Рассказ медведь и солнце сладков

Интересные и познавательные рассказы о жизни рыб. У каждого вида рыб свои привычки и повадки и очень интересно наблюдать за ними.

Под водой

В подводном мире всё не так, как у нас на земле.

Передвигаться там нужно не стоя, а лёжа. Там очень трудно шагать, но зато просто летать. А прыгать там можно даже вниз головой.

Руки и ноги в этом мире становятся на треть короче, а рыбы, раковины и водоросли — на треть своего роста длинней. Вода сплющивает расстоя­ния и увеличивает предметы.

В подводном мире никогда не бывает дождя и снега. На небе там не звёзды, не тучи, а волны. Между волн перекатываются пузырьки воздуха — блестящие, как звёздочки!

Зимой там не бело, а черно: всю зиму непро­глядная ночь.

Там нет горизонта — черты, где земля сходится с небом.

По земле подводного мира не скачут весёлые солнечные зайчики. Там колышутся широкие сол­нечные ленты — отсветы волн и солнца. Лиловые тени от красных кустов лежат на зыбкой серой земле. Мягкая зелёная дымка заволокла всё во­круг —- нет ни резких теней, ни острых углов.

Всё неверно, призрачно и таинственно.

Всё не так, как у нас на земле.

* * *

Я еле дождался лета: так не терпелось спус­титься под воду и увидеть рыб.

Наши озёрные рыбы — не диковина. Ерши, плот­ва, окуни, щуки — кто их в руках не держал?

Но одно дело — рыба в руке, а другое — в во­де. В воде рыба дома, там она живёт. А в руке рыба снёт — умирает.

У снулой рыбы даже цвет неживой—блёклый.

Рыбаки говорят, что снулая рыба вянет.

А то ли дело рыбы живые! Яркие, быстрые, резвые.

Кому на таких посмотреть не охота!

На лицо я надел водолазную маску.

Ноги сунул в резиновые ласты.

Стал я похож на одноглазую лягушку. И, как лягушка, нырнул в воду.

к оглавлению ↑

Пятое имя

Плотвицы совсем как ласточки: стройны, быстры, непоседливы. Но цветом они на ласточек не похожи.

В воде плотвицы кажутся серыми, и рыбаки иногда называют их за это серянками. Или крас­нопёрками— за красные плавнички.

Плотвицы всегда в движении. То серыми те­нями шныряют между водорослей, то разом взметнутся, блеснут, как солнечные зайчики. За этот блеск плотву зовут ещё серебрянкой.

Есть у плотвы и ещё одно имя — четвёртое.
Как-то пробирался я сквозь заросли и выплыл на подводную поляну. Пусто на полянке. Одни пузырьки, будто белые мотыльки, взлетели вверх.

И вдруг вокруг меня вихрем закружили крас­ные искры!

Я даже вздрогнул — глаза!

Красные, блестящие, как огоньки.

Мимо таких глаз не проплывёшь, остановишь­ся: не глаза, а настоящие стоп-сигналы!

За красные глаза многие рыбаки зовут плотву красноглазкой.

Сколько имён у плотвы: серянка, краснопёрка, серебрянка, красноглазка! И все хороши.

Но будь моя воля, дал бы я плотвицам пятое имя — водяная ласточка. Уж очень они резвы и ловки. И хвост, как у ласточки, вилочкой.

к оглавлению ↑

Подводные ежи

В ерше, как и в еже, заметнее всего — колючки.

Голова, хвост, посредине колючки — вот и весь ёрш.

И ещё глаза: лилово-синие, большие, как у ля­гушки.

Ростом ёрш—с мизинчик. А если с указатель­ный палец, то это уже ершовый старик.

Напугали меня эти старики. Плыву и вижу: дно зашевелилось! Зашевелилось и уставилось на ме­ня точками тёмных глаз.

Это ерши—старик к старику! Сами-то неза­метны: хвосты, головы, колючки — всё такое же пятнистое, как дно. Видны одни глаза. Я повис над ершами, свесив ласты.

Ерши насторожились. Пугливые вдруг стали падать на дно, выгибаться и нарочно поднимать облачка мути.

А сердитые и отважные взъерошили на горбу ко­лючки— не подступись!

Как ястреб над воробьями, стал я кружить над ершовой стаей.

Ерши выжидали.

Я стал похрипывать в дыхательную трубку.

Ерши не испугались.

Я вытаращил глаза — им хоть бы что!

Тогда я… чуть не сказал: «Плюнул на ершей»… Нет, я не плюнул, под водой ведь не плюнешь, — а махнул на ершей ластом и поплыл прочь.

Да не тут-то было!

От резкого взмаха ластом со дна взмыла и за­вихрилась муть. Все ерши устремились к ней: ведь вместе с мутью поднялись со дна вкусные червячки и личинки!

Чем быстрее я работал ластами, торопясь уплыть, тем больше поднимал со дна ила.

Тучи ила клубились за мной, как тёмные гро­зовые облака. За тучами тянулись стаи ершей.

Отстали ерши только тогда, когда я выплыл на глубину. Но на глубине мне стало не по себе. Я ещё не привык к глубине, — это были ведь ещё мои первые шаги под водой.

Дно опускалось всё глубже и глубже. А мне казалось, что я лечу над землёй и взмываю всё выше и выше. Так и хотелось за что-нибудь ухва­титься, чтобы не грохнуться с этакой высоты!

Я повернул назад.

Вот опять заросли. В зарослях ерши. Вроде и веселей: всё живые души!

Ерши-мизинчики плавают в полводы, а стари­ки— на дне. Теперь я нарочно поднял ластами муть. «Старики» и «мизинчики», как воробьи на просо, кинулись на неё.

Я уже больше не пугаю ершей: не хриплю в трубку, не таращу на них глаза.

Просто смотрю.

И потому даже самые пугливые больше не па­дают на бок, чтобы поднять со дна муть и спря­таться в ней. А самые сердитые не топорщат ко­лючки на горбах.

Покладистые ребята. Колючки в ершах хоть и самое заметное, но не самое главное!

к оглавлению ↑

Рыбята

Светло и весело под водой в солнечный день!

Особенно на мелководье. Там на песчаных по­лянках растут длинные и тонкие водоросли, похо­жие на зелёные волосы.

На эти полянки из холодной и сумрачной глу­бины выплывают мальки — принять солнечную ванну. Мальки толкутся на поляне, как комары- толкуны.

Проплывёшь сквозь мальковый рой—будто под грибным дождиком пробежишь. Всё вокруг сверкает, и тело щекочут лёгкие «дождинки». Мальки заглядывают в маску, виляют хвостиш­ками у самого носа. Но поймать их так же не­возможно, как и схватить падающие капли дождя.

Мальки всегда очень заняты. То они сосут листики — зелёные соски. То подвешиваются на губах к водорослям — и висят как блестящие ро­синки.

Жадные хватают комаров с водяного неба, а лю­бопытные даже высовывают свои носы в наш мир.

Пронеслась однажды над водой мотыльковая метель. Легкокрылые подёнки устлали воду белы­ми крылышками. Мальки сейчас же высунули носы из воды. Но тут вдруг страшная чёрная тень пронеслась над их головами. Мальки в ужасе брызнули вниз.

Я вынырнул и успел увидеть чёрное чудовище. Это была… ласточка! Она подхватывала упавших на воду мотыльков.

Вот натерпелись мальки страху!

Но рыбята, как и все ребята, не любят уны­вать. Унеслась ласточка — все сразу за дело. Кто нос в небо, хвостик вниз; кто листик сосёт; кто мотылька за крыло тянет.

Катят по небу серые волны. Колышутся по дну широкие жёлтые ленты-блики.

Между волн перекатываются шарики воздуха, а между жёлтых лент покачиваются мальки. Блес­тящие, как капельки солнца.

Светло и весело под водой!

к оглавлению ↑

Рыцарь

Никто и никогда не нападал на меня в воде. Даже большие зубатые щуки. И вдруг накинулся малыш, ростом с палец! Тело его защищено широкими блестящими пластинка­ми. Как у рыцаря, закованного в латы. На горбу трезубец — три колючки. На груди ещё две, как два кинжала.

Рыцарь грозно растопырил все свои пять колю­чек и бесстрашно встал на моём пути. Он прямо весь потемнел от гнева, и глаза его позеленели от злости.

Рыцарь был смел и красив. Спина у него была синего цвета, бока — как серебро, а щёки малино­вые.

Я протянул к нему палец. Он кинулся вперёд, ткнул палец трезубцем, и из пальца вязкой струй­кой потянулась вверх кровь.

Я попятился назад, поднимая ластами тучи ила. Скорей укрылся за кустом пушистого рого­листника и стал смотреть.

И тут открылась мне тайна маленького смело­го рыцаря: оказывается, он сторожил свой дом!

Дом его был размером с кулак и похож на кулак, неплотно сжатый: с одной стороны вход, с другой — выход. А в домике была икра.

Никто не мог безнаказанно приблизиться к его дому. Грозя колючками, он бросался даже на больших рыб. Вот проплыла над домиком, изви­ваясь, как чёрная лента, пиявка. Рыцарь весь по­багровел, вцепился в пиявку зубами и стал тре­пать её, как треплет собака крысу. Водяного скорпиона он схватил за клешню, уволок под ши­рокий лист кувшинки и там выплюнул.

Ни на миг он не забывал о врагах. Даже про­плывающий листик и шевелящаяся тень выводили его из себя. Он сразу «менялся в лице», глаза его зеленели, и на скулах выступали красные пятна. Даже белый живот краснел от гнева.

По цвету живота можно было сразу узнать его настроение.

Блестели латы: рыцарь готов был к бою и с крохотным жучком-гладышем, и с великаном-чело­веком.

Кто бы мог подумать, что даже простая колюшка становится рыцарем, если угрожать её дому!

Колюшка-папа сторожил свой дом.

Колюшка-папа очень заботливая рыбка — не то что колюшка-мама. Колюшка-мама отложит ик­ру— и поминай как звали. А колюшка-папа икру стережёт. А потом пасёт своих непоседливых колюшат. Самых бойких и непослушных, убега­ющих из дома, он хватает ртом, тащит назад и выплёвывает прямо в дверь.

Говорят, что если разорить колюшкин дом, то колюшка-папа от горя бледнеет — совсем теряет свою яркую боевую окраску. И даже перестаёт есть.

Мне совсем не хотелось, чтоб такая красивая и бойкая рыбка стала бледной и скучной. Я вы­брался из куста роголистника и поплыл в сторону от рыбьего домика.

к оглавлению ↑

Голубой рак

Всем известно, что рак красный. Даже го­ворят: «Красный как рак!» Но красным рак становится только в кипятке. Живой рак бу­рого цвета. Это тоже всем известно.

Но вот известно ли кому, что среди обыкно­венных раков встречаются голубые?

Однажды летом я поймал такого в Грязной речке. Всё у него, как у бурого рака: клешни, гла­за на стебельках, раковая шейка. А цвет — голу­бой!

Панцири обыкновенных раков всегда под цвет тёмного дна, а этот голубой, как весеннее небо. А что, если и его в кипяток, каким тогда станет? Неплохо бы сварить. Ракоеды говорят, что в те месяцы, в которых нет буквы «р» — летом — раки особенно вкусны!

И всё-таки я голубого рака не сварил, пожалел. Выбросил обратно в речку. Ведь может, это всем ракам рак. Может, от него вся порода рачья пере­менится. Может, не будут они, как водяные кры­сы, прятаться по тёмным норам, не станут пятить­ся задом. Может, поднимутся с тёмного дна к под­водному небу и заживут среди ярких и красивых рыб. И может, нашу Грязную речку все назовут тогда — речка Голубых раков!

Так что вот: не все раки бурые.

Бывают и голубые.

Да будет и вам это известно!

к оглавлению ↑

Рыбьи пляски

До восхода висело над горизонтом лиловое облачко с огненным ободком. Солн­це поднялось багровое, и всё — земля и небо — окрасилось в красный цвет. Сижу под ивовым кустом с узкими красными листьями. Над головой свистят крыльями утки, и крылья у них розовые.

Необыкновенный рассвет!

Красные волны дробятся в красной реке. Алые клубы пара шевелятся над волной.

Чёрные чайки с криками мечутся в вышине, как чёрное вороньё над заревом пожара. Будто обожжённые, они заламывают крылья и падают в горящую реку, выплёскивая снопы искр.

Всё ближе чайки, всё резче их крики.

И вдруг из красных волн стали выпрыгивать чёрные рыбки. Узкие, как листики ивы. Вылетят стоймя и стоймя же, хвостом вниз, падают в крас­ную воду. Вот вылетел целый косячок и рассы­пался веером. Вот опять: одна за одной, одна за одной.

Рыбьи пляски!

Гляжу во все глаза.

Неужто и рыбья кровь вспыхнула в это уди­вительное красное утро?

А посреди реки, в сутолоке волн, движутся два чёрных пятнышка: пятнышко поменьше и пятныш­ко побольше. Из воды торчит плоская головка да спина горбинкой. Выдра! Вот нырнула, будто рас­таяла, а из воды тотчас выметнулись рыбки и за­плясали: вверх-вниз, вверх-вниз!

Чайки увидали—упали, заломив крылья. Стали хватать рыбок прямо на лету.

Всё сразу стало обыкновенным.

Солнце поднялось, и чёрные чайки стали бе­лыми, чёрные рыбки—серебристыми, красная во­да— серой. Лиловое облачко на горизонте шевель­нулось и растаяло.

Хищники—чайки и выдра — вслед за пляшу­щими рыбками скрылись за поворотом реки.

А я лежал у коряги и записывал то, что видел. Начал писать на красном листочке, а кончил на золотом.

к оглавлению ↑

Осень под водой

Вы купаетесь — раздеваетесь, а я ку­паюсь— одеваюсь. Надеваю тёплое бельё, тёплые брюки и тёплую куртку. На ноги натягиваю шерстяные носки, а на руки—шерстя­ные перчатки.

Поверх всего—резиновый костюм.

На лицо маску, на ноги ласты — и в воду.

Вы купаетесь летом, а я купаюсь и поздней осенью. Смотрю, какая осень под водой.

Холодно осенью в подводном лесу. Бешеный ветер гонит поверху злые волны. Жёлтые трост­ники клонятся над водой, будто заглядывают в глубину.

А в глубине всё в движении. Ёрзают по дну утонувшие листья. Покачиваются обомшелые тростники. Набухшие брёвна-топляки перевали­ваются с боку на бок, как поросята.

Над озером высокое синее небо. На берегах берёзки — горящие свечи. Чёрные строгие ели. Трепетные красные осинки. Золотая осень.

А в подводном лесу золотой осени не бывает. Осень под водой всегда хмурая. Стынет от воды лицо. Не шуршат листья, не посвистывает ветер. Вокруг пустынно и глухо.

Ветви водорослей поломались, поникли, обвис­ли. Всё поблёкло и покрылось густым слоем мути.

Не играют быстрые блестящие рыбки. Рыбы опустились в тёмную глубину. Лягушки сбились в кучу и зарылись в густой ил. Одни зеленоглазые щуки быстро уходят, поднимая хвостами муть. Длинные тонкие водоросли шевелятся, как лени­вые сонные змеи…

Землю скоро укутает снег—наступит белая зи­ма. А воду затянет лёд. И под водой настанет долгая ночь — чёрная зима. И на земле и под во­дой все с нетерпением будут ждать прихода зелё­ной весны.

к оглавлению ↑

Шепот рыб

Когда первый раз заглянешь под воду, то хочется только смотреть и смотреть. Но оглядишься — и уже хочется вмешиваться в жизнь подводного мира: хочется рисовать, фотографиро­вать. Но больше всего хочется узнавать. К тебе подплывают рыбы, рты их открываются и закры­ваются, будто они что-то шепчут…

Чтобы приучить к себе рыб и понять их язык, я устроил под водой сад. Я опустил на дно ёлочки и укрепил их большими камнями. Расчис­тил песчаные аллейки и обсадил их деревьями- водорослями. Под водорослями разложил большие раковины.

Ночью я зажигал в саду фонарь, рыбы заво­рачивали ко мне на огонёк и танцевали, и пор­хали вокруг фонаря, как ночные бабочки.

На песчаной полянке я вбил кол и к колу при­крепил полочку. На полочку сыпал пареное зерно и крупу, клал червяков и кузнечиков. Это была кормовая полочка, совсем такая, как и для птиц. И, словно птицы, на полочку слетались яркие ры­бы: окуньки, плотвички, уклейки. Начиналась возня, суматоха, догонялки и отнималки. Точь-в- точь как у птиц! Только не слышно было птичьего чириканья и писка. И не потому, что чириканья и писка не было: крику было даже больше, чем у птиц. Но человеческое ухо так устроено, что не может слышать рыбьего голоса. Для этого нужно иметь особый, сложный прибор.

У меня не было такого прибора, и я не слышал, что говорят рыбы. Но, кроме хитрых приборов, есть на свете простой и верный способ услышать бессловесных животных. И не только услышать, но и понять, что они говорят. Для этого нужно их полюбить…

Мне очень понравились живые рыбы, и пото­му, наверное, я понял, что они хотели мне ска­зать.

Рыбы оказались большими хвастунишками! Они хвастали, что люди об их жизни знают совсем мало: куда меньше, чем о жизни зверюшек и птиц. Что вот только теперь, когда даже ребята смогут пользоваться водолазной маской и наблюдать рыб под водой, они расскажут людям кое-что инте­ресное.

Рыбы хвастались, что они спасают людей от комаров и малярии: ведь они так много поедают комариных личинок!

Рыбы говорили, что если они покинут озёра и реки, то ребятам придётся выбросить свои удоч­ки. А озёра и реки станут пустынны и неинтерес­ны, как леса, из которых улетели птицы.

Рыбы жаловались. Они жаловались на жадных рыбаков, которые вылавливали их сетью с мелкой ячейкой. В такой сети запутываются даже мальки, не успевшие пожить и нагулять рыбьего жирку. Они жаловались на бесхозяйственных людей, ко­торые сваливают в озёра и реки всякий хлам и спускают туда загрязнённую воду. От этого гиб­нут все рыбы: старые и малые.

Щуки и форели жаловались на охотников, ко­торые стреляют в них из ружей во время нереста.

Рыбы просили ребят расчищать стоки в озёрах, а то от застоя в них начинает портиться вода. Жители мелких озёр очень просили пробивать зи­мой лунки во льду—чтобы не задохнуться.

И за всё это рыбы обещали — все в один го­лос! — не покидать водоёмов и веселее клевать ле­том на ребячьи удочки. Даже если приманка на крючке будет невкусная, а поплавок будет такой огромный, что его и под воду-то нелегко окунуть.

Это уже известно: там, где рыба хорошо живёт, всегда веселее клёв!

Вот сколько дел тем, кто захочет не только рыб ловить, но и помочь им.

(Илл. Федотова В.)

Перейти к контенту

III Проверка

домашнего

задания

12

Восприятие

на слух звучащей

речи(высказывание собеседника, чтение
текста).

Адекватное понимание содержания звучащей
речи, умение отвечать на вопросы по содержанию произведения; определение
последовательности событий, осознание цели речевого высказывания.

Умение работать с разными видами информации.
Участие в коллективном обсуждении: умение отвечать на вопросы, выступать по
теме, слушать выступление товарищей, дополнять ответы по ходу беседы,
используя текст.

Обьяснительно-иллюстративные,

Частично- поисковые (эвристические),

словесные, наглядные, практические,

стимулирования интереса к учению

(радиоспектакль);

Метод творческого чтения, метод обьяснительного
чтения

Коллективная (активизация деятельности
учащихся)

Фронтальный опрос

С каким произведением и какого автора
познакомились на прошлом уроке?

— Что было задано на дом?

— Молодцы, вы справились с домашним
заданием.

С произведением Н.Н.Носова  «На горке».

Читать по ролям

Познавательные УД (общеучебные6
самостоятельное создание алгоритма деятельности)

VII. Новая  тема

23

Нахождение в тексте слов и выражений,
характеризующих героя  и событие. Анализ (с помощью учителя) причины поступка
персонажа. Сопоставление поступков героев по аналогии или по контрасту.
Выявление авторского отношения к герою на основе имени, авторских помет.

Характеристика героя произведения. Осознание
диалога как вида речи.

Особенности диалогического общения:
понимать, отвечать и самостоятельно задавать вопросы по тексту; выслушивать,
не перебивая, собеседника и в вежливой форме высказывать свою точку зрения по
обсуждаемому произведению.

Историко-литературные понятия:

Фольклор и авторские художественные
произведения (различение). Жанровое определение произведения.

Интерпретация текста литературного
произведения в творческой деятельности учащихся: чтение по ролям,

Инсценирование, драматизация,
радиоспектакль.

Рассказ учителя и учащихся, подготовивших
сообщения

Самостоятельная работа учащихся

Фронтальная работа

Групповая  работа (в малых группах)

1. Сообщение темы урока, постановка
учебной задачи.

—  Сегодня на
уроке мы прочитаем сказку Н.Сладкова «Медведь и солнце».

— Что можем
сказать об авторе?

2. Биография писателя.

Николай
Иванович Сладков (1920-1996) — ав­тор сказок, рассказов, новелл, повестей,
зарисовок с натуры. Еще школьником пришел в кружок юннатов при Ленинградском
зоологическом институте. Здесь и
произошли события первых встреч с В. Бианки, ху­дожником Е. Чарушиным и Ю.
Васнецовым. Николай Иванович мечтал стать биологом. Писал при настав­лении орнитолога (ученый, занимающийся
изучением птиц) Б.К. Штегмана работу, изучая орнитофауну пар­ка
Лесотехнической академии. Война отстранила его от мечты, учеба в
Гидрографическом институте пре­рвана, Сладков уходит добровольцем на фронт.
По­сле войны работал топографом (топография — со­ставление карт) по своей
военной специальности.

В
1952 году появились первые произведения. Рассказы и повести Сладкова потому
идеальны по форме, что отражают полно и точно гармонию приро­ды. И это захватывающе прекрасно: исполнять их,
чи­тая, как музыку, не перевирая и не выбрасывая ноты.

Прикоснемся глазами, как к
сверкающим дожде­вым нитям под солнцем, к названиям книг писателя: «Капли солнца», «За пером синей птицы»,
«Медовый дождь», «Солнцеворот», «Разноцветная земля», «Поющий бархан».

3. Первичное чтение детьми произведения.

4. Беседа по содержанию.

— Скажите это произведение  к какому жанру
относится?

— А что такое  сказка?

— Как же медведь
почуял, что наступила весна?

— Расположите
данные рисунки как в сказке.

— Найдите и
прочитайте, что ответила Медведю Вода.

— Найдите слова,
которые помогают понять, каким голосом нужно читать слова Воды.

— Кто прочитает
ответ  Воды тихим, испуганно, «журчащим» голосом.

— Найдите и
выразительно прочитайте слова Снега.

— Какие слова помогают понять, каким голосом
нужно читать слова Снега? 

 —  Прочитайте
ответ снега испуганным голосом.

— Прочитайте выделенные в тексте слова.

Каким одним словом их можно заменить? 

—  А как лучше?

— Почему автор
употребил именно эти слова?

 — Что они вам
помогают понять?                                  

8. Радиоспектакль.

— Сегодня мы поставим спектакль. Но
необычный, а радиоспектакль.

— Чем отличается спектакль на сцене от
спектакля по радио?

Во время радиоспектакля мы не видим
декораций, костюмов, героев, их мимики, жестов.

— Что помогает всё это представить?

— Сколько актёров нужно для радиоспектакля? 
(3)

— Как можно читать слова медведя?

— А слова снега и воды?

— Поработаем в парах читая по ролям.

Радиоспектакль с лучшими актёрами.

Не знакомы

Чтение законченными смысловыми отрывками.

Сказка.

Сказка – вид устных повествований с
фантастическим вымыслом.

В берлогу просочилась вода

Вода, снег, солнце

испугалась, зажурчала тихим голосом

побелел, испугался, заскрипел с перепугу

заругался,
взревел, рявкнул

Сказал

Медведь не рад весне, недоволен, сердит

Голос и выразительность

Медведь, снег и вода

Громко, недовольно, злобно, сердито

 Тихо, с испугом

Готовятся в малых группах.

Регулятивные УУД (целеполагание)

Л: нравственно-этическое оценивание.

П: анализ и синтез произведения (характеры
героев, их взаимоотношения, описание обстановки, идея произведения); анализ
языка художественного произведения.

П: Ориентироваться в учебнике: определять
умения, которые будут сформированы на основе изучения данного раздела,
отвечать на простые и сложные вопросы учителя,  находить нужную  информацию в
учебнике.

К: Участвовать в диалоге; слушать и понимать
других, высказывать свою точку зрения на события, поступки.

П: систематизация; выводы.

К: планирование учебного сотрудничества;

Построение речевых высказываний;

Лидерство и согласование

действий с партнёрами

Рассказы о жизни животных в суровых северных условиях, о том, как обитатели севера приспосабливаются к полярной зиме и лютым морозам.

Во льдах

Снежные и ледяные поля то сверкают в свете поляр­ного дня, то тонут во мраке полярной ночи. Ночи дли­ной в полгода, чёрной и непроглядной. Лишь качаются и полыхают в небе северные сияния — сполохи: зелё­ные, красные, синие.

Но наступает конец и долгой полярной ночи. Од­нажды краешек солнца—одна макушка!—высунется из-за горизонта. Свет его ещё багровый и тусклый — но как все рады солнцу и свету! Начинается праздник солнца, праздник весны. В Арктику пришёл день.

День тут тоже полярный, долгий. Солнце перестаёт заходить, и во всей суровости и красоте открывается глазам страна звонких льдов и пушистых снегов.

И всюду жизнь: видимая и невидимая. Не видны на белом снегу белые песцы и медведи, зато хорошо за­метны белые чайки на чёрной воде и чёрные тюлени на белых льдах.

А сколько весной жизни на шумных птичьих база­рах! Мелькают крылья, звенят голоса, гудит в серых скалах эхо…

к оглавлению ↑

Птичий базар

Тёмные отвесные скалы у моря, на карнизах рядами птицы, словно белые бусы. Это птичий базар. «Базар» потому, что всегда тут крик, гам, сутолока — как на на­стоящем базаре. Не могут птицы решить: чьё гнездо лучше? Днём спорят, ночью спорят: благо, летом тут и ночью светло как днём.

— И чего спорите! — взвизгивают чайки-моёвки.— Гнездо — это постройка из травы и стеблей. Вот как у нас. Всем сразу видно, что это гнездо и что оно — самое лучшее. Это даже птице Тупику ясно!

Но Тупик с чайками-моёвками не согласен:

— В том-то, Моёвка, и беда, что гнездо твоё всем сра­зу видно! Прилетай и разоряй. А моё? Где моё гнездо, я тебя спрашиваю?

— Не знаю и знать не хочу!—кричит Моёвка.— Знаю, что моё лучше!

— Никто про наши гнёзда не знает,— ворчит Ту­пик.— Потому что они у нас… под землёй! Мы носом норы копаем и там устраиваем гнездо. Да какое! Ветер не дует, дождь не мочит, град не бьёт. И никто его не видит. И потому моё гнездо — самое лучшее. Даже гла­застой Сове его не найти.

Сверкнули золотые глаза у белой полярной Совы, с лапы на лапу переступила, пробормотала глухо:

— Всем хорошо твоё гнездо, Тупик, только уж боль­но скучное. Ничего-то из него не видно, а сколько во­круг интересного! А ты сидишь под землёй, как какой-нибудь лемминг-грызун. И даже в ясный полярный день у тебя в норе непроглядная ночь. Нет, с моим твоё гнездо не сравнить: сижу на вершине холма, любуюсь на все четыре стороны. Совята под боком — мал мала меньше. Они у меня не в один день выводятся. Старшие младших греют. Интересно — и все при деле. И лучшего гнезда вам не найти.

— Подумаешь, птенцы у неё друг друга греют!—про­шипела снизу Гага.—У меня само гнездо греет! Слыхали про тёплый гагачий пух? На­щиплю с живота, укрою яички, как пуховым одеялом, и пла­ваю без забот. Пока досыта не наемся. А яички в гнезде тёплые-тёплые. Вот оно лучшее-то гнездо!

Но никто ни с кем не согла­сен. Каждый расхваливает своё, других и слушать не хо­чет. Одна только Кайра ни с кем не спорит.

— Я,— говорит,—со всеми согласна. И с вами, чайки-моёвки, и с вами, тупики, и с га­гами, и с совой. У всех у вас гнёзда хорошие. И были бы они самыми лучшими — если бы не моё!

Тут пуще прежнего началось-поднялось — вот базар так базар!

Все напустились на Кайру: пищат, хрипят и визжат.

— У неё и гнезда-то нет, а больше всех похваляется!

— Есть у меня гнездо,— от­вечает Кайра,—только вам не видно его, оно у меня… ходя­чее! Не на скале, не в норе, а у меня на лапках!

Приподнялась Кайра, и все видели, что яйцо лежит на её широких перепончатых лапках, а сверху она прикрывает их животом. Так птенца и высиживает. И даже может с яйцом по карнизу пере­двигаться; чуточку влево, чуточку вправо. Сколько надо.

Вот это гнездо — ходячее! Все даже клювы раскрыли от удивления. И чуть уж было не согласились, что Кай­ра самая расторопная и что лучшее гнездо — у неё. Но вовремя спохватились.

— Может, её гнездо и хорошее, да нам оно не под­ходит.

— Мне яйцо на моих когтистых лапах не удер­жать!— клекочет Сова.

— И была бы охота — день-деньской столбом на гнезде торчать, как эта Кайра!—пищат чайки- моёвки.

— А попробуйте на лапки полдюжины яиц уложить! — крякает Гага.—Кайре что, у неё одно!

— И, значит, гнездо её — никудышное,—проворчал толстоносый Тупик.—А наилучшее — моё! И он сунул голову в свою нору.

— Моё, моё, моё!—горланят одни.

— Моё, моё, моё!—захлёбываются другие.

Кричат и кричат — день и ночь. Ну и пусть кричат — на то и птичий базар.

к оглавлению ↑

Полярной ночью

Ночь чёрная, позёмка скребёт по льду. Вой, свист, круговерть. А белый медведь свернулся калачиком за торосом, уткнул холодный нос в тёплый мохнатый бок и ждёт, когда утихнет пурга. А как утихнет и заморга­ют в чёрном небе белые звёзды, встанет медведь, потя­нется, зевнёт во всю клыкастую пасть и отправится на охоту. За ним его верные спутники — песцы и белые чайки. Всю зиму вместе: куда медведь — туда и они. Знают, что рано ли, поздно ли, а поймает медведь тюле­ня, тогда и им что-нибудь перепадёт. Самим-то им с тю­ленем не справиться, вся надежда у них на медведя. Хорошо ещё, что в спячку не лёг, как многие его со­братья.

Сияют под луной ледяные поля, искрятся нагромож­дения торосов. Вода в полынье при свете луны стала ещё черней, и шевелится над ней пар.

Знает медведь, что в незамерзающих полыньях мо­жет быть добыча. Шагает вразвалку, покачивает головой на длинной и толстой шее. Ищет носом тёплую струйку живого запаха.

Стоп! Чёрные туши ле­жат на снегу — тюлени. Если пойти к ним открыто, тюлени — бульк, бульк в полынью!—и как не быва­ло. Но медведь не простак, у него свои охотничьи хит­рости. Но и у тюленей — свои! Они по-тюленьи от­дыхают: полминуты спят, полминуты осматриваются. Не верят безмолвию поляр­ной ночи, знают — где-то бродит медведь. Может, вон за теми торосами при­таился!

А сон голову клонит, клонит, глаза закрываются, за­крываются. Ткнётся тюлень головой в снег — медведь быстро ползком к нему!

Тюлень голову вверх — медведь голову вниз: за­мрёт, распластается — не то глыба льда, не то сугроб снега. Тюлень снова голову вниз, а медведь ближе, ближе…

Только тюлень голову положил на снег, глаза за­крыл, как «сугроб» ожил и могучим прыжком впе­рёд!

И не проснуться бы тюленю, не оскользнись у мед­ведя лапы.

Шаркнули когти по звонкому льду — так осколки и полетели! А тюлень в полынью — только круги по­шли.

Вот уж взъярился медведь, рявкнул громовым ба­сом, заметался по кромке льда.

Спутники-провожатые больше его расстроились: песцы скулят, чайки кричат. Оставил их медведь без обеда.

Но сердись не сердись, а тюлень на льдину теперь не вылезет. Другого надо искать.

Поплёлся медведь враскачку вдоль полыньи: за ним песцы потрусили, за песцами перелетают чайки. Бредёт медведь и слышит: вздыхает кто-то в чёрной воде. Зве­ри большие плывут, похожие на тюленей, только ещё больше, и у каждого на носу — длинный бивень. Едино­роги-нарвалы!

У одного на спине детёныш лежит, ластами держит­ся. Медведь пригнулся, прицелился, но нарвалы ушли в глубину. Облизнулся медведь, а приживальщики затяв­кали и закричали.

Жутко посветили из глубины два зелёных глаза, как две ледышки. Это акула, полярная хищница. Прошли полярные дельфины — бе­лухи.

Вспугнули белухи стай­ку зимующих чистиков.

Удивительные пичуги: все птицы на зиму на юг ле­тят, а эти — на север!

Живут в полыньях среди льдов: не под жарким солн­цем, а под заиндевелой лу­ной.

А весной летят с холод­ных зимовок… на юг!

Льдина качается в по­лынье, на ней, как на пло­ту, нерпы спят.

Медведь на дыбы, чтоб лучше видеть, носом потя­нул — принюхивается. По­том в воду сполз, окунулся и поплыл под водой к нерпе.

Выглянет одним гла­зом— близко ли льдина, спит ли нерпа? — и дальше. Из чёрной воды один чёр­ный нос виден — попробуй- ка, разгляди его.

Нерпа голову подняла — нет вблизи никого. И снова голову опустила. Тут мед­ведь навалился на льдину, встала льдина торчком — нерпа прямо медведю в лапы скатилась.

Что тут началось!

Не понять, кто больше рад: медведь или приживаль­щики. Чайки кричат, машут крыльями, песцы визжат и грызутся. Но близко пока не подходят, ждут своей очереди.

Сытый медведь за торос завалился, снова уткнул нос в мохнатый бок.

Сытые песцы в снег зарылись, чайки на льду уснули, стоя на одной ноге. Время от времени ногу меняют, бо­ятся отморозить.

А метель опять за своё: смахнула с неба луну и звёз­ды, взметнула снег, погнала его между торосами, все следы замела.

к оглавлению ↑

Разговоры во льдах

Чайка и сайка

— Ну что ты, рыбка Сайка, плачешь, горькие слёзы льёшь?

— Уж так нас все любят, Чайка, прямо хоть плачь! Вы, чайки, на завтрак любите, тюлени — на обед. А ки­ты нас так обожают, что с утра до вечера целыми кося­ками заглатывают.

Нарвал и кит

— Ух, Кит, да ты и вправду чудо-юдо! У тебя даже усы во рту растут!

— А ты, Нарвал, тогда юдо-чудо! У тебя зуб на носу вырос!

Тупик и морж

— Посмотришь на тебя, Морж, и от страха перья дыбом! Бивни твои — что кинжалы. Что же ты этими разбойничьими клыками делаешь?

— Да то же, Тупик, что и ты своим клювищем-топором — землю рою. Только ты на суше, а я под водой. Ракушки со дна выкапываю. Это я на вид только такой свирепый.

к оглавлению ↑

Загадочные истории

Красный снег

Высадились на остров полярники и ахнули: у скал лежал… красный снег! Песец протрусил — за ним крас­ная строчка следов, куропатки пробежали — красными крестиками наследили.

Слепили снежок из снега — розовый! Скатились на лыжах с горки — позади полосы красные. Хоть глазам не верь!

( Отгадка )

Но глазам верить надо. Красным снег стал потому, что разрослась в нём от весеннего тепла и солнца особая красная водоросль. И снег… зацвёл! Только-то и всего.

Вот так заяц!

Живёт во льдах диковинный заяц: не беленький и не серенький, не бегает и не прыгает! Уши у него малень­кие, задние ноги короткие, и любит заяц не свежую травку, а… свежую рыбку. Вот так заяц!

(Отгадка)

Это тюлень такой — морской заяц. Почему его зай­цем назвали — никто не знает. Наверное, за усы длин­ные и выпученные глаза. Ничего другого заячьего у него и нет. И весом он в сто раз тяжелее любого зайца.

к оглавлению ↑

Кто что умеет

Белый медведь мо­жет проплыть по морю без отдыха много-много кило­метров.

Тюленята с рождения лежат на голом льду— и хоть бы что! Ещё и здо­ровее становятся: за месяц вдвое вырастут и впятеро потяжелеют.

Маленькие полярные крачки смело бросаются у гнёзд на самого большого медведя: громко кричат, щиплют его за хвост и треплют за уши.

Единорог-нарвал мо­жет продолбить своим бив­нем даже крепкий лёд. За ним всё стадо по очере­ди дышит через пробоину.

Кит, бывает, проламы­вает спиной лёд, высунется и дышит.

Песцы приспособились хранить в вечной мерзлоте свои запасы. Складывают в норы, как в холодильник, рыбу, леммингов, птиц и яйца.

Поморник у любой птицы отнимет рыбу. Гоня­ется и набрасывается, пока птица не бросит рыбку,— и он подхватит её на лету! За это прозвали поморника Фомкой-разбойником.

Киты белухи умеют щебетать, щёлкать, клеко­тать, стрекотать и свистеть по-птичьи. За это прозвали их «морскими канарейка­ми».

Морж легко выбирается из воды на самую сколь­зкую льдину: втыкает с размаху бивни в лёд и под­тягивается.

(Илл. Чарушина Н.)

Интересные рассказы о жизни животных в горах, где можно под радугу пройти, как под арку. У подно­жия гор — лето жаркое и зелёное, а на вершинах — бе­лая, ледяная зима. И от зимы до лета рукой подать!

В горах

На горы, как и на море, можно смотреть без конца! Понизу — светлые, лиственные леса, похожие на курча­вого зелёного барашка. Выше — леса тёмные, хвойные, словно вздыбленная щетина дикого зверя. Ещё выше — луга горные, над лугами — скалы. А выше лесов и лу­гов, выше скал и облаков, прямо в небе, висят вершины гор, укутанные сияющими снегами.

Всё в горах необычно. Облака и птицы, бывает, про­летают не над головой, а… глубоко под ногами. Когда внизу хлещет дождь — вверху ясное солнце. У подно­жия гор — лето жаркое и зелёное, а на вершинах — бе­лая, ледяная зима. И от зимы до лета рукой подать!

В горах можно под радугу пройти, как под арку. Можно подняться так высоко, что до звёзд покажется ближе, чем до огоньков в долине.

Интересно в горах!

к оглавлению ↑

Целебная ванна

Журчит у скалы родничок, вода в родничке не про­стая, а целебная.

Прилетел к родничку Кеклик — горная куропатка.

— Ко-ко-ко! — клохчет сердито.— Как ни прилечу — вода уже взбаламучена. Не вода, жижа! Такая не вы­лечит, а уморит. Ка-ко-во?

— Бе-е-да-а! — проблеяла горная Коза.— И мне на­до целебную воду пить—для укрепления копыт и рогов. А вода мутная, берег истоптан — что за свинство!

— Хряк, хряк! — вышел из кустов Кабан.— Кто тут меня вспоминает?

И, не дожидаясь ответа, плюх животом в родник. И давай ворочаться, с боку на бок переворачиваться. Вода ещё мутнее стала, из бережков выплёскивается.

А Кабан блаженствует.

— Мне,—хрюкает,— очень полезны эти ванны, весь я в царапинах и болячках, мне некогда ждать, пока вы тут чистой воды напьётесь. Кто первый влез — тот и прав. До чего ж хорошо — разморило. В сон так и кло­нит— хрррр, хрррр…

Коза и Кеклик в голос кричат:

— Не спи, не спи! Повалялся — и вылезай! Нам тоже лечиться надо.

А Кабан и ухом не шевельнёт, может, и в самом де­ле уснул.

— Ка-ко-во, ка-ко-во! — клохчет Кеклик.—Словами такого не прошибёшь!

— Бе-е-еда! — блеет Коза.— Не уговоришь, не испу­гаешь. Не боится он нас с тобой!      

— А что, если Волком его пугнуть, а? Скажем, что Волк к роднику бежит. Ты заблеешь, а я заквохчу, буд­то мы Волка увидели.

Кабан от криков Козы и Кеклика ухо насторожил, а сам ни с места:

— Напрасно кричите-стараетесь, Волк мне не страшен. Бивни-клыки мои видели?

— Скажем ему, что куку­руза в полях поспела,— шеп­чет Кеклик Козе.—Уж тут он не устоит, очень любит ку­курузу! Эй, Кабан, спишь-ле- жишь, а в полях кукуруза спе­лая — сла-а-денькая!

Кабан приоткрыл косой хитрый глаз и отвечает:

— Кукурузные початки — это по мне. Вот в воде до вече­ра полежу и — на кукурузу.

— Прямо хоть плачь, — шепчут Коза и Кеклик,—даже кукурузой его не сдвинуть.

— Плачьте, плачьте, — сквозь сон похрюкивает Ка­бан,— хоть в три ручья!

— Чем же тебя сдвинуть с места? — спрашивает Коза. — Чем же тебя пронять?

— Ничем! — отвечает Ка­бан. — Я такой толстокожий, что всё от меня отскакивает!

— Последнее средство — Медведь, — шепчет Кеклик Козе. — Уж если и Медведя не испугается — придётся до но­чи ждать. А вот он и сам — лёгок на помине!

Выкатился из кустов Мед­ведь, толстой башкой поводит, принюхивается.

— Послышалось мне, буд­то пчёлы жужжат! — ворчит.— А это вы тут о чём-то шепче­тесь!

— А вот о чём! — напере­бой закричали Коза и Кеклик. — Кабан в родник не пускает! Залез и лежит!

— В целебный родник? — взъярился Медведь. — Да как он, грязнуля, посмел? Вот я его за ухо сейчас!

А Кабана уж и след про­стыл. В заросли убежал.

Коза и Кеклик издали на Медведя поглядывают, ждут, когда и он по своим медвежь­им делам уйдёт.

Но Медведь не торопится. Воду понюхал, бережок лапой поскрёб, да и ухнул в воду. Глаза от блаженства закрыл и притих.

Коза и Кеклик молчат, тер­пеливо ждут. Позвали по­мощничка на свою голову! Ни выкупаться, ни попить.

А Медведь только поскули­вает от удовольствия.

— Я,— ворчит,— до вечера пролежу. И завтра ещё приду!

За Козой и Кекликом оче­редь вытянулась. Горная воро­на-клушица и горная альпий­ская галка, корольковый вьюрок и вьюрок снежный, че­чевица большая и чечевица розовая, горная чечётка и горная овсянка, арчовый дубонос и даже пёстрый ка­менный дрозд. Все хотят целебной воды попить, целеб­ную ванну принять и просто так поплескаться. Все дума­ют, как бы этого Медведя прогнать? Да ничего приду­мать не могут: Медведь — он самый сильный в горах.

Но придумали! Разом притихли, переглянулись и разбежались, разлетелись — кто куда.

Вот тут-то Медведь и струхнул: не охотник ли при­ближается, раз все исчезли вдруг? Лучше уйти подоб­ру-поздорову— пока не поздно!

Вылез Медведь из тёплой ванны, встряхнулся — и в кусты.

А всем только того и надо! Кинулись к родничку: кто пьёт, кто купается. Кто сохнет уже, кто пёрышки чистит. Поторапливаются: как бы Кабан или Медведь не вернулись. Жди тогда до самого вечера!

Все в горах знают про целебные роднички. Все к ним торопятся: горлышко прополоскать, ножки про­греть, ссадины и царапины залечить. Торопятся, спе­шат— суета и крики у родничков. Но всё помаленьку улаживается, всё успокаивается — и все довольны!

к оглавлению ↑

Под снегом

Хорошо летом в горах! На зелёных склонах цветы цветут, птицы поют.

Но вдруг из-за серых скал выползли синие тучи и спрятали солнце. И сразу закрылись цветы и умолкли птицы.

И всем стало не по себе.

Темно и страшно. Слышно, как надвигается что-то огромное — с шипением, свистом! И вот накатилось: сме­шалось всё, заревело, заухало — буря!

Втиснулся я под скалу. Ветер воет, сверкают мол­нии, грохочет гром и… сыплет снег! Снег в середине лета…

Пролетел буран, а вокруг всё белым-бело! И тихо, словно зимой.

Но только зима эта совсем особая.

Везде из-под града и снега видны цветы. Пучки зелё­ной травы распрямляются и сбрасывают снежинки. Ле­то пробивается из-под зимы.

И вижу вдруг — из-под снега птичья головка тор­чит!

Носиком крутит, моргает.

Горного конька засыпало!

Хотел я птичку схватить, сунуть за пазуху, отогреть, но вдруг понял всё и тихонечко отошёл…

Скоро тучи рассеялись и вновь запылало солн­це.

Показались лесные ущелья. Снег и град стали быст­ро таять. Зажурчало вокруг, зашумело, засверкало. Мутные потоки хлынули вниз.

Тут горный конёк поднялся, стряхнул со спины гра­дины и снежинки, поправил клювом мокрые пёрышки и шмыгнул в траву.

Так и есть! Там, где он сидел,— коньково гнездо, а в гнезде — пяток полуголых птенцов. Прижались друг к дружке и закрыли глаза. Но живые — дышат, пушок на спине и на затылке шевелится. Вот почему не прятался конёк от бури, вот почему дал себя снегом засыпать — птенцов спасал!

к оглавлению ↑

Разговоры в горах

БАРС И ДИКОБРАЗ

— Эй, Дикобраз, пр-р-равду ли гово-р-р-рят, что у тебя на спине тридцать тысяч иголок? А-а?

— Обманывают, Барс, преувеличивают. Всего два­дцать девять тысяч осталось.

— Куда же ты тысячу подевал — потер-р-рял, что ли?

— Не потерял, а подарил на долгую память. Лисице пяток — в носу носит, десяток Волку — на плечах торчат. Полдюжины Лесному Коту, две дюжины Рыси. Ну и другим, кто на меня нападал. У меня и на тебя иголок хватит — ещё и останется…

ЗАЯЦ И КОЗЕРОГ

— Хорошо тебе, Козерог, с такими рогами-рожищами! Никого, поди, в горах не боишься?

— Боюсь, Заяц, ой как боюсь! Ушки на макушке держу, как и ты!

— Лисицу, наверное, зубатую боишься? А?

— Э-э, что мне твоя Лисица — как наподдам копы­том!

— Рысь, что ли, когтистую? А?

— Э-э, что мне Рысь — как поддену рогами!

— Так страшнее Лисы да Рыси и нет никого!

— А мухи, а слепни, а комары? Ни рогами, ни ко­пытами не отбиться! Как услышу — бегу без оглядки на самую высокую гору, на снег и ветерок. Только тем и спасаюсь!

ОРЛЁНОК И ВОРОБЬЁНОК

— Ты чей, Орлёнок, чей, чей?

— Известно чей — сын орлов! Орлы у меня роди­тели.

— А у меня — обыкновенные воробьи… Как я тебе, Орлёнок, завидую.

— И напрасно! Твои воробьи с утра до вечера кор­мят тебя, а мои орлы — только утром да вечером. Это я тебе, Воробьёнок, завидую.

к оглавлению ↑

Загадочные истории

ПОДЗЕМНАЯ УТКА

Высоко в горах живут каменные воробьи, снежные вьюрки, скальные поползни. Особые горные галки, гор­ные овсянки, горные куропатки. И вдруг… обыкновен­ная утка!

Но повадка у неё необыкновенная. Утке положено на болоте плескаться, а эта на скале сидит, как горный орёл! Утке положено на пляжике лежать-нежиться, а эта со скалы слетела и… залезла в нору, как горный сурок! Что за подземная утка?

(Отгадка)

Утка эта хоть и не подземная, но трижды удивитель­ная! Ну, во-первых, можно её, болотную, и в горах уви­деть, на голых скалах. Во-вторых, утят выводит в ста­рой сурчиной, а то и лисьей норе. Ну, и в-третьих, утка эта необычного цвета — оранжевая! За что её и называ­ют красной уткой или огарью.

ВОЛОСАТОЕ ДЕРЕВО

Разные бывают деревья: толстые — тонкие, высо­кие— низкие, прямые — кривые. А в горах можно уви­деть дерево… волосатое! Увидишь — глазам не веришь. А подойдёшь, пощупаешь — так и есть, мохнатое! Ствол снизу звериной шерстью оброс!

Стоишь и гладишь мохнатое дерево, как собаку. Мягонькое, пушистое…

(Отгадка)

Если спрятаться у такого мохнатого дерева, то мож­но тайну его разгадать. Спустится со скалы дикая ко­за, подойдёт к дереву и начнёт… тереться! Линяет она весной, шерсть зимняя клочьями — вот о кору и счёсы­вает. Одна коза почешется, вторая потрётся, третья поскребётся — дерево шерстью и обрастёт! Стоит воло­сатое дерево — всем на удивление.

к оглавлению ↑

Кто что умеет

Кабарга — удивитель­ный олешек без рог_, но с… клыками!—легко взбирает­ся на такую крутую скалу, на которую самым ловким и голодным волкам не за­браться! Стоит и спокойно смотрит, как волки внизу беснуются. Но видит око, да зуб неймёт!

Снежный барс — с разбега перескакивает про­моину в десять метров! От него не всякий горный козёл ускачет.

Сурок — мастер спать! Заляжет в нору с осени и спит без просыпа до весны. А то и до лета. И вся зима для него — одна ночь.

Горный гусь, пока на гнездо не сядет, закапывает яички в песок и пыль,—по­дальше от глаз лисиц и во­рон.

Кеклик—горная куро­патка — славится добротой. Если куропатку-соседку ястреб скогтит или лисица сцапает, она непременно заберёт к себе осиротевших цыплят. Бывает, водит за собой сразу две дюжины пуховичков!

Горные вороны клушицы любят кататься на… воздушных горках! У скал ветер часто бьёт фонтаном вверх — и клушицы, рас­пластав крылья, возносятся под облака. А потом крылья складывают и не­сутся с воздушной горки вниз. И звонко кричат от радости!

Ягнятник не боится строить гнездо посредине зимы. В феврале уже самка лежит на кладке не вста­вая, а самец её кормит.

Книжке конец, но не конец про­исшествиям и событиям во льдах и песках, в лесах и горах. Там и сейчас играют, охотятся, прячутся, бегают и летают наши герои. Кто хоть раз видел их на разноцветной земле — тот снова захочет с ними встретиться, чтобы всё о них раз­узнать.

Велика твоя страна.

Не успеет солнце зайти на за­паде— как на востоке уже восхо­дит. На севере ещё зима белая, а на юге уже лето красное. И жизни мало, чтобы всюду успеть побы­вать и всё увидеть. Мы только мельком и самым краешком глаза взглянули на этот простор. И это только начало, твой первый шаг. И всё ещё впереди.

(Илл. Чарушина Н.)