Оценочные материалы для проведения промежуточной аттестации по родной литературе в 8, 9 классе в форме теста для выявления общего понимания вопросов, рассматриваемых в рамках данного предмета.
Задания теста представляют собой вопросы с выбором ответа, с кратким ответом, с развернутым ответом, направленным на проверку умения строить письменные высказывания.
Разработчик Тимошенко Елена Владимировна
ПРОМЕЖУТОЧНАЯ АТТЕСТАЦИЯ ПО РОДНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 8 КЛАСС
Вариант №1
1. Вставьте термины на месте пропуска:
А) _______________________- небольшое литературное произведение, в основе которого лежит воспроизведение реальных фактов, событий, лиц, увиденных автором непосредственно в самой жизни.
Б) ________________- пространная речь действующего лица в драматическом, а также других литературных произведениях, обращенная к самому себе, к группе действующих лиц или к зрителю.
2. Какое произведение имеет подзаголовок: «Святой памяти благословенного дня 19-го февраля 1861 г. Души их во благих водворятся»
А) Н. С. Лесков Рассказ «Тупейный художник»
Б) Д. И. Фонвизин «Бригадир»
В) А. П. Чехов «Анна на шее»
Г) И.А. Бунин «Сверчок»
3. Назовите писателей — курян:
А) К.Д. Воробьев
Б) А. П. Чехов
В) Е. И. Носов
Г) И. А.Бунин
4. Напишите авторов данных произведений
А) «Золотая роза»
Б) «У кого поселяются аисты»
В) «Красное вино Победы»
Г) «На поле Куликовом»
5. Определите по описанию литературного героя, укажите автора и название произведения:«по наклоненному к шлее лицу видно было только то, что ему темно и трудно. Он был ровно вдвое старше Василия и чуть не вдвое меньше ростом. Сидел ли он, вставал ли, разница была невелика, — так коротки были его ноги, обутые в разбитые, ставшие от старости мягкими, сапоги. Ходил он, — тоже от старости, — неловко согнувшись, так, что отставал фартук и виден был глубоко провалившийся живот, слабо, по-детски подпоясанный. По-детски темны были его черные глазки, похожие на маслинки, а лицо имело слегка лукавый, насмешливый вид: нижняя челюсть у Сверчка выдавалась, а верхняя губа, на которой темнели две тонких, всегда мокрых косички, западала. Вместо «барин» говорил он «баин», вместо «было» — «быво» и часто всхлипывал, подтирая большой холодной рукой, суставами указательного пальца, свой повисший носик, на конце которого все держалась светлая капелька. Пахло от него махоркой, кожей и еще чем-то острым, как от всех стариков.»
6.Укажите автора и название произведения:«Мы — сорок шесть пленных штрафников — сидели на нижних ярусах нар и глядели на ноги немца,- эти сибирские валенки на нем с обрезанными голенищами ничего не сулили нам хорошего»
7. Письменный ответ на вопрос. Какое произведение из родной (русской) литературы ты порекомендуешь своим сверстникам и почему? (объем не менее 70 слов)
Вариант № 2
1.Вставьте термины на месте пропуска:
А) ___________________ — драматическое произведение для театрального представления.
Б) _____________- небольшое литературное произведение, в основе которого лежит воспроизведение реальных фактов, событий, лиц, увиденных автором непосредственно в самой жизни.
2. Какое произведение имеет подзаголовок: «В этой книге я рассказал пока лишь то немногое, что успел рассказать. Но если мне хотя бы в малой доле удалось передать читателю представление о прекрасной сущности писательского труда, то я буду считать, что выполнил свой долг перед литературой»
А) К.Д. Воробьев. «У кого поселяются аисты»
Б) К. Г. Паустовский. Повесть «Золотая роза»
В) А. П. Чехов «Анна на шее»
Г) И.А. Бунин «Сверчок»
3. Назовите писателей — курян:
А) Ф. И. Тютчев
Б) К.Д. Воробьев
В) Е. И. Носов
Г) И. А.Бунин
4. Напишите авторов данных произведений
А) «Бригадир»
Б) «Тупейный художник»
В) «Седой тополь»
Г) «Анна на шее»
5. Определите по описанию литературного героя, укажите автора и название произведения: «Он был собрат нашей няне по театру; разница была в том, что она «представляла на сцене и танцевала танцы», а он был …. парикмахер и гримировщик, который всех крепостных артисток графа «рисовал и причесывал». Но это не был простой, банальный мастер с тупейной гребенкой за ухом и с жестянкой растертых на сале румян, а был это человек с идеями….»
6. Укажите автора и название произведения:«Но недели через две — уже по теплыни — над дубом большими кругами заходили аисты. Два. Костик увидал их из окна хаты, и, когда выбежал на крыльцо, аисты совсем спустились к дубу. На метр прямо. А не сели. Сделали еще три круга и полетели за электролинию к болоту. Не понравился, значит, дуб. Обломух потому что. Зря только торчит… Мог и весь теперь свалиться…»
7. Письменный ответ на вопрос. Какое произведение из родной (русской) литературы ты порекомендуешь своим сверстникам и почему? (объем не менее 70 слов)
ПРОМЕЖУТОЧНАЯ АТТЕСТАЦИЯ ПО РОДНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 9 КЛАСС
Вариант №1
1.Житие — это
А) литературный жанр, как правило, прозаический, который предполагает развернутое повествование о жизни и развитии личности главного героя (героев)
Б) прозаический жанр, занимающий по объёму текста промежуточное место между романом и рассказом, тяготеющий к хроникальному сюжету, воспроизводящему естественное течение жизни.
В) жанр церковной литературы, в котором описывается жизнь и деяния святых.
Г) жанр, характерный для русской традиции, основой сюжета является какое-либо героическое событие, либо примечательный эпизод русской истории
2. «…Человек русский сделался за последние десятилетия еще более одинок и всеми покинут…»затеси», эти мимоходные зарубки и меты на стволах «древа жизни», хоть немножко, хоть чуть-чуть обозначат ему просвет впереди, укажут тропинку к собеседнику, утешат его в горькой этой и все более и более духовно и материально нищающей жизни, а кого, быть может, и образумят, заставят вспомнить о Боге и ближнем своем…»
Какому писателю принадлежат эти строки о своей повести?
А) В. П. Астафьеву
Б) И. П. Богдановичу
В) А. А. Фету
Г) К. Г. Паустовскому
3. Назовите писателей — курян:
А) И. П. Богданович
Б) К. Г. Паустовский
В) Е.И. Носов
Г) Н. Н. Носов
4. Напишите авторов данных произведений
А) «Друзья»
Б) «Зелёная лампа»
В) «Песня о Соколе»
Г) «Два капитана»
5. Какое изобразительно — выразительное средство языка используется в приведенном отрывке? «Боже! Думалось мне, какая томительная жажда беззаветной преданности, беспредельной ласки слышится в этих тоскующих напевах. Тоска вообще чувство мучительное…»
6. Определите по описанию литературного героя, укажите автора и название произведения: «Мне хотелось рассказать всё, решительно всё: и как я тайком удрал на Песчинку ловить раков, и как чёрный человек с тросточкой появился в проломе крепостной стены, и как он ругался, скрипел зубами, а потом плюнул в костёр и ушёл. Слишком трудная задача для восьмилетнего мальчика, который едва мог произнести два — три невнятных слова!»
7. Определите стихотворный размер приведенного ниже отрывка:
«Где трава от росы и от крови сырая,
Где зрачки пулеметов свирепо глядят,
В полный рост, над окопом переднего края,
Поднялся победитель-солдат»
8. Рассказ А. Н. Толстого «Русский характер» впервые был напечатан
А) 1944 г.
Б) 1958 г.
В) 1895 г.
9. Определите жанр произведений:
А) А. Межиров «Человек живёт на белом свете»
Б) К. Г. Паустовский «Телеграмма»
В) В.А. Каверина «Два капитана»
Г) «Житие Сергия Радонежского»
10. Письменный ответ на вопрос. Какое произведение из родной (русской) литературы ты порекомендуешь своим сверстникам и почему? (объем не менее 70 слов)
Вариант № 2
1.Былина — это
А) литературный жанр, как правило, прозаический, который предполагает развернутое повествование о жизни и развитии личности главного героя (героев)
Б) прозаический жанр, занимающий по объёму текста промежуточное место между романом и рассказом, тяготеющий к хроникальному сюжету, воспроизводящему естественное течение жизни.
В) жанр церковной литературы, в котором описывается жизнь и деяния святых.
Г) жанр, характерный для русской традиции, основой сюжета является какое-либо героическое событие, либо примечательный эпизод русской истории.
2.»Мне хочется вызвать внимание к своим героям. У них зачастую что-то не сойдется — как у Копешкина… и без медали с войны вернулся, и умирает…» Какому писателю принадлежат эти строки о своей повести?
А)В.П. Астафьеву
Б) А. С. Грину
В) К. Г. Паустовскому
Г) Е. И. Носову
3. Назовите писателей — курян:
А) К. Воробьев
Б) К. Г. Паустовский
В) Ю. Асмолов
Г) Н. Н. Носов
4. Напишите авторов данных произведений
А) «Русский характер»
Б) «Седой тополь»
В) «Вешние воды»
Г) «Кактус»
5. Какое изобразительно — выразительное средство языка используется в приведенном отрывке? « … почему же именно эта тоска дышит таким счастьем? Эти звуки не приносят ни представлений, ни понятий; на их трепетных крыльях несутся живые идеи »
6. Определите по описанию литературного героя, укажите автора и название произведения: «С тех пор прошло много лет. Я летал над Беринговым, над Баренцевым морями. Я был в Испании. Я изучал побережье между Леной и Енисеем. И не из суеверия, а из благодарности к этому человеку я всегда вожу с собой эту чёрную трубочку, которую он забыл у нас или, может быть, оставил на память. Скоро я узнал, что это стетоскоп — очень простой инструмент, которым доктора выслушивают лёгкие и сердце. Но тогда он казался мне таким же таинственным и милым, как и сам Иван Иваныч, как всё, что он говорил и делал».
7. Определите стихотворный размер приведенного ниже отрывка:
«Снова ожили в памяти были живые –
Подмосковье в снегах и в огне Сталинград.
За четыре немыслимых года впервые,
Как ребенок, заплакал солдат»
8. Рассказ К. Воробьева «Седой тополь» впервые был напечатан в
А) 1944 г.
Б) 1958 г
В) 1895 г
9. Определите жанр произведений:
А) Ю. Друнина «Зинка»
Б) В.А. Каверин «Два капитана»
В) А. Алексин «А тем временем где-то»
Г) «Житие Сергия Радонежского»
10. Письменный ответ на вопрос. Какое произведение из родной (русской) литературы ты порекомендуешь своим сверстникам и почему? (объем не менее 70 слов)
Владислав Петрович Крапивин (14 октября 1938 — 1 сентября 2020) — писатель, поэт, сценарист, журналист и педагог. Командор.
Цитаты
У меня есть фамильный герб, зарегистрированный официальной геральдической палатой. На нём золотой кораблик и лента с надписью «Всегда двенадцать». То есть владельцу этого герба постоянно двенадцать лет. С этим ощущением я и дотянул до старости. И менять это ощущение точно не хочу. Поздно уже.
Литература — такая область, в которой не может быть конкуренции. Места, что ли, мало? Это архитекторы, чтобы построить новое сооружение, считают необходимым снести то, что было построено раньше. А литература — огромное поле. Пиши на здоровье! Будет больше талантливых авторов, и слава богу! Литература станет богаче. А чем она богаче, тем здоровее общество. Тем больше надежды, что оно будет развиваться в нужном направлении…
Вокруг литературной работы нагромождено множество вымыслов и субъективных формулировок. Всё это может иметь право на существование лишь со многими оговорками. По правде же что? — просто пишешь и пишешь. О том, что нравится, о том, что, наоборот, не нравится. Пишешь, как умеешь.
Что меня побудило стать писателем? Наверное, любовь к книгам. Я очень рано, ещё до школы, научился читать. Время было военное, 1944-45 год, я сидел дома один — все старшие на работе, отец на фронте — и единственной радостью были книги. Хорошо, что у соседей интересных книжек хватало, в том числе приключенческих — Жюль Верн, Стивенсон. Естественно, я приохотился к чтению. А однажды, когда под рукой книжек не оказалось, подумал: если читать книжки так интересно, то писать, наверно, ещё интереснее. И попробовал… лет в семь. С того времени и пошло.
В студенческие годы, как раз тогда, когда я пытался писать первые рассказы, ко мне попала прекрасная книга Паустовского «Золотая роза». Это было просто потрясающе. Тогда же, отчасти благодаря «Золотой розе», я понял, что писательство — счастливейший и интереснейший труд. И в то же время труд, требующий выносливости и терпения.
Даже когда меня приняли в Союз советских писателей, я и тогда ещё до конца не верил, что стал настоящим писателем и что у меня что-то может получиться. Со временем, когда я вдруг осознал, что ничего другого толком в жизни делать не умею и живу только литературным трудом — пришлось признать, что да, писатель. Хороший или плохой — пусть решают читатели. Хотя и сейчас иногда утром просыпаешься, смотришь на стеллаж с книжками, думаешь: «Господи, неужели всё это я написал? Может, мне приснилось?»
О первой книге
В 1961 году я защищал диплом в университете на факультете журналистики. Начавшаяся эпоха относительной демократии и некоторых послаблений пришла и туда. И в том году впервые были разрешены так называемые творческие дипломы. До этого темы дипломов формулировались примерно так: «Роль партийной организации газеты “Ульяновская правда” при освещении уборочных работ в таком-то году». А тут сказали: «Выбирайте себе жанр (очерк, рецензия, репортаж), делайте короткое теоретическое вступление, а дальше в качестве диплома можете представлять свои творческие работы.
Я взял тему «Очерк и рассказ в газете и журнале» и написал диплом, на 80 процентов состоящий из рассказов. Кто-то из преподавателей показал эту мою работу в Свердловском издательстве (позже оно стало называться «Средне-Уральское»). И однажды редактор этого издательства Ирина Алексеевна Круглик пригласила меня к себе и сказала, что рассказы ей понравились и, если добавить ещё парочку, может получиться книжка. Спросила: «Не желаю ли я напечататься?» Я, естественно, желал! И в результате вышла книжка «Рейс “Ориона”» — небольшой сборник рассказов о школьниках. Очень хорошо изданная, на мелованной бумаге, с цветными картинками, тиражом по тем временам небольшим, а по нынешним — вполне достойным: 15 тысяч экземпляров.
О темах творчества
Почему вы пишете об этом, а не о другом? Потому что мне нравится именно эта тема. Возможно, играют роль гены — мои родители были педагогами, одно время я даже хотел идти по их стопам — в пединститут, но пошёл на журфак.
Ещё потому, что сочинять я начал рано и рано понял, что писать нужно о том, что ты лучше всего знаешь. Говорить о том, чего не видел — бессмысленно. Единственное, что было у меня за душой тогда, — это моё детство, город Тюмень, заросшие дворы, где мы бегали пацанами. Детство было трудным, но, я считаю, и счастливым тоже было. Уже в 15-16 лет я стал грустить о том, что оно уходит. Возможно, сказалось желание его продлить.
Когда я стал писать о детстве, я понял, что это моя тема и что она неисчерпаема. Я люблю общаться со своими читателями, получать от них искренние письма. Зачем мне бросать то дело, которое мне нравится и которое я умею делать? Тем более, по моим подсчётам, о детях пишет раз в 20 меньше авторов, чем о взрослых.
Иллюстрация Владислава Крапивина
к повести «Чоки-чок, или Рыцарь Прозрачного Кота»
О писательстве
Любая работа должна быть любимой, интересной, захватывающей. Когда ты отдаёшь силы какой-то идее, и это приносит пользу не только тебе, но и людям, тогда и есть смысл в работе. А если такого ощущения нет, тогда не нужно этим заниматься.
Я писал и для детей, и для взрослых, и фантастические книги, и реалистические. Уверяю вас, это в одинаковой степени трудно. Причём трудно даже физически. Устаёшь иногда так, будто целый день дрова колол или воду таскал из колодца. И если кто-то вдруг решит посвятить себя литературной деятельности в надежде, что труд этот лёгок — сидишь за столом, тыкаешь пальцем в клавиатуру или водишь авторучкой, — то пусть не надеется на успех. Работа изнурительная. Другое дело, что у неё есть ещё одно свойство: если ты увлечён ею по-настоящему, она тебя уже не отпускает. Потому что это не столько профессия, сколько привязанность к творчеству, состояние души. Хочешь, не хочешь, а если впрягся — деваться некуда.
Создание книги — мучительный процесс. Счастье чувствуешь, когда книгу напечатали. Лёгкость — это приступ вдохновения, когда вынашиваешь замысел. Когда думаешь: вот как будет хорошо, если это напишется. Находишь вдруг нового героя, новый поворот сюжета, интересно освещающий события. А сидеть и скрести по бумаге карандашом — тяжёлый труд, всё равно что мешки на пристани таскать. Потом спина болит.
Сю-же-ты… Это сложная работа. Она напоминает работу программиста, разрабатывающего компьютерную программу. Но не просто так, а исходя из знания характера своего героя. Так, чтобы одно другому соответствовало. Это когда уже обрабатываешь и выстраиваешь вещь. А сначала… Не знаю я, как это назвать. Извините за банальное определение — «момент озарения». Не вдохновения, а внезапного понимания. Часто это бывает сон. Ведь в трилогии «В ночь большого прилива» первая часть — полностью описание сна. Там даже придумывать ничего не пришлось. А сюжет «Голубятни на жёлтой поляне» появился тоже из сна. Начинается с эпизода, когда мальчишка появляется в совершенно пустом космолёте, где якобы сижу я. Замкнутое пространство, взяться ему совершенно неоткуда, но, тем не менее, он возникает…
Сюжет этот странный и вечен, и нов,
Как серпик луны тонкорогий,
Он — город, проросший из сказочных снов,
Он — шёпот, он голос Дороги.
Трамвай заплутал среди улиц пустых,
Густеет коричневый вечер.
Фонарь одинокий. Как джунгли — кусты.
И крепнет надежда на Встречу.
А если мне сон досмотреть не дано
И в тайну его — не пробраться,
То всё же нам светит родное окно
(Которого нет на планете давно)
Сквозь вечную даль субпространства.
1995-1996
Когда событийно-эмоциональная, неоформленная часть накапливается, когда начинаешь складывать эти эпизоды в нечто цельное, тогда начинается второй этап. Приходится работать холодным разумом, выстраивать произведение. Вспоминать, что есть такие понятия, как композиция, завязка, развязка, кульминация и т.д. и. т.п. Но для этого, конечно, нужен материал, не на пустом же месте всё это возникает.
Нельзя писать только о себе и делать каждого героя похожим на себя. Времена меняются, психология меняется, дети меняются, и надо быть в гуще детской жизни постоянно. Мне помогало то, что я всегда был в кругу ребят. Мне не нужно было, как некоторым детским писателям, бегать специально по школам, ездить в пионерские лагеря, вылавливать какие-то детали, какие-то характеры. Мне этого хватало. Никогда я специально не изучал эти проблемы и вопросы, не писал в дневник или в записную книжку какой-то образ, какие-то привычки, потому что я жил внутри этого всегда, практически ежедневно и проблем здесь не было.
На летних занятиях, перед парусными гонками.
Объяснение дистанции (1988)
О настроении и писательстве
Вдохновиться и запылать творческим восторгом — далеко не самое трудное. Гораздо труднее — вздёрнуть самого себя за шиворот и усадить за стол, чтобы оформлять и оформлять то, что придумал, что пришло в голову. Заставить себя работать, даже если болит голова, если уныло и скучно на душе. Без этого никогда не станешь настоящим писателем.
У писателя две действительности. Одна — «пока не требует поэта к священной жертве Аполлон», другая — когда этот Аполлон взял тебя за шкирку и «потребовал». Тогда нужно покорно войти во вторую действительность и приняться за работу.
В своих произведениях я научил себя-автора смотреть на своих героев глазами человека не того мира, где я сижу на диване, хожу за картошкой, смотрю телевизор, а глазами человека, СОЗДАЮЩЕГО КНИГУ. Это совершенно иная точка зрения. И тогда окружающий меня мир становится таким, каким я хотел его видеть в этой книге.
Если же выплёскивать на бумагу всё то, что видишь вокруг в данный момент, можно стать рабом эмоций и настроений того человека, который живёт в ЭТОМ мире. А настроения подчас бывают очень поганые, такова жизнь. Желая стать писателем, можно стать жалким пессимистом и ничего хорошего так и не написать.
Ещё лекции Владислава Крапивина
Об учителях и преемниках
Hа каждого автора, когда он начинает своё творчество, несомненно влияют многие другие авторы, у которых он учился прямо или косвенно. Никуда от этого не денешься, было бы странно, если бы процесс ученичества не существовал.
Я не считаю, что у писателя должны быть какие-то прямые преемники. Всякий автор как творческая личность индивидуален. А преемник всегда рискует скатиться в подражатели, а это литературе совсем не нужно.
О славе
Я не ощущал какой-то известности. Это мимо меня прошло.
Молодёжь всегда полагала, что старое поколение исписалось и никуда больше не годится и только им, молодым, суждено спасти литературу и двинуть её дальше. Это понятно, ведь без этого не было бы прогресса в искусстве. В своё время это пройдёт, и когда они окажутся в моём положении, про них будут говорить так же.
Премия «Аэлита» (1983)
О фантастике
Я никогда не старался писать фантастику ради фантастики. У меня фантастика получалась тогда, когда моим героям становилось тесно в трёхмерном, обыденном пространстве. Я придумывал всякие другие миры и планеты, чтобы расширить сцену действия для героев. Чтобы они могли реализовать себя более ярко и полно, чем в рамках нынешней жизни. Например, в повести «Мальчик девочку искал» действие происходит на двух материках — один держится на трёх китах, другой на слонах и черепахе. Но это не для фантастической «закрученности», а для того, чтобы показать, какая великая сила любовь — она может сдвинуть континенты. Только и всего.
Я никогда не стремился стать писателем-фантастом. И сейчас к фантастике отношусь без большого восторга. Я считаю, что фантастика — это один из приёмов литературы. Я, когда берусь за какую-то вещь, часто не знаю, будет ли это фантастическое произведение или реалистическое. Если мне там становится тесно, фантастика сама отвоёвывает какую-то долю пространства.
Хорошую книгу в любом жанре интересно читать, плохую — скучно. Я не выделяю как-то особенно этот жанр. Я выделяю хорошие книги любого жанра. Я очень люблю Рэя Брэдбери. Я не знаю, что в нём от научной фантастики, по-моему, он никаких научных изображений не давал. Если он пишет, что прилетели на Марс, он пишет, что прилетели, не пишет, на основе каких принципов. Просто ракета, просто прилетели на сказочную планету. «Вино из одуванчиков» — явно не научная фантастика, элементы фэнтези там бесспорно существуют. Из русской фантастики я, конечно, прежде всего выделю Стругацких и их последователей. Что ещё из фэнтези можно назвать? Толкина я люблю, но не фанат. Некоторые его вещи кажутся мне сильно растянутыми. Саймака люблю. У Стругацких тоже — ну, какая там научная фантастика? Если брать социологию как науку, тогда, пожалуй, да.
То, что сказка нужна человеку, доказано уже на протяжении тысячелетий. Значит, нужны и современные сказки. Если человек в этой книге отдыхает от современной мерзости, эта книга помогает жить и доставляет им радость, приносит облегчение, то и слава Богу! А если она ещё вызывает в нём такие чувства, такие эмоции, такие мысли, которые потом, завтра помогут ему в реальной жизни что-то преодолеть, — а я знаю, что и это бывает, и очень часто — то вдвойне хорошо.
Портрет Владислава Крапивина. Художник Евгений Пинаев, друг писателя.
Написан во время работы над романом «Острова и капитаны» (1984)
О детском эскапизме и иллюзиях
Не надо адаптироваться к реальности. Надо её менять. Что может дать она сегодня массе детей? Пикассо? Балет «Щелкунчик»? «Маленькие трагедии» Пушкина? Какую ценность увидит в них ребёнок, если он не знает радости творчества, радости душевной работы? Этому надо учиться.
И иллюзии сами по себе не вредны и не опасны. И театр, и живопись, и поэзия — всё иллюзия. Каждый выбирает иллюзию по себе. Люди со слабой душой выбирают просто кайф. Он не требует никакой, в том числе и душевной, работы.
Об отряде «Каравелла»
Я в шестьдесят первом году закончил университет, факультет журналистики. Остался работать в газете «Вечерний Свердловск», просто взяли к себе ещё до окончания университета в штат. Жил я на краю города, есть такой посёлок Уктус, там недалеко знаменитый трамплин, лес до самых окон. Жил у старшей сестры. У сестры была дочка, пятиклассница, у неё в окрестных дворах были приятели. Она их приводила домой, они стали захаживать ко мне, интересоваться моими делами.
Я в ту пору был молод, подвижен, занимался фехтованием, у меня было фехтовальное оружие. Мальчишек это всегда привлекало. Так, слово за слово, образовалась компания. Иринкины приятели собирались вокруг меня. Потом они попросили меня помочь им организовать нечто вроде морской игры. Hа чердаке они сделали корабельную рубку, я помог им её оборудовать. Стал им придумывать приключения, вели корабельный журнал, записывали туда приключения. Пошёл с ними в поход однажды, раз, второй, третий. А потом, когда я был связан с журналом «Пионер», года через три-четыре, печатал там уже повести и рассказы свои — «Пионер» попросил, чтобы я с местными ребятишками сделал для журнала несколько материалов. Hа основе этой компании вырос корреспондентский отряд.
Когда возникает ответственность, возникает конкретное дело, это требует организационных норм. Ходили в походы, потом занялись морским делом, появилась необходимость в дисциплине, потому что туризм и плавание связаны с риском. Развивалось всё это с величайшим трудом, потому что вся местная общественность, все местные школы, всё начальство естественно усмотрели в этом вызов системе, и все те годы шла борьба за выживание.
Девизом «Каравеллы» стала клятва: «Я вступлю в бой с любой несправедливостью, подлостью и жестокостью, где бы их ни встретил. Я не стану ждать, когда на защиту правды встанет кто-то раньше меня».
Мы создали коллектив, где подростки смогли почувствовать себя полноценными людьми. Это главное достижение «Каравеллы». Равноправие — это наше правило. Когда никто и ни на ком не испытывает, не демонстрирует силу, то человек распрямляется, словно крылья расправляются у него за спиной.
Сбор экипажей флотилии «Каравелла» на берегу Верх-Исетского озера (1988)
Хотя не надо идеализировать «Каравеллу». Были у нас и провалы, и неудачи. Мы не искали рецептов счастья на все случаи жизни, не стремились найти панацею от всех бед. Мы просто жили. И работали — строили парусники. «Каравелла» воспитывала ощущение требовательности к себе, к жизни, к товарищам — в этом её главное отличие от многочисленных двойников. Песни у костра, галстуки, походы — это лишь внешний антураж. Чувство товарищества рождается в совместном труде. Хотя без романтики нельзя. Без романтики что за детство?
Яхты «Каравеллы».
Класс «Штурман», разработанный во флотилии
Паруса для меня всегда были и остаются символом романтики, бескорыстия, молодого восприятия жизни.
У меня на подоконнике стоит метровая модель парусного судна. Мне нравится смотреть на неё на фоне заката, лёжа на диване (люблю, грешным делом, это общественно полезное занятие). В темнеющем небе между снастями пробирается молодой месяц, похожий на кораблик, а иной раз на верхушку мачты сядет белая звезда Юпитера, похожая на топовый огонь… И я уношусь в воспоминания о детстве, когда складывал бумажные кораблики, и вспоминаю молодые годы, когда в «Каравелле» строил с ребятами первые настоящие яхты; грезятся и недавние лета с двухмачтовыми кечами, на которых «каравелловцы» ходят по сей день…
О зайце Митьке
Этот замечательный тряпичный заяц Митька живёт у меня много лет. В августе 1978 года я купил его в Подмосковье, в Солнечногорске. Он мне очень понравился, у меня в детстве был похожий, а потом потерялся. Стоил он три рубля. Я его взял в киоске с прилавка, отдал продавщице, очень удивлённой, что взрослый дядька покупает тряпичного зайца, трёшку, и сказал: «Ты будешь носить имя Митька. Ты везде и всегда отныне будешь ездить со мной, мы будем помогать друг другу, утешать друг друга в разных несчастьях, радоваться». Он ездит со мною. Он побывал в разных городах, по всей стране мотался, попадал в морские штормы. При столкновении яхты ему оборвало две лапы, глаз один потерял. Его привязывали к переднему тросу на паруснике, на носу, и он шёл сквозь пену, сквозь гребни, по штормовым озёрам, по Чёрному морю, под Севастополем.
Владислав Крапивин с другом Митькой
Это как бы память о детстве, это как мой талисман какой-то. Своего рода загадка и тайная часть души. У меня есть повесть «Заяц Митька». Там как раз подробно рассказана его история. Мне уже теперь без него никуда. Если я иду выступать без Митьки, я чувствую, что что-то не то.
О людях и жизни
Я уверен, что меняться мир будет не за счёт развития технологий, а за счёт повышения нравственности и доброго отношения людей друг к другу.
Само понятие ответственности должно быть более широким. Человек отвечает за ВСЁ: за детей, за стариков, за мир на Земле, за будущее планеты, за само звание Человека!.. Я за такой этический принцип!..
Полагаю, что раз родился человек на белый свет, то должен прожить жизнь интересно, с пользой для многих людей, чтобы его всегда вспоминали по-хорошему.
Авторское кредо Владислава Крапивина
Я, как и многие авторы, никогда не ставил перед собой задачу просто отражать реальный мир. Я выстраивал концепцию книг, исходя из своей собственной личности. Я всегда хотел показать, какой ДОЛЖНА БЫТЬ ЖИЗНЬ, старался объяснить читателям, как добиться этого. Я брал материал реальности, но чистил его от повседневной шелухи и мути, оставляя сердцевину человеческих отношений.
Те люди, которых я не устраиваю, не читают моих книг. У меня своя аудитория, которая меня понимает и разделяет мои мысли и устремления. Я не собираюсь меняться в угоду современной действительности. Важно ведь не то, какие события показаны в книге, важно то, как мои герои к ним относятся, как стараются к лучшему изменить мир.
Я искренне верю, что позитивные перемены в жизни могут наступить лишь тогда, когда современные отношения будут строится не на прибыльности, а на искренности. Надо ценить жизнь всех людей, а не только свою. К сожалению, не всегда и не в полной мере удаётся внушить эти мысли людям. Однако в том, чтобы показывать жизнь в её совершенстве, жизнь такой, какой она могла быть, я и вижу сегодня главную цель Писателя.
Из произведений Владислава Крапивина
Приключения — это сплошные неприятности, только про них почему-то потом интересно вспоминать… («Дело о ртутной бомбе»)
У каждого человека начинается новая жизнь, когда среди множества приятелей и товарищей появляется единственный и самый нужный на свете друг. («Трое с площади Карронад»)
Никакой дорогой, даже самой правильной, нельзя проходить мимо того, кому нужен друг. («Лётчик для особых поручений»)
Мне нравилось глядеть на облака, потому что они были свободные. Никто не мог им ничего приказать. И ничего не мог с ними сделать. Ни ментухайские генералы, ни начальник спецшколы, ни сам Регент. И я хоть капельку, хоть чуть-чуть и на малое время, но всё же впитывал в себя частички этой их свободы. И старался не думать больше ни о чём. Только про облака… («Ампула Грина»)
Истина — это не вещь. С ней ничего делать не надо. Её надо осознать, вот и всё. («Дети синего фламинго»)
Книга — вещь незыблемая. Она придает прочность бытию. («Гваделорка»)
Люди любят города не за улицы и площади, а за то, что им пришлось на них пережить. («Алые перья стрел»)
Есть такая теория струн. Не все ученые её признают, но, по-моему она правильная… Будто вся Вселенная — это бесконечное количество струн. Каждая микрочастица — струнка. И от их звучания зависит в мире абсолютно всё. Если добиться, чтобы звучание стало согласованным, получится… ну, в общем на всём белом свете станет хорошо… («Прыгалка»)
***
Слово Мастеру. Писатели о писательстве — список статей
***
Первый рассказ
Я возвращался на пароходе по Припяти из местечка Чернобыль в Киев. Лето я прожил под Чернобылем, в запущенном имении отставного генерала Левковича. Мой классный наставник устроил меня в семью Левковича в качестве домашнего учителя. Я должен был подготовить генеральского сынка-балбеса к двум осенним переэкзаменовкам.
Старый помещичий дом стоял в низине. По вечерам курился вокруг холодный туман. Лягушки надрывались в окрестных болотах, и до головной боли пахло багульником.
Шалые сыновья Левковича били диких уток из ружей прямо с террасы во время вечернего чая.
Сам Левкович — тучный, сивоусый, злой, с вытаращенными черными глазами — весь день сидел на террасе в мягком кресле и задыхался от астмы. Изредка он хрипло кричал:
— Не семья, а шайка бездельников! Кабак! Всех выгоню к чертовой тетке! Лишу наследства!
Но никто не обращал внимания на его сиплые крики. Имением и домом заправляла его жена — «мадам Левкович», — еще не старая, игривая, но очень скупая женщина. Все лето она проходила в скрипучем корсете.
Кроме шалопаев сыновей, у Левковича была дочь — девушка лет двадцати. Звали ее Жанна д’Арк. С утра до ночи она носилась верхом на бешеном караковом жеребце, сидя на нем по-мужски, и разыгрывала из себя демоническую женщину.
Она любила повторять, чаще всего совершенно бессмысленно, слово «презираю».
Когда меня знакомили с ней, она протянула мне с коня руку и, глядя в глаза, сказала:
— Презираю!
Я не чаял, как вырваться из этой оголтелой семьи, и почувствовал огромное облегчение, когда наконец сел в телегу, на сено, покрытое рядном, и кучер Игнатий Лойола (в семье Левковичей всем давали исторические прозвища), а попросту Игнат, дернул за веревочные вожжи, и мы шагом поплелись в Чернобыль.
Тишина, стоявшая в низкорослом полесье, встретила нас, как только мы выехали за ворота усадьбы.
В Чернобыль мы притащились только к закату и заночевали на постоялом дворе. Пароход запаздывал.
Постоялый двор держал пожилой еврей по фамилии Кушер.
Он уложил меня спать в маленьком зальце с портретами предков — седобородых старцев в шелковых ермолках и старух в париках и черных кружевных шалях.
От кухонной лампочки воняло керосином. Как только я лег на высокую, душную перину, на меня изо всех щелей тучами двинулись клопы.
Я вскочил, поспешно оделся и вышел на крыльцо. Дом стоял у прибрежного песка. Тускло поблескивала Припять. На берегу штабелями лежали доски.
Я сел на скамейку на крыльце и поднял воротник гимназической шинели. Ночь была холодная. Меня знобило.
На ступеньках сидели двое незнакомых людей. В темноте я их не мог разглядеть. Один курил махорку, другой сидел, сгорбившись, и будто спал. Со двора слышался мощный храп Игнатия Лойолы, — он лег в телеге, на сене, и я теперь завидовал ему.
— Клопы? — спросил меня высоким голосом человек, куривший махорку.
Я узнал его по голосу. Это был низенький хмурый еврей в калошах на босу ногу. Когда мы с Игнатием Лойолой приехали, он отворил нам ворота во двор и потребовал за это десять копеек. Я дал ему гривенник. Кушер заметил это и закричал из окна:
— Марш с моего двора, голота! Тысячу раз тебе повторять!
Но человек в калошах даже не оглянулся на Кушера. Он подмигнул мне и сказал:
— Вы слышали? Каждый чужой гривенник не дает ему спать. Таки он подохнет от жадности, попомните мое слово!
Когда я спросил Кушера, что это за человек, он неохотно ответил:
— А, Иоська! Помешанный. Ну, я понимаю — если тебе не с чего жить, то по крайности уважай людей. А не смотри на них, как царь Давид со своего трона.
— За тех клопов, — сказал мне Иоська, затягиваясь, и я увидел щетину у него на щеках, — вы еще заплатите Кушеру добавочные гроши. Раз человек пробивается до богатства, он ничем не побрезгует.
— Иося! — неожиданно сказал глухим и злым голосом сгорбленный человек. — За что ты загубил Христю? Второй год нету у меня сна…
— Это ж надо, Никифор, не иметь ни капли разума, чтобы говорить такие поганые слова! — сердито воскликнул Иося. — Я ее загубил?! Пойдите до вашего святого отца Михаила и спросите, кто ее загубил. Или до исправника Сухаренки.
— Доня моя! — сказал с отчаянием Никифор. — Закатилось мое солнце по-за болотами на веки вечные.
— Хватит! — прикрикнул на него Иося.
— Панихиду по ней отслужить — и то не позволяют! — не слушая Иосю, сказал Никифор. — Дойду в Киеве до самого митрополита. Не отстану, пока не помилует.
— Хватит! — повторил Иося. — За один ее волос я бы продал всю свою паршивую жизнь. А вы говорите!
Он вдруг заплакал, сдерживаясь и всхлипывая. Оттого что он сдерживался, из горла у него вырывался слабый писк.
— Плачь, дурной, — спокойно, даже одобрительно, сказал Никифор. — Кабы не то, что Христя тебя любила, мишуреса несчастного, я бы разом кончил с тобой. Взял бы грех на душу.
— Кончайте! — крикнул Иося. — Пожалуйста! Может, я того и хочу. Мне же лучше гнить в могиле.
— Дурной ты был и остался дурной, — печально ответил Никифор. — Вот ворочусь из Киева, тогда и кончу тебя, чтобы ты не травил мне сердце. Забедовал я совсем.
— А на кого вы хату покинули? — спросил Иося, перестав плакать.
— Ни на кого. Заколотил — и годи! Нужна мне теперь та хата, как мертвому понюшка!
Я слушал этот непонятный разговор. Над Припятью стеной подымался туман. Сырые доски пахли лекарственно и резко. По местечку нехотя брехали собаки.
— Хоть бы знать, когда припрется та чертова макитра, тот пароход! — с досадой сказал Никифор. — Выпили бы мы, Иосиф, косушку. Оно бы на душе и полегчало. Да где ее теперь взять, косушку?
Я согрелся в шинели и задремал, прислонившись к стене.
Утром пароход не пришел. Кушер сказал, что он заночевал где-нибудь из-за тумана и беспокоиться нечего — все равно пароход простоит в Чернобыле несколько часов.
Я напился чаю. Игнатий Лойола уехал.
От скуки я пошел побродить по местечку. На главной улице были открыты лавчонки. Из них несло селедкой и стиральным мылом. В дверях парикмахерской с висевшей на одном костыле вывеской стоял в халате веснушчатый парикмахер и грыз семечки.
От нечего делать я зашел побриться. Парикмахер, вздыхая, намылил мне щеки холодной пеной и начал обычный в провинциальных парикмахерских деликатный допрос — кто я и зачем попал в это местечко.
Вдруг по дощатому тротуару мимо окна промчались, свистя и гримасничая, мальчишки, и знакомый голос Иоськи прокричал:
Не разбужу я песней удалою
Роскошный сон красавицы моей.
— Лазарь! — крикнул из-за дощатой перегородки женский голос. — Закрой на засов двери! Опять Иоська пьяный. Что ж это делается, боже мой!
Парикмахер закрыл дверь на засов и задернул занавеску.
— Как увидит кого в парикмахерской, — объяснил он со вздохом, — так сейчас же зайдет и будет петь, танцевать и плакать.
— А что с ним? — спросил я.
Но парикмахер не успел ответить. Из-за перегородки вышла молодая растрепанная женщина с удивленными, блестящими от волнения глазами.
— Слушайте, клиент! — сказала она. — Во-первых, здравствуйте! А во-вторых, Лазарь ничего не сообразит рассказать, потому что мужчина не в состоянии понять женское сердце. Что?! Не качай головой, Лазарь! Так слушайте и хорошо подумайте про то, что я вам скажу. Чтоб вы знали, на какой ад идет девушка от любви к молодым людям.
— Маня, — сказал парикмахер, — не увлекайся.
Иоська кричал где-то уже в отдалении:
Как умру, так приходите
На мою могилку,
Колбасы мне принесите
Да ханжи бутылку!
— Какой ужас! — сказала Маня. — И это Иоська! Тот Иоська, что должен был учиться на фельдшера в Киеве, сын Песи — самой доброй женщины в Чернобыле. Слава богу, она не дожила до такого позора. Вы понимаете, клиент, как надо женщине полюбить мужчину, чтобы пойти из-за него на пытку!
— Что ты такое говоришь, Маня! — воскликнул парикмахер. — Клиент же ничего от тебя не поймет.
— Была у нас ярмарка, — сказала Маня. — На ту ярмарку приехал вдовый лесник Никифор из-под Карпиловки со своей единственной дочерью Христей. Ох, если бы вы ее видели! Вы бы потеряли рассудок! Я вам скажу, — глаза были синие, как то небо, а косы светлые, будто она их мыла в золотой воде. А ласковая! А тонкая, как я не знаю что! Ну, Иоська увидел ее и потерял дар речи. Полюбил. Так в этом, я вам скажу, ничего удивительного я не нахожу. Сам царь, если бы ее встретил, тоже начал бы сохнуть. Удивительно то, что она его полюбила. Вы же его видели? Маленький, как тот мальчик, весь рыжий, голос писклявый, ничего не делает без причуд. Одним словом, кинула Христя отца и пришла до Иоськи в дом. Вы пойдите посмотрите этот дом! Полюбуйтесь! Козе в нем тесно было жить, не то что им втроем. Одно только, что чисто. И что же вы скажете — Песя ее приняла, как королевскую принцессу. И Христя жила с Иоськой, как жена, и он был такой веселый, Иоська, — светился, как фонарь. А вы знаете, что это значит, когда еврей живет с православной? Их же нельзя повенчать. Все местечко закудахтало, как сто квочек. Тогда Иоська решил выкреститься и пошел в церковь до отца Михаила. А тот ему говорит: «Раньше следовало бы выкреститься, а потом портить христианскую девушку. Ты сделал навыворот, и теперь без разрешения митрополита я тебя, иерусалимский дворянин, не окрещу». Иоська обозвал его нехорошим словом и ушел. Тогда вмешался наш раввин, наш ребе. Он узнал, что Иоська ходил креститься, и проклял его за это в синагоге до десятого колена. А тут еще приехал Никифор, валялся в ногах у Христи, просил, чтобы вернулась домой. Так она только плакала и ни за что не вернулась. Ну, конечно, мальчишек кто-то подговорил. Они как увидят Христю, так и кричат: «Эй, Христя, кошерная! Хочешь кусочек трефного мяса?» И показывают ей дули. На улице все кто-нибудь возьмет да и кинет ей в спину из-за забора кусок навоза. Весь дом тети Песи измазали дегтем, вы представляете?
— Ой, тетя Песя! — вздохнул парикмахер. — Это была женщина!
— Постой, дай рассказать! — прикрикнула на него Маня. — Раввин позвал до себя тетю Песю и сказал: «Вы развели блуд в своем доме, уважаемая Песя Израилевна. Вы преступили закон. За это я прокляну ваш дом и Иегова покарает вас, как продажную женщину. Поимейте жалость к своей седой голове». Так вы знаете, что она ему ответила! «Вы не раввин, — сказала она. — Вы городовой! Люди любят друг друга, так какое ваше дело лезть до них со своими жирными от смальца лапами!» Плюнула и ушла. Тогда раввин и ее проклял в синагоге. Вот как у нас умеют мордовать людей. Только вы никому этого не передавайте. Все местечко только и жило, что этим делом. Наконец Иоську и Христю потребовал до себя исправник Сухаренко и сказал: «Тебя, Иоська, за кощунственное оскорбление иерея греко-российской церкви отца Михаила я отдаю под суд. И ты попробуешь у меня каторги. А Христю я силой верну отцу. Даю три дня на размышление. Вы мне взбаламутили весь уезд. Я за вас получу нагоняй от господина губернатора».
Тут же Сухаренко посадил Иоську в холодную, — говорил потом, что хотел только попугать. Что же случается, как вы думаете? Вы мне не поверите, но Христя умерла от горя. На нее было жалко смотреть. Прямо сердце останавливалось у добрых людей. Она плакала несколько дней, а потом у нее уже и слез не хватило, и глаза высохли, и она ничего не ела. Только просила, чтобы допустили ее до Иоськи. А в самый Иом-Кипур, в Судный день, она, как уснула вечером, так и не проснулась. И лежала такая белая и счастливая, — должно быть, благодарила бога, что он взял ее от этой паскудной жизни. Зачем ей такая кара, что она полюбила того Иоську? Скажите же мне: зачем?! Нету разве других людей на свете? Иоську Сухаренко тут же выпустил, но он сделался совсем психический и с того дня начал пить и выпрашивать у людей на хлеб.
— Я б на его месте предпочел умереть, — сказал парикмахер. — Пустил бы себе пулю в лоб.
— Ой, какие вы храбрецы! — воскликнула Маня. — А как дойдет до дела, то будете обходить смерть за сто верст. Вы же не имеете понятия, как любовь может спалить до пепла женское сердце.
— Что женское, что мужское сердце, — ответил парикмахер и пожал плечами, — какая разница!
Из парикмахерской я пошел на постоялый двор. Ни Иоськи, и Никифора там не было. Кушер сидел в потертом жилете у окна и пил чай. В комнате жужжали жирные мухи.
Маленький пароход пришел только к вечеру. Он простоял в Чернобыле до ночи. Мне дали место в салоне на облезлом клеенчатом диване.
Ночью опять нанесло туман. Пароход приткнулся носом к берегу. Так он простоял до позднего утра, пока туман не рассеялся. Никифора я на пароходе не нашел. Должно быть, он запил вместе с Иоськой.
Я так подробно рассказал об этом случае потому, что, вернувшись в Киев, тотчас сжег тетради с первыми ранними своими стихами. Без всякой жалости я смотрел, как превращались в пепел изысканные фразы и гибли без возврата «пенные хрустали», «сапфирные небеса», таверны и пляски гитан.
Отрезвление пришло сразу. Любовь, оказывается, сопровождалась не «томлением умирающих лилий», а комьями навоза. Его бросали в спину прекрасной, любящей женщине.
Думая об этом, я и решил написать свой первый, как я говорил себе, «настоящий рассказ» о судьбе Христи.
Я долго мучился над ним и не понимал, почему он выходит у меня вялым и бледным, несмотря на трагическое содержание. Потом я догадался. Во-первых, потому, что рассказ был написан с чужих слов, и, во-вторых, потому, что я увлекался любовью Христи и оставил в стороне изуверский быт местечка.
Я заново переписал рассказ. Меня самого удивляло, что в него никак «не ложились» изысканные и красивые слова. Он требовал правды и простоты.
Когда я принес этот свой первый рассказ в редакцию журнала, где раньше печатали мои стихи, редактор сказал:
— Зря тратили порох, молодой человек. Рассказ напечатать нельзя. За одного исправника нам пропишут кузькину мать. Но вообще рассказ сделан крепко. Принесите нам что-нибудь другое. И подписывайтесь, пожалуйста, только псевдонимом. Вы же гимназист. Вас за это выгонят из гимназии.
Я забрал рассказ и спрятал его. Только на следующую весну я достал его, прочел и понял еще одно обстоятельство: в рассказе не чувствовалось автора — ни его гнева, ни мыслей, ни преклонения перед любовью Христи.
Тогда я снова переделал рассказ и отнес его редактору — не для печатания, а для оценки.
Редактор прочел его при мне, встал, похлопал меня по плечу и сказал только одно слово:
— Благословляю!
Так впервые я убедился в том, то главное для писателя — это с наибольшей полнотой и щедростью выразить себя в любой вещи, даже в таком маленьком рассказе, и тем самым выразить свое время и свой народ. В этом выражении себя ничто не должно сдерживать писателя — ни ложный стыд перед читателями, ни страх повторить то, что уже было сказано (но по-иному) другими писателями, ни оглядка на критиков и редактора.
Во время работы надо забыть обо всем и писать как бы для себя или для самого дорогого человека на свете.
Нужно дать свободу своему внутреннему миру, открыть для него все шлюзы и вдруг с изумлением увидеть, что в твоем сознании заключено гораздо больше мыслей, чувств и поэтической силы, чем ты предполагал.
Творческий процесс в самом своем течении приобретает новые качества, усложняется и богатеет.
Это похоже на весну в природе. Солнечная теплота неизменна. Но она растапливает снег, нагревает воздух, почву и деревья. Земля наполняется шумом, плеском, игрой капель и талых вод — тысячами признаков весны, тогда как, повторяю, солнечная теплота остается неизменной.
Так и в творчестве. Сознание остается неизменным в своей сущности, но вызывает во время работы вихри, потоки, каскады новых мыслей и образов, ощущений и слов. Поэтому иногда человек сам удивляется тому, что написал.
Писателем может быть только тот, у кого есть что сказать людям нового, значительного и интересного, тот человек, который видит многое, чего остальные не замечают.
Что касается меня, то очень скоро я понял, что могу сказать до обидного мало. И что порыв к творчеству может так же легко угаснуть, как и возник, если оставить его без пищи. Слишком небогат и узок был запас моих житейских наблюдений.
В то время книга стояла у меня над жизнью, а не жизнь над книгой. Нужно было наполнить себя жизнью до самых краев.
Поняв это, я совершенно бросил писать — на десять лет — и, как говорил Горький, «ушел в люди», начал скитаться по России, менять профессии и общаться с самыми разными людьми.
Но это не была искусственно созданная жизнь. Я не был профессиональным наблюдателем или сборщиком фактов.
Нет! Я просто жил, не стараясь хоть что-нибудь записывать или запоминать для будущих книг.
Я жил, работал, любил, страдал, надеялся, мечтал, зная только одно — что рано или поздно, в зрелом возрасте или, может быть, даже в старости, но я начну писать, вовсе не оттого, что я поставил себе такую задачу, а потому, что этого требовало мое существо. И потому, что литература была для меня самым великолепным явлением в мире.
Драгоценная пыль
Мусорщик Жан Шамет убирает ремесленные мастерские в парижском предместье.
Служа солдатом во время мексиканской войны, Шамет заболел лихорадкой, и его отправили на родину. Полковой командир поручил Шамету отвезти во Францию свою восьмилетнюю дочь Сюзанну. Всю дорогу Шамет заботился о девочке, а Сюзанна охотно слушала его истории о золотой розе, приносящей счастье.
Однажды Шамет встречает молодую женщину, в которой узнаёт Сюзанну. Плача, она говорит Шамету, что ей изменил возлюбленный, и у неё нет теперь дома. Сюзанна селится у Шамета. Через пять дней она мирится с возлюбленным и уезжает.
Расставшись с Сюзанной, Шамет перестаёт выбрасывать из ювелирных мастерских сор, в котором всегда остаётся немного золотой пыли. Он строит маленькую веялку и перевеивает ювелирную пыль. Добытое за много дней золото Шамет отдаёт ювелиру для изготовления золотой розы.
Роза готова, но Шамет узнаёт, что Сюзанна уехала в Америку, и след её затерялся. Он бросает работу и заболевает. Никто не ухаживает за ним. Навещает его только ювелир, сделавший розу.
Вскоре Шамет умирает. Ювелир продаёт розу пожилому писателю и рассказывает ему историю Шамета. Роза представляется писателю прообразом творческой деятельности, в которой, «как из этих драгоценных пылинок, рождается живой поток литературы».
Надпись на валуне
Паустовский живёт в маленьком домике на Рижском взморье. Неподалёку лежит большой гранитный валун с надписью «В память всех, кто погиб и погибнет в море». Паустовский считает эту надпись хорошим эпиграфом к книге о писательском труде.
Писательство — призвание. Писатель стремится передать людям мысли и чувства, волнующие его самого. По велению зова своего времени и народа писатель может стать героем, вынести тяжёлые испытания.
Пример этому — судьба голландского писателя Эдуарда Деккера, известного под псевдонимом «Мультатули» (лат. «Многострадальный»). Служа правительственным чиновником на острове Ява, он защищал яванцев и встал на их сторону, когда они восстали. Мультатули умер, так и не дождавшись справедливости.
Столь же самоотверженно был предан своему делу и художник Винсент Ван-Гог. Он не был борцом, но внёс в сокровищницу будущего свои картины, воспевающие землю.
Цветы из стружек
Величайший дар, остающиеся нам от детства — поэтическое восприятие жизни. Человек, сохранивший этот дар, становится поэтом или писателем.
Во время своей бедной и горькой молодости Паустовский пишет стихи, но вскоре понимает, что его стихи — это мишура, цветы из раскрашенных стружек, и вместо них пишет свой первый рассказ.
Первый рассказ
Эту историю Паустовский узнаёт от жительницы Чернобыля.
Еврей Йоська влюбляется в красавицу Христу. Девушка тоже любит его — маленького, рыжего, с писклявым голосом. Христя переезжает в дом Йоськи и живёт с ним как жена.
Местечко начинает волноваться — еврей живёт с православной. Йоська решает выкреститься, но отец Михаил отказывает ему. Йоська уходит, обругав священника.
Узнав о решении Йоськи, раввин проклинает его семью. За оскорбление священника Йоська попадает в тюрьму. Христя умирает от горя. Исправник выпускает Йоську, но тот теряет рассудок и становится нищим.
Вернувшись в Киев, Паустовский пишет об этом свой первый рассказ, весной перечитывает его и понимает — в нём не чувствуется преклонения автора перед любовью Христы.
Паустовский считает, что запас его житейских наблюдений очень беден. Он бросает писать и десять лет скитается по России, меняет профессии и общается с самыми разными людьми.
Молния
Замысел — это молния. Он возникает в воображении, насыщенном мыслями, чувствами, памятью. Для появления замысла нужен толчок, которым может быть всё, происходящее вокруг нас.
Воплощение замысла — это ливень. Замысел развивается от постоянного соприкосновения с действительностью.
Вдохновение — это состояние душевного подъёма, сознания своей творческой силы. Тургенев называет вдохновение «приближением бога», а для Толстого «вдохновение состоит в том, что вдруг открывается то, что можно сделать…».
Бунт героев
Планы своих будущих произведений составляют почти все писатели. Писать без плана могут писатели, обладающие даром импровизации.
Как правило, герои задуманного произведения сопротивляются плану. Лев Толстой писал, что его герои ему не подчиняются и поступают так, как им хочется. Всем писателям известна эта неподатливость героев.
История одной повести. Девонский известняк
1931 год. Паустовский снимает комнату в городе Ливны Орловской области. У хозяина дома жена и две дочери. Старшую, девятнадцатилетнюю Анфису, Паустовский встречает на берегу реки в обществе хилого и тихого светловолосого подростка. Выясняется, что Анфиса любит мальчика, больного туберкулёзом.
Однажды ночью Анфиса кончает с собой. Впервые Паустовский становится свидетелем безмерной женской любви, которая сильнее смерти.
Железнодорожный врач Мария Дмитриевна Шацкая приглашает Паустовского переехать к ней. Она живёт с матерью и братом, геологом Василием Шацким, сошедшим с ума в плену у басмачей Средней Азии. Василий постепенно привыкает к Паустовскому и начинает разговаривать. Шацкий интересный собеседник, но при малейшей усталости он начинает бредить. Его историю Паустовский описывает в «Кара-Бугазе».
Замысел повести появляется у Паустовского во время рассказов Шацкого о первых исследованиях Кара-Бугаского залива.
Изучение географических карт
В Москве Паустовский достаёт подробную карту Каспийского моря. В своём воображении писатель долго странствует по его берегам. Его отец не одобряет увлечения географическими картами — оно сулит много разочарований.
Привычка представлять себе разные места помогает Паустовскому правильно увидеть их в действительности. Поездки в Астраханскую степь и на Эмбу дают ему возможность написать книгу о Кара-Бугазе. Только небольшая часть собранного материала входит в повесть, но Паустовский не жалеет — это материал пригодится для новой книги.
Зарубки на сердце
Каждый день жизни оставляет в памяти и на сердце писателя свои зарубки. Хорошая память — одна из основ писательства.
Работая над рассказом «Телеграмма», Паустовский успевает полюбить старый дом, где живёт одинокая старушка Катерина Ивановна, дочь известного гравёра Пожалостина, за его тишину, запах берёзового дыма из печки, старые гравюры на стенах.
Катерина Ивановна, жившая с отцом в Париже, очень страдает от одиночества. Однажды она жалуется Паустовскому на свою одинокую старость, а через несколько дней сильно заболевает. Паустовский вызывает из Ленинграда дочь Катерины Ивановны, но она опаздывает на три дня и приезжает уже после похорон.
Далее Паустовский размышляет о богатстве русского языка, мечтает об издании различных толковых словарей и краткой книги о жизни замечательных людей.
Алмазный язык
Родник в мелколесье
Чудесные свойства и богатство русского языка открываются лишь тому, кто любит и знает свой народ, чувствует прелесть нашей земли. В русском языке есть много хороших слов и названий для всего, что существует в природе.
У нас есть книги знатоков природы и народного языка — Кайгородова, Пришвина, Горького, Аксакова, Лескова, Бунина, Алексея Толстого и многих других. Главный же источник языка — сам народ. Паустовский рассказывает о леснике, которого восхищает родство слов: родник, рождение, родина, народ, родня…
Язык и природа
В лето, проведённое Паустовским в лесах и лугах Средней России, писатель заново узнаёт много слов, известных ему, но далёких и непережитых.
Например, «дождевые» слова. Каждый вид дождя имеет в русском языке отдельное самобытное название. Спорый дождь льётся отвесно, сильно. Мелкий грибной дождь сыплет из низких туч, после него начинают буйно лезть грибы. Слепой дождь, идущий при солнце, народ называет «Царевна плачет».
Одно из прекрасных слов русского языка — слово «заря», а рядом слово «зарница».
Груды цветов и трав
Паустовский ловит рыбу в озере с высокими, крутыми берегами. Он сидит у самой воды в густых зарослях. Наверху, на заросшем цветами лугу, деревенские дети собирают щавель. Одна из девочек знает названия множества цветов и трав. Потом Паустовский узнаёт, что бабка девочки — лучшая в области травница.
Словари
Паустовский мечтает о новых словарях русского языка, в которых можно было бы собрать слова, имеющие отношение к природе; меткие местные слова; слова из разных профессий; мусорные и мёртвые слова, канцелярщину, засоряющую русский язык. Словари эти должны быть с объяснениями и примерами, чтобы их можно было читать как книги.
Эта работа не под силу одному человеку, ведь наша страна богата словами, описывающими всё разнообразие русской природы. Богата наша страна и местными диалектами, образными и благозвучными. Превосходна морская терминология и разговорный язык моряков, которые, как и язык людей многих других профессий, заслуживают отдельного исследования.
Случай в магазине Альшванга
Зима 1921 года. Паустовский живёт в Одессе, в бывшем магазине готового платья «Альшванг и компания». Он служит секретарём в газете «Моряк», где работает много молодых писателей. Из старых писателей часто заходит в редакцию только Андрей Соболь, всегда чем-то взволнованный человек.
Однажды Соболь приносит в «Моряк» свой рассказ, интересный и талантливый, но раздёрганный, спутанный. Предложить Соболю исправить рассказ никто не решается из-за его нервозности.
Корректор Благов за одну ночь исправляет рассказ, не изменив ни одного слова, а просто правильно расставив знаки препинания. Когда рассказ печатают, Соболь благодарит Благова за его мастерство.
Как будто пустяки
Свой добрый гений есть почти у каждого писателя. Паустовский считает своим вдохновителем Стендаля.
Есть множество незначительных на первый взгляд обстоятельств и навыков, помогающих писателям работать. Известно, что Пушкин лучше всего писал осенью, часто пропускал места, которые ему не давались, и возвращался к ним позже. Гайдар придумывал фразы, потом записывал их, потом опять придумывал.
Паустовский описывает особенности писательского труда Флобера, Бальзака, Льва Толстого, Достоевского, Чехова, Андерсена.
Старик в станционном буфете
Паустовский очень подробно рассказывает историю о бедном старике, у которого не было денег накормить свою собаку Пети. Однажды старик заходит в буфет, где молодые люди пьют пиво. Пети начинает выпрашивать у них бутерброд. Они кидают собаке кусок колбасы, оскорбляя при этом её хозяина. Старик запрещает Пети брать подачку и на последние гроши покупает её бутерброд, но буфетчица даёт ему два бутерброда — это её не разорит.
Писатель рассуждает об исчезновении подробностей из современной литературы. Подробность нужна, только если она характерна и тесно связана с интуицией. Хорошая подробность вызывает у читателя верное представление о человеке, событии или эпохе.
Белая ночь
Горький задумывает издать серию книг «История фабрик и заводов». Паустовский выбирает старинный завод в Петрозаводске. Он был основан Петром Первым для отливки пушек и якорей, потом изготовлял бронзовое литьё, а после революции — дорожные машины.
В петрозаводских архивах и библиотеке Паустовский находит много материала для книги, но ему никак не удаётся создать из разрозненных заметок единое целое. Паустовский решает уехать.
Перед отъездом он находит на заброшенном кладбище могилу, увенчанную сломанной колонной с надписью по-французски: «Шарль Евгений Лонсевиль, инженер артиллерии Великой армии Наполеона…».
Материалы об этом человеке «скрепляют» собранные писателем данные. Участник Французской революции Шарль Лонсевиль был взят в плен казаками и сослан на Петрозаводский завод, где умер от горячки. Материал был мёртв, пока не появился человек, ставший героем повести «Судьба Шарля Лонсевиля».
Животворящее начало
Воображение — свойство человеческой натуры, создающее вымышленных людей и события. Воображение заполняет пустоты человеческой жизни. Сердце, воображение и разум — среда, где зарождается культура.
Воображение основано на памяти, а память — на действительности. Закон ассоциаций сортирует воспоминания, которые теснейшим образом участвуют в творчестве. Богатство ассоциаций свидетельствует о богатстве внутреннего мира писателя.
Ночной дилижанс
Паустовский планирует написать главу о силе воображения, но заменяет её рассказом об Андерсене, который едет из Венеции в Верону ночным дилижансом. Попутчицей Андерсена оказывается дама в тёмном плаще. Андерсен предлагает погасить фонарь — темнота помогает ему выдумывать разные истории и представлять себя, некрасивого и застенчивого, юным оживлённым красавцем.
Андерсен возвращается к действительности и видит, что дилижанс стоит, а возница торгуется с несколькими женщинами, которые просят их подвезти. Возница требует слишком много, и Адерсен приплачивает за женщин.
Через даму в плаще девушки пытаются узнать, кто им помог. Андерсен отвечает, что он предсказатель, умеет угадывать будущее и видеть в темноте. Он называет девушек красавицами и предсказывает каждой из них любовь и счастье. В благодарность девушки целуют Андерсена.
В Вероне дама, представившаяся Еленой Гвиччиоли, приглашает Андерсена в гости. При встрече Елена признаётся, что узнала в нём знаменитого сказочника, который в жизни боится сказок и любви. Она обещает помочь Андерсену, как только это потребуется.
Давно задуманная книга
Паустовский решает написать книгу-сборник коротких биографий, среди которых найдётся место и для нескольких рассказов о безвестных и забытых людях, бессребрениках и подвижниках. Один из них — речной капитан Оленин-Волгарь, человек с чрезвычайно насыщенной жизнью.
В этом сборнике Паустовский хочет упомянуть и о своём знакомом — директоре краеведческого музея в маленьком городке Средней России, которого писатель считает примером преданности делу, скромности и любви к своему краю.
Далее следуют заметки Паустовского о некоторых писателях из его списка.
Чехов
Некоторые рассказы писателя и врача Чехова — образцовые психологические диагнозы. Жизнь Чехова поучительна. Много лет он по каплям выдавливал из себя раба — именно так Чехов говорил о себе. Паустовский хранит часть своего сердца в чеховском доме на Аутке.
Александр Блок
В ранних малоизвестных стихах Блока есть строчка, вызывающая в памяти всю прелесть туманной юности: «Весна моей мечты далёкой…». Это озарение. Из таких озарений состоит весь Блок.
Ги де Мопассан
Творческая жизнь Мопассана стремительна, как метеор Беспощадный наблюдатель человеческого зла, к концу жизни он склонялся к прославлению любви-страдания и любви-радости.
В последние часы Мопассану казалось, что его мозг изъеден какой-то ядовитой солью. Он сожалел о чувствах, которые отверг в своей торопливой и утомительной жизни.
Максим Горький
Для Паустовского Горький — вся Россия. Как нельзя представить Россию без Волги, так нельзя подумать, что в ней нет Горького. Он любил и досконально знал Россию. Горький открывал таланты и определял эпоху. От таких людей, как Горький, можно начинать летоисчисление.
Виктор Гюго
Гюго, неистовый, бурный человек, преувеличивал всё, что видел в жизни и о чём писал. Он был рыцарем свободы, её глашатаем и вестником. Гюго внушил многим писателям любовь к Парижу, и за это они благодарны ему.
Михаил Пришвин
Пришвин родился в старинном городе Ельце. Природа вокруг Ельца очень русская, простая и небогатая. В этом её свойстве лежит основа писательской зоркости Пришвина, секрет пришвинского обаяния и колдовства.
Александр Грин
Паустовский удивлён биографией Грина, его тяжкой жизнью отщепенца и неприкаянного бродяги. Непонятно, как этот замкнутый и страдающий от невзгод человек сохранил великий дар мощного и чистого воображения, веру в человека. Поэма в прозе «Алые паруса» причислила его к замечательным писателям, ищущим совершенства.
Эдуард Багрицкий
В рассказах Багрицкого о себе столько небылиц, что порой невозможно отличить истину от легенды. Выдумки Багрицкого — характерная часть его биографии. Он сам искренне верил в них.
Багрицкий писал великолепные стихи. Он умер рано, так и не взяв «ещё несколько трудных вершин поэзии».
Искусство видеть мир
Знание смежных с искусством областей — поэзии, живописи, архитектуры, скульптуры и музыки — обогащает внутренний мир писателя, придаёт особую выразительность его прозе.
Живопись помогает прозаику увидеть краски и свет. Художник часто замечает то, чего писатели не видят. Паустовский впервые видит всё разнообразие красок русского ненастья благодаря картине Левитана «Над вечным покоем».
Совершенство классических архитектурных форм не даст писателю составить тяжеловесную композицию.
У талантливой прозы свой ритм, зависящий от, чувства языка и хорошего «писательского слуха», который связан со слухом музыкальным.
Больше всего обогащает язык прозаика поэзия. Лев Толстой писал, что никогда не поймёт, где граница между прозой и поэзией. Владимир Одоевский назвал поэзию предвестником «того состояния человечества, когда оно перестанет достигать и начнёт пользоваться достигнутым».
В кузове грузовой машины
1941 год. Паустовский едет в кузове грузовика, прячась от налётов немецкой авиации. Попутчик спрашивает писателя, о чём он думает во время опасности. Паустовский отвечает — о природе.
Природа будет действовать на нас со всей силой, когда наше душевное состояние, любовь, радость или печаль придут в полное соответствие с ней. Природу надо любить, и эта любовь найдёт верные пути, чтобы выразить себя с наибольшей силой.
Напутствие самому себе
Паустовский заканчивает первую книгу своих заметок о писательском труде, понимая, что работа не закончена и осталось множество тем, о которых нужно написать.
Так как в писательстве уже не первый год, то позволю себе побыть Капитаном Очевидностью для начинающих писателей и сделать краткий гайд, на что стоит обратить внимание в своем образовании, если вы вдруг решили написать шедевр и загнать его за мульон деревянных в издательство собрались заняться этим неблагодарным делом – начать писать книги.
Дисклеймер: все нижеописанное основывается исключительно на набитых синяках и шишках, сиречь читательском, писательском и преподавательском опыте. Если что-то не подходит – окей, значит, вы работаете по-другому, и вам это просто не подходит!
Погнали!
Не открою Америку, правда, если скажу, что для того, чтобы быть хорошим писателем, надо быть хорошим читателем. Все слышали эту фразу, но не все понимают, что она значит. А это просто: учиться читать с карандашом. Отмечать места, которые вас особенно тронули или понравились, меткие фразы, отличные сравнения и метафоры – все, все в копилочку! Когда у меня еще не было никакого интернета, я завела себя отдельную тетрадку, в которую переписывала все эти найденные сокровища. Вы можете спорить с автором или развивать его мысль прямо на полях книги, соглашаться, дополнять, иронизировать – почему бы и нет? Отмечайте важные места стикерами, чтобы потом вернуться к ним, подчеркивайте карандашом, рисуйте персонажей – да-да, все то, чего нельзя было делать со школьными учебниками!
Второй уровень развития читательского мастерства – умение анализировать прочитанное. Не просто отметить для себя «понравилось/ не понравилось», а объяснить – почему. Что задело, что оставило равнодушным? Герои вызывают сочувствие или их убить хочется лопатой? А что можно сказать об их мотивах? И о мире вокруг них? А как связано время написания книги с ее тематикой?..
Иногда выражать свои мысли очень сложно, но можно начать с малого – хотя бы с кратких отзывов в духе «понравилось, потому что…», «это было плохо, потому что…». И да – тренироваться в них постоянно! В любой форме – отзыва на LiveLib, КиноПоиске (если речь о фильме), на своей страничке. В сети можно легко найти примеры для структурирования отзывов.
Можно писать и настоящие рецензии. Напомню, что это жанр аналитический, в котором эмоциям от текста не уделяется большого значения, а оценок «хорошо» или «плохо» — не существует вовсе. На первый план выходит анализ композиции, сюжета, динамики, фабулы, системы образов, языка, социального контекста, проблематики и идеи, конфликтов. Думая над рецензией, можно гораздо глубже осмыслить книгу, чем при поверхностном впечатлении.
Чтобы такие рецензии получались по-настоящему интересными, нужно читать много литературной критики. Не кривитесь: Белинского и Писарева вас никто читать не заставит. Можно начать с Дмитрия Быкова, к примеру, или с Андрея Аствацатурова. Или с Галины Юзефович. А может, вам вообще нравится во-он тот чел с YouTube. Найдите критика, чья подача и образ мысли вам по душе – и смотрите, как он препарирует тексты. Кстати, кинокритики тоже прекрасно умеют разбирать сюжет, и после 100500 видео с Женей Бэдкомедианом в голове поселяется вредный голосок, который орет “ружье Бандарчука!”, когда в сюжете происходит дичь.
Книги по писательскому мастерству? Несомненно. Главное – найти своего автора, того, кто не будет поучать (как я, ха) или вгонять в депрессию невозможностью достичь идеала – а вдохновит вас. В топку все книги в духе “как написать бестселлер за неделю” — они обычно предлагают готовые схемы сомнительного качества и полезности. Для прокачки теории годятся любые ресурсы по литературоведческому анализу (научитесь видеть приемы и закономерности в чужих текстах): анализу сюжета и композиции, фабулы, системы образов etc., и книги о том, как все это организовать в своих текстах. Например, вузовские учебники по литературоведению, Вандермеер “Книга чудес”, Воглер “Путешествие героя”, Кэмпбелл “Тысячеликий герой”, сборник статей Г. Л. Олди…
Если хочется сразу начать с практики — подойдет “Школа литературного мастерства” Юргена Вольфа или “Держись и пиши” Екатерины Оаро. А если в вашей жизни не хватает мотивации и вдохновения, то можно пройти “Одиссею писателя” Кендры Левин.
Однако, если вы только начинаете, мой вам совет: относитесь осторожно к книгам по сценарному мастерству (“Кино между адом и раем” Митты). Они работают с другим типом текста, гораздо более жестко структурированным, чем рассказ или роман. Вас будут убеждать, что необходима трехактная структура, неожиданные повороты и интрига, и бог знает что еще. Возможно, вам это действительно нужно. Возможно – нет. Главное – помнить, что рецепта «как написать хорошую книгу» не существует: вы должны придумать его сами.
Отдельно скажу о книгах, посвящённых стилистике. “Слово живое и мертвое” Норы Галь даже не обсуждается, это Библия начинающего писателя. Туда же — Чуковский и его “Живой как жизнь”. Учебник по стилистике русского языка Голуб академичен, но тоже может пригодиться, как и любые материалы по культуре речи и лингвистическому анализу текста. А вот распиаренную “Пиши, сокращай” Ильяхова стоит читать с осторожностью: она написана для рекламщиков, маркетологов и журналистов.
За скобками оставлю многочисленные статьи, интервью, мемуары писателей — все это обычно изучается в процессе и иногда очень классно совпадает с твоим мировоззрением, оттуда можно выцеплять интересные идеи или искать в них вдохновение. Из моих любимых — “Автобиография” Агаты Кристи. И про жизнь, и про писательство, и про эпоху, иронично, легко и интересно.
А теперь, когда у вас есть вектор, вы можете смело вооружаться полотенцем и покорять Галактику!