Индустриальный мир эпохи модерна, мир двадцатого века, мир прошлого – имел свои темные стороны, с ним было много проблем, но в одном ему не откажешь: ему нужны были люди. Он жил, исходя из идеи, что всякому человеку можно найти какое-нибудь рациональное занятие, и всякую территорию или страну нужно развивать, и везде что-нибудь делать, производить что-то вещественное, полезное.
И в любой Сирии, Ливии, Ираке, какой-нибудь Венесуэле, не говоря уж о более серьезных странах, ну буквально повсюду тогда приходили к власти молодые майоры и полковники, президенты и отцы нации – и строили фабрики, строили дороги, подтягивали провинцию до больших городов, учили людей на инженеров и врачей, создавали танковые бригады, пытались дотянуться до американского, немецкого, да хоть бы и советского стандарта.
Словом, везде возникала норма. Везде возникала равномерность. Везде возникал здравый смысл. Пусть с перебором и пересолом, и где-то жестоко, и где-то неудачно, но – это было. Весь мир был таким.
А потом что-то неуловимо, постепенно, трагически переломилось. Скорее всего, роковым моментом были восьмидесятые годы, когда впервые оказалось, что развлекать выгоднее, чем производить, спекулировать цифрами выгоднее, чем торговать товарами, а управлять хаосом выгоднее, чем управлять коллективами. И на том старый мир – неважно, капиталистический или социалистический, диктаторский, демократический, во имя нации, во имя класса, во имя чего захочешь – поехал с ярмарки.
А на его место уселось какое-то новое, и очень неприятное существо, которое с тех пор только раздувается на своем троне и только крепчает. Этому существу нужны только клиенты, но не работники, только подростки, но не взрослые, только финансовые инструменты, но не вещи, только корпорации, но не государства, только кочевники, но не местные жители, только наемники, но не регулярные армии, только мегаполисы, но не страны, только гендеры, но не семьи, только меньшинства, но не большинство, только экзотика, но не норма. Только эмоции, но не здравый смысл.
И мы теперь на каждом шагу видим печальные отходы его, этого скверного существа, жизнедеятельности. К примеру, мигранты, стоящие где-нибудь палаточным лагерем или плывущие на лодочке навстречу цивилизации – в чем с ними беда?
А в том беда, что мигранты значимы для новой цивилизации ровно в той степени, в какой они мигрируют, не сеют, не пашут, только мигрируют, и в идеале они должны мигрировать вечно, производя поводы поговорить о мультикультурализме, ксенофобии, человечности, проклятом имперском наследии, идентичностях и тому подобной официозной макулатуре.
Но если бы любой из них остался у себя дома – в условном Ираке, Таджикистане, неважно – и спросил бы робко у современного мира:
– Может, я лучше тут на фабрике за углом буду работать?
– Может, я учителем стану, а мне квартиру дадут?
– Может, я служить пойду, до комполка дослужусь?
– Может, мы электростанцию построим, автомобили будем делать, диссертации защищать?
Современный мир расхохотался бы в лицо дурачку.
Твоя фабрика неэффективна, мы все фабрики в мире запихнем в один Бангладеш. Учителей сократим, если надо – у нас есть онлайн-курсы психологии и дизайна. Армия – это насилие, а насилие – зло. Случится что – пришлем дроны, разбомбим у вас пару сараев и скажем, что победила свобода. Электростанции твои вредят природе, автомобили – тем более, можем подарить тебе самокат, а что касается диссертаций – поступим так.
Нарядись в тряпки, какие есть пострашнее, прыгай в лодочку, плыви к нам, садись посреди улицы на землю, бормочи что-нибудь непонятное – желательно заклинания на случай человеческих жертвоприношений, как это нету таких? Какой еще Шекспир? Давай придумывай заклинания! И рассказывай, как тебя все обидели, как ты страдаешь, а мы выпишем тебе пособие, чтобы ты и дальше сидел на земле посреди улицы.
И заодно диссертацию защитим – о трансгрессивных аспектах небинарного дискурса постколониальных идентичностей. Усвоил? Иди ищи рваные тряпки!
Потому что человек больше не имеет никакой ценности у себя дома, у себя на работе, одной и той же десятилетиями, на своей земле, в своей стране, среди всего стабильного, регулярного и равномерного.
Он, человек, должен бежать в какое-то одно место, какое теперь ему назначено для новой жизни, и там ему либо повезет – и он займется онлайн-курсами психологии и дизайна, то есть станет производить пустоту, либо не повезет – и тогда он может рассчитывать на пособие, сидя на земле в рваных тряпках. Ну, есть еще клининг-сервис, если на земле слишком холодно.
Вечная тебе память, товарищ полковник, он же и господин. Вечная тебе память, фабрика, она же и электростанция, дорога, школа, автомобиль, и даже танковая бригада. Вечная вам память, норма и здравый смысл.
Источник: Блог Дмитрия Ольшанского
10 лет тому назад официальные итоги выборов в Государственную думу 6-го созыва вызвали волну негодования в Москве и крупных городах России: было объявлено, что 4 декабря 2011 года «Единая Россия» набрала 49,5%. Но на многих избирательных участках наблюдателями были зафиксированы грубые нарушения. Помимо нечестных выборов ещё одним поводом для недовольства была предстоящая «рокировка»: премьер-министр Владимир Путин объявил, что будет в третий раз претендовать на пост президента на 6-летний срок.
4 декабря в Москве прошли первые несанкционированные акции протеста, 5 декабря до 10 тысяч человек вышли на согласованный митинг на Чистых прудах. Во время шествия к зданию Центризбиркома были задержаны около 300 человек, среди них Алексей Навальный.
10 декабря на Болотной площади собралось не менее 100 тысяч человек. 24 декабря на проспекте Сахарова было более 120 тысяч человек. Протестующие требовали от Кремля аннулировать результаты голосования, провести новые честные выборы. Но требования оппозиции выполнены не были. Власти вернули выборы губернаторов, облегчили регистрацию новых партий.
Протесты продолжились в конце января и были подавлены по приказу Владимира Путина силой 6 мая 2012 года, после разгона мирной манифестации около Болотной площади. Надо ли было браться за оружие протеста? Какие выводы должна сделать оппозиция?
В эфире члены Координационного совета оппозиции в 2011–2012 году Даниил Константинов, Сергей Давидис, Сергей Удальцов, Максим Кац,
Видеоверсия программы
Михаил Соколов: 10 лет протестного движения 2011–12 года, которое началось с митинга на Чистых прудах после выборов в Государственную думу России. Об этом напомнит Анна Хламова.
Михаил Соколов: 28 ноября тогда на митинге «За честные выборы» до голосования было 300 человек, а на Чистые пруды вышли многие тысячи, на Болотной уже было под сто тысяч. Что вы считаете истинной причиной прорыва тогда недовольства граждан?
Сергей Давидис: Это многократно описано, еще в начале того года исследовательской группой Дмитриева это прогнозировалось. Тенденция развития общества была такова, что люди принимали на себя ответственность за разные сферы жизни, росла гражданская активность. Тот тренд, который до этого продолжался, у не слишком политизированных людей вызывал ощущение, что это все должно реализоваться в политическом пространстве, что смогут с помощью существующих инструментов, выборов, наблюдения на них, поддержке кандидатов, голосования, добиться каких-то изменений политического представительства в первую очередь. Когда они столкнулись с тем, что этого представительства жульническими совершенно средствами их лишили, они вышли на улицу, решили воспользоваться, по крайней мере, свободой собраний, свободой выражения для того, чтобы обратную связь какую-то дать власти, для того, чтобы повлиять на ситуацию.
Михаил Соколов: Какое-то значение имело то, что у власти был, по крайней мере, формально Дмитрий Медведев, это был такой тандем? Некоторые вещи, к которым мы уже привыкли, тогда были не совсем возможны, то есть уровень репрессивности режима был явно ниже.
Сергей Давидис: Он и при Путине до Медведева был тоже еще ниже. Независимо от конкретной личности этот процесс шел по нарастающей, медленно, но по нарастающей. При Медведеве был список политзаключенных, который как раз весной по итогам митинга в Кремль относили, в результате один Мохнаткин был помилован за три месяца до конца срока. Дело не в конкретном Медведеве, разумеется, но сам факт этого возвращения Путина, конечно, тоже играл роль. Потому что символическое значение Путина было в прошлом, а Медведев давал какую-то, хотя бы слабую надежду, пусть не объективными своими свойствами, а тем публичным образом, который ему придавали системные либералы.
Михаил Соколов: То есть та рокировка, которая произошла на съезде «Единой России», тоже была таким раздражителем.
Сергей Давидис: Она сыграла дополнительную роль. Характерно, что люди тем не менее рассчитывали, что они смогут с помощью инструментов голосования повлиять на ситуацию. Они вышли на улицы не после объявления о рокировке, а после того, как были сфальсифицированы выборы.
Михаил Соколов: «Голосуй за любую другую партию» – это тоже был лозунг того момента. Даниил, что вы скажете, какова ваша версия? Все-таки интересно, в этот период доходы людей в общем росли, явного какого-то падения не наблюдалось. Похоже, что оппозиционный всплеск носил не экономические причины, а какие-то другие.
Даниил Константинов: Здесь нет противоречия. Потому что люди как раз и идут в политику тогда, не во всех случаях, но часто, когда у них для этого есть возможность, когда удовлетворены какие-то их базовые потребности. В этот момент как раз базовые потребности значительной части наших сограждан были удовлетворены, я хорошо помню это время. Не так давно закончились «жирные, золотые» 2000-е, потом был кризис 2008–2009 года, который был пройден достаточно успешно. И действительно, в этот момент на фоне нормального благосостояния людей рос запрос на гражданские права и свободы. Я хорошо помню, что в течение всего 2011 года я чувствовал буквально порами, как общество разогревается постепенно с каждым месяцем. И уже осенью 2011 года я говорил своим товарищам, в тот момент это были русские националисты, что, поверьте мне, пройдет несколько месяцев, начнется большое общегражданское выступление, в котором мы должны принимать участие. Это чувствовалось.
Приходишь в компанию неполитизированных людей, режиссер, актер, какой-то бизнесмен, молодой чиновник, и все выражают недовольство, все говорят, что не нравится эта ситуация. Все выражают какой-то абстрактный гражданский запрос на уважение человеческого достоинства, которое власть не проявляла. И потом произошло, на мой взгляд, ключевое событие – объявление об обратной рокировке Путина с Медведевым. Я хорошо помню реакцию общества на это. Кстати говоря, не только низов, но и верхов. Я помню знаменитый твит Дворковича: «Да уж, ничего хорошего». То есть общество было уже разогрето. Эта новость повергла общество в уныние, озлобила, к моменту выборов все было уже раскачано. Когда подошел этот момент, фальсификации, которые увидели многие, в том числе и те, кто раньше этого не видел, я имею в виду молодое поколение наблюдателей, которое участвовало в наблюдении на выборах, то сработал такой детонирующий эффект, произошел взрыв.
Михаил Соколов: Давайте мы послушаем о значении этих сомнений мнение Максима Каца.
Максим Кац: Значение огромное. Эти протесты создали ту политическую реальность, в которой мы сейчас живем. Тогда кардинально изменилось внутреннее положение дел в России, гражданское общество оформилось, появилось очень много ответвлений, новых проектов активности, которые стали сих пор обычными, мы к ним привыкли, типа «ОВД-Инфо», фандрайзинг, выборные кампании, некоммерческие организации, но этого всего не было до протестов на Болотной. Так же, как по большому счету не было никакого интереса людей к политике. Но тогда он возник. Тогда же начала возникать реакция государства на это новое положение дел. Все, что происходит до сих пор – это в принципе один и тот же политический процесс, это одна и та же эпоха, одни и те же события по большому счету все эти 10 лет идут.
Михаил Соколов: Как вы считаете, после этих событий началась мобилизация гражданского общества или все-таки до, в период правления Дмитрия Медведева формального, хотя это был такой тандем? То есть какие-то новые процессы начинались, несмотря на достаточную удовлетворенность людей своим материальным положением, его ростом.
Сергей Давидис: Удовлетворенность у разных слоев, наверное, была разная. Но как раз те протесты характеризовались тем, что в первую очередь это были протесты относительно обеспеченного городского образованного меньшинства. И в этом слое люди ощущали себя живущими в общем в большом мире, в большой Европе, и они принимали те модели, которые характерны были в их представлении для этой Европы. Это и тушение пожаров коллективное, это и забота о бездомных, это и наблюдение на выборах.
Михаил Соколов: Кстати, впервые было массовое наблюдение на выборах.
Сергей Давидис: Естественно, эти процессы, ощущение собственной ответственности за происходящее вокруг, конечно, реализовалось до. В ходе протестов все это выплеснулось на улицы, стало визуализировано.
Михаил Соколов: Даниил, что собирались делать ваши политические союзники из комитета «Русского марша» и других организаций, те самые силы, которые сейчас фактически разгромлены существующим режимом?
Даниил Константинов: Дело в том, что в этот момент шел подъем и русского национального движения. Я напомню, что осенью 2011 года прошла кампания «Хватит кормить Кавказ» достаточно активная, несмотря на малочисленность итогового митинга. 4 ноября 2011 года состоялся «Русский марш», который собрал тогда по нашим оценкам около 20 тысяч человек.
Когда я увидел это море людей, то я понял, что в обществе что-то происходит, идет какой-то разогрев. «Русские марши» уже начинались сливаться с общегражданскими. Например, кроме лозунга «Хватит кормить Кавказ» появился лозунг «Хватит кормить Кремль», «Хватит кормить «Единую Россию», «Долой «Единую Россию». Все это звучало как раз на «Русском марше» 2011 года.
Тогда стало понятно, что когда вспыхнет искра общегражданских протестов, то актив националистов пойдет туда же, что, собственно, и произошло. Уже 5 числа, когда после митинга начались эти волнения, прорывы и хождение по Москве, то русские националисты, по крайней мере, мои знакомые, большинство очень активно в этом участвовали. Но какого-то плана единого не было. Я должен сказать, что на мой взгляд, лидеров оппозиции вообще в целом и русских националистов, в частности, эти события застали врасплох. Я помню царящую среди лидеров оппозиции растерянность, я помню все эти разговоры, переговоры по телефону, встречи. То есть люди сами не знали, что делать с этим людским морем, которое вдруг волной поднялось в Москве.
Михаил Соколов: Давайте посмотрим теперь на ситуацию слева. Слово Сергею Удальцову.
Сергей Удальцов: События 2011-12 годов, на мой взгляд, это яркий пример мощного гражданского движения, которое было порождено абсолютно несправедливой, абсолютно незаконной практикой наших властей по фальсификации выборов и по различным антисоциальным законам и вообще практикой удушения гражданских прав и свобод. Был колоссальный всплеск энергии, колоссальный всплеск активности. Но, к сожалению, главный итог всех этих событий заключается в том, что авторитарный режим, если он не готов реагировать на требования народа, если он готов всеми правдами и неправдами цепляться за свою власть, самое главное, если в нем не происходит какого-то раскола внутреннего, то он может по сути дела очень долго держаться у власть, игнорируя такое массовое движение, постепенно его сводя к минимуму и расправляясь затем с организаторами массовых выступлений, что мы и наблюдаем спустя 10 лет.
Итоги, к сожалению, неудовлетворительные, похвастаться нам нечем. По итогам того массового огромного движения сегодня мы пришли фактически, если не к диктатуре, то к ситуации с элементами диктатуры, максимальное закручивание гаек, максимальная ставка на репрессии, разгром или, по крайней мере, очень серьезное ослабление непарламентской оппозиции, максимальный контроль за оппозицией парламентской, максимальные ограничения на уличные собрания, фальсификации выборов с использованием новейших технологий электронных. Дальше перспективы самые негативные.
То есть, к сожалению, как показывает практика, мирный массовой протест против авторитарного режима и против силовиков, к сожалению, проигрывает. Видимо, или требуется еще большая массовость, которой мы тогда не смогли достигнуть, митинги по сто тысяч оказались недостаточны. Может быть, не хватило длительности наших выступлений, то есть воли к победе всему обществу, наверное, не хватило. Я не хочу это называть словом «инфантилизм», у людей были прекрасные порывы, но были некоторые иллюзии насчет того, что можно одним, двумя, тремя митингами с песнями, шариками, ленточками заставить уйти такой авторитарный коррумпированный политический режим.
Как выяснилось, нет, не получается. Спустя 9 лет в Беларуси мы наблюдали похожие события, тоже длительные выходы на улицы, всякие массовые акции, в итоге все равно не привели пока к демонтажу политического режима, против которого они были направлены. То есть эти все итоги надо очень серьезно анализировать. Все равно самые искренние слова восхищения и благодарности тем людям, которые тогда выходили. Итоги, конечно, пока удручают.
Михаил Соколов: Сергей Удальцов уже пытается извлечь уроки. Мы еще не будем с этим спешить. Власть была ли испугана? Я помню, была статья Суркова какая-то примирительная, что-то он там в этом движении искал. Были попытки завести какой-то диалог с Координационным советом оппозиции. Было ли продемонстрировано, что немножко у них дрогнули коленки?
Сергей Давидис: Что у них в голове, и какие они испытывали эмоции – это одному Богу известно. Практические последствия, во-первых, на протяжение практически года, до сентября массово согласовывались большие протестные акции, которые прямо были направлены против режима. Сейчас это воспринимается как что-то совершенно немыслимое.
Михаил Соколов: Как чудо. Это все теперь пандемией объясняют, но тем не менее.
Сергей Давидис: И до того это было на самом деле невозможно, до пандемии большую акцию в Москве согласовать только в годовщину убийства Бориса Немцова, единственный раз в году, когда они шли на это. С другой стороны, так или иначе они пошли на некоторые уступки. Это интерпретировалось именно как уступки, как диалог с обществом. И возвращение выборов губернаторов, пусть кривое, косое, и упрощение процедуры регистрации партий, пусть тоже кривое и косое, которое не позволило зарегистрировать практически ни одну партию.
Михаил Соколов: Сергей Марков, между прочим, представитель провластной политологии, он очень хвастается, говорит, что Болотная победила, это достижение, это достижение. Но потом они Путина обидели, и все пошло нехорошо.
Сергей Давидис: Я как один из организаторов Партии 5 декабря, как раз пытавшийся формализовать запрос тех людей, которые участвовали, столкнулся с двумя отказами. Теперь это в международных инстанциях обсуждается. С третьей стороны мы видим, что даже мироновская фракция приходила в белых ленточках на заседание Государственной Думы. То есть действительно единство несколько нарушилось власти. Ясного понимания того, как действовать, очень короткий период, но этот период был, не было у власти, видимо.
Михаил Соколов: Есть такой вопрос, который я находил всегда у Эдуарда Лимонова, ныне покойного, мы с ним даже поспорили в 2013 году, дело было, о том, можно ли было революционным путем идти.
Эдуард Лимонов: Когда в декабре 2011 года был разорван союз партии «Другая Россия» с либералами в одностороннем порядке, это сделали мерзавцы, которые предали протест и согласились идти на Болотную площадь, сговорившись, как вы знаете.
Михаил Соколов: Это ваша версия.
Эдуард Лимонов: Нет, это не моя версия — это версия Евгении Альбац, опубликованная в декабрьском номере журнала «Нью Таймс». Она рассказала, как все это происходило, как пришли в мэрию, как был представитель администрации президента, как были товарищи Пархоменко, Немцов и прочие. Они разорвали с нами союз тогда…
Я был верным союзником Каспарова и Касьянова с 2006 года по 2011, я никогда не высовывался, я отдавал первую роль Каспарову, считая, что он сможет быть локомотивом, который пройдет и мы, грешные, вместе с ним. Но когда было совершено это предательство, это не мы порвали с вождями либералов, а они порвали с нами.
Михаил Соколов: Лимонов считал, что можно идти революционным путем тогда с Площади Революции на Центризбирком, еще куда-то. Была ли тут развилка перед митингом на Болотной 10-го на самом деле или настроения людей были достаточно миролюбивыми?
Даниил Константинов: Здесь двойственная ситуация. Потому что с одной стороны, оглядываясь назад, хочется с Лимоновым согласиться только в той части, что развилка была и можно было бы попробовать остаться действительно в центре Москвы, я имею в виду протестующим, на Площади революции между ключевыми пунктами государственной власти – Центризбирком, Госдума, Администрация президента и так далее.
Но, во-первых, я категорически не приемлю его тон, сейчас уже покойный Лимонов, но я и тогда не поддерживал, и сейчас не поддерживаю этот тон, когда он рассказывает о предательстве. Никакого предательства не было. Была уступка, были переговоры и компромисс с властью. Это первое.
Второе: на самом деле я хорошо помню настроения протестующих. Я должен сказать, что я приехал тогда на Площадь революции с товарищами посмотреть, что там происходит, а оттуда уже двинуться на Болотную площадь. И когда я увидел толпу протестующих, я все понял – это были в основном взрослые люди, хорошо одетые, представляющие средний класс и интеллигенцию, часто с детьми прямо с собой или на своих спинах, несущие шарики, всевозможные юмористические лозунги против власти, одетые во всякие костюмы. Никакого агрессивного настроя, кроме нескольких групп радикалов, включая нацболов, анархистов, некоторых правых, я не заметил.
Я тогда еще понял, что никакого штурма Госдумы, Центризбиркома, Администрации президента или даже блокировки этих пунктов не будет – это невозможно, потому что люди были настроены миролюбиво. И в этом смысле те лидеры протеста, которые договорились с властью о переносе митинга на Болотную, они на самом деле отражали настроения этих масс, а Лимонов настроение этих масс не отражал, поэтому он остался там в гордом одиночестве с несколькими сотнями, по-моему, нацболов. Невозможен был тогда силовой сценарий, на мой взгляд.
Михаил Соколов: Сергей, вы что скажете о революционных интенциях масс? Были же революционеры, они до сих пор вспоминают, что там за стаканом вискаря предали революцию.
Сергей Давидис: Я согласен с Даниилом, не согласен с Эдуардом Вениаминовичем покойным. Я не ходил в мэрию, никакой стакан вискаря мне не попадался. Тем не менее, будучи одним из руководителей «Солидарности» тогда второго эшелона, мы с товарищами сидели, обсуждали этот вопрос параллельно. Это было наше решение, что да, осмысленно это перенести. Потому что в этой ситуации компромисс был необходим и неизбежен.
Совершенно правильно говорит Даниил, те люди, которые вышли – это их был первый политический публичный опыт. Они искреннее верили в возможность произнесением ими слов, маханием шариком и так далее повлиять на ситуацию. Они абсолютно не готовы и не собирались, как предлагал Эдуард Вениаминович, блокировать ЦИК или еще что-то такое. Более того, мы видели пулеметчиков на кремлевских стенах в этот момент. Если бы тогда был дан повод для того, чтобы устроить силовой разгон – это было бы самым простым решением, власть получила бы моральное оправдание. То, что эта история растянулась на несколько месяцев, по крайней мере, до 6 мая, связано именно с исключительно мирным характером этого протеста, с его моральной правотой. Если бы в силу каких-то силовых действий эта моральная правота была бы утрачена, то все просто кончилось бы гораздо раньше, и все те негативные последствия, которые были, мы бы получили, а того позитивного опыта самоорганизации протеста, который был приобретен, не было бы.
Михаил Соколов: Власть можно было как-то принудить к каким-то политическим решениям в этот момент?
Сергей Давидис: На самом деле мы, естественно, вынуждены анализировать, это как раз вопрос того, что было сделано не так. Наверное, многое было сделано не так. При том все-таки, что, конечно, преувеличивать роль лидеров невозможно, невозможно слить протест. Если десятки тысяч людей не захотели бы идти на Болотную, они бы остались с Лимоновым, который активно их к этому призывал. Кроме «лимоновцев» никто там не остался. В остальных моментах люди были готовы к ограниченному объему собственных укладов, я имею в виду времени, сил. Пошли потом в кафе греться, пить водку или что-нибудь еще. Они были готовы к весьма небольшому количеству жертв, они не готовы были в тюрьму, они не готовы были быть избитыми и много чего еще. Поэтому диапазон планирования у лидеров был тоже очень невелик.
Тем не менее, что лидеры не предложили никакого плана выстраивания каких-то гражданских сетей, то есть просто пустили фактически на самотек все это, что какие-то координационные структуры, основанные на волеизъявлении участников протеста, были созданы фактически только через год, что все отправились на каникулы и не предложили никакой альтернативы – это ошибка и наша тоже. Хоть я к младшей лиге принадлежал, тем не менее, не могу сказать, что я предложил что-то такое. Это была ошибка, все учились – это был первый опыт. И этот опыт был адекватен состоянию умов, настроениям, ожиданиям. Мы этот опыт получили.
Михаил Соколов: Даниил, ваше мнение о том, можно ли было лучше надавить на власть? Условно говоря, не уходить на каникулы на Новый год, например, как раз Навальный вышел из отсидки, можно было некоторым лидерам не ехать на тропические острова.
Даниил Константинов: Можно было, конечно. Конечно, лидеры оппозиции оказались слишком компромиссные, я имею в виду бесконечные переговоры с властями разных уровней, слишком уступчивые, слишком ненастойчивые в ряде требований, например, освобождение политзаключенных. Я, например, считал, что можно было как минимум разменять митинг на Болотной на освобождение тех, кто был арестован в дни перед этим, но этого не было сделано. Слишком, может быть, легкомысленные, я имею в виду эти каникулы зимние.
Но самое главное, ведь лидеров несет масса, я видел эту массу, она не была настроена воинственно. Я хорошо помню, что когда пошли митинги, на которых часть лидеров призывала оставаться, Удальцов призывал периодически остаться, оставались горстки людей жалкие, большинство расходилось. Мы помним знаменитую сцену – Яшин, Удальцов и кто-то там еще в фонтане на Пушкинской площади.
Почему так произошло? Потому что большая часть митингующих в этом не стала участвовать. То есть для меня было очевидно, что заставить людей принудительно участвовать в каких-то радикальных сценариях, даже самых лайтовых ради того, чтобы просто остаться на улице, было невозможно. Кроме того, часто сейчас забывают, анализируя это время, что было холодно. Может быть звучит смешно, минус 20 градусов. Мой знакомый упал в обморок после посещения митинга на Сахарова, зашел в кафе и упал в обморок. В таких условиях оставаться на улице, разбивать палаточные городки, делать что-то подобное Майдана, кажется очень малореалистичным, честно вам скажу.
Многие говорили надо устраивать, тогда говорили Тахрир, сейчас появился термин Майдан, успешный украинский Майдан, тогда говорили Тахрир, сравнивали с успешными примерами «арабской весны». Вот надо делать Тахрир, надо оставаться на площади, надо ставить палатки. Я-то видел, что меньшинство на это готово людей. Если поставить эти палатки, допустим, на тысячу человек, они разогнаны так, как они были разогнаны в Минске, например. Попытка установления палаточного городка в Минске в центре во время одной из очередных волн протеста еще прошлых лет, он был разогнан. Поэтому я думаю, что возможности давить на власть сильнее были, но преувеличивать эти возможности на фоне настроения основной массы протестующих не стоит.
Михаил Соколов: Попробуем протянуть такую ниточку в современность. Есть такое мнение, что может быть вообще не надо было выходить, ведь протесты спровоцировали постепенное, но неуклонное наступление реакции. Давайте послушаем Сергея Удальцова.
Сергей Удальцов: На начальном этапе протестного движения 2011-12 годов была очень серьезная экспансия, рост массовости, огромные надежды, огромные ожидания. Да, в итоге может быть это оказались определенные иллюзии, но тогда совершенно не было ощущения, что это все закончится таким печальным итогом, когда спустя 10 лет мы будем находиться в еще более тяжелых обстоятельствах, наши права и свободы будут еще в большем объеме ущемляться, чем тогда. Поэтому, конечно, тогда у всех были ощущения, что мы сможем добиться очень серьезных изменений.
Напомню, на начальном этапе действительно правящий режим был растерян, нельзя сказать, что он был в панике, но он был растерян, не ожидал такого массового протестного движения. На начальном этапе были определенные переговоры, протестные активисты, лидеры ходили к президенту действующему на тот момент Медведеву, в администрации президента была создана целая рабочая группа по изучению наших предложений по реформе законодательства о выборах, о политической системе. Были, кстати говоря, ряд требований удовлетворены.
В частности, облегчена регистрация политических партий, возвращены выборы губернаторов, выборы мэров были тоже облегчены, контроль за избирательным процессом был усовершенствован. Потом со временем все это откатили назад или выхолостили эти законы. Но на тот момент было ощущение, что мы действительно идем по нарастающей и сможем добиться гораздо больше. Но на каком этапе, видимо, протестное движение и все мы, организаторы этого процесса какие-то, может быть, тактические ошибки допустили, может быть темп этого протеста утратили.
Мы тогда долго обсуждали, нет ли смысла перейти к бессрочным формам протеста. Потому что декабрьские протесты шли по нарастающей, потом была пауза новогодняя почти месяц. И за это время, наверное, власти смогли перегруппироваться, смогли сомкнуть ряды, начали проводить контрмитинги на Поклонной горе в противовес митингам на Болотной, начали активную пропаганду против лидеров протестного движения с использованием самых грязных технологий.
У нас не оказалось своего кандидата в президенты, который это разношерстное, безусловно, протестное движение, широкой коалиции, где были и коммунисты, и либералы, и националисты, и экологи, и гражданские активисты, очень разнообразная публика, у нас не было своего кандидата, которого бы мы могли консолидировано поддержать, кандидата в президенты. Выступая против Путина, мы не могли предложить свою кандидатуру, которая бы всех нас объединила. Это тоже была слабая позиция и не очень убедительная.
Много еще нюансов, из которых складывалось это поражение. Да, не все из лидеров оказались готовы к длительной борьбе, многие на каком-то этапе отошли в сторону. Конечно, сильнейшее противодействие началось, провокации, шельмование, попытки раскола, внедрение в наши ряды всяких троянских коней и лошадей. По совокупности мы сегодня констатируем, что движение, которое начиналось очень воодушевляюще, у всех были колоссальные ощущения, что мы творим историю, перемены вершатся на наших глазах, будет уже завтра буквально совершенно новая Россия, свободная, демократическая, где мы будем свободно конкурировать в парламенте, принимать законы, развивать местное самоуправление и так далее, все это в итоге вылилось в «Болотное дело», репрессии против лидеров оппозиции, раскол движения и затем в течение 10 лет действительно поэтапное удушение непарламентской, несистемной оппозиции. Сейчас мы пришли к тяжелейшей ситуации, из которой непросто будет выбираться – это очевидно.
Михаил Соколов: Все-таки важен этот пункт, на котором концентрируется Сергей Удальцов, что у оппозиции не оказалось кандидата в президенты? В конце концов Михаил Прохоров, прямо скажем, был бизнесмен и связанный с властью. Григория Явлинского не поддержали, его не зарегистрировали. В общем не получилось как-то здесь сконцентрироваться на следующие выборы, отсюда и может быть стратегическое поражение.
Сергей Давидис: Нет, я не думаю. Во-первых, потому что подготовка единого кандидата в президенты, конечно, требовала бы гораздо большего времени, чем было, с декабря фактически, когда уже стартовала президентская кампания. Во-вторых, найти такого кандидата в президенты, который удовлетворил бы не только разношерстную массу участников протеста, а что гораздо важнее, потенциально недовольных жителей страны в целом, значимую их часть. Все-таки это был протест меньшинства. Было исключительно сложно. И наконец власти ничего не стоило не дать возможности этому кандидату участвовать, как, собственно, это случилось с Явлинским, как случилось бы с любым другим, который бы попытался выступить в качестве такового. Поэтому я не думаю, что это является сколько-нибудь критическим обстоятельством.
Михаил Соколов: А что тогда критическое обстоятельство?
Сергей Давидис: На самом деле я согласен с Даниилом, по большому счету все достаточно закономерно. То есть некоторые тактические и может быть даже стратегические ошибки в организации процесса, отсутствие всякого плана – это самом по себе дефект. План можно было и нужно было выработать. Вырабатывать какие-то гражданские институции параллельные.
Михаил Соколов: Координационный совет оппозиции создался же и развалился.
Сергей Давидис: Это было слишком поздно, на излете уже протестного движения, когда никаких надежд не было. Плюс существенные дефекты, опять же естественным образом проистекающие из характера протестного движения, были и в структуре, и в механизме взаимодействия Координационного совета с его избирателями. Я живой свидетель всех этих противоречий и перипетий. Боюсь, что тут тоже немногое можно было сделать, не говоря о том, что поздно.
Михаил Соколов: Давайте дадим слово Максиму Кацу о том, нужно ли было браться за оружие протеста тогда.
Максим Кац: Всегда надо выходить, когда считаешь, что надо выходить. Такие вещи не происходят по плану, по какой-то стратегии. Нет какого-то центра принятия решений, который решает, что сейчас мы выходим, потому что это хорошо, а сейчас мы не выходим, потому что это плохо, а здесь мы используем мирный протест, а тут мы используем не мирный протест. Это тоже иногда обсуждается в этом контексте, что мирный плохо, не мирный надо или наоборот не мирный плохо, мирный надо. На самом деле это спонтанные процессы, которые получаются, когда люди для этого созрели, иногда они получаются совершенно непредсказуемо. Тогда они получились, тогда внезапно совершенно рядовое событие для тех времен, да и для этих времен, как фальсификация выборов, привело к общественному взрыву.
Артур Давлетшин: На ваш взгляд, чего еще можно было добиться протестами от власти?
Максим Кац: Тогда протест сосредоточился на такой гражданской своей составляющей – это было очень модно. Люди говорили: нам не нужны политики, мы хотим, чтобы нас представляли журналисты или писатели, а вот политики нам не нужны. Я помню, даже когда были протесты на ОкупайАбай, Борис Немцов хотел выступить, ему сказали: нет, иди, стой в общей очереди, такие, как ты, нам тут неинтересны. Он пошел, отстоял общую очередь, выступил. И это была ошибка, потому что без политиков профессиональных очень легко людей обмануть, очень легко устроить какие-нибудь провокации, которые были потом устроены в конце, когда это начало прекращаться. Очень легко как-то отвлечь внимание. Без политиков невозможно заниматься политикой.
В результате наши политические силы, которые могли бы тогда усилиться, будь то партия ПАРНАС, которая после этого появилась, или Борис Немцов лично, будь то партия «Яблоко», тогда какие-то зачатки адекватности все-таки были, Явлинский как-то пытался баллотироваться на выборах, будь то даже Навальный, который не стал сразу делать партию, потому что было очень немодно. В итоге не усилились наши политические какие-то представители, в итоге мы остались без политического представительства, без политиков, которые были бы лидерами этой истории, и она в значительной степени, мне кажется, из-за этого ослабла. А так, если бы были политики, то можно было бы много еще чего добиться.
Кроме выборов губернаторов можно было бы добиться того, чтобы они были без муниципального фильтра. Можно было добиться того, чтобы был кандидат на президентских выборах. Можно было на президентских выборах добиться второго тура, потому что было достаточно высокое общественное давление и достаточно низкое желание, толерантность к фальсификациям, их хотели избегать как минимум в Москве, во многих крупных городах. Можно было попробовать добиться избрания мэра Москвы. Собственно, это практически произошло, кампания Навального, которая возникла в результате этих протестов, шла очень активно, почти дошла до второго тура, все-таки чуть-чуть люди не конца поверили, что это возможно. Потому уже были избирательные кампании, где в других регионах губернаторами избирались какие-то системные люди, но не единоросы. Но если бы Навальный был избран мэром Москвы, тогда, конечно же, история пошла по-другому. Во многих такого рода режимах бывает, что столичный регион возглавляет оппозиционный политик, но у нас этого сделать не получилось.
Михаил Соколов: Исторический оптимист Максим Кац. Даниил, вы вылетели из игры где-то в марте, когда против вас было сфабриковано уголовное дело. Вы следили за этими событиями, о которых говорит Максим, из тюрьмы. На ваш взгляд, можно ли было сыграть дальше по-другому? Может быть действительно с кандидатом в президенты, может быть еще с этими мэрскими выборами. Где-то здесь стратегические ошибки просматриваются или просто власть была настолько сильна, что ее невозможно было переиграть и остановить этот процесс консервации России?
Даниил Константинов: Сыграть было можно. Например, когда вы спрашиваете о президентских выборах, то я хочу сказать, что несмотря на разношерстность протеста, а там было три основные линии – либеральная, националистическая и левая, плюс гражданские активисты, экологи, то был человек, который был способен возглавить хотя бы две из трех этих линий, представлять их на президентских выборах – это Алексей Навальный.
Как мы знаем из переговоров Бориса Немцова, Немцов предлагал Навальному, находящемуся в спецприемнике, через Яшина выдвинуться в президенты. Возможно, что это был уникальный исторический шанс. Кстати, на тот момент я знаю как минимум об одной партии, зарегистрированной в установленном законом порядке, Демвыбор, которая предлагала выдвинуть Навального от партии без спора подписей. Он на это тогда не пошел. А потом, когда пошел, было уже слишком поздно.
Но я хочу подчеркнуть важную вещь. То, что многие наши комментаторы упускают из виду, на мой взгляд, они упускают из виду самое главное – сущность режима. Я считаю, в России установлена настоящая полноценная диктатура, и эта диктатура не собирается ни с кем договариваться, не собирается никому уступать место даже немножко, не собирается терпеть никаких оппозиционных мэров, депутатов… что периодически демонстрирует на примерах Урлашовых, Фургалов, Белых и других людей, которых отправляли прямиком с их постов за колючую проволоку.
Поэтому я убежден, что даже если бы Навальный выиграл бы мэрские выборы удивительным образом и занял бы свой пост, я абсолютно убежден, что он лишился бы его при тех или иных обстоятельствах. Например, отправился в тюрьму или был бы опять-таки отравлен. Что за проблема, мы теперь опытные люди, мы знаем, как это делается, мы видим, какие методы власть применяет против оппозиции. А раз власть применяет эти методы против оппозиции, то, наверное, и методология борьбы с этой властью должна быть несколько иной.
Возвращаясь к теме Координационного совета, да, можно было сделать его более эффективным, на мой взгляд, как раз лишив его той само популярной общегражданской журналисткой медийной части. Потому что в штабе революции, на мой взгляд, должны быть профессиональные борцы, профессиональные революционеры, я имею в виду людей, которые годами находились в оппозиции, которые участвовали в протестах, которые могли внятно артикулировать политические требования протестующих и продвигать их. Но, к сожалению, этого не случилось, Координационный совет превратился в аморфную разношерстную непонятную структуру, которая быстро развалилась.
Михаил Соколов: А все-таки сейчас вы на что рассчитываете? Давление Запада может что-то менять в России или уже инструментов совсем не осталось? Вот Байден встретится с Путиным и предотвратят войну с Украиной, например.
Даниил Константинов: Во-первых, давление Запада, конечно, может что-то менять и на международной арене, и в России. Просто мы пока этого давления всерьез не увидели. Давайте признаем, что Запад никакой серьезной борьбы с Путиным по-взрослому не ведет.
Михаил Соколов: Обещают доллары не менять на рубли, рубли на доллары, если Россия нападет на Украину. Это же серьезные меры.
Даниил Константинов: Это уже чуть более серьезная мера. Я, честно говоря, сомневаюсь, что Россия нападет на Украину. Поэтому я думаю, что режим просто будет деградировать в ближайшие годы, вместе с ним будет деградировать вся страна, вся инфраструктура в этой стране, и социальная, и политическая, и жилищная, все ткани общества будут постепенно деградировать и в какой-то момент это может дать сбой. Я лично считаю, что если не будет «черных лебедей», то есть форс-мажорных обстоятельств неожиданных, этот режим сможет просуществовать еще лет 10, потому что через 10 лет Путину и его ближайшему окружению будет по 80 лет, а человек в 80 лет и человек в 70 лет – это совершенно разные вещи. Возможно, что в 80 лет на фоне деградирующей, стагнирующей экономики, на фоне растущей бедности и недовольства этот режим может обрушиться.
Михаил Соколов: Некоторые давно рассчитывают на такие естественные процессы. Наша коллега Юлия Галямина неожиданно сделала такой вывод из событий 10-летней давности: «В долгосрочной перспективе сейчас ситуация в России гораздо позитивнее, чем была тогда. Протестные настроения у части граждан в общественной жизни стали намного шире. И гораздо больше людей по всей стране в нее вовлечены». Вы будете спорить или согласитесь?
Сергей Давидис: Я частично соглашусь, частично нет. Юлия оптимист – это ее очень красит. На самом деле она делает много полезных вещей, которые, если не исходить из позитивной картины мира, просто невозможно делать. На самом деле мы обсуждаем эти события 10-летней давности исключительно в негативном фактически ключе, тем не менее, два момента значимые. Мы говорили о том, что люди на эти протесты вышли, потому что они ощущали себя жителями демократической страны, считали, что у них есть право. Именно поэтому они вышли на улицу, имея эти иллюзии. И режим благополучно свою легитимность на том, что он имитировал демократические процедуры, и люди искренне верили им, и выстраивал. После 2011 года, тем более сейчас, никакую легитимность выстроить таким образом невозможно. Государство, чем дальше, тем больше, начиная с 2011 года, вынуждено откидывать всякого рода имитации, но они настолько жалкие, что поверить им, находясь в своем уме, невозможно.
Михаил Соколов: В общем организовать путинги по воле людей довольно трудно. А тогда были люди, которые выходили сами.
Сергей Давидис: И их все-таки, мне кажется, было немного. По крайней мере, сейчас этих иллюзий нет. То, что эта власть озабочена своим сохранением, весь смысл сохранения этого режима в том, чтобы у власти сохранялись эти люди бесконечно, он понятен примерно всякому, особенно тем, кому она не нравится. Во-вторых, так или иначе это был скачок массовости. Если до этого оппозиционная политика – это было что-то маргинальное, грандиозный, связанный с неполитической темой митинг по Химкинскому лесу собрал три тысячи человек – это был неслыханный рекорд, а так 300 человек – это был отличный большой митинг. Это была маргинальная стигматизированная активность. И неожиданно произошел прорыв, который с тех пор никуда не делся. Даже в 2014 году антивоенные марши выводили 50 тысяч человек в Москве, масштаб, формат уже другой. И с точки зрения общественной поддержки это тоже совсем иначе. В этом смысле я с Юлей соглашусь.
Михаил Соколов: Кстати говоря, надо вспомнить Бориса Немцова, он тоже буквально перед гибелью говорил на эту тему о массовости и роли ее.
Михаил Соколов: По данным Левада-центра, он же «иностранный агент», идет ли страна в правильном направлении, 46 на 44, а насчет сохранения Путина в 2024 года примерно такие же соотношения, то есть почти 50 на 50. Подошло время для опроса Радио Свобода на сегодняшнюю тему.
Опрос на улицах Москвы
Михаил Соколов: У нас в опросе в Твиттере Радио Свобода большинство сообщает, что ничего не помнят. Правда, мы думаем, что это атака ботов. Но с памятью действительно у людей достаточно плохо. Почему люди не помнят или не хотят помнить об этих событиях?
Даниил Константинов: Надо понимать, что в этих процессах принимала участие только часть людей, не очень значительная часть общества, для остальных все это прошло фоном. Выросло уже целое поколение людей, которые вообще не помнят, что это такое. В 2019 году я состоял в одном политическом чате с молодежью, я обнаружил, что у меня спрашивают как у ветерана, у старика: а что же такое было на Болотной и Сахарова? Меня это тогда поразило, потому что для меня это все недавние события.
Вы говорили про высказывание Галяминой, я должен сказать, что я с ней не согласен. Протестные настроения действительно растут в обществе, причем начинают затрагивать уже более широкие слои населения, Сурков называет «глубинным народом». Но надо понимать, что инфраструктура протеста постоянно подвергается все более сильному разгрому. Уже разгромлены основные оппозиционные крупнейшие организации – это и движение Навального, и «Открытая Россия». Огромное количество людей уезжает за границу. Вы знаете, что у нас на днях проходил Форум свободной России в Вильнюсе. Я должен сказать, чем слабее становится оппозиционная структура в России, чем сильнее она подвергается разгрому, тем больше новых людей приходит на форум и в нем участвует.
Михаил Соколов: Все-таки хоть «Мемориал» удастся сохранить?
Сергей Давидис: Мы будем биться до последнего. В любом случае та деятельность, которую мы ведем и в международном, и в правозащитном «Мемориале», она происходит не потому, что нам так хочется, не только потому, а потому что на это есть спрос. Поэтому она продолжится в любом случае. Хотя перспективы именно юридических процедур, которые идут в судах, особого оптимизма не вызывают.
Требования удаления разоблачительной информации. Блокировки неугодных сайтов. Война в виртуальном пространстве в 2021 году стала нормой для путинского режима. Построит ли Кремль в России свой «китайский файрвол»?
В эфире политик Дмитрий Гудков, политолог Дмитрий Орешкин, сооснователь проекта «ОВД-Инфо» Григорий Охотин, глава юридической практики «РосКомСвободы» Саркис Дарбинян.
Ведет передачу Михаил Соколов.
Видеоверсия программы
Михаил Соколов: Сегодня мы поговорим о тенденциях и событиях 2021 года. Важнейшим полем битвы Владимира Путина с обществом стал интернет. Борьба со свободой слова в виртуальном пространстве – приоритет Кремля, судя по последним событиям.
Давайте начнем не с интернета, а с приговора. Петрозаводский суд отправил главу карельского «Мемориала» Юрия Дмитриева на 15 лет в колонию строгого режима по делу, которое многие считают сфабрикованным. Каков будет политический эффект этого решения, на ваш взгляд?
Дмитрий Орешкин: На мой взгляд, он не будет ожидаемым. Потому что идея заключается в том, чтобы всех запугать. Ситуация перешла уже в такое время, когда запугиваться некуда, потому что отступать уже нельзя. Все понимают, особенно люди с возрастом, что чем ты сильнее прячешься, тем с большим ражем тебя выковыривают.
Дело Дмитриева, конечно, политическое, дело Дмитриева, конечно, демонстративное, чтобы все сидели под лавкой и не высовывались. Мне кажется, это уже не получается, потому что весь 2021 год, самое главное его событие, мне кажется, заключается в том, что все больше людей во всем свете и даже в России начинают понимать, с кем имеют дело.
Раньше наши пессимистические прогнозы воспринимались как клевета на действительность, а сейчас все больше людей вдруг начинают понимать, что так оно и есть, будет еще хуже. Когда говорили про то, что режим будет завинчивать гайки, режим загоняет страну в тупик, режим ведет дело к изоляции России, поворот ее с европейских рельсов опять на рельсы азиатских султанатов, все это смотрелось как некие теоретические соображения, а сейчас вот она – практика, и дело Дмитриева это подтверждает. Плюс еще опыт Лукашенко, который на два корпуса впереди бежит по той же самой тропинке. Так что предельно понятно, что нас ожидает в ближайшем будущем. Здесь, конечно, надо, сцепив зубы, сопротивляться, потому что тех, кто не сопротивляется, уничтожают еще быстрее.
Михаил Соколов: Дмитрий, почему вы так уверенно пишете, когда вы увидели этот приговор Дмитриеву, что параллельная расправа с «Мемориалом» предрешена? Возможны и варианты, в конце концов.
Дмитрий Гудков: Возможны, наверное, варианты. Это, может быть, произойдет не 28 декабря, но, я абсолютно согласен, тренды очевидны. Рано или поздно дойдет до всего живого, до всех журналистов, блогеров, представителей культуры, просвещения. Собственно говоря, законы физики просто: если вы яблоко отпускаете, оно падает вниз или камень катится с горы. Здесь те же самые законы физики, только в политике или в государственном устройстве.
У нас до 2019 года были точечные политические репрессии, теперь они для политиков массовые. Потому что у нас зачистили команду Навального, «Открытку», выдавили практически всех ключевых кандидатов на разные выборные должности, либо, как Навального и Пивоварова, посадили. От точечных к массовым мы перешли уже в политической сфере, сейчас идут журналисты, общественники. Дальше мы уже видим, что идут точечные репрессии представителей культуры и просвещения.
Поскольку у нас теперь, как власть декларирует, любое публичное дело теперь государственное, любая популярность теперь государственная, вы ею распоряжаться не сможете, как хотите. Если сегодня они не могут окончательно взять под контроль интернет, они значит пойдут крестовым походом, уже в принципе пошли, на все публичное. Я думаю, помимо Дмитриева дело Зуева тоже показательное, дело блогера Хованского, атака на Моргенштерна. Я думаю, что все, что у нас является публичной сферой, еще не до конца подконтрольное, нелояльное режиму, нужно приготовиться либо к репрессиям, либо к эмиграции, потому что государство обязательно дойдет.
Теперь это для наших силовых структур, которых расплодилось в огромном количестве, социальный лифт. Если ты хочешь продвинуться по карьерной лестнице, тебе не надо за преступниками бегать, ты знаешь, что государство поощряет борьбу с инакомыслием, с врагами режима, «иностранными агентами», «нежелательными организациями».
А поскольку оппозиция заканчивается, аппетиты только нарастают, значит, они будут уже искать «иностранных агентов» среди всех не сильно лояльных, а потом возьмутся и за лояльных. Потому что когда товарищ майор дослужится до генерала или хотя бы до полковника, он поймет, что масштабы доходов должны соответствовать новому званию. Если ты полковник, значит у тебя в коробках из-под обуви должны быть миллиарды. Нужно будет искать не среди гражданских политических активистов, а среди жирных депутатиков.
Начнут с региональных, выбьют какие-то показания, что тот или иной депутат финансировал «экстремистские» организации, ставил лайки под постами Навального, Гудкова, Яшина, Соболь, можно очень хорошо потом распилить его бизнес. 1930-е годы, понятно, что с поправкой на время, там же тоже сначала был «Съезд победителей» в 1934 году, потом, мы знаем, было репрессировано больше 80% членов президиума и больше половины членов Центрального комитета. Так что, нынешние товарищи Берии и все заодно, приготовьтесь.
Михаил Соколов: Григорий, вы разобрались с тем, что случилось с вашим сайтом «ОВД-Инфо», как его заблокировали по решению Луховицкого районного суда и в чем суть претензий – «оправдание работы экстремистских и террористических объединений»?
Григорий Охотин: Нет, мы не разобрались. Мы знаем, что сайт заблокирован по решению Луховицкого суда. Мы знаем слова Роскомнадзора о том, что «оправдание экстремизма и терроризма». Сам судебный процесс прошел с чудовищными процедурными нарушениями, мы, соответственно, не можем узнать, что там написано, как не может этого узнать и Дмитрий Песков. Он об этом сегодня заявил, что он не знает, что в этом решении суда.
Михаил Соколов: Каковы будут сейчас ваши действия в этой ситуации, что предпринимают юристы, адвокаты?
Григорий Охотин: Обычные досудебные действия, мы будем входить в это дело, получать материалы дела, чтобы понять, какова будет наша юридическая тактика.
Михаил Соколов: Рассматривалось дело вообще в отсутствие представителей «ОВД-Инфо»?
Григорий Охотин: Да. Сайт принадлежит мне, мой адвокат был накануне в прокуратуре, ему ничего не сообщили. Процедурно это все полное нарушение – это все понимают, в том числе Совет по правам человека, который уже направил в прокуратуру требование прояснить ситуацию. Сейчас эта ситуация развивается не в правовом поле, а в политическом, поэтому говорить о некоторых юридических деталях, честно говоря, мне неинтересно.
Михаил Соколов: Вы будете продолжать свою деятельность правозащитную, оказывать юридическую помощь тем, кто пострадал от репрессий и вообще попадает в полицию по разным делам? Условно говоря, человека на пикете задержали.
Григорий Охотин: Мы продолжаем и будем продолжать, блокировка сайта этому не особо мешает.
Михаил Соколов: Вы можете действовать сейчас через другие механизмы, не только через этот сайт?
Григорий Охотин: Естественно. Сайт не является важным элементом «ОВД-Инфо» с точки зрения и наших сервисов, и нашей аудитории, важны социальные сети. Тут важно, что в нашем кейсе произошла достаточно беспрецедентная вещь, когда Роскомнадзор требует от всех социальных сетей и российских, и иностранных заблокировать наши аккаунты, не удалить какую-то информацию, а заблокировать наши аккаунты.
Важно понимать два момента. Первое, что это происходит в контексте давления на «Гугл» и «Фейсбук», которые накануне нашей блокировки оштрафовали на миллиарды, вопрос стоит ребром и рублем для них. Второе, что за несколько дней до нашей блокировки был принят законопроект, поправки в закон о внесудебных блокировках, право блокировать любой контент, который они посчитают обоснованием или оправданием экстремистской деятельности. То, что говорит про нас Роскомнадзор, и то, что в этом законодательстве – это просто идентичные цитаты. Поэтому я думаю, что мы некоторый маленький кейс в более большой истории про переход на новый уровень контроля государства за интернет-пространством.
Михаил Соколов: Как вы думаете, почему «ОВД-Инфо» попал под раздачу? Они людям помогают, которые попали в полицию за что-то.
Дмитрий Орешкин: Ведь не «ОВД-Инфо» первый и не «ОВД-Инфо» последний. Это общая динамика – заткнуть все информационные дырочки. Это неизбежный процесс, потому что ничего хорошего нынешняя власть своей стране показать не может, следовательно, надо заткнуть источники информации, которые говорят о том, как оно есть на самом деле. Потому что можно рассказывать по телевизору, что мы поднимаемся с колен и неуклонно приближаемся к светлому будущему, но есть реальная жизнь повседневная, сообщения об этой реальной жизни несут угрозу той картинке, которую нам рисует власть. Поэтому это неизбежно, это естественно. За «ОВД» будет кто-то еще. До этого можно десятки кейсов таких назвать, когда блокировали, закрывали.
Михаил Соколов: «Грани», например, «Ежедневный журнал» и так далее.
Дмитрий Орешкин: Да сколько угодно. Должна быть одна газета «Правда», еще рядом с ней газета «Известия», еще может быть «Труд», чтобы трудящиеся читали, что им Центральный комитет партии рассказывает. Китайский вариант, видимо, считается идеальным зачинателям этого процесса.
Мы видим, как «Гугл» пытаются, в идеале может быть вообще его изгнать из России, для них в идеале, какие-то уже многомиллионные в долларах штрафы выписывают. Просто портят социальную среду, чтобы ему здесь было тяжело и невозможно работать. То, что в результате наука тормозится, потому что какая без «Гугла» информационная среда, ты просто не найдешь хорошую научную статью.
Михаил Соколов: Пользуйтесь «Яндексом», который цензуруется.
Дмитрий Орешкин: А вот «Яндекс» вам сделает все, как надо, но в «Яндексе» вы не найдете тех статей по геологии, по инженерной практике, по менеджменту, которые есть в «Гугле». Это значит опять страну сажают на голодный информационный паек, потому что им надо сохранить ту модель управления, которую они считают для себя оптимальной, а она китайская, чтобы не сказать чеченская.
Михаил Соколов: Давайте мы, поскольку разговор зашел о «Гугле» и «Фейсбуке», которые получили действительно многомиллионные штрафы не в рублях, а в долларах, послушаем Саркиса Дарбиняна, который ответил на вопросы Артура Давлетшина, почему такой наезд.
Артур Давлетшин: Многомиллионные долларовые штрафы для «Гугла» и «Фейсбука» – это способ подчинить себе мегакорпорации или ограничить доступ к ним?
Саркис Дарбинян: Я думаю, естественно, это не попытка полностью их заблокировать сразу, скорее, это достаточно однозначный символичный сигнал в сторону Силиконовой долины. Причем сделан он в главный праздник Запада – в католическое Рождество. Тем самым российские власти говорят, что если в 2022 году «Фейсбук», «Гугл», YouTube, «Твиттер» и все другие западные компании, к которым накопилось уже огромное количество претензий, не приземлятся, не откроют свои представительства, не подключатся к единому реестру Роскомнадзора, то их ждут санкции в виде ограничения доступа, замедления скорости, отключения от рекламного рынка России, платежных систем. Естественно, это не значит, что действительно кто-то пытается всерьез взыскать эти деньги с западных компаний. Потому что на самом деле и взыскивать их особо неоткуда, у них нет ни активов, ни счетов в России. Поэтому, конечно, эти многомиллиардные штрафы скорее стоит рассматривать как последний звоночек, как достаточно громкий сигнал, что в 2022 году Роскомнадзор уже приступит к применению конкретных санкций в отношении этих компаний.
Артур Давлетшин: Как юрист, как бы вы прокомментировали ситуацию, которая сложилась вокруг блокировки сайта «ОВД-Инфо»?
Саркис Дарбинян: Вы знаете, не то что это ни с того ни с сего произошло, очень многие были готовы, что, конечно, огромное количество ресурсов, которые освещали протестные акции, независимых СМИ, некоммерческих организаций, все их ресурсы будут заблокированы. Это уже началось в 2021 году. Попытка уничтожить «Мемориал» – это, естественно, история, которая тоже достаточно символична. Все понимали, что после «Мемориала» достанется и всем остальным. «ОВД-Инфо» находился особенно близко к «Мемориалу», являясь организацией, которая зависела от «Мемориала», являлась, можно сказать, составной частью «Мемориала». Поэтому на самом деле это ожидаемая история. В 2022 году, я думаю, продолжится зачистка информационного поля и особое давление на социальные сети для удаления всего того контента, который российские власти считают нежелательным для российских пользователей.
Михаил Соколов: На ваш взгляд, западные крупные интернет-компании смогут выдержать давление, которое оказывает сейчас на них российская власть, или начнут сливать?
Григорий Охотин: Я сначала прокомментирую то, что сказал Саркис, очень его люблю, но он ошибается – мы не являемся составной частью «Мемориала», мы не зависим от «Мемориала». Мы независимый проект, мы две разных организации, преследуют нас по разным причинам.
Насчет гигантов, конечно, они могут это выдержать, мы не такой большой рынок. Интересный рынок, но не такой большой. Вопрос совершенно в другом: может ли наша экономика выжить без этих гигантов? Я уверен, что нет, какие бы крутые заявления ни делали разные наши чиновники, без «Гугла» мы не можем, без YouTube мы не можем, без «Фейсбука» можем, но без YouTube даже политический режим не выдержит совсем. Поэтому идет торг.
Я надеюсь на их здравый смысл, не на ценности. Я не думаю, что они будут платить эти миллиарды. Я не думаю, что они начнут всерьез цензурировать. Думаю, что останется у нас свобода слова в виде VPN иностранных соцсетей. Но действительно тенденции, которые описал и Дмитрий Борисович, и Дмитрий Геннадиевич, они верные, все идет к совершенно другому уровню цензуры от сдерживания гражданской активности и контроля над информацией к подавлению полному любых автономных акторов и к полному контролю над информацией. Выйдет ли это у ребят из Кремля? Нет, не выйдет. Очень хорошо понимаю желание сравнивать со сталинскими временами и с Китаем, но мы не сталинский СССР, мы не Китай. Совершенно другое общество, очень выросшее за последние 10 лет, сильное, активное, живое, совсем не собирающееся умирать. Сейчас есть некая апатия, но это не значит, что так будет всегда. Я думаю, что поборемся, все будет хорошо.
Михаил Соколов: Я так понимаю, что донатить вам пока безопасно, вас ведь не приписали в экстремисты и злодеи?
Григорий Охотин: Нет, пока не приписали, донатить можно с точки зрения юридической. Как только мы посчитаем, что это опасно, мы будем первыми, кто это скажет. Но тем не менее нам стратегически сейчас гораздо важнее донаты в криптовалюте, не столько потому, что это безопасней, сколько потому, что это безопасней для сохранения этих денег. Ситуация, правда, развивается очень быстро, поэтому надо готовиться к худшему, надеясь на лучшее. Криптовалюта нам поможет.
Михаил Соколов: Дмитрий, я тут нашел хорошую такую фразу, что кремлевские маразматики очень хотят изобрести машину времени, вернуться в 1970–80-е годы. На ваш взгляд, как бы им помешать с этим путешествием в прошлое?
Дмитрий Гудков: Я хочу добавить к тому, что было уже сказано по поводу интернета. Я пока слушал, вспоминал свою встречу с Антоном Носиком, наверное, в 2014 году. Он мне тогда рассказывал, что никаких технических вариантов у власти закрыть интернет уже нет, то есть они опоздали. К сожалению, как показывает жизнь, власть находит способы, как бороться с интернетом. Мне кажется, что, с одной стороны, они, конечно, могли бы все закрыть, перекрыть, но это невыгодно, но есть и другие механизмы.
На самом деле меня даже больше смутило не то, как IT-гиганты удалили приложение Навального с «умным голосованием», а меня больше напрягла ситуация с Моргенштерном. Грубо говоря, был рэпер популярный, и достаточно было господину Бастрыкину выйти в какой-то эфир, сказать, что он торгует наркотиками, в принципе человека выдавили из страны. Необязательно даже закрывать. У нас есть, допустим, 5–7 популярных блогеров, столько же музыкантов, которые демонстрируют нелояльность, на самом деле нет никаких проблем, не закрывая их YouTube, не закрывая их каналы, просто выдавить из страны.
Если речь идет о блогерах-журналистах, которые организуют большие редакции, то очевидно, что это создает проблемы для того, чтобы делать дальше серьезные программы, именно посвященные российской тематике. Власть в любом случае, не закрывая интернет, не устанавливая тотальную цензуру, все равно найдет способ, как минимизировать риски для себя. Это одна сторона медали. Другая сторона медали заключается в том, что на самом деле перемены организуют все равно меньшинство, единицы. Власть хочет, чтобы общество, большинство было покорно власти. Но оно покорно не потому, что покорно именно этой власти, оно в принципе покорно, и когда меньшинство сможет реализовать перемены в стране, оно так же будет покорно и тем, кто придет потом.
Все равно двигатель прогресса – это меньшинство. А меньшинство, активное с независимой позицией, политически активное меньшинство все равно найдет возможность доступа даже к тому, что заблокировано. И что толку, что кого-то в России заблокировали? У меня давно уже стоит платный VPN, я всегда могу из любой страны зайти на необходимую мне страничку, прочитать все, что нужно. Более того, мои родители, которым 65, спокойно пользуются VPN. Мне кажется, это приведет к тому, что количество людей, способных обходить все эти ограничения, просто будет критически высокое для власти.
Я недавно был в Украине, мне говорят: вот, смотрите, у нас сколько федеральных каналов, у нас столько здесь информации, у вас, наверное, нет. Я, конечно, согласен с тем, что в Украине действительно много каналов телевизионных, дискуссий, президента можно ругать – это все есть, у нас этого нет. Но при этом я задал себе вопрос: а есть ли у меня какие-то проблемы быть информированным, с доступом к информации? Я себя поймал на мысли, что у меня нет таких проблем, у всего моего штаба нет таких проблем, у людей, которые интересуются политикой, нет проблем. Хорошо, даже если вы закроете телеканал «Дождь», не дай бог, я значит буду смотреть все тоже самое в других СМИ. Есть ряд западных СМИ, есть «Медуза», есть Радио Свобода. Все они все равно не закроют.
Грубо говоря, у политически активной части нашей страны, которая в любом случае станет локомотивом всех перемен, никаких проблем не будет даже в случае какой-то массовой цензуры в сети. Да, остальная часть общества потеряет, но с точки зрения развития страны, каких-то глобальных перемен, я не думаю, что это будет играть большую роль. Когда общество созреет к переменам, когда общество захочет узнать правду, оно найдет возможности и VPN себе установить, и обойти все эти блокировки, почитать то, что нужно.
Михаил Соколов: Такой довольно оптимистичный взгляд Дмитрия. Это меньшинство продвинутое способно продолжать, условно говоря, борьбу за свободу слова, свободу самовыражения через интернет, если власть ставит задачу превратить Россию в Китай в этом смысле?
Дмитрий Орешкин: Мне кажется, картинка чуть-чуть сложнее. Дело в том, что исходя из рациональных соображений, конечно, невозможно загнать пасту назад в тюбик. Но должен сказать, что возможно все, вопрос только в цене вопроса. Можно из России сделать сначала Беларусь, потом Чечню.
Михаил Соколов: Северную Корею?
Дмитрий Орешкин: В перспективе и Северная Корея не невозможный вариант. Но это будет стоить чудовищно дорого для России. Ну и что?
Михаил Соколов: А для правящего класса?
Дмитрий Орешкин: А для правящего класса все нормально. Не все нормально, конечно, они тоже ощущают некоторое неудобство со своей собственностью за рубежом и так далее. Но перед ними очень простой вопрос: или ты теряешь все, потому что у нас страна так построена, что если ты нелоялен, то тебе невозможно развивать бизнес, любой бизнес, например, «Рольф» с Сергеем Петровым, или Ходорковский, или Чичваркин. Соответственно, выбирают элитные граждане из двух вариантов – потерять все и вылететь из страны, начинать все с нуля, или просто жить на накопленное, или делиться, или примиряться, или соглашаться. Это, кстати, проблема того же самого «Гугла»: ссориться с российскими властями или каким-то образом искать компромисс.
Михаил Соколов: Для них это рынок не приоритетный. С учетом суммы, которую им выкатили, он может оказаться таким, что лучше от него оттолкнуться.
Дмитрий Орешкин: К этому и идет, чтобы они сами отказались, все было хорошо. Они могут уйти – это был бы идеальный вариант для властей. Но это означает, что страна превращается в глубокую периферию. Она и так постепенно движется по этому пути. В этом и катастрофа: люди ради своих довольно примитивных интересов командования и получения первоочередной мзды от торговли газом и нефтью уничтожают будущее России. Не так сложно уничтожить или запугать то самое меньшинство, о котором говорил Дмитрий Геннадиевич, просто вопрос в демографической цене.
Например, когда Сталин присоединял страны Балтии, он репрессировал 1,5-2% населения – это были бизнесмены, это были политики, это была местная интеллигенция. Скажем, если три миллиона было в Латвии, репрессировали 20–30 тысяч – этого вполне хватило. Это все равно что кастрация коня: отрезается маленькая деталь, но после этого конь ведет себя по-другому. Мою страну и пытаются кастрировать таким образом.
Да, это чудовищно дорого. Потому что для того, чтобы загнать российскую европейскую империю в советские рамки, пришлось пожертвовать миллионами людей – это подорвало надолго, навсегда демографическую базу русского народа. Но и сейчас то же самое. Мы видим, что увеличивается количество уехавших, уменьшается количество новых бизнесов, которые перебегают туда, за рубеж, развиваются там, как развивалось в свое время телевидение, как развивалась в свое время русская литература за рубежом. То есть ради своих довольно мелкотравчатых интересов эта уважаемая публика с погонами просто превращает страну в третьесортное отхожее место где-то на периферии мирового прогресса. Их это устраивает, потому что они в этом буфете командуют. А то, что в буфете все скуднее меню, и то, что сам буфет сокращается по площади, и то, что в нем дурно пахнет – это ничего, они привыкли, и мы привыкнем, такая примерно логика.
Дмитрий Геннадиевич вещает, насколько я понимаю, из-за рубежа. Ведь это очень плохо, потому что он яркий человек, талантливый человек, он бы здесь в России был бы гораздо полезнее для России, но не для тех, кто этой страной командует. Поэтому мне кажется, что мы осознаем то, что то самое меньшинство, о котором говорил Дмитрий, осознало уже несколько лет назад. Помните, как воспринимали крик Гарри Каспарова на Пушкинской площади, когда его паковали в автозак, он кричал, что это полицейское государство. Тогда это казалось, может быть, слишком смелым, а сейчас мы приехали к этому, вопрос только во времени. Через пять лет мы можем себя обнаружить не в Северной Корее, но в чем-то похожем на Чечню, с чеченскими выборами.
Михаил Соколов: Где берут заложников. На ваш взгляд, связаны ли итоги выборов в Госдуму и усиление этих репрессий против структур гражданского общества? Явлинский говорил, что вот, вы за нас не проголосуете, вас будут мочить гораздо сильнее, чем раньше. Вот видите, так оно и есть.
Дмитрий Орешкин: А если бы за него проголосовали?
Михаил Соколов: А если бы за него проголосовали, он бы в Думе выступал в защиту «ОВД-Инфо», выходил бы на трибуну, ну не он, а Шлосберг.
Дмитрий Орешкин: Потому Явлинского и не сняли с дистанции, что все понимали, что он совершенно точно в Думу проходит. Поэтому он может говорить все, что угодно. Тут ситуация, которая называется «плетью обуха не перешибешь». Конечно, очень правильно говорит, что если бы… Такая страна, она так устроена.
Михаил Соколов: Команда Леонида Волкова, говорят, увела от имени Навального избирателей не туда – к «Новым людям» подозрительным, к КПРФ, которая Сталина хватит. Никто не защищает права граждан, а если кто-то высунулся защищать, он уже на лося поохотился неправильно.
Дмитрий Орешкин: Мне кажется, это нет смысла обсуждать. Конечно, если бы это была другая страна, если бы были другие избиратели, если бы была партия «Яблоко» немножко поумнее, возможно, за нее бы проголосовали. Но в том виде, в каком она есть – это просто вызывает, мягко говоря, недоумение. «Яблоко» мертвый плод – это давно всем уже понятно.
И виновата в этом не Россия, потому что она такая есть, виновато в этом «Яблоко». Надо было вести себя по-другому, договариваться, искать союзников, поддерживать Навального и объединяться с ним, а не собачиться с ним. А теперь очень простая безукоризненная позиция: вот если бы вы проголосовали за меня, все было бы по-другому. Ничего по-другому не было бы, все было бы так же. Вот пример с Дмитрием Гудковым как раз об этом.
Михаил Соколов: Я, кстати, с вами бы поспорил. Если бы протесты в начале этого года были бы другими по масштабу, хотя они были достаточно приличными, может быть, история пошла бы иначе.
Дмитрий Орешкин: Не думаю. Во-первых, они были такими, какие они были. Во-вторых, разогнали бы еще более жестко. Опыт советский говорит, что надо несколько миллионов угробить, пожалуйста, угробят.
Михаил Соколов: Вы нас просто в пессимизм вгоняете.
Дмитрий Орешкин: Я думаю, процесс идет, все равно необратим, и та часть продвинутся в чисто географическом смысле, которая ориентируется на Европу, даже, может быть, того не осознавая, я имею в виду Москву, Петербург и так далее, она все равно будет идти по этому тренду, но страну будут вести в противоположном тренде. Мне кажется, основная проблема Путина заключается в том, вина Путина, коллективного Путина, заключается в том, что он ведет страну опять к территориальному расколу. Раньше или позже Москва, Питер, Нижний Новгород, Екатеринбург, Новосибирск будут двигаться в общемировом тренде просто потому, что крупные города в этом нуждаются, а их будут пытаться загнать в стойло электоральных султанатов. Для этого придется кого-то репрессировать, сажать, сдерживать. Если это удастся сделать – это значит, Россия кончится, если этого не удастся сделать, Россия развалится по двум ортогональным векторам. Власть ведет ее назад к азиатским султанатам, города и все большее количество населения, все больше миллионов людей с легкой оторопью наблюдают за этим процессом и думают, что делать: покупать билеты на белый самолет, переводить бизнес за рубеж, закукливаться, прятаться под листочком на обочине, как-то приспосабливаться к этой ситуации. В любом случае для России это отвратительная перспектива. Так что да, я в некотором смысле пессимист, но мне кажется, что это исторически задано тем путем, который Владимир Владимирович Путин обозначил в 2006 году. У него была возможность пойти нормальным путем, но это создало бы ему и его команде серьезные трудности. Он предпочел пойти простым путем возврата, а идти назад и под горку всегда легче, чем идти вперед и в горку.
Михаил Соколов: Дмитрий, ваш ретроспективный взгляд на этот год, где были действительно допущены такие ошибки, которые привели к тому, что Россия идет под гору, в это страшное прошлое, когда уже надо уничтожать тех, кто напоминает об этом прошлом, я имею в виду «Мемориал»?
Дмитрий Гудков: Я даже на своем канале в YouTube выпустил ролик, у меня там есть пять основных трендов – это репрессии, я уже о них сказал, мы уже в новое качество перешли. Это, безусловно, новая волна миграции, очень много талантливых людей, причем не только политиков и политических активистов, но и бизнесменов, ученых, которые сейчас в достаточно большом количестве эмигрируют. Это атмосфера войны, которую нам путинский режим устроил. Мы живем и не понимаем, что будет дальше, начнет он военную операцию в Украине, не начнет. Умные авторитетные эксперты уже не сходятся во взглядах. Если раньше многие считали, что никакой войны не будет – это всего лишь путинский шантаж, то сейчас уже достаточное количество людей, к которым я, во всяком случае, прислушиваюсь, допускают уже подобное развитие событий. Я считаю, что выборы – это были первые выборы «товарища майора», я так сформулировал, когда без всякой пропаганды тупо с помощью силовиков фабрикуют на пустом месте уголовные дела, не пускают никуда никого. У нас больше нет парламента, даже имитационного парламента, просто как института власти. Безусловно, это переход от авторитарного режима к диктатуре по сути. Потому что власть уже и в пространство личной жизни лезет, дальше будет продолжать. На самом деле все становится сильно хуже, но при этом процессы ускоряются. Грубо говоря, когда меня спросили в одном из интервью: 2021 год, 10 лет назад была Болотная, сейчас хуже стало? Я говорю: стало хуже, но зато мы на 10 лет ближе к развязке. Я абсолютно с Дмитрием Борисовичем согласен, что исторически мы в любом случае придем к европейской гуманистической модели управления нашей страной. Да, есть такое ощущение, что Путин идет против истории. Причем это ощущаем не только мы, политически активные граждане, это не только сейчас создаются проблемы для общества, но и для элит такие же проблемы. Я, поскольку у меня закончилась болгарская виза, мне нужно было уехать на месяц оформлять заново, я просто с чемоданом езжу по друзьям. Сейчас я нахожусь на Кипре у своего друга Дмитрия Некрасова. Просто угадайте, кого я тут встретил? Депутаты, чиновники, бывшие сотрудники, действующие сотрудники. Несмотря на то что, казалось бы, режим, правящие элиты нас ведут куда-то в сторону Северной Кореи, даже внутри самих элит это воспринимается, если сначала как необходимость для сохранения позиций, то сейчас это уже не гарантирует, что твои позиции, твои капиталы защитит. Потому что у нас самая опасная профессия – мэр и губернатор. У нас в любой момент, даже если ты проявил лояльность, дал необходимый Путину результат на выборах, к тебе все равно могут прийти. Потому что силовики играют доминирующую роль, уже сдержек, противовесов внутри самой системы, может быть, они на уровне членов кооператива «Озеро» существуют, но уже для 10 тысяч семей второго эшелона такое ощущение, что правил нет. Конечно же, им тоже жить в условиях политических джунглей, без правил совершенно некомфортно, потому что ты в таких условиях не являешься собственником своих капиталов, своих активов, ты просто держатель, пока тебе позволяют держать эти акции, держать собственность, но ты не являешься в европейском понимании этого слова собственником. Поэтому мне кажется, что сейчас нарастает протест не только в обществе, он нарастает в элитах, которые могут где-то шепотом выражать пока недовольство, но как только все факторы исторические сойдутся в одной точке, будут какие-то сильные масштабные протесты, я просто уверен, что какая-то часть, назовем ее реформаторской, часть элит этим моментом воспользуется. Потому что то, что в стране происходит, даже сейчас не хочу пользоваться терминами «демократия», «не демократия», просто ненормально. Поразительно избыточная жестокость, Дмитриеву 15 лет, Зуева, 67-летнего профессора, держат в СИЗО. Зачем? Никто не понимает, невозможно объяснить. Невозможно объяснить даже тем людям, которые являются бенефициарами этого режима. Потому что все всё равно имеют недвижимость в Европе, в Америке, дети учатся на Западе, отдыхать они предпочитают на Лазурке, а не в Северной Корее. В этом смысле движение страны сейчас противоестественное для всех, кроме, наверное, самого Путина и какого-то очень узкого окружения, которое узурпировало власть в нашей стране, живет в какой-то параллельной реальности.
Михаил Соколов: Я думаю, мы должны еще поговорить о тех методах, как с этими блокировками обходиться, если надо жить в этом мире Тора, и VPN.
Артур Давлетшин: Власть продолжает блокировать неугодные ей сайты. Есть ли способы обхода блокировок, если сейчас начинают блокировать даже VPN-сервисы?
Саркис Дарбинян: С точки зрения технологии права, конечно, уже было создано все для того, чтобы хоть завтра заблокировать социальные сети. Россия тоже шла медленно, но верно, к созданию собственного «золотого щита» или, как его называют, «великий русский щит». Если в 2012 году наша история с онлайн-цензурой отличалась от Китая тем, что в основном она делалась руками операторов связи, то к 2021 году уже был создан полностью правовой контур для создания так называемой трехступенчатой фильтрации. Теперь кроме операторов связи контент может блокироваться на уровне Роскомнадзора через технические средства противодействия угрозам, которые были созданы в рамках суверенного интернета. Этот фильтр наиболее суровый и жесткий, он может блокировать отдельные порты, протоколы. Как мы видим, достаточно уже его хорошо научили блокировать в том числе VPN-сервисы и распознавать различный трафик. И третий фильтр тоже был создан в начале 2021 года – это закон о социальных сетях, который заставляет соцсети удалять весь контент, который не был отфильтрован на предыдущих двух фильтрах. Поэтому да, наверное, к 2022 году наша система онлайн-цензуры и контроля за контентом в сети уже намного ближе к Китаю, чем это было еще несколько лет назад.
Артур Давлетшин: Готовы ли в России технически создать аналог «великого китайского файрвола»?
Саркис Дарбинян: Ни российские власти, ни какие-либо другие власти не могут полностью заблокировать такие инструменты, как Тор, различные VPN. Надо сказать, что эти сервисы создавались уже в расчете на то, что многие страны с репрессивным режимом будут пытаться блокировать, конечно, хорошенько научились обходить эти блокировки уже и в Китае, и в Иране. Я думаю, что они готовы и к блокировкам в России. Поэтому полностью закрыть их не получится.
У Тора есть так называемые невидимые мосты, которые можно создавать. VPN-сервисы тоже используют достаточно современные протоколы, которые могут мимикрировать, камуфлировать определенный трафик. Поэтому на 100% никогда этого сделать не получится, всегда будут способы обхода блокировок, о чем знают достаточно много пользователей.
Я уверен, что, конечно, если вдруг внезапно в 2022 году наступят блокировки Фейсбука, YouTube и других, то многие пользователи будут к этому готовы. Хотя, конечно, работать все будет достаточно нестабильно, некоторые VPN-сервисы будут обваливаться. Блокировка, например, Гугла затронет огромную инфраструктуру, которой пользуются десятки, а то и сотни тысяч российских предпринимателей и миллионы российских юзеров.
Михаил Соколов: Кстати говоря, Саркис Дарбинян скептически относится к тому, что есть перспективы спутникового интернета, поскольку власти будут блокировать, видимо, ввоз этих устройств для приема сигнала со спутников. Но поживем – увидим. Коррупция тоже существует, в конце концов, будет помогать обходить всякие запреты. Ваши ощущения, российский народ осознает, что ставку, может быть, надо делать не на технику, а на политические перемены, а то удушат все?
Дмитрий Орешкин: Думаю, что еще нет. Но все большее количество людей приходят к такого рода пониманию. Это легко увидеть по количеству просмотров, откликов на разного рода оппозиционные сообщения. Раньше был один Навальный, а сейчас люди смотрят совершенно разные источники, сотни тысяч и миллионы даже посещений. Да, возникает переоценка ситуации.
Михаил Соколов: Кстати говоря, рейтинги Владимира Путина резко пошли вниз.
Дмитрий Орешкин: Я не знаю, насколько резко. Они понемножку ползут вниз, если верить данным «иностранного агента» «Левада-центра», звание «иностранного агента» в данном случае точно знак качества, он добросовестно показывает то, что замеряет, то начиная с 2014 года одобрение деятельности президента понемножку ползет вниз. Но 2021 год, мне кажется, как раз интересен тем, что медленное сползание переходит в крутое падение – это неизбежно. Невозможно заткнуть все дырки. Даже в советские временя все наши дедушки, бабушки слушали Би-би-си, «Голос Америки», «Свободу» и так далее. Сейчас это в десятки, в сотни, может быть, раз больше аудитория. Так что тупиковость этого процесса, мне кажется, не вызывает сомнений.
Михаил Соколов: Вопрос в том, что люди не осознают связи между свободой и своими личными проблемами, экономическим неблагосостоянием, ростом цен и так далее.
Дмитрий Орешкин: Конечно. Но это тоже не сразу появилось в так называемых развитых демократиях. Джон Локк в Британии в XVII веке писал о том, что человек является собственностью себя. Это тогда казалось очень странным, потому что ты или собственник церкви, или короля, или общины, к которой ты принадлежишь, вдруг он такой индивидуален. Этот переход Джона Локка продолжался в течение столетий и до сих пор продолжается. Это связано было не с абстрактными ценностями свободы – это было связано с понятными городскими приоритетами цеховиков. Они не хотели платить слишком много налогов какому-то феодалу, они отстаивали свои шкурные интересы.
Михаил Соколов: Были революции?
Дмитрий Орешкин: Были, да. Сейчас мы не живем в веке революций, но люди чувствуют, в том числе интернет-активисты, которые зарабатывают в интернете, что их лишают не свободы – их лишают привычного заработка, и таких людей все больше. Я не верю в то, что вдруг российский народ будет бороться за свободу, но я верю, что он будет бороться за свои интересы, за улучшение качества жизни, за повышение зарплат, за обеспечение здравоохранения.
Я, например, это вижу в том, какое количество антиваксеров появилось – это ничего хорошего, но это идиотская, «через задницу» форма несогласия с тем, что делает власть. Или те же самые болельщики, которые отказываются получать идиотские «паспорта болельщиков» – это тоже защита своих прямых привычных прав.
Михаил Соколов: У власти тоже есть защитники. Кадыров предлагает сажать пожизненно «иностранных агентов» и завоевать Украину.
Дмитрий Орешкин: Это правильное решение для Кадырова, и к этому должно было прийти. А что он еще может предложить? Посадить и присоединить. Ни то, ни другое не получится. Посадить можно 2–3% в нынешних условиях, да и то некрасиво будет, а присоединить Украину – это Кадырову еще расти и расти. Я думаю, ему пора губы закатать, не следует так уж сильно троллить путинскую политику, потому что он смешон. Вся российская политика делается смешная и страшная тоже. Может быть, в этом и спасение, потому что Советский Союз погиб от того в значительной степени, что над ним смеялись. Мне кажется, что Путин и путинская бригада страшные, но одновременно смешные. И это, мне кажется, залог того, что да, какие-то годы впереди они будут контролировать, но их время довольно быстро кончается.
Михаил Соколов: У нас подошло время к опросу Радио Свобода: что люди думают о цензуре в интернете?
Опрос на улицах Москвы
Михаил Соколов: У нас в интернете опрос дал результат, что на первом месте – боятся власти разоблачений. Дмитрий, есть ли у вас повод для оптимизма, когда вы смотрите на настроения граждан, или все будет и в новом году плохо?
Дмитрий Гудков: Я как раз сам хотел предложить закончить на оптимистической ноте. Конечно же, люди будут бороться за свои права. Даже такая странная форма, как борьба с вакцинацией, людей политизирует. Они в любом случае столкнутся с тем, что на власть влиять невозможно, в судах правды не найти, то есть они политизируются. И даже последний опрос «Левада-центра» показал, что на фоне всех этих пыток, репрессий вырос спрос на свободы, подскочил заметно по сравнению даже с прошлым годом. Я проехал крупные города после Москвы, могу сказать, что на удивление Москва по сервисам, технологически, по разнообразию товаров чуть ли не на первом месте в мире. Даже в европейских столицах я сталкивался с проблемами, которых у москвичей уже нет. Например, приезжаешь куда-нибудь в Америку, там еще ходят со старыми айфонами, а у нас в кредит стремятся взять чуть ли не последнюю модель. Я долго думал, почему же так. Мне кажется, связано с тем, что когда в советские времена был дефицит и так далее, произошла у нас потребительская революция, люди достаточно жадны до того, чтобы быть правильно и хорошо обслуженными и так далее. Этого нет в Европе, например. Недавно мне позвонил Гарри Каспаров и говорит: Си-эн-эн делает проект, где люди, подверженные репрессиям в своих странах, объясняют американцам, насколько важно соблюдать, следовать демократическим курсом. Я еще посмеялся, думаю: мы еще будем американцев учить демократии – это как-то странно. Он говорит: «Ты не понимаешь, это вы на своей шкуре все испытали, а у них это просто как норма, но за которую они, их поколение не боролись, все было достаточно давно». Я думаю, если когда-нибудь нам удастся, а я верю, обязательно рано или поздно у нас это получится, когда-нибудь мы вернем себе демократические свободы в стране, мы их больше уже никогда не отдадим, потому что это будет уже немножко другая ситуация, не как в 1990-е, когда свободы были подарены сверху. Мне кажется, это и есть то позитивное будущее, где, наверное, российское общество будет в этом смысле более чувствительно к попыткам у них же свободы отобрать. Да, это пусть будет сложное время, время репрессий, время разного рода идиотизма со стороны властей, но я думаю, что историческая справедливость, то, что мы идем не в ногу со временем, а шагаем куда-то в другую сторону, она восстановится, тогда мы еще как минимум на поколение вперед будем очень детально, очень подробно изучать все то, что происходит в политической сфере, чтобы, не дай бог, у нас какие-то права, свободы не отобрали.
Михаил Соколов: До этого времени дожить можно нам?
Дмитрий Орешкин: Я абсолютно уверен, что Россия вернется в нормальное будущее, но по дороге к этому нормальному будущему она может потерять так много, как мы сегодня даже не представляем. В том числе возможен очередной цикл территориального сжатия.
§ 2. Жизнь древних людей
Как появились первые люди
До сих пор нет единого мнения о том, как появился на Земле человек. Религия и наука дают на этот вопрос разные ответы. Религия учит, что первого человека создал Бог по образу и подобию своему. Верующие считают, что Бог наделил человека разумом и вдохнул в него бессмертную душу.
Как вы понимаете выражение «Бог наделил человека разумом»?
Многие ученые придерживаются другой точки зрения. Они считают, что человек произошел от живших миллионы лет назад обезьяноподобных существ. Они постепенно изменялись, их длинные руки укорачивались, а согнутые спины распрямлялись. Развивался также и мозг. Существа эти становились все умнее, они начали выделяться из животного мира. Так появились люди. Правда, эта теория не полностью подтверждена научными доказательствами.
Древнейший человек. Современный рисунок
Как выглядели древние люди
Ученые обнаружили на юго-востоке Африки останки человека, жившего более 2 миллионов лет назад. По этим останкам удалось предположить, как выглядел этот древнейший из известных нам людей. Он ходил, сильно наклонившись вперед, так что его длинные руки свешивались ниже колен. Лоб человека был низкий, покатый, а над глазами выступали мощные надбровные дуги. Мозг его был гораздо меньше, чем у современного человека, но все же больше, чем у обезьяны. Разговаривать люди еще не умели и лишь издавали отрывистые звуки. Со временем люди развивались, изменялся их облик, увеличивался объем мозга. Постепенно они осваивали членораздельную речь.
Первые орудия труда
Чтобы защищаться от хищников и добывать пропитание, древние люди научились изготавливать орудия труда. Орудия изготавливали из тех материалов, которые имелись в природе. Достаточно было несколько раз ударить камнем о камень, и в руках у первобытного (древнего) человека оказывалось грубое, но прочное орудие с заостренным концом. Ими люди вырубали из дерева крепкие дубины, обтачивали палки-копалки. Заостренный камень, дубина и палка-копалка были первыми орудиями, которые научился делать человек. Умение изготавливать орудия труда отличало древних людей от животных.
Каменные орудия труда
Со временем человек научился изготавливать более совершенные орудия труда. На смену заостренному камню пришли кремневые рубила, ножи, скребки, проколки. Рубило, привязанное сухожилиями животных к крепкой рукояти, служило в качестве топора. Ножами можно было снимать и резать шкуры. Их очищали скребками, а затем проколками проделывали по краям шкур отверстия и сшивали сухожилиями. Получалась грубая, но теплая одежда. Человек изобрел также копье с каменным наконечником. С ним было легче охотиться и обороняться от хищников.
Чем первобытные люди отличались от животных?
Древние люди возле пещеры. Современный рисунок
Как жили и чем питались древние люди
В древности люди не умели пользоваться огнем и строить жилье, чтобы укрыться от непогоды. Поэтому наши далекие предки жили в теплых краях, где ни одежда, ни жилье были не нужны. Спали они на земле, подстелив лишь охапку листвы. Укрытием от дождя служили кроны деревьев или пещеры.
Жили первобытные люди большими группами. Такие группы не были постоянными и напоминали стада животных. Поэтому сообщества древних людей историки называют человеческими стадами.
Питались люди в основном растительной пищей. Они собирали плоды, ягоды, грибы; палкой-копалкой из земли выкапывали съедобные корни растений. Такое занятие называется собирательством.
Занимались люди и охотой. Охотились в основном на старых, ослабленных или, наоборот, молодых животных, еще не умеющих быстро бегать. Охотники отбивали их от стада и, окружив, приканчивали копьями и дубинами.
Овладение огнем
В древности люди испытывали панический страх перед пламенем, однако со временем они научились пользоваться огнем. Это сыграло в жизни человека огромное значение. Жаренное на огне мясо становилось вкуснее и питательнее, дольше сохранялось. Огонь служил для обогрева. Костер, разведенный перед входом в жилище, мог отогнать любого хищника.
Огонь люди получали во время пожаров, брали от дерева, подожженного ударом молнии. Они сохраняли его и бережно поддерживали. Со временем люди научились получать огонь при помощи трения двух кусков дерева друг о друга или высекая искры ударом камня о камень.
Овладение огнем и изобретение одежды позволили человеку более широко расселяться по Земле, осваивать области с более холодным климатом.
Как изменилась жизнь первобытных людей после овладения огнем?
Жилище первобытного человека. Реконструкция
Появление человека разумного
Примерно 40 тысяч лет назад на Земле появился человек, который внешне напоминал современного. Его называют «человек разумный». Он ходил не сутулясь, был строен и имел развитый мозг.
Чем отличался человек разумный от своего более древнего предка?
Человек разумный. Реконструкция
С появлением человека разумного совершенствование орудий труда пошло быстрее. Люди научились делать их не только из камня, но и из кости. Из нее, например, делали шилья, иглы, которые облегчали изготовление одежды. Из кости вытачивали рыболовные крючки и гарпуны, что позволило добывать рыбу. В это же время люди научились делать лодки. Но самым важным изобретением стал лук со стрелами. Стрела летела дальше и поражала цель точнее, чем копье охотника. Основными занятиями древних людей оставались охота, собирательство, к которым теперь добавилась и рыбная ловля. Собирательством занимались женщины и дети, рыболовство же и охота были уделом мужчин.
Каменный наконечник стрелы и костяной гарпун для рыбной ловли
Переход от человеческого стада к родовой общине
Люди продолжали селиться многочисленными коллективами. Обитатели одного поселения постепенно осознавали, что у них общие предки и что все они – родичи. Так с появлением человека разумного на смену человеческому стаду пришла родовая община. Ее члены все делали сообща: охотились, ловили рыбу, возводили жилища. То, что было добыто совместными усилиями, принадлежало всем и делилось поровну.
Древнее изображение охоты
Территория, на которой люди жили и где добывали себе пищу, считалась собственностью родовой общины. В общей собственности находилось оружие и жилище. Всем этим люди пользовались сообща.
Подведем итоги
Более 2 миллионов лет назад на нашей планете появились первые люди, использовавшие самые простые орудия труда, сделанные в основном из камня. Главными занятиями древних людей были собирательство и охота. Со временем люди научились пользоваться огнем, шить одежду, строить жилища. С появлением человека разумного произошел переход от человеческого стада к родовой общине.
40 тысяч лет назад Появление человека разумного.
«Труд – первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы должны сказать: труд создал самого человека».
Немецкий ученый Ф. Энгельс
Вопросы и задания
1. Назовите древнейшие орудия труда. Для чего служило каждое из них?
2. Составьте рассказ о жизни древних людей.
3. Когда появился человек разумный?
4. Какие изобретения и открытия были сделаны человеком разумным?
5. Когда и почему возникла родовая община?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
СОЛНЦЕ, ЕГО ЭНЕРГИЯ И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА ЖИЗНЬ ЛЮДЕЙ «ЗАВЕТЫ» МАЙЯ
СОЛНЦЕ, ЕГО ЭНЕРГИЯ И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА ЖИЗНЬ ЛЮДЕЙ «ЗАВЕТЫ» МАЙЯ
Развивая теорию символов крышки саркофага из Паленке, Коттерелл не забывал и о своей идее: о связи между календарями ацтеков и майя и пятно-образовательной деятельностью Солнца. Как и майя, ацтеки верили, что до
Жизнь людей
Жизнь людей
На Юкатане ребенка сразу после рождения обмывали, а затем укладывали в колыбель. Головка младенца зажималась между двумя дощечками таким образом, что по прошествии двух дней кости черепа навсегда деформировались и становились плоскими, что считалось у майя
Глава 1 «Этнос древних монголов», первооснователей монгольской державы, кто они были? Название и самоназвание этноса «древних монголов»
Глава 1
«Этнос древних монголов», первооснователей монгольской державы, кто они были? Название и самоназвание этноса «древних монголов»
«То, что патриотично настроенного автора интересует история Отечества — закономерно, равно как и то, что его отношение к традиционной
Глава 3 Сведения об антропологических признаках «древних монголов», или древних и средневековых татар
Глава 3
Сведения об антропологических признаках «древних монголов», или древних и средневековых татар
Л. Н. Гумилев пишет: «Самые древние монголы ничего общего не имели с блондинами, населявшими Европу. Европейские путешественники XIII в. никакого сходства между
Судьба человека (жизнь и смерть в представлениях древних шумеров)
Судьба человека (жизнь и смерть в представлениях древних шумеров)
Кто же определял судьбы людей? Ответить на этот вопрос, как и на многие другие вопросы, связанные с религиозными верованиями шумеров, чрезвычайно трудно, тем более что мифология этого народа пока еще
3.7. Борьба людей антисоветских против людей советских
3.7. Борьба людей антисоветских против людей советских
Председатель Совнаркома, Наркомпроса, Мининдела!
Эта местность мне знакома, как окраина Китая!
Эта личность мне знакома! Знак допроса вместо тела.
Многоточие шинели. Вместо мозга — запятая.
Вместо горла — темный
Книга вторая Жизнь древних славян
Книга вторая
Жизнь древних славян
Рис. 1. Князь св. Вацлав и княгиня Эмма (миниатюра Вольфенбюттельской рукописи)
Предисловие
Во второй части «Славянских древностей» я попытаюсь дать картину славянской культуры второй половины первого тысячелетия н. э., когда славяне
Цивилизация древних тюрков: Великая степь. Кочевое скотоводство. Люди. Война. Социальная жизнь. Культура. Религия
Цивилизация древних тюрков: Великая степь. Кочевое скотоводство. Люди. Война. Социальная жизнь. Культура. Религия
Внимательнее присмотримся к тюркам, поскольку их деяния уже ко второй половине VI в. обеспечили им всемирную славу.Сначала обратимся к месту обитания древних
Влияние богов на земную жизнь людей
Влияние богов на земную жизнь людей
По месопотамским представлениям, боги сотворили людей ради того, чтобы избавиться от утомительных трудов по самообеспечению. До этого боги принуждены были трудиться ради своего пропитания сами, жили в скверных жилищах и т. п. Теперь
Частная жизнь и быт древних индийцев
Частная жизнь и быт древних индийцев
Сведения о семейной и общественной жизни древних индийцев сохранились и в правовой литературе — «дхар-машастрах» (трактатах о дхарме), «Артхашастре», и в художественной прозе и поэзии. Положение человека в обществе определялось его
«Жизнь наоборот» древних чавинцев
«Жизнь наоборот» древних чавинцев
Как известно, погребения в верованиях практически всех народов мира представляют собой как бы «жизнь наоборот». И потому для нас особенно интересно увидеть, какими были представления о той жизни, чтобы попытаться реконструировать эту,
2. Каковы были жизнь и занятия первобытных людей?
2. Каковы были жизнь и занятия первобытных людей?
Первые виды современного человека появились 90 тыс. лет назад на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Долгое время они сосуществовали с последними неандертальцами, постепенно исчезавшими с лица Земли.Более 30 тыс. лет назад
М. Короткова Повседневная жизнь победителей: Быт советских людей в послевоенное время (1945–1955)
М. Короткова
Повседневная жизнь победителей:
Быт советских людей в послевоенное время (1945–1955)
Великая Отечественная война, ставшая тяжелым испытанием и потрясением для советских людей, надолго перевернула весь уклад и ход жизни большинства населения страны. Огромные
Глава 1 Культ медведя у древних людей и у народов Севера России
Глава 1
Культ медведя у древних людей и у народов Севера России
Первобытный человек, перенося на мир животных отношения своих родовых общин, неразрывно связанных друг с другом брачными союзами, представлял этот звериный мир как бы в виде второй и вполне равноправной
Жизнь простых людей
Жизнь простых людей
Сырьевой сектор сегодня — крупнейший генератор денежных доходов населения. Помимо работников, непосредственно занятых добычей, транспортировкой и переработкой сырья, этот сектор «кормит» довольно обширную инфраструктуру — широкий круг трудоёмких
Обобщающий урок истории (5 класс) «Первобытное общество»
Цели урока:
1. Обобщить и систематизировать знания учащихся об истории и культуре первобытного общества;
Задачи урока:
2. Осуществить контроль знаний, умений и навыков по изученному материалу;
3. Развить познавательную активность и умение работать в группах.
4. Воспитать интерес к прошлому своих предков.
Оборудование:
Интерактивная доска
Оформление класса картинами со сценами из жизни первобытных людей
Костюмы для инсценировки и Хранителя времени
Презентация (стадии эволюции человека)
Изображение вагонов для путешествия
Название станций
Карточки с датами на каждую команду
Карточки с заданиями для капитанов
Конверты с терминами
Натуральные каменные орудия первобытных людей
Слайд на сопоставление терминов и определений
Пластилин
Карточки с заданием «Третий лишний»
Макеты рисунков
Цветные карандаши
Ход урока
Вступительное слово учителя
Учитель: Дорогие ребята! Несколько уроков подряд, мы с вами изучали жизнь древних людей: их внешность, занятия, отношения между собой. Сегодня мы с вами совершим путешествие в первобытное общество. Тише! Слышите? Что это за звуки?
Звучит музыка, инсценировка с первобытными охотниками
Учитель: Да, первобытные люди сомневаются в ваших знаниях. Давайте попробуем доказать, что вы овладели основными знаниями о первобытном обществе. Мы отправляемся в наше путешествие с командами знатоков (команда «Бизоны», и команда «Мамонты»), которые должны будут показать свои знания, проявить познавательную активность в изучении истории первобытного общества. Главная наша задача – выяснить, чем первобытный период времени отличается от современного периода, и ответить на главный вопрос – что такое первобытность? (Указывает на доску, на которой плакат с изображением «? ПЕРВОБЫТНОСТЬ?»)
Но для начала, давайте обратимся к Хранителю Времени.
Сообщение ученика с использованием презентации «Стадии эволюции человека»
Учитель: Итак, процесс появления современного человека был очень долгим. Для того, чтобы отправить в далекое прошлое и затем без труда вернуть обратно, вам следует приобрести билет туда и обратно. Перед вами, уважаемые Бизоны и Леопарды, на столах лежат карточки с датами. Первая команда покупает билет в прошлое – показывает карточку с датой появления первого предка человека, а вторая команда – покупает билет в обратную сторону — показывает карточку с датой времени, в котором мы сейчас живем.
Учащиеся делают выбор, раздача фишек
Учитель: Всех поздравляю! Выбор сделан правильно! Команды готовы к испытаниям? Если готовы, тогда мы попадаем на первую станцию «Рассказкино». Приглашаю для выполнения задания выйти капитанов. Ваша задача – выполнить задания по карточке.
-
От кого произошел человек?
-
Чем было покрыто тело первобытного человека?
-
Какие основные занятия были у первобытного человека?
-
Чем первобытный человек отличается от современного человека?
Подготовьте развернутый рассказ, используя следующие вопросы:
-
Каких животных сумел приручить первобытный человек?
-
Какую роль животные играли в жизни древнего человека?
-
Из чего первобытный человек изготавливал орудия труда?
-
Для чего первобытному человеку служил огонь?
Капитаны выполняют задание
Учитель: Пока капитаны работают, мы с вами отправляемся на следующую станцию «Знайка». Уважаемые знатоки, перед вам на столах лежит конверт с терминами. Каждый участник команды должен дать определение к одному термину. Если кто-то затрудняется, команда помогает, дополняет.
Род
Шаман
Шилья
Мотыга
Плуг
Гарпун
Землянка
Вождь
Ответы команд, раздача фишек
Учитель: Итак, команды справились с заданием. Возвращаемся к нашим капитана.
Ответы капитанов, дают развернутые ответы, раздача фишек
Учитель: Следующая станция на нашем пути «Говорящий камень». Камень нередко называют молчаливым свидетелем древних эпох. Это верно лишь отчасти. Попав в руки археолога, камень обретает свой “голос”. Перед вами на столах лежат каменные орудия труда. Ваша задача, определить, что это за орудия и для чего они применялись первобытным человеком.
Ответы команд, раздача фишек
Учитель: Итак, продолжаем путешествие. Перед нами следующая станция «Логика». Работает вся команда. Обратите внимание на доску (слайд). Даны две колонки – в первой указаны вещи, которые использует человек, а во второй, где используются эти вещи. У вас на столах карточки с заданиями. Ваша задача – сопоставить правильные ответы и заполнить карточку.
2. Шкуры — Г) одежда
А) жилье
3. Сухожилия — Б) веревки
Д) нитки
Е) тетива для лука
1. Мясо – Д) еда
2. Огонь – Б) приготовления пищи
Е) обогрев
3. Камни – А) орудия труда
Б) оружие
Г) амулеты
Ответы команд, раздача фишек
ФИЗМИНУТКА
Учитель: Вы знаете, что для лучшей сохранности продуктов человек научился изготавливать из глины посуду. А как он ее изготавливал? Об этом мы узнаем, посетив станцию «Гончар». От команды приглашаются по одному участнику, которые получают пластилин и должны вылепить любую посуду первобытного времени и объяснить ее предназначение.
С остальными мы поиграем в игру «Третий лишний». Вашему вниманию представлены тройки понятий, одно из которых является лишним. Ваша задача – найти это слово и объяснить, почему оно лишнее.
Старейшина – рубило – вождь
Собирательство – охота — рыбалка
Медь – железо – золото
-
Мотыга – идол – нож
-
Собака – коза — кошка
-
Пещера – землянка — шалаш
За правильные ответы раздаются фишки
Учитель: Первобытный человек умел кроме изготовления глиняной посуды прекрасно рисовать. Его рисунки были самыми разнообразными: сцены охоты, фигуры животных и людей, идолы т.д. Следующая станция, к которой мы приближаемся, называется «Первобытный художник». У вас на столах макеты рисунков первобытного человека, но они черно-белые, а древний человек рисовал красками. Ваша задача раскрасить рисунки в те цвета, которые мог бы использовать первобытный человек.
Команды рисуют, рисунки вывешиваются на доску, раздаются фишки
Учитель: Итак, мы побывали на последней станции нашего путешествия. Давайте вернемся назад в будущее. Как вы думаете, мы справились с поставленными задачами. Теперь мы можем ответить – что такое первобытность? (Обращает внимание детей на доску, подводит учащихся к общему выводу).
Подведение итогов, награждение победителей
Домашнее задание:
Команде «Бизоны» — Нарисовать рисунок из жизни первобытного человека (например, сцены охоты, занятия, воспитание и обучение детей).
Команде «Мамонты» — Придумать небольшой рассказ из жизни первобытного человека.
Самоанализ повторительно-обобщающего урока в 5 классе
по теме «Жизнь первобытного человека»
— умения четко излагать свои мысли (делать небольшие
сообщения)
— дух соперничества (желание быть первым, выигрывать)
— стремление к игровой деятельности (подвижность)
6. Цели урока.
Образовательные – обобщить и систематизировать знания об истории и культуре первобытного общества. Осуществить контроль знаний, умений и навыков, учащихся по ранее изученному материалу.
Развивающие – Развивать познавательную активность и умения работать в группе.
Воспитательные – Пробудить интерес к прошлому своих предков.
7. Разнообразие методов и приемов, применяемых на уроке.
Методы, применяемые на данном уроке:
1. Познавательный через самостоятельную деятельность
2. Эвристическая беседа
3. Частично-поисковый (проблемное изложение)
4. Самостоятельная работа
5. Индивидуальная работа и работа в группе
6. Словесный (обсуждение)
7. Наглядный
Приемы:
-
Театрализация
-
Логическая цепочка
-
Работа с терминами
-
Ситуация-выбор
-
Творческое задание
8. Актуализация опорных знаний.
Актуализация опорных знаний была осуществлена с помощью: — театрализации
— сообщения одного из учащихся
— беседа по представленной презентации
— обращение к уже имеющемуся опыту учащихся
9. Использование средств обучения (наглядных пособий, ТСО, личностных особенностей учащихся).
На уроке были использованы следующие средства:
— интерактивная доска
— проектор
— слайд-презентация
— музыкальное сопровождение
— натуральные объекты (каменные орудия)
— актерские способности учащихся (инсценировка)
— творческие способности (рисовать, лепить)
— умения делать небольшие сообщения
10. Организация учителем самостоятельной работы учащихся (характер упражнений, степень сложности, вариативность, инструктаж и пр.)
На уроке присутствовала самостоятельная работа учащихся – как индивидуальная, так и групповая. Характер упражнений был от простого к сложному, по вариантам. Каждый вид работы предварял инструктаж учителя.
11. Степень активности учащихся на уроке.
Учащиеся на уроке были активны, с удовольствием участвовали во всех видах учебной деятельности. Для снятия напряжения и усталости была проведена физминутка.
12. Атмосфера на уроке.
Психологическая атмосфера на уроке была благоприятная, доброжелательная, располагающая к совместной работе.
13. Педагогическая техника учителя: (темп речи, дикция, эмоциональность изложения, точность использования специальной терминологии, приемы влияния на учащихся.)
— оптимальный темп речи и дикция учителя
— изложение материала эмоционально окрашено
— точно и доступно излагалась и использовалась научная
терминология
14. Подача домашнего задания.
Домашнее задание носило творческий характер с последующим инструктажем:
— первой команде предлагалось нарисовать сцены из жизни первобытного человека
— второй команде предлагалось придумать небольшой рассказ о жизни первобытного человека
15. Что не получилось на уроке? Почему? Что хотелось бы изменить?
На уроке не хватило времени на запланированную подачу домашнего задания, поэтому, по ходу урока пришлось перестраиваться. Не получилось стройного, четкого хода урока, так как учащиеся все разом хотели отвечать, перебивали друг друга, приходилось делать замечания и призывать к тишине. Не удалось добиться более четких ответом, каких хотелось бы видеть. Дети подвижные, поэтому следовало бы четче продумать методы и приемы их деятельности.