но под конец жизни рассказал об откровениях покойного строителя. Рассказ произвел эффект разорвавшейся бомбы.
Пример вдохновил на подвиг некого нормандского фармацевта Пьера
Акина, поведавшего, что в 1910 году трубочист Анри Буронфоссе
похвалялся ему в том, что намеренно заблокировал дымоход квартиры
Эмиля Золя в Париже.

Но зачем? У каждого нормального преступления есть свои мотивы и побудительные причины. Зачем строителям и трубочисту нужно было
убивать знаменитого писателя? Кому выгодна была его смерть?
Оказывается, была нужна. В первую очередь, французской военщине и секретным армейским службам. Они хотя и в зачаточном состоянии, но
уже тогда существовали. И им очень мешал Эмиль Золя.

Причина крылась в прогремевшем на весь мир «деле Дрейфуса». Этот
процесс по обвинению французского офицера-еврея в шпионаже родился
на фоне сильных антисемитских настроений в обществе и буквально
расколол французов на два лагеря. «Дело Дрейфуса» началось в сентябре
1894 года, когда в Париже уборщица, она же агент французской
спецслужбы, выудила из мусорного ящика германского военного атташе подозрительное «бордеро» (препроводительное письмо). Из него

следовало, что некто предлагал немцам ряд секретных сведений.

Хотя мнения экспертов-графологов по этому делу разошлись, был отдан
приказ об аресте капитана Альфреда Дрейфуса. Несмотря на то, что он настаивал на полной невиновности, его предали военному суду, лишили
звания и чинов и отправили на каторгу. Осужденного предателя показали огромной толпе. Когда с него срывали погоны и другие регалии, капитан кричал: «Клянусь, я не виновен! Да здравствует Франция!»

Всё бы сошло, если бы тут не вылез Эмиль Золя. 13 января 1898 года он направил открытое письмо «Я обвиняю» в адрес Президента республики Феликса Фора. В письме Золя обвинял высшее военное руководство в коррупции, кумовстве, слабоумии и жутком антисемитизме. Надо сказать,
что Золя был популярен не только во Франции. В Америке и России его
знали и почитали больше, чем на родине. Письмо вызвало огромный
резонанс во всём мире. Франция разделилась на два лагеря. Золя
поддержали сотни тысяч человек, в том числе писатели братья Гонкур, Марсель Пруст, будущий президент Франции Клемансо, английская
королева Виктория, художники Клод Моне и многие другие. Но и у другого лагеря не было нехватки в именитых личностях. На виновности Дрейфуса настаивали писатель Жюль Верн, корифеи импрессионизма Дега, Ренуар, Сезанн. Это не считая деятелей военной и государственной верхушки, а
также многотысячной толпы маргиналов, уверенных, что во всех бедствиях виноваты евреи.Противники Дрейфуса выдвинули против Золя обвинение в оскорблении
всей армии и военного суда. Его привлекли к суду за клевету, признали виновным и лишили ордена Почетного легиона. В адрес писателя
раздавались угрозы, националистически настроенная толпа совершила нападение на его дом. Золя был вынужден бежать в Англию, куда за ним последовали обе жены и дети. Когда страсти на родине улеглись, Эмиль
смог вернуться в Париж. Как оказалось, чтобы умереть.