Рассказ оля пишет коле коля пишет оле оля пишет коле

Оле пишет не Коля

Дорогая Оля! Я очень рад, что проиграл пари. Спасибо, что помогла Коле доказать, «на что он способен». Для этого я и спорил!
Феликс

Оля пишет не Коле

Уважаемая Елена Станиславовна и отец Коли (не знаем, к сожалению, вашего имени-отчества)!

Даже сюда, до самого Заполярья, докатились слухи о вашем замечательном сыне Коле Незлобине! Мы гордимся Колей и хотим подражать ему, потому что он очень способный, находчивый и смелый. Но главное — очень способный!

Нам стало известно, что его выбрали командиром «Отряда Справедливых», хотя он по скромности может вам об этом даже и не рассказать. Его решили выбрать за то, что он образцово выполнил важные и ответственные задания.

И поэтому мы считаем его очень способным! Мы уже писали об этом, но хотим подчеркнуть еще раз. Он ведь и рассказы хорошо пишет, и стихи. Только он вам их не показывает, потому что он очень скромный.

Мы дружим с уральскими ребятами и знаем, что они тоже гордятся или, по крайней мере, скоро будут гордиться вашим сыном Колей Незлобиным. Мы хотим, чтобы и вы им гордились! Конечно, в душе… А виду можно особенно и не подавать. И, уж конечно, не говорите ему об этом нашем письме, потому что он очень рассердится, расстроится, а ему сейчас нужны крепкие нервы, чтобы командовать «Отрядом Справедливых».

Если вы не поверите, что письмо это и правда пришло из Заполярья, посмотрите на почтовый штемпель — и сразу убедитесь!

Завидуем, что у вас такой замечательный сын!

От имени заполярных пионеров
Ольга Воронец, Владимир Артамонов.

Коля пишет Оле

Дорогая Оля!

Вчера Елена Станиславовна сама накормила моих рыб. В обоих аквариумах… Когда я вошел в комнату, отец держал в руках тарелку с хлебными крошками, а она сыпала крошки в воду и при этом почему-то приговаривала: «Цып-цып-цып…» Как будто в аквариумах плавали цыплята. Наверно, она кормила рыб первый раз в жизни.

Я до того удивился, что даже не поблагодарил их. А Елена Станиславовна сказала, что «рацион у рыб должен быть разнообразнее», что она возьмет у одного инженера в их проектной конторе книгу Брема и узнает точно, чем «следует кормить». Что с ними обоими случилось — и с отцом и с нею? Не могу понять!

А сегодня на большой перемене Лева Звонцов устроил беседу со мной, или, как он сказал, интервью. Он попросил, чтобы я рассказал «нашим радиослушателям о некоторых подробностях переселения Анны Ильиничны в новую квартиру и о своем шефстве над нашими младшими товарищами-октябрятами». Я ничего рассказывать не стал.

Тогда Лева на всю школу сказал, что интервью получилось очень интересным и содержательным. Он сказал, что радиослушатели, конечно, оценят мою скромность и что она украшает всякого человека, а командира «Отряда Справедливых» в особенности.

Теперь, значит, я командир. Но как командовать, я не знаю. Может быть, ты по-прежнему будешь давать мне задания, а я буду их выполнять? Или просто подсказывай мне, что делать. Жду твоих писем!
Коля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Подсказывать я больше тебе ничего не буду. Ведь не подсказывала же я тебе напугать Еремкиных детской комнатой или сделать Белку моей личной «посланкой». Ты сам догадался. И все другое сам придумаешь. Я уверена!

У меня к тебе есть одна просьба. Пришли мне, пожалуйста, свою фотокарточку. Артамонов тоже очень хочет взглянуть на тебя. Правда, у меня есть фотография всего нашего класса, и я сказала Артамонову: «Отыщи здесь Колю!» Он в десять лиц ткнул пальцем, а в тебя нет, потому что ты на этой фотографии совсем не такой, какой ты на самом деле. Ты там мрачный, угрюмый и злой. Одним словом, Колька Свистун! Я раньше думала, что ты такой и есть. А теперь я хочу иметь фотографию настоящего Коли Незлобина, того самого, с которым я переписываюсь.
Оля

Коля пишет Оле

Обещаю, Оля, что не подведу тебя. Я буду хранить твой вымпел, как самое-самое дорогое. И всегда буду помнить слова, которые ты вышила золотыми буквами: «Справедливость. Честность. Смелость». Обещаю тебе.

Я даже, как командир, придумал уже одно дело для нашего пионерского «Отряда Справедливых». Сейчас расскажу какое… Откроем у нас в школе детскую комнату, чтобы такие вот ребята, как Тимошка, которые на целые дни без присмотра остаются, там у нас проводили, как говорится, свой досуг. Будем делать для них игрушки в своей столярной мастерской. Научим их всех свистеть по-птичьи, а я буду давать сеансы «отгадывания на расстоянии». Чтобы веселее было! А то ведь они, если им скучно будет, просто сбегут. И пусть Белка отвечает за эту комнату, раз она говорит, что воспитание — это женское дело.

Вот и получится, что я совсем почти не обманул Еремкиных: у нас и правда будет детская комната!

А карточку свою я выслать тебе не могу, потому что я никогда не фотографировался. Я очень долго думал, что же делать, но фотографироваться не пошел. Почему-то не хочется… Я посылаю тебе фотокарточку моей мамы. Говорят, что я очень похож на нее. Правда, карточка маленькая и с белым уголком: мама снималась для паспорта. Перед самым нашим отъездом, в то лето… У нее кончался срок паспорта. Он, кажется, даже уже кончился, и мама шутила, что ее не пропишут в лесу.

Мама тогда целые дни собиралась в дорогу, чтобы нам с отцом хорошо было отдыхать. Ей некогда было зайти за карточками, и она попросила меня. Я зашел… И сейчас эти карточки у меня, все шесть. Я никогда не расстаюсь с ними, они у меня всегда лежат в боковом кармане. Одну карточку я посылаю тебе.

Знаешь, Оля, мне почему-то кажется, что мама, когда была девчонкой, по характеру чем-то напоминала тебя. И потом, она тоже часто говорила слова, которые любишь повторять ты: «справедливо» или «несправедливо».

Посылаю карточку тебе…

Через четыре месяца снова начнется лето. И, наверно, в пионерском лагере, возле старого дуба, нам с тобой не поручат больше переписываться. Но мы, может быть, все равно будем, а? И в будущем году, и через шесть лет, и через десять? И вообще всегда.
Коля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Я получила фотографию твоей мамы. Она действительно на тебя очень похожа. Или, вернее, ты на нее. Вы очень похожи друг на друга.

Я думаю, что тебе возле старого дуба снова поручат переписываться со мной: все-таки ведь ребята не совсем еще забыли про меня, и им будет интересно, как я живу и что со мной происходит.

Но я хотела бы, чтобы тебе не давали такого задания. Лучше пусть Белка пересказывает мои письма всему классу. А мы с тобой лучше будем переписываться без всяких заданий, и ты ничего никому не пересказывай.

А может, когда-нибудь нам с тобой и не придется переписываться, потому что мы будем снова жить в одном городе, и даже на одной улице. И даже в одном доме, как раньше. Ведь может так быть? Как ты думаешь?..
Оля

Заполярье — Урал — Москва

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8

Источник

Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Алексин раздел имущество краткий пересказ». Также Вы можете бесплатно проконсультироваться у юристов онлайн прямо на сайте.

А тем временем где-то…
Безумная Евдокия
В стране вечных каникул
В тылу как в тылу
Домашнее сочинение
Домашний совет
Звоните и приезжайте
Коля пишет Оле. Оля пишет Коле
Мой брат играет на кларнете
Очень страшная история
Подумаешь, птицы
Раздел имущества
Самый счастливый день
Саша и Шура
Сердечная недостаточность
Сигнальщики и горнисты
Третий в пятом ряду
Три мушкетёра в одном купе

Краткое содержание Алексин Раздел имущества

А тем временем где-то…
Безумная Евдокия
В стране вечных каникул
В тылу как в тылу
Домашнее сочинение
Домашний совет
Звоните и приезжайте
Коля пишет Оле. Оля пишет Коле
Мой брат играет на кларнете
Очень страшная история
Подумаешь, птицы
Раздел имущества
Самый счастливый день
Саша и Шура
Сердечная недостаточность
Сигнальщики и горнисты
Третий в пятом ряду
Три мушкетёра в одном купе

Маша Миронова — это обыкновенная русская девушка, «круглолицая, румяная, с светло-русыми волосами». По натуре робкая, боялась даже ружейного выстрела.
Она была дочерью капитана Белогорской крепости. Жила Маша довольно замкнуто, одиноко; женихов в крепости не было. Мать ее, Василиса Егоровна, говорила о ней: «Хорошо, коли найдется добрый человек; а то сиди себе в девках вековечной невестою».

Познакомившись с Гриневым, Маша полюбила его. После ссоры Швабрина с Гриневым она рассказала Гриневу о предложении Швабрина стать его женой.

Подробнее…

Девочке Вере, скажем прямо, с родителями не повезло. Хотя чисто внешне кажется — семья как семья. Есть папа и мама. Оба работают. Ребенка обеспечивают. Заботятся, чтобы последствия родовой травмы регулярно контролировали лучшие врачи. Однако Алексин всей силой своего таланта доказывает своему читателю, что все это — не то… Он умело подводит нас к той мысли, что при воспитании детей мало быть их биологическим отцом или матерью. Важно самому обладать душой, излучать вокруг себя в семье атмосферу любви, терпения, заботы. А этого качества по разным причинам нет ни у матери Веры, ни у отца…

Расскажем подробнее о родителях девочки. Мама — Софья Васильевна — работает в инспекции по охране природной среды. Она — типичная карьеристка, и даже непротив закрутить служебный роман. К работе относится серьезно, а к семье — легкомысленно. Лишь бы внешне все было благочинно. Она из эгоизма разрушила мужнин талант художника. Ведь чтобы живописец состоялся, необходима поддержка супруга (супруги). Поскольку у папы Веры его наставники отмечали свой творческий стиль, карьера была гарантирована. Следовало лишь пережить 2-3 года лишений, безденежья. Софье Васильевне надо было бы вдохновлять мужа на создание очередных шедевров, успокаивать его при неудачах. Но супруге хотелось заработка немедленно. Потому она, обладая более сильным характером, убедила мужа не заниматься творчеством, а просто копировать картины на продажу. Ее не трогало, что таким образом с творчеством было покончено. А потом, когда подвернулась более прибыльная работа экскурсоводом, папа Веры оказался на ней.

Краткое содержание Алексин Раздел имущества для читательского дневника

Роман “Война и мир” – крупнейшее произведение мировой литературы. В нем одном сочетается прекрасное изображение исторических событий, великолепно изображена “Диалектика души”, с большой точностью показаны исторические личности, и, наконец, отлично описаны несколько совершенно разных семей. Вообще весь роман протекает по нескольким параллельным сюжетным линиям, так или иначе переплетающимся. Значит и главных героев в романе несколько. А именно: Пьер Безухов, Наташа Ростова, Андрей Болконский. У Пьера семья не совсем большая: сестры, дочери его отца и его жена, которую он никогда не любил. Семья Ростовых гораздо больше, но не она нас интересует, нас интересует семья князя Андрея Болконского. Она поменьше семьи Ростовых, но это не преуменьшает интерес к ней читателя и автора. Наоборот, быт этой семьи описывается даже больше и лучше, нежели аналогичное описание, касающиеся Ростовых.

Подробнее…

В вопросе о нравственной проблематике в прозе Солженицына хотелось бы обратить внимание на рассказ «Матренин двор», который изначально назывался «Не стоит село без праведника». И праведник этот — Матрена Васильевна, одинокая женщина лет шестидесяти, без средств к существованию, но бескрайне добрая, готовая отдать то малое, что у нее есть. А окружающие ее люди с жадностью это берут, да еще и осуждают Матрену за безвозмездную отзывчивость — «глупая, помогала чужим людям бесплатно». Такой образ настоящей русской души рисует Солженицын. А между тем Матрене очень нелегко пришлось в жизни — ее муж ушел на войну и не вернулся, все шестеро детей умерло — «до трех месяцев не доживали и не болея ничем».

Подробнее…

Мама давно унижает отца и не уважает его. С ней, в свою очередь, в открытую заигрывает один из ее беспринципных и корыстолюбивых сотрудников, которого зовут Антоном Александровичем. Вера иронично называет его соратником мамы в борьбе за окружающую среду. Этот человек способен на подлости. Он даже пытается дарить подарки Вере, но умная девочка отказывается от них.

Она жалеет отца, который вжился в роль подкаблучника и неудачника и безвольно плывет по реке жизни.

Суд по разделу имущества (отсюда и название повести) несет в себе опасность распада семьи. Но девочка Вера, успевшая познать добро и поэтому исцелиться, оказывается мудрее своих родителей. Она нивелирует весь процесс, отказываясь остаться с кем-либо из них, заявив, что уйдет с той частью имущества, которая отойдет к бабушке.

В центре повести — история главного героя рабочего Вощева. Уволившись с завода, он попадает в бригаду землекопов, готовящих котлован для фундамента общепролетарского дома. Рабочие котлована, воодушевленные идеей сплошной коллективизации, принимают участие в раскулачивании крестьян близлежащих деревень. Реальные события принимают фантастические формы. Крестьяне, не ожидая от советской власти ничего хорошего, при жизни сооружают себе гробы. Раскулаченных мужиков отправляют вниз по реке жизни.

На котловане появляются разные люди, одни остаются работать, другие исчезают. В процессе работы они забывают прошлое, не видят настоящего, живут мечтами о новой жизни.

Подробнее…

Краткое содержание – Раздел имущества – Алексин

Поэма Владимира Маяковского «Хорошо» состоит из 19 небольших глав. Но каждая – это отдельный эпизод из жизни российского народа как накануне Октябрьской революции, в самой революции, так и после неё.

В самом начале поэмы поясняется, что вот на этом месте был монастырь, в котором произошли такие-то события. Точней, ещё сохранились полуразрушенные здания, но нет монахов, лишь последний здесь старец ухаживает за множеством могил.

Янсонн Туве – это финская писательница, творившая на шведском языке. Также, была художницей. В возрасте 15 лет Янсонн уехала на обучение в Швецию

В гимназические дни моей молодости со мной произошёл один случай. На уроках, кроме обучающих предметов, нас научили ещё попадать в цель, маршировать. Все мои товарищи делились едой с собачкой, принося её из столовой.

В Моздокской степи идет война с немцами. Главным героем произведения является минометчик – боец. Парню было 18 лет. В лагере он выполнял важные поручения.

Т.Е.Алексиной – верному другу

и помощнику моему –

Слушание дела было назначено на двенадцать часов… А я прибежала к одиннадцати утра, чтобы заранее поговорить с судьей, рассказать ей о том, о чем в подробностях знала лишь я. Народный суд размещался на первом этаже и казался надземным фундаментом огромного жилого дома, выложенного из выпуклого серого камня. «Во всех его квартирах, – думала я, – живут и общаются люди, которых, вероятно, не за что судить… Но рассудить нужно многих. И вовремя, чтобы потом не приходилось выяснять истину на первом этаже, где возле двери, на стекле с белесыми островками, было написано: «Народный суд».

Это интересно: Депоненты по заработной плате это

Каждый воспринимает хирургическую операцию, которую ему приходится вынести, как едва ли не первую в истории медицины а о смерти своей мыслит как о единственной в истории человечества. Суд, который был назначен на двенадцать часов, тоже казался мне первым судом на земле. Однако за два часа до него началось слушание другого дела. В чем-то похожего. Но только на первый взгляд, потому что я в тот день поняла: судебные разбирательства, как и характеры людей, не могут быть близнецами.

Комната, которая именовалась залом заседаний, была переполнена. Сквозь щель в дверях, обклеенных объявлениями и предписаниями, я увидела судью, сидевшую в претенциозно-высоком кресле. Ей было лет тридцать, и на лице ее не было величия человека, решающего судьбы других. Склонившись над своим торжественным столом, как школьница над партой, она смотрела на длинного, худого, словно выдавленного из тюбика, мужчину, стоявшего ко мне спиной, с детским недоумением и даже испугом… Хотя для меня она сама была человеком с пугающей должностью.

Народных заседателей сквозь узкую щель не было видно. Неожиданно дверь распахнулась, и в коридор вывалилась молодая, дебелая женщина с таким воспаленным лицом, будто она была главной героиней всего происходившего в зале. Женщина, ударив меня дверью, не заметила этого. Мелко дрожащими пальцами она вытащила сигарету, поломала несколько спичек, но наконец закурила, плотно закупорив собой вновь образовавшуюся щель. Она дымила в коридор, а ухом и глазом, как магнитами, притягивала к себе все, что происходило за дверью.

– Кого там судят? – спросила я.

Женщина мне не ответила.

– Мама, поймите, я хочу, чтобы все было по закону, по справедливости, – донесся из зала сквозь щель слишком громкий, не веривший самому себе голос мужчины, выдавленного из тюбика.

Возникла пауза: наверное, что-то сказала судья. Или мама, которую он называл на «вы».

В ситуации, когда супруги не смогли договориться мирно, следует обратиться в суд. Порядок раздела имущества между супругами через суд складывается из следующих шагов:

Вначале нужно определиться с подсудностью, то есть решить вопрос, куда обращаться с иском. Согласно ст. 23 ГПК РФ, если речь идет о разделе имущества, общая стоимость которого не выше 50 тысяч, следует направить заявление мировым судьям. Согласно ст. 24 ГПК РФ, если цена иска превышает 50 000 рублей – необходимо подавать документы в районный или городской суд. Кроме того, важное правило закреплено в ст. 28 – иск подается по месту жительства ответчика.
Оценить стоимость имущества. Желательно обращаться к помощи профессиональных оценщиков, которые смогут провести независимую экспертизу и дать полный отчет. Особенно актуально в отношении дорогостоящих объектов.
Написать исковое заявление, в котором подробно отразить свои требования и подробности, имеющие отношение к делу. Собрать приложения, которые могли бы доказать правоту истца.
Сдать иск и приложения в канцелярию суда. Специалисты регистрируют документы и направляют их судье для рассмотрения.
По результатам ознакомления судья выносит определение о принятии иска, либо отказе в принятии. В определении будет указана дата и время судебного разбирательства.
В назначенное время явитесь в здание суда. По необходимости можно привести свидетелей, предоставить дополнительные доказательства, нанять представителя и тщательно подготовиться к разбирательству.
По итогам рассмотрения дела в открытом судебном заседании выносится решение. Резолютивная часть оглашается прямо в зале судебного заседания, полная версия подготавливается в течение нескольких дней. По правилу ст. 321 ГПК РФ, на протяжении месяца с момента вынесения резолютивной части решение вступает в законную силу. Можно начинать порядок раздела имущества.

Согласно ст. 196 ГК РФ, с момента, когда человек узнал о нарушении своего права, в течение 3 лет он может обратиться в суд для восстановления интересов. Таким образом, если один из супругов сразу не обратился в суд, он может это сделать в течение 3 лет.

Если форма заявления в ЗАГС строго регламентирована, то исковое заявление должно составляться по требованиям ст. 131 ГПК РФ. Образец заявления на раздел имущества и расторжения брака можно скачать по ссылке здесь.

В настоящее время сложилась судебная практика, что возражения банка-залогодержателя не являются основанием для отказа в разделе совместно нажитой квартиры, так как при разделе квартиры, находящейся в залоге у банка, права кредитора не нарушаются, объект залога не выбывает из залога, а залогодержатель по-прежнему может осуществлять принадлежащее ему залоговое право.

Платить ипотечный кредит обязаны оба супруг, так как обязательства супругов по возврату денежных средств в соответствии с кредитным договором возникли в период брака и, если, после его расторжения (или фактического прекращения семейных отношений, подтверждённых в том числе свидетельскими показаниями), один супруг (бывший супруг) один вносил платежи по кредитному договору, следовательно, понес убытки, то он вправе требовать полного их возмещения с бывшей супруги, то есть взыскать половину указанных платежей.

Нельзя по суду разделить обязанность оплаты, если банк-кредитор не выразил согласия на раздел долга, так как при удовлетворении требований о разделе кредитного долга нарушаются права банка требовать исполнения обязательств по договору в полном объеме от любого солидарного заемщика.

Краткое содержание книги Раздел имущества Алексин

Маша Миронова — это обыкновенная русская девушка, «круглолицая, румяная, с светло-русыми волосами». По натуре робкая, боялась даже ружейного выстрела.

Она была дочерью капитана Белогорской крепости. Жила Маша довольно замкнуто, одиноко; женихов в крепости не было.

Мать ее, Василиса Егоровна, говорила о ней: «Хорошо, коли найдется добрый человек; а то сиди себе в девках вековечной невестою».

Подробнее…

Однако Алексин всей силой своего таланта доказывает своему читателю, что все это — не то… Он умело подводит нас к той мысли, что при воспитании детей мало быть их биологическим отцом или матерью. Важно самому обладать душой, излучать вокруг себя в семье атмосферу любви, терпения, заботы.

А этого качества по разным причинам нет ни у матери Веры, ни у отца…

Ведь чтобы живописец состоялся, необходима поддержка супруга (супруги). Поскольку у папы Веры его наставники отмечали свой творческий стиль, карьера была гарантирована. Следовало лишь пережить 2-3 года лишений, безденежья.

Софье Васильевне надо было бы вдохновлять мужа на создание очередных шедевров, успокаивать его при неудачах. Но супруге хотелось заработка немедленно. Потому она, обладая более сильным характером, убедила мужа не заниматься творчеством, а просто копировать картины на продажу.

Ее не трогало, что таким образом с творчеством было покончено. А потом, когда подвернулась более прибыльная работа экскурсоводом, папа Веры оказался на ней.

О наличии «противоречий» и «темных» мест в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин» написано немало.

Одни исследователи считают, что времени после создания произведения прошло так много, что его смысл вряд ли уже будет когда-либо разгадан (в частности, Ю. М.

Лотман); другие пытаются придать «незавершенности» некий философский смысл. Однако «неразгаданность» романа имеет простое объяснение: он просто невнимательно прочитан.

Говоря о романе в целом Белинский отмечает его историзм в воспроизведенной картине русского общества. «Евгений Онегин», считает критик, есть поэма историческая, хотя в числе ее героев нет ни одного исторического лица.

Подробнее…

Вообще весь роман протекает по нескольким параллельным сюжетным линиям, так или иначе переплетающимся. Значит и главных героев в романе несколько. А именно: Пьер Безухов, Наташа Ростова, Андрей Болконский.

У Пьера семья не совсем большая: сестры, дочери его отца и его жена, которую он никогда не любил. Семья Ростовых гораздо больше, но не она нас интересует, нас интересует семья князя Андрея Болконского. Она поменьше семьи Ростовых, но это не преуменьшает интерес к ней читателя и автора.

Наоборот, быт этой семьи описывается даже больше и лучше, нежели аналогичное описание, касающиеся Ростовых.

Подробнее…

Комедия в стихах А. С. Грибоедова “Горе от ума” представляет собой сатирический взгляд на жизнь, и мировоззрение аристократического общества Москвы начала XIX века. В чем же особенности этой комедии?

Комедия занимает достойное место среди наиболее выдающихся произведений русской литературы, благодаря своему непревзойденному афористическому стилю, блестящему тонкому высмеиванию устаревших идеалов и представлений консервативного русского дворянства. Автор умело сочетает в произведении элементы классицизма и нового для России первой половины XIX реализма.

Подробнее…

Огромный вклад в развитие русского красноречия внес Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765). Он предпринял реформу русского языка, заложил основу современного русского языка. В 1744 г.

Ломоносов издал первый учебник риторики на русском языке “Краткое руководство к риторике, на пользу любителей сладкоречия сочиненное”. Издание встретило отпор академиков, предлагавших сделать перевод на латинский язык. Автор не только не сделал этого, но и подготовил в 1748 г.

новую работу – “Краткое руководство к красноречию”. М. В.

Ломоносов дал определение красноречия и оратора: “Риторика есть наука о всякой предложенной материи красно говорить и писать, то есть оную избранными речьми и пристойными словами изображать на такой конец, чтобы слушателей и читателей о справедливости ее удостоверить. Кто в сей науке искусен, тот называется ритор”.

Подробнее…

Не делай другим того, чего не хотел бы, чтобы сделали тебе». Это золотое правило, которому далеко не каждый следует. «Ты просто даешь другому частичку самого себя — в виде доброго поступка, полезной идеи, слова поддержки, помощи в трудный момент, своевременной подсказки. Ты берешь нечто из своей головы, приправляешь добротой своего сердца и вкладываешь это в голову или сердце другого», — говорил Чарльз Берр.

Внимание

Каждый день в нашей жизни дает нам огромные возможности доказать свою любовь ближнему. Но мы настолько утомлены текущими заботами, что забываем о других, не обращаем внимания на их чувства, принося дорогим нам людям страдания. Каждый любит самого себя в большей мере, чем окружающих.

А как бы хотелось, чтобы весы любви в отношениях между людьми оставались в одном положении — равновесии. Но многие из нас не способны на это.

Александр Любимов «…Одна из наиболее актуальных проблем повести — становление мелкобуржуазной морали у отдельных членов нашего общества, рождение «деловых людей», принцип жизни которых — «надо, пока надо». Они берут от общества максимум, не отдавая ничего; им ничего не стоит отказаться от людей, помогавших им во многом. Для них нет никого и ничего близкого, есть только они и «окружающая среда», которую надо использовать, не заботясь ни о чем…»Алексей Королев «Нужен, когда нужен».

Инфо

На мой взгляд, это основная проблема повести. Основная и очень глубокая. Человек, который был необходим, которого любили и уважали, вдруг оказывается лишним, когда пропадает необходимость в нем. Почему? Как такое могло случиться?Да все оттого, что человек начинает превращаться в потребителя, физическое удовлетворение вытесняет духовное.

Или Золушок — в роли безропотной трудяжки выступил на этот раз мужчина. После развода и раздела имущества суд обязал его бывшую жену выплатить компенсацию — 50 долларов 12 центов. Небольшая сумма, которую можно было оплатить и забыть. Но женщина поступила иначе. Она собрала искомую сумму — но как! В виде огромного количества пенни — это аналог нашей копейки.

Мало того — она положила пенни в три пластиковых контейнера и щедро пересыпала их рисом и бобами. Видимо, чтобы насолить бывшему муженьку. История умалчивает, стал ли мужчина перебирать содержимое или выкинул посылку к чертовой матери. Но сначала он сфотографировал послание и выложил в интернет, откуда мы и узнали об этой истории. Любуйтесь сами!

Она жалеет отца, который вжился в роль подкаблучника и неудачника и безвольно плывет по реке жизни.

“Взять все да поделить”, — говаривал Шариков, главный герой “Собачьего сердца”. Такой совет, глупый в разрезе построения государства, хорошо срабатывает в непростом деле дележки имущества. Составляется соглашение об определении долей в общем имуществе — и проблема решена.

Если, конечно, не воспринять его буквально, как это сделали жители Камбоджи. После того как суд вынес решение разделить имущество супругов пополам, бывший муж прихватил на подмогу родственников с пилами и разделил дом на две равные половины. Одна осталась жене, другую забрали с собой. Что интересно, жена не возражала: буква закона была выполнена.

Раздел имущества (А.Г. Алексин). Очень краткое содержание

В произведении «Раздел имущества» главной героиней является маленькая Вера, которая только оправилась после болезни — травмы, которую получила при рождении. Она живёт матерью, отцом и бабушкой.

Верочка была очень привязана к бабушке, потому как пожилая женщина заботилась о ребёнке в период болезни. Ради Веры бабушка ушла с работы и полностью погрузилась в воспитание внучки.

Свою маму – Софью, Вера тоже очень любила, но в то же время не чувствовала той же теплоты, какая исходила от бабушки. Мама Веры была волевой женщиной и боролась за сохранение окружающей среды. Однако знакомые семьи восхищали больше бабушкой, нежели матерью Веры. Они называли старушку «добрым гением». Матери Верочки же не нравилось, что бабушка проводит так много времени с внучкой.

После сочинения о бабушке, которое Вера написала в школе, мать девочки решила переехать вместе с дочерью от старушки. Отец Веры, не принимавший никакого участия в жизни ребёнка, был солидарен с женой.

Сама Вера была возмущена таким поведением матери. Узнав о планируемом переезде, она решила ни в коем случае не бросать бабушку. Девочка захотела выступить на суде о разделе имущества в роли свидетеля. Во время тяжбы отец девочки просил Анисию Ивановну, свою мать, согласиться отдать часть своего имущества. Судья воспринимал в штыки такое поведение сына.

Вере всё-таки не удалось стать свидетелем по делу. Отец разыскал свою дочь и сообщил ей, что процесса не будет. Когда семья вернулась домой, бабушки уже не было: она решила уехать в деревню. Вера не смогла перенести отъезд Анисии Ивановны, у неё началась бурная истерика. Девочка понимала, что её любимая бабушка поехала умирать. Хоть отец и пытался успокоить девочку, все его порывы были напрасны.

Повесть Алексина рассказывает о губительной ревности и помогает понять, что у каждого должно быть чувство долго перед близкими и отношениями с ними. Не стоит забывать о семейных ценностях, иначе жизнь будет разрушена.

Как-то, Кот-рыболов пошёл ловить рыбу для своих котят. Не успев дойти до леса, на самой опушке стояла Лиса. Увидев, что кот идёт на рыбалку, попросила у него рыбы. Кот согласился отдать первую со своего улова.

Отгремела Гражданская война, но советская власть никак не может навести порядок. Повсюду очень много беспризорников.

Девочка Варя любила помогать птичницам, выращивать маленьких, пушистеньких утят. Как только утята подрастали, то Варя переставала их любить. Думала, что на следующий год не пойдет в птичник работать.

Для начала давайте начнем рассказывать пьесу с первого действия. Там главным героем стал молодой и очень красивый парень по имени Тамино.

Легенда о Ларре из рассказа Максима Горького «Старуха Изергиль» является одним из главных эпизодов во всём произведении. Эта легенда повествует о племени, которое жило очень много лет тому назад

Первый день взрослой самостоятельной жизни на всю жизнь запал в память рассказчика. Накануне родители сидели на лавочке у дома, куда только недавно переехали, и спорили о возможности оставления автора

Самые главные начальные события разворачиваются в обычной пивной под названием «Гамбринус». Весьма необычное название для пивного бара, но тем не менее. Это место получило такое альтернативное название недаром.

Произведение Алексина “Раздел имущества” имеет очень трагичную развязку и ещё более трагичную историю. В произведение основной мыслью является способность сочувствовать, сострадать окружающим, не быть чёрствым.

Повествование рассказывает о девочке по имени Вера и её бабушке по имени Анисья. Дело в том, что у Веры была травма, однако её выходила и буквально заставила ходить её бабушка, за что Верочка её очень любила и берегла. Эта замечательная женщина пожертвовала ради своей внучки всем, чем только можно, уделяя всё внимание только ей одной, забыв о своей личной жизни. Далее нас знакомят с родителями Верочки. Её мать это сильная волевая женщина, которая любит всё держать под контролем, а работает она экологом, но защищая природу, она не замечает всей её удивительности и красоты. Верочкин отец, сын бабушки Анисьи, был человеком мягким, слабохарактерным, не любившим конфликты. Работал он в музее водя людей по экскурсиям, по прошествии времени становился более мягким, стал говорить тихо, старался не спорить с мамой Верочки. Родители к Верочке относились как к больному ребёнку, но её бабушка считала её вполне нормальной, благодаря чему Верочка быстрее поправлялась.

Вскоре случилось то, что дало Верочке взглянуть по-другому на свою семью. Семья Верочки захотела поселить у себя сестру бабушки Анисьи, забирать её поехали бабушка Анисья и Верочка. Но приехав, они обнаруживают, что сестру Анисьи, тетю Маню, уже похоронили. Не решаясь сообщить об этом маме Верочки, они решают на чуть-чуть остаться в деревне. Но вскоре от матери Верочки приходит письмо, в котором она настоятельно рекомендует оставить тетю Маню в деревне, что, несомненно, очень огорчает Верочку, так как она разочаровывается в них.

Далее напряжение между свекровью и матерью нарастает. Верочка начинает обучаться в обычной школе, где им задают написать сочинение на тему “Самый важный человек в моей жизни”, которое Верочка целиком и полностью посвящает бабушке Анисье. Мать Верочки начинает ревновать её к бабушке, и не хочет делить её любовь с кем-то ещё, и родители хотят разьехаться с бабушкой. Далее следует суд по разделу имущества, на котором Верочка понимает, что судиться с матерью последнее дело.

После суда бабушка Анисья отправляется умирать в деревню, так как быть преградой в семейной жизни сына и его жены. После Верочке становиться всё хуже, и мы понимаем, что, скорее всего она останется инвалидом. Вот на такой трагической ноте и заканчивается произведение.

Волх Всеславьевич – киевский богатырь-оборотень, также известен как Вольга Святославич. Данная былина существует в вариантах одного и трёх сказаний.

Рассказчик приезжает на полгода в глухую деревню и от скуки общается и занимается с крестьянами, охотится. Однажды на охоте главный герой сбивается с пути и попадает в дом, где живут ведьма Майнулиха и её внучка Олеся

Как ни странно, но жизнь во взгляде каждого человека – выглядит совершенно по-разному. Даже у человека, который страдает кретинизмом, все выглядит совершенно уж странно.

Ещё одно произведение Аркадия Аверченко традиционно, на тему, актуальную во все времена – о шпаргалках, их видах и применении. Не перестают удивлять авторы прошлого века – написано, казалось бы, так давно. А читать можно, как современника.

Старик Анисим Квасов шел на свою делянку накосить для коровы травы. Направлялся он к предгорью, оставляя деревню позади. Здесь с давних пор были покосы. В пути он размышлял о жизни и смерти, вспоминал голодные годы и своего любимого коня

Настоящая фамилия писателя — Гоберман, смену фамилии, он осуществил по своей личной инициативе. Родом он из Москвы, родился 3 августа 1924 года. Детские годы автор любил проводить на даче. С юных лет Анатолий Георгиевич стал раскрывать свой творческий потенциал, этому способствовала лесная обстановка. В окружении природы юный писатель чувствовал себя комфортно и уютно. Единение с природой давало ему силы и воодушевление.

Его отец был истинным большевиком, участвовал в кровавых революционных событиях. Отец преданно любил своего сына и оберегал его, как зеницу ока. Интересен тот факт, что знакомство Самуилом Маршаком произошло именно на даче, в Серебряном бору. Во времена Великой Отечественной войны автор был назначен помощником в редакции одной из столичных газет. После кровавых событий Великой Отечественной войны, уже стали публиковаться его первые произведения.

Начинается пьеса со скандала между матерью и дочкой. Девушка Липа требует, чтоб ей нашли жениха, ведь ей скучно. Зовут сваху, вот только задание у неё очень сложное: дочке подай жениха благородного, отцу – богатого, маме – обходительного.

Хозяйка каждый день кормит утят рублеными яйцами. Но стоит только ей поставить тарелку с едой под куст и уйти, как появляется большая стрекоза. Она кружится и так страшно стрекочет, что утята боятся подойти к тарелке

На лавочке отдыхал старичок. В руках он держал зонтик, изображая какие – то знаки на песке. Рядом присел Павлик. Лицо было красным от злости.

В этом рассказе Михаила Зощенко, написанном от первого лица (с яркой манерой рассказчика), герой неожиданно попадает в больницу. Вместо комфорта, лечения и даже отдыха, он окунается с головой в мир бюрократии

Канун Рождественского сочельника. Семен Дмитриевич или просто Митрич, стороживший переселенческий барак, думал о предстоящем веселье. Семена тяготила несправедливость. Некоторые будут радоваться празднику

Т.Е.Алексиной – верному другу

и помощнику моему –

Слушание дела было назначено на двенадцать часов… А я прибежала к одиннадцати утра, чтобы заранее поговорить с судьей, рассказать ей о том, о чем в подробностях знала лишь я. Народный суд размещался на первом этаже и казался надземным фундаментом огромного жилого дома, выложенного из выпуклого серого камня. «Во всех его квартирах, – думала я, – живут и общаются люди, которых, вероятно, не за что судить… Но рассудить нужно многих. И вовремя, чтобы потом не приходилось выяснять истину на первом этаже, где возле двери, на стекле с белесыми островками, было написано: «Народный суд».

– Кого там судят? – спросила я.

Женщина мне не ответила.

Возникла пауза: наверное, что-то сказала судья. Или мама, которую он называл на «вы».

– Что там? – вновь обратилась я к женщине с воспаленным лицом.

Она опять меня не услышала.

На улице угасающее лето никак не хотело выглядеть осенью, будто человек пенсионного возраста, не желающий уходить на «заслуженный отдых» и из последних сил молодящийся.

В любимых мною романах прошлого века матерей часто называли на «вы»: «Вы, маменька…» В этом не было ничего противоестественного: у каждого времени своя мода на платья, прически и манеры общения. В деревнях, я знала, матерей называют так и поныне: там трудней расстаются с обычаями. Но в городе это «вы» всегда казалось мне несовместимостью с веком, отчужденностью, выдававшей себя за почтительность и деликатность.

«По закону, по справедливости…» – похожие слова я слышала совсем недавно из других уст. Их чаще всего, я заметила, употребляют тогда, когда хотят встать поперек справедливости: если все нормально, зачем об этом кричать? Мы же не восторгаемся тем, что в наших жилах течет кровь, а в груди бьется сердце. Вот если оно начнет давать перебои…

На улице как-то неуверенно, не всерьез, но все же заморосил дождь. Я вернулась в коридор и опять подошла к женщине, превратившейся, казалось, в некий звукозаписывающий аппарат.

– Перерыв скоро будет, не знаете? – спросила я, поскольку в коридоре, кроме нее, никого не было.

Она оторвалась от щели и шепотом крикнула мне: «Не мешайте!» – словно присутствовала на концерте великого пианиста и боялась упустить хоть одну ноту, хоть один такт.

«Наверняка должен скоро быть, – решила я. – И можно будет поговорить, посоветоваться…»

Всю ночь я репетировала свой разговор с судьей. Придумывала фразы, которые, я надеялась, услышав от меня, она запомнит и повторит во время судебного разбирательства.

Но беседа оттягивалась, и я, подобно студентке перед экзаменационной дверью, стала вновь как бы заучивать факты, аргументы и даты. Они незаметно вытянулись в ленту воспоминаний – не только моих собственных, но и чужих, которые при мне повторялись так часто, что тоже стали моими.

Я знала, что прежде существовали «родовые поместья», «родовые устои», «родовая знать»…

А у меня была родовая травма. Врач-акушер на миг растерялась, замешкалась. И в моей еще ни о чем не успевшей поразмышлять голове произошло кровоизлияние, но, как сказал, утешая маму, один из лечивших меня врачей, «ограниченного характера». Характер был «ограниченный», а ненормальность охватила весь мой организм и стала всеобщей. Собственных впечатлений о том первом дне жизни у меня, к сожалению, не сохранилось. Но история моей болезни вошла в историю: не потому, что я заболела, а потому, что в конце концов вылечилась. Это был уникальный случай. И мой младенческий кретинизм даже попал в учебники. Прославиться можно разными способами!

Я благоговела перед врачами. С заискивающей надеждой заглядывала им в глаза… Но не раз думала и о том, что вот так, от одного неловкого движения акушерки зависит вся человеческая жизнь: Моцарт не станет Моцартом, а Суриков или Поленов не смогут держать кисть в руке, не подчиняющейся рассудку. Да и простые смертные вроде меня будут приговорены к вечным страданиям. Из-за одного неловкого движения человека, который не имеет права на такое движение, ибо еще более, чем судья, определяет будущую человеческую жизнь, а в случае минутной ошибки выносит незаслуженный приговор и всем, кто к этой жизни причастен.

Раздел имущества краткое содержание

Т.Е.Алексиной – верному другу

и помощнику моему –

Слушание дела было назначено на двенадцать часов… А я прибежала к одиннадцати утра, чтобы заранее поговорить с судьей, рассказать ей о том, о чем в подробностях знала лишь я. Народный суд размещался на первом этаже и казался надземным фундаментом огромного жилого дома, выложенного из выпуклого серого камня. «Во всех его квартирах, – думала я, – живут и общаются люди, которых, вероятно, не за что судить… Но рассудить нужно многих. И вовремя, чтобы потом не приходилось выяснять истину на первом этаже, где возле двери, на стекле с белесыми островками, было написано: «Народный суд».

– Кого там судят? – спросила я.

Женщина мне не ответила.

Возникла пауза: наверное, что-то сказала судья. Или мама, которую он называл на «вы».

– Что там? – вновь обратилась я к женщине с воспаленным лицом.

Она опять меня не услышала.

– Перерыв скоро будет, не знаете? – спросила я, поскольку в коридоре, кроме нее, никого не было.

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система автоматического сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Раздел имущества», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Не бойтесь закрыть страницу, как только Вы зайдёте на неё снова — увидите то же место, на котором закончили чтение.

Т.Е.Алексиной – верному другу

и помощнику моему –

Слушание дела было назначено на двенадцать часов… А я прибежала к одиннадцати утра, чтобы заранее поговорить с судьей, рассказать ей о том, о чем в подробностях знала лишь я. Народный суд размещался на первом этаже и казался надземным фундаментом огромного жилого дома, выложенного из выпуклого серого камня. «Во всех его квартирах, – думала я, – живут и общаются люди, которых, вероятно, не за что судить… Но рассудить нужно многих. И вовремя, чтобы потом не приходилось выяснять истину на первом этаже, где возле двери, на стекле с белесыми островками, было написано: «Народный суд».

– Кого там судят? – спросила я.

Женщина мне не ответила.

Возникла пауза: наверное, что-то сказала судья. Или мама, которую он называл на «вы».

– Что там? – вновь обратилась я к женщине с воспаленным лицом.

Она опять меня не услышала.

– Перерыв скоро будет, не знаете? – спросила я, поскольку в коридоре, кроме нее, никого не было.

«Наверняка должен скоро быть, – решила я. – И можно будет поговорить, посоветоваться…»

На формирование характера Алексин оказала воздействие трагическая судьба отца, ветерана революции и Гражданской войны, впоследствии журналиста, репрессированного в , а также влияние матери — доброго, мужественного человека. Черты ее облика позднее отразятся во многих героинях Алексина. В годы Великой Отечественной войны Алексин был эвакуирован на Урал.

Она живёт матерью, отцом и бабушкой. Верочка была очень привязана к бабушке, потому как пожилая женщина заботилась о ребёнке в период болезни. Ради Веры бабушка ушла с работы и полностью погрузилась в воспитание внучки.

Свою маму — Софью, Вера тоже очень любила, но в то же время не чувствовала той же теплоты, какая исходила от бабушки. Мама Веры была волевой женщиной и боролась за сохранение окружающей среды. Однако знакомые семьи восхищали больше бабушкой, нежели матерью Веры.

Матери Верочки же не нравилось, что бабушка проводит так много времени с внучкой. После сочинения о бабушке, которое Вера написала в школе, мать девочки решила переехать вместе с дочерью от старушки.

Девочке Вере, скажем прямо, с родителями не повезло. Хотя чисто внешне кажется – семья как семья. Есть папа и мама. Оба работают. Ребенка обеспечивают. Заботятся, чтобы последствия родовой травмы регулярно контролировали лучшие врачи.

Однако Алексин всей силой своего таланта доказывает своему читателю, что все это – не то… Он умело подводит нас к той мысли, что при воспитании детей мало быть их биологическим отцом или матерью. Важно самому обладать душой, излучать вокруг себя в семье атмосферу любви, терпения, заботы.

А этого качества по разным причинам нет ни у матери Веры, ни у отца…

Расскажем подробнее о родителях девочки. Мама – Софья Васильевна – работает в инспекции по охране природной среды. Она – типичная карьеристка, и даже непротив закрутить служебный роман. К работе относится серьезно, а к семье – легкомысленно. Лишь бы внешне все было благочинно. Она из эгоизма разрушила мужнин талант художника.

Она жалеет отца, который вжился в роль подкаблучника и неудачника и безвольно плывет по реке жизни.

Сын уезжающей женщины, похоже, вообще не имеет голоса в семейном принятии решений. Неужели все так и закончится?

Однако надежда все же есть, что недостойное действо не состоится. Вера не будет подчиняться ничьему решению, идущему вразрез с ее чувствами и совестью. Вовсе не зря Алексин выбрал это имя для своей героини.

Она, вопреки увещеваниям мамы, бурно реагирует на отсутствие своей любимой бабушки и заявляет, что немедленно уезжает к ней.

Важно

Нет, мама Веры с уважением относится к ней, от нее не услышишь ни одного грубого слова в адрес бабушки. Но в то же время бабушка становится лишней в семье после того, как справилась со своей задачей: вырастила и выходила Веру. Конфликт, описанный в повести, не является исключительным.

Самое трудное в подобных ситуациях понять, что, нарушая любовь к ближнему, предаешь себя. Мама Веры всячески старается отодвинуть бабушку на задний план, не понимая того, что в первую очередь она в глазах дочери оскорбляет саму себя. Сама того не замечая, она превратилась в потребителя.
В мире, где господствуют открытия науки, человек начинает терять свои человеческие качества: умение любить близких и быть любимым. Таким образом, Алексин поднимает актуальную, на мой взгляд, проблему: проблему бездуховности, растаптывающую совесть и чувство долга.

Не делай другим того, чего не хотел бы, чтобы сделали тебе». Это золотое правило, которому далеко не каждый следует.

«Ты просто даешь другому частичку самого себя — в виде доброго поступка, полезной идеи, слова поддержки, помощи в трудный момент, своевременной подсказки.

Ты берешь нечто из своей головы, приправляешь добротой своего сердца и вкладываешь это в голову или сердце другого», — говорил Чарльз Берр.

Внимание

Телеграмма

Никому не пиши. Все выполню.
Коля

Оля пишет Коле

Добрый день, Коля!

У нашего старого заветного дуба, когда, помнишь, так жарко горел костер, никто не поручал нам посылать друг другу телеграммы. Так что ты, можно сказать, даже перестарался.

Но телеграмма твоя пришла вовремя — в тот самый день, когда я уже собиралась поручить свое важное дело кому-нибудь другому. Сидела на уроке и шептала себе под нос имена всех наших ребят прямо по алфавиту, как вызывала к доске наша учительница литературы. Оказалось, что я все тридцать девять фамилий помню наизусть, по порядку, как они в классном журнале записаны. И, называя шепотом фамилию, я сразу вспоминала и лицо, и характер, и любимые словечки, и даже походку…

И почти все мне кажутся отсюда, издалека, очень хорошими, благородными, а плохое куда-то улетучивается из памяти, будто его и не было.

Даже ты, Колька, представляешься мне отсюда просто ангелом. Особенно по сравнению с Вовкой Артамоновым, с которым я сижу за партой. Он раньше один восседал. Меня рядом с ним, на свободное место, и посадили. Он мне на первом же уроке записку написал: «Откажись лучше со мной сидеть. А то хуже будет! Впереди тоже свободное место есть. Давай-ка туда уматывай!»

Я бы могла пересесть, но из принципа осталась. А он на каждом уроке пишет: «Давай, давай отсюда! А то хуже будет!..» Многие его боятся. «Не связывайся!» -говорят. А я ведь с ним и не связываюсь, это он сам связывается. Посмотрим еще, кто победит. «Я, -говорит, -с первого класса всегда один за партой сижу. У меня парта люкс! Ее так в классе и называют. Или еще по-другому: „персональная парта“. Я тебя здесь прописывать не собираюсь. Так что мотай отсюда!» И обязательно свою любимую фразочку прибавит: «А то хуже будет!»

Подумай, Колька: почему он должен один сидеть, если все сидят по двое? Это же несправедливо! И я не уступлю! Пусть хоть мину под меня подкладывает — не уступлю!

Я только что из школы пришла, а там с этим самым Артамоновым поссорилась и никак успокоиться не могу. Многие перед ним трясутся. Но ведь должны же быть и смелые ребята в этом шестом классе «В». Отцы у них рыбаки, капитаны… И сами с рождения у моря живут. Смешно: Артамонова испугались!

Но я же не об этом хотела тебе писать. Я должна была дать тебе свое важное задание. И очень срочно, потому что моя мама, которая пока еще находится там, у нас, или, вернее, у вас (никак не могу привыкнуть!), в городе Крылатом, через десять дней уже уедет вслед за нами. Письмо до тебя будет добираться дней пять, так что времени у тебя почти не останется. Ты, наверно, пока ничего не можешь понять, да? При чем тут моя мама и ее отъезд?..

В следующем письме все объясню. А сейчас очень устала. До свидания!
Оля

Оля пишет Коле

Здравствуй, Коля! Сейчас тебе подробно все растолкую. Мама моя задержалась в Крылатом (эх, здорово, значит!), потому что еще не довела у себя в больнице до полного выздоровления, до выписки то есть, пятерых своих давнишних больных. Через десять дней они выписываются, и тогда мама приедет сюда.

Она-то уедет из вашего города, а две наши замечательные комнаты на первом этаже в доме строителей, где мы жили впятером (еще с папой, моей сестренкой и бабушкой), останутся. Ты знаешь, как трудно пока у нас в Крылатом с квартирами, — эти комнаты сразу же займут. И вот важно, Коля, очень важно (запомни это!), кто туда к нам въедет! Ты должен сделать так, чтобы въехала наша школьная гардеробщица Анна Ильинична — ну, та, которая зимой каждого из нас предупреждает: «Застегнись получше! Шапку получше натяни — уши отморозишь!» А если у кого вешалка на пальто оборвется, то сядет за своей перегородкой и пришьет.

Я давно уже заметила, что она как придет с работы, так со своими дочками-двойняшками, девчонками лет пяти, до темноты у нас во дворе гуляет.

Я как-то даже спросила ее об этом. «Разве, — говорю, — они в детском саду за день не нагулялись?» Она мне стала объяснять, что свежий воздух девчонкам очень полезен. А я по голосу ее почувствовала, что воздух тут ни при чем. Стала я тогда соседок потихоньку расспрашивать, и они мне рассказали, тоже потихонечку, чтобы Анна Ильинична не слышала, что ее семья на десяти метрах умещается — в маленькой комнатушке, при кухне. А ведь их пятеро, представляешь себе!

У нее еще, оказывается, взрослая дочь есть, — в нашей школе в десятом классе учится. И муж Анны Ильиничны заочно какие-то экзамены сдает. Так вот, чтобы двойняшки им не мешали, она, не отдохнув даже после работы, по двору слоняется. И зимой с ними до темноты гуляет. Они-то бегают, им тепло, а она руками по бокам колотит, на одном месте прыгает, а домой не идет: пусть те двое в тишине занимаются! И те-то, конечно, не виноваты. И никто, наверно, не виноват, потому что город наш еще совсем молодой, не обстроился, но Анне Ильиничне от этого, по-моему, не легче.

Я много раз ее девчонок к себе забирала, чтобы она наверх домой подняться могла (они в нашем с тобой подъезде на пятом этаже живут) и отдохнула бы хоть немного. А когда узнала, что папу в Заполярье командируют, так сразу решила, что в наши комнаты должна переехать Анна Ильинична со всей своей семьей.

Они сами такие люди, которые никогда за себя не попросят и никаких бумажек собирать не станут. Им кажется, что если по закону положено, так о них и без напоминаний вспомнить должны. Только иногда никто не вспоминает, а они молчат… Но тут уж наш «Отряд Справедливых», вмешался.

Все справки за них собрали, я в жилищно-коммунальный отдел раз пять бегала. Всем все доказала, все сочувствовали Анне Ильиничне и даже согласились уже выписать ордер. Но тут Еремкины на дыбы встали.

Это наши бывшие соседи, муж и жена. Ты знаешь их: они между рамами своего окна железную решетку соорудили и часто сквозь нее, как из тюрьмы, во двор выглядывают. Вы им однажды в окно футбольным мячом попали, когда еще решетки не было, они этот мяч в отделение милиции отнесли, оттуда он к нам в «Отряд Справедливых» (для принятия мер!) попал, а от нас снова во двор вернулся… Теперь вспомнил?

Я Еремкиным тоже обо всех бедах Анны Ильиничны много раз рассказывала, даже прибавляла кое-что для большего впечатления. Но есть, я заметила, такие люди: им о чужой беде говоришь, а они в этот момент только о себе, только о своих делах думают. И даже рады, что несчастье с кем-то другим случилось, а их стороной обошло. Расскажи им, что где-то землетрясение, а они будут думать: «Как хорошо, что вблизи от нас нет ни гор, ни вулканов и земля под ногами не шатается!..» Расскажи, что человек умер, они даже фамилии не узнают, а первым делом спросят: «Отчего?» И скажут один другому: «Вот видишь, надо к врачу пойти провериться!»

Я Еремкиным про Анну Ильиничну рассказывала, а они в этот момент (по лицам их видела!) думали только об одном: «Как хорошо, что у нас на двоих большая комната — высокая, светлая и не при кухне!» Ну, а когда они услышали, что мы хотим Анну Ильиничну вселить к ним в квартиру, сразу же о справедливости заговорили. Не по закону, мол, и несправедливо, чтобы в хорошую квартиру дома строителей въезжали люди, которые на стройке не работают. Еремкины все законы наизусть знают, но только, я заметила, всегда так выходит, что законы обязаны срабатывать в их пользу, и справедливость они как-то всегда к своим интересам умудряются приспосабливать.

Они стали всюду заявления строчить, и выходило, будто они о правах строителей беспокоятся. А на самом деле они просто не хотят, чтобы сразу трое детей въезжали в квартиру. То есть старшая-то дочь Анны Ильиничны уже взрослая, школу кончает, а двойняшки их очень перепугали. Они ведь и со двора ребячьи голоса спокойно слушать не могут, все передергиваются: «Покоя нет! Отдохнуть невозможно!..»

Я однажды услыхала, как Еремкина говорила своему мужу:

«Когда этот крик издалека доносится, и то хоть убегай на край света. А тут он будет под самым ухом. К тому же учти, что они двойняшки и, значит, вопить будут сразу в два голоса!»

Я могла бы, конечно, ответить ей, что очень хорошо знаю этих двойняшек, что они никогда не орут в два голоса и вообще никак не орут, потому что они совсем не избалованные девочки. Но с Еремкиными разговаривать бесполезно, и я решила их перехитрить. Перед самым моим отъездом мы письмо от имени «Отряда Справедливых» в стройуправление написали, и все поставили свои подписи: мол, мы дети строителей, а Анна Ильинична работает в нашей школе — значит, и она имеет к строительству самое прямое отношение. В жилищно-коммунальном отделе с этим согласились. И Еремкины приумолкли.

Но, приехав сюда, я вдруг подумала, что они, может быть, снова развернули наступление на Анну Ильиничну. Я Белке, как своей лучшей подружке, перед отъездом поручила за этим следить, она ведь член нашего «Отряда Справедливых». Но Белка все-таки девчонка, и потом она очень доверчивая, восторженная, Еремкины ее могут обмануть.

А ты все-таки парень, мужчина, с тобой им будет труднее…

В общем, ты должен помочь Белке. Или, вернее, пусть она тебе помогает. Только не смущайся, пожалуйста, когда они станут восклицать: «Мы будем бороться за правду!» Они так всегда говорят, когда им нужно за самих себя постоять. И вообще красивые слова для них вроде дымовой завесы… Так что ты к словам Еремкиных не прислушивайся. Ты лучше их планы разгадай — и расстрой! Очень на тебя надеюсь.

Это и есть мое испытание. Если справишься с ним, такой сюрприз получишь, о каком даже и не мечтаешь! Хотя я об этом уже писала.

Ну, вот пока и все. Действуй, Колька!

Я тебе такое длинное письмо посылаю, что оно вполне может сойти за два (видишь, от тебя научилась подсчитывать!), целых три дня его сочиняла. Так что я немного передохну, а ты пиши — сообщай, как идут дела.
Оля

Коля пишет Оле

Здравствуй, Оля!

Я сегодня почти всю ночь не спал. Я слышал, как дикторша пожелала всем спокойной ночи, а утром услышал, как заиграли позывные — «Широка страна моя родная…», и дикторша бодрым голосом сказала: «Доброе утро, товарищи!» И тут же я сразу подскочил к окну, потому что мне показалось, что кто-то уже вселяется в вашу квартиру. Но потом оказалось, что это просто грузовик привез в магазин продукты.

Я теперь ни о чем другом ни одной минуты не думаю, а только все время размышляю, как мне победить Еремкиных. И если меня сейчас вызовут к доске, я наверняка схвачу двойку. Но не потому, что я ничего не знаю, а потому, что мои мысли заняты совсем другим. Да, забыл сказать, что я начал писать это письмо на уроке физики. Учитель (ты его не знаешь, потому что мы в прошлом году физику еще не проходили) сказал мне только что:

«Незлобин, можешь не записывать то, что я рассказываю, все это есть в учебнике!» Но я все равно продолжаю «записывать», потому что хочу поскорее тебе все рассказать.

Я, Оля, никогда не ожидал, не думал, что ты мне дашь такое ответственное задание. Я думал, ты ерунду какую-нибудь поручишь, а теперь я просто… Кончаю писать: учитель стал прогуливаться между партами и сейчас приближается ко мне.

Продолжаю писать тебе уже дома… Нелька с умным видом тарабанит на пианино, и мне очень хочется рассказать ей о твоем задании. Ведь она думает, что я ни на что на свете не способен и что мне никто ничего важного не может поручить. И ее мать, Елена Станиславовна, тоже так думает, и даже мой отец. Вот бы и они тоже узнали!.. Но не беспокойся, пожалуйста, я им ничего не расскажу: вдруг они проболтаются Еремкиным, и тогда все погибнет. Я все решил делать в глубокой тайне.

И только Белке сегодня на перемене рассказал о твоем письме: ведь ты сама разрешила мне обратиться к ней за помощью.

Белка выпучила на меня свои зеленые глазищи, и даже веснушки ее, и рыжие волосы засверкали от удивления.

— Тебе, — говорит, — Оля поручила это дело?! Тебе?!

— А что ж такого особенного? — ответил я. — Мы же с ней переписываемся.

— Переписываться с тобой ее просто насильно заставили. Но чтобы она поручила тебе такое дело? Не верю!

Тогда я достал твое письмо и показал ей, словно пропуск какой-нибудь предъявил или пароль произнес. Она стала это письмо вертеть в руках, со всех сторон разглядывать и даже к окну, на свет его понесла, будто я мог обмануть ее и подделать твой почерк. Потом вернулась и говорит:

— Потрясающе! Она целых три дня писала тебе письмо! Одно письмо — целых три дня! Я бы и трех минут не стала на тебя тратить. Мне всего-навсего открыточку прислала, а тебе целый пакет! Что-то там, на Севере, с ней происходит… Климат, наверно, влияет! Говорят, там очень тяжелый климат.

Ты ведь знаешь Белку: тарахтит, руками размахивает.

— Чем это ты, — говорит, — завоевал такое Олино доверие? Ведь она же тебя ненавидела и презирала! И вдруг… Потрясающе! Ничего не пойму!..

Я ответить ей ничего не мог, потому сам еще недавно считал тебя предательницей, а чем заслужил твое доверие — понять не могу.

Потом Белка немного успокоилась, пришла в себя и сказала, что у нас ничего не получится, потому что Еремкины предупредили: как только твоя мама уедет, они запрут ваши комнаты, никого в них не пустят и будут с утра до вечера «бороться за правду». Они хотят бороться до тех пор, пока эта самая их «правда» не победит.

А Анна Ильинична никуда не ходит и не хлопочет. Белка рассказывает, что она так прямо и говорит: «Если надо будет, о нас сами вспомнят…» Но ведь бывает и так, что надо вспомнить, а не вспоминают. Ты об этом тоже писала. И я со вчерашнего вечера все время соображаю, как бы помочь Анне Ильиничне. Но мне бы нужно было не со вчерашнего дня, а, может, раньше тебя, Оля, об этом подумать. Потому что я ведь еще в прошлом году был у Анны Ильиничны дома. И все видел…

Это вот как было. Нелька однажды забрала с собой ключи от квартиры, забыла оставить их у соседки. Она у нас часто разные вещи забывает и путает, но ей все прощается, потому что она талант, дарование и делает это не просто так, а по рассеянности. Елена Станиславовна говорит, что все талантливые люди «с некоторыми отклонениями от нормы». Ну вот, у Нельки там очередной раз что-то отклонилось от нормы, и она унесла с собой ключи.

А дело было зимой, и я целых два часа слонялся возле подъезда. Анна Ильинична шла мимо — двойняшек своих из детского сада вела — и говорит: «Что это ты в сосульку превратился?» И забрала меня к себе наверх. Чаем поила, валенки мои на батарею поставила… Я тогда разглядел, как они живут. Старшая дочка на подоконнике задачки решала, муж за столом к экзаменам готовился, а двойняшки прямо тут же, рядом, на кровати своих кукол баюкали. Анна Ильинична все время на кухню выходила, потому что мы в комнате еле-еле помещались. И я с тех пор как увижу где-нибудь строительные леса, так сразу думаю: «А вот бы хорошо в этот дом Анне Ильиничне переехать! В отдельную бы квартиру! Или хотя бы в общую, но только чтобы старшая дочка на подоконнике уроков не делала, а двойняшки на кровати в куклы свои не играли…» Честное слово, я так всегда думаю! Но сам не догадался, что можно помочь…

А сейчас вот такой случай подворачивается — и эти самые Еремкины хотят помешать. И неправда, что двойняшки шумят. Я у Анны Ильиничны тогда просидел почти что целый вечер, а они только и делали, что потихонечку баюкали кукол. Они всегда их спать укладывают. Анна Ильинична приучила их к этой игре, чтобы они старшим не мешали заниматься. Она, когда из кухни в комнату заходила, так каждый раз повторяла шепотом:

«Тише, девочки, тише! Куклы могут проснуться, а им врач спать прописал!»

Кончаю тебе писать, потому что пришли с работы отец и Елена Станиславовна. А я так и не придумал еще, как помочь Анне Ильиничне. Ночью придумаю.

Заканчиваю свое письмо опять на уроке. Придумал! Я, кажется, придумал! Сегодня ночью у меня вдруг родился план. Сейчас напишу записку Белке, чтобы она никуда не убегала на перемене, а подошла ко мне: нужна ее помощь!

Больше пока ничего писать не буду. Если получится, сразу же сообщу. Если не получится, тоже сообщу.

Крепко жму руку.
Коля

Коля пишет Оле

Здравствуй, Оля!

Сегодня утром, по дороге в школу, я встретил твою маму. И мы с ней вместе шли до угла. Твоя мама сказала, что Анна Ильинична в конце концов, конечно, получит ордер, но что Еремкины ей сильно потреплют нервы. И я сразу решил: не позволим Еремкиным трепать нервы Анне Ильиничне, от которых после нашей школьной раздевалки и так уже почти ничего не осталось.

И почему это Анна Ильинична должна получить ордер «в конце концов»? Пусть получит его сразу, как только уедет твоя мама. Или даже до ее отъезда… Ведь въехать в новую квартиру — это такая большая радость! И если человек измучается, он уже потом от усталости и не почувствует никакой радости. Еремкины хотят, чтобы так было, но мы им помешаем помешать Анне Ильиничне получить радость от вселения в новую квартиру!

Когда я высказал все это твоей маме, она со мной полностью согласилась, но сказала, что у нее лично «нет сил сражаться с Еремкиными». У мамы и правда был очень утомленный вид, она, наверно, совсем замучилась, долечивая своих больных, доводя их до выписки. И она действительно сейчас не может сражаться. А я смогу и твою Белку заставлю сражаться со мной вместе до полной победы!

Сейчас уже вечер, Нелька перестала разучивать свои музыкальные пьесы, и я могу спокойно рассказать тебе, как началось это сражение.

Я на первом же уроке написал Белке записку, чтобы она на перемене никуда не убегала, а ждала меня на площадке, возле пожарного крана. Там я шепотом, чтобы никто не услышал, рассказал ей о своем плане, и она, конечно, как всегда, стала кричать, что это потрясающе! Но только не поверила, что я все это придумал сам, потому что никто от меня не мог бы ожидать «такой потрясающей выдумки». Я не стал с ней спорить.

Я сказал, чтобы Белка ровно в семь часов вечера пришла к подъезду, в котором жила раньше ты и где живем мы с Анной Ильиничной. И еще я сказал, чтобы она обязательно надела на руку красную повязку, как член вашего «Отряда Справедливых», и чтоб для меня тоже такую повязку принесла. Я объяснил Белке, что надену ее только на каких-нибудь пятнадцать минут.

И тут Белка как выпучит на меня зеленые глазищи, как засверкает своими веснушками: «Ты с ума сошел! Ты думаешь, это так просто — нацепить на руку красную повязку? Да это же великая честь — попасть в „Отряд Справедливых“! Тебя никто даже не выдвигал туда. И никогда не выдвинет! А ты хочешь надеть чужую повязку!.. Это немыслимо! Это невозможно! Как у тебя язык повернулся?»

Мне захотелось тут же отказаться от твоего задания, побежать домой и отослать обратно в Заполярье твою посылку. Если вы с Белкой, как и Нелька, как и мой отец с Еленой Станиславовной, считаете, что я ни на что серьезное не способен, так зачем же ты первая стала писать такие письма, которые в обыкновенный конверт с трудом залезают? Зачем дала свое «ответственное поручение»? Зачем?! Я ведь не лез к вам первый, ничего этого не просил.

Но потом я нарочно, чтобы сдержаться, вспомнил, как старшая дочка Анны Ильиничны готовит уроки на подоконнике, а двойняшки баюкают своих кукол прямо на застеленной кровати, потому что им больше приткнуться негде. Вспомнил я это и подумал: «Я ведь не для Белки и не для Оли Воронец должен сражаться с Еремкиными, а ради Анны Ильиничны и всей ее семьи!»

Белка возмущалась до самого звонка на урок. А на следующей переменке я ей сказал:

— Ты представь себе на минутку, что я — это не я, а что я — это твоя лучшая подруга Оля Воронец. Ведь она прямо пишет мне, чтобы я довел до победного конца дело, которое она не успела закончить. Значит, я как бы действую от ее имени! А она была не просто членом вашего «Отряда Справедливых», а даже его командиром.

Я хотел успокоить Белку, уговорить ее и никак не ожидал, что от этих моих слов она возмутится еще сильнее:

— Да как ты можешь говорить, чтобы я на минутку вообразила себе, что ты — Оля Воронец?! Я даже на секунду не могу себе этого вообразить! Оля была нашей гордостью! Мы все ее просто обожали. Я даже во сне не смогу себе представить, что ты — Оля Воронец!..

И снова я подумал: «Зачем же вы опустили в дупло старого дуба листок с этим дурацким заданием? Разве я вас об этом просил?» Я сказал Белке, чтобы она не приносила мне никакой повязки и сама тоже не приходила в семь часов к нашему подъезду.

— Не приду! Не подумаю даже прийти! — гордо ответила Белка.

И пришла в половине седьмого. На целых полчаса раньше срока. Я увидел ее из окна. А выглядывал я потому, что был уверен: она не просто прибежит, а прискачет, примчится на всех парах. Разве она допустит, чтобы твое задание выполнялось без ее участия?

Она принесла мне аккуратную, отглаженную красную повязку — такую чистенькую, будто ее никто ни одного раза в жизни на руку не надевал.

— Чья это? — спросил я.

— Это повязка Оли Воронец! — торжественно ответила она. И повязала ее мне с таким видом, точно орден выдала.

Потом Белка пригладила свои рыжие волосы и спросила меня:

— Ну, как я выгляжу? Солидно?

— Солидно, — ответил я, потому что она вдруг и правда как-то присмирела, притихла: наверно, от волнения.

Белка отошла на несколько шагов в сторону, оглядела меня издали и сказала, что я выгляжу тоже вполне прилично.

Все это происходило на улице, возле подъезда. Потом мы вошли в парадное. И я позвонил в твою бывшую квартиру. Долго никто не откликался. Тогда Белка сказала:

— Ты ведь один раз нажал, а один звонок — это к Оле… Ее мама, наверно, еще с работы не пришла. А Еремкины на один звонок никогда не выходят. Хоть три часа подряд нажимай на кнопку! Они вообще всегда у себя в комнате запершись сидят! Оля говорила, что в лото играют. Это их любимая игра. А я их даже ни одного раза в глаза не видала…

Тогда я позвонил два раза. За дверью сразу зашлепали комнатные туфли, загремели цепочки и засовы…

Я пишу тебе очень подробно, потому что хочу, чтобы ты знала, как идет эта наша операция.

Когда Еремкина спросила: «Кто там?» — я бодро, как на перекличке, гаркнул: «Пионерский „Отряд Справедливых“!» От испуга она сразу открыла*

Я даже удивился: Белка твоя, на переменках такая смелая, тут вдруг растерялась и стала меня в коридор вперед себя пропускать. Хотя я ее, как девчонку, хотел пропустить первой. И я пошел прямо в темный коридор (на меня в этот момент, наоборот, какая-то необыкновенная решительность напала).

Белка поплелась за мной.

— Коля! Коля, выйди, пожалуйста, — позвала Еремкина.

Я вздрогнул… Но оказалось просто, что ее муж — мой, как это говорится, тезка, а ты меня об этом даже не предупредила. Оба они оказались очень вежливыми людьми. В комнату, правда, не пригласили, но вынесли нам в коридор две табуретки, на которые мы не стали садиться.

— Вы, наверно, пришли за бумажной макулатурой? — ласково спросила Еремкина.

— «Отряд Справедливых» макулатурой не интересуется! — ответил я. И указал на наши повязки.

Еремкин поправил пенсне, подошел поближе, разглядел наши повязки и сказал:

— Оч-чень интересно! Читал я про этот ваш отряд в газете, читал. Оч-чень даже передовая инициатива! И чему же мы обязаны?..

— Соседка дома? — спросил я таким голосом, каким обычно, как я слышал, задают вопросы управдомы, когда приходят разговаривать со злостными неплательщиками.

— К сожалению, она еще не вернулась с работы, — очень вежливо ответил Еремкин.

И жена его тоже очень вежливо развела руки в стороны: дескать, какая жалость!

— Ключей не оставила? — спросил я.

— К сожалению, нет… Но она скоро придет, — сообщил Еремкин.

Жена его опять молча это подтвердила. Потом я убедился, что Еремкина сама вообще почти не разговаривает, а только молча подтверждает то, что говорит ее Коля.

Что твоей мамы не оказалось дома, было для меня полной неожиданностью. Ведь утром я ее предупредил, что мы с Белкой явимся ровно в семь. Наверно, она долечивала своих больных и просто не успела. Я забыл еще сообщить тебе, что утром, пока мы шли до угла, я изложил твоей маме весь свой план. И она, хоть у нее и нет сил сражаться с Еремкиными, обещала нам помочь.

— Вы что же, состоите, значит, в «Отряде Справедливых»? — спросил Еремкин. — За правду боретесь?

— Боремся! И состоим!.. — ответил я. И посмотрел на Белку: я думал, она поморщится.

Но она, наподобие Еремкиной, согласно закивала головой: совсем растерялась. И я подумал: «Да, ходить на боевые задания — это не то, что орать в коридоре на своих одноклассников и без толку размахивать руками!» И еще мне показалось, что Еремкины не такие уж плохие люди и что ты, может быть, зря на них накинулась. Может, они просто чего-нибудь недопоняли?

Еремкин, например, сказал, что мы должны сражаться со всеми носителями пережитков и что он, если бы не язва желудка, сам, не задумываясь, вступил бы в наш отряд! И пижама у него была такая уютная, добродушная, вся в каких-то цветочках. А у жены был очень уютный халат — тоже в цветочках, из того же самого материала. Я очень внимательно их разглядывал, потому что где-то, помню, читал, что своих врагов надо пристально изучать и знать даже лучше, чем друзей.

Еремкины так ласково смотрели на нас, словно мы были их дорогими гостями. Они нам чаю предложили. И Белка со страху чуть было не согласилась, но тут в дверях заворочался ключ, и Еремкин радостно сообщил:

— Ну вот, и наша соседка пожаловала!

На пороге появилась твоя мама. Она была в осеннем пальто, а из-под него выглядывал белый халат. Я сразу же подмигнул твоей маме, чтобы она как-нибудь из-за своей усталости не забыла нашего утреннего уговора. Но она не забыла и очень правдоподобно удивилась прямо в дверях:

— Вы ко мне?!

— Гражданка Воронец? — спросил я. Потом уж я вспомнил, что так обращаются только к подсудимым. Но твоя мама ничего не стала возражать и ответила:

— Да, я.

— Мы к вам по делу. От имени пионерского о Отряда Справедливых «!..

— Что случилось? — вскрикнула твоя мама. И я даже подумал, что она, может быть, от усталости в самом деле забыла о нашем утреннем разговоре: очень уж здорово она испугалась.

— Вы уезжаете? — продолжал я свой допрос,

— Да, через три дня…

— Очень хорошо.

— Да, это о-очень хорошо… — промямлила мне вдогонку Белка, которая как-то совсем оробела. И даже волосы ее, как мне показалось, стали уже не такими яркими, а слегка потускнели.

— Почему это так уж особенно хорошо, что я уезжаю? — удивилась мама.

— Потому, что в ваших двух комнатах мы собираемся устроить детскую комнату.

— Как это, простите? В двух комнатах устроить… одну? — вмешался в разговор мой тезка в пижаме.

— Да, детскую комнату нашего «Отряда Справедливых», — пояснил я. — Потому что мы как раз должны шефствовать над разными малыми детишками, которые днем без присмотра бывают. Должны помогать им! Воспитывать!

Еремкины сами, как по команде, присели на табуретки, которые принесли для нас с Белкой. Но разговаривать продолжали очень спокойно и вежливо.

— Я понимаю, что в нашем городе еще мало детских садов и других внешкольных учреждений, — сказал Еремкин. — За детьми нужен неусыпный надзор. Детские комнаты — это чудесный очаг воспитания. Но в общей коммунальной квартире…

— Это ненадолго, — успокоил я. — Пока не построят специальное помещение. Всего на год — на полтора…

Еремкины поднялись с табуреток.

— Не волнуйтесь, — продолжал я, — в эти две комнаты ведь есть вход с балкона, прямо с улицы. А двери в коридор мы запрем, чтобы дети вам не мешали.

Еремкины снова сели.

— Они-то нам не помешают, — сказал Еремкин. — Но мы им можем помешать. Ну, если им, например, нужно будет помыть руки или сделать еще что-нибудь… посерьезнее. Они же должны будут обратиться к нашим местам общего пользования, а эти места могут быть заняты: то жена стирает, то я бреюсь. Дети же народ нетерпеливый… Вы это знаете лучше меня: вы ведь сами еще дети!

— Да-а… — согласился я. — Трудности будут. Но другого выхода, к сожалению, нет.

— К тому же детям в этих комнатах будет очень тесно, — сказал Еремкин.

— Ну, когда детей соберется много, я думаю, вы разрешите ненадолго выпустить их в коридор… Не всех сразу, конечно, а так, по пять-шесть человек.

— По скольку?

— Ну, так… человека по три-четыре, — сбавил я на ходу. — Вы же не будете возражать, чтобы дети немного побегали? Или покатались на велосипеде?

— Я, конечно, не буду…

— А я буду! — сорвалась вдруг Еремкина. Она уже больше не хотела поддакивать своему мужу. — Где это видано, чтобы в коммунальной квартире…

— Нигде не видано, — перебил я ее. — Но у нас новый город — и пока не построят специальных помещений…

Еремкин усадил свою жену обратно на табурет и спокойно произнес:

— Мы все должны считаться с юношеским, я бы даже сказал — с детским возрастом нашего города. Но именно заботясь о детях, этих ровесниках нашего города, я не смогу допустить… Впрочем, ведь не вы же решаете все это окончательно? Есть, должно быть, и взрослые люди?

— Есть, — ответил я. — Есть взрослые люди. Мы можем проводить вас к начальнику штаба дружины.

— Идемте! — решительно сказал Еремкин. И прямо в пижаме шагнул к двери.

Но я остановил его, потому что еще не успел предупредить обо всем нашего Феликса.

— Нет, лучше пойдем с вами в другой раз. А сейчас мы осмотрим освобождающуюся жилплощадь…

— Пожалуйста, товарищи! — гостеприимно воскликнула твоя мама так, будто видела нас с Белкой впервые в жизни. И распахнула перед нами дверь…

Когда мы вышли на улицу, я снял с рукава твою красную повязку и сказал Белке:

— Возьми. Больше она не пригодится.

— Нет, Коля, ты можешь ее пока оставить у себя, — тихим, словно бы не своим голосом ответила Белка. — Пожалуйста… Оставь ее.

Но я отдал ей повязку: ведь я же не состою в вашем «Отряде Справедливых»!

И о том, что будет дальше, я тебе тоже подробно напишу.

Сейчас очень поздно. Ты сочиняла мне письмо три дня подряд. А я решил написать тебе обо всем сразу, за один сегодняшний вечер, потому что сегодня произошло очень много важного. Целый вечер сижу за столом и пишу.

И никаких уроков назавтра не приготовил. Но это ничего: уроки задают каждый день, а такое важное задание я выполняю первый и, может быть, последний раз в жизни.

Елена Станиславовна два раза уже повторяла, что в коллективе каждый должен считаться с другими, а я не гашу свет и, стало быть, не считаюсь с Нелькой, которой давно уже пора спать.

Кончаю писать.
Коля

Коля пишет Оле

Здравствуй, Оля!

Ты что-то перепутала: написала мой адрес, а в конверт вложила чужое письмо. Но я это не сразу заметил: сперва прочитал, а потом уж понял, что оно не мне. Я бы не стал читать чужое письмо, но так уж получилось.

В нем ты пишешь Феликсу, что накануне отъезда вы о чем-то поспорили. И что я должен помочь тебе выиграть этот спор. Но как же я могу помочь, если не знаю, о чем вы там поспорили.,

А в конце ты упоминаешь о каком-то Тимофее, с которым «все сложно». Ты пишешь, что очень любишь его… Я долго думал, кто такой Тимофей. У нас в школе я не знаю ни одного мальчишки с таким именем. Оно очень простое, но почему-то редко встречается.

Я в чужие секреты лезть не хочу. Но просто интересно: о чем вы поспорили? И кто такой Тимофей, с которым «все сложно»; и которого ты очень любишь?

Письмо я отдал Феликсу.

Он сказал, чтобы мы с Еремкиными завтра пришли к нему в штаб дружинников. Вот будет история!

А кто такой Тимофей?..
Коля

Оля пишет Коле

С нетерпением жду, Коля, твоего следующего письма,; Все время мне кажется, что в почтовый ящик что-то опускают, и я выскакиваю на лестницу. Как дальше с Еремкиными? Вернее сказать, с Анной Ильиничной? Это ведь самое важное.

Прости, что послала тебе чужое письмо. К твоему адресу я уже привыкла, а Феликсу пишу первый раз.

О чем мы поспорили с Феликсом, пока рассказать не могу. И о Тимофее тоже.:

Не обижайся, Коля. Со временем, может быть, все узнаешь.
Оля

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8

Источник

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Моя мама говорит, что к каждому больному нужно подходить индивидуально, учитывая особенности его организма и характера. И к здоровому человеку, я думаю, надо подходить так же. Ты это учел, Коля, при первом разговоре с Тимошкой: он ведь обожает все необычайное и таинственное. И ты, мне кажется, любишь все это тоже. Но только очень прошу тебя: не увлекайся чересчур! А то вы все время так и будете говорить друг с другом шепотом да птичьими голосами.

И не нужно пугать Тимошку совиным уханьем из-за угла и прочими такими вещами. Он ведь очень впечатлительный мальчишка. А нервничать ему, мама сказала, вредно.

Писать длинные письма мне теперь уже просто некогда: девчонки так и рвутся в рукавичную мастерскую. Рукавицы, оказывается, не только руки согревают: из-за них все ребята в классе стали относиться ко мне как-то теплее. И даже Артамонов чуть-чуть изменился. Раньше он угрюмо подтрунивал надо мной: «Рукавиц, что ли, в городе не хватает? По две пары на руку не натянешь!» Девчонки отвечали ему, что наши рукавицы — домашней вязки: они мягче, нежнее и вообще, как подарок, приятнее для рыбаков. Он только ухмылялся. А теперь помалкивает, словно над чем-то призадумался…

И, наконец, Коля, самое главное: о Тимошкиных «личных тайнах». Есть у него тайны, но я не могу о них рассказать, потому что он доверил их мне по секрету. А чужие секреты выдавать нельзя. Это будет нечестно и несправедливо.

Я раскрою тебе что-нибудь самое незначительное, чего Тимошка и сам не таит.

Ну вот, например, у Тимошки есть такая особенность: он обедает по своей собственной системе — сперва ест второе, а потом уже первое. Так, по-моему, на всем белом свете никто, кроме него, не обедает. И если ты это сам «угадаешь на расстоянии», будет очень здорово.

Тимошка записывает в тетрадке, сколько раз он прочитал какую-нибудь особенно интересную книжку или посмотрел увлекательный фильм. Я запомнила, что «Гиперболоид инженера Гарина» он читал семь раз, а картину «Подвиг разведчика» смотрел раз одиннадцать или двенадцать. По-моему, все же двенадцать! Угадай это «на расстоянии», — Тимошка очень удивится. Настольная его книжка — «Швамбрания». Или, вернее сказать, — «встольная»: она всегда лежит у него в столе, слева. Он ее никому не показывает, чтобы не попросили почитать (это, кажется, единственное, чем он не хочет делиться!). А ты возьмешь и отгадаешь — опять, конечно, «на расстоянии»: раскрой, мол, левый ящик стола, там у тебя «Швамбрания» спрятана! Он будет просто поражен.

Раз уж сказал, что умеешь отгадывать, так отгадывай, а то он тебе ни в чем верить не будет.

Сейчас, Коля, снова спешу в мастерскую: сегодня все девочки должны изъять дома у своих бабушек шерсть и принести ее в школу. А остальной материал нам в порту дадут. И вообще все, что нужно для работы… Ну, бегу!
Оля

Коля пишет Оле

Сегодня, Оля, я опять попал в очень тяжелое положение… Потренькал я синицей из-за угла дома, Тимошка тоже ответил мне через окошко по-птичьи, а как только я спрыгнул с подоконника в комнату, он прямо с ходу потребовал:

— Отгадай, где сейчас находится Оля. Если ты правда умеешь отгадывать.

— Понимаешь, Тимошка, я не могу сосредоточиться на том человеке, которого здесь нет.

— Но ты же говорил, что отгадываешь на расстоянии!

— На расстоянии, — стал выкручиваться я, — находятся предметы и события, которые я отгадываю — ну, например, твой день рождения или какие-нибудь неожиданные находки, — но сам человек должен находиться здесь, рядом со мной. Я даже за руку должен взять этого человека!

— А раньше ты меня за руку не брал.

— Просто забыл. А сегодня обязательно возьму. И потом… Я не могу, видишь ли, отгадывать по чужому заказу, а только по своему собственному.

— Почему? — удивился Тимошка. — А вот у нас в клубе один известный артист выступал, так ему прямо из зала разные вопросы задавали. И он тут же отгадывал. Только весь краснел и покрывался потом. Мне мама с папой рассказывали.

— Ну, видишь ли, дорогой мой, это же настоящий артист. А я, можно сказать, из самодеятельности… Зато я не краснею и не потею!

— А как же «Операция МИО»? — спросил Тимошка.

— Начнется! Потерпи немного. Всему свое время. Я помогу тебе найти Олю, но, как бы это сказать… через тебя самого.

— Через меня?

— Ну да! Потому что ты-то здесь, со мной рядом, тебя-то я вижу и в любой момент могу схватить за руку. Понял?

— Нет.

— Потерпи немного: поймешь!

— А ты дай сам себе какой-нибудь заказ, — попросил Тимошка.

— Руку!.. — скомандовал я, закатывая глаза и одновременно шевеля ушами. Потом схватил Тимошкину руку, всю измазанную чернилами, и прошептал: — Ты, Тимофей, записываешь в особой тетрадке, какие книги прочитал и какие фильмы посмотрел.

Тимошка от восторга протянул мне вторую руку. Я схватил ее тоже. Сеанс продолжался.

— Ты, Тимофей, прочитал «Гиперболоид» целых семь раз! А фильм «Подвиг разведчика» смотрел одиннадцать… Нет, нет, погоди… Скажу точнее! Двенадцать раз!

— Можно, я позову ребят со двора? — тихо попросил Тимошка. — А?.. Пусть они тоже услышат!

— Нет, не надо. Это будет отвлекать меня. Я должен максимально сосредоточиться на главном объекте отгадывания, то есть в данном случае — на тебе.

— Еще что-нибудь… — прошептал Тимошка. Я огляделся по сторонам, словно размышляя, что бы такое мне еще отгадать.

— Только не подглядывай, — предупредил Тимошка.

— Ты мне не доверяешь?! — громко обиделся я. — Хорошо. Тогда я сейчас разгляжу что-нибудь такое, чего не может быть видно, потому что этот предмет лежит в шкафу. Или, например, в письменном столе. Руку!.. Другую!..

Я снова схватил перепачканные чернилами Тимошкины руки, снова закатил глаза, подвигал ушами — и сделал очередное открытие.

— В левом ящике письменного стола у тебя лежит «Швамбрания»!

— Нет, — к моему величайшему удивлению, произнес Тимошка. — Она там все время лежала, но вчера вечером я ее читал и оставил под подушкой.

— Запоздалая реакция! Вот видишь: это уже усталость. Я перенапрягся. На каждом сеансе надо отгадывать что-нибудь одно, — сказал я. И устало бухнулся на диван.

Странную Тимошкину манеру обедать, начиная со второго блюда, я решил оставить на следующий сеанс. А то просто нечего будет отгадывать!

— Не волнуйся, пожалуйста, — стал утешать меня Тимошка. — «Швамбрания» у меня всегда лежала в левом ящике. Так что можно считать, что ты отгадал. Не волнуйся!

Мой сеанс, несмотря на последнюю осечку, покорил Тимофея. Я видел это и сделал еще одно предположение:

— Не надо было хватать тебя сразу за обе руки. Это не по правилам. Полагается брать только одну руку.

— Но ведь ты все равно отгадал, — продолжал утешать меня добрый Тимошка. И тихо попросил: — А какую-нибудь неожиданную находку ты не можешь найти? На улице или на пустыре…

— Нет, сейчас не могу. Слишком большое переутомление! Ослабла чувствительность. Понимаешь? А в следующий раз я что-нибудь обязательно отыщу!

Мы попрощались. И я выбрался через окно на улицу. То, что я входил и выходил через окно, очень нравилось Тимошке. И я решил вообще не пользоваться дверьми в его квартире.
Коля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Очень хорошо, что ты так энергично завоевываешь Тимошкино доверие. Я ведь и хочу, чтобы он сильно к тебе привязался и совсем не огорчился, когда потом узнает, что я уехала далеко, в Заполярье, и больше, наверно, не вернусь… Ты очень хорошо взялся за дело. Но остается ли у Тимошки время на уроки? Вот что меня волнует.

Артамонов видит, что я получаю письма, и почему-то очень интересуется, от кого именно. Раз пять уже спрашивал…
Оля

Коля пишет Оле

Ты, Оля, напрасно волнуешься о Тимошкиных уроках: я даже несколько раз проверял, как он выполняет домашние задания, и даже смог сделать ему кое-какие замечания. В этом, конечно, нет ничего удивительного: ведь он во втором классе, а я уже как-никак в шестом. И все-таки приятно чувствовать себя учителем… Я теперь все время буду его проверять.

Тимошка сказал, что Феликс тоже частенько заглядывает к нему в тетрадки, а в дневник никогда не заглядывает (говорит, что хочет доверять младшему брату!). И еще он беседует с Тимошкой о том, что проходят в школе. И Тимошка уверяет, что слушать Феликса гораздо интереснее, чем читать учебники…

Я, Оля, ни на один день не могу забыть о твоем втором задании, потому что часто перечитываю твои письма. Сперва я стал их перечитывать для того, чтобы научиться отвечать тебе: ведь я раньше никогда не писал писем и ни от кого их не получал.

Иногда даже мне кажется, что я немного подражаю тебе: тоже стараюсь рассуждать, что-то вспоминать… Сначала я хотел исправлять эти места, чтобы писать по-своему, а потом решил ничего не исправлять: так писать интереснее. Вот видишь, опять занялся рассуждениями, когда надо рассказывать о самом главном.

Чтобы Тимошка меня уважал, я не должен срываться. Это я понимаю. А с цветочным горшком у меня получился провал. И вот я решил преподнести Тимошке какую-нибудь другую неожиданную находку. Ведь он и сам просил меня об этом.

Я надумал подарить ему свою деревянную клетку. Свою птичью лечебницу. Так называла ее мама… Я все равно ведь не могу пользоваться ею дома. У меня на столе стоят теперь два аквариума с водорослями, ракушками и речным песком на дне: рыбы молчат и не мешают Нельке играть на пианино.

Перед тем как подсунуть Тимошке клетку, я решил ее немного отремонтировать, начал стучать молотком, скрести напильником.

— Делать тебе нечего, что ли? — сказала Нелька: испугалась, что я снова открою свою птичью лечебницу,

Елена Станиславовна стала на мою сторону и сделала Нельке замечание:

— Надо уважать не только свои дела, Неля! Не только свои увлечения. Каждый делает то, что умеет: один играет на пианино, другой сочиняет стихи, а третий ремонтирует клетку… И все это для чего-нибудь нужно!

Елена Станиславовна часто любит подчеркивать, что люди, у которых нет никаких особенных способностей (например, я), тоже имеют право на уважение и тоже могут приносить не вред, а даже кое-какую пользу. И тут она снова все поставила на свои места: одному — то есть Нельке — быть пианисткой, а другому — то есть мне — возиться с молотком и напильником.

«Но на самом деле, — думал я, — от Нелькиной игры никому еще пользы не было, а моя клетка принесет Тимошке радость!»

Ты, Оля, скажешь, что все нехорошо и нескромно с моей стороны. Но я зачеркивать эти строки все равно не буду: как написал, так и написал! Потому что нельзя же думать, что если человек не умеет играть на пианино и писать стихи, так он уж совсем ни на что не годится.

Я решил, что мы с Тимошкой будем лечить птиц вместе у него дома.

Но теперь уж я знал, что «находку» на пустыре должен кто-нибудь стеречь. А то пока я сбегаю за Тимошкой, ее могут унести, как тот цветочный горшок. Но кто же будет стеречь?

И тут, Оля, мне пришлось немного нарушить твое предупреждение и рассказать про твою тайную просьбу Белке. У меня не было другого выхода, потому что нужна была Белкина помощь. Я думаю, Оля, ничего страшного в этом нет, потому что Белка была твоей лучшей подругой, и она поклялась мне, что никому ничего не скажет. А то ведь и правда Феликс, может быть, вовсе не хочет, чтобы все знали, как мы воспитываем его младшего брата.

Сперва Белка, конечно, стала возмущаться:

— Почему это Оля поручила такое дело тебе, а не мне лично?! Ведь воспитывать маленьких — это женское дело, а не мужское! И потом, тебя самого еще надо воспитывать и перевоспитывать! Почему она, такая справедливая, и вдруг так потрясающе несправедливо поступила?

Мне пришлось немного приврать, чтобы как-то успокоить Белку. Я сказал:

— Оля как раз и поручила тебе выполнить несколько самых ответственных дел, от которых на девяносто девять процентов зависит выполнение ее просьбы! Сегодня для начала ты должна посторожить клетку…

Белка вздрогнула:

— Клетку?!

— Птичью, птичью!.. — успокоил я.

— А зачем это нужно?

— Пока не скажу. Но Оля очень тебя просила… Ты должна забраться в комнату одного недостроенного дома и тайно, не выдавая себя, последить оттуда за клеткой, которая будет стоять на окне. Пока я не приведу Тимошку.

Вот, оказывается, Оля, какое дело ты поручила Белке! А ты и сама об этом не знала, да? Прости, пожалуйста.
Коля

Коля пишет Оле

После школы мы с Белкой волокли мою клетку по улице, потом с трудом втиснулись в автобус: нести ее по улице было неудобно, она же очень большая. Все пассажиры ругали нас, потому что клетка мешала им входить и выходить на остановках.

Мы пробрались на тот же пустырь, к дому, который вырос еще на пол-этажа, но все равно казался мне в сумерках полуразрушенной старой крепостью.

Мы поставили клетку на то же самое место, откуда исчез мой цветочный горшок. Потом я подсадил Белку, и она влезла в комнату, в которой не было еще ни пола, ни дверей, ни оштукатуренных стен. А главное, не было света.

— Ты должна закалять волю для выполнения следующих Олиных поручений, — сказал я. — Поэтому не бойся! Спрячься в углу и наблюдай за клеткой. Никому не позволяй ее унести…

— А кто может ее унести? — перепуганным голосом спросила Белка.

— Эх, ты! А еще член «Отряда Справедливых»! Сиди тихо и следи. Скоро мы с Тимошкой придем… А ты все равно не подавай голоса!

Голос у Белки от страха вообще пропал, потому что она мне ничего не ответила.

Вскоре мы с Тимошкой появились на пустыре. Я снова держал его за руку, снова принюхивался, чтобы найти путь к неожиданной находке. А вблизи от недостроенного дома опять зажмурился и сказал:

— Не смотрю, но вижу! Как это загадочно: в доме еще никто не живет, а в окне уже стоит птичья клетка!

Тимошка подбежал поближе. И присел на корточки от восторга и удивления.

— Откуда она здесь?

— Чего не бывает на свете!.. — ответил я. Чтобы Белка знала, что это мы стаскиваем клетку вниз, я громко произнес:

— Вот мы с тобой, Тимошка, и нашли наконец неожиданную находку!

Но в темном углу комнаты все равно что-то зашуршало.

— Там кто-то прячется! — вскрикнул Тимошка. В эту минуту я должен был показать себя смельчаком. Поэтому я, не задумываясь, забрался на окно, спрыгнул в комнату и крикнул:

— А ну, кто здесь есть? Выходи! Никто не вышел. Белка притаилась в углу. Я даже не почувствовал ее дыхания.

— Показалось!.. — сообщил я Тимошке, спрыгивая на землю.

— Какая клетка! — восторгался он, открывая дверку. — Целый птичий домик! Я таких не видал…

— Она самодельная, — объяснил я. — Таких в магазинах не продают.

— Хоро-ошая! Мой Феликс тоже умеет разные вещи из дерева делать.

Послушать его, так Феликс вообще умеет все на свете: и отгадывать на расстоянии, и по-птичьи разговаривать, и клетки делать. И всегда Тимошка говорит не просто «Феликс», а «мой Феликс»…

— Мы найдем с тобой какую-нибудь больную птицу и будем ее лечить, — сказал я. — Прямо у тебя дома.

— Нет, лучше у нас в школе, — неожиданно возразил Тимошка. — У нас там есть живой уголок. Принеси клетку прямо туда. Сейчас забери, а потом принеси.

— Мне самому принести?

— Да, самому, — тихо сказал Тимошка. — Если тебе нетрудно… Там ведь у нас живой уголок.

Я удивился его просьбе. Но делать было нечего: пришлось тащить клетку обратно домой. А завтра я понесу ее к Тимошке в школу уже без Белкиной помощи, сам понесу. Раз уж он так просил.
Коля

Оля пишет Коле

Я, Коля, столько раз перечитываю каждое твое письмо, что Артамонов сказал: «Наизусть, что ли, учишь?»

Хочу и я сообщить тебе об одной неожиданной новости. О самой неожиданной! Артамонов стал чуть ли не моим закадычным другом. И объясняет это знаешь чем? Тем, что я организовала рукавичную мастерскую. Он меня, дескать, за это стал очень уважать. Мы, между прочим, решили вязать для рыбаков и теплые фуфайки тоже. Это нелегко, но мы научимся. К нам в мастерскую приходили моряки из порта, чтобы «одобрить инициативу». И Артамонов трубит об этом на всю школу.

Он стал совсем не похож на себя и даже причесывается на пробор, чего, говорят, раньше никогда не делал. Он уступил мне свое место возле окна, потому что оттуда видно море. Я теперь на уроке поглядываю в сторону порта и вижу корабли под разными флагами, и рыболовецкие траулеры. А когда весною окно раскроют, тогда, наверно, и запах моря будет долетать до меня…

Когда Артамонов узнал, что я по вечерам буду задерживаться в мастерской, он сказал, что будет заходить за мной, дескать, я живу на окраине города и одна обязательно заблужусь… Хотя живу я вовсе не на окраине и вполне могу дойти сама. Но я не хочу его обижать: пусть провожает.

Мой портфель в его руках кажется совсем маленьким, каким-то игрушечным. Сам-то он ходит в школу с такой толстой брезентовой сумкой, что в ней помещаются даже его футбольные бутсы.

Когда мы шли в первый вечер, он очень смущался и никак не мог найти тему для разговора. Тогда я попросила его: «Расскажи что-нибудь о футболе!» Он очень обрадовался, что я помогла ему, и не закрывал рот до самого дома.

Представь себе, он знает наизусть фамилии вратарей всех команд, которые играют по классу «А» и даже по классу «Б». И помнит, кто из них сколько пропустил мячей в прошедшем сезоне.

Я ему сказала:

— А если бы ты свою память на что-нибудь серьезное употребил… А? Был бы замечательный результат!

Он не обиделся.

Артамонов пригласил меня в будущее воскресенье покататься по морю на катере. Я пока еще не согласилась. Но, честно говоря, он не такой уж плохой парень. Мне сперва показалось, что он похож на нашего Рудика Горлова. А теперь я вижу, что совсем не похож…
Оля

Коля пишет не Оле

Школа № 3. Шестой класс «В». Владимиру Артамонову (лично).

Молодец, Артамонов! Мы продолжаем следить за каждым твоим шагом. Ты правильно сделал, что пересадил Олю Воронец поближе к морю. И хорошо делаешь, что хвалишь ее на всю школу.

Но провожать ее до дому тебе никто не поручал! И менять прическу тоже не обязательно. Учти это! Продолжаем наблюдение. И не вздумай показать ей это письмо. А то, как ты сам говоришь, «хуже будет»!
Главный Штаб Наблюдения «Отряда Справедливых»

Коле пишет не Оля

Школа № 1. Шестой класс «А». Коле Незлобину (лично).

Слушай, ты, «Главный Штаб Наблюдения»! Не подумай, что я испугался твоих угроз. Получи свои письма обратно.

А с Анной Ильиничной и Тимошкой у тебя хорошо выходит. Оля мне рассказала.

Защищать Олю не надо: она в этом не нуждается. Все.
Артамонов

Коля пишет Оле

Я, Оля, только и делаю, что таскаю свою клетку туда-сюда. А ведь она большая и тяжелая. Ты сама видела.

Сегодня притащил ее к Тимошке в школу. Там уж я понял, что дело не только в живом уголке, а в том, что Тимошка очень хочет показать меня своим приятелям.

— Они говорят, что Оле надоело со мной дружить… И не верят, что она уехала. Вот и пусть знают, что у меня есть новый товарищ!

Тимошка первый раз назвал меня своим товарищем.

Он нарочно долго ходил со мной по школьному коридору и всем представлял:

— Это Коля Незлобин, мой товарищ. Он учится в шестом классе.

И почему Тимошка так горд дружбой со мною?

Он хотел, чтобы я подольше не уходил из школы и все успели меня увидеть. Поэтому он долго держал меня в живом уголке: знакомил с ежами, рыбами, белыми крысами, черепахой и сонным ужом. Ни одна клетка в живом уголке не пустовала, кроме моей, самодельной. Я решил, что нужно обязательно найти какую-нибудь птицу и открыть новую птичью лечебницу у Тимошки в школе.

Из школы мы шли вместе с Тимошкой. Он все время задавал мне разные вопросы, чтобы все видели, что у нас идет серьезный мужской разговор.

По-моему, Тимошка уже начинает понемножку ко мне привязываться. И я к нему тоже.
Коля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Я рада, что Тимошка уже назвал тебя своим товарищем. Он ведь очень сдержанный и не бросается такими словами.

Ты не понимаешь, почему Тимошка гордится дружбой с тобой? Да потому, что каждый мальчишка, мне кажется, мечтает дружить с тем, кто хоть чуть-чуть старше его по возрасту. Разве ты не хотел бы быть близким товарищем Феликса?

Тимошка огорчается, что родился посреди зимы и из-за этого пошел в школу не в семь лет, а почти что в восемь. Я утешала Тимошку тем, что когда-то давно, в первом классе, пропустила из-за болезни целый учебный год и сейчас тоже старше почти всех своих одноклассников. И тебя, Коля, тоже…

Ты не забыл, что у Тимошки 29-го декабря день рождения?

Сделай так, чтобы в этот день ему было очень хорошо и очень весело.

Отметь где-нибудь на календаре: двадцать девятое декабря.
Оля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Наш рыбный порт досрочно выполнил годовой план! У всех в городе большое торжество, потому что ведь это только так просто пишется: «Выполнил план». А за этими словами очень трудная работа, и непогода, и холод, и шторм… Но я думаю, что когда успехи легко достаются, их не особенно ценят, а когда трудно — тогда они очень и очень дороги.

И весь наш город выглядит поэтому именинником.

Пришел праздник и к нам в школу. Представь себе, дали премии всем ребятам, которые особенно активно шефствовали над портом. Эти премии положили в пионерскую копилку.

И моя премия тоже легла в копилку. Наши ребята вносят туда все, что получают за сбор металлолома и бумаги, чтобы летом поехать в Ленинград, как они говорят, за свой счет.

Я бы, конечно, с радостью снова приехала к нам в «Сосновый бор», где знаю каждую тропиночку, каждую ложбинку… Но, уж наверно, не придется мне там побывать. И переписку нашу с тобой будут проверять у старого дуба уже без меня. Ты покажешь все письма, которые получил… Читать их, я думаю, не будут, а только сосчитают — и тогда убедятся, что я выполнила поручение.

А я твои письма не пришлю: они всегда будут храниться у меня. Я просто пришлю нашему Феликсу справку о том, что ты «перевыполнил задание» и вместо трех писем в месяц писал иногда гораздо больше.

Пусть и дальше так будет.
Оля

Коля пишет Оле

Поздравляю тебя, Оля, с премией! Меня еще никогда ни за что не премировали. Но главное, что ты поедешь в Ленинград. Счастливая! Прочитать — это, конечно, совсем не то, что увидеть своими собственными глазами, но ты мне все-таки расскажешь потом в письме о своей поездке. Ладно? А я перескажу твое письмо ребятам. Я вообще рассказываю им о тебе все, что не касается твоих заданий. Как мы тогда у дуба договорились, помнишь?..

Вчера так получилось, что я у Тимошки во дворе прямо столкнулся с Феликсом. Он возвращался домой.

Феликс совсем не удивился, что встретил меня:

— Когда Тимошка сказал мне, что у него появился какой-то новый товарищ, я сразу понял, что это ты.

— Почему?

— Так ведь ты же помогаешь Оле выиграть спор!

— Какой спор?

Феликс ничего не ответил.

Он вдруг притянул меня к себе: не то обнял, не то хотел со мной в шутку побороться. Я так и не понял.
Коля

Коля пишет Оле

Здравствуй, Оля!

Мне в самом деле кажется, что мы с Тимошкой уже чуть-чуть привязались друг к другу. У нас ведь с ним сейчас очень много общего: он ждет сюрприза от меня (я должен помочь ему отыскать его Олю), а я жду какого-то сюрприза от тебя. Хотя я иногда забываю об этом сюрпризе, просто мне стало самому интересно с Тимошкой.

Сегодня мы пошли на улицу искать будущего обитателя моей деревянной клетки. Мы делаем это уже не в первый раз и никак не можем найти. Тимошка обязательно хочет отыскать больную птичку, чтобы можно было ее лечить, а весной отпустить на волю.

У нас, Оля, уже наступила зима. Мороз хорошо отдохнул и соскучился по своей работе: осень как-то сразу перешла в студеную зиму, без всяких там постепенных переходов. У нас во дворе даже лопнуло одно дерево. И лежит на снегу расколотое пополам, будто у него случился разрыв сердца.

Мы с Тимошкой шли по заснеженной улице, лепили белые холодные комочки и швыряли их перед собой: кто дальше. Дальше все время бросал я. Но Тимошка сказал, что Феликс своей левой рукой может закинуть снежок так далеко, что его и найти не смогут. И еще, оказывается, у Феликса летом камешки скачут по воде столько раз, сколько у меня никогда скакать не будут. Я согласился с Тимошкой…

Но птичку мы так и не нашли.

— Неужели ни одна не обморозилась? — горевал Тимошка.

— Так это же хорошо! — воскликнул я. — Значит, все они живы-здоровы! И пусть наша лечебница подольше пустует. Знаешь, как было бы хорошо, если бы все больницы и поликлиники пустовали!

Но его это, кажется, не очень утешило.
Коля

Оля пишет Коле

Дорогой Коля!

Помнишь, как ты вначале присылал мне письма в полторы строчки? А сейчас пишешь чаще, чем я. И это вовсе не удивительно. Ведь выполнять задания гораздо труднее, чем давать их, поэтому тебе есть о чем рассказать мне и о чем посоветоваться.

Артамонов сидит со мной рядом и передает тебе привет. Я давно рассказала ему о нашей переписке. И он немного завидует: тоже хочет с кем-нибудь переписываться.

Я часто думаю: почему он так переменился? Просто, наверно, девчонка, которая живет в Заполярье и о которой помнят на Урале, по его мнению, заслуживает уважения. И еще из-за рукавичной мастерской… Так я по крайней мере думаю. Конечно, хотелось бы, чтоб он и тех, о ком на Урале не заботятся, тоже уважал. Я ему как-нибудь скажу об этом.

С нетерпением жду твоих писем. Скоро ты получишь мой заветный сюрприз. Если все доведешь до конца!..
Оля

Коля пишет Оле

Я, Оля, и правда стал перевыполнять задание нашей лагерной дружины: пишу тебе чаще, чем ты мне. Елена Станиславовна думает, что это я уроки стал так аккуратно готовить, и даже несколько раз поставила меня в пример Нельке: «Видишь, как Коля старается. Ему, может быть, учеба и нелегко дается, а он старается…» И откуда она взяла, что мне учеба трудно дается?

Но, по правде сказать, я из-за этих писем иногда не успеваю приготовить уроки. Когда сажусь за письмо, то всегда думаю, что напишу коротко, а потом хочется рассказать тебе и про то, и про это, и мысли всякие высказать. Вот и получаются длинные письма. Нелька однажды спросила меня:

— По какому это предмету ты так много пишешь?

— По литературе, — ответил я ей. — Домашнее сочинение!

— И что ж, вам так часто задают эти сочинения?..

— Да, так часто. Вот перейдешь из своего пятого класса в шестой, тогда узнаешь! В шестом классе нужно не просто арифметические задачки решать или что-нибудь там зубрить, а нужно уже самостоятельно мыслить, сочинять!..

Сейчас пишу тебе на уроке: не терпится сообщить одну новость. Вчера я поссорился с Нелькой…

Из-за твоих писем. Я раньше всегда успевал вынимать их из ящика утром, до школы, вместе с газетами. А вчера я проспал, и Нелька сама полезла в почтовый ящик. Она мне целый день не отдавала твое письмо, а отдала только вечером, когда отца и Елены Станиславовны не было дома. Я спрашиваю у Нельки:

— Ты почему его целый день с собой таскала? А она мне в ответ:

— Думала, что тебе неудобно будет при взрослых.

И такую при этом физиономию скорчила, что я не выдержал и спросил у нее:

— Ты что себе вообразила, а?

— Да так, — отвечает, — ничего особенного! Просто понимаю теперь, почему ты стал таким нервным…

Села на свой круглый, вертящийся стул и стала потихоньку наигрывать арию герцога — «Сердце красавицы…».

Я подошел и захлопнул крышку пианино. Сказал, что если мои птицы мешали ей играть, то она мешает мне делать уроки.

— Опять будешь домашнее сочинение писать? — спросила Нелька.

Я ей не стал объяснять, что нам с тобой поручили переписываться возле того старого дуба. Но и писать тебе письмо я тоже уже не мог, а начал нарочно громко учить английский язык…

Прощай, меня вызывают к доске. Не поминай лихом!
Коля

Коля пишет Оле

Вчера у Тимошки, мне кажется, сильно болела голова. Он ничего не сказал мне об этом. Очень терпеливый… Но я, как только пришел к нему, сразу заметил, что он бледный и грустный. А на столе лежало мокрое полотенце: наверно, он им голову обвязывал.

Ты писала, что ему надо побольше гулять. И я сказал:

— Пойдем еще разок поищем птицу!..

И мы пошли. Но как-то так получилось, что мы птицу почти и не искали, а разглядывали город, который носит придуманное тобой, Оля, имя: Крылатый!..

Мы разглядывали улицы, которых еще недавно не было, и новые высокие дома, которых не было и подавно, и корпуса нашего алюминиевого завода. А один корпус еще только начинает строиться. Он стоит как какой-нибудь металлический скелет и понемножку обрастает кирпичами…

Когда я смотрю, как растут дома или корпуса заводов, я всегда думаю о людях, которые умеют эти здания строить. Я не знаю, как это у них так здорово получается, и они поэтому кажутся мне волшебниками. А когда я говорю об этом кому-нибудь, то в ответ часто смеются: «Подумаешь! Самая обыкновенная работа… Вот корабли запускать в космос-это другое дело!» Но я не согласен. И новые города тоже, мне кажется, строят волшебники. Только они очень скромные, простые и сами не знают, что они волшебники.

Может быть, мне все это кажется потому, что я сам еще ничего не умею — ни строить домов, ни запускать кораблей. Может быть…

Но когда буду уметь, я все равно буду так думать. Я уверен!

Ты сейчас улыбаешься и думаешь: «Размечтался! Тоже еще философ!» Да?..

Я и правда, Оля, часто мечтаю. Вот вчера мы с Тимошкой увидели, как везли в огромном «МАЗе» алюминиевые чушки — серебристые, переливающиеся на солнце. И на каждой было написано: «Крылатый». Я сразу подумал, что ты очень здорово подобрала это название: ведь серебристые чушки скоро взлетят в воздух, потому что из алюминия делают разные воздушные корабли. Слово «Крылатый» уже не будет видно, оно расплавится, но оно не пропадет: оно будет где-то там, внутри самолетов и кораблей…

— А знаешь, как много понастроили таких же вот новых городов, как наш! — сказал я Тимошке. — И как интересно было бы переписываться с кем-нибудь из другого нового города! Который, например, где-нибудь в Заполярье…

— И давай переписываться! — подхватил Тимошка.

— Ну, для этого нужно, чтобы там жил какой-нибудь близкий нам человек.

— А некоторые и с незнакомыми переписываются. Я читал в «Пионерке»!

— Но это совсем не то… Не так интересно. А вот если бы далеко-далеко в Заполярье жил какой-нибудь наш с тобой друг! Или подруга…

Я уже не первый раз объяснял Тимошке, как это великолепно иметь друзей в Заполярье и переписываться с ними.

А ты, Оля, заметила, что на Зеленой улице, где Тимошка живет, нет никакой зелени и ни одного деревца? Другая улица называется Театральной, а театра на ней нету. Я думаю, это потому, что им такие люди придумывали имена, которые уже видят наши улицы красивыми и зелеными. И театр видят, и стадион, и Дворец культуры…

По радио, в передаче для родителей, говорили, что все дети Тимошкиного возраста — это обязательно «маленькие почемучки» и что они очень любят задавать разные вопросы. Но Тимошка никаких вопросов о нашем городе не задавал. Мы просто ходили и молчали. А иногда разговаривали о нашем городе.

И о тебе, Оля, тоже…

Я сказал Тимошке, что, может быть, через много-много лет на том месте, где сейчас еще стоят деревянные бараки строителей, будет широкая улица, вся в деревьях, может быть, даже в соснах. Ведь растет же вокруг нас сосновый бор! И этой улице, может быть, дадут твое имя. За то, что ты придумала название нашему городу.

И будет написано: «Улица Оли Воронец». На длинной белой табличке…

Когда я сказал об этом Тимошке, то он со мной вполне согласился, и по его голосу я почувствовал, что он даже не стал бы ждать, а прямо сегодня, не задумываясь, присвоил какой-нибудь улице твое имя.

— А где же твоя «Операция МИО»? — спросил вдруг Тимошка. — Ты ведь обещал найти Олю!.. Помнишь?

В этот миг мне в голову пришел гениальный план!

Я схватил Тимошку за руку, закатил глаза и воскликнул:

— Погоди, Тимофей! Погоди!.. Ни слова!.. Пришла пора начать нашу операцию. Я чувствую на расстоянии, что тебя ждет встреча с Олиным посланцем. Или с «посланкой»! Потому что это женщина. Или, точнее сказать, девчонка!..

— Какая девчонка?

— Не знаю. Но видишь, я начинаю искать Олю как бы… через тебя: ведь эта «посланка» хочет с тобой встретиться!

— А где она? — всполошился Тимошка.

— Пока еще не знаю. Но через несколько дней я напрягусь и отгадаю это на расстоянии.

Так я сказал Тимошке, потому что мне нужно время, чтобы выполнить свой замечательный план. То есть он будет замечательным, если из него что-нибудь выйдет.
Коля

Коля пишет Оле

А дальше, Оля, было так. Я изложил Белке свой план и сказал ей:

— Ты снова должна помочь мне. Ты должна разыграть роль… как бы это сказать… Олиного посланца. Или, вернее, «посланки»… Хотя такого слова, кажется, нету.

Я решил, что обстановка, в которой мы с Тимошкой встретимся с твоей, Оля, «посланкой», должна быть очень необычной. Я сказал Белке, что мы встретим ее на берегу реки, там, где за городом сразу же начинается лес. Я сказал, что она должна выйти к нам прямо из вечернего леса… Белка предлагала другие необычные места: нашу центральную площадь, вестибюль школы, клуб. Я чувствовал, что она просто боится выходить из леса или, вернее сказать, боится входить туда, чтобы потом выходить обратно. И тогда я сказал:

— Боишься, да? Опять боишься! А ты преодолей свою трусость. Думаешь, мне легко выполнять Олины задания? Но я же выполняю! Борюсь сам с собой. И выполняю. Вот и ты поборись!

— Хорошо. Я выйду из леса точно в назначенный час. Только напиши об этом Оле, ладно?

И вот я пишу. Белка действительно преодолела свой страх, и, когда мы с Тимошкой, перейдя через мост, спустились на берег реки, она вдруг показалась меж сосен… Белка показалась очень быстро, потому что боялась стоять в зимнем лесу одна. Я попросил ее одеться для этого случая как-нибудь необычно, и она нацепила на голову мамину шляпу, а перед собой выставила нераскрытый мамин зонтик, будто тонкую шпагу.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8

Источник

Краткое содержание Алексин Раздел имущества

Краткое содержание Алексин Раздел имущества для читательского дневника

Краткое содержание – Раздел имущества – Алексин

Краткое содержание книги Раздел имущества Алексин

Раздел имущества (А.Г. Алексин). Очень краткое содержание

Раздел имущества краткое содержание

Похожие записи:

Телеграмма