Рассказ о свержении монархии во франции

Статья гражданские войны во франции в xvi веке. информационные материалы и методические указания к уроку. на уроке учащиеся узнают о

Статья «Гражданские войны во Франции в XVI
веке. Информационные материалы и методические указания к уроку».

     На уроке учащиеся узнают о той
острой политической борьбе,

которая разгорелась во Франции во
второй половине XVI в. и

прервала на время процесс
укрепления абсолютной монархии.

Необходимо, чтобы ученики поняли,
что эта борьба шла по

двум направлениям: с одной стороны,
против усилившегося феодального

гнета поднялись трудящиеся массы:
феодально-зависимое

крестьянство и городской плебс; с
другой стороны, выступили

силы феодальной реакции,
сепаратистски настроенная феодальная

аристократия в провинции и при
дворе и связанное

с ней родовое дворянство.

Ученики должны усвоить, что
усиление антифеодальной

борьбы народа заставило дворян
отказаться от попытки вернуть

Францию к временам политической
раздробленности и с еще

большей силой сплотиться вокруг
королевской власти.

Описание событий Варфоломеевской
ночи используется для

показа того, к каким жестокостям
прибегали представители господствующих

классов в борьбе за власть. Особо
подчеркивается

при этом подстрекательская роль
католической церкви и

иезуитов, не остановившихся перед
страшным кровопролитием

во имя сохранения господствующего
положения католицизма.

Материал используется в целях
атеистического воспитания учащихся.

Опрос по предыдущему уроку ведется
так, чтобы выводы по

ответам учеников можно было связать
с выяснением расстановки

социальных сил, которые сложились к
началу гражданских

войн.

Учащимся ставятся вопросы:

1) Что представляла собой королевская
власть во Франции в

конце XV — начале XVI в.?

2) Что вызывало усиление
освободительной борьбы французского

крестьянства и эксплуатируемых
городских масс в тот

же период?

3) Какое положение в
феодально-абсолютистском государстве

занимали крупные феодалы и мелкое и
среднее рыцарство?

4) На какие сословия делилось
французское общество в

XVI в.? Чем различались между собой
сословия?

5) Какие отношения существовали
между королевской властью

и буржуазией в период установления
абсолютной монархии

во Франции (в XVII в.)?

По вопросу о сословном делении
французского общества в

случае необходимости даются
дополнительные разъяснения.

Этот момент не сразу осмысливается
учащимися и нуждается в

постепенной доработке.

Сделав выводы по ответам учащихся,
перехожу к вводному

разъяснению темы урока. Говорю, что
во второй половине

XVI в. укрепление абсолютной
монархии во Франции на время

было прервано начавшимся острым
столкновением внутри господствующего

класса феодалов. Оно приняло форму
настоящих

внутренних войн в государстве между
враждующими группами.

В этой обстановке, доведенные до
отчаяния разорением со

стороны феодалов, поднялись на
борьбу против феодального

гнета и налогового бремени
крестьяне и городская беднота.

Борьба эта приобрела столь
ожесточенные формы, что получила

в истории название гражданских войн
(то есть войн, происходивших

внутри государства между отдельными
его классами и

общественными группами).

Называю тему урока. Приступаю к ее
изложению, придерживаясь

плана:

I. Почему и как начались
гражданские войны во Франции?

II. Ход войн, их характер,
причиненные ими бедствия.

III. Варфоломеевская ночь.

IV. Массовые крестьянские
восстания. Окончание гражданских

войн. Примирение феодальных групп.

В основе учебного материала,
изучаемого на уроке, лежит

определенное историческое событие —
гражданские войны. Это

обусловливает форму изложения темы
— повествовательно-описательный

эмоциональный рассказ.

Хотя объем материала, согласно
требованиям программы,

сведен до минимума, все же есть
возможность построить рассказ

так, чтобы в нем были завязка,
кульминационный пункт и развязка.

Это облегчает достижение
образовательно-воспитательных

целей урока, так как можно
обеспечить повышенный интерес

учащихся, неослабевающее внимание к
уроку, конкретность

представлений.

В качестве завязки использую
рассказ о большом придворном

турнире, ставшем одним из последних
турниров во Франции.

Начинаю рассказ так. Шел 1559 год.
При дворе французского

короля происходил шумный и веселый
праздник. Придворные

отдавали дань средневековой
рыцарской традиции: по поводу

двух свадеб — дочери и сестры
короля — был устроен придворный

турнир. Вот уже два раза состязался
король в поединках с

самыми знатными придворными.
Началось третье состязание с

участием короля. Противником его
выступил гвардейский капитан.

Поединок для короля окончился
печально: его ранили

осколком сломанного копья, и через
несколько дней он умер.

Завладев вниманием учащихся,
перехожу к выяснению обстоятельств

и причин, вызвавших междоусобные
войны во

Франции во второй половине XVI в. Кратко
сообщаю об ослаблении

королевской власти в царствование
последних представителей

из династии Валуа (трех сыновей
Генриха II, умершего

от раны, полученной на турнире).
Это были малоспособные государи,

легко становившиеся орудием интриг
придворных клик.

Дается разъяснение, что хотя
сильная королевская власть

защищала интересы феодального
класса и была нужна этому

классу, но многие крупные феодалы
не могли примириться со

своим подчиненным положением и
стремились стать снова самостоятельными

владетелями больших территорий.
.Среди придворных

аристократов не прекращалась борьба
за власть, за

влияние на короля. Каждый из них
стремился возвыситься над

другими, превратить власть короля в
орудие своего владычества.

Феодалы воспользовались ослаблением
королевской власти

в царствование последних Валуа и
начали ожесточенную междоусобицу.

Кратко характеризую две феодальные
клики, оспаривающие

власть и влияние в государстве, даю
самые необходимые сведения

о Гизах и Бурбонах. За теми и
другими пошли группы среднего

и мелкого дворянства, чувствовавшие
себя обделенными

милостями двора.

Так образовались враждующие между
собой феодальные

клики, развязавшие многолетнюю
кровопролитную междоусобицу,

которая ввергла страну в
опустошительные войны.

Говоря о религиозной окраске феодальной
распри, сообщаю

о распространении во Франции
реформационного движения.

Делаю краткое, конспективное
сообщение, что сторонниками новой,

более «дешевой», чем католическая,
церкви становились городские

ремесленники и часть буржуазии.
Среди городской бедноты

распространялись «ереси»,
выражавшие идеи народной реформации.

Королевское правительство стало на
путь ревностной защиты

католицизма и организовало с
помощью церковников жестокую

борьбу против протестантов, которых
во Франции называли

гугенотами (объяснение этого
термина дается лишь в том

случае, если учащиеся зададут
специальный вопрос).

Лучшему пониманию учащимся того
факта, что религиозная

распря между гугенотами и
католиками была лишь прикрытием

борьбы феодальных клик за власть,
помогает сравнение религиозных

войн во Франции с войной Алой и
Белой розы в Англии.

Так же, как в конце XV в. в Англин,
приверженцы Йорков (Белая

роза) и Ланкастеров (Алая роза)
легко меняли свою ориентацию,

так и дворянские гугеноты и
католики во Франции без

угрызений совести переходили из
одной веры в другую, когда

им это было выгодно и удобно.

Отмечается и территориальное
размещение двух враждующих

группировок, что подкрепляется
работой с картой, помещенной

в тексте учебника: «Франция в XVI —
первой половине

XVII в.». Подробного объяснения
вопроса о локализации каждой

из групп в более или менее
определенных географических

границах не даю. Ограничиваюсь
указанием на расположение

владений Бурбонов на юге, Гизов —
на северо-востоке Франции.

Чтобы у учащихся составилось
конкретное представление

0 затяжном характере и
ожесточенности междоусобицы, сообщаю,

что религиозные войны продолжались
с перерывами более

30 лет (1562— 1598 гг.). Делаю
оговорку относительно малочисленности

сражавшихся «армий». С другой
стороны, подчеркиваю

опустошительный характер
междоусобицы, от чего больше

всего страдали крестьяне.

Рассказ о Варфоломеевской ночи —
кульминационный пункт

повествования — подкрепляется
чтением небольших отрывков из

«Хроники времен Карла IX» Проспера
Мериме (зачитываю то

место, где дается описание избиения
гугенотов у Лувра).

Поскольку опыт свидетельствует, что
цитирование длинных

отрывков не оправдывает себя,
другие интересные места из того

же произведения пересказываю,
включая их в свой рассказ.

Сообщение о подстрекательской
деятельности католического

духовенства в организации
кровопролития Варфоломеевской

ночи подкрепляю пересказом того
места из главы XXII повести

Мерные, где говорится, что
проповедникп в церквах убеждали

верующих еще усилить свою
жестокость *.

Рассказываю о новом ожесточении
борющихся партий после

Варфоломеевской ночи. Главное
внимание в рассказе об окончании

гражданских войн уделяю сообщениям
о грозных движениях

крестьян и городской бедноты.
Материал этот используется

как развязка в ходе всего рассказа
о гражданских войнах во

Франции.

Чтобы конкретизировать
представления учащихся о масштабах

бедствий, обрушившихся на
трудящиеся массы Франции во

время феодальной междоусобицы,
привожу некоторые цифры,

свидетельствующие об этом. Основной
налог с населения —

талья — в 1576— 1588 гг. увеличился
с 7,2 до 18 миллионов

ливров. В то же время расходы казны
превышали- доходы. Государственный

долг Франции к началу 90-х годов
достиг огромной

суммы в 300 миллионов ливров. Городское
население обнищало.

В городе Амьене 6 тысяч человек
собирали милостыню2.

Но особенно пострадало от грабежа и
насилий воюющих

феодалов сельское население. Как
свидетельствуют современники,

дворяне часто предпринимали грабежи
просто ради наживы.

В годы гражданских войн, в условиях
непрерывных постоев

I солдат, реквизиций и прямых
грабежей, феодалы продолжали

увеличивать всевозможные повинности
и поборы с крестьян.

Рассказываю о массовых восстаниях
крестьян в 80-х, а затем

в 90-х годах XVI в. Защищая свое
имущество и жизнь, крестьяне

избивали виновников разорения —
дворян (католиков и гугенотов).

Как о самом крупном из крестьянских
восстаний периода

гражданской войны говорю о движении
«кроканов».

Чтобы несколько конкретизировать
представления учащихся

об этих выступлениях французских
крестьян, зачитываю отрывок

из прокламации восставших «К
офицерам, комендантам

крепостей на пути их (крестьян. —
Е. А.) следования»3. Из

этого документа видно, что
крестьяне не считали короля с б о и м

врагом. Наоборот, они готовы были
защищать его от врагов в

лице сборщиков налогов и алчных
чиновников. Эта черта крестьянского

движения знакома учащимся по другим
восстаниям, которые

изучались раньше. Напоминаю
учащимся о ней.

Сколь грозным было движение
«кроканов», свидетельствует

тот факт, что если в других
провинциях королевским войскам

удалось подавить восстание, то в
Перигоре (показываю на карте

местность примерно между Пуату и
Гиенью, по правому берегу

Дордоня, притока Гаронны), где
40-тысячное войско восставших

оказало упорное сопротивление,
правительству пришлось пойти

на соглашение с крестьянами. Оно
отказалось от сбора недоимок

по налогам с населения этой
провинции. Местность была

настолько опустошена, что сборщики
все равно ничего не могли

бы собрать.

От сообщения о крестьянских
восстаниях прямо перехожу к

выяснению причин, приведших к
окончанию распрей между католиками

и гугенотами (вступление на престол
главаря гугенотов

Генриха Наваррского, переход его в
католичество) и к фактическому

примирению враждующих феодальных
группировок

(Нантский эдикт).

Делается вывод, что период
гражданских войн — это не только

время феодальной междоусобицы, в
которой проявилось

стремление части феодалов вернуть
Францию к состоянию политической

раздробленности, но также время
крупных и грозных

крестьянских восстаний. Последние и
заставили феодалов покончить

с распрей внутри своего класса и
восстановить сильную

королевскую власть как орудие
своего господства. Благодаря

выступлению народных масс Франция
осталась объединенным,

централизованным государством, что
в ту эпоху было благом

для страны в целом, так как
содействовало более быстрому

и успешному ее развитию.

При закреплении объясненного урока ставлю
учащимся вопросы:

1) Какие цели преследовали крупные
феодалы, начав в середине

XVI в. междоусобицу в своей среде?

2) Что было использовано феодалами
в качестве предлога

для распри, в основе которой лежала
борьба за власть?

3) Какие важные события, кроме
феодальной междоусобицы,

наполняют период гражданских войн
во Франции?

Вразумительные ответы учащихся на
эти вопросы, освещающие

наиболее существенные моменты
урока, свидетельствуют о

том, что сложное событие—
гражданские войны во Франции —

они осмыслили правильно.

На дом, кроме нового материала на
повторение задаю

Из §  — «Франция в X I I—XV веках»
— подразделы: «Н а чало

Столетней войны» и «Жакерия».

Аналогичность некоторых черт в
событиях второй половины

XVI в. и времен Столетней войны
(антифеодальное стихийное

выступление крестьян, ускоренное
бедствиями, связанными с войной)

помогает учащимся глубже
разобраться в явлениях периода

гражданских войн во Франции.

Использованная литература: Е. В. АГИБАЛОВА

УРОКИ ИСТОРИИ СРЕДНИХ ВЕКОВ В СЕДЬМОМ
КЛАССЕ.

ПОУРОЧНОЕ МЕТОДИЧЕСКОЕ ПОСОБИЕ (Из опыта
работы).

Почти два десятилетия — с 1573 по 1591 г. —находился в России по делам коммерческой и дипломатической службы Джером Горсей — типичный представитель английских деловых кругов XVI столетия. Он оставил три самостоятельных сочинения о России и несколько писем по «русским делам». 

Имя Джерома Горсея окружено у историков фейерверком эпитетов. Его называли «высокомерным софистом» и «простодушным чванливцем», «плохим миссионером цивилизации» и «хвастливым корыстолюбцем». Как заметил Я. С.Лурье, «дипломату Горсею не повезло в историографии». Впрочем, нелестные характеристики Горсея никак не повлияли на популярность его сочинений: записки привлекают к себе как свидетельства очевидца и осведомленного наблюдателя, человека, оказавшегося в самой гуще событий в России 70—80-х годов XVI в., о которых русские источники либо умалчивают, либо рассказывают весьма тенденциозно. 

В XVI в. наступил качественно новый этап во взаимоотношениях России и Запада. Страны Северной и Западной Европы, вступившие на путь развития капитализма, нуждались в новых источниках обогащения и рынках сбыта и все чаще обращались к мало вовлеченным в торговлю с ними государствам Восточной Европы и Азии, в том числе к Прибалтике и России. Были и другие причины для пристального внимания западноевропейских стран к русскому соседу: усиливавшаяся турецкая агрессия в Европе заставляла искать новых союзников, а реформационные движения породили интерес современников к окружающему миру, и прежде всего к соседним народам и странам. На волне этих разнообразных и противоречивых интересов в Россию хлынули иностранные предприниматели, дипломаты, купцы, ученые. Их записки и иные свидетельства становятся очень популярными в разных слоях западноевропейского общества, а «русская» тема с этого времени широко распространяется в европейской литературе. 

Свой вклад в создание традиционных представлений и взглядов англичан на эту страну внес Джером Горсей. За 17 лет, прошедших со времени первого приезда Горсея в Россию (в 1573 г.), до 1591 г., когда он навсегда покинул страну, там произошло немало драматических событий. Российское царство, едва получившее это название после восшествия на престол Ивана Грозного, было потрясено жестокостями опричного времени. Опричнина сменила период реформ так называемой Избранной рады, когда вокруг молодого царя сплотилась группа политических деятелей, сумевших правильно определить насущные потребности страны. Огромное государство, которое включало в себя всю Северо-Восточную и Северо-Западную Русь с такими древними и богатыми центрами, как Новгород, Псков, Владимир, Ростов, Суздаль,Рязань, нуждалось в коренном улучшении организации правления. Реформы суда, войска,отмена системы кормлений — все это отвечало задачам централизации страны. 

Крупной вехой в развитии русской государственности стало принятие нового Судебника 1550 г., закрепившего некоторые итоги социального развития страны.Вслед за Судебником 1497 г. он подтвердил ограничение крестьянского перехода одним только Юрьевым днем (осенним), впервые ввел наказание за взятки. 

Путь централизации в России был не прост и не прям. Все еще сказывались последствия длительного монгольского ига: слабость городов,а потому слабое участие горожан в политической борьбе; отсутствие некоторых ремесел, а потому зависимость от иностранного ввоза; однобокое развитие экономики, а потому ведущая роль феодалов в политической жизни страны. 

Обнадеживающие итоги реформ 1550-х годов скоро сменились иной реальностью. Россия, вовлеченная царем в бесперспективную и безнадежную на том уровне развития экономики Ливонскую войну (1558—1583), вступила в полосу длительного кризиса. Напряжение, которого потребовала война, привело к ускорению закрепостительных процессов, к обнищанию и обезлюдению ряда районов. Население,не выдержавшее тягот обрушившихся на него налогов и повинностей, покидало старые насиженные места ради необжитых окраин или попросту бродяжничало. 

Тяжким испытанием стала и учрежденная в 1565 г. опричнина: вся территория страны была разделена на земскую и опричную. Опричнина, по словам современников, «рассекла» страну на части. Историки немало размышляли о смысле этого, кажущегося странным, учреждения.Одни видели в опричнине средство борьбы с непокорными вассалами. Другие полагали, что опричниной Иван Грозный пытался сокрушить главные оплоты удельного порядка — последнего удельного князя В. А. Старицкого, конкурента самодержца, церковь, претендовавшую на ведущую роль в государстве, и, наконец, города Новгород и Псков — оставшихся носителей сепаратизма. По стране прокатились волны царского террора. 

В неудачах Ливонской войны, выкачивавшей людские и материальные ресурсы,Иван IV пытался обвинить собственных военачальников, государственных деятелей. Изменниками казались ему и дипломаты, ведшие нелегкие переговоры со странами, с которыми воевала Россия. Нарастали кризисные явления во всех сферах жизни. Когда опричное войско не сумело «оборонить» Москву во время молниеносного набега крымского хана Девлет-Гирея в 1571 г., стало ясно, что этот политический «эксперимент» не удался. 

Примерно за год до появления Горсея в России опричнина была отменена. И снова возродилось единое войско, появилась общая казна. А вместе с тем самодержец стал строить новые утопические планы, на этот раз дипломатические. Он вознамерился стать польским королем, воспользовавшись наступившим в Речи Посполитой бескоролевьем после смерти Сигизмунда II Августа. Однако эта надежда рухнула,как и другая — поддержать притязания Габсбургов на польский трон. Почетный дипломатический путь выхода из Ливонской войны был закрыт. Ивану Грозному и России пришлось померяться силами с новым польским королем Стефаном Баторием, и только героическая оборона Пскова спасла страну от позорного финала Ливонской войны. Ям-Запольское перемирие (1582) было заключено почти на условиях статус-кво. 

В бытность Горсея в России, в 1575 г., состоялся еще один «политический маскарад» —посажение на великое княжение крещеного татарского царевича Симеона Бекбулатовича. Некоторые обстоятельства этого события англичанин отразит в своих записках. 

Горсею довелось быть знакомым со многими политическими деятелями последних лет царствования Ивана Грозного. Среди его знакомых были бояре И. Ф. Мстиславский и Н. Р. Юрьев. Хорошо знал Горсей Бориса Годунова еще в то время, когда тот только начинал «плести» свою паутину, в которую попало немало его политических противников. Зять царского любимца Малюты Скуратова, прославившегося жестокостью в опричнину, «дружка» на пятой свадьбе царя (1575), Годунов умел устранять своих конкурентов. Годы правления сына Ивана Грозного Федора Ивановича (1584—1598) и возглавившего его правительство Бориса Годунова были временем судорожных попыток преодолеть экономический кризис, поддержать оскудевшее хозяйство страны, что на деле вело к росту крепостнических порядков. Сосредоточивший в своих руках огромную власть, Борис Годунов постепенно становится первым претендентом на трон при бездетном Федоре. 

Со слов русских в Ярославле и англичан, бывших тогда в Москве, Горсей именно в это время записал известия и слухи об убийстве в Угличе царевича Дмитрия — прологе трагедии Смутного времени. Записки Горсея влились в большую реку известий англичан о России, ведь среди иностранцев, приезжавших в страну во второй половине XVI в., англичан было больше всего. В пору оживленных русско-английских связей они вели переговоры, торговали, а возвратившись на родину,пересказывали свои впечатления, описывали путешествия в далекую Московию. 

Записки, послания, трактаты, мемуары о России английских путешественников открывают читателю удивительный мир русской действительности, который они наблюдали сквозь призму своей жизни в Англии. Во второй половине XVI в. в. Англии правила королева Елизавета Тюдор, однако подлинной «королевой» была неуемная жажда наживы. «В то время возникла настоящая горячка вокруг рискованнейших предприятий и спекуляций, тогда придворные, чиновники, их друзья и родственники состязались в получении монополий и патентов… В этой горячке ничей не брезговали… Нажива! Деньги! Вот к чему стремились все — от королевы до уличного торговца». 

Дочь короля Генриха VIII и Анны Болейн Елизавета вступила на престол как королева новой знати, нового дворянства, буржуазии. Внешнеполитический и связанный с ним церковный курс. ее правительства определялись сначала умеренной, а потом активной антикатолической и антииспанской направленностью. 

Политику двора формировала борьба партий, их возглавляли, сменяя друг друга, политики и фавориты, среди них крупнейшие — Уильям Сесиль, Френсис Уолсингем, Роберт Дадли, Уолтер Ралей. Внутренняя политика Елизаветы — это широкое покровительство новым силам английского общества, которые сделали ее королевой. Среди них не на последнем месте было знатное купечество, те самые «мужики торговые», по выражению Ивана Грозного, которые «владели» страной «мимо» королевы. 

За пять лет до вступления на престол Елизаветы Тюдор в Лондоне основывается «Торговая компания открытия стран, островов,государств и владений, еще неизвестных и не соединенных морскими путями». 

Лондонские купцы во главе с мэром Лондона Джорджем Барном собрали капитал в 6 тыс. фунтов стерлингов и на них снарядили три корабля: «Добрая Надежда», «Благое Упование», «Эдуард Благое Предприятие». Экспедиция должна была отыскать пути из Западной Европы в восточные страны — Китай и Индию — дорогу к сказочным восточным богатствам, свободную от португальских и испанских «владык морей». Ее возглавил опытный «в делах военных» знатный дворянин сэр Хью Уиллоуби — «адмирал с полной властью». Главным кормчим был назначен Ричард Ченслер. 11 мая 1553 г. три корабля отправились в плавание. Трагическая гибель двух из этих кораблей отчасти доказала англичанам несбыточность самого проекта поиска пути в Китай и «Индии» через северные моря, но экспедиция все-таки состоялась. Ричарду Ченслеру на корабле «Эдуард Благое Предприятие» удалось достигнуть устья Двины, откуда как посланник английского короля он был отправлен в Москву и торжественно принят Иваном Грозным. Так была «открыта», пусть известная ранее, но не использовавшаяся для прямых торговых рейсов, морская дорога из Англии в Московское царство. 

Сведения, привезенные Ченслером —мореходом, послом и купцом, оказались настолько убедительными, а данная Иваном IV грамота о праве свободной торговли англичан в Московском государстве столь заманчивой, что «Торговая компания…» поторопилась получить у королевы Марии хартию на исключительное право торговли с Московией. В 1555 г. была создана особая «Московская компания» английских купцов, монополизировавшая московский рынок. 

История Московской компании и ее важная роль в русско-английских отношениях XVI —начала XVII в. хорошо изучены. Известно, что еще в 1555 г. Компания имела капитал в 6 тыс. ф. ст., ее акции размещались между 207 акционерами. Правление компании избиралось из одного-двух губернаторов, четырех консулов и 24 ассистентов. Для ведения торговли в Московии правление назначало особых лиц — агентов; их было 2 или 3, из которых один объявлялся «правителем» или «управляющим». Агентам были подчинены «слуги» Компании: «подмастерья» и более привилегированные «стипендарии», или«стипендиаты». Если последних агенты могли отправить для наложения взысканий в Англию, то над первыми обладали полной властью и правом наложить на них любое наказание. 

Исследователи говорят о тесной связи Компании с высшей знатью и двором королевы: в составе этого акционерного общества в 1555 г. кроме одного «эрла» было еще б лордов, 22 рыцаря (из которых 5 олдермены), 13 эсквайров, 8 олдерменов, 8 джентльменов. Остальные члены — представители верхних и средних слоев английского купечества. Дискуссии историков на тему, была ли «русская» политика Англии исключительно коммерческой (вопреки стремлению Ивана IV к политическому союзу), подтверждают главное: начиная с 50-х годов XVI в. каждая из двух стран занимала чрезвычайно важное место во внешнеполитическом курсе партнера. 

Почти весь комплекс записок англичан о Московии — это труды деятелей, так или иначе связанных с Московской компанией. Наиболее значительными являются записки первых купцов-мореплавателей Хью Уиллоуби, Ричарда Ченслера, дипломатов Томаса Рандольфа, Антони Дженкинсона, Джерома Горсея, Джильса Флетчера. Среди них есть и сухие служебные документы —донесения, письма, но большинство оставленных свидетельств — это трактаты и записки путешественников, которые, побывав в незнакомой стране, спешат поделиться своими впечатлениями,наблюдениями и советами с теми, кому еще предстоят такие предприятия. При этом авторы не упускали случая выразить верноподданнические чувства королеве и Англии, а также англиканской церкви и ее служителям. Английское общество во главе с королевой использовало записки для формирования общественного мнения и поощряло такие сочинения. Вот почему у англичан «…в ходу были книги о путешествиях с философской, педагогической, коммерческой точек зрения». 

О жизни Джерома Горсея — одного из самых интересных авторов английской «россики» —известно немногое. Биографические данные, собранные в XIX в. Э. Бондом, английским издателем его записок, малочисленны. Горсей происходил из старинного Дорсетширского рода. Его отец, Уильям Горсей (отсюда, кстати, имя Еремей Ульянов, данное Горсею в официальных русских посольских документах) был родным братом весьма известного при дворе Елизаветы сэра Эдварда Горсея. Очевидно, именно этому своему родственнику Джером Горсей был обязан знакомством и покровительством Фрэнсиса Уолсингема, могущественного государственного секретаря периода расцвета правления Елизаветы. Почти ничего не известно о деятельности Горсея до отъезда его в Россию в 1573г., вероятно, в качестве «слуги» Московской компании. Нет документальных свидетельств и о первых семи годах его службы в России. Знающий русский язык Горсей привлекает к себе внимание московского правительства. В 1580 г. его, занимающего в то время должность управляющего московской конторой Компании, посылают к королеве Елизавете с секретным и важным поручением. Затянувшаяся Ливонская война потребовала больших расходов. Россия остро нуждалась в военных припасах: порохе, селитре, меди, свинце и т. п. Горсей должен был договориться со своим правительством о доставке их из Англии. Весной 1581 г. Горсей вернулся в Россию с 13 кораблями, нагруженными затребованными царем товарами. С этого времени его положение при царском дворе становится едва ли не исключительным: он выдает себя за важное должностное лицо английской конторы Компании в Москве; его знают видные русские деятели, бояре Иван Федорович Мстиславский, московские соседи английского подворья Никита Романович Юрьев и князь Иван Иванович Голицын. В это время Горсею, видимо, покровительствует сам царь. 

За первой успешной миссией последовала вторая: в сентябре 1585 г. Горсей был вновь направлен русским правительством в Англию с известием о воцарении Федора Ивановича. Ни жалобы незадачливого посла Джерома Бауса, высланного из России после смерти Ивана Грозного, ни инспирированный Баусом донос Финча не смогли подорвать кредит Горсея в Англии. Летом1586 г. он возвратился в Россию, выполнив щекотливые поручения своего нового покровителя Бориса Годунова. Но когда в августе следующего 1587г. он вновь приезжает в Англию посланником русских, то на родине на него обрушивается поток обвинений и жалоб со стороны «слуг» и купцов Московской компании. Его обвиняли в использовании своего положения в России для личного обогащения, в том, что торговые операции он развернул в ущерб Компании и ее служащих, подрывая тем самым национальные интересы Англии. Эти обвинения сделали неизбежным разбирательство в английском Верховном суде. И в этот критический момент (в конце 1587 или самом начале 1588 г.) Горсей непостижимым образом вновь оказывается в России. Можно вслед за некоторыми исследователями считать это тайным бегством, или отъездом, подготовленным Уолсингэмом, но в России Горсей уже не встретил прежнего приема. Теперь московские власти, раздраженные злоупотреблениями английских купцов, обвиняли Горсея в долгах частным лицам и царской казне, запрещенной самостоятельной торговле на русском побережье. В довершение ко всему всплыло и получило огласку дело о «повивальной бабке» для царицы Ирины: выполняя тайное и, возможно, неверно им понятое поручение, Горсей вывез повитуху из Англии, но русские власти задержали ее в Вологде, а через год отправили назад в Англию, усмотрев в самом этом деле «бесчестье» для царицы. В результате Горсей был арестован и выслан (в мае 1589 г.) из Москвы в Англию под присмотром посланника Джильса Флетчер. Долгий совместный путь домой (в Вологде их задержали до августа) прошел не без пользы для обоих англичан. Флетчер узнал от Горсея множество сведений, которые позднее использовал в своем трактате о России, а Горсей убедил Флетчера в своей невиновности настолько, что по возвращении тот защищал Горсея в особой записке,доказывая, что «вины» Горсея выдуманы его русским недругом, дьяком Андреем Щелкаловым. 

Распря Компании с Горсеем между тем продолжалась. Купцы отказывались признать, что добытые Флетчером широкие привилегии в русской торговле — это результат хлопот Горсея, требовавшего себе за это вознаграждения. Но их недовольства были сущим пустяком в сравнении с убийственной характеристикой Горсея, содержавшейся в привезенной Флетчером царской грамоте, адресованной королеве: «…А последнее … просишь о Еремее (Джероме Горсее.— А. С.), как … не ведомо для какие притчи тайно из вашего государства выехал, и вы приказали послу своему … в Аглинскую землю его прислати: и мы того Еремея с послом твоим, с Елизаром (Джильсом Флетчером.— А. С.), к тебе …послали; а Еремей за свое воровство жив быть не достоин, как меж нас, великих государей, и меж тебя … смуты делал … . И вперед бы такие воры с гостми твоими в наше государство не ездили, чтоб в таких ворех смуты меж нас такими воры порухи не было». Это должно было означать конец дипломатической карьеры Горсея в Московии. 

Однако вопреки всему высокие покровители Горсея — Уолсингем и Берли— и на этот раз добились оправдания Горсея и убедили королеву послать его с новой миссией к царю Федору и правителю Борису Годунову весной1590 г. (а не 1589 г., как в записках Горсея).Впоследствии королева Елизавета назовет среди мотивов своих действий и такие: «…Мы решились употребить службу (Горсея.— А. С.)… и по причине знания им нравов и обычаев вашей страны, с которой он хорошо знаком». Руководствуясь какими-то политическими расчетами, Уолсингем посылает Горсея сначала в Европу; тот сопровождает германского посла Палавичино, а затем под чужим именем пробирается через польские земли в Смоленск. Неясно, зачем это понадобилось Горсею, но сам факт лишь усилил подозрения русских. 

Уже первые шаги Горсея в России в 1590г. обнаруживают окончательную утрату им прежнего расположения: его ссылают в Ярославль по подозрению в шпионаже и по навету А. Щелкалова, высказавшего сомнения в подлинности королевских грамот, привезенных Горсеем из Англии. В результате в 1591 г. он был вынужден покинуть Россию, чтобы больше уже никогда сюда не возвращаться. 

Итак, можно составить следующий список посольских служб и путешествий Горсея в Россию и Англию: 
1573 — прибыл в Россию как слуга Московской компании; 
1580 — отбыл в Англию послом Ивана IV; 
1580, весна — вернулся в Россию; 1 
585, сентябрь — отбыл в Англию послом Федора Ивановича; 
1586, июль — вернулся в Россию послом Елизаветы; 
1587, июнь — август — отбыл в Англию послом Федора Ивановича; 
конец 1587 — начало 1588 г. — тайно вернулся в Россию; 
1589, май — выслан в Англию с Флетчером; 
1590, апрель — вернулся в Россию послом Елизаветы; 
1591 — окончательно вернулся в Англию. 

По возвращении в Англию Горсей поселился в Букингемском графстве и, судя по замечанию в записках, на первых порах все еще интересовался событиями в России конца XVI —начала XVII в. 
В 1603 г. он получил рыцарское звание, между 1592 и 1620 гг.заседал в парламенте от разных местечек, в 1610 г.стал шерифом Букингемского графства. 

Точная дата смерти Горсея не установлена, хотя известно, что изданные в 1626 г. извлечения из его труда появились еще при жизни автора. 

* * * 
Самое значительное из произведений Горсея о России — «Путешествия» — открывается посвящением государственному секретарю Фр.Уолсингему. В нем автор, в сущности, сам обозначил главные цели своего труда: сообщить определенные сведения своему покровителю Уолсингему, удовлетворить любознательность своих «добрых друзей». В историографии довольно рано утвердились две точки зрения на направленность источника и тесно связанную с ней проблему достоверности записок в целом. Анализ материалов Московской компании в исследованиях по русско-английским отношениям подготовил почву для мысли об «оправдательной» цели сочинений Горсея. В то же время Н. И. Костомаров высказал мнение о записках как о «воспоминаниях старика о прошлом», в основе которых обычные для мемуариста самолюбивые мотивы создания книги воспоминаний «после странствии по чужим землям». Сторонники «оправдательной» направленности записок полагают, что Горсей хотел, а возможно, и вынужден был рассказывать о своей деятельности так, чтобы снять предъявленные ему обвинения, употребляя для этого все средства, в том числе и фальсификацию.Утверждению такого мнения способствовала статья Чарльза Сиссона с характерным названием «Англичане в Московии шекспировских времен, или Жертвы Джерома Горсея», посвященная конфликту в Москве между Горсеем и соперничавшим в торговых делах с англичанами голландским купцом Яном де Балле. 

Статья Сиссона стала еще одним аргументом в пользу мнений об «оправдательности» труда Горсея. Последовательно проводят эту же мысль современные издатели записок иностранцев Л. Е.Берри и Р. О. Крамми: «Горсей, вероятно, писал «Путешествия» как окончательный ответ своим обвинителям…», поэтому опасно доверять его известиям об отношениях двух стран. Иная оценка записок дана Я. С. Лурье; по его мнению, Горсей по заданию лидера антикатолической партии Уолсингема боролся с проникновением в Россию испанского влияния в лице Яна де Балле. Я. С. Лурье считает произведения Горсея «важнейшим источником русской истории конца XVI в.», а исходный материал «оправдательной» оценки записок — жалобы Московской компании —источником «чрезвычайно пристрастным». Доводы Я. С. Лурье не позволяют рассматривать полностью весь текст записок как попытку автора оправдать свои действия в России. Характер и направленность сочинений Горсея теснейшим образом связаны с другим исключительно важным вопросом — историей создания текста источника. 

Горсей написал не одно, а три сочинения: «Путешествия сэра Джерома Горсея» (далее — «Путешествия»), «Торжественная… коронация Федора Ивановича» (далее — «Коронация») и «Трактат о втором и третьем посольствах мистера Джерома Горсея» (далее — «Трактат»). 

Его работа над сочинениями была «многоступенчатой»: на протяжении примерно двух десятилетий он несколько раз возвращался к редактированию по крайней мере одного из сочинений — «Путешествий», отчего текст приобрел своеобразную хронологическую«разнослойность». Особенно важен вопрос о времени создания «Путешествий» как самого сложного по структуре, содержащего наиболее ценные известия сочинения. Наблюдения, сделанные нами при исследовании текстов Горсея и опубликованные в1974 г., проверенные и уточненные при подготовке настоящего издания, позволяют предложить такую последовательность в написании этих сочинений. Самым ранним ядром «Путешествий»является рассказ о царствовании Ивана Грозного, завершающийся известием о смерти царя. 

В основе его, возможно, лежат какие-то записи Горсея, заметки дневникового характера и тому подобные фрагменты, обработанные не позднее конца 80-х годов XVI в. или в 1590 г. 1589 г. — время появления другого сочинения — «Торжественной и пышной коронации Федора Ивановича». Посвященное событию 1584 г., оно доводит изложение до 1587 г., а его публикация была осуществлена уже в 1589 г. На рубеже 1580-х и 1590-х годов был, видимо, написан фрагмент «Путешествий», повествующий о событиях с начала царствования Федора до возвращения Горсея послом Елизаветы в Московию. Эта часть читается как небольшой рассказ, многие страницы его посвящены Борису Годунову, а большинство событий здесь сконцентрировано вокруг 1586 г. 

Тогда же Горсей пишет «Трактат о втором и третьем посольствах…», дописывая этот текст уже после своего окончательного возвращения в Англию в 1591 г. В начале XVII в. Горсей вносит в текст«Путешествия» значительный слой мемуарного характера о событиях конца 80 — начала 90-х годов, дописывает историю «смуты», уже известную ему по чужим рассказам. В тот же период, а также, видимо, в 20-е годы XVII в., весь текст «Путешествий»подвергается редактированию, в результате которого в разных местах этого сочинения остались приписки, краткие комментарии и вкрапления начала XVII в. 

Таковы, по нашему мнению, главные этапы истории создания трех сочинений Горсея.Подчеркнем, что в данном случае речь идет о примерной хронологии этапов создания записок.Схема с точным приурочиванием не только всех сочинений Горсея, но и их отдельных фрагментов (дополнений, исправлений и т. д.) требует досконального исследования рукописи Горсея,причем оригинала, а не фотокопии. В таком же изучении нуждаются и другие документы, хранящиеся в архивах Великобритании. Попытки построить схему создания сочинений Горсея, не основанную на предварительном анализе, грозят оказаться бездоказательными. Печальный пример такой, на наш взгляд, игры в текстовые сюжеты находим в недавно опубликованной статье В. А. Колобкова и его диссертационном исследовании, появившемся уже после сдачи настоящей рукописи в печать. 

Автор манипулирует текстами без учета их особенностей, пытаясь то «наложить сетку» одного сочинения на другое, в надежде, что «незакрытые сюжеты дадут жестко установленные (выделено мной.— А. С.) поздние вставки», то объясняя «Путешествия» «оригиналом» «Коронации». При этом забывается, что, основанные на бесконечных допущениях схемы, совершенно бессмысленны, ибо исключают возможность добротных рекомендаций для исследователей. 

Только что выдвинутое предположение В. А. Колобков преподносит как аксиому, не утруждая себя доказательствами. Этот некорректный методический прием в сочетании с отсутствием отсылок к ряду работ дореволюционной, зарубежной и советской историографии таит опасность разного рода натяжек в интерпретации известий. 

В работе «Россия после опричнины» Р. Г.Скрынников, соглашаясь с общим выводом о разновременных слоях записок, высказывает сомнения в справедливости некоторых наших наблюдений. Исследователь предлагает считать ранней редакцией записок «Повествование о посольских миссиях Горсея, охватывающее период с 1580 по 1587 г.» (с. 35) и датирует эту редакцию 1587 г. Отличительной чертой этого повествования Р. Г. Скрынников называет благосклонное отношение Горсея к России. В описании времен Ивана IV (70-х годов и опричнины), по мнению Р. Г. Скрынникова, у Горсея звучит враждебный тон, появившийся после его возвращения на родину в 1591 г. и обусловивший позднюю мемуарную редакцию записок (с. 35—36). 

Такой взгляд на историю создания текста «Путешествий» имеет ряд уязвимых моментов. Остановимся на них подробнее для уяснения самой проблемы. Сделать это тем более необходимо, что имеется еще одна оригинальная трактовка этого вопроса в статье американского исследователя Роберта Кроски, впервые, кстати,сравнившего некоторые аргументы, приведенные в нашем переводе записок Горсея 1974 г. и в работе Р.Г. Скрынникова. Итак, предлагаемая Р. Г. Скрынниковым датировка ранней редакции «Путешествий» (1587), во-первых, основана на упоминании Горсеем о его17-летней службе. Но фраза в тексте не завершается указанным упоминанием, в ней есть продолжение: о поручении королевой Горсею «самого опасного» из всех прежних миссий и служб. Речь идет о его последнем посольстве в Россию,написать о котором Горсей мог только после 1590 г. (или, по дате самого Горсея, 1589 г.). Таким образом,рассуждение о 17-летней службе никак не соотносится у автора с 1587 г. и, следовательно, не дает оснований для той датировки («ранняя редакция»), которую предлагает Р. Г. Скрынников.Высказанное здесь же предположение, что Горсей мог иметь в виду начало службы не в Москве(напомним, с 1573 г.), а во Франции и Нидерландах, Скрынников никак не развивает и не доказывает. Во-вторых, в «ранней редакции» о посольствах 1580— 1587 гг., отличающейся, по Р. Г.Скрынникову, «связностью и однородностью», есть,однако, известия, перебивающие мотив посольских путешествий автора (например, упоминание о смерти Магнуса в рассказе о посольстве 1580 г., ссылка на издание Гаклюйта (1589) и Флетчера (1589 или1591) в описании 1586—1587 гг., известие о казни Головина в рассказе о миссии 1586 г. и т. д.). Одновременно рассказ о 1586—1587 гг. содержит досадные неточности в деталях, столь свойственные мемуарам (спутано имя царицы Ирины, князя В. М. Звенигородского). С другой стороны, подавляющая часть текста «Путешествий» не входит в выделяемый рассказ «ранней редакции» о посольствах 1580— 1587гг., в этой части есть уникальные известия о России, поэтому объявить все это написанным в первой четверти XVII в., думается, нельзя. Наконец, в-третьих, «враждебный тон» Горсея, о котором говорит Р. Г. Скрынников применительно к известиям о 70-х годах и опричнине, явно непостоянен: в описании царствования Ивана IV у Горсея имеются и вполне доброжелательные по тону фрагменты. Иное дело —две резко противоположные трактовки деятельности и характера Бориса Годунова, уживающиеся в «Путешествиях». Но это наблюдение уже выходит за рамки разбираемого построения Р. Г. Скрынникова. 

В статье «Композиция «Путешествий»сэра Джерома Горсея» (1978 г.) Р. Кроски, внимательно изучив все пометы на полях и в тексте подлинной рукописи Горсея, проанализировав его биографические данные и предисловия к первым публикациям издателей Гаклюйта и Пёрчеза, предложил свою схему написания записок Горсея: 
1589—1590 гг.— первый набросок, первая компиляция текста «Путешествий» в целом; 
1602—1605 гг.— первая редакция, внесшая две или три вставки; 
1625—1626 гг.— вторая окончательная редакция, выполненная для издания Пёрчеза 1626 г.отчасти Горсеем, отчасти издателем. 
Кроски помещает в статье специальную таблицу, где постранично (по изданиям записок на английском языке 1856 и 1968 гг.) расписывает состав текста и вставки. В статье Кроски есть ряд интересных и важных конкретных наблюдений: он связывает «первые наброски» «Путешествий» с историей публикации другого произведения Горсея —«Коронации». 

Появление последней в сборнике Гаклюйта 1589 г. автор объясняет настойчивой протекцией Уолсингема, способствовавшего выходу самой книги Гаклюйта. Ссылаясь на авторитетное исследование Симмонса, Кроски утверждает, что часть «Коронации» была непосредственно записана Гаклюйтом со слов Горсея. Причем издатель поместил ее в книгу, только уступая настоянию Уолсингема, поскольку опасался плохой репутации Горсея у купцов Московской компании, с которой хотел сохранить свои добрые отношени. Написание «Коронации» автор датирует точно: между серединой сентября 1589 г. (время возвращения Флетчера и Горсея из России) и 17 ноября 1589 г. (дата предисловия Гаклюйта к публикуемой «Коронации»). Поскольку, замечает Кроски, в предисловии Гаклюйта к «Коронации» не упоминается о других записках Горсея, значит, их пока еще не было. Отсюда появление начальных параграфов «Путешествий» датируется периодом со второй половины ноября 1589г. (дата предисловия Гаклюйта) до марта 1590 г., когда Горсей отправился в Россию со своей последней миссией. Издание «Путешествий» в 1626 г., основа которых, согласно Кроски, была написана в 1589—1590гг., потребовало их редакции. 

С помощью палеографического анализа рукописи Горсея, сохранившей все следы вставок, а также правки и пометы Горсея и Пёрчеза, Кроски проследил подготовку рукописи к изданию. Он обнаружил и несколько вставок 1603—1605 гг. Эту первую редакцию,как и написание Горсеем «Трактата», Кроски связывает с именами Т. Бодли и Р. Коттона —английских деятелей, от которых во многом зависело благополучие самого Горсея в эти годы. 

Таковы основные положения статьи Р.Кроски. Автор создал, на наш взгляд, в целом убедительную концепцию истории написания источника, хотя некоторые моменты схемы Кроски, касающиеся, в частности, состава центральной части «Путешествий», нуждаются, как нам кажется, в уточнении. 

Таким образом, разбор разных точек зрения на историю создания записок Горсея подтверждает главное: в составе источника есть разновременные слои, время написания которых влияет на содержание конкретных известий; это необходимо учитывать при выяснении их достоверности. Сбитость хронологической сетки в сочинении Горсея искупается достоинствами его «Путешествий» — живыми зарисовками современника и очевидца, уникальностью его наблюдений. Ведь историк политической жизни России конца XVI в. находится в трудном положении.С 1576 г. не велись больше общерусские летописи, составители которых тщательно фиксировали все важнейшие, с их точки зрения, события внешней и внутренней политики. Случайные сведения местных и частных «летописчиков» уже не дают общей картины внутренней жизни государства.Разрозненные указания актов — жалованных, купчих, духовных грамот, синодиков, вкладных книг в монастыри — могут быть полезны в основном для воссоздания биографий отдельных деятелей. Многочисленные делопроизводственные материалы писцовых и переписных книг рассказывают — да и то весьма скупо и лишь после больших усилий по извлечению и систематизации их сведений — только о социально-экономической истории. На долю историка политической жизни остаются крохи со стола историка-экономиста да наблюдения далеко не беспристрастных иностранцев. 

Остановимся на критике данных источника, активно используемых в работах по русской истории и определяющих источниковую ценность записок. «Путешествия» открываются очерком событий, происходивших в России в начале XVI в., до приезда автора в Москву: от упоминания о великом княжении Василия III до известия о пострижении Марии Темрюковны. Этот рассказ Горсея почти не дает сведений, которые были бы неизвестны по другим источникам. В своем повествовании автор основывается главным образом на устных рассказах. Ссылка Горсея на «хроники» князя Ивана Федоровича Мстиславского едва ли указывает на летописные русские материалы автора, иначе не было бы таких ошибок и путаницы. В известном смысле объяснением этого места можно считать пристрастие Горсея к именам высокопоставленных лиц: И. Ф. Мстиславский у Горсея не просто князь, а «великий первый князь царской крови», «первый князь страны»; при этом особо отмечается его дружеское расположение к нему, Горсею. «Любовь и дружба» Мстиславского к Горсею подчеркивается передачей ему «хранимых в секрете» хроник. Мимоходом автор «Путешествий» ошибается при сообщении возраста И. Ф. Мстиславского: по Горсею, ему 80 лет, хотя известно, что он упомянут как рында (т. е. на первой, юношеской службе) в 1547 г., а умер в 1586 г. 

Точно так же упоминает Горсей имена Уолсингема,Бэрли, Бориса Годунова, Федора Никитича Романова. О приблизительности информации Горсея говорят ошибки в тексте этой группы известий: Иван IV якобы завоевал Смоленск (присоединенный его отцом, которого Горсей называет Василием Андреевичем), а также Дорогобуж и Вязьму, присоединенные Иваном III, и т. д. 

После фразы:«…перейду к временам, известным мне самому», читатель вправе ожидать изложения событий 70-х годов. Вместо этого следуют сообщения о захвате городов Нейгауза, Дерпта (Юрьев, Тарту), взятых в начале Ливонской войны, в 1558 г., затем упоминаются Пернов (Пярну), Гопсаль (Хаапсалу), Венден (Цесис), Лиль (захваченный в 1575— 1576гг.), и кончаются «ливонские» известия осадой Ревеля (Таллинна) и разграблением Нарвы. 

Попытаемся объяснить эту хронологическую путаницу. 

События начала Ливонской войны отделены от 1575— 1576 гг. промежутком более чем в 15 лет; едва ли они могли быть рассказаны Горсею как единовременные. Возникает предположение, что источник в этом месте позднее подвергся редактированию. Дает ли сам текст подтверждение такой догадке? Вспомним,что после фразы: «…перейду к временам, известным мне самому» (т. е. к 79-м годам), в тексте следуют подробности о женитьбе Грозного на Марии Темрюковне (1561). Таким образом, Горсей все еще «находится» в 60-х годах; далее по тексту следуют сообщения о городах, взятие которых датируется даже 1558 г. (Нейгауз, Дерпт). Идущее затем описание событий 1575—1576 гг. и осады Ревеля хорошо увязано. Поход в 70 г. Грозного на Новгород и Псков (следующее, после Осады Ревеля, известие)объясняется именно неудачей под стенами Ревеля. 

Следовательно, вставкой, скорее всего, нужно считать предшествующий рассказ о начале Ливонской войны (1558 г.). Кстати, именно среди известий о событиях 1558 г. находится написанное явно по слухам упоминание об Ивангороде,строителю которого, по Горсею, Иван Грозный приказал выколоть глаза за «редкую архитектуру этого замка» (легенда, перекликающаяся с преданием об участи мастера — строителя храма Василия Блаженного). 

Сведения о Ливонской войне могли оказаться в распоряжении Горсея или во время его путешествий через Ливонию (1580), или во время его последнего посольства в Москву (1590—1591), когда он побывал при дворах датского, польского и литовского правителей. Возможными информаторами Горсея о событиях Ливонской войны могли стать и его московские знакомые, особенно сосед по Английскому подворью в Москве, Иван Иванович Голицын, один из воевод 70-х годов. С рассматриваемым фрагментом текста «Путешествий» связано известие Горсея о погроме Новгорода Иваном Грозным и опричниками. Горсей называет огромное, намного превышающее самое большое, упоминаемое источниками число жертв новгородского погрома 1570 г.— 700 тыс. человек. 

Относительно причин похода Грозного на Новгород и Псков Горсей приводит рассказ, близкий по смыслу Псковской летописи, о клевете на эти города, которой «легко поверил» царь. В рассказе Горсея о новгородском погроме есть еще одна подробность, о которой молчат другие известия иностранцев: свидетельство о переселении в опустевший Новгород людей из округи «на 50 миль» и о бесполезности этой меры для возрождения города. Р. Г. Скрынников берет под сомнение сам факт такого переселения и решительно отвергает мысль о том, что оно (если состоялось) могло повлиять на прогрессирующее запустение новгородского посада в 70-е годы. 

А. А. Зимин отмечал, что это сообщение Горсея находит себе подтверждение в новгородских писцовых книгах. В целом, известие источника о событиях1570 г. в Новгороде и Пскове несет на себе отпечаток бытовавших устных рассказов с заметными псковскими мотивами. Нарушение хронологической последовательности в рассказе о событиях 1570 г.является еще одним подтверждением того, что источником сведений для Горсея служили устные рассказы: сначала он описывает неудачную осаду Ревеля, затем поход на Псков, а потом — погром Новгорода. Между тем осада Ревеля происходила позднее похода на Новгород, который, в свою очередь, предшествовал походу царя на Псков. 

Итак, текст Горсея, посвященный русским событиям до приезда его в Россию, создавался на основе устных источников и имеет следы позднего редактирования, внесшего известную хронологическую путаницу в эту часть записок. Следующая группа известий в записках посвящена событиям второй половины 70-х и начала80-х годов XVI в., когда автор возглавил московскую контору английских купцов и пользовался доверием при русском дворе. Его осведомленность в русских делах тех лет не вызывает сомнений. Эта часть записок имеет, видимо, наиболее раннюю основу записей Горсея. Она повествует о событиях на протяжении двадцати лет, сразу после набега крымского хана Девлет-Гирея на Москву, и завершается рассказом о смерти царя Ивана. Хотя здесь и встречаются неточности, все же описанное на этих страницах всегда «узнаваемо», а текст в целом богаче деталями и ярко выделяется на общем фоне повествования. Рассказ о набеге Девлет-Гирея имел своим источником, вероятнее всего, устные пересказы современников: ведь Горсей не был очевидцем сожжения Москвы в 1571 г. 

Подтверждение устного характера информации Горсея находим также в популярном у иностранцев описании драматичного приема посла Девлет-Гирея, который по приказу хана должен был «…узнать, как ему (Ивану IV) пришлось по душе наказание мечом, огнем и голодом…».Косвенно о том же свидетельствуют: путаница с именем Девлет-Гирея, которого Горсей называет Шигалеем, отождествляя с другим лицом,состоявшим на русской службе; замечание о посольстве Афанасия Нагого в Крым (еще до опричнины); глухое упоминание автора о казнях военачальников после крымского разорения. Особенно важным в рассматриваемой части записок является рассказ о введении опричнины, о посажении Симеона Бекбулатовича, о возвращении затем Грозного на престол. У Горсея все эти события находятся в тесной связи и зависимости: царь разделил государство на опричнину и земщину и посадил Симеона на княжение, чтобы самому выйти из затруднительного положения, в которое он подставил себя бесконечными грабежами и поборами. Это была, по Горсею, своеобразная «хитрость» Ивана. 

В историографии существуют разные объяснения того, почему у Горсея эти события,разделенные десятью годами, оказались одновременными. Наиболее убедительной представляется версия С. М. Середонина, считавшего, что Горсей перепутал события 1565 и 1575гг., соединив их вместе. Действительно, сюжет Горсея о том,как все сословия просят «отрекшегося» царя вновь занять престол и как он наконец внимает этим просьбам, непосредственно перекликается с событиями 1565 г., когда царь уехал в Александровскую слободу. Не зная детально обстоятельств поставления Симеона Бекбулатовича в 1575 г., Горсей «вспомнил» и отразил рассказанные ему события 1565 г. в сходной исторической ситуации, перенеся их в своем трактате на десятилетие вперед. Известия «Путешествий» о Симеоне Бекбулатовиче стали главным аргументом в обширной полемике историков о Земских соборах XVIв. 

Между тем конкретный анализ данных Горсея убеждает, что эти сведения нельзя рассматривать как прямые сообщения о Земских соборах 1575, 1576, 1580 и 1584 гг. В значительной степени этот вывод обусловлен особенностью терминологии записок Горсея, которая не может быть аргументом«за» или «против» в отыскании характерных признаков Земских соборов. Термины,употребляемые автором для обозначения разных групп господствующего класса и специфических русских учреждений, не упорядочены и не закреплены за отдельными понятиями. В этих известиях особого внимания исследователя требует использование перевода источника. 

К примеру, рассказ Горсея о призвании со всего государства духовенства, созыве в Москве «высокого областного собора», речи Грозного, казни семи монахов использовался историками как аргумент, подтверждающий концепцию о созыве Земского собора 1575 г. накануне посажения Симеона. Однако, во-первых, неверный перевод на русский язык одного из упоминаемых собраний создавал иной смысл, нежели тот, который вложил в свою фразу англичанин, имевший в виду местный«конклав» духовенства. Во-вторых, предложенное В.И. Корецким прочтение этого места как последовательного рассказа об измене — казнях —соборе вызывает серьезное возражение. Горсей не связывал поставление Симеона с созывом церковных собраний, о которых идет речь. Кроме того, автор говорит здесь не об одном «соборе», а о трех различных собраниях: о созыве духовенства со всего государства, о местном церковном соборе и о «царском совете или парламенте». Этот рассказ в известном смысле может служить своего рода иллюстрацией взгляда на соборные совещания XVI в.как на практику различных собраний — полных и неполных, церковных и смешанных, обладавших большими или меньшими полномочиями. Р 

азбираемые известия имели в историографии и другую трактовку: этот отрывок рассматривался как свидетельство о церковном соборе 1580 г., от которого дошло уложение о запрещении духовенству приобретать вотчины. Так трактовали в XIX в. известие Горсея Э. Бонд —первый издатель полного текста записок, Н. И.Костомаров, А. С. Павлов, позднее — С. Б.Веселовский, С. М. Середонин, А. А. Зимин. Горсей использовал, видимо, русский источник — приговор собора. (Усложненность рассказа Горсея «слухами и толками», ходившими по Москве, объясняет, по мнению исследователей, несовместимое сочетание в одном отрывке мотивов приговора Соборного уложения 1580 г. с известием о монахах,затравленных медведями. 

Повествование о 70 — начале 80-х годов,сосредоточенное в записках вокруг деятельности Ивана IV, завершает описание последних дней и часов жизни царя. Настоящий перевод передает версию о насильственной смерти Ивана Грозного,отраженную Горсеем. Для интерпретации этого известия в рассказе Горсея имеют, на наш взгляд, важное значение два момента. 
Во-первых, текст содержит имена людей, находившихся при царе и, таким образом, дает ответ на вопрос «кем?» 
Во-вторых,строки о Богдане Бельском, «…уставшем от дьявольских поступков тирана», служат косвенным указанием на участие Бельского в насильственной смерти царя. 

Глухой отзвук единственного у Горсея известия об обстоятельствах смерти Ивана IV находим в упоминании на последних страницах «Путешествий»о Богдане Бельском: вся семья царя Федора«трепетала от страха перед его (Бельского. — А. С.)злой волей». 

Описания второй половины 80—90-х годов занимают в «Путешествиях» и двух других сочинениях Горсея значительное место и служат важнейшим историческим источником.Рассказ Горсея о событиях с 1584 г. до конца 90-х городов можно назвать своеобразной повестью о Борисе Годунове. Отдельные ее фрагменты получают дополнительное освещение в «Торжественной…коронации царя Федора» и в «Трактате о втором и третьем посольствах» Горсея. После смерти Грозного Горсей на первых порах не «только сохранил свое положение при дворе, но стал одним из иностранных доверенных«князя-правителя» Бориса Годунова и находился в самой гуще событий по крайней мере до 1587 г. 

Деятельность Бориса подобострастно превозносится, а ему самому дается положительная характеристика. Однако текст записок лестно рисует Годунова лишь до известия о расправе с Никитичами; начиная с этого места рассказ Горсея приобретает уже иное освещение, а дальнейшие события правления Бориса (примерно с начала 90-х годов) излагаются в откровенно недоброжелательном тоне. Причину такой перемены нужно искать, видимо, в отказе Годунова взять под свою защиту Горсея во время его тайного отъезда в Россию в 1588 г. и особенно в период неудачного посольства 1590—1591 гг. 

Обратимся к двум часто привлекавшимся историками сюжетам рассказа Горсея о Борисе Годунове. Один из них связан с составом регентского совета при Федоре по завещанию Грозного. Ряд неточностей в трактовке текста Горсея привел Р. Г. Скрынникова к выводу о том, что Годунов не был назван Иваном Грозным в завещании среди регентов Федора. Между тем сочинения Горсея, как более ранние, так и созданные позднее, называют Годунова членом регентского совета по завещанию Ивана IV. Если Горсей в своих известиях и«фальсифицирует факты» (выражение Р. Г.Скрынникова), то делает это слишком уж последовательно; следов явных фальсификаций в рассматриваемых известиях нет. Неправильное прочтение текста отразилось и в другом положении статьи Р. Г.Скрынникова: «Расправа с Шуйским углубила конфликт между правительством и боярами. Положение Годунова оказалось столь непрочным, что он вынужден был (по примеру царя Ивана) вести тайные переговоры с английским двором о предоставлении его семье убежища в Англии». Идея убежища в Англии (известная только по Горсею) если и отражает кризис правления Годунова, то связывать его, кажется, нужно не с расправой над И. П. Шуйским. Ведь насильственная смерть Шуйского (1588), как и его предшествующее пострижение, произошла после отъезда Горсея в июне 1587 г. с поручением об убежище для Годуновых. Правильнее, видимо, связывать эту идею (если таковая действительно имела место) с угрозой развода царя Федора с Ириной Годуновой, чего добивались, по Скрынникову, те же Шуйские. 

Помещенная в записках миниатюрная повесть о Борисе Годунове имела основу,сочиненную в годы покровительства Горсею «князя-правителя»: назначение Горсея послом царя Федора к королеве Елизавете (1585), выполнение поручения Годунова устроить побег вдовы Магнуса, Марии Старицкой, в Россию, прибытие Горсея в Англию и донос Джерома Бауса, посольство в Москву1586 г., известия о заговорах против Годуновых, о расправе с Головиным, Шуйским, о приеме Горсея у царя Федора. Возможно, к этой же группе известий нужно отнести сообщение о заговоре Нагих, опале на Богдана Вельского, а также известие Горсея о попытке покушения на Годунова. Когда же мог быть записан автором весь этот «рассказ о Борисе Годунове»? 

Сравнивая текст «рассказа о Борисе» из «Путешествий» с текстом «Коронации»,обнаруживаем повторы, близость ряда известий, рассказанных человеком, близким к партии Годуновых. «Коронация» была написана в 1589 г.Аналогичный с ней текст «Путешествий» о Борисе Годунове, видимо, появился тогда же, в 1589—1590 гг., или даже ранее как дневниковые заметки. К тому же англичане, заинтересованные в покровительстве Бориса Годунова, настаивали на положительной, а не отрицательной характеристике правителя. Переориентация самого Горсея, в результате которой он стал писать уже не как сторонник, а как противник Бориса Годунова, произошла, видимо, к моменту его возвращения в Англию в 1591 г. В тексте «Путешествий» тенденция к осуждению Бориса Годунова заметна начиная с рассказа о судьбе Никиты Романовича Юрьева и его сыновей. Весь отрывок о них дается с немым пока осуждением Бориса, расправившегося с домом последних претендентов на трон. Далее в изложении событий 90-х годов отрицательная трактовка образа «узурпатора»Бориса становится явной и открытой. 

Отметим в этой же части появившиеся хронологические и фактические неточности, вкрапления свидетельствXVII в.: упоминание о самозванце, о Михаиле Романове как будущем царе и т. д. Это дает основание рассматривать вторую часть повести о Борисе Годунове как мемуарную, написанную уже в началеXVII в. В рассказе о Борисе Годунове одним из самых ярких свидетельств Горсея являются известия (их три) о смерти царевича Дмитрия в Угличе и связанных с этим фактом событиях. Два из них — только упоминания. Первое — о заговоре «с целью отравить и убрать молодого царевича Дмитрия, третьего сына прежнего царя, его мать и всех их родственников… приверженцев и друзей,содержавшихся под строгим присмотром в отдаленном месте у Углича. Дядя нынешнего царя…Микита Романович… был околдован… хотя и жил еще некоторое время». 

Второе упоминание встречается в рассказе о судьбах трех сыновей Ивана Грозного,третьему из которых «десяти лет… перерезали горло». Самым содержательным и полным является третье известие Горсея о смерти царевича Дмитрия в Угличе. Автор сообщает, что, оказавшись в ссылке в Ярославле, он был разбужен однажды ночью Афанасием Нагим, рассказавшим, что царевича Дмитрия зарезали в Угличе, а его мать отравили.Горсей дает Нагому снадобье от яда, после чего«…караульные разбудили город и рассказали, как был убит царевич Дмитрий». Загадочная смерть наследника престола, последнего сына Ивана IV, была предметом расследований многих историков. В рамках настоящего издания нас интересует не событие само по себе, а то, как использовались сведения Горсея. Обратимся к работам историков. В одной из своих статей Р. Г. Скрынников привлекает известие о заговоре против Нагих и попытке покушений на царевича. Он связывает это упоминание Горсея (а также и Флетчера, информатором которого был Горсей) не с фигурой Бориса Годунова (его Р. Г. Скрынников считает непричастным к смерти Дмитрия), а с происками Нагих против бояр Романовых, имевших больше прав на престол, чем худородный Годунов. Эта догадка Р. Г. Скрынникова представляется неверной; она основана на ошибочном переводе упоминания Горсея о заговорах (см. выше), которым пользовался автор статьи. В этом месте переводчица Горсея ошибочно вставила слово«заподозрили», говоря о Никите Романовиче, хотя в английском тексте Горсея вовсе нет этого слова. Неправильный перевод стал причиной неверного истолкования Скрынниковым источника:Горсей в этом упоминании имеет в виду именно Годунова. 

Наиболее часто историки используют полный рассказ Горсея о смерти царевича Дмитрия,начинающийся с ночного визита Афанасия Нагого.Самый тщательный разбор этого фрагмента, а также его интерпретации историками находим в специальной статье английского автора Морин Перри «Известие Джерома Горсея о событиях мая 1591г.». Проведенное в статье сопоставление двух разных английских изданий Горсея (1856 и 1626гг.) с оригиналом рукописи дало поразительный результат: текст Горсея в публикации 1626 г., как и в рукописи, содержит деталь, указывающую на убийцу царевича Дмитрия. По изданию 1856 г. это место дословно переводится так: «Его горло перерезано около 6 часов дьяками, один из его слуг признался на пытке, что его послал Борис». А по изданию 1626 г. читаем: «Его горло перерезано около б часов сыном дьяка, одним из его слуг: он признался на пытке, что его послал Борис. Согласно новому прочтению Морин Перри констатирует: Горсей в своем известии самостоятелен и близок к сообщениям русских источников, называвших среди предполагаемых убийц Данилу Битяговского, сына единственного находившегося в Угличе дьяка Михаила Битяговского. 

В статье М. Перри рассматриваются и сравниваются с показаниями других источников все свидетельства Горсея о событиях мая 1591 г. в Угличе, а также анализируются исторические работы, в которых эти свидетельства привлекались. Наиболее подробно анализируется концепция Р. Г. Скрынникова о событиях мая — июня1591 г. Та же концепция разобрана и в последней опубликованной книге А. А. Зимина. Оба разбора показывают, что Скрынников не прав, когда отвергает сообщение Горсея как тенденциозную версию Нагих. Отметим, что показания членов семьи Нагих на следствии по делу о смерти царевича действительно совпадают с рассказом Горсея. Однако версия Скрынникова, что Горсей примкнул к антигодуновской партии Нагих, неубедительна. М.Перри и А. А. Зимин отмечают также в этой связи, что Горсей вполне мог узнать официальную версию и от «караульных», которыми «был разбужен Ярославль». Далее, текст Горсея, на который опирается Р. Г. Скрынников, говоря о попытке Нагих поднять мятеж в Ярославле, не дает таких свидетельств. М. Перри приводит сопоставление известия Горсея и его интерпретации Р. Г.Скрынниковым. «Путешествия»:«Город был разбужен караульными, рассказавшими, как был убит царевич Дмитрий» (менее точный вариант перевода 1909 г. на русский язык: «Уличные сторожа подняли город и сообщили жителям об убиении царевича Дмитрия»); Р. Г. Скрынников:«Удары набата подняли на ноги население Ярославля. Горожанам сообщили, что младший сын Грозного был предательски зарезан подосланными убийцами». В более поздней работе Р. Г.Скрынникова читаем уже: «…Нагие объявили народу…» Дополним приведенные интерпретации Р. Г. Скрынникова еще одной, из работы 1980 г.: «Д.Горсей находился в Ярославле и описал происшествие как очевидец. Он не назвал по имени инициаторов обращения к посаду, но из его рассказа можно заключить, что инициатива исходила от Нагих».


Таким образом, концепция Р. Г.Скрынникова о мятеже Нагих, центром которого должен был стать Ярославль, не может считаться доказанной, если иметь в виду его использование свидетельств Горсея. Аналогичные замечания об интерпретации текста источника можно сделать и относительно версии Р. Г. Скрынникова о продолжении действий мятежников Нагих в Москве. 

Оценивая информацию, заложенную в свидетельствах Горсея о событиях 1591 г., связанных со смертью царевича Дмитрия, подчеркнем, что записки подразумевают или даже прямо говорят (в ряде мимоходом сделанных замечаний в завершающей части «Путешествия») о безусловной роли Бориса Годунова в событиях, приведших к смерти Дмитрия. 

Пережитое Горсеем в Ярославле в мае — июне 1591 г.— одно из объяснений перемены авторской трактовки фигуры Бориса Годунова. Видимо, основа рассказа об угличских событиях появилась у Горсея как короткая дневниковая запись в 1591 г., но окончательное составление этих известий, включивших известные неточности,отмечаемые исследователями, произошло уже в начале XVII в. 

Таковы некоторые критические наблюдения над известиями Горсея, чаще других используемыми в исследованиях и предоставляющими богатые возможности для интерпретации рассказов о России иностранного автора. Записки Джерома Горсея давно стали настольной книгой исследователей, изучающих историю России второй половины XVI в. Уникальность ряда сведений о политической борьбе в Русском государстве времени Ивана Грозного, Федора Ивановича и Бориса Годунова, о государственном устройстве страны в конце XVI — начале XVII в., о состоянии русско-английских отношений превращает сочинения Горсея в активно используемый источник. Но как раз в силу уникальности многих сообщений Горсея исследователи до сих пор расходятся в их трактовках. 

В ряде случаев правильному прочтению мешают неточности переводов тех или иных мест в тексте, изданном в начале века. Предлагая новый, аннотированный,полный перевод записок Горсея, настоящее издание учитывает и живой, постоянный интерес широкой читательской аудитории к описываемому времени русской истории, позволяет точнее представить особенности социально-политического развития нашей Родины в средневековье. 

ИЗДАНИЯ И ПЕРЕВОДЫ СОЧИНЕНИЙ ДЖЕРОМА ГОРСЕЯ 
(археографическое введение) 

Манускрипт «Путешествий» Горсея из Британского музея в Англии является единственной сохранившейся автографической рукописью автора записок о России. В начале XVII в. рукопись находилась в библиотеке Генри Уорсли (Henry Worsely) в Линкольновской коллегии, после чего была передана в Британский музей в рукописную коллекцию Роберта Гарли (Robert Harley),—это практически все, что о ней известно. 
Еще один любопытный «автограф» Горсея найден учеными на экземпляре редкого острожского издания Библии 1581 г. На титульном листе — запись Горсея: «Эта Библия на славянском языке из царской библиотеки. Джером Горсей, 1581». Можно лишь предположительно говорить и об «архиве» Горсея. Исходя из упоминаний в его записках, он пользовался при их написании некоторыми документами, в том числе, видимо, и на русском языке. Большая часть их — непосредственная деловая переписка,иногда — копии с писем, касавшихся англо-русских торговых и дипломатических связей 80-х годов XVI в. 
Судьба этого «архива» обозначена Горсеем в его сочинениях: он упоминает о передаче принадлежавших ему документов и записей в«ученое распоряжение» Уильяма Кэмдена, Джильса Флетчера (см. «Путешествия»), а также Роберта Коттона (см. «Трактат»). 

Впрочем, можно с большой долей уверенности сказать, что именно из переданных Горсеем в руки его современников —хронистов и ученых — документов сохранилось то немногое, что и поныне служит историкам. 

Американский историк С. Г. Бэрон составил специальный «Путеводитель по опубликованным и неопубликованным документам по англо-русским отношениям в XVI веке, хранящимся в британских архивах». Эта работа дает возможность наглядно, по таблицам, выбрать и проследить публикации документов и писем, связанных с деятельностью Горсея в России. Большая часть этих документов издана на английском языке Э.Бондом, на русском языке Ю. В. Толстым в сборнике «Первые 40 лет сношений между Россией и Англией (1553—1593)». Кроме того, автор указал публикации важных документов в сборниках Р.Гаклюйта, Н. Эванса, в некоторых общих английских изданиях. Добавим к этому, что публикации отдельных или нескольких документов содержатся в разных исследованиях. С. Г. Бэрон приводит в своих таблицах и несколько неизданных материалов, связанных с Горсеем: «Отчет (записка.— А. С.)Горсея царю Федору 1590 г.», хранящийся в Государственном архиве Великобритании, и«Советы для письма лорду Борису Федоровичу» из Британского музея. Таковы основные сведения по вопросу о рукописных материалах Горсея и их доступности для историков. На родине Горсея еще при жизни автора были опубликованы два его сочинения. В 1589 г., через 5 лет после венчания на царство Федора Ивановича (1584), увидела свет «Торжественная…коронация Федора Ивановича», вышедшая в первом издании книги собирателя записок английских путешественников Ричарда Гаклюйта.«Коронация» включалась также и в последующие издания гаклюйтовских «Сборников путешествий»:2-е издание 1598—1600 гг., 3-е издание 1809—1812 гг. и в наиболее полное переиздание 1903—1905 гг. Вторым прижизненно изданным сочинением Горсея были «Извлечения из обзора сэра Джерома Горсея, посвященного семнадцатилетним путешествиям и деятельности в России и других примыкающих странах»(Extracts out of Sir Jerome Horsey»s Observations in seventeene yeeres Travels and experience in Russia and other countries adjoyning). «Извлечения» появились в 4-м издании«Книги путешествий» преемника Гаклюйта Сэмюэля Пёрчеза в 1626 г. Издание представляло собой краткий,сжатый вариант «Путешествий» Горсея. Это сокращение записок, как показал Р. Кроски, сделал для своего издания С. Пёрчез по авторской рукописи Горсея. Поскольку сама эта рукопись появится, как мы увидим далее, в полном издании XIXв., то «Извлечения» как краткий вариант той же рукописи для историков, естественно, были менее интересны, тем более что они содержатся в редком издании XVII в. и не переводились на русский язык.Однако в недавней работе М. Перри указан случай,когда вариант Пёрчеза оказался предпочтительнее полного издания: издатель 1626 г. точнее передал транскрипцию нескольких слов из рукописи,оказавшихся ключевыми в известии о смерти царевича Дмитрия. С «Извлечениями» связана редкая библиографическая ошибка исследователя XIX в. И. X.Аделунга: он неверно указал на появление этого варианта записок отдельным оттиском в Лондоне в1626 г., в издании сборника Пёрчеза 1613 г. и в первых изданиях Гаклюйта, тогда как «Извлечения» появились; как уже сказано, лишь в сборнике С. Пёрчеза, вышедшем 4-м изданием в 1626 г. Нужно отметить еще одну особенность английского издания 1626 г.: подзаголовок, данный С. Пёрчезом своему сборнику, звучит так: «Четвертое издание, во многом расширенное дополнениями… и три присоединенных полных трактата, один о России, а другие северо-восточных странах, сэра Джерома Горсея» («The fourth Edition, much enlarged with Additions… and three whole Treatises annexed, one of Russia and other Northeasterne Regions, by Sr Jerome Horsey»). Этот подзаголовок «спровоцировал»появление второго названия «Извлечений» —«Трактат о России и северных странах» — ив тех работах, авторы которых писали до появления полного английского издания Горсея в XIX в. и использовали публикацию Пёрчеза, в частности, в трудах Н. М. Карамзина, И. X. Аделунга. Таковы ранние публикации сочинений Горсея в XVI— XVII вв. на языке подлинника. Единственное полное издание на английском языке всех трех сочинений Горсея, а также некоторых его писем и связанных с его деятельностью бумаг «Московской компании» было осуществлено Эдвардом Бондом и Гаклюйтовским обществом в Англии в 1856 г. Книга вышла под названием «Россия в конце XVI столетия» и содержала кроме записок Горсея трактат «О государстве Русском…»английского ученого-историографа и посланника1589 г. в России Джильса Флетчера, чьи сведения во многом восходят к рассказам Горсея. Во введении издания 1856 г. приведен краткий очерк отношений России и Англии, биографические данные двух публикуемых авторов, а также некоторые сведения о рукописных оригиналах сочинений. Согласно правилам Гаклюйдовского общества, ставившего целью издавать записки путешественников строго по оригиналу, издание 1856 г. сохранило соответствующую рукописи орфографию Горсея, его грамматические и стилистические обороты,порядок текста. Полнота и близость к оригиналу сделали английское издание 1856 г. лучшим, хотя и малодоступным для историков: уже в XIX в. оно превратилось в библиографическую редкость. В 1968 г. американские историки Ллойд Е.Берри и Роберт О. Крамми издали книгу записок англичан, посетивших Россию между 1553 и 1600 гг. Сюда вошло наиболее значительное произведение Горсея— «Путешествия сэра Джерома Горсея». Готовя этот аннотированный сборник, издатели взяли за основу сохранившиеся рукописные оригиналы, однако написание слов, пунктуацию, географические названия и имена собственные привели в соответствие с современным употреблением,синтаксис же оставили без изменения. Важная особенность издания 1968 г. — серьезное внимание к содержанию публикуемых записок со стороны ученых-издателей. Тщательное аннотирование,содержательные примечания к текстам, а также общая вступительная статья по истории англо-русских связей и предисловия к каждому из публикуемых источников делают книгу не просто публикацией материалов, а монографическим исследованием, соединенным с текстами источников. Характер издания 1968 г., рассчитанного не только на историков, но и на широкую читательскую аудиторию, заставил включить в него только «Путешествия», а также изменить, как уже сказано, транскрипцию его рукописи. Поэтому для подготовки текста настоящего издания на русском языке предпочтительней оказался все же текст издания Э. Бонда 1856 г. Русский читатель впервые увидел имя Джерома Горсея в трудах Н. М. Карамзина, знавшего фактически всё
.

Вы считаете, как и все, что Конан Дойль написал только 56 рассказов и четыре романа?

О, тогда мне есть чем вас удивить, потому что существует необычайный 57-й рассказ, который отдельно не входил ни в одно из известных собраний его сочинений.

И, почти наверняка, никогда не переводился. Вы сейчас первыми о нем узнаете, ибо находится он в совершенно необычайной библиотеке.

Но расскажу все по порядку.

Начало 20-х в Британии было трудным и отчаянным временем. Сотни тысяч жизней бездарно сгинули в полях Фландрии и Франции. С карты Европы исчезло несколько империй. Монархическое правление виделось пережитком. После отречения и убйства императора России и падения Австро-Венгерской монархии качнулся под Георгом Пятым и британский трон: усиливались республиканские настроения, от короля требовали отречения. Экономика — в упадке. Появились явные предвестники распада самой крупной империи в мировой истории, расширявшейся более чем двести лет. Более того — многим становилось ясно, что рушится весь европейский миропорядок, сложившийся примерно со времени объединенной победы над неистовым корсиканцем.

Видео дня

И как же решают в британской монархии 1921 года противостоять нарастанию энтропии?

Удивительно: сделать кукольный дом! Запечатлеть уходящее.

Феноменально несчастливая в браке внучка королевы Виктории, принцесса Мария Луиза Шлезвиг-Голштейнская, решила порадовать подругу детства королеву Марию (жену английского короля Георга Пятого) уникальным подарком — самым большим и великолепным кукольным домом на свете.

Она связалась с другом и архитектором сэром Эдвином Лютьеном, и тот сразу увидел изумительный (философский и деловой!) потенциал этой идеи. Три года лучшие художники, краснодеревщки, ювелиры, плотники проектировали и создавали эту изумительную “кукольную” резиденцию.

Что такое кукольный дом? Есть в этой идее что-то будоражащее и умиротворяющее одновременно. Это полностью подвластный тебе маленький мир, это та иллюзия контроля и предсказуемости, которые невозможны в реальном мире. Но не только. Первая мировая война показала необычайную хрупкость того, что считалось незыблемым. С германских цеппелинов впервые сбрасывали бомбы на Лондон: в Великой войне впервые стерлась граница между “театром войны” и тылом — безопасности, когда война, не осталось ни для кого…

Неизвестный рассказ Конан Дойля

Неизвестный рассказ Конан Дойля

Неизвестный рассказ Конан Дойля

Неизвестный рассказ Конан Дойля

Неизвестный рассказ Конан Дойля

“Я создавал то, что переживет всех нас и понесет в будущее и в незнакомый грядущий мир то, как мы жили. Это уменьшенная копия нашего уходящего мира”, — писал сэр Эдвин в 1921 году, охваченный понятным эсхатологическим чувством.

Фасад имитировал обманчиво воздушную георгианскую неоклассику Кристофера Рена (имитация портландского камня) и на шарнирах поднимался вверх, чтобы видны были интерьеры комнат.

Все там было настоящим, в масштабе 1:12.

Проведено электричество и водопровод, работали лифты. Известных художников попросили расписать потолки и исполнить миниатюрные копии. В комнатах прислуги — чудо техники: пылесос и швейная машинка “Зингер”. На кухне — точные копии баночек с джемом, кофе, крошечные бутылочки шампанского Veuve Clicquot (да-да, самая знаменитая веселая вдова на свете!), печений McVities ( с логотипами производителей, многие благополучно процветают и сейчас!), машины для гаража изготовили на заводах Rolls Royce, ювелиры фирмы Cartier изготовили каминные и напольные часы. Знаменитый ландшафтный художник разработала дизайн сада и сам Густав Холст написал музыку для миниатюрных нот на рояле…

Дом получился таким изумительным, что стал сенсацией на Выставке Искусств и Ремесел Британской Империи 1924 года. Для производителей, поставивших копии своих товаров с хорошо различимыми логотипами, это также явилось прекрасной рекламой. Выставку посетило более двух миллионов человек. Люди выходили воодушевленные: если в стране еще умеют делать такие удивительные по мастерству и практической бесполезности вещи, не все еще пропало!

Самое необычайное в домике — библиотека! Здесь настоящее все: копии картин, и росписи, и гобелены, и мраморный камин, и персидский ковер, и глобус, и книги! Да, все это крошечные фолианты с сокращенными текстами Библии, Шекспира, Диккенса. Королева Мария могла достать их с полки и полистать под лупой. Всем известным британским авторам были заказаны миниатюрные произведения для этой библиотеки. Для них писали — Томас Харди, М. Джеймс, Эдит Уортон, Олдос Хаксли, Редьярд Киплинг и многие другие. Понятно, что отказались только Вирджиния Вульф и Бернард Шоу. Их не стали уговаривать. А вот Конан Дойль согласился. Он написал самый короткий рассказ “Как Уотсон научился трюку” (если перевести дословно). И еще замечательно, что книга эта рукописная. Рука самого Конан Дойля.

Конечно, я купила ее миниатюрную копию.

Вот мой (неотредактированный) перевод этого самого маленького рассказа о Уотсоне и Холмсе.

“Уотсон внимательно следил за своим компаньоном с тех самых пор, как тот уселся за стол завтракать. Холмс поднял глаза и увидел его взгляд.

—Так, Уотсон, о чем Вы думаете?”- спросил он.

—О Вас.

—Обо мне?

—Да, Холмс. Я думал о том, как банальны все Ваши трюки и как удивительно, что они продолжают вызывать интерес у публики.

—Совершенно с Вами согласен, — сказал Холмс. — Более того, припоминаю, что и сам говорил нечто подобное.

—Вашему методу, — сказал Уотсон резко, — Не так уж трудно научиться!

—Вне всякого сомнения, — с улыбкой ответил Холмс- Может, Вы и сами приведете пример такого метода размышлений.

—С удовольствием, — сказал Уотсон. — И могу сказать, что Вы были чем-то озабочены, когда одевались сегодня утром.

—Прекрасно! — сказал Холмс,- Как Вы об этом догадались?

—Вы обычно довольно аккуратны, а тут забыли побриться.

—Боже мой! Это действительно проницательно, — сказал Холмс, — Я и понятия не имел, что Вы такой одаренный ученик! Осталось ли нечто еще, что не смогло укрыться от Вашего орлиного глаза?

—Да, Холмс. У Вас есть клиент по фамилии Барроу, дело которого Вам не удалось распутать.

—Боже мой, как Вы об этом узнали?

—Я видел конверт с этим именем. Вы открыли его, издали стонущий звук и поглубже засунули конверт в карман, с гримасой боли на лице.

—Восхитительно! Вы очень наблюдательны.

—Опасаюсь, Холмс, что Вы также занялись финансовыми спекуляциями.

—И как Вам удалось догадаться, Уотсон?

—Вы открыли газету на биржевой странице и издали громкий, заинтересованный возглас.

—Что ж, это очень умнО, Уотсон. Что-нибудь еще?

—Да, Холмс, вместо своего халата Вы надели черный сюртук, это говорит о том, что Вы ожидаете визита кого-то довольно важного.

—Что-нибудь еще?

— Я не сомневаюсь, Холмс, что нашел бы и еще, но я привожу только несколько этих пунктов, чтобы доказать: есть и другие люди в мире, столь же проницательные, что и Вы.

—Есть и не столь же проницательные, — сказал Холмс- Признаюсь, Уотсон, их не так уж много, но я должен включить и Вас в их число.

—Что Вы имеете в виду, Холмс?

—То, мой дорогой друг, что Ваши заключения не так удачны, как мне бы хотелось.

—Вы хотите сказать, что я ошибся.

— Боюсь, что так. Давайте рассмотрим каждый пункт. Я не побрился, потому что отправил бритву точильщику. И надел сюртук, потому что у меня, к несчастью, был назначен визит к дантисту. Его зовут Барлоу, письмо было от него, оно подтверждало назначенное время. Страница о крикете в газете идет рядом с финансовой, и я проверил, как сыграла команда Саррея против Кента. Но, продолжайте, Уотсон, продолжайте! Это довольно банальный трюк и, я уверен, вскоре Вы его освоите!

The end”

“Кукольный” дом королевы Марии выставлен в Виндзорской крепости хрупким апофеозом ушедшей эпохи, в его окнах горят крошечные люстры, слышится призрачная музыка…

Домику почти сто лет.

Хрупкое пережило то, что казалось незыблемым…

Ах, как часто мы столь же проницательны о будущем, как и старый, добрый Уотсон)))

disclaimer_icon

Важно: мнение редакции может отличаться от авторского. Редакция сайта не несет ответственности за содержание блогов, но стремится публиковать различные точки зрения. Детальнее о редакционной политике OBOZREVATEL поссылке…

Эдуард Мортье. «Самый бедный из маршалов»

Многие из наполеоновских маршалов начинали службу с рядовых должностей, и все они неоднократно рисковали жизнью во время сражений. Но большинство из них умерли от болезней и старости, своей судьбой доказав справедливость известного парадоксального утверждения о том, что для любого человека самым опасным местом на земле является его собственная постель: ведь именно на своей кровати умирает подавляющее большинство людей. На поле боя погибли лишь три императорских маршала из 26 – Ланн, Бессьер, Понятовский. Ещё два, Мюрат и Ней, были расстреляны после второго отречения Бонапарта. Давно оставивший военную службу Брюн был растерзан толпой роялистов 2 августа 1815 года. При загадочных обстоятельствах погиб Бертье, тело которого 1 июня 1815 года было найдено на мостовой под окном родового замка его жены в баварском городе Бамберг. И один из маршалов империи Бонапарта был смертельно ранен во время террористического акта. О нём мы и поговорим в сегодняшней статье.

Детство и юность Эдуарда Мортье

Адольф-Эдуард-Казимир-Жозеф Мортье родился 13 февраля 1768 года в городе Като-Камбрези (департамент Нор) на севере Франции.

Рассказ о свержении монархии во франции

Его отец, занимавшийся торговлей полотном, пользовался большим авторитетом в округе. В 1789 году он даже был избран депутатом Генеральных штатов от Третьего сословия. В общем, семья Мортье имела определённый достаток, и будущий маршал смог получить хорошее образование в Английском колледже города Дуэ (в XVII веке это учебное заведение было основано ирландскими эмигрантами).

Преподавание ряда предметов велось на английском языке, которым Эдуард Мортье овладел в совершенстве. Поэтому позже, когда Бонапарт стал готовить вторжение в Британию, именно этого маршала он рассматривал как возможного кандидата на должность военного губернатора Англии.

Кажется логичным предположение, что именно такие, вполне благополучные семьи во время революции должны были стать опорой королевской власти. Однако даже самые богатые представители Третьего сословия не имели во Франции политических прав, что нашло отражение в знаменитом памфлете Сийеса:

«Что такое третье состояние? Все. Что оно из себя представляло до сих пор? Ничего.»

А вот в Англии, согласно указу Якова I, дворянский титул баронета получал любой, кто мог позволить себе внести в казну тысячу фунтов стерлингов. Во Франции представителям Третьего сословия путь наверх был закрыт, и потому среди сторонников революционных и республиканских идей оказалось очень много отпрысков семей почтенных купцов и юристов.

Начало службы в республиканской армии

Но вернёмся к Эдуарду Мортье, который, закончив обучение, стал работать в Лилльском отделении семейной конторы.

Так продолжалось до тех пор, пока не пришли известия о революции. В департаменте Нор один из батальонов Национальной гвардии сформировал брат отца нашего героя. Среди волонтеров оказался и его племянник. Пройдя курс обучения военному делу, Эдуард Мортье в сентябре 1791 года получил звание капитана.

Рассказ о свержении монархии во франции
Ш-Ф.Ларивьер. Эдуард Мортье в форме волонтерского батальона Нор, 1792

Этот батальон вошёл в состав Северной армии генерала Рошамбо. Первой битвой, в которой принял участие Мортье, стало сражение при Кьеврене. Оно закончилось поражением французов. Под Мортье была убита лошадь, но присутствия духа он не потерял и пытался остановить бегущих подчинённых. Его храбрость была замечена начальством.

В дальнейшем Мортье участвовал в победных для Франции сражениях при Жемаппе, у Неервиндена, Ондскота, при Ваттиньи (здесь он был ранен). В сражении у Флерюса Мортье уже командует батальоном. В июне 1795 года он становится полковником и возглавляет одну из полубригад Самбро-Маасской армии генерала Журдана, где его начальником стал Жан-Батист Клебер. В 1796 году принимает участие в сражениях при Альтенкирхене и Фридберге.

Семейная жизнь Эдуарда Мортье

25 января 1799 года полковник Мортье женился на Еве-Анне Химмес. Ему в это время было больше 30 лет, его супруге – 19. Этот брак оказался очень удачным: Мортье любил жену, которая родила ему семь детей (четыре девочки и три мальчика). Некоторые из их потомков вступили в брак с отпрысками семей других маршалов и генералов Бонапарта – Гюдена, Удино и Даву.

Генерал Мортье

1799 год вообще стал звёздным для Эдуарда Мортье. Сразу после свадьбы он отправился в Дунайскую армию, где командовал авангардом (25-я полубригада и два кавалерийских полка). Получил звание бригадного генерала. После поражения французов в битве при Штокахе (25 марта 1799 года) и отхода Дунайской армии за Рейн, был отправлен в Швейцарию. Здесь в Гельветической армии генерала Массены он получил должность командира 4-й дивизии. Во время Цюрихского сражения против корпуса генерала Римского-Корсакова (14-15 сентября 1799 г.) дивизия Мортье находилась в центре французской армии. Сковав своими действиями значительные силы противника, она позволила нанести удар частям левого фланга, которыми командовал Удино. По итогам этого сражения Мортье был повышен в звании до дивизионного генерала. В дальнейшем участвовал в боях против армии Суворова в Муттенской долине.

В марте следующего 1800 года командовал 2-й дивизией Дунайской армии, но скоро вернулся во Францию и был поставлен во главе 17-го военного округа, где размещались 15-я и 16-я дивизии.

Мортье поддержал переворот 18 брюмера, в результате которого Бонапарт стал Первым консулом. После этого он был назначен командующим Парижским округом, чрезвычайно важного не только в военном, но и в политическом отношении.

В мае 1803 года Мортье был поставлен во главе войск, которым было поручено оккупировать Ганновер. Начальником штаба его корпуса стал дивизионный генерал Леопольд Бертье – младший брат знаменитого маршала.

До 1804 года Мортье находился в этом курфюршестве, потом уступил пост командующего Бернадоту. По прибытии в Париж Мортье был назначен командующим артиллерийскими частями консульской гвардии.

Маршал Мортье

В 1804 году, после коронации Наполеона Бонапарта, Эдуард Мортье вошёл в число первых маршалов Франции.

Рассказ о свержении монархии во франции
Памятник Мортье на Ратушной площади города Като-Камбрези

Возможно, вам будет интересно узнать, что Мортье был самым высоким из маршалов Бонапарта, его рост – 195 см (на втором месте по этому показателю – Мюрат с ростом 190 см). Вопреки распространённому мнению, сам Наполеон с ростом 168,6 см не считался тогда коротышкой. Дело в том, что об акселерации в те времена ещё никто и не слышал, и средний рост французских пехотинцев составлял всего лишь 165 см. Выше были артиллеристы (средний рост – 174 см) и кирасиры (176 см). Но так получилось, что большинство людей из ближайшего окружения императора были выше его. И особенно высокими из-за их медвежьих шапок выглядели его гвардейцы. Вот на их фоне Бонапарт и казался низкорослым.

Любопытна реакция отца Эдуарда Мортье на известие о присвоении сыну маршальского звания:

«Передайте ему, чтобы он оставался честным человеком.»

И надо сказать, что Эдуард Мортье, по общему мнению, действительно своим поведением резко выделялся среди маршалов Наполеона. Бонапарт, которому принадлежит афоризм «самое верное средство остаться бедным – быть честным человеком», однажды назвал его «самым бедным из маршалов».

Современники отмечают также жизнерадостный нрав Мортье, его скромность и неамбициозность. Он был одним из немногих, у кого практически не было личных врагов. Единственное, чего Мортье не терпел в людях – злоупотребление алкоголем: пьяниц он без стеснения называл свиньями.

Другим положительным качеством этого маршала было гуманное отношение к пленным, по этой причине во время войны в Испании его очень уважали противники-англичане.

Боевые кампании 1805-1807 гг.

После капитуляции армии Мака при Ульме, Наполеон приказал сводному VIII корпусу Мортье переправиться на северный берег Дуная и двигаться к Дюрнштайну. Но армия Кутузова также смогла переправиться через реку, уничтожив за собой мосты в Маутерне и Кремсе. Мюрат, который тоже действовал на северном берегу, бросил свои войска к Вене и захватил столицу Австрии. Но при этом корпус Мортье попал в сложное положение, оказавшись в одиночестве против всей российской армии. В результате 6-тысячная дивизия Оноре Газана из корпуса Мортье вынуждена была вступить в бой с войсками Милорадовича численностью до 24 тысяч человек. При этом русские боевые части под командованием Дохтурова зашли в тыл этой дивизии, которая оказалась в отчаянном положении. Мортье предлагали переправиться на другой берег, однако он остался со своими войсками.

Рассказ о свержении монархии во франции
Огюст Сандос. Маршал Мортье в битве при Дюрнштайне

Положение спасла дивизия генерала Дюпона, которая с ходу атаковала русские войска. В итоге обе стороны объявили себя победителями, Кутузов был награждён Большим крестом австрийского ордена Марии Терезии, Газан получил Большой офицерский крест ордена Почетного легиона. Но потери сторон были примерно равными.

В последовавшем затем Аустерлицком сражении корпус Мортье не участвовал, так как был отправлен к Вене.

После разгрома Пруссии в 1806 году, Мортье вместе с Луи Бонапартом (тогда – король Голландии) захватил Гессен-Кассельское курфюршество, а затем занял Гамбург, Бремен, Нинбург и часть шведской Померании.

В конце апреля 1807 года Мортье со своими войсками прибыл в Пруссию, на территории которой тогда сражались французские и российские войска. Здесь в июне у Фридланда состоялось решающее сражение этой кампании. В бой с превосходящими силами русских вступил Ланн. Корпус Мортье первым подоспел на помощь. Сражаясь целый день вместе, войска Ланна и Мортье продержались до подхода основных сил во главе с Наполеоном. В этом бою ядром была убита лошадь Мортье. В знак признания заслуг 19 мая 1808 года Мортье получил от императора титул герцога Тревизо.

Рассказ о свержении монархии во франции
Е. Л. Дюбуф. Маршал Мортье, герцог Тревизский

Война в Испании

Скучать своим маршалам и герцогам Наполеон не позволял, и осенью 1808 года Мортье был отправлен в Испанию. Здесь он получил под командование V корпус, с которым участвовал в тяжёлой осаде Сарагосы, затем разгромил вражеские войска в битве при Арцобиспо (8 августа 1809 г.). Наибольшего успеха он смог добиться в сражении при Оканье, где 18 ноября того же года, имея под командованием около 34 тысяч солдат, встретился с 52-тысячной неприятельской армией. Битва закончилась полным разгромом испанцев, которых только в плен было взято более 25 тысяч человек. А Мортье в этом бою получил очередное ранение.

В 1811 году он оказался в подчинении у Сульта. При этом, в отличие от других маршалов, которые в Испании обычно действовали, как вздумается, не обращая внимания и на вышестоящее начальство, и на соседей, выразил готовность подчиняться ему. Вместе им удалось нанести поражение испанцам у Гебора и захватить Бадахос.

В середине 1811 года Мортье был отозван в Париж, где стал командующим частей Молодой гвардии. В этой должности он и принял участие в кампании 1812 года.

1812 год

Гвардию Наполеон берёг, и потому подчинённые Мортье активного участия в боях первого этапа этой кампании не принимали. Несмотря на просьбы ряда маршалов, не решился император бросить Молодую гвардию в бой и в Бородинском сражении. После входа французской армии в Москву, именно Мортье был назначен губернатором города. Обеспечить порядок в опустевшем городе он не смог, впрочем, вряд ли это было возможно.

Рассказ о свержении монархии во франции
Д. Кардовский. Французы в оставленной жителями Москве

Кончилось всё, как известно, грандиозным пожаром, потушить который оказалось невозможно из-за отсутствия пожарного инвентаря.

Рассказ о свержении монархии во франции
Так изобразил пожар Москвы А. Ф. Смирнов, который в 15-летнем возрасте находился в городе в сентябре 1812 года

В результате Великая армия Наполеона буквально оказалась «у разбитого корыта»: большой город с готовыми квартирами для размещения личного состава сгорел, и в огне погибли огромные запасы продовольствия и фуража. Тарутинское сражение показало, что переговоров о мире не будет. Великая армия быстро разлагалась, надвигалась зима, отступление превратилось в бегство.

Оставляя Москву, Наполеон отдал один из самых позорных своих приказов – о взрыве Московского Кремля. Исполнить это преступное распоряжение должен был маршал Мортье, задержавшийся в Москве с 8-тысячным отрядом. К Кремлю были согнаны горожане, которых французам удалось найти. На протяжении трех суток они рыли подкопы, в которые закладывались бочки с порохом. К счастью, сильный дождь погасил многие из фитилей, однако ущерб древней крепости всё же был нанесён. Была разрушена Водовзводная башня, устояли, но пострадали ещё три – Никольская, 1-я Безымянная и Петровская. Обрушились участок кремлёвской стены, часть Арсенала, а также поздние пристройки к колокольне Ивана Великого. Кстати, в тушении пожаров на территории Кремля приняли участие вошедшие в Москву кавалеристы А. Х. Беккендорфа. Организовывать повторные подрывы времени у Мортье уже не было. Однако Наполеону он, похоже, отчитался о полном успехе этой операции: в письме к Марии-Луизе император сообщил о полном разрушении Кремля:

«Кремль, Арсенал, военные склады, казармы – всё разрушено. Старая крепость, построенная при основании самой монархии, первые дворцы царей – всё это в прошлом. В будущем Москва станет грудой обломков, грязной нездоровой клоакой, без политического и военного значения. Я оставляю город русским бродягам и мародёрам.»

Лично мне непонятно чувство гордости, с которым Наполеон сообщает об этой варварской акции. За одно это чистосердечное признание в военном преступлении русские имели полное право вывезти из Парижа все более или менее ценные картины и статуи. Однако Александр I хотел понравиться «цивилизованным европейцам», и потому никаких репараций с французов не взял, а все понесённые Россией потери компенсировал исключительно за счёт русских же крестьян.

Между тем 3-6 (15-18) ноября под Красным впервые за эту кампанию Молодая гвардия вступила в сражение с русскими войсками: пришла на помощь отступающему от Смоленска корпусу Даву.

Сражались подчинённые Мортье и у Березины. Однако наибольшие потери Молодая гвардия понесла от холода и голода, а также – в непрерывных стычках с преследовавшими французов русскими партизанскими отрядами (составленных из солдат и офицеров регулярных войск) и казаками.

Последние сражения маршала Мортье

Для кампании 1813 года части Молодой гвардии фактически пришлось создавать заново.

Они сражались под Лютценом, Бауценом, Дрезденом, Вахау, Лейпцигом и Ганау. В декабре 1813 года Мортье получил под командование две дивизии Старой гвардии, с которыми участвовал в битвах при Бар-сюр-Об, Монмирайле, Реймсе, Краоне и Лаоне.

Развязка наступила 13 (25) марта 1814 года, когда эти дивизии Мортье и корпус Мармона были разбиты в сражении при Фер-Шампенуазе и отступили к столице Франции.

18 (30) марта 1814 года Мортье и Мармон потерпели поражение у Парижа и на следующий день, не желая разрушения города в ходе обстрелов и уличных боёв, сдали его союзным войскам.

Жизнь Мортье в постимперский период

Как и практически все другие маршалы Наполеона (за исключением Даву), после отречения императора Мортье перешёл на службу к Бурбонам. Он был назначен командующим 16-м военным округом (с штаб-квартирой в Лилле), получил титул пэра Франции и орден Святого Людовика.

После известия о высадке Наполеона в бухте Жуан и его движении на Париж, Мортье сопровождал Людовика XVIII до бельгийской границы, затем вернулся в Париж. Во время встречи с Наполеоном он согласился возглавить подразделения гвардейской кавалерии, но от реального командования, и тем более участия в боевых действиях, уклонился, сказавшись больным.

После возвращения Людовика XVIII, Мортье возглавлял 15-й военный округ в Руане, был депутатом в Палате представителей, в 1819 году стал членом Палаты пэров. Но главным его занятием до 1830 года было ведение хозяйства в своём поместье.

Рассказ о свержении монархии во франции
Ф. С. Дельпек. Портрет маршала Морье, до 1825 г.

После Июльской революции выяснилось, что новый король Луи Филипп чрезвычайно ценит таланты этого наполеоновского маршала. Вначале он отправил Мортье в Петербург – объяснять Николаю I, что со стороны Франции старому миропорядку ничто не угрожает.

В 1831 году король назначил Мортье Великим канцлером ордена Почетного легиона. В 1834 году Мортье работал в правительстве, занимая посты премьер-министра и военного министра.

Жизнь этого маршала оборвалась 28 июля 1835 года во время парада, посвящённого годовщине Июльской революции и воцарения новой Орлеанской династии. Вообще-то целью террористов из группы корсиканца Джузеппе Фиески были король и его сыновья. «Адская машина», ожидавшая их на бульваре Тампль, была устроена весьма затейливо и хитроумно: заговорщики закрепили в общей раме несколько десятков ружей, заряженных картечью.

Рассказ о свержении монархии во франции
Guillaume François Gabriel Lepaulle. L’attentat de Fieschi boulevard du Temple 28 juillet 1835

В итоге ни король, ни принцы не пострадали, зато были убиты на месте 12 других людей, ещё 22 получили ранения, пятеро позже скончались. Среди них оказался и маршал Мортье, тело которого было похоронено в Доме Инвалидов, а сердце – на кладбище Пер-Лашез.

Она почти не участвовала ни в государственных делах, ни в придворных интригах… Что не помешало ей всего за пять лет превратиться в живую легенду — только благодаря необычайной красоте и сексуальности. И пострадать больше любой из своих предшественниц. Настоящие и трагические приключения ждали эту вполне заурядную женщину уже после смерти и венценосного возлюбленного, и всего Старого мира, который он олицетворял. Людовик XV говорил: «После нас — хоть потоп». В этом потопе было суждено утонуть его Жанне.

Рассказ о свержении монархии во франции

Фото
Leemage/Corbis via Getty Images

В 9 часов утра 8 декабря 1793 года (или, по новому республиканскому календарю, 18 фримера 2-го года) Жанна Мария Дюбарри, бывшая графиня, предстала перед судом — в том самом парижском Зале Верхней Палаты, где за 20 лет до этого Людовик XV в ее присутствии распустил парламент, не желавший выделить Версалю очередной кредит.

Теперь он назывался Залом Свободы. Стены пестрели революционными лозунгами, золотые лилии были закрашены, огромный трон в центре композиции покрывал триколор, воздух пропитался потом и дешевым табаком. Яблоку упасть было некуда…

Риторический пафос речи, реплики и определения общественного обвинителя («Мессалина, опутавшая сетями старого распутника короля Людовика XV и заставившая его жертвовать ради бесстыжих развлечений благосостоянием и кровью целого народа!») звучали странно применительно к немолодой располневшей матроне с красными от слез глазами. Лишь в одном она напоминала прежнюю безупречную красавицу: ее чуть тронутые сединой кудри были тщательно вымыты и уложены, несмотря на двухмесячное пребывание в камере. Когда огласили вердикт («Виновна по всем пунктам, казнь в 11 часов следующего дня»), Жанна потеряла сознание.

Поставщик удовольствий

Модное парижское ателье на одной из улочек вблизи Елисейских полей походило на большую драгоценную шкатулку. За ширмами из полупрозрачной тафты продавщицы демонстрировали придворным кавалерам, куртизанкам и дамам полусвета последние новинки сезона. Запахи изысканных духов «выливались» из-за дверей, когда гризетки выпархивали на улицу…

Рассказ о свержении монархии во франции

Франсуа-Юбер Друэ. Мадам Дюбарри

Фото
Bridgeman Art Library / Wikimedia Commons

Мало кто из этих прелестных девушек довольствовался одним лишь скромным жалованьем. А особенно преуспела игривая и живая, всегда готовая взорваться звучным смехом Жанна Бекю — миндалевидной формы глаза цвета аквамарина, золотистые волосы, жемчужные зубы, пухлые маленькие губы, тонкая талия, пышные бедра и бюст. Хозяин ателье, мсье Лабилль, которого часто возмущали нерасторопность и лень девицы, не смел повысить голос — одно лишь ее появление за стеклянной витриной могло заставить клиента выложить тысячу ливров за безделушку, которую он вовсе не собирался приобретать. Причем Жанна точно знала, кто из покупателей и поклонников готов проявить настоящую щедрость. В полиции на нее было заведено досье с формулировкой на титульном листе: «Гризетка, живущая с разными мужчинами и получающая от них деньги и подарки, но отнюдь не уличная девка».

В числе этих «разных мужчин» вскоре оказался некто Жан Дюбарри, заработавший в Париже репутацию «лжеца без чести и достоинства». Обедневший дворянин из Тулузы, он в какой-то момент сумел жениться на аристократке и получить графский титул, но вскоре оставил супругу и переехал в Париж, где безуспешно попытался сделать дипломатическую карьеру. Пришлось графу применить свои таланты интригана в другой сфере. Знаток женской красоты, он находил подходящих особ, брал их в любовницы, обучал изощренным любовным забавам и благородным манерам, а после (как свидетельствует запись в жандармском досье) «предлагал их своим знатным друзьям и брал проценты с доходов». Другими словами, Дюбарри промышлял великосветским сутенерством. Бесстыдство открыло ему доступ в круг версальских распутников — в первую очередь маршала Ришелье, который в восхищении провозгласил графа «поставщиком удовольствий». Даже стражи порядка признавали, что Дюбарри был прекрасным «импресарио». Когда он впервые вывел мадемуазель Бекю в свет в качестве своей возлюбленной, в участке появилась очередная запись: «Очевидно, что он собирается использовать эту девушку по назначению. Стоит отметить, граф — блестящий ценитель красоты, его товар первоклассен». Кроме того, во избежание неприятностей«ценитель» всегда следовал одному правилу — подробно узнавать подноготную своих подопечных…

Девочка, исполненная чар

Семейство Бекю на протяжении многих поколений славилось своей красотой и кулинарными талантами. Анна, одна из дочерей повара Фабиана Бекю, служившего в замке Вокулер, по примеру родственников тоже могла найти место служанки в знатной семье, но предпочла вольную жизнь и скудные заработки швеи. Впрочем, в Вокулере стоял военный гарнизон. Мало кто из солдат мог устоять перед красотой девушки, и Анна всегда могла купить себе отрез шелка или ленточки для кружевного чепчика малютки-дочери. Отцом девочки, родившейся в 1743 году, был монах Жан-Батист Вобернье (Анна недолгое время шила простыни при одном из окрестных монастырей).

В 1749 году на незамужнюю Анну обратил внимание важный господин, армейский казначей и инспектор Биллар-Дюмонсо, приехавший однажды в Вокулер с инспекцией, который и увез ее вместе с шестилетней Жанной в Париж. Там он поселил их в своем доме, где заправляла его любовница мадам Франческа, известная куртизанка. Анна была отправлена на кухню. Девочку же мадам держала при себе.

Уже годам к семи Жанна была прекрасно осведомлена о своих чарах. Опытная итальянка наряжала ее, причесывала, как взрослую, учила танцевать и развлекать гостей, в то время как ее любовник, подражая Франсуа Буше, «первому королевскому живописцу», рисовал ребенка в образах купидонов и нимф. Жанна вертелась в спальне Франчески, любуясь своим отражением в зеркалах, и с упоением играла с позолоченными хрустальными флаконами, украшавшими хозяйское трюмо. Однако через два года эта идиллия ненадолго прервалась: Анна Бекю, в отличие от дочери лишенная возможности наслаждаться столичной жизнью, послушалась совета своей старшей сестры Элен и отправила Жанну в монастырь Сент-Оре — воспитываться там на деньги щедрого покровителя Биллара.

В обители, расположенной в самом центре Парижа, девочек из небогатых семей обучали хорошим манерам, танцам, а также преподавали домашнюю бухгалтерию и даже заставляли читать Цицерона. Предполагалось, что выпускницы сумеют прожить скромную и достойную жизнь.

Зеркал в монастыре, конечно, не имелось, но восхищенные взгляды учениц и монахинь не давали избалованной девочке, обожаемой всеми за добросердечие и веселый нрав, забыть о своей неотразимости. И когда спустя 9 лет Жанна покинула стены монастыря, сметливая тетя Элен почла за благо устроить ее помощницей к одному модному парикмахеру — там ей, мол, самое место.

Парикмахер же, мсье Ламет, тут же влюбился и без особых просьб со стороны 16-летней девушки ежедневно тратился на нее до тех пор, пока его собственная мать не пригрозила «выхлопотать» для возлюбленной сына место в специальном заведении для несовершеннолетних проституток.

Однако Анна Бекю знала: невинная прелесть ее дочери способна растапливать самые черствые сердца, в том числе и те, которые бьются под королевскими мантиями. В ответ на угрозу старухи она подала иск об оскорблении личности. Суд признал ее правоту, и разоренный парикмахер бежал из страны. Так первый роман Жанны и окончился — искренними слезами, а также появлением на свет малышки Бетси. Впрочем, ее рождение было так ловко скрыто (ребенка удочерил брат Анны), что многие биографы до сих пор утверждают, будто она и в самом деле приходилась будущей фаворитке кузиной. Однако мадам Дюбарри впоследствии станет заботиться о ребенке и не оставит попечения до конца своих дней. А придворный художник Друэ увековечит прелестное личико девочки в картине «Бетси играет с котенком».

Но утешилась Жанна быстро. Восхищенные взгляды мужчин сами по себе доставляли ей не меньше удовольствия, чем их подарки. Получать то и другое казалось естественным и не вызывало ни смущения, ни колебаний, а легкий нрав исключал размышления о морали… Один из любовников устроил прелестную гризетку в ателье мсье Лабилля, где ее и увидел Дюбарри. До этой встречи она методично отказывала всем ухажерам в постоянных отношениях, инстинктивно чувствуя, что еще не пришло время. Но граф действовал основательнее. Он нанес визит матери Жанны, и та, как она потом сама призналась полицейскому следователю, добровольно согласилась на совместное проживание ее единственного чада с этим дворянином, и тот оплачивал все ее расходы.

План маршала Ришелье

Дюбарри всячески подчеркивал ценность своего нового «трофея» — скажем, тем, что по обычаю своего времени установил порядок: по ночам Жанна принадлежала только ему. Другие мужчины допускались к телу лишь при дневном свете. Но девушка была все же слишком хороша, и он не смог устоять от амбициозного плана: сделать свою протеже любовницей самого короля. Момент казался подходящим. Только что скончалась крайне непопулярная в народе маркиза де Помпадур, втянувшая Людовика XV в неудачную Семилетнюю войну. Умерли и сын монарха, дофин, и его жена, саксонка Мария-Жозефина. Тяжело болела Мария Лещинская, терпеливая и кроткая королева. В Версале по нескольку раз в день служили заупокойные мессы, государь погрузился в черную меланхолию. Ему казалось, что все несчастья и смерти — расплата за его грехи. Придворные покидали мрачный Версаль ради досуга повеселее, например, — дома графа Дюбарри, где блистала новая хозяйка, очаровательная куртизанка Жанна Вобернье (граф предпочел содержать ее под более звучной фамилией отца).

Рассказ о свержении монархии во франции

Франсуа-Юбер Друэ. Портрет Жанны Дюбарри в образе Флоры

Фото
The Picture Art Collection / Alamy via Legion Media

Между тем преданный камердинер Людовика XV Лебель сбивался с ног в поисках женщины, способной как следует развлечь его господина, — ни одна из любовниц не могла в последнее время продержаться в Версале и двух недель. И вот маршал Ришелье согласился свести его с одним из самых «непорядочных людей Парижа». Дюбарри взял с него за это всего 50 луидоров, по крайней мере за то, чтобы дать ему убедиться в искусстве Жанны, в ее умении превратить мужчину любого возраста и душевного состояния в пылкого любовника. Ришелье привел королевского камердинера в дом графа и представил его красавице. Лебель, сначала не желавший и слышать о девушке столь низкого происхождения, согласился провести с ней наедине несколько часов. На следующий же день нетерпеливый Бурбон, выслушав рассказ своего доверенного и опытного слуги, потребовал привести ее во дворец.

Оказавшись в монарших покоях, она повела себя диковинным образом: сначала трижды присела в глубоком реверансе, а после подошла и поцеловала потрясенного Людовика в губы…

Рассказ о свержении монархии во франции

Луи-Шарль-Огюст Кудер. Луи Франсуа Арман де Виньеро дю Плесси, герцог де Ришелье

Фото
Wikimedia Commons

Королева умирала, но ее супруг не нашел в себе сил отпустить мадемуазель Вобернье и провел с ней всю ночь. Утром 58-летний любовник сказал Ришелье: «Это единственная женщина во Франции, которой удалось заставить меня забыть свой возраст и свои несчастья. Она научила меня таким вещам, о которых я и не подозревал». Маршал поклонился и скромно произнес: «Потому что вы, сир, никогда не бывали в борделе». Король воспринял эти слова как шутку — ему не осмелились сказать правду о происхождении и прошлом Жанны. Требований к королевским любовницам в те времена, вообще-то, было немного, но они соблюдались строго: приличное происхождение, статус замужней дамы, сертификат об отсутствии венерических заболеваний… Но когда стало ясно, что Людовик ни за что не расстанется с девушкой, Лебель во всем признался. Разгневанный монарх потребовал немедленно выдать свою красавицу замуж за дворянина, чем, надо сказать, сильно шокировал камердинера. А все тот же находчивый граф Дюбарри вызвал из Тулузы своего младшего брата Гийома и устроил скандальную свадьбу: брачный договор не позволял мужу претендовать ни на деньги жены (новоявленная графиня уже стала весьма состоятельной особой, о чем свидетельствует опись ее тогдашнего имущества), ни на ее общество. Разумеется, подставному мужу выдали за все это из казны некую приличную сумму вместе с высочайшим повелением немедленно покинуть столицу.

Рассказ о свержении монархии во франции

Замок в Лувесьене стал первым «скромным» подарком, который влюбленный Людовик XV преподнес Жанне Дюбарри, сумевшей вернуть ему вкус к жизни

Фото
Maher Attar/Sygma via Getty Images

Апатия Людовика исчезла, он выглядел по-юношески бодрым, и даже смерть жены лишь ненадолго омрачила его радость. Всем, включая иностранных послов при дворе, было известно — король влюблен не на шутку и не может прожить без графини ни дня. Он велел переселить ее в комнаты, которые располагались непосредственно над его апартаментами (их, конечно же, соединяла потайная лестница), осыпал подарками и выплачивал из государственных средств до 300 тысяч ливров ежемесячно. Однажды в порыве нежности он вручил ей ключи от замка Лувесьен, принадлежавшего королевской семье.

Рассказ о свержении монархии во франции

Дьюла Бенцур. Людовик XV и Жанна Дюбарри

Фото
Wikimedia Commons

В отличие от покойной Помпадур, известной любительницы пышных нарядов, Жанна предпочитала дезабилье: вокруг талии светлых легких платьев — гирлянды из мирта, золотые кудри в тщательно продуманном беспорядке свободно струятся по плечам. Другие женщины всегда казались рядом с ней чересчур напомаженными, напудренными и румяными. Свои же комнаты, особенно спальню, она, напротив, украшала с расчетливой тяжелой роскошью, чтобы ее живость и веселость в этом контрастном интерьере еще больше провоцировали чувственность Людовика — он как бы попадал в комнату невинного шаловливого подростка и альков дорогой куртизанки одновременно. Возможно, Жанне недоставало ума и амбиций своей предшественницы. Но она умела искренне сочувствовать, в любви была страстна и искушенна — такого одурманивающего сочетания король еще не встречал.

Опять-таки в отличие от маркизы де Помпадур, помешанной на архитектуре, Жанна обожала драгоценности. Единственная во всем Версале, она позволяла себе сочетать рубины с изумрудами и бриллианты с жемчугами. Самые изысканные камни украшали каждую пару ее туфелек. Ювелиры, толпившиеся в ее приемной, знали — нет такой цены, которая могла бы заставить мадам Дюбарри отказаться от понравившегося ей украшения…

Победа и анафема

Рассказ о свержении монархии во франции

Сатирическая литография «Людовик XV — лакей» изображает христианнейшего короля Франции прислуживающим своей любовнице Жанне Бекю (Дюбарри нарочно названа здесь своей девичьей, крестьянской фамилией) и, несомненно, пользовалась большим успехом в 60-х годах XVIII столетия

Роскошь и любовь короля — могла ли Жанна желать большего? Полностью наслаждаться новой жизнью ей мешал разве что навязчивый сутенер Дюбарри, незамужние тетки Людовика, его набожные дочери и высокомерные принцы крови. Почти весь двор демонстрировал новой фаворитке свое презрение. Однажды, уже после смерти своего коронованного любовника, она спросила одну из придворных дам, почему тогда все так целенаправленно доводили ее до слез насмешками, отказывались приходить на званые ужины, не приглашали на свои торжества. «Каждая из нас мечтала оказаться на вашем месте», — отвечала та.

Фавориткой короля, конечно, мечтала стать и сестра одного из самых влиятельных людей Франции — герцога де Шуазеля, государственного секретаря по иностранным делам. Это благодаря ему Франции удалось сохранить лицо после поражения в Семилетней войне. И вот, талантливый политик, к тому же глубоко преданный династии, начал кампанию против новой фаворитки — он не желал уступать ее покровителю Ришелье свое влияние и искренне полагал, что сомнительная особа при дворе порочит репутацию престола.

С ведома Шуазеля были опубликованы эротические стихи, в которых смаковались подробности прошлой жизни Дюбарри. Однако министр просчитался: когда мадригалы дошли до слуха короля, тот не ужаснулся, а, напротив, стал на защиту любимой женщины. Появился приказ: срочно готовить официальное представление любовницы ко двору.

Рассказ о свержении монархии во франции

Жан-Мишель Моро. Праздник, устроенный мадам Дюбарри в честь Людовика XV на открытии павильона в Лувесьене в сентябре 1771 года

Фото
Universal History Archive/Universal Images Group via Getty Images

…В тот вечер Версаль был переполнен. Нервничал даже Ришелье, а Людовик нетерпеливо поглядывал на часы — мадам опаздывала на 10 минут. Еще немного, и хозяин дворца (как втайне еще надеялся Шуазель) отменит постыдное действо. Или же одумается, испугавшись последствий, сама Дюбарри. Но вот в ворота въехала карета и из нее вышла женщина, спокойная, с высоко поднятой головой. Толпа на мгновение замерла. Ришелье лично заказал своей старой знакомой платье, достойное настоящей королевы, — расшитое золотом, серебром и бриллиантами. Жанна опустилась на колени перед королем, и в ответ прозвучало: «Что вы, сударыня, поднимитесь, это я должен остаток своих дней провести в такой позе перед вами». На следующий день госпожа Дюбарри, как официально признанная в Версале гранд-дама, стояла во время службы в королевской часовне на месте покойной маркизы де Помпадур.

Но, по сути, «коронация» не помогла — двор ее по-прежнему игнорировал. Еще больше унижения умножились с появлением Марии-Антуанетты, супруги внука Людовика, дофина — австрийская принцесса в первые же дни пребывания в Версале поклялась, что «никогда даже словом не обмолвится с этой женщиной — самым глупым и несносным существом на свете». И фактически сдержала слово — лишь однажды удостоила ненавистную фаворитку издевательской репликой: «Не правда ли, сегодня здесь чересчур много народа?»

Брак дофина Людовика, будущего короля, и Марии-Антуанетты успел подготовить все еще могущественный герцог Шуазель. Франция крайне нуждалась в укреплении альянса с Габсбургами (ради создания эффективного противовеса крепнувшей Англии). Сам король тоже благоволил к юной принцессе, и та поверила, что сможет свергнуть ненавистную фаворитку.

Это, однако, было уже слишком. Людовик не стал ссориться с будущей королевой, предпочтя обвинить во всех интригах Шуазеля. Тот, к тому же, как раз в этот момент пытался вовлечь страну в новую военную кампанию. Король очень страшился перспективы вновь потерпеть позорное поражение и еще больше не хотел он потерять возлюбленную. Осторожность монарха и слезы Жанны поставили точку в карьере министра.

Рассказ о свержении монархии во франции

Мари-Элизабет-Луиза Виже-Лебрен. Портрет мадам Дюбарри

Фото
The Picture Art Collection / Alamy via Legion Media

Популярный в Париже государственный деятель получил отставку и повеление уехать из столицы, и это только дало новой виток народной ненависти к Дюбарри — теперь по этой части она могла дать сто очков вперед покойной Помпадур. Однажды разъяренные жители столицы с криком «Проститутка!» едва не опрокинули ее карету. Но зато в Версале она блистала. Австрийский посланник граф де Мерси писал Марии Терезии в Вену, что графиня «обладает… влиянием, которого еще не знали при дворе».

…По утрам, пока Жанна лежала в ванне с чашкой горячего шоколада, служанки зачитывали ей вслух петиции и письма — она любила оказывать протекцию и получала удовольствие от проявлений благодарности. Люди искусства искали ее покровительства. К примеру, мадам Дени, племянница Вольтера, просила, в числе многих, помочь вернуть женевского изгнанника на родину. Жанна отправила философу деньги «и два поцелуя — в обе щеки». Этот фривольный жест вдохновил Вольтера на стихи, посвященные фаворитке заклятого врага. Людовик был польщен — все, кто оказывал внимание и почести любимой женщине, имели шанс снискать его расположение. Упиваясь властью, Дюбарри даже умудрилась убедить короля проявить милосердие и назначить приличную пенсию поверженному Шуазелю…

Последняя воля

Впрочем, как уже говорилось, политика и интриги не слишком увлекали Жанну. Старел король — и развлекать его становилось все труднее. К тому же одна из дочерей Людовика, монахиня-кармелитка, постоянно внушала отцу мысли о его грехах и необходимости как можно скорее заняться спасением души.

Впрочем, после визитов в монастыри старик с еще большим пылом стремился почувствовать себя мужчиной. И не раз признавался Ришелье, что только Жанна способна «удовлетворить его теперь, когда его мужские силы на исходе». Маршал в ответ даже осмелился предложить королю вступить с возлюбленной в морганатический брак — по примеру прадеда, Короля-Солнце, женившегося на мадам де Ментенон, но архиепископ парижский, как мог, сопротивлялся разводу Жанны с Гийомом Дюбарри.

А Жанна тем временем придумывала все новые развлечения. Устраивала в своем замке оргии с местными селянками, сама — по примеру Помпадур — искала для короля новых пассий. Тот полнел, с трудом усаживался на лошадь, но как настоящий Бурбон не мог устоять перед восхитительными обедами, которые готовили лучшие кулинары Франции. Разумеется, графиню винили во всех смертных грехах — это она отнимает у монарха последние силы…

В Пасхальную ночь король не пошел к мессе, и торжествующая Жанна решила увезти его в Малый Трианон. По дороге их экипаж встретил похоронную процессию. Неожиданно Людовик пожелал взглянуть на усопшую девочку, которая, как стало позже известно, умерла от оспы…

Вышло так, как Дюбарри мечтала, — они были почти одни. Даже еду наверх, в столовую, подавали с помощью механического лифта. На третий день монарх стал жаловаться на недомогание. Жанна, зная его мнительность, не стала вызывать врача, но слухи о болезни дошли до Версаля, и лейб-хирург срочно выехал в Трианон. Легкомысленную женщину за попытку якобы намеренно скрыть королевский недуг подвергли жесточайшему остракизму и попытались изгнать из дворца. Но Людовик потребовал, чтобы она осталась. Днем за ним ухаживали дочери, а ночи напролет Дюбарри гладила горячий лоб — иногда последняя искра желания заставляла его ослабевшей рукой ласкать ее грудь. Естественно, это она первая увидела на августейшем теле оспины и едва не потеряла сознание от ужаса, но все же решилась поцеловать руку любовника…

Однажды после бессонной ночи Людовик велел позвать священника (он не причащался около 30 лет!). «Покинь меня и оставь наедине с Богом и моим народом. Не бойся, тебя не забудут. Я распоряжусь, чтобы ты получила все, что захочешь», — едва слышно, но твердо сказал он мадам Дюбарри и закрыл воспаленные глаза. Но уже через два часа после ее отъезда внезапно вновь открыл их: «Где Жанна?» — «Уехала.» — «Так скоро?» — прошептал король, и слеза покатилась по обезображенной болезнью щеке. Церковь обещала христианнейшему королю Людовику XV спасение души — в обмен на обещание отправить фаворитку как государственную преступницу в аббатство Понт-о-Дам. В тот день 12 мая 1774 года, когда тело человека, почти 60 лет царствовавшего во Франции, везли в усыпальницу в Сен-Дени, Жанна Дюбарри покидала город в компании одной служанки и с небольшим сундуком. Она отправлялась в ссылку.

Нет худа без добра

Утратив былое очарование, многие знаменитые фаворитки теряли всякое влияние и умирали в бедности. У мадам Дюбарри оставалась не только красота (она убереглась от оспы только чудом), но и богатство. Через год новый король вернул любовницу деда в подаренный ей когда-то замок Лувесьен. В банковских сейфах ее ждали драгоценности, она могла себе позволить жить в привычной роскоши. Более того, смерть старого монарха избавила ее от придворной ненависти. Она стала наконец уважаемой дамой, владелицей поместья и повелительницей местного общества.

Кровать, в которой не раз проводил ночи покойный король, тоже пустовала недолго: графиня не устояла перед старомодными ухаживаниями герцога де Бриссака, гвардейского капитана и парижского губернатора. Бриссак давно уже жил отдельно от жены и был тайно влюблен в Дюбарри. Естественно, при жизни Людовика XV лояльный придворный не осмеливался даже думать о ней. Но теперь Жанна была свободна.

В мае 1782 года 46-летний Бриссак привез 40-летнюю возлюбленную на версальский бал. Циничный граф Дюбарри когда-то называл этого идеалиста и поклонника Руссо скучноватым и даже глупым человеком. Но в нем Жанна впервые нашла мужчину, считавшего за честь быть рядом с ней. Герцог увлекался живописью — и пополнил галерею мадам Дюбарри пейзажами Верне и Юбера Робера, а также трижды заказывал ее портреты модной художнице Вижи-Лебрен. Жанна, несмотря на свой возраст, мало изменилась — голубые глаза все так же кокетливо щурились, маленький смеющийся ротик по-прежнему напрашивался на поцелуи. Бриссак оплачивал счета ее многочисленной родни и заботился о Бетси. Жанна меньше всего походила на стареющую куртизанку, зависящую от прихотей покровителя. Она сделалась независимой.

Государственная преступница

Конечно, Мария-Антуанетта так и не признала великосветской любовницы. Ее недовольство и немилость распространились и на Бриссака — дворянина, который — один из немногих — останется с королевской семьей даже после отстранения Людовика XVI от власти. В известном Павильоне Дюбарри в Лувесьене собирались роялисты. Жанна не обращала внимания на снующих вокруг шпионов. Именно эта — все такая же легкомысленная, как всегда, — графиня укрыла у себя в замке раненых офицеров-роялистов, защищавших королеву во время бойни, учиненной во дворце незадолго до свержения королевской власти — Мария-Антуанетта так ее и не поблагодарила. Тем временем Людовик XVI подписал Новую Конституцию, что лишь ненадолго отсрочило его гибель. Террор распространялся по стране со скоростью пожара…

Ирония судьбы — именно в дни революции внучка повара почувствовала свое родство со знатью. Она сочувствовала тем, кто еще недавно презирал и ненавидел ее. Тем, кого теперь злобно называли «аристо». В ноябре 1789 года она продала часть своих драгоценностей и отдала 133 тысячи ливров в секретный фонд, созданный для подготовки побега августейшей семьи. Могла месяцами не платить по счетам портнихе, но арендовать три квартиры в Париже для тайных встреч роялистов и буквально метаться между Парижем и Лондоном, используя свои связи и деньги, чтобы обеспечить там сносные условия для эмигрантов из революционной Франции…

Весной 1792 года Бриссак, успевший стать командующим конституционной гвардией, был отрешен Национальным Собранием от этой должности, обвинен в государственной измене и помещен в Орлеанскую тюрьму. У Жанны хватило мужества поехать к нему — она растрогала герцога почти до слез, передав ему чистое постельное белье, варенье и компоты, фрукты из своего сада и множество маленьких сувениров. Мир вокруг рушился, но Дюбарри не желала этого признавать и стойко держалась того образа жизни, к которому привыкла. 20 июня 1792 года, узнав о свержении монархии и погроме в Тюильри, старый герцог написал завещание. Своей любовнице он оставил ежегодный доход в 24 тысячи ливров, или, если она пожелает получить деньги сразу, триста тысяч наличными. Невероятно, но в последнем письме он просит женщину, которая никогда не отказывалась от предлагаемых подарков, «оказать ему милость и принять этот скромный дар любви и уважения от человека, который только рядом с ней был по-настоящему счастлив».

Якобинские власти выделили конвой для сопровождения государственного преступника в Версаль, где его ждал трибунал. Высокий, все еще элегантный господин в голубом мундире с золотыми пуговицами в открытой тюремной повозке не мог не вызвать ярости толпы. Охрана в смятении разбежалась, и герцог, выхватив у кого-то из нападавших пику, сражался до тех пор, пока не упал замертво на мостовую. Несколько человек боролись за право отрубить ему голову…

…Был теплый осенний вечер, и запах роз из сада проникал сквозь открытые окна внутрь замка Лувесьен. Морин, слуга, услышав яростные крики ворвавшейся в поместье банды, бросился закрывать их, чтобы избавить госпожу от страшного зрелища — размахивая горящими факелами, разъяренные люди высоко держали над собой голову герцога… По легенде, мадам Дюбарри, несколько часов пролежав без сознания, нашла в себе силы похоронить голову возлюбленного в саду, среди цветов.

Но теперь и она попала в список неблагонадежных! Бывшая фаворитка монарха, она делила со своим любовником де Бриссаком не только постель и богатство, но и старорежимные убеждения. В 1793 году Конвент, состоявший в основном из хладнокровных монтаньяров, постановил: арестовать гражданку Дюбарри, поместить ее в тюрьму Святой Пелагеи и произвести обыск в поместье. Вскоре все имущество графини будет конфисковано — картины, мебель, золотая и серебряная посуда, одна из богатейших коллекций предметов роскоши в Европе.

В октябре 1793 года взошла на эшафот свергнутая королева. Оплакивавшая ее Жанна как раз тогда же получила обвинительное заключение (из 15 пунктов) по собственному делу. Марат говорил в своем «Друге народа»: «У Национального Собрания за год была едва ли треть тех денег, что старый распутник Людовик XV потратил на свою последнюю и самую дорогую шлюху». Впрочем, на предварительном следствии она вины за собой не признавала: «Я не могла ничего поделать. Как я могла помешать королю дарить мне подарки? Я просто любила его, вот и все», — говорила она своим мягким и нежным, сохранившим интонации капризного ребенка, голосом. Но сбить этим лепетом с толку обвинителей, конечно, не могла. Если бы не эта, вопреки разуму не покинувшая ее и в дни всеобщего разрушения уверенность в собственных чарах, возможно, Жанна никогда не написала бы и глупого покаянного письма: «Я не собиралась эмигрировать. Я не снабжала эмигрантов деньгами. Если я и встречалась с людьми, приближенными ко двору, то искренне уповаю на то, что вы примете во внимание мои обстоятельства и мои отношения с гражданином Бриссаком, которые я вынуждена была принять, учитывая свое печальное положение». Ответом на жалобный и постыдный крик души, адресованный власти, стал перевод в тюрьму Консьержери — к месту последнего убежища перед гильотиной.

Рассказ о свержении монархии во франции

Жанну Дюбарри ведут на эшафот

Фото
Wikimedia Commons

…Очнувшись в сырой камере после вынесения вердикта, она в последний раз попыталась спасти свою жизнь. Прагматическая и находчивая, она противилась смерти — к чему тогда титулы, богатство и репутация? Уж лучше ей было оставаться простой куртизанкой без рода и звания, которую никто не обвинил бы во всех этих ужасах. Госпожа Дюбарри затребовала к себе нескольких членов Комитета общественного спасения и долгое время рассказывала им о своих не найденных при обысках сокровищах — золотых монетах, драгоценностях, шкатулках. Все это якобы было закопано в лувесьенском парке вместе с головой Бриссака. В обмен Жанна надеялась получить свободу.

Показания были тщательно записаны. Потом явился тюремщик и выстриг ей волосы на затылке. Увидев золотистые кудри на грязном пыльном полу камеры, она обезумела и забилась, как раненое животное…

Уже темнело. На площади Революции (бывшей — Людовика XV, а впоследствии — Согласия), где стояла гильотина, осталось немного народу — прошел слух, что казнь королевской любовницы на сегодня отменили. Остались лишь те, кто уже не мог обходиться без ежедневного кровавого спектакля. Здесь было принято провожать презрительными выкриками аристократов, идущих на смерть с гордо поднятой головой. Женщина, которую палач тащил по ступенькам к гильотине, извивалась и умоляла не причинять ей боли. Это ли та самая прекрасная Дюбарри? То ли дело Мария-Антуанетта — она сумела подарить народу зрелище! Настоящая королева вела себя с вызывающей гордостью, толпа тогда славно позабавилась, наградив надменную австриячку злорадным улюлюканьем. «Пожалуйста, еще мгновение!» — из последних сил выкрикнула Жанна. «Да здравствует Революция!» — устало пробормотал палач, и голова королевской фаворитки упала на дно окровавленной корзины.

Материал опубликован в журнале «Вокруг света» «Люди и судьбы», 2007

Мария Обельченко

  • Рассказ о ребенке герое великой отечественной войны
  • Рассказ о путешествии с детьми
  • Рассказ о распорядке дня на немецком
  • Рассказ о рыцарских доспехах
  • Рассказ о наряде вологодской молодухи