Рассказ хорошо в деревне летом

Мы совсем уже отвыкли от деревни, привыкли жить в городах. Мысли с женой у нас совпали, и летом решили поехать к ее родителям в деревню. Детей ещё нет, можно смело отправляться в путь, что мы и сделали.
На машине у нас ушло на дорогу всего пять часов. Из шумного города мы оказались в зелёной от травы и деревьев деревне. Возле дома родителей стояла машина.
— Кто это может быть? — спросил я у жены.
— Вроде как Пашкина машина, но вроде собирался в Турцию ехать отдыхать.
Пашка это старший брат жены, хороший мужик, не редко бывал у нас в гостях, когда был проездом в городе.
Как оказалось он приехал тоже к родителям в гости с женой. Лину я видел только один раз на свадьбе шесть лет назад. Красивая женщина, полная, но приятная полнота.
Места всем хватило, к тому же лето, то в поля пойдешь погуляешь, то в лес.
После обеда, как правило все разбредались по углам, кто поспать, кто погулять. Было очень жарко, солнце с утра жарило. Марина прилегла отдохнуть в доме, я пошел погулять. В лесу была примерная полянка, где уже пару раз набирали земляники.
Прогуливаясь, любуясь по сторонам природой, услышал слабые стоны. Тихо пошел в сторону звука. Аккуратно пробираясь сквозь заросли, из-за березы увидел двоих на поляне. Это были Паша и Лина. Она стояла наклонившись и оперевшись на дерево, а Павел сзади старательно трахал ее. Платье на ней было задернуто до талии. Член мой запульсировал, когда Пашка вышел из нее и пальцами подрочил ее дырки, пизду и жопу.
— Соскучилась блядина? Давно тебя не ебал.
Он отвесил сильный шлепок по ее заднице. Снова вставил член и продолжел долбить жену.
Я спустил штаны и достал член, глядя на пару активно подрачивал. Смотреть на них было приятно, как в хорошем порно фильме. Мне всегда нравилась Лина, а от вида как она трахается, по коже пошли мурашки.
— На колени встань, сейчас кончу, — зарычал Павел.
Едва она опустилась на колени, он разредился ей в рот. Довольно поднял голову вверх, наслаждаясь как жена обсасывает ему член.
Я толи отвлекся, толи замечтался от увиденного, меня вернул к реальности голос Павла.
— Пойду погуляю по лесу ещё, может ягод наберу. Ты домой пойдешь?
— Да, пойду отдохну пока жара.
Павел пошагал в глубину леса, а Лина ещё сидела в траве и поправляла платье. Я не остановился даже, все ещё стоял и подрачивал, любуясь на красивое тело Лины, как она приглаживает себя. И в какой-то момент она подняла глаза прямо на меня. Стоящий метрах в двадцати от нее, и как студент подрачивающий на взрослую тетю. Не знаю сколько длилась наша встреча глазами, мне показалось вечность. Позже я спохватился и спрятался за дерево. Мне так хотелось чтобы этого не было сейчас, как сон все испарилось. Но понимал, что это не сон, и я крупно попал со своим подглядыванием.
— Андрей?
Услышал голос Лины. Она была уже рядом, подошла к дереву.
— Извини…
Я не знал что и сказать, извиниться или просить, чтобы она жене ничего не сказала. Ладно бы просто смотрел, а я ещё и стоял дрочил глядя на нее.
— За что извиняться тебе, что смотрел на нас? Нормально все. Ты не кончил?
— Нет, я только начал. Вы там так красиво это делали, не удержался, как то машинально получилось…
Пытался оправдаться я. Лина взрослая женщина, не девочка студентка, которая робеет от вида члена.
— Хочешь кончить? Раз уж начал, мужчинам нельзя терпеть, плохо для здоровья.
Она посмотрела пристально на меня своими карими глазами, нежно и испытующе.
— Хочу…
Член на самом деле ещё стоял, хоть и натянул штаны, но он выпирал.
— Достань его, подрочи на меня.
Спустил штаны и рядом с Линой, медленно заскользил ладонью по члену.
— Встань рачком, хочу смотреть на твои дырочки.
Мне казалось это кто-то другой произнес слова, только что мне было стыдно, что меня увидели как дрочу, а сейчас когда мне дали разрешение, стал смелее и наглее.
Лина сперва опустилась на коленки в траву, потом наклонилась и задернула подол платья, после стянула трусики.
— Так? Тебе видно мои дырочки?
Подрачивая член я любовался ей, изгибами пышного тела, круглой попкой, шоколадным пятном ануса и пухлыми губами пизденки.
— Видно. Ты очень красивая!
— Спасибо, — она улыбнулась. — Давно мне такое не говорили.
Я приблизился к Лине и провел ладонью по круглой попке. Она вздрогнула и прогнулась. Пальцами коснулся мокрой щелки и окунул два пальца внутрь, мягко надавил на клитор, массируя его.
— Андрей, я хочу трахаться. Я ведь не кончила с Пашей, только он кончил. Если ты не против… Будет наш с тобой секрет.
Я снова запустил два пальца внутрь ее горячей пизденки и вынимая раздвинул их, раздвигая стенки влагалища. Все ее тело задрожало.
— Будешь послушной шлюшкой?
— Буду…
Она была такой сочной и манящей, я полез под нее головой и лизнул мокрую пизденку, накрыл губами вульву и как сочный персик начал поглощать, вылизывая ее. Лина дрожала всем телом, не удержалась и застонала.
— Мальчик мой, как же давно меня не вылизывали. Как ты это приятно делаешь. Подожди-подожди, я же сейчас кончу ааа…
Лина пыталась подняться выше, отодвигая пизденку от моего лица, чтобы я остановился. Но я крепко держал ее бедра, обхватив руками ноги, у нее ничего не вышло. Мощные волны пошли по ее телу, по звуку я понял, что она ладонями закрыла рот, но стоны все же прорвались.
— Блядь, что же ты делаешь со мной хулиган…
Довольный я вылез из под Лины. Она обмякла и легла на траву. Член был рядом с ее лицом, и она потянулась к нему. Поймала губами головку и облизала языком. Пока она сосала член, я нагло исследовал ее тело, сжимая упругую большую грудь и лаская соски, снова опустился пальцами между ног, лаская клитор и щелку.
— Я же сейчас опять кончу.
— Кончай малышка, — улыбнулся я довольно.
Не выпуская член изо рта, ее тело снова сотрясли волны оргазма.
— Встань рачком я тебя выебу Лина.
Она послушно встала на четвереньки, оттопырив попку. Прижался к ее заду и вставил член в мокрую щель. Руками крепко взялся за грудь и талию и начал долбить ее.
— Я уже вся раздолбленна, если хочешь можешь в попку, только аккуратно.
Мокрая вагина и правда была разьебана, мокрая хлюпала, но я чувствовал плотно сжимающие стенки ее влагалища.
— Нет, хочу кончить тебе в пизду. Заполнить тебя спермой.
Лина снова задрожала, мне начинала нравится ее горячность и быстро кончать. Следом за ней кончил я, разрядившись прямо в нее. Откинулся на траву, тяжело дыша, а она легла возле ног и аккуратно облизывала и обсасывала член, собирая остатки спермы с головки.
— Вообще-то я думала ты просто подрочишь на меня, а трахнешь меня, — улыбнулась Лина.

Прислано: Алишер

Вагон мерно покачивался под перестук колёс. Костик смотрел в окно на убегающие назад среднерусские леса и поля. Поезд покинул сырую, промозглую Москву, захлебывающуюся во власти очередного циклона, и направлялся в сторону юга. Не самого, конечно, юга, не к морю, но, в место тоже довольно теплое.

Перемена климата в дождливое лето была желательна, но, уезжать все же было жаль. Ленка из соседнего подъезда наконец допустила его к сиськам. Они гуляли уже месяц, а она известная недотрога. И вот, как только дело пошло на лад, приходится уезжать. Впрочем, все ребята разлетятся, кто куда. До осени.

Жаль было покидать тусовку, но, выбора не было.

Впрочем, и у бабки, в деревне, можно было вполне качественно провести время. С двоюродным братом Саней они каждое лето зажигали. Целыми днями на речке, рыбалка, девки… Если говорить правду, с девками там было слабовато. Были конечно, но, все были забиты старшими, местными ребятами. А городские пацаны, да ещё малолетки, у деревенских не котировались. Оставалось только подглядывать на пляже или в бане. Ну, пару раз обжимались с какими-то мокрощелками на танцах, и из-за этого они с Саней здорово отхватили по шее. Остаток каникул дрочили на сеновале.

На это лето Костик возлагал большие надежды. За год он здорово повзрослел, приобрёл некоторый опыт. Не только с Ленкой. На дне рождении старшей сестры, обжимался с её подругой и чуть не трахнул её. Правда, на трезвую голову, она сделала вид, что его не помнит, но, это частности. Он её всю облапал и трусы почти снял…

Эти эротические грёзы прервал сосед по купе:

— Подъезжаем к Мичуринску, тебе что-нибудь нужно, могу купить на перроне?

— Нет, спасибо, я и сам могу. Ничего не надо.

— А, мне вот надо!

Мужик приволок упаковку пива.

— Будешь?

— Нет, спасибо… Костик не любил пива. Да и вообще, спокойно относился к алкоголю.

— В командировку еду, отдохнуть, от семьи, от детей. Понимать надо!

Мужик лихо оприходовал первую банку. Затем вторую. Тихо набираясь, он рассказал Костику всю свою жизнь. Про армию, про работу…

Впрочем, вся эта болтовня сливалась с общим фоном шума плацкартного вагона, который, несмотря на сезон, был заполнен лишь на половину. Пассажиры выпивали, закусывали, играли в карты, говорили за жизнь. Хорошо, хоть не пели пока.

Костя опять погрузился в свои мысли. Классные все же у Ленки сиськи. И попка. Дальше изучение ленкиного тела пока не продвинулись. Зону бикини она обороняла стойко. Пока. И весело с ней было. Да, теперь до осени… Подрочить что-ли…

Нет, этот пиздобол все бубнит, рассказывает о своей жизни. Да, тут не подрочить…

А он уже о ебле хвастает. Дошёл, значит до кондиции. Это с пива. Походу, он водочкой догнался. Ого, да он всю бухгалтерию перетрахал! Серьёзный парниша. Но, не джентльмен. После корпоратива на 8е марта трахал секретаршу шефа где-то на чердаке, она упала в чан с побелкой. И он отказался её провожать.

Ходок! Попробовал бы он так с главным бухгалтером…

Яйца сжимало, как в тисках. Да, придётся потерпеть. Есть же такие мудаки…

Костик отвернулся к стене.

На следующий день он уже был у бабушки. Она радостно встретила внучка, и брательник его уже тоже ждал. Наскоро перекусив, они умчались на речку. Им столько надо было обсудить, год не виделись!

Саня обрисовал Косте обстановку и расклады: утром надо помочь бабушке на огороде, а иногда и в поле, как и в прошлом году. Девок на селе мало, но, приехало два сельхозотряда, студентки медучилищ. Все парни теперь тусят там. Танцы тоже там. Так, что может и нам что-то обломится, поведал Саня.

Костя заметил перемены в брате, происшедшее за год:он заметно подрос, раздался в плечах, а главное, стал дерзким, оборзел. Всю зиму он занимался спортом, как впрочем, и Костик, и даже двигаться стал по-другому. Так, что местной гопоте, так до конца и не признававшей их за своих, будет непросто, если задумают наехать.

Вечером братья отправились на разведку. Лагерь отряда был устроен в заброшенном одноэтажном здании старой больницы. Его привели в порядок, насколько это возможно, и устроили там бараки для студентов.

Танцев в этот вечер не было. Бойцы отряда, сплошь одни девчонки, играли в бадминтон, теннис, сидели на траве — личное время На посторонних смотрели косо и ребята решили, что для начала достаточно.

Ночлег братьям определили в миниатюрном домике-флигеле, в центре двора. Там еле умещались две койки и шкафчик для одежды. Да, и зачем им больше, все равно целый день болтаются на улице.

— Костян- спросил Саня, когда братья улеглись — ты дрочку-то забросил?

Костик помялся.

— Да как забросишь. Девки-то не дают. Только за сиськи, в трусы даже не залезешь.

— Не к тем ты лезешь- рассмеялся Саня.

— А ты, к тем что-ли?

— Да я тоже…

Саня вздохнул.

— Ну, и наверное, уговаривать не умеем…

— Да, хорошо бы кого-нибудь трахнуть.

Братья помолчали. Костик вспомнил Лену и член у него моментально встал. Он вспомнил, что в поезде так и не удалось кончить. После лёгких поглаживаний пенис приобрёл каменную твёрдость. Но, торопиться не хотелось.

— А помнишь, как в прошлом году в бане подглядывали?

Саня, похоже, тоже зря времени не терял.

— У тебя уже встал?

— Ага…

— Сань, там особо и смотреть было не на кого, одни бабки с отвислыми сиськами и дряблыми жопами.

— Ну, не скажи…

— Ну, да, малолетки хорошенькие были,

— А тётя Нина?

— Ну, да, там было на что посмотреть. Одна жопа чего стоит!

— И сиськи налитые!

— Да, жаль только висят.

— Всё равно, я бы за них уцепился.

— Да любой бы уцепился. И в рот бы дал!

— Слушай, Костян, я никому не рассказывал, тут со мной такое произошло… Прямо перед отъездом, незадолго.

— Ну…

— Гуляли мы с ребятами, поздно уже было. Решили по домам расходиться. А мне идти-то дальше всех. И я решил срезать, пошёл мимо школы. Там такая живая изгородь, иду вдоль неё, а навстречу парень, лет двадцати.

— Мальчик, ты из этой школы? — спрашивает.

— Да, говорю, из этой.

— Ну, и как учишься?

— Неплохо учусь…

— А девочки у вас в школе есть?

— Есть конечно!

— Трахаете их?

— Конечно!

— А хотел бы меня в рот трахнуть?

— И тут, он, Костя, представляешь, падает на колени!

— Бля, вот это да! А ты, что, Сань? Неужели трахнул его?

Костю аж затрясло от возбуждения. Он даже перестал поглаживать член и крепко сжал его в руке.

— Нет, Костик, сбежал я. Страшно стало. А вдруг там в кустах мужики? Трое! И очко бы мне пробили. Я слыхал…

— А если бы вдвоём были? И рядом никого?

— Не знаю… Наверное дал бы ему… А ты?

— Сложно сказать, как предложат. Фух, я прямо возбудился не на шутку…

Костя начал ласкать свой ствол, медленно поддрачивая его, сведенными в кольцо большим и указательным пальцем. Рассказ Сани возбудил его до чрезвычайно ти. Надо же, какие парни бывают…

Впрочем, чему удивляться, он слышал рассказы старших ребят, как они гоняли голубых в Измайлово. У них там было место сбора. Кто-то гонял, а кто-то приходил туда в надежде пососать член. Или дать пососать…

Костик представил себе Ленку, стоящую перед ним на коленях. Но, коварное воображение тут же заменил её на молоденького, светловолосого паренька. Паренёк поднимает глаза… Глядь, а это не паренёк, а вчерашний, здоровенный, небритый мужик из поезда! Гадость какая!

Костик сморгнул и представил себе тётю Нину, как он даёт ей в рот и кончает на сиськи. А она, облизывает ему пенис, не сводя влюблённых глаз.

С соседней кровати раздавалось ритмичное поскрипывание.

— Саня, ты на кого дрочишь?

— На тётю Нину!

— Ха! Я тоже! Ты её как ебешь?

— Раком…

— А я в рот!

Братья засмеялась.

Скрип сашиной кровати ускорился, он засопел, потом раздался приглушенный вздох и все стихло.

Кончил, подумал Костик, он всегда так…

Он яростно заработал рукой, сжимая член уже всей кистью. Через несколько секунд горячая волна охватила его бедра и прокатилась по всему телу. Сердце гулко билось, на лбу выступила испарина. В мошонке воцарилась сладостная, звенящая пустота. Костя смежил веки. Он заснул на залитой спермой простыне, не успев даже вытереть руку.

— Ты вчера вырубился моментом, я тебе что то стал рассказывать, а ты уже все, в отключке — ржал утром Саня.

— Устал просто, с дороги — смутился Костя.

— Да ладно, наговоримся еще. Заснул и хорошо, отдыхать же приехали. Ты вот что, помоги сейчас бабушке, а мне по одному делу сбегать надо. Встретимся на речке, где всегда купаемся. Договорились?

— Давай…

На пляж Санек примчался в чрезвычайно возбужденном состоянии. Прямо в одежде он плюхнулся на песок рядом с Костей и жарко зашептал ему на ухо :

— Костян, я на еблю сегодня вечером договорился! Мы вдвоём идём!

— Да с кем?

— С Анькой, ты её не знаешь, на соседней улице живёт. В прошлом году, к ней много ребят ходил, старших. А теперь все к студенткам подались, девушка скучает. Я с ней дня три назад трепался, она намекнула, что не прочь. Что она одинока и все такое.

— Это ты к ней ходил?

— Ну, да. Вечером встретимся с ней.

— Что, прямо вдвоём?

— Ну, да, а что такого. Мы же братья. Она и не такое видала. Я ей прямо и сказал, научи нас с Костиком ебаться. Правду сказал.

— А она что?

— Согласилась. Так, что надо вина купить. Сходишь после обеда?

— Схожу конечно. А что она конкретно сказала-то?

— Кость, ну, что сказала… Засмеялась. И сказала -приду, а там посмотрим.

— Понятно. Слушай, а как мне вино-то брать? Продадут?

— Не парься, там твоя знакомая работает. Она, кстати, интересовалась, когда ты приедешь.

— И кто же это?

— Помнишь, мы бабушке тем летом в поле помогали и у тебя солнечный удар был?

— Неужели Лиза?

— Она! Помнишь, как она тебя на руках несла?

Саня заржал.

— Могучая женщина, великанша прям!

— Красивая — задумчиво сказал Костя.

— Красивая, но, уж больно здорова. Любопытно, какой у неё размер обуви?

— Саня, ты че, стал размерами ног интересоваться?

— Сиськи, жопа у неё ого-го, боюсь даже представить себе…

Прошлым летом Лиза работала бригадиром полеводов. Братья работали на прополке, помогали бабушке. И Костя с непривычки перегрелся, упал прямо на полевом стане. Все перепугались, а бригадир Лиза отнесла его на руках в фельдшерский пункт. Ничего серьёзного, но, страху натерпелись все.

Да, Костя хорошо её помнил.

— Слушай, Саня, от этих разговоров у меня такой стояк, а купаться хочу. Как по пляжу идти, люди кругом

— А ты ползи!

— Ага, и борозда останется…

Братья заржали.

Магазин был расположен в небольшом одноэтажном, побеленном здании. Костя вошёл. По сравнению с уличной жарой, в помещении было прохладно. И пусто. Костя остановился у прилавка.

Никого не видно. Он осмотрел полки: ничего особенного, вино, водка, соки, хлеб, консервы, обычный набор сельского магазина.

Внезапно дверь подсобки распахнулась и Костя увидел улыбающуся Лизу.

— Кто к нам пожаловал! Костик! Как там Москва? Вы там не утонули?

Она подошла к прилавка и встала напротив Кости. Высокая блондинка, в белом халате выглядела очень презентабельно. Халат был тщательно застегнут, но, все же было видно, что в такую жару на ней лишь нижнее белье. Довольно целомудренное надо сказать.

Костя загляделся и почувствовал некое шевеление в шортах. Чтобы отвлечься включился в разговор.

— Да все нормально, но, здесь конечно теплее. Рад Вас видеть, тётя Лиза!

— Какая я тебе тётя, нахал! Если ты о прошлом, то, я тебе больше не начальник! И пожалуйста не зови меня никакой тётей, а то схлопочешь!

Лиза сжала руку в кулак, но, глаза улыбались.

— Я не нарочно, вырвалось просто…

— То то же. Я-то все думала, приедешь или нет, а ты меня тётей… А как же тебя мамка отпустила, не пойму?

— Да мы ей не сказали, зачем пугать. А то и правда пришлось бы в Москве куковать.

— Молодец, что приехал!

Лиза посмотрела внимательно

— Ты вчера приехал?

И в ответ на утвердительный кивок, проницательно спросила:

— За вином штоль?

— Ну, да…

— А ты знаешь, что алкоголь и табак только с двадцати одного года отпускают? Паспорт с собой?

— Тетя Лиза!

— Какая я тебе тётя!

Она грозно нахмурилась.

Костя стоял в растерянности, не зная уже, что и сказать.

— Шучу я, шучу… Но, это наш с тобой секрет, договорились?

— Да, проблеял Костя.

— Костя, да я пошутила, правда. Я рада, что ты здесь. И за год так вымахал, возмужал…

Костя подумал, что не так уж и возмужал, если взять, например, успехи на личном фронте. И, несмотря на то, что подрос, был ниже Лизы почти на голову.

— А вы теперь здесь работаете?

Костя никак не мог преодолеть барьер между высокой и откровенно взрослой Лизой.

— Костя, милый — преувеличенно ласковым голосом сказала она

— пожалуйста, говори мне ты.

«Больше предупреждений не будет» — подсказал Косте внутренний голос.

— Лиза, ты такая красивая, я просто теряюсь! — выпалил он.

— Вооот, уже лучше! А то, пришёл, скромник — тетя Лиииза! Ну, продолжай…

Костя густо покраснел.

— Ладно, сжалилась Лиза, из тебя слова не вытянешь. Надо тобой всерьёз заниматься. Сегодня, я так понимаю, вы Санькой планируете твой приезд отмечать?

— Вроде того

— Ну, вот, а завтра заходи. Я то я здесь сижу, все одна, да одна. Некому помочь… Она притворно всхлипнула и, практически не напрягаясь, переставила мешок с крупной солью.

— Придёшь?

— Конечно, те… Он осекся, увидев удивлённо изогнутую бровь Лизы.

— Лиза, я непременно приду.

— Приходи в обед, поговорим спокойно.

Домой Костя шёл окольными путями, чтобы не нарваться на знакомых, авоська с бутылками, замеченная не теми людьми, могла серьёзно помешать их планам на вечер.

Их разговор с Лизой приятно грел душу, вселял призрачные надежды. Одного Костя не мог понять, что Лиза в нем нашла. Она ведь явно заигрывала. А может, насмехается просто. Вроде не похоже. Тем более, что Саня говорил, что она им интересовалась. Загадка…

— Портвейн белый, молдавский! Нормально, Костян! Как там Лиза?

— Красивая — выдохнул Костя

Саня заржал

— Влюбился штоль? Ну, вот, сегодня потренируешься на Аньке, а потом по полной Лизу драть будешь!

— Хорош насмехаться, Саня…

Слушай, а она вроде с мужиком жила?

— Уже нет, не заладилось там что-то.

Костя плюхнулся на кровать. Внутри все пело.

— Саня, а откуда ты все знаешь?

Саня опять захохотал

— Это не я, это бабушка все знает. Мне остаётся только слушать. Подруги к ней приходят когда, вся подноготная становится достоянием гласности.

— Тебе надо в разведке работать.

— Ага, я об этом только и мечтаю…

На пляже было безлюдно. Братья расстелили одеяло, достали бутылки. Закуски не было

— Кто же закусывает портвейн, сказал Саня.

— Ну, что, по стакану, пока Аньку ждём?

— Не помешает

— Аньке штрафную нальем…

Костя немного волновался. Сама идея подобного обучения ему не очень нравилась, тем более, после сегодняшней встречи с Лизой. К чувству смутной надежды примешивалось чувство смутной вины.

«Мы ни о чем не договаривались, обещаний не было» — успокаивал он себя — «Посмеется завтра и всего делов. А так хочется кому-нибудь засунуть, сил нет. Будь, что будет»

— Полиция нравов, всем оставаться на своих местах! Вы что, пьёте тут?

Насмешливо улыбаясь, на них смотрела чуть полноватая девушка в светлом платье. Коротко стриженые каштановые волосы.

» Личико скорее симпатичное» — отметил про себя Костя.

— Ань, штрафную! — закричал Саня и протянул ей стакан.

— Всё, как я и предполагала. Пьют без закуски. Что бы вы без меня делали!

Анна положила на край одеяла свёрток.

— Разверни бутерброды, ешьте, а то сил не будет. Как можно пить и не закусывать не понимаю…

Она легко выпила полный стакан и присела на одеяло. Костя только покрутил головой. Он уже почувствовал лёгкую раскоординацию, сказывалось отсутствие алкогольного опыта.

Он откинулся назад. Присутствие малознакомой симпатичной девушки будоражило воображение. Её полные, голые ноги, вызвали прилив возбуждения. Он прилёг.

— Костян, ты что, уже валишься?

Не-не, Сань, я нормально…

— Говорю тебе, жри бутер!

— Тааак, этому больше не наливать!

— Не, ну, че вы накинулись!

Костя повернулся набок. Его не мутило, но, пространство вокруг приятно покачивалось, слегка клонило в сон.

— Эк его разморило…

— Да ничего, сейчас взбодрится!

Сашок посмотрел на Аню.

Она понимающе улыбнулась.

— Думаешь, пора?

— Давно!

Не хочу раздеваться, одеяло, пляж. Давай так…

Аня подняла подол платья и легла на одеяло, прямо рядом с Костей.

А сиськи!

Саня задрал подол выше, прямо на лицо Аньке и обеими руками стал мять её небольшие, упругие груди. Потом осторожно погладил волосы на лобке и прикоснулся к губам. Довольно грубо поласкал их пальцами и попробовал засунуть один во влагалище. На этом его знания о сексе завершились.

Он снял шорты. Член уже был в боевой готовности и почти дымился. Саня опустился на колени и неловко полез на Аню.

Костя в полудреме увидел, как, Анна подняла подол, увидел часть поросшего волосами лобка и мягкий овал полных, молочной белизны, бёдер, затем Саня на четвереньках неумело суёт в неё член, она помогает ему рукой, он наконец проникает и начинает, постепенно ускоряясь, жёстко работать тазом…

Очнувшись, он почувствовал, что пропустил что-то важное. Наступила уже полная темнота. Сначала, он даже не понял, где находится и только шелест реки напомнил ему, что они на пляже.

— А Костик?

Услышал он голос Сани.

— Что Костик?

— Ну… это… ты же обещала

— Я устала!

— Ну, хотя бы пососи ему…

— Вот сам ему и соси! Ты бросил мне три палки, практически не вынимая и ни разу не поцеловал!

— Ань, ты чего?

— Да ничего! Ты задрал мне платье на голову и трахал, как дворнягу! Ты просто животное, Сашок, понял? Ты что думаешь, я за стакан портвейна сюда пришла? Я думала, мы друзья…

— Ань, ну, прости, я че-то не подумал… Ты же сама…

Раздался звон оплеухи.

«Так» — подумал Костик, «- вечер перестаёт быть томным. Зря я проснулся»

И продолжил дышать ровно.

— Все, ко мне больше не подходи!

— Ань…

Костя услышал звук удаляющихся шагов.

Продолжение следует…

Я очень люблю свой родной край. Ведь я здесь родилась и выросла, здесь находится моя школа, в которой я учусь, и её я очень люблю.

Моя родная страна хороша в любое время года. Летом мне так нравятся зелёные просторы полей и лугов, осенью- золотистые берёзовые рощи. А зимняя природа хороша по-своему. Эти белые сугробы и летящие снежинки, метели и искрящийся на солнце снег, это крепкие морозы и катающиеся с горок дети

Мне очень дорог мой родной край! Я так люблю его за то, что он есть, что он – моя Родина.

Белобородова Женя, 9 класс

Я очень люблю свой родной край, мой посёлок Харик и нашу школу. В ней столько радостных и тёплых мест. Особенно хочу сказать о нашем музее, где собрано много Реликвий о нашей стране, о земляках — ветеранах Великой Отечественной войны, павших в боях за нашу Родину.

Я вырасту, окончу школу, уеду получать профессию, но сегодня мне кажется, что я не смогу уехать из дома и забыть о нём.

Якимов Антон, 9 класс

Я расскажу о своём родном крае, деревне Листвянка, в котором я живу, а учусь в Харикской средней школе № 1, в 8 классе. Деревня наша маленькая, но такая красивая и неповторимая! Других таких нет. Она очень старинная, Если бы с ней « поговорить», она столько бы нам поведала забытых тайн и историй, которые здесь произошли, Ведь стоит она на Московском тракте, поэтому « хранит» в своей памяти всё, что здесь было.

К нам надо приехать и посмотреть, как красива она летом! Словами рассказать невозможно. Кругом цветы: рядом поляна голубых, как небо, колокольчиков, а пройдёшь чуть-чуть перед тобой раскинулось целое покрывало ярких красных жарков.

Красива и нарядна Листвянка и осенью. Стоит она, как королева, в багряном наряде, украшенном грибами и ягодами.

Всем, кто бывал у нас, Листвянка моя очень нравится. Здесь столько красивых мест!

Мы думаем, что наша Листвянка — самое красивое место на земле. Так в любое время года родная деревенька радует нас своей неповторимой природой. Это наша малая Родина.

Семёнова Вика; Иоселиани Лена, 9 класс.

Я живу в посёлке Харик. Описать его природу и его достопримечательности несколькими словами невозможно. Но я попытаюсь об этом рассказать. Природа у нас прекрасна и неповторима. Во – первых, чуть не полгода всё покрыто снежным ковром. Хотя вокруг всё так чудесно: все деревья покрыты большими снежными шапками, зимнее

солнце стало ярче светить лишь к полудню. Скоро — скоро наступит весна. Мы очень ждём этого дня. Побегут ручьи. А там …. Зацветёт багульник, черёмуха, сирень. Распустятся листья на деревьях. Вообще природа у нас очень загадочна. Наш край очень богат лесом,

плодородными землями.

Да вот случилась беда, что леса у нас стали варварски вырубать. Всем нам, кому дорог свой край, больно слышать звуки пил и топоров от вырубки лесов и видеть нескончаемую вереницу машин и лесовозов, вывозивших богатство нашего края. А ст.

Харик превратилась в большой склад леса.

Неужели этот процесс не остановится никогда? Исчезают берёзовые рощи, захламляется вырубаемый бор. Я думаю, что каждый любит свой край по-своему. И даже, уехав куда- то, ты не сможешь забыть свой родной уголок и всегда будешь о нём тосковать. Все вместе мы можем помочь родному краю и спасти его.

Белобородова Александра, 9 класс.

Рассказы о Родине, о земле нашей русской, о бескрайних просторах родного края в произведениях русской классики известных писателей и педагогов Михаила Пришвина, Константина Ушинского, Ивана Шмелёва, Ивана Тургенева, Ивана Бунина, Евгения Пермяка, Константина Паустовского.

Моя родина (Из воспоминаний детства)

Пришвин М.М.

Мать моя вставала рано, до солнца. Я однажды встал тоже до солнца, чтобы на заре расставить силки на перепёлок. Мать угостила меня чаем с молоком. Молоко это кипятилось в глиняном горшочке и сверху всегда покрывалось румяной пенкой, а под этой пенкой оно было необыкновенно вкусное, и чай от него делался прекрасным.

Это угощение решило мою жизнь в хорошую сторону: я начал вставать до солнца, чтобы напиться с мамой вкусного чаю. Мало-помалу я к этому утреннему вставанию так привык, что уже не мог проспать восход солнца.

Потом и в городе я вставал рано, и теперь пишу всегда рано, когда весь животный и растительный мир пробуждается и тоже начинает по-своему работать.

И часто-часто я думаю: что, если бы мы так для работы своей поднимались с солнцем! Сколько бы тогда у людей прибыло здоровья, радости, жизни и счастья!

После чаю я уходил на охоту за перепёлками, скворцами, соловьями, кузнечиками, горлинками, бабочками. Ружья тогда у меня ещё не было, да и теперь ружьё в моей охоте необязательно.

Моя охота была и тогда и теперь — в находках. Нужно было найти в природе такое, чего я ещё не видел, и может быть, и никто ещё в своей жизни с этим не встречался…

Хозяйство моё было большое, тропы бесчисленные.

Мои молодые друзья! Мы хозяева нашей природы и она для нас кладовая солнца с великими сокровищами жизни. Мало того, чтобы сокровища эти охранять — их надо открывать и показывать.

Для рыбы нужна чистая вода — будем охранять наши водоёмы.

В лесах, степях, горах разные ценные животные — будем охранять наши леса, степи, горы.

Рыбе — вода, птице — воздух, зверю — лес степь, горы.

А человеку нужна родина. И охранять природу — значит охранять родину.

Наше отечество

Ушинский К.Д.

Наше отечество, наша родина — матушка Россия. Отечеством мы зовём Россию потому, что в ней жили испокон веку отцы и деды наши.

Родиной мы зовём её потому, что в ней мы родились. В ней говорят родным нам языком, и всё в ней для нас родное; а матерью — потому, что она вскормила нас своим хлебом, вспоила своими водами, выучила своему языку, как мать она защищает и бережёт нас от всяких врагов.

Велика наша Родина-мать — святорусская земля! От запада к востоку тянется она почти на одиннадцать тысяч вёрст; а от севера к югу на четыре с половиною.

Не в одной, а в двух частях света раскинулась Русь: в Европе и в Азии…

Много есть на свете, и кроме России, всяких хороших государств и земель, но одна у человека родная мать — одна у него и родина.

Русская песня

Иван Шмелёв

Я с нетерпением поджидал лета, следя за его приближением по хорошо мне известным признакам.

Самым ранним вестником лета являлся полосатый мешок. Его вытягивали из огромного сундука, пропитанного запахом камфары, и вываливали из него груду парусиновых курточек и штанишек для примерки. Я подолгу должен был стоять на одном месте, снимать, надевать, опять снимать и снова надевать, а меня повертывали, закалывали на мне, припускали и отпускали — «на полвершочка». Я потел и вертелся, а за не выставленными ещё рамами качались тополевые ветки с золотившимися от клея почками и радостно голубело небо.

Вторым и важным признаком весны-лета было появление рыжего маляра, от которого пахло самой весной — замазкой и красками. Маляр приходил выставлять рамы — «впущать весну» — наводить ремонт. Он появлялся всегда внезапно и говорил мрачно, покачиваясь:

Ну, и где у вас тут чего?..

И с таким видом выхватывал стамески из-за тесёмки грязного фартука, словно хотел зарезать. Потом начинал драть замазку и сердито мурлыкать под нос:

И-ах и тё-мы-най ле-со…

Да йехх и тё-мы-на-ай…

Ах-ехх и в тёмы-на-ам ле…

Да и в тё… мы-ны-мм!..

И пел всё громче. И потому ли, что он только всего и пел, что про темный лес, или потому, что вскрякивал и вздыхал, взглядывая свирепо исподлобья, — он казался мне очень страшным.

Потом мы его хорошо узнали, когда он оттаскал моего приятеля Ваську за волосы.

Так было дело.

Маляр поработал, пообедал и завалился спать на крыше сеней, на солнышке. Помурлыкав про тёмный лес, где «сы-тоя-ла ах да и со-сенка», маляр заснул, ничего больше не сообщив. Лежал он на спине, а его рыжая борода глядела в небо. Мы с Васькой, чтобы было побольше ветру, тоже забрались на крышу — пускать «монаха». Но ветру и на крыше не было. Тогда Васька от нечего делать принялся щекотать соломинкой голые маляровы пятки. Но они были покрыты серой и твердой кожей, похожей на замазку, и маляру было нипочём. Тогда я наклонился к уху маляра и дрожащим тоненьким голосом запел:

И-ах и в тё-мы-ном ле-э…

Рот маляра перекосился, и улыбка выползла из-под рыжих его усов на сухие губы. Должно быть, было приятно ему, но он всё-таки не проснулся. Тогда Васька предложил приняться за маляра как следует. И мы принялись-таки.

Васька приволок на крышу большую кисть и ведро с краской и выкрасил маляру пятки. Маляр лягнулся и успокоился. Васька состроил рожу и продолжал. Он обвел маляру у щиколоток по зелёному браслету, а я осторожно покрасил большие пальцы и ноготки.

Маляр сладко похрапывал — должно быть, от удовольствия.

Тогда Васька обвёл вокруг маляра широкий «заколдованный круг», присел на корточки и затянул над самым маляровым ухом песенку, которую с удовольствием подхватил и я:

Рыжий красного спросил:

Чем ты бороду лучил?

Я не краской, не замазкой,

Я на солнышке лежал!

Я на солнышке лежал,

Кверху бороду держал!

Маляр заворочался и зевнул. Мы притихли, а он повернулся на бок и выкрасился. Тут и вышло. Я махнул в слуховое окошко, а Васька поскользнулся и попал маляру в лапы. Маляр оттрепал Ваську и грозил окунуть в ведерко, но скоро развеселился, гладил по спине Ваську и приговаривал:

А ты не реви, дурашка. Такой же растёт у меня в деревне. Что хозяйской краски извёл, дура… да ещё ревёт!

С того случая маляр сделался нашим другом. Он пропел нам всю песенку про тёмный лес, как срубили сосенку, как «угы-на-ли добра молодца в чужу-далънюю сы-то-ронуш-ку!..». Хорошая была песенка. И так жалостливо пел он её, что думалось мне: не про себя ли и пел её? Пел и ещё песенки — про «тёмную ноченьку, осеннюю», и про «берёзыньку», и ещё про «поле чистое»…

Впервые тогда, на крыше сеней, почувствовал я неведомый мне дотоле мир — тоски и раздолья, таящийся в русской песне, неведомую в глубине своей душу родного мне народа, нежную и суровую, прикрытую грубым одеянием. Тогда, на крыше сеней, в ворковании сизых голубков, в унылых звуках маляровой песни, приоткрылся мне новый мир — и ласковой и суровой природы русской, в котором душа тоскует и ждёт чего-то… Тогда-то, на ранней моей поре, — впервые, быть может, — почувствовал я силу и красоту народного слова русского, мягкость его, и ласку, и раздолье. Просто пришло оно и ласково легло в душу. Потом — я познал его: крепость его и сладость. И всё узнаю его…

Деревня

Иван Тургенев

Последний день июня месяца; на тысячу верст кругом Россия — родной край.

Ровной синевой залито всё небо; одно лишь облачко на нём — не то плывёт, не то тает. Безветрие, теплынь… воздух — молоко парное!

Жаворонки звенят; воркуют зобастые голуби; молча реют ласточки; лошади фыркают и жуют; собаки не лают и стоят, смирно повиливая хвостами.

И дымком-то пахнет, и травой — и дёгтем маленько — и маленько кожей. Конопляники уже вошли в силу и пускают свой тяжёлый, но приятный дух.

Глубокий, но пологий овраг. По бокам в несколько рядов головастые, книзу исщеплённые ракиты. По оврагу бежит ручей; на дне его мелкие камешки словно дрожат сквозь светлую рябь. Вдали, на конце-крае земли и неба — синеватая черта большой реки.

Вдоль оврага — по одной стороне опрятные амбарчики, клетушки с плотно закрытыми дверями; по другой стороне пять-шесть сосновых изб с тесовыми крышами. Над каждой крышей высокий шест скворечницы; над каждым крылечком вырезной железный крутогривый конёк. Неровные стёкла окон отливают цветами радуги. Кувшины с букетами намалёваны на ставнях. Перед каждой избой чинно стоит исправная лавочка; на завалинках кошки свернулись клубочком, насторожив прозрачные ушки; за высокими порогами прохладно темнеют сени.

Я лежу у самого края оврага на разостланной попоне; кругом целые вороха только что скошенного, до истомы душистого сена. Догадливые хозяева разбросали сено перед избами: пусть ещё немного посохнет на припёке, а там и в сарай! То- то будет спать на нём славно!

Курчавые детские головки торчат из каждого вороха; хохлатые курицы ищут в сене мошек да букашек; белогубый щенок барахтается в спутанных былинках.

Русокудрые парни, в чистых низко подпоясанных рубахах, в тяжёлых сапогах с оторочкой, перекидываются бойкими словами, опершись грудью на отпряжённую телегу, — зубоскалят.

Из окна выглядывает круглолицая молодка; смеётся не то их словам, не то возне ребят в наваленном сене.

Другая молодка сильными руками тащит большое мокрое ведро из колодца… Ведро дрожит и качается на верёвке, роняя длинные огнистые капли.

Передо мной стоит старуха-хозяйка в новой клетчатой понёве, в новых котах.

Крупные дутые бусы в три ряда обвились вокруг смуглой худой шеи; седая голова повязана жёлтым платком с красными крапинками; низко навис он над потускневшими глазами.

Но приветливо улыбаются старческие глаза; улыбается всё морщинистое лицо. Чай, седьмой десяток доживает старушка… а и теперь ещё видать: красавица была в своё время!

Растопырив загорелые пальцы правой руки, держит она горшок с холодным неснятым молоком, прямо из погреба; стенки горшка покрыты росинками, точно бисером. На ладони левой руки старушка подносит мне большой ломоть ещё тёплого хлеба. «Кушай, мол, на здоровье, заезжий гость!»

Петух вдруг закричал и хлопотливо захлопал крыльями; ему в ответ, не спеша, промычал запертой телёнок.

О, довольство, покой, избыток русской вольной деревни! О, тишь и благодать!

И думается мне: к чему нам тут и крест на куполе Святой Софии в Царь-Граде, и всё, чего так добиваемся мы, городские люди?

Косцы

Иван Бунин

Мы шли по большой дороге, а они косили в молодом берёзовом лесу поблизости от неё — и пели.

Это было давно, это было бесконечно давно, потому что та жизнь, которой все мы жили в то время, не вернётся уже вовеки.

Они косили и пели, и весь берёзовый лес, ещё не утративший густоты и свежести, ещё полный цветов и запахов, звучно откликался им.

Кругом нас были поля, глушь серединной, исконной России. Было предвечернее время июньского дня… Старая большая дорога, заросшая кудрявой муравой, изрезанная заглохшими колеями, следами давней жизни наших отцов и дедов, уходила перед нами в бесконечную русскую даль. Солнце склонялось на запад, стало заходить в красивые лёгкие облака, смягчая синь за дальними извалами полей и бросая к закату, где небо уже золотилось, великие светлые столпы, как пишут их на церковных картинах. Стадо овец серело впереди, старик-пастух с подпаском сидел на меже, навивая кнут… Казалось, что нет, да никогда и не было, ни времени, ни деления его на века, на годы в этой забытой — или благословенной — богом стране. И они шли и пели среди её вечной полевой тишины, простоты и первобытности с какой-то былинной свободой и беззаветностью. И берёзовый лес принимал и подхватывал их песню так же свободно и вольно, как они пели.

Они были «дальние», рязанские. Они небольшой артелью проходили по нашим, орловским, местам, помогая нашим сенокосам и подвигаясь на низы, на заработки во время рабочей поры в степях, ещё более плодородных, чем наши. И они были беззаботны, дружны, как бывают люди в дальнем и долгом пути, на отдыхе от всех семейных и хозяйственных уз, были «охочи к работе», неосознанно радуясь её красоте и спорости. Они были как-то стариннее и добротнее, чем наши, — в обычае, в повадке, в языке, — опрятной и красивей одеждой, своими мягкими кожаными бахилками, белыми ладно увязанными онучами, чистыми портками и рубахами с красными, кумачовыми воротами и такими же ластовицами.

Неделю тому назад они косили в ближнем от нас лесу, и я видел, проезжая верхом, как они заходили на работу, пополудновавши: они пили из деревянных жбанов родниковую воду, — так долго, так сладко, как пьют только звери да хорошие, здоровые русские батраки, — потом крестились и бодро сбегались к месту с белыми, блестящими, наведёнными, как бритва, косами на плечах, на бегу вступали в ряд, косы пустили все враз, широко, играючи, и пошли, пошли вольной, ровной чередой. А на возвратном пути я видел их ужин. Они сидели на засвежевшей поляне возле потухшего костра, ложками таскали из чугуна куски чего-то розового.

Я сказал:

Хлеб-соль, здравствуйте.

Они приветливо ответили:

Доброго здоровья, милости просим!

Поляна спускалась к оврагу, открывая ещё светлый за зелёными деревьями запад. И вдруг, приглядевшись, я с ужасом увидел, что то, что ели они, были страшные своим дурманом грибы-мухоморы. А они только засмеялись:

Ничего, они сладкие, чистая курятина!

Теперь они пели: «Ты прости-прощай, любезный друг!» — подвигались по берёзовому лесу, бездумно лишая его густых трав и цветов, и пели, сами не замечая того. И мы стояли и слушали их, чувствуя, что уже никогда не забыть нам этого предвечернего часа и никогда не понять, а главное, не высказать вполне, в чём такая дивная прелесть их песни.

Прелесть её была в откликах, в звучности берёзового леса. Прелесть её была в том, что никак не была она сама по себе: она была связана со всем, что видели, чувствовали и мы и они, эти рязанские косцы. Прелесть была в том несознаваемом, но кровном родстве, которое было между ими и нами — и между ими, нами и этим хлебородным полем, что окружало нас, этим полевым воздухом, которым дышали и они и мы с детства, этим предвечерним временем, этими облаками на уже розовеющем западе, этим снежим, молодым лесом, полным медвяных трав по пояс, диких несметных цветов и ягод, которые они поминутно срывали и ели, и этой большой дорогой, её простором и заповедной далью. Прелесть была в том, что все мы были дети своей родины и были все вместе и всем нам было хорошо, спокойно и любовно без ясного понимания своих чувств, ибо их и не надо, не должно понимать, когда они есть. И ещё в том была (уже совсем не сознаваемая нами тогда) прелесть, что эта родина, этот наш общий дом была — Россия, и что только её душа могла петь так, как пели косцы в этом откликающемся на каждый их вздох берёзовом лесу.

Прелесть была в том, что это было как будто и не пение, а именно только вздохи, подъёмы молодой, здоровой, певучей груди. Пела одна грудь, как когда-то пелись песни только в России и с той непосредственностью, с той несравненной лёгкостью, естественностью, которая была свойственна в песне только русскому. Чувствовалось — человек так свеж, крепок, так наивен в неведении своих сил и талантов и так полон песнью, что ему нужно только легонько вздыхать, чтобы отзывался весь лес на ту добрую и ласковую, а порой дерзкую и мощную звучность, которой наполняли его эти вздохи.

Они подвигались, без малейшего усилия бросая вокруг себя косы, широкими полукругами обнажая перед собою поляны, окашивая, подбивая округ пней и кустов и без малейшего напряжения вздыхая, каждый по-своему, но в общем выражая одно, делая по наитию нечто единое, совершенно цельное, необыкновенно прекрасное. И прекрасны совершенно особой, чисто русской красотой были те чувства, что рассказывали они своими вздохами и полусловами вместе с откликающейся далью, глубиной леса.

Конечно, они «прощались, расставались» и с «родимой сторонушкой», и со своим счастьем, и с надеждами, и с той, с кем это счастье соединялось:

Ты прости-прощай, любезный друг,

И, родимая, ах да прощай, сторонушка! —

говорили, вздыхали они каждый по-разному, с той или иной мерой грусти и любви, но с одинаковой беззаботно-безнадёжной укоризной.

Ты прости-прощай, любезная, неверная моя,

По тебе ли сердце черней грязи сделалось! —

говорили они, по-разному жалуясь и тоскуя, по- разному ударяя на слова, и вдруг все разом сливались уже в совершенно согласном чувстве почти восторга перед своей гибелью, молодой дерзости перед судьбою и какого-то необыкновенного, всепрощающего великодушия, — точно встряхивали головами и кидали на весь лес:

Коль не любишь, не мил — бог с тобою,

Коли лучше найдёшь — позабудешь! —

и по всему лесу откликалось на дружную силу, свободу и грудную звучность их голосов, замирало и опять, звучно гремя, подхватывало:

Ах, коли лучше найдёшь — позабудешь,

Коли хуже найдёшь — пожалеешь!

В чём ещё было очарование этой песни, её неизбывная радость при всей её будто бы безнадёжности? В том, что человек всё-таки не верил, да и не мог верить, по своей силе и непочатости, в эту безнадёжность. «Ах, да все пути мне, молодцу, заказаны!» — говорил он, сладко оплакивая себя. Но не плачут сладко и не поют своих скорбей те, которым и впрямь нет нигде ни пути, ни дороги. «Ты прости-прощай, родимая сторонушка!» — говорил человек — и знал, что всё-таки нет ему подлинной разлуки с нею, с родиной, что, куда бы ни забросила его доля, всё будет над ним родное небо, а вокруг — беспредельная родная Русь, гибельная для него, балованного, разве только своей свободой, простором и сказочным богатством. «Закатилось солнце красное за тёмные леса, ах, все пташки приумолкли, все садились по местам!» Закатилось моё счастье, вздыхал он, тёмная ночь с её глушью обступает меня, — и всё-таки чувствовал: так кровно близок он с этой глушью, живой для него, девственной и преисполненной волшебными силами, что всюду есть у него приют, ночлег, есть чьё-то заступничество, чья-то добрая забота, чей-то голос, шепчущий: «Не тужи, утро вечера мудренее, для меня нет ничего невозможного, спи спокойно, дитятко!» — И из всяческих бед, по вере его, выручали его птицы и звери лесные, царевны прекрасные, премудрые и даже сама Баба-Яга, жалевшая его «по его младости». Были для него ковры-самолёты, шапки-невидимки, текли реки молочные, таились клады самоцветные, от всех смертных чар были ключи вечно живой воды, знал он молитвы и заклятия, чудодейные опять-таки по вере его, улетал из темниц, скинувшись ясным соколом, о сырую Землю-Мать ударившись, заступали его от лихих соседей и ворогов дебри дремучие, чёрные топи болотные, пески летучие — и прощал милосердный бог за все посвисты удалые, ножи острые, горячие…

Сказка-присказка про родной Урал

Евгений Пермяк

В этой сказке-присказке всякой разной чепушины хоть отбавляй. В забытые тёмные времена эту байку чей-то досужий язык породил да по свету пустил. Житьишко у неё было так себе. Маломальское. Кое-где она ютилась, кое-где до наших лет дожила и мне в уши попала.

Не пропадать же сказке-присказке! Куда-нибудь, кому-никому, может, и сгодится. Приживётся — пусть живёт. Нет — моё дело сторона. За что купил, за то и продаю.

Слушайте.

Вскорости, как наша земля отвердела, как суша от морей отделилась, зверями всякими, птицами населилась, из глубин земли, из степей прикаспинских золотой Змей-полоз выполз. С хрустальной чешуёй, с самоцветным отливом, огненным нутром, рудяным костяком, медным прожильем…

Задумал собою землю опоясать. Задумал и пополз от каспинских полуденных степей до полуночных холодных морей.

Больше тысячи вёрст полз как по струне, а потом вилять начал.

Осенью, видно, дело-то было. Круглая ночь застала его. Ни зги! Как в погребе. Заря даже не занимается.

Завилял полоз. От Усы-реки к Оби свернул и на Ямал было двинулся. Холодно! Он ведь как- никак из жарких, преисподних мест вышел. Влево пошёл. И прошёл сколько-то сотен вёрст, да увидел варяжские кряжи. Не приглянулись они, видно, полозу. И удумал он через льды холодных морей напрямки махнуть.

Махнуть-то махнул, только каким ни будь толстым лёд, а разве такую махину выдержит? Не выдержал. Треснул. Осел.

Тогда Змей дном моря пошёл. Ему что при неохватной-то толщине! Брюхом по морскому дну ползёт, а хребет поверх моря высится. Такой не утонет. Только холодно.

Как ни горяча огневая кровь у Змея-полоза, как ни кипит всё вокруг, а море всё-таки не лохань с водой. Не нагреешь.

Остывать начал полоз. С головы. Ну, а коли голову застудил — и тулову конец. Коченеть стал, а вскорости и вовсе окаменел.

Огневая кровь в нём нефтью стала. Мясо — рудами. Рёбра — камнем. Позвонки, хребты стали скалами. Чешуя — самоцветами. А всё прочее — всем, что только есть в земной глубине. От солей до алмазов. От серого гранита до узорчатых яшм и мраморов.

Годы прошли, века минули. Порос окаменевший великан буйным ельником, сосновым раздольем, кедровым весельем, лиственничной красой.

И никому не придёт теперь в голову, что горы когда-то живым Змеем-полозом были.

А годы шли да шли. Люди осели на склонах гор. Каменным Поясом назвали полоза. Опоясал всё- таки он как-никак нашу землю, хоть и не всю. А потому ему форменное имя дали, звонкое — Урал.

Откуда это слово взялось, сказать не могу. Только так его теперь все называют. Хоть и короткое слово, а много в себя вобрало, как Русь…

Собрание чудес

Константин Паустовский

У каждого, даже самого серьезного человека, не говоря, конечно, о мальчишках, есть своя тайная и немного смешная мечта. Была такая мечта и у меня, — обязательно попасть на Боровое озеро.

От деревни, где я жил в то лето, до озера было всего двадцать километров. Все отговаривали меня идти, — и дорога скучная, и озеро как озеро, кругом только лес, сухие болота да брусника. Картина известная!

Чего ты туда рвёшься, на этот озер! — сердился огородный сторож Семён. — Чего не видал? Народ какой пошёл суетливый, хваткий, господи! Всё ему, видишь ли, надо своей рукой цопнуть, своим глазом высмотреть! А что ты там высмотришь? Один водоём. И более ничего!

А ты там был?

А на кой он мне сдался, этот озер! У меня других дел нету, что ли? Вот они где сидят, все мои дела! — Семён постучал кулаком по своей коричневой шее. — На загорбке!

Но я всё-таки пошёл на озеро. Со мной увязались двое деревенских мальчишек — Лёнька и Ваня.

Не успели мы выйти за околицу, как тотчас обнаружилась полная враждебность характеров Лёньки и Вани. Лёнька всё, что видел вокруг, прикидывал на рубли.

Вот, глядите, — говорил он мне своим гугнивым голосом, — гусак идёт. На сколько он, по- вашему, тянет?

Откуда я знаю!

Рублей на сто, пожалуй, тянет, — мечтательно говорил Лёнька и тут же спрашивал: — А вот эта сосна на сколько потянет? Рублей на двести? Или на все триста?

Счетовод! — презрительно заметил Ваня и шмыгнул носом. — У самого мозги на гривенник тянут, а ко всему приценивается. Глаза бы мои на него не глядели.

После этого Лёнька и Ваня остановились, и я услышал хорошо знакомый разговор — предвестник драки. Он состоял, как это и принято, только из одних вопросов и восклицаний.

Это чьи же мозги на гривенник тянут? Мои?

Небось не мои!

Ты смотри!

Сам смотри!

Не хватай! Не для тебя картуз шили!

Ох, как бы я тебя не толканул по-своему!

А ты не пугай! В нос мне не тычь! Схватка была короткая, но решительная.

Лёнька подобрал картуз, сплюнул и пошёл, обиженный, обратно в деревню. Я начал стыдить Ваню.

Это конечно! — сказал, смутившись, Ваня. — Я сгоряча подрался. С ним все дерутся, с Лёнькой. Скучный он какой-то! Ему дай волю, он на всё цены навешает, как в сельпо. На каждый колосок. И непременно сведёт весь лес, порубит на дрова. А я больше всего на свете боюсь, когда сводят лес. Страсть как боюсь!

Это почему же?

От лесов кислород. Порубят леса, кислород сделается жидкий, проховый. И земле уже будет не под силу его притягивать, подле себя держать. Улетит он во-он куда! — Ваня показал на свежее утреннее небо. — Нечем будет человеку дышать. Лесничий мне объяснял.

Мы поднялись по изволоку и вошли в дубовый перелесок. Тотчас нас начали заедать рыжие муравьи. Они облепили ноги и сыпались с веток за шиворот. Десятки муравьиных дорог, посыпанных песком, тянулись между дубами и можжевельником. Иногда такая дорога проходила, как по туннелю, под узловатыми корнями дуба и снова подымалась на поверхность. Муравьиное движение на этих дорогах шло непрерывно. В одну сторону муравьи бежали порожняком, а возвращались с товаром — белыми зёрнышками, сухими лапками жуков, мёртвыми осами и мохнатой гусеницей.

Суета! — сказал Ваня. — Как в Москве. В этот лес один старик приезжает из Москвы за муравьиными яйцами. Каждый год. Мешками увозит. Это самый птичий корм. И рыбу на них хорошо ловить. Крючочек нужно махонький- махонький!

За дубовым перелеском, на опушке, у края сыпучей песчаной дороги стоял покосившийся крест с чёрной жестяной иконкой. По кресту ползли красные, в белую крапинку, божьи коровки.

Тихий ветер дул в лицо с овсяных полей. Овсы шелестели, гнулись, по ним бежала седая волна.

За овсяным полем мы прошли через деревню Полково. Я давно заметил, что почти все полковские крестьяне отличаются от окрестных жителей высоким ростом.

Статный народ в Полкове! — говорили с завистью наши, заборьевские. — Гренадеры! Барабанщики!

В Полкове мы зашли передохнуть в избу к Василию Лялину — высокому красивому старику с пегой бородой. Седые клочья торчали в беспорядке в его чёрных косматых волосах.

Когда мы входили в избу к Лялину, он закричал:

Головы пригните! Головы! Все у меня лоб о притолоку расшибают! Больно в Полкове высокий народ, а недогадливы,- избы ставят по низкому росту.

За разговором с Лялиным я, наконец, узнал, почему полковские крестьяне такие высокие.

История! — сказал Лялин. — Ты думаешь, мы зря вымахали в вышину? Зря даже кузька-жучок не живёт. Тоже имеет своё назначение.

Ваня засмеялся.

Ты смеяться погоди! — строго заметил Лялин. — Ещё мало учён, чтобы смеяться. Ты слушай. Был в России такой дуроломный царь — император Павел? Или не был?

Был, — сказал Ваня. — Мы учили.

Был да сплыл. А делов понаделал таких, что до сих пор нам икается. Свирепый был господин. Солдат на параде не в ту сторону глаза скосил, — он сейчас распаляется и начинает греметь: «В Сибирь! На каторгу! Триста шомполов!» Вот какой был царь! Ну и вышло такое дело, — полк гренадерский ему не угодил. Он и кричит: «Шагом марш в указанном направлении за тыщу вёрст! Походом! А через тыщу вёрст стать на вечный постой!» И показывает перстом направление. Ну, полк, конечно, поворотился и зашагал. Что сделаешь! Шагали-шагали три месяца и дошагали до этого места. Кругом лес непролазный. Одна дебрь. Остановились, стали избы рубить, глину мять, класть печи, рыть колодцы. Построили деревню и прозвали ее Полково, в знак того, что целый полк ее строил и в ней обитал. Потом, конечно, пришло освобождение, да солдаты прижились к этой местности, и, почитай, все здесь и остались. Местность, сам видишь, благодатная. Были те солдаты — гренадеры и великаны — наши пращуры. От них и наш рост. Ежели не веришь, езжай в город, в музей. Там тебе бумаги покажут. В них всё прописано. И ты подумай, — ещё бы две версты им прошагать и вышли бы к реке, там бы и стали постоем. Так нет, не посмели ослушаться приказа, — точно остановились. Народ до сих пор удивляется. «Чего это вы, говорят, полковские, вперлись в лес? Не было вам, что ли, места у реки? Страшенные, говорят, верзилы, а догадки в башке, видать, маловато». Ну, объяснишь им, как было дело, тогда соглашаются. «Против приказа, говорят, не попрёшь! Это факт!»

Василий Лялин вызвался проводить нас до леса, показать тропу на Боровое озеро. Сначала мы прошли через песчаное поле, заросшее бессмертником и полынью. Потом выбежали нам навстречу заросли молоденьких сосен. Сосновый лес встретил нас после горячих полей тишиной и прохладой. Высоко в солнечных косых лучах перепархивали, будто загораясь, синие сойки. Чистые лужи стояли на заросшей дороге, и через синие эти лужи проплывали облака. Запахло земляникой, нагретыми пнями. Заблестели на листьях орешника капли не то росы, не то вчерашнего дождя. Гулко падали шишки.

Великий лес! — вздохнул Лялин. — Ветер задует, и загудят эти сосны, как колокола.

Потом сосны сменились берёзами, и за ними блеснула вода.

Боровое? — спросил я.

Нет. До Борового ещё шагать и шагать. Это Ларино озерцо. Пойдём, поглядишь в воду, засмотришься.

Вода в Ларином озерце была глубокая и прозрачная до самого дна. Только у берега она чуть вздрагивала, — там из-под мхов вливался в озерцо родник. На дне лежало несколько тёмных больших стволов. Они поблёскивали слабым и тёмным огнём, когда до них добиралось солнце.

Чёрный дуб, — сказал Лялин. — Морёный, вековой. Мы один вытащили, только работать с ним трудно. Пилы ломает. Но уж ежели сделаешь вещь — скалку или, скажем, коромысло, — так навек! Тяжёлое дерево, в воде тонет.

Солнце блестело в тёмной воде. Под ней лежали древние дубы, будто отлитые из чёрной стали. А над водой, отражаясь в ней жёлтыми и лиловыми лепестками, летали бабочки.

Лялин вывел нас на глухую дорогу.

Прямо ступайте, — показал он, — покамест не упрётесь в мшары, в сухое болото. А по мшарам пойдёт тропка до самого озера. Только сторожко идите, — там колков много.

Он попрощался и ушёл. Мы пошли с Ваней по лесной дороге. Лес делался всё выше, таинственней и темнее. На соснах застыла ручьями золотая смола.

Сначала были ещё видны колеи, давным-давно поросшие травой, но потом они исчезли, и розовый вереск закрыл всю дорогу сухим весёлым ковром.

Дорога привела нас к невысокому обрыву. Под ним расстилались мшары — густое и прогретое до корней берёзовое и осиновое мелколесье. Деревца тянулись из глубокого мха. По мху то тут, то там были разбросаны мелкие жёлтые цветы и валялись сухие ветки с белыми лишаями.

Через мшары вела узкая тропа. Она обходила высокие кочки.

В конце тропы чёрной синевой светилась вода — Боровое озеро.

Мы осторожно пошли по мшарам. Из-под мха торчали острые, как копья, колки, — остатки берёзовых и осиновых стволов. Начались заросли брусники. Одна щёчка у каждой ягоды — та, что повёрнута к югу, — была совсем красная, а другая только начинала розоветь.

Тяжёлый глухарь выскочил из-за кочки и побежал в мелколесье, ломая сушняк.

Мы вышли к озеру. Трава выше пояса стояла по его берегам. Вода поплёскивала в корнях старых деревьев. Из-под корней выскочил дикий утёнок и с отчаянным писком побежал по воде.

Вода в Боровом была чёрная, чистая. Острова белых лилий цвели на воде и приторно пахли. Ударила рыба, и лилии закачались.

Вот благодать! — сказал Ваня. — Давайте будем здесь жить, пока не кончатся наши сухари.

Я согласился.

Мы пробыли на озере два дня.

Мы видели закаты и сумерки и путаницу растений, возникавшую перед нами в свете костра. Мы слышали крики диких гусей и звуки ночного дождя. Он шёл недолго, около часа, и тихо позванивал по озеру, будто протягивал между чёрным небом и водой тонкие, как паутина, дрожащие струнки.

Вот и всё, что я хотел рассказать.

Но с тех пор я никому не поверю, что есть на нашей земле места скучные и не дающие никакой пищи ни глазу, ни слуху, ни воображению, ни человеческой мысли.

Только так, исследуя какой-нибудь клочок нашей страны, можно понять, как она хороша и как мы сердцем привязаны к каждой её тропинке, роднику и даже к робкому попискиванию лесной пичуги.

Родной край – это самое прекрасное и удивительное место на земле. Самая красивая природа – только здесь самые интересные сказки, а также самые добрые и красивые люди. А все потому, что здесь все родное, свое, любимое.

Каждый человек имеет свой родной край, место, куда ему хочется вернуться, где он родился. Почему же родной край так манит к себе? Почему о нем тоскуют на чужбине? Возможно, потому, что окружающий мир предстал во всей красе именно в этих краях, здесь человек впервые познал его. Здесь маленький человек в первый раз увидел солнце и голубое небо, услышал шум дождя, впервые пошел в школу и узнал, что такое дружба.

Родной край — это, несомненно, самое красивое место на планете, самые лучшие люди живут здесь. С этим местом связаны самые светлые воспоминания: родной дом, мама, ожидающая из школы с восхитительным обедом.

Где бы человек не находился, как бы далеко он не уехал из родного края, он всегда будет вспоминать его, такой любимый, красивый и родной.

Обновлено: 2012-06-20

Внимание!


Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

.

Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение «Быковская основная общеобразовательная школа Яковлевского района Белгородской области»

Районная выставка-конкурс «Под мирным небом России», посвящённый 70-летию Победы в Великой Отечественной войне

Номинация «Литературное творчество «За далью – даль»

Рассказ о родном крае

Работа ученицы 6 класса

Рагозиной Елены.

Возрастная группа 10-12 лет.

Учитель Власова Галина

Михайловна.

Россия, Русь – моя великая родина! Приехавшего впервые в Россию поражают бескрайние просторы, бесконечно тянущиеся поля и леса. Да и меня, признаться, не перестают восхищать её красоты. Живу я в Белгородской области, в удивительно красивом месте: вокруг чернозёмные почвы, меловые горы, леса, красавицы берёзы, смотрящие в голубые воды прудов и рек.

Наш край находится на юге Среднерусской возвышенности. Всюду разбросаны небольшие леса и рощицы. Они перемежаются балками и оврагами, заливными лугами. Здесь берут истоки многие реки. Наш край не богат озёрами, зато очень распространены пруды и водохранилища.

Плодородные чернозёмные почвы – это залог хорошего развития сельского хозяйства. В балках, лесах и пролесках обитают множество животных. Среди них нет крупных, но в большом количестве встречаются лисы, кабаны, зайцы, косули, куницы.

Интересно наблюдать за нашей местностью в разное время года. Весной природа особенно красива. За первоцветами чередой распускаются сирень, черёмуха, верба, сады, зацветают липа и акация. Каждое движение имеет свой запах, и воздух весной благоухает. Летом особенно всё волшебно кругом – сплошные травяные ковры, причём они постоянно меняются: ранней весной нежную зелень оживляют золотисто-жёлтые одуванчики, потом приходит черёд розовой и белой кашки, васильков, ромашек, цветущего клевера, мать-и-мачехи – да разве всё перечислишь, что можно встретить в лугах! А надо всей этой красотой заливаются жаворонки. Летом приходит пора сенокосов, воздух пахнет скошенной травой. Приятно идти полем в яркий солнечный день. На душе – праздник, а как иначе, когда кругом такая волшебная красота. Я испытываю счастье, надев на голову венок, сплетённый из полевых цветов.

Осень приносит с собой буйство красок увядающей листвы.

В природе всё рационально и прекрасно, надо только научиться видеть эту красоту, уметь беречь её, сохранять для будущих поколений.

Природа великолепна сама по себе, и в то же время сколько она несёт даров людям!

Красота нашего края неброская, но у неё есть свои краски, своя теплота, индивидуальность. Эту красоту сумели понять и оценить в своих произведениях писатели, поэты и художники.

Я сейчас в том возрасте, когда хочется многое осмыслить, понять, узнать. Самой большой ценностью, вернее, бесценным даром стала человеческая жизнь. Каждый человек неповторим. Он приходит в этот мир, чтобы обогатить его, чтобы жить на этой земле мирно и счастливо. Глядя на красоту родного края, я вспоминаю годы Великой Отечественной войны, кода наша родная земля была полита кровью во имя мира на нашей земле.

Моё село освобождала 52-я гвардейская стрелковая дивизия.

В музее Боевой Славы, расположенном в здании нашей школы, собран богатый материал о воинах этой дивизии. Десятилетиями велась с ними переписка. До недавнего времени ветераны были частыми гостями нашей школы, но годы неумолимы, и они, к сожалению, покидают свой «строй».

Я испытываю огромную гордость за людей, живущих в нашем селе. Они чтят память погибших в годы Великой Отечественной войны. Это они достойно продолжают судьбу нашей страны, которая складывается из множества простых, скромных судеб. Они принесли в двадцать первый век счастье, радость труда, достоинство.

Я горжусь, что живу в России, среди этих лесов и полей. Мне хочется, чтобы будущие поколения получили от нас ту же красоту родной природы. Для этого надо бесконечно любить свою землю, бережно относиться к ней, преумножая её богатства.

Я живу в России и очень этим горжусь. Ведь моя родина – это поистине великая держава! Здесь особые традиции и нравы, во всем мире известен особый «русский характер». Человеку, никогда не чувствовавшему Россию, трудно понять всю спецификой этой удивительной страны. Я считаю, что лицом каждой державы является ее столица. Считается, что в России две столицы: официальная, политическая – Москва, неофициальная, культурная – Санкт-Петербург. У Москвы свой стиль и характер, у Петербурга – свой. Мне, безусловно, ближе атмосфера Санкт-Петербурга. Ведь это мой родной город, с интересной историей и богатой культурой.

Санкт-Петербург был заложен 27 мая 1703 года. Очень интересно то, что название города составлено из двух слов, каждое из которых имеет свой смысл. Санкт – с латинского «святой»; Петр – имя апостола, означающее по-гречески «камень» и бург (бурх) – по-немецки «город». Так, в этом названии слились воедино имя царя Петра, его святого покровителя и культура Древней Греции и Рима, Германии и Голландии. По приказу Петра I Санкт-Петербург уже в 1712 году стал столицей России. Он был ею на протяжении двух веков. Не раз за свою историю город менял имя: Санкт-Петербург — Петроград — Ленинград…

Санкт-Петербург – особенный город. Начинаешь чувствовать его особую атмосферу уже за много километров. Природа Петербурга очень своеобразна. В ней сочетаются лучшие черты средней полосы России и русского севера. Серые тона, морской прохладный воздух, вытянутые, «худощавые», «голенастые» деревья – все это создает особый неповторимый колорит.

Сам город расположен на нескольких островах. Конечно же, это влияет на все: на природу, климат, архитектуру. Климат Петербурга похож на климат Англии. Та же туманность, сырость. Недаром Петербург называют «туманным Альбионом». Но во всем этом заключается особенное настроение!

Коренные петербуржцы – особый народ. Они высоки, худощавы, часто светловолосы. У них бледная кожа и голубые глаза. Во многом истинные жители Петербурга похожи на скандинавов. Это неслучайно. Природные условия наших стран похожи, похожа и внешность их обитателей.

Вошла в поговорку образованность и культурный уровень настоящих петербуржцев. Они несколько консервативны, до сих пор называют подъезд «парадной», а бордюр «параберик». Петербуржские бабушки прекрасно знают классическую литературу, цитируют Пушкина и Лермонтова, рассуждают о Набокове. Не все, конечно. Но многие…

Санкт-Петербург славится своими мостами. У каждого из них своя история, своя душа. Многие из этих мостов разводятся для того, чтобы под ними могли пройти пароходы и корабли. Каждый мост разводится по-своему. Это такое захватывающее зрелище, что привлекает огромное количество зрителей. Это не только туристы, но и коренные жители города.

Санкт-Петербург всегда был культурным центром России. Это город-музей, ведь в нем сосредоточено огромное количество культурных памятников. На каждом шагу, в любом уголке этого города ты сталкиваешься с произведениями искусства. Например, сейчас в домах 19 и даже 18 века расположены современные магазины и офисы. Это производит какое-то странное ощущение. С одной стороны, такая «смесь», столкновение времен немного коробит. С другой – создает неповторимую атмосферу, флер, свойственный только городу на Неве, по крайней мере, в России.

Я замечала, что, живя в Петербурге перестаешь замечать красоту этого города, его уникальность. Но если задуматься, то захватывает дух от такого ежедневного столкновения с историей. Ведь нас окружают дворцы и имения людей, вписавших в историю свои имена «золотыми буквами». По мостовой, где иду сейчас я, когда-то шагал Пушкин, и в его голове слагались стихи, которые мы сейчас изучаем в школе.

Вообще, я считаю, что Петербург – это город-вдохновитель. Он обладает творческой энергией, ведь на берегах Невы жили и творили многие великие люди. Петербург влюбляет в себя. Никто не может, хоть раз побывав в этом городе, остаться к нему равнодушным. Почти все его обожают и восхищаются им, некоторые не воспринимают на дух.

Петербургу посвящены многие строки великих поэтов, в разное время живших в этом городе. Хрестоматийными стали строки Пушкина из поэмы «Медный всадник»:

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит…

Лучше классика невозможно выразить свои чувства.

Библиографическое описание:

Кутепова, Ю. А. Конспект занятия по обучению пересказыванию в подготовительной группе / Ю. А. Кутепова, А. А. Здоровец, А. А. Лащенко. — Текст : непосредственный // Вопросы дошкольной педагогики. — 2021. — № 11 (48). — С. 101-103. — URL: https://moluch.ru/th/1/archive/211/6748/ (дата обращения: 05.01.2022).

Этапы образовательной деятельности

Деятельность педагога

Деятельность детей

1. Организационно-мотивационный

Приветствие детей

Станем рядышком, по кругу,

Скажем «Здравствуйте!» друг другу.

Нам здороваться не лень:

Всем «Привет!» и «Добрый день!».

Здороваются с


воспитателем.

Мотивация на деятельность

Сейчас, ребята, мы поиграем в следопытов. Каждый из вас должен найти конверт с помощью моей подсказки.

Раздаю детям подсказки.

Дети ищут конверты с


фрагментами разрезной картинки.

Каждая подсказка содержит графическое изображение предлога и предметную картинку: например предлог под и картинку с изображением стула. Значит, конверт следует искать под стулом. (За ширмой, на столе, в коробке, под книгой и т. д.)

Молодцы, ребята, вы нашли все конверты. Давайте откроем их и посмотрим, что в них лежит. В них лежат какие-то фрагменты.

Как вы думаете, мы можем собрать их в одну картинку? Конечно, можем, давайте прямо сейчас их соберем.

Когда все конверты найдены, дети собирают на мольберте разрезную картинку с изображением медведя.

Дети собирают фрагменты разрезанной картинки.

2. Основная часть

Беседа

Ребята, посмотрите, кто изображен, на картинке?

Правильно, на ней изображен медведь.

А какие сказки вы знаете, с этим животным?

Да, правильно, есть очень много различных сказок, в которых героем является медведь.

А я хочу вам сейчас зачитать отрывок из одного рассказа, который написал детский писать Ю. И. Коваль и называется этот рассказ «Стожок». Он очень интересный и поучительный.

А вы вспомните, есть ли медведь в этом рассказе?

Выставляю графические схемы.

Дети отвечают на вопросы.

Чтение отрывка из рассказа

У излучины реки в старой баньке жил дядя Зуй со своею внучкой Нюркой. Еще летом дядя Зуй накосил в лесу травы и сметал стожок сена: поставил стог не на землю, а на сани, чтобы легче было зимой сено из лесу вывезти. А когда наступила зима, внучка напомнила деду про сено.

Слушают рассказ.

Чтение рассказа

Ребята, вы вспомнили, есть ли медведь в этом рассказе?

Да, мы с вами уже читали этот рассказ, а сегодня мы будем его пересказывать. Поэтому сейчас я прочитаю вам рассказ «Стожок» ещё раз и мы вспомним, что же случилось с героями этого рассказа.

Чтение рассказа Ю. Коваль «Стожок».

Отвечают на проблемный вопрос.

Беседа

Как звали героев рассказа?

Правильно, героев рассказа звали дядя Зуй и Нюрочка.

Что забыл летом в


лесу дядя Зуй?

Правильно, дядя Зуй летом забыл привести сено из леса.

Кто привез сено из леса?

Сено из леса привез дядя Зуй.

Кто встретил дядю Зуя в


деревне?

Дядю Зуя встретила Пантелеевна.

Что она сказала дяде Зую?

Ты чего, Зуюшка, привез?

Что ответил Зуй?

Сено, Пантелеевна, чего же еще?

Кого Пантелеевна увидела на возу?

На возу Пантелеевна увидела медведя.

Как медведь соскочил с


телеги?

Медведь зашевелился, наклонил стог набок и вывалился в снег. Тряхнул башкой, схватил в зубы снегу и в лес побежал.

Кто стал собираться около саней?

Около саней стал собираться народ.

О чем говорили люди?

Люди удивлялись тому, что медведь себе берлогу в стожке сделал.

Где медведь сделал себе берлогу?

Медведь сделал себе берлогу в стогу сена.

Дети слушают рассказ.

Дети отвечают на вопросы.

Физкультурная минутка

Мишка вылез из берлоги,

Огляделся на пороге. (Повороты влево и вправо.)

Чтоб скорей набраться сил,

Головой медведь крутил. (Вращения головой.)

Наклонился взад-вперёд,

Вот он по лесу идёт. (Наклоны вперёд-назад.)

К турнику я подхожу,

Перекладину беру,

Мышцы дружно напрягаю,

Стройным, крепким быть желаю!

Чтобы сильным стать и ловким,

Приступайте к тренировкам!

Выполняют физминутку.

Повторное чтение рассказа

Рассматриваем графические схемы

Послушайте рассказ ещё раз и хорошо его запомните.

Повторно читаю рассказ.

Ребята, сейчас мы с вами попробуем пересказать этот рассказ, но помогут нам в этом графические схемы. Посмотрите, каждая схема означает действие, которое происходит в рассказе. С помощь этих схем, у вас хорошо получится пересказать рассказ.

Слушают рассказ.

Рассматривают графические схемы.

Пересказ детей с


опорой на графические схемы.

Но пересказывать рассказ мы будем от лица самих персонажей. У нас есть шляпка, меховая жилетка, платочек и очки. Это предметы персонажей рассказа. Кому я дам шляпку, будет автором рассказа. Кому я дам меховую жилетке, будет дядей Зуем, у кого будет платочек будет произносить слова Нюрочки и у кого будут очки будет Пантелеевной.

Раздаю детям атрибуты.

Каждый из вас должен говорить только слова вашего персонажа. Остальные ребята, внимательно слушают, потому что может понадобиться помощь.

Выслушиваю пересказ детей.

Пересказывают рассказ от лиц персонажей.

Оценка пересказа.

Ребята, молодцы! У вас получился очень хороший пересказ рассказа. У вас получился последовательный рассказ. Ваня, молодец, он добавил звукоподражание своему герою. Настя, умничка, она запомнила все слова своего персонажа. И Катя молодец, она красочно рассказала как медведь слез с телеги.

Ребята, как вы считает, у них поучилось пересказать рассказ?

Конечно, все большие молодцы, все справились!

3. Заключительная часть

Ребята, как назывался рассказ, который мы с вами сегодня пересказывали?

Вам было легко или сложно его пересказывать?

Кто хочет оценить ребят, которые пересказывали рассказ?

Хорошо, молодцы все ребята. Ребята, которые сегодня пересказывали, хорошо справились со своим заданием.

Все сегодня активно отвечали на вопросы.

Ребята, которые слушали пересказ рассказа, вели себя тихо и уважали своих товарищей, не мешая им.

Отвечают на вопросы.

Дают оценку другим детям.