«Производительность труда строителей под вашим постоянным контролем увеличивается в два-три раза», — говорит Александра, которая за два месяца сделала ремонт в квартире в «Минск Мире», представлявшей собой по сути бетонную коробку без внутренних стен. Рассказ об этом она прислала на наш конкурс читательских историй с онлайн-гипермаркетом 21vek.by. Читайте, как Александра искала строителей, во сколько обошлись все работы и материалы, а также какие советы она дает желающим ввязаться в ремонт.
Александра рассказывает, что сейчас она находится в отпуске по уходу за ребенком. На момент ремонта она не работала, что позволило уделить этому процессу много времени.
— Квартиру мы купили в январе 2020 года. Это была экстренная покупка, потому что нужно было освободить жилье, которое выделялось как арендное на время работы мужа. Купили квартиру в «Минск Мире» практически за неделю. Общий метраж — 69 квадратных метров. Все в ней было замечательно, за исключением одного (и самого главного) – кроме голого бетона сверху и снизу не было ничего, даже внутренних стен.
Собственных сбережений у семьи было крайне мало — около пяти тысяч рублей. Поэтому им пришлось брать кредит.
— Что еще ухудшало ситуацию – это отсутствие помощи со стороны мужа, так как у него была большая загрузка по работе. Проблемой было также отсутствие в Минске кого-нибудь из родственников мужского сильного пола.
Итого на старте у молодой семьи была такая раскладка:
— «нулевая» квартира из бетона без стен;
— задача вложиться в кредит в 15 тысяч рублей;
— срок исполнения – вчера;
— организация ремонта женскими силами.
— Нужно было быстро собраться с мыслями и действовать. Своими силами, естественно, я ничего не делала, а на все работы привлекала людей. В моем распоряжении были лишь неплохие организаторские способности, умение грамотно распоряжаться финансами и способность отстоять свои интересы перед строителями.
Правда, планировку и дизайн Александра придумала сама — без привлечения специалистов.
Стены
Первым делом Александра через знакомых нашла строителей, которые возводят стены в течение недели.
— Они приехали на следующий же день после получения нами ключей и обозначили, сколько нужно купить блоков. Блоки были закуплены на следующий день. Ребята возвели мне стены за три дня и 650 рублей. Стоимость блоков была 930 рублей. Итого на все стены у меня ушло 1 580 рублей.
Электропроводка
Следующим этап — штробление стен и электропроводка. Александра говорит, что это была самая пыльная, шумная и кропотливая работа.
— Здесь я задействовала свой социальный капитал. Проводку мне сделал сосед по старой квартире, он же электрик, за 650 рублей и вкусный ужин семьями. Как я намечала проводку, спросите вы? Да очень просто! Прямо мелом по стенам, приблизительно понимая, что и где у меня будет находиться, сколько розеток надо. Сосед у меня оказался шустрый и электропроводку сделал за неделю. Материалы (провода) вместе с розетками и выключателями обошлись мне в 1 800 рублей. Итого на электропроводку я потратила 2 450 рублей.
Отделка стен
По словам Александры, это было самое «веселое», нервное и дорогое в процессе ремонта. Чтобы не затягивать со сроками по штукатурке, сушке стен, а также для большей шумоизоляции она решила обшить стены гипсокартоном.
— С гипсокартоном проблем не возникло – поехала и купила за 660 рублей, только вот за подъем листов пришлось заплатить еще 120 рублей. А вот найти адекватных порядочных штукатуров, да еще сидящих без дела и готовых приступить к работе через неделю (их я начала подыскивать еще на этапе возведения стен) оказалось самой трудной задачей. В первый день я договорилась приехать и оценить предстоящую работу с пятью штукатурами сразу. Из них на осмотр доехал один (!) человек.
К такому повороту событий Александра была не готова.
— Услышав мои требования по срокам, он зарядил ценник почти в два раза выше среднерыночной цены. В мои планы это, конечно же, не входило. Тогда я решила поискать в своем доме работающих штукатуров, которые могли бы «не отходя от кассы» приклеить мой гипсокартон. Такого человека я нашла. И это же было ошибкой. Оказалось, что он работал сразу в нескольких квартирах. И по миллиметру каждый день делал свою работу в каждой из них. В итоге за четыре дня у меня было поклеено только два листа гипсокартона. И тут я научилась говорить на матерном языке строителей — выгоняла его громко.
Пришлось искать строителей дальше. Александра говорит, что назначала встречу каждый день одновременно пяти-шести строителям, но из них доезжали примерно один-два.
— На третий день моих усиленных поисков я нашла неплохую семейную пару, которые работают вместе и заключила с ними договор. До этого момента я вообще не знала, что строители знают слово «договор». И это приятно меня удивило, так как виды работ, сроки и стоимость прописывались в договоре и в случае проблем можно было бы защитить свои права. За три недели они обили стены гипсокартоном, зашпаклевали их и подготовили к поклейке обоев. С ними же я и решила продолжить работу дальше. Итого за отделку стен с материалами (гипсокартон, шпатлевка, клей) я заплатила 5 170 рублей, плюс обои (недешевые) и их поклейка обошлись в 2 270 рублей.
Санузлы
Пока шла отделка стен, в ванной, кухне и туалете спокойно и ответственно работал сантехник, вспоминает Александра.
— За сантех-разводку с материалами я ему заплатила 1 150 рублей. Еще за то время, пока не утихали бои со стенами, мне успели положить в ванне и туалете плитку белорусского производства. Итого за сантех-разводку, работу, плитку и ее укладку, а также сами ванну и туалет я заплатила 6 235 кредитных рублей. В эту сумму входят 2 490 рублей за ванну, туалет и раковину.
Полы и потолок
Александра говорит, что она любит комфорт, поэтому захотела сделать в квартире теплые электрические полы.
— Выбор пал на инфракрасный электрический пол. Забегая вперед, скажу, что без него и правда жизнь была бы ужасна, особенно в межотопительный сезон. Пол нагревается за пять минут. Ни одного минуса я не нашла. Покрытие делала из ламината, в коридоре – плитка. Сразу решила уложить плитку и на балконе. Это было верное решение, так как от бетона постоянные пыль и грязь. Пол положили быстро – за неделю. Итого за весь пол в квартире с материалами и работой, а также за теплый пол и его подключение я заплатила 2 950 рублей.
Потолок Александра делала везде натяжной и уже на поклеенные обои. Это обошлось в 1 250 рублей за два дня работы.
Разные приятные мелочи
За дверь, светильники по всей квартире, межкомнатные двери и другие мелочи Александра отдала 2 860 рублей.
— Отдельно стоит рассказать про входную дверь, потому что ей восхищаются все, кто к нам приходит. Ее я собирала как конструктор Лего по тем параметрам, как хотела именно я (замки, контуры и их количество, резинки, дизайн). Входную дверь нужно заказывать заранее, а межкомнатные можно выбрать из тех, что есть в наличии. Установка всех дверей заняла ровно один день.
Пока семья использует мебель из старой квартиры.
— Потому что на этом экономить не хочу (да и после ремонта нечего экономить), а со временем сделаем качественно и спокойно.
Выводы и рекомендации от Александры
1. Распланируйте заранее все работы и предусмотрите возможность одновременно выполняемых работ;
2. Назначайте встречи пяти и более строителям, все равно из них дойдет пару человек;
3. Конкретно заранее оговаривайте со строителями объем, сроки и стоимость работ.
— И самое главное – постоянно, каждый день, а лучше несколько раз в день заезжайте и контролируйте рабочих-строителей. Производительность их труда под контролем увеличивается в два, а то и в три раза. А я же просто приезжала с термосом чая в свою квартиру и наблюдала за процессом, отлучаясь на покупки материалов для ремонта.
Мнение авторов или участников интервью может не совпадать с позицией редакции! Если вы эксперт в своей области, пишите нам, предлагайте свое собственное мнение.
Когда Лиза поступила в университет, ее отец – руководитель одной из фирм в райцентре заранее снял квартиру для дочери. Девушке хотелось поскорее начать самостоятельную жизнь, поэтому приехала за несколько дней до начала учебы. Чтобы все рассмотреть, адаптироваться. Отец посоветовал Лизе подселить к себе какую-нибудь девушку, чтобы им с матерью спокойнее было.
Сколько раз уже Елизавета приходила на лекции, присматривалась к девушкам, которые ищут квартиру, но ни одна ей не подходила, слишком яркие и самоуверенные попадаются. Ей бы найти простую сельскую девушку, застенчивую, робкую, рядом с которой Елизавета выглядела бы королевой, притягивая к себе восхищенные взгляды мужчин.
Вот и сейчас несколько студенток остановилось у доски объявлений, как вдруг к ним подсоединилась небольшая худенькая девушка с тяжелой сумкой в руках. «Квартиру ищете?» – спросила Лиза.
Девушка кивнула, и не успела что-то сказать, как Лиза схватила ее за руку потащила:
«Вон видишь, такой красивый, новый дом? Близко к учебе, правда? Хочешь со мной жить? Квартира комфортная, так что не раздумывай!» – тараторила Елизавета так, словно они давно знакомы с Натальей, так звали незнакомку.
Они несли большую сумку новой соседки, а у Лизы на душе было легко, потому что нашла то, что хотела.
Наталья из деревни, значит, кухней и порядком в комнате будет заниматься она. Лиза не привыкла к такому. С тех пор как мать заболела, в доме появилась горничная, безупречно исполнявшая свои обязанности. Правда, мать не раз спорила с отцом, что следует дочь подключать к труду, но он обожал свое чадо и будто не слышал слов жены.
В первый день учебы Наталья надела скромный костюмчик, который сшила своими руками. Лиза с утра крутилась у зеркала, подбирая гардероб, пока не остановилась на изящном красном платье с открытым декольте. В тон ему накрасила губы, понацепляла украшений, удовлетворенно причмокнула: «Что ж, можем идти!». Потом, минуту подумав, достала из шкатулки брошь: «Возьми. Я люблю делать подарки», – сказала. И, увидев удивление в глазах Натали, сама прикрепила брошь к костюмчику.
Хоть Наталья была из малоимущей многодетной семьи, а Елизавета – единственная дочь богатых родителей, все же они как-то сразу сошлись между собой. Лиза действительно заходила в кухню только поесть, готовила Наталья. Но это приносило ей удовольствие, ведь еще в третьем классе уже лепила с мамой вареники, начиняла рулетики сыром, жарила блины на завтрак. Это было самое быстрое, чем мать могла накормить пятерых детей. А еще, кроме уроков, у старшей дочери были свои обязанности: кормила малышей, учила говорить, укачивала, меняла подгузники.
Сейчас Наталья очень скучала по братикам и сестричкам. Когда уезжала домой на выходные, покупала на стипендию скромные подарки. Потом рассказывала Лизе, как они радовались, расцеловывая ее, а мать просила не тратить денег на мелочи, а лучше что-то купить себе. Наталья, прижавшись к матери, говорила: «Но ведь из таких мелочей складывается наша жизнь, Да, мамочка?».
Как-то Лиза спросила: «Наверное, это хорошо, когда у тебя есть братья и сестры. Но скажи, Наташка, как родители твои дом между всеми делить будут?». Наталья смутилась, она не ждала такого вопроса и, если честно, не задумывалась над этим. «Однажды судьба сама расставит все по местам. Главное, чтобы все здоровы были», – ответила. Лиза захохотала: «Ты что, веришь в судьбу? По-моему, это не она, а мы должны судьбой управлять», – сказала Лиза, вытирая слезы от смеха. «Ты знаешь, а я почему-то верю в судьбу. Бывает, планируешь одно, а случается так, как должно случиться», – возразила Наталья.
Она заметила, что Лиза часто что-то пишет в толстой тетради. Знала точно, что это не студенческая тетрадь. «Должно быть, Елизавета ведет дневник», – как-то мелькнула догадка. Лиза как раз вышла на улицу, а Натали решила заглянуть в тетрадь. Каждая строчка в нем удивляла девушку. Оказывается, не на прогулку выходит Лиза, а на свидание.
Ее парня звали Роман. Черноволосый, высокий, с мушкой на правой щеке, делает пробежку неподалеку от их дома. Носит черный спортивный костюм фирмы «Адидас» и белые кроссовки. Наверное, Лиза сильно влюблена в него, даже начала писать лирические стихи. Дневник заинтересовал Наталью, она стала украдкой заглядывать в него, не зная, что на самом деле у Лизы никого не было, а Роман – вымышленный персонаж, о котором она мечтала.
Как-то Елизавета снова вышла из дома. Наташе стало грустно, и она решила пойти в студенческую библиотеку. Навстречу ей шел стройный высокий юноша с большим букетом роз. Девушка задумалась, откуда она знает его? И моментально сообразила. Это же Роман, парень Лизы! Спешит к ней на свидание. Но почему в его глазах какое-то сожаление и отчаяние?
«Здравствуйте», – неожиданно вырвалось у Натали.
Парень остановился. Удивленно взглянул на нее. «Вот, возьмите, – протянул ей букет. Не выбрасывать же такую красоту. Для кого были эти цветы изменила мне», – на одной ноте просрочил юноша.
Наташа, всегда такая скромная и нерешительная, преградила парню путь. Была уверена, что это возлюбленный Лизы. Подруга настолько подробно его описала, что девушке казалось, что уже знакома с ним. Вьющиеся волосы, с мушкой на правой щеке, в спортивном костюме фирмы «Адидас» – все так и есть. «Лиза уже вышла из дома и заждалась вас».
Горькая усмешка исказила лицо парня. «Что-то вы напутали, девочка. Впрочем, это уже не имеет значения. Приглашаю вас на кофе. Как вас зовут, такую сердобольную?», – спросил. «Наталья», – растерянно ответила девушка. – А вас?». «А я Роман». Наталья, словно завороженная, смотрела на незнакомца. Уже и забыла, что собралась идти в библиотеку. Робко взяла его за руку.
Легкая лирическая мелодия в баре слегка развеяла Романа. Он разговорился. Стал рассказывать о себе. Сам из села, из многодетной семьи. Работает. Хотел создать семью с любимой девушкой, но, к сожалению, она изменила ему с лучшим другом.
«Что ж, Наташенька, жизнь на этом не заканчивается. Такая приятная музыка, не хочется говорить о грустном. Давай потанцуем», – сказал Роман с улыбкой.
Лиза уже заждалась Наталью. Где она так долго? Когда Наталья зашумела ключом в замке, строгим тоном спросила: «Где ты была?». Наталья лукаво улыбнулась: «На случайном свидании. С красивым парнем в костюме фирмы «Адидас» и мушкой на правой щеке. Романом его зовут». Лиза покраснела, у нее задрожали губы. «Ты что, насмехаешься надо мной? Дневник мой читаешь? Отвечай!».
Она стала тормошить Наталью за худенькие плечи. Девушка не хотела признаваться, что читала дневник. В конце концов, при чем тут это? Они и сама ошарашена от сложившейся ситуации. Но Роман ей понравился. И хоть уверена, он еще не забыл ту, другую, все же согласилась встречаться.
Вскоре Наталья все рассказала Роману. Начиталась фантазий подруги и поверила в них, а когда увидела Романа, показалось, что давно его знает. Роман весело смеялся: «Забавная ты, Наташенька, и какая-то такая… Ну, не такая, как все», – сказал он и поцеловал.
Елизавета не радовалась за подругу. Напротив, ее злила сияющая улыбка Наташи, когда она возвращалась со свидания.
Однажды Наталья застала Лизу в слезах. «Что случилось, подруга?», – спросила. «Какая я тебе подруга? Что ты себе вбила в голову? Посмотри на себя, деревенщина несчастная! Кому ты такая нужна? Думаешь, я поверила, что у тебя есть этот Роман? И зачем я притащила тебя к себе? Видеть тебя не хочу!» – забилась в истерике Елизавета.
Наталья заколебалась. Ей бы напомнить, что за квартиру она тоже оплачивает, убирает, готовит, так в чем она виновата? Но выяснять ничего не стала и через несколько дней перебралась на другую квартиру, которую подыскал Роман. Своей чистой любовью, простотой и добротой девушка зажгла искру в его сердце. Когда Наталья закончила учебу, молодые сыграли свадьбу. Роман открыл свой бизнес и ему нужен надежный и мудрый бухгалтер, как его возлюбленная.
Недавно в скверике, где озорно журчит фонтан, Наталья встретила Елизавету. Изысканно одета, на высоком каблуке, с безупречным макияжем, а в глазах пустота и печаль.
«Прости, что обозвала тебя деревенщиной. Когда ты ушла, я скучала. Плакала. Вспоминала твои вареники, борщ и запеканку. Вижу, ты счастлива с Романом, пополнения ждете. А я, к сожалению, до сих пор одна. Вроде и есть все, а на самом деле ничего нет», – едва слышно сказала Лиза.
Наталье в этот миг почему-то стало жаль эту красивую даму. В голове созрела идея: «Будешь крестной нашей девочке? Елизаветой ее назовем». Теплая улыбка заискрилась на лице Лизы, из глаз невольно скатилась слеза: «Конечно, я буду. Спасибо тебе, Наташенька!».
Дзен рассказы, читать на дзене истории из жизни, реальные случаи из жизни людей в бане. Деревенские смешные случаи читаем Яндекс. Трогательные до слёз откровения. Истории измен, о любви, предательстве. Свёкр и сноха. Тёща. Астрология. Гороскоп. Снегурочка. Новый год. Снохачество. Бабушка и внучка. Жена и муж. Измена. Здесь можете читать онлайн бесплатно.
49-летний петербуржец Евгений Туганков, осужденный по «дворцовому делу» за удар омоновца на митинге в поддержку Алексея Навального, освободился из колонии поселения, куда его отправили летом этого года. Туганков объявлял в колонии голодовку, где не было лекарств и умывальников для заключенных. Приговоренные к самому «легкому» виду лишения свободы фактически находятся в тюремных условиях, написал он российским властям: камеры и секции переполнены, заключенным не хватает места для хранения и приема пищи, нет душевых, и периодически приходится мыться в холодной воде. В интервью корреспонденту Север.Реалии Туганков рассказал, как администрация колонии отреагировала на протест и что, по его мнению, необходимо сделать, чтобы сломать систему.
Евгения Туганкова осудили ровно через два месяца после акции протеста 31 января. Он ударил сотрудника ОМОН по фамилии Кривов на Пионерской площади. По словам Туганкова, он увидел, как люди «в черном» и «без опознавательных знаков» начали арестовывать человека. «Я посчитал это несправедливым и посчитал нужным таким образом вмешаться», – говорил он судье. Прокуратура требовала для него 2,5 года колонии-поселения, адвокат просил суд не назначать наказание, связанное с лишением свободы. В итоге Евгения Туганкова приговорили к году колонии-поселения. Наказание он отбывал в ФКУ КП-8 УФСИН по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.
– Что вы ощутили, когда вышли на свободу?
– Интересный момент: когда освобождаешься, словно никакой тюрьмы и не было. Вся тюрьма как будто чик (показывает пальцами руки ножницы) – и всё ушло. Где-то ты там был, тебя пять минут не было, и ты снова здесь, на воле. Сколько бы ты там ни сидел: месяц, год, пять лет – наше подсознание плохое не берет.
– Во время следствия вы находились в СИЗО «Кресты» в Петербурге. Какие отношения у вас были с администрацией изолятора и с другими арестантами?
– Я был в СИЗО в Горелово три недели – взяли мазок на ковид. Там плохая еда, отстойное содержание, врачей нет. Стало человеку плохо, звонили, долбили в двери ночью четыре часа – тишина. На «Крестах» было нормально. Я сразу заехал, меня вызвал оперативник. Я сказал: «Вы меня не прессуете, по хатам не катаете, а я не вызываю журналистов, не пишу юристам». Они ответили: «Без проблем». Так что в «Крестах» с операми нашел общий язык. Меня там посадили в очень интересную хату, где сидел Дмитрий Гаркуша, обвиняемый по делу Сабадаша (экс-сенатор от НАО и бизнесмен Александр Сабадаш, осужденный в 2017 году по делу о выводе денег из банка «Таврический». В 2020 году ему предъявили новые обвинения. Дмитрий Гаркуша, бывший акционер «Таврического», проходил обвиняемым по тому же делу, что и Сабадаш. В 2017 году был осужден. В 2020 СК предъявило Гаркуше новые обвинения. – СР). У них в камере было радио, они слышали про митинги. Мы много с ним болтали. Он очень тихий интеллигентный дядька, сразу спросил о деле, я ответил, что за митинг. Мы начали с ним вступать в идеологический спор. Я ему говорил: «Дима, послушай, ты сидишь, тебе дали 7,5 лет ни за что. Ты отсидел их. Потом ты вышел, прогулял полгода, и тебя по этому же делу опять закрыли. Ты опять сидишь. И ты мне говоришь: почему мне не нравится эта власть?»
– Почему в колонии-поселения вы объявили голодовку?
Я терпел, терпел, но меня достали
– Я приехал в колонию-поселение. Всё там мило: воздух над головой свежий. «Кресты», конечно, вроде поменялись: камеры большие, питание получше, но все равно это душное очень заведение в моральном плане. Постоянно одни и те же люди – четыре человека, иногда ни радио, ни телевизора нет. Я думал, спокойно досижу в колонии-поселении: спорт, книжки и пойду спокойно домой. Я прекрасно понимал, что никакого УДО и освобожусь со звонком (после окончания срока заключения. – СР). Но начались моменты… Я терпел, терпел, но меня достали.
По УИКу (Уголовно-исполнительному кодексу РФ. – СР) в колонии-поселении у нас гражданская одежда, но почему-то, например, в шортах на проверку выходить нельзя, в локалке (огражденные прогулочные территории. – СР) майку снимать нельзя. Откуда локалка на поселении? Лето, жара 30 градусов, и ты не можешь выйти без майки. Я спрашиваю: шорты – это гражданская одежда? Отвечают: гражданская. Почему я не могу выходить в шортах, почему майку не могу снять в локалке, когда солнце 30 градусов? Мне неделями не отдавали письма и газеты. Девочка, младший оперативный сотрудник, все время смеялась на то, что мне люди пишут. Её как-то это веселило. Я спрашивал: «Вас что веселит-то? Вы людей не знаете, а оскорбляете их». Не отдавали неделю, две, я спрашивал: «Вы что там читаете? Вы что цензурируете в «Новой газете»? Правительство РФ разрешило эту газету, а вы хотите найти какие-то ошибки, и значит, правительство РФ ошиблось? Хотите что-то найти, что нельзя мне читать?» Они говорят: «У нас одна девочка, у неё времени нет». Лекарств нет. В колонии-поселении нет медсанчасти, парацетамола нет, анальгина нет.
– Если кому-то из заключенных станет плохо?
Систему можно и нужно ломать, если знать, как и чего она боится
– В лучшем случае, если осужденные надавят на дежурную смену, то она вызовет врачей. Летом во время ковида лекарств не было. Я уже звонил в «ОВД-Инфо» (признан СМИ-иноагентом. – СР). Они дали объявление о сборе лекарств. Люди прислали нам лекарства, хотя бы парацетамол, ибупрофен. Их выдали. Колония-поселение – самый легкий вид наказания. А я попал в такую тюрьму, где общий режим, или особый, или строгий. В любых зонах – особого, общего и строгого режима – три проверки в день. На колонии-поселении – пять! С чего это? Просто захотелось, чтобы пять раз проверяли?! В этой колонии ничего не соответствует ничему: от количества унитазов, шкафчиков, тумбочек, душевых до помещений, где люди живут. Медицины нет, ШИЗО… На колонии-поселении ШИЗО не может быть вообще. Максимум, что может быть, – тебя отстраняют от работы, и ты месяц живешь на бараке с четырехчасовой прогулкой в день. В колонии-поселении люди (осужденные) простые, 90% – обычные мужики, которые к преступному миру отношения не имеют вообще. Они с воли заехали процентов 30–40, а их в тюрьму отправили, хотя им присудили колонию-поселение. Последней каплей стало то, что в общей столовой нет умывальников. Я хожу есть, иду по улице в столовую, открываю двери, но не могу помыть руки. Это все накопилось, достало. Утром в один день я написал заявление на хозяина (начальника колонии-поселения. – СР), на врача о том, что объявляю голодовку. И сразу из Москвы звонят Потапенко (главе ФСИН по Санкт-Петербургу и Ленобласти Игорю Потапенко. – СР). Везде в стране пандемия, а у нас не то что даже каких-то антисептиков, умывальников нет. Представляете уровень этого заведения? Через четыре часа появилось два умывальника. Систему можно и нужно ломать, если знать, как и чего она боится.
– Как администрация отреагировала на вашу спонтанную акцию протеста в колонии?
Им часто надо выбирать между человечностью, порядочностью, нравственностью и тем, что им диктует система
– В силу обстоятельств у меня много друзей сотрудников, в том числе связанных с ФСИН. И как у Задорнова: все по отдельности – классные люди, с ними можно дружить, пить водку, отдыхать, но как только он приходит и надевает форму – всё. Он человек системы. И им часто надо выбирать между человечностью, порядочностью, нравственностью и тем, что им диктует система. Понимаете, это выбор не очень простой на самом деле. Представьте, вы подполковник или майор, прослужили всю жизнь, вам до пенсии год-два и здесь надо принять решение, они понимают, что оно может быть незаконным, но если не сделают этого, то им придется уволиться. Они живут, лавируя постоянно между этим. Они не какие-то вурдалаки-упыри. Они нормальные мужики, но не в этой системе, которая говорит, что нужно ломать человека, что зэк – не человек. Много и тех, кто реально ненавидит арестантов и зэков, но много нормальных. Администрация в моей колонии-поселения была нормальная. Меня вызвали и спросили: «Женя, ну что ты к нам прийти не мог? Ну, поставили мы бы эти умывальники». УФСИН дала на сайте, что голодовки не было, но она была. Утром я отдал заявление, а в 15 часов меня вызвали к хозяину и сказали: вот умывальники, идите смотрите. Естественно, я прекратил голодовку. Потом проблем не было: администрация сказала, если что-то надо, мы все решим. В принципе, если это не влияет на какие-то отношения с управой (вышестоящей администрацией. – СР), то ничего не стоит пойти тебе навстречу. Они говорят: есть проблемы – приходи, будем обсуждать, решать. Я использовал это, чтобы помочь кому-то, потому что у меня в принципе все было нормально.
– Как отреагировали другие осужденные на ваше уголовное дело?
– Реакция у всех была разная. Первый вопрос был, много ли мне заплатили, может, нас куда-то можно устроить, чтобы денег получить. Я так смеялся. Все время этот вопрос слышал.
– Почему вы пошли на митинг 31 января?
Если кто-то думает, что что-то изменилось, то они ошибаются. Это просто Советский Союз эпохи интернета
– Я вообще очень люблю митинги, демонстрации. Мне нравится, когда люди отстаивают свои права, пытаются что-то донести до власти. Потому что обратная связь должна быть, без этого власть начинает умирать и тащит нас за собой: экономику, культуру, да вообще все. Российский народ аполитичен, инертен и местами очень равнодушен. Лично для меня все началось с Беларуси. Я очень удивился, что в Беларуси начался протест, потому что это такая терпеливая и спокойная нация. Я видел, как людей бьют, убивают. И 23 января у меня было просто желание выйти. Организация протеста была никакая. Я хотел просто выйти и сказать власти, что она не права. Такая обстановка была, что надо было что-то делать. Я живу в этой стране всю жизнь, почти 50 лет. Я застал Советский Союз и сегодняшнюю власть. Если кто-то думает, что что-то изменилось, то они ошибаются. Это просто Советский Союз эпохи интернета. Вот и все. Людей так же убивают. Ты не можешь ничего говорить, выходить на митинги за свои права. Никому ничего не надо тут. И власть у нас неподсудна и делает, что хочет. Если бы не интернет, то просто как раньше: всех к стенке, в лес и все.
– В суде вы говорили, что сожалеете о случившемся во время митинга. Это действительно так?
– Я сожалею о том, как я это сделал: я ударил его в спину, потому что в спину бить не по-мужски. Я за это попросил прощения. Я бы с удовольствием сделал это лицом к лицу.
– То есть бить сотрудников правоохранительных органов можно?
– Знаете, здесь палка о двух концах, как говорится. В ПВР (правилах внутреннего распорядка. – СР), например, написано, что ты обязан выполнять законные требования сотрудника. Но часто сотрудники ведут себя незаконно. Я выполнял свое законное конституционное право на митинг. Я не считаю, что власть должна давать мне разрешение на митинг. Она живет за наш счет, и мы не должны спрашивать у нее разрешения. Мы хотим собраться по такому-то вопросу и обсудить. Давайте как-то решим, чтобы не мешать другим людям, машинам. Я не должен спрашивать, можно или нет. Государство как структура существует за наш счет. У нас в Конституции прописана свобода митингов собраний.
– Вы не жалеете о том, что с вами случилось?
Они говорят, что они мужчины, что у них есть честь, они патриоты. Вы чьи патриоты? Путина и власти этой? России – нет
– Я бы жалел, если бы убежал. Сожаления о случившемся у меня не было ни разу. Я не ожидал, что за это может быть реальный срок, за то, что я пихнул сотрудника в спину и нанес «моральный вред» сотруднику. Мне дали год за то, что я нанес душевную травму сотруднику ОМОНа, потому что никакого физического вреда я ему нанести не мог. Ладно, если бы дали 15 суток, я бы согласился, но год… Это же не юридический момент, это политическая акция – чтобы другие не ходили. Сотрудник Росгвардии бьет женщину ногой, и ничего: ни уголовного дела, ни суда офицеров (речь идет о Маргарите Юдиной, которую росгвардеец с «запотевшим забралом» с размаху ударил ногой в живот. – СР). Они говорят, что они мужчины, что у них есть честь, они патриоты. Вы чьи патриоты, Путина и власти этой? России – нет.
– Вы говорите, что «нужно ломать систему». Что это значит в вашем понимании?
Менять систему проще всего изнутри
– Мы должны бороться, каждый как может. В первую очередь через изменения самих себя и своего мировоззрения. «Каждый день по капле выдавливать из себя раба» – это про нас. Мы также должны выходить на улицу, должны объявлять забастовки, должны требовать у власти исполнения закона и социальной справедливости. И для молодёжи я бы сказал так: идите во власть. Менять систему проще всего изнутри. Весь мой жизненный опыт говорит об этом. Но опять же: «Станьте сами теми изменениями, которые вы хотите видеть в мире». Это значит, будьте сами добры, справедливы, милосердны. Не осуждайте, не крадите, уважайте себя и других. Помогайте слабым и учитесь быть сильными. И если мы будем к этому стремиться, то Путины, Лукашенко и им подобные априори не смогут стоять во главе страны. Изменимся мы – изменится власть.
В редакцию эмигрантской газеты “Русский Запад”, зашел простодушного вида мужичок, чтобы дать объявление о том, что он занимается грузоперевозками.
Работа в редакции шла полным ходом. Создавались нехитрого дизайна рекламные объявления, а меж ними вставлялись ворованные из российской прессы заметки. Ну, это чтобы рекламный буклет выдать за газету. Издатель Данила Чмаковский всем говорил, что он журналист и член Союза писателей. Диплома и статей его никто не видел, но верили. Дыма ведь без огня не бывает.
В эмиграции редко встретишь простого человека. Половина – кандидаты наук, половина – бывшие генеральные директора. Как в СССР помещалось такое количество высокообразованного начальства – непонятно. И главное, встретишь такого – нипочем не поймешь, что образован. Пишет он обычно “мебелированная квартира”, “в ообщем”, а говорит “шо” и “шобы”, но снисходительно посмеивается: “Это у нас русский уже ушел, а английский ещё не пришел”.
Вот и у Чмаковского, который выбрал для себя называться журналистом и писателем, русский язык не просто ушёл, а сбежал как неверная жена с цыганом.
— Ты этой клизьме звонила? – спрашивал он рекламного агента Цыпкина. – Ну, той, что стельками ортопедическими торгует.
— Сказала, скоро сделает пеймент*. Я её предупредил, что если не оплатит, то мы заканселим ее рекламу.
— Не заканселим, а канселлируем**! – возмутился Чмаковский. – Говори по-русски!
Раздосадованно, он вперился взглядом в экран висящего на стене телевизора. Показывали фильм о принцессе Диане. Издатель долго молча смотрел.
— Шо она за человек? – наконец, возмутился. – Такой кипиш развела вокруг измены мужа… Я бы на её месте пришел к королеве и сказал прямо: “Мама, шо происходит?! Мама!”
Новенькая сотрудница, всего месяц назад приехавшая из Тулы, и даже еще не получившая вида на жительство, отвернулась, улыбаясь.
— Смеешься? – нахмурился Данила. – Погоди, я вот в министерство иммиграции напишу и тебя, клизьму, живо отсюда выставят…
Сотрудница сжалась. Остальные с насмешкой на неё посмотрели. Они узнали её тайну – что она без канадских документов, и теперь, если что пойдет не так, могут стукнуть.
В Канаде гражданская сознательность поощряется. Увидел что где не так, сообщи. Если кто не по средствам живёт – в налоговую. Если кто с женой громко ругается – в полицию. Так как домашнее насилие налицо. А можно туда и сюда, если человек очень уж не нравится. Удобно!
— Почему вы так со мной разговариваете? – спросила девушка.
— Да потому что я г…! И все знают, что я г…! – взорвался Чмаковский.
Это её как-то сразу успокоило. Видимо, совпало с предположениями.
— Это ты в России была журналистом, а здесь ты никто, поняла? – пояснил издатель. Он подошел к ее столу и взял лежавшую на нем свою газету. Она недавно потолстела на восемь страниц.
— Вот это я понимаю! Берешь в руки – маешь вестч! – сказал Чмаковский, взвешивая газету на руке.
В дверном проеме нарисовалась Фаина Рататуйская. Пожилая дама с пышной рыжей гривой, обильным макияжем, в норковой шубе до пят, занималась тем, что привозила в Канаду артистов из России.
Фаина была пожилая, циничная и бесстыжая. Новенькая сотрудница однажды по доброте душевной отпечатала Фаине текст объявления, так Фая стала приходить к ней с бумагами каждый день, совать их под нос, а когда получила отказ, побежала жаловаться Чмаковскому. Тот на что уж самодур, но канадские законы, что нельзя заставлять человека бесплатно трудиться, усвоил. И послал Файку подальше.
Вот и сейчас Фаине грозило уйти по направлению. Чмаковский был не в духе. И поскольку Рататуйская платила за рекламу не деньгами, а билетами на концерты, церемониться с ней не стал.
— Фая, вымойте писю и уходите! – рявкнул.
Фаина не обиделась. Вот ещё… Обижаться – невыгодно. Дура она что ли – обижаться? Нет, она будет юзать***, юзать и юзать этого придурка.
Как ни в чем не бывало, она влипла глазами в первую страницу номера, которую верстал дизайнер, не меньший хам, чем его босс.
— Плохи дела в Рашке? – примирительным тоном поинтересовалась Фаина.
Дизайнер не ответил. Он отвечал только тем, перед кем стелился издатель. Дизайнер был лакей, но не знал об этом.
Как всякий эмигрантский дизайнер, он занимался не только вёрсткой, но и подбором заметок в газету. Делать это было легко. Заметки, поскольку воровали их российской прессы, были в основном о России или о том за её границами, что для нее важно. И отбирались по принципу “о родине или плохо, или ничего”. Это было обычной эмигрантской практикой с конца семидесятых… Хвалить “бывшую родину” считалось – себя не уважать. Коммунист ты что ли? Или квасной патриот? Нет, ну понятно, канадцы – патриоты, или там американцы. Им есть что любить! А что может любить в своей стране “совок”? Cвою бедность и идейность? Мы вас умоляем!
Признавалось иногда за “шотом” водки, что там, в оставленной медвежьей стране, было и что-то приятное – женщины, селедка, природа… Но тут же подчеркивалось, что это не благодаря, а вопреки… Случайно Рашке досталось. Дуракам – счастье.
Есть ещё одна причина, по которой говорить о родине хорошо не хотелось. Ведь если признать, что там было хорошо, то, спрашивается, что ты тут, в Канаде, делаешь?
В эпоху СССР и перестройки жить с ненавистью к оставленным палестинам было отрадно. Это чувство вовсю приветствовалось и отражение его на страницах и в эфире “медиа” (так себя обозначили издающие газеты и купившие телеканалы владельцы мясных лавок и бывшие сотрудники Фонда Сороса) было признаком продвинутости. Но в 90-е понаехали из России новые эмигранты и смешали карты. Они отличались непонятной старожилам беспринципностью: уехав из России, продолжали её любить.
— Какое лицемерие! – восклицала журналистка Кира Пилипецкая, дочитывая до корки издание из “новеньких” с бесстыдным, гулаговским названием “Правда”. Серое, изможденное долгим, рабским, малооплачиваемым трудом лицо Киры становилось cерее обычного. – Это невозможно читать! И кому эта «Кривда» нравится? Я каждую пятницу по прочтении непременно бросаю её в мусор. И даже поджигаю. На каждой странице, в каждой статье у них только и сквозит, какая Россия великая страна…
— А если забрать у них нефть и газ, так что с той России будет? – подсказал рекламный агент Цыпкин.
— Именно! – загорелись глаза у Пилипецкой. – Только это Рашку и спасает! Шантажируют всех! А что у них есть, кроме Толстого да Достоевского? Им и гордиться-то нечем! Я читала, что Толстой был гомосексуалистом, а Достоевский – педофилом. Конечно, в том, чтобы быть гомосексуалистом, ничего стыдного нет, но вот сам факт…
… Забредший дать объявление в классифайд**** перевозчик грузов Костя несколько растерялся. В Томске он работал учителем истории и не представлял себе, что в редакциях могут идти такие споры.
— Достоевского вообще всего запретить надо, антисемита, — сказал Цыпкин. – Нет, я не могу понять чем Россия гордится? Широтами, часовыми поясами, расстояниями… А коли забрать у неё всё это? Что останется? Пшик.
— А гонору-то в них сколько! – поддержал дизайнер. – Не могу понять что в русских великого. Отбери у них, то есть у нас, Пушкина, и что? Все. Ничего в России больше и не было. Газ да Пушкин.
— Балетом ещё они своим гордятся, — вставила Пилипецкая. – Балет надо отобрать.
— Зачем? – спросил из своего угла грузчик-учитель Костя. На него посмотрели с удивлением, спросили какого размера у него объявление и узнав, что маленького, потеряли интерес.
— У нас ещё великие победы! – заявил Костя, положив на стол чек, бумажку с текстом объявления. – Над Мамаем и шведами, над Наполеоном и Гитлером…
— Оооооо! – взвыли газетные. –Уууууу! Не было у вас никаких побед! У татар вы в рабстве пребывали, наполеоновскую армию поморозили в лесах, а Гитлер… Гитлер…
— Я читала, он в Аргентине в 103 года скончался от вагинального сифилиса, — сказала Пилипецкая.
— А как он туда попал?
— Гитлер в Аргентину?
— Нет, сифилис, в вагину к 103-летнему мужчине, — пояснил заинтересованно дизайнер. – Тем более, что у него и вагины не было.
— У антисемитов всё может быть — и вагина, и сифилис, — буркнула Пилипецкая, раздумывая: а правда, как сифилис туда попал?
— Гитлера мясом завалили, — покончил спор Цыпкин. – У России слишком много народу, она его на Гитлера навалила, тому и кранты. А никакие не подвиги…
Тут на пороге офиса появились ветераны. Глухие, они не расслышали последнего заявления, потому лица их излучали радость от скорой встречи с “медиа”.
— Вы бы нам объявленьице не дали о встрече ветеранов в годовщину Сталинградской битвы? – спросил Арон Яковлевич Левин, руководитель Канадской Ассоциации ветеранов войны из СССР, любовно глядя на Цыпкина.
— Конечно, какие вопросы! – всплеснул тот руками. – Победителям не отказываем! Мы в вечном долгу.
Растроганные ветераны, утирая слезы, ушли.
— Какое мы вырастили поколение! Не зря кровь проливали, — бормотал Левин.
— Лучше бы они Рашку Гитлеру сдали, — заметила Пилипецкая, когда за стариками закрылась дверь. — За что, спрашивается, вот эти сражались? За кровавую гэбню?
— Ещё у России знаете что надо забрать? – задумчиво теребил бородку дизайнер. – Произведения искусства. Сколько их там скопилось! Эрмитажи, Грановитые палаты… Заедешь случайно в какой-то вшивый Плес, а там – музей пейзажа… Никакой скромности. Всё наворованное у немцев при бомбежках Берлина и Дрездена! Да! Я в нашей же газете и читал, помните, Кира, вы интервью делали с бывшим эсэсовцем? Он так и сказал: “Россия еще с нами не рассчиталась”. Здорово вы нам глаза раскрыли. Забрать картины! Будет компенсация за коммунизм.
— О! – до сих пор глядевшая в монитор компьютера Пилипецкая всплеснула бледными, худыми руками. – В США предлагают взять Путина себе в президенты. Говорят, он Россию ведёт твердой рукой и их, мол, из кризиса вытащит. Совсем спятили, окорочков объелись…
— И Путина у них забрать! – сказал Цыпкин. – Что они без Путина? Сплошное разграбление, как при Ельцине, и криминальный беспредел.
— А зачем такой фашист Америке? – поджала сиреневые губы Пилипецкая. К Путину у нее были личные счёты. Ее муж когда-то в России сидел на газовой трубе. Совсем недолго, но и того хватило чтобы по приезде в Канаду Пилипецкие сразу купили роскошный дом и наняли домработницу, садовника и водителя. Деньги положили под хорошие проценты в разные надёжные канадские банки. Думали, поживут, отдохнут, и снова муж поедет в Рашку, подзаработает.
Но пришёл Путин. И Пилипецкого к трубе не подпустили. Да ещё в Канаде все пошло наперекосяк. Правительство обвинило нового иммигранта в отмывании средств, счета арестовали, вопрос о получении гражданства завис… Жили на птичьих правах, обслугу уволили, и пришлось даже трудиться. Это было оскорбительно. Глядя по телевизору как жирует московская знать, Кира плакала злыми слезами.
Но обидно было ещё и то, что ей, как женщине, Путин нравился. Она не сразу это в себе обнаружила. А только когда он ей приснился, с обнаженным торсом, голубыми властными глазами и длинной удочкой. Путин бросил удочку и сильными руками обнял её, Киры, сухонькое тело, отбросил ей со лба седеющую прядь и впился в губы. А потом смотрел ей в лицо, усмехаясь.
Кира тогда аж с кровати подскочила.
Надеялась, что это единичный случай. Но российский президент продолжал сниться. То он был в бушлате, то в кимоно, а чаще — с обнаженным торсом.
Кира просыпалась и начинала плакать в подушку, так стыдно ей было перед её мужем за низменную тягу.
— Они ещё своим народом гордятся, — сказал Цыпкин. – Алкашами этими. Кого ни возьми – алкаш. Высоцкий, Венедикт Ерофеев… Всякими еще своими Сусаниными в лицо тычут, Кулибиными, Левшами, которые какую-то вошь подковали… А зачем вошь ковать? Ты лучше парикмахерскую открой. Вот этих всех у них забрать, и кто останется?… Однако, баста, ребята, давайте работать. Так… все издания пошерстили… “Новую газету”, “Коммерсант”, а …ага… по 15 газетам прошлись? Молодца!
— Газеты у них ещё надо забрать, — сказал дизайнер.
— Нет, газеты нельзя, — серьезно заметил Цыпкин. – Без их газет мы что будем делать? Сами что ли писать?
— Да, газеты им надо оставить, — согласилась Пилипецкая и приступила к написанию собственной заметки под названием “Не верьте русским. Они все – агенты КГБ”.
— Шо происходит? – вышел из своего кабинета Чмаковский. – За шо я вам плачу? Или тут компания, или богадельня?
Он слышал весь разговор, дверь его кабинета была закрыта неплотно.
Сотрудники погрузились в свои дела.
На следующий день грузчик Костя был немало удивлен увидев редакцию в полном составе в так называемом “Русском Белогвардейском Обществе”. Это самое общество, состоящее из бабушек и примкнувших к ним новых русских эмигрантов, родство с Россией помнящих, праздновало в одном из особняков центра города масленицу. Вот там и сидел за столом Чмаковский со товарищи, наслаждаясь халявным обедом. В конце, утерев губы от масла, которым обильно были смазаны блины с икрой, издатель так расчувствовался, что расцеловал сидящих вокруг него священников.
“И блины, блины с икрой у них забрать, тогда точно у России ничего не останется”, — подумал Чмаковский, идя к своему автомобилю.
*Payment – оплата.
** Cancel – отменить.
***Use – использовать.
**** Classified – маленькое частное объявление.