Рассказ о словах появившихся в 20 и 21 веках

Издательство Corpus представляет книгу Кристера Стурмарка и Дургласа Хофштадтера «Светоч разума. Рациональное мышление в XXI веке» (перевод Инны Кагановой и Татьяны Лисовской).

Современный мир располагает огромным количеством идей, концепций и систем взглядов, которые предлагают человеку то или иное объяснение реальности. Теории заговоров, альтернативная медицина, духовные практики, астрология, эзотерика, несмотря на развитие науки, не теряют популярности. Но что они на самом деле могут объяснить? И почему многие люди так легко готовы поверить в них? В этой книге шведский просветитель Кристер Стурмарк и американский физик Дуглас Хофштадтер рассказывают, как устроено научное знание, объясняют, почему наш мозг так легко отказывается от рационального мышления, и дают простые инструменты, которые помогут противостоять манипуляциям и заблуждениям.

Предлагаем прочитать отрывок из главы о светском гуманизме.

Голоса наших светских современников

Сегодня светский гуманизм на международной арене представляют такие известные философы, как Ребекка Голдштейн, Стивен Пинкер, Дэниел Деннет, Питер Сингер, Энтони Грейлинг, Майкл Онфрей и Стивен Лоу, и такие выдающиеся ученые, как Стивен Вайнберг, Э. О. Уилсон, Ричард Докинз, Сэм Харрис, Джим аль-Халили и Брайан Кокс, а также знаменитые писатели Умберто Эко, Барбара Эренрайх, Кэролайн Фурези, Салман Рушди, Элис Уокер, Джойс Кэрол Оутс, Воле Сойинка, Таслима Насрин, Филип Пуллман и Аяан Хирси Али. Но, конечно же, его сторонников гораздо больше.

Врач и писатель Таслима Насрин, родившаяся в Бангладеш в 1962 году, много лет боролась за права женщин и за принятие светских законов в исламском мире. До 1994 года она работала на родине, но постоянные угрозы ее жизни вынудили ее бежать из страны. Сегодня ее постоянно сопровождают телохранители, но, несмотря на риски, она продолжает писать, путешествовать и выступать с лекциями, в которых разъясняет свои светские взгляды.

Некоторые из ее книг посвящены притеснению религиозных меньшинств в странах с мусульманским большинством. Когда в 1993 году бангладешские газеты опубликовали ее статьи на эту тему, некоторые мусульманские фундаменталисты призвали немедленно казнить ее. И тогда Насрин поняла, что у нее не осталось другого выбора, кроме эмиграции (в частности, время от времени она жила и в Швеции). Последние годы она живет в Индии, но и там ей по‑прежнему угрожают фундаменталисты.

Американский профессор философии Дэниел Деннет, родившийся в 1942 году, известен своим скрупулезным исследованием сущности религии как сугубо естественного явления, обусловленного специфическими видами психических процессов, которые отобраны эволюцией. Свой анализ он начал со следующего простого вопроса: «Почему существует религия?»

Для Деннета на этот простой вопрос существует, соответственно, очень простой ответ: поскольку люди допускают, что действительно существует бог, который требует от них подчинения, послушания и беспрекословного уважения. (Вполне возможно вообразить бога, который создал Вселенную, но затем позволил своему творению идти своим путем, никоим образом не вмешиваясь в процесс и не раскрывая, каким способом оно было создано. Но те боги, в которых обычно верят люди, всегда вмешиваются в наши дела, спустившись (или поднявшись?) на землю, чтобы открыть здесь свои посольства — церкви, мечети, храмы, — а также произвести на свет сына или какого‑нибудь другого наследника… Может ли такое, очень приземленное поведение, характерное скорее для людей, быть достаточным доказательством того, что упомянутые боги — чисто человеческое изобретение?)

Конечно, не менее важно попытаться ответить на вопрос Деннета и в другом случае, а именно в случае, когда бога нет. Чем тогда можно объяснить существование религии в мире? Поиск ответа на этот вопрос — главная цель книги Деннета 2006 года «Разрушение заклинания: религия как естественный феномен». В ней Деннет пишет:

Я утверждаю, что религия естественна в том смысле, что, в отличие от всего сверхъестественного, она является вполне человеческим явлением (включающим в себя события, организмы, объекты, структуры и тому подобное), подчиняющимся законам физики или биологии и, следовательно, не включающим в себя чудеса. И это то, что я имею в виду. Заметим: то, что бог существует, могло бы быть правдой, и бог действительно мог бы быть разумным, мыслящим, сознательным, любящим творцом для всех нас, и всё же сама религия как сложный набор явлений кажется совершенно естественной.

Американский профессор психологии Стивен Пинкер, родившийся в 1954 году, часто пишет о необходимости нового Просвещения, его беспокоит распространение постмодернизма и лженаучных движений, возникающих в определенных академических кругах, а также в дискуссиях о культуре. Сторонники научного мышления часто обвиняются гуманистами в том, что они защищают «сциентизм» (уничижительный термин, под которым критики понимают преувеличенную, порой даже догматическую веру в способность науки[1] узнать всё обо всем и решить все мировые проблемы). Но Пинкер к понятию «сциентизм» относится благосклонно и представляет его в позитивном, а не в негативном свете (следующая цитата взята из его эссе «Наука вам не враг» в New Republic от 6 августа 2013 года):

Сциентизм в хорошем смысле не является верой в то, что члены профессиональной организации под названием «наука» особенно мудры или благородны. Напротив, определенная практическая деятельность науки, включая открытые дебаты, экспертные оценки и двойной слепой метод, специально предназначена для того, чтобы избежать ошибок и огрехов, которым ученые, как и все остальные люди, подвержены. Сциентизм не подразумевает того, что все существующие сегодня научные гипотезы истинны. Напротив, большинство новых гипотез неверно, поскольку последовательность догадок и опровержений является источником жизненной силы науки.

Нет никакого «империалистического» намерения подчинить гуманитарные науки: естественные науки обещают обогатить и разнообразить интеллектуальные инструменты гуманитарных исследований, а не уничтожить их. Наука также не утверждает, что «физическая материя» является единственной реально существующей в мире субстанцией. Сами ученые погружены в нематериальную среду информации, включающую математические истины, логику их теорий и ценности, которыми они руководствуются в своей деятельности. В этом понимании наука неотделима от философии, разума и гуманизма Просвещения.

Пинкер очень резко критикует религиозное мировоззрение (цитата из той же статьи):

Прежде всего открытия в области наук свидетельствуют о том, что системы верований всех мировых традиционных религий — их теорий о происхождении жизни, людей и обществ — фактически ошибочны. Мы, в отличие от наших предков, знаем, что люди принадлежат одному из видов африканских приматов, которые на протяжении своей истории развивали сельское хозяйство, образовывали государства и изобретали письменность. Мы знаем, что наш вид является лишь крошечной веточкой генеалогического древа, охватывающего все живые существа, начиная с пребиотических химических соединений, появившихся почти четыре миллиарда лет назад. Мы знаем, что мы живем на планете, вращающейся вокруг одной из сотен миллиардов звезд в нашей галактике, являющейся одной из сотен миллиардов галактик во Вселенной, которой 13,8 миллиардов лет и которая, возможно, является лишь одной из огромного количества вселенных. Мы знаем, что наша интуиция по поводу космоса, времени, материи и причинности несоизмеримы с природой реальности в масштабе, который является одновременно очень маленьким и очень большим. Мы знаем, что законы, управляющие физическим миром (включая несчастные случаи, болезни и прочие несчастья), не имеют никаких целей относительно человеческого благополучия. Не существует таких вещей, как судьба, провидение, карма, заговоры, проклятия, божественное возмездие, исполненные молитвы; однако несоответствие между законами вероятности и работой сознания может заставить человека подумать, что они существуют. И мы знаем, что мы не всегда были в курсе этих явлений, что типичные для каждой эпохи и культуры воззрения могут быть убедительно сфальсифицированы, в том числе, разумеется, и сегодняшние. Другими словами, мировоззрение, на основе которого формируются моральные и духовные ценности образованного человека, сегодня является мировоззрением, данным нам наукой[2].

В своей недавней книге «Добрые ангелы человеческой природы»[3] (Viking, 2011) Стивен Пинкер попытался также показать, что человеческая склонность к насилию и жестокости на самом деле не росла, а падала с течением времени по мере роста секуляризации, образования и благосостояния.

Британский писатель, биолог-эволюционист и этолог Ричард Докинз, родившийся в 1941 году, считается самым резким критиком религии наших дней. В своей книге «Бог как иллюзия» (Houghton Mifflin, 2006) он резко нападал на религиозные идеи и предупреждал о последствиях, которые они вызывают в мире.

В 2011 году вышла книга Докинза «Магия реальности. Как наука познает Вселенную» (Bantam, 2011), в которой он проанализировал ряд мифов и дал научное объяснение описанных там событий. В интервью журналу Sans в 2013 году он описал феномен религии c точки зрения эволюционной биологии:

Я думаю, что мы должны рассматривать ее [религию] как побочный продукт определенных психологических склонностей. Я не думаю, что можно сказать, что религия — это свойство человека, которое у него развилось в процессе эволюции из‑за того, что религиозный человек имеет эволюционное преимущество. Это может быть правдой — возможно, религиозные люди живут дольше, потому что у них меньше шансов получить язву, ведь они меньше других нервничают, но я не думаю, что такая теория происхождения религии была бы восторженно встречена, особенно верующими. Более вероятно, что религиозность обусловлена определенными психологическими склонностями, такими как склонность подчиниться авторитету. Легко понять, почему для естественного отбора оказалось полезным встроенное в человека эмпирическое правило, которое гласит: «Верьте тому, что говорят вам ваши родители!» — поскольку мир опасен, а человеческие детеныши очень уязвимы. Если в Африке родители ребенка говорят: «Не бери змей!» — это очень хороший совет, помогающий выжить. Но потом родитель говорит какую‑то глупость, например: «Обязательно принеси в жертву козу, иначе будет плохой урожай», — и мозг ребенка не в состоянии отличить разумный совет от глупого. Поскольку его мозг запрограммирован на то, чтобы верить всему, что говорят родители, он по своей природе подвержен «хакерским» атакам бессмысленных и вредных идей — точно так же, как компьютер уязвим для внешних вирусных атак. Компьютер — это машина, слепо подчиняющаяся получаемым инструкциям, и именно это она и должна делать. Но именно по этой причине компьютер конструктивно уязвим для вируса, который приказывает: «Уничтожьте жесткий диск этого человека и скопируйте эту вирусную программу на другой компьютер!» Я считаю религию аналогом компьютерных вирусов.

Сегодня Ричард Докинз занимается почти исключительно разоблачением религии и продвижением науки. В 2006 году он основал Фонд Ричарда Докинза в поддержку разума и науки, который представляет собой онлайн-площадку для встреч людей, ориентированных на идеи Просвещения и имеющих желание пропагандировать светское мировоззрение.

Еще один современный критик религии, ныне покойный писатель и журналист Кристофер Хитченс (1949–2011). Его книга «Бог не велик: как религия всё отравляет»[4] (Twelve, 2009) — одна из самых известных современных книг, критикующих религию.

За одержимость Хитченса критикой религии, которая, по его мнению, вмешивается во многие политические конфликты в мире и усугубляет их, многочисленные оппоненты окрестили его агрессивным неоатеистом. В своей книге он писал:

За неделю до событий 11 сентября 2001 года я участвовал в дебатах с Деннисом Прагером, одним из самых известных религиозных телеведущих в Америке. Он призвал меня ответить на то, что он назвал «прямым вопросом, требующим ответа да/нет», и я с радостью согласился. И он описал ситуацию.

Я должен был вообразить, что я нахожусь в незнакомом городе. Наступал вечер, я видел, что ко мне приближалась большая группа мужчин. Вопрос: если бы узнал, что они возвращались с молитвенного собрания, чувствовал бы я себя более или менее безопасно? Как увидит читатель, это не тот вопрос, на который можно дать ответ да/нет. Но я смог ответить так, как будто вопрос не гипотетический: «Чтобы ограничиться городами, начинающимися на букву Б, я перечислю те из них, в которых у меня действительно был подобный опыт: Белфаст, Бейрут, Бомбей, Белград, Вифлеем[5] и Багдад. В каждом случае я могу сказать абсолютно точно и объяснить причины того, почему я сразу почувствовал бы угрозу, если бы подумал, что группа мужчин, приближающихся ко мне в сумерках, возвращается с религиозной службы».

Дальше он описывает то, что видел в этих местах. Например, про Белфаст, столицу Северной Ирландии, он написал так:

В Белфасте я видел, как целые улицы были сожжены во время межконфессиональной войны между сторонниками различных христианских вероучений, и брал интервью у людей, чьи родственники и друзья были похищены, убиты или замучены религиозными отрядами смерти противника, часто только из‑за их принадлежности к другой конфессии.

И о Бейруте, столице Ливана:

Вторжение Израиля в Ливан в том году [1982] послужило, в том числе, толчком к рождению движения Хезболлах, скромно названной «Партией Бога», которая мобилизовала шиитский низший класс и постепенно поставила его под контроль диктаторов-теократов из Ирана, пришедших к власти за три года до этого. И в прекрасном Ливане верующие, научившись делить бизнес на похищении людей с организованными преступными группами, в результате познакомили нас с прелестями террористических актов террористов-смертников. Я до сих пор вижу эту отрубленную голову на дороге возле почти разрушенного французского посольства. Так что, когда кончалась молитва, я обычно переходил на другую сторону улицы.

Читать написанное Кристофером Хитченсом очень тяжело. Его нападки на религию иногда звучат дико и необоснованно. Большая часть его профессиональной жизни была посвящена критике религии и тоталитарных идеологий всех видов.

Хитченс умер от рака пищевода в 2011 году в возрасте шестидесяти двух лет. Он называл себя не атеистом («человеком без бога»), а антитеистом — противником бога. В своей последней книге «Умирание»[6] (Twelve, 2012) он рисует трагическую картину собственной борьбы с раком. Со своим обычным сарказмом и черным юмором он пишет:

Раввин Дэвид Вольпе, автор книги «Почему вера имеет значение» и лидер крупнейшей еврейской общины в Лос-Анджелесе, сказал то же самое. Он был моим оппонентом в дебатах, как и несколько протестантских консерваторов-евангелистов, например пастор Дуглас Уилсон из колледжа Нью-Сент-Эндрюс и Ларри Тонтон из фонда Fixed Point города Бирмингем, штат Алабама. Оба написали, что на своих собраниях молятся за меня. И мне впервые пришло в голову написать ответ им и задать вопрос: молятся о чем?.

Пастор Уилсон ответил, что когда он услышал эту новость обо мне, то он помолился о трех вещах: чтобы я переборол болезнь, чтобы я принял идею вечной жизни и чтобы во время лечения мы опять начали общаться. Он не удержался и добавил шутливо, что его третья просьба уже исполнена…

Огромное количество друзей — и светских, и атеистов — говорили мне ободряющие и лестные слова: «Если кто‑то может победить эту напасть, то это ты», «У рака нет шансов против таких, как ты», «Мы знаем, что ты можешь победить его».

В плохие дни, а иногда даже и не в очень плохие, такие утешения могут слегка угнетать. Если я умру, я подведу всех этих своих товарищей. Но передо мной возникает и другая проблема: что если я выстою, и тогда группировка верующих удовлетворенно заявит, что их молитвы были услышаны? Это мысль меня как‑то раздражает…

Один из самых выдающихся защитников христианства Блез Паскаль еще в XVII веке свел самую главную проблему веры к ставке в игре. Поставьте на веру во всемогущего, предложил он, и [если монета упадет правильной стороной] вы окажетесь в огромном выигрыше. Отклоните это предложение от небес, и, если монета упадет неправильной стороной, вы потеряете всё. (Некоторые философы называют это «пари Паскаля».)

Каким бы гениальным ни было полное обоснование этого рассуждения — а Паскаль был одним из основоположников теории вероятностей, — в нем предполагается наличие и циничного бога, и крайне конъюнктурного человека.

Предположим, я откажусь от принципов, которых придерживался всю жизнь, в надежде получить благословение в последнюю минуту, Я надеюсь и верю, что ни на одного серьезного человека такой меркантильный поступок не произведет впечатления. Между тем бог, который вознаграждает за подобный трусливый и нечестный поступок и наказывает сомневающихся, входит в число многих богов, в которых я не верю.

Еще более ироничную позицию озвучивает комик Рики Жерве, который часто высмеивает религию в манере, многими считающуюся провокационной. В частности, он поместил такой комментарий в Twitter:

Порой кажется, что Библия была написана расистами, сексистами, гомофобами, насильниками и сексуально несостоявшимися мужчинами, а не всепрощающим богом. Мистика.

В другом тексте Жерве задает следующий вопрос, предложив несколько вариантов остроумных ответов на него:

Бог не предотвращает ужасных событий, потому что: (1) Он не может; (2) Он не хочет; (3) Он сам их и вызывает; (4) Он не существует. Пожалуйста, проголосуйте сейчас.

Многие другие известные культурные деятели, актеры и художники, такие как комики Билл Махер, Стивен Фрай и Эдди Иззард, а также фокусник Джеймс Рэнди и музыкант Тим Минчин, на различных площадках высказывали светскую точку зрения. (Тим Минчин — австралийский пианист, певец, композитор и художник, снявший замечательный видеоролик на тему религии, движения нью-эйдж и лженауки, который можно посмотреть на моем сайте: www.sturmark.se/storm.)

Понятно, что в первые годы XXI века эта тема стала еще более актуальной. После нападений на Всемирный торговый центр 11 сентября 2001 года все больше и больше людей осознают безотлагательность защиты секуляризма. Длинный список известных людей, поддерживающих секуляризм, можно найти на моем сайте: www.sturmark.se/sekulararoster.

По-прежнему часто встречаются светские люди, которые считают, что есть неразрывная связь между религией и моральными ценностями. Особенно ярким примером этого является тот факт, что в Швеции преподавание религии и этики в школе — как в начальной, так и в средней — все еще проводится в рамках одного предмета, который называется «Религиозное образование». Я вернусь к этой теме в следующей главе.

Специалист по этике Биргитта Форсман в книге «Безбожная мораль» (Fri Tanke, 2011) описала независимость морали от религиозных заповедей следующим образом:

Религиозность, чувство коллектива и, возможно, любовь к музыке — все это, возможно, помогало людям выживать до появления общества. Общение и разделение обязанностей собирало людей в группы, и таким образом наши предки смогли победить своих конкурентов-гоминидов (например, неандертальцев). А вот религиозность, похоже, не способствовала нашей эволюции. От нее требовалось, только чтобы вред был не настолько велик, чтобы реально угрожать выживанию. Но теперь, возможно, настало время для перемен. Может оказаться, что в высокотехнологичном мире с атомным оружием и лазерами фантастические представления о богах, которые приказывают нам выполнять определенные действия, по‑настоящему угрожают нашему выживанию.

А известный шведский актер Стеллан Скарсгард, когда я спросил его, задавал ли он когда‑нибудь себе вопрос о существовании бога, сказал следующее:

Нет. Я вообще считаю этот вопрос абсурдным и совершенно неинтересным, потому что если есть добрый бог, он сможет наблюдать за всем, что я делаю, и оценивать это, а если он настолько самовлюблен, что хочет, чтобы ему молились, тогда он просто недостоин того, чтобы ему молиться. Я буду считать, что бога не существует, пока не будет доказано обратное. Для меня бог столь же правдоподобен, сколь правдоподобен Санта-Клаус. Я не чувствую необходимости решать вопрос о существовании бога, но это не означает, что я считаю, что существует только то, что мы можем видеть. Наша способность воспринимать реальность на самом деле чрезвычайно ограничена, она развивалась в те времена, когда люди были охотниками и собирателями, живущими небольшими группами примерно по шестьдесят человек.

Многие животные видят только то, что им нужно видеть, чтобы выжить. То же самое и с нашими органами чувств — мы, конечно, не можем воспринимать все. Когда я сказал Милошу Форману [чешско-американский кинорежиссер], что я атеист, он заметил: «Но если подавить в себе все мистические чувства, то жизнь так обеднеет!» Я ответил, что это религия отказывается от мистических чувств. В этом вся ее проблема. Всё непостижимое и удивительное в нашем мире сведено к мифам двухтысячелетней давности, основанным на идее бога бронзового века. Что это, как не отрицание таинственности мира? Меня завораживают вопросы, на которые нет ответов. Конечно, мы должны попытаться понять как можно больше. Но вспоминать о Боге и ссылаться на него в тот момент, когда вы чего‑то не понимаете, — это просто нежелание разгадать тайну.

Тем, кому интересны мысли светских мыслителей XIX, XX и XXI веков, я настоятельно рекомендую книгу «Иконы неверия: атеисты, агностики и секуляристы» под редакцией С. Т. Джоши (Greenwood Press, 2008), в которой приведены биографии таких известных людей, как Зигмунд Фрейд, Г. П. Лавкрафт, Аяан Хирси Али, Ричард Докинз, Карл Саган, Марк Твен и многих других.

В 2018 году в Варшаве открылся Музей польской водки. «Водка – наше национальное достояние!» – громко заявили западные соседи и начали знакомить всех желающих с «более чем 600-летней историей этого напитка в Польше», тонкостями производства, культурой потребления, дизайном первых бутылок, первыми в стране ликероводочными заводами… И, разумеется, угощать, ведь каждая экскурсия в музей заканчивается дегустацией и советами, какую закуску к какой польской водке лучше покупать.

За три года в необычном музее побывало, судя по отзывам, немало украинцев. Кому-то очень нравится, кому-то кажется, что ничего особенного там нет, а кто-то считает, что водку или горилку поляки просто присвоили, ведь этот 40-градусный напиток не только их, но и наше, украинское, достояние.

Так ли это на самом деле и почему музея украинской горилки до сих пор нет в Украине, выяснял OBOZREVATEL, а на вопросы нашего корреспондента отвечал Иван Луций – старший бренд-менеджер известного бренда KOZAЦЬКА PADA.

Что старше: водка или горилка?

– Так чей же все-таки напиток?

– Этот напиток такой же польский, как и наш.

В этом смысле нам ни с поляками, ни с россиянами делить нечего, поскольку доподлинно известно: на территории Украины водка появилась и приобрела популярность еще в XIV – XV веках, то есть в Средневековье.

Изготовление ее поначалу было кустарным производством: каждый «гнал» для своих нужд столько, сколько считал нужным.

А уже позже, при Гетманщине, с появлением первой украинской государственности, гетманы начали этот процесс регулировать. Винокурение, т.е. производство горилки, отделили от шинкарства – реализации, розничной торговли. Чтобы торговать водкой, нужно было получить специальное разрешение. Украинскую горилку даже экспортировали в другие страны – в ту же Московию, где в XVII веке, судя по документам, ее называли «черкасским вином».

– Почему именно черкасским?

– Черкассами в московских документах XVI и XVII веков называли как черкесов, так и украинцев. Итак, «черкасское вино» – не что иное, как привезенная из Украины горилка. А водкой, кстати, называли тогда совсем не напитки, а лекарственные спиртовые настойки: водка легочная, водка желудочная и так далее.

– То есть сначала все-таки горилка была?

– Именно так. И у поляков есть слово gorzalka (гожалка) – от того же слова «гореть». Скорее всего, к украинцам и полякам этот напиток пришел одновременно, а уже потом попал в Московию.

Были ли казаки пьяницами?

– XVI и XVII века – это период казачества. Ваш бренд называется KOZAЦЬКА PADA, и этим вопросом вы не могли не интересоваться: как складывались у казаков отношения с водкой? Правда ли, что они пили страшно?

– Знаете, как у классика: «Не читайте до обеда советских газет». (Улыбается). Может, это о каких-то других казаках и справедливо, но у сечевиков, запорожских казаков жизнь была регламентирована строгими правилами. Это подтвердит любой историк, изучавший документы тех времен и казацкие летописи.

Основой Сечи как военного государства была военная дисциплина. Это означало, что можно пить, только зная меру, а перед походом – вообще ни капли. Иначе – суровое наказание, позорный столб и т.д.

Тем, кто говорит, что казаки были алкоголиками, не верьте. Расслабиться после победы – да. Но идя в бой или готовясь отразить нападение врага – ни в коем случае.

Собственно, ответственное потребление алкоголя – то, к чему мы призываем. Пей, как казак, то есть знай меру.

Именно поэтому мы тесно сотрудничаем с лидерами мнений из числа самых отважных представителей украинского общества: это военные, добровольцы, волонтеры, спортсмены, победители игр патриотов, охотники, участники соревнований по национальным видам единоборств, по рыбалке – грубо говоря, с парнями, которых можно уверенно назвать современными казаками, продолжателями традиции силы, достоинства, мужества и которые могут служить положительным примером.

Сирко, Богун и хата с краю

– Вспомнилась знаменитая народная картина: «Казак Мамай и черт, пытающийся соблазнить его выпивкой».

– Вот вы сами и ответили на вопрос, сколько казаки употребляли водки. Это очень известный народный сюжет: хитрый черт хочет подпоить, а казак, сознательный потребитель, не реагирует, дает понять, что ему уже достаточно.

Кстати, недавно мы выпустили особую серию, связанную с выдающимися украинскими воинами. В этой серии уже вышли «Иван Сирко» и «Иван Богун».

– То есть речь не только о напитках, но и об истории?

– Да. Кто-то просто выпьет в свое удовольствие, а кто-то заинтересуется, глядя на оформление бутылки: а чем именно знаменит Сирко? С кем воевал Богун? Кто-то начнет коллекцию собирать, а собрать будет из чего, потому что у нас не только эти два персонажа – планируются и другие.

Мы рассказываем историю – по-своему, как водочный бренд, но это не меняет сути. Наша цель – показать, что водка – не просто алкогольный напиток, а традиционный напиток, исторически наш. С украинским нравом, украинским характером.

– Украинскую водку часто ассоциируют с такой мизансценой: два анекдотических кума, уже хорошо подвыпившие, сидят где-то под грушей или, если на дворе зима, то дома под рушниками, закусывают варениками или салом и луком, вытираются засаленным рукавом, причем всегда они в шароварах, даже в наше время…

– Ну так что угодно можно свести к салу с луком.

Мы стараемся показать другую культуру потребления водки – в чистом виде: не дядька, который напивается с кумом под сальцо до поросячьего визга, а современный украинец, успешный, самодостаточный, который пришел в бар, чтобы расслабиться, и заказал себе 50 или 100.

Слишком долго нам навязывали стереотипы о нас: салоеды, шароварники, самогонщики, пьяницы…

– Моя хата скраю…

– Да, и продолжением про хату почему-то должно быть «нічого не знаю». Хотя на самом деле: «Моя хата скраю – першим ворога зустрічаю!». Вот это – точно об украинцах, потому что мы оказались, если говорить о Европе, скраю и первыми встретили врага, которому наши защитники-казаки противостоят уже восьмой год. Поэтому пора научиться уважать, ценить себя и отойти подальше от навязанных нам имперских представлений. В конце концов, нам лучше, чем кому бы то ни было, знать, какой на самом деле украинский характер.

Кстати, все проекты, от местных соревнований до фильмов о казаках и героическом украинском прошлом, KOZAЦЬКА PADA охотно поддерживает.

Как нашу горилку в безликую водку превращали

– Антиалкогольные кампании на территории Украины были и во времена Австро-Венгрии, и в Российской империи: при последнем царе, Николае II, горилка была запрещена и вернулась в продажу в СССР в 1920-е.

– Не горилка, а именно водка. Безликая, которая не имела ничего общего с украинской горилкой, да еще и отвратительного качества, сначала 30-градусная… Собственно, ХХ век по украинской традиции, связанной с горилкой и ее потреблением, ударил сильнее всего, потому что, во-первых, уже при Сталине водка стала инструментом спаивания населения, во-вторых, какая в ХХ веке была водка? «Русская». «Столичная» – явно не Киев имели в виду как столицу, не так ли? «Московская», «Посольская» – это уже позже. Или просто слово «водка» на этикетке – и достаточно. Ну, супердержава была: два сорта сыра, одна на всех водка, и та в числе то дефицитных, то запрещенных товаров.

– При кагэбисте Андропове, когда он был во главе СССР, спиртное подешевело, и слово «водка» стали в шутку расшифровывать: «Вот он добрый какой, Андропов!».

– Как в те времена, когда можно было, так и в периоды «сухого закона» люди пили какой-то сплошной ужас: тройной одеколон, парфюмерию, разведенный спирт… Какая может быть культура потребления, какое здоровое отношение к спиртным напиткам? Также досадно, что за это время было многое утрачено и забыто – прежде всего, старинные рецепты, которые сейчас приходится буквально по крохам собирать и восстанавливать.

– Кто занимается воспроизведением рецептуры?

– У нас – технологи. Благодаря их энтузиазму и профессионализму у бренда KOZAЦЬКА PADA есть и «Перцева», и «Женьшенева», и собственная «Zубровка»… Кстати, золотую медаль получила – на выставке в Польше, на «родине зубровки», представляете?

Хотя какую страну считать родиной зубровки – интересный вопрос.

На самом деле, зубровка такая же польская, как и украинская, и белорусская. Трава-зубровка, по-украински чаполоч, тоже у нас растет.

Мы взяли свое технологией – у нас все просто: вручную собирают траву, делают спиртовую настойку. Как во времена казачества. Кто-то, вероятно, захочет поспорить: мол, польская зубровка – все-таки классика, это стандарт. Может, и стандарт, только уже не очень польский: завод по ее производству давно принадлежит российскому холдингу. Мне кажется, в таком случае, если тебе нравится какой-то напиток, лучше покупать свой и платить своим производителям.

Старые только рецепты, а технологии и подход к делу – новейшие

– Скоро зимние праздники, и люди потихоньку запасаются продуктами для праздничного стола. В том числе алкогольными напитками: пьешь или не пьешь, а гостям предложишь. Чем ваша продукция отличается от продукции конкурентов – почему я должна пойти и купить именно KOZAЦЬКА PADA?

– Выделяться всегда нужно качеством. Когда наша компания, успешно занимавшаяся продажей спиртных напитков (столь успешно, что стала №1 в Украине), решила заняться еще и производством, возник очень важный вопрос: где же строить завод? Как люди, которые что-то смыслят в логистике и продажах, мы понимали: он должен быть расположен в центре страны. Но выгодное расположение – это плюс для компании, а какой бонус получит потребитель? Ему же не скажешь: покупай нашу продукцию, потому что на завод находится в хорошем месте.

Понятно, что ничего нового к формуле спирта мы не добавим и новую формулу не изобретем. Тогда с чем можно экспериментировать? С водой! И вот для того, чтобы найти «правильную» воду, которая не нуждалась бы в дополнительной очистке с помощью химических веществ, были приглашены лучшие геологи Украины. В итоге нужную воду нашли в Черкасской области.

– «Черкасское вино» вернулось?

– Выходит, что так! Завод построили с нуля, в чистом поле, по последнему слову техники – с использованием самых современных технологий. Это именно тот случай, когда хорошо, что мы – молодой бренд: нам не приходится «донашивать» то, что осталось с советских времен, и ломать голову, как адаптировать устаревшее производство под нынешние реалии.

Я всегда говорю, что старые у нас только рецепты. А технологии и подход – самые новые! Пожалуй, поэтому авторитетное издание Drinks International в 2021 году назвало KOZAЦЬКА PADA самым быстрорастущим брендом в мире.

– Это действительно достижение.

– Мир постепенно узнает о KOZAЦЬКА PADA, ведь продукция нашего холдинга экспортируется в более чем 40 стран, – и в то же время узнает что-то новое об Украине.

Если вы видели нашу водку, то знаете, как она оформлена. Казак, сабля, бандура, волк (символ казаков-характерников), мантра-заговор – такими пользовались характерники, о которых говорили: «Нарисует на стене лодку – и поплывет».

Весь мир давно знает, что ром – это пираты с Карибских островов, а виски – свободолюбивые шотландцы и ирландцы. Наша цель – чтобы со временем в разных странах мира закрепилась ассоциация: водка – это украинский казак. Не голодранец или пьяница, а мужественный воин, одинаково хорошо владеющий как саблей, так и словом.

– Когда в Украине появится музей водки? Вы, кстати, были в Варшавском?

– Честно: не был. Сайт смотрел, но сказать, что очень потрясен, не могу. Думаю, мы сможем лучше.

И вообще, соревноваться стоит только с самим собой – и ставить цель в следующем году стать лучше, чем ты сейчас.

– Можем ли мы сказать, что это и есть секрет успеха бренда KOZAЦЬКА PADA?

– Можем. И даже что пожелание – к Новому году!

Это сейчас послевоенные советские автомобили встречаются в основном на ретрослетах, как правило, уже в состоянии хорошо отреставрированных коллекционных образцов. А на стыке XX и XXI веков те же «Победы» считались еще вполне ездовыми машинами на каждый день. Их было, конечно, не много. Не в любом дворе стояла «Победа», которой пользовались ежедневно, но по одной-две в каждом микрорайоне города можно было встретить. Этот экземпляр с решеткой от Mercedes-Benz W123 жил у дома №23 на улице Одинцова. Аутентичностью внешнего вида таких машин их хозяева не заморачивались от слова совсем. Какую запчасть получалось прикрутить — такую и брали.

Приезжала «Победа» и на находящийся неподалеку Западный рынок. С самодельного прицепа, который она таскала, продавали картофель, капусту, морковку. А на фоне по улице Бурдейного еще вовсю ездили автобусы Ikarus.

На том же Западном рынке в качестве «торговых объектов» можно было встретить самые разнообразные автомобили. Те, у кого торговля шла успешно, уже вполне могли позволить себе не дедушкину «Победу», а подержанную иномарку. Mercedes-Benz 190 (W201) воспринимался как неплохой вариант. Но прицеп должен был быть самодельным. Закон жанра.

Кому яблочек? Мотоколяску СМЗ С-3Д Серпуховского мотозавода, или, проще говоря, «инвалидку», довольно сложно представить себе в роли торгового ларька, но… в те годы бывало и такое. Кстати, ездили на таких машинах совершенно не обязательно инвалиды. Некоторые мотоколяски к тому времени сменили владельцев и, бывало, использовались просто в качестве транспорта «для дачи».

А это, как ни странно, не самоделка. Такой заднемоторный пикап ЗАЗ-968МП «Запорожец» хоть выпускался в небольших объемах, но все же был серийным легким коммерческим автомобилем. Его делали в Запорожье, на ЗАЗе, с 1990 по 1994 год. Сфотографирован он на улице Пономаренко, недалеко от перекрестка с проспектами Пушкина и Жукова. Сейчас от целого комплекса душевных одноэтажных домиков остался только один автосервис по адресу Пономаренко, 27.

Другой советский пикап, на сей раз самый массовый в тот период, вполне можно было встретить новым. Иж-27151-01 делали до 2001 года, и в Минске действовал дилер Ижевского автозавода.

А этот автомобиль в некотором роде можно считать вообще одним из символов миллениума. Такая версия называлась ВАЗ-21041-20, и производилась она на мощностях ОАО «ИжАвто». Примета — «семерочная» решетка радиатора. Местные жители, конечно, узнают парковку между жилым домом №34 на Якубовского и бытовым комплексом, что располагался по адресу Якубовского, 32.

Утопленный в снегах ЛуАЗ-967, он же плавающий «транспортер переднего края», сфотографирован там же неподалеку, на улице Якубовского. При СССР населению такие спецавтомобили не продавали, поэтому охотники с рыболовами не могли о них даже мечтать. Зато в 1990-е приобрести их стало возможным. Счастливые обладатели тут же принимались «тюнинговать» свои машины.

А вот по перекрестку Пономаренко с проспектами Пушкина и Жукова едет странный УАЗик. Что за он? Это буровая установка УКБ-12/25С на базе УАЗ-469Б, предназначалась для геолого-разведывательных работ и бурения небольших скважин.

Так эта машина выглядела в работе. Жители домов №1/1 и 1/2 на Одинцова, а также соседнего №28 на Тимошенко вряд ли узнают то место, где сейчас живут. Но их дома начинались с такой картины, и грунты изучали зимой именно с помощью необычного уазика.

Вспомним грузовички тех лет. УралЗИС-5В по улицам тогда, конечно, уже не ездили. Но один такой много-много лет стоял на открытой площадке музея ВОВ на Октябрьской. Доступ на площадку, которой теперь не существует, был совершенно свободным и бесплатным. Снесли и само здание, а музей ВОВ передислоцировали вместе со всеми экспонатами.

А вот 51-е «ГАЗоны» тогда еще вполне можно было встретить на улицах. Редко, но можно было. Этот с места в Бетонном переулке, где был сфотографирован, вряд ли уехал сам. Но простоял он там недолго.

Снова вернемся на парковку между жилым домом №34 на Якубовского и бытовым комплексом на той же улице. Почти весь 2000 год этот ЗИЛ-157 с деревянным кунгом был местной достопримечательностью. С него продавали овощи и фрукты. Это сейчас здесь есть сильный конкурент в виде маленького «Евроопта» в бывшем помещении «Беларусбанка», а тогда место для торговли было отличным. Большой «пассажиропоток» тут всегда.

Во дворах встречались разные грузовые «необычности». Если сегодня фургончики гэдээровского завода Barkas-Werke из Карл-Маркс-Штадта можно увидеть только в виде модных передвижных кофеен и фуд-траков, то тогда это были вполне рабочие машины. Но трехосный эвакуатор — экзотика даже среди них. Старожилы улиц Якубовского — Одинцова — Бурдейного еще помнят прекраснейший детский зоопарк «Карлуша», который существовал во дворах почти 20 лет. Но нашлись недовольные — и его снесли, уникальное место уничтожили.

Не будем о грустном. Вспомним о классном. В феврале 2000 года в Стайках под Минском прошел один из этапов чемпионата Европы по трак-триалу. Были там не только белорусы с россиянами, но и несколько европейских команд. Посещаемости соревнований позавидовал бы любой топовый футбольный матч.

Трак-триал — это хоть и «медленный» грузовой спорт, но однозначно самый зрелищный. 2000-й — год расцвета трак-триала в Беларуси. Европейцы потом приезжали к нам еще раз — в сентябре. Увы, второй их визит стал последним. В 2001-м было проведено еще два «местечковых» этапа без европейских команд, на этом история трак-триала в Беларуси, к сожалению, закончилась.

Американский автобус Blue Bird, снег вокруг. Где это? Горнолыжный курорт Брайтон в штате Юта? Нет, это рынок «Ждановичи». Взгляните на номерные знаки — они белорусские. Кто и, главное, зачем притащил в Беларусь автобус из США — осталось загадкой. Но смотрится, конечно, колоритно.

Удивительно. Кажется, все это сфотографировано вот совсем недавно. Но не только таких автомобилей уже не встретишь, но и сами места съемок заметно изменились. Некоторые — к лучшему. Пусть не меняется только одно — хорошее новогоднее настроение.

Читайте также:

• Венгерские, но родные. Вспоминаем историю городских автобусов Ikarus в Минске
• Они ушли с минских улиц. Вспоминаем городские автобусы ЛАЗ, ЛиАЗ и их «коллег»
• Классика под проводами. Вспоминаем минские троллейбусы ЗиУ и их «родственников»
• Долгий путь от «Риги» до Stadler. Ностальгируем по минским трамвайчикам
• Прошлись по «ГАЗонам». Прогулка по минским улицам с пленочной фотокамерой 25 лет назад

Auto.Onlíner в Telegram: обстановка на дорогах и только самые важные новости

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. dm@onliner.by

Человечество с момента своего появления шло нога в ногу с гипотетическим апокалипсисом — и если своими действиями не приближало стрелку часов судного дня к полуночи, то по крайней мере активно фантазировало на эту тему в различных произведениях искусства. Параллельно с этим авторы задумывались и о том, с чем столкнутся счастливчики, пережившие конец света.

Первым постапокалиптическим произведением по своей сути можно считать уже библейский рассказ о Ное и его ковчеге. Мужчина после всемирного потопа восстанавливает жизнь на Земле — чем вам не представитель жанра? Но формально, конечно, его отсчет начался чуть позже: в 1816 году в литературе появляется видение конца света от лорда Байрона в стихотворении «Тьма», благодаря которому в искусстве возникает архетипический сюжет о «последнем человеке».

К популяризации таких историй приложила руку и Мэри Шелли, королева готического романа, которая в произведении «Последний человек» рассказывала о мужчине, спасающем семью в охваченном чумой мире. Изучал тему и Герберт Уэллс, посвятивший постапокалипсису «Машину времени» и «Войну миров». А в ХХ и ХХI веках сюжеты и вовсе ушли в народ и получили множество вариаций: фантасты представляли гибель человечества от рук пришельцев, из-за экологической катастрофы, падения метеорита, пандемии, ядерной войны и даже восстания суперзлодеев.

Добрался жанра и до кинематографа. В картине «Пятерка» 1951 года выпуска Арч Оболер рассказывал о разномастной компании в традициях классических анекдотов (обычном жителе Нью-Йорка, беременной женщине, неонацисте, афроамериканце и банковском клерке), пережившей нуклеарную катастрофу. Джордж Ромеро еще в 1968 году привел на экраны зомби-апокалипсис в «Ночи живых мертвецов». А Джордж Миллер исследовал тревожное будущее, связанное с истощением природных ресурсов, в «Безумном Максе». У светлых умов кинематографа идей было немало, и с каждым годом они только эволюционировали.

Конечно, эта тема не могла миновать растущий рынок видеоигр, для которого это был оптимальный сеттинг: фантастические реалии здорово сочетались с оправданным насилием, против которого сложно было бы возразить даже самым ярым моралистам — на следующий день после конца света не приходится считаться с зомби и злобными мутантами, так и норовящими отгрызть голову случайному выжившему. И первые попытки исследовать плодотворный жанр начались уже в 80-х.

На грани катастрофы

Пожалуй, первой постапокалиптической игрой можно считать шутер для аркадных автоматов под названием Robotron: 2084. Проект, реализованный в 1982 году, предлагал пользователям спасти захваченную враждебными роботами Землю. Или, по крайней мере, помочь редким уцелевшим людям. Правда, сто процентов времени геймерам приходилось сражаться с пикселями на экране и только — ни о каком кинематографическом развитии событий речь не шла.

Годом позже появились и другие эксперименты в жанре. Экшн Ant Attack отправлял всех желающих на поиски выживших в город, захваченный гигантскими муравьями, причем выглядело это более чем достойно для 1983 года: разработчики в принципе позиционировали свой продукт как «первую трехмерную изометрическую игру». Среди серых декораций постапокалиптики разворачивалась пронзительная история любви — пользователь мог определить пол своего персонажа и спасти свою вторую половинку.

Впрочем, оба проекта в свое время никто не рассматривал как исследование постапокалипсиса. Robotron: 2084 вызывал восторг из-за сумасшедшего геймплея, построенного на максимальном вовлечении всех доступных человеку рефлексов, и таким образом оказал нешуточное влияние на индустрию. Ant Attack в принципе относили скорее к прародителям подходам survival horror. С этим несложно согласиться: кроме краткого синопсиса, обе игры вряд ли могли похвастаться детальным сеттингом, который так важен для жанра.

С другой стороны были проекты вроде WarGames, адаптации фильма 1983 года «Военные игры». Он подбирался к миру после ядерной катастрофы иначе, изучая скорее тот самый момент, когда человечество взяло курс в неизвестность с радиоактивным пеплом и румяными грибными шляпками. Разрушенных городов и полчищ мутантов там нет — потому что цель игры как раз и состоит в том, чтобы такой исход не допустить. Так или иначе, именно с этого момента тема нуклеарной катастрофы надолго пришла в индустрию.

Первые рейнджеры ядерных пустошей

В 1988 году в уже подготовленную почву попало зерно идеи Брайана Фарго — талантливого разработчика и основателя компании Interplay Entertainment. Как и многих, его безумно привлекал постапокалипсис: «Одна из вещей, которые, как мне кажется, делают постапокалиптическую фантастику интересной, — это то, что все происходящее кажется крайне правдоподобным — мы всего лишь на расстоянии одного нажатия кнопки от ядерной пустоши».

Именно такой сеттинг Брайан определил для своего грядущего хита Wasteland. Выпущенная сразу для трех платформ — ПК, Apple II и Commodore 64, — игра рассказывала о постъядерной Америке и «Пустынных рейнджерах» — потомках солдат США, которые даже спустя десятилетия пытаются всеми силами охранять порядок и спокойствие на радиоактивных территориях.

На просторах пустоши пользователи могли собирать персональные отряды из нескольких бойцов и отправляться в приключения по миру, который чутко реагировал на действия команды и сохранял все изменения. Бои проходили по типу других популярных ролевых игр того времени: со строками текста и тщательно выверенными показателями характеристик игроков. Новинкой для жанра стал тот факт, что неигровым персонажам из команды игрока можно было давать приказы, которые они без лишних слов выполняли.

Дополнительный антураж в весьма хардкорную игру привносили так называемые «Параграфы» — пространные блоки текста, которые сопровождали игру в бумажном виде и помогали раскрыть ее сюжет. История в принципе оказалась запоминающейся, вплоть до кратких боевых комментариев о том, что враги «превращаются в тонкий слой красной пасты» или «взрываются, как кровяная колбаса».

Wasteland стала мгновенным хитом, которому обязаны многие современные постапокалиптические игры. Увы, продолжение серии под названием Fountain of Dreams оказалось куда более глупым и нескладным — и почти поставило крест на проекте Брайана Фарго.

Но на самом деле почти убил сагу о рейнджерах в пустошах не этот своеобразный сиквел, а компания EA, которая отказалась делиться с разработчиками из Interplay правами на франшизу.

Дивный новый мир и бутылочные крышки вместо денег

Wasteland 2 в конечном счете вышла — уже в ХХI веке. А пока возможности поработать над ней не было, студия Interplays залечивала разбитое сердце и продумывала новый проект в знакомых декорациях ядерного постапокалипсиса. Им стала культовая сага Fallout.

Сюжет вселенной развернулся не в самом далеком и вполне понятном будущем Земли, в котором серия войн за ресурсы привела к тотальному ядерному Армагеддону. Малая часть населения спаслась благодаря технологичным бункерам компании Vault-tec и, проснувшись в новом мире, в котором Штаты превращены в выжженные Пустоши, вынуждена привыкать к новым обстоятельствам. Деньги заменили бутылочные крышки, биологическое оружие превратило чудом спасшиеся формы жизни в жутких мутантов, бывшие солдаты США трансформировались в своеобразный рыцарский орден, защищающий технологии и знания, а бандиты запустили свои руки в ростки новой цивилизации.

Если ранняя ядерная фантастика 70-х и 80-х ставила перед собой цель скорее предупредить новые поколения о гипотетических угрозах «мирного атома», то серия Fallout принимала такой вариант развития событий как данность. Катастрофа случилась, и авторы не хотели сюсюкать и читать доктрины о том, как это предотвратить. Вместо этого они сконцентрировались на дивном новом мире и правилах выживания в нем.

«Идея состояла в том, что Пустоши — новый дом для уцелевших людей, а мир, который был до катастрофы, почти не имеет к ним отношения, — делился своими впечатлениями вице-президент Bethesda Пит Хайнс. — Их реальность такова: „Это то место, где я живу, это моя жизнь, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы она была хороша…“».

Впрочем, сама серия, которая продолжает оставаться актуальной по сей день, эволюционировала из одной части в другую. Поначалу она продолжала изометрическое дело Wasteland с характерными диалоговыми экранами и системой найма помощников. Затем пересела на фирменный движок Bethesda с видом от третьего лица, заполучила большой открытый мир и фирменную систему прицеливания VATS, которой бы позавидовал даже самый прогрессивный шутер.

В 2018 году сага получила даже масштабное развитие в онлайн-режиме — и хотя Fallout 76 все еще остается сырым и совсем не обязательным, с этим можно смириться. Менялся и тон игр: если в третьей части серии атмосфера была донельзя безнадежной и депрессивной, то четвертый эпизод серии все чаще спешил подбодрить игрока.

Влияние Fallout переоценить сложно. Миссию, полученную от Wasteland, проект унес в массы и популяризировал по всему свету. В том числе благодаря ему, пожалуй, родился и горячо любимый на постсоветском пространстве проект S.T.A.L.K.E.R., более близкий, понятный и в то же время болезненный.

Декорации опустошенных Штатов сменила Зона отчуждения, ядерную войну — авария на Чернобыльской АЭС, а горстку уцелевших, стремящихся найти место под новым солнцем, — сталкеры, мужчины честной судьбы, ищущие финансовое благополучие и личностное развитие в богом забытом месте. И хотя кажется, за пределами периметра мир жив и более-менее здоров, внутри его рыщут мутанты, а пейзажи нагоняют тоску не меньше Пустоши.

Все сорта конца света

Сейчас постапокалипсис в индустрии видеоигр уже не кажется экспериментом: жанр ушел в мейнстрим, ярчайшие представители которого с завидным постоянством претендуют на звания игр года. И неумолимо меняют представление о том, какими вообще должны быть проекты в таком сеттинге.

Например, видеоигра Rage от id Software дерзко смешала узнаваемые черты Wasteland и Fallout с подходом классического «Безумного Макса»: герои будущего Земли, пережившие столкновение с астероидом, борются за каждый новый день жизни на унылой и разбитой планете с мутантами и бандитами, а адреналиновые перестрелки регулярно уступают место не менее адреналиновым гонкам на монструозных машинах, словно сошедших с кадров ленты Джорджа Миллера.

Экшн I Am Alive взял курс на исследование социальной катастрофы — после землетрясения американский город, срисованный с Чикаго, оказывается в руинах, а власть в нем переходит к бандам мародеров. Взаимопомощь оказывается немодной, и люди могут надеяться только на себя. В таких условиях герой должен воссоединиться со своей семьей, выживая и поступательно пробираясь к цели, сражаясь как с очевидными бандитами, так и с просто загнанными в угол горожанами. Игра на деле оказывается самым настоящим сурвайвалом: с постоянной нехваткой боеприпасов, голодом и усталостью.

Культовая серия The Last of Us, как бы ни пыталась мимикрировать под классический зомби-апокалипсис, в первую очередь рассказывает пронзительную историю отношений контрабандиста Джоэла и его новой «дочери» Элли. А заодно делает невеселые выводы о человечестве в духе «Ходячих мертвецов»: даже в мире после пандемии, превратившей бóльшую часть населения в кровожадных зомби, для человека зачастую куда более опасным противником остается другой человек.

А другой шутер с зомби в качестве пушечного мяса, Left 4 Dead, в свою очередь, концентрируется не столько на сюжете о последствиях эпидемии, сколько на ярком игровом процессе. Разработчики не рассуждают о нормах морали нового мира, его иерархии и философии, а просто бросают группу игроков в мясорубку войны с чудовищами — это здорово освежает на фоне заумных конкурентов проекта

Постсоветские геймеры получили свою альтернативу S.T.A.L.K.E.R. — шутер «Метро 2033», основанный на серии книг Дмитрия Глуховского. В нем ядерная перестрелка между главными мировыми сверхдержавами отправила жителей Москвы в подземку — единственное место, способное укрыть от опасностей новой радиоактивной реальности. Работали над серией «Метро» отчасти те же люди, которые выпускали «Тени Чернобыля», поэтому выглядит игра первоклассно, а одновременно знакомый и неуютный мир из книг Глуховского раз за разом искусно меняет понятия о том, кто в новых условиях друг, а кто враг.

В конце концов, благодаря гениальности Хидео Кодзимы мы увидели Death Stranding — притчу, позволяющую пересмотреть свое отношение к курьерскому делу, которое, оказывается, может быть единственной тропой к цивилизации даже в совсем потерянном мире. Но если серьезно: кажется, игра предложила одну из самых необычных постапокалиптических историй за все время существования жанра — с сырыми пейзажами, темпоральными дождями, жуткими Тварями из другого мира и младенцами в колбах, способными их обнаружить.

Кажется, пока что авторы из индустрии видеоигр и близко не исчерпали все идеи развития для жанра. Да и реальная жизнь подбрасывает только новые поводы — с некоторыми, например, мы живем уже два года. А значит, постапокалипсис на экранах компьютеров и консолей закончится совсем не скоро.

VOKA — это видеосервис, где каждый найдет что-то интересное для себя: фильмы и сериалы в HD-качестве и без рекламы, более 130 ТВ-каналов, премьеры новых эпизодов и сезонов одновременно со всем миром, live-трансляции концертов, спортивных матчей, контент собственного производства, а также удобные рекомендации по жанрам, настроению и новинкам.

Весь контент VOKA доступен к просмотру бесплатно для всех новых пользователей в течение первых 30 дней.

Спецпроект подготовлен при поддержке УП «А1», УНП 101528843.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by