Рассказ наука о прошлом

Этот рассказ — моя последняя публикация на «Снобе». Ровно год назад меня пригласил в проект его шеф-редактор Сергей Цехмистренко (в далеком прошлом ученик моей мамы. которому она преподавала историю и обществоведение и под влиянием уроков которой он закончил истфак МГУ и стал кандидатом исторических наук). Будучи уже тогда (и оставаясь сейчас) убежденным противником социальных сетей, я тем не менее решил еще раз («как истинный ученый») поставить эксперимент на себе и проверить собой два великих постулата:

1. То. что не убивает нас, делает нас сильнее

2. Чтобы победить болезнь, надо ею переболеть

И я действительно за этот год переболел самой страшной из всех болезней социальных сетей — болезнью «социального эксгибиционизма». Эта болезнь, не убив меня, сделала значительно сильнее. И спасибо «Снобу», что я переболел ею в гораздо более легкой форме (чем зараженные ею в Инстаграмме и и Фейсбуке) и даже приобрел иммунитет.

А мои «Диалоги о художественном переводе» уже приобрели и еще приобретут своего Читателя (с большой буквы и в единственном числе), для чего существует много возможностей за пределами социальных сетей.

                                                        ***

                                                                                              А.
Г.                   

Когда
все кончилось и больше уже ничего не могло случиться, она стала вспоминать
свое будущее. Это было все, что у нее тогда осталось.  Воспоминания не ранили и не душили ее – они
были просто как старое вино, которое испортилось, так и не став выдержанным, и
которое все равно хочется выпить, чтобы представить себе, каким оно могло бы
быть. Эти воспоминания и были ощущениями несостоявшегося будущего, только в
прошлом времени.

Воспоминание
первое – сон. Теперь он глубокий, полный, спокойный, с тихонько посапывающим у
мужской подмышки умиротворенным чувством долга. Правда, постепенно сон населяется
людьми и звуками, с ним пришедшими и с ним же канувшими в небытие. Эти звуки –
как те влажные оттенки, которыми она наполняла пространство своего призрачного
неба.

Очень-очень
давно, целую вечность назад, она хотела учить детей рисованию, но ее
хозяйка-мать не отпустила ее в дальний азиатский университет.  А в Москве с таким носом и черными кудряшками
брали только на бухучет.  И скоро, чтобы
выжить, она стала мысленно представлять себе, какой краской пахнет дебиторская
задолженность, и какими неспешными штрихами прорезано положительное сальдо. Еще
один раз она смогла коснуться гуаши и маленьких мелков не украдкой, во сне, а в
домашней мастерской их начальника отдела, но когда маленький верткий тип из
органов попросил ее выступить на собрании и осудить начальника, она со страхом
и отвращением согласилась – семья не смогла бы пережить ее увольнение. Начальник
отвечал за организацию выставки детских рисунков, и на одном из них трехлетняя
девочка по неумению нарисовала на Спасской башне Кремля шестиконечную звезду. Через
много лет, когда уже стало можно, она посетила персональную выставку своего
бывшего начальника в Мадриде, где тот давно уже жил. Голубые гребешки прибоя
источали полузабытый аромат черемухи, грубоватый вблизи хаос мазков складывался
в отдалении в мгновенную прозрачность воды и неба, и где-то совсем далеко
угадывалась дымка невозможного в этой безграничности прибоя. Тогда она впервые
поняла, что означает будущее в прошлом времени – тоскливая невозможность
слабого человека менять усилием воли направление своей жизни, как меняют
направление перемотки магнитной ленты в магнитофоне.    

Людей
и звуки, быстро населявшие ее сон, привел с собой он. И еще он привел с собой
слова. Он тоже, как и она, не мог быть самим собой и для выживания паял
какие-то железки в научно-исследовательском институте. А ночами играл в слова,
пытаясь хоть чуть-чуть проникнуть в их хрупкую вязь, как это удалось его кумиру
Набокову. Окунувшись вместе с ним в эту призрачную игру, она, наконец,
примирила в своем сознании серое настоящее и свое в нем существование.  Потому что с ним можно было все то, что еще
недавно казалось немыслимым – песчаные дюны далекого озера, бессонные ночи
перед тем, как к горстке людей попадет новая горстка слов, оглушение от успеха
и злость от неудач.  А главное, —
возможность освобождения и такой близкий запах красок и звуков. Ну, просто
протяни руку – и он твой. Она была готова идти за этим человеком куда угодно,
потому что поверила в то, что свобода существует. И она дала слово быть с ним, если
эта свобода придет. Это было только одно слово, которое зависело от нее, но оно
стоило всех остальных.

Воспоминание
второе и последнее – пустота. Здесь все было не так, как во сне, а наоборот.
Сначала с этой пустотой еще как-то можно было жить. Именно в этой, неполной
пустоте она стала, наконец, женщиной, которую хотят просто потому, что она
женщина.  Тем из ее подруг, кто прошел
это за тридцать или сорок лет до нее, такое состояние было странным. В их
возрасте важнее было собственное здоровье и благополучие детей и внуков, но она
купалась в неге желания, и краски, наполнявшие до этого всю ее скрытую от
других жизнь, стали тускнеть. Со временем, правда, нега стала дежурной, а
пустота плотной, ее можно было резать словами, только сил на это уже не
оставалось. Да и слов, которые она познала вместе с ним, не было тоже.

А
он не мог ждать. Он шел вперед и уже видел впереди невидимую для других вязь
слов. Еще чуть-чуть и она становилась его. Их. В тот день он сказал ей, что, наконец,
может играть в слова уже не только по ночам, а ей будут принадлежать все
краски, какие она пожелает. Она испугалась. Дети, далекий университет, бывший
начальник и вообще все, что так и не произошло – это было по-настоящему в
прошлом. То, о чем она часто вспоминала, – было непостижимым будущим. Между
прошлым и будущим оставалась непреодолимая бездна. И эту бездну он дарил ей? Как
же он мог? За что? За ее верность? А как же ее будущее, которое можно было просто
и безнадежно ждать? Только теперь (в своем неслучившемся будущем) она понимает,
что больше всего тогда она поверила не в саму свободу, а в ее сладкую
недостижимость. И вообще, слабый человек не приближает будущее – он только
вспоминает о нем.

В
панике она бросилась к тому, кто по утрам давал ей свою подмышку, а ночами
снова и снова превращал ее в женщину. Но тот говорил на другом языке, у него
было двое детей и куча долгов. И еще он искренне не понимал, что же ей еще
нужно…

Когда
все кончилось и ничего уже не могло случиться, пустота стала полной.  В ней не осталось красок и свободы. Даже их
невозможности в ее будущем прошлом времени.

                                                                      Москва, 19 июля 2008 г.

Если вы ищете информацию о происхождении слова, лучше обратиться не к одному этимологическому словарю, а к нескольким. «Идеальных» словарей пока не существует. Даже в лучших из них встречаются ошибки, неточности или устаревшая информация.

Например, в «Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера в целом правильно описана этимология слова история. Но утверждается, что данное слово в русском языке появилось в эпоху Петра I. Авторы словарей, изданных позже, эту неточность исправили: существительное история было известно еще языку Древней Руси с XI–XII вв. Оно пришло из греческих текстов, которые переводили древнерусские книжники.

В современном русском литературном языке слово история может употребляться в следующих основных значениях:

• ‘действительность в процессе развития’ (например: ход истории);
• ‘последовательное развитие, изменение чего-либо’ (история Франции, история биосферы);
• ‘прошлое, события прошлого’ (история и современность);
• ‘наука, изучающая прошлое человеческого общества’;
• ‘наука, изучающая развитие какой-либо области природы, культуры, знания’ (история философии, музыки, литературы);
• ‘повествование, рассказ’ (увлекательная история);
• ‘происшествие, событие, случай, преимущественно неприятный‘ (разговорное, например: вчера была забавная история; влипнуть в историю).

Истоки этого слова лежат в греческом языке. Греческое существительное ἱστορία (historia) означало ‘расспрашивание’, ‘исследование’, ‘наука’, ‘историческое повествование’. Оно было образовано от слова ἵστωρ (histor) ‘знающий, сведущий’.

Древнерусское историꙗ было прямым заимствованием из среднегреческого языка. В XI–XVII вв. оно обычно употреблялось в значениях ‘повествование о событиях прошлого’, ‘устный или письменный рассказ о чем-либо’.

В XVIII веке, в эпоху Петра I, произошло вторичное заимствование этого слова, но теперь уже из западноевропейских языков (куда оно попало из греческого через посредство латыни). Под влиянием немецкого Historie и польского historia новое заимствование стало произноситься как гистория, а иногда даже как гиштория. Оно принесло с собой расширенную семантику: не только ‘рассказ о чем-либо’ и ‘ход событий прошлого’, но и ‘наука о прошлом’, ‘наука о развитии какого-либо явления или области знаний’. Эти же значения в то время получил и более ранний вариант история, так что старая и новая формы стали полными синонимами.

На пример, уча Грамматике, может учитель с нею учить купно и Географию и Историю…

Петр I. Регламент или устав духовной коллегии, 1721.

Во оных городах будучи, я чрез полпята года не токмо указанные мне науки принял, но в физике, химии и натуральной гистории горных дел так произошел, что оным других учить и к тому принадлежащие полезные книги с новыми инвенциями писать могу…

М. В. Ломоносов. Прошение о принятии на службу в Академию Наук, 1742.

В XVIII веке обе формы сосуществовали в русском языке, но в XIX столетии более ранний вариант постепенно вытеснил слово гистория. В белорусском подобная форма уцелела: гiсторыя.

Если заглянуть глубже

Это более сложная информация, но она дает нам еще один пример глубинной родственной связи между индоевропейскими языками.

Греческое слово ἵστωρ ‘знающий, сведущий’ не начиналось с гласного звука, как русское история, а произносилось с h-образным придыханием в начале (отсюда начальное h в соответствующих словах латинского и многих других европейских языков). Это придыхание развилось на месте более раннего губного согласного, подобного современному английскому [w]. Такой звук древние греки обозначали буквой ϝ («дигамма» или «вау»). Во многих словах греческого языка он просто утратился и в другие звуки не переходил. Его существование было установлено по данным греческих диалектов прошлого и настоящего. В большинстве других индоевропейских языков этот губной согласный сохранился в виде [w] или звука наподобие русского [в]. Сказанное подтверждается регулярными звуковыми соответствиями греческих слов с родственными словами из других языков, например:

• ἴς (his) ‘сила’ — латинское vis ‘сила’;
• ἕσπερος (hesperos) ‘вечер’ — латинское vesper ‘вечер’;
• εἶδος (eidos) ‘вид, образ’ — русское вид, латинское visum ‘вид, образ’ и др.

Праформу слова ἵστωρ лингвисты реконструировали в виде *ϝίδτωρ (widtor), где ϝίδ- является корнем, а -τωρ — суффиксом со значением деятеля. Такая реконструкция подтверждается данными греческих диалектов, где сохранился вариант с начальным ϝ [w].

Сочетание -δτ- (-dt-) на стыке корня и суффикса подверглось диссимиляции (расподоблению), и вместо двух взрывных звуков получилось соседство щелевого и взрывного: -στ- (-st-). Интересно, что такой же процесс изменения данного сочетания звуков прошел и в диалектах, легших в основу праславянского языка. Результаты мы можем слышать, например, в словах вести́ (из древнего *vedti, ср. веду) или весть ‘известие’ (из *veidtĭs, ср. родственное ведать).

Кстати, о глаголе ведать ‘знать’… Лингвисты считают, что слова ведать, видеть, вид родственны рассматриваемым греческим ἱστορία, ἵστωρ или *ϝίδτωρ (а также приведенному выше εἶδος (eidos) ‘вид, образ’). И те и другие происходят от праиндоевропейского корня *u̯id-/*u̯eid-/*u̯oid- ‘видеть’, ‘знать’. Значение ‘знать’ здесь, скорее всего, вторичное, оно развилось из ‘видеть’: «я знаю о чем-либо, потому что видел это своими глазами». Немало слов из этого же «семейства» есть и в других индоевропейских языках: древнеиндийское vḗdas- ‘знание, осмотрительность’ и vḗda- ‘теологическое знание’, ‘Веда’; латинское vidēre ‘видеть’; литовское véidas ‘лицо, облик’ и др.

Из Торы?

В последние годы в интернете и не только можно встретить идею о происхождении слова история из сочетания слов «из Торы я». Сторонники этой версии таким образом хотят сказать, что история разных стран (и России, конечно) сфальсифицирована в интересах «мирового еврейства». Доказательств в пользу такой этимологии никто не приводит. Видимо, полагают, что здесь все очевидно… Но очевидность бывает обманчивой, так что доказательства необходимы. Одного лишь созвучия, как уже неоднократно отмечалось, слишком мало: оно может быть результатом случайного совпадения. При этом версия с Торой игнорирует словообразовательные законы древнерусского языка. Для него было невозможным образование слова из предложения, это и в современном русском редчайшее (и искусственное) явление, вроде недавнего ихтамнет. Кроме того, греческое ἱστορία не может быть заимствованием русского «из Торы», поскольку является бесспорным образованием от ἵστωρ, прекрасно вписывающимся в законы греческого языка. Оно там исконное и к Торе отношения не имеет. Зато у него есть дальнее родство с русскими словами видеть, вид, ведать, и это подтверждается сопоставлениями слов разных языков и диалектов (см. выше). Родство доказывается строгими, устойчиво повторяющимися звуковыми, словообразовательными и семантическими соответствиями, а не случайными созвучиями. И тем, кто всерьез (а не ради шутки) занимается созданием и распространением необоснованных, псевдонаучных этимологий, хорошо бы спросить себя: «А не искажаю ли историю… я?»

.

Литература:

Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. — Т. 1. — М., 1999.

Этимологический словарь русского языка / Под ред. Н. М. Шанского. — Т. 2. — Вып. 7. — М, 1980.

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. — Т. 2. — М., 1986.

Словарь русского языка XI–XVII вв. — Вып. 6. — М., 1979.

Словарь русского языка XVIII в. — Вып. 9. — М., 1997.

Аникин А. Е. Русский этимологический словарь. — Вып. 6. — М., 2012.

Большой толковый словарь русского языка / Сост. и гл. ред. А. С. Кузнецов. — СПб., 2000.

.

На фото: кариатиды храма Эрехтейон на афинском Акрополе.

Выступление американского историка Тимоти Снайдера, профессора Йельского университета, автора нескольких исторических бестселлеров, на декабрьском Киевском форуме безопасности.

Как вам хорошо известно, в этом году президент России опубликовал статью, в которой изложил свое видение истории Украины, Беларуси и России. С исторической точки зрения эта статья не имеет никакой ценности. Когда я читаю её как историк, у меня возникает впечатление сродни тому, какое возникает на вечеринке, где кто-то начинает рассуждать о событиях прошлого, не понимая, о чём говорит, но имея при этом горячие убеждения. Обычно историки в таких ситуациях кивают, усмехаются и находят отговорку, чтобы уйти. Но господин Путин не просто кто-нибудь, а глава важного государства, поэтому к его соображениям нужно подойти серьёзно. Но не как к истории – ведь в этом смысле его рассуждения уморительны, а как к политике.

Первое, на что стоит обратить внимание в этой статье, – это то, что она вообще не об Украине. На самом деле она о России. Когда внимательно читаешь эту статью, можно заметить, что на самом деле она об отсутствии – об отсутствии истории России. Нет истории России, которую может рассказать Путин. Он может рассказать историю об определенных взаимоотношениях с Украиной, которые по «мистическим» причинам испортились.

Второе, что мы замечаем в этой статье, – что она не о будущем. Это рассказ о прошлом. Видно, что является характерным для режима Путина: в рассказе президента о России будущего нет, есть только прошлое, «мифическое прошлое». Это существенная проблема режима. При олигархате, клептократии, плутократии, где все ресурсы сконцентрированы в руках приближённой к центру власти элиты, очень трудно говорить о будущем, будущее даже вообще очень трудно себе представлять. В этой ситуации клептократический режим продуцирует мифы о прошлом. Политическое пространство, в котором нет будущего, заполняется прошлым. При этом проблема в том, что в такой истории нет места россиянам, нет места людям.

Эта история показывает, на каком действительно раннем этапе находится Россия в смысле создания своей национальной истории. В изложении Путина Украина и Беларусь в этой истории играют роль своеобразных костылей. Россия не может рассказать историю о самой себе, так что эта история основывается на других народах. Статья Путина демонстрирует нам, что глава Российской Федерации не может рассказать историю, которая, собственно, о России, а сама Россия еще не достигла такой стадии развития, когда это было бы возможно.

Когда читаешь эту статью в контексте российского вторжения в Украину и оккупации её территорий, можно сделать вывод, что Россия напала на Украину, потому что россияне до сих пор ещё не знают, кто они такие. Россия во главе с Путиным вторглась в Украину, чтобы рассказать что-то вроде истории о том, кто такие россияне. И эта история, что ужасно для России, тотально отрицательная. История такова: «Мы – люди, которых не понимает остальной мир. Мы – люди, которых не понимают, когда мы говорим, что мы и украинцы один народ. Мы – люди, которых не понимают украинцы, когда мы говорим им, что мы один народ».

Путин формирует для России мифологическую идентификацию, сосредоточенную на прошлом, целиком негативную, которая полностью зависит от других, от тех, кто отвергает то, что Россия говорит о себе и об остальном мире. И вот здесь, по моему убеждению, проблема достигает самой своей глубины: отрицательной идентификацией Россия подменяет реальную внешнюю политику.

Если бы Путин проводил внешнюю политику, которая имела бы целью защиту долгосрочных интересов Российской Федерации и её народов, то такая политика была бы сконцентрирована прежде всего на Китае, на защите российского суверенитета в отношениях с Китаем. Россия испытывает в отношениях с Китаем экзистенциальные проблемы, таких же экзистенциальных проблем с Западом у неё нет. Но вторжение в Украину и нарратив, связанный с этим вторжением, создают проблемы в контактах с Западом, которых могло и не быть. Иными словами, Путин отрезал Россию от Запада и привёл свою страну к положению подчиненности Китаю. Если посмотреть трезво, то это действительно провал кремлёвской внешней политики. Сегодня Россия имеет влияние в мире потому, что она расположена между Западом и Китаем. Напав на Украину, отрезав себя от Запада, Россия серьезно ослабила свои позиции по отношению к Китаю. Это следствие внешней политики Путина.

Скажу то, о чем не говорят в Москве, по крайней мере в политических кругах: Россия отрезала себя от Украины. В статье Путин утверждает, что Россия и Украина должны быть вместе, но разделились из-за какого-то «мистического» сговора Запада.

Впрочем, правда гораздо проще, она прямо перед нашими глазами. Причина, по которой Украина и Россия не близки, – в том, что Россия напала на Украину. Другими словами, если целью Путина на самом деле были хорошие отношения России и Украины, то именно он и никто другой сделал их невозможными. Не только на то время, пока существует установленный им режим, но и на годы и десятилетия в будущем. Тезисы Путина исторически бессмысленны, но он в эти построения верит. Но нет ни одного человека в мире, который был бы больше виноват в отсутствии близких отношений России и Украины, чем сам Владимир Путин.

Он сам из-за своей внешней политики, из-за своих действий, своего решения напасть на Украину сделал близкие отношения России и Украины невозможными. Но это то, что он не может признать, поэтому Путин прибегает к долгим историческим фантазиям: «Это не я, это Запад. Мое вторжение в Украину не связано с современностью, это связано с давними историческими фабулами».

Это позволяет нам ответить на вопрос, зачем нужна была эта статья, почему она появилась через семь лет после нападения на Украину. Ответ связан не с прошлым, а с настоящим, не с Украиной, а с Россией, в частности, с поздним периодом путинского режима. Путин – стареющий лидер деспотического режима, который обанкротился из-за собственных устремлений. Он не смог сделать Россию независимым игроком международной политики, вместо этого Россия стала зависимой от Китая. Он не смог сблизить Россию и Украину, наоборот, напав на Украину, Россия на долгое время стала врагом Украины. И Путину остается только скрывать эти провалы, прибегая ко лжи.

Высказанные в рубрике «Право автора» мнения могут не отражать точку зрения редакции