Доброе утро!
Ангела Меркель, проработавшая канцлером Германии 16 лет, на следующей неделе уходит на покой, но торжественное прощание Grosser Zapfenstreich – старинная военная церемония вечернего отбоя (нечто вроде парада-концерта военного оркестра) – уже состоялось. Исполнялся, среди прочего, и ранний шлягер Нины Хаген – его заказала сама Меркель. В новостях так:
- В Подмосковье задержали 200 участников пасторской конференции протестантских церквей «Нового поколения».
- Лавров и Блинкен провели переговоры в Стокгольме на полях конференции ОБСЕ.
- США, Евросоюз, Великобритания и Канада ввели новые санкции в отношении Беларуси.
- Журналисты-расследователи рассказали о пытках в ливийских тюрьмах для мигрантов, содержащихся на средства ЕС.
Русская жизнь
Путин провел совещание о ситуации в угольной отрасли Кузбасса с участием членов правительства, Генпрокуратуры, Ростехнадзора и руководства холдинга «СДС-уголь», в состав которого входит шахта «Листвяжная», при аварии на которой 25 ноября погиб 51 человек. Путин журил угольных магнатов за пренебрежение вопросами безопасности, а те, склонив головы, сожалели о случившемся и говорили, что готовы понести ответственность. На том и разошлись. На поверхность подняли тела еще трех погибших, в шахте остаются тела еще 15 человек. Вот фоторепортаж из поселка Грамотеино, где находится шахта, с репликами шахтеров и членов их семей.
Компания USM Алишера Усманова продала акции VK группе «Согаз», которую контролирует друг Путина Юрий Ковальчук.
Команда Навального изучила процесс сокрытия сведений из Росреестра – кадастра, в котором учитывается вся российская недвижимость, земельные участки и операции с ними. Скрывать данные начали в 2016 году, когда сыновья тогдашнего генпрокурора Юрия Чайки получили там смешные прозвища ЛСДУ3 и ЙФЯУ9. С тех пор из Росреестра исчезли упоминания бывших высокопоставленных чиновников и их родственников, многочисленных членов семей высокопоставленных сотрудников ФСБ, а также всех отравителей Навального. Кроме того, в базе нет почему-то данных о московской недвижимости, которой владеют родственники президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева. Сведения эти, естественно, неполные: соратники Навального просто сверяли нынешнее состояние Росреестра с выписками, накопившимися у них за десять лет расследовательской деятельности.
Российская юстиция
- Роскомнадзор работает над блокировкой еще шести VPN-сервисов.
- Суд в Москве заменил бывшему юристу ФБК Любови Соболь условные исправительные работы на реальные – по делу о «проникновении в жилище» одного из отравителей Навального, сотрудника ФСБ Константина Кудрявцева. Соболь сейчас за границей.
- Навальный выплатил 850 тысяч рублей штрафа по делу о «клевете на ветерана».
- Антона Астахова, сына бывшего детского омбудсмена Павла Астахова, обвинили в мошенничестве на сумму 1,2 миллиарда рублей. Следствие просило отправить его под домашний арест, но суд не стал этого делать.
- В подмосковном Раменском полицейские пришли на пасторскую конференцию протестантских церквей «Нового поколения» и задержали около 200 человек. В августе четыре зарубежные организации, связанные с «Новым поколением», были признаны «нежелательными». А может, просто перепутали протестантов с протестующими.
- Томскому активисту Игорю Кузнецову, арестованному в сентябре по делу о склонении к массовым беспорядкам через телеграм-канал «Что делать», предъявлено новое обвинение – в создании экстремистского сообщества. Сейчас он сидит в московском СИЗО.
- В Сыктывкаре после обыска и изъятия техники задержали правозащитника Андрея Ивашева – ему вменяют неуважение к суду (за слова «эта судья не имеет права быть судьей») и возбуждение ненависти. Ивашев борется с полицейским произволом и помогает местным активистам с защитой в судах.
Вокруг Украины
В Стокгольме состоялась встреча госсекретаря США Энтони Блинкена и главы МИД России Сергея Лаврова. Переговоры на полях министерского заседания ОБСЕ продлились 40 минут. Стороны снова предъявили друг другу свои несовместимые позиции: США настаивают на необходимости отвода российских войск от украинской границы и деэскалации всех связанных с Украиной конфликтов, а Россия, считающая Украину своей вотчиной, настаивает, что убраться из региона должны как раз США и их союзники. С тем, что считают в Украине, Россия не считается – в каком смысле, здесь объясняет украинский дипломат и военный эксперт Александр Хара.
На этом фоне ФСБ поймала трех украинских граждан, которые якобы вели разведывательно-диверсионную деятельность.
Деятели российской оппозиции, которая проводит сейчас в Вильнюсе форум “Свободная Россия”, считают российские маневры у украинских границ блефом.
В Беларуси
США, Канада и Великобритания ввели новые санкции против Беларуси в связи с подвозом мигрантов к границам Евросоюза. Ранее о похожих санкциях официально объявил Брюссель.
Суд в Минске признал «экстремистским» телеграм-канал Shraibman, принадлежащий политическому аналитику Артему Шрайбману (он уехал из страны и продолжает комментировать белорусские события в медиа и соцсетях). Суд в Могилеве отправил на принудительное лечение в психиатрическом стационаре с усиленным наблюдением 27-летнего Даниила Жарина за то, что он 10 июня бросил «коктейль Молотова» в дверь Могилевского института МВД. Белорусские спортивные власти препятствуют лыжнику Сергею Долидовичу и его воспитанникам участвовать в международных соревнованиях. Сейчас он находится в России и в Беларусь, вероятно, уже не вернется.
Как долго еще белорусский режим будет закручивать гайки? Здесь на этот вопрос отвечает уехавший из страны политолог Валерий Карбалевич, а здесь – сидящая в колонии Мария Колесникова, один из лидеров августовских протестов 2020 года.
И вот, пожалуй, самый поучительный материал: рассказ о главном белорусском пропагандисте – 26-летнем Григории Азаренке, который восхваляет в эфире Александра Лукашенко и называет участников протестов «извращенцами, убийцами, педофилами, грязными лжецами, психопатами, содомитами, террористами, проститутками, плесенью человечества, канализацией, дном жизни, бесами». В истории бывали случаи, когда подобный риторический накал приводил к кровопролитию.
Вокруг света
- Суд в Киеве вынес приговор по делу об убийстве бывшего депутата российской Госдумы Дениса Вороненкова: к 12 годам лишения свободы приговорен Ярослав Тарасенко, бывший водителем Павла Паршова, который стрелял в Вороненкова и был убит на месте его телохранителем. Второго обвиняемого, предположительно, следившего за бывшим российским депутатом, суд оправдал. Кто заказчик преступления, по-прежнему неясно: здесь детали объясняет вдова Вороненкова Мария Максакова.
- В Тбилиси продолжаются судебные заседания с участием бывшего президента Грузии Михаила Саакашвили: в четверг он отвечал на обвинения в растрате госсредств.
- В Таджикистане объявили конкурс на лучшего осведомителя: жители Душанбе могут сообщать в Управление МВД о замеченных ими правонарушениях, а по итогам там объявят, кто доносил лучше всех.
- Бывший канцлер Австрии Себастьян Курц, возглавляющий Австрийскую народную партию, объявил об уходе из политики. К отставке готов и нынешний канцлер Александр Шалленберг. Курц намерен передать полномочия председателя партии Карлу Нехаммеру (сейчас он министр внутренних дел) – вероятно, он в итоге и станет канцлером.
- Опубликовано расследование независимого американского центра The Outlaw Ocean Project о ливийской береговой охране, которая на деньги ЕС сдерживает поток мигрантов из Африки в Италию. Отловленные этой береговой охраной люди содержатся в ужасающих условиях в тюрьмах, которые тоже финансируются Евросоюзом. Над ними издеваются, у них вымогают выкуп, их продают в рабство, а иной раз – просто убивают. Полный текст на русском, крайне печальный.
Хроники пандемии
По данным оперативного штаба на утро четверга, суточный прирост новых случаев COVID-19 в России вырос до 33 389. Официальное число инфицированных в стране с начала пандемии – 9 миллионов 703 тысячи; официальное число жертв достигло к утру четверга 277 640 человек (+1221 за сутки). Для возвращающихся из ЮАР и прилегающих стран введен двухнедельный карантин.
В Германии объявили об ужесточении ограничений для непривитых: им запрещено посещать культурные мероприятия и ходить в магазины (кроме продовольственных). Уходящий и будущий канцлеры поддержали введение обязательной вакцинации.
Шесть ссылок
- Поэты. Эссе Аллена Гинзберга об Анри Мишо из сборника «Сознательная проза» (изд-во «Подписные издания»). Или очерк Андрея Россомахина о легенде советского андеграунда Леониде Губанове (1946-1983) – к переизданию его юношеской поэмы «Полина» в изд-ве «Пушкинский дом».
- Кино. Анализ фильма Дени Вильнева «Дюна» с точки зрения ассириологии. Или рассказ Константина Львова о нынешнем архивном кинофестивале в Москве (куда он переместился из Белых Столбов).
- История болезни. Рассказ о самой страшной болезни Средневековья – лепре. Или отрывок из репортажа американской журналистки Нелли Блай «Десять дней в сумасшедшем доме» – он был опубликован в 1887 году и спровоцировал реформу психиатрических учреждений (из сборника «Профессия: репортерка. «Десять дней в сумасшедшем доме» и другие статьи основоположницы расследовательской журналистики», который вышел в изд-ве Individuum).
Искренне Ваши,
Семь Сорок
Предисловие издателя:
Этот рассказ «Худой» прислал «Рыжеватому» несколько лет
спустя после того, как, крадучись, словно, вор, вышел из его дома, сел в ночное
такси и уехал в аэропорт. Рассказ был, видимо, попыткой оправдаться, а в
результате превратился в обвинение, которое «Рыжеватый», никому не показывая,
долго держал в ящике своего компьютерного «стола». Он думал, что уже никогда больше
не встретится с «Худым», но, оказалось, что рассказ был только первым актом драмы,
которая теперь заслуживала уже романа (пока еще не написанного).
Разбирая архив, оставленный мне «Рыжеватым», я наткнулся на
этот рассказ и, прочитав его, словно кусочек своей жизни, решил «дать ему волю»
— в конце концов имеют же право и «Худой», и «Рыжеватый» на свою долю оправдания.
Рассказ публикуется с незначительными (в том числе
смысловыми) изменениями, которые ни в коей мере не оказывают влияния на
первоначальный замысел автора.
ТРУБКА
«Трубка. Трубочка (ж.)… ствол с пролетною пустотою. Трубка
табачная, курительная — вероятно
вначале чубук, потом и весь снаряд, а наконец одна головка, в которую набивается табак и вставляется чубук; » Толковый
Словарь В. Даля, т.4
Она оказалась в этом
магазине довольно случайно — привез какой-то моряк из плавания, откуда-то с
Востока. Она сама не помнила своего рождения, но очень явно и ясно вспоминала
смуглые руки и тепло дома, где она появилась. Тепло всегда окружало ее, и, наверное,
поэтому она воспринимала мир уютным и теплым, полным дыхания и жара. Ей
хотелось быть благодарной к своему
создателю, и она, сохраняя в себе тлеющий огонек, ровно и мягко пропускала дым,
насыщая его ароматами трав и какой-то своей силой, доставшейся ей от
вереска.
И вот — она оказалась в антикварном магазине. Конечно, ей
жалко было расставаться со своим создателем, но …
Лежа на полке, она с любопытством рассматривала все
предметы, которые здесь находились, и, в общем-то, не жалела о такой вот своей
судьбе — переходить из рук в руки. В этом даже была определенная прелесть — она
имела возможность ждать нового, надеяться на встречу с кем-то совершенно
удивительным. Ей всегда хотелось тепла, человеческого тепла, дыхания горячих
губ и густого жара, тяжелыми пластами распирающего ее изнутри.
Многие люди подходили к ней, рассматривали, цокали языком и
клали на место. Прикосновение рук было
приятным, конечно, но, скорее, забавляло ее, чем вызывало желание вместе дышать
и гореть.
Но вот однажды в магазин зашли двое мужчин. Их визит, по
всей видимости, был случайным, потому что они вяло рассматривали всякие побрякушки,
переползая взглядом с одной полки на другую. Один из них, с рыжеватой бородкой,
вел себя более уверенно и импульсивно. Он уже собирался выйти из магазина, как
его приятель, высокий и худой, вдруг сказал:
— Посмотри-ка, это как раз такая трубка, какую мы с тобой
искали!
— Да, правда, серьезная вещь… И цена у нее — мать честная!..
Худой повертел трубку в руках, и его ладони показались Трубке настолько теплыми, что
она прямо-таки разомлела. Она даже
как-то постаралась втереться в ладонь, уйти туда, закутаться, высовывая наружу
только кончик красивого, резного чубука.
— Лежит, как влитая. Давай возьмем, а? Удивительная штука.
Худой немного задумался, поглаживая трубку и добавил:
— Один ведь раз живем.
Будет памятью о
нашей дружбе на всю жизнь. Как думаешь?
Трубка чувствовала, что и у Рыжеватого она вызвала
восхищение. Правда, его ладонь хотела быть мягкой и трепетной, но получилась
плохо скрываемая мужская сальная дрожь и
неуютные угловатые обжимания.
Как бы то ни было, она оказалась в доме. Тот новый вечер был
прекрасен. На столе, покрытом черной скатертью, стояли невысокие подсвечники,
горели свечи, рубиновыми блестками играло вино в бокалах, и двое приятелей вели
долгую, неспешную беседу. Трубка была бережно вынута из специального бархатного
мешка, который ей купили в том же магазине. Более того, у нее появились и специальные
инструменты, которые лежали тут
же и своим таинственным металлическим блеском придавали значительность всему
ритуалу. А табак!..
И вот, наконец, табак. Трубка давно не вбирала в себя такую
волшебную, пахнущую древним Востоком, горами
и океаном, смесь. Худой (он казался более уравновешенным, спокойным) не
торопясь смешал табаки, бережливо, щепотками
переложил чуть влажный душистый мякиш в головку трубки и начал неспешно
и уверенно приминать, надавливая большим пальцем, а потом и
металлической пяточкой
— Здорово в руке сидит…
— А запах то какой — по всему дому.
Рыжеватый на секунду задумался, вытряхивая где-то
под самым потолком школьные тетради своей памяти.
— Кажется, последний раз мы с тобой баловались этим делом
классе в 10-м. Верно?
— Да, летит время. — Худой согласно кивнул, думая уже
совершенно о другом. Трубка настолько была возбуждена от приятного чувства, что сама даже, изнутри, от самого
дна, стала нагреваться:
— Ну, вот сейчас… сейчас, — Думала она лихорадочно. Ну что
же ты медлишь, давай огонь. … Ах, эти
глупые спички! Все время ломаются в неподходящий момент! Ну скорей же,
скорей!!
Наконец, первые огоньки табака заиграли на ее поверхности.
Трубка глубоко, очень глубоко, как раньше, вздохнула:
— Ну вот оно… Какое блаженство! Как давно это было! Как
давно! Какое счастье… Какие сильные
руки у этого парня и мягкое, ровное дыхание…
Необыкновенное чувство насыщенности жизни переполняло все
существо Трубки. Внутренний жар был настолько силен, что она перестала даже обращать внимание на
происходящее снаружи. Все детали интерьера, разговоры, настроения людей и их
прикосновения стали для нее несущественны. Они как бы потеряли свою значимость
и ценность, превращаясь в неясный общий фон снаружи. Еще бы! Ведь внутри, у
самого дна, вырывался наружу стиснутый плотным табачным слоем огонь, и
малиновый жар из самой головы расходился по всему телу сладким, пьянящим дурманом.
И ей уже было безразлично, какие руки ее держали. Не таким
уж заметным было нервное, крупное дыхание Рыжеватого, и даже капли слюны от его неправильного прикуса уже совсем не
вызывали у нее холодную дрожь брезгливости.
Но …»Ничто не вечно под луной!» Неспешно догорали последние комочки табака,
превращаясь в легкий, воздушный пепел; из сумеречной дымки стали выступать
контуры двух друзей, ведущих спокойный, мечтательный разговор. Трубка
остывала.
Худой, бережно придерживая ее голову, мягко, но уверенно,
сдвинул чубук, и аккуратно снял его, обнажив слегка потемневшую от смолы шейку
трубки. Дышать стало удивительно легко, и она с благодарностью приняла в себя
маленький металлический шомпол со щеточкой, открывая самые труднодоступные
места. Она медленно, долго и умиротворенно остывала, покоясь в руке худого
парня, и в полудреме вспоминала жар, и руки, и горы, и давнее — давнее журчание
воды, неизвестно каким образом дремавшее в глубинах ее памяти…
Проходили дни, недели, месяцы. Поздно вечером каждой пятницы
друзья садились за стол, и опять начинался этот сладостный ритуал, которого она с таким нетерпением
ждала всю неделю. Иногда, правда, на столе оказывались сигареты, появлялись
новые люди, и разные запахи и страсти бродили по ночному дому. Она смотрела на
тощенькие дамские сигаретки в белой полупрозрачной оберточке с чувством
снисхождения и даже материнской заботы.
Они пыжились в попытках выглядеть привлекательно, подчеркивая золотой
полосочкой проступающий сквозь матовую оболочку плотный табачный стержень. Но
все это было нарочито и неумно. Мужчины предпочитали Трубку и только ее.
Трубка не многое понимала в разговорах людей, но их душевное
состояние она чувствовала великолепно. То состояние, которое иногда называют
сердечным жаром или внутренней дрожью. Со временем ей стало казаться, что в
отношениях этих двух людей что-то происходит. При всей внешней нарядности, разукрашенных
словах о дружбе и лубочных воспоминаниях молодости в сердце у каждого копилась
невысказанная, никотинная,
сигаретная горечь, которая тяжелыми
смоляными пластами запирала все поры души, не давая вырваться наружу
искренности и мягкому, согревающему
человеческому теплу и свету.
Это постоянно тревожило ее, но временами она забывалась,
окунаясь с головой в восхитительный ритуал пятницы. Так было и на этот раз.
Горели свечи, и вино в бокалах, и все, как сотню лет назад. Огонек пламени временами высвечивал на стене
комнаты дрожащую тень худенькой женщины и силуэты двух друзей. Трубка уже стала
забываться, предвкушая то блаженное состояние жара и медленного засыпания, которое было главным в ее жизни. Но
какое-то неприятное чувство не давало ей полностью отдаться огню. То ли Худой
слишком нервничал, набивая табак, и оставил воздушные карманы, то ли Рыжеватый
слишком тяжело давил на
ее голову, совсем не давая дышать… Одним словом, разгоралась она с
большим трудом. Какое-то седьмое чувство подсказывало ей, что лучше бы вообще не разгораться — есть на столе
беленькие сигаретки. Пусть сегодня будет их праздник. Но назойливый огонь провинциальной
зажигалки сделал свое дело, прожигая всю табачную массу до самого дна, и трубка
«поплыла». Сквозь горячий туман
до ее сознания доходили отдельные слова, но, казалось, что ничего не может
побеспокоить ее.
— Ты знаешь, я должен сказать тебе одну неприятную вещь.
Темнота комнаты скрадывала
нервные движения Худого.
— Какую? Что еще стряслось? Неужели ты передумал? Мы ведь
обо всем договорились!
Рыжеватый как-то сразу насторожился, плотно сжимая в кулаке трубку, которую до этого долго и
молчаливо мусолил во рту. Запрыгали огонечки дамской сигаретки, взволновано
пощелкивая сухими табачинками.
— Я проиграл все деньги…
И твои тоже… У меня не осталось даже на еду… Я не знаю, что
делать… Я просто в полном отчаянии…
Руки Худого нервно теребили потемневшие мешки под глазами.
Лоб покрылся неприятной, липкой испариной, которая потом туго скрипела на холодных
ладонях. Замерло все. Мертвая тишина осела на скатерть, парализуя даже малейшее
действие.
Трубка не могла ждать долго. Имея внутри огонь, она могла
жить только вместе с дыханием человека. Душистый дым выносил наружу мельчайшие
смоляные капельки, которые сейчас медленно и коварно осаждались на стенках ее
горла.
— Дыхания, дыхания!
Её горло сжималось, стискивалось желтоватой пленкой смолы, и
тлеющий уголек табака стал понемногу затухать. Сейчас уже она сама пыталась всеми
силами избавиться от огня, коварного огня, который с каждой пушинкой дыма
наносил всё новые и новые капли смолы на её разбухшее горло. Рыжеватый в
глубокой задумчивости вертел Трубку, перекладывая её из одной руки в другую. В
какой-то момент тошнотворная масса смолы, залепившая горло, стала настолько
велика, что Трубка стала терять сознание. Откуда-то сбоку до неё донеслись
слова:
— Потухла… Как ты ее откручивал-то, м-мать…
Крупные, узловатые пальцы сжали голову полузадушенной Трубки
и, сильно надавливая на чубук, попытались сдвинуть его с места. Не тут-то было!
Трубка и сама была бы рада все сбросить с себя снаружи и изнутри, лишь бы,
наконец, освободиться от липкой массы, запершей её дыхание.
Сильнее… еще сильнее… Чубук не поддавался, и это еще
больше раздражало Рыжеватого. Наконец, нажим стал таким невыносимым, что Трубка
напряглась изо всех своих сил, выдавливая микроскопические капельки вереского
масла, глубоко сидящего в ее клеточках ещё с самого рождения. Дерево стонало,
сжималось, изгибая каждую, высохшую до струны, клеточку несчастного вереска.
Острая боль и резкий, хлопающий звук пронзили все тело
Трубки. Последнее, что она видела, перед тем, как потерять сознание, был
отваливающийся чубук с кусочком дерева внутри. Кусочком ее горла.
***
Она пришла в себя поздно ночью. Недоеденные салаты кисло
размазались по тарелкам, грязная посуда уныло разбрелась по залитой воском скатерти.
Трубка лежала без движения, холодная, бесформенная, и грустно глядела на пачку
сигарет нагловатого песочного цвета. Самодовольный Окурок небрежно навалился на
край пачки:
— Ну что, довыёживалась? Вот так-то!
Окурок чванливо, как верблюд на этикетке, сбросил слюнявый
комочек пепла, и добавил:
— А всё – издатели!.. Поэты!.. Прозаики!.. Про каких заик
теперь думать будешь? Дышать-то есть чем?
Единственная белая сигареточка, оставшаяся в смятой пачке,
неодобрительно посмотрела на вальяжного Окурка. Видно было, что в свое время
она пыталась выскользнуть из пачки, но застряла своим надломленным фильтром в
узкой зажеванной фольге.
— Не больно ты уж и воображай! Подумаешь — верблюд на
этикетке! А сам-то, сам-то — всего на всего Окурок!
Трубка молчала. Ей было грустно. Боли не было и не было
горечи, но грусть, как седой и плотный дым, окутывала все ее существо.
Рано-рано утром, как только полезли сквозь жалюзи сероватые
блики рассвета, Худой пришел к Трубке и в полной тишине бережно и внимательно
вычистил её, отскоблив ложечкой налипшую смолу и не сгоревшие комья табака. Его
дыхание было тяжелым, густым, с примесью алкоголя и желчного духа желудка. Нарушенная
координация движений выдавала внутреннюю ватную пустоту, которая глубоко засела
в тоскливых, опухших глазах.
Не совсем уверенным движением он открыл ящик телевизионной тумбы,
достал бархатный мешочек и бережно, немного помедлив, уложил туда Трубку и
чубук. В ящике было тепло и сухо, даже теплее, чем снаружи. Наверху стоял
большой телевизор, и тепло его передавалось вниз, нагревая то пространство, где
находилась Трубка. Это было даже приятно. Она чувствовала себя в покое,
безопасности, уюте. Деревянные стенки ящика добавляли ощущение дома, комфорта.
Вот только не было дыхания и жара… Но она даже стала
забывать об этом понемногу. Лишь изредка,
заслышав голоса в комнате,
представляла себе вечерние свечи, черную скатерть, рубиновые блики вина и
теплые губы человека.
Прошло немного времени.
Однажды ночью дверца ящика отворилась, и трубка увидела
Худого, который был одет в дорожную форму. В отдалении, в дверях, стояли чемоданы.
Её сердце радостно забилось: «Неужели он возьмет меня с собой?! Как это
было бы здорово! Я совершенно уверена, что его руки могут сделать мне новое
горло, и мы снова будем наслаждаться жаром жизни!»
Худой открыл бархатный мешочек и вытащил Трубку. Его ладони
окутывали всё тело Трубки, баюкая её медленными и плавными движениями.
Он думал.
А она почувствовала иголочки нервозности, и ее сердце
тоскливо сжалось от предчувствия. Хлопнула входная дверь, и резкий голос позвал:
— Ну Вы идете уже или нет?
Худой нервным движением, не оставляя себе времени на
раздумья, положил трубку в мешок, резко затянул тесьму и всё убрал в ящик.
Шаги по комнате, дверной замок, и тишина.
И тишина… и тишина… и тишина… и тишина… и тишина…
и тишина… и тишина…