Отчим
Пост увидел в ФБ, автор назван не был, я честно скажу — искать поленился, но рассказ зацепил, зацепил тем, что не надо свои неудачи и неумения переносить на детей. Итак, пост из интернета, автора не стал искать. НО СТОИТ ПРОЧИТАТЬ, НЕ ПОЖАЛЕЙТЕ ВРЕМЕНИ!
Моя мать была неудачницей. Злой и обиженной на жизнь. И всё бы ничего, но свою злобу по поводу неудач она вымещала на мне. Орала каждый божий день за каждую ерунду. За пятно на одежде. За три просыпанные крупицы соли во время обеда. А вот за порванные на улице штаны мать била меня. Била жёстко, если не сказать жестоко – то есть, не ремнём по попе. А руками и ногами, куда попадёт. Я понимал, что мать озлобленна и несчастна. Терпел, шмыгая носом. Мне было в ту жёсткую пору от пяти до восьми лет, я в любом случае не смог бы ей ответить. Да и как? Не будешь же бить собственную мать.
-Мам, а где мой папа? – спрашивал я иногда.
-Зачем тебе папа? Я тебя что, не кормлю-не одеваю? Пашу, как проклятая, еле концы с концами сводим, а ты… — зло отвечала мать.
Ну, да. А я соль просыпаю да вещи рву и пачкаю. Ответа на свой вопрос я так и не получил. Кто был моим отцом? Матери не везло в личной жизни точно так же, как и во всём остальном. Думаю, немалую роль тут играл её ужасный характер. Например, в том, что мать то и дело выгоняли с работы. Кто будет терпеть на работе женщину с таким жутким характером.
А потом появился он. Геннадий. Гена. Что он нашёл в моей матери – непонятно? По-моему, он просто тоже был не особо удачлив в делах, и даже не имел собственного жилья в нашем городе. А у матери была какая-никакая, а своя квартира – досталась от бабушки. Мать в ту пору кое-как держалась за место поварихи в заводской столовой, а Гена работал в сборочном цехе. Через неделю после знакомства он уже жил у нас.
-Привет, мужик! – пожал он мне руку своей здоровой лапищей. – Как тебя зовут?
-Саша. – застенчиво сказал я.
-Ну, и молодец, Саша! Не робей. Я – Гена. В каком классе?
-Во втором.
-Учишься хорошо?
-Хорошо он учится. Лучше бы матери помогал. – встряла мама.
-Учись, сынок. – негромко посоветовал Гена. – В жизни пригодится.
И обвел взглядом стены в нашей обшарпанной двушке.
Я именно поэтому и учился. Я так жить не хотел.
Как-то раз, насыпая семечки из пакета себе в тарелку, я просыпал добрую горсть на пол.
-Бестолочь! – заорала мать. – Я только полы помыла. Ни черта не делаешь, так хоть не пакости.
И отвесила мне такую затрещину, что я чуть не пробил головой шкаф, около которого стоял. Гена, который пил чай, сидя за столом, и подпрыгнул от неожиданности ещё тогда, когда мать завопила, стукнул кулаком по столу.
-Галя!
-Что? – притихшим голосом спросила мать.
-Ничего. Дай мне пряник, пожалуйста.
После этого никто не произнёс ни звука, пока я не вышел из кухни. Вышел я не сразу – сначала собрал с пола всё семечки в гробовой тишине. А когда уже был в своей комнате, услышал, что Гена громко ругается. Мне стало дико любопытно. Я, рискуя быть пойманным, пошёл подслушивать.
-… чтобы больше я такого никогда не видел! Как ты можешь? Да за что?
-Я устаю. – оправдывалась мать. – Работа, дом. А он не уважает мой труд.
-Во-первых, он – ребёнок! А во-вторых, ты научила его уважать твой труд? Ты вообще уделяешь ему время? Чем-то занимаешься с ним?
Мать молчала.
-И как часто у вас это… происходит?
-Да что ты, Геночка, что ты! Ну какое часто? Ну отвесила пацану подзатыльник сгоряча, с кем не бывает?
-Со мной не бывает. Я не бью тех, кто не может мне ответить. Это низко.
Мне хотелось вбежать в кухню и сказать, что она врет! Что бьет она меня часто! За всё. А на самом деле за то, что не получается у неё. Мои косяки лишь предлог. Но Гена так растрогал меня своим заступничеством, что я не мог ни бежать, ни говорить – слезы комом стояли у меня в горле.
-Галя, если ещё раз такое случится, я уйду. Я не буду жить с тобой, с такой…
Мать клятвенно заверила Гену, что больше никогда. Что поразительно, она сдержала своё слово. А Гена с той поры сам начал уделять мне время. Интересовался моей учебой, радовался отличным оценкам. Брал меня с собой на рыбалку – это был его любимый отдых. Затеяв ремонт, Гена подошёл ко мне:
-Саня, будешь помогать? Или по учёбе занят?
Я с радостью согласился помогать. И очень старался всё делать правильно. А Геннадий хвалил меня без конца. Мне кажется, что гораздо больше хвалил, чем я того заслуживал.
Когда мы закончили кухню и любовались на дело рук своих, я неожиданно для самого себя спросил:
-Ты надолго с нами?
-Как пойдёт. – пожал плечами Гена.
-Ясно. – с бесконечной горечью вздохнул я.
А Гена спохватился, присел на корточки и заглянул мне в глаза:
-Я постараюсь. Честно.
-А я могу звать тебя папой?
-Если захочешь – конечно! Конечно да, сынок!
Я звал его папой. Сначала неуверенно и тихо. Потом громко и часто. Я полюбил Гену всей душой и ночами молился, чтобы он задержался с нами подольше. Видимо, кто-то там наверху услышал мои молитвы. Мать забеременела, и они с Геной поженились. Я тогда жутко испугался, что получив собственного ребёнка, Гена не будет так любить меня. Однажды они пришли из поликлиники – у мамы уже был приличный живот – и отчим радостно объявил:
-А у нас девочка будет! Я так счастлив. Полный комплект теперь.
А мать ласково потрепала меня по волосам. Она изменилась по отношению ко мне, когда обрела женское счастье и поняла, что счастье будет долгим. Гена не только стал хорошим отчимом, но и вернул мне мать.
Родилась Варя. И Гена очень любил свою дочь, но ко мне продолжил относиться также, как раньше. Варька была интересной. Агукала чего-то там, улыбалась беззубым ртом и не умела управлять своими руками и ногами. Сестра росла здоровой и красивой. Я защищал её и оберегал. Иногда думал, что было бы с матерью и со мной, если бы не появился в нашей жизни такой вот Геннадий. Мрак! Думать было страшно.
Варюхе было девять, когда я уехал учиться в столицу. Школу я окончил с золотой медалью. Варя, которая относилась к учебе с ленцой, часто выслушивала от отца:
-Бери пример с Сашки! Парень знает, чего хочет. Старается. А тебе бы всё в телефоне сидеть.
Варя показывала Гене язык, а потом обнимала за шею, и он таял.
На перроне мать вцепилась в меня, как будто провожала на войну.
-Мам, да ты чего? Я же приезжать буду!
-Прости меня, сынок. Прости меня! Прости за всё! – и ревела белугой.
Гена обнял нас всех, и Варька куда-то там прилепилась, хотя до этого фоткалась на фоне поезда. Наобнимались, я сказал маме на ухо, что она лучшая мама на свете, и укатил в Москву.
В Москве я поступил в университет и нашёл подработку. Денег не хватало, но я копил на подарки своим. Особенно почему-то хотелось порадовать Гену. Сдав зимнюю сессию, я поехал домой на каникулы. Подарил Варе красивый чехол на телефон, матери серебряные сережки, а Гене – крутые снасти для рыбалки. Отчим прослезился.
-Даёшь, мужик! Спасибо.
Вечером мы сидели за столом, мать в честь моего приезда наготовила разносолов. Гена вызвал меня в кухню и негромко сказал.
-Саня, тут такое дело… объявился твой отец родной. Понимаю, спустя столько лет. Но он пока в городе, оставил телефон. Мать была против, но я взял. Подумал, вдруг ты захочешь…
Я ошарашенно молчал минуту. В голове возникли не самые радостные флэшбеки.
-Мама, а где мой папа?
И материн истерический крик в ответ. Гена ждал, внимательно глядя на меня. В глазах почему-то читалась тревога, в руке зажат листок бумаги с телефоном. Я взял бумажку, разорвал и швырнул в мусорное ведро.
-Бать, ты с ума сошёл? Какой такой ещё родной отец? Ты мой отец. Никаких других отцов мне не надо.
Он снова прослезился, и мы крепко обнялись. Стареет батя… становится сентиментальным.
Вчера были объявлены номинанты на премию «Золотой глобус — 2022», церемония вручения наград которой состоится 9 января в Лос-Анджелесе. В числе претендентов на награду оказалась картина финского режиссера Юхо Куосманена «Купе номер шесть», одну из главных ролей в которой исполнил российский актер Юра Борисов. Приводим полный список номинантов.
Лучшая драма
«Белфаст»
«CODA: Ребенок глухих родителей»
«Дюна»
«Король Ричард»
«Власть пса»
Лучший драматический актер
Бенедикт Камбербэтч, «Власть пса»
Хавьер Бардем, «Быть Рикардо»
Махершала Али, «Лебединая песнь»
Дензел Вашингтон, «Трагедия Макбета»
Уилл Смит, «Король Ричард»
Лучшая драматическая актриса
Джессика Честейн, «Глаза Тэмми Фэй»
Оливия Колман, «Незнакомая дочь»
Николь Кидман, «Быть Рикардо»
Леди Гага, «Дом Gucci»
Кристен Стюарт, «Спенсер»
Кристен Стюарт в фильме «Спенсер»
Лучший режиссер
Дени Вильнев, «Дюна»
Стивен Спилберг, «Вестсайдская история»
Джейн Кэмпион, «Власть пса»
Мэгги Джилленхол, «Незнакомая дочь»
Кеннет Брана, «Белфаст»
Лучшая комедия или мюзикл
«Сирано»
«Не смотрите наверх»
«Лакричная пицца»
«Тик-так… БУМ!»
«Вестсайдская история»
Лучшая актриса в комедии или мюзикле
Марион Котийяр, «Аннет»
Алана Хаим, «Лакричная пицца»
Дженнифер Лоуренс, «Не смотрите наверх»
Эмма Стоун, «Круэлла»
Рэйчел Зеглер, «Вестсайдская история»
Леонардо ДиКаприо и Дженнифер Лоуренс в фильме «Не смотрите наверх»
Лучший актер в комедии или мюзикле
Леонардо ДиКаприо, «Не смотрите наверх»
Питер Динклейдж, «Сирано»
Эндрю Гарфилд, «Тик-так… БУМ!»
Купер Хоффман, «Лакричная пицца»
Энтони Рамос, «На высоте мечты»
Лучший драматический сериал
«Люпен»
«Игра в кальмара»
«Утреннее шоу»
«Наследники»
«Поза»
Лучший актер в драматическом сериале
Брайан Кокс, «Наследники»
Ли Джон-джэ, «Игра в кальмара»
Билли Портер, «Поза»
Джереми Стронг, «Наследники»
Омар Си, «Люпен»
Лучшая актриса в драматическом сериале
Узо Адуба, «Пациенты»
Дженнифер Энистон, «Утреннее шоу»
Кристин Барански, «Хорошая борьба»
Элизабет Мосс, «Рассказ служанки»
ЭмДжей Родригес, «Поза»
Лучший комедийный сериал или сериал в жанре мюзикл
«Великая»
«Хитрости»
«Убийства в одном здании»
«Псы резервации»
«Тед Лассо»
Лучшая актриса в комедийном сериале или сериале в жанре мюзикл
Ханна Эйнбиндер, «Хитрости»
Эль Фаннинг, «Великая»
Исса Рэй, «Белая ворона»
Трэйси Эллис Росс, «Черная комедия»
Джин Смарт, «Хитрости»
Лучший актер в комедийном сериале или сериале в жанре мюзикл
Энтони Андерсон, «Черная комедия»
Николас Холт, «Великая»
Стив Мартин, «Убийства в одном здании»
Мартин Шорт, «Убийства в одном здании»
Джейсон Судейкис, «Тед Лассо»
Лучший ТВ-фильм или мини-сериал
«Ломка»
«Американская история преступлений»
«Уборщица. История матери-одиночки»
«Мейр из Исттауна»
«Подземная железная дорога»
Кейт Уинслет в сериале «Мейр из Исттауна»
Лучший актер в ТВ-фильме или мини-сериале
Пол Беттани, «Ванда/Вижн»
Оскар Айзек, «Сцены из супружеской жизни»
Майкл Китон, «Ломка»
Эван Макгрегор, «Холстон»
Тахар Рахим, «Змей»
Лучшая актриса в ТВ-фильме или мини-сериале
Джессика Честейн, «Сцены из супружеской жизни»
Синтия Эриво, Genius: Aretha
Элизабет Олсен, «Ванда/Вижн»
Маргарет Куэлли, «Уборщица. История матери-одиночки»
Кейт Уинслет, «Мейр из Исттауна»
Лучшая мужская роль второго плана в ТВ-фильме или мини-сериале
Билли Крудап, «Утреннее шоу»
Киран Калкин, «Наследники»
Марк Дюпласс, «Утреннее шоу»
Бретт Голдстин, «Тед Лассо»
О Ен-су, «Игра в кальмара»
Лучшая женская роль второго плана в ТВ-фильме или мини-сериале
Дженнифер Кулидж, «Белый лотос»
Кейтлин Дивер, «Ломка»
Энди Макдауэлл, «Уборщица. История матери-одиночки»
Сара Снук, «Наследники»
Ханна Уэддингхэм, «Тед Лассо»
Лучший анимационный фильм
«Энканто»
«Побег»
«Лука»
«Моя афганская семья»
«Райя и последний дракон»
Лучшая актриса второго плана
Катрина Балф, «Белфаст»
Ариана ДеБос, «Вестсайдская история»
Кирстен Данст, «Власть пса»
Онжаню Эллис, «Король Ричард»
Рут Негга, «Идентичность»
Лучший актер второго плана
Бен Аффлек, «Нежный бар»
Джейми Дорнан, «Белфаст»
Киран Хайндс, «Белфаст»
Трой Коцур, «CODA: Ребенок глухих родителей»
Коди Смит-Макфи, «Власть пса»
Лучшая песня
Be Alive, «Король Ричард»
Dos Oruguitas, «Энканто»
Down to Joy, «Белфаст»
Here I Am (Singing My Way Home), «Респект»
No Time to Die, «Не время умирать»
Лучший оригинальный саундтрек
Александр Деспла, «Французский вестник. Приложение к газете «Либерти. Канзас ивнинг сан»
Джермейн Франко, «Энканто»
Джонни Гринвуд, «Власть пса»
Альберто Иглесиас, «Параллельные матери»
Ханс Циммер, «Дюна»
Лучший сценарий фильма
Пол Томас Андерсон, «Лакричная пицца»
Кеннет Брана, «Белфаст»
Джейн Кэмпион, «Власть пса»
Адам Маккей, «Не смотрите наверх»
Аарон Соркин, «Быть Рикардо»
Лучший фильм на иностранном языке
«Сядь за руль моей машины», Япония
«Купе номер 6», Россия, Финляндия
«Рука бога», Италия
«Герой», Иран
«Параллельные матери», Испания
Текст: Александр Бренер07.04.2021 5956
В издательстве «Городец» вышел рассказ Александра Бренера о его встрече с американским классиком Уильямом Берроузом во время поездки по США в 1997 году. По словам автора, эта книга — «воспоминание-напоминание о писателе, сказавшем однажды о себе без ложной скромности: “Сейчас я самый важный Homo Sap на Земле”». С любезного разрешения издательства публикуем фрагмент этого текста.
Уильям Берроуз. Нью-Йорк, 1965. Фото: © John ‘Hoppy’ Hopkins. Источник: monkey-picks.blogspot.com
1
И вдруг появился Берроуз.
Он вошел неслышно, как дикий зверь, и крикнул:
— Я слышал, у нас в гостях русский! А у меня был кот по имени Руски!
Он был очень худ и совершенно развинчен.
Он сутулился, и у него дрожали руки.
Зеленая куртка военного образца на нем болталась.
Светлые штаны провисали на заду и коленях.
Тяжелые коричневые ботинки топотали, словно на марше.
Его одежда была отчасти рабочего, отчасти армейского типа — никаких элегантных костюмов-троек, никаких галстуков, как на известных фото.
Ну а без одежды он выглядел бы как скульптура Джакометти — с одним важным отличием: фигуры Джакометти не имеют револьверов.
А в руке у Берроуза был кольт с коротким толстым дулом.
— My name is Charles Baudelaire! — крикнул он. — Привет из Ада!
Он прицелился в Томаса, но вместо того, чтобы стрелять, рассмеялся и спрятал кольт в кармане.
2
Он подошел ко мне:
— Так это ты русский?
Я поднялся со стула, чтобы дать ему руку.
Но — боже правый! — мои ноги мне изменили: я слишком много выпил за день и был слишком на взводе.
Вместо того, чтобы приветствовать Берроуза, я упал перед ним на колени и стукнулся башкой о его ноги.
Какой ужас!
3
Я поспешно вскочил и смущенно хихикнул.
Но Берроуз сделал вид, что ничего не случилось.
Он подал мне сухую теплую руку. — Меня зовут Уильям, — сказал он. — Всем, что у меня есть, я обязан Брайону Гайсину. The only man I have ever respected.
С этими словами он опустился в кресло.
Обложка книги «В гостях у Берроуза. Американская повесть». Courtesy ИД «Городец»
4
Что один смертный может знать о другом смертном?
Да ничего, пожалуй.
Передо мной сидел иссушенный старик, чьи кости были почти свободны от мяса, а кожа напоминала бензинную пленку на луже.
Он прожил жизнь, в которой чего только не случилось.
А теперь он ждал смерти, готовился к могиле.
Но что он реально чувствовал, думал?
В тот самый момент, когда сидел передо мной в кресле?
Может, он уже умер?
Или еще не родился?
После позднего старта в тридцать пять лет его не оставляло желание писать и печатать книги.
Все, что он думал и чувствовал, было там, на этих страницах.
Но я все равно ничего не знал, не мог проникнуть в его чувства.
Как он сам сказал, цитируя Верлена: «Мy past was an evil river».
А его настоящее было для меня темным провалом.
5
Короче, я совсем растерялся в присутствии этого мощного старика и гиганта мысли, смахивающего на вооруженного наркомана в распаде.
Я всматривался в его изнуренные черты, как в письмо драгоценной иконы.
Его лицо было совершенно таким, как на фотографиях и в документальных фильмах: породистое лицо белого человека, возжелавшего покорить мир и долго шедшего к этой цели.
Так долго, что ему это надоело.
Так долго, что эта цель измучила его и стала ненужной.
Так долго, что на пути к этой цели он узнал много такого, что его охладило и ужаснуло, но он все равно продолжал ползти, потому что не знал, что еще делать.
Как говорил сам Берроуз, в нем жил Мерзкий Дух, от которого он так и не смог избавиться, хотя очень старался и даже обратился по этому поводу к индейскому шаману из племени навахо.
Шаман изгонял из него Мерзкого Духа, стоя перед костром, разведенным в вигваме, изгонял несколько долгих часов, пока Берроуза чуть не хватила кондрашка, а шаман изнемог и потерял голос.
Но, судя по всему, Мерзкий Дух из него так и не вышел.
А может, и вышел — про это знали только Дух и Берроуз.
По словам Берроуза, его Мерзкий Дух был подобен Джону Эдгару Гуверу и Уильяму Рэндольфу Херсту.
Берроуз утверждал, что мог бы запросто стать директором ФБР или газетным магнатом, но стал писателем, потому что это больше ему подходило.
Возможно, Мерзкий Дух предпочел, чтобы Берроуз сделался писакой, а может, Мерзкий Дух за это на Берроуза злился.
Так или иначе, Берроуз достиг своей цели и стал одним из знаменитейших писателей мира.
А любой добившийся успеха писатель, как говорил знавший Берроуза писатель Норман Мейлер, чем-то похож на агента ЦРУ, или КГБ, или Stasi.
Кагэбэшников Мейлер встречал в Москве на Лубянке, когда занимался там архивом Харви Ли Освальда, чтобы написать толстенную книгу под названием «Oswald’s Tale: An American Mistery».
Вот так-то.
6
Итак, я своего добился: сидел в доме Берроуза в Лоуренсе и внимал его тирадам.
Он говорил очень веско, хотя голос его то и дело срывался.
Он сказал мне:
— Что ты предпочитаешь: чтобы твоя жизнь была похожа на ветер в горах или на песок в пустыне?
Я ответил:
— На ветер в пустыне.
Он поглядел на меня косо и хмыкнул:
— А ты хитрый. Но это не поможет.
Потом он спросил:
— Что такое паранойя?
Я задумался, а он:
— Paranoia is having all the facts. Я — параноик.
И он многозначительно рассмеялся.
Потом он заявил, что ценит русскую литературу.
Именно так:
— Я ценю русскую литературу. Даже больше французской.
Сказал, что ему нравится «Человек из подполья» и роман «Бесы».
Еще он сказал, что «Бесы» напоминают ему некоторых его друзей и их похождения в Танжере и Европе.
Потом он сказал:
— I like the Russian word for «informer»: STUKACH. Но ты ведь не стукач, русский?
Я сказал, что, конечно, не стукач, и он захихикал:
— Хи-хи-хи… Я шучу, парень… Хум-хум-хум… Хе-хе…
Он замолчал и отпил из стакана водку с кока-колой.
Это был его любимый напиток: America Libre.
Но для меня он окрестил его иначе: RUSSIAN-AMERICAN ANTI-VIRUS.
Честно говоря, я пил кое-что и похуже.
Эту смесь готовил ему Грауэрхольц, следивший, чтобы все с его боссом было в порядке.
Грауэрхольц в основном помалкивал, но наблюдал за происходящим, как очень умная и бдительная немецкая овчарка.
А иногда вставлял словечко вроде:
— Не’s a false prophet!
Это могло относиться к кому угодно — кроме Берроуза, конечно.
7
Берроуз умел молчать так же веско, как и глаголить.
Иногда он надолго замолкал, и никто не смел прервать это молчанье.
Мы сидели и пили водку с колой — в полном молчании, как немые.
И вдруг Томас спросил, как Берроуз относится ко всей этой истории с битниками, которая стала достоянием учебников литературы.
Это была провокация — и Берроуз на нее попался. Он хмыкнул и дернулся всем телом.
Вообще, он постоянно дергался — как кузнечик, пытающийся высвободиться из паутины, в которую угодил после очередного подскока. Он гаркнул:
— Bullshit! Сhickenshit and horseshit! Это все лажа! Никаких битников не было, их выдумал Гинзберг! Дерьмовые растабары! Треп, трескотня, балабольство! Весь этот пиздеж о битниках гроша ломаного не стоит.
Он замер, но его губы продолжали содрогаться в презрительном тике.
Он сказал:
— Французские сюрреалисты много галдели, но они, бля буду, и нападали. Они много угождали, но и угрожали. Они много свистели, но и набегали. Они себя выдвигали, но и ударяли. А битники только себя раздували, раздували, раздували! Никаких битников не существует, ебучие идиоты!
Ему явно доставляло удовольствие опровергать литературные мифы.
— Литературу так же хотят держать под контролем, как рыбу и мясо. Рыба и мясо в этой стране отравлены пестицидами и хлоркой. И литература тоже — отравлена фуфлом и блефом. Ничтожество, зависимость и убогость распространились на всю человеческую деятельность без исключения. Поэтому лучше ни черта не делать. Хорошо, что я скоро сдохну. Потому что я не умею бездельничать, как хотел бы. Я постоянно пишу — и мне это надоело до усрачки.
Он разразился хриплым, деланым смехом.
И вдруг спросил с нажимом:
— А в России меня читают?
Я сказал, что читают и уважают.
Я сказал, что у меня есть знакомые, которые его обожают.
И действительно: Алексей Зубаржук, Александр Ревизоров, Олег Мавроматти чтили Берроуза как бога.
И Алина Витухновская.
И Ярослав Могутин.
И многие другие.
Ему было приятно это услышать.
Он снова ушел в себя и сидел, как богомол в засаде.
И вдруг возгласил:
— How could I? How could I?
И:
— Brion Gysin is a great painter!
А потом очнулся:
— Значит, ты художник? Рисуешь?
Я побагровел и промямлил что-то.
Он хмыкнул:
— Я тоже художник. Писать книги — это мозгоебство. Мне надоело. Но я и не рисую. Я стреляю.
Я сказал, что мне и моим друзьям в Москве известно, что у него есть свой живописный метод: он стреляет по банкам с краской и таким образом получает изображения на холсте или картоне.
А еще он стреляет по деревянным дощечкам и делает дыры. Я сказал, что мне очень хочется взглянуть на его работы.
— Завтра посмотришь, — сказал Берроуз. — Завтра ты даже сможешь поучаствовать в создании моей картины. А сейчас я покажу тебе что-то.
Он кивнул Грауэрхольцу.
Тот нажал кнопку на магнитофоне, стоявшем на книжной полке.
Зазвучала музыка — знакомая до дрожи.
8
Вообще-то я полный профан в музыкальных вопросах, но это был «Танец с саблями» Хачатуряна.
Не узнать его было невозможно.
При первых же звуках этого классического шлягера Берроуз выпрыгнул из своего кресла.
Он скрылся в прилегающей к холлу кухне и тут же вернулся с громадным ножом вроде мачете.
— Вот каким должен быть инструмент артиста! — крикнул он и пустился в пляску. По-настоящему танцевать он не мог: его еле держали ноги.
Но он умудрялся как-то по-особенному, очень классно крутить шеей, вертеть высунутым языком, вращать глазами и качаться всем телом.
Что касается ножа, то он управлялся с ним весьма ловко.
Я никогда не видел, как танцуют блатные, но телодвижения Берроуза почему-то напомнили именно их — уркаганов.
— Бля, бля, бля, бля, — мне казалось, что именно это он шепчет.
Или: «Ёбс, ёбс, ёбс, сука».
Берроуз был великим скоморохом.
Наконец он утомился и подал знак Грауэрхольцу: музыка прекратилась.
Писатель упал в кресло.
Кресло было на четырех колесиках и откатилось вместе с писателем в угол.
— Ты танцевал, как настоящий дервиш, — сказал Томас, ухмыляясь.
— Да, вооруженный дервиш, — проворчал Берроуз. — Видали такого?
— Это было круто, — сказал я.
— Не сомневаюсь, — хмыкнул он. — Я все делаю круто. Но теперь я устал и хочу спагетти. Том, ты отлично готовишь спагетти. Приготовь нам спагетти с сыром.
Это было сказано с обворожительной улыбкой, но в голосе Берроуза прозвучало то, что Элиас Канетти однажды назвал «жалом приказа».
Томас тут же отправился на кухню.
А Берроуз сказал мне:
— Я вижу, ты еще сосунок и не расчухал, где оказался. Так я тебе скажу: ты в пироге с какахой. Не задерживайся здесь, а то сам станешь какахой. Или кретином. Америка набита кретинами и дельцами. Нынешняя Америка — падло. Нынешняя Америка — падаль. Нынешняя Америка — повидло с цианидом. Впрочем, она всегда была гнидой. Да и вся эта планета летит в тартарары. Единственное, что необходимо: перестать плодиться и размножаться. Но кретины никогда этого не уразумеют. А дельцам и политиканам это выгодно: они на этом богатеют. Нужна катастрофа, которая урежет население Земли на девяносто процентов. Другой вариант: уход с этой планеты. Ты читал мой роман «The Place of Dead Roads»? В этой книге я утверждаю, что человек — это артефакт, предназначенный для путешествия в космическом пространстве. Только сперва он должен стать этим, черт побери, артефактом. Единственное решение всех проблем: уход с этой планеты. И превращение человека в артефакт, понимаешь?
Он уставился на меня холодными белесыми глазами и вдруг крикнул:
— Том, как там спагетти?! Скоро?!
— Еще минутку! — отозвался Томас из кухни.
— Единственным человеком, которого я уважал, был Брайон Гайсин, — сказал Берроуз. — И он любил рассказывать сказку перед сном — каждый вечер одну и ту же сказку. Вот такую: триллион лет назад жил один грязный и вонючий великан-громила. Он никогда не мылся, не брился, не стригся. И однажды он так запаршивел, что ему самому стало противно. Вот он и решил стряхнуть хоть немного слякоти со своих пальцев — чтобы чуть-чуть отстираться. И слякоть с одного пальца упала в пустоту и стала нашей Солнечной системой… Вот и вся, черт побери, сказка.
Лето отпылало. Осень напустила холода. Деревья оголились. Солнце потускнело. Пошли дни пасмурные и не разгульные.
Природа была в порядке. По божьему замыслу она и должны быть такой в осеннюю пору, а вот головы посельчан, несмотря на божий замысел, были не в порядке и началось это с нашествия львов, которое оказалось настолько неожиданным для поселковой администрации, что она в панике бежала из государственного здания, думая не о том, как руководить посёлком за стенами, а как спастись. Посёлок – вообще вещь государственная и государству очень нужная, но оказываться на кладбище администрации как – то не хотелось.
Рассказ можно начать и по-другому. Как мне думается другое будет лучше предыдущего.
Нет в России таких городов, посёлков, станиц, сёл, хуторов, в которых не случались бы необычные происшествия. В любом населенном российском местожительстве найдутся мужик или баба которые такое учудят, что заграничным хлопцам никогда в голову не придёт.
Итак, начнём.
Иван Яковлевич Близнюк, посельчане называют его «Самоделкин», выходит на порожки дома, украшенному со всех сторон резьбой, особенно порожки по бокам с завитушками, пересекает заасфальтированный с нарисованными морскими и горными пейзажами двор, останавливается возле собачьей хатки с окнами и ставнями и говорит: «Спишь, дорогой товарищ, и не знаешь, что у твоего хозяина сегодня непостижимо напряженный и ответственный день».
Хатка не отвечает. Дворовой спит и не догадывается, что у хозяина нелады с его дальними родственниками.
Иван Яковлевич скрывается в мастерской, в которую, чтобы попасть, нужно пройти через деревянный лабиринт. Это ловушка для воров. Иван Яковлевич вытащил из неё уже больше десятка посельчан. Мастерская оживает звуками, они подобны звукам церковных колоколов, которые позитивно влияют на Яковлевича, но отрицательно на жену Марию.
— Опять, — голосит Мария. — Когда я умру, не хорони меня на кладбище. Поставь гроб со мной в доме. Я буду смотреть, как ты без меня жить будешь.
— Так мёртвые не могут смотреть.
— А ты был им, что так говоришь. Ты думаешь, что я живая. Я мёртвая. Только не лежачая, а ходячая. Работ по хозяйству полно, а он никак не отлипнет от своей мастерской. Чтоб она сгорела. Чтоб её гром разбил. Чтоб, — долбит она, пока не выдыхается.
— Дорогая Марьюшка, — воркующий голос из мастерской. – Ты же знаешь, как я тебя люблю, — завораживает Яковлевич. — Захлопоталась в своём хозяйстве и не видишь, что посельчане с приходом осени стали подвергаться большой опасности, а я хочу её искоренить.
— Совсем сбился с толка мужик, — наступает жена. — О какой опасности ты мелишь?
— О большой. Я пугающее изобретение разработал, чтоб люди спокойно жили и не только в нашем посёлке, но и во всей России, — замахнулся Яковлевич. — Его можно будет использовать даже в посильных военных целях, как тактических, так и стратегических. – Иван Яковлевич закладывает такие слова, что у жены начинается переполох в голове. — Изобретение в высшей степени гуманное. Без стрельбы и крови. Такого ещё даже не было. Прошу тебя успокоится и заняться полезным частным трудом. Особенно готовкой пищи.
— Так я им и занимаюсь, — отбивает жена. – Парюсь возле печки.
— Мало паришься, — припекает жену Яковлевич. — Если бы много, то не отвлекала бы своего достойного мужа от изобретательского и добродетельного дела.
Вытащить мужа из мастерской, чтобы поставить на хозяйственную дорогу Марии не удается.
Иван Яковлевич снимает с гвоздя сумку, вытаскивает из неё два свёртка: один большой, другой маленький, завёрнутые в бумагу.
— Ну, друзья, мои драгоценные, — говорит он, глядя на свёртки, — не подведите. Мы сегодня проводим очень сильные наступательные испытания и подвергаемся великому риску. – Иван Яковлевич усиливает речь, добавляя «риск в квадрате», и расшифровывает его следующими словами. — Вы останетесь в живых, они вас не одолеют, а я могу сильно пострадать. Вплоть до смертоубийства моей жизни.
Он забрасывает ремень сумки на плечо, выходит из мастерской и направляется к воротам.
— Ты куда? – кричит жена.
— Не кричи, женщина, — запускает строгача Яковлевич. — Мне сейчас очень требуется душевное спокойствие. Повторяю, Моё изобретение спасет посёлок от нашествия.
— Ой, мама, — всхлипывает жена. – То опасность, то нашествие. Ваня, давай сходим в больницу. Пусть врач просмотрит твои мысли. Может в них что – нибудь застряло. Ты же то молотком стучишь, то дрелью крутишь. Отскочило что – то и застряло.
— При благородном труде ничто не отскакивает и ничто не застревает, — бросает Яковлевич.
Он выходит на улицу и направляется на окраину посёлка, где располагается поселковая свалка, которую посельчане называют свалочный полигон. Время не властно над ней. Она остается в одном и том же «росте», так как посельчане, сколько выбрасывают, столько и растаскивают по домам и не убирают её. Мало ли что может в будущем случиться.
— Итак, — говорит Яковлевич, подходя к огромной куче, которую разгребают хозяева свалки: собаки. – Испытуемые находятся на месте. Уговорить их провести эксперимент мирно – не получится. Придётся прибегать к нестандартным поступкам и сверх разумному мышлению.
Собаки, увидев Ивана Яковлевича, перестают рыться, сбиваются в стаю, настораживаются, начинают рычать и готовятся к атаке.
— Вы не спешите рычать, граждане свалки, — говорит Иван Яковлевич. – Послушайте, что я скажу. До меня дошли слухи, что вы нападаете на посельчан и особенно на школьников и так далее. Наносите вред. Я понимаю, что вам хочется есть, но вы поступаете не благородно. Не по – совести. Вчера чуть пацана не разорвали. Мужики еле отбили. Я не хочу наносить вам ущерб, это противно моей природе, но проучить вас надо.
Собаки начинают наступать. Иван Яковлевич быстро отворачивается от них, вытаскивает из сумки большой свёрток, разворачивает: разукрашенная маска льва из картона с клыками, огромной пастью, из которой «бежит кровь». Он пришпандоривает маску на своё лицо, затем достаёт другой свёрсток и также разворачивает. Какой – то предмет с красной кнопочкой. Яковлевич поворачивается к наступающим, становится на четвереньки и нажимает кнопочку на предмете.
Какое потрясение! Какой поворот! Какой ужас! Из предмета вырывается вулканический рык льва. А маска! Невиданный зверь, страшилище. Вихрь. Ураган! Собаки начинают загребать лапами с такой скоростью, что через секунду исчезают из вида.
— Молодцы, — довольно говорит Иван Яковлевич, похлопывая по маске и предмету с красной кнопочкой. — Отработали на славу. Теперь нужно пустить изобретение в общественное и полезное производство.
Он возвращается домой. Жена возится возле плиты. Увидев мужа, садится на стул.
— Вань, — говорит она. – Я слышала какой – то странный рёв. Так перепугалась. Ты не слышал?
— Слышал, — отвечает Иван Яковлевич. – Хочешь ещё раз послушать.
Он лезет рукой в сумку, нащупывает кнопочку и нажимает. Лицо жены и вкривь, и вкось. Она медленно сползает со стула и распластывается на полу. В это время в кухню врывается сосед Кузьмич и орёт.
— Ваня. Львы атакуют посёлок. Наверное, убежали из городского зоопарка. Я слышал, как они революционно отвратительно (почему Кузьмич ухватил эти слова — неизвестно) рыкали. Закрывай кухню.
Кузьмич бросается к двери, Иван Яковлевич нажимает кнопочку. Сосед дико осматривается, львов нет, а рык во всю мощь, наверное, львы за стенами и сейчас начнут ломить. Он мертвенно бледнеет, оседает в ногах и валится рядом с женой Яковлевича.
— Очень хорошее общественному вниманию похвальное и сильное изобретение, — говорит Иван Яковлевич. – Противник наступает. Наши выскакивают из окопов с пришпандоренными масками тигров и нажимают кнопочки. Всё. Враг бескровно деморализован до корня. – Яковлевич рубит правой рукой. — Завтра пойду в администрацию и проведу там эксперимент. Высшие инстанции должны убедиться в необходимости массового производства моего изобретения. Вот наглядное доказательство. – Он смотрит на распластавшихся Кузьмича и жену.
— А ну, дорогие граждане — вставайте. Львов загнали в клетки. А ведь изобретение простое. Смастерил небольшой переносной магнитофон и записал в городском зоопарке рык льва. Нажал красную кнопочку и порядок. Нужно завтра попробовать моё изобретение на станичной администрации.
И попробовал. А как повела себя администрация, читатель сам догадается и пофантазирует.
Дачник Сергей Александрович собирал грибы и увидел человека с металлоискателем, не похожего на местного. Он знал, что немцы в этих местах в Подмосковье продолжают искать своих погибших бойцов.
Он посмотрел на мужчину, а тот — на него. Они ничего друг другу не сказали.
Русский не хотел уходить, потому что это было грибное место, хотя в присутствии поисковика ему было не очень комфортно.
Насобирав полведра «белых», он уже собрался восвояси.
— В какую сторону Духанино? — раздалась неплохая русская речь, и только «р» выдавало немца.
Тот показал.
— Подождите, — громко сказал немец.
Сергей Александрович много раз бывал за границей и насчет современных немцев сделал один вывод: «Дети, покупающие телевизоры, жующие поп-корн и мечтающие забыться на берлинских аттракционах». К этому же разряду он отнес и поисковика.
Немец подошел к русскому, показав карту боевых действий со множеством пометок фломастером. Карта буквально отдавала войной.
— Где мы с вами стоим, должна быть горка, — поделился немец. — Кстати, меня зовут Ральф.
— Сергей, — представился русский. — Это торфяная горка, которую срыли на удобрение.
— Понял! — радостно откликнулся немец. — Тогда я должен искать здесь, — он показал пометку в карте.
Ральф отвернулся, будто Сергея и не было, и пошел куда-то в сторону. И дачник отправился домой.
Его дача находилась в конце садового товарищества, а участок стоял наполовину в лесу. Около 11 вечера в полумраке Сергей Александрович увидел бредущего немца.
— Есть кто? — кричал тот из-за забора.
Сергей Александрович выключил телевизор и вышел.
— Застрял, не успеваю вернуться в гостиницу, — сказал немец.
Русский пригласил его на террасу.
Через минуту куртка Ральфа висела на вешалке в прихожей, а сам поисковик за обе щеки уплетал мясо.
Сергей Александрович включил телевизор. Показывали гей-парад в Берлине. Немец поднял голову и скривил лицо.
— Выродки, — знал он и такое слово.
— Кто это выбрал за них? — задумался дачник.
— Сделали страну дегенератов. Ради этого нужно было объединять ФРГ и ГДР? Человеческие отбросы у власти. Нужен Гитлер. И вам нужен Гитлер. И французам. Иначе крышка, — выразился немец. Он без смущения, на земле, где его предки пролили большую кровь не одних только воинов врага, сказал это.
Сергей Александрович подождал, пока гость доест.
— К нам Гитлер в гости уже приходил. Не понравилось, — сказал гидроэнергетик.
Сергей Александрович был хорошим инженером, смышленым, и несколькими годами ранее помог русской поисковой группе определить, где в этих краях шли бои.
— Вот в этом лесу, где мы с вами встретились, ваши прадеды жгли из огнеметов партизан вместе с деревьями. Прошло много времени, война осталась в фильмах и книгах, но не вся — в самой жизни тоже что-то проглядывает. И каждый раз, когда хожу за грибами, думаю об этом.
Немец понял, что не угодил хозяину, но был слишком уставшим, поэтому сказал, что было на уме:
— А вы что предлагаете? — Ральф объяснил, что относится ко Второй мировой войне так же, как, например, к наполеоновским войнам и что воевать — это нормально. Добавил, что для него Гитлер мало чем отличается от других нормальных европейских лидеров. Но сейчас в Старом Свете и во всем мире начали «курочить жизнь», а поэтому «всем здоровым силам нужно объединиться».
— Мы с вами по-разному понимаем здоровье, — сказал на это дачник.
Сын Сергея Александровича уже лет десять как работал в Германии и часто поговаривал, что любит эту страну больше России.
По телевизору продолжали показывать гей-парад.
— Гитлер эту кашу, в конечном счете, и заварил. Придумали задолго до него, а он стал активно продвигать к реализации, — говорил гидроэнергетик. — Когда тебя делают зверем, это происходит ради чего угодно, только не ради твоей свободы. Свободен может быть лишь человек, и то если он творчески развит. Развит вообще. Ну, хоть сколько-нибудь.
А зверь, которому отключили тормоза… Гитлер это и делал. Он воспитывал своего рода баранов, а потом, когда русские его уконтрапупили, его прихвостни разбрелись по свету и стали, через посредников, организовывать гей-парады, растлевая и развращая тех, кого не удалось тупо-прямо поработить. Одних — в супермаркеты, других — на рок-концерты, третьих — на виллы, а четвертых — на гей-парады. И огнеметы не нужны. Понимаешь?
Немец удивился и сделал большой глоток еще не остывшего чая. В деревянном домике раздалось довольно громкое нерусское «а».
— Сейчас, когда правым силам так нужно объединиться… — на автомате пробормотал Ральф, но было видно, что думал уже о чем-то другом.
— Всем людям нужно объединиться, герр, а с теми, кто уже больше не человек, а зверь… Ведь нормальные семьи нужны не ради производства белокурых бестий для вермахта или НАТО (не сильно отличаются), а чтобы были люди, способные что-то к этому миру прибавить. Это может сделать только человек.
— Нечего прибавлять, всё уже было, — как по-заученному сказал Ральф. И опять у Сергея Александровича сложилось впечатление, что говорить-то он говорит, а думает уже не о том.
— Вот, может, и огнеметчики ваши, точнее не они сами, а те главные, кто к нам их посылал, так думали, еще и поначитавшись Гессе. Всё уже было, и нет ничего нового под луной, но в этой суете сует их погнали до Берлина. Вы уверены, что всё неприятное с немцами уже случилось?
— Я, в общем, простой человек, не понимаю, о чем вы говорите. Только сила может победить деградацию.
— А запустить ее она не может?
— Здоровье должно себя, в конце концов, навязать, иначе человечество… — немец не договорил и уставился на чашку.
Дачник взглянул на экран и увидел, будто не гей-парад идет, а те самые огнеметчики в нацистской форме. Морок сходил, и он смотрел на реальные марширующие меньшинства, потом те снова сливались с нацистами.
Сергей Александрович подкинул в печку дровишек, глянул на огонь. И тут ему представились уже сожжения времен войны, сквозь которые опять шел гей-парад, сменяющийся нацистским. «Что за чертовщина!» — подумал он и сильно потер лицо руками.
Дачник был поражен и, хотя был неверующим, как-то перекрестился, и еще раз внимательно посмотрел на экран.
Немец тем временем вышел на крыльцо. Стояла подмосковная ночь. Смешанный с холодком запах цветов и лесных растений можно было попробовать на вкус.
Поисковик побрел к калитке, опустив голову в телефон.
«Разные миры, — подумал Сергей Александрович, — сын этого немца служит в НАТО и готовится отомстить за Гитлера. Мой сын любит Германию больше России, а я не сомневаюсь, что НАТО споткнется, а все эти влюбленности в Запад пройдут, как сон».
От печного тепла, еды и усталости сильно хотелось спать.
Он вернулся на террасу и снова включил телевизор. Показывали «17 мгновений весны».
Сергей Александрович вымывал тарелку, из которой ел немец. Ему не хотелось ставить ее к остальным.
Ральф покопался в телефоне, вернулся к крыльцу и постучал.
— Что? — спросил хозяин.
— Не принимает. Не могу вызвать такси.
— Давайте я. Какой номер?
Немец с интересом посмотрел в телевизор.
— Какое хорошее кино! Вообще мы не должны были воевать, Сергей. Русские и немцы — родные, — вдруг выдал он.
— Англичане, хотите сказать, стравили? Слышал-слышал. Но воевали. А кровь обратно не отмотать. Вы тогда свой выбор сделали, а мы — противоположный. И сейчас, когда партнеры тех, кого ваши «здоровые» сделали своими наследниками, устроили обкалывание вашего народа, у нас он прежний. Я не знаю, что будет дальше, вылезем мы из постсоветской ямы или нет, но это так. Пускай вакцинированные НАТОвцы попробуют нас, в конце концов, загрызть.
— Вакцинация — еще одна тема для тех, кто за здоровье…
— Для людей, Ральф. Для людей.
— Я только хочу покончить с гей-парадами, — сдавал назад собеседник.
— Вот езжайте и кончайте, — сказал ему русский. — Похоже, такси уже ждёт.
Немец встал и, волоча ноги, побрел на выход. Сергей Александрович проводил его до машины и сказал водителю:
— Вези быстрее. Устал человек.
Чтобы ему снова не пришлось слушать о правоте Гитлера, дачник согласился обменяться с Ральфом телефонами. Наутро он получил сообщение: «Сергей, что-то не даёт мне покоя. Я немец, но, похоже, в ваших словах есть правда. Я обязательно к Вам приеду».
«Еще чего не хватало», — подумал гидроэнергетик.
Публикация: ИА Красная Весна