Рассказ е пермяка для чего руки нужны текст

В течение всего юбилейного года опубликовано множество материалов, посвященных святому благоверному князю Александру Невскому. Еще большее количество научных трудов, научно-популярных и художественных изданий выходило на тему его жития ранее. В основном они касались политической деятельности¹ святого князя, значимости его цивилизационного выбора², его военного таланта³, его личного благочестия⁴ и т.д. При этом в житии князя Александра остается момент, который требует надлежащего осмысления, — это его христианская кончина. В «Журнале Московской Патриархии» опубликована статья доцента кафедры теологии МПГУ священника Георгия Харина, посвященная истории последних дней благоверного князя Александра Невского (№ 12, 2021, PDF-версия).

Безмерное желание принять ангельский образ

Итак, в 1262 году великий князь Александр Ярославич отправился к хану Берке.

В том же году пошел князь Александр в Татары, и удержал его Берке, не пустив в Русь; и зимовал в Татарах, и разболелся.

Так пишет автор Новгородской первой летописи старшего извода. Историки по-разному объясняют причины, которые вынудили русского князя отправиться к ордынскому хану. Нередко полагают, что Александр хотел предотвратить кару, которую ожидали после восстания в русских городах. Но имеющиеся в нашем распоряжении источники, и прежде всего Житие князя Александра, иначе объясняют причины этой драматической поездки:

Было же тогда великое насилие от иноплеменников: сгоняли христиан, веля им вместе с собой воевать. Князь же великий Александр пошел к царю, чтобы отмолить людей от беды той⁵.

Князю Александру Ярославичу, кажется, удалось на этот раз «отмолить» русских людей от участия во внутренней ордынской войне. Почти весь 1263 год — последний в своей жизни — князь Александр Ярославич провел в Орде, по-видимому, скитаясь вместе с ханом Берке по его многочисленным кочевьям. И только ­осенью — уже больным — князя отпустили наконец обратно на Русь. Однако до стольного Владимира Александру Ярославичу добраться было не суждено. Из Новгородской Первой летописи старшего извода:

В лето 6771 (1263). Пришел князь Александр осенью из Татар, весьма нездоров. И пришел на Городец, и принял пострижение в 14-й [день] месяца ноября, на память святого апостола Филиппа. Той же ночью и преставился, и повезли его во Владимир, и положили его в монастыре Рождества Святой Богородицы. И, собравшись, епископы и игумены с митрополитом Кириллом, и со всем иерейским чином, и с черноризцами, и со всеми суздальцами с честью погребли его в 23 [день] того же месяца, на святого Амфилохия, в пятницу. Дай, Господи милостивый, видеть лицо Твое в будущем веке ему, который потрудился за Новгород и за всю Русскую землю…⁶

Более подробно рассказывается о кончине благоверного князя в его Житии:

Было в те времена насилие великое от иноверных, гнали они христиан, заставляя их воевать на своей стороне. Князь же великий Александр пошел к царю, чтобы отмолить людей своих от этой беды.

А сына своего Дмитрия послал в Западные страны, и все полки свои послал с ним, и близких своих домочадцев, сказав им: «Служите сыну моему, как самому мне, всей жизнью своей». И пошел князь Дмитрий в силе великой, и завоевал землю Немецкую, и взял город Юрьев, и возвратился в Новгород со множеством пленных и с большой добычею.

Отец же его великий князь Александр возвратился из Орды от царя, и дошел до Нижнего Новгорода, и там занемог, и, прибыв в Городец, разболелся. О, горе тебе, бедный человек! Как можешь описать кончину господина своего! Как не выпадут зеницы твои вместе со слезами! Как не вырвется сердце твое с корнем! Ибо отца оставить человек может, но доброго господина нельзя оставить; если бы можно было, то в гроб бы сошел с ним!

Много потрудившись Богу, он оставил царство земное и стал монахом, ибо имел безмерное желание принять ангельский образ. Сподобил же его Бог и больший чин принять — схиму. И так с миром Богу дух свой предал месяца ноября в четырнадцатый день, на память святого апостола Филиппа.

Митрополит же Кирилл говорил: «Дети мои, знайте, что уже зашло солнце земли Суздальской!» Иереи и диаконы, черноризцы, нищие и богатые и все люди восклицали: «Уже погибаем!»

Святое же тело Александра понесли к городу Владимиру. Митрополит же, князья и бояре и весь народ, малые и большие, встречали его в Боголюбове со свечами и кадилами. Люди же толпились, стремясь прикоснуться к святому телу его на честном одре. Стояли же вопль, и стон, и плач, каких никогда не было, даже земля содрогнулась. Положено же было тело его в церкви Рождества святой Богородицы, в великой архимандритье, месяца ноября в 24 день, на память святого отца Амфилохия.

Было же тогда чудо дивное и памяти достойное. Когда было положено святое тело его в гробницу, тогда Севастьян-эконом и Кирилл-митрополит хотели разжать его руку, чтобы вложить грамоту духовную. Он же, будто живой, простер руку свою и взял грамоту из руки митрополита. И смятение охватило их, и слегка отступили они от гробницы его. Об этом возвестили всем мит­рополит и эконом Севастьян. Кто не удивится тому чуду, ведь тело его душа покинула и везли его из дальних краев в зимнее время! И так прославил Бог угодника Своего⁷.

Так сообщает о кончине князя его древнее Житие. Вот, собственно, и предмет нашего исследования:

Великий же князь Александр Ярославич, ревновав о Господе Боге своем крепко, оставив земное царство и желая Небесного Царствия, принял ангельский образ монашеского жития; еще сподобил его Бог больший чин восприяти — схиму…

К старости тоже постригусь

Принятие монашества — серьезный и ответственный шаг. Что подвигло великого князя на это решение? Понять это — почувствовать его эпоху. Кстати, в иные времена такой выбор едва ли бы был поощрен: Петр I даже запретил своим указом, продублированным синодальным распоряжением от 15 июня 1724 года, изображать Александра Невского в монашеском чине:

Святого благоверного великого князя Александра Нев­ского в монашеской персоне никому отнюдь не писать, а только в одеждах великокняжеских⁸.

Очевидно, что это было вызвано желанием Петра I противопоставить новую столицу Санкт-Петербург старой, Москве. Главной святыней Москвы всегда оставалась Лавра преподобного Сергия с самим Радонежским чудотворцем. Во-первых, образ преподобного Сергия с его глубоким благочестием и ревностью ко спасению на духовной стезе совершенно не вязался с петровскими идеями всеобщей полезности, заимствованными у голландских мыслителей. Во-вторых, Лавра преподобного напоминала Петру о его мятежной юности и о его позорном бегстве под ее стены. Поэтому так нужна была «светская лавра» со «светским» святым — образа жизни не монашеского и подвига не церковного. Именно этим объясняется основание Александро-Невской лавры и перенос сюда из Владимира мощей святого князя, а также запрет на его изображение в иноческих одеждах.

Вернемся к вопросу монашеского пострига Александра Невского. Чем он вызван? Дань традиции или потребность души? Начнем с того, что, действительно, предсмертный постриг — традиция, на Руси в то время весьма распространенная. Этот обычай был заимствован из среды византийской аристократии. По меньшей мере 17 византийских императоров приняли по­стриг накануне своей смерти или же после своего свержения с престола (в последнем случае зачастую не по своей воле: Андроник II Палеолог, Иоанн VI Кантакузин, Исаак I Комнин, расстригшаяся и позднее снова постриженная Зоя, ее расстриженная сестра Феодора, Михаил VII Дука, Михаил I Рангаве, Роман I Лакапин, ­Феодосий III и другие).

Известно, что перед смертью принял постриг император Михаил IV Пафлагонский (1041), Мануил I Комнин — под именем Матфей (1180), Иоанн VII Палеолог — Иоасаф (1408), Мануил II Палеолог — Матфей (1425). Из женщин перед смертью, как известно, постриглись императрица Ирина (супруга Иоанна II Комнина) — Ксения (1134), невестка императора Анна Далассина⁹.

Существует достаточное количество исследований о развитии института монашества на Руси. Среди них особо стоит отметить коллективный труд Б.А. Успенского и Ф.Б. Успенского «Иноческие имена на Руси»¹⁰. Здесь интересующий нас вопрос рассмотрен подробно. Действительно, на Руси с раннего времени существовал обычай принимать великую схиму в ожидании близкой кончины. Эта традиция бытовала в монастырях, и она становится предметом обсуждения в «Вопрошании Кирика». Кирик Новгородец спрашивал Нифонта, архиепископа Новгородского (1130-1156), хорошо ли ему было бы в старости принять великую схиму; Нифонт отвечал утвердительно:

А вот что я сказал владыке: я еще без схимы, но к старости тоже постригусь, может, тогда я стану лучше, но я плох и болен¹¹.

Кирик также спрашивал Нифонта, может ли он, Кирик, не будучи схимником, постричь в схиму человека, которому грозит скорая кончина:

А вот опять же некий чернец покаялся у меня, можно ли будет вскоре постричь его в схиму? Или это не годится, постригать, будучи самому без схимы? Если ты мне повелишь, то было бы очень хорошо. Сказал: «Добро ты помыслил, чтобы, как сказал, к старости постричься в схиму. А для пострижения монахов — на то ты и священник, и постриги его в схиму. Священство есть превыше всего, на то и существует освящение». И я поклонился владыке челом¹².

И на этот раз Нифонт отвечал утвердительно, ссылаясь на то, что Кирик является священником и тем самым имеет на это право.

От Бога данный тебе дар

В Киево-Печерском патерике рассказывается о Пимене Многострадальном, которого родители принесли в Печерский монастырь для исцеления; он хотел принять постриг, но родители на это не соглашались. Неожиданно его все же постригают в великую схиму, и он получает новое имя. Это описывается как чудо:

Когда же он изнемог так, что отчаялись за его жизнь, — принесли его в Печерский монастырь, чтобы исцелился он молитвами тех святых отцов или от их рук принял святой иноческий образ. Родители же Пимена, сердечно любя его, не оставляли детища своего и всех просили молиться за их сына, чтобы он исцелился от недуга. И много потрудились те преподобные ­отцы, но ничто не приносило пользы ему, ибо его молитва превозмогала все другие, а он просил себе не здоровья, а усиления болезни, так как боялся, что если он выздоровеет, то родители увезут его из монастыря, и не осуществится мечта его. Отец же и мать все время были с ним и не давали его постричь, и блаженный, опечалившись, стал прилежно молиться Богу, чтобы Он исполнил желание его.

И вот однажды ночью, когда все вокруг спали, вошли со свечами туда, где лежал Пимен, похожие на скопцов светлых, и несли они Евангелие, и рубаху, и мантию, и куколь, и все, что требуется для пострижения, и сказали ему: «Хочешь, чтобы мы постригли тебя?» Он же с радостью согласился, говоря: «Господь вас послал, повелители мои, исполнить желание сердца моего». И тотчас начали они спрашивать: «Зачем пришел, брат, припадая к этому святому жертвеннику и к святому братству этому? Желаешь ли сподобиться иноческого великого ангельского образа?» И все прочее исполнили по чину, как написано в уставе, потом в великий образ постригли его, и надели на него мантию и куколь, и все, что следует, отпевши, великого ангельского образа сподобили его, и, целовав его, дали ему имя Пимен, и, возжегши свечу, сказали: «Сорок дней и ночей эта свеча не угаснет». Свершив все это, они пошли в церковь, волосы же постриженного взяли с собой в платке и положили на гроб святого Феодосия¹³.

Иноки же, бывшие в кельях, слыша звуки пения, перебудили спавших вокруг, думая, что игумен с кем-то постригает Пимена или что тот уже скончался, и вошли все вместе в келью, где больной лежал, и нашли всех спящими: и отца, и мать, и рабов. И вместе с ними подошли к блаженному, и все ощутили благоухание, и увидели его веселым и радостным и облаченным в иноческую одежду. И спросили его: «Кто тебя постриг и что за пение мы слышали? Вот родители твои были с тобой и ничего этого не слыхали». И сказал им больной: «Я думаю, что это игумен, придя с братиею, постриг меня и дал мне имя — Пимен. Их пение и было то, что вы слышали, и про свечу они сказали, что она будет сорок дней и ночей гореть; взявши же мои волосы, они пошли в церковь». Услышав это от него, пошли и увидели, что церковь закрыта, и разбудили пономарей, и спросили их, не входил ли кто в церковь после вечерней молитвы? Они же отвечали, говоря, что никто не входил в нее и что ключи у эконома. Взяв ключи, пошли в церковь и увидели на гробе Феодосия в платке волосы Пимена, и рассказали обо всем игумену, и стали искать, кто постригал Пимена, и не нашли. И поняли все, что то был Промысл свыше, от Бога. И стали раздумывать о бывшем чуде, говоря: «Может ли оно засчитаться Пимену за уставное пострижение?» Но так как свидетельство имелось: церковь была заперта, а волосы оказались на гробе святого Феодосия, и свеча, которой хватило бы только на день, сорок дней и ночей непрестанно горела и не сгорала, то и не стали совершать над Пименом пострижения, сказав ему: «Достаточен для тебя, брат Пимен, от Бога данный тебе дар и нареченное тебе имя»¹⁴.

Этот отрывок из Патерика очень важен: он позволяет примерно представить, как происходило пострижение великого князя Александра на его смертном одре. Интересно также, что этот рассказ Патерика заканчивается весьма полезным поучением:

Из этого, братья, следует, кажется мне, вот что разуметь: если кто в болезни пострижется с верою, прося у Бога жизни, тот как в монашеском подвиге послужит ему; владеющий же жизнью и смертью Господь если и отведет его от мира, то, подобно работникам, нанятым в одиннадцатый час, признает его равным праведникам. Кто же говорит так: «Когда увидите меня умирающим, то постригите меня», — суетна того вера и пострижение¹⁵.

Обрести главное

Множество примеров из житийной литературы древнерусского периода свидетельствуют о том, что монахи Древней Руси стремились принять схиму перед кончиной. Со временем и миряне начинают принимать великую схиму — первоначально, возможно, подражая монахам.

Со второй половины ХІІ века пострижение перед смертью в великую схиму получает распространение в княжеской среде¹⁶, в дальнейшем то же продолжают делать и цари, вплоть до Романовых (у последних, по-видимому, такой родовой традиции не было). Если смерть приходила преждевременно, то иногда — в исключительных случаях — постригали и после смерти, как это случилось с Иваном Грозным и как, по-видимому, могло случиться с Василием ІІІ; это свидетельствует об устойчивости данного обычая¹⁷.

В Древней Руси мы знаем даже случай коллективного предсмертного пострига. В 1238 году, когда татары захватили Владимир-на-Клязьме, князь Всеволод Юрьевич с матерью, своими людьми и владыкой Митрофаном внидоша въ святую Богородицю и истригошася вси въ образъ чрънечьскии и въ скыму¹⁸.

Великая схима, таким образом, символизирует готовность к смерти.

Обычай предсмертного пострижения связан с представлением о том, что монашеский постриг, подобно крещению, очищает человека от всех предшествующих грехов. Этот мотив находит отражение в «Сказании о Мамаевом побоище»: по благословению преподобного Сергия Радонежского братья-иноки Александр Пересвет и Андрей Ослабя, отправляясь на смертный бой, принимают схиму¹⁹. К пострижению в схиму, таким образом, стали относиться как к таинству.

Такое отношение к монашескому постригу связано с особым влиянием на древнерусскую Церковь преподобного Симеона Нового Богослова. Эпоха Симеона Нового Богослова, Х век, — это эпоха монашеского ренессанса. Преподобный Симеон, не колеблясь, называет своих монахов, в том числе и не имеющих сана, «народом Христа, священным стадом, царским священством»²⁰. Видимо, потому на Руси, которая именно в это время усваивает христианство, взгляд на монашество как на единственно верный путь к спасению стал весьма распространенным. В своем послании Поликарпу епископ Симон, например, заявляет:

Аз бых рад оставить свою епископию… Пред Богом тебе молвлю: всю сию славу и власть яко калъ мнел быхъ, аще бы ми трескою тчати за вороты, или сметием валятися в Печерком манастыри и попираему быти человеком…²¹

В древнерусской житийной литературе можно найти множество примеров, иллюстрирующих мысль об особом значении монашества²². Видимо, этим обстоятельством объясняется и то громадное влияние, которое монастыри оказывали на древнерусское общество, и то благоговение, которое это общество имело к монашеству вообще и к постригу в частности.

Стало быть, принимая монашеский постриг перед самой кончиной, святой благоверный князь Александр, с одной стороны, следовал благочестивому обычаю своего времени, а с другой — через это пострижение он стремился обрести главное, что составляло весь смысл его земного пути, — жизнь вечную во Христе Иисусе, Господе нашем.

Священник Георгий Харин

¹ См., напр.: Гарин Е.-Н. Выбор Александра Невского как основа приоритетов политики российского государства // Вестник Вятского государственного университета. 2016. № 10. С. 28-30; Голубев А. Ю. Александр Невский как великий политический и военный деятель Руси // Военная мысль. 2018. № 10. С. 102-109; Данилевский И.Н. Александр Невский и Тевтонский орден / Текст: электронный // Слово.ру: Балтийский акцент: [сайт]. 2011. № 3-4. С. 105-111; Фомина К. Значение «Ледового побоища» в истории России // От Александра Невского до наших дней: уроки истории: Материалы VIII Международных Александро-Невских чтений. Псков: Гос. ун-т, 2017. С. 109-110.

² См., напр.: Данилевский И.Н. Указ. соч. С. 105-111; Жеребкин М.В. Исторический выбор Александра Невского // Наука, образование и культура. 2017. № 3 (18). С. 13-19; Олейник И.А. Исторический выбор Александра Невского в пользу подчинения русских земель Золотой Орде // Педагогический поиск. 2018. № 5. С. 31-33; Рыбаков С.В. Стратегический выбор Александра Невского // Мир Евразии. 2013. № 4 (23). С. 50-54.

³ См., напр.: Бахтин А.П. Ледовое побоище: о построении «свиньей» или «острой колонной» / Текст: электронный // Слово.ру: Балтийский ­акцент: [сайт]. 2015. № 2 / 3. С. 63-86; Голубев А.- Ю. Указ. соч. С. 102-109;­Конявская Е.Л. Образ Александра Невского в русских летописях / Текст: электронный // URL: http://www.drevnyaya.ru / vyp / 2009_2 / part6.pdf; Кривошеев Ю. В. Феномен национального героя в общественном сознании и идеологии (на примере Александра Невского) // Труды исторического факультета Санкт-Петербургского университета. 2013. № 15. С. 43-57; Лашкова О. Князь Александр Невский: герой средневековой Руси // История. 2017. № 3 / 4. С. 42-49; Свердлов М.Б. Александр Невский — гений стратегии и тактики // Петербургский исторический журнал: исследования по российской и всеобщей истории. 2017. № 3 (15). С. 7-31; Фомина К. Указ. соч. С. 109-110.

⁴ См., напр.: Алексеев С. Александр Невский: жизнь, ставшая житием // Родина. 2013. № 8. С. 2-5; Богданов А.П. Нравственный выбор Александра Невского // Преподавание истории и обществознания в школе. 2016. № 7. С. 3-11; Долгов В.В. Биография Александра Невского в зеркале «исторического нарратива» // Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. 2016. № 5. С. 190-212; Он же. Родители Александра Невского в отечественной историографии и генеалогии // Вестник Удмуртского университета. (История и филология). Т. 30. 2020. № 1. С. 88-94; Ефимов В.Ф., Никольский Е.В. Личность Александра Невского сквозь многовековую мифологию // Studia Humanitatis. 2014. № 3. С. 1; Кривошеев Ю.В., Соколов Р.А. Феномен национального героя в общественном сознании и идеологии (на примере Александра Невского) // Труды исторического факультета Санкт-Петербургского университета. 2013. № 15. С. 43-57; Менщиков И.С. Роль образа Александра Невского в воспитании национальной идентичности // Историко-педагогические чтения. 2018. № 22. С. 124-131.

⁵ Летописи / Текст: электронный // Библиотекарь.Ру: URL: http://www.bibliotekar.ru / rus / 96.htm.

⁶ Там же.

⁷ Житие Александра Невского // Древняя русская литература: хрестоматия / составитель Н. И. Прокофьев. М., 1980. С. 118-123.

⁸ Полное собрание постановлений по Ведомству Православного исповедания. Т. 4. № 1318.

⁹ Соколов И.И. Состояние монашества в Византийской Церкви с середины IX до начала XIII века (842-1204). СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2003.

¹⁰ Успенский Б.А., Успенский Ф.Б. Иноческие имена на Руси. М.: Институт славяноведения РАН; СПб.: Нестор-История, 2017.

¹¹ РИБ. VI. № 2. Стлб 25. Вопрос 6. Цит. по: Успенский Б.А., Успенский Ф.Б. Указ. соч. С. 213.

¹² РИБ. VI. № 2. Стлб 25-26. Вопрос 8. Цит. по: Успенский Б.А., Успенский Ф.Б. Указ. соч.

¹³ Феодосий Печерский выступает здесь как восприемник или поручитель новопостриженного монаха. В Синайском евхологии в чине пострижения в великую схиму восприемник именуется «подъемлющим власы» (Л. 82-83об., 87). См. подробнее: Успенский Б.А., Успенский Ф.Б. Указ. соч. С. 89, примеч. 33.

¹⁴ Киево-Печерский Патерик. Т. 4: XII век / подгот. текста Л.А. Ольшевской, пер. Л.А. Дмитриева. СПб.: Наука, 1997.

¹⁵ Там же.

¹⁶ См.: Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. 1. Ч. 2. М., 1904.

¹⁷ См.: Успенский Б.А., Успенский Ф.Б. Указ. соч. С. 211.

¹⁸ Полное собрание русских летописей. Т. ІІІ. М., 2000. С. 287.

¹⁹ Сказание о Мамаевом побоище.

²⁰ Цит. по: Василий (Кривошеин), архиеп. Преподобный Симеон Новый Богослов. Париж, 1980. С. 126.

²¹ Киево-Печерский патерик // РНБ. Ф. 893. (Собр. Ю.А. Яворского). № 9. Л. 18 об.

²² См. об этом: Василий (Кривошеин), архиеп. Указ. соч. С. 143; Иларион (Алфеев), игум. Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание. СПб., 2001. С. 608; Концевич И.Н. Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси. М., 1993. С. 38.

«Церковный вестник»/Патриархия.ru

По его инициативе были созданы Рождественские чтения, он систематизировал работу с осужденными в тюрьмах, стал автором церковно-публицистических статей и книг, актуальных и в наши дни. Ревностный пастырь, активный участник создания системы религиозного образования, неутомимый катехизатор, хранитель живой памяти о новомучениках — таким был отец Глеб Каледа. Статья размещена в декабрьском номере «Журнала Московской Патриархии» (2021, № 12, PDF-версия).

Тайный священник

В этом году исполняется сто лет со дня рождения одного из выдающихся пастырей нашего времени протоиерея Глеба Каледы. Читая его автобиографические книги и воспоминания о нем, не перестаешь удивляться, сколько веры, энергии и любви было в этом человеке. Господь призвал его на служение к Себе с юных лет, когда по благословению духовного отца, будущего священномученика Владимира Амбарцумова[1], Каледы всей семьей помогали тем, кто был лишен средств к существованию. Не только духовенству, но и мирянам. Ведь их ближайшие родственники тоже были сосланы или посажены в тюрьму по обвинению в антисоветской деятельности, а по сути за религиозные убеждения. Пятнадцатилетнему Глебу поручалось разыскивать тех, кто бедствует, и приносить им продукты. Призванный в армию после окончания школы в августе 1941 года, он прошел всю войну от начала до победного конца и за мужество и героизм не раз награждался медалями и орденами. Волховский фронт, Сталинград, Курская дуга, освобождение Белоруссии, Кенигсберг — такими зарубками остались 1941-1945 годы в памяти начальника радиостанции дивизиона гвардейских минометов («Катюш») Глеба Каледы.

В автобиографичной книге «Записки рядового» спокойно, непредвзято, на конкретных примерах автор раскрывает перед читателем ту чудовищную правду войны, свидетелем которой он стал. Причем так, что его рассказ, несмотря на страшные факты, не накрывает тоской и унынием, а, наоборот, вселяет оптимизм. Уникальность этой книги еще и в том, что это — взгляд изнутри. Война глазами православного человека. И конечно, только искренней верой в Бога можно объяснить в минуты смертельной опасности полное спокойствие и бесстрашие рядового Каледы, вызывавшее удивление и уважение у командиров и однополчан.

После войны Глеб Александрович поступил в Московский геологоразведочный институт. Получив диплом с отличием, защитил кандидатскую диссертацию, занимался научной и преподавательской деятельностью, а потом сосредоточился на исследовательской работе в области нефтяной геологии. Он написал 170 научных работ, в том числе несколько монографий. В 1980 году защитил докторскую диссертацию. Коллеги отзывались о нем как о крупном ученом-естествоиспытателе с широким кругозором и обширным спектром научных интересов. В частности, В.Н. Холодов, академик Российской академии естественных наук, отмечал, что Глеб Каледа «был неутомимым искателем истины, человеком, по-настоящему увлеченным наукой».

Однако мало кто из коллег в советское время знал, что Глеб Александрович и его семья —прихожане московского храма Илии Пророка в Обыденском переулке, в который отец семейства начал ходить, вернувшись с фронта. И что в экспедициях он в праздничные дни совершает тайные богослужения мирянским чином по тетрадочкам, написанным его супругой Лидией, дочерью священномученика Владимира Амбарцумова, специально для него.

В роду Калед два человека принадлежали к духовному сословию — священник Черниговского полка Федор Полторацкий и Николай Иванович Сульменев, принявший монашеский постриг после службы на флоте в звании капитана 1-го ранга. Но один жил в XVIII веке, а другой скончался в XIX столетии. Глеб Александрович воспринял веру от своей матери, Александры Романовны (в девичестве — Сульменевой), происходившей из старого дворянского рода, и с детства находился под духовным руководством опытных пастырей.

«Первым наставником отца был священномученик Владимир Амбарцумов, — рассказывает настоятель храма Новомучеников и исповедников Российских в Бутове протоиерей Кирилл Каледа. — До войны у него было еще четыре духовника, но известны имена только двух — священников Василия Надеждина и Сергия Успенского, оба прославлены в лике святых. А после войны папа был духовным чадом архимандрита Гурия (Егорова), будущего митрополита (одного из ближайших соратников сщмч. Вениамина Петроградского), который передал его для духовного руководства своему ученику, иеромонаху Иоанну (Вендланду), в будущем митрополиту Ярославскому и Ростовскому[2]. Во второй половине 1950-х и в 1960-е годы владыка Иоанн проходил служение за границей, контактов с ним в это время не было, и папа окормлялся у отца Александра Егорова из храма Илии Пророка Обыде́нного».

В 1972 году в жизни Глеба Александровича произошло судьбоносное событие: митрополит Иоанн рукоположил его в тайные священники. Тайные — потому что, с одной стороны, Совет по делам религий никогда не позволил бы такому известному ученому быть священником, а с другой — Церкви нужны были пастыри на случай, если власть начнет новые гонения. Тайное священство требовало от человека известного бесстрашия, предания себя в руки Божии, так как при первом же доносе его могли уволить с работы, и семья как минимум лишалась средств к существованию.

Со службы в Лазареву субботу начался пастырский путь отца Глеба, прослужившего тайным священником 18 лет.

«Его тайное рукоположение не было для нас, детей, каким-то открытием или неожиданностью, — вспоминает отец Кирилл. — Мы знали о нем от друзей родителей. Но папа никогда не противопоставлял себя открыто служащему духовенству. Если кто-то называл его «катакомбным священником», имея в виду пастырей с радикальными убеждениями, он всегда говорил, что он священник Московского Патриархата».

Теперь почти каждое воскресенье кабинет отца Глеба в их квартире на «Речном вокзале» на некоторое время становился храмом, где с соответствующими мерами предосторожности (окно в комнате тщательно занавешивалось, на кухне и в соседней комнате включалось радио) совершалась Божественная литургия.

«Для того, чтобы у папы всегда были причастники, — вспоминает отец Кирилл, — владыка Иоанн дал нам, детям, исключительное благословение причащаться без исповеди, если за минувшую неделю ничего особенного у нас не произошло. И это был определенный опыт трезвения для каждого из нас».

Вся утварь и облачение были самодельными, потиром служил большой бокал. А на всенощную службу семья ездила в Обыденский переулок.

«Папа служил всенощную дома крайне редко, например под праздник Всех святых, в земле Российской просиявших, в честь которых был освящен наш домовый храм, — продолжает отец Кирилл. — Возможно, кто-то из соседей догадывался, что мы верующие. Но что папа священник — этого никто не знал. И бородку он отпустил только в конце 1980-х годов».

Мягкий духовник — яд для пасомых

Постепенно у отца Глеба появились духовные чада, которые тоже приходили на Литургию в домовый храм. Конечно, первыми были друзья семьи из числа верующих, в основном интеллигенция.

«Их было примерно пара-тройка десятков человек, — говорит отец Кирилл. — Он не всем открывался, помня завет дедушки Владимира: не надо давать людям лишнюю информацию, так как человеку в ответ гораздо проще сказать «я не знаю», чем что-то скрывать».

Потом некоторые близкие друзья даже обижались за эту скрытность на отца Глеба. А он просто понимал, что как священник не нужен этому человеку. Были случаи, когда духовные дети после его одобрения приводили людей, чающих помощи священника, ручаясь, что те никого не выдадут. Кого-то отец Глеб крестил в домовом храме и венчал. После выхода на открытое служение число его духовных чад выросло в несколько раз.

В период тайного служения духовные дети приезжали на исповедь за день-два до Литургии, иногда и накануне, утром он уже не исповедовал. Нередко исповедь затягивалась допоздна, человек оставался ночевать.

«Он так строил исповедь, как немногие умеют, глубоко вникая в проблемы и располагая к себе людей», — продолжает отец Кирилл.

Любовь, искренность и молодость духа привлекали к отцу Глебу многих, включая новоначальных. Духовное чадо отца Глеба рассказывает:

«Во время своего воцерковления я осторожно относился к исповеди, не мог сразу открыться священнику. Нужен был момент доверия. Но на его отеческую любовь мое сердце откликнулось сразу. Отцу Глебу хотелось верить. В нем сочетались искренность, ученость и простота. Когда я его увидел, у меня даже мысли не было, что это профессор, доктор наук. При всей своей благожелательности и простоте он обладал колоссальной силой и необыкновенной харизмой».

Вместе с тем отец Глеб как пастырь требовал от пасомого ответственного, осмысленного отношения к своей духовной жизни и поведению. Обличая чей-то грех, он был строг, но не суров: «Почему ты так поступил? Это же повредит твоей душе», — читалось в его глазах. Но при этом в голосе было столько любви и участия, что человеку становилось стыдно, и это заставляло его серьезнее отнестись к совершённому проступку, постараться исправиться.

Еще одной важной чертой отца Глеба была его осторожная ответственность за будущее духовных чад.

«Я не думал о священстве. Но мне хотелось разобраться в православном богословии, понять основы православного вероучения, — рассказывает клирик храма Новомучеников и исповедников Российских в Бутове священник Артемий Цех. — Для поступления в Православный Свято-Тихоновский богословский институт требовалась рекомендация духовника. Отец Глеб написал мне ее не сразу, подходя к этому с осторожностью, осознавая свою пастырскую ответственность за меня перед Богом. Я чувствовал, что он сомневается. Он долго перед этим молился. И наконец благословил. А по окончании института я принял сан».

Отец Глеб не раз говорил, что мягкий духовник — яд для пасомых.

«Однако строгость он применял только там, где это было нужно, больше в качестве дисциплинарной меры, — продолжает отец Артемий. — Например, исповедь в Сергиевском храме Высоко-Петровского монастыря, где батюшка служил в последние свои годы, начиналась после всенощного бдения (и длилась допоздна) и еще была утром, за час до начала Литургии. Если вы приходили позже, он уже не исповедовал. Посыл был такой: не пришли вовремя — значит, вам причащаться сегодня не очень-то было и нужно. Подумайте об этом».

Литургия как смысл жизни

Литургия всегда была центром жизни для отца Глеба. Независимо от того, было ли это тайное богослужение в домовом храме или уже в период открытого служения. Когда в советское время церковный праздник приходился на будний день, отец Глеб в семь утра служил дома Литургию, а потом ехал на работу.

«Насущная потребность общения с Богом через Литургию, через молитву — это то, что он воспринял от своих духовных отцов, владык Гурия и Иоанна. И этот пример очень важен для меня, — говорит отец Кирилл. — К сожалению, бывают случаи, когда священник может спросить: почему я должен служить, сегодня не моя очередь? Для папы это было немыслимо».

Описывая атмосферу на Литургии, духовные чада вспоминают о глубоком внимании и внутренней сосредоточенности отца Глеба.

«Он постоянно упоминал о благоговении, с которым не только священник должен совершать Литургию, но и миряне пребывать на службе. Говорил, с каким трепетом они должны причащаться, чтобы это не превратилось в рутину. И сам являл пример такого отношения к святыне», — вспоминает отец Артемий.

Протоиерей Глеб Каледа требовал от духовенства, чтецов, хора четкости, внятности чтения и пения во время богослужения, чтобы молящимся было понятно каждое произносимое или спетое слово.

«Это позволяло всем максимально сознательно участвовать в общей молитве, ни на что не отвлекаясь. Он мог прервать службу, если кто-то разговаривал, и сделать замечание, — говорит директор Мемориального научно-просветительского центра «Бутово» Игорь Гарькавый. — Для лучшего понимания совершающегося священнодействия он иногда комментировал фрагменты службы. И на всенощной, и на Литургии. Например, после чтения Евангелия, перед причастием и после него. То есть параллельно шла более глубокая катехизация всех нас».

Открытое служение

После выхода на открытое служение (это произошло 2 октября 1990 года и продлилось неполные четыре года) отец Глеб некоторое время совмещал священство с должностью профессора-консультанта во Всероссийском научно-исследовательском геологическом нефтяном институте, но в январе 1992 года завершил научную карьеру. Теперь он мог безраздельно отдать себя Церкви. И практическое выражение этого еще с 1991 года шло по двум не связанным между собой направлениям: возрождение православного образования и тюремное служение. Став ректором катехизаторских курсов, преобразованных в дальнейшем в Православный Свято-Тихоновский богословский институт, священник разработал и читал курс по православной естественнонаучной апологетике.

«Отец Глеб взялся за организацию учебы мирян с такой энергией, как никто бы из нас не смог. И уже очень скоро курсы были зарегистрированы и начали свою деятельность, — вспоминает протоиерей Владимир Воробьев. — А потом возглавил в Синодальном отделе по религиозному образованию и катехизации сектор религиозного образования».

Одна из сотрудниц отдела, Наталья, вспоминает, что, говоря о цели православного просвещения, отец Глеб призывал педагогов наполнять сердце человека, его сознание, все его существо окрыляющей душу верой, благоговейной, светящей миру любовью к Богу и истиной.

«Мы чувствовали в нем опору и, вдохновленные, начинали создавать православные гимназии, хотя поначалу вообще не представляли, с чего начать и где найти для этого людские ресурсы и средства. И эти школы успешно работают по сей день», — говорит Наталья.

Без сомнения, помог отцу Глебу в этой работе и его опыт домашнего кружка по основам Православия, который он организовал еще в советское время для своих детей и детей из семейств знакомых.

Но катехизаторские курсы не стали его единственным начинанием. Отец Глеб был одним из инициаторов Международных Рождественских чтений, которые выросли из обычного семинара преподавателей общеобразовательных и воскресных школ.

Окормление узников

Еще одна черта характера пастыря, о которой упоминают все его духовые чада, — это жертвенность отца Глеба. Он совсем не думал о себе, даже в весьма почтенном возрасте, когда ему было под семьдесят. Отслужив Литургию, сразу шел причащать людей в больницу. Или после службы мог приехать к духовному чаду домой и принять у него исповедь. А перемещался он всегда на общественном транспорте. И это помимо богослужений и пастырских трудов, которые включали в себя множество послушаний: он работал в образовательном отделе, проводил катехизаторские беседы для прихожан, читал публичные лекции, участвовал в конференциях и круглых столах.

«Наверное, батюшка чувствовал, что времени у него мало, а успеть надо многое, — рассуждает священник Артемий Цех. — И его энергии и ответственности нам, молодым его чадам, уже тогда можно было позавидовать».

А еще его ждали заключенные в Бутырской тюрьме.

Нельзя сказать, что он сам выбрал это служение. Скорее, сюда направил его Господь. «Просто его попросили один раз посетить осужденных в Бутырке, он не отказался. И понял, что он там нужен», — подтверждает отец Кирилл Каледа. Позже отец Глеб признавался близким, что это был первый случай, когда он не знал, о чем будет говорить там с людьми. В этой миссии его сопровождал Александр Дворкин (ныне профессор ПСТГУ). Описывая, какое тяжелое впечатление произвела на него тюрьма и ее обитатели, Александр Леонидович отмечает, что это вовсе не оттолкнуло отца Глеба от дела душепопечения узников. И хотя поначалу заключенные, собранные в зале, воспринимали священника с ухмылками и враждебностью, через несколько минут их отношение к человеку в рясе кардинально поменялось.

«Не было ряда одинаковых бритых голов. Были человеческие лица, лица несчастных людей, запутавшихся, грешных чад Божиих, оказавшихся в нечеловеческих условиях существования, отчаявшихся обрести в жизни добро и свет», — вспоминает А. Дворкин.

«Но как отцу Глебу удалось тронуть эти омертвевшие души?» — спрашиваю Александра Леонидовича.

«Своей искренностью и любовью, которую чувствовал каждый человек, с кем общался отец Глеб. Он же был невысокого роста, худенький, никакими особенными внешними данными не отличался. Но та любовь, что в нем жила, преображала все вокруг. И люди действительно тянулись к нему всей душой. О себе он говорил вскользь и просто, без всякого самовыпячивания, а к другим относился с большим уважением и искренним вниманием. Каждый, с кем он общался, был ему дорог и интересен».

Отец Глеб не первый из духовенства посещал тюрьму, но его заслуга в том, что он превратил это в системную работу. Он познакомился с начальником Бутырки, договорился о регулярных богослужениях, поставил перед священноначалием задачу постоянного окормления осужденных, начал диалог с представителями Федеральной службы исполнения наказаний, чтобы Церкви разрешили заниматься просветительской работой в их учреждениях на регулярной основе. Есть что-то глубоко символичное в том, что он восстановил храм в той тюрьме, где вместе с другими новомучениками в годы репрессий сидел и его первый духовник священномученик Владимир Амбарцумов.

Особой заботой отца Глеба стали осужденные на смертную казнь, содержащиеся под стражей в 6-м коридоре Бутырской тюрьмы. Священник проводил в камерах смертников многие часы, оставаясь с ними один на один. Некоторые из них искренне раскаялись, он их крестил. Батюшка приносил им подарки, фрукты, организовывал угощение на Пасху. «Он приходил оттуда совершенно изможденный. И вместе с тем говорил, что нигде так не каются, как в тюрьмах», — вспоминает отец Кирилл. Общение со смертниками убедило отца Глеба в необходимости отмены высшей меры наказания. Он был уверен, что к смерти приговаривают одного человека, а казнят уже совсем другого.

Опыт служения в Бутырке отец Глеб изложил в одной из самых известных своих книг — «Остановитесь на путях ваших», которую можно назвать хрестоматией тюремного священника. Она востребована и в наши дни. Вот что говорит тюремный священник Ханты-Мансийской епархии протоиерей Георгий Кошелев:

«Когда я только начал тюремное служение, то в этой книге нашел подтверждение своим мыслям о том, что отношение священника к осужденным должно быть не таким, как у администрации. Для священнослужителя заключенные — не преступники, а люди, нуждающиеся в духовной поддержке, их надо привести ко Христу, чтобы через Него преобразилась их душа, чтобы они раскаялись и переосмыслили свою жизнь. Отец Глеб стал для меня примером, его книга поддержала меня в минуты сомнений, когда я уже намеревался оставить тюремное служение».

Публицистическое творчество

Совершенно бесценно то литературно-публицистическое наследие — статьи, книги и проповеди, — которое оставил нам священник Глеб Каледа. По словам его духовных чад, он не прекращал эту работу до последних своих дней. Даже в больнице после тяжелой операции делал наброски для новой рукописи.

В числе его фундаментальных работ можно назвать труды «Библия и наука о сотворении мира», «Плащаница Господа нашего Иисуса Христа», «Домашняя церковь», «Очерки жизни православного народа в годы гонений: воспоминания и размышления» и другие.

«Отец Глеб очень тщательно работал над своими сочинениями. Не являясь специалистом в богословии, он, как настоящий ученый, знал пределы своей компетентности, — говорит Александр Дворкин. — Писал только то, что знает, что пережил сам. Поэтому каждое его слово весомо, выстраданно и прочувствованно».

Одна из его книг, которая с каждым днем становится все актуальнее, это «Домашняя церковь».

«Она посвящена семейной аскетике, то есть духовной жизни в браке в русской православной и, видимо, вообще в восточно-христианской традиции, — говорит историк Алексей Беглов. — Автор подробно останавливается на всех аспектах семейной жизни христиан. В частности, излагает свой опыт воспитания детей: у отца Глеба их было шестеро, двое сыновей стали священниками, а обе дочери — монахинями».

Ученый и пастырь, он словно предвидел главную опасность для нашей Церкви, и как предостережение звучат его слова в предисловии к этой книге: «Перед христианством всегда стоят две задачи: первая вечная, внутренняя — стяжание Духа Святого, вторая — историческая, внешняя. В наше время исторической задачей является созидание домашних церквей. Для Русской Поместной Церкви в этом все ее будущее: научатся ее члены создавать домашние церкви — будет существовать Русская Церковь, не сумеют — Русская Церковь иссякнет»[3].

Отец Глеб был яркой, многогранной личностью, в которой органично соединилась самоотверженность православного пастыря и традиция Русской Церкви ХХ века, воспринятая им от новомучеников, глубоко пережитая и осмысленная в его сердце, — так, что он мог нести ее свет новым поколениям молодых христиан, свидетельствуя и строго вопрошая: «Мы веру сохранили во время гонений, а сохраните ли ее вы, когда будут благоприятные времена?»

Святейший Патриарх Кирилл о нем сказал так: «Своей жизнью он явил послушание и образ человека, для которого Православие было радостной жизнью во Христе, поэтому его пример сегодня значим для наших современников, особенно для молодежи».

Отец Глеб отошел ко Господу 1 ноября 1994 года. Он похоронен на Ваганьковском кладбище, недалеко от места упокоения русского ученого Тимирязева. На могиле — гранитная плита с именами усопших, скромный холмик и мощный крест, доминанта этой маленькой пяди земли. Православный крест как путеводный луч и символ всей жизни отца Глеба, надежда и радость спасения во Христе.

***

[1] Священномученик Владимир Амбарцумов (1892-1937), арестован по обвинению в организации контрреволюционной деятельности в 1937 году. Расстрелян в Бутове. Прославлен в лике святых на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в 2000 году.

[2] Митрополиты Гурий и Иоанн прошли путь тайного монашества и священства, а в 1944 году вышли на открытое служение. Отец Глеб также состоял в переписке со старцем Павлом (Троицким) и поддерживал духовное общение с епископом Можайским Стефаном (Никитиным), долгое время служившим тайным священником.

[3] Каледа Глеб, прот. Домашняя церковь. М.: Изд-во Зачатьевского монастыря, 2013. С. 12.

Алексей Реутский

«Церковный вестник»/Патриархия.ru

1 декабря 2021 года в Москве открылась V Всероссийская (с международным участием) научная конференция «Теология в научно-образовательном пространстве: теория, история, практика межрелигиозного и межкультурного диалога в ситуации глобальных вызовов». К участникам форума обратился председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, ректор Общецерковной аспирантуры и докторантуры имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, президент Научно-образовательной теологической ассоциации митрополит Волоколамский Иларион.

Уважаемые участники конференции!

Хотел бы начать со слов, которые прозвучали сегодня в приветствии Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла: «Замечательно, что организация данной конференции, подводящей итоги года, стала уже доброй традицией. Минувшие пять лет были ознаменованы значительными достижениями в развитии теологии как новой отрасли гуманитарного знания в нашей стране: расширилось профессиональное научно-педагогическое сообщество, активизировалась работа диссертационных советов, пополнился корпус учебной и научной литературы».

Все эти достижения, на которые указал в своем приветствии Святейший Патриарх, были бы невозможны без согласованной работы очень многих людей. Это и представители преподавательского и научно-педагогического сообщества, это и представители различных религиозных традиций, это и представители различных органов государственной власти.

Не было бы этих успехов, если бы не было запроса на теологию. А запрос этот появился сразу после того, как Церковь и религиозные традиции в нашей стране обрели свободу. Уже 90-е и 2000-е годы были ознаменованы постепенным вхождением теологии в научно-образовательное пространство — не только конфессиональное, но и светское.

Последние годы были отмечены, я бы сказал, определенным прорывом в этой области, потому что после долгих лет дискуссий удалось, наконец, всем доказать, что теология имеет такое же право на существование в светском образовательном пространстве, как и другие гуманитарные науки. Теология была признана государством в качестве научной области. Мы теперь имеем возможность выдавать дипломы государственного образца по теологии, которые признаются государством.

Конечно, все это было бы невозможно без той огромной работы, которая велась и продолжает вестись на протяжении всех этих лет.

Надо сказать, что с самого начала теология существовала в нашей стране как межконфессиональный и межрелигиозный проект. Мы всегда говорили о том, что теология не может существовать вне конфессионального пространства. Теология может быть только межконфессиональной. Но в каком смысле она может быть межконфессиональной? Когда мы обсуждали вопрос о том, как нам создавать диссертационные советы, кафедры теологии, то звучали отдельные предложения о том, что надо создавать межрелигиозные диссертационные советы или межрелигиозные кафедры.

Кафедры теологии, на которых преподается и Православие, и ислам, и другие религиозные традиции, существуют. А что касается диссертационных советов, мы все же пришли к тому пониманию, что они, прежде всего, должны создаваться по принципу научной компетентности членов диссертационных советов и, во вторую очередь, должны учитывать их конфессиональную принадлежность. Но вряд ли мы можем создавать диссоветы по межконфессиональному принципу. Иначе каждый диссовет может превратиться в потенциальный очаг межрелигиозных конфликтов, что менее всего нам нужно.

Представьте себе диссертанта, который пришел в диссертационный совет, где, допустим, семь человек представляют Православную Церковь, пять человек — исламское сообщество, два человека — иудаизм. Он защищает диссертацию по той или иной дисциплине и проваливается на защите. Такие случаи имеют место, ведь на то и существуют диссертационные советы, чтобы давать оценку диссертационным исследованиям. И тогда соискатель может сказать, что его завалили на защите, потому что там было недостаточно представителей его конфессии.

Мы решили с самого начала исключить этот элемент и строить диссертационные советы по конфессиональному принципу, при том понимании, что научная компетентность членов диссертационного совета — это первый и основной признак.

Но экспертный совет ВАК по теологии является межконфессиональным органом, где присутствуют представители всех наших традиционных конфессий. Это очень важно, потому что мы все должны друг друга поддерживать. Мы заинтересованы в том, чтобы теологическое образование развивалось во всех наших традиционных конфессиях. Думаю, это очень важный фактор развития теологии в нашей стране.

Часто задают вопрос: для чего нужна теология в светском образовательном пространстве? Понятно, для чего она нужна в духовных учебных заведениях, где мы готовим служителей культа, и они без теологии никак не могут обойтись. А зачем теология, например, ядерщикам, математикам, физикам или представителям других естественных наук?

Ответ очень простой. Например, русская литература в школе или в университете изучается не только для того, чтобы все школьники и студенты потом стали литературоведами. Для этого они могут поступить в Литературный институт. Но, тем не менее, считается правильным, чтобы все изучали русскую литературу. Считается правильным, чтобы все — и физики, и лирики — изучали историю государства Российского.

Почему же теология должна оставаться в стороне? Конечно, мы не собираемся навязывать теологию в качестве некой обязательной дисциплины, как в свое время навязывался научный атеизм или история коммунистической партии. Такого, надеюсь, в нашей стране никогда не будет. Но почему же не предоставить возможность всем желающим изучать теологию, чтобы разбираться в религиозных вопросах, иметь полноценное универсальное образование, которое должны давать университеты? Ведь уровень безграмотности в религиозных вопросах иногда оказывается просто поразительным. Люди могут быть продвинутыми в самых разных областях, но как только они касаются религиозных вопросов или религиозной терминологии или тематики, они допускают такие грубые и нелепые ошибки, что диву даешься, как человек не знает таких элементарных вещей. Поэтому, хотя бы с целью ликвидации безграмотности в религиозной области необходимо давать нашим учащимся возможность изучать теологию.

Приведу один пример из своей практики. Начиная учить немецкий язык, я воспользовался учебным пособием, которое называется Assimil. Это серия учебных пособий на разных языках. И там я прочитал на немецком языке одну историю. Один художник предложил своему ученику нарисовать ангела. И тот нарисовал ангела в ботинках. Учитель спросил: «Где же ты видел ангела в ботинках?» На что ученик возразил: «А где Вы видели ангела без ботинок?» Это шуточная история, но она имеет некоторое отношение к теологии. Почему? Хотя бы потому, что в христианской традиции существует определенный иконографический канон, в соответствии с которым изображаются ангелы. У них есть крылья, одежды, обувь.

Когда человек, не знающий элементарных основ теологии, видит перед собой, например, иконы или средневековую живопись, или даже живопись эпохи Возрождения, то он смотрит на все это по-дилетантски. Он не видит, не понимает и не способен понять очень многих вещей.

Приведу еще один пример, который касается, опять же, иконографии. Мы, наверное, все помним, как изображается Благовещение на фресках, мозаиках — византийских, древнерусских, балканских. Мы видим на фресках изображение ангела и Пресвятой Богородицы, которая в руках держит пряжу красного цвета. В Евангелии ничего не говорится о том, что Матерь Божия держала что-то в руках, когда Ей явился ангел. Но существует апокрифический памятник «Протоевангелие Иакова», где многие евангельские сюжеты расписаны более подробно. В нем рассказывается, что в тот момент, когда к Деве Марии явился ангел, Она вышивала пурпурное полотно для завесы Иерусалимского храма, и потому у Нее в руках была пряжа. Но более того, из этой пряжи потом была создана целая богословская концепция. Когда мы, например, в начале Великого поста читаем Великий покаянный канон Андрея Критского, то видим некий образ: подобно этой пряже плоть Богочеловека Христа была создана, исткалась в Твоем чреве, Пресвятая Богородица.

Все это изучается теологами и всеми, кто изучает теологию. Вне зависимости от религиозной принадлежности человека, знания в этой области помогают по-новому взглянуть не только на произведения искусства, письменности, но и вообще на окружающий мир. Потому что очень многие вопросы, над которыми бьется человеческая мысль, так или иначе связаны с религией, в том числе и вопросы, касающиеся безопасности, нашего будущего, сосуществования религий.

Здесь я хотел бы обратиться к словам нашего Президента, который сказал, что «теология как наука выполняет ответственную воспитательную, мировоззренческую миссию, содействует сбережению традиционных духовно-нравственных ценностей нашей страны, помогает сформулировать ответы на глобальные вызовы. Среди них — такие, как терроризм и экстремизм. И чтобы им противостоять, важна не только эффективная работа правоохранительных органов и силовых структур, но и неустанная просветительская деятельность, глубокие исследования современных социальных, общественных, этнокультурных проблем». А это именно то, чем занимается теология.

Мы видим, что религиозный фактор очень часто используется проповедниками экстремизма или терроризма. Свои преступные деяния они иной раз облекают в псевдорелигиозные формулировки или лозунги. Некоторые люди, становящиеся жертвами пропаганды экстремистов и террористов, воображают, что тем самым они, участвуя в этих организациях, выполняют чуть ли не особую миссию от Бога.

Наша просветительская работа нужна для того, чтобы каждый человек понимал, чему учит конкретная религиозная традиция: призывает ли она к терроризму или экстремизму или учит миру, любви и добрососедству.

Если бы у нас не было такого, к сожалению, высокого уровня безграмотности в религиозных вопросах, то и не было бы людей, которые вовлекаются в террористические организации или увлекаются экстремистскими идеями, думая при этом, что они находятся в религиозном поле. К сожалению, они находятся в антирелигиозном поле и выполняют не волю Всевышнего, а волю диавола. И мы должны им прямо говорить об этом. Думаю, что это позиция всех наших традиционных конфессий, и здесь нет и не может быть никаких исключений.

Теология выполняет очень важную, объединительную и охранительную функцию, помогает нам понять, где добро, а где зло, где черное, где белое, где настоящая религия, а где псевдорелигия.

За последние годы были созданы новые кафедры теологии, развиваются новые учебные курсы. Мы создаем учебные пособия для бакалавриата теологии. Ведь до недавнего времени современных учебных пособий у нас практически не существовало: и в духовных учебных заведениях, и на кафедрах теологии в светских вузах использовалась в качестве учебной литературы либо литература XIX века, либо учебные пособия, изданные в эмиграции в XX веке.

Сейчас у нас есть возможность создавать новые учебные пособия. В Русской Православной Церкви под непосредственным наблюдением Святейшего Патриарха мы ведем такую работу. Мы издали уже около 30 учебников и еще, по крайней мере, столько же находится у нас в работе. Практически через эти учебники мы должны покрыть своим вниманием весь спектр дисциплин, входящих в научную отрасль «теология».

Почему я говорю, что проект осуществляется под наблюдением Святейшего Патриарха? Не только потому, что он дал на это благословение, но и потому, что буквально каждый учебник, выходящий в основной серии, проходит через его руки. Он читает эти учебники на стадии после рецензирования их в духовных школах, делает свои пометки, замечания, то есть проявляет личное внимание к этому проекту. И иногда по замечаниям Патриарха нам приходится полностью переписывать учебники.

Теология — это мощный международный и межкультурный ресурс. Религиозные деятели, который обладают высоким уровнем образования, имеют возможность выступать на международных площадках по религиозным вопросам. Но это касается не только религиозных деятелей. Это касается всех, кто изучает теологию, поскольку теологические дисциплины во всем мире очень востребованы. Только в нашем Отечестве в течение 70 лет в образовательном пространстве не было теологии, а во многих других странах теология присутствовала. Когда мы общаемся с нашими партнерами в других странах, в частности, в западных университетах, мы видим, какой высокий уровень теологического образования существует в этих университетах. Но наша задача заключается не в том, чтобы копировать достижения иностранных учебных заведений, а в том, чтобы в нашем отечественном образовательном пространстве создать возможности для изучения теологии на качественно высоком уровне.

В завершение своего выступления я хотел бы сказать о востребованности теологов, получающих образование в светских вузах, и о преподавании религиозных дисциплин в школе.

Те, кто обучается в духовных учебных заведениях, хорошо видят свое будущее, понимая, для чего они получают духовное образование. Большинство выпускников затем становятся священнослужителями или церковными работниками, или работниками в соответствующей религиозной конфессии.

Когда речь идет о теологах, изучающих теологию в светских вузах, то вопрос их последующей востребованности далеко не всегда ясен. Чем они смогут дальше заниматься? Где смогут применить полученные ими знания? Где в конце концов они будут работать?

Это, конечно, вопрос, который нам еще предстоит решить. Нам удалось с Божией помощью и с помощью нашего Президента, и в целом Российского государства выстроить очень, на мой взгляд, прочную систему преподавания теологии на уровне высших учебных заведений. Но мы должны прямо признать, что на уровне средних и начальных учебных заведений в нашей стране религия и теология практически отсутствуют. Более того, нас, религиозных деятелей, не допускают в школы, чтобы мы могли рассказать детям о наших религиозных традициях. Это, на мой взгляд, серьезная проблема. Потому что когда выпускник школы поступает в вуз, это, как правило, человек уже со сложившимся мировоззрением, у которого есть определенный багаж знаний, и если в этом багаже наличествует такая серьезная лакуна, как знание религиозных традиций, то ее будет трудно восполнить на уровне высшего образования.

Поэтому вопрос о востребованности теологов имеет прямое отношение и к вопросу о том, кто и как у нас преподает религиозные дисциплины в школах. Недавно Святейший Патриарх встречался с преподавателями Основ религиозных культур и светской этики (ОРКСЭ). Но преподаватели ОРКСЭ должны обладать специальными компетенциями и иметь мандат на преподавание от своих религиозных традиций. Кроме того, преподавание ОРКСЭ в одном только четвертом классе в течение лишь одного учебного года и лишь одного часа в неделю — это, конечно, капля в море. Во многих странах, в том числе, где мне довелось служить, преподавание религиозных дисциплин в светской школе осуществляется служителями соответствующих религиозных традиций. Например, в Австрии (я часто привожу этот пример) достаточно, чтобы в классе было два православных ученика, чтобы к ним каждую неделю приходил православный священник и преподавал основы православной религиозной традиции. Почему в Австрии это возможно, а в нашей стране нет?

Мне бы хотелось, чтобы мы все вместе поразмышляли и над этим вопросом, потому что от него в конечном счете во многом зависит будущее нашей теологической науки.

И, конечно, вопрос о том, насколько в нашем Отечестве известны литературные памятники религиозных традиций. Приведу пример. Выступая в одном из наших московских вузов на тему «Достоевский и Евангелие», я спросил: кто читал Достоевского? К моей радости практически все, кто сидели в зале, подняли руки. Затем я спросил: кто читал Евангелие? И, к сожалению, быть может, четвертая или пятая часть зала подняла руки. То есть Евангелие даже как литературный памятник многим людям неизвестно. Оно не входит в учебную программу. Мы читаем «Слово о полку Игореве», различные древние эпосы, но мы не читаем Евангелие. А почему бы не включить его в школьную программу по литературе? Разве этот литературный памятник не заслуживает изучения нашими школьниками?

Хотел бы всем нам пожелать успехов в тех трудах, которые мы несем, каждый на своем посту, а также успехов в развитии научной отрасли «теология».

Благодарю вас за внимание.

Служба коммуникации ОВЦС/Патриархия.ru

Человечество с момента своего появления шло нога в ногу с гипотетическим апокалипсисом — и если своими действиями не приближало стрелку часов судного дня к полуночи, то по крайней мере активно фантазировало на эту тему в различных произведениях искусства. Параллельно с этим авторы задумывались и о том, с чем столкнутся счастливчики, пережившие конец света.

Первым постапокалиптическим произведением по своей сути можно считать уже библейский рассказ о Ное и его ковчеге. Мужчина после всемирного потопа восстанавливает жизнь на Земле — чем вам не представитель жанра? Но формально, конечно, его отсчет начался чуть позже: в 1816 году в литературе появляется видение конца света от лорда Байрона в стихотворении «Тьма», благодаря которому в искусстве возникает архетипический сюжет о «последнем человеке».

К популяризации таких историй приложила руку и Мэри Шелли, королева готического романа, которая в произведении «Последний человек» рассказывала о мужчине, спасающем семью в охваченном чумой мире. Изучал тему и Герберт Уэллс, посвятивший постапокалипсису «Машину времени» и «Войну миров». А в ХХ и ХХI веках сюжеты и вовсе ушли в народ и получили множество вариаций: фантасты представляли гибель человечества от рук пришельцев, из-за экологической катастрофы, падения метеорита, пандемии, ядерной войны и даже восстания суперзлодеев.

Добрался жанра и до кинематографа. В картине «Пятерка» 1951 года выпуска Арч Оболер рассказывал о разномастной компании в традициях классических анекдотов (обычном жителе Нью-Йорка, беременной женщине, неонацисте, афроамериканце и банковском клерке), пережившей нуклеарную катастрофу. Джордж Ромеро еще в 1968 году привел на экраны зомби-апокалипсис в «Ночи живых мертвецов». А Джордж Миллер исследовал тревожное будущее, связанное с истощением природных ресурсов, в «Безумном Максе». У светлых умов кинематографа идей было немало, и с каждым годом они только эволюционировали.

Конечно, эта тема не могла миновать растущий рынок видеоигр, для которого это был оптимальный сеттинг: фантастические реалии здорово сочетались с оправданным насилием, против которого сложно было бы возразить даже самым ярым моралистам — на следующий день после конца света не приходится считаться с зомби и злобными мутантами, так и норовящими отгрызть голову случайному выжившему. И первые попытки исследовать плодотворный жанр начались уже в 80-х.

На грани катастрофы

Пожалуй, первой постапокалиптической игрой можно считать шутер для аркадных автоматов под названием Robotron: 2084. Проект, реализованный в 1982 году, предлагал пользователям спасти захваченную враждебными роботами Землю. Или, по крайней мере, помочь редким уцелевшим людям. Правда, сто процентов времени геймерам приходилось сражаться с пикселями на экране и только — ни о каком кинематографическом развитии событий речь не шла.

Годом позже появились и другие эксперименты в жанре. Экшн Ant Attack отправлял всех желающих на поиски выживших в город, захваченный гигантскими муравьями, причем выглядело это более чем достойно для 1983 года: разработчики в принципе позиционировали свой продукт как «первую трехмерную изометрическую игру». Среди серых декораций постапокалиптики разворачивалась пронзительная история любви — пользователь мог определить пол своего персонажа и спасти свою вторую половинку.

Впрочем, оба проекта в свое время никто не рассматривал как исследование постапокалипсиса. Robotron: 2084 вызывал восторг из-за сумасшедшего геймплея, построенного на максимальном вовлечении всех доступных человеку рефлексов, и таким образом оказал нешуточное влияние на индустрию. Ant Attack в принципе относили скорее к прародителям подходам survival horror. С этим несложно согласиться: кроме краткого синопсиса, обе игры вряд ли могли похвастаться детальным сеттингом, который так важен для жанра.

С другой стороны были проекты вроде WarGames, адаптации фильма 1983 года «Военные игры». Он подбирался к миру после ядерной катастрофы иначе, изучая скорее тот самый момент, когда человечество взяло курс в неизвестность с радиоактивным пеплом и румяными грибными шляпками. Разрушенных городов и полчищ мутантов там нет — потому что цель игры как раз и состоит в том, чтобы такой исход не допустить. Так или иначе, именно с этого момента тема нуклеарной катастрофы надолго пришла в индустрию.

Первые рейнджеры ядерных пустошей

В 1988 году в уже подготовленную почву попало зерно идеи Брайана Фарго — талантливого разработчика и основателя компании Interplay Entertainment. Как и многих, его безумно привлекал постапокалипсис: «Одна из вещей, которые, как мне кажется, делают постапокалиптическую фантастику интересной, — это то, что все происходящее кажется крайне правдоподобным — мы всего лишь на расстоянии одного нажатия кнопки от ядерной пустоши».

Именно такой сеттинг Брайан определил для своего грядущего хита Wasteland. Выпущенная сразу для трех платформ — ПК, Apple II и Commodore 64, — игра рассказывала о постъядерной Америке и «Пустынных рейнджерах» — потомках солдат США, которые даже спустя десятилетия пытаются всеми силами охранять порядок и спокойствие на радиоактивных территориях.

На просторах пустоши пользователи могли собирать персональные отряды из нескольких бойцов и отправляться в приключения по миру, который чутко реагировал на действия команды и сохранял все изменения. Бои проходили по типу других популярных ролевых игр того времени: со строками текста и тщательно выверенными показателями характеристик игроков. Новинкой для жанра стал тот факт, что неигровым персонажам из команды игрока можно было давать приказы, которые они без лишних слов выполняли.

Дополнительный антураж в весьма хардкорную игру привносили так называемые «Параграфы» — пространные блоки текста, которые сопровождали игру в бумажном виде и помогали раскрыть ее сюжет. История в принципе оказалась запоминающейся, вплоть до кратких боевых комментариев о том, что враги «превращаются в тонкий слой красной пасты» или «взрываются, как кровяная колбаса».

Wasteland стала мгновенным хитом, которому обязаны многие современные постапокалиптические игры. Увы, продолжение серии под названием Fountain of Dreams оказалось куда более глупым и нескладным — и почти поставило крест на проекте Брайана Фарго.

Но на самом деле почти убил сагу о рейнджерах в пустошах не этот своеобразный сиквел, а компания EA, которая отказалась делиться с разработчиками из Interplay правами на франшизу.

Дивный новый мир и бутылочные крышки вместо денег

Wasteland 2 в конечном счете вышла — уже в ХХI веке. А пока возможности поработать над ней не было, студия Interplays залечивала разбитое сердце и продумывала новый проект в знакомых декорациях ядерного постапокалипсиса. Им стала культовая сага Fallout.

Сюжет вселенной развернулся не в самом далеком и вполне понятном будущем Земли, в котором серия войн за ресурсы привела к тотальному ядерному Армагеддону. Малая часть населения спаслась благодаря технологичным бункерам компании Vault-tec и, проснувшись в новом мире, в котором Штаты превращены в выжженные Пустоши, вынуждена привыкать к новым обстоятельствам. Деньги заменили бутылочные крышки, биологическое оружие превратило чудом спасшиеся формы жизни в жутких мутантов, бывшие солдаты США трансформировались в своеобразный рыцарский орден, защищающий технологии и знания, а бандиты запустили свои руки в ростки новой цивилизации.

Если ранняя ядерная фантастика 70-х и 80-х ставила перед собой цель скорее предупредить новые поколения о гипотетических угрозах «мирного атома», то серия Fallout принимала такой вариант развития событий как данность. Катастрофа случилась, и авторы не хотели сюсюкать и читать доктрины о том, как это предотвратить. Вместо этого они сконцентрировались на дивном новом мире и правилах выживания в нем.

«Идея состояла в том, что Пустоши — новый дом для уцелевших людей, а мир, который был до катастрофы, почти не имеет к ним отношения, — делился своими впечатлениями вице-президент Bethesda Пит Хайнс. — Их реальность такова: „Это то место, где я живу, это моя жизнь, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы она была хороша…“».

Впрочем, сама серия, которая продолжает оставаться актуальной по сей день, эволюционировала из одной части в другую. Поначалу она продолжала изометрическое дело Wasteland с характерными диалоговыми экранами и системой найма помощников. Затем пересела на фирменный движок Bethesda с видом от третьего лица, заполучила большой открытый мир и фирменную систему прицеливания VATS, которой бы позавидовал даже самый прогрессивный шутер.

В 2018 году сага получила даже масштабное развитие в онлайн-режиме — и хотя Fallout 76 все еще остается сырым и совсем не обязательным, с этим можно смириться. Менялся и тон игр: если в третьей части серии атмосфера была донельзя безнадежной и депрессивной, то четвертый эпизод серии все чаще спешил подбодрить игрока.

Влияние Fallout переоценить сложно. Миссию, полученную от Wasteland, проект унес в массы и популяризировал по всему свету. В том числе благодаря ему, пожалуй, родился и горячо любимый на постсоветском пространстве проект S.T.A.L.K.E.R., более близкий, понятный и в то же время болезненный.

Декорации опустошенных Штатов сменила Зона отчуждения, ядерную войну — авария на Чернобыльской АЭС, а горстку уцелевших, стремящихся найти место под новым солнцем, — сталкеры, мужчины честной судьбы, ищущие финансовое благополучие и личностное развитие в богом забытом месте. И хотя кажется, за пределами периметра мир жив и более-менее здоров, внутри его рыщут мутанты, а пейзажи нагоняют тоску не меньше Пустоши.

Все сорта конца света

Сейчас постапокалипсис в индустрии видеоигр уже не кажется экспериментом: жанр ушел в мейнстрим, ярчайшие представители которого с завидным постоянством претендуют на звания игр года. И неумолимо меняют представление о том, какими вообще должны быть проекты в таком сеттинге.

Например, видеоигра Rage от id Software дерзко смешала узнаваемые черты Wasteland и Fallout с подходом классического «Безумного Макса»: герои будущего Земли, пережившие столкновение с астероидом, борются за каждый новый день жизни на унылой и разбитой планете с мутантами и бандитами, а адреналиновые перестрелки регулярно уступают место не менее адреналиновым гонкам на монструозных машинах, словно сошедших с кадров ленты Джорджа Миллера.

Экшн I Am Alive взял курс на исследование социальной катастрофы — после землетрясения американский город, срисованный с Чикаго, оказывается в руинах, а власть в нем переходит к бандам мародеров. Взаимопомощь оказывается немодной, и люди могут надеяться только на себя. В таких условиях герой должен воссоединиться со своей семьей, выживая и поступательно пробираясь к цели, сражаясь как с очевидными бандитами, так и с просто загнанными в угол горожанами. Игра на деле оказывается самым настоящим сурвайвалом: с постоянной нехваткой боеприпасов, голодом и усталостью.

Культовая серия The Last of Us, как бы ни пыталась мимикрировать под классический зомби-апокалипсис, в первую очередь рассказывает пронзительную историю отношений контрабандиста Джоэла и его новой «дочери» Элли. А заодно делает невеселые выводы о человечестве в духе «Ходячих мертвецов»: даже в мире после пандемии, превратившей бóльшую часть населения в кровожадных зомби, для человека зачастую куда более опасным противником остается другой человек.

А другой шутер с зомби в качестве пушечного мяса, Left 4 Dead, в свою очередь, концентрируется не столько на сюжете о последствиях эпидемии, сколько на ярком игровом процессе. Разработчики не рассуждают о нормах морали нового мира, его иерархии и философии, а просто бросают группу игроков в мясорубку войны с чудовищами — это здорово освежает на фоне заумных конкурентов проекта

Постсоветские геймеры получили свою альтернативу S.T.A.L.K.E.R. — шутер «Метро 2033», основанный на серии книг Дмитрия Глуховского. В нем ядерная перестрелка между главными мировыми сверхдержавами отправила жителей Москвы в подземку — единственное место, способное укрыть от опасностей новой радиоактивной реальности. Работали над серией «Метро» отчасти те же люди, которые выпускали «Тени Чернобыля», поэтому выглядит игра первоклассно, а одновременно знакомый и неуютный мир из книг Глуховского раз за разом искусно меняет понятия о том, кто в новых условиях друг, а кто враг.

В конце концов, благодаря гениальности Хидео Кодзимы мы увидели Death Stranding — притчу, позволяющую пересмотреть свое отношение к курьерскому делу, которое, оказывается, может быть единственной тропой к цивилизации даже в совсем потерянном мире. Но если серьезно: кажется, игра предложила одну из самых необычных постапокалиптических историй за все время существования жанра — с сырыми пейзажами, темпоральными дождями, жуткими Тварями из другого мира и младенцами в колбах, способными их обнаружить.

Кажется, пока что авторы из индустрии видеоигр и близко не исчерпали все идеи развития для жанра. Да и реальная жизнь подбрасывает только новые поводы — с некоторыми, например, мы живем уже два года. А значит, постапокалипсис на экранах компьютеров и консолей закончится совсем не скоро.

VOKA — это видеосервис, где каждый найдет что-то интересное для себя: фильмы и сериалы в HD-качестве и без рекламы, более 130 ТВ-каналов, премьеры новых эпизодов и сезонов одновременно со всем миром, live-трансляции концертов, спортивных матчей, контент собственного производства, а также удобные рекомендации по жанрам, настроению и новинкам.

Весь контент VOKA доступен к просмотру бесплатно для всех новых пользователей в течение первых 30 дней.

Спецпроект подготовлен при поддержке УП «А1», УНП 101528843.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by