На прошлой неделе правительство с гордостью сообщило о проведении масштабной операции против очагов преступности в бедуинских поселениях на юге страны. Она получила кодовое название «Успешный маршрут».
В ходе операции, в которой приняли участие 1200 полицейских, были обнаружены 15 теплиц, где выращивалась индийская конопля, захвачены 55 килограммов гашиша и марихуаны, несколько килограммов героина, три самодельных пистолета-пулемета «Карл Густав».
Были арестованы 12 подозреваемых, еще 29 человек задержаны для допроса. «Мы доберемся до вас и до ваших домов в любое время», – заявил в тот день генеральный инспектор полиции Коби Шабтай. Министр внутренней безопасности Омер Бар-Лев тоже не остался в долгу. «Мы переходим от обороны к наступлению, – заявил он. – Мы не будем ждать, пока те, кто представляет для нас опасность, придут к нам – мы сами атакуем их в собственных домах».
«Победной картинкой» операции стал снимок бойцов полицейского спецназа, высаживающихся с вертолета на крышу дома в бедуинском поселении Абу-Тлуль. В телерепортаже 12-го канала можно было увидеть, как генеральный инспектор полиции наблюдает за этой сценой с ближайшего холма, а рядом с ним стоит журналист Дани Кушмаро.
Телеоператоры запечатлели полицейских, проводящих в доме обыск, и Шабтая, который принимает по рации доклад о происходящем. «Объект захвачен», – провозглашает генеральный инспектор по завершении рапорта. «Такая масштабная операция для захвата одной маленькой теплицы?» – удивлялся Кушмаро. «Это ось зла, – отвечает Шабтай. – Все начинается с наркотиков».
Но там, где приземлился вертолет, ничего найдено не было и ни один человек не был арестован. Проверка, проведенная газетой «ХаАрец», показала, что операция, связанная с высадкой полицейского десанта, была постановочной. Полиция прекрасно знала, что для ее проведения нет никаких оснований, потому что обыскала эту теплицу за несколько часов до того, как в небе над ней появился вертолет.
Десантировавшиеся бойцы присоединились к более чем 20 полицейским, уже находившимся на объекте. На 12-м телеканале не знали, что эта операция была постановочной. Кушмаро спросил генерального инспектора, не является ли высадка десанта спектаклем для средств массовой информации, но тот уклонился от ответа.
Салим Абу-Сабила, владелец дома, во дворе которого приземлился вертолет, рассказал, что полицейские в масках ворвались к нему в 6 часов утра. Пять или шесть человек зашли в его спальню. «Я спросил их, в чем дело, – рассказал Абу-Сабила. – Но они приказали мне молчать. На глазах у жены и детей меня вывели во двор. Когда жена спросила, что происходит, один из полицейских замахнулся на нее рукой».
«Во дворе меня подвели к двум офицерам, – продолжил свой рассказ Абу-Сабила. – Они предъявили ордер на арест и обыск в двух моих домах». Я спросил, кто эти полицейские в масках, и офицер ответил: «Они из подразделения, которое делает все, что захочет». Я спросил: «Они что, превыше закона?» Офицер ответил, что эти полицейские могут избить меня, и я им ничего не могу сделать».
У Абу-Сабилы два дома и две жены. Всех, кто находился в этот момент дома, вывели на улицу. Полицейские провели основательный обыск, но ничего подозрительного не обнаружили. После этого Абу-Сабиле велели подписать протокол, в соответствии с которым никакого ущерба его домам причинено не было. Обыск завершился около 8:30, но полицейские остались на месте. «Прошло два часа после окончания обыска, а они все сидели во дворе и пили кофе, – рассказал Абу-Сабила. – Только что стол себе не накрыли. Они знали, что у меня ничего нет, и были абсолютно спокойны».
В 10:41, через четыре с половиной часа после того, как полицейские прибыли в дом Абу-Сабилы и через два часа после завершения безрезультатного обыска, в небе появился вертолет. Он начал снижаться над домом, готовясь совершить посадку.
«Я слышал в новостях на арабском языке, что полицейские прыгнули с вертолета, чтобы поймать двух бежавших преступников, но на самом деле они никого не преследовали, – рассказал Абу-Сабила. – Двое полицейских спрыгнули на мой дом и еще двое – на дом моей второй жены. Потом они побежали, пригнувшись, с оружием наизготовку, как будто вот-вот на них должен был напасть какой-то террорист. Но они знали, что в моем доме никого и ничего нет. Я в это время сидел рядом с другими полицейскими, которые ждали, когда все это закончится».
«Раньше я видел такое только в кино, – говорит Абу-Сабила. – Высадившиеся с вертолета полицейские забежали ко мне домой, а потом вышли, сели на джипы и уехали. Другие полицейские тоже сразу разъехались. Остались только три или четыре человека, которым не хватило места в машинах. Но потом и их забрали тоже».
По словам Абу-Сабилы, накануне он заметил на близлежащем холме какое-то подозрительное движение, но не придал этому значения. Только потом он понял, что на холме обустраивали штаб командования полицейской операцией. Там и находился генеральный инспектор во время ее проведения.
«Потом полицейские рассказывают журналистам, сколько человек они задержали и сколько всего нашли, – говорит Абу-Сабила. – Но на самом деле они ничего не нашли и никого не задержали. В нашей семье-хамуле 3000 человек, и ни один из них не был задержан. Где-то в другом месте нашли наркотики, но в репортаже привязали это к моему дому. Мне кажется, что полицейские, которые ждали у меня во дворе прибытия вертолета, знали, что все это постановка. Зачем тогда они пришли с ордером пугать детей? Как можно разыгрывать такие спектакли, когда все видят дети?»
По словам Абу-Сабилы, полицейская операция нанесла тяжкий душевный урон членам его семьи и в первую очередь детям. Для того чтобы преодолеть эту травму, им понадобилась помощь психолога. «Один из детей при слове «полиция», сразу же начинает убегать, как сумасшедший», – рассказывает Абу-Сабила. В прошлом он отсидел срок за ограбление, но вот уже 15 лет он не связан с уголовным миром.
Пресс-служба полиции отказалась отвечать на вопрос о том, знал ли генеральный инспектор, что высадка с вертолета носит постановочный характер. Без ответа остался и вопрос, что подвигло полицию к подобным действиям. Пресс-служба не сообщила, сколько задержанных были освобождены по окончании допроса. В ее ответе говорится главным образом о том, что полиция постоянно наращивает свои усилия, направленные борьбу с преступностью.
Нати Йефет, «ХаАрец», Б.Е. На снимке: Шабтай с Беннетом и Бар-Левом в инспекционной поездке по Негеву в этом месяце. Фото: Хаим Цах, ЛААМ √
На фоне многочисленных историй о драках, которые устраивают уроженцы Средней Азии и Кавказа последнее время, в редакцию «Русской Весны» поступил рассказ о жителе Таджикистана, который с риском для жизни спас нашу соотечественницу, получил серьёзные проблемы со здоровьем и в итоге был депортирован из России.
Наш рассказ пойдет о трудовом мигранте, жителе села Машъал Вахшского района Хатлонской области Таджикистана Собире Хаспалаеве. С 2016 года Собир работал продавцом на рынке фаст-фуда Мытищинского района Московской области. Свою историю рассказывает журналисту пресс-службы Миграционной службы Таджикистана сам Собир Хаспалаев.
В конце декабря 2017 года он спас жизнь москвичке, не справившейся с управлением машины на набережной Яузы — машина рухнула в реку. К сожалению, истории из серии «ищут пожарные, ищет милиция» в тот раз не вышло, поэтому сейчас мы расскажем о подвиге молодого человека, который, даже не умея плавать, рискнул прыгнуть в декабре в воду.
О его подвиге тогда писала районная газета «Мой район», вещала национальная радиостанция «Озоди» и вышли несколько коротких сюжетов на ТВ. Но история имела для героя печальные последствия.
Рассказывая о деталях своего подвига, Собир между делом пожаловался, что после этого у него стали болеть ноги. Эту фразу в газете «Мой район» заметили в клинике «Будь здоров». В итоге в редакцию позвонили и пригласили Собира на бесплатное обследование.
Тогда в клинике отметили, что было приятно оказать помощь человеку, который сам готов помогать другим в экстремальных ситуациях, даже с риском для собственного здоровья.
В тот декабрьский вечер Собир ехал за супругой. Он женат на россиянке. Елена — студентка, учится на дизайнера, получает высшее образование. Собир помогает как может: оплачивает учебу, по возможности забирает после лекций, часто девушка везет с занятий свои работы — планшеты, ватман, краски, ткани.
Так было и в этот раз.
Собир заметил красную «Мицубиси», которой управляла молодая женщина, а в салоне были детские автокресла. И вдруг эту машину занесло. Пробив парапет, она зависла над водой. Собир повис на багажнике, пытаясь по принципу качелей перетянуть машину обратно.
«Если бы другие мужчины мне помогли, мы бы справились», — рассказывает Собир.
Но собравшиеся зеваки то ли не поняли, то ли не расслышали, то ли побоялись. Потом Собир стал кричать, чтобы попробовали протянуть трос от запаркованного у заправки самосвала. Но его опять не поняли.
«Я больше всего боялся, что в детском кресле находится ребенок, — вспоминает Собир. — Я сам из многодетной семьи, своих детей пока нет, но племянников обожаю. Женщина в это время была без сознания, ее голова лежала на руле».
В какой-то момент Собир обессилел, и машина стала плавно съезжать в реку. К счастью, на месте падения было не очень глубоко. Но и этой глубины хватило, чтобы часть окон закрыло водой. Не найдя поддержки, Собир решил прыгать.
«Я на самом деле плавать не умею, но в тот момент об этом не думал. Прыгнул „солдатиком“ и стал пробираться к окну», — продолжает свой рассказ Собир.
Как разбивал окно (двери были на блокировке) и вытаскивал женщину, в деталях не помнит. Помнит только, что в первые секунды замирал от ужаса, пытаясь понять, был ли в машине ребенок. К счастью, салон был пустым. Потом от сотрудников МЧС Собир узнает, что у москвички двое дошкольников-погодков. Семья спасенной, кстати, на связь с Собиром так и не вышла.
Вскоре Собир Хаспалаев начал чувствовать недомогание. Сперва болели застуженные колени. Потом стало ломить поясницу. Рассказывая свою историю, Собир сказал, что в клинике ему открыли своеобразный счет, зарезервировав на него приличную сумму, отправили на осмотр. Хочу сказать, тогда у Собира не было полиса ОМС.
После осмотра выяснилось, что в результате переохлаждения у него началось острое воспаление. Подтвердили диагноз и результаты анализов, и УЗИ.
Выяснилось также, что у Собира проблемы и с печенью. И, вероятнее всего, потребуется операция. К сожалению, тогда клиника «Будь здоров» располагала только поликлинической базой — операции в клинике не делают.
Но сотрудники медцентра надеялись, что коллеги из профильных больниц подхватят эту эстафету добра и помогут парню. Все необходимые анализы и обследования ему сделали. А сам Собир, кстати, с восторгом вспоминает поход в клинику.
Так он 1 год и 7 месяцев лечился. Было трудно, рассказывает Собир, — у него было свое дело, но бизнес после сноса незаконных павильонов, в одном из которых он арендовал помещение, пришлось закрыть. И он решил работать таксистом. Денег едва хватало на съемную квартиру и оплату учебы для супруги. Собир обещал ее маме, что как муж и мужчина будет ее содержать.
Его радости жизни продолжались недолго. В один прекрасный день сотрудники второго отделения УВД по Мытищинскому району Московской области провели рейдовую проверку документов иностранных граждан. В результате его документы в ходе проверки оказались непродленными.
Против него составили протокол административного характера за нарушения законодательства РФ. Хотя Собир попытался объяснить и даже показал те медсправки, по которым он долгое время лечился. Все это оказалось для сотрудников правоохранительных дел недостаточным. Дело передали в районный суд Мытищинский.
Постановлением районного суда Мытищинского района Московской области Собир Хаспалаев признан нарушителем законодательства РФ и ему вынесен приговор — депортация сроком на пять лет.
За что? Он же не нарушал закон РФ. Спас россиянку. Все это не учли в суде.
Собиру пришлось в кратчайшее время покинуть территорию Российской Федерации. Из героя, спасшего россиянку, он превратился в «антигероя».
После недолгого раздумья Собир приехал в Миграционную службу Министерства труда, миграции и занятости населения Республики Таджикистан. Он хочет, чтоб мы ему помогли восстановить справедливость.
Сразу же сотрудники Управления трудовой миграции подготовили необходимые документы, чтобы отправить их в Главное управление МВД РФ по вопросам миграции с ходатайством о разрешение ему въезда на территорию РФ.
Дело в том, что между Министерством труда, миграции и занятости населения РТ и Главным управлением МВД РФ по вопросам миграции подписано Соглашение о взаимной помощи решений спорных вопросов граждан обеих сторон. Работает совместная комиссия.
Надеемся, что мы получим положительный ответ: решение районного суда будет аннулировано вышестоящим судом РФ, и наш собеседник — житель села Машъал Вахшского района Собир Хаспалаев — сумеет беспрепятственно въехать на территорию Российской Федерации. Мы желаем ему удачи и счастья.
Анвар Юсупов, специально для «Русской Весны»
Читайте также: Путин высказался о проблеме трудовых мигрантах и выдвинул требования
Самые мои любимые истории можно назвать так: «Не верь глазам». Смотришь ты на кого-то или на что-то, и вроде бы все тебе яснее ясного. Все оценил, решил, выводы сделал… Осудил или посмеялся и пошел своей дорогой. И ведь правильно осудил — если вообще осудить можно правильно. А потом Господь тебе говорит: «Вот, смотри». Смотришь и сгораешь от стыда. Все не так… Потому что любовь — в глазах смотрящего. Глянешь с любовью, а не с самомнением, и увидишь — как оно на самом деле.
Дама в ковидных «гаджетах»
Елена Кучеренко
Пошла я недавно в аптеку. Народу много, очередь большая. Кто-то в маске, кто-то — нет. Продавцы-фармацевты нервничают, просят всех надеть и с подбородка на нос натянуть. Им же штрафы платить.
Кто-то дисциплинированный и слушается. Кто-то начинает возмущаться. Мол — все равно маски ни от чего не защищают и хватит мучить людей. Выпустите нас на волю из этого гетто и намордников и прекратите уже чипировать во все места!
Другие с ними спорят и требуют прямо здесь привиться, ревакцинироваться и закапать в нос волшебные противоковидные капли от Гинцбурга. А маску все равно потом надеть. И похорониться в ней в закрытом гробу…
Обычная история.
И тут заходит женщина. Замерли все, даже фармацевты.
Такую противовирусную экипировку мы все, без сомнения, видели впервые. На ней были надеты одновременно две маски. Абсолютно точно две, потому что лямки были разного цвета. Дальше — строительный респиратор. А поверх всей этой красоты был нацеплен защитный экран для лица. Ну и обязательные медицинские перчатки, которые меркли на фоне остального обмундирования.
Обвешанная этими ковидными «гаджетами» женщина все равно встала подальше от нас. А если кто-то к ней приближался, опасливо отодвигалась.
Кто-то захихикал, кто-то закряхтел, кто-то закатил глаза. Я, честно говоря, тоже не осталась равнодушной и с удивлением вытаращилась на маниакально защищенную от самого злокозненного вируса даму.
«Не бойтесь, я не болею»
— Надо же, как башню сносит, — негромко сказал молодой мужчина.
Как бы в сторону и мирозданию, но чтобы женщина услышала.
Народ согласно закивал. Тоже как бы о своем, но показательно. Ну и я подумала про себя, что да, невроз и психоз — самые печальные осложнения этой болезни.
А женщина, наверное, все это видела, но стоически держалась и только отворачивалась.
Отоварились мы все. Я немного задержалась и вдруг увидела сквозь шлем дамы и другие препятствия, что она чуть не плачет.
— Что-то случилось? — спросила я ее уже у лифта.
Я бы и не спросила, но меня, честно говоря, разбирало творческое любопытство. Ну и немного мучила совесть. Да, человек боится. Но насмехаться-то нам зачем было?
И вспомнилось, как однажды в самом начале пандемии я полоскала хлоргексидином рот, поцеловав крест батюшки.
И как звонила другому священнику, когда муж болел ковидом в деревне, чтобы тот приехал и из-за забора покричал Вадиму — проверил, не врет ли мне он, что еще жив. Как паниковала первые дни, когда болела сама…
Пока я все это думала, женщина от меня шарахнулась.
— Да не бойтесь вы, я не болею, — раздраженно буркнула я.
— Простите, — вдруг извинилась она. — Я не боюсь. Точнее — боюсь, но не заразиться, а заразить.
Тут уже я предусмотрительно отодвинулась.
— Нет-нет. Я тоже не болею. У моего сына простуда. Обычная, мы ПЦР сделали. Пришла в аптеку за лекарством. Подумала: а вдруг он меня уже заразил, а я не знаю? Да и кто сейчас может сказать точно, что не ОНО. Вот, надела все это, как клоун, чтобы никому не навредить случайно… Люди смеются, а у нас бабушка от ковида летом умерла. Горе… Не хочу, чтобы из-за меня у кого-то тоже горе случилось.
— Вы простите, — только и смогла ответить я.
И натянула свою маску повыше на нос.
Глупее аварии сложно придумать
А вот еще происшествие.
Случилась на нашей улице авария. Глупее сложно себе придумать. Я видела только результат. Но даже мне, горе-водителю с опытом меньше года, стало очевидно — нужно быть полным чудаком, чтобы такое устроить.
Я и не знаю, как это описать… Стоят себе спокойно вдоль дороги на положенных и расчерченных парковочных местах приличные машины и никого не трогают. Улица тихая, не широкая. Тут же светофор и пешеходный переход, особо не разгонишься.
И вот в последнюю несчастную машинку, в ее задний левый бок, явно на огромной скорости врезается дорогой автомобиль. Явно дорогой и явно на огромной. И останавливается.
Потерпевшую машинку от удара закидывает на бордюр, и она встает там в каком-то странном перекособоченном положении. Колесо — наизнанку, стекла посыпались.
Но прежде чем замереть, она врезается во впереди стоящий автомобиль, зад которого — в хлам. Тот, соответственно, в следующий. И так до самого первого. Машин пять-шесть.
Собственно, эту статическую шедевральную картину я уже и застала вкупе с полицией и зеваками.
Кто хозяин чего, было уже непонятно. Кто-то сидел в автомобилях ГИБДД. Большинство владельцев вообще, наверное, тихо-мирно были у себя дома и радовались, что так удачно припарковались. А люди стояли, снимали этот вопиющий пример идиотизма на телефон (я, собственно, тоже) и обсуждали, какая редкая редиска — виновник. Был ли он пьян или трезв и что надо было делать, чтобы такое изобразить. И вообще: «Лихачат тут всякие мажоры, управы на них нет». И: «Ну понятно, у кого-то денег много…»
«Что-то действительно случилось»
Потом кто-то разбросал фотографии ДТП по районным группам. Были и вид справа, и слева, и даже сверху — из домов. Я тоже постаралась и опубликовала у себя в «Фейсбуке».
Ну и начались наши упражнения в остроумии. Все на ту же тему: «Шок! Самая тупая авария года!», «Наемник автомастерской» и «Какой придурок этот водитель!». Но других вариантов и не было. Те, кто здесь живет, знают — в том месте, чтобы случилось такое ДТП, нужно либо быть вусмерть пьяным, либо обколотым, либо нарушить все правила и ограничения скорости принципиально и принципиально врезаться.
«В группах говорят — там вроде ребенок выскочил на дорогу!» — появился неожиданно один комментарий.
Со стыдом и пояснением я еще раз перепостила те фотки и думала: «Ты же сама недавно написала рассказ о том, что человека нужно до последнего оправдывать… Почему же сейчас не пришла в голову такая элементарная мысль, что это не просто образец идиотизма, а что-то действительно случилось?»
Правда, новость про ребенка в итоге оказалась всего лишь сетевой сплетней. На самом деле виновнику аварии стало плохо за рулем. Это я в магазине напротив выяснила. У непосредственных очевидцев. В тот день они как раз елку на улице наряжали и все видели.
Но как бы там ни было… Почему? Почему проще осудить, чем оправдать? Проще посмеяться, чем посочувствовать. Проще придумать самые дикие объяснения поступку (плохому поступку — само собой, как же иначе), чем посмотреть на это с любовью? И тогда мы увидим правду.
Человек часто хочет многого. Или чего-то одного, но сильно. Верующий человек молится Господу, чтобы Он дал ему желаемое, и по неотступной молитве Господь идёт человеку навстречу. А дальше полученное оказывается не такой конфетой, какой представлялось вначале. Именно так и случилось с героиней этой истории.
В 21 год я впервые пришла в храм и была просто очарована православным богослужением. Очень быстро выучила наизусть всю службу, хотела в ней активно участвовать. Когда в храме решили организовать приходской хор, я записалась туда самой первой. В детстве я музыкой не занималась, слуха от природы у меня не было – да и сейчас он плохой, тяжелый, и голос нескоординированный. На занятиях приходского хора нам давали ноты, но я нот не знала, и для меня они были просто подсказкой – где петь выше, где ниже, где быстрее, где медленней. В основном я всё заучивала наизусть.
Я записалась в приходской хор самой первой и поняла, что хотела петь всю свою сознательную жизнь!
Лет пять я там пела. Я поняла, что хотела петь всю сознательную жизнь! В моей семье никогда не было музыки, я вообще не знала, что это такое, а тут увидела, как применима музыка: можно петь Богу. На пике воцерковления мне вообще не хотелось выходить из храма. Казалось, это именно то, чем люди должны заниматься, – петь на службе. Зачем выходить на улицу, в мир, искать там другие занятия? И я поставила себе цель – сделать пение в хоре своей профессией.
Я долго висела на регенте и просила его подсказать, что мне делать. Он года три мягко меня осаживал, говорил: «Ну, ты ведь и так поешь в хоре, зачем тебе идти учиться?». Но наконец я дожала его, и он сказал: если учиться, то по-настоящему. На курсах профессию не получишь. Дело было летом, и мы решили, что через год я буду поступать в Гнесинку. Договорились о занятиях с преподавателями фортепиано, сольфеджио и дирижирования. На следующее утро я проснулась, пошла в книжный магазин и приобрела сольфеджио для первого класса. За три дня нашла и купила домой пианино. Сразу начала учить ноты: смотрела, где на клавиатуре нота, где на нотном стане, нажимала пальцем – по две ноты в минуту. Батюшка разрешил мне в храме поставить за свечным ящиком электрическое пианино, и весь день, пока дежурила, я что-то в наушниках на нем разучивала. Потом приходила домой и продолжала учить.
Только сейчас ко мне пришло понимание, до какой степени я была невежественна в музыке на момент моего поступления
Ближе к концу года мне нашли педагогов из Гнесинки, и так совпало, что именно они принимали у меня экзамены. Гнесинка – это определенная марка, и она не рада тридцатилетним абитуриентам, которые ноты знают только по названиям. Поэтому мне повезло – мои преподаватели очень хотели, чтобы я у них училась. Они понимали, до какой степени я ничего не знаю, но видели, с каким рвением я тружусь над моим незнанием. Это их очень впечатлило. В какой-то момент я осознала, что начало работать чудо: почему-то люди, которые должны тебя забраковать, говорят: «Вы – наша мечта!», – и берутся тебе помогать. Я всё делала, как во сне. Только сейчас ко мне пришло понимание, до какой степени я была невежественна в музыке на момент моего поступления, а мои педагоги понимали это и всё равно тащили меня, как на ошейнике. Если бы я знала тогда то, что знаю сейчас, я не посмела бы идти в Гнесинку. Но тогда сработали, как говорят, «слабоумие и отвага». Экзамены я сдала успешно и поступила.
А дальше начался ад. Я даже не хочу приукрашивать события. Чудо свершилось, я пришла 1 сентября на учебу – а дальше делай, что хочешь. Мои педагоги, которые помогли мне поступить, очень меня поддерживали, но были и такие преподаватели, которые восприняли моё поступление как оскорбление их учебного заведения и осложняли мне жизнь, как могли. Хотя я очень старалась и на время обучения вычеркнула из своей жизни всё, кроме музыки: вставала в пять утра, ложилась в двенадцать ночи и всё это время учила, учила, чтобы как-то наверстать программу, которую дети учат с семи лет. Я не хочу рассказывать подробности, но обучение совершенно точно не должно быть таким – если только у педагога нет цели привить студенту ненависть к предмету. Я ни с кем не спорила, думала, что смогу покрыть всё христианской любовью – но нет. Не смогла. До сих пор в музыке есть какие-то вещи, которые вызывают у меня отвращение, я даже не хочу к ним возвращаться.
Я ни с кем не спорила, думала, что смогу покрыть всё христианской любовью, но нет. Не смогла
Из Гнесинки я вышла с постоянной температурой, нервными срывами и паническими атаками. Через пару лет всё улеглось – оказалось, что я могу петь, что у меня есть голос. Одна из моих преподавателей, которая работает регентом в хоре, позвала меня к себе в певчие. И оказалось, что я это люблю, что всё не зря, что можно работать. Очень важно, чтобы тебя ценили и поддерживали. Сейчас я пою в храме, который находится в пятистах метрах от храма, в котором я начинала. И думаю: стоило ли это расстояние в 500 метров такого извилистого пути?..
Но жалеть о том, что случилось в жизни, неправильно. Во-первых, любое событие – это урок, а во-вторых, кроме плохого, было и много хорошего: мой руководитель по хору не только был очень терпелив со мной все четыре года обучения, но и взял меня в свой камерный хор, с которым я пела много лет. Мы ездили на гастроли и конкурсы, и это незабываемая часть моей жизни, яркая и дорогая. И, наверное, для меня она была бы невозможной, если бы я не заплатила такую дорогую цену.
Питер Динклидж не считает себя великим певцом, а фехтование — отнюдь не его конек. Но возможность отточить эти навыки стала именно тем, что понравилось ему в новом мюзикле «Сирано», где Динклидж играет поющего дуэлянта и поэта.
«Меня это напугало, — сказал он. — А все, что меня пугает, вызывает во мне интерес».
52-летний актер сначала взялся за работу над материалом сценического мюзикла, автором сценария и режиссером которого была его жена Эрика Шмидт, а песни написаны группой National. После прошедшей в конце 2019 года за пределами Бродвея премьеры из спектакля Шмидт сделали роскошный фильм, который снял Джо Райт (известный по «Искуплению»). В нем главный герой тайно добивается расположения своей истинной любви Роксаны (в исполнении Хейли Беннет) письмами, которые отправляет потерявший от нее голову солдат Кристиан (Келвин Харрисон-младший).
Конечно, это вызывает очень современный вопрос: неужели это Сирано де Бержерак изобрел обман по интернету, когда ты притворяешься другим человеком? Временные рамки в новом фильме сохранены — это 1897 год, когда была написана пьеса Эдмона Ростана, которая легла в основу киномюзикла. Но Динклидж обнаруживает там многочисленные современные параллели. «Именно так мы поступаем сегодня, назначая свидания онлайн. Мы часто создаем профиль, не соответствующий тому, кем мы на самом деле являемся, — сказал он. — Все мы в той или иной степени притворяемся, играя других людей».
Но мало кто может притвориться лучше, чем четырехкратный лауреат «Эмми» Динклидж, на протяжении восьми сезонов игравший коварного низкорослого Тириона Ланнистера в «Игре престолов», кульминацией которой стал вышедший в мае 2019 года неоднозначный финал.
«Для меня „Игра престолов» была на самом деле не телесериалом, она была для меня всей жизнью, — признался Динклидж. — Моя семья каждый год на протяжении почти десяти лет по шесть месяцев проводила в Ирландии. У меня там появились корни, дочка пошла там в школу. У нее появился ирландский акцент, потому что она целые дни проводила с маленькими ирландскими детишками».
Но, давая мне недавно обширное интервью по видеосвязи, Динклидж сказал, что жизнь после «Игры престолов» стала для него раскрепощающей. «Ты чувствуешь эту пустоту, но потом говоришь: „Ага, мне уже не нужно этим заниматься. Так что же я буду делать дальше? » Это так интересно».
Ниже приводятся сокращенные выдержки из нашей беседы.
— Насколько я понимаю, ваша жена Эрика довольно далеко зашла, адаптируя «Сирано», прежде чем вы прочитали сценарий и решили сыграть главную роль. Что вас убедило?
— Да, ей предложили сделать экранизацию «Сирано», и у нее возникла замечательная идея свести все к необходимому минимуму, а длинные монологи о любви заменить любовными песнями. Самое важное для меня было то, что она избавилась от самого знаменитого атрибута Сирано — фальшивого носа на красивом лице актера.
Я актер, я и раньше работал в гриме, но такой обман был мне не по нраву. Я всегда думал: ну зачем это? Надо снять этот нос в конце представления». И Эрика от него отказалась, а я подумал, что должен сыграть эту роль, потому что это рассказ о человеке, не знающем, что делать, когда к нему приходит любовь, и способном винить только себя самого.
— Что вы имеете в виду?
— Я думаю, Сирано влюблен в любовь, так часто бывает со многими, а мы понятия не имеем, что это такое. Я всегда забегаю вперед и думаю: а что, если Сирано получит то, что хочет? Не надоедят ли они друг другу? Ведь он возвел ее на пьедестал, и может, именно поэтому он ее любит? Думаю, так случается со многими. Они не хотят слишком сильно сближаться. Они хотят видеть только хорошее без плохого.
— А какие у вас были чувства по поводу любви, когда вам было 20? Вы были влюблены в любовь?
— Да, видимо так. Думаю, когда ты молод, в любви присутствуют некие романтические нотки как в «Грозовом перевале» (Роман позднего романтизма Эмили Бронте — Прим. ИноСМИ.). Ну, вы понимаете. «Ромео и Джульетта» была написана не для сорокалетних. Я виновен в том, что всегда влюблялся безответно, и держать дистанцию было романтичнее, чем сближаться. Ты влюбляешься в человека, зная, что он не ответит тебе тем же, а поэтому мучаешься еще сильнее. Тебе интересны люди, которым не интересен ты. Именно так работал мой мозг, и в молодости я сам портил себе жизнь.
— Как вы с этим справлялись?
— Взрослея, понимаешь, что все иначе. Но это нормально, потому что когда тебе немного за двадцать, в голове полная мешанина. Я встречал много амбициозных, образованных молодых людей, которым за двадцать и у которых все в порядке, все по полочкам. Возникает впечатление, что они никогда не совершали важных и крупных ошибок, в отличие от меня и моих друзей, когда мы в двадцатилетнем возрасте и чуть постарше жили в Нью-Йорке, пили и гуляли ночи напролет, курили и выли на луну. Все мы были просто дураками, и это было здорово.
— Вы помните, как познакомились с Эрикой?
— Конечно. Это случилось около 18 лет назад. Мы все собрались в доме у одного знакомого, и кто-то сказал: «По Куинс-Мидтаунскому тоннелю слонов ведут». В город приехал цирк, шел снег, а по Манхэттену вели слонов, длинная такая вереница. Это было что-то такое из прекрасного, фантастического, апокалиптического, безумного, романтического кино. Понимаете? Я всегда думаю о кино. В тот вечер мы и встретились, когда по Манхэттену вели слонов.
— А вы к тому моменту уже преодолели свою склонность истязать себя любовью?
— Думаю, преодолеть это невозможно. Мне кажется, это делают с тобой другие люди. Если человеку повезло испытать любовь, она просто захватывает его. Он уже не контролирует свои чувства, но он может выбирать, что с этим делать.
— Отчасти это проблема Сирано, который считает, что недостоин любви.
— Я воспитывался в ирландской католической семье и поэтому чувствую себя недостойным чего бы то ни было. Надеюсь, именно об этом повествует фильм, о недостойности, через которую мы все проходим. Когда встречаешься с человеком, в которого влюблен, это внезапно становится настолько важно, настолько значимо, что ты непременно думаешь: «Я этого недостоин, потому что ну как иначе? Это намного больше меня».
— Вы считаете, Эрика убрала фальшивый нос и переосмыслила Сирано, потому что думала о вас в этой роли?
— Может, подсознательно, потому что мы и раньше работали вместе, и мы партнеры по жизни. Но я определенно считаю, что она отказалась от носа отнюдь не из-за моего размера или физических отличий персонажа. Она просто хотела копнуть поглубже. Я так же поступаю. Всякий раз, подходя к новой роли, я думаю о ней не как человек моего роста. Я думаю о ней как человек из плоти и крови, в характере которого гораздо больше сложностей.
Это так забавно. Когда заходит разговор об этом фильме, меня спрашивают: «Какое это ощущение — играть главного героя?» Это всегда присутствует в разговоре, потому что мы до сих пор подвержены клише и штампам. Романтических героев уже сотни лет играют красивые белые мужчины. Нам просто подают это как блюдо в «Бургер Кинге», и, если мы его съедаем, нам дают еще. Но мои любимые кинематографисты — это люди, идущие на риск, как Хэл Эшби. Я просто обожаю «Гарольда и Мод», посмотрите, какие там романтические персонажи. Это великолепный фильм.
— В 90-е годы в одном из интервью вы сказали: «Я по-настоящему хочу сыграть романтическую главную роль и добиться девушки».
— Думаю, я больше говорил об идее, о том, что надо изменить всю концепцию. Это весьма интересно. Я сыграл немало интересных ролей, но все это были роли второго плана. За кулисами кинематографии важна целостность персонажа. Если ты подходишь для одной или двух сцен, ты можешь заложить динамит, можешь получить удовольствие, и вдруг ты уже за кадром. Но реальной целостности в твоей сюжетной линии нет.
Чем очаровывает «Игра престолов», и почему многих актеров привлекает телевидение? Думаю, это то, что они выгорают медленно. Например, возьмем брата Тириона Джейма. В конце первого эпизода он выбрасывает из окна маленького ребенка, а спустя два сезона снова становится героем аудитории. Получается, они забыли, как он вытолкнул ребенка из окна? Это настоящее безумие, когда ты просто скользишь по этой сюжетной линии, а потом подбираешь ее, когда тебе захочется. Мне приходилось делать такое с Тирионом, такое приходится делать в кино, если у тебя главная роль. Правда, в этом случае ее приходится сильнее сгущать.
— Каково это — быть знаменитым на пике маниакального увлечения «Игрой престолов»?
— Ежедневно я сталкиваюсь с мириадами различных реакций. Люди хотят как лучше, но иногда они без спроса начинают фотографировать, когда я иду по улице со своим ребенком. Я начинаю с ними говорить, а потом обрываю себя. Ведь когда актер начинает жаловаться, это отражается на нем не лучшим образом. Все типа: да у вас же прекрасная жизнь. Что плохого, если я вас сфотографирую? Вы актер, и это мое право.
Но дело не в этом. Ведь чисто по-человечески, я же не зверь из зоопарка. Я человек, личность. Бывает такое, когда у меня плохой день, я только что закончил неприятный разговор по телефону, и вдруг — на тебе в лицо! И я должен улыбаться на камеру? Почему никто даже не пытается со мной поговорить? Чаще всего люди фотографируют, не спрашивая, а когда я реагирую на это, даже по-доброму, они ничего не говорят, потому что удивляются этому. С ними заговорили! Это дикость какая-то. Если вам нравится моя работа, нельзя так отплачивать за это.
— А почему они так себя ведут, как вам кажется?
— Думаю, многие люди полностью изолированы друг от друга. Телефоны с камерой стали как пальцы, продолжением самого человека. Они даже не задумываются об этом, потому что все так живут. Гораздо более знаменитые чем я актеры могут гулять по Бродвею, если правильно замаскируются, а я не могу этого сделать, и поэтому порой трудно. Я переехал в Нью-Йорк, чтобы стать анонимным. В этом городе кому какое дело? Здесь на тебя дважды никто и не взглянет. Но сейчас все смотрят, благодаря технологиям.
— Джордж Мартин хотел продлить «Игру престолов» на два сезона. Как вы считаете, надо было это сделать, или пора было заканчивать?
— Пора было заканчивать. Ни больше, ни меньше. Не стоит злоупотреблять добрым отношением, хотя я не уверен, что такое отношение могло иссякнуть. Была некая негативная реакция по поводу окончания, однако мне кажется, причина в том, что зритель на нас разозлился, так как мы с ним расстались. Мы ушли из эфира, а он не знал, что ему делать воскресными вечерами. Ему хотелось большего, поэтому он и набрасывался на нас.
Нам надо было заканчивать, потому что этот сериал ломал сложившиеся представления. Злодеи становились героями, а герои превращались в злодеев. Если вы знаете историю, если вы следили за жизненным путем тиранов, вы понимаете, что вначале они не были тиранами. Я говорю о том, что случилось в конце «Игры престолов», с этими переменами в персонажах. Это происходило постепенно, и мне нравилось, как власть развращала этих людей. Что происходит с твоими моральными устоями, когда ты ощутишь вкус власти? Люди существа сложные, знаете ли.
Думаю, кое-кому очень хотелось хэппи-энда, после которого все жили долго и счастливо, но «Игра престолов» с самого начала говорила нам, что это не тот случай.
Они хотели, чтобы прекрасные белые люди вместе отправились в закат. Между прочим, это беллетристика, художественный вымысел. Там есть драконы. (Смеется). Но сериал опровергает ваши мысли, и мне это нравится. Да, он называется «Игра престолов», но в итоге, когда я встречаюсь с людьми на улице, весь наш диалог сводится к вопросу: «Кто будет на троне?» Не знаю, почему для них важно именно это, ведь на самом деле кино не только об этом, оно намного шире.
Один из моих любимых моментов, это когда дракон сжигает трон. Ведь он типа уничтожил весь этот разговор, который на самом деле не имеет смысла. Это была блестящая идея создателей картины, которые как бы сказали: «Замолчите, фильм не об этом». Они постоянно это делали. Зритель думает одно, а они делают совсем другое. У каждого был свой вариант сюжета, но я считаю, никто не додумался до того, что делали создатели сериала.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.