Доброе утро!
В Москве умер певец и композитор Александр Градский, ему было 72 года; в США на 92-м году жизни скончался автор бродвейских мюзиклов Стивен Сондхайм. У живых так:
- Израиль на две недели закрыл границы для иностранцев в связи с предполагаемой опасностью штамма «омикрон». США, ЕС, Канада и Австралия запретили въезд из ЮАР.
- Власти Кузбасса препятствуют общению журналистов с шахтерами, выжившими при аварии на шахте «Листвяжная».
- В Москве после матча с «Зенитом» задержаны сотни болельщиков ЦСКА.
- В парламент Кыргызстана прошли шесть партий, из которых оппозиционная – лишь одна.
Хроники пандемии
По данным оперативного штаба на утро воскресенья, суточный прирост новых случаев COVID-19 в России составил 33 548. Официальное число инфицированных в стране с начала пандемии – 9 миллионов 570 тысяч; официальное число жертв достигло к утру воскресенья 271 755 человек (+1224 за сутки). Подводя итоги второго года пандемии, научный журналист Ирина Якутенко подчеркивает ненадежность официальной статистики в таких странах, как Россия, и говорит, что основной проблемой во всем мире оказалось не бессилие науки перед вирусом, а бессилие политиков перед нежеланием людей прививаться. Как будто в подтверждение ее слов в Екатеринбурге в субботу около трехсот человек пришли на пикет против введения QR-кодов: пели гимн СССР и даже «Интернационал». Томич, проникший в ковидную зону под видом врача, чтобы ухаживать там за своей бабушкой, уехал из России из соображений безопасности.
ВОЗ пока не может оценить, опасней ли омикрон по сравнению с другими штаммами коронавируса или нет, но США, Австралия, Канада и Евросоюз закрыли въезд из ЮАР (хотя омикрон уже нашли во многих странах Европы), а Израиль закрыл на две недели въезд для всех иностранцев. Разные страны Европы по-разному ужесточают действующие ограничения. Процедура назначения нового премьера Чехии вообще имела диковатый вид: президент Милош Земан, у которого на днях подтвердили ковид, сидел на своем инвалидном кресле в стеклянном аквариуме, чтобы не нарушать условий изоляции, но и не затягивать до бесконечности процесс смены власти в стране.
В России
- В Москве после матча ЦСКА с петербургским «Зенитом» (который выиграл) полиция задержала свыше четырехсот болельщиков московского клуба. Часть из них не выпускали со стадиона около четырех часов, возможности сходить в туалет или купить воды у них тоже не было. Причина якобы в использовании пиротехники.
- Суд в Москве отправил в СИЗО 19-летнего студента, справившего нужду у стенда с портретами ветеранов Великой Отечественной войны. Это квалифицируется как реабилитация нацизма посредством оскорбления памяти защитников Отечества и наказывается сроком до пяти лет. Поймали его, естественно, через инстаграм.
- Из Высшей школы экономики уволили двух профессоров, критиковавших состояние права и правосудия в России.
- Стендап-комик Руслан Белый рассказал об отмене концертов в нескольких городах России в связи с негласным запретом властей. Запрет, по его мнению, последовал после публикации видео двух его концертов, в которых были политические шутки.
- С этого учебного года учащиеся 9–11 классов чеченских школ будут в обязательном порядке изучать жизнеописание отца Рамзана Кадырова Ахмата. Учебник под названием «Путь, озаренный светом» написал начальник управления экономической безопасности и противодействия коррупции МВД по Чечне Амруди Эдилов. До 2018 года этот односельчанин Кадырова и сын депутата парламента Чечни Ибрагима Эдилова торговал на рынке в Грозном.
- Сегодня Мосгорсуд проведет второе предварительное слушание по иску прокуратуры о ликвидации правозащитного центра «Мемориал». Слушания по иску о ликвидации международного общества “Мемориал” в Верховном суде России продолжатся в декабре.
Катастрофы
После катастрофы на шахте «Листвяжная», жертвами которой стал 51 человек, суд арестовал директора шахты, его первого зама, начальника участка, а также двух инспекторов местного отделения Ростехнадзора. Только что вступившего в должность мэра близлежащего Прокопьевска отправили в отставку указом губернатора – за то, что он не отменил в связи с гибелью людей банкет по случаю своего назначения. При этом власти региона препятствуют общению журналистов с выжившими шахтерами и отказываются называть места и время прощания с погибшими – якобы по желанию членов их семей. Ранее оставшиеся в живых горняки и их родственники рассказывали, что в шахте систематически нарушались правила безопасности. Вот репортаж из поселка, в котором произошла трагедия, – люди разговаривают крайне неохотно.
На заводе боеприпасов в Дзержинске Нижегородской области произошли взрывы. Есть пострадавшие, о погибших не сообщалось.
Вокруг света
В Кыргызстане при низкой явке прошли парламентские выборы. По предварительным результатам, в парламент прошли шесть партий, лишь одна из которых – оппозиционная. В ходе подсчета голосов на сайте ЦИК произошел сбой, из-за которого лидеры партий, не преодолевших пятипроцентный барьер, отказались признать итоги выборов.
Генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг вновь предостерег Россию от эскалации напряженности на границе с Украиной. Вот беседа с экспертом Берлинского центра либеральной современности Николаусом фон Твикелем, в которой он описывает происходящее на Донбассе как фактическую интеграцию сепаратистских республик с Россией, констатирует тупик переговоров, однако выражает надежду, что от стрельбы стороны все-таки воздержатся.
Шесть ссылок
- Советская история. Рассказ историка Александра Гогуна о синьцзян-уйгурской политике Сталина в 1930-е годы и в ходе войны. Подборка воспоминаний людей, репрессированных в 1930–50-е годы, с рассказами о том, что им снилось в заключении.
- Немецкая вина. Фрагмент из переписки Ханны Арендт с Карлом Ясперсом (вышла в изд-ве Института Гайдара). Или рассказ о книге военных воспоминаний Лали Хорстманн, посвященной оккупации Берлина и до сих пор не переведенной на русский.
- Научный прогресс. Отрывок из книги Майкла Газзаниги «Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии» (изд-во Corpus) – о том, как мозг обуславливает социальность (если, конечно, считать, что он ее обуславливает). Или фрагмент из книги кардиолога Эрика Тополя «Искусственный интеллект в медицине: Как умные технологии меняют подход к лечению” (изд-во «Альпина Паблишер») – об исследовании геномных болезней.
Искренне Ваши,
Семь Сорок
С легкой руки писателя Конан-Дойля затерянный мир обычно ищут среди непроходимых дебрей и болот, за стеной отвесных скал. Однако же на планете существует немало мест, внешне открытых, кажущихся легкодоступными, но в действительности столь обособленных, что там до сих пор едва ли ступала нога человека.
Если посмотреть на карту Азии, то восточнее Каспия легко отыщется плато Устюрт — гигантский стол, поднимающийся над уровнем моря в среднем на 120 — 180 метров и простирающийся до самого Арала.
Несмотря на то что через северную оконечность плато в начале 70-х проложили железную дорогу и газопровод, что здесь добывают газ и калийные соли, Устюрт по прежнему остается одной из самых безжизненных территорий планеты. По сравнению с ним раскинувшиеся по соседству неласковые Каракумы поистине райский сад.
Недаром каракалпаки и туркмены говорят: «Барса кельмес» — «Пойдешь — не вернешься». (Так называется и один из островов в Аральском море.) Я не стану решительно настаивать на версии о подлинности песчаного чудовища, и все же…
Впервые я услышал о нем четверть века назад. В ту пору, будучи молодым специалистом по строительству высоковольтных линий, я сидел с бригадой монтажников на станции Ак Чалак. Так именовался крохотный разъезд на только что построенной через Устюрт железной дороге, по которому еще не началось регулярное движение поездов.
Был саратан — самый знойный период лета. Солнце, будто насмехаясь, раскаляло и без того растрескавшуюся, твердую, как бетон, землю. Соль выступала, казалось, даже на рельсах, к которым невозможно было притронуться.
Далеко на горизонте желтели крутые уступы — чинки. Мы столпились у короткого состава: раз в две недели, по четвергам, локомотив прикатывал из Кунграда цистерну с теплой солоноватой водой и вагон магазин с неизменным ассортиментом: хлеб, рыбные консервы, макароны, чай, сигареты.
Внезапно раздался удивленный возглас. Кто то из наших заметил, что по гребню чинков движутся три точки. На миг мы забыли о покупках: ведь за полтора месяца в той стороне не случаюсь увидеть даже парящей птицы.
Прошло, должно быть, часа полтора, когда к разъезду приблизилась небольшая процессия. Впереди шел поджарый кочевник в пропыленном ватном халате и высокой бараньей шапке, такой древний, что его лицо, казалось, состоит из одних моршин. В поводу он вел навьюченного двугорбого верблюда. Сам ступал с той неторопливой легкостью, какая отличает людей, привыкших ежедневно покрывать пешком десятки километров.
На втором верблюде величественно восседала полная женщина средних лет в длинном темном платье, черном бархатном жилете и коричневых ичигах — легких восточных сапожках. Ее голова была повязана цветастым платком, но широкое азиатское лицо оставалось открытым — у кочевников женщины никогда не носили чадру.
Замыкал шествие третий верблюд, на котором сидел мужчина неопределенного возраста, чрезвычайно изможденный. Он раскачивался между горбов, как китайский болванчик, рискуя вот вот свалиться. На его голове красовалась мятая соломенная шляпа, одежда же более заслуживала именоваться лохмотьями.
Верблюды ступали след в след, хотя вокруг была необъятная ширь. По местному обычаю, мы пригласили путников к столу. Объяснялись жестами, ибо кочевники, как правило, совершенно не понимают по русски, а может, просто делают вид, что не понимают.
— Господи, неужели добрался?! — воскликнул вдруг на чистейшем русском языке третий путник и всхлипнул.
Мы изумленно пригляделись. Белесые ресницы, а в особенности курносый нос выдавали в нем славянина.
За столом он поведал нам свою удивительную историю. Вот вкратце его рассказ.
— Меня зовут Александр Гуслянников. Алик. Сам я ленинградский, а в Кунград приехал на два года по найму. Устроился водителем в управление механизации. На позапрошлой неделе мой начальник вызывает меня и говорит:
— Алик, мои кавказские родственники купили для меня машину. Надо перегнать. Возьмешься? Я согласился не раздумывая. Отчего не посмотреть новые места? Самолетом добрался до Баку, там принял машину — новенькую, молочного цвета «Волгу» — и вместе с ней погрузился на паром до Красноводска. Далее я намеревался ехать через Ашхабад — Мары — Чарджоу — Ташауз. Крюк — ого го! На пароме, на свою беду, сошелся я с одним туркменом из Куня Ургенча. Хороший мужик, звать Курбан. Он тоже перегонял машину — «Москвич», — и, значит, были мы попутчики. Узнав о моих планах, он рассмеялся:
— Зачем через Мары? Поедем напрямую. Раза в четыре короче.
— Как — напрямую? — удивляюсь. — Через Устюрт, что ли?
— Конечно!
— Да ты что?! Заплутаем!
— Не бойся, дорогой. Многие ездят через Устюрт. Я сам три раза ездил. Есть накатанная колея. Есть приметы. Надо только не сворачивать и держаться подальше от песков. Он говорил с такой уверенностью, что я не только согласился, но и загорелся его идеей. Я вообще заводной. Словом, когда через сутки мы вошли в красноводский порт, я был твердо настроен на короткую дорогу.
Ранним утром мы отправились в путь. Но едва отъехали от Красноводска, как у «Москвича» застучал мотор. Пришлось Курбану остаться. Мне бы, дураку, повернуть обратно, да куда там! Говорю же — заводной характер!
Притом Курбан меня поддержал. Начертил схему, обозначил на ней ориентиры, все растолковал.
— Держись колеи, и все будет хорошо. Ребенок и тот проедет.
Но на прощание предостерег еще раз:
— Бойся песков! Там нечисто…
И вот я на Устюрте. Ничто не вызывало опасений. Я уверенно гнал вперед по солончакам и такырам, опустив стекла.
Только на большой скорости можно было спастись от нещадного зноя. Часто встречались пухляки — этакие озерца мельчайшей невесомой пыли, в которой машина могла утонуть по оси. Перед пухляками дорога разбивалась на десятки рукавов: каждый водитель искал более подходящий объезд. За пухляком рукава снова сходились в единое русло. Основная колея была хорошо накатана, сбиться с нее казалось невозможным.
В точности появлялись приметы, обозначенные Курбаном: геодезический знак из пропитанных антисептиком бревен, шест с выцветшей тряпкой на макушке, куча камней, одинокая скала, лысая покрышка…
Постепенно у меня начали слипаться глаза: все же накануне я провел две почти бессонные ночи. Да и монотонность пейзажа убаюкивала…
Вдруг самым краешком угасающего сознания я понял, что сплю, причем давно. Резко ударил но тормозам. Машина стояла среди чахлых кустиков кейреука. Колеи не было. Я похолодел, но сумел взять себя в руки. Не паниковать. Не мог я отъехать очень далеко. Сейчас вернусь на трассу по собственным следам.
Но, увы, развернув машину, я убедился, что жесткая и твердая как камень, сожженная солнцем почва почти не сохранила отпечатков протекторов. Чертыхнувшись, я вылез наружу, забрался на крышу и принялся озираться. Ничего. Наконец, далекодалеко, у самой линии горизонта, разглядел крохотную черную точку и тут же припомнил, что следующим маяком должна быть ржавая кабина «ЗИЛа». Очевидно, это она и есть.
Я снова сел за руль и погнал вперед. Вскоре солончак кончился, а еще через пару сотен метров я выехал на колею. Она вела в нужном направлении, к запримеченной точке, и все мои сомнения отпали. Черное пятнышко росло на глазах. Но это была не кабина «ЗИЛа», а остов «Урала», почерневший и смятый…
До «Урала» оставалось с полсотни метров, когда моя тачка забуксовала. Я выглянул в окошко и обомлел: машина по оси сидела в серо желтом рассыпчатом песке. Песок расстилался повсюду. Поглощенный своими мыслями, я слишком поздно заметил его. И еще: колея здесь обрывалась. Конец дороги. Тупик. Я попросту ехал по следам заблудившегося грузовика…
«Бойся песков!» — тут же вспыхнуло в сознании, и отчего то подумалось, что в эти слова Курбан вкладывал особый смысл, не только предостережение об опасности забуксовать. Я снова вылез и осмотрелся.
Машина увязла прочно. Надо было что то подмостить под колеса. Но что? Не удастся ли оторвать какую нибудь штуковину от «Урала»? Я взял ломик и двинулся к покореженному автомобилю. В деформированном кузове не сохранилось никаких деревянных деталей: ни скамеек, ни бортов. Я расхаживал по нему, прикидывая, что же подцепить ломиком? И тут за спиной раздалось сухое шуршание. Я обернулся.
Происходило что то непонятное. Такое впечатление, что самопроизвольно перемешался участок поверхности. Но в следующую секунду меня обуял ужас. Невиданная тварь пятнисто землистой расцветки, ромбовидной формы, плоская, как скат, настороженными волнообразными движениями приближалась к «Волге». Ее размер по большой диагонали составлял не менее четырех метров. По периметру шевелились десятки щупальцев, похожих на маленьких змеек, но ни лап, ни глаз, ни пасти существо не имело.
Мои ноги приросли к кузову, позвоночник превратился в каменный столб. Между тем тварь сложилась в омерзительный рулон и проползла под днищем. Затем развернулась наподобие кошмарного конверта и полностью обволокла автомобиль. Раздался хруст, вылетели стекла, затрещал корпус.
Пластичность чудовища была невероятной. Оно легко складывалось вроде гигантского комка бумаги. Щупальца шарили по салону, поглощая мои припасы.
Время будто остановилось. Я по прежнему не мог ни пошевелиться, ни выдохнуть. Вот чудовище отвалилось от машины. Красавица «Волга» превратилась в смятую и почерневшую железку. А тварь, заметно утолстившаяся, покружилась на месте и… легко заскользила по моим следам. Опомнившись, я заорал, швырнул в песчаного ската ломик и, спрыгнув по другую сторону кузова, начал карабкаться вверх по склону. Я боялся обернуться.
В моих ушах не смолкало страшное шуршание, я обливался холодным потом, представляя, как слизистая масса навалится на меня. Я был на грани безумия и несся, не разбирая дороги, от холма к холму. Падал, поднимался и снова бежал. Сердце выпрыгивало из груди, но ноги, ведомые инстинктом, уносили меня прочь от опасного места. Наконец силы оставили меня, я упал и лишился чувств. Когда очнулся, стояла глухая ночь. В небе горели звезды, но пространство было насыщено таким густым мраком, что я не различал кончика собственного носа.
Что ж, мне повезло, я сумел чудом избежать гибели. Но остался без воды, пищи и транспорта, кроме того, заблудился. По моим прикидкам я находился в центре плато, в его неизведанной глуби, а значит, мои шансы выбраться равнялись нулю…
Рассказчик перевел дыхание.
— Три дня я брел наугад, похоронив всякую надежду. И вдруг — чудо! Верблюды, идущие прямо на меня…
— Он горько усмехнулся:
— Да только какая мне радость? Что я скажу хозяину? Как расплачусь? Надо разыскать Курбана. Он знает…
От разъезда донесся гудок тепловоза. Состав собирался в обратный путь, в Кунград. Мы предложили нашему гостю отправиться туда, благо и машинист, и продавец были нам хорошо знакомы.
Алик охотно согласился, и мы проводили его, собрав на дорогу немного денег. За затянувшимся ужином мы долго обсуждали услышанную историю. Поначалу говорили о том, что много, мол, еще на Земле непознанных тайн и чудес, и Устюрт, которого мы коснулись лишь с краешку, конечно же не исключение.
Но вскоре верх взял здоровый скептицизм. Мы сошлись на том, что Алик и вправду заснул за рулем и перевернул или же разбил машину. А затем сочинил небылицу, чтобы хоть как то оправдаться перед начальником. Шоферская байка.
Еще более прагматичную версию выдвинул наш бригадир Илья Загудиллин:
— Большой хитрец этот мужик — вот что я вам скажу! Да он просто втридорога продал машину какому нибудь чабану. (В ту пору почему то считалось, что у каждого чабана — мешок денег.) Тот ему и сопровождающею дал до Кунграда. А теперь напускает туману… На том и порешили. Позднее — и в Кунграде, и в Чимбае, и в Тахиатагше, и в Ходжейли — я настойчиво расспрашивал местных жителей о песчаном чудовище, но те лишь недоуменно пожимали плечами либо отмучивались. На долгие годы я выбросил рассказ шофера из головы.
Но лет десять спустя, когда я благополучно обитал уже в Ташкенте, судьба свела меня с интересным человеком, геологом Сашей Суспенцевым, обошедшим пешком едва ли не всю Среднюю Азию. Как— то раз за бутылкой превосходного «Ок мусаласа» мы заговорили об Устюрте, откуда Саша только что вернулся.
Неожиданно мне вспомнилась та давняя история, и я пересказал ее приятелю. Саша известный насмешник, и я ожидал если не взрыва хохота, то наверняка язвительных реплик. Но Саша слушал меня серьезно, а когда я закончил, призадумался.
— Знаешь, — проговорил он наконец. — У кочевников существует табу на всякое упоминание о таинственных силах. Чтобы не накликать беды на свою юрту. Даже если песчаный скат существует, никто об этом не скажет. Я никогда не слышал ни о чем подобном, хотя немало общался с кочевниками. Кстати, песчаные массивы, и довольно обширные, на Устюрте не редкость. Но вот слушай, какая однажды приключилась история…
Мы бурили разведочную скважину к юго западу от Сарыкамышской впадины. Как то раз двое наших поехали поохотиться на сайгаков. К ночи они не вернулись. У нас был вертолет, и с утра мы отправились на поиски. Машину обнаружили примерно в 60 километрах к западу. Она была почерневшей и скомканной, как консервная банка. Рядом валялись ружья. Без прикладов. А стволы были завязаны узлом. Неподалеку простирался большой песчаный массив…
Саша посмотрел мне прямо в глаза и добавил:
— Если когда-нибудь нелегкая снова занесет на Устюрт, бойся песков!
Валерий НЕЧИПОРЕНКО
1997