07:37 27 ноября 2021 г.
Рассказывал первокурсникам онлайн о роли прессы хоть в мирное, хоть в военное время, хоть в реальном сражении, хоть в виртуально-информационной битве. И вдруг остро вспомнил, что 80 лет назад были казнены фашистами две героические девушки – Зоя и Вера.
Прежде всегда в эти дни был в журналистских дорогах, на телесъемках, готовил передачи и корреспонденции о Московской битве. А сегодня – хотя бы молодым рассказать: ведь ничегошеньки не знают. Телевидение, даже канал ТВЦ, к этим славным страницам – вообще не обращается. 80 лет Александру Маслякову – по всем телеканалам, а 80 лет победы под Москвой – нигде…
О роли журналиста… Январской ночью 1942 года, во время боев за Можайск, несколько журналистов оказались в уцелевшей от пожара избе деревни Пушкино. Корреспондент «Правды» Петр Лидов разговорился с пожилым крестьянином, возвращавшимся в родные места, в район Вереи. Старик рассказал, что оккупация настигла его в Петрищеве, где он видел казнь какой-то девушки-москвички: «Ее вешали, а она речь говорила. Ее вешали, а она все грозила им…» Рассказ старика потряс Лидова. И той же ночью он ушел в Петрищево. Шесть раз выезжал туда корреспондент. И не успокоился до тех пор, пока не переговорил со всеми жителями села, не разузнал все подробности гибели нашей русской Жанны д’Арк – так называл он Зою. «Нужна фотография. Это поможет узнать, кто она такая», – решает Лидов. И вновь едет в Петрищево, теперь уже вместе с фотокорреспондентом «Правды» Сергеем Струнниковым. Вскрывают могилу, фотографируют. В те дни Лидов познакомился с партизаном из местного верейского отряда. Посмотрев на фотографию казненной, боец узнал в ней девушку-диверсантку, встреченную им в лесу накануне разыгравшейся в Петрищеве трагедии. Та называла себя Таней. Под этим именем и вошла героиня в знаменитую статью Лидова. И лишь потом открылось, что это псевдоним.
Напомним, что Зоя Космодемьянская стала первой женщиной, посмертно удостоенной звания Героя Советского Союза во время Великой Отечественной войны. В ноябре 1941 года партизанка была схвачена и замучена офицерами 332-го полка вермахта. В годы войны и послевоенное время Космодемьянская олицетворяла собой героизм советского народа, ей посвящены многочисленные литературные произведения, картины и скульптуры. Памятники Зое установлены на Минском шоссе, в Рузе, в примосковских Химках. О героине был снят впечатляющий черно-белый фильм, который почему-то давно не показывают, а я его несколько раз смотрел с замиранием сердца в Замоскворечье, в кинотеатре «Зорька». Новая цветная версия «Зоя» была подвержена справедливой критике. В период расцвета махрового антисоветизма в прессе (первым тут был, конечно, «Московский комсомолец», а потом «АиФ»), ну и затем на ТВ и в интернете появлялись какие-нибудь «откровения-обличения». Например, не так давно карикатурист Андрей Бильжо выдвинул бильжопино утверждение, что Зоя болела шизофренией, пошла в деревню Петрищево, где не было немцев, самовольно, без приказа командира отряда… Ну и другие варианты, один подлее другого.
Напомню рассказ профессора Сергея Кара-Мурзы: «…Читал я лекцию в Бразилии перед обществом психологов. Тему они задали такую: «Технология разрушения образов в ходе перестройки». Я рассказывал факты, приводил выдержки из газет. А смысл слушатели понимали лучше меня. Особенно их заинтересовала кампания по дискредитации Зои Космодемьянской. Мне задали удивительно точные вопросы о том, кто была Зоя, какая у нее была семья, как она выглядела, в чем была суть ее подвига. А потом объяснили, почему именно ее образ надо было испоганить – ведь имелось множество других героинь. А дело в том, что она была мученицей, не имевшей в момент смерти утешения от воинского успеха (как, скажем, Лиза Чайкина). И народное сознание, независимо от официальной пропаганды, именно ее выбрало и включило в пантеон святых мучеников. И ее образ, отделившись от реальной биографии, стал служить одной из опор самосознания нашего народа». Именно такие опоры не только нашего народа, но и всех славянских народов – разрушали в первую очередь! А ведь казалось бы – внучка священника, патриотка, безусловная, первая Героиня, даже по воспоминаниям и фото немцев. Нет, все равно испоганить…
Во второй половине октября, в самые трагические для Москвы дни, отбирали лучших комсомольцев для работы в тылу врага. Их вызывали в райкомы, где им вручали путевки. Затем в здании ЦК ВЛКСМ с каждым беседовали секретарь МГК комсомола А.Н. Шелепин и руководители разведывательно-диверсионной войсковой части № 9903. Как вспоминал Д.М. Дмитриев, 26 октября около 30 юношей и девушек вызвали в горком. Разговор в кабинете Шелепина был кратким и жестким. «Родине нужны бесстрашные патриоты, способные перенести самые тяжелые испытания, готовые на самопожертвование, – говорил Шелепин. – Хорошо, что все вы согласились пойти в немецкий тыл сражаться с врагом. Но может случиться, что 95% из вас погибнут. Если кто-то из вас не готов к таким испытаниям, скажите прямо. Никто вас не осудит. Свое желание биться с врагом реализуете на фронте». Однако «отказников» не оказалось. Отобрали приблизительно две тысячи человек. Их партиями собирали в кинотеатре «Колизей» (ныне театр «Современник»), а затем в крытых грузовиках отвозили в войсковую часть №9903, располагавшуюся в Кунцеве.
После подготовки спецназовцев (конечно, не партизан, как называли их фашисты) 20 ноября командиры диверсионных групп части №9903 П.С. Проворов и Б.С. Крайнов получили задание «сжечь 10 населенных пунктов: Анашкино, Грибцово, Петрищево, Усадково, Ильятино, Грачево, Пушкино, Михайловское, Бугайлово, Коровино, Головково. Срок выполнения – 5–7 дней». На задание группы уходили вместе. Среди бойцов были Зоя Космодемьянская, Вера Волошина, Клава Милорадова и другие. В тот же самый день, 29 ноября, в 10 километрах от Петрищева, где погибла Зоя Космодемьянская, в деревне Головково, была повешена на арке ворот ее боевая старшая подруга Вера Волошина, чья группа попала в засаду возле Крюкова. О ее подвиге тоже рассказали местные жители. Тяжелораненую комсомолку немцы привезли в деревню Головково. Начался допрос, ее зверски пытали, истязали, но так ничего и не добились. Истерзанную девушку снова бросили в машину и повезли на казнь. Когда солдаты опустили борта машины, жители увидели лежавшую в кузове Веру. Палачи хотели поднять ее, чтобы набросить на шею петлю, но она оттолкнула их и, цепляясь рукой за кабину грузовика, медленно встала. В наступившей тишине раздался звонкий голос: «Вы пришли в нашу страну и найдете здесь свою смерть! Москву вам не взять…» И запела «Интернационал»…
По легенде именно с Волошиной скульптор Иван Шадр, бывший в свое время учеником самого Гогена, лепил знаменитую Девушку с веслом для ЦПКиО имени Горького. Прежде чем приступить к работе, Шадр долго ходил по стадионам и спортивным площадкам в поисках подходящей модели. Во время одной из таких прогулок он якобы и обратил внимание на студентку Московского института физкультуры Веру Волошину, которая успела стать чемпионом будущего города Кемерова по прыжкам в высоту. Великолепно сложенная девушка обратила на себя внимание скульптора, когда прыгала в воду с вышки на Водном стадионе. Легенду скептики развенчивают на том основании, что Вера не могла так рано приехать в Москву. Но ведь были какие-то основания?
Страшно писать, но на немецкой фотографии даже у повешенной красавицы, которую перевесили потом на ветвь многоствольной ивы – идеальная фигура… В деревне Головково стоит памятник на месте казни, а именем Волошиной назван единственный лицей. Зашел на их сайт, увидел какую-то искаженную коровью морду на обложке. Не выдержал и написал: «Вы что, не можете оформить страницу в ФБ так, чтобы было видно и понятно: лицей носит имя настоящей Героини? Позор…» Да, муниципальное учреждение – лицей имени Героя России Веры Волошиной находится в сельской местности и имеет сельскохозяйственный профиль, но надо приучать детей гордиться историей своей страны, брать наглядный пример с самых достойных.
По состоянию здоровья Вере пришлось перевестись в Институт кооперативной торговли. До начала Великой Отечественной Вера Волошина отучилась там три курса, была отличницей и редактором стенной газеты. Со своим возлюбленным Юрием Двужильным, к 1941 году – офицером, прошедшим финскую кампанию и награжденным орденом Красного Знамени, Вера дружила со школьной скамьи. Они собирались пожениться в 1942 году: 22 июня 1941 года подруги подарили Вере белое свадебное платье. Но война готовила другую судьбу… Они оба, и Вера, и Юрий, за разные подвиги посмертно получили звание Героев: капитан Юрий Двужильный – Советского Союза (в конце войны он погиб под Могилевом в контратаке, подняв за собой батальон), а его любимая стала Героем России в 1994 году. Еще в 1936 году Вера писала заявление с просьбой отправить ее в Испанию, для участия в гражданской войне, но получила отказ. А вот осенью 1941-го попала в ту же часть специального назначения, что и Зоя.
Конечно, 22-летняя Волошина, комсорг группы, была опытнее вчерашней 18-летней школьницы Зои Космодемьянской, уже бывала за линией фронта в Завидове и делилась боевым опытом. Однако если гибель Зои благодаря журналистам получила широкий резонанс, то о Вере вспомнили только в 1966 году, когда в нашей стране широко отмечали двадцатипятилетие Битвы под Москвой. Указом Президиума Верховного Совета СССР Вера Волошина была посмертно награждена орденом Отечественной войны, а 6 мая 1994 года указом президента РФ Вере Даниловне Волошиной было посмертно присвоено звание Героя России.
Александр БОБРОВ
«Самая лёгкая лодка в мире» — повесть российского писателя Юрия Коваля, герой которой строит из бамбука лодку и совершает на ней плавание по северным рекам и озёрам России в компании товарища-фотографа. Повесть имеет биографическую основу и писалась на протяжении восьми лет [⇨]. Полный вариант повести, частично публиковавшейся в журналах «Мурзилка» (1977) и «Пионер» (1983), впервые вышел в 1984 году [⇨]. Автором был создан цикл цветных и чёрно-белых рисунков к повести.
Публикация в «Пионере» была отмечена дипломом имени А. П. Гайдара журнала «Пионер», а книжное издание удостоилось почётного диплома Международного совета по детской книге для писателей (1988). По повести созданы аудиокниги, поставлен музыкальный спектакль [⇨].
Сюжет[править | править код]
Действие первой части начинается в Москве. Рассказчик (в повести он не назван по имени) с детства мечтает стать «морским волком», и однажды ему приходит в голову мысль построить «самую лёгкую лодку в мире», которую можно будет поднять «одной левой», и отправиться на ней в плавание. Он обсуждает эти планы со своим другом художником Орловым в мастерской у Яузских ворот, и Орлов предлагает использовать в качестве материала для постройки бамбук. С помощью милиционера (и художника-любителя) Шуры главный герой и Орлов зимней ночью берут несколько брёвен бамбука из подвала заброшенного дома, бывшего склада чайной компании «В. Высоцкий и Ко».
Орлов вытащил из-за пазухи овальную жестянку. Красная краска на ней местами облупилась, проржавела, но хорошо видна была парусная лодка и надпись белым по красному… («Самая лёгкая лодка в мире», ч. 1, гл. IV)
Однако затем проходят недели, а брёвна лежат без дела в мастерской Орлова. Наконец, в журнале «Рыбоводство» герой видит интервью с писателем-путешественником, встречается с ним, и писатель знакомит его с мастером по изготовлению лодок. Мастер, живущий в Кашире, делает из бамбука лёгкую складную лодку, которая обтягивается серебристой тканью. Герой обсуждает будущее путешествие с Орловым и его приятелями — милиционером-художником, Петюшкой Собаковским и Кларой Курбе. После обсуждения «самого лёгкого» названия для лодки герой решает дать ей имя «Одуванчик». Орлов отказывается плыть на лодке, предлагая взять вместо себя фотографа Глазкова. На прощальную встречу перед отплытием Клара приносит торт в форме розы, и компания решает, что капитаном в плавании должен быть именно фотограф.
Капитан облазил заросли и нашёл заливчик, где можно было спустить «Одуванчик» на воду. («Самая лёгкая лодка в мире», ч. 2, гл. II)
Во второй части описывается путешествие героев, которое происходит «на исходе лета». На поезде они добираются до окрестностей Сиверского озера, где собирают «Одуванчик» и спускают его на воду. На другом берегу они встречаются с электромонтёром Натолием и его сыном Пашкой, от которых узнают, что за Сиверским озером находится не только Багровое озеро, которое и было целью их путешествия, но ещё два озера, Илистое и Покойное. Пашка также рассказывает им про то, что в озёрах живут бесы и трёхголовое чудище по имени Папашка, а в Покойном — покойники. На следующий день по полузаросшей протоке («макарке») герои доплывают до Багрового озера, где ловят окуней. Заблудившись, они встречают пастуха деда Аверьяна, у которого оказывается летающая голова, которая может отделяться от тела и путешествовать самостоятельно. Далее герои приплывают к деревне Коровиха, где живёт Кузя, кум деда Авери.
Переночевав у кума, герои продолжают путь и останавливаются на Илистом озере, где лодка получает пробоину. Наутро оказывается, что островок посреди озера исчез, и герои решают, что это был хребет Папашки. Они плывут дальше и внезапно встречают на берегу художника Орлова рядом с домом шурина кума Кузи. Орлов утверждает, что они с Кларой решили догнать путешественников, хотя капитан-фотограф считает, что на самом деле Орлов и Клара — это две преобразовавшиеся головы Папашки. Главный герой разрывается между желанием продолжить плавание и внезапно завязавшимися отношениями с Кларой; кроме того, Орлов предлагает ему плыть дальше с ним, а не с капитаном. В результате ночью герой плывёт на «Одуванчике» в сторону Покойного озера один, и становится свидетелем разговора трёх старинных лодок-ладей — с лебяжьей, рысьей и карпьей головами. Утром река приносит его обратно к дому шурина. В результате в «Одуванчик» к герою садятся и Орлов, и капитан-фотограф, и Клара, но дальнейшая судьба путешественников остаётся неизвестной.
История создания[править | править код]
В интервью Ирине Скуридиной (Волковой) в 1995 году Юрий Коваль упоминает, что писал повесть «много довольно лет»: «Как „Недопёска“ я восемь лет писал, так примерно восемь лет писал я и „Лодку“». Наряду с «Суером-Выером» он оценил её как «важнейшую вещь»: «Очень сложная. Очень сложная в письме. Дикое количество времени. Это не залпом было написано»[1][2].
Одуванчик — самое простое, что есть на земле. В небе — воробей, в реке — пескарь, на лугу — одуванчик. («Самая лёгкая лодка в мире», ч. 1, гл. XVII)
Первый вариант повести под названием «Плавание на „Одуванчике“» был опубликован в нескольких номерах журнала «Мурзилка» в 1977 году с рисунками автора и фотографиями Виктора Ускова[3]. По объёму первый вариант значительно короче финального (он заканчивается на посещении героями Илистого озера), в нём опущены многие детали более поздней версии. Особенностью «Плавания на „Одуванчике“» является то, что там названы реальными именами многие персонажи, которые в финальной версии имеют вымышленные имена: художник — товарищ главного героя Виктор Белов («художник Орлов»), фотограф Виктор Усков («капитан-фотограф» Глазков), писатель Юрий Коринец («писатель-путешественник»). Главный герой назван Юрой и упоминается, что он «детский писатель». Имеются сцены, не вошедшие в финальный вариант: например, к озеру героев привозит на своей машине писатель Эдуард Успенский, по дороге они заезжают в деревню к художнику Николаю Устинову, а с собой в плавание в редакции журнала берут Мурзилку. Публикация заканчивалась обращением к читателю, в котором говорилось, что полностью книжка уже скоро выйдет в издательстве «Детская литература» и так и будет называться «Плавание на „Одуванчике“».
В 1979 году две главы из повести, «Писатель-путешественник» и «Отрезанная голова Белова», были опубликованы в журнале «Крокодил», в специальном выпуске «Крокодил Гена», посвящённом Международному году ребёнка[4]. В этой публикации повесть уже называлась «Самая лёгкая лодка в мире», хотя друг главного героя ещё носил фамилию Белов. Писатель Руслан Киреев так вспоминал о выпуске этого номера[5][6]:
Особенно хотелось видеть на страницах журнала Юрия Коваля, книги которого я с упоением читал вслух своим девчонкам. (…) К Ковалю меня привел художник Саша Семёнов. Хозяин напоил нас чаем, усадил на диван, сам за столом устроился и стал читать — прямо-таки как в старые добрые времена. То были главы новой повести «Самая лёгкая лодка в мире» — одну из них мы и напечатали в том злосчастном безыдейном номере. Тонкая, озорная, артистичная проза — как и он сам, в джинсах, в грубом, домашней вязки свитере…
Сходным образом вспоминал о встрече с Ковалём в 1978 году Андрей Битов[7]:
Именно тогда он сочинял «Самую лёгкую лодку в мире». И поскольку он её сочинял, на нем был такой хемингуёвый свитер и трубка капитанская. В общем, когда он вставал из-за стола, он становился капитаном той лодки, и в этой лёгкой лодке уже плыл.
10 января 1980 года на совещании Творческого объединения детских и юношеских писателей состоялось обсуждение повести «Самая лёгкая лодка в мире»; заседание вёл Яков Аким. В обсуждении приняли участие Н. Богданов, В. Бороздин, М. Вехова, Р. Достян, С. Иванов, М. Прилежаева и другие, «отметившие творческий успех автора»[8].
В 1983 году журнальный вариант новой, близкой к финальной версии повести («повесть-сказка») был опубликован в журнале «Пионер» с рисунками автора. В предисловии автора упоминалось, что рисунки взяты из дневника автора, который он вёл «на протяжении всей истории, о которой рассказывается в повести»[9]. Марина Бородицкая так вспоминала о своей реакции на эту публикацию[10]:
В нашей тогдашней коммуналке мы с Гришей Кружковым вырываем друг у друга журнал и шёпотом, чтоб не разбудить младшего, восклицаем: «Гениально! Ге-ни-аль-но!» Повесть печатается в четырёх номерах, и каждый раз, глядя на уже знакомый поплавок-фонарик и нездешние буквы заголовка, мы дружно переводим дух. Но как это пропустили? Как — прорвалось?
В конце года Ковалю за повесть был присуждён диплом имени А. П. Гайдара журнала «Пионер»[11].
Полностью повесть опубликована отдельным изданием в 1984 году в издательстве «Молодая гвардия» в одноимённом сборнике прозы Коваля, с рисунками автора и предисловием Арсения Тарковского[12]. По словам Коваля, в издательстве его «очень поддержала Мадлена Катаева, которой „Лодка“ понравилась»: «Она меня очень поддержала, сразу ее приняла, захотела издавать и почти не редактировала. Отредактировала там одну только фразу, и то, можно сказать, выкинула не она, а цензура». (Речь идёт о фразе из рассказа «От Красных ворот» о «двух важнейших скульптурах нашего времени» в здании МГПИ.)[1][2]
После выхода книги был опубликован ряд рецензий на неё, в том числе в журналах «Юность», «Детская литература», «Литературное обозрение»[13]. В 1988 году сборник «Самая лёгкая лодка в мире» 1984 года был удостоен «Андерсеновского диплома» — почётного диплома Международного совета по детской книге для писателей[14][15][16][1][2].
При жизни автора повесть переиздавалась лишь однажды, в 1993 году в издательстве «Книжная палата» в авторском сборнике «Опасайтесь лысых и усатых», вторую часть которого составили рассказы и фрагмент романа (пергамента) «Суер-Выер»[17]. Поскольку предисловие Арсения Тарковского относилось только к повести, Коваль попросил своего друга-издателя Вячеслава Кабанова «для равновесия» написать краткое предисловие ко второй части, что тот и сделал[18].
Впоследствии повесть неоднократно переиздавалась в составе сборников прозы Юрия Коваля[19].
Автобиографическая основа[править | править код]
В интервью Владимиру Мартынову 1995 года Юрий Коваль говорил о событиях, описанных в повести[20][21]:
Конечно же, всё это правда. Конечно же, я знаю, где Багровое озеро. И лодка эта есть, лежит она у меня на чердаке в моей избушке на Цыпиной горе. И в Ферапонтове я, конечно, бывал, и в Белозерске, и за Белозерском, и по Ковже плавал, и по Шоле, и на Ладоге бывал, и на Валааме бывал дважды. Ездил по России бесконечно.
Несколько дней бродил я вокруг бамбука, чистил брёвна, гладил их, измерял. («Самая лёгкая лодка в мире», ч. 1, гл. V)
Эти слова подтверждаются воспоминаниями друзей писателя. Так, фотограф Виктор Усков («капитан-фотограф») пишет о том, что Игорь Соколов, Виктор Белов и Юрий Коваль «купили в складчину дом» на Цыпиной горе, при этом Коваль всё время «исследовал возможности пройти дальше и куда-то еще проехать», а «машины у нас тогда не было, да и дороги были ненадежные, грунтовые»[22]:
Эти навязчивые мысли и привели к зарождению идеи лёгкой лодочки, которую можно было брать с собой — Юра начал вынашивать идею самой лёгкой лодки в мире. Осуществлялась она много лет, и само плавание, конечно, происходило не в один раз, было несколько путешествий.
Когда лодка была построена, Эдуард Успенский отвёз Коваля и Ускова к Коровьему заливу, а затем «всё было точно так, как описано в книжке — стояли коровы, мы между ними выплыли. Так началось наше путешествие». Всего на лодке, так и называвшейся «Одуванчик», было совершего три больших поездки, в том числе в верховья впадающих в озёра речушек, по которым «никто никогда не сплавлялся»[22]:
Нам открывались какие-то деревни. Иногда в них был один житель или вообще никто не жил. Переночевав, двигались дальше. Вот это было настоящим открытием, потому что мы попадали в такие места, куда люди с трудом добирались по дороге.
На номере журнала «Пионер», в котором была начата публикация повести, Коваль написал посвящение Ускову: «Великому капитану-фотографу».
Впоследствии лодка («каркас знаменитой бамбуковой лодки») находилась в избе на Цыпиной Горе, тогда как «оболочку лодки торжественно сожгли в 99-м году, когда она пришла в негодность»[23]. Каркас лодки экспонировался на выставках, в том числе на выставке «Ковалиная река» в Биологическом музее им. К. Тимирязева в 2015 году[24].
Эдуард Успенский вспоминал о том, как Юрий Коваль во время работы над повестью просил «отвезти его с этой лодкой, с Сашей Дорофеевым и с фотографом Усковым к Кирилло-Белозерскому монастырю, куда-то под Кострому»[25]. Художник Николай Устинов, визит к которому отражён в раннем варианте повести «Плавание на „Одуванчике“», также сообщает, что Коваль с друзьями трижды бывал в его доме под Переславлем-Залесским «по дороге в своё северное село под Вологдой», причём «первые два раза их вёз туда на своей машине Эдуард Успенский, мой сосед по деревне»[26]:
В журнальном, мурзильском варианте повести «Самая легкая лодка в мире» Юра этот визит описал, называя настоящие имена, — как они глубокой холодной ночью постучались в мое освещённое окошко, как я поднял от рисунка глаза и улыбнулся — но не им, а своему отражению, как потом различил в темноте их и возликовал, и как Юра грелся в моих валенках…
Далеко внизу, за чугунной решёткой, текла речка Яуза, окованная в гранит. («Самая лёгкая лодка в мире», ч. 1, гл. XVIII)
По мнению Виктора Белова («художник Орлов»), который делил с Ковалём одну мастерскую в Москве, в «Самой лёгкой лодке в мире» «довольно буквально описаны Москва, Серебрянический переулок, 70-е годы». Так, Коваль действительно снимал на старой Абельмановке комнату у «Петровича»: «Сам Петрович там не жил, он приходил только выпить и получить деньги», и в конце концов «Юре стало тяжело от этой зависимости, от этого Петровича-хама, сшибающего трёшки, который за неуплату пытался сжигать его холсты и картины». Идея построить лодку могла возникнуть у Коваля в связи с тем, что несколько из мастерских, в которых он работал, находились на берегах Яузы[23].
По воспоминаниям Татьяны Бек, «имя и общий колорит» одного из главных героев московской части повести (Петюшка Собаковский) Ковалю предложила она, «к слову рассказав об одном своём однокашнике по университету»[27]. Про прототип Клары Курбе она сообщила, что это «известная журналистка, очень манерная женщина… моя знакомая. Я рассказывала, а он с неё списал». Татьяне Бек принадлежит и формулировка «Борьба борьбы с борьбой», вошедшая в текст: «ему так это понравилось, что он просто мне жал руку, и он это вставил, и это, я считаю, не устарело»[28].
Портрет Клары Курбе из рисунков Коваля к повести был частично списан с его жены Натальи Коваль. В дневниковых записях Коваля «Монохроники» сам он вспоминает об этом так[29]:
Конечно, никогда в жизни не нарисовать бы мне Клару Курбе. Но в самый последний момент, когда я оставался без нужного мне портрета, я попросил Наташу попозировать мне. Ни в характере, ни в чертах лица Натальи не видел я ничего общего с Кларой. Взялся рисовать с отчаянья, и вдруг совершенно чудовищное попадание — осталось что-то и от Натальи, а нарисовал я чистейшую Клару Курбе.
Отзывы[править | править код]
В кратком предисловии к изданию повести в 1984 году Арсений Тарковский пишет о том, что «новая книга Юрия Коваля проникнута свойственным писателю светлым юмором. Я читал её, испытывая восхищение перед ярким и своеобычным дарованием автора». Поэт отмечает, что «Самая лёгкая лодка в мире» — «вещь необычного жанра. В ней есть мечта, в ней есть сказка. А сказка, которая живёт в нас с детства, никогда не умирает»[12].
По словам Юрия Коваля, повесть очень понравилась Белле Ахмадулиной, которая по прочтении сказала ему: «Всю ночь смеялась, как дурак». Она признавалась также, что «не может жить» без прозы Коваля: «Я всё время читаю „Лодку“, всё время читаю „Лодку“. Папашка — это я, самая лёгкая лодка в мире — это я, всё там — это я»[1][2].
Сам Коваль, любивший творчество Уильяма Сарояна, признавался: «Больше всего люблю его рассказ „Гранатовая роща“. В какой-то мере, моя „Самая лёгкая лодка в мире“ — поклон „Гранатовой роще“»[30].
Обсуждая образную систему рассказа «Кувшин с листобоем», исследовательница творчества Коваля Светлана Веднёва говорит об упоминаемой там мастерской в Серебряническом переулке как о «знаке духовной обители художника»[31]:
…мастерская описана в повести «Самая лёгкая лодка в мире» в той самой функции символического начала: из неё вышли все идеи, давшие жизнь и имя Лодке — «Одуванчик»; здесь истоки Плавания-путешествия; здесь по пять раз заваривают «чая-крепача», а на столе висят «пять старых медных чайников, связанных вместе»; здесь Орлов предлагает распилить бамбуковые брёвна и «понаделать из них кувшинов»…
Не знаю отчего, но я всегда радуюсь и волнуюсь, когда увижу созвездье Орион. Мне кажется отчего-то, что созвездье это связано с моей жизнью. («Самая лёгкая лодка в мире», ч. 2, гл. VIII)
Непосредственно в повести «переплетаются мотивы-символы ночи, тумана, неба, Ориона», при этом свет Ориона — это «одухотворяющий свет, выводящий героя из одиночества к людям», и в целом мотив-образ Ориона «проходит через всё творчество» писателя[32]. Отмечая мотив странствия как важный для творчества Коваля в целом, Веднёва пишет о том, что Недопёска автор называет «вечным странником», и «здесь в зародыше и тема „Самой лёгкой лодки в мире“, и „одиссея“ странников „Суера-Выера“»[33]. Кроме того, по мнению исследовательницы, «лодка по имени „Одуванчик“ (а впоследствии корабль по имени „Лавр Георгиевич“) из традиционного символа путешествия… превращается в оригинальный образ-символ духовного странствия, своеобразного Ноева ковчега, устремлённого к труднодоступным „макаркам“ и небесному созвездию Орион»[34].
Художник Виктор Белов, друг писателя, говорит о том, что концовка повести оказалась совершенно неожиданной для него: «С одной стороны — любовь к друзьям, и такое душевное одиночество одновременно. Но оказалось, что этим его плавание ещё не окончилось. Коваль перешел на свой последний корабль, фрегат „Лавр Георгиевич“»[23].
В материале 1986 года, написанном на основе интервью с Юрием Ковалём, Слава Тарощина пишет о том, что «книга не только автобиографична, в ней ещё и намечены контуры группового портрета людей, объединенных общими идеями, общими взглядами на жизнь». Финал повести давался писателю с трудом:
По первоначальному замыслу герой, оставив рассорившихся друзей, продолжал путешествие в одиночку. Но финал этот — как бы самому-то доплыть? — долго мучил писателя, противоречил его характеру, мироощущению. Тогда он решил принять на борт своего судёнышка всех, кто пожелает. Потонет лодка или удержится на плаву? И все мы, гребцы, потонем или доплывем?
Таким образом, одна из главных в повести — «мысль о необходимости груза, который должен нести каждый человек. Коваль за тех, кто удерживает или хотя бы старется удержать на плечах, на плаву и друзей, и семью, и общество»[30].
По мнению писателя и критика Дмитрия Быкова, повесть Коваля — «о лёгких людях, о том, как лёгкий человек путешествует, как он там сам говорит в финале, к Покойному озеру»[35]:
«Самая лёгкая лодка в мире» — это, с одной стороны, дневник странствия, совершенно непритязательный, а с другой — это такая автобиография метафоризированная.
Быков отметил также, что ему самому повесть «нравится больше благодаря своей элегической интонации, лиризму своему замечательному, благодаря каким-то языковым находкам»[35].
Анализ повести занимает значительное место в монографии Ольги Ерёминой, посвящённой «взрослой» прозе Коваля: автор рассматривает творчество писателя «на стыке юнгианской психологии, культурологии и литературоведения»[36]. По мнению Ерёминой, «сверхцелью» Коваля в этой повести был «рассказ об опыте собственной души»[37], «тончайшая материя подсознательного — вот та сфера, которую исследует Коваль»[38]. Рассказчик проходит в повести три инициации — первичная, возрастная (утверждение маскулинности), связана с получением куска тельняшки и золотого зуба, вторая — это «посвящение в общество ищущих бамбук и строящих лодку»[39], в третьей же инициации герой встречает собственно Лодку в образе Анимы, невесты, Прекрасной Дамы, благодаря чему он осознаёт в себе свою фемининность[40]: «лодка — феминная часть внутреннего мира героя Коваля»[41]. Герой создаёт Лодку и придумывает ей имя как Пигмалион создаёт Галатею[42], при этом Аниму он обретает «не ради неё самой, а для того, чтобы отправиться в путешествие по своему бессознательному»[43]. Ещё одной проекцией, «волшебным зеркалом», героя-Анимуса, является капитан-фотограф Глазков, который во время путешествия так и не сделал ни одной фотографии[44]. Во второй части герои сначала встречают в поезде сумасшедшую старуху, представляющую собой образ Бабы-Яги, живущей на границе миров[45]; переправившись же на другой берег Сиверского озера, они оказываются «в ином мире, в царстве мёртвых»[46]: к нему принадлежит и Папашка — «хтоническое существо, из мира тех кто изначально олицетворял дикую природную мощь земли, подземное царство»[47]. Цель героев, Багровое озеро, предстаёт как чаша, в поисках которой они должны достичь Замок Грааля[48]. Дед Аверя, в концепции Ерёминой, представляет собой воплощение древнегреческого бога Пана, владеющего окружающим пространством (бугор с тремя соснами)[49]. Художник Орлов и Клара, внезапно появляющиеся на пути героев у дома кума Кузи, могут рассматриваться не как живые люди, а как «проекции сознания рассказчика»[50], в том числе Клара — как проекция его Анимы[51]. Путешествие героя ночью по течению реки к Покойному озеру напоминает о путешествии Ёжика в тумане («Пускай река сама несёт меня!»)[52]. Финал повести остаётся открытым: в нём «герой вспоминает про Замок Грааля, который ему необходимо отыскать, и, очнувшись от морока скитаний, продолжает путь»[53].
Ерёмина также обращает внимание на то, что разные детали в повести указывают на разное время: по одним признакам это раннее лето (герой не хотел ждать, пока зарастёт протока), по другим — конец лета (последняя фраза повести[54]): это говорит о том, что на самом деле «события происходят вне реального времени, это явления мифического характера, которые проживаются в душе здесь и сейчас»[55].
Адаптации[править | править код]
В 2003 году на «Радио России» вышла радиопостановка по повести в 15 частях: текст читает Александр Быков, композитор и музыкальный продюсер Андрей Попов. Имеются также аудиокниги с исполнением повести другими чтецами.
Одноимённый спектакль по повести был поставлен в 2007 году в московском Молодёжном театра «ТC» при Центре образования № 1679 (режиссёры Георгий Васильев и Василий Бутенко)[56].
6 июня 2018 года в Российском академическом молодёжном театре состоялась премьера музыкального спектакля «Самая лёгкая лодка в мире», авторами которого стали Юлий Ким и Сергей Никитин. Спектакль поставил актёр и режиссёр Алексей Золотовицкий, в главной роли Писателя выступил Александр Девятьяров[57]. Елена Федоренко в отзыве на премьерный показ отметила, что «добрый бесхитростный спектакль „зацепил“ взрослую аудиторию, чья судьба совпала с ростом любимого театра. (…) Подросткам же странствия предков показались наивными и легкомысленными»[58]:
Песни про бамбук и солёный огурец — стихия, не близкая поколению обладателей гаджетов, меж ними и желанием героя стать «морским волком» — дистанция огромного размера. Всё это — приметы ушедшей советской утопии, когда верили в рукотворную базу на Луне и надеялись открыть эликсир бессмертия.
Литература[править | править код]
- С. А. Веднёва. Слово Юрия Коваля. — Южно-Сахалинск: Сахалинское книжное издательство, 2007. — 240 с.
- М. Ю. Елепова, Е. Ю. Ваенская, А. В. Давыдова. Повесть Юрия Коваля «Самая лёгкая лодка в мире» в контексте жанра путешествия // European social science journal. — 2014. — № 2—4. — С. 171—177.
- О. А. Ерёмина. Юрий Коваль: проза не по-детски. — М.: Амрита-Русь, 2014. — 200 с. — ISBN 978-5-0005-3311-6.
- М. Ю. Звягина. Некоторые особенности жанра повести Юрия Коваля «Самая легкая лодка в мире» // Гуманитарные исследования (г. Астрахань). — 2002. — № 4. — С. 60—64.
- Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля / сост. И. Скуридина. — 2-е изд., испр. и доп.. — М.: CheBuk, 2013. — 600 с.
- Вячеслав Кабанов. Фрагменты воспоминаний // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 96—115.
- Татьяна Бек. Про Юру Коваля // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 174—192.
- Эдуард Успенский. О Юрии Ковале // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 226—234.
- Николай Устинов. Задушевный товарищ // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 235—240.
- Марина Бородицкая. Юриосич // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 241—247.
- Юрий Коваль. «Я всегда выпадал из общей струи»: экспромт, подготовленный жизнью / Беседу вела И. Скуридина // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 380—441.
- Владимир Мартынов. Последний Юрий Иосифович // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 442—445.
- Татьяна Бек. «Я и сейчас считаю, что он был гений»: Беседа с Ириной Скуридиной // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 476—489.
- Виктор Белов. УзыЯузы // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 495—507.
- Виктор Усков. Косма и Дамиан // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 508—523.
- Андрей Битов. Братство-сестринство // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 574—581.
- Наташа Коваль. Монолог о счастье // Ковалиная книга: вспоминая Юрия Коваля. — М.: CheBuk, 2013. — С. 582—596.
- Юрий Коваль. «Я всегда выпадал из общей струи»: экспромт, подготовленный жизнью / Беседу вела И. Скуридина // Вопросы литературы. — 1998. — Ноябрь—Декабрь (№ 6). — С. 227—272.
- Владимир Мартынов. Последний Юрий Иосифович // Аргументы и факты, приложение «Арт-фонарь». — 1996. — № 24. — С. 5.
- С. А. Малышева. Мотивы рождения, называния и плавания лодки в повести Ю.И. Коваля «Самая легкая лодка в мире» // Вопросы языка и литературы в современных исследованиях : Материалы всероссийской научно-исследовательской конференции «Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие» : VII Кирилло-Мефодиевские чтения. — Москва; Ярославль, 2006. — Т. 1. — С. 246—250.
- С. А. Малышева. Роль элементов сказки в жанровой структуре повести Ю.И. Коваля «Самая легкая лодка в мире» // Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых: Материалы V Всероссийской конференции молодых ученых. — Москва; Ярославль, 2006. — С. 235—238.
- Д. Рогожкин. Капитан-фотограф: [беседа с фотохудожником Виктором Усковым, прототипом Капитана-фотографа из повести Юрия Коваля «Самая лёгкая лодка в мире»] // Читайка. — 2013. — № 1—2. — С. 39—42.
- С. Тарощина. Наполеон III и другие: [беседа с писателем и художником Ю. Ковалем в его мастерской] // Литературная газета. — 1986. — 19 Ноябрь (№ 47). — С. 7.
- В. Усков. Рассказ о рассказчике // Простоквашино. — 2006. — № 102. — С. 10—11.
- И. Учамбрина. Главное — плыть куда хочешь (урок, посвящённый повести Ю. Коваля «Самая легкая лодка в мире») // Литература (газета изд. дома «Первое сентября»). — 2006. — 1—15 Ноябрь. — С. 11—14.
- Юрий Иосифович Коваль: жизнь и творчество: биобиблиографический указатель / авт.-сост. В. Г. Семёнова. — М.: РГДБ, Лит. центр В. Д. Берестова, 2008.
Примечания[править | править код]
- ↑ 1 2 3 4 Коваль—Скуридина, 1998.
- ↑ 1 2 3 4 Коваль—Скуридина, 2013.
- ↑ Юрий Коваль. Плавание на «Одуванчике» : [повесть] / рис. авт.; фото В. Ускова // Мурзилка. — 1977. — № 1. — С. 18—22 ; № 2. — С. 18—21; № 3. — С. 18—22; № 4. — С. 12—15; № 5. — С. 23—25; № 6. — С. 10—13; № 7. — С. 22—25; № 8. — С. 25—29.
- ↑ Юрий Коваль. Самая легкая лодка в мире: отрывок из повести / худож. Э. Гороховский // Крокодил. — 1979. — № 35 (дек.). — С. 5—6. Содерж.: Писатель-путешественник; Отрезанная голова Белова.
- ↑ Руслан Киреев. Пятьдесят лет в раю: роман без масок. — М.: Время, 2008.
- ↑ Руслан Киреев. Пятьдесят лет в раю: Избранные годы // «Знамя», № 5, 2007.
- ↑ Битов, 2013.
- ↑ Календарь «ДЛ» // Детская литература. — 1980. — № 5. — С. 65.
- ↑ Юрий Коваль. Самая лёгкая лодка в мире : повесть-сказка / предисл. и рис. авт. // Пионер. — 1983. — № 9. — С. 17—30; № 10. — С. 38—50; № 11. — С. 35— 47; № 12. — С. 38—50.
- ↑ Бородицкая, 2013.
- ↑ Лауреаты «Пионера» 1983 года // Пионер. — 1983. — № 12. — С. 64.
- ↑ 1 2 Юрий Коваль. Самая лёгкая лодка в мире: повесть, рассказы / рис. авт.; [предисл. А. Тарковского «О книге друга» — С. 2]. — М.: Молодая гвардия, 1984. — 334, [1] с. : ил.
- ↑ Семёнова, 2008, с. 53.
- ↑ IBBY Honour List 1986, p. 12.
- ↑ Литературная газета. — 1986. — 28 мая. — С. 7.
- ↑ Пионер. — 1987. — № 2. — С. 63.
- ↑ Юрий Коваль. Опасайтесь лысых и усатых : повесть, рассказы / рис. авт. ; портр. Ю. Коваля работы А. Тарковского; [предисл. А. Тарковского «О книге друга» — С. 6; предисл. В. Кабанова «От друга-издателя» — С. 166; оформл. М. Кима]. — М.: Книжная палата, 1993. — 350 с.: ил.
- ↑ Кабанов, 2013.
- ↑ Семёнова, 2008.
- ↑ Мартынов, 1996.
- ↑ Мартынов, 2013.
- ↑ 1 2 Усков, 2013.
- ↑ 1 2 3 Белов, 2013.
- ↑ Марина Куликова. Где текут «Ковалиные реки»… (3 апреля 2015)
- ↑ Успенский, 2013.
- ↑ Устинов, 2013.
- ↑ Бек, 2013.
- ↑ Бек—Скуридина, 2013.
- ↑ Коваль Н., 2013.
- ↑ 1 2 Тарощина, 1986.
- ↑ Веднёва, 2007, с. 46.
- ↑ Веднёва, 2007, с. 166—168.
- ↑ Веднёва, 2007, с. 109.
- ↑ Веднёва, 2007, с. 154.
- ↑ 1 2 «Один». Дмитрий Быков. 24 февраля 2017 г.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. Аннотация.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 8.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 9.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 17.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 29.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 31.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 40.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 42.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 45.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 48.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 51.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 56.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 58.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 78.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 98.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 106.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 117—118.
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 121.
- ↑ — Конечно, язь и на майского жука берёт, — ответил я. — Да только где возьмёшь майского-то жука на исходе лета?
- ↑ Ерёмина, 2014, с. 80.
- ↑ Театр «ТС»: Спектакли: № 26
- ↑ РАМТ: Спектакли: Самая легкая лодка в мире: О спектакле
- ↑ Елена Федоренко От черной комнаты к черной курице (23.11.2018)
Ссылки[править | править код]
- Самая лёгкая лодка в мире на сайте «Лаборатория Фантастики»
- «Самая лёгкая лодка в мире» (радиопостановка, читает Александр Быков) на «Старом радио»
- «Самая лёгкая лодка в мире» (радиопостановка, читает Александр Быков) в Архиве Интернета
- «Самая лёгкая лодка в мире» (читает Вячеслав Герасимов) в Архиве Интернета
- Спектакль «Самая лёгкая лодка в мире» в Театре «ТС» (видеозапись)
Гусар. Худ. Юзеф Брандт
Общая ситуация
Потеря Полоцка и гибель отряда Бориса Шеина в Соколе (Битва за Полоцк) стали только началом наступления Стефана Батория на Русское царство. Причём началом не одной из многочисленных русско-литовских и русско-польских войн, а куда более глобального события. В 1579 году был дан старт массированному и долговременному «крестовому походу» Запада на Россию.
Упоённый первым успехом, польский король отверг мирные предложения Ивана Грозного. Речь Посполитая готовилась к новой кампании. В ноябре 1579 года сейм одобрил новый налоговый сбор на войну. Как и прежде, Стефан Баторий собирался наступать не в Ливонии, а на северо-восточном направлении. Он нацелился на Великие Луки, которые прикрывали с юга Новгородские земли. То есть поляки собирались перерезать коммуникации русских с Юрьевым (Дертптом) и другими крепостями в Ливонии, занятыми нашими войсками.
Москва также готовилась к новой схватке. Требовались огромные средства. Ивану Грозному пришлось даже обратиться за помощью к церкви, созвать Освященный Собор. Государь рассказал об угрозе и просил помощи. Духовенство, посовещавшись, пошло навстречу царю, часть церковных земель и доходов с них передавались в казну.
Русское командование отказалось от наступления, не желая вступать в полевое сражение с первоклассной армией Батория. Оставалось обороняться, изматывая врага в осадах. В это время полевые войска были распределены на основных направлениях, чтобы мешать осадам действовать на коммуникациях. Они должны были уклоняться от крупных сражений. Не зная, где враг нанесёт главный удар, русские полки были растянуты по всей линии фронта от ливонского города Кокенгаузена (Куконас), после рождения царевича Дмитрия этот город назвали Царевичев Димитриев) до Смоленска. Часть русской армии оборонялась от шведов в Карелии и Прибалтике.
Другая часть русской армии, как и в прежние годы, вынуждена была прикрывать южные границы, где существовала угроза вторжения крымской орды. Там стояли полки князя Ф. И. Мстиславского и других «береговых» воевод. Прошлые три года южная граница была спокойной, крымцы по приказу турецкого султана уходили в Закавказье, воевали в Персии.
Война была трудной, тяжёлой: потери высокие, добычи мало, пленных надо было гнать через горы и степи. Крымские мурзы и воины были недовольны, их подзуживала польская агентура и братья хана. Чтобы усидеть на престоле, хан Мехмед-Гирей вынужден был выполнить общее пожелание. Хан пошёл на нарушение султанского приказа, и весной крымцы и ногайцы появились у русских южных границ. Несмотря на неожиданность атаки, её в целом отразили. Но там, где засеки были слабыми и охрана расслабилась, татары прорвались.
Крымцы провались на Рязанщину, сожгли и разграбили множество селений. В плен угнали 40 тыс. человек. Главному командованию пришлось усиливать оборону южной границы.
Таким образом, противник смог отвлечь внимание от направления главного удара и распылить силы русских. Царским воеводам приходилось держать оборону от шведов на севере и в Ливонии, ждать удара на Дерпт, на юге ждали новых атак крымской орды. На западе враг мог ударить по Северщине, на Смоленск или Псков.
Царское командование считало, что наиболее вероятное направление удара противника – это Куконас в Прибалтике, а на западе – Смоленск или Псков. Здесь были расположены главные силы русской армии. Эта ошибка самым негативным образом сказалась на исходе кампании 1580 года.
Также стоит отметить, что в это время боеспособность русской армии значительно упала. Если Баторий легко привлекал из Западной Европы орды профессиональных наемников и военных специалистов, то Москве восполнить потери становилось всё сложнее.
Опытные воины погибали в многочисленных боях и осадах, и заменить их было трудно. Дети боярские стали уклоняться от разорительной службы. В некоторые уезды приходилось направлять специальных сборщиков, разыскивать уклонистов-дворян. Дезертирство приняло большие размеры. Страна устала от войны. Дезертиров отлавливали, подвергали телесному наказанию и снова отправляли на фронт.
В декабре 1580 года пришлось созвать Земской собор. Представители городов и сословий указывали на разорение и просили царя заключить мир. Одновременно вводился новый чрезвычайный налог, чтобы вооружить армию и остановить зарвавшегося врага.
Польский король, начиная второй поход против Русского государства, большие надежды возлагал на недовольство части знати политикой Ивана Грозного. Однако все призывы поляков поднять восстание против «царя-тирана» были проигнорированы русскими людьми.
Силы сторон
Стефан Баторий собрал значительную армию – 48–50 тыс. человек. В армии имелась сравнительно многочисленная пехота и первоклассная артиллерия – более 70 пушек, включая 34 тяжёлых осадных орудия. Войска расположили в Чашниках, на перекрёстке дорог на Великие Луки и Смоленск, чтобы противник не знал конечной цели похода.
В июле 1580 года был проведён военный совет с целью окончательного выбора направления похода – на Псков, Смоленск или Великие Луки. Захват Пскова решили отложить, так как было опасно оставлять в тылу русские крепости.
Некоторые вельможи выступали за смоленское направление, город был богатый, имел стратегическое значение и его захват облегчал покорение Северской земли. Польские паны в таком случае могли получить во владение богатые и многолюдные земли.
Другие участники совещания были против: часть местности была уже разорена войной. Кроме того, поход на Смоленск не решал главной задачи – захват Ливонии. И русские могли парировать удар на Смоленск рейдом на Вильно, город оставался без прикрытия.
В результате большинство выступило за поход на Великие Луки. Область вокруг Великих Лук не была разорена войной, то есть решалась проблема снабжения армии. Также здесь имелись реки Двина и Усвяч, что также способствовало снабжению войск. Здесь поляки могли перерезать псковскую и смоленскую дороги, лишая русских возможности свободной переброски сил на Литву или в Ливонию.
Великие Луки издревле охраняли сообщения Новгорода с югом Псковской земли и Полоцком. Захват Великих Лук открывал путь на Псков с южного направления.
Великие Луки защищал 6–7-тысячный гарнизон во главе с воеводами Фёдором Лыковым, Михаилом Кашиным, Юрием Аксаковым, Василием Бобрищевым-Пушкиным и Василием Измайловым. Их действий контролировал присланный государем Иван Большой Воейков. В 60 верстах в районе Торопца стояла 10-тысячная русская рать под командованием воевод Василия Хилкова и Игнатия Кобякова. Но из-за явного превосходства вражеской армии они не решались идти на помощь осаждённому городу. Они поджидали подкрепления и ограничились высылкой разведывательно-диверсионных отрядов для захвата «языков» и небольших диверсий против вражеских сил.
Русские пищали 1563 и 1577 годов. Историческое описание одежды и вооружения Российских войск, с рисунками / Под ред. А. В. Висковатова. – СПб.: Военная типография, 1841.
Падение Велижа и Усвята
Из района Чашников польская армия направилась к Витебску. Чтобы не оставлять в тылу вражеские крепости, Баторий решил сначала взять Велиж и Усвяты. На Велиж двинулась рать под началом коронного канцлера Яна Замойского.
3 августа 1580 года передовые силы Замойского вышли к крепости, но напасть внезапно не удалось. Деревянная крепость с двух сторон была прикрыта реками: Двина и Велижка. Гарнизон насчитывал 200 детей боярских, 400 стрельцов и около 1 тыс. местных ополченцев. Крепость защищало 14 пушек и 80 гаковиц (крепостные ружья).
4–5 августа прибыл обоз, артиллерия и подкрепления. 6 августа начался артиллерийский обстрел. Не выдержав обстрела калеными ядрами, от которых начались пожары, местные воеводы Павлин Братцев и Василий Башмаков начали переговоры и на следующий день сдали крепость противнику.
8 августа прибыл король и осмотрел крепость. Он остался доволен, что укрепления не пострадали и хороши, как и в Полоцке. Согласно условиям капитуляции защитники Велижа сами могли выбрать свою судьбу: перейти на службу к польскому королю или уйти на русскую сторону. Большинство вернулось в Русское царство.
Заняв Велиж, польские войска пошли на Усвят. Передовой польский отряд под руководством Христофора Радзивилла подошел к Усвяту 15 августа. Уже 16 августа крепость сдалась. В городе было захвачено 8 пушек, 50 гаковиц и 130 пищалей. Воевод Михаила Вельяминова и Ивана Кошкарева, а также стрелецкого голову Ивана пушечного направили в Витебск. Остальных пленных, кроме 64 человек, которые перешли на службу к королю, отпустили на родину.
Падение Великих Лук
Взяв Усвят, армия Батория двинулась на Великие Луки.
Осада началась 26 августа 1580 года. Чтобы избежать действия зажигательных снарядов, защитники крепости обложили деревянные стены сверху донизу слоем земли и дерна. Сначала земляная насыпь помогала, но затем она была сбита огнем вражеской артиллерии. В наиболее опасных местах насыпь была снята гайдуками (венгерская наёмная пехота), которые пытались поджечь деревянные стены с помощью факелов, серы и пороха.
Через день после начала осадных работ к польскому королю прибыло русское посольство во главе с наместником нижегородским князем Иваном Сицким, думным дворянином Романом Пивовым и дьяком Фомой Дружиной Петелиным.
Встревоженный успехами противника царь Иван Васильевич предлагал Баторию мир на весьма выгодных для Речи Посполитой условиях: он передавал королю 24 города в Ливонии, за Россией оставалось всего 4 города. Также царское правительство соглашалось уступить Полоцк и Полоцкую землю.
Однако Стефан Баторий, видимо, испытывая головокружение от успехов, посчитал предложения Москвы недостаточными. Он требовал всю Ливонию и большую контрибуцию. Также в окружении короля мечтали покорить всю Северскую и Смоленскую земли, Псков и Новгород.
Чрезмерные требования короля вызвали резкие протесты русских послов. Отказавшись во время переговоров прервать осаду Великих Лук, Баторий бросил пехоту на штурм. Однако его отразили, гарнизон отвечал отчаянными вылазками. Поляки понесли большие потери.
Наконец, польской артиллерии удалось поджечь не защищенные землей башни, но защитники, оборачиваясь в мокрые шкуры, смогли погасить пожары. Поляки произвели подкоп и заложили мину. Взрыв образовал брешь, но гарнизон отразил атаку и заложил опасное место бревнами и камнями.
Тем не менее вновь и вновь поджигаемый город был обречён. 5 сентября пожар охватил значительную часть поселения. Сильный ветер раздувал огонь, и защитники не могли одновременно бороться с пожаром и противником. Поляки ворвались в город.
Воейков дал согласие на капитуляцию. Однако распалённые атакой, разъярённые большим потерями поляки и жаждущая добычи обозная челядь, которая рванула в павший город, устроили страшную бойню. Весь гарнизон во главе с Вейковым и горожане были вырезаны.
Как отмечал участник событий староста ковальский и бродницкий Лука Дзялыньский:
«Наши учинили позорное и великое убийство, желая отомстить за своих павших товарищей. Они не обращали ни на кого внимания и убивали как старых, так и молодых, женщин и детей. Начальники, не будучи в состоянии удерживать их, отъезжали прочь, а имевшие сострадательное сердце, не допускали убивать тех, кого наша кавалерия захватила в плен, в особенности женщин и детей».
Так как иностранные наёмники и ляхи «все заняты были убийствами и грабежом», то никто не тушил пожар. Вскоре огонь достиг крепостного арсенала, и взрыв запасов пороха окончательно разрушил крепость, убив и 200 польских солдат.
Город был полностью разрушен.
Надежды на богатую добычу не были оправданы. Чтобы избежать мятежа недовольных солдат, Баторию пришлось произвести внеочередные выплаты. Также армия застряла у Великих Лук на несколько недель, так как король приказал восстановить крепость. Её возводили на месте старого кремля. Новый замок был небольшим и уже не имел прежнего значения.
Гайдук
Новые успехи Батория. Битва под Торопцом
Вскоре после захвата Великих Лук поляки развили наступление и заняли близлежащие крепости Невель (29 сентября), Озерище (12 октября) и Заволочье (23 октября).
Заволочье в течение трёх недель героически оборонял Василий Самбуров. Крепость находилась на острове и была труднодоступной для врага. Посад на «Большой земле» и мост на остров защитники сожгли.
«Как утка на озере стоит замок»,
– писал о Заволочье секретарь королевской канцелярии Станислав Пиотровский.
Заволочье стало в XVI веке одной из первых русских крепостей, укрепленных земляной насыпью, что спасало её от артиллерийского обстрела.
Польские войска возглавлял Замойский. Русская крепость отразила несколько атак. Неудачной оказалась попытка навести на остров мост. Отряд Замойского понёс большие потери и вынужден был отложить решительную атаку до подхода сильного подкрепления, посланного королем. 23 октября поляки и венгры готовились к штурму, и тут гарнизон начал переговоры о капитуляции. Воевода Самбуров был тяжело ранен и умер в плену. Путь на Псков был открыт.
Взяв Великие Луки, король направил конный отряд под началом воеводы брацлавского Януша Збаражского против русской рати князя Хилкова. Русские полки располагались у Торопца и тревожили королевскую армию своими вылазками.
21 сентября 1580 года польские, венгерские и немецкие конные роты атаковали русское войско. Сначала русские смогли разгромить вражеский авангард: противника заманили на подрубленный мост, который рухнул, оказавшихся в воде врагов расстреляли. Но затем русская рать была опрокинута ударом польской тяжелой конницы. Русские войска бежали, потеряв до 300 человек. В плен попали воеводы Григорий Нащокин и Дементий Черемесинов. В русском стане поляки захватили важные документы, узнав о планах русского командования, расположении войск и их состоянии.
Поражение рати Хилкова оголило южные рубежи Новгородчины. Это позволило польско-литовским войскам продолжить боевые действия зимой 1580–1581 года.
В декабре 1580 – марте 1581 года противник совершил глубокий рейд в русские пределы и дошёл до озера Ильмень. В результате этого внезапного удара отряд Вацлава Жабки захватил Торопец, взяв в плен воеводу Петра Барятинского, командиров Панина и Зыбина.
В марте литовские люди сожгли Старую Руссу. Местные воеводы город не обороняли, так он не имел укреплений. Горожан заранее вывели из города. Позднее литовцы совершили второй набег на Старую Руссу. В этот раз он вышел неожиданным и в плен попал воевода князь Василий Туренин. Также неприятель захватил псковскую крепость Воронеч. В Ливонии поляки захватили замок Шмильтен.
Битва при Настасьино и героическая оборона Падиса
Осенью 1580 года литовские отряды по приказу короля начали наступление и на Смоленск.
Вскоре после падения Великих Лук, из Орши к Днепру выступил 9-тысячный отряд оршанского старосты Филона Кмиты, которого заранее провозгласили воеводой смоленским. Отряд Филона должен был разорить Смоленщину и затем идти на соединение с королем.
В октябре отряд Кмиты-Чернобыльского подошёл к деревне Настасьино в 7 верстах от Смоленска. Поляки начали разбивать лагерь, неожиданно для противника появилась рать одного из смоленских воевод Ивана Бутурлина. Русские сбили противника со станов, польско-литовское войско укрепилось в обозе. Видимо, не надеясь удержаться и в обозе, полки Кмиты ночью бежали.
Действуя настойчиво, Бутурлин стал преследовать противника. Польско-литовский отряд настигли в 40 верстах от Смоленска, на Спасских лугах. Русские снова решительно атаковали врага, который был деморализован неожиданным поражением и бегством (видимо, польские паны считали, что русские уже разбиты и не могут оказать сильное сопротивление), и наголову разгромлен.
По словам летописца, сам Филон Кмита «еле пеш в лес утек». Русскими трофеями стали польские знамена и вся артиллерия – 10 пушек, 50 затинных (крепостных) пищалей. Был захвачен лагерь («шатры»), взяли в плен 380 человек.
Польско-литовские отряды вынуждены были убраться со Смоленской земли, отказавшись от активных действий на этом направлении.
На Северщине, куда вторгся гетман Зборовский и сжёг Стародуб, наши войска также выбили врага.
На границе со Швецией противник в октябре осадил крепость Падис (Падца), расположенную в районе Ревеля. Обороной руководил воевода Данила Чихачёв. Гарнизон был небольшим, но русские решили защищаться до последнего и отказались сдаваться.
Воины дрались 13 недель, терпя большие лишения и голод. Особых запасов в крепости не было, защитники съели собак и кошек, в конце осады ели солому и кожи. Крепость подвергалась сильным обстрелам, но держалась. Перед началом осады русские серьёзно укрепили крепость, построив новые стены и башни.
В итоге шведы взяли штурмом Падис, где защищались последние едва живые от голода бойцы. Все они полегли в последней схватке. Шведы пленных не брали.
В результате шведы захватили западную часть Эстонии. В конце октября шведские войска под началом Понтуса Делагарди осадили Корелу. Шведская артиллерия подожгла деревянные укрепления и дома. 5 ноября гарнизон капитулировал на почётных условиях. Всем желающим разрешили уйти. Но в захваченном городе начались грабежи, мародерство и пьянство. Шведские солдаты перебили оставшихся жителей.
Город переименовали в Кексгольм. Это событие послужило сюжетом для герба захваченной шведами области. На гербе Кексгольмского герцогства была изображена горящая крепость, золотые языки пламени с красными отсветами и два пылающих пушечных ядра.
Таким образом, кампания 1580 года была неудачной для России, к польскому и шведскому фронтам прибавился крымско-татарский. Польско-литовская армия захватила ряд пограничных крепостей, включая Великие Луки, открыв дорогу на Псков. Шведские войска развивали наступление в Ливонии, захватили весь Корельский уезд.
Руины крепостных стен Падиса
Мы — красные кавалеристы,
И про нас
Былинники речистые
Ведут рассказ —
О том, как в ночи ясные,
О том, как в дни ненастные
Мы гордо и смело в бой идем!
«Марш Буденного»
Это в торжественных маршах все герои, смельчаки и рыцари, жизнь которых состоит из подвигов и благородных поступков. В реальной жизни все немного сложнее.
— Ты через очки смотришь на свет, — сказал он, глядя на меня с ненавистью.
— Через очки, — ответил я. — А ты как смотришь на свет?
— Я смотрю через несчастную нашу рабочую жизнь, — сказал он…
«Конармия» Исаака Бабеля — книга из 38 рассказов. На первый взгляд, совершенно разных по стилю. Бабель верен себе и своей манере писать: ничего лишнего, у каждого слова свое место и предназначение. «Конармию» Бабель писал одновременно с «Одесскими рассказами». И те, кто с удовольствием читал эту сагу одесской блатной жизни, будут удивлены. Неужели в таком стиле можно писать о войне? Пусть и гражданской, но — войне. Однако Бабель нашел единственно правильное решение — эклектика стилей рассказов, вошедших в книгу, создает именно те ощущения, которые переживал он, когда ее писал. Ощущение хаоса, смятения, веры и безверия.
«Революция — это хорошее дело хороших людей. Но хорошие люди не убивают. Значит, революцию делают злые люди».
Внимательный читатель заметит, что это разнообразие стилей рассказов укладывается в несколько типов: новеллы, в которых Бабель описывает события похода Первой конной, свидетелем которых он стал, притчи в стиле Талмуда, когда он рассказывает о жизни еврейского населения, к миру которого принадлежал и он сам, страдающего от бесконечной смены власти, и рассказы, написанные от первого лица живых участников тех событий — казаков. При этом автор сохранил стилистику их речи.
Исаак Бабель был не просто свидетелем тех событий. Он был их непосредственным участником. Будучи прикомандирован к Первой конной Буденного в качестве военного корреспондента. Взяв себе псевдоним Лютов, он не скрывал своего еврейского происхождения, чем вызывал неоднозначную на себя реакцию самих участников Первой конной. Как Лютов он писал статьи в газету, как Бабель — готовил материал для книги.
«…и всунул пленному саблю в глотку. Старик упал, повел ногами, из горла его вылился пенистый коралловый ручей. Тогда к нему подобрался, блестя серьгой и круглой деревенской шеей, Андрюшка Восьмилетов. Андрюшка расстегнул у поляка пуговицы, встряхнул его легонько и стал стаскивать с умирающего штаны».
Бабель с отстраненностью стороннего наблюдателя описывает жизнь и быт буденновцев. В рассказах практически нет военных действий. Мало описаний пейзажей. Только характеры и мотивы поступков. А в этом он — мастер.
«Прямо перед моими окнами несколько казаков расстреливали за шпионаж старого еврея с серебряной бородой. Старик взвизгивал и вырывался. Тогда Кудря из пулеметной команды взял его голову и спрятал ее у себя под мышкой. Еврей затих и расставил ноги. Кудря правой рукой вытащил кинжал и осторожно зарезал старика, не забрызгавшись».
В этих рассказах буденновцы показаны вовсе не героями с плакатов пропагандистов. По каждому из них Гражданская война прошлась безжалостным скальпелем. Разрезая по живому жизни, семьи, судьбы. В одном из рассказов, от имени младшего из сыновей Курдюковых, который пишет письмо матери в станицу, писатель описывает гибель отца Курдюкова. Судьба развела отца и его сыновей по разные стороны линии противостояния. Отец служил в Добровольческой армии, а трое его сыновей — у Буденного. С детской непосредственностью младший сын рассказывает матери, как попал в плен к белым и отец до смерти замучил старшего из своих сыновей. А он сам сбежал. Но через месяц уже отец был пленен красными. И теперь уже средний сын взял на себя роль палача. Проявив единственное снисхождение — попросил младшего брата уйти со двора, чтобы не видел, как он убивает отца.
«Девяти пленных нет в живых. Я знаю это сердцем. Сегодня утром я решил отслужить панихиду по убитым. В Конармии некому это сделать, кроме меня».
«Конармию» Бабель писал, опираясь на свой «Конармейский дневник». Который был издан отдельной книгой только в конце пятидесятых. После реабилитации автора.
«Конармия» вызвала неоднозначную реакцию у современников. В первую очередь у самих участников этих событий. Особенно у Семена Буденного. Совсем не так их показывала официальная пропаганда и близкая к власти литература. Они сами совсем не такими хотели видеть себя. За Бабеля вступился Максим Горький.
«Потом в комнату вошли казаки. Они захохотали, схватили Сашку за руку и кинули с размаху на гору материй и книг. Тело Сашки, цветущее и вонючее, как мясо только что зарезанной коровы, заголилось, поднявшиеся юбки открыли ее ноги эскадронной дамы, чугунные стройные ноги…»
Нет страшнее войны, чем гражданская. Когда враг — твой вчерашний сосед и друг, когда фронт проходит через семью, когда поводом для убийства становится Бог, к которому ты ходишь в храм, и язык, на котором ты разговариваешь.
С особой болью автор описывает страдания еврейского населения. Гонимого всеми участниками противостояния: белыми, красными, махновцами, поляками, бандитами с оружием в руках.
Еврея убивали только за то, что он еврей.
«Я видел сны и женщин во сне, и только сердце мое, обагренное убийством, скрипело и текло».
В книге много мест, хорошо знакомых мне по моим поездкам по Украине: Козин, Ровно, Львов, Новоград-Волынский, Житомир. Было очень интересно посмотреть на них глазами Бабеля. Невольно ощущал себя свидетелем событий тех лет. Обязательно, когда туда вернусь, еще раз перечитаю «Конармию».
«Костел встал перед нами ослепительный, как декорация. Боковые ворота его были раскрыты, и на могилах польских офицеров валялись конские черепа».
«Конармия» — 38 рассказов свидетельств разрушения устоев старой жизни и святой веры в светлое будущее. Сам Бабель был таким апостолом новой жизни. Не сомневающимся в том, что новое можно построить только через разрушение старого. Подавляя сомнения и сопротивление. Убежденный пацифист Бабель был охвачен революционной романтикой.
«По вечерам к нам приходили двадцатидвухлетние большевистские генералы со спутанными рыжеватыми бородами. Мы курили папиросы, мы съедали ужин, приготовленный Елизаветой Алексеевной из армейских продуктов, и пели студенческие песни.
Будущее казалось никем не оспариваемой нашей собственностью, война — бурной подготовкой к счастью, и самое счастье — свойством нашего характера».
А еще «Конармия» — отличный пример качественной литературы. Которую читаешь, получая удовольствие от слов, образов и метафор.
«Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова…
Все убито тишиной…»
Материал подготовлен в партнерстве с Kyiv Bookworms Club
Вступая в клуб друзей Huxleў, Вы поддерживаете философию, науку и искусство
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Тульский бронепоезд на исходной позиции.
Валерий Леонидович Большаков в год, когда началась война, был еще школьником.
Но его удивительная память до мелочей сохранила те события, о которых теперь мы можем узнать только из его рассказа.
Первая воздушная тревога
Прошли годы и десятилетия, но в моей памяти навсегда остались эти грозные дни. А на письменном столе стоят фотографии тех, кто отразил первый удар и спас нас от ужаса оккупации: Жаворонков, лейтенант Волнянский, капитан Горшков, комиссар Агеев, майор Зубков. Всегда я помню негромкий голос по радио 3 июля 1941 года: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!».
Тот самый дом, о котором идет речь в рассказе.
Тот самый дом, о котором идет речь в рассказе.В 1941 году мне, Большакову Валерию, было десять лет. Я жил с мамой Галиной Александровной и бабушкой Александрой Петровной в Туле, в большом доме с мезонином на улице Глеба Успенского, 9. С нами жила мамина сестра Ирина Александровна с мужем Константином Борисовичем. Мама работала инженером-строителем на патронном заводе. Тетя Ира – в водоканале, дядя Костя – в облторготделе. Я учился в 6-й средней школе и весной перешел в третий класс.
Валерий Большаков у своего дома на улице Глеба Успенского.
Валерий Большаков у своего дома на улице Глеба Успенского.22 июня был теплый, солнечный день. Я гулял во дворе с нашей собакой, взрослые были на работе (тогда был скользящий график выходных). Бабушка часов в одиннадцать пошла на базар. Часа через полтора возвращается – на ней лица нет. Сказала, что началась война: Германия напала на нас. На базаре она прослушала речь т. Молотова.
Через некоторое время загудели гудки заводов – начались митинги. Вскоре прибыли мама, тетя Ирина с мужем, стали обсуждать ситуацию.
Первые дней десять было спокойно, но председатель уличного комитета проверяла жителей домов и сверяла списки: продовольственные карточки готовились. Их стали выдавать в райисполкоме примерно через десять-двенадцать дней.
Особо хочу сказать о председателе уличного комитета. Им была жительница нашей улицы Надежда Ивановна Пшеничникова – женщина средних лет и удивительной энергии: она знала всех и всё, имела связь с милицией и НКВД.
В начале июля, с приближением немецкой армии, ввели светомаскировку, рекомендовали на стекла окон наклеить полоски бумаги. По распоряжению ГКО на чердаке надо было иметь бочку с водой, ящик с песком, лопату, топор. Щипцы для захвата зажигательных бомб быстро изготовили в наших артелях и развезли по домам. Приказано было силами жильцов вырыть во дворах защитные щели в пятидесяти метрах от дома. Нам помогали соседи.
Затем пожарные проехали вдоль улицы и разломали сараи и амбары, которые были ближе к дому, чем пятьдесят метров. Наш сарай уцелел, в доме №11 разломали. Затем с телеги в сопровождении Надежды Ивановны по списку раздали противогазы – нам дали четыре взрослых и один детский. Город к налетам авиации был готов.
Первая воздушная тревога была объявлена 20 или 21 июля в 13-14 часов. Я, мама (у нее был выходной), бабушка и собака побежали в сад к нашей щели, собака впереди. Однако все ограничилось зенитной стрельбой в районе Московского вокзала. Наверное, это был разведчик. Больше мы в щель не прятались, она служила складом для сельхозинвентаря. В 1945-м ее закопали.
Фронт приближался, город готовился к обороне.
В конце сентября начали рыть противотанковые рвы. Около нас ров вырыли на перекрестке улиц Пирогова и Пушкинской.
1 октября началась эвакуация заводов, занятия в учебных заведениях прекратились.
В начале октября по радио объявили, что в пригородных совхозах овощи на полях не убраны и разрешили их собрать для себя. Недалеко от нас, в конце ул. Оборонной, были большие поля совхоза «Парники». Мы с мамой взяли у соседей тележку и пошли. На полях уже было много народа. Мы решили собрать лук-репку – получился целый мешок, хватило на всю зиму.
Периодически объявляли воздушную тревогу, но в нашем районе было тихо – бомбили вокзалы и железную дорогу, пострадали там и некоторые дома.
Маму оставили на заводе, а дядю Костю в начале октября призвали в Красную армию, но перед этим он по распоряжению ГКО сдал на хранение во Дворец пионеров свой радиоприемник СИ-235 и охотничье ружье.
Тревога нарастала. Пришел день 29 октября. Мы уже знали, что немцы у Тулы – в Подземгазе. Про этот день, 29 октября, следует сказать особо. В публикациях часто пишут о неких погромах и грабежах магазинов. Возможно, где-то и было так, но около нас все прошло спокойно. В десять утра мы с бабушкой вышли из дома в магазин, а соседка сказала, что утром народ пришел, и продавцы сообщили, что они могут брать все продукты. Конечно, возникла определенная толкотня, но без драк, битья витрин. Быстро все разобрали. Наш сосед из дома №6 привез на тележке два ящика макарон.
На базаре были три хозмагазина, товар из них тоже разобрали, сняли электросчетчики и забрали кассовые аппараты – ничто не должно было достаться врагу. Это была акция, санкционированная руководством вследствие нависшей над городом угрозы.
Еще одно событие было в районе 24-25 октября в начале ул. Макса Смирнова – близко от нас. Там жила мамина подруга по строительному техникуму Бронислава с мужем Борисом и двумя детьми – сыном Борей шести лет и дочкой Идой четырех лет. Они попросили маму взять к нам детей, если немцы войдут в город, потому что решили уйти в район, а с маленькими детьми далеко не уйдешь. Боря и Ида жили у нас с 26 октября, родители их проведывали по вечерам. Когда к середине ноября стало ясно, что немцы Тулу не возьмут, дети вернулись домой.
Мы же решили укрыться на время боев у соседей в доме №7 – он тоже двухэтажный, но низ кирпичный, и дом ниже нашего.
Снаряд пролетел в трех метрах от дома
Утром 30 октября на южной окраине началась интенсивная артиллерийская и ружейно-пулеметная стрельба. Бой продолжался весь день, к 18-19 часам затих. Мы сидели в страхе, но снаряды и мины до нас не долетели, разрушений не было.
После девятнадцати часов по улице прошла предуличкома Надежда Ивановна и сообщила тяжелое известие: немцы заняли Рогожинский поселок и вышли к поселку Красный Перекоп – до нас три километра.
Ночью были мы дома, утром – опять в дом №7. Весь день шел бой, но у нас было спокойно, я решил погулять. В нашем саду был холм за флигелем высотой два – два с половиной метра. Я поднялся на него и стал смотреть на юг. Около 14 часов бой несколько затих, и я увидел несколько немецких самолетов на юге. Это были «юнкерс-88» и «хейнкель-111». С них стали падать бомбы и послышались взрывы в районе Красного Перекопа. Самолеты улетели, и бой возобновился. К 18-19 часам затих, и мы пошли несколько передохнуть домой.
Готовились спать, и вдруг около 22 часов в центре города раздался невероятный ревущий звук. Перепуганные, мы выскочили во двор и увидели летящие от центра к югу огненные стрелы. Сразу стало радостно – мы применили новое оружие. Это был залп «катюш».
Так как нам прямой угрозы не было, 1 и 2 ноября мы у соседей уже не сидели, но в эти дни бой был весь день. 3 ноября бой стал слабее, и мы узнали, что возобновляется снабжение продуктами. Около нас было три магазина: один на углу ул. Г. Успенского, 1, второй на углу Колхозной и Пирогова, третий на углу Гоголевской и Пирогова. Мы называли их магазины Курятникова, Копанева, Волкова. Тогда еще часто называли магазины по бывшим владельцам. Мы пошли с мамой в магазин Волкова – другие два были закрыты, так как были в зоне возможного обстрела. Магазин Волкова был кирпичный, трехэтажный и прикрывал нас – очередь – с юга.
Стоим, вдруг слышим вдали пушечный выстрел, затем свист снаряда вдоль ул. Пирогова и взрыв внизу. Начался обстрел колокольни Всехсвятской церкви.
Через некоторое время вдали новый выстрел и взрыв около нас. Высовываемся из-за магазина – колокольня вся в дыму. Попали.
Так продолжалось около часа. Колокольню обстреливали примерно 7 или 8 ноября, затем бой на окраине затих. Немцы начали перегруппировку. Больше колокольню не обстреливали. В итоге южная часть колокольни была в выбоинах, железо с купола сорвало, но каркас и крест устояли, а у южного левого ангела взрывом оторвало одно крыло и часть спины.
Так выглядела колокольня Всехсвятской церкви после обстрела.
Так выглядела колокольня Всехсвятской церкви после обстрела.Обстановка была весьма спокойная, продукты получали. Электричества не было, мы соорудили коптилки. Керосин два раза в неделю привозили на лошади в бочке, и мы набирали в бидоны. Вода в колонке была бесперебойно.
В этот довольно спокойный период мы вполне могли погибнуть дома в середине ноября. Дело было так. Около 21 часа я и мама сидели в комнате, ближе к воротам. Мама вышивала, а я читал Дюма «Двадцать лет спустя». Бабушка пошла вылить помои с черного хода. Вдруг напротив дома раздался взрыв. Тут вошла бабушка и сказала, что она открыла дверь, а в нее летит нечто светящееся, потом взорвалось. Утром мы пошли посмотреть. Оказалось, что снаряд пролетел от нашей комнаты в трех-четырех метрах. Перелетел через ворота и врезался в фундамент дома №6 напротив. Вмятина была небольшая. По-видимому, это был шальной снаряд танковой пушки. Но пролети он на три-четыре метра левее, попал бы в нашу комнату. Судьба сберегла нас.
Вот еще эпизод. В середине ноября я с товарищем гулял во дворе, и вдруг над нами на юг полетели снаряды. С бугра во дворе мы посмотрели вниз и увидели на путях вдоль Упы наш бронепоезд, который вел огонь по немцам на юге. Вдруг появились два мессершмидта. Они были на высоте около километра. Каждый сбросил по бомбе. Одна бомба упала в насыпь перед бронепоездом, вторая – за ним. После чего бронепоезд уехал в сторону Ряжского вокзала, а самолеты улетели.
Надо отметить, что во время осады наше перемещение было ограничено определенными границами: улицами нынешней Оборонной, Буденного и Тимирязева, к югу – до кладбищенской стены. У нас все было спокойно. В этом периметре снаряд попал только в дом №2 на ул. Гоголевской. Разрушения были небольшие, жители уехали в эвакуацию. Некоторые дома на улице стояли пустыми – хозяева уехали в эвакуацию, но ни один не был разграблен. За порядком следила милиция и наша энергичная предуличкома Надежда Ивановна Пшеничникова.
В середине ноября вечером мы увидели зарево большого пожара на уровне центра к западу от нас. Потом узнали, что сгорела бывшая фабрика Баташева на ул. Лейтейзена.
Это было большое двухэтажное здание, в нем было подсобное боевое производство патронного завода.
Еще один факт был уже после снятия осады. В середине декабря мы с мамой днем пошли на Всехсвятское кладбище. Было около двенадцати часов. Мы уже возвращались по аллее и около колокольни услышали звук немецкого самолета, он летел с юго-востока на высоте метров сто. Это был «мессершмидт-109». Он обогнул колокольню, вдруг сбросил бомбу и улетел. Взрыв раздался в районе ул. Коммунаров. Мы с мамой туда пошли и увидели, что бомба попала в средний из трех довоенных домов.
На правой стороне улицы (сейчас это дом № 66 по пр. Ленина) бомба разрушила все четыре этажа южной части дома.
Как школьники убирали урожай
20 января 1942 г. возобновилась работа учебных заведений, и я опять пошел в третий класс. В конце мая 1943 года сдал экзамены за четвертый класс – арифметику, письменный и диктант. Получил листок-табель (дневников тогда не было) с оценками за четверть и годовые и выводом: переведен в пятый класс.
Получил в библиотеке учебники для пятого класса, затем классный руководитель нам сказала, что есть приглашение из пригородного совхоза «Парники» работать летом на полях. Это было совершенно добровольно. Я пришел домой, отдал маме табель и сообщил о приглашении. Мама сказала: иди работай. И я пошел.
Поля совхоза «Парники были в конце ул. Оборонной до самой Упы, а правление около Конной площади, на ней торговали скотом. Потом на этом месте сделали трампарк. Прийти надо было в семь утра. Я прибыл в правление, меня записали в журнал и дали в кассе специальную дополнительную хлебную карточку на 400 гр. хлеба в день. Для справки: я, иждивенец, получал в день 400 гр. хлеба, мама, служащая, 600 граммов, рабочие на заводах – 800 граммов. Таким образом, я стал получать 800 граммов хлеба в день.
Нас пришло с учительницей человек двенадцать. Всех накормили скромным завтраком: ячневая каша, куска два хлеба и стакан суфле – в то время это был популярный сладкий напиток на основе толокна. После этого бригадир повел нас на поле, на прополку. Работать мы должны были до 12 часов. Бригадир сразу сказал нам: дети, вы можете на поле съесть морковку или горох, но не должны брать с собой ни одну морковку, ни один стручок гороха. Это будет считаться хищением социалистической собственности. Мы работали, учительница сидела и читала книгу.
В 12 часов мы опять приходили на центральную усадьбу, где нас ждал скромный обед: суп-лапша (иногда щи), макароны (иногда разная каша), два кусочка хлеба и стакан того же суфле.
Работали каждый день без выходных. При дожде на центральной усадьбе ждали его окончания, но тогда климат был устойчивый, и дожди утром редко случались. Так мы работали июнь и июль. В августе полоть уже было не надо.
Первого октября я пошел в пятый класс. Во время войны учеба начиналась 1 октября. Тут новость: нас разделили на школы, мужские и женские. В нашем районе четвертая школа стала мужской, 6-я и 8-я –женскими. Другие школы района были госпиталями.
Учимся. Вдруг классный руководитель говорит, что в учительскую приехала кассир и выдает талоны на трудодни для получения на них овощей по выбору и деньги за трудодни. Я тогда получил 135 рублей – немалые деньги для подростка. Для сравнения: моя мама, инженер на патронном заводе, получала зарплату 600 рублей в месяц.
Мы с мамой взяли у соседей тележку и поехали в совхоз. Овощи предлагали на выбор: картофель, капусту, морковь, свеклу, лук-репку. У нас дома был свой небольшой огород, и я взял лук-репку.
В 1944 году после окончания пятого класса нас снова пригласили в совхоз «Парники». Я опять пошел. Работало нас мало: двенадцать–пятнадцать человек. Связано это с тем, что в нашем Центральном районе был частный сектор – огороды, сады, а у моих товарищей родители в основном работали на оборонных предприятиях и были весьма обеспеченными. Мы тоже жили весьма хорошо, но мама считала, что работа для общества полезна.
Снова приехала кассир после 1 октября и опять выдала талоны на овощи и деньги за трудодни. В этом году я не пропустил ни одного дня и получил уже 147 рублей, а правление премировало меня калошами – очень ценная тогда вещь.
В 1945 г. школьников на сельхозработы уже не приглашали.
Прошли годы, и вдруг случилось неожиданное продолжение этого давнего периода. В 1991 году при оформлении пенсии в 60 лет ко мне обратились четыре моих бывших товарища по классу с просьбой подтвердить, что они работали в 1943-44 годах в совхозе «Парники». Подтвердил.