Рассказ дубровский обед в покровском от лица маши

                ËÈÒÅÐÀÒÓÐÍÛÉ  ÊÎÂ×ÅÃ
                (Ñ ëþáîâüþ ê Ðóññêîìó Ñëîâó)

                À. Ï. Áåñïåðñòûõ

                ÑËÎÂÀÐÜ
                ÝÏÈÒÅÒÎÂ À. Ñ. ÏÓØÊÈÍÀ
                Âûïóñê 16
               
                Ðîìàíû è ïîâåñòè
                ×àñòü 1
                Äóáðîâñêèé
               
               
               

                Íîâîïîëîöê
                2021
ÓÄÊ 811.161.1 374
ÁÁÊ  81.411.2-4
Á53
        Ñåðèÿ îñíîâàíà â 2020 ãîäó
        Îñíîâàòåëè ñåðèè À. Áåñïåðñòûõ è Í. Ñîâåòíàÿ

Áåñïåðñòûõ, À. Ï.
Á53   Ñëîâàðü ýïèòåòîâ À. Ñ. Ïóøêèíà. – Âûïóñê 16 – Ðîìàíû è ïîâåñòè – ×àñòü 1. Äóáðîâñêèé / À. Ï. Áåñïåðñòûõ. Íîâîïîëîöê: 2021. 

Ñëîâàðü ýïèòåòîâ À. Ñ. Ïóøêèíà (âûïóñê 16) ñèñòåìàòèçèðóåò è äà¸ò îïèñàíèå áîëåå 1000  ýïèòåòîâ (1130 ñëîâîóïîòðåáëåíèé)èç ðîìàíà «Äóáðîâñêèé»
Ýïèòåòû âûðàæåíû ïðèëàãàòåëüíûìè, ïðè÷àñòèÿìè (âûáîðî÷íî) è ñóùåñòâèòåëüíûìè (ïðèëîæåíèÿìè), êîòîðûå ïðîèëëþñòðèðîâàíû öèòàòàìè èç åãî ðîìàíà «Äóáðîâñêèé».
Ýïèòåòû ðàññìàòðèâàþòñÿ â 2-õ àñïåêòàõ: ëèòåðàòóðîâåä÷åñêîì (òðîïû) è ëèíãâèñòè÷åñêîì (ëîãè÷åñêèå îïðåäåëåíèÿ).
Ñëîâàðü ðàññ÷èòàí ïðåæäå âñåãî íà ïðåïîäàâàòåëåé-ñëîâåñíèêîâ è íà âñåõ òåõ, êòî èçó÷àåò òâîð÷åñòâî íàöèîíàëüíîãî ðóññêîãî ïîýòà, îñíîâîïîëîæíèêà ñîâðåìåííîãî ðóññêîãî ëèòåðàòóðíîãî ÿçûêà Àëåêñàíäðà Ñåðãååâè÷à Ïóøêèíà (1799 – 1837).
                ÓÄÊ 811.161.1 374
                ÁÁÊ  81.411.2-4
                Óñëîâíûå îáîçíà÷åíèÿ è ñîêðàùåíèÿ

<…> – ñîêðàùåíèå âíóòðè öèòàòû
 [ ] – ïîÿñíèòåëüíûå ñëîâà, èçâëå÷¸ííûå èç êîíòåêñòà
; – êðàòêàÿ ôîðìà ïðèëàãàòåëüíîãî
;1 – óñå÷¸ííàÿ ôîðìà ïðèëàãàòåëüíîãî
; – ïîëíàÿ ôîðìà ïðèëàãàòåëüíîãî â ïðåäèêàòèâíîé ôóíêöèè
; – îáîñîáëåííàÿ ïîëíàÿ ôîðìà ïðèëàãàòåëüíîãî
; – ïðèëàãàòåëüíîå â ñðàâíèòåëüíîé ñòåïåíè
; – ýïèòåò-ïðèëîæåíèå; áèëåêñåìà
*– â àâòîðñêîì íàïèñàíèè (èëè ñîãëàñíî ðåäàêöèè èñòî÷íèêà ïðîèçâåäåíèÿ)
 íàçâ. – â íàçâàíèè
Ïðèì. – Ïðèìå÷àíèå À. Ñ. Ïóøêèíà
Ñóä. îïð. – Ñóäåáíîå îïðåäåëåíèå (äîêóìåíò). Ýïèòåòû èç ýòîãî îáøèðíîãî äîêóìåíòà (â öåëÿõ ñîêðàùåíèÿ îáú¸ìà êíèãè) öèòàòàìè íå èëëþñòðèðóþòñÿ.

Ëèòåðàòóðíûé èñòî÷íèê:
 Ïóøêèí À. Ñ. Ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â äåñÿòè òîìàõ. – Ò. 5. Ì.: Èçä-âî «Ïðàâäà», 1981.
      

               
                ÑËÎÂÀÐÜ

                Ïóøêèí – ÷óäî Ðîññèè.
                Òýôôè (Í. À. Ëîõâèöêàÿ)
À

ÀËÛÉ, –àÿ (1).
Ðîçà. Æèâîïèñåö ïðåäñòàâèë åå [ìàòü] îáëîêî÷åííîþ íà ïåðèëà, â áåëîì óòðåííåì ïëàòüå ñ àëîé ðîçîþ â âîëîñàõ (1, 6).

ÀÍÃËÈÉÑÊÈÉ, –èå (3).
Çàìêè. 2, 13.
Ðåññîðû. Òàêèì îáðàçîì ïðîåõàëè îíè îêîëî äåñÿòè âåðñò, ëîøàäè íåñëèñü áûñòðî ïî êî÷êàì ïðîñåëî÷íîé äîðîãè, è êàðåòà ïî÷òè íå êà÷àëàñü íà ñâîèõ àíãëèéñêèõ ðåññîðàõ (2, 18).
Ñàäû. 2, 13.

ÀÏÏÅËßÖÈÎÍÍÛÉ (1).
Ïîðÿäîê. Ñóä. îïð.

ÀÐÈÑÒÎÊÐÀÒÈ×ÅÑÊÈÉ, –îå, –èå (2).
Íåãîäîâàíèå. 2, 12.
Ïðåäðàññóäêè. Ìàøà íå îáðàòèëà íèêàêîãî âíèìàíèÿ íà ìîëîäîãî ôðàíöóçà, âîñïèòàííàÿ â àðèñòîêðàòè÷åñêèõ ïðåäðàññóäêàõ (1, 8).

ÀÐÕÈÏ-ÊÓÇÍÅÖ (1).
; Âëàäèìèð îòâîðèë äâåðü è íàòêíóëñÿ íà ÷åëîâåêà, ïðèæàâøåãîñÿ â óãîë; <…> Âëàäèìèð óçíàë Àðõèïà-êóçíåöà (1, 6).

Á

ÁÀÃÐÎÂÛÉ (2).
Ðóìÿíåö.  ýòî âðåìÿ áîëüíîé ñèäåë â ñïàëüíîé ó îêíà. Îí óçíàë Êèðèëà Ïåòðîâè÷à, è óæàñíîå ñìÿòåíèå èçîáðàçèëîñü íà ëèöå åãî: áàãðîâûé ðóìÿíåö çàñòóïèë ìåñòî îáûêíîâåííîé áëåäíîñòè, ãëàçà çàñâåðêàëè, îí ïðîèçíîñèë íåâíÿòíûå çâóêè (1, 4). // 2, 15.

ÁÀÉÊÎÂÛÉ (1).
Ñåðòóê.  äåâÿòü ÷àñîâ óòðà ãîñòè, íî÷åâàâøèå â Ïîêðîâñêîì, ñîáðàëèñÿ îäèí çà äðóãèì â ãîñòèíîé, ãäå êèïåë óæå ñàìîâàð, ïåðåä êîòîðûì â óòðåííåì ïëàòüå ñèäåëà Ìàðüÿ Êèðèëîâíà, à Êèðèëà Ïåòðîâè÷ â áàéêîâîì ñåðòóêå è â òóôëÿõ âûïèâàë ñâîþ øèðîêóþ ÷àøêó, ïîõîæóþ íà ïîëîñêàòåëüíóþ (2, 11).

ÁÀÐÑÊÈÉ, –àÿ, –èå (11).
Âîëÿ. 1, 3.
Äâîð. ×åðåç äåñÿòü ìèíóò âúåõàë îí íà áàðñêèé äâîð (1, 3). // 1, 5 –2; 2, 1).
Äîì. … – ãäå Åãîðîâíà? –  áàðñêîì äîìå, â ñâîåé ñâåòåëêå, – îòâå÷àë Ãðèøà (1, 6). // 1, 5, 1, 8.
Ïðàçäíîñòü. 1, 1.
Ñêîò. 1, 1.
Øóòêà. … à ìû, åé-áîãó, ðàçîðèëèñü, – è Àíòîí Ïàôíóòüè÷ ñòàë çàåäàòü áàðñêóþ øóòêó õîçÿèíà æèðíûì êóñêîì êóëåáÿêè (2, 9).

ÁÀÐÕÀÒÍÛÉ, –ûå (1).
Ñàïîãè. Ïîñëå îáåäà Êèðèëà Ïåòðîâè÷ ïðåäëîæèë åõàòü âåðõîì, íî êíÿçü èçâèíèëñÿ, óêàçûâàÿ íà ñâîè áàðõàòíûå ñàïîãè è øóòÿ íàä ñâîåþ ïîäàãðîé; (2, 13).

ÁÀÒÞØÊÈÍ, –î (1).
Ñëîâî. Íå ÿ ëè â óäîâîëüñòâèå âàøå, ò. å. ïî ñîâåñòè è ïî ñïðàâåäëèâîñòè, ïîêàçàë, ÷òî Äóáðîâñêèå âëàäåþò Êèñòåíåâêîé áåçî âñÿêîãî íà òî ïðàâà, à åäèíñòâåííî ïî ñíèñõîæäåíèþ âàøåìó. È ïîêîéíèê (öàðñòâî åìó íåáåñíîå) îáåùàë ñî ìíîþ ïî-ñâîéñêè ïåðåâåäàòüñÿ, à ñûíîê, ïîæàëóé, ñäåðæèò ñëîâî áàòþøêèíî (2, 9).

ÁÅÃÎÂÎÉ, –ûå (1).
Äðîæêè. Íàêîíåö îí âåëåë çàïðÿ÷ü ñåáå áåãîâûå äðîæêè <…> è, ñàì ïðàâÿ, âûåõàë ñî äâîðà (1, 4).

ÁÅÄÍÛÉ, –àÿ, –îå (21).
Àíòîí Ïàôíóòüè÷. Ìû âèäåëè, êàê èçóìèë îí áåäíîãî Àíòîíà Ïàôíóòüè÷à íåîæèäàííûì ñâîèì ïðåâðàùåíèåì èç ó÷èòåëåé â ðàçáîéíèêè (2, 11). // 2, 10.
Áåäíûé. Áåäíûé ãîñòü, ñ îáîðâàííîé ïîëîþ è äî êðîâè îöàðàïàííûé, ñêîðî îòûñêèâàë áåçîïàñíûé óãîë (1, 8).
Áîëüíîé. 1, 3.
Äâîðÿíèí. «Íåò, Êèðèëà Ïåòðîâè÷: ìîé Âîëîäüêà íå æåíèõ Ìàðèè Êèðèëîâíå. Áåäíîìó äâîðÿíèíó, êàêîâ îí, ëó÷øå æåíèòüñÿ íà áåäíîé äâîðÿíî÷êå, äà áûòü ãëàâîþ â äîìå, ÷åì ñäåëàòüñÿ ïðèêàç÷èêîì èçáàëîâàííîé áàáåíêè» (1, 1).
Äâîðÿíî÷êà. Òàì æå.
Äåâóøêà.  Áåäíàÿ äåâóøêà óïàëà åìó [Êèðèëó Ïåòðîâè÷ó] â íîãè è çàðûäàëà (2, 18). // 2, 16.
Äîì. 1, 3.
Äîñòîÿíèå. 1, 5.
Äóáðîâñêèé. Ïðîøëî íåñêîëüêî âðåìåíè, à çäîðîâüå áåäíîãî Äóáðîâñêîãî âñ¸ åùå áûëî ïëîõî (1, 3). ; Îñòàëñÿ áåäåí.  Êèðèëà Ïåòðîâè÷, óçíàâ î òîì, ïðåäëàãàë åìó ñâîå ïîêðîâèòåëüñòâî, íî Äóáðîâñêèé áëàãîäàðèë åãî è îñòàëñÿ áåäåí è íåçàâèñèì (1, 1).
Æèâîòíîå. Áåäíîå æèâîòíîå æàëêèì ìÿóêàíüåì ïðèçûâàëî íà ïîìîùü (1, 6).
Çâåðü. 1, 8.
Êðàñàâèöà. 2, 12.
Ìîëîäîñòü. 1, 3.
Ñîñåä. Âñå çàâèäîâàëè ñîãëàñèþ, öàðñòâóþùåìó ìåæäó íàäìåííûì Òðîåêóðîâûì è áåäíûì åãî ñîñåäîì (1, 1).
Ñòàðèê. 1, 5.
Ó÷àñòü (2). – Áåäíàÿ, áåäíàÿ ìîÿ ó÷àñòü, – ñêàçàë îí, ãîðüêî âçäîõíóâ (2, 15).
ß. ; 2, 15.

ÁÅÇÌÎËÂÍÛÉ, –îå (2).
Ñîãëàñèå. Îí [êíÿçü] î ëþáâè íå õëîïîòàë, äîâîëüíûé åå áåçìîëâíûì ñîãëàñèåì (2, 16).
Ó÷àñòèå. 2, 12.

ÁÅÇÎÏÀÑÍÛÉ  (2).
Óãîë. Áåäíûé ãîñòü, ñ îáîðâàííîé ïîëîþ è äî êðîâè îöàðàïàííûé, ñêîðî îòûñêèâàë áåçîïàñíûé óãîë (1, 8). ;  Ìîã áûòü áåçîïàñíûì. Âåðåâêà áûëà äëèíîþ ïî÷òè âî âñþ êîìíàòó, òàê ÷òî îäèí òîëüêî ïðîòèâóïîëîæíûé óãîë ìîã áûòü áåçîïàñíûì îò íàïàäåíèÿ ñòðàøíîãî çâåðÿ (1, 8).

ÁÅÇÎØÈÁÎ×ÍÛÉ (1).
Ðåøèòåëü. Îòðîäó íå âûåçæàë îí íà îõîòó áåç Äóáðîâñêîãî, îïûòíîãî è òîíêîãî öåíèòåëÿ ïñîâûõ äîñòîèíñòâ è áåçîøèáî÷íîãî ðåøèòåëÿ âñåâîçìîæíûõ îõîòíè÷üèõ ñïîðîâ (1, 1).

ÁÅËÛÉ, –àÿ, –îå (5).
Ïëàòüå. Ïîäúåõàâ ê ãîñïîäñêîìó äîìó, îí óâèäåë áåëîå ïëàòüå, ìåëüêàþùåå ìåæäó äåðåâüÿìè ñàäà (1, 3). // 1, 6; 2, 12.
Ôóðàæêà. 2, 11.
×åïåö.  ýòî âðåìÿ äâåðü îäíîãî èç øàëàøåé îòâîðèëàñü, è ñòàðóøêà â áåëîì ÷åïöå, îïðÿòíî è ÷îïîðíî îäåòàÿ, ïîêàçàëàñü ó ïîðîãà (2, 19).

ÁÅËÎÊÓÐÅÍÜÊÈÉ (1).
Ìàëü÷èê. … áûë îí êóäðÿâûé áåëîêóðåíüêèé ìàëü÷èê, íî çíàþ íàâåðíîå, ÷òî Äóáðîâñêèé ïÿòüþ ãîäàìè ñòàðøå ìîåé Ìàøè è ÷òî, ñëåäñòâåííî, åìó íå 35 ëåò, à îêîëî 23-õ (2, 9).

ÁÅÐÅÇÎÂÛÉ, –àÿ (3).
Ðîçãà. – Ñòåïàí, ñòóïàé-êà äà ñðåæü ìíå õîðîøåíüêóþ, ñâåæóþ áåðåçîâóþ ðîçãó… (2, 17).
Ðîùà. Âëàäèìèð óâèäåë áåðåçîâóþ ðîùó è âëåâî íà îòêðûòîì ìåñòå ñåðåíüêèé äîìèê ñ êðàñíîé êðîâëåþ; (1, 3). // 1, 1.

ÁÅÑÏÎÊÎÉÍÛÉ (1).
Àíòîí Ïàôíóòüè÷. ; Êàçàëñÿ áåñïîêîåí.  Îäèí òîëüêî ÷åëîâåê íå ó÷àñòâîâàë â îáùåé ðàäîñòè: Àíòîí Ïàôíóòüè÷ ñèäåë ïàñìóðåí è ìîë÷àëèâ íà ñâîåì ìåñòå, åë ðàññåÿííî è êàçàëñÿ ÷ðåçâû÷àéíî áåñïîêîåí (2, 10).

ÁÅÑÑÎÂÅÑÒÍÛÉ (2).
Òû [Ñèäîðû÷]. ; – Çà÷åì òû íå ñêàçàë ìíå òîãî ïðåæäå, ÿ áû õîòü âçãëÿíóëà íà Äóáðîâñêîãî, à òåïåðü æäè, ÷òîá îí îïÿòü çàâåðíóë. Áåññîâåñòíûé òû, ïðàâî, áåññîâåñòíûé! (2, 11).

ÁÅÑÑÏÎÐÍÛÉ, –îå (1).
Âëàäåíèå. Ñóä. îïð.

ÁÅÑÒÎËÊÎÂÛÉ, –ûå (1).
Ñòðîêè. Âëàäèìèð Äóáðîâñêèé íåñêîëüêî ðàç ñðÿäó ïåðå÷èòàë ñèè äîâîëüíî áåñòîëêîâûå ñòðîêè ñ íåîáûêíîâåííûì âîëíåíèåì (1, 3).

ÁËÀÃÎÉ, –îå (1).
Íàìåðåíèå. Îáëåã÷èâ äóøó ñèì áëàãèì íàìåðåíèåì, Êèðèëà Ïåòðîâè÷ ïóñòèëñÿ ðûñüþ ê óñàäüáå ñâîåãî ñîñåäà è âúåõàë ïðÿìî íà äâîð (1, 4).
 
ÁËÀÃÎÐÀÇÓÌÍÛÉ (1).
Ðàñ÷¸ò. – Íå íàäåéòåñü ïî-ïóñòîìó: â ýòèõ ñëåçàõ óâèäèò îí òîëüêî îáûêíîâåííóþ áîÿçëèâîñòü è îòâðàùåíèå, îáùåå âñåì ìîëîäûì äåâóøêàì, êîãäà èäóò îíè çàìóæ íå ïî ñòðàñòè, à èç áëàãîðàçóìíîãî ðàñ÷åòà; (2, 15).

ÁËÀÃÎÐÎÄÍÛÉ, –ûå (3).
Ñóêè. 1, 1.
Óâåñåëåíèÿ. Òàêîâû áûëè áëàãîðîäíûå óâåñåëåíèÿ ðóññêîãî áàðèíà! (1, 8).
×óâñòâà. 1, 4.

; ÁËÅÄÍÅÅ (1).
Ëèöî. Ñòàëî áëåäíåå ïðåæíåãî. Äóáðîâñêèé çàòðåïåòàë, áëåäíîå ëèöî ïîêðûëîñü áàãðîâûì ðóìÿíöåì è â òó æå ìèíóòó ñòàëî áëåäíåå ïðåæíåãî (2, 15).

ÁËÅÄÍÛÉ, –àÿ, –îå; –à (10).
Êíÿãèíÿ. – Âû ñâîáîäíû,– ïðîäîëæàë Äóáðîâñêèé, îáðàùàÿñü ê áëåäíîé êíÿãèíå (2, 18).
Ëèöî. Ìàøà ñòîÿëà íåïîäâèæíî, ñòàðûé êíÿçü ïîöåëîâàë åå ðóêó, âäðóã ñëåçû ïîáåæàëè ïî åå áëåäíîìó ëèöó (2, 14). // 2, 12; 2, 15.
Ìàðüÿ Êèðèëîâíà. 2, 18.
Îí (Àíòîí Ïàôíóòüè÷). ; Áûë áëåäåí. Ïîñëåäíèì ÿâèëñÿ Àíòîí Ïàôíóòüè÷; îí áûë òàê áëåäåí è êàçàëñÿ òàê ðàññòðîåí, ÷òî âèä åãî âñåõ ïîðàçèë (2, 11).
Ïðèêàç÷èê. ; Áëåäåí.  2, 9.
Ñâåò. 2, 10.
Ñòàðèê. ; Â ýòó ìèíóòó â çàëó âîøåë, íàñèëó ïåðåäâèãàÿ íîãè, ñòàðèê âûñîêîãî ðîñòà, áëåäíûé è õóäîé, â õàëàòå è êîëïàêå (1, 3).
Òû. ; Áëåäíà.  – Òû áëåäíà, Ìàøà, – çàìåòèë åé îòåö, – òåáÿ ïåðåïóãàëè (2, 12).

ÁËÅÑÒßÙÈÉ, –àÿ (1).
Áóäóùíîñòü. … îíà ðàäîâàëàñü åãî [Âëàäèìèðà] ðàííèì ñïîñîáíîñòÿì è ïðåäâèäåëà äëÿ íåãî ñ÷àñòëèâóþ è áëåñòÿùóþ áóäóùíîñòü (1, 6).

ÁËÈÆÀÉØÈÉ (1).
Ñîñåä. Ñåé Äóáðîâñêèé, îòñòàâíîé ïîðó÷èê ãâàðäèè, áûë åìó áëèæàéøèì ñîñåäîì è âëàäåë ñåìèäåñÿòüþ* äóøàìè (1, 1).

ÁËÈÆÍÈÉ (2).
Ãîðîä. 2, 11.
Ïóòü. «Åõàòü áëèæíèì ïóòåì ÷åðåç Êèñòåíåâñêèé ëåñ ÿ íå îñìåëèëñÿ, à ïóñòèëñÿ â îáúåçä…» (2, 9).

ÁÎÃÀÒÛÉ, –àÿ, –îå, –ûå (3).
Êîâðû. Çåìëÿíêà óñòëàíà è îáâåøàíà áûëà áîãàòûìè êîâðàìè, â óãëó íàõîäèëñÿ æåíñêèé ñåðåáðÿíûé òóàëåò è òðþìî (2, 19).
Íåâåñòà. 1, 3.
Ïîìåñòüå. Â 30-òè âåðñòàõ îò íåãî íàõîäèëîñü áîãàòîå ïîìåñòèå êíÿçÿ Âåðåéñêîãî (2, 13).

ÁÎÃÎÌÎËÜÍÛÉ (1).
Òû [Àíòîí Ïàôíóòüè÷]. ; Áîãîìîëåí. «… ñêàæè íàì, ÷òî ýòî çíà÷èò: íå áûë ó ìîåé îáåäíè è ê îáåäó îïîçäàë. Ýòî íà òåáÿ íå ïîõîæå: òû è áîãîìîëåí è ïîêóøàòü ëþáèøü» (2, 9).

ÁÎÆÈÉ, –èÿ, –èå (èè*) (7).
Âîëÿ. – Áûâøèé ïîìåùèê Àíäðåé Ãàâðèëîâ ñûí Äóáðîâñêèé âîëåþ áîæèåþ* ïîìðå*, ìû âàñ íå çíàåì, äà è çíàòü íå õîòèì» (1, 5). // 1, 8; Ñóä. îïð.
Ìû. ; 1, 3.
Òâàðü. 1, 6.
Öåðêîâü (2). «Êàê! íå ïî÷èòàòü öåðêîâü áîæèþ*! ïðî÷ü, õàìîâî ïëåìÿ!»  (1, 2).

ÁÎÊÎÂÎÉ, –àÿ (2).
Äâåðü. … ïðèçâàâ åãî îäíàæäû óòðîì, ïîâåë îí [Òðîåêóðîâ] åãî ñ ñîáîþ òåìíûìè êîðèäîðàìè; âäðóã áîêîâàÿ äâåðü îòâîðèëàñü, äâîå ñëóã âòàëêèâàþò â íåå ôðàíöóçà è çàïèðàþò åå íà êëþ÷ (1, 8).
Êàðìàí. 2, 18.

ÁÎËÅÇÍÅÍÍÛÉ, –îå (1).
Ñîñòîÿíèå. Îí ðåøèëñÿ ê íåìó åõàòü è äàæå âûéòè â îòñòàâêó, åñëè áîëåçíåííîå ñîñòîÿíèå îòöà ïîòðåáóåò åãî ïðèñóòñòâèÿ (1, 3).

ÁÎËÜÍÎÉ, –ûå (1).
Ñîáàêè. Òóò æå íàõîäèëñÿ è ëàçàðåò äëÿ áîëüíûõ ñîáàê, ïîä ïðèñìîòðîì øòàá-ëåêàðÿ Òèìîøêè, è îòäåëåíèå, ãäå áëàãîðîäíûå ñóêè îùåíÿëèñü è êîðìèëè ñâîèõ ùåíÿò (1, 1).

ÁÎËÜØÈÉ, –àÿ, –åå (7).
Âíèìàòåëüíîñòü. 1, 8.
Âïå÷àòëåíèå. 1, 8.
Äîâåðåííîñòü. Îíà ñ áîëüøåé è áîëüøåé äîâåð÷èâîñòèþ ïðåäàâàëàñü óâëåêàòåëüíîé ïðèâû÷êå (2, 12).
Ðàâíîäóøèå. 2, 17.
×àñòü. Áîëüøåþ ÷àñòèþ. [Áóìàãè ïîêîéíîãî] áîëüøåþ ÷àñòèþ ñîñòîÿëè èç õîçÿéñòâåííûõ ñ÷åòîâ è ïåðåïèñêè ïî ðàçíûì äåëàì (1, 6). // 1, 8.

ÁÎËÜØÎÉ, –àÿ, –îå, –èå (8).
Âåñ. 1, 1.
Äîâåðåííîñòü. Êèðèëà Ïåòðîâè÷ îêàçûâàë áîëüøóþ äîâåðåííîñòü è áëàãîñêëîííîñòü [ìàìçåëü Ìèìè] (1, 8).
Äîðîãà. Äà, ÿ òîò íåñ÷àñòíûé, êîòîðîãî âàø îòåö ëèøèë êóñêà õëåáà, âûãíàë èç îòå÷åñêîãî äîìà è ïîñëàë ãðàáèòü íà áîëüøèõ äîðîãàõ (2, 12). // 1, 3.
Îõîòíèê. 1, 5.
Ïðèëåæàíèå. 2, 11.
Ñïîñîáíîñòè. Ìàøà èìåëà ïðåêðàñíûé ãîëîñ è áîëüøèå ìóçûêàëüíûå ñïîñîáíîñòè; (1, 8).
×àñòü. Ïî áîëüøîé ÷àñòè. Ñóä. îïð.

ÁÎÑÎÉ, –ûå (2).
Ðåáÿòèøêè. … ìíîæåñòâî áîñûõ ðåáÿòèøåê, êàê äâå êàïëè âîäû ïîõîæèõ íà Êèðèëà Ïåòðîâè÷à, áåãàëè ïåðåä åãî îêíàìè è ñ÷èòàëèñü äâîðîâûìè (1, 8).
Òðîåêóðîâ. ; 1, 1.

ÁÎßÇËÈÂÛÉ, –ûå (1).
Ñîìíåíèÿ. Îí ñ ñâîåé ñòîðîíû íå âûõîäèë èç ïðåäåëîâ ïî÷òåíèÿ è ñòðîãîé ïðèñòîéíîñòè è òåì óñïîêîèâàë åå ãîðäîñòü è áîÿçëèâûå ñîìíåíèÿ (2, 12).

ÁÐÀÒÑÊÈÉ (1).
Êîòåë. Íà äâîðå ìíîæåñòâî ëþäåé, êîèõ ïî ðàçíîîáðàçèþ îäåæäû è ïî îáùåìó âîîðóæåíèþ ìîæíî áûëî òîò÷àñ ïðèçíàòü çà ðàçáîéíèêîâ, îáåäàëî, ñèäÿ áåç øàïîê, îêîëî áðàòñêîãî êîòëà (2, 19).

ÁÓÄÓÙÈÉ (1).
Òåñòü. [Âåðåéñêèé] óâèäåë íåîáõîäèìîñòü óñêîðèòü ñâàäüáó è äëÿ òîãî ïî÷åë íóæíûì ïîêàçàòü ïèñüìî áóäóùåìó òåñòþ (2, 16).   

ÁÓÉÍÛÉ, –ûå (1).
Óâåñåëåíèÿ. … äîì åãî âñåãäà áûë ïîëîí ãîñòÿìè, ãîòîâûìè òåøèòü åãî áàðñêóþ ïðàçäíîñòü, ðàçäåëÿÿ øóìíûå, à èíîãäà è áóéíûå åãî óâåñåëåíèÿ (1, 1).

ÁÓÐÍÛÉ, –îå (1).
Îáúÿñíåíèå. Äîëãî ïëàêàëà áåäíàÿ äåâóøêà, âîîáðàæàÿ âñ¸, ÷òî îæèäàëî åå, íî áóðíîå îáúÿñíåíèå îáëåã÷èëî åå äóøó (2, 16).

ÁÛÂØÈÉ, –èå (4).
Ëþäè. «Ïðèìåòû Âëàäèìèðà Äóáðîâñêîãî, ñîñòàâëåííûå ïî ñêàçêàì áûâøèõ åãî äâîðîâûõ ëþäåé» (2, 9).
Ïîìåùèê. 1, 5.
Ñåêðåòàðü (2). Ñóä. îïð.

Â

ÂÀÆÍÛÉ, –ûå (1).
Ïîñëåäñòâèÿ. Ïðèåçä Òðîåêóðîâà è ïðèåì, åìó îêàçàííûé, áûëè óæå èçâåñòíû âñåìó îêîëîòêó, è òàìîøíèå ïîëèòèêè ïðåäâåùàëè âàæíûå îíîìó ïîñëåäñòâèÿ (1, 5).

ÂÅËÈÊÈÉ, –îå (2).
Íåóäîâîëüñòâèå. 2, 11.
Óäîâîëüñòâèå. Êèðèëà Ïåòðîâè÷ ñ âåëèêèì óäîâîëüñòâèåì ñòàë ðàññêàçûâàòü ïîäâèã ñâîåãî ôðàíöóçà, èáî èìåë ñ÷àñòëèâóþ ñïîñîáíîñòü òùåñëàâèòüñÿ âñåì, ÷òî òîëüêî íè îêðóæàëî åãî (2, 9).

ÂÅËÈÊÎËÅÏÍÛÉ, –àÿ, –îå (2).
Çàâåäåíèå. [Äóáðîâñêèé] íå ìîã óäåðæàòüñÿ îò íåêîòîðîé çàâèñòè ïðè âèäå ñåãî âåëèêîëåïíîãî çàâåäåíèÿ (1, 1).
Çàëà. 2, 13.

ÂÅËÈ×ÅÑÒÂÅÍÍÛÉ (1).
Âèä. Ðå÷ü ìîëîäîãî Äóáðîâñêîãî, åãî çâó÷íûé ãîëîñ è âåëè÷åñòâåííûé âèä ïðîèçâåëè æåëàåìîå äåéñòâèå (1, 5).

ÂÅÐÍÛÉ, –àÿ, –îå (2).
Ïîäîáèå (æèçíè). 1, 5.
Ðàáà. Îñòàþñü òâîÿ âåðíàÿ ðàáà, íÿíüêà Îðèíà Åãîðîâíà Áóçûðåâà (1, 3).

; ÂÅÑÅËÅÅ (1).
Ðàçãîâîðû. Ñòàíîâèëèñü âåñåëåå. Íåñêîëüêî áóòûëîê ãîðñêîãî è öèìëÿíñêîãî ãðîìêî áûëè óæå îòêóïîðåíû è ïðèíÿòû áëàãîñêëîííî ïîä èìåíåì øàìïàíñêîãî, ëèöà íà÷èíàëè ðäåòü, ðàçãîâîðû ñòàíîâèëèñü çâîí÷å, íåñâÿçíåå è âåñåëåå (2, 9).

ÂÅÑÅËÅØÅÍÜÊÈÉ, –à (1).
[Òû (Ìàøà)]. ; Âåñåëåøåíüêà.  – Ïîøëà, ïîøëà, ïîøëà, – ñêàçàë Êèðèëà Ïåòðîâè÷, – îñóøè ñâîè ñëåçû è âîðîòèñü ê íàì âåñåëåøåíüêà (2, 14).

ÂÅÑÅËÛÉ, –ûå (7).
Èçáû. 2, 13.
Èñïðàâíèê. «Ïîçâîëüòå óçíàòü, ÷òî ýòî çíà÷èò», – ñïðîñèë îí [Âëàäèìèð] ñ ïðèòâîðíûì õîëîäíîêðîâèåì ó âåñåëîãî èñïðàâíèêà (1, 5).
Êíÿçü. ; Áûë âåñåë. 2, 13.
Íðàâ. 2, 9.
Ïðèâåòñòâèÿ. Ìàðüÿ Êèðèëîâíà ñ óäîâîëüñòâèåì ñëóøàëà ëüñòèâûå è âåñåëûå ïðèâåòñòâèÿ ñâåòñêîãî ÷åëîâåêà (2, 13).
Óæèí. ; Áûë âåñåë.  2, 10.
Øóòêè. 2, 12.

ÂÅÒÂÈÑÒÛÉ, –ûå (1).
Äåðåâüÿ. Áåðåçêè, êîòîðûå ïðè íåì òîëüêî ÷òî áûëè ïîñàæåíû îêîëî çàáîðà, âûðîñëè è ñòàëè òåïåðü âûñîêèìè âåòâèñòûìè äåðåâüÿìè (1, 3).

ÂÅÒÕÈÉ, –îå (1).
Êðûëüöî. Íàñèëó ìîã îí [Âëàäèìèð] ïðîäðàòüñÿ ñêâîçü èõ óñåðäíóþ òîëïó è âçáåæàë íà âåòõîå êðûëüöî; (1, 3).

ÂÅ×ÍÛÉ, –àÿ (2)
Áîÿçíü. 2, 10.
Ïàìÿòü. – Ñóåòà ñóåò, – ñêàçàë ñâÿùåííèê, – è Êèðèëó Ïåòðîâè÷ó îòïîþò âå÷íóþ ïàìÿòü (1, 5).

ÂÈÍÍÛÉ, –àÿ, –ûå (2).
Áî÷êà. Èçðåäêà âûâîäèëè ïðåä îêíà áàðñêîãî äîìà [ìåäâåäåé] è ïîäêàòûâàëè èì ïîðîæíþþ âèííóþ áî÷êó, óòûêàííóþ ãâîçäÿìè;  (1, 8).
Ïàðû. 2, 10.

ÂÈÍÎÂÀÒÛÉ, –û (7).
Ïðèêàçíûå. ; Âèíîâàòû.  1, 6.
ß (6). ; Âèíîâàò.  Ïðèêàç÷èê ìîé çàäðîæàë è ïîâàëèëñÿ ãåíåðàëó â íîãè. «Áàòþøêà, âèíîâàò – ãðåõ ïîïóòàë – ñîëãàë» (2, 9). // 2, 19.

ÂÊÎÏÀÍÍÛÉ (2).
Ôðàíöóç. ;  Êàê âêîïàííûé. Ôðàíöóç ñòîÿë êàê âêîïàííûé (2, 11).

ÂÍÅÇÀÏÍÛÉ, –îå (1).
Ñóìàñøåñòâèå. Âíåçàïíîå ñóìàñøåñòâèå Äóáðîâñêîãî ñèëüíî ïîäåéñòâîâàëî íà åãî âîîáðàæåíèå è îòðàâèëî åãî [Òðîåêóðîâà] òîðæåñòâî (1, 2).

; ÂÍÈÌÀÒÅËÜÍÅÅ (1).
Óâàæåíèå. Ñòàíîâèëîñü âíèìàòåëüíåå. Îíà óâèäåëà, ÷òî õðàáðîñòü è ãîðäîå ñàìîëþáèå íå èñêëþ÷èòåëüíî ïðèíàäëåæàò îäíîìó ñîñëîâèþ, è ñ òåõ ïîð ñòàëà îêàçûâàòü ìîëîäîìó ó÷èòåëþ óâàæåíèå, êîòîðîå ÷àñ îò ÷àñó ñòàíîâèëîñü âíèìàòåëüíåå (1, 8).

ÂÎÅÍÍÛÉ, –àÿ (2).
Ñëóæáà. Ñóä. îïð.
Øèíåëü. Ñëóãà ñîñêî÷èë ñ êîçåë, îòïåð äâåðöû, è ÷åðåç ìèíóòó ìîëîäîé ÷åëîâåê â âîåííîé øèíåëè è â áåëîé ôóðàæêå âîøåë ê ñìîòðèòåëþ; (2, 11).

ÂÎÇÂÐÀÒÍÛÉ (1).
Ïóòü. [Êèðèëà Ïåòðîâè÷] íà âîçâðàòíîì ïóòè ñî âñåþ ñâîåé îõîòîþ íàðî÷íî ïîåõàë ïîëÿìè Äóáðîâñêîãî (1, 1).

ÂÎËÜÍÛÉ, –ûå (2).
Áîã. ; Âîëåí.  1, 3
Ëîøàäè. Ïðèåõàâ íà ñòàíöèþ, îí âîøåë ê ñìîòðèòåëþ è ñïðîñèë âîëüíûõ ëîøàäåé (1, 3).

ÂÎÎÐÓÆÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
Ëþäè. Âäðóã ðàçäàëèñü êðèêè ïîãîíè, êàðåòà îñòàíîâèëàñü, òîëïà âîîðóæåííûõ ëþäåé îêðóæèëà åå (2, 18).

ÂÎÐÎÂÑÊÎÉ, –àÿ (1).
Ðîùà. Íà ïåðâûé ñëó÷àé îòðÿæó ÷åëîâåê äâàäöàòü, òàê îíè è î÷èñòÿò âîðîâñêóþ ðîùó; (2, 9).

ÂÑÅÂÎÇÌÎÆÍÛÉ, –îå, –ûå (5).
Âíèìàíèå. 1, 1.
Ðàäóøèå. 1, 3.
Ñïèðòû. Ñëóæàíêè ñáåæàëèñü, ðàçäåëè åå [Ìàøó], íàñèëó-íàñèëó óñïåëè åå óñïîêîèòü õîëîäíîé âîäîé è âñåâîçìîæíûìè ñïèðòàìè, åå óëîæèëè, è îíà âïàëà â óñûïëåíèå (2, 12).
Ñïîðû. 1, 1.
Óêàçû. 1, 1.

ÂÑÅÃÄÀØÍÈÉ, –èå (1).
Çàíÿòèÿ. Âñåãäàøíèå çàíÿòèÿ Òðîåêóðîâà ñîñòîÿëè â ðàçúåçäàõ îêîëî ïðîñòðàííûõ åãî âëàäåíèé, (1, 1).

ÂÑÅÎÁÙÈÉ, –åå (1).
Ïîêàçàíèå. Êóçíåö Àðõèï, ïî âñåîáùåìó ïîêàçàíèþ, áûë æèâ è âåðîÿòíî ãëàâíûé, åñëè íå åäèíñòâåííûé, âèíîâíèê ïîæàðà (1, 7).

; ÂÛÃÎÄÍÅÅ (1).
Çâàíèå. … ÿ ãîòîâèëñÿ áûëî íå â ó÷èòåëÿ, à â êîíäèòîðû, íî ìíå ñêàçàëè, ÷òî â âàøåé çåìëå çâàíèå ó÷èòåëüñêîå íå â ïðèìåð âûãîäíåå… (2, 11).

ÂÛÑÎÊÈÉ, –èå (3).
Äåðåâüÿ. Áåðåçêè, êîòîðûå ïðè íåì òîëüêî ÷òî áûëè ïîñàæåíû îêîëî çàáîðà, âûðîñëè è ñòàëè òåïåðü âûñîêèìè âåòâèñòûìè äåðåâüÿìè (1, 3).
Ìóæ÷èíà. 1, 5.
Ðîñò. 1, 3.

ÂÛÑØÈÉ, –åå (1).
Çâàíèå. Òðîåêóðîâ, íàäìåííûé â ñíîøåíèÿõ ñ ëþäüìè ñàìîãî âûñøåãî çâàíèÿ, óâàæàë Äóáðîâñêîãî íåñìîòðÿ íà åãî ñìèðåííîå ñîñòîÿíèå (1, 1).

ÂÛØÅÎÏÈÑÀÍÍÛÉ, –ûå (2).
Ãâàðäèè ïîðó÷èê. Ñóä. îïð.
Äóøè. Ñóä. îïð.

Ã

ÃÂÀÐÄÅÉÑÊÈÉ, –èå (2).
Îôèöåð. 2, 9.
Ïîëêè. Åãîðîâíà óâèäåëà íåîáõîäèìîñòü óâåäîìèòü îáî âñåì ìîëîäîãî Äóáðîâñêîãî, ñëóæèâøåãî â îäíîì èç ãâàðäåéñêèõ ïåõîòíûõ ïîëêîâ è íàõîäÿùåãîñÿ â òî âðåìÿ â Ïåòåðáóðãå (1, 3).

ÃÅÍÅÐÀËÜÍÛÉ (1).
Ðåãëàìåíò. Ñóä. îïð.

ÃËÀÂÍÛÉ, –ûå (4).
Âèíîâíèê. Êóçíåö Àðõèï, ïî âñåîáùåìó ïîêàçàíèþ, áûë æèâ è âåðîÿòíî ãëàâíûé, åñëè íå åäèíñòâåííûé, âèíîâíèê ïîæàðà (1, 7). Âèíîâíèêè (2, 11).
Çàáàâû. 1, 8.
Ïñàðè. 1, 1.

ÃËÓÁÎÊÈÉ, –àÿ, –îå, –èå (7).
Âíèìàíèå. 2, 13.
Ìîë÷àíèå. … ïðè åãî [Äóáðîâñêîãî] ïîÿâëåíèè íàñòàëî ãëóáîêîå ìîë÷àíèå (2, 19).
Íî÷ü. 2, 16.
Ïîäîáîñòðàñòèå. (1, 2.
Ðàçìûøëåíèÿ. Âëàäèìèð, îñòàâøèñü îäèí, íàïèñàë ïðîñüáó îá îòïóñêå, çàêóðèë òðóáêó è ïîãðóçèëñÿ â ãëóáîêèå ðàçìûøëåíèÿ (1, 3).
Ñîí. 2, 10.
Òèøèíà. 1, 2.

ÃËÓÏÛÉ, –àÿ, –îå (2).
Äèòÿ. Îí [ïàïåíüêà] î÷åíü ïëîõ, èíîãäà çàãîâàðèâàåòñÿ, è âåñü äåíü ñèäèò êàê äèòÿ ãëóïîå, à â æèâîòå è ñìåðòè áîã* âîëåí (1, 3).
Ñòàðóõà. 1, 3.

ÃËÓÕÎÉ, –àÿ (1).
Äåðåâíÿ. Îí âîîáðàæàë îòöà, îñòàâëåííîãî â ãëóõîé äåðåâíå, íà ðóêàõ ãëóïîé ñòàðóõè è äâîðíè, óãðîæàåìîãî êàêèì-òî áåäñòâèåì è óãàñàþùåãî áåç ïîìîùè â ìó÷åíèÿõ òåëåñíûõ è äóøåâíûõ (1, 3).

ÃÎÄÍÛÉ, –ûå (1).
Ìóæ÷èíû. ; Êàâàëåðîâ, êàê è âåçäå, ãäå íå êâàðòèðóåò êàêîé-íèáóäü óëàíñêîé áðèãàäû, áûëî ìåíåå, íåæåëè äàì, âñå ìóæ÷èíû, ãîäíûå íà òî, áûëè çàâåðáîâàíû (2, 10).

ÃÎËÎÂÍÎÉ, –àÿ (1).
Áîëü. Îíà îòêðûëà ôîðòåïüÿíî, ïðîïåëà íåñêîëüêî íîò, íî Äóáðîâñêèé ïîä ïðåäëîãîì ãîëîâíîé áîëè èçâèíèëñÿ, ïðåðâàë óðîê è, çàêðûâàÿ íîòû, ïîäàë åé óêðàäêîþ çàïèñêó (2, 12).

ÃÎËÎÄÍÛÉ (1).
Çâåðü. Äåôîðæ âûíóë èç êàðìàíà ìàëåíüêèé ïèñòîëåò, âëîæèë åãî â óõî ãîëîäíîìó çâåðþ è âûñòðåëèë (1, 7).

ÃÎËÛÉ (1).
Îí. ; Ãîë.  «Ñëóøàé, áðàò, Àíäðåé Ãàâðèëîâè÷: êîëè â òâîåì Âîëîäüêå áóäåò ïóòü, òàê îòäàì çà íåãî Ìàøó; äàðîì ÷òî îí ãîë êàê ñîêîë» (1, 1).

ÃÎÐÄÛÉ, –îå (4).
Áàðèí. 2, 11.
Ñàìîëþáèå. Îíà óâèäåëà, ÷òî õðàáðîñòü è ãîðäîå ñàìîëþáèå íå èñêëþ÷èòåëüíî ïðèíàäëåæàò îäíîìó ñîñëîâèþ, è ñ òåõ ïîð ñòàëà îêàçûâàòü ìîëîäîìó ó÷èòåëþ óâàæåíèå (1, 8).
Ñìèðåíèå. 2, 9.
Òðîåêóðîâ. 2, 13.

ÃÎÐÎÄÎÂÎÉ, –àÿ (1).
Ïîëèöèÿ. Äóáðîâñêèé ïîëó÷èë ÷åðåç ãîðîäîâóþ ïîëèöèþ ïðèãëàøåíèå ÿâèòüñÿ ê ** çåìñêîìó ñóäüå äëÿ âûñëóøàíèÿ ðåøåíèÿ îíîãî ïî äåëó ñïîðíîãî èìåíèÿ (1, 1).

ÃÎÐÎÄÑÊÎÉ (1).
Îñòðîã. – Áàðèí õîòåë, – ñêàçàë åìó èñïðàâíèê,– ïîñàäèòü òåáÿ â ãîðîäñêîé îñòðîã, âûñòåãàòü ïëåòüìè è ñîñëàòü ïîòîì íà ïîñåëåíèå, íî ÿ âñòóïèëñÿ çà òåáÿ è âûïðîñèë òåáå ïðîùåíèå (2, 17).

ÃÎÐß×ÈÉ, –èå (3).
Îõîòíèê. Ãîñòè ïî÷èòàëè îáÿçàííîñòèþ âîñõèùàòüñÿ ïñàðíåþ Êèðèëà Ïåòðîâè÷à. Îäèí Äóáðîâñêèé ìîë÷àë è õìóðèëñÿ. Îí áûë ãîðÿ÷èé îõîòíèê (1, 1).
Ñëåäû. 2, 17.
×åëîâåê. 1, 1.

ÃÎÑÏÎÄÑÊÈÉ (4).
Äîì. Ïîäúåõàâ ê ãîñïîäñêîìó äîìó, îí óâèäåë áåëîå ïëàòüå, ìåëüêàþùåå ìåæäó äåðåâüÿìè ñàäà (1, 3). // 2, 9; 2, 13;Ñóä. îïð.

ÃÎÑÓÄÀÐÅÂ, –û (1).
Ìû. ; Êèðèëà Ïåòðîâè÷ ñàì ïî ñåáå, à Àíäðåé Ãàâðèëîâè÷ ñàì ïî ñåáå, à âñå ìû áîæèè* äà ãîñóäàðåâû; (1, 3).

ÃÎÒÎÂÛÉ, –à (1).
Íåâåñòà. ; Ãîòîâà.  – Íåâåñòà ãîòîâà, – ñêàçàëà äàìà Êèðèëó Ïåòðîâè÷ó, – ïðèêàæèòå ñàäèòüñÿ â êàðåòó (2, 18).

ÃÐÎÇÍÛÉ, –ûå (4).
Ïîñåùåíèÿ. 2, 19.
Ðàçáîéíèê. Èñïðàâíèê, îæèäàâøèé ãðîçíîãî ðàçáîéíèêà, áûë èçóìëåí, óâèäåâ 13-ëåòíåãî ìàëü÷èêà, äîâîëüíî ñëàáîé íàðóæíîñòè (2, 17). / 2, 11.
Òó÷è. 1, 5.

ÃÐÓÁÛÉ, –îå, –ûå (2).
Âûðàæåíèÿ. Ìàðüÿ Êèðèëîâíà ñìÿã÷èëà â ñâîåì ïåðåâîäå ãðóáûå âûðàæåíèÿ îòöà (1, 8).
Îòíîøåíèå. 1, 1.

ÃÐÓÑÒÍÛÉ (1).
Îáðàç (æèçíè). [Âëàäèìèð] âîîáðàæàë ãðóñòíûé îáðàç æèçíè, îæèäàþùèé åãî â äåðåâíå (1, 3).

ÃÓÁÅÐÍÑÊÈÉ, –èå (1).
×èíîâíèêè. … ãóáåðíñêèå ÷èíîâíèêè òðåïåòàëè ïðè åãî èìåíè; (1, 1).

ÃÓÑÒÎ-ÇÅËÅÍÛÉ (1).
Ëóã. Ïåðåä äîìîì ðàññòèëàëñÿ ãóñòî-çåëåíûé ëóã (2, 13).

ÃÓÑÒÎÉ, –àÿ (1).
Çåëåíü. … íàä ãóñòîþ çåëåíüþ ðîùè âîçâûøàëàñü çåëåíàÿ êðîâëÿ è áåëüâåäåð îãðîìíîãî êàìåííîãî äîìà (1, 3).

Ä

ÄÀËÜÍÅÉØÈÉ, –èå (1).
Ïðîèñøåñòâèÿ. Íî ïðåæäå ÷åì ïðèñòóïèì ê îïèñàíèþ ñåãî òîðæåñòâà è äàëüíåéøèõ ïðîèñøåñòâèé, ìû äîëæíû ïîçíàêîìèòü ÷èòàòåëÿ ñ ëèöàìè äëÿ íåãî íîâûìè, èëè î êîèõ ìû ñëåãêà òîëüêî óïîìÿíóëè â íà÷àëå íàøåé ïîâåñòè (1, 7).

ÄÀÌÑÊÈÉ (1).
Ãîëîñ. – À ÷òî ñëûøíî ïðî Äóáðîâñêîãî? ãäå åãî âèäåëè â ïîñëåäíèé ðàç? – Ó ìåíÿ, Êèðèëà Ïåòðîâè÷, – ïðîïèùàë òîëñòûé äàìñêèé ãîëîñ, – â ïðîøëûé âòîðíèê îáåäàë îí ó ìåíÿ… (2, 9).

ÄÂÎÉÍÎÉ, –ûå (2).
Ðàìû. Â ñèþ ìèíóòó ïðèêàçíûå ïîêàçàëèñü â îêíàõ, ñòàðàÿñü âûëîìàòü äâîéíûå ðàìû (1, 6). // 2, 10.

ÄÂÎÐÎÂÛÉ, –ûå (3).
Ëþäè. 2, 9.
×åëîâåê.  – ß äâîðîâûé ÷åëîâåê ãîñïîä Äóáðîâñêèõ,– îòâå÷àë ðûæèé ìàëü÷èê (2, 17). // 1, 7.

ÄÂÎÐßÍÑÊÈÉ (1).
Çàñåäàòåëü. Ñóä. îïð.

ÄÅÂÈ×ÅÑÊÈÉ, –îå (1).
Ëþáîïûòñòâî. … ïàìÿòíèê ñ òàèíñòâåííîé íàäïèñüþ, âîçáóæäàâøåé â Ìàðüå Êèðèëîâíå äåâè÷åñêîå ëþáîïûòñòâî, íå âïîëíå óäîâëåòâîðåííîå ó÷òèâûìè íåäîìîëâêàìè êíÿçÿ; (2, 13).

ÄÅËÜÍÛÉ, –àÿ (1).
Áóìàãà. Àíäðåé Ãàâðèëîâè÷ <…> íàïèñàë äîâîëüíî äåëüíóþ áóìàãó, íî â ïîñëåäñòâèè âðåìåíè îêàçàâøóþñÿ íåäîñòàòî÷íîé (1, 1).

ÄÅÐÅÂÅÍÑÊÈÉ, –èå (2).
Èçáû. … îêîëî ðàçáðîñàíû áûëè äåðåâåíñêèå èçáû ñ èõ îãîðîäàìè è êîëîäåçÿìè (1, 3).
Êó÷åðà. 1, 3.

ÄÅÐÅÂßÍÍÛÉ, –àÿ (3).
Ðåøåòêà. Îêíû âî ôëèãåëå áûëè çàãîðîæåíû äåðåâÿííîþ ðåøåòêîþ; (1, 1).
Äîì. Ñóä. îïð.
Öåðêîâü. 1, 5.

ÄÅÐÇÊÈÉ, –àÿ, –îå (3).
Âçîð. 1, 5.
Äåâ÷îíêà. – ×òî? ÷òî? – ñêàçàë Òðîåêóðîâ,– óãðîçû! ìíå óãðîçû, äåðçêàÿ äåâ÷îíêà! (2, 16).
Çàìå÷àíèå. 1, 1.

ÄÅÐÇÍÎÂÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
Ðàçáîè. Ïîñëåäíèå ïðîèñøåñòâèÿ îáðàòèëè óæå íå íà øóòêó âíèìàíèå ïðàâèòåëüñòâà íà äåðçíîâåííûå ðàçáîè Äóáðîâñêîãî (2, 19).

ÄÎÁÐÛÉ, –àÿ, –îå (7).
Äåâóøêà. 1, 8.
Çäîðîâüå. Â äîáðîì çäîðîâüå. 2, 11.
Íî÷ü – ß íå ìîãó äîðìèð [ñïàòü] â ïîòåìêàõ.– Äåôîðæ íå ïîíÿë åãî âîñêëèöàíèÿ è ïîæåëàë åìó äîáðîé íî÷è (2, 10).
Íðàâ. 2, 9.
Ïîäðóãà. 1, 6.
Ñòàðóõà (2). Åãîðîâíà, äîáðàÿ ñòàðóõà, íåêîãäà õîäèâøàÿ çà åãî ñûíîì, òåïåðü ñäåëàëàñü è åãî íÿíüêîþ (1, 3).

ÄÎÂÎËÜÍÛÉ (4).
Àíòîí Ïàôíóòüè÷. ; Äîâîëüíûé ñâîèìè ñâåäåíèÿìè 2, 10.
Êèðèëà Ïåòðîâè÷. ; Áûë äîâîëåí. Êèðèëà Ïåòðîâè÷ áûë ÷ðåçâû÷àéíî äîâîëåí åãî ïîñåùåíèåì, ïðèíÿâ îíîå çíàêîì óâàæåíèÿ îò ÷åëîâåêà, çíàþùåãî ñâåò; (2, 13.
Îí (êíÿçü). ; Äîâîëüíûé ñîãëàñèåì. Îí [êíÿçü] î ëþáâè íå õëîïîòàë, äîâîëüíûé åå áåçìîëâíûì ñîãëàñèåì (2, 16).
Òðîåêóðîâ. ; Áûë äîâîëåí. 2, 13).

ÄÎËÃÈÉ, –îå (1).
Âðåìÿ. Êíÿçü äîëãîå âðåìÿ íàõîäèëñÿ â ÷óæèõ êðàÿõ, âñåì èìåíèåì åãî óïðàâëÿë îòñòàâíîé ìàéîð, è íèêàêîãî ñíîøåíèÿ íå ñóùåñòâîâàëî ìåæäó Ïîêðîâñêèì è Àðáàòîâûì (2, 13).

ÄÎËÆÍÛÉ, –îå (2).
Ïîâèíîâåíèå. (1, 1).
Ïî÷òåíèå. Íèêòî íå äåðçàë îòêàçûâàòüñÿ îò åãî ïðèãëàøåíèÿ èëè â èçâåñòíûå äíè íå ÿâëÿòüñÿ ñ äîëæíûì ïî÷òåíèåì â ñåëî Ïîêðîâñêîå (1, 1).

ÄÎÌÀØÍÈÉ, –èå (2).
Áûò.  äîìàøíåì áûòó Êèðèëà Ïåòðîâè÷ âûêàçûâàë âñå ïîðîêè ÷åëîâåêà íåîáðàçîâàííîãî (1, 1).
Ïåâ÷èå. 2, 9.

ÄÎÏÎËÍÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
Âûðàæåíèÿ. ;  Äîõîäèëè äîïîëíåííûå. … äîñàäà åãî ãðîìêî èçëèâàëàñü â ñàìûõ îñêîðáèòåëüíûõ âûðàæåíèÿõ, êîòîðûå, áëàãîäàðÿ óñåðäèþ òàìîøíèõ äâîðÿí, äîõîäèëè äî Äóáðîâñêîãî èñïðàâëåííûå è äîïîëíåííûå (1, 1).

ÄÎÐÎÃÎÉ, –èå (2).
Ãîñòè. 1, 5.
Íàðÿäû. Áàðûíè ñåëè ÷èííûì ïîëóêðóãîì, îäåòûå ïî çàïîçäàëîé ìîäå, â ïîíîøåííûõ è äîðîãèõ íàðÿäàõ, âñå â æåì÷óãàõ è áðèëëèàíòàõ (2, 9).

ÄÎÐÎÆÍÛÉ, –îå, –ûå (3).
Ëîøàäè. 2, 9.
Ïèñòîëåò. Êíÿçü, íå òåðÿÿ ïðèñóòñòâèÿ äóõà, âûíóë èç áîêîâîãî êàðìàíà äîðîæíûé ïèñòîëåò è âûñòðåëèë â ìàñêèðîâàííîãî ðàçáîéíèêà (2, 18).
Ïëàòüå. 2, 12.

ÄÎÑÒÀÒÎ×ÍÛÉ, –àÿ, –îå (4).
Êàïèòàë. ; 2, 11.
Ïðåäëîã. 1, 4.
Ïðè÷èíà. 2, 10.
Ñîñòîÿíèå. Íå âåñüìà äîñòàòî÷íîå.  [ áðè÷êå] ëåæàë ìàëåíüêèé ÷åìîäàí, òîùåå äîêàçàòåëüñòâî íå âåñüìà äîñòàòî÷íîãî ñîñòîÿíèÿ (2, 11).

ÄÎÑÒÎÏÀÌßÍÛÉ, –îå (1).
Ïðàçäíåñòâî. Ïðîøëî îêîëî ìåñÿöà îò åãî âñòóïëåíèÿ â çâàíèå ó÷èòåëüñêîå äî äîñòîïàìÿòíîãî ïðàçäíåñòâà (2, 11).

ÄÐÅÌÓ×ÈÉ (1).
Ëåñ. Ïîñðåäè äðåìó÷åãî ëåñà íà óçêîé ëóæàéêå âîçâûøàëîñü ìàëåíüêîå çåìëÿíîå óêðåïëåíèå, ñîñòîÿùåå èç âàëà è ðâà, çà êîèìè íàõîäèëîñü íåñêîëüêî øàëàøåé è çåìëÿíîê (2, 19).

ÄÓÕÎÂÎÉ, –àÿ (1).
Ìóçûêà. Âäðóã ðàçäàëàñü äóõîâàÿ ìóçûêà, è øåñòèâåñåëüíàÿ ëîäêà ïðè÷àëèëà ê ñàìîé áåñåäêå (2, 13). 

ÄÓØÅÂÍÛÉ, –àÿ, –ûå (2).
Ìó÷åíèÿ. 1, 3.
Ñêîðáü. Ìåæäó òåì Âëàäèìèð óãëóáëÿëñÿ â ÷àùó äåðåâ, äâèæåíèåì è óñòàëîñòèþ* ñòàðàÿñü çàãëóøàòü äóøåâíóþ ñêîðáü (1, 5).

Å

ÅÄÈÍÑÒÂÅÍÍÛÉ (2).
Âèíîâíèê. 1, 7.
Ãðàìîòåé. … îíà ïðîäèêòîâàëà ïîâàðó Õàðèòîíó, åäèíñòâåííîìó êèñòåíåâñêîìó ãðàìîòåþ, ïèñüìî, êîòîðîå â òîò æå äåíü è îòîñëàëà â ãîðîä íà ïî÷òó (1, 3).

ÅÑÒÅÑÒÂÅÍÍÛÉ (1).
Îáðàç. Åñòåñòâåííûì îáðàçîì. Ìàøà, åñòåñòâåííûì îáðàçîì, ïåðåðûâ ñî÷èíåíèÿ âñÿêîãî ðîäà, îñòàíîâèëàñü íà ðîìàíàõ (1, 8).

Æ

ÆÀËÊÈÉ, –îå (1).
Ìÿóêàíüå. Áåäíîå æèâîòíîå æàëêèì ìÿóêàíüåì ïðèçûâàëî íà ïîìîùü (1, 6).

ÆÀËÎÁÍÛÉ (2).
Âîïëü. … ðàçäàëñÿ æàëîáíûé âîïëü è êðèêè: «Ãîðèì, ïîìîãèòå, ïîìîãèòå» (1, 6).
Ãîëîñ. 2, 16.

ÆÅËÀÅÌÛÉ, –îå (1).
Äåéñòâèå. Ðå÷ü ìîëîäîãî Äóáðîâñêîãî, åãî çâó÷íûé ãîëîñ è âåëè÷åñòâåííûé âèä ïðîèçâåëè æåëàåìîå äåéñòâèå (1, 5).

ÆÅÍÑÊÈÉ (1).
Òóàëåò. Çåìëÿíêà óñòëàíà è îáâåøàíà áûëà áîãàòûìè êîâðàìè, â óãëó íàõîäèëñÿ æåíñêèé ñåðåáðÿíûé òóàëåò è òðþìî (2, 19).

ÆÅÑÒÎÊÈÉ, –îå (4).
Áàðèí. 2, 11.
Îáðàùåíèå. Îòåö ëþáèë åå äî áåçóìèÿ, íî îáõîäèëñÿ ñ íåþ ñî ñâîéñòâåííûì åìó ñâîåíðàâèåì, òî ñòàðàÿñü óãîæäàòü ìàëåéøèì åå ïðèõîòÿì, òî ïóãàÿ åå ñóðîâûì, à èíîãäà è æåñòîêèì îáðàùåíèåì (1, 8).
Îáúÿñíåíèå. 2, 15. 
Îòåö. 2, 15.

ÆÈÂÎÉ, –ê (5).
Áàðèí. ; Æèâ.  Àíòîí ïðîñëåçèëñÿ, óâèäÿ åãî, ïîêëîíèëñÿ åìó äî; çåìè, ñêàçàë åìó, ÷òî ñòàðûé åãî áàðèí åùå æèâ (1, 3).
Êóçíåö. ; Áûë æèâ.  1, 7.
Ìàðüÿ Êèðèëîâíà. Áûëà íè æèâà íè ìåðòâà. 2, 12.
Îí (2). ; Æèâ.  – Êóäà æå äåâàëñÿ íàø Ðèíàëüäî?  æèâ ëè îí, ñõâà÷åí ëè îí? (2, 13).

ÆÈÐÍÛÉ (1).
Êóñîê. … à ìû, åé-áîãó, ðàçîðèëèñü, – è Àíòîí Ïàôíóòüè÷ ñòàë çàåäàòü áàðñêóþ øóòêó õîçÿèíà æèðíûì êóñêîì êóëåáÿêè (2, 9).

Ç

ÇÀÂÅÒÍÛÉ, –àÿ, –îå (3).
Äåðåâî. Ìàëü÷èê ïîäíÿë êîëüöî, âî âåñü äóõ ïóñòèëñÿ áåæàòü è â òðè ìèíóòû î÷óòèëñÿ ó çàâåòíîãî äåðåâà (2, 17).
Äóá. 2, 17.
Ñóìà. 2, 10.

ÇÀÂÒÐÀØÍÈÉ (1)
Äåíü. Íî åäâà óñïåë îí [êíÿçü] âûåõàòü ñî äâîðà, êàê îòåö åå âîøåë è íàïðÿìèê âåëåë åé áûòü ãîòîâîé íà çàâòðàøíèé äåíü (2, 16).   

ÇÀÄÍÈÉ, –èå (1).
Ðÿäû. … âñå ìîë÷àëè; âñêîðå â çàäíèõ ðÿäàõ ïîäíÿëñÿ ðîïîò, ñòàë óñèëèâàòüñÿ è â îäíó ìèíóòó ïðåâðàòèëñÿ â óæàñíåéøèå âîïëè (1, 5).

ÇÀÆÈÒÎ×ÍÛÉ, –ûå (1)
Êðåñòüÿíå. Íàêàíóíå ïðàçäíèêà ãîñòè íà÷àëè ñúåçæàòüñÿ, èíûå îñòàíàâëèâàëèñü â ãîñïîäñêîì äîìå è âî ôëèãåëÿõ, äðóãèå ó ïðèêàç÷èêà, òðåòüè ó ñâÿùåííèêà, ÷åòâåðòûå ó çàæèòî÷íûõ êðåñòüÿí (2, 9).

ÇÀÊÎÍÍÛÉ, –îå, –ûå (3).
Äîêàçàòåëüñòâà. Ñóä. îïð.
Îñíîâàíèå. Ñóä. îïð.
Ïîðÿäîê. … âåðîÿòíî, ñèÿ ïðîäàæà ñîâåðøåíà çàêîííûì ïîðÿäêîì (1, 1).

ÇÀÌÅ×ÀÒÅËÜÍÛÉ, –à (2).
Ñëó÷àé. Ïðîøëî íåñêîëüêî âðåìåíè áåç âñÿêîãî çàìå÷àòåëüíîãî ñëó÷àÿ (2, 13).
Íàðóæíîñòü.; Áûëà çàìå÷àòåëüíà.  2, 13. 

ÇÀÌÛÑËÎÂÀÒÛÉ (1).
×èíîâíèê. «À ýòî òî çíà÷èò, – îòâå÷àë çàìûñëîâàòûé ÷èíîâíèê, – ÷òî ìû ïðèåõàëè ââîäèòü âî âëàäåíèå ñåãî Êèðèëà Ïåòðîâè÷à Òðîåêóðîâà è ïðîñèòü èíûõ ïðî÷èõ óáèðàòüñÿ ïîäîáðó-ïîçäîðîâó» (1, 5).

ÇÀÌÛØËÅÍÍÛÉ, –îå (1).
Äåëî. Øàáàøêèí ïîêëîíèëñÿ ïî÷òè äî çåìëè, âûøåë âîí, ñ òîãî æå äíè ñòàë õëîïîòàòü ïî çàìûøëåííîìó äåëó (1, 1).

ÇÀÏÎÇÄÀËÛÉ, –àÿ (1).
Ìîäà. Áàðûíè ñåëè ÷èííûì ïîëóêðóãîì, îäåòûå ïî çàïîçäàëîé ìîäå, â ïîíîøåííûõ è äîðîãèõ íàðÿäàõ, âñå â æåì÷óãàõ è áðèëëèàíòàõ (2, 9).

ÇÂÎÍÊÈÉ (1).
Ãîëîñ. Íàñòàëà ãëóáîêàÿ òèøèíà, è ñåêðåòàðü çâîíêèì ãîëîñîì ñòàë ÷èòàòü îïðåäåëåíèå ñóäà (1, 2).

; ÇÂÎÍ×Å (1).
Ðàçãîâîðû. Ñòàíîâèëèñü çâîí÷å. Íåñêîëüêî áóòûëîê ãîðñêîãî è öèìëÿíñêîãî ãðîìêî áûëè óæå îòêóïîðåíû è ïðèíÿòû áëàãîñêëîííî ïîä èìåíåì øàìïàíñêîãî, ëèöà íà÷èíàëè ðäåòü, ðàçãîâîðû ñòàíîâèëèñü çâîí÷å, íåñâÿçíåå è âåñåëåå (2, 9).

ÇÂÓ×ÍÛÉ (1).
Ãîëîñ. Ðå÷ü ìîëîäîãî Äóáðîâñêîãî, åãî çâó÷íûé ãîëîñ è âåëè÷åñòâåííûé âèä ïðîèçâåëè æåëàåìîå äåéñòâèå (1, 5).

ÇÄÅØÍÈÉ, –ÿÿ, –èå (2).
Êîíóðêà. 1, 1.
Ïîìåùèêè. – À ê êîìó èç çäåøíèõ ïîìåùèêîâ îïðåäåëèëèñü âû? – ñïðîñèë îôèöåð (2, 11).

ÇÄÎÐÎÂÛÉ (1).
Ìåäâåäü. ; Çäîðîâ.  – Çäîðîâ ëè âàø ìåäâåäü, áàòþøêà Êèðèëà Ïåòðîâè÷,– ñêàçàë Àíòîí Ïàôíóòüè÷, âñïîìíÿ ïðè ñèõ ñëîâàõ î ñâîåì êîñìàòîì çíàêîìöå è î íåêîòîðûõ øóòêàõ, êîèõ è îí áûë êîãäà-òî æåðòâîþ (2, 9).

ÇÅËÅÍÛÉ, –àÿ (2).
Êðîâëÿ. … íàä ãóñòîþ çåëåíüþ ðîùè âîçâûøàëàñü çåëåíàÿ êðîâëÿ è áåëüâåäåð îãðîìíîãî êàìåííîãî äîìà; (1, 3).
ظëê. 2, 14.

ÇÅÌËßÍÎÉ, –îå (1).
Óêðåïëåíèå. Ïîñðåäè äðåìó÷åãî ëåñà íà óçêîé ëóæàéêå âîçâûøàëîñü ìàëåíüêîå çåìëÿíîå óêðåïëåíèå (2, 19).

ÇÅÌÑÊÈÉ (8).
Äîì. Ñóä. îïð.
Ñóä. … ìíîãèå óâåðÿëè, ÷òî îí [Äóáðîâñêèé] ñàì ñãîðåë ñ çåìñêèì ñóäîì è ñî âñåìè äâîðîâûìè (1, 7 –2). // Ñóä. îïð. – 4.
Ñóäüÿ. 1, 1.

ÇËÎÁÍÛÉ, –àÿ (2).
Óëûáêà. Îíè ãîðäî âçãëÿíóëè äðóã íà äðóãà, è Äóáðîâñêèé çàìåòèë çëîáíóþ óëûáêó íà ëèöå ñâîåãî ïðîòèâíèêà (1, 1). // 1, 6.

ÇÍÀÊÎÌÛÉ, –ûå; –à (7).
Äîðîæêè. 2, 12.
Èñïðàâíèê. Ìåæäó òåì òåëåæêà âúåõàëà íà äâîð, è çíàêîìûé óæå íàì èñïðàâíèê âîøåë â êîìíàòó âåñü çàïûëåííûé (2, 17).
Êóïåö. 1, 2.
Îí (êíÿçü). ; Çíàêîì. 2, 13.
Îíà. ; Çíàêîìà. – ×åãî ëþáîïûòíî! – ñêàçàë Òðîåêóðîâ, – îíà Ìàðüÿ [Êèðèëîâíà] çíàêîìà ñ íèì: îí öåëûå òðè íåäåëè ó÷èë åå ìóçûêå, äà ñëàâà áîãó*, íå âçÿë íè÷åãî çà óðîêè (2, 13).
Ñîáàêè. 1, 1.
Õîçÿèí. ; Áûë çíàêîì. 2, 11.

ÇÍÀÒÍÛÉ (1).
Ðîä. Åãî áîãàòñòâî, çíàòíûé ðîä è ñâÿçè äàâàëè åìó áîëüøîé âåñ â ãóáåðíèÿõ, ãäå íàõîäèëîñü åãî èìåíèå (1, 1).

È

ÈÇÁÀËÎÂÀÍÍÛÉ, –àÿ (1).
Áàáåíêà.  «Íåò, Êèðèëà Ïåòðîâè÷: ìîé Âîëîäüêà íå æåíèõ Ìàðèè Êèðèëîâíå. Áåäíîìó äâîðÿíèíó, êàêîâ îí, ëó÷øå æåíèòüñÿ íà áåäíîé äâîðÿíî÷êå, äà áûòü ãëàâîþ â äîìå, ÷åì ñäåëàòüñÿ ïðèêàç÷èêîì èçáàëîâàííîé áàáåíêè» (1, 1).

ÈÇÂÅÑÒÍÛÉ, –îå, –ûå; –à, –û (6).
Áîãà÷è. … ÿ ñëûõàë, ÷òî Äóáðîâñêèé íàïàäàåò íå íà âñÿêîãî, à íà èçâåñòíûõ áîãà÷åé, íî è òóò äåëèòñÿ ñ íèìè, à íå ãðàáèò äî÷èñòà (2, 9).
Äíè. 1, 1.
Çàâåäåíèå. 2, 11.
Ïðèåçä è ïðèåì. ; Áûëè èçâåñòíû.  Ïðèåçä Òðîåêóðîâà è ïðèåì, åìó îêàçàííûé, áûëè óæå èçâåñòíû âñåìó îêîëîòêó (1, 5).
Ïðèâåðæåííîñòü. ; Áûëà èçâåñòíà..   … ïðèâåðæåííîñòü ðàçáîéíèêîâ ê àòàìàíó áûëà èçâåñòíà (2, 19)..
Ðàçáîéíèêè. 1, 1.

ÈÇÎÁÐÅÒÀÒÅËÜÍÛÉ, –îå (1).
Âîîáðàæåíèå. Âî âñ¸ ýòî âðåìÿ Äóáðîâñêèé íå îòëó÷àëñÿ èç Ïîêðîâñêîãî, íî ñëóõ î ðàçáîÿõ åãî íå óòèõàë áëàãîäàðÿ èçîáðåòàòåëüíîìó âîîáðàæåíèþ ñåëüñêèõ æèòåëåé (2, 11).

ÈÇÓÌËÅÍÍÛÉ (1).
Êèðèëà Ïåòðîâè÷. ; Èçóìëåííûé ðàçâÿçêîþ øóòêè. Ìåäâåäü ïîâàëèëñÿ. Âñ¸ ñáåæàëîñü, äâåðè îòâîðèëèñü, Êèðèëà Ïåòðîâè÷ âîøåë, èçóìëåííûé ðàçâÿçêîþ ñâîåé øóòêè (1, 8).

ÈÑÏÐÀÂËÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
Âûðàæåíèÿ. ;  Äîõîäèëè èñïðàâëåííûå. … äîñàäà åãî ãðîìêî èçëèâàëàñü â ñàìûõ îñêîðáèòåëüíûõ âûðàæåíèÿõ, êîòîðûå, áëàãîäàðÿ óñåðäèþ òàìîøíèõ äâîðÿí, äîõîäèëè äî Äóáðîâñêîãî èñïðàâëåííûå è äîïîëíåííûå (1, 1).

ÈÑÒÅÐÈ×ÅÑÊÈÉ (1).
Ïðèïàäîê. Ìàøà ïîöåëîâàëà ó íåãî [îòöà] ðóêó è óøëà ñêîðåå â ñâîþ êîìíàòó, òàì îíà áðîñèëàñü íà ïîñòåëþ è çàðûäàëà â èñòåðè÷åñêîì ïðèïàäêå (2, 12).

ÈÞËÜÑÊÈÉ, –àÿ (1).
Íî÷ü. Ëóíà ñèÿëà, èþëüñêàÿ íî÷ü áûëà òèõà (2, 15).

Ê

ÊÀÄÅÒÑÊÈÉ (1).
Êîðïóñ. Âëàäèìèð Äóáðîâñêèé âîñïèòûâàëñÿ â Êàäåòñêîì* êîðïóñå (1, 3).

ÊÀÌÅÍÍÛÉ, –àÿ (3).
Äîì. [Êèðèëà Ïåòðîâè÷] íå ìîã íå ëþáîâàòüñÿ ÷èñòûìè è âåñåëûìè èçáàìè êðåñòüÿí è êàìåííûì ãîñïîäñêèì äîìîì, âûñòðîåííûì âî âêóñå àíãëèéñêèõ çàìêîâ (2, 13). // 1, 3.
Öåðêîâü.  äåâÿòü ÷àñîâ óòðà çàáëàãîâåñòèëè ê îáåäíå, è âñ¸ ïîòÿíóëîñü ê íîâîé êàìåííîé öåðêâè, ïîñòðîåííîé Êèðèëîì Ïåòðîâè÷åì è åæåãîäíî óêðàøàåìîé åãî ïðèíîøåíèÿìè (2, 9).

ÊÀÐÈÉ, –èå (2).
Ãëàçà. – Ïîçäðàâëÿþ, ã-í èñïðàâíèê. Àé äà áóìàãà! ïî ýòèì ïðèìåòàì íåìóäðåíî áóäåò âàì îòûñêàòü Äóáðîâñêîãî. Äà êòî æ íå ñðåäíåãî ðîñòà, ó êîãî íå ðóñûå âîëîñû, íå ïðÿìîé íîñ, äà íå êàðèå ãëàçà!  (2, 9). //  ; 2, 9.

ÊÀÐÌÀÍÍÛÉ (1).
Ïèñòîëåò. Àíòîí Ïàôíóòüè÷ îòêðûë ãëàçà è ïðè áëåäíîì ñâåòå îñåííåãî óòðà óâèäåë ïåðåä ñîáîþ Äåôîðæà: ôðàíöóç â îäíîé ðóêå äåðæàë êàðìàííûé ïèñòîëåò, à äðóãîþ îòñòåãèâàë çàâåòíóþ ñóìó (2, 10).

ÊÈÑÒÅÍÅÂÑÊÈÉ, –àÿ, –èå (8).
Âûñåëêè. Â íàçâ. Êèñòåíåâñêèå âûñåëêè (Ñóä. îïð.).
Ãðàìîòåé. 1, 3.
Êðåñòüÿíå. 1, 5.
Ëåñ.  íàçâ. «Åõàòü áëèæíèì ïóòåì ÷åðåç Êèñòåíåâñêèé ëåñ ÿ íå îñìåëèëñÿ, à ïóñòèëñÿ â îáúåçä…» (2, 9).
Ðîùà.  íàçâ. Êèñòåíåâñêàÿ ðîùà. Äóáðîâñêèé ñåë ñ Ãðèøåþ â òåëåãó è íàçíà÷èë èì ìåñòîì ñâèäàíèÿ Êèñòåíåâñêóþ ðîùó (1, 6).  // 1, 5; 2, 17.
Öåðêîâü. 1, 5.

ÊÍßÆÅÑÊÈÉ, –îå (1)/
Äîñòîèíñòâî. … âçÿâ â óâàæåíèå êíÿæåñêîå äîñòîèíñòâî, äâå çâåçäû è 3000 äóø ðîäîâîãî èìåíèÿ, îí [Òðîåêóðîâ] äî íåêîòîðîé ñòåïåíè ïî÷èòàë êíÿçÿ Âåðåéñêîãî ñåáå ðàâíûì (2, 13).

ÊÎÆÀÍÛÉ, –àÿ (2).
Êàðòóç. … ìàëåíüêèé ÷åëîâåê â êîæàíîì êàðòóçå è ôðèçîâîé øèíåëè âûøåë èç òåëåãè è ïîøåë âî ôëèãåëü ê ïðèêàç÷èêó; (1, 1).
Ñóìà. 2, 10.

ÊÎËÅÆÑÊÈÉ (3).
Àñåññîð (3). Ñóä. îïð.

ÊÎÌÌÅÐ×ÅÑÊÈÉ, –èå (1).
Îáîðîòû. … â ïÿòü ëåò ìîãó ñêîïèòü ìàëåíüêèé êàïèòàë, äîñòàòî÷íûé äëÿ áóäóùåé ìîåé íåçàâèñèìîñòè, è òîãäà åäó â Ïàðèæ è ïóñêàþñü â êîììåð÷åñêèå îáîðîòû (2, 11).

ÊÎÐÎÑÒÎËÞÁÈÂÛÉ (1).
Êèðèëà Ïåòðîâè÷. ; Íå áûë êîðûñòîëþáèâ.  Îò ïðèðîäû íå áûë îí [Êèðèëà Ïåòðîâè÷] êîðûñòîëþáèâ (1, 4).

ÊÎÐÎÒÊÈÉ, –èå (1).
Ñëîâà.  êîðîòêèõ ñëîâàõ. Ñòåïàí â êîðîòêèõ ñëîâàõ îïèñàë âñ¸ ïðîèñøåñòâèå (2, 17).

ÊÎÑÌÀÒÛÉ, –ûå (3).
Çíàêîìåö. 2, 9.
Ïóñòûííèê. 1, 8.
Õâîñòû. Ñîáàêè áûëî çàëàÿëè, íî, óçíàâ Àíòîíà, óìîëêëè è çàìàõàëè êîñìàòûìè õâîñòàìè (1, 3).

ÊÐÀÉÍÈÉ, –ÿÿ (3).
Ìåðà (3). Ïî êðàéíåé ìåðå. Îáåä â ïîëå ïîä ïàëàòêîþ òàêæå íå óäàëñÿ, èëè ïî êðàéíåé ìåðå áûë íå ïî âêóñó Êèðèëà Ïåòðîâè÷à (1, 1).//  1, 5.

ÊÐÀÑÍÛÉ, –àÿ, –ûå (5).
Ãëàçà. 2, 11.
Äûì. Êðàñíûé äûì âèë6ÿ íàä êðîâëåþ (1, 6).
Êðîâëÿ. 1, 3.
Øêàòóëêà (2). … êðàñíàÿ øêàòóëêà òî÷íî áûëà ïóñòà, äåíüãè, íåêîãäà â íåé õðàíèìûå, ïåðåøëè â êîæàíóþ ñóìó, êîòîðóþ íîñèë îí íà ãðóäè ïîä ðóáàøêîé (2, 10).
Øêàòóëî÷êà. 2, 9.

ÊÐÅÏÎÑÒÍÎÉ, –ûå (3).
Àêò. Ñóä. îïð.
Èìåíèÿ (1). Ñóä. îïð.

ÊÐÅÑÒÜßÍÑÊÈÉ, –îå (1).
Èìóùåñòâî. Ñóä. îïð.

ÊÐÎÂÀÂÛÉ (1).
Ïîäâèã. – Âñ¸ êîí÷åíî. ß åìó ïðîñòèë. Ïîñëóøàéòå, âû ñïàñëè åãî. Ïåðâûé ìîé êðîâàâûé ïîäâèã äîëæåí áûë ñâåðøèòüñÿ íàä íèì (2, 12).

ÊÐÓÃËÛÉ, –îå (1).
Ëèöî. Àíòîí Ïàôíóòüè÷ Ñïèöûí, òîëñòûé ìóæ÷èíà ëåò 50-òè ñ êðóãëûì è ðÿáûì ëèöîì, óêðàøåííûì òðîéíûì ïîäáîðîäêîì, ââàëèëñÿ â ñòîëîâóþ, êëàíÿÿñü, óëûáàÿñü è óæå ñîáèðàÿñü èçâèíèòüñÿ… (2, 9).

ÊÐÓÏÍÛÉ, –àÿ (1).
Ðûñü. Àíòîí ðàçìàõíóë êíóòîì, òðÿõíóë âîææàìè, è ëîøàäè åãî ïîáåæàëè êðóïíîé ðûñüþ (1, 3).

ÊÓÄÐßÂÛÉ (1).
Ìàëü÷èê. … áûë îí êóäðÿâûé áåëîêóðåíüêèé ìàëü÷èê, íî çíàþ íàâåðíîå, ÷òî Äóáðîâñêèé ïÿòüþ ãîäàìè ñòàðøå ìîåé Ìàøè è ÷òî, ñëåäñòâåííî, åìó íå 35 ëåò, à îêîëî 23-õ (2, 9).

Ë

ËÀÊÎÌÛÉ (1).
Ïèðîã. Ñèå ëàñêîâîå îáåùàíèå è íàäåæäà íàéòè ëàêîìûé ïèðîã óñêîðèëè øàãè ñîáåñåäíèêîâ, è îíè áëàãîïîëó÷íî ïðèáûëè â áàðñêèé äîì, ãäå ñòîë áûë óæå íàêðûò è âîäêà ïîäàíà (1, 5).

ËÀÑÊÎÂÛÉ, –îå, –ûå (3).
Îáåùàíèå. 1, 5.
Ïðèåì. Òàêîâîé ëàñêîâûé ïðèåì ïðèÿòíî èçóìèë çàñåäàòåëÿ (1, 1).
Ñëîâà. 2, 18.

ËÀÔÀÒÅÐÑÊÈÉ, –èå (1).
Äîãàäêè. Ñëóãè ñòàëè ðàçíîñèòü òàðåëêè ïî ÷èíàì, â ñëó÷àå íåäîóìåíèÿ ðóêîâîäñòâóÿñü ëàôàòåðñêèìè äîãàäêàìè,  è ïî÷òè âñåãäà áåçîøèáî÷íî (2, 9). Ëàôàòåðñêèé – ïðèë. ê Ëàôàòåð (øâåéöàðñêèé ïèñàòåëü, îñíîâàòåëü êðèìèíàëüíîé àíòðîïîëîãèè).

ËÅÃÊÈÉ (4).
Ñâèñò. Äîøåäøè äî äâóõ ñîñåí, ñòîÿùèõ ïåðåäîâûìè ñòðàæàìè ðîùè, îí îñòàíîâèëñÿ, îãëÿíóëñÿ âî âñå ñòîðîíû, ñâèñòíóë ñâèñòîì ïðîíçèòåëüíûì è îòðûâèñòî è ñòàë ñëóøàòü; ëåãêèé è ïðîäîëæèòåëüíûé ñâèñò ïîñëûøàëñÿ åìó â îòâåò (2, 17). // 2, 12.
Òåíü. 2, 15.
Øîðîõ. 2, 15.

ËÈ×ÍÛÉ (1).
Âðàã. Íî÷óÿ â îäíîé êîìíàòå ñ ÷åëîâåêîì, êîåãî ìîã îí ïî÷åñòü ëè÷íûì ñâîèì âðàãîì è îäíèì èç ãëàâíûõ âèíîâíèêîâ åãî áåäñòâèÿ, Äóáðîâñêèé íå ìîã óäåðæàòüñÿ îò èñêóøåíèÿ (2, 11).

ËÓ×ØÈÉ, –àÿ (1).
Øóòêà. Íî ëó÷øåþ øóòêîþ ïî÷èòàëàñü ó Êèðèëà Ïåòðîâè÷à ñëåäóþùàÿ (1, 8).

ËÜÑÒÈÂÛÉ, –ûå (1).
Ïðèâåòñòâèÿ. Ìàðüÿ Êèðèëîâíà ñ óäîâîëüñòâèåì ñëóøàëà ëüñòèâûå è âåñåëûå ïðèâåòñòâèÿ ñâåòñêîãî ÷åëîâåêà (2, 13).

ËÞÁÅÇÍÛÉ (3).
Ãîâîðóí. [Ìàðüÿ Êèðèëîâíà] ðàçëèâàëà ÷àé, ñëóøàÿ íåèñòîùèìûå ðàññêàçû ëþáåçíîãî ãîâîðóíà; (2, 13).
Íåäîñòàòîê. 1, 8.
Õîçÿèí. 2, 13.

ËÞÁÎÂÍÛÉ, –àÿ (1).
Ðàññåÿííîñòü. Îíà [Ìàðüÿ Êèðèëîâíà] íå ïóòàëàñü øåëêàìè, ïîäîáíî ëþáîâíèöå Êîíðàäà,  êîòîðàÿ â ëþáîâíîé ðàññåÿííîñòè âûøèëà ðîçó çåëåíûì øåëêîì (2, 14).

ËÞÁÎÏÛÒÍÛÉ, –ûå (1).
Ðàññêàçû. Êíÿçü áûë îæèâëåí åå [Ìàðüè Êèðèëîâíû] ïðèñóòñòâèåì, áûë âåñåë è óñïåë íåñêîëüêî ðàç ïðèâëå÷ü åå âíèìàíèå ëþáîïûòíûìè ñâîèìè ðàññêàçàìè (2, 13).

Ì

ÌÀËÅÉØÈÉ, –àÿ, –åå, –èå (4).
Çàìåøàòåëüñòâî. 2, 13.
Ïðèâÿçàííîñòü. 2, 16.   
Ïðèõîòè. Ñîñåäè ðàäû áûëè óãîæäàòü ìàëåéøèì åãî ïðèõîòÿì; (1, 1). // 1, 8.

ÌÀËÅÍÜÊÈÉ, –àÿ, –îå (15).
Áàðèí. – Àõ òû, ðûæàÿ áåñòèÿ, – ãîâîðèë ñàäîâíèê,– äà êàê òû ñìååøü áèòü ìàëåíüêîãî áàðèíà… (2, 17).
Âëàäèìèð. 1, 6.
Ëîøàäêà. 1, 3.
Êàïèòàë. 2, 11.
Ëîùèíà. Íàêîíåö äîñòèãíóë îí ìàëåíüêîé ëîùèíû, ñî âñåõ ñòîðîí îêðóæåííîé ëåñîì; (1, 5).
Ìàøà. 1, 3.
Íåãîäÿé. Èñïðàâíèê âûñëóøàë åãî ñî âíèìàíèåì, ïîìèíóòíî âçãëÿäûâàÿ íà ìàëåíüêîãî íåãîäÿÿ (2, 17).
Ïèñòîëåò. 1, 7.
Ïóøêà. 2, 19.
Ñàøà. Ïðàâäà, îí ìàëî çàíèìàëñÿ âîñïèòàíèåì ìàëåíüêîãî Ñàøè, äàâàë åìó ïîëíóþ ñâîáîäó ïîâåñíè÷àòü è íå ñòðîãî âçûñêèâàë çà óðîêè (2, 11). // 2, 9; 2, 17.
Óêðåïëåíèå. Ïîñðåäè äðåìó÷åãî ëåñà íà óçêîé ëóæàéêå âîçâûøàëîñü ìàëåíüêîå çåìëÿíîå óêðåïëåíèå (2, 19).
×åëîâåê. 1, 1.
×åìîäàí. [ áðè÷êå] ëåæàë ìàëåíüêèé ÷åìîäàí, òîùåå äîêàçàòåëüñòâî íå âåñüìà äîñòàòî÷íîãî ñîñòîÿíèÿ (2, 11).

ÌÀËÛÉ, –îå (1).
Âëàäåíèå. Äóáðîâñêèé îáúåçæàë îäíàæäû ìàëîå ñâîå âëàäåíèå; (1, 1).

ÌÀÑÊÈÐÎÂÀÍÍÛÉ (1).
Ðàçáîéíèê. Êíÿçü, íå òåðÿÿ ïðèñóòñòâèÿ äóõà, âûíóë èç áîêîâîãî êàðìàíà äîðîæíûé ïèñòîëåò è âûñòðåëèë â ìàñêèðîâàííîãî ðàçáîéíèêà (2, 18).

ÌÀÒÅÐÈÍÑÊÈÉ, –îå (1).
Áëàãîñëîâåíèå. Ïîñûëàþ ìîå ìàòåðèíñêîå áëàãîñëîâåíèå Ãðèøå, õîðîøî ëè îí òåáå ñëóæèò? (1, 3).

ÌÅËÀÍÕÎÄÈ×ÅÑÊÈÉ, –àÿ (1).
Ïåñíÿ. Êàðàóëüùèê <…> ñåë íà ïóøêó âåðõîì è çàïåë âî âñ¸ ãîðëî ìåëàíõîëè÷åñêóþ ñòàðóþ ïåñíþ (2, 19).

ÌÅËÊÎÏÎÌÅÑÒÍÛÉ (1).
Ãðóáèÿí. – Ó ìåíÿ ñîñåä åñòü, – ñêàçàë Òðîåêóðîâ, – ìåëêîïîìåñòíûé ãðóáèÿí; ÿ õî÷ó âçÿòü ó íåãî èìåíèå (1, 1).

ÌÅÐÒÂÛÉ, –à (2).
Ìåäâåäü. Âîîáðàæåíèå åå [Ìàðüè Êèðèëëîâíà] áûëî ïîðàæåíî: îíà âèäåëà ìåðòâîãî ìåäâåäÿ è Äåôîðæà, ñïîêîéíî ñòîÿùåãî íàä íèì è ñïîêîéíî ñ íåþ ðàçãîâàðèâàþùåãî (1, 8).
Ìàðüÿ Êèðèëîâíà. ; Áûëà íè æèâà íè ìåðòâà. 2, 12.

ÌÈÊÈÒÀ-ÊÓÇÍÅÖ (1).
; Ìèêèòà-êóçíåö è ñêàçàë åìó: è, ïîëíî, Ñàâåëüè÷, íå ïå÷àëü êóìà, íå ìóòè ãîñòåé (1, 3).

ÌÈÊÎËÈÍ (1).
Äåíü. Â íàçâ. Ó íàñ äîæäè èäóò âîò óæî äðóãà íåäåëÿ è ïàñòóõ Ðîäÿ ïîìåð îêîëî Ìèêîëèíà äíÿ  (1, 3).

ÌÈËÎÑÒÈÂÛÉ, –îå (2).
Ãîñóäàðü. ; Ìèëîñòèâ.  – Íå áîéòåñü, ãîñóäàðü ìèëîñòèâ, ÿ áóäó ïðîñèòü åãî (1, 5).
Çàñòóïëåíèå. 1, 5.

ÌÈËÛÉ, –àÿ (2).
Ñàøåíüêà. 2, 17.
Ñîñåäêà. [Êíÿçü] ïðåäïî÷åë ïðîãóëêó â ëèíåéêå, ñ òåì ÷òîá íå ðàçëó÷àòüñÿ ñ ìèëîþ ñâîåé ñîñåäêîþ (2, 13).

ÌÎËÎÄÎÉ, –àÿ, –ûå (26).
Áàðèí. Äâîðíÿ âûñûïàëà èç ëþäñêèõ èçîá* è îêðóæèëà ìîëîäîãî áàðèíà ñ øóìíûìè èçúÿâëåíèÿìè ðàäîñòè (1, 3 – 2). // 1, 5 –2.
Äåâóøêè. 2, 15.
Äóáðîâñêèé. Íåñêîëüêî äíåé ñïóñòÿ ïîñëå ñâîåãî ïðèåçäà ìîëîäîé Äóáðîâñêèé õîòåë çàíÿòüñÿ äåëàìè, íî îòåö åãî áûë íå â ñîñòîÿíèè äàòü åìó íóæíûå îáúÿñíåíèÿ; (1, 4). // 1, 3;  1, 5 –2.
Æåíà. Íàåäèíå ñ ìîëîäîþ æåíîé êíÿçü íèìàëî íå áûë ñìóùåí åå õîëîäíûì âèäîì (2, 18).
Çàòâîðíèöà. Åå ñëîâà îæåñòî÷èëè ìîëîäóþ çàòâîðíèöó, ãîëîâà åå êèïåëà, êðîâü âîëíîâàëàñü, îíà ðåøèëàñü äàòü çíàòü îáî âñåì Äóáðîâñêîìó (2, 17). Çàòâîðíèöû. 1, 1.
Êíÿãèíÿ. 2, 18.
Êðàñàâèöà. Õîçÿèí âñòðåòèë ãîñòåé ó êðûëüöà è ïîäàë ðóêó ìîëîäîé êðàñàâèöå (2, 13). // 2, 15.
Ðàçáîéíèê. 2, 15.
Ó÷èòåëü. Âñå ëþáèëè ìîëîäîãî ó÷èòåëÿ (2, 11). // 1, 8.
Ôðàíöóç. Àíòîí Ïàôíóòüè÷ ñòàë âåðòåòüñÿ îêîëî ìîëîäîãî ôðàíöóçà, ïîêðÿêèâàÿ è îòêàøëèâàÿñü, è íàêîíåö îáðàòèëñÿ ê íåìó ñ èçúÿñíåíèåì (2, 10). // 1, 8. 2, 11; 2, 12.
×åëîâåê (5). Îäíàæäû âå÷åðîì, <…> Ãðèøà, åãî êàìåðäèíåð, ïîäàë åìó ïèñüìî, êîåãî íàäïèñü è ïå÷àòü òîò÷àñ ïîðàçèëè ìîëîäîãî ÷åëîâåêà (1, 3). // 2, 11 –3.

ÌÎË×ÀËÈÂÛÉ (1).
Àíòîí Ïàôíóòüè÷. ; Ìîë÷àëèâ.  Îäèí òîëüêî ÷åëîâåê íå ó÷àñòâîâàë â îáùåé ðàäîñòè: Àíòîí Ïàôíóòüè÷ ñèäåë ïàñìóðåí è ìîë÷àëèâ íà ñâîåì ìåñòå, åë ðàññåÿííî è êàçàëñÿ ÷ðåçâû÷àéíî áåñïîêîåí (2, 10).

ÌÐÀÌÎÐÍÛÉ, –àÿ (1).
Ñòàòóÿ. Îíè ïîåõàëè ïî îçåðó, îêîëî îñòðîâîâ, ïîñåùàëè íåêîòîðûå èç íèõ, íà îäíîì íàõîäèëè ìðàìîðíóþ ñòàòóþ, íà äðóãîì óåäèíåííóþ ïåùåðó, íà òðåòüåì ïàìÿòíèê ñ òàèíñòâåííîé íàäïèñüþ (2, 13).

; ÌÐÀ×ÍÅÅ (2).
 Ëèöî. Ñòàëî ìðà÷íåå íî÷è. 1, 4.
Ìûñëè. Ìðà÷íåå îäíà äðóãîé. Âëàäèìèð îñòàíîâèëñÿ, ñåë íà õîëîäíûé äåðí, è ìûñëè îäíà äðóãîé ìðà÷íåå ñòåñíèëèñü â äóøå åãî… (1, 5).

ÌÐÀ×ÍÛÉ, –ûå (1).
Ñîîáùíèêè. – Íå òðîãàòü åãî! – çàêðè÷àë Äóáðîâñêèé, è ìðà÷íûå åãî ñîîáùíèêè îòñòóïèëè (2, 18).

ÌÓÆÅÑÊÈÉ (3).
Ïîë (3). Ñóä. îïð.

ÌÓÇÛÊÀËÜÍÛÉ, –ûå (4).
Ñïîñîáíîñòè. 1, 8.
Óðîêè (2). … ÷òåíèå, ïðîãóëêè è ìóçûêàëüíûå óðîêè çàíèìàëè Ìàðüþ Êèðèëîâíó, îñîáåííî ìóçûêàëüíûå óðîêè (2, 12).
Óñïåõè. 2, 11.

ÌÓÍÄÈÐÍÛÉ, –ûå (1).
Ñåðòóêè. Íà êðûëüöå íåñêîëüêî íåçíàêîìûõ ëþäåé â ìóíäèðíûõ ñåðòóêàõ, êàçàëîñü, î ÷åì-òî òîëêîâàëè (1, 5).

Í

ÍÀÄÅÆÍÛÉ (1).
Òîâàðèù. … îí èñêàë ãëàçàìè íàäåæíîãî òîâàðèùà è âûáðàë íàêîíåö Äåôîðæà (2, 10).

ÍÀÄËÅÆÀÙÈÉ, –àÿ, –åå, –èå (4).
Ââîä. Ñóä. îïð.
Äàíü. Êèðèëà Ïåòðîâè÷ ïðèíèìàë çíàêè ïîäîáîñòðàñòèÿ êàê íàäëåæàùóþ äàíü; (1, 1).
Äîçíàíèå. Ñóä. îïð.
Îáúÿñíåíèÿ. 1, 1.

ÍÀÄÌÅÍÍÛÉ (2).
Òðîåêóðîâ. Âñå çàâèäîâàëè ñîãëàñèþ, öàðñòâóþùåìó ìåæäó íàäìåííûì Òðîåêóðîâûì è áåäíûì åãî ñîñåäîì (1, 1). ; Òðîåêóðîâ, íàäìåííûé â ñíîøåíèÿõ ñ ëþäüìè ñàìîãî âûñøåãî çâàíèÿ, óâàæàë Äóáðîâñêîãî íåñìîòðÿ íà åãî ñìèðåííîå ñîñòîÿíèå (1, 1).

ÍÀÌÅÐÅÍÍÛÉ (5).
Îí. ; Íàìåðåí. Íåñêîëüêî äíåé ïîñëå ñðàæåíèÿ îí ñîáðàë âñåõ ñâîèõ ñîîáùíèêîâ, îáúÿâèë èì, ÷òî íàìåðåí íàâñåãäà èõ îñòàâèòü, ñîâåòîâàë è èì ïåðåìåíèòü îáðàç æèçíè (2, 19). // 1, 2.
ß (3). ; Íå íàìåðåí. «Ãîñóäàðü ìîé ïðåìèëîñòèâûé, ß äî òåõ ïîð íå íàìåðåí åõàòü â Ïîêðîâñêîå, ïîêà íå âûøëåòå Âû ìíå ïñàðÿ Ïàðàìîøêó ñ ïîâèííîþ» (1, 1). 1, 8.

ÍÀÌÅÑÒÍÈ×ÅÑÊÈÉ, –îå (1).
Ïðàâëåíèå. Ñóä. îïð.

ÍÀÑËÅÄÑÒÂÅÍÍÛÉ, –îå (1).
Èìÿ. Ñóä. îïð.

ÍÀÑÒÎßÙÈÉ, –àÿ (4).
Âëàäåëåö. Ñóä. îïð.
Ãåðîé. 1, 3.
Äóðà÷îê. Ìàëü÷èê íå îòâå÷àë íè ñëîâà è ñòîÿë, ïîòóïÿ ãîëîâó è ïðèíÿâ íà ñåáÿ âèä íàñòîÿùåãî äóðà÷êà (2, 17).
Òðàâëÿ. 1, 8.

ÍÅÁÅÑÍÛÉ, –îå (3).
Âèäåíèå. 2, 12.
Öàðñòâî. 2, 9.
Öàðü. ß îáìåðëà; öàðü ìîé íåáåñíûé, ÷òî áóäåò ñ ìîèì Âàíþøåþ? (2, 9).

ÍÅÂÍßÒÍÛÉ, –ûå (1).
Çâóêè.  ýòî âðåìÿ áîëüíîé ñèäåë â ñïàëüíîé ó îêíà. Îí óçíàë Êèðèëà Ïåòðîâè÷à, è óæàñíîå ñìÿòåíèå èçîáðàçèëîñü íà ëèöå åãî: áàãðîâûé ðóìÿíåö çàñòóïèë ìåñòî îáûêíîâåííîé áëåäíîñòè, ãëàçà çàñâåðêàëè, îí ïðîèçíîñèë íåâíÿòíûå çâóêè (1, 4).

ÍÅÂÎÇÂÐÀÒÈÌÛÉ, –ûå (1).
Ñëîâà. … êîãäà ñâÿùåííèê îáðàòèëñÿ ê íåé ñ îáû÷íûìè âîïðîñàìè, îíà ñîäðîãíóëàñü è îáìåðëà, íî åùå ìåäëèëà, åùå îæèäàëà; ñâÿùåííèê, íå äîæäàâøèñü åå îòâåòà, ïðîèçíåñ íåâîçâðàòèìûå ñëîâà (2, 18).

ÍÅÂÎËÜÍÛÉ, –àÿ (1).
Äîñàäà. [Ìàðüÿ Êèðèëîâíà]  íà÷èíàëà ïîíèìàòü ñîáñòâåííîå ñåðäöå è ïðèçíàâàëàñü, ñ íåâîëüíîé äîñàäîþ, ÷òî îíî íå áûëî ðàâíîäóøíî ê äîñòîèíñòâàì ìîëîäîãî ôðàíöóçà (2, 12).

ÍÅÂÛÃÎÄÍÛÉ, –îå (1).
Ïîëîæåíèå. Îí [Øàáàøêèí] óâèäåë, âî-ïåðâûõ, ÷òî Äóáðîâñêèé ìàëî çíàåò òîëêó â äåëàõ, âî-âòîðûõ, ÷òî ÷åëîâåêà ñòîëü ãîðÿ÷åãî è íåîñìîòðèòåëüíîãî íåòðóäíî áóäåò ïîñòàâèòü â ñàìîå íåâûãîäíîå ïîëîæåíèå (1, 1).

ÍÅÄÂÈÆÈÌÛÉ, –ûå (1).
 Èìåíèÿ. Ñóä. îïð.

ÍÅÄÎÂÎËÜÍÛÉ (1).
Êèðèëà Ïåòðîâè÷. ; Áûë íåäîâîëåí.  Êèðèëà Ïåòðîâè÷ <…> áûë íåäîâîëåí îäíîþ ìîëîäîñòüþ ñâîåãî ôðàíöóçà (1, 8).

ÍÅÄÎÑÒÀÒÎ×ÍÛÉ, –àÿ, –ûå (2).
Áóìàãà. ; Îêàçàëàñü íåäîñòàòî÷íîé. Àíäðåé Ãàâðèëîâè÷ <…> íàïèñàë äîâîëüíî äåëüíóþ áóìàãó, íî â ïîñëåäñòâèè âðåìåíè îêàçàâøóþñÿ íåäîñòàòî÷íîé (1, 1).
Ìåðû. ; Îêàçàëèñü íåäîñòàòî÷íûìè. 1, 7.

ÍÅÆÍÛÉ (1).
Ãîëîñ. – Åñëè êîãäà-íèáóäü, – ñêàçàë îí åé íåæíûì è òðîãàòåëüíûì ãîëîñîì,– åñëè êîãäà-íèáóäü íåñ÷àñòèå âàñ ïîñòèãíåò è âû íè îò êîãî íå áóäåòå æäàòü íè ïîìîùè, íè ïîêðîâèòåëüñòâà, â òàêîì ñëó÷àå îáåùàåòåñü ëè âû ïðèáåãíóòü êî ìíå, òðåáîâàòü îò ìåíÿ âñåãî äëÿ âàøåãî ñïàñåíèÿ? (2, 12).

ÍÅÇÀÂÈÑÈÌÛÉ (1).
Äóáðîâñêèé. ; Îñòàëñÿ íåçàâèñèì.  Êèðèëà Ïåòðîâè÷, óçíàâ î òîì, ïðåäëàãàë åìó ñâîå ïîêðîâèòåëüñòâî, íî Äóáðîâñêèé áëàãîäàðèë åãî è îñòàëñÿ áåäåí è íåçàâèñèì (1, 1).

ÍÅÇÀÏÍÛÉ*, –îå (1).
Ãîíåíèå (ñóäüáû). Ìîæåò áûòü, îíà íå áûëà åùå âëþáëåíà, íî ïðè ïåðâîì ñëó÷àéíîì ïðåïÿòñòâèè èëè íåçàïíîì* ãîíåíèè ñóäüáû ïëàìÿ ñòðàñòè äîëæíî áûëî âñïûõíóòü â åå ñåðäöå (2, 12).

ÍÅÇÀÑËÓÆÅÍÍÛÉ, –àÿ (1).
Íàãðàäà. – ß íå ñìåþ ïàñòü ê âàøèì íîãàì, áëàãîäàðèòü íåáî çà íåïîíÿòíóþ íåçàñëóæåííóþ íàãðàäó (2, 15).

ÍÅÇÂÀÍÛÉ, –ûå (1).
Ãîñòè. Ñíà÷àëà ñîñåäè ñìåÿëèñü ìåæäó ñîáîþ íàä âûñîêîìåðèåì Òðîåêóðîâà è êàæäûé äåíü îæèäàëè, ÷òîá íåçâàíûå ãîñòè ïîñåòèëè Ïîêðîâñêîå (1, 7).

ÍÅÇÍÀÊÎÌÛÉ, –ûå (2).
Ëåñ. 1, 5.
Ëþäè. Íà êðûëüöå íåñêîëüêî íåçíàêîìûõ ëþäåé â ìóíäèðíûõ ñåðòóêàõ, êàçàëîñü, î ÷åì-òî òîëêîâàëè (1, 5).

ÍÅÈÇÃËÀÄÈÌÛÉ, –àÿ (1).
Ïå÷àòü. Èçëèøåñòâà âñÿêîãî ðîäà èçíóðèëè åãî çäîðîâèå è ïîëîæèëè íà íåì ñâîþ íåèçãëàäèìóþ ïå÷àòü (2, 13).

ÍÅÈÑÒÎÙÈÌÛÉ, –ûå (1)
Ðàññêàçû. [Ìàðüÿ Êèðèëîâíà] ðàçëèâàëà ÷àé, ñëóøàÿ íåèñòîùèìûå ðàññêàçû ëþáåçíîãî ãîâîðóíà; (2, 13).

ÍÅÊÎØÅÍÛÉ (1).
Ëóã. Äâîð, íåêîãäà óêðàøåííûé òðåìÿ ïðàâèëüíûìè öâåòíèêàìè, ìåæ êîèìè øëà øèðîêàÿ äîðîãà, òùàòåëüíî âûìåòàåìàÿ, îáðàùåí áûë â íåêîøåíûé ëóã (1, 3).

ÍÅÊÐÅÏÎÑÒÍÎÉ, –ûå (1).
Èìåíèÿ. Ñóä. îïð.

ÍÅËÞÁÈÌÛÉ (1).
×åëîâåê. – Íå ãóáèòå ìåíÿ, – ïîâòîðÿëà áåäíàÿ Ìàøà,– çà ÷òî ãîíèòå ìåíÿ îò ñåáÿ ïðî÷ü è îòäàåòå ÷åëîâåêó íåëþáèìîìó? (2, 16).

ÍÅÌÈËÛÉ (1).
Ñóïðóã. Îáðÿä áûë êîí÷åí. Îíà ÷óâñòâîâàëà õîëîäíûé ïîöåëóé íåìèëîãî ñóïðóãà (2, 18).

ÍÅÍÀÂÈÑÒÍÛÉ (3).
Áðàê. 2, 16.
Îí. ; Ïîêàçàëñÿ íåíàâèñòíûì. 2, 14.
×åëîâåê. – ß áû ìîã èçáàâèòü âàñ îò íåíàâèñòíîãî ÷åëîâåêà (2, 15).

ÍÅÎÁÐÀÇÎÂÀÍÍÛÉ (1).
×åëîâåê.  äîìàøíåì áûòó Êèðèëà Ïåòðîâè÷ âûêàçûâàë âñå ïîðîêè ÷åëîâåêà íåîáðàçîâàííîãî (1, 1).

ÍÅÎÁÛÊÍÎÂÅÍÍÛÉ, –àÿ,–îå (6).
Âîëíåíèå. Âëàäèìèð Äóáðîâñêèé íåñêîëüêî ðàç ñðÿäó ïåðå÷èòàë ñèè äîâîëüíî áåñòîëêîâûå ñòðîêè ñ íåîáûêíîâåííûì âîëíåíèåì (1, 3). // 1, 4.
Çàìåøàòåëüñòâî. 2, 14.
Ïîäîáèå (æèçíè). 1, 5.
Ñèëà. 1, 1.
Øóì. Èçäàëè óñëûøàë Âëàäèìèð íåîáûêíîâåííûé øóì è ãîâîð (1, 5).

ÍÅÎÃÐÀÍÈ×ÅÍÍÛÉ, –îå (1).
Óñåðäèå. Âñå ëþáèëè ìîëîäîãî ó÷èòåëÿ, Êèðèëà Ïåòðîâè÷ – çà åãî ñìåëîå ïðîâîðñòâî íà îõîòå, Ìàðüÿ Êèðèëîâíà – çà íåîãðàíè÷åííîå óñåðäèå è ðîáêóþ âíèìàòåëüíîñòü, Ñàøà – çà ñíèñõîäèòåëüíîñòü ê åãî øàëîñòÿì, äîìàøíèå – çà äîáðîòó è çà ùåäðîñòü, ïî-âèäèìîìó íåñîâìåñòíóþ ñ åãî ñîñòîÿíèåì (2, 11).

ÍÅÎÆÈÄÀÍÍÛÉ (2).
Çàïðîñ. 1, 1.
Îáðàç. Íåîæèäàííûì îáðàçîì ïîëó÷èëà îíà î íåì [Äåôîðæå] ñîâåðøåííî íîâîå ïîíÿòèå (1, 8).

ÍÅÎÏÈÑÀÍÍÛÉ, –îå (1).
Âîëíåíüå. Îí  ñìîòðåë âîêðóã ñåáÿ ñ âîëíåíèåì íåîïèñàííûì (1, 3).

ÍÅÎÑÌÎÒÐÈÒÅËÜÍÛÉ (1).
×åëîâåê. Îí [Øàáàøêèí] óâèäåë, âî-ïåðâûõ, ÷òî Äóáðîâñêèé ìàëî çíàåò òîëêó â äåëàõ, âî-âòîðûõ, ÷òî ÷åëîâåêà ñòîëü ãîðÿ÷åãî è íåîñìîòðèòåëüíîãî íåòðóäíî áóäåò ïîñòàâèòü â ñàìîå íåâûãîäíîå ïîëîæåíèå (1, 1).

ÍÅÎÑÏÎÐÈÌÛÉ, –îå (1).
Ïðàâî. Ìû ïîìåùàåì åãî [îïðåäåëåíèå ñóäà] âïîëíå, ïîëàãàÿ, ÷òî âñÿêîìó ïðèÿòíî áóäåò óâèäàòü îäèí èç ñïîñîáîâ, êîèìè íà Ðóñè ìîæåì ìû ëèøèòüñÿ èìåíèÿ, íà âëàäåíèå êîèì èìååì íåîñïîðèìîå ïðàâî (1, 2).

ÍÅÎÑÒÎÐÎÆÍÛÉ, –àÿ, –ûå (2).
Ïðîãóëêè. –  âàøèõ íåîñòîðîæíûõ ïðîãóëêàõ ÿ ñëåäîâàë çà âàìè, ïðîêðàäûâàÿñü îò êóñòà ê êóñòó, ñ÷àñòëèâûé ìûñëèþ, ÷òî âàñ îõðàíÿþ, ÷òî äëÿ âàñ íåò îïàñíîñòè òàì, ãäå ÿ ïðèñóòñòâóþ òàéíî (2, 12).
Ðóêà. 2, 18.

ÍÅÏÀØÅÍÍÛÉ, –àÿ (1).
Çåìëÿ. Ñóä. îïð.

ÍÅÏÎÄÂÈÆÍÛÉ, –àÿ (2).
Äóáðîâñêèé. ; Ñòàë íåïîäâèæåí. Î÷åðåäü áûëà çà Äóáðîâñêèì. Ñåêðåòàðü ïîäíåñ åìó áóìàãó. Íî Äóáðîâñêèé ñòàë íåïîäâèæåí, ïîòóïÿ ãîëîâó (1, 2).
Ìàðüÿ Êèðèëîâíà. 2, 18.

ÍÅÏÎÍßÒÍÛÉ, –àÿ, –îå (2).
Íàãðàäà. – ß íå ñìåþ ïàñòü ê âàøèì íîãàì, áëàãîäàðèòü íåáî çà íåïîíÿòíóþ íåçàñëóæåííóþ íàãðàäó (2, 15).
Óâàæåíèå. 1, 7.

ÍÅÏÐÀÂÈËÜÍÛÉ, –îå (5).
Âëàäåíèå (4). Ñóä. îïð.
Çàâëàäåíèå. Ñóä. îïð.

ÍÅÏÐÀÂÛÉ, –îå (1).
Âëàäåíèå. Ñóä. îïð.

ÍÅÏÐÅÑÒÀÍÍÛÉ, –àÿ (1).
Íóæäà. Îí [êíÿçü] èìåë íåïðåñòàííóþ íóæäó â ðàññåÿíèè è íåïðåñòàííî ñêó÷àë (2, 13).

ÍÅÏÐÈËÈ×ÍÛÉ, –îå (1).
Ïèñüìî. ;  Áûëî íåïðèëè÷íûì. Ïî íûíåøíèì ïîíÿòèÿì îá ýòèêåòå ïèñüìî ñèå áûëî áû âåñüìà íåïðèëè÷íûì (1, 1).

ÍÅÏÐÈßÒÅËÜÑÊÈÉ, –èå (1).
Ëîøàäè. Òðè íåïðèÿòåëüñêèå ëîøàäè äîñòàëèñü òóò æå â äîáû÷ó ïîáåäèòåëþ (1, 1).

ÍÅÏÐßÒÍÛÉ, –û (1).
Âîñïîìèíàíèÿ. ; Áûëè íåïðèÿòíû.  Êèðèëà Ïåòðîâè÷ íàõìóðèëñÿ; âîñïîìèíàíèÿ, âîçáóæäàåìûå â íåì ïîãîðåëîé óñàäüáîþ, áûëè åìó íåïðèÿòíû (2, 13). 

; ꁄ姂ꁁ (1).
Ðàçãîâîðû. Ñòàíîâèëèñü íåñâÿçíåå. Íåñêîëüêî áóòûëîê ãîðñêîãî è öèìëÿíñêîãî ãðîìêî áûëè óæå îòêóïîðåíû è ïðèíÿòû áëàãîñêëîííî ïîä èìåíåì øàìïàíñêîãî, ëèöà íà÷èíàëè ðäåòü, ðàçãîâîðû ñòàíîâèëèñü çâîí÷å, íåñâÿçíåå è âåñåëåå (2, 9).

ÍÅÑÎÂÌÅÑÒÍÛÉ, –àÿ (2).
Íåäîñòàòîê. ; 1, 8.
Ùåäðîñòü. ; Íåñîâìåñòíàÿ ñ ñîñòîÿíèåì. Âñå ëþáèëè ìîëîäîãî ó÷èòåëÿ, Êèðèëà Ïåòðîâè÷ – çà åãî ñìåëîå ïðîâîðñòâî íà îõîòå, Ìàðüÿ Êèðèëîâíà – çà íåîãðàíè÷åííîå óñåðäèå è ðîáêóþ âíèìàòåëüíîñòü, Ñàøà – çà ñíèñõîäèòåëüíîñòü ê åãî øàëîñòÿì, äîìàøíèå – çà äîáðîòó è çà ùåäðîñòü, ïî-âèäèìîìó íåñîâìåñòíóþ ñ åãî ñîñòîÿíèåì (2, 11).

ÍÅÑÏÐÀÂÅÄËÈÂÛÉ, –îå (1).
Ïðèñâîåíèå. Ñóä. îïð.

ÍÅÑ×ÀÑÒËÈÂÛÉ, –îå; –à (2).
Ïðåäçíàìåíîâàíèå. Ìûñëü î íåñ÷àñòëèâîì ïðåäçíàìåíîâàíèè ïðèøëà åìó [Âëàäèìèðó] â ãîëîâó (1, 5).
ß.  ; Íåñ÷àñòëèâà. 2, 16.
 
ÍÅÑ×ÀÑÒÍÛÉ, –àÿ, –îå (3).
Ãîñïîäèí. Âëàäèìèð ïîòóïèë ãîëîâó, ëþäè åãî îêðóæèëè íåñ÷àñòíîãî ñâîåãî ãîñïîäèíà (1, 5).
Æåðòâà. 1, 8.
Çâàíèå. 1, 8.

ÍÅÒÎÐÎÏËÈÂÛÉ (1).
Âèä. … îñòàíîâèëàñü îíà [Ìàðüÿ Êèðèëîâíà], äàáû ïåðåâåñòè äóõ è ÿâèòüñÿ ïåðåä Äåôîðæåì ñ âèäîì ðàâíîäóøíûì è íåòîðîïëèâûì (2, 12).

ÍÅÓÌÎËÈÌÛÉ (1).
Îí. ; Îñòàíåòñÿ íåóìîëèì. … ïðåäñòàâüòå åìó âåñü óæàñ áóäóùåãî, âàøó ìîëîäîñòü, óâÿäàþùóþ áëèç õèëîãî è ðàçâðàòíîãî ñòàðèêà, ðåøèòåñü íà æåñòîêîå îáúÿñíåíèå: ñêàæèòå, ÷òî åñëè îí îñòàíåòñÿ íåóìîëèì, òî… òî âû íàéäåòå óæàñíóþ çàùèòó…  (2, 15). 

ÍÅÓÒÅØÈÒÅËÜÍÛÉ (1).
Ñìîòð. Àíòîí Ïàôíóòüè÷ ïîõàæèâàë ïî êîìíàòå, îñìàòðèâàÿ çàìêè è îêíà è êà÷àÿ ãîëîâîþ ïðè ñåì íåóòåøèòåëüíîì ñìîòðå (2, 10).

ÍÅ×ÀßÍÍÛÉ (1).
Ñëó÷àé. Íå÷àÿííûé ñëó÷àé âñå ðàññòðîèë è ïåðåìåíèë (1, 1).

ÍÈÇÊÈÉ (1).
Ïîêëîí. Ñåêðåòàðü óìîëêíóë, çàñåäàòåëü âñòàë è ñ íèçêèì ïîêëîíîì îáðàòèëñÿ ê Òðîåêóðîâó, ïðèãëàøàÿ åãî ïîäïèñàòü ïðåäëàãàåìóþ áóìàãó (1, 2).

ÍÎÂÎÏÐÈÎÁÐÅÒÅÍÍÛÉ, –îå (1).
Èìåíèå. Øàáàøêèí ÿâèëñÿ ê íåìó [Òðîåêóðîâó] ñ ïîêëîíàìè è ïîçäðàâëåíèÿìè è ïðîñüáîþ íàçíà÷èòü, êîãäà óãîäíî áóäåò åãî âûñîêîïðåâîñõîäèòåëüñòâó âñòóïèòü âî âëàäåíèå íîâîïðèîáðåòåííûì èìåíèåì (1, 4).

ÍÎÂÎÐÎÆÄÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
Ùåíÿòà. Â ñèå âðåìÿ ïîäíåñëè â ëóêîøêå Êèðèëó Ïåòðîâè÷ó íîâîðîæäåííûõ ùåíÿò; (1, 1).

ÍÎÂÛÉ, –àÿ, –îå, –ûå (12).
Ãîñïîäèí. 1, 6.
Ãðàáèòåëüñòâî. 1, 7.
Äåëî. Êèðèëà Ïåòðîâè÷ ïîñëàë ãóáåðíàòîðó ïîäðîáíîå îïèñàíèå âñåìó ïðîèñøåñòâèþ, è íîâîå äåëî çàâÿçàëîñü (1, 7).
Çíàêîìåö. 1, 1.
Èñïðàâíèê. Êèðèëà Ïåòðîâè÷ <…> îáðàòèëñÿ ê íîâîìó èñïðàâíèêó, â ïåðâûé ðàç ê íåìó â ãîñòè ïðèåõàâøåìó è ñèäÿùåìó íà äðóãîì êîíöå ñòîëà ïîäëå ó÷èòåëÿ (2, 9).
Ëèöà. Ïîìèíóòíî âõîäèëè íîâûå ëèöà è íàñèëó ìîãëè ïðîáðàòüñÿ äî õîçÿèíà (2, 9). // 1, 7.
Íåñ÷àñòèÿ. 1, 5.
Îáñòîÿòåëüñòâî. 1, 1.
Ïîíÿòèå. Íåîæèäàííûì îáðàçîì ïîëó÷èëà îíà î íåì [Äåôîðæå] ñîâåðøåííî íîâîå ïîíÿòèå (1, 8).
Öåðêîâü. 2, 9.
ßâëåíèå. 1, 6.

ÍÎ×ÍÎÉ, –îå (2).
Âðåìÿ. Ñóä. îïð.

ÍÐÀÂÑÒÂÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
Çàìå÷àíèÿ. [Äåôîðæ] ñïîêîéíî ñèäåë íà ñâîåì ìåñòå è äåëàë íðàâñòâåííûå çàìå÷àíèÿ ðåçâîìó ñâîåìó âîñïèòàííèêó (2, 9).

ÍÓÆÍÛÉ, –ûå (3).
Îáúÿñíåíèÿ. Íåñêîëüêî äíåé ñïóñòÿ ïîñëå ñâîåãî ïðèåçäà ìîëîäîé Äóáðîâñêèé õîòåë çàíÿòüñÿ äåëàìè, íî îòåö åãî áûë íå â ñîñòîÿíèè äàòü åìó íóæíûå îáúÿñíåíèÿ; (1, 4).
Ñâèäåòåëüñòâà. –  ïåðâîì ãîðîäå îáúÿâèòå, ÷òî âû áûëè îãðàáëåíû Äóáðîâñêèì. Âàì ïîâåðÿò è äàäóò íóæíûå ñâèäåòåëüñòâà (2, 11).
Òåðïåíèå è îïûòíîñòü. ; Êèðèëà Ïåòðîâè÷ âñå ýòî ïåðåñìîòðåë è áûë íåäîâîëåí îäíîþ ìîëîäîñòüþ ñâîåãî ôðàíöóçà — íå ïîòîìó, ÷òî ïîëàãàë áû ñåé ëþáåçíûé íåäîñòàòîê íåñîâìåñòíûì ñ òåðïåíèåì è îïûòíîñòèþ, ñòîëü íóæíûìè â íåñ÷àñòíîì çâàíèè ó÷èòåëÿ, íî ó íåãî áûëè ñâîè ñîìíåíèÿ, êîòîðûå òîò÷àñ è ðåøèëñÿ åìó îáúÿñíèòü1, 8.

ÍÛÍÅØÍÈÉ, –ÿÿ, –èå (4).
Âëàäåëåö. Ñóä. îïð.
Ïîíÿòèÿ. Ïî íûíåøíèì ïîíÿòèÿì îá ýòèêåòå ïèñüìî ñèå áûëî áû âåñüìà íåïðèëè÷íûì (1, 1).
Ðåâèçèÿ (2). Ñóä. îïð.

Î

ÎÁÃÎÐÅËÛÉ, –ûå (1).
Êîñòè. Âñå äâîðîâûå ïîêàçàëè, ÷òî ïðèêàçíûå ñãîðåëè â òî âðåìÿ, êàê ïîâàëèëàñü êðîâëÿ; îáãîðåëûå êîñòè èõ áûëè îòðûòû (1, 7).

ÎÁÎÄÐÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
Ðàçáîéíèêè. Îáîäðåííûå ðàçáîéíèêè âîñïîëüçîâàëèñü ñåé ìèíóòîþ íåäîóìåíèÿ, ñìÿëè èõ [ñîëäàò], ñòåñíèëè â ðîâ, îñàæäàþùèå ïîáåæàëè, ðàçáîéíèêè ñ êðèêîì óñòðåìèëèñü çà íèìè (2, 19).

ÎÁÎÐÂÀÍÍÛÉ (2).
Ìàëü÷èøêà. … âäðóã îáîðâàííûé ìàëü÷èøêà, ðûæèé è êîñîé, ìåëüêíóë èç-çà áåñåäêè, êèíóëñÿ ê äóáó è çàïóñòèë ðóêó â äóïëî (2, 17).
Ïðèêàç÷èê. ; Îáîðâàí.  2, 9.

ÎÁÙÈÉ, –àÿ, –åå (5).
Âîîðóæåíèå. Íà äâîðå ìíîæåñòâî ëþäåé, êîèõ ïî ðàçíîîáðàçèþ îäåæäû è ïî îáùåìó âîîðóæåíèþ ìîæíî áûëî òîò÷àñ ïðèçíàòü çà ðàçáîéíèêîâ, îáåäàëî, ñèäÿ áåç øàïîê, îêîëî áðàòñêîãî êîòëà (2, 19).
Çàêîí. 1, 1.
Îòâðàùåíèå. 2, 15.
Ðàäîñòü. Îäèí òîëüêî ÷åëîâåê íå ó÷àñòâîâàë â îáùåé ðàäîñòè: Àíòîí Ïàôíóòüè÷ ñèäåë ïàñìóðåí è ìîë÷àëèâ íà ñâîåì ìåñòå, åë ðàññåÿííî è êàçàëñÿ ÷ðåçâû÷àéíî áåñïîêîåí (2, 10).
×åñòîëþáèå. ;  ýòî âðåìÿ Àíòîí óäàðèë ïî ëîøàäÿì è, ïîâèíóÿñü ÷åñòîëþáèþ, îáùåìó è äåðåâåíñêèì êó÷åðàì, êàê è èçâîç÷èêàì, ïóñòèëñÿ âî âåñü äóõ ÷åðåç ìîñò è ìèìî ñåëà1, 3.

ÎÁÛÊÍÎÂÅÍÍÛÉ, –àÿ, –ûå (6).
Áëåäíîñòü. Îí óçíàë Êèðèëà Ïåòðîâè÷à, è óæàñíîå ñìÿòåíèå èçîáðàçèëîñü íà ëèöå åãî: áàãðîâûé ðóìÿíåö çàñòóïèë ìåñòî îáûêíîâåííîé áëåäíîñòè, ãëàçà çàñâåðêàëè, îí ïðîèçíîñèë íåâíÿòíûå çâóêè (1, 4).
Áîÿçëèâîñòü. 2, 15.
Íàäìåííîñòü. 1, 7.
Ïîðÿäîê. Ïîñëå ÷àþ è ïðîùàëüíîãî çàâòðàêà ïðî÷èå ãîñòè íà÷àëè ðàçúåçæàòüñÿ, âñêîðå Ïîêðîâñêîå îïóñòåëî, è âñ¸ âîøëî â îáûêíîâåííûé ïîðÿäîê (2, 11).
Ïûøíîñòü. 1, 1.
Ðàçãîâîðû. 1, 8.

ÎÁÛ×ÍÛÉ, –ûå (1).
Âîïðîñû. … êîãäà ñâÿùåííèê îáðàòèëñÿ ê íåé ñ îáû÷íûìè âîïðîñàìè, îíà ñîäðîãíóëàñü è îáìåðëà, íî åùå ìåäëèëà, åùå îæèäàëà; ñâÿùåííèê, íå äîæäàâøèñü åå îòâåòà, ïðîèçíåñ íåâîçâðàòèìûå ñëîâà (2, 18).

ÎÃÍÅÍÍÛÉ, –àÿ (1).
Ìåòåëü. Èñêðû ïîëåòåëè îãíåííîé ìåòåëüþ, èçáû çàãîðåëèñü (1, 6).

ÎÃÐÀÍÈ×ÅÍÍÛÉ (1).
Óì. … îí ïðèâûê äàâàòü ïîëíóþ âîëþ âñåì ïîðûâàì ïûëêîãî ñâîåãî íðàâà è âñåì çàòåÿì äîâîëüíî îãðàíè÷åííîãî óìà (1, 1).

ÎÃÐÎÌÍÛÉ, –àÿ (2).
Áèáëèîòåêà. Îãðîìíàÿ áèáëèîòåêà, ñîñòàâëåííàÿ áîëüøåþ ÷àñòèþ èç ñî÷èíåíèé ôðàíöóçñêèõ ïèñàòåëåé XVIII âåêà, áûëà îòäàíà â åå ðàñïîðÿæåíèå (1, 8).
Äîì. 1, 3.

ÎÄÈÍÀÊÎÂÛÉ, –à (1).
Ñóäüáà. ; Áûëà îäèíàêîâà.  Â íåêîòîðûõ îòíîøåíèÿõ è ñóäüáà èõ áûëà îäèíàêîâà: îáà æåíèëèñü ïî ëþáâè, îáà ñêîðî îâäîâåëè, ó îáîèõ îñòàâàëîñü ïî ðåáåíêó (1, 1).

ÎÄÍÎÎÁÐÀÇÍÛÉ, –à (1).
Æèçíü. ; Áûëà îäíîîáðàçíà. Æèçíü îáèòàòåëåé Ïîêðîâñêîãî áûëà îäíîîáðàçíà (2, 12).

ÎÇÍÀ×ÅÍÍÛÉ, –îå, –ûå (8).
Ãåíåðàë-àíøåô. Ñóä. îïð.
Èìåíèå (5). Ñóä. îïð.
Ïîìåùèêè. Ñóä. îïð.
Ñåëüöî. Ñóä. îïð.

ÎÊÀßÍÍÛÉ, –ûå (3).
Áàñóðìàí. 2, 11.
Îíè (2). ; – Ýê îíè õðàïÿò, îêàÿííûå; âñåõ áû ðàçîì, òàê è êîíöû â âîäó (1, 6).

ÎÊÎËÜÍÛÉ, –ûå (1).
Æèòåëè. Ñóä. îïð.

ÎÊÐÅÑÒÍÛÉ, –ûå (1).
Âëàäåëüöû. Ïðîøëî îêîëî ìåñÿöà îò åãî âñòóïëåíèÿ â çâàíèå ó÷èòåëüñêîå äî äîñòîïàìÿòíîãî ïðàçäíåñòâà, è íèêòî íå ïîäîçðåâàë, ÷òî â ñêðîìíîì ìîëîäîì ôðàíöóçå òàèëñÿ ãðîçíûé ðàçáîéíèê, êîåãî èìÿ íàâîäèëî óæàñ íà âñåõ îêðåñòíûõ âëàäåëüöåâ (2, 11).

ÎÏÐÅÄÅËÅÍÍÛÉ, –îå (1).
Ìåñòî. «Ïî ìåñòàì!» – çàêðè÷àë Äóáðîâñêèé. È ðàçáîéíèêè çàíÿëè êàæäûé îïðåäåëåííîå ìåñòî (2, 19).

ÎÏÛÒÍÛÉ (2).
Ïîðòíîé. 2, 19.
Öåíèòåëü. Îòðîäó íå âûåçæàë îí íà îõîòó áåç Äóáðîâñêîãî, îïûòíîãî è òîíêîãî öåíèòåëÿ ïñîâûõ äîñòîèíñòâ è áåçîøèáî÷íîãî ðåøèòåëÿ âñåâîçìîæíûõ îõîòíè÷üèõ ñïîðîâ (1, 1).

ÎÑÅÍÍÈÉ, –åå, –èå (2).
Ëèñòüÿ. Îñåííèå ëèñòüÿ ïàäàëè ñ äåðåâ (1, 5).
Óòðî. 2, 10.

ÎÑÊÎÐÁÈÒÅËÜÍÛÉ, –ûå (1).
Âûðàæåíèÿ. … äîñàäà åãî ãðîìêî èçëèâàëàñü â ñàìûõ îñêîðáèòåëüíûõ âûðàæåíèÿõ (1, 1).

ÎÑÎÁÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
Ïðèãîòîâëåíèÿ. … íå âèäíî íèêàêèõ îñîáåííûõ ïðèãîòîâëåíèé ê ñâàäüáå, êðîìå òîãî, ÷òî âåëåíî áûëî ïîïó íå îòëó÷àòüñÿ èç äåðåâíè íè ïîä êàêèì ïðåäëîãîì (2, 17).

ÎÑÎÁÛÉ, –ûå (1).
Ïðèìåòû. «Ïðèìåòû Âëàäèìèðà Äóáðîâñêîãî, ñîñòàâëåííûå ïî ñêàçêàì áûâøèõ åãî äâîðîâûõ ëþäåé. Îò ðîäó 23 ãîäà,  ðîñòà ñåðåäíåãî, ëèöîì ÷èñò, áîðîäó áðååò, ãëàçà èìååò êàðèå, âîëîñû ðóñûå, íîñ ïðÿìîé. Ïðèìåòû îñîáûå: òàêîâûõ íå îêàçàëîñü» (2, 9).

ÎÑÒÀËÜÍÎÉ, –àÿ, –ûå (3).
Äåíüãè. 2, 11.
Äåðåâíÿ. Äóáðîâñêèé ñ ðàññòðîåííûì ñîñòîÿíèåì ïðèíóæäåí áûë âûéòè â îòñòàâêó è ïîñåëèòüñÿ â îñòàëüíîé ñâîåé äåðåâíå (1, 1).
Æèçíü. 2, 19.

ÎÑÒÅÐÂÅÍÅËÛÉ, –ûå (1).
Ñîëäàòû. … ðàçáîéíèêè <…> ñòàëè ñ òîïîðàìè â ðóêàõ çàùèùàòü âàë, íà êîòîðûé ëåçëè îñòåðâåíåëûå ñîëäàòû òîâàðèùåé (2, 19).

ÎÑÒÐÛÉ, –àÿ (1).
Øóòêà. Ïðè ñåé îñòðîé øóòêå èñïðàâíèê çàõîõîòàë, à Øàáàøêèí è ïðî÷èå ÷ëåíû åìó ïîñëåäîâàëè (1, 5).

ÎÒÂÀÆÍÛÉ, –ûå (1).
Çëîäåè. … èìÿ Äóáðîâñêîãî áûëî âî âñåõ óñòàõ, âñå áûëè óâåðåíû, ÷òî îí, à íå êòî äðóãîé, ïðåäâîäèòåëüñòâîâàë îòâàæíûìè çëîäåÿìè (1, 7).

ÎÒÂÐÀÒÈÒÅËÜÍÛÉ (1).
Îí. ; Ïîêàçàëñÿ îòâðàòèòåëüíûì. Ìàðüÿ Êèðèëîâíà <…> ïîáåæàëà â ñâîþ êîìíàòó, çàïåðëàñü è äàëà âîëþ ñâîèì ñëåçàì, âîîáðàæàÿ ñåáÿ æåíîþ ñòàðîãî êíÿçÿ; îí âäðóã ïîêàçàëñÿ åé îòâðàòèòåëüíûì è íåíàâèñòíûì… (2, 14).

ÎÒÄÀËÅÍÍÛÉ, –àÿ (1).
Ãóáåðíèÿ. «Âû ðàçáîãàòåëè ïîä ìîèì íà÷àëüñòâîì, êàæäûé èç âàñ èìååò âèä, ñ êîòîðûì áåçîïàñíî ìîæåò ïðîáðàòüñÿ â êàêóþ-íèáóäü îòäàëåííóþ ãóáåðíèþ è òàì ïðîâåñòè îñòàëüíóþ æèçíü â ÷åñòíûõ òðóäàõ è â èçîáèëèè (2, 19).

ÎÒÅ×ÅÑÊÈÉ (1).
Äîì. – Äà, ÿ òîò íåñ÷àñòíûé, êîòîðîãî âàø îòåö ëèøèë êóñêà õëåáà, âûãíàë èç îòå÷åñêîãî äîìà è ïîñëàë ãðàáèòü íà áîëüøèõ äîðîãàõ (2, 12).

ÎÒÊÐÛÒÛÉ, –àÿ, –îå, –ûå (6).
Äâåðè. «Òîãî è ãëÿäè, âîðû âîéäóò â îòêðûòûå äâåðè èëè âëåçóò â îêíî, à åãî, áåñòèþ, è ïóøêàìè íå äîáóäèøüñÿ» (2, 10). // 1, 2.
Êíèãà. 2, 19.
Îêîøêî. Ìàðüÿ Êèðèëîâíà ñèäåëà â ñâîåé êîìíàòå, âûøèâàÿ â ïÿëüöàõ, ïåðåä îòêðûòûì îêîøêîì (2, 14).
Ìàéîð. 2, 13.
Ìåñòî. 1, 3.

ÎÒÑÒÀÂÍÎÉ (2).
Ãåíåðàë-àíøåô. 1, 1.
Ïîðó÷èê. Ñåé Äóáðîâñêèé, îòñòàâíîé ïîðó÷èê ãâàðäèè, áûë åìó áëèæàéøèì ñîñåäîì è âëàäåë ñåìèäåñÿòüþ* äóøàìè (1, 1).

ÎÒÚÅÇÆÈÉ, –åå (1).
Ïîëå. Ðàç â íà÷àëå îñåíè Êèðèëà Ïåòðîâè÷ ñîáèðàëñÿ â îòúåçæåå ïîëå (1, 1).

ÎÕËÀÄÅËÛÉ, –îå (1).
Òåëî. Íå îõëàäåëîå. Îí ëåæàë â êðåñëàõ, íà êîòîðûå ïåðåíåñ åãî Âëàäèìèð; ïðàâàÿ ðóêà åãî âèñåëà äî ïîëó, ãîëîâà îïóùåíà áûëà íà ãðóäü, íå áûëî óæ è ïðèçíàêà æèçíè ñ ñåì òåëå, åùå íå îõëàäåëîì, íî óæå îáåçîáðàæåííîì êîí÷èíîþ (1, 4).

ÎÕÐÈÏËÛÉ (1).
Ãîëîñ. Èñïðàâíèê, âûñîêèé è òîëñòûé ìóæ÷èíà <…> ïðîèçíåñ îõðèïëûì ãîëîñîì: «Èòàê, ÿ âàì ïîâòîðÿþ òî, ÷òî óæå ñêàçàë: ïî ðåøåíèþ óåçäíîãî ñóäà îòíûíå ïðèíàäëåæèòå âû Êèðèëó Ïåòðîâè÷ó Òðîåêóðîâó, êîåãî ëèöî ïðåäñòàâëÿåò çäåñü ã. Øàáàøêèí» (1, 5).

ÎÕÎÒÍÈ×ÈÉ, –üè (1).
Ñïîðû. Îòðîäó íå âûåçæàë îí íà îõîòó áåç Äóáðîâñêîãî, îïûòíîãî è òîíêîãî öåíèòåëÿ ïñîâûõ äîñòîèíñòâ è áåçîøèáî÷íîãî ðåøèòåëÿ âñåâîçìîæíûõ îõîòíè÷üèõ ñïîðîâ (1, 1).

Ï

ÏÀÏÅÍÜÊÈÍ, –î (1).
Çäîðîâüå. «Ãîñóäàðü òû íàø, Âëàäèìèð Àíäðååâè÷, – ÿ, òâîÿ ñòàðàÿ íÿíüêà, ðåøèëàñü òåáå äîëîæèòü î çäîðîâüå ïàïåíüêèíîì» (1, 3).

ÏÀÑÌÓÐÍÛÉ (1).
Àíòîí Ïàôíóòüè÷. ; Ïàñìóðåí.  Îäèí òîëüêî ÷åëîâåê íå ó÷àñòâîâàë â îáùåé ðàäîñòè: Àíòîí Ïàôíóòüè÷ ñèäåë ïàñìóðåí è ìîë÷àëèâ íà ñâîåì ìåñòå, åë ðàññåÿííî è êàçàëñÿ ÷ðåçâû÷àéíî áåñïîêîåí (2, 10).

ÏÅÄÀÍÒÈ×ÅÑÊÈÉ (1).
Çíàòîê. [Êíÿçü] ãîâîðèë î êàðòèíàõ íå íà óñëîâëåííîì ÿçûêå ïåäàíòè÷åñêîãî çíàòîêà, íî ñ ÷óâñòâîì è âîîáðàæåíèåì (2, 13).

ÏÅÐÂÛÉ, –àÿ, –îå (7).
Âîïðîñ. 1, 1.
Ãîðîä. –  ïåðâîì ãîðîäå îáúÿâèòå, ÷òî âû áûëè îãðàáëåíû Äóáðîâñêèì. Âàì ïîâåðÿò è äàäóò íóæíûå ñâèäåòåëüñòâà (2, 11).
Ìèíóòà. 1, 1.
Ìîëîäîñòü. 1, 8.
Ïîäâèã. – Âñ¸ êîí÷åíî. ß åìó ïðîñòèë. Ïîñëóøàéòå, âû ñïàñëè åãî. Ïåðâûé ìîé êðîâàâûé ïîäâèã äîëæåí áûë ñâåðøèòüñÿ íàä íèì (2, 12). 
Ïðåïÿòñòâèå. 2, 12.
Ñëó÷àé. Íà ïåðâûé ñëó÷àé. 2, 9.

ÏÅÐÅÄÎÂÎÉ, –ûå (1).
Ñòðàæè. Äîøåäøè äî äâóõ ñîñåí, ñòîÿùèõ ïåðåäîâûìè ñòðàæàìè ðîùè, îí [Ìèòÿ] îñòàíîâèëñÿ, îãëÿíóëñÿ âî âñå ñòîðîíû, ñâèñòíóë ñâèñòîì ïðîíçèòåëüíûì è îòðûâèñòî è ñòàë ñëóøàòü; 2, 17).

ÏÅÕÎÒÍÛÉ, —ûå (1).
Ïîëêè. Åãîðîâíà óâèäåëà íåîáõîäèìîñòü óâåäîìèòü îáî âñåì ìîëîäîãî Äóáðîâñêîãî, ñëóæèâøåãî â îäíîì èç ãâàðäåéñêèõ ïåõîòíûõ ïîëêîâ è íàõîäÿùåãîñÿ â òî âðåìÿ â Ïåòåðáóðãå (1, 3).

ÏÅ×ÀËÜÍÛÉ, –àÿ, –ûå (8).
Âèäåíèÿ. 2, 16.
Ãîëîñ. – Áëàãîäàðþ âàñ, – ñêàçàë îí åé òèõèì è ïå÷àëüíûì ãîëîñîì, – ÷òî âû íå îòêàçàëè ìíå â ìîåé ïðîñüáå (2, 12). 2, 15.
Äîì. 1, 6.
Æèçíü. 2, 12.
Îáðÿä. Ïå÷àëüíûé îáðÿä êîí÷èëñÿ (1, 5).
Ïðåä÷óâñòâèÿ. 1, 3.
Ðàçìûøëåíèÿ. 1, 6.

ÏÅØÈÉ (1).
Ïðèêàç÷èê. ; Ïåø.  Ñìîòðþ: âå÷åðîì ìîé ïðèêàç÷èê âîçâðàùàåòñÿ, áëåäåí, îáîðâàí è ïåø – ÿ òàê è àõíóëà (2, 9).

ÏÈÑÊËÈÂÛÉ (1).
Ãîëîñ. «Áàòþøêà òû íàø, – ñêàçàëà îíà ïèñêëèâûì ãîëîñîì, – ïîãóáèøü òû ñâîþ ãîëîâóøêó! Êèðèëà Ïåòðîâè÷ ñúåñò íàñ» (1, 4).

ÏËÎÕÎÉ, –î (2).
Çäîðîâüå. ; Áûëî ïëîõî. Ïðîøëî íåñêîëüêî âðåìåíè, à çäîðîâüå áåäíîãî Äóáðîâñêîãî âñ¸ åùå áûëî ïëîõî (1, 3).
Îí. ; Ïëîõ. 1, 3.

ÏÎÁËÅÊËÛÉ, –ûå (1).
Ëèñòüÿ. Äîëãî ñèäåë îí íåïîäâèæíî íà òîì æå ìåñòå, âçèðàÿ íà òèõîå òå÷åíèå ðó÷üÿ, óíîñÿùåãî íåñêîëüêî ïîáëåêëûõ ëèñòüåâ è æèâî ïðåäñòàâëÿâøåãî åìó âåðíîå ïîäîáèå æèçíè – ïîäîáèå ñòîëü îáûêíîâåííîå (1, 5).

; ÏÎÁÎÃÀ×Å (1).
Ïîõîðîíû. Áóäóò ïîáîãà÷å. – Ñóåòà ñóåò, – ñêàçàë ñâÿùåííèê,– è Êèðèëó Ïåòðîâè÷ó îòïîþò âå÷íóþ ïàìÿòü, âñ¸ êàê íûíå è Àíäðåþ Ãàâðèëîâè÷ó, ðàçâå ïîõîðîíû áóäóò ïîáîãà÷å (1, 5).

ÏÎÂÅËÈÒÅËÜÍÛÉ (1).
Ãîëîñ. – Ëîøàäåé, – ñêàçàë îôèöåð ïîâåëèòåëüíûì ãîëîñîì (2, 11).

ÏÎÃÎÐÅËÛÉ, –àÿ, –îå, –ûå (3).
Æèòåëè. Íàêîíåö [ïîæàð] óíÿëñÿ, è ãðóäû óãëåé áåç ïëàìåíè ÿðêî ãîðåëè â òåìíîòå íî÷è, è îêîëî íèõ áðîäèëè ïîãîðåëûå æèòåëè Êèñòåíåâêè (1, 6).
Ñòðîåíèå. 2, 13.
Óñàäüáà. 2, 13. 

ÏÎÃÐÅÁÀËÜÍÛÉ, –ûå (1).
Ìîëèòâû. Âëàäèìèð è òðîå ñëóã ïîäíÿëè ãðîá. Ñâÿùåííèê ïîøåë âïåðåä, äüÿ÷îê ñîïðîâîæäàë åãî, âîñïåâàÿ ïîãðåáàëüíûå ìîëèòâû (1, 5).

ÏÎÄËÈÍÍÛÉ, –àÿ (3).
Êóï÷àÿ (3). Ñóä. îïð.

ÏÎÄÐÎÁÍÛÉ, –îå (1).
Îïèñàíèå. Êèðèëà Ïåòðîâè÷ ïîñëàë ãóáåðíàòîðó ïîäðîáíîå îïèñàíèå âñåìó ïðîèñøåñòâèþ, è íîâîå äåëî çàâÿçàëîñü (1, 7).

ÏÎÊÎÉÍÛÉ (5).
Èñïðàâíèê. 2, 9.
Ìóæ. … âõîäèò êî ìíå ÷åëîâåê ëåò 35-òè, ñìóãëûé, ÷åðíîâîëîñûé, â óñàõ, â áîðîäå, ñóùèé ïîðòðåò Êóëüíåâà,  ðåêîìåíäóåòñÿ ìíå êàê äðóã è ñîñëóæèâåö ïîêîéíîãî ìóæà Èâàíà Àíäðååâè÷à; (2, 9).
Îòåö (3). Ñóä. îïð.

ÏÎÊÐÎÂÑÊÈÉ, –èå (3).
Ìóæèêè. [Äóáðîâñêèé]  ïîñïåøèë â ðîùó è íàåõàë íà ïîêðîâñêèõ ìóæèêîâ, ñïîêîéíî âîðóþùèõ ó íåãî ëåñ (1, 1).
Ïîìåùèê. 1, 8.
Ïîíîìàðü. 1, 3.

ÏÎÊÓÏÍÎÉ, –îå (1).
Èìåíèå. Ñóä. îïð.

ÏÎËÍÛÉ, –àÿ, –îå; –à, –û (12).
Âîëÿ. 1, 1.
Äîì.  ; Ïîëîí ãîñòÿìè. 1, 1.
Êîíþøíè. ; Áûëè ïîëíû ëîøàäåé. Êîíþøíè ïîëíû áûëè äîðîæíûõ ëîøàäåé, äâîðû è ñàðàè çàãðîìîæäåíû ðàçíûìè ýêèïàæàìè (2, 9).
Ðàñïîðÿæåíèå. Ñóä. îïð.
Ñâîáîäà. Ïðàâäà, îí ìàëî çàíèìàëñÿ âîñïèòàíèåì ìàëåíüêîãî Ñàøè, äàâàë åìó ïîëíóþ ñâîáîäó ïîâåñíè÷àòü (2, 11).
Ñïðàâåäëèâîñòü. 2, 13.
Ñòîëîâàÿ. ; Áûëà ïîëíà.  1, 5.
Óäîâîëüñòâèå. 1, 2.
Öâåò.  ïîëíîì öâåòå. …åé [Ìàøå] áûëî 17 ëåò, è êðàñîòà åå áûëà â ïîëíîì öâåòå (1, 8).
Öåðêîâü. ; Áûëà ïîëíà. 1, 5.
Øêàòóëî÷êà. ; Ïîëíûì ïîëíà. 2, 9. Áûëà ïîëíà. Áûëà ïîëíà, à íûí÷å ñîâñåì îïóñòåëà! (2, 9).

ÏÎËÎÆÅÍÍÛÉ, –îå, –ûå (3).
Âðåìÿ. 1, 2.
Ñðîê. Ìåæäó òåì ïîëîæåííûé ñðîê ïðîøåë, è àïåëëÿöèÿ íå áûëà ïîäàíà (1, 4).
×àñû. 1, 1.

ÏÎËÎÑÊÀÒÅËÜÍÛÉ, –àÿ (1).
×àøêà. ;  äåâÿòü ÷àñîâ óòðà ãîñòè, íî÷åâàâøèå â Ïîêðîâñêîì, ñîáðàëèñÿ îäèí çà äðóãèì â ãîñòèíîé, ãäå êèïåë óæå ñàìîâàð, ïåðåä êîòîðûì â óòðåííåì ïëàòüå ñèäåëà Ìàðüÿ Êèðèëîâíà, à Êèðèëà Ïåòðîâè÷ â áàéêîâîì ñåðòóêå è â òóôëÿõ âûïèâàë ñâîþ øèðîêóþ ÷àøêó, ïîõîæóþ íà ïîëîñêàòåëüíóþ (2, 11).

ÏÎËÓÄÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
×åðòû. … ÷åðíîãëàçûé ìàëü÷èê, øàëóí ëåò äåâÿòè, íàïîìèíàþùèé ïîëóäåííûå ÷åðòû m-lle Ìèìè, âîñïèòûâàëñÿ ïðè íåì è ïðèçíàí áûë åãî ñûíîì (1, 8).

ÏÎËÓÎÁÃÎÐÅËÛÉ (1).
Êóçíåö. Ïîëóîáãîðåëûé êóçíåö ñ ñâîåé äîáû÷åé [êîøêîé] ïîëåç âíèç (1, 6).

ÏÎËÓÎÁÍÀÆÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
Äåðåâüÿ. ; Ïîëóîáíàæ¸ííûå îñåíüþ. … ðó÷ååê èçâèâàëñÿ ìîë÷à îêîëî äåðåâüåâ, ïîëóîáíàæåííûõ îñåíüþ (1, 5).

ÏÎÌÅÙÈ×ÈÉ, –üè (1).
Äîìà. Íåñêîëüêî òðîåê, íàïîëíåííûõ ðàçáîéíèêàìè, ðàçúåçæàëè äíåì ïî âñåé ãóáåðíèè, îñòàíàâëèâàëè ïóòåøåñòâåííèêîâ è ïî÷òó, ïðèåçæàëè â ñåëà, ãðàáèëè ïîìåùè÷üè äîìà è ïðåäàâàëè èõ îãíþ (1, 7).

ÏÎÌßÍÓÒÛÉ, –îå (4).
Âëàäåëåö. Ñóä. îïð.
Ãâàðäèè ïîðó÷èê. Ñóä. îïð.
Èìåíèå. Ñóä. îïð.
Ñåëüöî. Ñóä. îïð.

ÏÎÍÎØÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
Íàðÿäû. Áàðûíè ñåëè ÷èííûì ïîëóêðóãîì, îäåòûå ïî çàïîçäàëîé ìîäå, â ïîíîøåííûõ è äîðîãèõ íàðÿäàõ, âñå â æåì÷óãàõ è áðèëëèàíòàõ (2, 9).

ÏÎÐÎÆÍÈÉ, –ÿÿ (2).
Áî÷êà. Èçðåäêà âûâîäèëè ïðåä îêíà áàðñêîãî äîìà [ìåäâåäåé] è ïîäêàòûâàëè èì ïîðîæíþþ âèííóþ áî÷êó, óòûêàííóþ ãâîçäÿìè;  (1, 8).
Òðîéêà. 2, 11.

ÏÎÐßÄÎ×ÍÛÉ, –îå (1).
Ïîâåäåíèå. Ìàøà ïîêðàñíåëà è, îáðàòÿñü ê ó÷èòåëþ, ñêàçàëà åìó ïî-ôðàíöóçñêè, ÷òî îòåö åå íàäååòñÿ íà åãî ñêðîìíîñòü è ïîðÿäî÷íîå ïîâåäåíèå (1, 8).

ÏÎÑÀÆÅÍÛÉ, –àÿ (1).
Ìàòü. Ñ íåþ [Ìàðüåé Êèðèëîâíîé] ñåëà ïîñàæåíàÿ ìàòü è îäíà èç ñëóæàíîê (2, 18).

ÏÎÑËÅÄÍÈÉ, –ÿÿ, –åå, –èå (8).
Àíòîí Ïàôíóòüè÷. ; ßâèëñÿ ïîñëåäíèì. 2, 11.
Ìèíóòà. – ß æäàëà âàñ äî ïîñëåäíåé ìèíóòû… (2, 18).
Íàäåæäà. 1, 1.
Ïîêëîíåíèå. 1, 5.
Ïðîèñøåñòâèÿ. Òåïåðü ïîïðîñèì ó ÷èòàòåëÿ ïîçâîëåíèÿ îáúÿñíèòü ïîñëåäíèå ïðîèñøåñòâèÿ ïîâåñòè íàøåé ïðåäûäóùèìè îáñòîÿòåëüñòâàìè, êîè íå óñïåëè ìû åùå ðàññêàçàòü (2, 11). // 2, 19.
Ðàç. Â ïîñëåäíèé ðàç. Õîçÿèí Êèñòåíåâêè â ïîñëåäíèé ðàç ïåðåøåë çà ïîðîã ñâîåãî äîìà (1, 5). // 2, 9.

ÏÎÑÒÎÐÎÍÍÈÉ, –åå (1).
Ïðèòÿçàíèå. … âñÿêîå ïîñòîðîííåå ïðèòÿçàíèå íà ñèþ åãî ñîáñòâåííîñòü åñòü ÿáåäà è ìîøåííè÷åñòâî (1, 1).

ÏÎÒÀÅÍÍÛÉ, –àÿ (1).
Ñóìà. Äåôîðæ îñâåùàë äîðîãó ôîíàðåì, Àíòîí Ïàôíóòüè÷ øåë çà íèì äîâîëüíî áîäðî, ïðèæèìàÿ èçðåäêà ê ãðóäè ïîòàåííóþ ñóìó, äàáû óäîñòîâåðèòüñÿ, ÷òî äåíüãè åãî åùå ïðè íåì (2, 10).

ÏÎÕÎÄÍÛÉ, –àÿ (1).
Êðîâàòü. Â øàëàøå, èç êîòîðîãî âûøëà ñòàðóõà, çà ïåðåãîðîäêîþ ðàíåíûé Äóáðîâñêèé ëåæàë íà ïîõîäíîé êðîâàòè (2, 19).

ÏÎÕÎÐÎÍÍÛÉ (1).
Îáåä. Åãîðîâíà îò èìåíè åãî ïðèãëàñèëà ïîïà è âåñü ïðè÷åò öåðêîâíûé íà ïîõîðîííûé îáåä (1, 5).

ÏÎ×ÅÒÍÛÉ, –ûå (1).
Áîãîìîëüöû. Ñîáðàëîñü òàêîå ìíîæåñòâî ïî÷åòíûõ áîãîìîëüöåâ, ÷òî ïðîñòûå êðåñòüÿíå íå ìîãëè ïîìåñòèòüñÿ â öåðêâè è ñòîÿëè íà ïàïåðòè è â îãðàäå (2, 9).

ÏÎ×ÒÎÂÛÉ (1).
Òðàêò. Íà ñòàíöèè ** â äîìå ñìîòðèòåëÿ, î êîåì óæå ìû óïîìÿíóëè, ñèäåë â óãëó ïðîåçæèé ñ âèäîì ñìèðåííûì è òåðïåëèâûì, îáëè÷àþùèì ðàçíî÷èíöà èëè èíîñòðàíöà, ò. å. ÷åëîâåêà, íå èìåþùåãî ãîëîñà íà ïî÷òîâîì òðàêòå (2, 11).

ÏÐÀÂÈËÜÍÛÉ, –ûå (2).
Àëëåè. Ñòàðèííûé ñàä ñ åãî ñòðèæåíûìè ëèïàìè, ÷åòâåðîóãîëüíûì ïðóäîì è ïðàâèëüíûìè àëëåÿìè åìó íå ïîíðàâèëñÿ; (2, 13).
Öâåòíèêè. 1, 3.

ÏÐÀÂÛÉ1, –àÿ (1).
Ðóêà. Îí ëåæàë â êðåñëàõ, íà êîòîðûå ïåðåíåñ åãî Âëàäèìèð; ïðàâàÿ ðóêà åãî âèñåëà äî ïîëó, ãîëîâà îïóùåíà áûëà íà ãðóäü, íå áûëî óæ è ïðèçíàêà æèçíè ñ ñåì òåëå, åùå íå îõëàäåëîì, íî óæå îáåçîáðàæåííîì êîí÷èíîþ (1, 4).

ÏÐÀÂÛÉ2, –îå (1).
Äåëî. ; Ñåêðåòàðü ïîâòîðèë åìó [Äóáðîâñêîìó] ñâîå ïðèãëàøåíèå ïîäïèñàòü ñâîå ïîëíîå è ñîâåðøåííîå óäîâîëüñòâèå èëè ÿâíîå íåóäîâîëüñòâèå, åñëè ïà÷å ÷àÿíèÿ ÷óâñòâóåò ïî ñîâåñòè, ÷òî äåëî åãî åñòü ïðàâîå, è íàìåðåí â ïîëîæåííîå çàêîíàìè âðåìÿ ïðîñèòü ïî àïåëëÿöèè êóäà ñëåäóåò (1, 2).

ÏÐÅÄËÀÃÀÅÌÛÉ, –àÿ (1).
Áóìàãà. Ñåêðåòàðü óìîëêíóë, çàñåäàòåëü âñòàë è ñ íèçêèì ïîêëîíîì îáðàòèëñÿ ê Òðîåêóðîâó, ïðèãëàøàÿ åãî ïîäïèñàòü ïðåäëàãàåìóþ áóìàãó (1, 2).

ÏÐÅÄÛÄÓÙÈÉ, –èå (1).
Îáñòîÿòåëüñòâà. Òåïåðü ïîïðîñèì ó ÷èòàòåëÿ ïîçâîëåíèÿ îáúÿñíèòü ïîñëåäíèå ïðîèñøåñòâèÿ ïîâåñòè íàøåé ïðåäûäóùèìè îáñòîÿòåëüñòâàìè, êîè íå óñïåëè ìû åùå ðàññêàçàòü (2, 11).

ÏÐÅÆÍÈÉ, –ÿÿ, –åå, –èå (4).
Áåñ÷óâñòâåííîñòü. … îíè âûøëè èç öåðêâè, íà ïàïåðòè òîëïèëèñü êðåñòüÿíå èç Ïîêðîâñêîãî. Âçîð åå áûñòðî èõ îáåæàë è ñíîâà îêàçàë ïðåæíþþ áåñ÷óâñòâåííîñòü (2, 18).
Çàíÿòèÿ. 1, 3.
Ìåñòî. [Ïèñüìî] áûëî ïèñàíî èì è çàêëþ÷àëî òîëüêî ñëåäóþùèå ñëîâà: «Âå÷åðîì â 10 ÷àñ. íà ïðåæíåì ìåñòå» (2, 14).
Ïîêóï÷èê. Ñóä. îïð.

ÏÐÅÊÐÀÑÍÛÉ, –îå (2).
Ãîëîñ. Ìàøà èìåëà ïðåêðàñíûé ãîëîñ è áîëüøèå ìóçûêàëüíûå ñïîñîáíîñòè; (1, 8).
Çàâåäåíèå. 1, 1.

ÏÐÅËÅÑÒÍÛÉ (1).
Âèä. Êíÿçü ïîäâåë ãîñòåé ê îêíó, è èì îòêðûëñÿ ïðåëåñòíûé âèä (2, 13).

ÏÐÅÌÈËÎÑÒÈÂÛÉ (1).
Ãîñóäàðü. «Ãîñóäàðü ìîé ïðåìèëîñòèâûé, ß äî òåõ ïîð íå íàìåðåí åõàòü â Ïîêðîâñêîå, ïîêà íå âûøëåòå Âû ìíå ïñàðÿ Ïàðàìîøêó ñ ïîâèííîþ» (1, 1).

ÏÐÅÑÒÓÏÍÛÉ, –îå (1).
Íåáðåæåíèå. Âëàäèìèð óïðåêàë ñåáÿ â ïðåñòóïíîì íåáðåæåíèè (1, 3).

ÏÐÈÂÅÒËÈÂÛÉ, –îå (1).
Ñëîâî. Ñóäüè, íàäåÿâøèåñÿ íà åãî [Òðîåêóðîâà] áëàãîäàðíîñòü, íå óäîñòîèëèñü ïîëó÷èòü îò íåãî íè åäèíîãî ïðèâåòëèâîãî ñëîâà (1, 2).

ÏÐÈÅÇÆÈÉ, –èå (1).
Ñîñåäè. Ñìåðêàëîñü, ïîäàëè ñâå÷è, Êèðèëà Ïåòðîâè÷ ñåë èãðàòü â áîñòîí ñ ïðèåçæèìè ñîñåäÿìè (2, 12).

ÏÐÈËÈ×ÍÛÉ, –îå (2).
Îáðàç. 2, 9.
Ñîäåðæàíèå. … îòåö íå ùàäèë íè÷åãî äëÿ ïðèëè÷íîãî åãî ñîäåðæàíèÿ, è ìîëîäîé ÷åëîâåê ïîëó÷àë èç äîìó áîëåå, íåæåëè äîëæåí áûë îæèäàòü (1, 3).

ÏÐÈÍÓÆÄÅÍÍÛÉ, –î (1).
Îáðàùåíèå. ; Áûëî ïðèíóæäåííî. Ìåæäó òåì îáðàùåíèå åå ñî ñòàðûì æåíèõîì áûëî õîëîäíî è ïðèíóæäåííî (2, 16).

ÏÐÈÑÓÒÑÒÂÅÍÍÛÉ, –îå (1).
Ìåñòî. Ñóä. îïð.

ÏÐÈÒÂÎÐÍÛÉ, –îå (1).
Õîëîäíîêðîâèå. «Ïîçâîëüòå óçíàòü, ÷òî ýòî çíà÷èò», – ñïðîñèë îí [Âëàäèìèð] ñ ïðèòâîðíûì õîëîäíîêðîâèåì ó âåñåëîãî èñïðàâíèêà (1, 5).

ÏÐÈÒÎÐÍÛÉ, –ûå (1).
Èçúÿñíåíèÿ. Îí [êíÿçü] íå ñòàë äîêó÷àòü åå ïðèòîðíûìè èçúÿñíåíèÿìè è ñìåøíûìè âîñòîðãàìè, ñëîâà åãî áûëè ïðîñòû è íå òðåáîâàëè îòâåòîâ (2, 18).

ÏÐÈßÒÍÛÉ, –àÿ, –îå, –ûå; –à (5).
Âîñïîìèíàíèÿ. 2, 10.
Âïå÷àòëåíèå. 1, 1.
Íàðóæíîñòü. ; Áûëà ïðèÿòíà.  Íåñìîòðÿ íà òî íàðóæíîñòü åãî áûëà ïðèÿòíà, çàìå÷àòåëüíà, à ïðèâû÷êà áûòü âñåãäà â îáùåñòâå ïðèäàâàëà åìó íåêîòîðóþ ëþáåçíîñòü, îñîáåííî ñ æåíùèíàìè (2, 13). //  1, 8.
Ïàìÿòü. Ìàìçåëü Ìèìè îñòàâèëà ïî ñåáå ïàìÿòü äîâîëüíî ïðèÿòíóþ (1, 8).

ÏÐÎÂÈÍÖÈÀËÜÍÛÉ (4).
Ñåêðåòàðü (4). Ñóä. îïð.

ÏÐÎÄÀÆÍÛÉ, –àÿ
Ñîâåñòü. Àíäðåé Ãàâðèëîâè÷ <…> âñåãäà ïåðâûé òðóíèë íàä ïðîäàæíîé ñîâåñòüþ ÷åðíèëüíîãî ïëåìåíè (1, 1).

ÏÐÎÄÎËÆÈÒÅËÜÍÛÉ, –ûå (2).
Ïèðû. Âñåãäàøíèå çàíÿòèÿ Òðîåêóðîâà ñîñòîÿëè â ðàçúåçäàõ îêîëî ïðîñòðàííûõ åãî âëàäåíèé, â ïðîäîëæèòåëüíûõ ïèðàõ è â ïðîêàçàõ (1, 1).
Ñâèñò. 2, 17.

ÏÐÎÊËßÒÛÉ (2).
Áàñóðìàí. 2, 10.
Äóáðîâñêèé. «Òóò íåò íèêàêîãî ñîìíåíèÿ. Îíà ñîõðàíèëà ñíîøåíèÿ ñ ïðîêëÿòûì Äóáðîâñêèì (2, 17).

ÏÐÎÑÅËÎ×ÍÛÉ, –àÿ, –ûå (2).
Äîðîãà. Òàêèì îáðàçîì ïðîåõàëè îíè îêîëî äåñÿòè âåðñò, ëîøàäè íåñëèñü áûñòðî ïî êî÷êàì ïðîñåëî÷íîé äîðîãè, è êàðåòà ïî÷òè íå êà÷àëàñü íà ñâîèõ àíãëèéñêèõ ðåññîðàõ (2, 18). Äîðîãè. 1, 3)

ÏÐÎÑÒÎÉ, –àÿ, –îå, –ûå (4).
Âäîâà. Âñå âçîðû îáðàòèëèñü íà Àííó Ñàâèøíó Ãëîáîâó, äîâîëüíî ïðîñòóþ âäîâó, âñåìè ëþáèìóþ çà äîáðûé è âåñåëûé íðàâ (2, 9).
Êðåñòüÿíå. 2, 9.
Îáðàùåíèå. 1, 8.
Ñëîâà. ; Áûëè ïðîñòû. Îí [êíÿçü] íå ñòàë äîêó÷àòü åå ïðèòîðíûìè èçúÿñíåíèÿìè è ñìåøíûìè âîñòîðãàìè, ñëîâà åãî áûëè ïðîñòû è íå òðåáîâàëè îòâåòîâ (2, 18).

ÏÐÎÑÒÐÀÍÍÛÉ (1).
Ïàðê. Ïðîñòðàííûé ïàðê îêðóæàë äîì ñî âñåõ ñòîðîí (2, 13).

ÏÐÎÒÈÂÓÏÎËÎÆÍÛÉ*, –ûå (2).
Óãîë. 1, 8.
×óâñòâà. Âñêîðå çàâèäåë îí äîìèê Àíäðåÿ Ãàâðèëîâè÷à, è ïðîòèâóïîëîæíûå* ÷óâñòâà íàïîëíèëè äóøó åãî (1, 4).

ÏÐÎØËÛÉ (1).
Âòîðíèê. – À ÷òî ñëûøíî ïðî Äóáðîâñêîãî? ãäå åãî âèäåëè â ïîñëåäíèé ðàç? – Ó ìåíÿ, Êèðèëà Ïåòðîâè÷, – ïðîïèùàë òîëñòûé äàìñêèé ãîëîñ, – â ïðîøëûé âòîðíèê îáåäàë îí ó ìåíÿ… (2, 9).

ÏÐÎÙÀËÜÍÛÉ (1).
Çàâòðàê. Ïîñëå ÷àþ è ïðîùàëüíîãî çàâòðàêà ïðî÷èå ãîñòè íà÷àëè ðàçúåçæàòüñÿ, âñêîðå Ïîêðîâñêîå îïóñòåëî, è âñ¸ âîøëî â îáûêíîâåííûé ïîðÿäîê (2, 11).

ÏÐßÌÎÉ (2).
Íîñ. – Ïîçäðàâëÿþ, ã-í èñïðàâíèê. Àé äà áóìàãà! ïî ýòèì ïðèìåòàì íåìóäðåíî áóäåò âàì îòûñêàòü Äóáðîâñêîãî. Äà êòî æ íå ñðåäíåãî ðîñòà, ó êîãî íå ðóñûå âîëîñû, íå ïðÿìîé íîñ, äà íå êàðèå ãëàçà!  (2, 9). //  ; 2, 9.

ÏÑÀÐÍÛÉ (3).
Äâîð (3). Õîçÿèí è ãîñòè ïîøëè íà ïñàðíûé äâîð, ãäå áîëåå ïÿòèñîò ãîí÷èõ è áîðçûõ æèëè â äîâîëüñòâå è òåïëå (1, 1). // 2, 13. 

ÏÑÎÂÛÉ, –ûå (1).
Äîñòîèíñòâà. Îòðîäó íå âûåçæàë îí íà îõîòó áåç Äóáðîâñêîãî, îïûòíîãî è òîíêîãî öåíèòåëÿ ïñîâûõ äîñòîèíñòâ è áåçîøèáî÷íîãî ðåøèòåëÿ âñåâîçìîæíûõ îõîòíè÷üèõ ñïîðîâ (1, 1).

ÏÓÑÒÎÉ, –àÿ; –à (4).
Êîìíàòà. Ïðîãëàäàâøåãîñÿ* ìåäâåäÿ çàïðóò, áûâàëî, â ïóñòîé êîìíàòå, ïðèâÿçàâ åãî âåðåâêîþ çà êîëüöî, ââèí÷åííîå â ñòåíó (1, 8).
Øêàòóëêà (2). ; Áûëà ïóñòà. 2, 10.
Öåðêîâü. Îíè âìåñòå âîøëè â õîëîäíóþ, ïóñòóþ öåðêîâü; (2, 18).

ÏÓÑÒÛÍÍÛÉ, –àÿ (1).
Æèçíü. Îíà îïèñûâàëà åìó ñâîþ ïóñòûííóþ æèçíü, õîçÿéñòâåííûå çàíÿòèÿ, ñ íåæíîñòèþ ñåòîâàëà íà ðàçëóêó è ïðèçûâàëà åãî äîìîé, â îáúÿòèÿ äîáðîé ïîäðóãè; (1, 6).

ÏÓÕËÛÉ, –îå (1).
Ëèöî. … íà äðóãîé äåíü óòðîì íà ïîðîæíåé òðîéêå [ÿìùèê] îòïðàâèëñÿ âîñâîÿñè – áåç áðè÷êè è áåç ÷åìîäàíà, ñ ïóõëûì ëèöîì è êðàñíûìè ãëàçàìè (2, 11).

ÏÛËÀÞÙÈÉ, –èå (1).
Óñòà. Îí ñõâàòèë åå ðóêó è ïðèæàë ê ïûëàþùèì óñòàì (2, 12).

ÏÛËÊÈÉ, –àÿ (2).
Ìå÷òàòåëüíèöà. 2, 9.
Íðàâ. … îí ïðèâûê äàâàòü ïîëíóþ âîëþ âñåì ïîðûâàì ïûëêîãî ñâîåãî íðàâà è âñåì çàòåÿì äîâîëüíî îãðàíè÷åííîãî óìà (1, 1).

ÏÜßÍÛÉ (3).
Ëþäè. ;1 Íàïèâøèñü ïüÿíû. 1, 7.
Òû [Àðõèï]. ; Ïüÿí. – Òû ïüÿí, áðîñü òîïîð, ïîäè âûñïèñü. – ß ïüÿí? Áàòþøêà Âëàäèìèð Àíäðååâè÷, áîã ñâèäåòåëü, íè åäèíîé êàïëè âî ðòó íå áûëî (1, 6).
ß [Àðõèï]. ; Ïüÿí.  Òàì æå.

ÏßÒÈÃËÀÂÛÉ, –àÿ (1).
Öåðêîâü. … íàä ãóñòîþ çåëåíüþ ðîùè âîçâûøàëàñü çåëåíàÿ êðîâëÿ è áåëüâåäåð îãðîìíîãî êàìåííîãî äîìà, íà äðóãîì ïÿòèãëàâàÿ öåðêîâü è ñòàðèííàÿ êîëîêîëüíÿ; (1, 3).

ÐÀÂÍÎÄÓØÍÛÉ, –î (2).
Âèä. 2, 12.
Îíî (ñåðäöå). ; Íå áûëî ðàâíîäóøíî. [Ìàðüÿ Êèðèëîâíà]  íà÷èíàëà ïîíèìàòü ñîáñòâåííîå ñåðäöå è ïðèçíàâàëàñü, ñ íåâîëüíîé äîñàäîþ, ÷òî îíî íå áûëî ðàâíîäóøíî ê äîñòîèíñòâàì ìîëîäîãî ôðàíöóçà (2, 12).

ÐÀÂÍÛÉ, –î  (1).
Âñ¸. Âñ¸ ðàâíî.– Ñóåòà ñóåò, – ñêàçàë ñâÿùåííèê,– è Êèðèëó Ïåòðîâè÷ó îòïîþò âå÷íóþ ïàìÿòü, âñ¸ êàê íûíå è Àíäðåþ Ãàâðèëîâè÷ó, ðàçâå ïîõîðîíû áóäóò ïîáîãà÷å äà ãîñòåé ñîçîâóò ïîáîëüøå, à áîãó* íå âñ¸ ëè ðàâíî! (1, 5).

ÐÀÄ, –û (1).
Ñîñåäè. ; Ðàäû áûëè óãîæäàòü. Ñîñåäè ðàäû áûëè óãîæäàòü ìàëåéøèì åãî ïðèõîòÿì; (1, 1).

ÐÀÇÂÐÀÒÍÛÉ (1).
Ñòàðèê. – Ñîáåðèòåñü ñ âñåìè ñèëàìè äóøè, óìîëÿéòå îòöà, áðîñüòåñü ê åãî íîãàì, ïðåäñòàâüòå åìó âåñü óæàñ áóäóùåãî, âàøó ìîëîäîñòü, óâÿäàþùóþ áëèç õèëîãî è ðàçâðàòíîãî ñòàðèêà (2, 15).

ÐÀÇËÈ×ÍÛÉ, –îå, –ûå (2).
Äîãàäêè è ïðåäïîëîæåíèÿ. Íà äðóãîé äåíü âåñòü î ïîæàðå ðàçíåñëàñü ïî âñåìó îêîëîòêó. Âñå òîëêîâàëè î íåì ñ ðàçëè÷íûìè äîãàäêàìè è ïðåäïîëîæåíèÿìè (1, 7).
Ñîäåðæàíèå. 2, 13.

ÐÀÇÚßÐÅÍÍÛÉ (1).
Çâåðü. Áåäíûé ãîñòü, <….> ïðèíóæäåí áûë èíîãäà öåëûõ òðè ÷àñà ñòîÿòü ïðèæàâøèñü ê ñòåíå è âèäåòü, êàê ðàçúÿðåííûé çâåðü â äâóõ øàãàõ îò íåãî ðåâåë, ïðûãàë, ñòàíîâèëñÿ íà äûáû, ðâàëñÿ è ñèëèëñÿ äî íåãî äîòÿíóòüñÿ (1, 8).

ÐÀÍÅÍÛÉ, –ûå (2).
Äóáðîâñêèé. Â øàëàøå, èç êîòîðîãî âûøëà ñòàðóõà, çà ïåðåãîðîäêîþ ðàíåíûé Äóáðîâñêèé ëåæàë íà ïîõîäíîé êðîâàòè (2, 19).
Òîâàðèùè. 2, 19.

ÐÀÍÍÈÉ, –èå (1).
Ñïîñîáíîñòè. … îíà ðàäîâàëàñü åãî [Âëàäèìèðà] ðàííèì ñïîñîáíîñòÿì è ïðåäâèäåëà äëÿ íåãî ñ÷àñòëèâóþ è áëåñòÿùóþ áóäóùíîñòü (1, 6).

ÐÀÑÑÒÐÎÅÍÍÛÉ, –îå (2).
Îí (Àíòîí Ïàôíóòüè÷). ; Êàçàëñÿ ðàññòðîåí. 2, 11.
Ñîñòîÿíèå. Äóáðîâñêèé ñ ðàññòðîåííûì ñîñòîÿíèåì ïðèíóæäåí áûë âûéòè â îòñòàâêó è ïîñåëèòüñÿ â îñòàëüíîé ñâîåé äåðåâíå (1, 1).

; ÐÀÑÒÎÐÎÏÍÅÅ
[Òû (èñïðàâíèê)]  Áóäü ðàñòîðîïíåå. … íå ñ òâîèì ïðîâîðñòâîì, áðàòåö, ïîéìàòü Äóáðîâñêîãî, åñëè óæ ýòî Äóáðîâñêèé. Îòïðàâëÿéñÿ-êà âîñâîÿñè äà âïåðåä áóäü ðàñòîðîïíåå (2, 12).

ÐÀÑÒÎ×ÈÒÅËÜÍÛÉ (1).
Îí [Âëàäèìèð Äóáðîâñêèé]. ; Áóäó÷è ðàñòî÷èòåëåí.  Áóäó÷è ðàñòî÷èòåëåí è ÷åñòîëþáèâ, îí ïîçâîëÿë ñåáå ðîñêîøíûå ïðèõîòè, èãðàë â êàðòû è âõîäèë â äîëãè, íå çàáîòÿñü î áóäóùåì è ïðåäâèäÿ ñåáå ðàíî èëè ïîçäíî áîãàòóþ íåâåñòó, ìå÷òó áåäíîé ìîëîäîñòè (1, 3).

ÐÀÑÕÎÄÍÛÉ, –àÿ (1).
Êíèãà. Èòàê, îòîäðàâ ëèñò îò ðàñõîäíîé êíèãè, îíà ïðîäèêòîâàëà ïîâàðó Õàðèòîíó, åäèíñòâåííîìó êèñòåíåâñêîìó ãðàìîòåþ, ïèñüìî, êîòîðîå â òîò æå äåíü è îòîñëàëà â ãîðîä íà ïî÷òó (1, 3).

ÐÅÇÂÛÉ (1).
Âîñïèòàííèê. [Äåôîðæ] ñïîêîéíî ñèäåë íà ñâîåì ìåñòå è äåëàë íðàâñòâåííûå çàìå÷àíèÿ ðåçâîìó ñâîåìó âîñïèòàííèêó (2, 9).

ÐÅÊÎÌÅÍÄÀÒÅËÜÍÛÉ, –îå (1).
Ïèñüìî. – Âàø ïàøïîðò… õîðîøî. Ïèñüìî ðåêîìåíäàòåëüíîå, ïîñìîòðèì. Ñâèäåòåëüñòâî î ðîæäåíèè, ïðåêðàñíî. Íó âîò æå âàì âàøè äåíüãè, îòïðàâëÿéòåñü íàçàä. Ïðîùàéòå (2, 11).

ÐÅØÈÒÅËÜÍÛÉ, –àÿ, –îå (2).
Îáúÿâëåíèå. Ìàøà äåíü îòî äíÿ îòëàãàëà ðåøèòåëüíîå îáúÿâëåíèå (2, 16).
Ìèíóòà. 2, 16.

ÐÎÁÊÈÉ, –àÿ, –îå (2).
Âíèìàòåëüíîñòü. Âñå ëþáèëè ìîëîäîãî ó÷èòåëÿ, Êèðèëà Ïåòðîâè÷ – çà åãî ñìåëîå ïðîâîðñòâî íà îõîòå, Ìàðüÿ Êèðèëîâíà – çà íåîãðàíè÷åííîå óñåðäèå è ðîáêóþ âíèìàòåëüíîñòü, Ñàøà – çà ñíèñõîäèòåëüíîñòü ê åãî øàëîñòÿì, äîìàøíèå – çà äîáðîòó è çà ùåäðîñòü, ïî-âèäèìîìó íåñîâìåñòíóþ ñ åãî ñîñòîÿíèåì (2, 11).
Ñòàäî. … áàðûøíè ñòåñíèëèñü ìåæäó ñîáîþ, êàê ðîáêîå ñòàäî êîçî÷åê, è âûáðàëè ñåáå ìåñòà îäíà ïîäëå äðóãîé (2, 9).

ÐÎÌÀÍÈ×ÅÑÊÈÉ (1).
Ãåðîé. Âñå ñëóøàëè ìîë÷à ðàññêàç Àííû Ñàâèøíû, îñîáåííî áàðûøíè. Ìíîãèå èç íèõ âòàéíå åìó äîáðîæåëàòåëüñòâîâàëè, âèäÿ â íåì ãåðîÿ ðîìàíè÷åñêîãî (2, 9).

ÐÎÌÀÍÒÈ×ÅÑÊÈÉ (1).
Ãåðîé. – Íå ïðàâäà ëè, Ìàðüÿ Êèðèëîâíà, ÷òî áûëî áû ëþáîïûòíî ïîçíàêîìèòüñÿ ïîêîðî÷å ñ ýòèì ðîìàíòè÷åñêèì ãåðîåì? (2, 13).

ÐÎÒÍÛÉ, –ûå
Êîìàíäèðû. Òðîåêóðîâ òîðæåñòâîâàë è ïðè êàæäîé âåñòè î íîâîì ãðàáèòåëüñòâå Äóáðîâñêîãî ðàññûïàëñÿ â íàñìåøêàõ íàñ÷åò ãóáåðíàòîðà, èñïðàâíèêîâ è ðîòíûõ êîìàíäèðîâ, îò êîèõ Äóáðîâñêèé óõîäèë âñåãäà íåâðåäèìî (1, 7).

ÐÎÑÊÎØÍÛÉ, –ûå (1).
Ïðèõîòè. Áóäó÷è ðàñòî÷èòåëåí è ÷åñòîëþáèâ, îí ïîçâîëÿë ñåáå ðîñêîøíûå ïðèõîòè, èãðàë â êàðòû è âõîäèë â äîëãè, íå çàáîòÿñü î áóäóùåì è ïðåäâèäÿ ñåáå ðàíî èëè ïîçäíî áîãàòóþ íåâåñòó, ìå÷òó áåäíîé ìîëîäîñòè (1, 3).

ÐÓÊÎÏÀØÍÛÉ
Áîé. Ðóêîïàøíûé áîé çàâÿçàëñÿ, ñîëäàòû óæå áûëè íà âàëó, ðàçáîéíèêè íà÷àëè óñòóïàòü, íî Äóáðîâñêèé, ïîäîøåä ê îôèöåðó, ïðèñòàâèë åìó ïèñòîëåò êî ãðóäè è âûñòðåëèë, îôèöåð ãðÿíóëñÿ íàâçíè÷ü (2, 19).

ÐÓÑÑÊÈÉ, –îå (5).
Áàðèí. Íåñêîëüêî ëåò òîìó íàçàä â îäíîì èç ñâîèõ ïîìåñòèé æèë ñòàðèííûé ðóññêèé áàðèí, Êèðèëà Ïåòðîâè÷ Òðîåêóðîâ (1, 1). // 1, 8.
Ãëàãîë. 2, 10.
Îáûêíîâåíèå. … ðàçáîéíèêè îòîáåäàëè, îäèí ïîñëå äðóãîãî âñòàâàë è ìîëèëñÿ áîãó*, íåêîòîðûå ðàçîøëèñü ïî øàëàøàì, à äðóãèå ðàçáðåëèñü ïî ëåñó èëè ïðèëåãëè ñîñíóòü ïî ðóññêîìó îáûêíîâåíèþ (2, 19).
ßçûê. 2, 10.

ÐÓÑÛÉ, –ûå (2).
Âîëîñû. – Ïîçäðàâëÿþ, ã-í èñïðàâíèê. Àé äà áóìàãà! ïî ýòèì ïðèìåòàì íåìóäðåíî áóäåò âàì îòûñêàòü Äóáðîâñêîãî. Äà êòî æ íå ñðåäíåãî ðîñòà, ó êîãî íå ðóñûå âîëîñû, íå ïðÿìîé íîñ, äà íå êàðèå ãëàçà!  (2, 9).//  ; 2, 9.

ÐÛÁÀ×ÈÉ, –è (1).
Ëîäêè. Âîëãà ïðîòåêàëà ïåðåä îêíàìè, ïî íåé øëè íàãðóæåííûå áàðêè ïîä íàòÿíóòûìè ïàðóñàìè è ìåëüêàëè ðûáà÷üè ëîäêè, ñòîëü âûðàçèòåëüíî ïðîçâàííûå äóøåãóáêàìè (2, 13).

ÐÛÁÍÛÉ, –ûå (1).
Ëîâëè. Ñóä. îïð.

ÐÛÆÈÉ, –àÿ, –èå (6).
Áåñòèÿ. – Àõ òû, ðûæàÿ áåñòèÿ, – ãîâîðèë ñàäîâíèê,– äà êàê òû ñìååøü áèòü ìàëåíüêîãî áàðèíà… (2, 17).
Âîëîñû. 2, 17.
Çàÿö. 2, 17.
Ìàëü÷èê (3).  – ß äâîðîâûé ÷åëîâåê ãîñïîä Äóáðîâñêèõ,– îòâå÷àë ðûæèé ìàëü÷èê (2, 17).

ÐßÁÎÉ, –îå (1).
Ëèöî. Àíòîí Ïàôíóòüè÷ Ñïèöûí, òîëñòûé ìóæ÷èíà ëåò 50-òè ñ êðóãëûì è ðÿáûì ëèöîì, óêðàøåííûì òðîéíûì ïîäáîðîäêîì, ââàëèëñÿ â ñòîëîâóþ, êëàíÿÿñü, óëûáàÿñü è óæå ñîáèðàÿñü èçâèíèòüñÿ… (2, 9).

Ñ

ÑÂÅÆÈÉ, –àÿ (2).
Ðîçãà. – Ñòåïàí, ñòóïàé-êà äà ñðåæü ìíå õîðîøåíüêóþ, ñâåæóþ áåðåçîâóþ ðîçãó… (2, 17).
ßìà. Òàì ïîêîèëîñü òåëî Âëàäèìèðîâîé ìàòåðè; òàì ïîäëå ìîãèëû åå íàêàíóíå âûðûòà áûëà ñâåæàÿ ÿìà (1, 5).

ÑÂÅÒÑÊÈÉ (1).
×åëîâåê. Ìàðüÿ Êèðèëîâíà ñ óäîâîëüñòâèåì ñëóøàëà ëüñòèâûå è âåñåëûå ïðèâåòñòâèÿ ñâåòñêîãî ÷åëîâåêà (2, 13).

ÑÂÎÁÎÄÍÛÉ, –û (3).
Âû (2). ; Ñâîáîäíû. Âäðóã ðàçäàëèñü êðèêè ïîãîíè, êàðåòà îñòàíîâèëàñü, òîëïà âîîðóæåííûõ ëþäåé îêðóæèëà åå, è ÷åëîâåê â ïîëóìàñêå, îòâîðèâ äâåðöû ñî ñòîðîíû, ãäå ñèäåëà ìîëîäàÿ êíÿãèíÿ, ñêàçàë åé: «Âû ñâîáîäíû, âûõîäèòå» (2, 18).
Äîðîãè. Ñòàëè ñâîáîäíû. 2, 19.

ÑÂÎÅÍÐÀÂÍÛÉ (1).
Áàðèí. … ÿ ñëûõàë î íåì [Òðîåêóðîâå] ìàëî äîáðîãî. Ñêàçûâàþò, ÷òî îí áàðèí ãîðäûé è ñâîåíðàâíûé, æåñòîêèé â îáðàùåíèè ñî ñâîèìè äîìàøíèìè (2, 11).

ÑÂÎÉÑÒÂÅÍÍÛÉ, –îå, –ûå (2).
Ðóêîäåëèÿ. ; Ñâîéñòâåííûå [æåíñêîìó] ïîëó.  îäíîì èç ôëèãåëåé åãî äîìà æèëè øåñòíàäöàòü ãîðíè÷íûõ, çàíèìàÿñü ðóêîäåëèÿìè, ñâîéñòâåííûìè èõ ïîëó (1, 1).
Ñâîåîáðàçèå. 1, 8.

ÑÂßÙÅÍÍÛÉ, –à (2).
Âîëÿ. ; Ñâÿùåííà. – ß íå òðîíó åãî, âîëÿ âàøà äëÿ ìåíÿ ñâÿùåííà (2, 15).
Äîì. ; Ñâÿùåí.  2, 12.

ÑÅËÜÑÊÈÉ, –èå (1).
Æèòåëè. Âî âñ¸ ýòî âðåìÿ Äóáðîâñêèé íå îòëó÷àëñÿ èç Ïîêðîâñêîãî, íî ñëóõ î ðàçáîÿõ åãî íå óòèõàë áëàãîäàðÿ èçîáðåòàòåëüíîìó âîîáðàæåíèþ ñåëüñêèõ æèòåëåé (2, 11).

ÑÅÌÅÉÍÛÉ (1).
Áûò. Íî â íà÷àëå ñëåäóþùåãî ëåòà ïðîèçîøëî ìíîãî ïåðåìåí â ñåìåéíîì áûòó Êèðèëà Ïåòðîâè÷à (2, 13).

ÑÅÌÅÉÑÒÂÅÍÍÛÉ, –àÿ, –îå (2).
Æèçíü. [Âëàäèìèð Äóáðîâñêèé] òåì áîëåå ëþáèë ñåìåéñòâåííóþ æèçíü, ÷åì ìåíåå óñïåë íàñëàäèòüñÿ åå òèõèìè ðàäîñòÿìè (1, 3).
Ñ÷àñòüå. 1, 6.

ÑÅÍÍÎÉ, –ûå (1).
Ïîêîñû. Ñóä. îïð.

ÑÅÐÄÈÒÛÉ, –àÿ (2).
Äóáðîâñêèé. ; Áûë ñåðäèò.  Äóáðîâñêèé áûë îòìåííî ñåðäèò (1, 1).
Ñóïðóãà. 2, 11.

ÑÅÐÅÁÐßÍÛÉ (1).
Òóàëåò. Çåìëÿíêà óñòëàíà è îáâåøàíà áûëà áîãàòûìè êîâðàìè, â óãëó íàõîäèëñÿ æåíñêèé ñåðåáðÿíûé òóàëåò è òðþìî (2, 19).

ÑÅÐÅÄÍÈÉ (1).
Ðîñò. «Ïðèìåòû Âëàäèìèðà Äóáðîâñêîãî, ñîñòàâëåííûå ïî ñêàçêàì áûâøèõ åãî äâîðîâûõ ëþäåé. Îò ðîäó 23 ãîäà,  ðîñòà ñåðåäíåãî, ëèöîì ÷èñò, áîðîäó áðååò, ãëàçà èìååò êàðèå, âîëîñû ðóñûå, íîñ ïðÿìîé. Ïðèìåòû îñîáûå: òàêîâûõ íå îêàçàëîñü» (2, 9).

ÑÅÐÅÍÜÊÈÉ (1).
Äîìèê. Âëàäèìèð óâèäåë áåðåçîâóþ ðîùó è âëåâî íà îòêðûòîì ìåñòå ñåðåíüêèé äîìèê ñ êðàñíîé êðîâëåþ; (1, 3).

; ÑÈËÜÍÅÅ (1).
Îí. Áûë ñèëüíåå åãî. Ìàëü÷èøêà ñèëèëñÿ îò íåãî îòäåëàòüñÿ. Îí áûë, ïî-âèäèìîìó, äâóìÿ ãîäàìè ñòàðåå Ñàøè è ãîðàçäî åãî ñèëüíåå, íî Ñàøà áûë óâåðòëèâåå (2, 17).

ÑÈËÜÍÛÉ, –àÿ, –îå, –ûå (8).
Âîëíåíèÿ (äóøè). Íî Äóáðîâñêèé óæå åå íå ñëûøàë, áîëü ðàíû è ñèëüíûå âîëíåíèÿ äóøè ëèøèëè åãî ñèëû (2, 18).
Äâèæåíèå (÷óâñòâ). 1, 6.
Äóõ. 1, 6.
Ïîäîçðåíèÿ. Íà Äóáðîâñêîì ëåæàëè ñèëüíûå ïîäîçðåíèÿ (1, 7).
Ïîêðîâèòåëüñòâî. 1, 1.
Ïîòðÿñåíèå. 1, 3.
Ðóêà. Íî â ýòî âðåìÿ ñèëüíàÿ ðóêà âöåïèëàñü â åãî ðûæèå è ùåòèíèñòûå âîëîñû, è ñàäîâíèê Ñòåïàí ïðèïîäíÿë åãî íà ïîë-àðøèíà îò çåìëè… (2, 17). Ðóêè. 2, 18.

ÑÊÂÅÐÍÛÉ (2).
Ìàëü÷èê (2).  … ÿ ñáåãàë è ïîëîæèë êîëüöî, à ýòîò ñêâåðíûé ìàëü÷èê… (2, 17).

ÑÊÎÐÛÉ, –îå
Ðàçðóøåíèå. Âëàäèìèð ïðåäâèäåë åãî [çäîðîâüÿ] ñêîðîå ðàçðóøåíèå è íå îòõîäèë îò ñòàðèêà, âïàäøåãî â ñîâåðøåííîå äåòñòâî (1, 4).

ÑÊÐÎÌÍÛÉ (1).
Ôðàíöóç. Ïðîøëî îêîëî ìåñÿöà îò åãî âñòóïëåíèÿ â çâàíèå ó÷èòåëüñêîå äî äîñòîïàìÿòíîãî ïðàçäíåñòâà, è íèêòî íå ïîäîçðåâàë, ÷òî â ñêðîìíîì ìîëîäîì ôðàíöóçå òàèëñÿ ãðîçíûé ðàçáîéíèê, êîåãî èìÿ íàâîäèëî óæàñ íà âñåõ îêðåñòíûõ âëàäåëüöåâ (2, 11).

ÑËÀÁÛÉ, –àÿ (2).
Ãîëîñ. – Çäðàâñòâóé, Âîëîäüêà! –ñêàçàë îí ñëàáûì ãîëîñîì, è Âëàäèìèð ñ æàðîì îáíÿë îòöà ñâîåãî (1, 3).
Íàðóæíîñòü. 2, 17.

ÑËÀÂÍÛÉ, –àÿ (3).
Âåñòü. – Ñëàâíàÿ âåñòü, – ñêàçàë åìó Êèðèëà Ïåòðîâè÷,– ÿ ïîéìàë Äóáðîâñêîãî (2, 17).
Ðàçáîéíèê. 2, 13.
Ñìåðòü. – Ìèøà ïðèêàçàë äîëãî æèòü, – îòâå÷àë Êèðèëà Ïåòðîâè÷. – Óìåð ñëàâíîþ ñìåðòüþ, îò ðóêè íåïðèÿòåëÿ (2, 9).

ÑËÅÄÓÞÙÈÉ, –åå, –èå (2).
Ëåòî. 2, 13.
Ñëîâà. [Ïèñüìî] áûëî ïèñàíî èì [Äóáðîâñêèì] è çàêëþ÷àëî òîëüêî ñëåäóþùèå ñëîâà: «Âå÷åðîì â 10 ÷àñ. íà ïðåæíåì ìåñòå» (2, 14).
Óòðî. 2, 10.

ÑËÎÆÍÛÉ, –îå (1).
Îáúÿñíåíèå. Îí ïîïûòàëñÿ áûëî æàëîâàòüñÿ íà òî Äåôîðæó, íî çíàíèÿ åãî âî ôðàíöóçñêîì ÿçûêå áûëè ñëèøêîì îãðàíè÷åíû äëÿ ñòîëü ñëîæíîãî îáúÿñíåíèÿ; (2, 10).

ÑËÓ×ÀÉÍÛÉ, –îå (1).
Ïðåïÿòñòâèå. Ìîæåò áûòü, îíà íå áûëà åùå âëþáëåíà, íî ïðè ïåðâîì ñëó÷àéíîì ïðåïÿòñòâèè èëè íåçàïíîì ãîíåíèè ñóäüáû ïëàìÿ ñòðàñòè äîëæíî áûëî âñïûõíóòü â åå ñåðäöå (2, 12).

ÑÌÅËÛÉ, –îå (1).
Ïðîâîðñòâî. Âñå ëþáèëè ìîëîäîãî ó÷èòåëÿ, Êèðèëà Ïåòðîâè÷ – çà åãî ñìåëîå ïðîâîðñòâî íà îõîòå, Ìàðüÿ Êèðèëîâíà – çà íåîãðàíè÷åííîå óñåðäèå è ðîáêóþ âíèìàòåëüíîñòü, Ñàøà – çà ñíèñõîäèòåëüíîñòü ê åãî øàëîñòÿì, äîìàøíèå – çà äîáðîòó è çà ùåäðîñòü, ïî-âèäèìîìó íåñîâìåñòíóþ ñ åãî ñîñòîÿíèåì (2, 11).

ÑÌÅÐÒÍÛÉ, –àÿ (2).
Áëåäíîñòü. Ìàøà îñòîëáåíåëà, ñìåðòíàÿ áëåäíîñòü ïîêðûëà åå ëèöî (2, 14).
Ïðèãîâîð. 2, 16.

ÑÌÅØÍÛÉ, –ûå
Âîñòîðãè. Îí [êíÿçü] íå ñòàë äîêó÷àòü åå ïðèòîðíûìè èçúÿñíåíèÿìè è ñìåøíûìè âîñòîðãàìè, ñëîâà åãî áûëè ïðîñòû è íå òðåáîâàëè îòâåòîâ (2, 18).

ÑÌÈÐÅÍÍÛÉ (1).
Âèä. Íà ñòàíöèè ** â äîìå ñìîòðèòåëÿ, î êîåì óæå ìû óïîìÿíóëè, ñèäåë â óãëó ïðîåçæèé ñ âèäîì ñìèðåííûì è òåðïåëèâûì, îáëè÷àþùèì ðàçíî÷èíöà èëè èíîñòðàíöà, ò. å. ÷åëîâåêà, íå èìåþùåãî ãîëîñà íà ïî÷òîâîì òðàêòå (2, 11).

ÑÌÓÃËÛÉ (1).
×åëîâåê. ; … âõîäèò êî ìíå ÷åëîâåê ëåò 35-òè, ñìóãëûé, ÷åðíîâîëîñûé, â óñàõ, â áîðîäå, ñóùèé ïîðòðåò Êóëüíåâà,  ðåêîìåíäóåòñÿ ìíå êàê äðóã è ñîñëóæèâåö ïîêîéíîãî ìóæà Èâàíà Àíäðååâè÷à; (2, 9).

ÑÌÓÙÅÍÍÛÉ, –àÿ (1).
Äâîðíÿ. «Íó, ðåáÿòà, ïðîùàéòå, – ñêàçàë îí [êóçíåö] ñìóùåííîé äâîðíå, – ìíå çäåñü äåëàòü íå÷åãî» (1, 6).

ÑÌÈÐÅÍÍÛÉ, –îå (1).
Ñîñòîÿíèå. Òðîåêóðîâ, íàäìåííûé â ñíîøåíèÿõ ñ ëþäüìè ñàìîãî âûñøåãî çâàíèÿ, óâàæàë Äóáðîâñêîãî íåñìîòðÿ íà åãî ñìèðåííîå ñîñòîÿíèå (1, 1).

ÑÎÁÀ×ÈÉ, –üÿ (3).
Àòìîñôåðà. Íî êíÿçü ÷óòü íå çàäîõñÿ â ñîáà÷üåé àòìîñôåðå è ñïåøèë âûéòè âîí, çàæèìàÿ íîñ ïëàòêîì, îïðûñêàííûì äóõàìè (2, 13).
Ñûí. 1, 8.
ßçûê. 1.

ÑÎÁÑÒÂÅÍÍÛÉ, –îå (1).
Ñåðäöå. [Ìàðüÿ Êèðèëîâíà]  íà÷èíàëà ïîíèìàòü ñîáñòâåííîå ñåðäöå è ïðèçíàâàëàñü, ñ íåâîëüíîé äîñàäîþ, ÷òî îíî íå áûëî ðàâíîäóøíî ê äîñòîèíñòâàì ìîëîäîãî ôðàíöóçà (2, 12).

ÑÎÂÅÐØÅÍÍÛÉ, –àÿ, –îå (11).
Áåøåíñòâî. 1, 8.
Äåòñòâî. Âëàäèìèð ïðåäâèäåë åãî [çäîðîâüÿ] ñêîðîå ðàçðóøåíèå è íå îòõîäèë îò ñòàðèêà, âïàäøåãî â ñîâåðøåííîå äåòñòâî (1, 4).
Ìàëîëåòñòâî. Ñóä. îïð.
Íåâåæäà. 1, 2.
Ïîâàðèõà.  íàçâ. Îòåö åå, íèêîãäà íå ÷èòàâøèé íè÷åãî, êðîìå «Ñîâåðøåííîé ïîâàðèõè», íå ìîã ðóêîâîäñòâîâàòü åå â âûáîðå êíèã (1, 8).
Ðàññòðîéñòâî. 2, 19.
Óäîâîëüñòâèå (4). – Êàê, âàøå ïðåâîñõîäèòåëüñòâî, áóìàãè åãî ñãîðåëè! ÷åãî æ âàì ëó÷øå? – â òàêîì ñëó÷àå èçâîëüòå äåéñòâîâàòü ïî çàêîíàì, è áåç âñÿêîãî ñîìíåíèÿ ïîëó÷èòå âàøå ñîâåðøåííîå óäîâîëüñòâèå (1, 1). //  1, 2 –2.

ÑÎÃËÀÑÍÛÉ, –û (5).
Âû. ; Ñîãëàñíû. 2, 11.
Îíà (3). ; Ñîãëàñíà. Êíÿçü ê íåé [Ìàøå] ïîäîøåë, âçÿë åå ðóêó è ñ âèäîì òðîíóòûì ñïðîñèë: ñîãëàñíà ëè îíà ñäåëàòü åãî ñ÷àñòèå (2, 14).
Òû [Ìàøà]. ; Áûëà ñîãëàñíà (2, 16).

ÑÏÅÑÈÂÛÉ (1).
Êèðèëà Ïåòðîâè÷. ; Ñïåñèâ.  – Áîëüíî ñïåñèâ Êèðèëà Ïåòðîâè÷! à íåáîñü ïîäæàë õâîñò, êîãäà Ãðèøêà ìîé çàêðè÷àë åìó: Âîí, ñòàðûé ïåñ! äîëîé ñî äâîðà! (1, 5).

ÑÏÎÐÍÛÉ, –îå, –ûå (7).
Èìåíèå.  Äóáðîâñêèé ïîëó÷èë ÷åðåç ãîðîäîâóþ ïîëèöèþ ïðèãëàøåíèå ÿâèòüñÿ ê ** çåìñêîìó ñóäüå äëÿ âûñëóøàíèÿ ðåøåíèÿ îíîãî ïî äåëó ñïîðíîãî èìåíèÿ (1, 1). // Ñóä. îïð. – 5. Èìåíèÿ. Ñóä. îïð.

ÑÏÐÀÂÅÄËÈÂÛÉ, –ûå (1).
Çàìå÷àíèÿ. Îí ðàñõàæèâàë ïî ïñàðíå, îêðóæåííûé ñâîèìè ãîñòÿìè è ñîïðîâîæäàåìûé Òèìîøêîé è ãëàâíûìè ïñàðÿìè; îñòàíàâëèâàëñÿ ïðåä íåêîòîðûìè êîíóðàìè, òî ðàññïðàøèâàÿ î çäîðîâèè* áîëüíûõ, òî äåëàÿ çàìå÷àíèÿ áîëåå èëè ìåíåå ñòðîãèå è ñïðàâåäëèâûå, òî ïîäçûâàÿ ê ñåáå çíàêîìûõ ñîáàê è ëàñêîâî ñ íèìè ðàçãîâàðèâàÿ (1, 1).

ÑÐÅÄÍÈÉ (1).
Ðîñò. – Ïîçäðàâëÿþ, ã-í èñïðàâíèê. Àé äà áóìàãà! ïî ýòèì ïðèìåòàì íåìóäðåíî áóäåò âàì îòûñêàòü Äóáðîâñêîãî. Äà êòî æ íå ñðåäíåãî ðîñòà, ó êîãî íå ðóñûå âîëîñû, íå ïðÿìîé íîñ, äà íå êàðèå ãëàçà!  (2, 9).

; ÑÒÀÐÅÅ (2).
Îí. Êàçàëñÿ ñòàðåå. Êíÿçþ áûëî îêîëî 50-òè ëåò, íî îí êàçàëñÿ ãîðàçäî ñòàðåå (2, 13). Áûë ñòàðåå Ñàøè. Ìàëü÷èøêà ñèëèëñÿ îò íåãî îòäåëàòüñÿ. Îí áûë, ïî-âèäèìîìó, äâóìÿ ãîäàìè ñòàðåå Ñàøè è ãîðàçäî åãî ñèëüíåå, íî Ñàøà áûë óâåðòëèâåå (2, 17).

ÑÒÀÐÈÍÍÛÉ, –àÿ, –ûå (5).
Áàðèí. Íåñêîëüêî ëåò òîìó íàçàä â îäíîì èç ñâîèõ ïîìåñòèé æèë ñòàðèííûé ðóññêèé áàðèí, Êèðèëà Ïåòðîâè÷ Òðîåêóðîâ (1, 1).
Äâîðÿíèí. 1, 1.
Êîëîêîëüíÿ. 1, 3.
Ïðèÿòåëè. 1, 1.
Ñàä. Ñòàðèííûé ñàä ñ åãî ñòðèæåíûìè ëèïàìè, ÷åòâåðîóãîëüíûì ïðóäîì è ïðàâèëüíûìè àëëåÿìè åìó íå ïîíðàâèëñÿ; (2, 13).

ÑÒÀÐÎÆÈËÛÉ, –ûå (1).
Ëþäè. Ñóä. îïð.

ÑÒÀÐÛÉ, –àÿ, –ûå (18).
Áàðèí. «Íå íàäîáíî ëåêàðÿ, áàòþøêà ñêîí÷àëñÿ». Ñäåëàëîñü ñìÿòåíèå. Ëþäè áðîñèëèñü â êîìíàòó ñòàðîãî áàðèíà (1, 4). // 1, 3.
Âîëîêèòà. 2, 13.
Äóá. 2, 17.
Æåíèõ. 2, 16.
Êíÿçü (2).  Ìàðüÿ Êèðèëîâíà <…> ïîáåæàëà â ñâîþ êîìíàòó, çàïåðëàñü è äàëà âîëþ ñâîèì ñëåçàì, âîîáðàæàÿ ñåáÿ æåíîþ ñòàðîãî êíÿçÿ; (2, 14).
Êó÷åð (2). Òðîíóòûé ïðåäàííîñòüþ ñòàðîãî êó÷åðà, Äóáðîâñêèé çàìîë÷àë è ïðåäàëñÿ ñíîâà ðàçìûøëåíèÿì (1, 3).
Ëèïû. 1, 5.
Ìóæ. 2, 15.
Íÿíüêà. 1, 3.
Ïåñ. – Áîëüíî ñïåñèâ Êèðèëà Ïåòðîâè÷! à íåáîñü ïîäæàë õâîñò, êîãäà Ãðèøêà ìîé çàêðè÷àë åìó: «Âîí, ñòàðûé ïåñ! äîëîé ñî äâîðà!» (1, 5).
Ïåñíÿ. Êàðàóëüùèê <…> ñåë íà ïóøêó âåðõîì è çàïåë âî âñ¸ ãîðëî ìåëàíõîëè÷åñêóþ ñòàðóþ ïåñíþ (2, 19).
Ñîñåä. 1, 4.
Òîâàðèù.  Êèðèëà Ïåòðîâè÷, îòðîäó íå óäîñòîèâàâøèé íèêîãî ñâîèì ïîñåùåíèåì, çàåçæàë çàïðîñòî â äîìèøêî ñâîåãî ñòàðîãî òîâàðèùà (1, 1). // 1, 4.
Õîëîñòÿê. 2, 13. 

ÑÒÎËÎÂÛÉ, –ûå (1).
×àñû. Ñòîëîâûå ÷àñû ïðîáèëè òðåòüþ ÷åòâåðòü ñåäüìîãî, è Ìàðüÿ Êèðèëîâíà òèõîíüêî âûøëà íà êðûëüöî (2, 12).

ÑÒÎÐÎÍÍÈÉ, –èå (1).
Ëþäè. Ñóä. îïð.

ÑÒÐÀÍÍÛÉ, –îå, –ûå (5).
Âèä. 2, 18.
Ìîë÷àíèå. Õîòÿ íåêîòîðûé êîâøèê íåñêîëüêî ðàç ïåðåõîäèë èç ðóê â ðóêè, ñòðàííîå ìîë÷àíèå öàðñòâîâàëî â ñåé òîëïå (2, 19).
Ïðîáóæäåíèå. Ñòðàííîå ãîòîâèëîñü åìó [Àíòîíó Ïàôíóòüè÷ó] ïðîáóæäåíèå (2, 10).
Ñëîã. 1, 1.
×óâñòâà. 1, 5.

ÑÒÐÀØÍÛÉ, –ûå; –î (3).
Çâåðü. 1, 8.
Ëèöî. ; Áûëî ñòðàøíî.  Ìîëîäîé Äóáðîâñêèé ñòàë ó êëèðîñà; îí íå ïëàêàë è íå ìîëèëñÿ, íî ëèöî åãî áûëî ñòðàøíî (1, 5).
Ìûñëè. 1, 6.

ÑÒÐÈÆÅÍÛÉ, –ûå (1).
Ëèïû. Ñòàðèííûé ñàä ñ åãî ñòðèæåíûìè ëèïàìè, ÷åòâåðîóãîëüíûì ïðóäîì è ïðàâèëüíûìè àëëåÿìè åìó íå ïîíðàâèëñÿ; (2, 13).

ÑÒÐÎÃÈÉ, –àÿ, –îå, –èå (3).
Çàìå÷àíèÿ. 1, 1.
Ïðèêàçàíèå. 2, 17.
Ïðèñòîéíîñòü. Îí ñ ñâîåé ñòîðîíû íå âûõîäèë èç ïðåäåëîâ ïî÷òåíèÿ è ñòðîãîé ïðèñòîéíîñòè è òåì óñïîêîèâàë åå ãîðäîñòü è áîÿçëèâûå ñîìíåíèÿ (2, 12).

ÑÒÐÎÉÍÛÉ (1).
Ñòàí. Îí òèõî îáíÿë ñòðîéíûé åå ñòàí è òèõî ïðèâëåê åå ê ñâîåìó ñåðäöó (2, 15).

ÑÓÅÒËÈÂÛÉ (1).
Âèä. Èñïðàâíèê â äîðîæíîì ïëàòüå, âîîðóæåííûé ñ íîã äî ãîëîâû, îòâå÷àë èì ñ âèäîì òàèíñòâåííûì è ñóåòëèâûì (2, 12).

ÑÓÐÎÂÛÉ, –îå (1).
Îáðàùåíèå. Îòåö ëþáèë åå äî áåçóìèÿ, íî îáõîäèëñÿ ñ íåþ ñî ñâîéñòâåííûì åìó ñâîåíðàâèåì, òî ñòàðàÿñü óãîæäàòü ìàëåéøèì åå ïðèõîòÿì, òî ïóãàÿ åå ñóðîâûì, à èíîãäà è æåñòîêèì îáðàùåíèåì (1, 8).

ÑÓÙÈÉ, –àÿ (2).
Ïîðòðåò. … âõîäèò êî ìíå ÷åëîâåê ëåò 35-òè, ñìóãëûé, ÷åðíîâîëîñûé, â óñàõ, â áîðîäå, ñóùèé ïîðòðåò Êóëüíåâà,  ðåêîìåíäóåòñÿ ìíå êàê äðóã è ñîñëóæèâåö ïîêîéíîãî ìóæà Èâàíà Àíäðååâè÷à; (2, 9).
Ïðàâäà. 2, 9.

; Ñ×ÀÑÒËÈÂÅÅ (1).
ß [ôðàíöóç]. Áóäó ñ÷àñòëèâåå äðóãèõ. – Áûòü ìîæåò, ÿ áóäó ñ÷àñòëèâåå äðóãèõ (2, 11).

Ñ×ÀÑÒËÈÂÛÉ, –àÿ; –û (5).
Áóäóùíîñòü. … îíà ðàäîâàëàñü åãî [Âëàäèìèðà] ðàííèì ñïîñîáíîñòÿì è ïðåäâèäåëà äëÿ íåãî ñ÷àñòëèâóþ è áëåñòÿùóþ áóäóùíîñòü (1, 6).
Äåòè. ; Áóäüòå ñ÷àñòëèâû. Íó, äåòè, ïîöåëóéòåñü è áóäüòå ñ÷àñòëèâû (2, 14). // 1, 6.
Ñïîñîáíîñòü. 2, 9.
ß. [Âëàäèìèð Äóáðîâñêèé]. ; Ñ÷àñòëèâûé ìûñëüþ. 2, 12.

Ò

ÒÀÈÍÑÒÂÅÍÍÛÉ, –àÿ, –ûå (3).
Âèä. Èñïðàâíèê â äîðîæíîì ïëàòüå, âîîðóæåííûé ñ íîã äî ãîëîâû, îòâå÷àë èì ñ âèäîì òàèíñòâåííûì è ñóåòëèâûì (2, 12).
Íàäïèñü. 2, 13.
Óæàñû. 2, 9.

ÒÀÉÍÛÉ, –ûå (2).
Çíàêè. Ìàðüÿ Êèðèëîâíà âçãëÿíóëà íà äâîð è óâèäåëà ìàëåíüêîãî Ñàøó, äåëàþùåãî åé òàéíûå çíàêè (2, 17).
Íàìåðåíèÿ. 2, 11.

ÒÀÌÎØÍÈÉ, –èå (2).
Äâîðÿíå. 1, 1.
Ïîëèòèêè. Ïðèåçä Òðîåêóðîâà è ïðèåì, åìó îêàçàííûé, áûëè óæå èçâåñòíû âñåìó îêîëîòêó, è òàìîøíèå ïîëèòèêè ïðåäâåùàëè âàæíûå îíîìó ïîñëåäñòâèÿ (1, 5).

ÒÅËÅÑÍÛÉ, –ûå (1).
Ìó÷åíèÿ. Îí âîîáðàæàë îòöà, îñòàâëåííîãî â ãëóõîé äåðåâíå, íà ðóêàõ ãëóïîé ñòàðóõè è äâîðíè, óãðîæàåìîãî êàêèì-òî áåäñòâèåì è óãàñàþùåãî áåç ïîìîùè â ìó÷åíèÿõ òåëåñíûõ è äóøåâíûõ (1, 3).

ÒÅÌÍÛÉ, –àÿ, –îå, –ûå; –à (4).
Êîðèäîðû. … ïðèçâàâ åãî îäíàæäû óòðîì, ïîâåë îí [Òðîåêóðîâ] åãî ñ ñîáîþ òåìíûìè êîðèäîðàìè; (1, 8).
Íåáî. 2, 16.
Íî÷ü. ; Áûëà òåìíà. Íî÷ü áûëà òåìíà, íåáî ïîêðûòî òó÷àìè, â äâóõ øàãàõ îò ñåáÿ íåëüçÿ áûëî íè÷åãî âèäåòü (2, 12). ; Áûëà òåìíàÿ. 2, 10.

ÒÅÐÏÅËÈÂÛÉ (1).
Âèä. Íà ñòàíöèè ** â äîìå ñìîòðèòåëÿ, î êîåì óæå ìû óïîìÿíóëè, ñèäåë â óãëó ïðîåçæèé ñ âèäîì ñìèðåííûì è òåðïåëèâûì, îáëè÷àþùèì ðàçíî÷èíöà èëè èíîñòðàíöà, ò. å. ÷åëîâåêà, íå èìåþùåãî ãîëîñà íà ïî÷òîâîì òðàêòå (2, 11).

ÒÈÒÓËßÐÍÛÉ (3).
Ñîâåòíèê (3). Ñóä. îïð.

ÒÈÕÈÉ, –îå, –èå; –à (5).
Ãîëîñ. – ß âñ¸ çíàþ, – ñêàçàë îí [Äóáðîâñêèé] åé òèõèì è ïå÷àëüíûì ãîëîñîì (2, 15). // 2, 12.
Íî÷ü. ; Áûëà òèõà. Ëóíà ñèÿëà, èþëüñêàÿ íî÷ü áûëà òèõà (2, 15).
Ðàäîñòè. 1, 3.
Òå÷åíèå. 1, 5.

ÒÎËÑÒÛÉ (3).
Ãîëîñ. 2, 9.
Ìóæ÷èíà. Àíòîí Ïàôíóòüè÷ Ñïèöûí, òîëñòûé ìóæ÷èíà ëåò 50-òè ñ êðóãëûì è ðÿáûì ëèöîì, óêðàøåííûì òðîéíûì ïîäáîðîäêîì, ââàëèëñÿ â ñòîëîâóþ, êëàíÿÿñü, óëûáàÿñü è óæå ñîáèðàÿñü èçâèíèòüñÿ… (2, 9).1, 5.

ÒÎÍÊÈÉ (3).
Ãîëîñ. «Êòî ñòîðîæà?» – ñïðîñèë Äóáðîâñêèé. «Ìû, áàòþøêà, – îòâå÷àë òîíêèé ãîëîñ, – Âàñèëèñà äà Ëóêåðüÿ» (1, 6).
Ñîí. 2, 16.
Öåíèòåëü. 1, 1.

ÒÎÐÆÅÑÒÂÓÞÙÈÉ (1).
Òðîåêóðîâ. Ñåêðåòàðü óìîëêíóë, çàñåäàòåëü âñòàë è ñ íèçêèì ïîêëîíîì îáðàòèëñÿ ê Òðîåêóðîâó, ïðèãëàøàÿ åãî ïîäïèñàòü ïðåäëàãàåìóþ áóìàãó, è òîðæåñòâóþùèé Òðîåêóðîâ, âçÿâ îò íåãî ïåðî, ïîäïèñàë ïîä ðåøåíèåì ñóäà ñîâåðøåííîå ñâîå óäîâîëüñòâèå (1, 2).

ÒÎÐÎÏËÈÂÛÉ, –àÿ (1).
Áëàãîäàðíîñòü. Îíà [êîøêà] ïîíÿëà åãî íàìåðåíèå è ñ âèäîì òîðîïëèâîé áëàãîäàðíîñòè óöåïèëàñü çà åãî ðóêàâ (1, 6).

ÒÎÙÈÉ, –åå (1).
Äîêàçàòåëüñòâî. [ áðè÷êå] ëåæàë ìàëåíüêèé ÷åìîäàí, òîùåå äîêàçàòåëüñòâî íå âåñüìà äîñòàòî÷íîãî ñîñòîÿíèÿ (2, 11).

ÒÐÅÏÅÙÓÙÈÉ (1).
Ãîëîñ. – Êåñü êå ce, ìóñüå, êåñü êå ñå  [÷òî ýòî], – ïðîèçíåñ îí [Àíòîí Ïàôíóòüè÷] òðåïåùóùèì ãîëîñîì (2, 10).

 ÒÐÈÍÀÄÖÀÒÈËÅÒÍÈÉ (1).
Ìàëü÷èê. Èñïðàâíèê, îæèäàâøèé ãðîçíîãî ðàçáîéíèêà, áûë èçóìëåí, óâèäåâ 13-ëåòíåãî ìàëü÷èêà, äîâîëüíî ñëàáîé íàðóæíîñòè (2, 17).

ÒÐÎÃÀÒÅËÜÍÛÉ (1).
Ãîëîñ. – Åñëè êîãäà-íèáóäü, – ñêàçàë îí åé íåæíûì è òðîãàòåëüíûì ãîëîñîì, – åñëè êîãäà-íèáóäü íåñ÷àñòèå âàñ ïîñòèãíåò è âû íè îò êîãî íå áóäåòå æäàòü íè ïîìîùè, íè ïîêðîâèòåëüñòâà, â òàêîì ñëó÷àå îáåùàåòåñü ëè âû ïðèáåãíóòü êî ìíå, òðåáîâàòü îò ìåíÿ âñåãî äëÿ âàøåãî ñïàñåíèÿ? (2, 12).

ÒÐÎÉÍÎÉ (1).
Ïîäáîðîäîê. Àíòîí Ïàôíóòüè÷ Ñïèöûí, òîëñòûé ìóæ÷èíà ëåò 50-òè ñ êðóãëûì è ðÿáûì ëèöîì, óêðàøåííûì òðîéíûì ïîäáîðîäêîì, ââàëèëñÿ â ñòîëîâóþ, êëàíÿÿñü, óëûáàÿñü è óæå ñîáèðàÿñü èçâèíèòüñÿ… (2, 9).

ÒÐÎÍÓÒÛÉ (1).
Ãîëîñ. – Ñ áîãîì*, – îòâå÷àë Êèðèëà Ïåòðîâè÷ è, âçÿâ ñî ñòîëà îáðàç, – ïîäîéäè êî ìíå, Ìàøà, – ñêàçàë îí åé òðîíóòûì ãîëîñîì, – áëàãîñëîâëÿþ òåáÿ… (2, 18).

ÒÐÓÑËÈÂÛÉ (1).
Íàðîä. ; Íå òðóñëèâûé. Íà ïåðâûé ñëó÷àé îòðÿæó ÷åëîâåê äâàäöàòü, òàê îíè è î÷èñòÿò âîðîâñêóþ ðîùó; íàðîä íå òðóñëèâûé, êàæäûé â îäèíî÷êó íà ìåäâåäÿ õîäèò, îò ðàçáîéíèêîâ íå ïîïÿòÿòñÿ (2, 9).

ÒÓÐÅÖÊÈÉ (1).
Ïîõîä. [Ïèñüìà] ïèñàíû áûëè âî âðåìÿ  òóðåöêîãî ïîõîäà è áûëè àäðåñîâàíû â àðìèþ èç Êèñòåíåâêè (1, 6).

ÒÙÅÒÍÛÉ, –àÿ (1).
ßðîñòü. Îí [ìåäâåäü] âõîäèë â ñîâåðøåííîå áåøåíñòâî, ñ ðåâîì áðîñàëñÿ íà áî÷êó, ïîêàìåñò íå îòûìàëè ó áåäíîãî çâåðÿ ïðåäìåòà òùåòíîé åãî ÿðîñòè (1, 8).

ÒßÆÅËÛÉ, –ûå; –à (1).
Ìûñëü. ; Òÿæåëà. 2, 16.
Øàãè. Ðàñõàæèâàÿ òÿæåëûìè øàãàìè âçàä è âïåðåä ïî çàëå, îí âçãëÿíóë íå÷àÿííî â îêíî è óâèäåë ó âîðîò îñòàíîâèâøóþñÿ òðîéêó; (1, 1).

Ó

ÓÂÅÐÅÍÍÛÉ, –û (2).
Âñå. ; Áûëè óâåðåíû.  1, 7.
Îí. ; Óâåðåííûé â åå ïðèâÿçàííîñòè, íèêîãäà íå ìîã îí [Êèðèëà Ïåòðîâè÷] äîáèòüñÿ åå äîâåðåííîñòè (1, 8).

; ÓÂÅÐÒËÈÂÅÅ (1).
Îí. Áûë óâåðòëèâåå. Ìàëü÷èøêà ñèëèëñÿ îò íåãî îòäåëàòüñÿ. Îí áûë, ïî-âèäèìîìó, äâóìÿ ãîäàìè ñòàðåå Ñàøè è ãîðàçäî åãî ñèëüíåå, íî Ñàøà áûë óâåðòëèâåå (2, 17).

ÓÂÅÑÅËÈÒÅËÜÍÛÉ, –îå (1).
Çàâåäåíèå. … ÿìùèê ïîáëàãîäàðèë åãî [ôðàíöóçà] óñåðäíûì ïîêëîíîì è, íå ðàññóäèâ çà áëàãî âúåõàòü â ãîðîä, îòïðàâèëñÿ â èçâåñòíîå åìó óâåñåëèòåëüíîå çàâåäåíèå, êîåãî õîçÿèí áûë âåñüìà åìó çíàêîì (2, 11).

ÓÂËÅÊÀÒÅËÜÍÛÉ, – àÿ (1).
Ïðèâû÷êà. Îíà ñ áîëüøåé è áîëüøåé äîâåð÷èâîñòèþ ïðåäàâàëàñü óâëåêàòåëüíîé ïðèâû÷êå (2, 12).

ÓÄÀ×ÍÛÉ
Âûñòðåë. ; Áûë óäà÷åí.  Äóáðîâñêèé ïðèñòàâèë ôèòèëü, âûñòðåë áûë óäà÷åí: îäíîìó îòîðâàëî ãîëîâó, äâîå áûëè ðàíåíû (2, 19).

ÓÄÈÂÈÒÅËÜÍÛÉ, –îå (1).
Ïðîèñøåñòâèå. Äîãîâîð ñ îôèöåðîì, äåíüãè, âñ¸ êàçàëîñü åìó ñíîâèäåíèåì. Íî êèïû àññèãíàöèé áûëè òóò, ó íåãî â êàðìàíå, è êðàñíîðå÷èâî òâåðäèëè åìó î ñóùåñòâåííîñòè óäèâèòåëüíîãî ïðîèñøåñòâèÿ (2, 11).

ÓÄÎÂËÅÒÂÎÐÅÍÍÛÉ, –îå (1).
Ìùåíèå. Óäîâëåòâîðåííîå ìùåíèå è âëàñòîëþáèå [Òðîåêóðîâà] çàãëóøàëè äî íåêîòîðîé ñòåïåíè ÷óâñòâà áîëåå áëàãîðîäíûå (1, 4).

ÓÅÄÈÍÅÍÍÛÉ, –àÿ (2).
Êîìíàòà. Áóäó÷è ïðèíóæäåí îñòàòüñÿ íî÷åâàòü â ÷óæîì äîìå, îí áîÿëñÿ, ÷òîá íå îòâåëè åìó íî÷ëåãà ãäå-íèáóäü â óåäèíåííîé êîìíàòå, êóäà ëåãêî ìîãëè çàáðàòüñÿ âîðû (2, 10).
Ïåùåðà. 2, 13.

ÓÅÇÄÍÛÉ (5).
Ëåêàðü. 1, 2.
Ñóä. Ïðèåõàâ â ãîðîä, Àíäðåé Ãàâðèëîâè÷ îñòàíîâèëñÿ ó çíàêîìîãî êóïöà, íî÷åâàë ó íåãî è íà äðóãîé äåíü óòðîì ÿâèëñÿ â ïðèñóòñòâèå óåçäíîãî ñóäà (1, 2). // 1, 5);  Ñóä. îïð. – 2.

ÓÆÀÑÍÅÉØÈÉ, –èå (1).
Âîïëè. … âñå ìîë÷àëè; âñêîðå â çàäíèõ ðÿäàõ ïîäíÿëñÿ ðîïîò, ñòàë óñèëèâàòüñÿ è â îäíó ìèíóòó ïðåâðàòèëñÿ â óæàñíåéøèå âîïëè (1, 5).

ÓÆÀÑÍÛÉ, –àÿ, –îå (4).
Áåäñòâèå. 1, 7.
Âçãëÿä. 1, 4.
Çàùèòà. … ïðåäñòàâüòå åìó âåñü óæàñ áóäóùåãî, âàøó ìîëîäîñòü, óâÿäàþùóþ áëèç õèëîãî è ðàçâðàòíîãî ñòàðèêà, ðåøèòåñü íà æåñòîêîå îáúÿñíåíèå: ñêàæèòå, ÷òî åñëè îí îñòàíåòñÿ íåóìîëèì, òî… òî âû íàéäåòå óæàñíóþ çàùèòó…  (2, 15). 
Ñìÿòåíèå. 1, 4.

ÓÇÊÈÉ, –àÿ (1).
Ëóæàéêà. Ïîñðåäè äðåìó÷åãî ëåñà íà óçêîé ëóæàéêå âîçâûøàëîñü ìàëåíüêîå çåìëÿíîå óêðåïëåíèå, ñîñòîÿùåå èç âàëà è ðâà, çà êîèìè íàõîäèëîñü íåñêîëüêî øàëàøåé è çåìëÿíîê (2, 19).

ÓÊÀÇÍÎÉ, –àÿ (1).
Êðåïîñòü. Ñóä. îïð.

ÓËÀÍÑÊÈÉ, –àÿ (1).
Áðèãàäà. Êàâàëåðîâ, êàê è âåçäå, ãäå íå êâàðòèðóåò êàêîé-íèáóäü óëàíñêîé áðèãàäû, áûëî ìåíåå, íåæåëè äàì, âñå ìóæ÷èíû, ãîäíûå íà òî, áûëè çàâåðáîâàíû (2, 10).

ÓÌÅÐØÈÉ (1).
 Ïîêóïùèê. Ñóä. îïð.

ÓÌÍÛÉ, –ûå (1).
Ãîëîâóøêè. Íå÷åãî ñêàçàòü, óìíûå ãîëîâóøêè ïðèêàçíûå! (2, 9).

ÓÍÈÆÅÍÍÛÉ, –ûå (1).
Ïîêëîíû. Íàêîíåö Øàáàøêèí òèõîíüêî îòïåð äâåðè, âûøåë íà êðûëüöî è ñ óíèæåííûìè ïîêëîíàìè ñòàë áëàãîäàðèòü Äóáðîâñêîãî çà åãî ìèëîñòèâîå çàñòóïëåíèå (1, 5).

ÓÏÐßÌÛÉ (1).
Îí (îòåö). ; Óïðÿì.  – Åùå åñòü íàäåæäà. ß íàäåþñü òðîíóòü åãî ìîèìè ñëåçàìè è îò÷àÿíèåì. Îí óïðÿì, íî îí òàê ìåíÿ ëþáèò (2, 15).

ÓÑÅÐÄÍÛÉ, –àÿ (2).
Ïîêëîí. 2, 11.
Òîëïà. Íàñèëó ìîã îí [Âëàäèìèð] ïðîäðàòüñÿ ñêâîçü èõ óñåðäíóþ òîëïó è âçáåæàë íà âåòõîå êðûëüöî; (1, 3).

ÓÑÈËÜÍÛÉ, –ûå (1).
Ïðîñüáû. … íåñìîòðÿ íà óñèëüíûå ïðîñüáû Êèðèëà Ïåòðîâè÷à îñòàòüñÿ íî÷åâàòü, [êíÿçü] óåõàë òîò÷àñ ïîñëå ÷àþ (2, 13).

ÓÑËÎÂËÅÍÍÛÉ (1).
ßçûê. [Êíÿçü] ãîâîðèë î êàðòèíàõ íå íà óñëîâëåííîì ÿçûêå ïåäàíòè÷åñêîãî çíàòîêà, íî ñ ÷óâñòâîì è âîîáðàæåíèåì (2, 13).

ÓÑÒÀËÛÉ (1).
Õîçÿèí. Íàêîíåö îêîëî ïîëóíî÷è óñòàëûé õîçÿèí ïðåêðàòèë òàíöû, ïðèêàçàë äàâàòü óæèíàòü, à ñàì îòïðàâèëñÿ ñïàòü (2, 10).

ÓÒÐÅÍÍÈÉ, –åå (3).
Ïëàòüå. Æèâîïèñåö ïðåäñòàâèë åå [ìàòü] îáëîêî÷åííîþ íà ïåðèëà, â áåëîì óòðåííåì ïëàòüå ñ àëîé ðîçîþ â âîëîñàõ (1, 6). // 2, 11.
Ïðîèñøåñòâèå. 2, 17.

Ó×ÈÒÅËÜÑÊÈÉ, –îå (2).
Çâàíèå (2). … ÿ ãîòîâèëñÿ áûëî íå â ó÷èòåëÿ, à â êîíäèòîðû, íî ìíå ñêàçàëè, ÷òî â âàøåé çåìëå çâàíèå ó÷èòåëüñêîå íå â ïðèìåð âûãîäíåå… (2, 11).

Ó×ÒÈÂÛÉ, –ûå (1).
Íåäîìîëâêè. … ïàìÿòíèê ñ òàèíñòâåííîé íàäïèñüþ, âîçáóæäàâøåé â Ìàðüå Êèðèëîâíå äåâè÷åñêîå ëþáîïûòñòâî, íå âïîëíå óäîâëåòâîðåííîå ó÷òèâûìè íåäîìîëâêàìè êíÿçÿ; (2, 13).

Ô

ÔÈÇÈ×ÅÑÊÈÉ, –èå (1).
Ñïîñîáíîñòè. Íåñìîòðÿ íà íåîáûêíîâåííóþ ñèëó ôèçè÷åñêèõ ñïîñîáíîñòåé, îí ðàçà äâà â íåäåëþ ñòðàäàë îò îáæîðñòâà è êàæäûé âå÷åð áûâàë íàâåñåëå (1, 1).

ÔÐÀÍÖÓÇÑÊÈÉ, –èå (4).
Ëàä. 2, 10.
Ïèñàòåëè. 1, 8.
ßçûê (2). Àíòîí Ïàôíóòüè÷, î÷åíü äîâîëüíûé ñâîèìè ñâåäåíèÿìè âî ôðàíöóçñêîì ÿçûêå, ïîøåë òîò÷àñ ðàñïîðÿæàòüñÿ (2, 10).

ÔÐÀÍÖÓÇ-Ó×ÈÒÅËÜ (2).
; Êèðèëà Ïåòðîâè÷ âûïèñàë èç Ìîñêâû äëÿ ñâîåãî ìàëåíüêîãî Ñàøè ôðàíöóçà-ó÷èòåëÿ, êîòîðûé è ïðèáûë â Ïîêðîâñêîå âî âðåìÿ ïðîèñøåñòâèé, íàìè òåïåðü îïèñûâàåìûõ (1, 8). // 2, 13.

ÔÐÈÇÎÂÛÉ, –àÿ (1).
Øèíåëü. … ìàëåíüêèé ÷åëîâåê â êîæàíîì êàðòóçå è ôðèçîâîé øèíåëè âûøåë èç òåëåãè è ïîøåë âî ôëèãåëü ê ïðèêàç÷èêó; (1, 1).

Õ

ÕÀÌÎÂ, –î (1).
Ïëåìÿ. «Êàê! íå ïî÷èòàòü öåðêîâü áîæèþ*! ïðî÷ü, õàìîâî ïëåìÿ!»  (1, 2).

ÕÂÀËÅÍÛÉ, –ûå (1).
Ïðèìåòû. – Ïîêàæè ìíå òâîè õâàëåíûå ïðèìåòû, – ñêàçàë îí èñïðàâíèêó, êîòîðûé òîò÷àñ è ïîäàë åìó áóìàãó (2, 12).

ÕÈËÛÉ (1).
Ñòàðèê. – Ñîáåðèòåñü ñ âñåìè ñèëàìè äóøè, óìîëÿéòå îòöà, áðîñüòåñü ê åãî íîãàì, ïðåäñòàâüòå åìó âåñü óæàñ áóäóùåãî, âàøó ìîëîäîñòü, óâÿäàþùóþ áëèç õèëîãî è ðàçâðàòíîãî ñòàðèêà (2, 15).

ÕÎÇßÉÑÒÂÅÍÍÛÉ, –ûå (5).
Çàáîòû. 1, 3.
Çàíÿòèÿ. 1, 6.
Êíèãè. Ñûí åãî, ñèäåâøèé òóò æå çà õîçÿéñòâåííûìè êíèãàìè, ïîäíÿë ãîëîâó è ïîðàæåí áûë åãî ñîñòîÿíèåì (1, 4).
Ðàñïîðÿæåíüÿ. 1, 3.
Ñ÷åòà. 1, 6.

ÕÎËÎÄÍÛÉ, –àÿ; –î (7).
Âèä. Íàåäèíå ñ ìîëîäîþ æåíîé êíÿçü íèìàëî íå áûë ñìóùåí åå õîëîäíûì âèäîì (2, 18).
Âîäà. 2, 12.
Äåíü. ; Áûë õîëîäíûé. Äåíü áûë ÿñíûé è õîëîäíûé (1, 5).
Äåðí. 1, 5.
Îáðàùåíèå. ; Áûëî õîëîäíî. Ìåæäó òåì îáðàùåíèå åå ñî ñòàðûì æåíèõîì áûëî õîëîäíî è ïðèíóæäåííî (2, 16).
Ïîöåëóé. Îáðÿä áûë êîí÷åí. Îíà ÷óâñòâîâàëà õîëîäíûé ïîöåëóé íåìèëîãî ñóïðóãà (2, 18).
Öåðêîâü. 2, 18.

ÕÎËÎÏÈÉ, –üå (1).
Äåëî. Íå íàøå õîëîïüå äåëî ðàçáèðàòü áàðñêèå âîëè (1, 3).

ÕÎÐÎØÅÍÜÊÈÉ, –àÿ (1).
Ðîçãà. – Ñòåïàí, ñòóïàé-êà äà ñðåæü ìíå õîðîøåíüêóþ, ñâåæóþ áåðåçîâóþ ðîçãó… (2, 17).

ÕÎÐÎØÈÉ, –àÿ, –èå (2).
Ïîëèöèÿ. 1, 7.
Ïðîåçæèå. – Òîãî è ãëÿäè, ïîäîñïåþò õîðîøèå ïðîåçæèå; íå õî÷ó ñâîåþ øååé îòâå÷àòü çà ôðàíöóçà (2, 11).

ÕÐÀÁÐÛÉ (1).
Äåñÿòîê. Íå èç õðàáðîãî äåñÿòêà. – Ýãå! – ïðåðâàë Êèðèëà Ïåòðîâè÷, – äà òû, çíàòü, íå èç õðàáðîãî äåñÿòêà; ÷åãî òû áîèøüñÿ? (2, 9).

ÕÐÀÌÎÂÛÉ (1).
Ïðàçäíèê. Ìåæäó òåì íàñòóïèëî 1-å îêòÿáðÿ – äåíü õðàìîâîãî ïðàçäíèêà â ñåëå Òðîåêóðîâà (1, 7).

ÕÓÄÎÉ (1).
Ñòàðèê. ; Â ýòó ìèíóòó â çàëó âîøåë, íàñèëó ïåðåäâèãàÿ íîãè, ñòàðèê âûñîêîãî ðîñòà, áëåäíûé è õóäîé, â õàëàòå è êîëïàêå (1, 3).

; ÕÓÆÅ (1).
Çäîðîâüå. Ñòàíîâèëîñü õóæå. Ìåæäó òåì çäîðîâüå Àíäðåÿ Ãàâðèëîâè÷à ÷àñ îò ÷àñó ñòàíîâèëîñü õóæå (1, 4).

Ö

ÖÀÐÜ-ÁÀÒÞØÊÀ (1).
; Òû áû ìîã, æèâÿ â Ïåòåðáóðãå, äîëîæèòü î òîì öàðþ-áàòþøêå, à îí áû íå äàë íàñ â îáèäó (1, 3).

ÖÅÐÊÎÂÍÛÉ (1).
Ïðè÷åò. Åãîðîâíà îò èìåíè åãî ïðèãëàñèëà ïîïà è âåñü ïðè÷åò öåðêîâíûé íà ïîõîðîííûé îáåä (1, 5).

×

×ÅÐÍÈËÜÍÛÉ, –îå (1).
Ïëåìÿ. Àíäðåé Ãàâðèëîâè÷ <…> âñåãäà ïåðâûé òðóíèë íàä ïðîäàæíîé ñîâåñòüþ ÷åðíèëüíîãî ïëåìåíè (1, 1).

×ÅÐÍÎÂÎÉ (1).
Îòâåò. Ðàçáèðàÿ åãî [Àíäðåÿ Ãàâðèëîâè÷à] áóìàãè, íàøåë îí òîëüêî ïåðâîå ïèñüìî çàñåäàòåëÿ è ÷åðíîâîé îòâåò íà îíîå; (1, 4).

×ÅÐÍÎÂÎËÎÑÛÉ (1).
×åëîâåê. ; … âõîäèò êî ìíå ÷åëîâåê ëåò 35-òè, ñìóãëûé, ÷åðíîâîëîñûé, â óñàõ, â áîðîäå, ñóùèé ïîðòðåò Êóëüíåâà,  ðåêîìåíäóåòñÿ ìíå êàê äðóã è ñîñëóæèâåö ïîêîéíîãî ìóæà Èâàíà Àíäðååâè÷à; (2, 9).

×ÅÐÍÎÃËÀÇÛÉ (1).
Ìàëü÷èê. … ÷åðíîãëàçûé ìàëü÷èê, øàëóí ëåò äåâÿòè, íàïîìèíàþùèé ïîëóäåííûå ÷åðòû m-lle Ìèìè, âîñïèòûâàëñÿ ïðè íåì è ïðèçíàí áûë åãî ñûíîì (1, 8).

×ÅÐÍÛÉ (1).
Õëåá. – Ýêîé íåïîñåä,– ïðîâîð÷àëà ñòàðóõà,– íà, âîò òåáå ëîìîòèê,– è ñóíóëà â îêíî ëîìîòü ÷åðíîãî õëåáà (2, 17).

×ÅÑÒÍÛÉ, –îå, –ûå (4).
Ñëîâî (3). – ß áûëî çàáûë ñàìîå âàæíîå. Äàéòå ìíå ÷åñòíîå ñëîâî, ÷òî âñ¸ ýòî îñòàíåòñÿ ìåæäó íàìè, ÷åñòíîå âàøå ñëîâî (2, 11).
Òðóäû. 2, 19.

×ÅÑÒÎËÞÁÈÂÛÉ (1).
Îí. ; Áóäó÷è ÷åñòîëþáèâ.  Áóäó÷è ðàñòî÷èòåëåí è ÷åñòîëþáèâ, îí ïîçâîëÿë ñåáå ðîñêîøíûå ïðèõîòè, èãðàë â êàðòû è âõîäèë â äîëãè, íå çàáîòÿñü î áóäóùåì è ïðåäâèäÿ ñåáå ðàíî èëè ïîçäíî áîãàòóþ íåâåñòó, ìå÷òó áåäíîé ìîëîäîñòè (1, 3).

×ÅÒÂÅÐÎÓÃÎËÜÍÛÉ (1).
Ïðóä. Ñòàðèííûé ñàä ñ åãî ñòðèæåíûìè ëèïàìè, ÷åòâåðîóãîëüíûì ïðóäîì è ïðàâèëüíûìè àëëåÿìè åìó íå ïîíðàâèëñÿ; (2, 13).

×ÈÍÍÛÉ (1).
Ïîëóêðóã. Áàðûíè ñåëè ÷èííûì ïîëóêðóãîì, îäåòûå ïî çàïîçäàëîé ìîäå, â ïîíîøåííûõ è äîðîãèõ íàðÿäàõ, âñå â æåì÷óãàõ è áðèëëèàíòàõ (2, 9).

×ÈÑÒÛÉ, –àÿ, –ûå; –û (5).
Âëàäèìèð Äóáðîâñêèé. ; Ëèöîì ÷èñò.  2, 9.
Âîäà. Âûâåñòè íà ÷èñòóþ âîäó. 2, 12.
Âû. ; Äîëæíû áûòü ÷èñòû. 2, 15.
Èçáû. [Êèðèëà Ïåòðîâè÷] íå ìîã íå ëþáîâàòüñÿ ÷èñòûìè è âåñåëûìè èçáàìè êðåñòüÿí è êàìåííûì ãîñïîäñêèì äîìîì, âûñòðîåííûì âî âêóñå àíãëèéñêèõ çàìêîâ (2, 13).
ßçûê. 2, 10.

×ÓÃÓÍÍÛÉ, –àÿ (1).
Äîñêà. Ñòîðîæ íà÷àë áèòü â ÷óãóííóþ äîñêó, ñîáàêè çàëàÿëè (1, 6).

×ÓÄÍÛÉ, –àÿ (1).
Ïñàðíÿ. ; «×òî æå òû õìóðèøüñÿ, áðàò, – ñïðîñèë åãî Êèðèëà Ïåòðîâè÷, – èëè ïñàðíÿ ìîÿ òåáå íå íðàâèòñÿ?» – «Íåò, – îòâå÷àë îí ñóðîâî, – ïñàðíÿ ÷óäíàÿ, âðÿä ëþäÿì âàøèì æèòüå òàêîå æ, êàê âàøèì ñîáàêàì» (1, 1).

×ÓÆÎÉ, –àÿ, –èå (6).
Äîì. 2, 10.
Çåìëÿ. Ñóä. îïð.
Êðàÿ (2). Êíÿçü äîëãîå âðåìÿ íàõîäèëñÿ â ÷óæèõ êðàÿõ, âñåì èìåíèåì åãî óïðàâëÿë îòñòàâíîé ìàéîð, è íèêàêîãî ñíîøåíèÿ íå ñóùåñòâîâàëî ìåæäó Ïîêðîâñêèì è Àðáàòîâûì (2, 13).
Ðîò. 1, 3.
Ðóêè. Áåäíîå åãî [Âëàäèìèðà] äîñòîÿíèå ìîãëî îòîéòè îò íåãî â ÷óæèå ðóêè; (1, 5).

Ø

ØÂÅÉÖÀÐÑÊÈÉ, –èå (1).
Êîðîâû. Ïåðåä äîìîì ðàññòèëàëñÿ ãóñòî-çåëåíûé ëóã, íà êîåì ïàñëèñü øâåéöàðñêèå êîðîâû, çâåíÿ ñâîèìè êîëîêîëü÷èêàìè (2, 13).

ØÅÑÒÈÂÅÑÅËÜÍÛÉ, –àÿ (1).
Ëîäêà. Âäðóã ðàçäàëàñü äóõîâàÿ ìóçûêà, è øåñòèâåñåëüíàÿ ëîäêà ïðè÷àëèëà ê ñàìîé áåñåäêå (2, 13).
 
ØÈÐÎÊÈÉ, –àÿ, –îå (4).
Äîðîãà. 1, 3.
Îçåðî. Îí åõàë áåðåãîì øèðîêîãî îçåðà, èç êîòîðîãî âûòåêàëà ðå÷êà è âäàëè èçâèâàëàñü ìåæäó õîëìàìè; (1, 3). // 2, 13.
×àøêà. 2, 11.

ØÏÀÍÑÊÈÉ, –èå (1).
Ìóõè. Äóáðîâñêèé ìåæäó òåì ëåæàë â ïîñòåëå*; óåçäíûé ëåêàðü, ïî ñ÷àñòèþ íå ñîâåðøåííûé íåâåæäà, óñïåë ïóñòèòü åìó êðîâü, ïðèñòàâèòü ïèÿâêè è øïàíñêèå ìóõè (1, 2).

ØÓÌÍÛÉ, –îå (4).
Ãîâîð. Çâîí òàðåëîê è ëîæåê ñëèëñÿ ñ øóìíûì ãîâîðîì ãîñòåé (2, 9).
Èçúÿâëåíèÿ (ðàäîñòè). 1, 3.
Ðàçíîãëàñèå. … ìóæ÷èíû òîëïèëèñü îêîëî èêðû è âîäêè, ñ øóìíûì ðàçíîãëàñèåì ðàçãîâàðèâàÿ ìåæäó ñîáîþ (2, 9).
Óâåñåëåíèÿ. 1, 1.

Ù

ÙÅÒÈÍÈÑÒÛÉ, –ûå (1).
Âîëîñû. Íî â ýòî âðåìÿ ñèëüíàÿ ðóêà âöåïèëàñü â åãî ðûæèå è ùåòèíèñòûå âîëîñû, è ñàäîâíèê Ñòåïàí ïðèïîäíÿë åãî íà ïîë-àðøèíà îò çåìëè… (2, 17).

ß

ßÂÍÛÉ, –îå, –ûå (2).
Íåóäîâîëüñòâèå. Ñåêðåòàðü ïîâòîðèë åìó [Äóáðîâñêîìó] ñâîå ïðèãëàøåíèå ïîäïèñàòü ñâîå ïîëíîå è ñîâåðøåííîå óäîâîëüñòâèå èëè ÿâíîå íåóäîâîëüñòâèå (1, 2).
Ñëåäñòâèÿ. ; Îêàçàëèñü ÿâíûìè. 1, 8.

ßÑÍÛÉ, –îå, –ûå (6).
Äåíü. ; Áûë ÿñíûé. Äåíü áûë ÿñíûé è õîëîäíûé (1, 5).
Äîêàçàòåëüñòâà (3). Ñóä. îïð.
Ïîíÿòèå. 1, 4.
Ñîêîëèê. Ïðèåçæàé òû ê íàì, ñîêîëèê ìîé ÿñíûé, ìû òåáå è ëîøàäåé âûøëåì íà Ïåñî÷íîå (1, 3).

 Ñëîâàðå çàðåãèñòðèðîâàíî:
ýïèòåòîâ  (òðîïû è ëîãè÷åñêèå îïðåäåëåíèÿ) – 1059;
ñëîâîóïîòðåáëåíèé – 1130.

Очень краткое содержание (в двух словах)

Два барина, Андрей Дубровский и Кирила Троекуров, были соседями и друзьями. Однажды они крепко повздорили и Троекуров, который был могущественным помещиком, решил отобрать имение Дубровского. Вскоре ему удалось это сделать, а Дубровский, после пережитого, слёг. Срочно был вызван из Петербурга его сын, Владимир. Троекуров решил помириться с Дубровским, но его приезд только ускорил смерть бывшего друга. Владимир решает сжечь отчий дом, чтобы он не достался Троекурову, а в окрестностях скоро появляется шайка, которая начинает грабить зажиточных помещиков. Тем временем, Маше, дочери Троекурова, нанимают учителя — француза Дефоржа. Они влюбляются. Вскоре мы узнаём, что это Владимир Дубровский, который выкупил документы у настоящего француза. Он признаётся Маше в любви и обещает не причинять зла её отцу. Сам он скрывается, так как его собираются арестовать. Через некоторое время, отец подыскивает Маше жениха — пятидесятилетнего князя Верейского. Маша обращается к Дубровскому с просьбой помочь ей, если она не сможет переубедить отца. Отец её не понимает, а кроме этого запирает в доме. Она не может сообщить об этом Дубровскому, и вынуждена обвенчаться. После церкви её встречает Дубровский и предлагает свободу, но она отказывается. Он распускает шайку, а сам скрывается за границей.

Краткое содержание (подробно по главам)

Глава 1

В одном из своих поместий под названием Покровское жил один знатный русский барин Кирила Петрович Троекуров . Зная его крутой нрав, соседи его побаивались, все кроме отставного поручика гвардии Андрея Гавриловича Дубровского . Оба были вдовцами. У Дубровского остался сын, Владимир , который нынче служил в Петербурге, а у Троекурова – дочь Маша , которая жила в имении с отцом. Сам Троекуров часто заговаривал о своем желании женить детей. С Дубровским у него были теплые дружеские отношения, более того из всех соседей он уважал именно его.

Однажды осенью, Троекуров задумал перед охотой собрать гостей. Был приглашен и Дубровский. После сытного обеда он решил похвастать своей псарней. Там Андрей Гаврилыч не сдержался и вслух заметил, что собаки Троекурова, возможно, живут лучше, чем его слуги, на что один из псарей ответил, что и многие барины были бы не рады поменять свои усадьбы на такую псарню. Дубровского это оскорбило до глубины души, и он уехал. Дома он написал соседу возмущенное письмо, требуя наказать невежественного слугу. Однако Троекурову тон письма не понравился, и он проигнорировал его.

Тогда же Дубровский узнал, что мужики Троекурова воруют его лес. Это его ещё больше разозлило. Он приказал поймать их, высечь и отнять лошадь. Узнав об этом, Троекуров был в не себе от ярости и решил отомстить соседу. В отместку он вознамерился отобрать одно из имений Дубровских – Кистеневку. Для этого он вступил в сговор с заседателем Шабашкиным и предъявил свои права на эту землю.

Глава 2

Во время судебного разбирательства Дубровскому, к сожалению, не удалось отстоять свои права на Кистеневку, так как документы на собственность давно сгорели. А некий Антон Пафнутьевич Спицын даже признался под присягой, что этим имением Дубровские владели незаконно. В результате имение перешло Троекурову. Когда пришло время подписать документы, подтверждающие его права, он с удовольствием это сделал, а Дубровский от горя впал в беспамятство и его увезли домой.

Глава 3

После этих событий Андрею Гавриловичу стало совсем плохо. Нянька Егоровна решила написать письмо сыну барина. Владимир был корнетом и выпускником Кадетского корпуса. Юноша тут же выехал к отцу. Встречал его кучер Антон, который по дороге рассказал молодому барину, что мужики недовольны. Они не хотят служить Троекурову и остаются верными Дубровским. Увидев отца, Владимир понял, насколько тот плох.

Глава 4

Андрею Гавриловичу не удалось связно рассказать обо всем произошедшем. В результате срок подачи апелляции по Кистеневке истек и Троекуров стал полноправным владельцем. Но он уже и не рад, что так поступил с соседом. Его замучила совесть. С одной стороны его самолюбие удовлетворено, а с другой – потерян друг. Вскоре он решился на примирение и отправился в имение к Дубровским. Увидев его в окно, старый барин сильно забеспокоился. Не зная истинных намерений Троекурова, он испытал сильный шок и был парализован. Врач, за которым послали, уже не смог ничего сделать и Андрей Гаврилович скончался.

Глава 5

После похорон барина в Кистеневку заявились чиновники во главе с заседателем Шабашкиным. Они собирались подготовить все для передачи земель новому хозяину. Однако крестьяне взбунтовались и не желали подчиняться Троекурову. Владимиру кое-как удалось успокоить бунтующих, а чиновники с его позволения остались переночевать в доме.

Глава 6

В ту же ночь Владимир распорядился поджечь отчий дом. Он не хотел, чтобы место, с которым у него были связаны все детские воспоминания, досталось чужим людям, тем более убийцам отца. При этом он приказал кузнецу Архипу оставить двери и окна открытыми во избежание смертей, но тот нарочно запер их. В результате все чиновники сгорели, а кошку из огня кузнец на удивление спас.

Глава 7

По этому делу началось расследование, в котором Троекруов лично принимал участие. Выяснилось, что именно Архип поджег дом, но прямых улик, ведущих к Владимиру, не было. Тогда же в окрестностях появилась шайка бандитов, грабящая и поджигающая имения помещиков. Подозрения пали на Владимира и его крестьян. Однако имение Троекурова шайка почему-то обошла стороной.

Глава 8

Эта глава посвящена Маше Троекуровой. Автор рассказывал о детстве девушки, о том, как она выросла в одиночестве и среди романов. У нее был брат Саша – внебрачный сын Троекурова от гувернантки. Для мальчика был нанят учитель француз, мсье Дефорж, который покорил сердце Маши. Её он обучал музыке. Барин был доволен работой учителя. Более того, он уважал его за смелость. Ведь, однажды, когда он решил напугать учителя Дефоржа и запер в одной комнате с медведем, тот не растерялся и застрелил зверя.

Глава 9

В день храмового праздника к Троекурову пожаловали многочисленные гости. Появился и тот самый лжесвидетель Спицын. Когда речь зашла о банде разбойников во главе с Владимиром Дубровским, Спицын во всеуслышание заявил, что боялся ехать по дороге, так как вез с собой немало денег. Одна помещица, Анна Савишна, заметила, что Дубровский справедлив и не всех грабит. Ее, например, он пощадил. Исправник заявил, что непременно поймает эту банду, так как имеет приметы главаря. Троекуров сказал, что под эти приметы подойдет любой. А также, он заявил, что не боится шайки. Даже если на него нападут, он с ними справиться. Затем он всем рассказывал, как подшутил над учителем Саши.

Глава 10

Спицын настолько боялся разбойников, что попросил Троекурова прислать к нему на ночь смелого французского учителя. Дефорж согласился и отправился ночевать в комнату Спицына. Тут выяснилось, что он и есть Владимир Дубровский. Он отобрал деньги у Спицына и пригрозил на тот случай, если Спицын решит выдать его.

Глава 11

Эта глава рассказывает о знакомстве Владимира с настоящим учителем Саши. Они познакомились случайно на станции. Владимир заплатил Дефоржу 10 тысяч за его документы, чему тот был несказанно рад. Когда Владимир появился в имении Троекурова в качестве учителя, он сразу всем очень понравился за смелость и доброту.

Глава 12

Дубровский письмом назначил Маше свидание. Во время встречи он раскрыл ей свое настоящее имя и сказал, что не держит более зла на ее отца. А также, Владимир признался, что полюбил Машу и, что она может всегда на него рассчитывать. Тут же он ей сказал, что должен на время скрыться. В дом Троекуровых приехал исправник. Он сообщил, что намерен арестовать их учителя Дефоржа, так как по показаниям Спицына он и является Владимиром Дубровским. Троекуров дал согласие на арест, но учителя уже и след простыл.

Глава 13

В начале лета в деревню в свое имение приехал пятидесятилетний князь Верейский . Он сразу же сошелся с Троекуровым и стал частым гостем у него. Машенька показалась князю очаровательной, и он начал за ней ухаживать.

Глава 14

Вскоре Верейский сделал Маше предложение, и Троекуров дал согласие. Он приказал несчастной дочери готовиться к свадьбе. Тогда же она получила письмо от Дубровского с просьбой встретиться.

Глава 15

Маша явилась в указанное время на свидание и рассказала Владимиру о происходящем. Он уже об этом знал и предложил девушке свое покровительство. Маша попросила немного подождать в надежде, что сможет переубедить отца. Если же нет, она просила Дубровского прийти за ней и увезти, обещая стать его женой. Владимир протянул Маше кольцо и сказал, что ей достаточно опустить его в дупло указанного дерева, и он поймет, что ей нужна помощь. Так они и стали вести переписку с помощью этого кольца.

Глава 16

В этой главе Маша решилась написать письмо старику Верейскому, в котором просила отказаться от нее. Однако Верейский не только не думал отказываться, но и показал это письмо Троекурову. Тот принял решение запереть дочь и ускорить свадьбу.

Глава 17

В отчаянии Маша обратилась за помощью к брату Саше, тот согласился. Она попросила его опустить кольцо в дупло дуба. Саша выполнил ее просьбу, но отходя от дерева, встретил рыжего мальчонку, который, по его мнению, желал украсть кольцо сестры. Тогда он поднял шум, и переписка Марьи с Дубровским раскрылась.

Глава 18

В доме Троекурова полным ходом шли приготовления к свадьбе. Машу облачили в наряд и привезли в церковь. С появлением Верейского, приступили к венчанию. Надежд на то, что Дубровский спасет ее осталось совсем мало. По дороге обратно карету окружили вооруженные люди. Человек в маске приоткрыл дверь кареты и сказал Маше, что она свободна и может уходить. Услышав это, Верейский выстрелил в него и ранил. Это был Владимир Дубровский. И будучи раненным, он предложил Маше бежать, но она отказалась, так как была уже обвенчана.

Глава 19

В этой главе описано обиталище разбойников. Они жили в нескольких шалашах в лесной чаще. Теперь на них была объявлена облава, и направлены войска. Караульщики сообщили, что в лесу много солдат. Тогда, Дубровский решил распустить свою шайку, а сам скрыться. Больше его никто не видел. Поговаривали, что он уехал заграницу.

Роман «Дубровский» был начат Пушкиным в 1832 году. В основу сюжета легла подлинная история небогатого дворянина Островского, который судился за имение с соседом, потерпел в этом неудачу и стал разбойником. Эту историю поэту рассказал его друг П. В. Нащокин. Действия романа происходят в 10-х годах XIX века. Предлагаем Вашему вниманию краткое содержание романа А.С. Пушкина «Дубровский» по главам.

Глава I

Богатый провинциальный дворянин Троекуров имел властный и деспотичный характер. Все окрестные помещики и чиновники перед ним заискивали, кроме Андрея Дубровского – человека гордого, но бедного. Однако Троекуров уважал независимость и принципиальность своего друга и даже хотел выдать замуж за сына Дубровского свою дочь.

Однажды, при осмотре псарни Троекурова, его дворовой человек оскорбил Дубровского. Тот обиделся и потребовал разрешения самому наказать дерзкого. Троекуров вознегодовал и друзья поссорились. Богатый помещик решил отомстить бывшему приятелю, отобрав у него поместье.

Глава II

Дубровский получил вызов в суд. Дело было заранее решено в пользу Троекурова. После вынесения решения суда Андрей Дубровский впал в буйное помешательство и его душевное здоровье больше никогда не восстанавливалось.

Глава III

Старая нянька Егоровна вызвала письмом сына своего барина – Владимира, который служил в Петербурге в гвардии. Молодой Дубровский немедленно приехал в деревню Кистеневку и от крестьян узнал о расстройстве дел и о ссоре отца с Троекуровым.

Глава IV

Владимир безуспешно пытался вникнуть в суть тяжбы за поместье и пропустил сроки обжалования судебного решения. По закону имение отошло к Троекурову. Тот решил проявить великодушие и помириться с противником, для чего отправился в Кистеневку. Увидев своего врага, Андрей Дубровский испытал сильное потрясение, вследствие которого тут же скончался. Владимир вне себя от горя выгнал Троекурова со двора.

Глава V

Возвращаясь с похорон отца, Владимир встретил на пороге чиновников, которые приехали ввести Троекурова во владение поместьем. Их наглое поведение вызвало негодование крестьян и только вмешательство Дубровского спасло судебных исполнителей от расправы.

Глава VI

Чиновники остались в усадьбе и уснули, напившись хозяйского рому. Ночью Дубровский с несколькими преданными дворовыми поджег дом. Против воли Владимира кузнец Архип запер двери в сенях, чтобы все приезжие погибли в пожаре.

Глава VII

Бывший помещик и несколько крестьян исчезли бесследно. Обстоятельства гибели чиновников так до конца и не были выяснены. Подозрения падали на Архипа-кузнеца и Дубровского.

В скором времени в округе появились разбойники. Молва называла молодого Дубровского их предводителем. Троекуров опасался мести, но нападения разбойников обходили его владения стороной и он постепенно перестал тревожиться.

Глава VIII

В доме Троекурова появился Дефорж – учитель-француз, нанятый им для своего сына Саши. Деспотичный барин решил подвергнуть нового человека своей любимой шутке: запереть в комнате с голодным медведем, привязанным таким образом, что спастись от зверя можно было только в одном углу. Но при Дефорже оказался пистолет, из которого он убил медведя. Этот поступок заслужил французу уважение Троекурова и заставил дочь помещика – Марью Кирилловну, обратить на него внимание. Постепенно молодые люди полюбили друг друга.

Том второй

Глава IX

Троекуров созвал множество гостей по случаю большого церковного праздника. За столом зашла речь о Дубровском. Спицын – дворянин, свидетельствовавший на суде в пользу Троекурова, приехал с опозданием из страха перед местью разбойника. Гости начали рассказывать вымышленные истории о похождениях Дубровского и обсуждать планы его поимки.

Глава Х

Спицын узнал о расправе Дефоржа с медведем и, будучи человеком трусливым, решил провести ночь в комнате француза, чтобы обеспечить себе защиту в случае нападения разбойников. Но на рассвете он проснулся от того, что француз, вооруженный пистолетом, отбирал его сумку с деньгами. Дефорж открыл Спицыну, что он и есть знаменитый Дубровский.

Глава ХI

В этой главе рассказывается, как Дубровский случайно встретил настоящего Дефоржа и купил у него документы и рекомендательные письма. Это помогло ему под видом гувернера проникнуть в дом Троекурова, где он прожил месяц, ничем себя не выдавая. В день праздника он решил отомстить Спицыну за его подлый поступок в отношении отца Дубровского. Мнимый француз отобрал деньги Спицына и так запугал его, что тот утром поспешно уехал, ничего никому не сказав.

Глава ХII

Дефорж передал Марье Кирилловне записку, в которой назначал ей свидание в саду. Во время встречи он открыл ей свое настоящее имя и признался, что щадил поместье Троекурова только из-за любви к ней. Дубровский уговорил Марью Кирилловну в случае необходимости принять его помощь, и ему пришлось покинуть девушку. В это время приехал исправник, которому Спицын рассказал все, что с ним случилось. Но поймать Дубровского не удалось.

Глава ХIII

Троекурову нанес визит его сосед – князь Верейский, который долго жил за границей. Князь был человеком немолодым, очень богатым, умел себя показать любезным собеседником. Троекуров был польщен новым знакомством. В свою очередь он и Марья Кирилловна посетили поместье князя.

Глава ХIV

Отец решил выдать Марью Кирилловну замуж за князя Верейского. В это же время она получила письмо от Дубровского, в котором он назначил ей еще одно свидание.

Глава ХV

Между Дубровским и Машей проходит объяснение. Девушка решает попробовать уговорить отца не выдавать ее замуж, но в случае неудачи обратиться за помощью к разбойнику. Влюбленные договариваются о связи – Маша должна будет опустить в дупло дуба кольцо.

Глава ХVI

Тем временем шла активная подготовка к свадьбе Марьи Кирилловны с князем. Она решилась написать жениху письмо, в котором умоляла его отказаться от этого брака. Князь показал письмо Троекурову. Тот пришел в ярость и приказал ускорить свадьбу, а Машу до бракосочетания запереть.

Глава ХVII

Марья Кирилловна попросила брата Сашу положить кольцо в дупло дуба, как было условлено. Саша увидел крестьянского мальчика, который вытащил кольцо и подрался с ним. Их увидели дворовые люди и Саша в запальчивости открыл всем секрет сестры. Крестьянского парня задержали на время разбирательства, и он не смог вовремя сообщить новость о скорой свадьбе Дубровскому.

Глава ХVIII

Машу обвенчали с князем Верейским. На обратном пути из церкви карету остановили разбойники. Князь выстрелил в Дубровского и ранил его. Маша объявила Дубровскому, что между ними все кончено, она не оставит мужа. Разбойники удалились, никого не тронув.

Глава ХIХ

Лагерь разбойников атаковали солдаты. Нападение было отбито, но Дубровский принял решение оставить своих товарищей и вскоре выехал за границу. Нападения разбойников прекратились.

О романе.
Одним из великих произведений Пушкина стал роман «Дубровский», в котором он много рассказал о проблемах современной ему действительности. Поэт исследовал причины и возможности русского дворянина возглавить протест народных масс.

Том I

Глава 1

С первых страниц романа автор знакомит читателя с двумя героями. Первый — это Кирилл Петрович Троекуров , богатый и заносчивый человек, владеющий обширным имением. Он не отличается культурой и тактом, считая, что все вокруг обязаны ему угождать. Троекуров богат, пользуется высоким авторитетом, поскольку у него связи в Петербурге, и поэтому позволяет себе быть самодуром, несмотря на врожденное добродушие.

Второй – Андрей Гаврилович Дубровский предстает как личность, высоко несущая понятие дворянской чести. Он – сосед Троекурова, их связывают давние приятельские отношения, но однажды их привязанности приходит конец. Во время прогулки по псарне Кириллы Петровича один из псарей оскорбляет Дубровского, намекнув ему на его нищету. Он говорит о том, что собакам на псарне живется лучше, чем некоторым дворянам. Андрей Гаврилович уезжает домой, чем задевает гордость хозяина поместья. Рассердившись на старого друга, Троекуров нанимает заседателя Шабашкина, чтобы отсудить Кистеневку, имение Дубровских. Они ведут нечестную игру, зная, что документы на владение утеряны хозяином во время пожара.

Глава 2

Решением заседания суда Кистеневка возвращается «законному владельцу» Троекурову. Дубровский впадает в приступ сумасшествия, услышав это решение. Он очень сильно заболевает и отправляется в имение, которого уже почти лишился.

Глава 3

Узнав о болезни родителя, молодой Владимир Дубровский принимает решение ехать домой. Он очень привязан к отцу, хоть толком и не видел его за всю свою жизнь. С восьмилетнего возраста он жил в Петербурге. По пути в деревню молодой человек расспрашивает кучера Антона о ситуации с Троекуровым. Дома его встречает совершенно ослабший отец.

Глава 4

Владимир пытается разобраться в делах своего отца, но не находит нужных бумаг. Они не подают апелляцию, и имение окончательно отходит к новому хозяину. Троекуров испытывает муки совести из-за того, что месть хорошему другу завела его так далеко. Он решает поехать к Дубровскому и вернуть ему все права на Кистеневку. Но Андрей Гаврилович, увидев Кириллу Петровича, впадает в очередной приступ и умирает. Владимир выгоняет Троекурова.

Глава 5

Сразу после погребения Андрея Гавриловича в Кистеневку приезжают чиновники во главе с Шабашкиным, чтобы объявить всем о том, что новый владелец земли Троекуров. Народ начинает бунтовать, люди нападают на исполнителей судебного решения, те прячутся в хозяйском доме.

Глава 6

Владимир находится в смятении, его тяготит мысль, что его имение достанется невольному убийце отца. Он принимает решение сжечь дом. Крестьяне помогают ему обложить строение соломой. Кузнец Архип запирает чиновников в доме. Они погибают во время пожара.

Глава 7

Дубровский и несколько его людей исчезают без следа. Троекуров дает начало делу об умышленном убийстве чиновников. В окрестностях появляется шайка бандитов, она обворовывает помещиков и сжигает их дома. Подозрение падает на молодого Дубровского и его крестьян.

Глава 8

Троекуров нанимает для своего сына учителя французского языка, по фамилии Дефорж . Но Владимир перехватывает репетитора на пути в дом Кириллы Петровича и, отобрав у того документы, сам отправляется в имение своего врага под видом преподавателя. Он поселяется в Покровском и начинает занятия с Сашей. Дочь Троекурова, Маша, влюбляется в ненастоящего Дефоржа.

Том II

Глава 9

На богатом застолье в доме Троекуровых присутствует 80 гостей, все они обсуждают банду под предводительством Дубровского. А Троекуров веселит всех историей о том, как Дефорж справился с его медведем.

Глава 10

Один из гостей по фамилии Спицын очень боялся потерять свои деньги, и носил все сбережения с собой. Он попросился ночевать в комнате вместе с французским учителем. Ночью он проснулся и почувствовал, что некто тянет его сумку с деньгами. Спицын собрался закричать, но Дефорж сказал ему, что он и есть Дубровский, и посоветовал не поднимать шум.

Глава 11

Читатель знакомится с историей появления Дубровского в доме Троекурова. Он случайно встретил Марию Кирилловну, дочь хозяина Покровского, и полюбил ее. Это послужило причиной того, что он подкупил француза — учителя и занял его место в доме.

Глава 12

В душе Марии Кирилловны пробуждаются чувства к Дефоржу. Тот передает ей записку с просьбой о встрече. Там он раскрывает девушке свое настоящее имя. И берет с нее обещание обратиться к нему, если понадобится помощь. Он убегает из дома Троекурова. В это время туда приезжает исправник, чтобы арестовать Дубровского. Кирилла Петрович не верит, что француз оказался не тем, за кого себя выдавал. Но в его душе зарождаются сомнения, когда он узнает о побеге.

Глава 13

Через некоторое время к Троекуровым приезжает с визитом сосед, вернувшийся из долгого заграничного путешествия. Это богатый и довольно пожилой князь Верейский. Он сражен красотой Маши. Кирилла Петрович с дочерью через несколько дней совершают ответный визит и прекрасно общаются с князем.

Глава 14

Отец сообщает Маше, что князь Верейский станет ее мужем. Девушка начинает рыдать при всех присутствующих. Родитель прогоняет ее прочь и обсуждает вопросы приданого с женихом. Мария Кирилловна получает записку от с просьбой о встрече.

Глава 15

На свидании Дубровский предлагает освободить Машу от предстоящего брака, убив Верейского. Но та отказывается, не желая становиться причиной чьей-то смерти. Он умоляет ее уговорить отца не отдавать ее замуж. Маша соглашается попробовать, они уговариваются о том, что, если у нее не выйдет, она бросит кольцо Владимира в дупло дерева в саду. Тогда тот явится за ней, и они поженятся.

Глава 16

Соседи готовятся к свадьбе. Мария Кирилловна в письме умоляет князя отменить свадьбу, признается, что не любит его. Но Верейский с Троекуровым решают ускорить это дело. Венчание должно произойти через два дня. Отец закрывает Машу в ее покоях, желая предотвратить их связь с Дубровским и возможный побег из-под венца.

Глава 17

Младший брат Марии относит перстень в дупло дерева, но вступает в драку с другим мальчишкой. Их отводят к Троекурову. Он выведывает, что мальчик служит Дубровскому и отпускает, чтобы проследить за ним.

Глава 18

Маша и Верейский вступают в брак. По пути во владения князя их окружают разбойники, завязывается перестрелка, Верейский попадает в плечо Владимиру. Маша отказывается бежать, так как уже связана с князем узами брака. Она просит оставить ее в покое, и разбойники уходят.

Глава 19

Разбойники отдыхают в своем укреплении среди лесной чащи. На них нападают солдаты. Но шайка под руководством Владимира отбивается от атаки. После становится известно, что Дубровский покинул своих людей и скрылся в неизвестном направлении. По некоторым догадкам он уехал за границу.

На этом и заканчивается краткий пересказ романа «Дубровский», включающий в себя только самые важные события из полной версии произведения!

Том первый

Глава I

Несколько лет тому назад в одном из своих поместий жил старинный русский барин, Кирила Петрович Троекуров. Его богатство, знатный род и связи давали ему большой вес в губерниях, где находилось его имение. Соседи рады были угождать малейшим его прихотям; губернские чиновники трепетали при его имени; Кирила Петрович принимал знаки подобострастия как надлежащую дань; дом его всегда был полон гостями, готовыми тешить его барскую праздность, разделяя шумные, а иногда и буйные его увеселения. Никто не дерзал отказываться от его приглашения или в известные дни не являться с должным почтением в село Покровское. В домашнем быту Кирила Петрович выказывал все пороки человека необразованного. Избалованный всем, что только окружало его, он привык давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям довольно ограниченного ума. Несмотря на необыкновенную силу физических способностей, он раза два в неделю страдал от обжорства и каждый вечер бывал навеселе. В одном из флигелей его дома жили шестнадцать горничных, занимаясь рукоделиями, свойственными их полу. Окна во флигеле были загорожены деревянною решеткою; двери запирались замками, от коих ключи хранились у Кирила Петровича. Молодые затворницы в положенные часы сходили в сад и прогуливались под надзором двух старух. От времени до времени Кирила Петрович выдавал некоторых из них замуж, и новые поступали на их место. С крестьянами и дворовыми обходился он строго и своенравно; несмотря на то, они были ему преданы: они тщеславились богатством и славою своего господина и в свою очередь позволяли себе многое в отношении к их соседам, надеясь на его сильное покровительство.

Кинофильм по повести А. С. Пушкина «Дубровский», 1936

Всегдашние занятия Троекурова состояли в разъездах около пространных его владений, в продолжительных пирах и в проказах, ежедневно притом изобретаемых и жертвою коих бывал обыкновенно какой-нибудь новый знакомец; хотя и старинные приятели не всегда их избегали за исключением одного Андрея Гавриловича Дубровского. Сей Дубровский, отставной поручик гвардии, был ему ближайшим соседом и владел семидесятью душами. Троекуров, надменный в сношениях с людьми самого высшего звания, уважал Дубровского, несмотря на его смиренное состояние. Некогда были они товарищами по службе, и Троекуров знал по опыту нетерпеливость и решительность его характера. Обстоятельства разлучили их надолго. Дубровский с расстроенным состоянием принужден был выйти в отставку и поселиться в остальной своей деревне. Кирила Петрович, узнав о том, предлагал ему свое покровительство, но Дубровский благодарил его и остался беден и независим. Спустя несколько лет Троекуров, отставной генерал-аншеф, приехал в свое поместие; они свиделись и обрадовались друг другу. С тех пор они каждый день бывали вместе, и Кирила Петрович, отроду не удостоивавший никого своим посещением, заезжал запросто в домишко своего старого товарища. Будучи ровесниками, рожденные в одном сословии, воспитанные одинаково, они сходствовали отчасти и в характерах, и в наклонностях. В некоторых отношениях и судьба их была одинакова: оба женились по любви, оба скоро овдовели, у обоих оставалось по ребенку. Сын Дубровского воспитывался в Петербурге, дочь Кирила Петровича росла в глазах родителя, и Троекуров часто говаривал Дубровскому: «Слушай, брат, Андрей Гаврилович: коли в твоем Володьке будет путь, так отдам за него Машу; даром что он гол как сокол». Андрей Гаврилович качал головою и отвечал обыкновенно: «Нет, Кирила Петрович: мой Володька не жених Марии Кириловне. Бедному дворянину, каков он, лучше жениться на бедной дворяночке да быть главою в доме, чем сделаться приказчиком избалованной бабенки».

Все завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым и бедным его соседом, и удивлялись смелости сего последнего, когда он за столом у Кирила Петровича прямо высказывал свое мнение, не заботясь о том, противуречило ли оно мнениям хозяина. Некоторые пытались было ему подражать и выйти из пределов должного повиновения, но Кирила Петрович так их пугнул, что навсегда отбил у них охоту к таковым покушениям, и Дубровский один остался вне общего закона. Нечаянный случай все расстроил и переменил.

А. С. Пушкин. «Дубровский». Аудиокнига

Раз в начале осени Кирила Петрович собирался в отъезжее поле. Накануне был отдан приказ псарям и стремянным быть готовыми к пяти часам утра. Палатка и кухня отправлены были вперед на место, где Кирила Петрович должен был обедать. Хозяин и гости пошли на псарный двор, где более пятисот гончих и борзых жили в довольстве и тепле, прославляя щедрость Кирила Петровича на своем собачьем языке. Тут же находился и лазарет для больных собак под присмотром штаб-лекаря Тимошки и отделение, где благородные сyки ощенялись и кормили своих щенят. Кирила Петрович гордился сим прекрасным заведением и никогда не упускал случая похвастаться оным перед своими гостями, из коих каждый осматривал его по крайней мере уже в двадцатый раз. Он расхаживал по псарне, окруженный своими гостями и сопровождаемый Тимошкой и главными псарями; останавливался пред некоторыми конурами, то расспрашивая о здоровии больных, то делая замечания более или менее строгие и справедливые, то подзывая к себе знакомых собак и ласково с ними разговаривая. Гости почитали обязанностию восхищаться псарнею Кирила Петровича. Один Дубровский молчал и хмурился. Он был горячий охотник. Его состояние позволяло ему держать только двух гончих и одну свору борзых; он не мог удержаться от некоторой зависти при виде сего великолепного заведения. «Что же ты хмуришься, брат, – спросил его Кирила Петрович, – или псарня моя тебе не нравится?» – «Нет, – отвечал он сурово, – псарня чудная, вряд людям вашим житье такое ж, как вашим собакам». Один из псарей обиделся. «Мы на свое житье, – сказал он, – благодаря бога и барина не жалуемся, а что правда, то правда, иному и дворянину не худо бы променять усадьбу на любую здешнюю конурку. Ему было б и сытнее и теплее». Кирила Петрович громко засмеялся при дерзком замечании своего холопа, а гости вослед за ним захохотали, хотя и чувствовали, что шутка псаря могла отнестися и к ним. Дубровский побледнел и не сказал ни слова. В сие время поднесли в лукошке Кирилу Петровичу новорожденных щенят; он занялся ими, выбрал себе двух, прочих велел утопить. Между тем Андрей Гаврилович скрылся, и никто того не заметил.

Возвратясь с гостями со псарного двора, Кирила Петрович сел ужинать и тогда только, не видя Дубровского, хватился о нем. Люди отвечали, что Андрей Гаврилович уехал домой. Троекуров велел тотчас его догнать и воротить непременно. Отроду не выезжал он на охоту без Дубровского, опытного и тонкого ценителя псовых достоинств и безошибочного решителя всевозможных охотничьих споров. Слуга, поскакавший за ним, воротился, как еще сидели за столом, и доложил своему господину, что, дескать, Андрей Гаврилович не послушался и не хотел воротиться. Кирила Петрович, по обыкновению своему разгоряченный наливками, осердился и вторично послал того же слугу сказать Андрею Гавриловичу, что если он тотчас же не приедет ночевать в Покровское, то он, Троекуров, с ним навеки рассорится. Слуга снова поскакал, Кирила Петрович, встав из-за стола, отпустил гостей и отправился спать.

На другой день первый вопрос его был: здесь ли Андрей Гаврилович? Вместо ответа ему подали письмо, сложенное треугольником; Кирила Петрович приказал своему писарю читать его вслух и услышал следующее:

«Государь мой премилостивый,

Я до тех пор не намерен ехать в Покровское, пока не вышлете Вы мне псаря Парамошку с повинною; а будет моя воля наказать его или помиловать, а я терпеть шутки от Ваших холопьев не намерен, да и от Вас их не стерплю – потому что я не шут, а старинный дворянин. – За сим остаюсь покорным ко услугам

Андрей Дубровский».

По нынешним понятиям об этикете письмо сие было бы весьма неприличным, но оно рассердило Кирила Петровича не странным слогом и расположением, но только своею сущностью. «Как, – загремел Троекуров, вскочив с постели босой, – высылать к ему моих людей с повинной, он волен их миловать, наказывать! – да что он в самом деле задумал; да знает ли он, с кем связывается? Вот я ж его… Наплачется он у меня, узнает, каково идти на Троекурова!»

Кирила Петрович оделся и выехал на охоту с обыкновенной своею пышностию, – но охота не удалась. Во весь день видели одного только зайца, и того протравили. Обед в поле под палаткою также не удался, или по крайней мере был не по вкусу Кирила Петровича, который прибил повара, разбранил гостей и на возвратном пути со всею своей охотою нарочно поехал полями Дубровского.

Прошло несколько дней, и вражда между двумя соседами не унималась. Андрей Гаврилович не возвращался в Покровское, Кирила Петрович без него скучал, и досада его громко изливалась в самых оскорбительных выражениях, которые благодаря усердию тамошних дворян доходили до Дубровского исправленные и дополненные. Новое обстоятельство уничтожило и последнюю надежду на примирение.

Дубровский объезжал однажды малое свое владение; приближаясь к березовой роще, услышал он удары топора и через минуту треск повалившегося дерева. Он поспешил в рощу и наехал на покровских мужиков, спокойно ворующих у него лес. Увидя его, они бросились было бежать. Дубровский со своим кучером поймал из них двоих и привел их связанных к себе на двор. Три неприятельские лошади достались тут же в добычу победителю. Дубровский был отменно сердит: прежде сего никогда люди Троекурова, известные разбойники, не осмеливались шалить в пределах его владений, зная приятельскую связь его с их господином. Дубровский видел, что теперь пользовались они происшедшим разрывом, и решился, вопреки всем понятиям о праве войны, проучить своих пленников прутьями, коими запаслись они в его же роще, а лошадей отдать в работу, приписав к барскому скоту.

Слух о сем происшествии в тот же день дошел до Кирила Петровича. Он вышел из себя и в первую минуту гнева хотел было со всеми своими дворовыми учинить нападение на Кистеневку (так называлась деревня его соседа), разорить ее дотла и осадить самого помещика в его усадьбе. Таковые подвиги были ему не в диковину. Но мысли его вскоре приняли другое направление.

Расхаживая тяжелыми шагами взад и вперед по зале, он взглянул нечаянно в окно и увидел у ворот остановившуюся тройку; маленький человек в кожаном картузе и фризовой шинели вышел из телеги и пошел во флигель к приказчику; Троекуров узнал заседателя Шабашкина и велел его позвать. Через минуту Шабашкин уже стоял перед Кирилом Петровичем, отвешивая поклон за поклоном и с благоговением ожидая его приказаний.

– Здорово, как бишь тебя зовут, – сказал ему Троекуров, – зачем пожаловал?

– Я ехал в город, ваше превосходительство, – отвечал Шабашкин, – и зашел к Ивану Демьянову узнать, не будет ли какого приказания от вашего превосходительства.

– Очень кстати заехал, как бишь тебя зовут; мне до тебя нужда. Выпей водки да выслушай.

Таковой ласковый прием приятно изумил заседателя. Он отказался от водки и стал слушать Кирила Петровича со всевозможным вниманием.

– У меня сосед есть, – сказал Троекуров, – мелкопоместный грубиян; я хочу взять у него имение – как ты про то думаешь?

– Ваше превосходительство, коли есть какие-нибудь документы или…

– Врешь, братец, какие тебе документы. На то указы. В том-то и сила, чтобы безо всякого права отнять имение. Постой однако ж. Это имение принадлежало некогда нам, было куплено у какого-то Спицына и продано потом отцу Дубровского. Нельзя ли к этому придраться?

– Мудрено, ваше высокопревосходительство; вероятно, сия продажа совершена законным порядком.

– Подумай, братец, поищи хорошенько.

– Если бы, например, ваше превосходительство могли каким ни есть образом достать от вашего соседа запись или купчую, в силу которой владеет он своим имением, то конечно…

– Понимаю, да вот беда – у него все бумаги сгорели во время пожара.

– Как, ваше превосходительство, бумаги его сгорели! чего ж вам лучше? – в таком случае извольте действовать по законам, и без всякого сомнения получите ваше совершенное удовольствие.

– Ты думаешь? Ну, смотри же. Я полагаюсь на твое усердие, а в благодарности моей можешь быть уверен.

Шабашкин поклонился почти до земли, вышел вон, с того же дни стал хлопотать по замышленному делу, и благодаря его проворству ровно через две недели Дубровский получил из города приглашение доставить немедленно надлежащие объяснения насчет его владения сельцом Кистеневкою.

Андрей Гаврилович, изумленный неожиданным запросом, в тот же день написал в ответ довольно грубое отношение, в коем объявлял он, что сельцо Кистеневка досталось ему по смерти покойного его родителя, что он владеет им по праву наследства, что Троекурову до него дела никакого нет и что всякое постороннее притязание на сию его собственность есть ябеда и мошенничество.

Письмо сие произвело весьма приятное впечатление в душе заседателя Шабашкина. Он увидел, во 1) что Дубровский мало знает толку в делах, во 2) что человека столь горячего и неосмотрительного нетрудно будет поставить в самое невыгодное положение.

Андрей Гаврилович, рассмотрев хладнокровно запросы заседателя, увидел необходимость отвечать обстоятельнее. Он написал довольно дельную бумагу, но в последствии времени оказавшуюся недостаточной.

Дело стало тянуться. Уверенный в своей правоте, Андрей Гаврилович мало о нем беспокоился, не имел ни охоты, ни возможности сыпать около себя деньги, и хоть он, бывало, всегда первый трунил над продажной совестью чернильного племени, но мысль соделаться жертвой ябеды не приходила ему в голову. С своей стороны Троекуров столь же мало заботился о выигрыше им затеянного дела, Шабашкин за него хлопотал, действуя от его имени, стращая и подкупая судей и толкуя вкрив и впрям всевозможные указы. Как бы то ни было, 18… года, февраля 9 дня, Дубровский получил через городовую полицию приглашение явиться к ** земскому судье для выслушания решения оного по делу спорного имения между им, поручиком Дубровским, и генерал-аншефом Троекуровым, и для подписки своего удовольствия или неудовольствия. В тот же день Дубровский отправился в город; на дороге обогнал его Троекуров. Они гордо взглянули друг на друга, и Дубровский заметил злобную улыбку на лице своего противника.

Глава II

Приехав в город, Андрей Гаврилович остановился у знакомого купца, ночевал у него и на другой день утром явился в присутствие уездного суда. Никто не обратил на него внимания. Вслед за ним приехал и Кирила Петрович. Писаря встали и заложили перья за ухо. Члены встретили его с изъявлениями глубокого подобострастия, придвинули ему кресла из уважения к его чину, летам и дородности; он сел при открытых дверях, – Андрей Гаврилович стоя прислонился к стенке, – настала глубокая тишина, и секретарь звонким голосом стал читать определение суда.

Мы помещаем его вполне, полагая, что всякому приятно будет увидать один из способов, коими на Руси можем мы лишиться имения, на владение коим имеем неоспоримое право.

18… года октября 27 дня ** уездный суд рассматривал дело о неправильном владении гвардии поручиком Андреем Гавриловым сыном Дубровским имением, принадлежащим генерал-аншефу Кирилу Петрову сыну Троекурову, состоящим ** губернии в сельце Кистеневке, мужеска пола ** душами, да земли с лугами и угодьями ** десятин. Из коего дела видно: означенный генерал-аншеф Троекуров прошлого 18… года июня 9 дня взошел в сей суд с прошением в том, что покойный его отец, коллежский асессор и кавалер Петр Ефимов сын Троекуров в 17… году августа 14 дня, служивший в то время в ** наместническом правлении провинциальным секретарем, купил из дворян у канцеляриста Фадея Егорова сына Спицына имение, состоящее ** округи в помянутом сельце Кистеневке (которое селение тогда по ** ревизии называлось Кистеневскими выселками), всего значащихся по 4-й ревизии мужеска пола ** душ со всем их крестьянским имуществом, усадьбою, с пашенною и непашенною землею, лесами, сенными покосы, рыбными ловли по речке, называемой Кистеневке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом все без остатка, что ему после отца его, из дворян урядника Егора Терентьева сына Спицына по наследству досталось и во владении его было, не оставляя из людей ни единыя души, а из земли ни единого четверика, ценою за 2500 р., на что и купчая в тот же день в ** палате суда и расправы совершена, и отец его тогда же августа в 26-й день ** земским судом введен был во владение и учинен за него отказ. – А наконец 17… года сентября 6-го дня отец его волею божиею помер, а между тем он проситель генерал-аншеф Троекуров с 17… года почти с малолетства находился в военной службе и по большой части был в походах за границами, почему он и не мог иметь сведения, как о смерти отца его, равно и об оставшемся после его имении. Ныне же по выходе совсем из той службы в отставку и по возвращении в имения отца его, состоящие ** и ** губерниях **, ** и ** уездах, в разных селениях, всего до 3000 душ, находит, что из числа таковых имений вышеписанными ** душами (коих по нынешней ** ревизии значится в том сельце всего ** душ) с землею и со всеми угодьями владеет без всяких укреплений вышеписанный гвардии поручик Андрей Дубровский, почему, представляя при оном прошении ту подлинную купчую, данную отцу его продавцом Спицыным, просит, отобрав помянутое имение из неправильного владения Дубровского, отдать по принадлежности в полное его, Троекурова, распоряжение. А за несправедливое оного присвоение, с коего он пользовался получаемыми доходами, по учинении об оных надлежащего дознания, положить с него, Дубровского, следующее по законам взыскание и оным его, Троекурова, удовлетворить.

По учинении ж ** земским судом по сему прошению исследований открылось: что помянутый нынешний владелец спорного имения гвардии поручик Дубровский дал на месте дворянскому заседателю объяснение, что владеемое им ныне имение, состоящее в означенном сельце Кистеневке, ** душ с землею и угодьями, досталось ему по наследству после смерти отца его, артиллерии подпоручика Гаврила Евграфова сына Дубровского, а ему дошедшее по покупке от отца сего просителя, прежде бывшего провинциального секретаря, а потом коллежского асессора Троекурова, по доверенности, данной от него в 17… году августа 30 дня, засвидетельствованной в ** уездном суде, титулярному советнику Григорью Васильеву сыну Соболеву, по которой должна быть от него на имение сие отцу его купчая, потому что во оной именно сказано, что он, Троекуров, все доставшееся ему по купчей от канцеляриста Спицына имение, ** душ с землею, продал отцу его, Дубровского, и следующие по договору деньги, 3200 рублей, все сполна с отца его без возврата получил и просил оного доверенного Соболева выдать отцу его указную крепость. А между тем отцу его в той же доверенности по случаю заплаты всей суммы владеть тем покупным у него имением и распоряжаться впредь до совершения оной крепости, как настоящему владельцу, и ему, продавцу Троекурову, впредь и никому в то имение уже не вступаться. Но когда именно и в каком присутственном месте таковая купчая от поверенного Соболева дана его отцу, – ему, Андрею Дубровскому, неизвестно, ибо он в то время был в совершенном малолетстве, и после смерти его отца таковой крепости отыскать не мог, а полагает, что не сгорела ли с прочими бумагами и имением во время бывшего в 17… году в доме их пожара, о чем известно было и жителям того селения. А что оным имением со дня продажи Троекуровым или выдачи Соболеву доверенности, то есть с 17… года, а по смерти отца его с 17… года и поныне, они, Дубровские, бесспорно владели, в том свидетельствуется на окольных жителей, которые, всего 52 человека, на опрос под присягой показали, что действительно, как они могут запомнить, означенным спорным имением начали владеть помянутые гг. Дубровские назад сему лет с 70 без всякого от кого-либо спора, но по какому именно акту или крепости, им неизвестно. – Упомянутый же по сему делу прежний покупчик сего имения, бывший провинциальный секретарь Петр Троекуров, владел ли сим имением, они не запомнят. Дом же гг. Дубровских назад сему лет 30 от случившегося в их селении в ночное время пожара сгорел, причем сторонние люди допускали, что доходу означенное спорное имение может приносить, полагая с того времени в сложности, ежегодно не менее как до 2000 р.

Напротив же сего генерал-аншеф Кирила Петров сын Троекуров 3-го генваря сего года взошел в сей суд с прошением, что хотя помянутый гвардии поручик Андрей Дубровский и представил при учиненном следствии к делу сему выданную покойным его отцом Гаврилом Дубровским титулярному советнику Соболеву доверенность на запроданное ему имение, но по оной не только подлинной купчей, но даже и на совершение когда-либо оной никаких ясных доказательств по силе генерального регламента 19 главы и указа 1752 года ноября 29 дня не представил. Следовательно, самая доверенность ныне, за смертию самого дателя оной, отца его, по указу 1818 года мая… дня, совершенно уничтожается. – А сверх сего – велено спорные имения отдавать во владения – крепостные по крепостям, а некрепостные по розыску.

На каковое имение, принадлежащее отцу его, представлен уже от него в доказательство крепостной акт, по которому и следует, на основании означенных узаконений, из неправильного владения помянутого Дубровского отобрав, отдать ему по праву наследства. А как означенные помещики, имея во владении не принадлежащего им имения и без всякого укрепления, и пользовались с оного неправильно и им не принадлежащими доходами, то по исчислении, сколько таковых будет причитаться по силе… взыскать с помещика Дубровского и его, Троекурова, оными удовлетворить. – По рассмотрении какового дела и учиненной из оного и из законов выписки в ** уездном суде определено:

Как из дела сего видно, что генерал-аншеф Кирила Петров сын Троекуров на означенное спорное имение, находящееся ныне во владении у гвардии поручика Андрея Гаврилова сына Дубровского, состоящее в сельце Кистеневке, по нынешней… ревизии всего мужеска пола ** душ, с землею, и угодьями, представил подлинную купчую на продажу оного покойному отцу его, провинциальному секретарю, который потом был коллежским асессором, в 17… году из дворян канцеляристом Фадеем Спицыным, и что сверх сего сей покупщик, Троекуров, как из учиненной на той купчей надписи видно, был в том же году ** земским судом введен во владение, которое имение уже и за него отказано, и хотя напротив сего со стороны гвардии поручика Андрея Дубровского и представлена доверенность, данная тем умершим покупщиком Троекуровым титулярному советнику Соболеву для совершения купчей на имя отца его, Дубровского, но по таковым сделкам не только утверждать крепостные недвижимые имения, но даже и временно владеть по указу …. воспрещено, к тому ж и самая доверенность смертию дателя оной совершенно уничтожается. Но чтоб сверх сего действительно была по оной доверенности совершена где и когда на означенное спорное имение купчая, со стороны Дубровского никаких ясных доказательств к делу с начала производства, то есть с 18… года, и по сие время не представлено. А потому сей суд и полагает: означенное имение, ** душ, с землею и угодьями, в каком ныне положении тое окажется, утвердить по представленной на оное купчей за генерал-аншефа Троекурова; о удалении от распоряжения оным гвардии поручика Дубровского и о надлежащем вводе во владение за него, г. Троекурова, и об отказе за него, как дошедшего ему по наследству, предписать ** земскому суду. А хотя сверх сего генерал-аншеф Троекуров и просит о взыскании с гвардии поручика Дубровского за неправое владение наследственным его имением воспользовавшихся с оного доходов. – Но как оное имение, по показанию старожилых людей, было у гг. Дубровских несколько лет в бесспорном владении, и из дела сего не видно, чтоб со стороны г. Троекурова были какие-либо до сего времени прошения о таковом неправильном владении Дубровскими оного имения, к тому по уложению велено, ежели кто чужую землю засеет или усадьбу загородит, и на того о неправильном завладении станут бити челом, и про то сыщется допрямо, тогда правому отдавать тую землю и с посеянным хлебом, и городьбою, и строением, а посему генерал-аншефу Троекурову в изъявленном на гвардии поручика Дубровского иске отказать, ибо принадлежащее ему имение возвращается в его владение, не изъемля из оного ничего. А что при вводе за него отказаться может все без остатка, предоставя между тем генерал-аншефу Троекурову, буде он имеет о таковой своей претензии какие-либо ясные и законные доказательства, может просить где следует особо. – Каковое решение напред объявить как истцу, равно и ответчику, на законном основании, апелляционным порядком, коих и вызвать в сей суд для выслушания сего решения и подписки удовольствия или неудовольствия чрез полицию.

Каковое решение подписали все присутствующие того суда. –

Секретарь умолкнул, заседатель встал и с низким поклоном обратился к Троекурову, приглашая его подписать предлагаемую бумагу, и торжествующий Троекуров, взяв от него перо, подписал под решением суда совершенное свое удовольствие.

Очередь была за Дубровским. Секретарь поднес ему бумагу. Но Дубровский стал неподвижен, потупя голову.

Секретарь повторил ему свое приглашение подписать свое полное и совершенное удовольствие или явное неудовольствие, если паче чаяния чувствует по совести, что дело его есть правое, и намерен в положенное законами время просить по апелляции куда следует. Дубровский молчал… Вдруг он поднял голову, глаза его засверкали, он топнул ногою, оттолкнул секретаря с такою силою, что тот упал, и, схватив чернильницу, пустил ею в заседателя. Все пришли в ужас. «Как! не почитать церковь божию! прочь, хамово племя!» Потом, обратясь к Кирилу Петровичу: «Слыхано дело, ваше превосходительство, – продолжал он, – псари вводят собак в божию церковь! собаки бегают по церкви. Я вас ужо проучу…» Сторожа сбежались на шум и насилу им овладели. Его вывели и усадили в сани. Троекуров вышел вслед за ним, сопровождаемый всем судом. Внезапное сумасшествие Дубровского сильно подействовало на его воображение и отравило его торжество.

Судьи, надеявшиеся на его благодарность, не удостоились получить от него ни единого приветливого слова. Он в тот же день отправился в Покровское. Дубровский между тем лежал в постеле; уездный лекарь, по счастью не совершенный невежда, успел пустить ему кровь, приставить пиявки и шпанские мухи. К вечеру ему стало легче, больной пришел в память. На другой день повезли его в Кистеневку, почти уже ему не принадлежащую.

Глава III

Прошло несколько времени, а здоровье бедного Дубровского всё еще было плохо; правда, припадки сумасшествия уже не возобновлялись, но силы его приметно ослабевали. Он забывал свои прежние занятия, редко выходил из своей комнаты и задумывался по целым суткам. Егоровна, добрая старуха, некогда ходившая за его сыном, теперь сделалась и его нянькою. Она смотрела за ним, как за ребенком, напоминала ему о времени пищи и сна, кормила его, укладывала спать. Андрей Гаврилович тихо повиновался ей и кроме ее не имел ни с кем сношения. Он был не в состоянии думать о своих делах, хозяйственных распоряжениях, и Егоровна увидела необходимость уведомить обо всем молодого Дубровского, служившего в одном из гвардейских пехотных полков и находящегося в то время в Петербурге. Итак, отодрав лист от расходной книги, она продиктовала повару Харитону, единственному кистеневскому грамотею, письмо, которое в тот же день и отослала в город на почту.

Но пора читателя познакомить с настоящим героем нашей повести.

Владимир Дубровский воспитывался в Кадетском корпусе и выпущен был корнетом в гвардию; отец не щадил ничего для приличного его содержания, и молодой человек получал из дому более, нежели должен был ожидать. Будучи расточителен и честолюбив, он позволял себе роскошные прихоти, играл в карты и входил в долги, не заботясь о будущем и предвидя себе рано или поздно богатую невесту, мечту бедной молодости.

Однажды вечером, когда несколько офицеров сидели у него, развалившись по диванам и куря из его янтарей, Гриша, его камердинер, подал ему письмо, коего надпись и печать тотчас поразили молодого человека. Он поспешно его распечатал и прочел следующее:

«Государь ты наш, Владимир Андреевич, – я, твоя старая нянька, решилась тебе доложить о здоровье папенькином. Он очень плох, иногда заговаривается, и весь день сидит как дитя глупое, а в животе и смерти бог волен. Приезжай ты к нам, соколик мой ясный, мы тебе и лошадей вышлем на Песочное. Слышно, земский суд к нам едет отдать нас под начал Кирилу Петровичу Троекурову, потому что мы, дескать, ихние, а мы искони ваши, – и отроду того не слыхивали. – Ты бы мог, живя в Петербурге, доложить о том царю-батюшке, а он бы не дал нас в обиду. – Остаюсь твоя верная раба, нянька

Орина Егоровна Бузырева.

Посылаю мое материнское благословение Грише, хорошо ли он тебе служит? – У нас дожди идут вот ужо друга неделя и пастух Родя помер около Миколина дня».

Владимир Дубровский несколько раз сряду перечитал сии довольно бестолковые строки с необыкновенным волнением. Он лишился матери с малолетства и, почти не зная отца своего, был привезен в Петербург на восьмом году своего возраста; со всем тем он романически был к нему привязан и тем более любил семейственную жизнь, чем менее успел насладиться ее тихими радостями.

Мысль потерять отца своего тягостно терзала его сердце, а положение бедного больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал отца, оставленного в глухой деревне, на руках глупой старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и угасающего без помощи в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго не получал он от отца писем и не подумал о нем осведомиться, полагая его в разъездах или хозяйственных заботах.

Он решился к нему ехать и даже выйти в отставку, если болезненное состояние отца потребует его присутствия. Товарищи, заметя его беспокойство, ушли. Владимир, оставшись один, написал просьбу об отпуске, – закурил трубку и погрузился в глубокие размышления.

Тот же день стал он хлопотать об отпуске и через три дня был уж на большой дороге.

Владимир Андреевич приближался к той станции, с которой должен он был своротить на Кистеневку. Сердце его исполнено было печальных предчувствий, он боялся уже не застать отца в живых, он воображал грустный образ жизни, ожидающий его в деревне, глушь, безлюдие, бедность и хлопоты по делам, в коих он не знал никакого толку. Приехав на станцию, он вошел к смотрителю и спросил вольных лошадей. Смотритель осведомился, куда надобно было ему ехать, и объявил, что лошади, присланные из Кистеневки, ожидали его уже четвертые сутки. Вскоре явился к Владимиру Андреевичу старый кучер Антон, некогда водивший его по конюшне и смотревший за его маленькой лошадкою. Антон прослезился, увидя его, поклонился ему до земи, сказал ему, что старый его барин еще жив, и побежал запрягать лошадей. Владимир Андреевич отказался от предлагаемого завтрака и спешил отправиться. Антон повез его проселочными дорогами, и между ими завязался разговор.

– Скажи, пожалуйста, Антон, какое дело у отца моего с Троекуровым?

– А бог их ведает, батюшка Владимир Андреевич… Барин, слышь, не поладил с Кирилом Петровичем, а тот и подал в суд, хотя по часту он сам себе судия. Не наше холопье дело разбирать барские воли, а ей-богу, напрасно батюшка ваш пошел на Кирила Петровича, плетью обуха не перешибешь.

– Так, видно, этот Кирила Петрович у вас делает что хочет?

– И вестимо, барин: заседателя, слышь, он и в грош не ставит, исправник у него на посылках. Господа съезжаются к нему на поклон, и то сказать, было бы корыто, а свиньи-то будут.

– Правда ли, что отымает он у нас имение?

– Ох, барин, слышали так и мы. На днях покровский пономарь сказал на крестинах у нашего старосты: полно вам гулять; вот ужо приберет вас к рукам Кирила Петрович. Микита кузнец и сказал ему: и полно, Савельич, не печаль кума, не мути гостей. Кирила Петрович сам по себе, а Андрей Гаврилович сам по себе, а все мы божьи да государевы; да ведь на чужой рот пуговицы не нашьешь.

– Стало быть, вы не желаете перейти во владение Троекурову?

– Во владение Кирилу Петровичу! Господь упаси и избави: у него часом и своим плохо приходится, а достанутся чужие, так он с них не только шкурку, да и мясо-то отдерет. Нет, дай бог долго здравствовать Андрею Гавриловичу, а коли уж бог его приберет, так не надо нам никого, кроме тебя, наш кормилец. Не выдавай ты нас, а мы уж за тебя станем. – При сих словах Антон размахнул кнутом, тряхнул вожжами, и лошади его побежали крупной рысью.

Тронутый преданностию старого кучера, Дубровский замолчал и предался снова размышлениям. Прошло более часа, вдруг Гриша пробудил его восклицанием: «Вот Покровское!» Дубровский поднял голову. Он ехал берегом широкого озера, из которого вытекала речка и вдали извивалась между холмами; на одном из них над густою зеленью рощи возвышалась зеленая кровля и бельведер огромного каменного дома, на другом пятиглавая церковь и старинная колокольня; около разбросаны были деревенские избы с их огородами и колодезями. Дубровский узнал сии места; он вспомнил, что на сем самом холму играл он с маленькой Машей Троекуровой, которая была двумя годами его моложе и тогда уже обещала быть красавицей. Он хотел об ней осведомиться у Антона, но какая-то застенчивость удержала его.

Подъехав к господскому дому, он увидел белое платье, мелькающее между деревьями сада. В это время Антон ударил по лошадям и, повинуясь честолюбию, общему и деревенским кучерам как и извозчикам, пустился во весь дух через мост и мимо села. Выехав из деревни, поднялись они на гору, и Владимир увидел березовую рощу и влево на открытом месте серенький домик с красной кровлею; сердце в нем забилось; перед собою видел он Кистеневку и бедный дом своего отца.

Через десять минут въехал он на барский двор. Он смотрел вокруг себя с волнением неописанным. Двенадцать лет не видал он своей родины. Березки, которые при нем только что были посажены около забора, выросли и стали теперь высокими ветвистыми деревьями. Двор, некогда украшенный тремя правильными цветниками, меж коими шла широкая дорога, тщательно выметаемая, обращен был в некошеный луг, на котором паслась опутанная лошадь. Собаки было залаяли, но, узнав Антона, умолкли и замахали косматыми хвостами. Дворня высыпала из людских изоб и окружила молодого барина с шумными изъявлениями радости. Насилу мог он продраться сквозь их усердную толпу и взбежал на ветхое крыльцо; в сенях встретила его Егоровна и с плачем обняла своего воспитанника. «Здорово, здорово, няня, – повторял он, прижимая к сердцу добрую старуху, – что батюшка, где он? каков он?»

В эту минуту в залу вошел, насилу передвигая ноги, старик высокого роста, бледный и худой, в халате и колпаке.

– Здравствуй, Володька! – сказал он слабым голосом, и Владимир с жаром обнял отца своего. Радость произвела в больном слишком сильное потрясение, он ослабел, ноги под ним подкосились, и он бы упал, если бы сын не поддержал его.

– Зачем ты встал с постели, – говорила ему Егоровна, – на ногах не стоишь, а туда же норовишь, куда и люди.

Старика отнесли в спальню. Он силился с ним разговаривать, но мысли мешались в его голове, и слова не имели никакой связи. Он замолчал и впал в усыпление. Владимир поражен был его состоянием. Он расположился в его спальне и просил оставить его наедине с отцом. Домашние повиновались, и тогда все обратились к Грише и повели в людскую, где и угостили его по-деревенскому, со всевозможным радушием, измучив его вопросами и приветствиями.

Глава IV

Где стол был яств, там гроб стоит.

Несколько дней спустя после своего приезда молодой Дубровский хотел заняться делами, но отец его был не в состоянии дать ему нужные объяснения; у Андрея Гавриловича не было поверенного. Разбирая его бумаги, нашел он только первое письмо заседателя и черновой ответ на оное; из того не мог он получить ясное понятие о тяжбе и решился ожидать последствий, надеясь на правоту самого дела.

Между тем здоровье Андрея Гавриловича час от часу становилось хуже. Владимир предвидел его скорое разрушение и не отходил от старика, впадшего в совершенное детство.

Между тем положенный срок прошел, и апелляция не была подана. Кистеневка принадлежала Троекурову. Шабашкин явился к нему с поклонами и поздравлениями и просьбою назначить, когда угодно будет его высокопревосходительству вступить во владение новоприобретенным имением – самому или кому изволит он дать на то доверенность. Кирила Петрович смутился. От природы не был он корыстолюбив, желание мести завлекло его слишком далеко, совесть его роптала. Он знал, в каком состоянии находился его противник, старый товарищ его молодости, и победа не радовала его сердце. Он грозно взглянул на Шабашкина, ища к чему привязаться, чтоб его выбранить, но не нашед достаточного к тому предлога, сказал ему сердито: «Пошел вон, не до тебя».

Шабашкин, видя, что он не в духе, поклонился и спешил удалиться. А Кирила Петрович, оставшись наедине, стал расхаживать взад и вперед, насвистывая: «Гром победы раздавайся», что всегда означало в нем необыкновенное волнение мыслей.

Наконец он велел запрячь себе беговые дрожки, оделся потеплее (это было уже в конце сентября) и, сам правя, выехал со двора.

Вскоре завидел он домик Андрея Гавриловича, и противуположные чувства наполнили душу его. Удовлетворенное мщение и властолюбие заглушали до некоторой степени чувства более благородные, но последние, наконец, восторжествовали. Он решился помириться с старым своим соседом, уничтожить и следы ссоры, возвратив ему его достояние. Облегчив душу сим благим намерением, Кирила Петрович пустился рысью к усадьбе своего соседа и въехал прямо на двор.

В это время больной сидел в спальной у окна. Он узнал Кирила Петровича, и ужасное смятение изобразилось на лице его: багровый румянец заступил место обыкновенной бледности, глаза засверкали, он произносил невнятные звуки. Сын его, сидевший тут же за хозяйственными книгами, поднял голову и поражен был его состоянием. Больной указывал пальцем на двор с видом ужаса и гнева. Он торопливо подбирал полы своего халата, собираясь встать с кресел, приподнялся… и вдруг упал. Сын бросился к нему, старик лежал без чувств и без дыхания, паралич его ударил. «Скорей, скорей в город за лекарем!» – кричал Владимир. «Кирила Петрович спрашивает вас», – сказал вошедший слуга. Владимир бросил на него ужасный взгляд.

– Скажи Кирилу Петровичу, чтоб он скорее убирался, пока я не велел его выгнать со двора… пошел! – Слуга радостно побежал исполнить приказание своего барина; Егоровна всплеснула руками. «Батюшка ты наш, – сказала она пискливым голосом, – погубишь ты свою головушку! Кирила Петрович съест нас». – «Молчи, няня, – сказал с сердцем Владимир, – сейчас пошли Антона в город за лекарем». – Егоровна вышла.

В передней никого не было, все люди сбежались на двор смотреть на Кирила Петровича. Она вышла на крыльцо и услышала ответ слуги, доносящего от имени молодого барина. Кирила Петрович выслушал его сидя на дрожках. Лицо его стало мрачнее ночи, он с презрением улыбнулся, грозно взглянул на дворню и поехал шагом около двора. Он взглянул и в окошко, где за минуту перед сим сидел Андрей Гаврилович, но где уж его не было. Няня стояла на крыльце, забыв о приказании барина. Дворня шумно толковала о сем происшествии. Вдруг Владимир явился между людьми и отрывисто сказал: «Не надобно лекаря, батюшка скончался».

Сделалось смятение. Люди бросились в комнату старого барина. Он лежал в креслах, на которые перенес его Владимир; правая рука его висела до полу, голова опущена была на грудь, не было уж и признака жизни в сем теле, еще не охладелом, но уже обезображенном кончиною. Егоровна взвыла, слуги окружили труп, оставленный на их попечение, вымыли его, одели в мундир, сшитый еще в 1797 году, и положили на тот самый стол, за которым столько лет они служили своему господину.

Глава V

Похороны совершились на третий день. Тело бедного старика лежало на столе, покрытое саваном и окруженное свечами. Столовая полна была дворовых. Готовились к выносу. Владимир и трое слуг подняли гроб. Священник пошел вперед, дьячок сопровождал его, воспевая погребальные молитвы. Хозяин Кистеневки последний раз перешел за порог своего дома. Гроб понесли рощею. Церковь находилась за нею. День был ясный и холодный. Осенние листья падали с дерев.

При выходе из рощи увидели кистеневскую деревянную церковь и кладбище, осененное старыми липами. Там покоилось тело Владимировой матери; там подле могилы ее накануне вырыта была свежая яма.

Церковь полна была кистеневскими крестьянами, пришедшими отдать последнее поклонение господину своему. Молодой Дубровский стал у клироса; он не плакал и не молился, но лицо его было страшно. Печальный обряд кончился. Владимир первый пошел прощаться с телом, за ним и все дворовые. Принесли крышку и заколотили гроб. Бабы громко выли; мужики изредка утирали слезы кулаком. Владимир и тех же трое слуг понесли его на кладбище в сопровождении всей деревни. Гроб опустили в могилу, все присутствующие бросили в нее по горсти песку, яму засыпали, поклонились ей и разошлись. Владимир поспешно удалился, всех опередил и скрылся в Кистеневскую рощу.

Егоровна от имени его пригласила попа и весь причет церковный на похоронный обед, объявив, что молодой барин не намерен на оном присутствовать, и таким образом отец Антон, попадья Федотовна и дьячок пешком отправились на барский двор, рассуждая с Егоровной о добродетелях покойника и о том, что, по-видимому, ожидало его наследника. (Приезд Троекурова и прием, ему оказанный, были уже известны всему околодку, и тамошние политики предвещали важные оному последствия).

– Что будет, то будет, – сказала попадья, – а жаль, если не Владимир Андреевич будет нашим господином. Молодец, нечего сказать.

– А кому же как не ему и быть у нас господином, – прервала Егоровна. – Напрасно Кирила Петрович и горячится. Не на робкого напал: мой соколик и сам за себя постоит, да и, бог даст, благодетели его не оставят. Больно спесив Кирила Петрович! а небось поджал хвост, когда Гришка мой закричал ему: вон, старый пес! – долой со двора!

– Ахти, Егоровна, – сказал дьячок, – да как у Григорья-то язык повернулся; я скорее соглашусь, кажется, лаять на владыку, чем косо взглянуть на Кирила Петровича. Как увидишь его, страх и трепет, и краплет пот, а спина-то сама так и гнется, так и гнется…

– Суета сует, – сказал священник, – и Кирилу Петровичу отпоют вечную память, все как ныне и Андрею Гавриловичу, разве похороны будут побогаче да гостей созовут побольше, а богу не все ли равно!

– Ах, батька! и мы хотели зазвать весь околодок, да Владимир Андреевич не захотел. Небось у нас всего довольно, есть чем угостить, да что прикажешь делать. По крайней мере коли нет людей, так уж хоть вас употчую, дорогие гости наши.

Сие ласковое обещание и надежда найти лакомый пирог ускорили шаги собеседников, и они благополучно прибыли в барский дом, где стол был уже накрыт и водка подана.

Между тем Владимир углублялся в чащу дерев, движением и усталостию стараясь заглушать душевную скорбь. Он шел, не разбирая дороги; сучья поминутно задевали и царапали его, ноги его поминутно вязли в болоте, – он ничего не замечал. Наконец достигнул он маленькой лощины, со всех сторон окруженной лесом; ручеек извивался молча около деревьев, полуобнаженных осенью. Владимир остановился, сел на холодный дерн, и мысли одна другой мрачнее стеснились в душе его… Сильно чувствовал он свое одиночество. Будущее для него являлось покрытым грозными тучами. Вражда с Троекуровым предвещала ему новые несчастия. Бедное его достояние могло отойти от него в чужие руки; в таком случае нищета ожидала его. Долго сидел он неподвижно на том же месте, взирая на тихое течение ручья, уносящего несколько поблеклых листьев и живо представлявшего ему верное подобие жизни – подобие столь обыкновенное. Наконец заметил он, что начало смеркаться; он встал и пошел искать дороги домой, но еще долго блуждал по незнакомому лесу, пока не попал на тропинку, которая и привела его прямо к воротам его дома.

Навстречу Дубровскому попался поп со всем причетом. Мысль о несчастливом предзнаменовании пришла ему в голову. Он невольно пошел стороною и скрылся за деревом. Они его не заметили и с жаром говорили между собою, проходя мимо его.

– Удались от зла и сотвори благо, – говорил поп попадье, – нечего нам здесь оставаться. Не твоя беда, чем бы дело ни кончилось. – Попадья что-то отвечала, но Владимир не мог ее расслышать.

Приближаясь, увидел он множество народа; крестьяне и дворовые люди толпились на барском дворе. Издали услышал Владимир необыкновенный шум и говор. У сарая стояли две тройки. На крыльце несколько незнакомых людей в мундирных сертуках, казалось, о чем-то толковали.

– Что это значит? – спросил он сердито у Антона, который бежал ему навстречу. – Это кто такие и что им надобно?

– Ах, батюшка Владимир Андреевич, – отвечал старик, задыхаясь. – Суд приехал. Отдают нас Троекурову, отымают нас от твоей милости!..

Владимир потупил голову, люди его окружили несчастного своего господина. «Отец ты наш, – кричали они, целуя ему руки, – не хотим другого барина, кроме тебя, прикажи, осударь, с судом мы управимся. Умрем, а не выдадим». Владимир смотрел на них, и странные чувства волновали его. «Стойте смирно, – сказал он им, – а я с приказным переговорю». – «Переговори, батюшка, – закричали ему из толпы, – да усовести окаянных».

Владимир подошел к чиновникам. Шабашкин, с картузом на голове, стоял подбочась и гордо взирал около себя. Исправник, высокий и толстый мужчина лет пятидесяти с красным лицом и в усах, увидя приближающегося Дубровского, крякнул и произнес охриплым голосом: «Итак, я вам повторяю то, что уже сказал: по решению уездного суда отныне принадлежите вы Кирилу Петровичу Троекурову, коего лицо представляет здесь господин Шабашкин. Слушайтесь его во всем, что ни прикажет, а вы, бабы, любите и почитайте его, а он до вас большой охотник». При сей острой шутке исправник захохотал, а Шабашкин и прочие члены ему последовали. Владимир кипел от негодования. «Позвольте узнать, что это значит», – спросил он с притворным холоднокровием у веселого исправника. – «А это то значит, – отвечал замысловатый чиновник, – что мы приехали вводить во владение сего Кирила Петровича Троекурова и просить иных прочих убираться подобру-поздорову». – «Но вы могли бы, кажется, отнестися ко мне, прежде чем к моим крестьянам, и объявить помещику отрешение от власти…» – «А ты кто такой, – сказал Шабашкин с дерзким взором. – Бывший помещик Андрей Гаврилов сын Дубровский волею божиею помре, мы вас не знаем, да и знать не хотим».

– Владимир Андреевич наш молодой барин, – сказал голос из толпы.

– Кто там смел рот разинуть, – сказал грозно исправник, – какой барин, какой Владимир Андреевич? барин ваш Кирила Петрович Троекуров, слышите ли, олухи.

– Да это бунт! – закричал исправник. – Гей, староста, сюда!

Староста выступил вперед.

– Отыщи сей же час, кто смел со мною разговаривать, я его!

Староста обратился к толпе, спрашивая, кто говорил? но все молчали; вскоре в задних рядах поднялся ропот, стал усиливаться и в одну минуту превратился в ужаснейшие вопли. Исправник понизил голос и хотел было их уговаривать. «Да что на него смотреть, – закричали дворовые, – ребята! долой их!» – и вся толпа двинулась. Шабашкин и другие члены поспешно бросились в сени и заперли за собою дверь.

«Ребята, вязать!» – закричал тот же голос, – и толпа стала напирать… «Стойте, – крикнул Дубровский. – Дураки! что вы это? вы губите и себя и меня. Ступайте по дворам и оставьте меня в покое. Не бойтесь, государь милостив, я буду просить его. Он нас не обидит. Мы все его дети. А как ему за вас будет заступиться, если вы станете бунтовать и разбойничать».

Речь молодого Дубровского, его звучный голос и величественный вид произвели желаемое действие. Народ утих, разошелся, двор опустел. Члены сидели в сенях. Наконец Шабашкин тихонько отпер двери, вышел на крыльцо и с униженными поклонами стал благодарить Дубровского за его милостивое заступление. Владимир слушал его с презрением и ничего не отвечал. «Мы решили, – продолжал заседатель, – с вашего дозволения остаться здесь ночевать; а то уж темно, и ваши мужики могут напасть на нас на дороге. Сделайте такую милость: прикажите постлать нам хоть сена в гостиной; чем свет, мы отправимся восвояси».

– Делайте, что хотите, – отвечал им сухо Дубровский, – я здесь уже не хозяин. – С этим словом он удалился в комнату отца своего и запер за собою дверь.

Глава VI

«Итак, всё кончено, – сказал он сам себе; – еще утром имел я угол и кусок хлеба. Завтра должен я буду оставить дом, где я родился и где умер мой отец, виновнику его смерти и моей нищеты». И глаза его неподвижно остановились на портрете его матери. Живописец представил ее облокоченную на перила, в белом утреннем платье с алой розою в волосах. «И портрет этот достанется врагу моего семейства, – подумал Владимир, – он заброшен будет в кладовую вместе с изломанными стульями или повешен в передней, предметом насмешек и замечаний его псарей, а в ее спальной, в комнате, где умер отец, поселится его приказчик или поместится его гарем. Нет! нет! пускай же и ему не достанется печальный дом, из которого он выгоняет меня». Владимир стиснул зубы, страшные мысли рождались в уме его. Голоса подьячих доходили до него, они хозяйничали, требовали то того, то другого и неприятно развлекали его среди печальных его размышлений. Наконец все утихло.

Владимир отпер комоды и ящики, занялся разбором бумаг покойного. Они большею частью состояли из хозяйственных счетов и переписки по разным делам. Владимир разорвал их, не читая. Между ими попался ему пакет с надписью: письма моей жены. С сильным движением чувства Владимир принялся за них: они писаны были во время турецкого похода и были адресованы в армию из Кистеневки. Она описывала ему свою пустынную жизнь, хозяйственные занятия, с нежностию сетовала на разлуку и призывала его домой, в объятия доброй подруги; в одном из них она изъявляла ему свое беспокойство насчет здоровья маленького Владимира; в другом она радовалась его ранним способностям и предвидела для него счастливую и блестящую будущность. Владимир зачитался и позабыл все на свете, погрузясь душою в мир семейственного счастия, и не заметил, как прошло время. Стенные часы пробили одиннадцать. Владимир положил письма в карман, взял свечу и вышел из кабинета. В зале приказные спали на полу. На столе стояли стаканы, ими опорожненные, и сильный дух рома слышался по всей комнате. Владимир с отвращением прошел мимо их в переднюю. – Двери были заперты. Не нашед ключа, Владимир возвратился в залу, – ключ лежал на столе, Владимир отворил дверь и наткнулся на человека, прижавшегося в угол; топор блестел у него, и, обратись к нему со свечою, Владимир узнал Архипа-кузнеца. «Зачем ты здесь?» – спросил он. «Ах, Владимир Андреевич, это вы, – отвечал Архип пошепту, – господь помилуй и спаси! хорошо, что вы шли со свечою!» Владимир глядел на него с изумлением. «Что ты здесь притаился?» – спросил он кузнеца.

– Я хотел… я пришел… было проведать, все ли дома, – тихо отвечал Архип запинаясь.

– А зачем с тобою топор?

– Топор-то зачем? Да как же без топора нонече и ходить. Эти приказные такие, вишь, озорники – того и гляди…

– Ты пьян, брось топор, поди выспись.

– Я пьян? Батюшка Владимир Андреевич, бог свидетель, ни единой капли во рту не было… да и пойдет ли вино на ум, слыхано ли дело, подьячие задумали нами владеть, подьячие гонят наших господ с барского двора… Эк они храпят, окаянные; всех бы разом, так и концы в воду.

Дубровский нахмурился. «Послушай, Архип, – сказал он, немного помолчав, – не дело ты затеял. Не приказные виноваты. Засвети-ка фонарь ты, ступай за мною».

Архип взял свечку из рук барина, отыскал за печкою фонарь, засветил его, и оба тихо сошли с крыльца и пошли около двора. Сторож начал бить в чугунную доску, собаки залаяли. «Кто сторожа?» – спросил Дубровский. «Мы, батюшка, – отвечал тонкий голос, – Василиса да Лукерья». – «Подите по дворам, – сказал им Дубровский, – вас не нужно». – «Шабаш», – примолвил Архип. «Спасибо, кормилец», – отвечали бабы и тотчас отправились домой.

Дубровский пошел далее. Два человека приблизились к нему; они его окликали. Дубровский узнал голос Антона и Гриши. «Зачем вы не спите?» – спросил он их. «До сна ли нам, – отвечал Антон. – До чего мы дожили, кто бы подумал…»

– Тише! – прервал Дубровский, – где Егоровна?

– В барском доме, в своей светелке, – отвечал Гриша.

– Поди, приведи ее сюда да выведи из дому всех наших людей, чтоб ни одной души в нем не оставалось, кроме приказных, а ты, Антон, запряги телегу.

Гриша ушел и через минуту явился с своею матерью. Старуха не раздевалась в эту ночь; кроме приказных, никто в доме не смыкал глаза.

– Все ли здесь? – спросил Дубровский, – не осталось ли никого в доме?

– Никого, кроме подьячих, – отвечал Гриша.

– Давайте сюда сена или соломы, – сказал Дубровский.

Люди побежали в конюшню и возвратились, неся в охапках сено.

– Подложите под крыльцо. Вот так. Ну, ребята, огню!

Архип открыл фонарь, Дубровский зажег лучину.

– Постой, – сказал он Архипу, – кажется, второпях я запер двери в переднюю, поди скорей отопри их.

Архип побежал в сени – двери были отперты. Архип запер их на ключ, примолвя вполголоса: Как не так, отопри! и возвратился к Дубровскому.

Дубровский приблизил лучину, сено вспыхнуло, пламя взвилось и осветило весь двор.

– Ахти, – жалобно закричала Егоровна, – Владимир Андреевич, что ты делаешь!

– Молчи, – сказал Дубровский. – Ну, дети, прощайте, иду куда бог поведет; будьте счастливы с новым вашим господином.

– Отец наш, кормилец, – отвечали люди, – умрем, не оставим тебя, идем с тобою.

Лошади были поданы; Дубровский сел с Гришею в телегу и назначил им местом свидания Кистеневскую рощу. Антон ударил по лошадям, и они выехали со двора.

Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь дом. Красный дым вился над кровлею. Стекла затрещали, сыпались, пылающие бревна стали падать, раздался жалобный вопль и крики: «Горим, помогите, помогите». – «Как не так», – сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий на пожар. «Архипушка, – говорила ему Егоровна, – спаси их, окаянных, бог тебя наградит».

– Как не так, – отвечал кузнец.

В сию минуту приказные показались в окнах, стараясь выломать двойные рамы. Но тут кровля с треском рухнула, и вопли утихли.

Вскоре вся дворня высыпала на двор. Бабы с криком спешили спасти свою рухлядь, ребятишки прыгали, любуясь на пожар. Искры полетели огненной метелью, избы загорелись.

– Теперь всё ладно, – сказал Архип, – каково горит, а? чай, из Покровского славно смотреть.

В сию минуту новое явление привлекло его внимание; кошка бегала по кровле пылающего сарая, недоумевая, куда спрыгнуть; со всех сторон окружало ее пламя. Бедное животное жалким мяуканием призывало на помощь. Мальчишки помирали со смеху, смотря на ее отчаяние. «Чему смеетеся, бесенята, – сказал им сердито кузнец. – Бога вы не боитесь: божия тварь погибает, а вы сдуру радуетесь», – и, поставя лестницу на загоревшуюся кровлю, он полез за кошкою. Она поняла его намерение и с видом торопливой благодарности уцепилась за его рукав. Полуобгорелый кузнец с своей добычей полез вниз. «Ну, ребята, прощайте, – сказал он смущенной дворне, – мне здесь делать нечего. Счастливо, не поминайте меня лихом».

Кузнец ушел; пожар свирепствовал еще несколько времени. Наконец унялся, и груды углей без пламени ярко горели в темноте ночи, и около них бродили погорелые жители Кистеневки.

Глава VII

На другой день весть о пожаре разнеслась по всему околодку. Все толковали о нем с различными догадками и предположениями. Иные уверяли, что люди Дубровского, напившись пьяны на похоронах, зажгли дом из неосторожности, другие обвиняли приказных, подгулявших на новоселии, многие уверяли, что он сам сгорел с земским судом и со всеми дворовыми. Некоторые догадывались об истине и утверждали, что виновником сего ужасного бедствия был сам Дубровский, движимый злобой и отчаянием. Троекуров приезжал на другой же день на место пожара и сам производил следствие. Оказалось, что исправник, заседатель земского суда, стряпчий и писарь, так же как Владимир Дубровский, няня Егоровна, дворовый человек Григорий, кучер Антон и кузнец Архип, пропали неизвестно куда. Все дворовые показали, что приказные сгорели в то время, как повалилась кровля; обгорелые кости их были отрыты. Бабы Василиса и Лукерья сказали, что Дубровского и Архипа-кузнеца видели они за несколько минут перед пожаром. Кузнец Архип, по всеобщему показанию, был жив и, вероятно, главный, если не единственный, виновник пожара. На Дубровском лежали сильные подозрения. Кирила Петрович послал губернатору подробное описание всему происшествию, и новое дело завязалось.

Вскоре другие вести дали другую пищу любопытству и толкам. В ** появились разбойники и распространили ужас по всем окрестностям. Меры, принятые противу них правительством, оказались недостаточными. Грабительства, одно другого замечательнее, следовали одно за другим. Не было безопасности ни по дорогам, ни по деревням. Несколько троек, наполненных разбойниками, разъезжали днем по всей губернии, останавливали путешественников и почту, приезжали в села, грабили помещичьи дома и предавали их огню. Начальник шайки славился умом, отважностью и каким-то великодушием. Рассказывали о нем чудеса; имя Дубровского было во всех устах, все были уверены, что он, а не кто другой, предводительствовал отважными злодеями. Удивлялись одному – поместия Троекурова были пощажены; разбойники не ограбили у него ни единого сарая, не остановили ни одного воза. С обыкновенной своей надменностию Троекуров приписывал сие исключение страху, который умел он внушить всей губернии, также и отменно хорошей полиции, им заведенной в его деревнях. Сначала соседи смеялись между собою над высокомерием Троекурова и каждый день ожидали, чтоб незваные гости посетили Покровское, где было им чем поживиться, но, наконец, принуждены были с ним согласиться и сознаться, что и разбойники оказывали ему непонятное уважение… Троекуров торжествовал и при каждой вести о новом грабительстве Дубровского рассыпался в насмешках насчет губернатора, исправников и ротных командиров, от коих Дубровский уходил всегда невредимо.

Между тем наступило 1-е октября – день храмового праздника в селе Троекурова. Но прежде чем приступим к описанию сего торжества и дальнейших происшествий, мы должны познакомить читателя с лицами для него новыми или о коих мы слегка упомянули в начале нашей повести.

Глава VIII

Читатель, вероятно, уже догадался, что дочь Кирила Петровича, о которой сказали мы еще только несколько слов, есть героиня нашей повести. В эпоху, нами описываемую, ей было семнадцать лет, и красота ее была в полном цвете. Отец любил ее до безумия, но обходился с нею со свойственным ему своенравием, то стараясь угождать малейшим ее прихотям, то пугая ее суровым, а иногда и жестоким обращением. Уверенный в ее привязанности, никогда не мог он добиться ее доверенности. Она привыкла скрывать от него свои чувства и мысли, ибо никогда не могла знать наверно, каким образом будут они приняты. Она не имела подруг и выросла в уединении. Жены и дочери соседей редко езжали к Кирилу Петровичу, коего обыкновенные разговоры и увеселения требовали товарищества мужчин, а не присутствия дам. Редко наша красавица являлась посреди гостей, пирующих у Кирила Петровича. Огромная библиотека, составленная большею частью из сочинений французских писателей XVIII века, была отдана в ее распоряжение. Отец ее, никогда не читавший ничего, кроме «Совершенной поварихи», не мог руководствовать ее в выборе книг, и Маша, естественным образом, перерыв сочинения всякого рода, остановилась на романах. Таким образом совершила она свое воспитание, начатое некогда под руководством мамзель Мими, которой Кирила Петрович оказывал большую доверенность и благосклонность и которую принужден он был, наконец, выслать тихонько в другое поместие, когда следствия сего дружества оказались слишком явными. Мамзель Мими оставила по себе память довольно приятную. Она была добрая девушка и никогда во зло не употребляла влияния, которое видимо имела над Кирилом Петровичем, в чем отличалась она от других наперсниц, поминутно им сменяемых. Сам Кирила Петрович, казалось, любил ее более прочих, и черноглазый мальчик, шалун лет девяти, напоминающий полуденные черты m-lle Мими, воспитывался при нем и признан был его сыном, несмотря на то, что множество босых ребятишек, как две капли воды похожих на Кирила Петровича, бегали перед его окнами и считались дворовыми. Кирила Петрович выписал из Москвы для своего маленького Саши француза-учителя, который и прибыл в Покровское во время происшествий, нами теперь описываемых.

Сей учитель понравился Кирилу Петровичу своей приятной наружностию и простым обращением. Он представил Кирилу Петровичу свои аттестаты и письмо от одного из родственников Троекурова, у которого четыре года жил он гувернером. Кирила Петрович все это пересмотрел и был недоволен одною молодостью своего француза – не потому, что полагал бы сей любезный недостаток несовместным с терпением и опытностию, столь нужными в несчастном звании учителя, но у него были свои сомнения, которые тотчас и решился ему объяснить. Для сего велел он позвать к себе Машу (Кирила Петрович по-французски не говорил, и она служила ему переводчиком).

– Подойди сюда, Маша: скажи ты этому мусье, что так и быть, принимаю его; только с тем, чтоб он у меня за моими девушками не осмелился волочиться, не то я его, собачьего сына… переведи это ему, Маша.

Маша покраснела и, обратясь к учителю, сказала ему по-французски, что отец ее надеется на его скромность и порядочное поведение.

Француз ей поклонился и отвечал, что он надеется заслужить уважение, даже если откажут ему в благосклонности.

Маша слово в слово перевела его ответ.

– Хорошо, хорошо, – сказал Кирила Петрович, – не нужно для него ни благосклонности, ни уважения. Дело его ходить за Сашей и учить грамматике да географии, переведи это ему.

Марья Кириловна смягчила в своем переводе грубые выражения отца, и Кирила Петрович отпустил своего француза во флигель, где назначена была ему комната.

Маша не обратила никакого внимания на молодого француза, воспитанная в аристократических предрассудках, учитель был для нее род слуги или мастерового, а слуга иль мастеровой не казался ей мужчиною. Она не заметила и впечатления, ею произведенного на m-r Дефоржа, ни его смущения, ни его трепета, ни изменившегося голоса. Несколько дней сряду потом она встречала его довольно часто, не удостоивая большей внимательности. Неожиданным образом получила она о нем совершенно новое понятие.

На дворе у Кирила Петровича воспитывались обыкновенно несколько медвежат и составляли одну из главных забав покровского помещика. В первой своей молодости медвежата приводимы были ежедневно в гостиную, где Кирила Петрович по целым часам возился с ними, стравливая их с кошками и щенятами. Возмужав, они бывали посажены на цепь, в ожидании настоящей травли. Изредка выводили пред окна барского дома и подкатывали им порожнюю винную бочку, утыканную гвоздями; медведь обнюхивал ее, потом тихонько до нее дотрагивался, колол себе лапы, осердясь толкал ее сильнее, и сильнее становилась боль. Он входил в совершенное бешенство, с ревом бросался на бочку, покамест не отымали у бедного зверя предмета тщетной его ярости. Случалось, что в телегу впрягали пару медведей, волею и неволею сажали в нее гостей и пускали их скакать на волю божию. Но лучшею шуткою почиталась у Кирила Петровича следующая.

Прогладавшегося медведя запрут, бывало, в пустой комнате, привязав его веревкою за кольцо, ввинченное в стену. Веревка была длиною почти во всю комнату, так что один только противуположный угол мог быть безопасным от нападения страшного зверя. Приводили обыкновенно новичка к дверям этой комнаты, нечаянно вталкивали его к медведю, двери запирались, и несчастную жертву оставляли наедине с косматым пустынником. Бедный гость, с оборванной полою и до крови оцарапанный, скоро отыскивал безопасный угол, но принужден был иногда целых три часа стоять прижавшись к стене и видеть, как разъяренный зверь в двух шагах от него ревел, прыгал, становился на дыбы, рвался и силился до него дотянуться. Таковы были благородные увеселения русского барина! Несколько дней спустя после приезда учителя Троекуров вспомнил о нем и вознамерился угостить его в медвежьей комнате: для сего, призвав его однажды утром, повел он его с собою темными коридорами; вдруг боковая дверь отворилась, двое слуг вталкивают в нее француза и запирают ее на ключ. Опомнившись, учитель увидел привязанного медведя, зверь начал фыркать, издали обнюхивая своего гостя, и вдруг, поднявшись на задние лапы, пошел на него… Француз не смутился, не побежал и ждал нападения. Медведь приближился, Дефорж вынул из кармана маленький пистолет, вложил его в ухо голодному зверю и выстрелил. Медведь повалился. Всё сбежалось, двери отворились, Кирила Петрович вошел, изумленный развязкою своей шутки. Кирила Петрович хотел непременно объяснения всему делу: кто предварил Дефоржа о шутке, для него предуготовленной, или зачем у него в кармане был заряженный пистолет. Он послал за Машей, Маша прибежала и перевела французу вопросы отца.

– Я не слыхивал о медведе, – отвечал Дефорж, – но я всегда ношу при себе пистолеты, потому что не намерен терпеть обиду, за которую, по моему званью, не могу требовать удовлетворения.

Маша смотрела на него с изумлением и перевела слова его Кирилу Петровичу. Кирила Петрович ничего не отвечал, велел вытащить медведя и снять с него шкуру; потом, обратясь к своим людям, сказал: «Каков молодец! не струсил, ей-богу, не струсил». С той минуты он Дефоржа полюбил и не думал уж его пробовать.

Но случай сей произвел еще большее впечатление на Марью Кириловну. Воображение ее было поражено: она видела мертвого медведя и Дефоржа, спокойно стоящего над ним и спокойно с нею разговаривающего. Она увидела, что храбрость и гордое самолюбие не исключительно принадлежат одному сословию, и с тех пор стала оказывать молодому учителю уважение, которое час от часу становилось внимательнее. Между ими основались некоторые сношения. Маша имела прекрасный голос и большие музыкальные способности; Дефорж вызвался давать ей уроки. После того читателю уже нетрудно догадаться, что Маша в него влюбилась, сама еще в том себе не признаваясь.

Том второй

Глава IX

Накануне праздника гости начали съезжаться, иные останавливались в господском доме и во флигелях, другие у приказчика, третьи у священника, четвертые у зажиточных крестьян. Конюшни полны были дорожных лошадей, дворы и сараи загромождены разными экипажами. В девять часов утра заблаговестили к обедне, и все потянулось к новой каменной церкви, построенной Кирилом Петровичем и ежегодно украшаемой его приношениями. Собралось такое множество почетных богомольцев, что простые крестьяне не могли поместиться в церкви и стояли на паперти и в ограде. Обедня не начиналась, ждали Кирила Петровича. Он приехал в коляске шестернею и торжественно пошел на свое место, сопровождаемый Мариею Кириловной. Взоры мужчин и женщин обратились на нее; первые удивлялись ее красоте, вторые со вниманием осмотрели ее наряд. Началась обедня, домашние певчие пели на крылосе, Кирила Петрович сам подтягивал, молился, не смотря ни направо, ни налево, и с гордым смирением поклонился в землю, когда дьякон громогласно упомянул и о зиждителе храма сего.

Обедня кончилась. Кирила Петрович первый подошел ко кресту. Все двинулись за ним, потом соседи подошли к нему с почтением. Дамы окружили Машу. Кирила Петрович, выходя из церкви, пригласил всех к себе обедать, сел в коляску и отправился домой. Все поехали вслед за ним. Комнаты наполнились гостями. Поминутно входили новые лица и насилу могли пробраться до хозяина. Барыни сели чинным полукругом, одетые по запоздалой моде, в поношенных и дорогих нарядах, все в жемчугах и бриллиантах, мужчины толпились около икры и водки, с шумным разногласием разговаривая между собою. В зале накрывали стол на восемьдесят приборов. Слуги суетились, расставляя бутылки и графины и прилаживая скатерти. Наконец дворецкий провозгласил: «кушание поставлено», – и Кирила Петрович первый пошел садиться за стол, за ним двинулись дамы и важно заняли свои места, наблюдая некоторое старшинство, барышни стеснились между собою как робкое стадо козочек и выбрали себе места одна подле другой. Против них поместились мужчины. На конце стола сел учитель подле маленького Саши.

Слуги стали разносить тарелки по чинам, в случае недоумения руководствуясь лафатерскими догадками*, и почти всегда безошибочно. Звон тарелок и ложек слился с шумным говором гостей, Кирила Петрович весело обозревал свою трапезу и вполне наслаждался счастием хлебосола. В это время въехала на двор коляска, запряженная шестью лошадьми. «Это кто?» – спросил хозяин. «Антон Пафнутьич», – отвечали несколько голосов. Двери отворились, и Антон Пафнутьич Спицын, толстый мужчина лет 50-ти с круглым и рябым лицом, украшенным тройным подбородком, ввалился в столовую, кланяясь, улыбаясь и уже собираясь извиниться… «Прибор сюда, – закричал Кирила Петрович, – милости просим, Антон Пафнутьич, садись, да скажи нам, что это значит: не был у моей обедни и к обеду опоздал. Это на тебя не похоже: ты и богомолен и покушать любишь». – «Виноват, – отвечал Антон Пафнутьич, привязывая салфетку в петлицу горохового кафтана, – виноват, батюшка Кирила Петрович, я было рано пустился в дорогу, да не успел отъехать и десяти верст, вдруг шина у переднего колеса пополам – что прикажешь? К счастью, недалеко было от деревни; пока до нее дотащились, да отыскали кузнеца, да все кое-как уладили, прошли ровно три часа, делать было нечего. Ехать ближним путем через Кистеневский лес я не осмелился, а пустился в объезд…»

– Эге! – прервал Кирила Петрович, – да ты, знать, не из храброго десятка; чего ты боишься?

– Как – чего боюсь, батюшка Кирила Петрович, а Дубровского-то; того и гляди попадешься ему в лапы. Он малый не промах, никому не спустит, а с меня, пожалуй, и две шкуры сдерет.

– За что же, братец, такое отличие?

– Как за что, батюшка Кирила Петрович? а за тяжбу-то покойника Андрея Гавриловича. Не я ли в удовольствие ваше, то есть по совести и по справедливости, показал, что Дубровские владеют Кистеневкой безо всякого на то права, а единственно по снисхождению вашему. И покойник (царство ему небесное) обещал со мною по-свойски переведаться, а сынок, пожалуй, сдержит слово батюшкино. Доселе бог миловал. Всего-на-все разграбили у меня один анбар, да того и гляди до усадьбы доберутся.

– А в усадьбе-то будет им раздолье, – заметил Кирила Петрович, – я чай, красная шкатулочка полным-полна…

– Куда, батюшка Кирила Петрович. Была полна, а нынче совсем опустела!

– Полно врать, Антон Пафнутьич. Знаем мы вас; куда тебе деньги тратить, дома живешь свинья свиньей, никого не принимаешь, своих мужиков обдираешь, знай копишь да и только.

– Вы все изволите шутить, батюшка Кирила Петрович, – пробормотал с улыбкою Антон Пафнутьич, – а мы, ей-богу, разорились, – и Антон Пафнутьич стал заедать барскую шутку хозяина жирным куском кулебяки. Кирила Петрович оставил его и обратился к новому исправнику, в первый раз к нему в гости приехавшему и сидящему на другом конце стола подле учителя.

– А что, поймаете хоть вы Дубровского, господин исправник?

Исправник струсил, поклонился, улыбнулся, заикнулся и произнес наконец:

– Постараемся, ваше превосходительство.

– Гм, постараемся. Давно, давно стараются, а проку все-таки нет. Да правда, зачем и ловить его. Разбои Дубровского благодать для исправников: разъезды, следствия, подводы, а деньга в карман. Как такого благодетеля извести? Не правда ли, господин исправник?

– Сущая правда, ваше превосходительство, – отвечал совершенно смутившийся исправник.

Гости захохотали.

– Люблю молодца за искренность, – сказал Кирила Петрович, – а жаль покойного нашего исправника Тараса Алексеевича; кабы не сожгли его, так в околодке было бы тише. А что слышно про Дубровского? где его видели в последний раз?

– У меня, Кирила Петрович, – пропищал толстый дамский голос, – в прошлый вторник обедал он у меня…

Все взоры обратились на Анну Савишну Глобову, довольно простую вдову, всеми любимую за добрый и веселый нрав. Все с любопытством приготовились услышать ее рассказ.

– Надобно знать, что тому три недели послала я приказчика на почту с деньгами для моего Ванюши. Сына я не балую, да и не в состоянии баловать, хотя бы и хотела; однако сами изволите знать: офицеру гвардии нужно содержать себя приличным образом, и я с Ванюшей делюсь как могу своими доходишками. Вот и послала ему две тысячи рублей, хоть Дубровский не раз приходил мне в голову, да думаю: город близко, всего семь верст, авось бог пронесет. Смотрю: вечером мой приказчик возвращается, бледен, оборван и пеш – я так и ахнула. – «Что такое? что с тобою сделалось?» Он мне: «Матушка Анна Савишна, разбойники ограбили; самого чуть не убили, сам Дубровский был тут, хотел повесить меня, да сжалился, и отпустил, зато всего обобрал, отнял и лошадь и телегу». Я обмерла; царь мой небесный, что будет с моим Ванюшею? Делать нечего: написала я сыну письмо, рассказала все и послала ему свое благословение без гроша денег.

Прошла неделя, другая – вдруг въезжает ко мне на двор коляска. Какой-то генерал просит со мною увидеться: милости просим; входит ко мне человек лет тридцати пяти, смуглый, черноволосый, в усах, в бороде, сущий портрет Кульнева, рекомендуется мне как друг и сослуживец покойного мужа Ивана Андреевича; он-де ехал мимо и не мог не заехать к его вдове, зная, что я тут живу. Я угостила его чем бог послал, разговорились о том о сем, наконец и о Дубровском. Я рассказала ему свое горе. Генерал мой нахмурился. «Это странно, – сказал он, – я слыхал, что Дубровский нападает не на всякого, а на известных богачей, но и тут делится с ними, а не грабит дочиста, а в убийствах никто его не обвиняет; нет ли тут плутни, прикажите-ка позвать вашего приказчика». Пошли за приказчиком, он явился; только увидел генерала, он так и остолбенел. «Расскажи-ка мне, братец, каким образом Дубровский тебя ограбил и как он хотел тебя повесить». Приказчик мой задрожал и повалился генералу в ноги. «Батюшка, виноват – грех попутал – солгал». – «Коли так, – отвечал генерал, – так изволь же рассказать барыне, как все дело случилось, а я послушаю». Приказчик не мог опомниться. «Ну что же, – продолжал генерал, – рассказывай: где ты встретился с Дубровским?» – «У двух сосен, батюшка, у двух сосен». – «Что же сказал он тебе?» – «Он спросил у меня, чей ты, куда едешь и зачем?» – «Ну, а после?» – «А после потребовал он письмо и деньги». – «Ну». – «Я отдал ему письмо и деньги». – «А он?.. Ну, а он?» – «Батюшка, виноват». – «Ну, что ж он сделал?..» – «Он возвратил мне деньги и письмо да сказал: ступай себе с богом, отдай это на почту». – «Ну, а ты?» – «Батюшка, виноват». – «Я с тобою, голубчик, управлюсь, – сказал грозно генерал, – а вы, сударыня, прикажите обыскать сундук этого мошенника и отдайте его мне на руки, а я его проучу. Знайте, что Дубровский сам был гвардейским офицером, он не захочет обидеть товарища». Я догадывалась, кто был его превосходительство, нечего мне было с ним толковать. Кучера привязали приказчика к козлам коляски. Деньги нашли; генерал у меня отобедал, потом тотчас уехал и увез с собою приказчика. Приказчика моего нашли на другой день в лесу, привязанного к дубу и ободранного как липку.

Все слушали молча рассказ Анны Савишны, особенно барышни. Многие из них втайне ему доброжелательствовали, видя в нем героя романического, особенно Марья Кириловна, пылкая мечтательница, напитанная таинственными ужасами Радклиф.

– И ты, Анна Савишна, полагаешь, что у тебя был сам Дубровский, – спросил Кирила Петрович. – Очень же ты ошиблась. Не знаю, кто был у тебя в гостях, а только не Дубровский.

– Как, батюшка, не Дубровский, да кто же, как не он, выедет на дорогу и станет останавливать прохожих да их осматривать.

– Не знаю, а уж верно не Дубровский. Я помню его ребенком; не знаю, почернели ль у него волоса, а тогда был он кудрявый белокуренький мальчик, но знаю наверное, что Дубровский пятью годами старше моей Маши и что следственно ему не тридцать пять лет, а около двадцати трех.

– Точно так, ваше превосходительство, – провозгласил исправник, – у меня в кармане и приметы Владимира Дубровского. В них точно сказано, что ему от роду двадцать третий год.

– А! – сказал Кирила Петрович, – кстати: прочти-ка, а мы послушаем; не худо нам знать его приметы; авось в глаза попадется, так не вывернется.

Исправник вынул из кармана довольно замаранный лист бумаги, развернул его с важностию и стал читать нараспев.

«Приметы Владимира Дубровского, составленные по сказкам бывших его дворовых людей.

От роду 23 года, роста середнего, лицом чист, бороду бреет, глаза имеет карие, волосы русые, нос прямой. Приметы особые: таковых не оказалось».

– И только, – сказал Кирила Петрович.

– Только, – отвечал исправник, складывая бумагу.

– Поздравляю, господин исправник. Ай да бумага! по этим приметам не мудрено будет вам отыскать Дубровского. Да кто ж не среднего роста, у кого не русые волосы, не прямой нос да не карие глаза! Бьюсь об заклад, три часа сряду будешь говорить с самим Дубровским, а не догадаешься, с кем бог тебя свел. Нечего сказать, умные головушки приказные!

Исправник смиренно положил в карман свою бумагу и молча принялся за гуся с капустой. Между тем слуги успели уже несколько раз обойти гостей, наливая каждому его рюмку. Несколько бутылок горского и цимлянского громко были уже откупорены и приняты благосклонно под именем шампанского, лица начинали рдеть, разговоры становились звонче, несвязнее и веселее.

– Нет, – продолжал Кирила Петрович, – уж не видать нам такого исправника, каков был покойник Тарас Алексеевич! Этот был не промах, не разиня. Жаль, что сожгли молодца, а то бы от него не ушел ни один человек изо всей шайки. Он бы всех до единого переловил, да и сам Дубровский не вывернулся б и не откупился. Тарас Алексеевич деньги с него взять-то бы взял, да и самого не выпустил: таков был обычай у покойника. Делать нечего, видно, мне вступиться в это дело да пойти на разбойников с моими домашними. На первый случай отряжу человек двадцать, так они и очистят воровскую рощу; народ не трусливый, каждый в одиночку на медведя ходит, от разбойников не попятятся.

– Здоров ли ваш медведь, батюшка Кирила Петрович, – сказал Антон Пафнутьич, вспомня при сих словах о своем косматом знакомце и о некоторых шутках, коих и он был когда-то жертвою.

– Миша приказал долго жить, – отвечал Кирила Петрович. – Умер славною смертью, от руки неприятеля. Вон его победитель, – Кирила Петрович указывал на Дефоржа, – выменяй образ моего француза. Он отомстил за твою… с позволения сказать… Помнишь?

– Как не помнить, – сказал Антон Пафнутьич почесываясь, – очень помню. Так Миша умер. Жаль Миши, ей-богу жаль! какой был забавник! какой умница! эдакого медведя другого не сыщешь. Да зачем мусье убил его?

Кирила Петрович с великим удовольствием стал рассказывать подвиг своего француза, ибо имел счастливую способность тщеславиться всем, что только ни окружало его. Гости со вниманием слушали повесть о Мишиной смерти и с изумлением посматривали на Дефоржа, который, не подозревая, что разговор шел о его храбрости, спокойно сидел на своем месте и делал нравственные замечания резвому своему воспитаннику.

Обед, продолжавшийся около трех часов, кончился; хозяин положил салфетку на стол, все встали и пошли в гостиную, где ожидал их кофей, карты и продолжение попойки, столь славно начатой в столовой.

Глава X

Около семи часов вечера некоторые гости хотели ехать, но хозяин, развеселенный пуншем, приказал запереть ворота и объявил, что до следующего утра никого со двора не выпустит. Скоро загремела музыка, двери в залу отворились, и бал завязался. Хозяин и его приближенные сидели в углу, выпивая стакан за стаканом и любуясь веселостию молодежи. Старушки играли в карты. Кавалеров, как и везде, где не квартирует какой-нибудь уланской бригады, было менее, нежели дам, все мужчины, годные на то, были завербованы. Учитель между всеми отличался, он танцевал более всех, все барышни выбирали его и находили, что с ним очень ловко вальсировать. Несколько раз кружился он с Марьей Кириловною, и барышни насмешливо за ними примечали. Наконец около полуночи усталый хозяин прекратил танцы, приказал давать ужинать, а сам отправился спать.

Отсутствие Кирила Петровича придало обществу более свободы и живости. Кавалеры осмелились занять место подле дам. Девицы смеялись и перешептывались со своими соседами; дамы громко разговаривали через стол. Мужчины пили, спорили и хохотали, – словом, ужин был чрезвычайно весел и оставил по себе много приятных воспоминаний.

Один только человек не участвовал в общей радости: Антон Пафнутьич сидел пасмурен и молчалив на своем месте, ел рассеянно и казался чрезвычайно беспокоен. Разговоры о разбойниках взволновали его воображение. Мы скоро увидим, что он имел достаточную причину их опасаться.

Антон Пафнутьич, призывая господа в свидетели в том, что красная шкатулка его была пуста, не лгал и не согрешал: красная шкатулка точно была пуста, деньги, некогда в ней хранимые, перешли в кожаную суму, которую носил он на груди под рубашкой. Сею только предосторожностию успокаивал он свою недоверчивость ко всем и вечную боязнь. Будучи принужден остаться ночевать в чужом доме, он боялся, чтоб не отвели ему ночлега где-нибудь в уединенной комнате, куда легко могли забраться воры, он искал глазами надежного товарища и выбрал, наконец, Дефоржа. Его наружность, обличающая силу, а пуще храбрость, им оказанная при встрече с медведем, о коем бедный Антон Пафнутьич не мог вспомнить без содрогания, решили его выбор. Когда встали из-за стола, Антон Пафнутьич стал вертеться около молодого француза, покрякивая и откашливаясь, и, наконец, обратился к нему с изъяснением.

– Гм, гм, нельзя ли, мусье, переночевать мне в вашей конурке, потому что извольте видеть…

Антон Пафнутьич, очень довольный своими сведениями во французском языке, пошел тотчас распоряжаться.

Гости стали прощаться между собою, и каждый отправился в комнату, ему назначенную. А Антон Пафнутьич пошел с учителем во флигель. Ночь была темная. Дефорж освещал дорогу фонарем, Антон Пафнутьич шел за ним довольно бодро, прижимая изредка к груди потаенную суму, дабы удостовериться, что деньги его еще при нем.

Пришед во флигель, учитель засветил свечу, и оба стали раздеваться; между тем Антон Пафнутьич похаживал по комнате, осматривая замки и окна и качая головою при сем неутешительном осмотре. Двери запирались одною задвижкою, окна не имели еще двойных рам. Он попытался было жаловаться на то Дефоржу, но знания его во французском языке были слишком ограничены для столь сложного объяснения; француз его не понял, и Антон Пафнутьич принужден был оставить свои жалобы. Постели их стояли одна против другой, оба легли, и учитель потушил свечу.

– Пуркуа ву туше, пуркуа ву туше? – закричал Антон Пафнутьич, спрягая с грехом пополам русский глагол тушу на французский лад. – Я не могу дормир в потемках. – Дефорж не понял его восклицания и пожелал ему доброй ночи.

– Проклятый басурман, – проворчал Спицын, закутываясь в одеяло. – Нужно ему было свечку тушить. Ему же хуже. Я спать не могу без огня. – Мусье, мусье, – продолжал он, – же ве авек ву парле . – Но француз не отвечал и вскоре захрапел.

«Храпит бестия француз, – подумал Антон Пафнутьич, – а мне так сон и в ум нейдет. Того и гляди воры войдут в открытые двери или влезут в окно, а его, бестию, и пушками не добудишься».

– Мусье! а, мусье! дьявол тебя побери.

Антон Пафнутьич замолчал, усталость и винные пары мало-помалу превозмогли его боязливость, он стал дремать, и вскоре глубокий сон овладел им совершенно.

Странное готовилось ему пробуждение. Он чувствовал сквозь сон, что кто-то тихонько дергал его за ворот рубашки. Антон Пафнутьич открыл глаза и при бледном свете осеннего утра увидел перед собой Дефоржа: француз в одной руке держал карманный пистолет, а другою отстегивал заветную суму. Антон Пафнутьич обмер.

– Кесь ке се, мусье, кесь ке се? – произнес он трепещущим голосом.

– Тише, молчать, – отвечал учитель чистым русским языком, – молчать, или вы пропали. Я – Дубровский.

Глава XI

Теперь попросим у читателя позволения объяснить последние происшествия повести нашей предыдущими обстоятельствами, кои не успели мы еще рассказать.

На станции ** в доме смотрителя, о коем мы уже упомянули, сидел в углу проезжий с видом смиренным и терпеливым, обличающим разночинца или иностранца, то есть человека, не имеющего голоса на почтовом тракте. Бричка его стояла на дворе, ожидая подмазки. В ней лежал маленький чемодан, тощее доказательство не весьма достаточного состояния. Проезжий не спрашивал себе ни чаю, ни кофею, поглядывал в окно и посвистывал к великому неудовольствию смотрительши, сидевшей за перегородкою.

– Вот бог послал свистуна, – говорила она вполголоса, – эк посвистывает, чтоб он лопнул, окаянный басурман.

– А что? – сказал смотритель, – что за беда, пускай себе свищет.

– Что за беда? – возразила сердитая супруга. – А разве не знаешь приметы?

– Какой приметы? что свист деньгу выживает. И! Пахомовна, у нас что свисти, что нет: а денег все нет как нет.

– Да отпусти ты его, Сидорыч. Охота тебе его держать. Дай ему лошадей, да провались он к черту.

– Подождет, Пахомовна; на конюшне всего три тройки, четвертая отдыхает. Того и гляди подоспеют хорошие проезжие; не хочу своею шеей отвечать за француза. Чу, так и есть! вон скачут. Э-ге-ге, да как шибко; уж не генерал ли?

Коляска остановилась у крыльца. Слуга соскочил с козел, отпер дверцы, и через минуту молодой человек в военной шинели и в белой фуражке вошел к смотрителю; вслед за ним слуга внес шкатулку и поставил ее на окошко.

– Лошадей, – сказал офицер повелительным голосом.

– Сейчас, – отвечал смотритель. – Пожалуйте подорожную.

– Нет у меня подорожной. Я еду в сторону… Разве ты меня не узнаешь?

Смотритель засуетился и кинулся торопить ямщиков. Молодой человек стал расхаживать взад и вперед по комнате, зашел за перегородку и спросил тихо у смотрительши: кто такой проезжий.

– Бог его ведает, – отвечала смотрительша, – какой-то француз. Вот уже пять часов как дожидается лошадей да свищет. Надоел, проклятый.

Молодой человек заговорил с проезжим по-французски.

– Куда изволите вы ехать? – спросил он его.

– В ближний город, – отвечал француз, – оттуда отправляюсь к одному помещику, который нанял меня за глаза в учители. Я думал сегодня быть уже на месте, но господин смотритель, кажется, судил иначе. В этой земле трудно достать лошадей, господин офицер.

– А к кому из здешних помещиков определились вы? – спросил офицер.

– К господину Троекурову, – отвечал француз.

– К Троекурову? кто такой этот Троекуров?

– Ma foi, mon officier … я слыхал о нем мало доброго. Сказывают, что он барин гордый и своенравный, жестокий в обращении со своими домашними, что никто не может с ним ужиться, что все трепещут при его имени, что с учителями (avec les outchitels) он не церемонится и уже двух засек до смерти.

– Помилуйте! и вы решились определиться к такому чудовищу.

– Что же делать, господин офицер. Он предлагает мне хорошее жалование, три тысячи рублей в год и все готовое. Быть может, я буду счастливее других. У меня старушка мать, половину жалования буду отсылать ей на пропитание, из остальных денег в пять лет могу скопить маленький капитал, достаточный для будущей моей независимости, и тогда bonsoir , еду в Париж и пускаюсь в коммерческие обороты.

– Знает ли вас кто-нибудь в доме Троекурова? – спросил он.

– Никто, – отвечал учитель. – Меня он выписал из Москвы чрез одного из своих приятелей, коего повар, мой соотечественник, меня рекомендовал. Надобно вам знать, что я готовился не в учителя, а в кондитеры, но мне сказали, что в вашей земле звание учительское не в пример выгоднее…

Офицер задумался.

– Послушайте, – прервал он француза, – что, если бы вместо этой будущности предложили вам десять тысяч чистыми деньгами с тем, чтоб сей же час отправились обратно в Париж.

Француз посмотрел на офицера с изумлением, улыбнулся и покачал головою.

– Лошади готовы, – сказал вошедший смотритель. Слуга подтвердил то же самое.

– Сейчас, – отвечал офицер, – выдьте вон на минуту. – Смотритель и слуга вышли. – Я не шучу, – продолжал он по-французски, – десять тысяч могу я вам дать, мне нужно только ваше отсутствие и ваши бумаги. – При сих словах он отпер шкатулку и вынул несколько кип ассигнаций.

Француз вытаращил глаза. Он не знал, что и думать.

– Мое отсутствие… мои бумаги, – повторял он с изумлением. – Вот мои бумаги… Но вы шутите: зачем вам мои бумаги?

– Вам дела нет до того. Спрашиваю, согласны вы или нет?

Француз, всё еще не веря своим ушам, протянул бумаги свои молодому офицеру, который быстро их пересмотрел.

Француз стоял как вкопанный.

Офицер воротился.

– Я было забыл самое важное. Дайте мне честное слово, что все это останется между нами, честное ваше слово.

– Честное мое слово, – отвечал француз. – Но мои бумаги, что мне делать без них?

– В первом городе объявите, что вы были ограблены Дубровским. Вам поверят и дадут нужные свидетельства. Прощайте, дай бог вам скорее доехать до Парижа и найти матушку в добром здоровье.

Дубровский вышел из комнаты, сел в коляску и поскакал.

Смотритель смотрел в окошко, и когда коляска уехала, обратился к жене с восклицанием: «Пахомовна, знаешь ли ты что? ведь это был Дубровский».

Смотрительша опрометью кинулась к окошку, но было уже поздно: Дубровский был уж далеко. Она принялась бранить мужа:

– Бога ты не боишься, Сидорыч, зачем ты не сказал мне того прежде, я бы хоть взглянула на Дубровского, а теперь жди, чтоб он опять завернул. Бессовестный ты, право, бессовестный!

Француз стоял как вкопанный. Договор с офицером, деньги, всё казалось ему сновидением. Но кипы ассигнаций были тут у него в кармане и красноречиво твердили ему о существенности удивительного происшествия.

Он решился нанять лошадей до города. Ямщик повез его шагом, и ночью дотащился он до города.

Не доезжая до заставы, у которой вместо часового стояла развалившаяся будка, француз велел остановиться, вылез из брички и пошел пешком, объяснив знаками ямщику, что бричку и чемодан дарит ему на водку. Ямщик был в таком же изумлении от его щедрости, как и сам француз от предложения Дубровского. Но, заключив из того, что немец сошел с ума, ямщик поблагодарил его усердным поклоном и, не рассудив за благо въехать в город, отправился в известное ему увеселительное заведение, коего хозяин был весьма ему знаком. Там провел он целую ночь, а на другой день утром на порожней тройке отправился восвояси без брички и без чемодана, с пухлым лицом и красными глазами.

Дубровский, овладев бумагами француза, смело явился, как мы уже видели, к Троекурову и поселился в его доме. Каковы ни были его тайные намерения (мы их узнаем после), но в его поведении не оказалось ничего предосудительного. Правда, он мало занимался воспитанием маленького Саши, давал ему полную свободу повесничать и не строго взыскивал за уроки, задаваемые только для формы, зато с большим прилежанием следовал за музыкальными успехами своей ученицы и часто по целым часам сиживал с нею за фортепьяно. Все любили молодого учителя – Кирила Петрович за его смелое проворство на охоте, Марья Кириловна за неограниченное усердие и робкую внимательность, Саша – за снисходительность к его шалостям, домашние – за доброту и за щедрость, повидимому несовместную с его состоянием. Сам он, казалось, привязан был ко всему семейству и почитал уже себя членом оного.

Прошло около месяца от его вступления в звание учительское до достопамятного празднества, и никто не подозревал, что в скромном молодом французе таился грозный разбойник, коего имя наводило ужас на всех окрестных владельцев. Во все это время Дубровский не отлучался из Покровского, но слух о разбоях его не утихал благодаря изобретательному воображению сельских жителей, но могло статься и то, что шайка его продолжала свои действия и в отсутствие начальника.

Ночуя в одной комнате с человеком, коего мог он почесть личным своим врагом и одним из главных виновников его бедствия, Дубровский не мог удержаться от искушения. Он знал о существовании сумки и решился ею завладеть. Мы видели, как изумил он бедного Антона Пафнутьича неожиданным своим превращением из учителей в разбойники.

В девять часов утра гости, ночевавшие в Покровском, собралися один за другим в гостиной, где кипел уже самовар, перед которым в утреннем платье сиделаp Марья Кириловна, а Кирила Петрович в байковом сюртуке и в туфлях выпивал свою широкую чашку, похожую на полоскательную. Последним явился Антон Пафнутьич; он был так бледен и казался так расстроен, что вид его всех поразил и что Кирила Петрович осведомился о его здоровии. Спицын отвечал без всякого смысла и с ужасом поглядывал на учителя, который тут же сидел как ни в чем не бывало. Через несколько минут слуга вошел и объявил Спицыну, что коляска его готова; Антон Пафнутьич спешил откланяться и, несмотря на увещания хозяина, вышел поспешно из комнаты и тотчас уехал. Не понимали, что с ним сделалось, и Кирила Петрович решил, что он объелся. После чаю и прощального завтрака прочие гости начали разъезжаться, вскоре Покровское опустело, и все вошло в обыкновенный порядок.

Глава XII

Прошло несколько дней, и не случилось ничего достопримечательного. Жизнь обитателей Покровского была однообразна. Кирила Петрович ежедневно выезжал на охоту; чтение, прогулки и музыкальные уроки занимали Марью Кириловну, особенно музыкальные уроки. Она начинала понимать собственное сердце и признавалась, с невольной досадою, что оно не было равнодушно к достоинствам молодого француза. Он с своей стороны не выходил из пределов почтения и строгой пристойности и тем успокоивал ее гордость и боязливые сомнения. Она с большей и большей доверчивостью предавалась увлекательной привычке. Она скучала без Дефоржа, в его присутствии поминутно занималась им, обо всем хотела знать его мнение и всегда с ним соглашалась. Может быть, она не была еще влюблена, но при первом случайном препятствии или незапном гонении судьбы пламя страсти должно было вспыхнуть в ее сердце.

Однажды, пришед в залу, где ожидал ее учитель, Марья Кириловна с изумлением заметила смущение на бледном его лице. Она открыла фортепьяно, пропела несколько нот, но Дубровский под предлогом головной боли извинился, прервал урок и, закрывая ноты, подал ей украдкою записку. Марья Кириловна, не успев одуматься, приняла ее и раскаялась в ту же минуту, но Дубровского не было уже в зале. Марья Кириловна пошла в свою комнату, развернула записку и прочла следующее:

«Будьте сегодня в 7 часов в беседке у ручья. Мне необходимо с вами говорить».

Любопытство ее было сильно возбуждено. Она давно ожидала признания, желая и опасаясь его. Ей приятно было бы услышать подтверждение того, о чем она догадывалась, но она чувствовала, что ей было бы неприлично слышать таковое объяснение от человека, который по состоянию своему не мог надеяться когда-нибудь получить ее руку. Она решилась идти на свидание, но колебалась в одном: каким образом примет она признание учителя, с аристократическим ли негодованием, с увещаниями ли дружбы, с веселыми шутками, или с безмолвным участием. Между тем она поминутно поглядывала на часы. Смерклось, подали свечи, Кирила Петрович сел играть в бостон с приезжими соседями. Столовые часы пробили третью четверть седьмого, и Марья Кириловна тихонько вышла на крыльцо, огляделась во все стороны и побежала в сад.

Ночь была темна, небо покрыто тучами, в двух шагах от себя нельзя было ничего видеть, но Марья Кириловна шла в темноте по знакомым дорожкам и через минуту очутилась у беседки; тут остановилась она, дабы перевести дух и явиться перед Дефоржем с видом равнодушным и неторопливым. Но Дефорж стоял уже перед нею.

– Благодарю вас, – сказал он ей тихим и печальным голосом, – что вы не отказали мне в моей просьбе. Я был бы в отчаянии, если б вы на то не согласились.

Марья Кириловна отвечала заготовленною фразой:

– Надеюсь, что вы не заставите меня раскаяться в моей снисходительности.

Он молчал и, казалося, собирался с духом.

– Обстоятельства требуют… я должен вас оставить, – сказал он наконец, – вы скоро, может быть, услышите… Но перед разлукой я должен с вами сам объясниться…

Марья Кириловна не отвечала ничего. В этих словах видела она предисловие к ожидаемому признанию.

– Я не то, что вы предполагаете, – продолжал он, потупя голову, – я не француз Дефорж, я Дубровский.

Марья Кириловна вскрикнула.

– Не бойтесь, ради бога, вы не должны бояться моего имени. Да, я тот несчастный, которого ваш отец лишил куска хлеба, выгнал из отеческого дома и послал грабить на больших дорогах. Но вам не надобно меня бояться – ни за себя, ни за него. Всё кончено. Я ему простил. Послушайте, вы спасли его. Первый мой кровавый подвиг должен был свершиться над ним. Я ходил около его дома, назначая, где вспыхнуть пожару, откуда войти в его спальню, как пресечь ему все пути к бегству, в ту минуту вы прошли мимо меня, как небесное видение, и сердце мое смирилось. Я понял, что дом, где обитаете вы, священ, что ни единое существо, связанное с вами узами крови, не подлежит моему проклятию. Я отказался от мщения, как от безумства. Целые дни я бродил около садов Покровского в надежде увидеть издали ваше белое платье. В ваших неосторожных прогулках я следовал за вами, прокрадываясь от куста к кусту, счастливый мыслию, что вас охраняю, что для вас нет опасности там, где я присутствую тайно. Наконец случай представился. Я поселился в вашем доме. Эти три недели были для меня днями счастия. Их воспоминание будет отрадою печальной моей жизни… Сегодня я получил известие, после которого мне невозможно долее здесь оставаться. Я расстаюсь с вами сегодня… сей же час… Но прежде я должен был вам открыться, чтоб вы не проклинали меня, не презирали. Думайте иногда о Дубровском. Знайте, что он рожден был для иного назначения, что душа его умела вас любить, что никогда…

Тут раздался легкий свист, и Дубровский умолк. Он схватил ее руку и прижал к пылающим устам. Свист повторился.

– Простите, – сказал Дубровский, – меня зовут, минута может погубить меня. – Он отошел, Марья Кириловна стояла неподвижно, Дубровский воротился и снова взял ее руку. – Если когда-нибудь, – сказал он ей нежным и трогательным голосом, – если когда-нибудь несчастие вас постигнет и вы ни от кого не будете ждать ни помощи, ни покровительства, в таком случае обещаетесь ли вы прибегнуть ко мне, требовать от меня всего – для вашего спасения? Обещаетесь ли вы не отвергнуть моей преданности?

Марья Кириловна плакала молча. Свист раздался в третий раз.

– Вы меня губите! – закричал Дубровский. – Я не оставлю вас, пока не дадите мне ответа, обещаетесь ли вы или нет?

– Обещаюсь, – прошептала бедная красавица.

Взволнованная свиданием с Дубровским, Марья Кириловна возвращалась из саду. Ей показалось, что все люди разбегались, дом был в движении, на дворе было много народа, у крыльца стояла тройка, издали услышала она голос Кирила Петровича и спешила войти в комнаты, опасаясь, чтоб отсутствие ее не было замечено. В зале встретил ее Кирила Петрович, гости окружали исправника, нашего знакомца, и осыпали его вопросами. Исправник в дорожном платье, вооруженный с ног до головы, отвечал им с видом таинственным и суетливым.

– Где ты была, Маша, – спросил Кирила Петрович, – не встретила ли ты m-r Дефоржа? – Маша насилу могла отвечать отрицательно.

– Вообрази, – продолжал Кирила Петрович, – исправник приехал его схватить и уверяет меня, что это сам Дубровский.

– Все приметы, ваше превосходительство, – сказал почтительно исправник.

– Эх, братец, – прервал Кирила Петрович, – убирайся, знаешь куда, со своими приметами. Я тебе моего француза не выдам, покамест сам не разберу дела. Как можно верить на слово Антону Пафнутьичу, трусу и лгуну: ему пригрезилось, что учитель хотел ограбить его. Зачем он в то же утро не сказал мне о том ни слова?

– Француз застращал его, ваше превосходительство, – отвечал исправник, – и взял с него клятву молчать…

– Вранье, – решил Кирила Петрович, – сейчас я всё выведу на чистую воду. Где же учитель? – спросил он у вошедшего слуги.

– Нигде не найдут-с, – отвечал слуга.

– Так сыскать его, – закричал Троекуров, начинающий сумневаться. – Покажи мне твои хваленые приметы, – сказал он исправнику, который тотчас и подал ему бумагу. – Гм, гм, двадцать три года… Оно так, да это еще ничего не доказывает. Что же учитель?

– Не найдут-с, – был опять ответ. Кирила Петрович начинал беспокоиться, Марья Кириловна была ни жива ни мертва.

– Ты бледна, Маша, – заметил ей отец, – тебя перепугали.

– Нет, папенька, – отвечала Маша, – у меня голова болит.

– Поди, Маша, в свою комнату и не беспокойся. – Маша поцеловала у него руку и ушла скорее в свою комнату, там она бросилась на постелю и зарыдала в истерическом припадке. Служанки сбежались, раздели ее, насилу-насилу успели ее успокоить холодной водой и всевозможными спиртами, ее уложили, и она впала в усыпление.

Между тем француза не находили. Кирила Петрович ходил взад и вперед по зале, грозно насвистывая Гром победы раздавайся. Гости шептались между собою, исправник казался в дураках, француза не нашли. Вероятно, он успел скрыться, быв предупрежден. Но кем и как? это оставалось тайною.

Било одиннадцать, и никто не думал о сне. Наконец Кирила Петрович сказал сердито исправнику:

– Ну что? ведь не до свету же тебе здесь оставаться, дом мой не харчевня, не с твоим проворством, братец, поймать Дубровского, если уж это Дубровский. Отправляйся-ка восвояси да вперед будь расторопнее. Да и вам пора домой, – продолжал он, обратясь к гостям. – Велите закладывать, а я хочу спать.

Так немилостиво расстался Троекуров со своими гостями!

Глава XIII

Прошло несколько времени без всякого замечательного случая. Но в начале следующего лета произошло много перемен в семейном быту Кирила Петровича.

В тридцати верстах от него находилось богатое поместие князя Верейского. Князь долгое время находился в чужих краях, всем имением его управлял отставной майор, и никакого сношения не существовало между Покровским и Арбатовым. Но в конце мая месяца князь возвратился из-за границы и приехал в свою деревню, которой отроду еще не видал. Привыкнув к рассеянности, он не мог вынести уединения и на третий день по своем приезде отправился обедать к Троекурову, с которым был некогда знаком.

Князю было около пятидесяти лет, но он казался гораздо старее. Излишества всякого рода изнурили его здоровие и положили на нем свою неизгладимую печать. Несмотря на то, наружность его была приятна, замечательна, а привычка быть всегда в обществе придавала ему некоторую любезность, особенно с женщинами. Он имел непрестанную нужду в рассеянии и непрестанно скучал. Кирила Петрович был чрезвычайно доволен его посещением, приняв оное знаком уважения от человека, знающего свет; он по обыкновению своему стал угощать его смотром своих заведений и повел на псарный двор. Но князь чуть не задохся в собачьей атмосфере и спешил выйти вон, зажимая нос платком, опрысканным духами. Старинный сад с его стрижеными липами, четвероугольным прудом и правильными аллеями ему не понравился; он любил английские сады и так называемую природу, но хвалил и восхищался; слуга пришел доложить, что кушание поставлено. Они пошли обедать. Князь прихрамывал, устав от своей прогулки и уже раскаиваясь в своем посещении.

Но в зале встретила их Марья Кириловна, и старый волокита был поражен ее красотой. Троекуров посадил гостя подле ее. Князь был оживлен ее присутствием, был весел и успел несколько раз привлечь ее внимание любопытными своими рассказами. После обеда Кирила Петрович предложил ехать верхом, но князь извинился, указывая на свои бархатные сапоги и шутя над своею подагрой; он предпочел прогулку в линейке, с тем чтоб не разлучаться с милою своей соседкою. Линейку заложили. Старики и красавица сели втроем и поехали. Разговор не прерывался. Марья Кириловна с удовольствием слушала льстивые и веселые приветствия светского человека, как вдруг Верейский, обратись к Кирилу Петровичу, спросил у него, что значит это погорелое строение и ему ли оно принадлежит?.. Кирила Петрович нахмурился; воспоминания, возбуждаемые в нем погорелой усадьбою, были ему неприятны. Он отвечал, что земля теперь его и что прежде принадлежала она Дубровскому.

– Дубровскому, – повторил Верейский, – как, этому славному разбойнику?..

– Отцу его, – отвечал Троекуров, – да и отец-то был порядочный разбойник.

– Куда же девался наш Ринальдо? жив ли он, схвачен ли он?

– И жив, и на воле, и покамест у нас будут исправники заодно с ворами, до тех пор не будет он пойман; кстати, князь, Дубровский побывал ведь у тебя в Арбатове?

– Да, прошлого году он, кажется, что-то сжег или разграбил… Не правда ли, Марья Кириловна, что было бы любопытно познакомиться покороче с этим романтическим героем?

– Чего любопытно! – сказал Троекуров, – она знакома с ним: он целые три недели учил ее музыке, да слава богу не взял ничего за уроки. – Тут Кирила Петрович начал рассказывать повесть о своем французе-учителе. Марья Кириловна сидела как на иголках. Верейский выслушал с глубоким вниманием, нашел все это очень странным и переменил разговор. Возвратись, он велел подавать свою карету и, несмотря на усильные просьбы Кирила Петровича остаться ночевать, уехал тотчас после чаю. Но прежде просил Кирила Петровича приехать к нему в гости с Марьей Кириловной, и гордый Троекуров обещался, ибо, взяв в уважение княжеское достоинство, две звезды и три тысячи душ родового имения, он до некоторой степени почитал князя Верейского себе равным.

Два дня спустя после сего посещения Кирила Петрович отправился с дочерью в гости к князю Верейскому. Подъезжая к Арбатову, он не мог не любоваться чистыми и веселыми избами крестьян и каменным господским домом, выстроенным во вкусе английских замков. Перед домом расстилался густо-зеленый луг, на коем паслись швейцарские коровы, звеня своими колокольчиками. Пространный парк окружал дом со всех сторон. Хозяин встретил гостей у крыльца и подал руку молодой красавице. Они вошли в великолепную залу, где стол был накрыт на три прибора. Князь подвел гостей к окну, и им открылся прелестный вид. Волга протекала перед окнами, по ней шли нагруженные барки под натянутыми парусами и мелькали рыбачьи лодки, столь выразительно прозванные душегубками. За рекою тянулись холмы и поля, несколько деревень оживляли окрестность. Потом они занялись рассмотрением галерей картин, купленных князем в чужих краях. Князь объяснял Марье Кириловне их различное содержание, историю живописцев, указывал на достоинства и недостатки. Он говорил о картинах не на условленном языке педантического знатока, но с чувством и воображением. Марья Кириловна слушала его с удовольствием. Пошли за стол. Троекуров отдал полную справедливость винам своего Амфитриона и искусству его повара, а Марья Кириловна не чувствовала ни малейшего замешательства или принуждения в беседе с человеком, которого видела она только во второй раз отроду. После обеда хозяин предложил гостям пойти в сад. Они пили кофей в беседке на берегу широкого озера, усеянного островами. Вдруг раздалась духовая музыка, и шестивесельная лодка причалила к самой беседке. Они поехали по озеру, около островов, посещали некоторые из них, на одном находили мраморную статую, на другом уединенную пещеру, на третьем памятник с таинственной надписью, возбуждавшей в Марье Кириловне девическое любопытство, не вполне удовлетворенное учтивыми недомолвками князя; время прошло незаметно, начало смеркаться. Князь под предлогом свежести и росы спешил возвратиться домой; самовар их ожидал. Князь просил Марью Кириловну хозяйничать в доме старого холостяка. Она разливала чай, слушая неистощимые рассказы любезного говоруна; вдруг раздался выстрел, и ракетка осветила небо. Князь подал Марье Кириловне шаль и позвал ее и Троекурова на балкон. Перед домом в темноте разноцветные огни вспыхнули, завертелись, поднялись вверх колосьями, пальмами, фонтанами, посыпались дождем, звездами, угасали и снова вспыхивали. Марья Кириловна веселилась как дитя. Князь Верейский радовался ее восхищению, а Троекуров был чрезвычайно им доволен, ибо принимал tous les frais князя, как знаки уважения и желания ему угодить.

Ужин в своем достоинстве ничем не уступал обеду. Гости отправились в комнаты, для них отведенные, и на другой день поутру расстались с любезным хозяином, дав друг другу обещание вскоре снова увидеться.

Глава XIV

Марья Кириловна сидела в своей комнате, вышивая в пяльцах, перед открытым окошком. Она не путалась шелками, подобно любовнице Конрада, которая в любовной рассеянности вышила розу зеленым шелком. Под ее иглой канва повторяла безошибочно узоры подлинника, несмотря на то ее мысли не следовали за работой, они были далеко.

Вдруг в окошко тихонько протянулась рука, кто-то положил на пяльцы письмо и скрылся, прежде чем Марья Кириловна успела образумиться. В это самое время слуга к ней вошел и позвал ее к Кирилу Петровичу. Она с трепетом спрятала письмо за косынку и поспешила к отцу в кабинет.

Кирила Петрович был не один. Князь Верейский сидел у него. При появлении Марьи Кириловны князь встал и молча поклонился ей с замешательством для него необыкновенным.

– Подойди сюда, Маша, – сказал Кирила Петрович, – скажу тебе новость, которая, надеюсь, тебя обрадует. Вот тебе жених, князь тебя сватает.

Маша остолбенела, смертная бледность покрыла ее лицо. Она молчала. Князь к ней подошел, взял ее руку и с видом тронутым спросил: согласна ли она сделать его счастие. Маша молчала.

– Согласна, конечно, согласна, – сказал Кирила Петрович, – но знаешь, князь: девушке трудно выговорить это слово. Ну, дети, поцелуйтесь и будьте счастливы.

Маша стояла неподвижно, старый князь поцеловал ее руку, вдруг слезы побежали по ее бледному лицу. Князь слегка нахмурился.

– Пошла, пошла, пошла, – сказал Кирила Петрович, – осуши свои слезы и воротись к нам веселешенька. Они все плачут при помолвке, – продолжал он, обратись к Верейскому, – это у них уж так заведено… Теперь, князь, поговорим о деле, то есть о приданом.

Марья Кириловна жадно воспользовалась позволением удалиться. Она побежала в свою комнату, заперлась и дала волю своим слезам, воображая себя женою старого князя; он вдруг показался ей отвратительным и ненавистным… брак пугал ее как плаха, как могила… «Нет, нет, – повторяла она в отчаянии, – лучше умереть, лучше в монастырь, лучше пойду за Дубровского». Тут она вспомнила о письме и жадно бросилась его читать, предчувствуя, что оно было от него. В самом деле оно было писано им и заключало только следующие слова: «Вечером в 10 час. на прежнем месте».

Глава XV

Луна сияла, июльская ночь была тиха, изредка подымался ветерок, и легкий шорох пробегал по всему саду.

Как легкая тень молодая красавица приблизилась к месту назначенного свидания. Еще никого не было видно, вдруг из-за беседки очутился Дубровский перед нею.

– Я все знаю, – сказал он ей тихим и печальным голосом. – Вспомните ваше обещание.

– Вы предлагаете мне свое покровительство, – отвечала Маша, – но не сердитесь: оно пугает меня. Каким образом окажете вы мне помочь?

– Я бы мог избавить вас от ненавистного человека.

– Ради бога, не трогайте его, не смейте его тронуть, если вы меня любите; я не хочу быть виною какого-нибудь ужаса…

– Я не трону его, воля ваша для меня священна. Вам обязан он жизнью. Никогда злодейство не будет совершено во имя ваше. Вы должны быть чисты даже и в моих преступлениях. Но как же спасу вас от жестокого отца?

– Еще есть надежда. Я надеюсь тронуть его моими слезами и отчаянием. Он упрям, но он так меня любит.

– Не надейтесь по-пустому: в этих слезах увидит он только обыкновенную боязливость и отвращение, общее всем молодым девушкам, когда идут они замуж не по страсти, а из благоразумного расчета; что, если возьмет он себе в голову сделать счастие ваше вопреки вас самих; если насильно повезут вас под венец, чтоб навеки предать судьбу вашу во власть старого мужа…

– Тогда, тогда делать нечего, явитесь за мною, я буду вашей женою.

Дубровский затрепетал, бледное лицо покрылось багровым румянцем и в ту же минуту стало бледнее прежнего. Он долго молчал, потупя голову.

– Соберитесь с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и рaзврaтного старика, решитесь на жестокое объяснение: скажите, что если он останется неумолим, то… то вы найдете ужасную защиту… скажите, что богатство не доставит вам и одной минуты счастия; роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь ни его гнева, ни угроз, пока останется хоть тень надежды, ради бога, не отставайте. Если же не будет уже другого средства…

Тут Дубровский закрыл лицо руками, он, казалось, задыхался, Маша плакала…

– Бедная, бедная моя участь, – сказал он, горько вздохнув. – За вас отдал бы я жизнь, видеть вас издали, коснуться руки вашей было для меня упоением. И когда открывается для меня возможность прижать вас к волнуемому сердцу и сказать: ангел, умрем! бедный, я должен остерегаться от блаженства, я должен отдалять его всеми силами… Я не смею пасть к вашим ногам, благодарить небо за непонятную незаслуженную награду. О, как должен я ненавидеть того, но чувствую, теперь в сердце моем нет места ненависти.

Он тихо обнял стройный ее стан и тихо привлек ее к своему сердцу. Доверчиво склонила она голову на плечо молодого разбойника. Оба молчали.

Время летело. «Пора», – сказала, наконец, Маша. Дубровский как будто очнулся от усыпления. Он взял ее руку и надел ей на палец кольцо.

– Если решитесь прибегнуть ко мне, – сказал он, – то принесите кольцо сюда, опустите его в дупло этого дуба, я буду знать, что делать.

Дубровский поцеловал ее руку и скрылся между деревьями.

Глава XVI

Сватовство князя Верейского не было уже тайною для соседства. Кирила Петрович принимал поздравления, свадьба готовилась. Маша день ото дня отлагала решительное объявление. Между тем обращение ее со старым женихом было холодно и принужденно. Князь о том не заботился. Он о любви не хлопотал, довольный ее безмолвным согласием.

Но время шло. Маша наконец решилась действовать и написала письмо князю Верейскому; она старалась возбудить в его сердце чувство великодушия, откровенно признавалась, что не имела к нему ни малейшей привязанности, умоляла его отказаться от ее руки и самому защитить ее от власти родителя. Она тихонько вручила письмо князю Верейскому, тот прочел его наедине и нимало не был тронут откровенностию своей невесты. Напротив, он увидел необходимость ускорить свадьбу и для того почел нужным показать письмо будущему тестю.

Кирила Петрович взбесился; насилу князь мог уговорить его не показывать Маше и виду, что он уведомлен о ее письме. Кирила Петрович согласился ей о том не говорить, но решился не тратить времени и назначил быть свадьбе на другой же день. Князь нашел сие весьма благоразумным, пошел к своей невесте, сказал ей, что письмо очень его опечалило, но что он надеется со временем заслужить ее привязанность, что мысль ее лишиться слишком для него тяжела и что он не в силах согласиться на свой смертный приговор. За сим он почтительно поцеловал ее руку и уехал, не сказав ей ни слова о решении Кирила Петровича.

Но едва успел он выехать со двора, как отец ее вошел и напрямик велел ей быть готовой на завтрашний день. Марья Кириловна, уже взволнованная объяснением князя Верейского, залилась слезами и бросилась к ногам отца.

– Это что значит, – сказал грозно Кирила Петрович, – до сих пор ты молчала и была согласна, а теперь, когда всё решено, ты вздумала капризничать и отрекаться. Не изволь дурачиться; этим со мною ты ничего не выиграешь.

– Не губите меня, – повторяла бедная Маша, – за что гоните меня от себя прочь и отдаете человеку нелюбимому? разве я вам надоела? я хочу остаться с вами по-прежнему. Папенька, вам без меня будет грустно, еще грустнее, когда подумаете, что я несчастлива, папенька: не принуждайте меня, я не хочу идти замуж…

Кирила Петрович был тронут, но скрыл свое смущение и, оттолкнув ее, сказал сурово:

– Всё это вздор, слышишь ли. Я знаю лучше твоего, что нужно для твоего счастия. Слезы тебе не помогут, послезавтра будет твоя свадьба.

– Послезавтра! – вскрикнула Маша, – боже мой! Нет, нет, невозможно, этому не быть. Папенька, послушайте, если уже вы решились погубить меня, то я найду защитника, о котором вы и не думаете, вы увидите, вы ужаснетесь, до чего вы меня довели.

– Что? что? – сказал Троекуров, – угрозы! мне угрозы, дерзкая девчонка! Да знаешь ли ты, что я с тобою сделаю то, чего ты и не воображаешь. Ты смеешь меня стращать защитником. Посмотрим, кто будет этот защитник.

– Владимир Дубровский, – отвечала Маша в отчаянии.

Кирила Петрович подумал, что она сошла с ума, и глядел на нее с изумлением.

– Добро, – сказал он ей, после некоторого молчания, – жди себе кого хочешь в избавители, а покамест сиди в этой комнате, ты из нее не выдешь до самой свадьбы. – С этим словом Кирила Петрович вышел и запер за собою двери.

Долго плакала бедная девушка, воображая все, что ожидало ее, но бурное объяснение облегчило ее душу, и она спокойнее могла рассуждать о своей участи и о том, что надлежало ей делать. Главное было для нее: избавиться от ненавистного брака; участь супруги разбойника казалась для нее раем в сравнении со жребием, ей уготовленным. Она взглянула на кольцо, оставленное ей Дубровским. Пламенно желала она с ним увидеться наедине и еще раз перед решительной минутой долго посоветоваться. Предчувствие сказывало ей, что вечером найдет она Дубровского в саду близ беседки; она решилась пойти ожидать его там, как только станет смеркаться. Смерклось. Маша приготовилась, но дверь ее заперта на ключ. Горничная отвечала ей из-за двери, что Кирила Петрович не приказал ее выпускать. Она была под арестом. Глубоко оскорбленная, она села под окошко и до глубокой ночи сидела не раздеваясь, неподвижно глядя на темное небо. На рассвете она задремала, но тонкий сон ее был встревожен печальными видениями, и лучи восходящего солнца уже разбудили ее.

Глава XVII

Она проснулась, и с первой мыслью представился ей весь ужас ее положения. Она позвонила, девка вошла и на вопросы ее отвечала, что Кирила Петрович вечером ездил в Арбатово и возвратился поздно, что он дал строгое приказание не выпускать ее из ее комнаты и смотреть за тем, чтоб никто с нею не говорил, что, впрочем, не видно никаких особенных приготовлений к свадьбе, кроме того, что велено было попу не отлучаться из деревни ни под каким предлогом. После сих известий девка оставила Марью Кириловну и снова заперла двери.

Ее слова ожесточили молодую затворницу, голова ее кипела, кровь волновалась, она решилась дать знать обо всем Дубровскому и стала искать способа отправить кольцо в дупло заветного дуба; в это время камушек ударился в окно ее, стекло зазвенело, и Марья Кириловна взглянула на двор и увидела маленького Сашу, делающего ей тайные знаки. Она знала его привязанность и обрадовалась ему. Она отворила окно.

– Здравствуй, Саша, – сказала она, – зачем ты меня зовешь?

– Я пришел, сестрица, узнать от вас, не надобно ли вам чего-нибудь. Папенька сердит и запретил всему дому вас слушаться, но велите мне сделать, что вам угодно, и я для вас все сделаю.

– Спасибо, милый мой Сашенька, слушай: ты знаешь старый дуб с дуплом, что у беседки?

– Знаю, сестрица.

– Так если ты меня любишь, сбегай туда поскорей и положи в дупло вот это кольцо, да смотри же, чтоб никто тебя не видал.

С этим словом она бросила ему кольцо и заперла окошко.

Мальчик поднял кольцо, во весь дух пустился бежать и в три минуты очутился у заветного дерева. Тут он остановился задыхаясь, оглянулся во все стороны и положил колечко в дупло. Окончив дело благополучно, хотел он тот же час донести о том Марье Кириловне, как вдруг рыжий и косой оборванный мальчишка мелькнул из-за беседки, кинулся к дубу и запустил руку в дупло. Саша быстрее белки бросился к нему и зацепился за его обеими руками.

– Что ты здесь делаешь? – сказал он грозно.

– Тебе какое дело? – отвечал мальчишка, стараясь от него освободиться.

– Оставь это кольцо, рыжий заяц, – кричал Саша, – или я проучу тебя по-свойски.

Вместо ответа тот ударил его кулаком по лицу, но Саша его не выпустил и закричал во все горло: «Воры, воры! сюда, сюда…»

Мальчишка силился от него отделаться. Он был, по-видимому, двумя годами старее Саши и гораздо его сильнее, но Саша был увертливее. Они боролись несколько минут, наконец рыжий мальчик одолел. Он повалил Сашу наземь и схватил его за горло.

Но в это время сильная рука вцепилась в его рыжие и щетинистые волосы, и садовник Степан приподнял его на пол-аршина от земли…

– Ах ты рыжая бестия, – говорил садовник, – да как ты смеешь бить маленького барина…

Саша успел вскочить и оправиться.

– Ты меня схватил под силки, – сказал он, – а то бы никогда меня не повалил. Отдай сейчас кольцо и убирайся.

– Как не так, – отвечал рыжий и, вдруг перевернувшись на одном месте, освободил свои щетины от руки Степановой. Тут он пустился было бежать, но Саша догнал его, толкнул в спину, и мальчишка упал со всех ног. Садовник снова его схватил и связал кушаком.

– Отдай кольцо! – кричал Саша.

– Погоди, барин, – сказал Степан, – мы сведем его на расправу к приказчику.

Садовник повел пленника на барский двор, а Саша его сопровождал, с беспокойством поглядывая на свои шаровары, разорванные и замаранные зеленью. Вдруг все трое очутились перед Кирилом Петровичем, идущим осматривать свою конюшню.

– Это что? – спросил он Степана. Степан в коротких словах описал все происшествие. Кирила Петрович выслушал его со вниманием.

– Ты, повеса, – сказал он, обратясь к Саше, – за что ты с ним связался?

– Он украл из дупла кольцо, папенька, прикажите отдать кольцо.

– Какое кольцо, из какого дупла?

– Да мне Марья Кириловна… да то кольцо…

Саша смутился, спутался. Кирила Петрович нахмурился и сказал, качая головою:

– Тут замешалась Марья Кириловна. Признавайся во всем или так отдеру тебя розгою, что ты и своих не узнаешь.

– Ей-богу, папенька, я, папенька… Мне Марья Кириловна ничего не приказывала, папенька.

– Степан, ступай-ка да срежь мне хорошенькую свежую березовую розгу…

– Постойте, папенька, я всё вам расскажу. Я сегодня бегал по двору, а сестрица Марья Кириловна открыла окошко, и я подбежал, и сестрица не нарочно уронила кольцо, и я спрятал его в дупло, и – и… этот рыжий мальчик хотел кольцо украсть…

– Не нарочно уронила, а ты хотел спрятать… Степан, ступай за розгами.

– Папенька, погодите, я всё расскажу. Сестрица Марья Кириловна велела мне сбегать к дубу и положить кольцо в дупло, я и сбегал и положил кольцо, а этот скверный мальчик…

Кирила Петрович обратился к скверному мальчику и спросил его грозно: «Чей ты?»

– Я дворовый человек господ Дубровских, – отвечал рыжий мальчик.

Лицо Кирила Петровича омрачилось.

– Ты, кажется, меня господином не признаешь, добро, – отвечал он. – А что ты делал в моем саду?

– Малину крал, – отвечал мальчик с большим равнодушием.

– Ага, слуга в барина: каков поп, таков и приход, а малина разве растет у меня на дубах?

Мальчик ничего не отвечал.

– Папенька, прикажите ему отдать кольцо, – сказал Саша.

– Молчи, Александр, – отвечал Кирила Петрович, – не забудь, что я собираюсь с тобою разделаться. Ступай в свою комнату. Ты, косой, ты мне кажешься малый не промах. – Отдай кольцо и ступай домой.

Мальчик разжал кулак и показал, что в его руке не было ничего.

– Если ты мне во всем признаешься, так я тебя не высеку, дам еще пятак на орехи. Не то я с тобою сделаю то, чего ты не ожидаешь. Ну!

Мальчик не отвечал ни слова и стоял, потупя голову и приняв на себя вид настоящего дурачка.

– Добро, – сказал Кирила Петрович, – запереть его куда-нибудь да смотреть, чтоб он не убежал, или со всего дома шкуру спущу.

Степан отвел мальчишку на голубятню, запер его там и приставил смотреть за ним старую птичницу Агафию.

– Сейчас ехать в город за исправником, – сказал Кирила Петрович, проводив мальчика глазами, – да как можно скорее.

«Тут нет никакого сомнения. Она сохранила сношения с проклятым Дубровским. Но ужели и в самом деле она звала его на помощь? – думал Кирила Петрович, расхаживая по комнате и сердито насвистывая Гром победы. – Может быть, я наконец нашел на его горячие следы, и он от нас не увернется. Мы воспользуемся этим случаем. Чу! колокольчик, слава богу, это исправник».

– Гей, привести сюда мальчишку пойманного.

Между тем тележка въехала на двор, и знакомый уже нам исправник вошел в комнату весь запыленный.

– Славная весть, – сказал ему Кирила Петрович, – я поймал Дубровского.

– Слава богу, ваше превосходительство, – сказал исправник с видом обрадованным, – где же он?

– То есть не Дубровского, а одного из его шайки. Сейчас его приведут. Он пособит нам поймать самого атамана. Вот его и привели.

Исправник, ожидавший грозного разбойника, был изумлен, увидев 13-летнего мальчика, довольно слабой наружности. Он с недоумением обратился к Кирилу Петровичу и ждал объяснения. Кирила Петрович стал тут же рассказывать утреннее происшествие, не упоминая, однакож, о Марье Кириловне.

Исправник выслушал его со вниманием, поминутно взглядывая на маленького негодяя, который, прикинувшись дурачком, казалось, не обращал никакого внимания на все, что делалось около него.

– Позвольте, ваше превосходительство, переговорить с вами наедине, – сказал, наконец, исправник.

Кирила Петрович повел его в другую комнату и запер за собою дверь.

Через полчаса они вышли опять в залу, где невольник ожидал решения своей участи.

– Барин хотел, – сказал ему исправник, – посадить тебя в городской острог, выстегать плетьми и сослать потом на поселение, но я вступился за тебя и выпросил тебе прощение. – Развязать его.

Мальчика развязали.

– Благодари же барина, – сказал исправник. Мальчик подошел к Кирилу Петровичу и поцеловал у него руку.

– Ступай себе домой, – сказал ему Кирила Петрович, – да вперед не крадь малины по дуплам.

Мальчик вышел, весело спрыгнул с крыльца и пустился бегом, не оглядываясь, через поле в Кистеневку. Добежав до деревни, он остановился у полуразвалившейся избушки, первой с края, и постучал в окошко; окошко поднялось, и старуха показалась.

– Бабушка, хлеба, – сказал мальчик, – я с утра ничего не ел, умираю с голоду.

– Ах, это ты, Митя, да где ж ты пропадал, бесенок, – отвечала старуха.

– После расскажу, бабушка, ради бога хлеба.

– Да войди ж в избу.

– Некогда, бабушка, мне надо сбегать еще в одно место. Хлеба, ради Христа, хлеба.

– Экой непосед, – проворчала старуха, – на вот тебе ломотик, – и сунула в окно ломоть черного хлеба. Мальчик жадно его прикусил и жуя мигом отправился далее.

Начинало смеркаться. Митя пробирался овинами и огородами в Кистеневскую рощу. Дошедши до двух сосен, стоящих передовыми стражами рощи, он остановился, оглянулся во все стороны, свистнул свистом пронзительным и отрывисто и стал слушать; легкий и продолжительный свист послышался ему в ответ, кто-то вышел из рощи и приблизился к нему.

Глава XVIII

Кирила Петрович ходил взад и вперед по зале, громче обыкновенного насвистывая свою песню; весь дом был в движении, слуги бегали, девки суетились, в сарае кучера закладывали карету, на дворе толпился народ. В уборной барышни перед зеркалом дама, окруженная служанками, убирала бледную, неподвижную Марью Кириловну, голова ее томно клонилась под тяжестью бриллиантов, она слегка вздрагивала, когда неосторожная рука укалывала ее, но молчала, бессмысленно глядясь в зеркало.

– Сию минуту, – отвечала дама. – Марья Кириловна, встаньте, посмотритесь, хорошо ли?

Марья Кириловна встала и не отвечала ничего. Двери отворились.

– Невеста готова, – сказала дама Кирилу Петровичу, – прикажите садиться в карету.

– С богом, – отвечал Кирила Петрович и, взяв со стола образ, – подойди ко мне, Маша, – сказал он ей тронутым голосом, – благословляю тебя… – Бедная девушка упала ему в ноги и зарыдала.

– Папенька… папенька… – говорила она в слезах, и голос ее замирал. Кирила Петрович спешил ее благословить, ее подняли и почти понесли в карету. С нею села посаженая мать и одна из служанок. Они поехали в церковь. Там жених уж их ожидал. Он вышел навстречу невесты и был поражен ее бледностию и странным видом. Они вместе вошли в холодную, пустую церковь; за ними заперли двери. Священник вышел из алтаря и тотчас же начал. Марья Кириловна ничего не видала, ничего не слыхала, думала об одном, с самого утра она ждала Дубровского, надежда ни на минуту ее не покидала, но когда священник обратился к ней с обычными вопросами, она содрогнулась и обмерла, но еще медлила, еще ожидала; священник, не дождавшись ее ответа, произнес невозвратимые слова.

Обряд был кончен. Она чувствовала холодный поцелуй немилого супруга, она слышала веселые поздравления присутствующих и все еще не могла поверить, что жизнь ее была навеки окована, что Дубровский не прилетел освободить ее. Князь обратился к ней с ласковыми словами, она их не поняла, они вышли из церкви, на паперти толпились крестьяне из Покровского. Взор ее быстро их обежал и снова оказал прежнюю бесчувственность. Молодые сели вместе в карету и поехали в Арбатово; туда уже отправился Кирила Петрович, дабы встретить там молодых. Наедине с молодою женою князь нимало не был смущен ее холодным видом. Он не стал докучать ее приторными изъяснениями и смешными восторгами, слова его были просты и не требовали ответов. Таким образом проехали они около десяти верст, лошади неслись быстро по кочкам проселочной дороги, и карета почти не качалась на своих английских рессорах. Вдруг раздались крики погони, карета остановилась, толпа вооруженных людей окружила ее, и человек в полумаске, отворив дверцы со стороны, где сидела молодая княгиня, сказал ей: «Вы свободны, выходите». – «Что это значит, – закричал князь, – кто ты такой?..» – «Это Дубровский», – сказала княгиня.

Князь, не теряя присутствия духа, вынул из бокового кармана дорожный пистолет и выстрелил в маскированного разбойника. Княгиня вскрикнула и с ужасом закрыла лицо обеими руками. Дубровский был ранен в плечо, кровь показалась. Князь, не теряя ни минуты, вынул другой пистолет, но ему не дали времени выстрелить, дверцы растворились, и несколько сильных рук вытащили его из кареты и вырвали у него пистолет. Над ним засверкали ножи.

– Не трогать его! – закричал Дубровский, и мрачные его сообщники отступили.

– Вы свободны, – продолжал Дубровский, обращаясь к бледной княгине.

– Нет, – отвечала она. – Поздно, я обвенчана, я жена князя Верейского.

– Что вы говорите, – закричал с отчаяния Дубровский, – нет, вы не жена его, вы были приневолены, вы никогда не могли согласиться…

– Я согласилась, я дала клятву, – возразила она с твердостию, – князь мой муж, прикажите освободить его и оставьте меня с ним. Я не обманывала. Я ждала вас до последней минуты… Но теперь, говорю вам, теперь поздно. Пустите нас.

Но Дубровский уже ее не слышал, боль раны и сильные волнения души лишили его силы. Он упал у колеса, разбойники окружили его. Он успел сказать им несколько слов, они посадили его верхом, двое из них его поддерживали, третий взял лошадь под уздцы, и все поехали в сторону, оставя карету посреди дороги, людей связанных, лошадей отпряженных, но не разграбя ничего и не пролив ни единой капли крови в отмщение за кровь своего атамана.

Глава XIX

Посреди дремучего леса на узкой лужайке возвышалось маленькое земляное укрепление, состоящее из вала и рва, за коими находилось несколько шалашей и землянок.

На дворе множество людей, коих по разнообразию одежды и по общему вооружению можно было тотчас признать за разбойников, обедало, сидя без шапок, около братского котла. На валу подле маленькой пушки сидел караульный, поджав под себя ноги; он вставлял заплатку в некоторую часть своей одежды, владея иголкою с искусством, обличающим опытного портного, и поминутно посматривал во все стороны.

Хотя некоторый ковшик несколько раз переходил из рук в руки, странное молчание царствовало в сей толпе; разбойники отобедали, один после другого вставал и молился богу, некоторые разошлись по шалашам, а другие разбрелись по лесу или прилегли соснуть, по русскому обыкновению.

Караульщик кончил свою работу, встряхнул свою рухлядь, полюбовался заплатою, приколол к рукаву иголку, сел на пушку верхом и запел во все горло меланхолическую старую песню:

Не шуми, мати зеленая дубровушка,
Не мешай мне молодцу думу думати.

В это время дверь одного из шалашей отворилась, и старушка в белом чепце, опрятно и чопорно одетая, показалась у порога. «Полно тебе, Степка, – сказала она сердито, – барин почивает, а ты знай горланишь; нет у вас ни совести, ни жалости». – «Виноват, Егоровна, – отвечал Степка, – ладно, больше не буду, пусть он себе, наш батюшка, почивает да выздоравливает». Старушка ушла, а Степка стал расхаживать по валу.

В шалаше, из которого вышла старуха, за перегородкою раненый Дубровский лежал на походной кровати. Перед ним на столике лежали его пистолеты, а сабля висела в головах. Землянка устлана и обвешана была богатыми коврами, в углу находился женский серебряный туалет и трюмо. Дубровский держал в руке открытую книгу, но глаза его были закрыты. И старушка, поглядывающая на него из-за перегородки, не могла знать, заснул ли он, или только задумался.

Вдруг Дубровский вздрогнул: в укреплении сделалась тревога, и Степка просунул к нему голову в окошко. «Батюшка, Владимир Андреевич, – закричал он, – наши знак подают, нас ищут». Дубровский вскочил с кровати, схватил оружие и вышел из шалаша. Разбойники с шумом толпились на дворе; при его появлении настало глубокое молчание. «Все ли здесь?» – спросил Дубровский. «Все, кроме дозорных», – отвечали ему. «По местам!» – закричал Дубровский. И разбойники заняли каждый определенное место. В сие время трое дозорных прибежали к воротам. Дубровский пошел к ним навстречу. «Что такое?» – спросил он их. «Солдаты в лесу, – отвечали они, – нас окружают». Дубровский велел запереть ворота и сам пошел освидетельствовать пушечку. По лесу раздалось несколько голосов и стали приближаться; разбойники ожидали в безмолвии. Вдруг три или четыре солдата показались из лесу и тотчас подались назад, выстрелами дав знать товарищам. «Готовиться к бою», – сказал Дубровский, и между разбойниками сделался шорох, снова всё утихло. Тогда услышали шум приближающейся команды, оружия блеснули между деревьями, человек полтораста солдат высыпало из лесу и с криком устремились на вал. Дубровский приставил фитиль, выстрел был удачен: одному оторвало голову, двое были ранены. Между солдатами произошло смятение, но офицер бросился вперед, солдаты за ним последовали и сбежали в ров; разбойники выстрелили в них из ружей и пистолетов и стали с топорами в руках защищать вал, на который лезли остервенелые солдаты, оставя во рву человек двадцать раненых товарищей. Рукопашный бой завязался, солдаты уже были на валу, разбойники начали уступать, но Дубровский, подошед к офицеру, приставил ему пистолет ко груди и выстрелил, офицер грянулся навзничь. Несколько солдат подхватили его на руки и спешили унести в лес, прочие, лишась начальника, остановились. Ободренные разбойники воспользовались сей минутою недоумения, смяли их, стеснили в ров, осаждающие побежали, разбойники с криком устремились за ними. Победа была решена. Дубровский, полагаясь на совершенное расстройство неприятеля, остановил своих и заперся в крепости, приказав подобрать раненых, удвоив караулы и никому не велев отлучаться.

Последние происшествия обратили уже не на шутку внимание правительства на дерзновенные разбои Дубровского. Собраны были сведения о его местопребывании. Отправлена была рота солдат, дабы взять его мертвого или живого. Поймали несколько человек из его шайки и узнали от них, что уж Дубровского между ими не было. Несколько дней после сражения он собрал всех своих сообщников, объявил им, что намерен навсегда их оставить, советовал и им переменить образ жизни. «Вы разбогатели под моим начальством, каждый из вас имеет вид, с которым безопасно может пробраться в какую-нибудь отдаленную губернию и там провести остальную жизнь в честных трудах и в изобилии. Но вы все мошенники и, вероятно, не захотите оставить ваше ремесло». После сей речи он оставил их, взяв с собою одного **. Никто не знал, куда он девался. Сначала сумневались в истине сих показаний: приверженность разбойников к атаману была известна. Полагали, что они старались о его спасении. Но последствия их оправдали; грозные посещения, пожары и грабежи прекратились. Дороги стали свободны. По другим известиям узнали, что Дубровский скрылся за границу.

В 1833 году был издано произведение А.С. Пушкина «Дубровский». Иногда его называют «разбойничьим романом», иногда повестью (из-за его небольшого объема и неоконченности). Это рассказ о том, как полюбили друг друга отпрыски двух помещичьих семей, враждующих друг с другом.

Ниже будет приведено краткое содержание «Дубровского». 6 класс — вот время изучения произведения по школьной программе. По преданию, сюжет был подсказан Александру Сергеевичу его близким другом последних лет — Павлом Воиновичем Нащокиным — русским меценатом.

Действующие лица

• Дубровский Владимир — заглавный персонаж, сын мелкопоместного дворянина, корнет.
• Дубровский Андрей Гаврилович — его отец, противник Троекурова, который хочет отобрать у него имение.
• Троекуров Кирила Петрович — богатый помещик, «держащий в кулаке» всю округу.
• Маша — его дочь, в которую влюбляется Владимир.

Другие персонажи:

• Заседатель Шабашкин.
• Крепостной у Дубровских, кузнец Архип.
• Верейский, князь, обвенчавшийся с Марией.
• Спицын — помещик, свидетель в суде против отца Владимира.

«Дубровский», 1 глава: краткое содержание

В этой главе рассказывается о том, как протекает жизнь в имении Троекурова и о начале ссоры между ним и Андреем Гавриловичем Дубровским.

К. П. Троекуров — генерал в отставке — живет в имении Покровское на широкую ногу. Его энергия бьет через край, он обладает большим влиянием и связями по всей губернии, и своим несносным характером и крутым нравом доставляет окружающим немало хлопот и неприятностей. Главные увлечения помещика — охота, розыгрыши и пиры с многочисленными гостями. Среди его окружения выделяется сосед А. Г. Дубровский, независимая личность, к которому Троекуров испытывает уважение. Дубровский-старший — поручик в отставке, небогатый помещик, владелец сельца Кистеневка.

Некогда оба соседа проходили совместную службу, они рано стали вдовцами. У Дубровского — сын, служащий в Петербурге по военному ведомству, у Кирилы Петровича — дочка, проживающая вместе с ним.

Продолжая изложение краткого содержания «Дубровского», следует отметить, что еще одной нелицеприятной чертой Троекурова была непомерная хвастливость. Предмет его особой гордости — псарня. При ее осмотре, в отличие от других гостей, восхищавшихся собаками, Дубровский сердито замечает, что им здесь живется гораздо лучше, чем многим людям.

Один из служителей псарни, насмехаясь над ним, отвечает, что иным помещикам следовало бы поменять свой бедный домик на собачью конуру, подобную троекуровской. Кириле Петровичу такой выпад показался весьма забавным.

Именно с этого момента и начался конфликт двух помещиков, приведший к тяжелой развязке. На следующее утро Троекуров получил от соседа письмо, где тот потребовал выдачи псаря с целью применения к нему наказания. Это возмутило хвастливого помещика до крайности, так как, по его мнению, только он может распоряжаться своими людьми.

Последствия внезапно вспыхнувшей вражды не заставили себя ждать. Вскоре мужики Троекурова были уличены в вырубке леса на территории Кистеневки. Дубровский распорядился пороть нарушителей. Кирила Петрович возмущен и решает жестоко отомстить. Он дает поручение заседателю Шабашкину отнять имение у соседа-врага, пообещав солидную мзду. Тот берется за дело засучив рукава, и вскоре Андрея Гавриловича вызывают в городской суд.

Глава вторая

Сцена в суде разворачивается следующим образом. По заявлению Троекурова Кистеневка была куплена его отцом, свидетельством чему является купчая крепость. Поэтому он выдвигает требование о возврате ему деревни. При этом купчую он предоставить не может, так как дело было 70 лет тому назад, и она сгорела при пожаре. Однако имеется доверенность на право оформления покупки и масса свидетелей. Они могут подтвердить, что по факту семья Троекуровых давным-давно владеет оспариваемым селом.

Судья решает, что имение Кистеневка по праву является собственностью Кирилы Петровича. У Дубровского-старшего наблюдается помутнение рассудка, ему кажется, что он в церкви, и туда завели собак. Андрей Гаврилович швыряет в заседателя чернильницей, его отвозят в Кистеневку, которую уже отобрали.

Глава третья

«Дубровский», краткое содержание главы 3: Владимир получает письмо из деревни. Бедность и запустение в Кистеневке и нездоровье отца.

Здоровье Дубровского-отца подорвано, он не может самостоятельно вести дела. Нянька Егоровна сообщает об этом в письме Владимиру. Тот с восьми лет обучался в Кадетском корпусе, а теперь несет службу в гвардии, в пехотном полку. Как многие блестящие офицеры, он ведет разгульную жизнь, не догадываясь, что отец высылает ему последнее, с трудом сводя концы с концами.

Получив грустное послание, он берет отпуск и едет на родину. Владимир застает в доме печальную картину бедности и обветшалости имения. Его отец очень плох, он еле держится на ногах.

Глава 4

Роман «Дубровский», краткое содержание главы 4: Троекуров делает безуспешную попытку примирения. Дубровский-старший возмущен его приездом, он умирает от удара.

Молодой Дубровский хочет понять все тонкости проигранной тяжбы, но не находит нужных документов, которые могут понять ему истинное положение дел. Но все же он намерен написать апелляционную жалобу. Однако Владимир пропускает срок ее подачи, а Троекуров получает поздравления от Шабашкина с успешным завершением «предприятия».

Но тот в глубине души ощущает угрызения совести. Он хочет помириться с горемычным соседом и возвратить ему несправедливо отнятое. Приехав к Дубровскому, он понимает, что его благим намерениям не суждено сбыться.

Увидев приезд своего врага, Андрей Гаврилович меняется в лице, он не в состоянии произнести ни одного слова от возмущения, слышно лишь невразумительное мычание. После этого он падает на пол. Владимир через слугу передает Троекурову, чтобы он отправлялся восвояси, что тот и проделывает во взбешенном состоянии. Не дождавшись лекаря, за которым посылал молодой барин, Андрей Гаврилович отдает Богу душу.

Пятая часть

«Дубровский», краткое содержание главы 5: похороны Андрея Гавриловича. Крестьяне угрожают Шабашкину и его свите.

Во время похорон старого барина крестьяне обливаются слезами. По завершении поминок приезжает Шабашкин со свитой и пытается руководить Кистеневкой от имени нового хозяина. Крестьяне недовольны, они против Троекурова, который жесток с крепостными.

Владимир делает попытку воззвать к совести обнаглевшего заседателя, на что получает ответ о своей полной несостоятельности как хозяина имения. Крестьяне хотят связать Шабашкина и приехавших с ним судейских. Те, испугавшись, прячутся в доме. Дубровский обращается к дворовым с просьбой разойтись, и они идут ему навстречу. Побоявшись нападения со стороны крестьян, чиновники остаются ночевать в Кистеневке. Владимир уединяется в отцовском кабинете.

Часть 6

В горьких раздумьях Владимир рассматривает документы и представляет, как в родном доме будет хозяйничать приспешник его врага Троекурова. А вещи его семьи будут отнесены на свалку. И он решает, что этому не бывать.

Шабашкин и его пьяное окружение спят в гостиной. Владимир решает поджечь дом, поручая слугам вывести всех из здания. Он не желает смерти непрошеных гостей, поэтому велит Архипу-кузнецу проверить, не заперта ли дверь гостиной. Архип замечает, что дверь открыта, и намеренно запирает ее.

Предав дом огню, Владимир покидает имение. Чиновники безуспешно пытаются выбраться наружу из охваченного пламенем помещения, но тщетно. При этом кузнец спасает кошку, подвергая риску свою жизнь. В скором времени вся Кистеневка становится пепелищем.

Часть 7

Узнав о пожаре, Троекуров проводит самостоятельное расследование. В результате выясняется, что посланные им чиновники погибли, а Владимир, Егоровна, Архип и кучер Антон исчезли. Тем временем в округе начались набеги шайки разбойников. Они, передвигаясь на тройках, нападают на помещиков и чиновничью братию, поджигают усадьбы.

Подобные действия ассоциируются с пропавшим Дубровским и его крепостными-сообщниками. И только имущество, принадлежащее Кириле Петровичу, разбойники не трогают. Сам Троекуров думает, что перед ним дрожат даже лихие люди, которым он внушает ужас, как и всем окружающим.

Часть 8

Дочке Кирилы Петровича Маше 17 лет, отец очень любит ее. Иногда он без меры балует ее, а иногда подвергает строгим наказаниям — ведь он обладает взбалмошной натурой. В результате дочь отличается скрытностью. У Маши есть брат Саша десяти лет, прижитый помещиком от бывшей гувернантки. Для него приглашают гувернера — француза Дефоржа, который совсем не говорит на русском языке. Маше приходится выступать в качестве переводчика.

Кирила Петрович продолжает свои забавы, теперь уже издеваясь над французом. Слуги вталкивают его в комнату, где находится голодный медведь, привязанный таким образом, чтобы он не мог дотянуться лишь до одного из углов.

Зверь громко ревет, встает на задние лапы, пытаясь добраться до гувернера. Тот достает пистолет из кармана и стреляет медведю в ухо. Домашние сбегаются на звуки стрельбы. После этого эпизода Троекуров зауважал француза, а Маша влюбилась в него.

Глава девятая

«Дубровский», краткое содержание главы 9: на празднике в Покровском обсуждаются события, связанные с атаманом разбойников Владимиром Дубровским и гувернером, французом Дефоржем.

На празднике у Кирилы Петровича гости обсуждают тему разбойников. Опоздавший Спицын оправдывается тем, что не хотел ехать через Кистеневский лес, так как боится нападения шайки Владимира Дубровского. Ведь он свидетельствовал в суде против его отца.

Другая помещица по фамилии Глобова сообщает о следующем происшествии. Она направила своего приказчика на почту с деньгами и письмом для сына. Слуге довелось попасть в руки предводителю разбойников — молодому Дубровскому, который, прочтя письмо, деньги вернул. Тогда как нечестный приказчик, вернувшись домой, прикарманил деньги. Однако один генерал помог вывести обманщика на чистую воду. Троекуров развлекает гостей рассказом об эпизоде с медведем.

Глава 10

Ближе к полуночи гости укладываются спать. Антон Пафнутьич переживает за большую сумму денег, которую он прячет под рубашкой. Услышав о храбрости гувернера, он остается ночевать с ним в одной комнате, так как надеется, что тот защитит его и его капитал в случае нападения грабителей.

Проснувшись среди ночи, Спицын почувствовал, что сумку, находящуюся у него на груди, кто-то пытается снять. Он приходит в ужас и пытается звать на помощь. Однако мнимый Дефорж, держа в руках пистолет, на чистом русском языке приказывает ему молчать, объявляя, что он и есть Дубровский. В случае неповиновения Спицына ждет смерть — предупреждает он.

Глава 11

Пушкин, «Дубровский», краткое содержание по главам, глава 11: как Дубровский стал гувернером. Месть за отца. Спицын быстро уезжает из Покровского.

В этой главе описывается событие, которое имело место раньше. На постоялом дворе встречаются двое. В ожидании свежих лошадей выясняется, что один из них, скромного вида иностранец, направляется на службу в Покровское в качестве гувернера. Другой, одетый в офицерский мундир, предлагает французу солидную денежную сумму за его бумаги, предлагая вернуться на родину. Тот с удовольствием соглашается.

Таким образом Дубровский смог поучить место гувернера сына Кирилы Петровича. Он не удержался от того, чтобы не отомстить лжесвидетелю Спицыну, отобрав у него деньги. Наутро испуганный Антон Пафнутьич сделал вид, что ничего экстраординарного не произошло, и поспешно покинул дом Троекурова.

Глава 12

«Дубровский», краткое содержание главы 12: Владимир открывается Маше, отказываясь от планов мести. В Покровском появляется исправник, «француз» исчезает.

Дубровский-Дефорж вручает Маше записку, где просит ее о встрече. Вечером девушка приходит на свидание. Будучи в состоянии влюбленности, она все же понимает, что гувернер ей не ровня. Неожиданно Владимир открывает свое инкогнито.

Изначально он планировал напасть на усадьбу Троекурова, но искренне полюбив девушку, отказался от планов мести. Отныне сама девушка, как и дом ее отца, и все его обитатели, для него неприкосновенны. На прощание он просит, чтобы Маша поклялась, что обратится к нему, если вдруг окажется в беде.

В Покровское по жалобе Спицына приезжает исправник, чтобы арестовать Дубровского. Кирила Петрович не может поверить в рассказ Антона Пафнутьича. Однако мнимый француз исчез из дома.

Глава 13

«Дубровский» Пушкина, краткое содержание по главам, глава 13: князь Верейский приезжает из-за границы. Соседи начинают дружить.

Неподалеку от Покровского расположилось богатое имение 55-летнего князя Верейского. Приехав из-за границы, он наносит визит Кириле Петровичу и знакомится с его дочерью. Он очарован красотой девушки и приглашает ее с отцом в гости.

Во время ответного визита Троекуровы восхищаются владениями князя, в которых царит порядок и благоденствие. Сам князь является интересным собеседником, он устраивает фейерверк в честь Маши. Обе стороны довольны друг другом и начинают тесно общаться.

Глава 14

«Дубровский», очень краткое содержание главы 14: сватовство князя и слезы Маши. Письмо от Дубровского.

Отец объявляет Маше, что князь Верейский просит ее руки. Девушка в отчаянии заливается слезами. Троекуров отправляет дочь к ней в комнату, чтобы обговорить с будущим зятем содержание приданого. Маша вспоминает о письме, которое она не успела прочитать. В нем Дубровский приглашает девушку на свидание в саду.

Глава 15

«Дубровский», краткое содержание главы 15: свидание Маши и Дубровского. Девушка требует оставить в покое князя, надеясь на то, что ей удастся упросить отца не отдавать ее замуж за Верейского.

В саду Маша сообщает Владимиру о сватовстве Верейского, тот предлагает избавиться от князя. Девушка категорически возражает. Пытаясь успокоить горячего влюбленного, она объясняет ему, что не выйдет замуж за престарелого претендента на ее руку. Она выражает надежду на то, что ей удастся отговорить отца от свадьбы.

Однако Дубровского мучают сомнения в том, что Троекурова тронут мольбы несчастной девушки. Он передает Маше кольцо, которое она должна будет положить в дупло дерева в случае, если отец не отменит женитьбу. Тогда Владимир примчится вызволять любимую. Маша дает обещание воспользоваться помощью молодого человека.

Глава 16

Приготовления к свадебному торжеству идут полным ходом, в то время как Маша не может набраться смелости для разговора с отцом. В письме она уговаривает Верейского не делать ее несчастной, отказавшись от женитьбы. Кирила Петрович, узнав о письме от князя, гневается на дочь. Жених просит не наказывать девушку, ускорив при этом процесс подготовки к венчанию.

Свадьбу назначают через день. После бесполезной мольбы Маша сообщает отцу, что ее защитником является Владимир Дубровский. Отец сажает Машу под замок до самой свадьбы.

Глава 17

Маша в отчаянии, у нее нет возможности добраться до дуба и положить кольцо в дупло. На помощь ей приходит брат. Но задумка не удается, кольцо у Саши выхватывает незнакомый рыжий мальчишка. Троекуров застает сорванцов за борьбой из-за кольца.

Саша признается во всем отцу, который выясняет, что рыжий — это крепостной Дубровского. Троекуров придумывает хитрую комбинацию: отпустить мальчишку, чтобы он вывел на след Владимира. На опушке леса паренек свистит, в ответ также раздается свист.

Глава 18

«Дубровский», краткое содержание главы 17: венчание, нападение на карету молодоженов. Маша отказывается от Владимира. Раненого предводителя увозят его сообщники.

Уже находясь в церкви, Маша не перестает ждать Владимира. Начинается обряд венчания. В ответ на вопрос священника о согласии на брак девушка молчит. Но, несмотря на это, церемония продолжается.

Молодожены в составе свадебной процессии направляются в Покровское. Их карету окружают люди с оружием, ее дверцы открывает человек в маске — Дубровский. Выхватив из карманов пистолеты, князь стреляет в разбойника. Тот ранен в плечо, Верейского вытаскивают из экипажа, отняв у него оружие.

Маша сообщает Владимиру, что он опоздал, она уже жена князя, и будет верной ему. Ослабевший Дубровский падает без чувств, сообщники забирают его и удаляются.

Глава 19

В заключение читаем краткое содержание «Дубровского», главы 19: бой с солдатами. Владимир предлагает сообщникам начать новую жизнь и исчезает. Грабежи прекращаются.

Солдаты окружают лагерь разбойников, начинается сражение. Владимир убивает одного из офицеров, нападающие отступают. Против Дубровского и его сообщников власти посылают роту солдат. Им удается арестовать некоторое число лихих людей.

После окончания схватки Владимир, собрав своих подчиненных, предлагает им прекратить разбойничьи вылазки. Ведь для того, чтобы вернуться к честной жизни, у них имеются деньги и документы. В скором времени грабежи прекращаются, Дубровский, по слухам, уезжает за границу.

В 1833 году был издано произведение А.С. Пушкина «Дубровский». Иногда его называют «разбойничьим романом», иногда повестью (из-за его небольшого объема и неоконченности). Это рассказ о том, как полюбили друг друга отпрыски двух помещичьих семей, враждующих друг с другом.

Ниже будет приведено краткое содержание «Дубровского». 6 класс — вот время изучения произведения по школьной программе. По преданию, сюжет был подсказан Александру Сергеевичу его близким другом последних лет — Павлом Воиновичем Нащокиным — русским меценатом.

Действующие лица

• Дубровский Владимир — заглавный персонаж, сын мелкопоместного дворянина, корнет.
• Дубровский Андрей Гаврилович — его отец, противник Троекурова, который хочет отобрать у него имение.
• Троекуров Кирила Петрович — богатый помещик, «держащий в кулаке» всю округу.
• Маша — его дочь, в которую влюбляется Владимир.

Другие персонажи:

• Заседатель Шабашкин.
• Крепостной у Дубровских, кузнец Архип.
• Верейский, князь, обвенчавшийся с Марией.
• Спицын — помещик, свидетель в суде против отца Владимира.

«Дубровский», 1 глава: краткое содержание

В этой главе рассказывается о том, как протекает жизнь в имении Троекурова и о начале ссоры между ним и Андреем Гавриловичем Дубровским.

К. П. Троекуров — генерал в отставке — живет в имении Покровское на широкую ногу. Его энергия бьет через край, он обладает большим влиянием и связями по всей губернии, и своим несносным характером и крутым нравом доставляет окружающим немало хлопот и неприятностей. Главные увлечения помещика — охота, розыгрыши и пиры с многочисленными гостями. Среди его окружения выделяется сосед А. Г. Дубровский, независимая личность, к которому Троекуров испытывает уважение. Дубровский-старший — поручик в отставке, небогатый помещик, владелец сельца Кистеневка.

Некогда оба соседа проходили совместную службу, они рано стали вдовцами. У Дубровского — сын, служащий в Петербурге по военному ведомству, у Кирилы Петровича — дочка, проживающая вместе с ним.

Продолжая изложение краткого содержания «Дубровского», следует отметить, что еще одной нелицеприятной чертой Троекурова была непомерная хвастливость. Предмет его особой гордости — псарня. При ее осмотре, в отличие от других гостей, восхищавшихся собаками, Дубровский сердито замечает, что им здесь живется гораздо лучше, чем многим людям.

Один из служителей псарни, насмехаясь над ним, отвечает, что иным помещикам следовало бы поменять свой бедный домик на собачью конуру, подобную троекуровской. Кириле Петровичу такой выпад показался весьма забавным.

Именно с этого момента и начался конфликт двух помещиков, приведший к тяжелой развязке. На следующее утро Троекуров получил от соседа письмо, где тот потребовал выдачи псаря с целью применения к нему наказания. Это возмутило хвастливого помещика до крайности, так как, по его мнению, только он может распоряжаться своими людьми.

Последствия внезапно вспыхнувшей вражды не заставили себя ждать. Вскоре мужики Троекурова были уличены в вырубке леса на территории Кистеневки. Дубровский распорядился пороть нарушителей. Кирила Петрович возмущен и решает жестоко отомстить. Он дает поручение заседателю Шабашкину отнять имение у соседа-врага, пообещав солидную мзду. Тот берется за дело засучив рукава, и вскоре Андрея Гавриловича вызывают в городской суд.

Глава вторая

Сцена в суде разворачивается следующим образом. По заявлению Троекурова Кистеневка была куплена его отцом, свидетельством чему является купчая крепость. Поэтому он выдвигает требование о возврате ему деревни. При этом купчую он предоставить не может, так как дело было 70 лет тому назад, и она сгорела при пожаре. Однако имеется доверенность на право оформления покупки и масса свидетелей. Они могут подтвердить, что по факту семья Троекуровых давным-давно владеет оспариваемым селом.

Судья решает, что имение Кистеневка по праву является собственностью Кирилы Петровича. У Дубровского-старшего наблюдается помутнение рассудка, ему кажется, что он в церкви, и туда завели собак. Андрей Гаврилович швыряет в заседателя чернильницей, его отвозят в Кистеневку, которую уже отобрали.

Глава третья

«Дубровский», краткое содержание главы 3: Владимир получает письмо из деревни. Бедность и запустение в Кистеневке и нездоровье отца.

Здоровье Дубровского-отца подорвано, он не может самостоятельно вести дела. Нянька Егоровна сообщает об этом в письме Владимиру. Тот с восьми лет обучался в Кадетском корпусе, а теперь несет службу в гвардии, в пехотном полку. Как многие блестящие офицеры, он ведет разгульную жизнь, не догадываясь, что отец высылает ему последнее, с трудом сводя концы с концами.

Получив грустное послание, он берет отпуск и едет на родину. Владимир застает в доме печальную картину бедности и обветшалости имения. Его отец очень плох, он еле держится на ногах.

Глава 4

Роман «Дубровский», краткое содержание главы 4: Троекуров делает безуспешную попытку примирения. Дубровский-старший возмущен его приездом, он умирает от удара.

Молодой Дубровский хочет понять все тонкости проигранной тяжбы, но не находит нужных документов, которые могут понять ему истинное положение дел. Но все же он намерен написать апелляционную жалобу. Однако Владимир пропускает срок ее подачи, а Троекуров получает поздравления от Шабашкина с успешным завершением «предприятия».

Но тот в глубине души ощущает угрызения совести. Он хочет помириться с горемычным соседом и возвратить ему несправедливо отнятое. Приехав к Дубровскому, он понимает, что его благим намерениям не суждено сбыться.

Увидев приезд своего врага, Андрей Гаврилович меняется в лице, он не в состоянии произнести ни одного слова от возмущения, слышно лишь невразумительное мычание. После этого он падает на пол. Владимир через слугу передает Троекурову, чтобы он отправлялся восвояси, что тот и проделывает во взбешенном состоянии. Не дождавшись лекаря, за которым посылал молодой барин, Андрей Гаврилович отдает Богу душу.

Пятая часть

«Дубровский», краткое содержание главы 5: похороны Андрея Гавриловича. Крестьяне угрожают Шабашкину и его свите.

Во время похорон старого барина крестьяне обливаются слезами. По завершении поминок приезжает Шабашкин со свитой и пытается руководить Кистеневкой от имени нового хозяина. Крестьяне недовольны, они против Троекурова, который жесток с крепостными.

Владимир делает попытку воззвать к совести обнаглевшего заседателя, на что получает ответ о своей полной несостоятельности как хозяина имения. Крестьяне хотят связать Шабашкина и приехавших с ним судейских. Те, испугавшись, прячутся в доме. Дубровский обращается к дворовым с просьбой разойтись, и они идут ему навстречу. Побоявшись нападения со стороны крестьян, чиновники остаются ночевать в Кистеневке. Владимир уединяется в отцовском кабинете.

Часть 6

В горьких раздумьях Владимир рассматривает документы и представляет, как в родном доме будет хозяйничать приспешник его врага Троекурова. А вещи его семьи будут отнесены на свалку. И он решает, что этому не бывать.

Шабашкин и его пьяное окружение спят в гостиной. Владимир решает поджечь дом, поручая слугам вывести всех из здания. Он не желает смерти непрошеных гостей, поэтому велит Архипу-кузнецу проверить, не заперта ли дверь гостиной. Архип замечает, что дверь открыта, и намеренно запирает ее.

Предав дом огню, Владимир покидает имение. Чиновники безуспешно пытаются выбраться наружу из охваченного пламенем помещения, но тщетно. При этом кузнец спасает кошку, подвергая риску свою жизнь. В скором времени вся Кистеневка становится пепелищем.

Часть 7

Узнав о пожаре, Троекуров проводит самостоятельное расследование. В результате выясняется, что посланные им чиновники погибли, а Владимир, Егоровна, Архип и кучер Антон исчезли. Тем временем в округе начались набеги шайки разбойников. Они, передвигаясь на тройках, нападают на помещиков и чиновничью братию, поджигают усадьбы.

Подобные действия ассоциируются с пропавшим Дубровским и его крепостными-сообщниками. И только имущество, принадлежащее Кириле Петровичу, разбойники не трогают. Сам Троекуров думает, что перед ним дрожат даже лихие люди, которым он внушает ужас, как и всем окружающим.

Часть 8

Дочке Кирилы Петровича Маше 17 лет, отец очень любит ее. Иногда он без меры балует ее, а иногда подвергает строгим наказаниям — ведь он обладает взбалмошной натурой. В результате дочь отличается скрытностью. У Маши есть брат Саша десяти лет, прижитый помещиком от бывшей гувернантки. Для него приглашают гувернера — француза Дефоржа, который совсем не говорит на русском языке. Маше приходится выступать в качестве переводчика.

Кирила Петрович продолжает свои забавы, теперь уже издеваясь над французом. Слуги вталкивают его в комнату, где находится голодный медведь, привязанный таким образом, чтобы он не мог дотянуться лишь до одного из углов.

Зверь громко ревет, встает на задние лапы, пытаясь добраться до гувернера. Тот достает пистолет из кармана и стреляет медведю в ухо. Домашние сбегаются на звуки стрельбы. После этого эпизода Троекуров зауважал француза, а Маша влюбилась в него.

Глава девятая

«Дубровский», краткое содержание главы 9: на празднике в Покровском обсуждаются события, связанные с атаманом разбойников Владимиром Дубровским и гувернером, французом Дефоржем.

На празднике у Кирилы Петровича гости обсуждают тему разбойников. Опоздавший Спицын оправдывается тем, что не хотел ехать через Кистеневский лес, так как боится нападения шайки Владимира Дубровского. Ведь он свидетельствовал в суде против его отца.

Другая помещица по фамилии Глобова сообщает о следующем происшествии. Она направила своего приказчика на почту с деньгами и письмом для сына. Слуге довелось попасть в руки предводителю разбойников — молодому Дубровскому, который, прочтя письмо, деньги вернул. Тогда как нечестный приказчик, вернувшись домой, прикарманил деньги. Однако один генерал помог вывести обманщика на чистую воду. Троекуров развлекает гостей рассказом об эпизоде с медведем.

Глава 10

Ближе к полуночи гости укладываются спать. Антон Пафнутьич переживает за большую сумму денег, которую он прячет под рубашкой. Услышав о храбрости гувернера, он остается ночевать с ним в одной комнате, так как надеется, что тот защитит его и его капитал в случае нападения грабителей.

Проснувшись среди ночи, Спицын почувствовал, что сумку, находящуюся у него на груди, кто-то пытается снять. Он приходит в ужас и пытается звать на помощь. Однако мнимый Дефорж, держа в руках пистолет, на чистом русском языке приказывает ему молчать, объявляя, что он и есть Дубровский. В случае неповиновения Спицына ждет смерть — предупреждает он.

Глава 11

Пушкин, «Дубровский», краткое содержание по главам, глава 11: как Дубровский стал гувернером. Месть за отца. Спицын быстро уезжает из Покровского.

В этой главе описывается событие, которое имело место раньше. На постоялом дворе встречаются двое. В ожидании свежих лошадей выясняется, что один из них, скромного вида иностранец, направляется на службу в Покровское в качестве гувернера. Другой, одетый в офицерский мундир, предлагает французу солидную денежную сумму за его бумаги, предлагая вернуться на родину. Тот с удовольствием соглашается.

Таким образом Дубровский смог поучить место гувернера сына Кирилы Петровича. Он не удержался от того, чтобы не отомстить лжесвидетелю Спицыну, отобрав у него деньги. Наутро испуганный Антон Пафнутьич сделал вид, что ничего экстраординарного не произошло, и поспешно покинул дом Троекурова.

Глава 12

«Дубровский», краткое содержание главы 12: Владимир открывается Маше, отказываясь от планов мести. В Покровском появляется исправник, «француз» исчезает.

Дубровский-Дефорж вручает Маше записку, где просит ее о встрече. Вечером девушка приходит на свидание. Будучи в состоянии влюбленности, она все же понимает, что гувернер ей не ровня. Неожиданно Владимир открывает свое инкогнито.

Изначально он планировал напасть на усадьбу Троекурова, но искренне полюбив девушку, отказался от планов мести. Отныне сама девушка, как и дом ее отца, и все его обитатели, для него неприкосновенны. На прощание он просит, чтобы Маша поклялась, что обратится к нему, если вдруг окажется в беде.

В Покровское по жалобе Спицына приезжает исправник, чтобы арестовать Дубровского. Кирила Петрович не может поверить в рассказ Антона Пафнутьича. Однако мнимый француз исчез из дома.

Глава 13

«Дубровский» Пушкина, краткое содержание по главам, глава 13: князь Верейский приезжает из-за границы. Соседи начинают дружить.

Неподалеку от Покровского расположилось богатое имение 55-летнего князя Верейского. Приехав из-за границы, он наносит визит Кириле Петровичу и знакомится с его дочерью. Он очарован красотой девушки и приглашает ее с отцом в гости.

Во время ответного визита Троекуровы восхищаются владениями князя, в которых царит порядок и благоденствие. Сам князь является интересным собеседником, он устраивает фейерверк в честь Маши. Обе стороны довольны друг другом и начинают тесно общаться.

Глава 14

«Дубровский», очень краткое содержание главы 14: сватовство князя и слезы Маши. Письмо от Дубровского.

Отец объявляет Маше, что князь Верейский просит ее руки. Девушка в отчаянии заливается слезами. Троекуров отправляет дочь к ней в комнату, чтобы обговорить с будущим зятем содержание приданого. Маша вспоминает о письме, которое она не успела прочитать. В нем Дубровский приглашает девушку на свидание в саду.

Глава 15

«Дубровский», краткое содержание главы 15: свидание Маши и Дубровского. Девушка требует оставить в покое князя, надеясь на то, что ей удастся упросить отца не отдавать ее замуж за Верейского.

В саду Маша сообщает Владимиру о сватовстве Верейского, тот предлагает избавиться от князя. Девушка категорически возражает. Пытаясь успокоить горячего влюбленного, она объясняет ему, что не выйдет замуж за престарелого претендента на ее руку. Она выражает надежду на то, что ей удастся отговорить отца от свадьбы.

Однако Дубровского мучают сомнения в том, что Троекурова тронут мольбы несчастной девушки. Он передает Маше кольцо, которое она должна будет положить в дупло дерева в случае, если отец не отменит женитьбу. Тогда Владимир примчится вызволять любимую. Маша дает обещание воспользоваться помощью молодого человека.

Глава 16

Приготовления к свадебному торжеству идут полным ходом, в то время как Маша не может набраться смелости для разговора с отцом. В письме она уговаривает Верейского не делать ее несчастной, отказавшись от женитьбы. Кирила Петрович, узнав о письме от князя, гневается на дочь. Жених просит не наказывать девушку, ускорив при этом процесс подготовки к венчанию.

Свадьбу назначают через день. После бесполезной мольбы Маша сообщает отцу, что ее защитником является Владимир Дубровский. Отец сажает Машу под замок до самой свадьбы.

Глава 17

Маша в отчаянии, у нее нет возможности добраться до дуба и положить кольцо в дупло. На помощь ей приходит брат. Но задумка не удается, кольцо у Саши выхватывает незнакомый рыжий мальчишка. Троекуров застает сорванцов за борьбой из-за кольца.

Саша признается во всем отцу, который выясняет, что рыжий — это крепостной Дубровского. Троекуров придумывает хитрую комбинацию: отпустить мальчишку, чтобы он вывел на след Владимира. На опушке леса паренек свистит, в ответ также раздается свист.

Глава 18

«Дубровский», краткое содержание главы 17: венчание, нападение на карету молодоженов. Маша отказывается от Владимира. Раненого предводителя увозят его сообщники.

Уже находясь в церкви, Маша не перестает ждать Владимира. Начинается обряд венчания. В ответ на вопрос священника о согласии на брак девушка молчит. Но, несмотря на это, церемония продолжается.

Молодожены в составе свадебной процессии направляются в Покровское. Их карету окружают люди с оружием, ее дверцы открывает человек в маске — Дубровский. Выхватив из карманов пистолеты, князь стреляет в разбойника. Тот ранен в плечо, Верейского вытаскивают из экипажа, отняв у него оружие.

Маша сообщает Владимиру, что он опоздал, она уже жена князя, и будет верной ему. Ослабевший Дубровский падает без чувств, сообщники забирают его и удаляются.

Глава 19

В заключение читаем краткое содержание «Дубровского», главы 19: бой с солдатами. Владимир предлагает сообщникам начать новую жизнь и исчезает. Грабежи прекращаются.

Солдаты окружают лагерь разбойников, начинается сражение. Владимир убивает одного из офицеров, нападающие отступают. Против Дубровского и его сообщников власти посылают роту солдат. Им удается арестовать некоторое число лихих людей.

После окончания схватки Владимир, собрав своих подчиненных, предлагает им прекратить разбойничьи вылазки. Ведь для того, чтобы вернуться к честной жизни, у них имеются деньги и документы. В скором времени грабежи прекращаются, Дубровский, по слухам, уезжает за границу.

Работу над романом А. С. Пушкин вел в течение 1 года. Произведение отличается детальным описанием жизни крестьян и помещиков, так как в основу легли несколько подлинных историй, о судебных тяжбах между помещиками.

Важно! Фамилия главного героя — Дубровский, является реальной. Так звали одного из помещиков, который подвергся обману соседа-аристократа.

Характеристика главных героев

• Андрей Гаврилович Дубровский —
  отец главного героя, помещик, хороший и добрый человек, но легко обижается и не прощает.
  
• Владимир Дубровский —
  главный герой, романтик, борется с несправедливостью.
  
• Троекуров Кирила Петрович —
  сосед Дубровского. Щедрый человек, не образован, отличается капризным и непростым характером.
  
• Марья Троекурова —
  дочка Кирилы Петровича, юная, замкнутая, любит книги и музыку. Возлюбленная Владимира.
  

Том 1

Происходит знакомство с главными героями. Описывается жизнь Троекуровых и Дубровских.

Глава 1

Происходит знакомство с одним из главных героев повести, русским барином Кирилой Петровичем Троекуровым. Он являлся человеком богатым, очень избалованным, любил принимать гостей и принимать подарки.

По соседству с Кирилой Петровичем жил Андрей Гаврилович Дубровский. У Андрея Гавриловича был сын, Владимир, который воспитывался и учился в Петербурге. Троекуров часто сватал за него свою дочь Машу.

Все собираются на охоту. Андрей Дубровский отмечает, что собаки лучше некоторых подданных живут. На замечание обижается один из псарей, и отвечает ему в грубой форме. Андрей уезжает. Хозяин посылает за ним, но вместо визита, Андрей Гаврилович отдает письмо с прошением выслать ему псаря Парамошку для решения его судьбы. Вражда Троекуровым и Дубровским начала расти.

Кирила Петрович разгневался, захотел отнять Кистеневку, зная, что документы на имение сгорели при пожаре несколько лет назад. Он поручил заседателю Шабашкину составить акт, чтобы отобрать все состояние, крестьян и землю у семьи Дубровских.

Глава 2

На суде зачитывается решение, по которому Кистеневка не может принадлежать Андрею Гавриловичу. Троекуров, который был по мнению суда постоянно на службе, никак не мог повлиять на решение своего слабоумного отца, который продал Кистеневку Дубровским.
Суд признал сделку недействительной, все земли и крестьяне отошли новому хозяину.

Проиграв дело, бедный сосед обезумел, схватил чернильницу и запустил в секретаря
,
обзывая при этом своего недруга в подлоге и вранье. Его насильно вывели из зала и отправили отоспаться в практически отобранное имение.

Глава 3

Андрей Гаврилович сильно заболевает, за ним ухаживает Егоровна — старушка, которая ухаживала за его сыном. Она самовольно решила написать письмо молодому Владимиру, который жил неподалеку в Петербурге, в гвардейском полку, где вкратце объясняет случившееся.

Владимир Андреевич получает письмо, содержание которого очень его огорчило, ведь он не знал, что у его отца такая плачевная денежная ситуация. Отец отправлял ему последние деньги, на которые сын отдыхал и веселился. Владимир Дубровский начинает выбивать себе отпуск, и через 3 дня приезжает в Кистеневку. Его встречает уже совсем ослабевший отец.

Глава 4

Владимир Дубровский пытается понять, почему отбирают имение, не находит документов, а время подачи апелляции заканчивается.

Важно! Кирила Петрович Троекуров, гонимый собственной совестью, решает помириться с отцом Владимира. Он приезжает в Кистеневку, чтобы извиниться, но в это время у Андрея Гавриловича происходит приступ, и он вскоре умирает. Сын выгоняет виновника со двора.

Глава 5

Начинается подготовка к похоронам. Андрея Дубровского похоронили рядом с матерью у небольшой церкви. Владимир не присутствовал на похоронах. Он ушел в лес неподалеку, чтобы заглушить свои страдания. Между тем, в имение приехали чиновники во главе с Шабашкиным, они объявляют крестьянам о переходе к другому владельцу. Начинается бунт, который резко заканчивается по просьбе Дубровского. Шабашкин просит разместить их на ночлег, на что они получают ответ, что Владимир Андреевич больше тут не хозяин.

Глава 6

Владимир Дубровский начинает готовить имение к передаче своему врагу, натыкается на письма матери своему отцу. Зачитавшись, не увидел, как в дом вошел кузнец Архип. Поговорив с ним, Владимир решает сжечь дом, где спят приказные.

Вместе с Архипом он обходит все дворы и просит вывести всех, запирает Шабашкина и его служивых. Поджигает солому и удаляется на коне, говорит, что место встречи будет в Кистеневской роще. Дом сгорает вместе с людьми, кузнец решил не спасать их даже по просьбе Егоровны, однако спас котенка из пожара и тоже уехал с Кистеневки.

Глава 7

Троекуров узнает о пожаре. Местные рассказывают ему разные версии событий, подозрение ложится как на молодого барина, так и на кузнеца Архипа. Кирила Петрович пишет подробное письмо губернатору, заводится новое дело об умышленном убийстве и поджоге. Недалеко от имения появляются разбойники, которые обворовывают дома и проезжающих торговцев.

Глава 8

В главе говорится о дочке барина — Маше.
Марии было 17 лет, она была очень замкнутой и неразговорчивой девушкой, любила читать книги.
Больше всего ей нравились французские романы, любовь к ним привила ее няня — мадемуазель Мими. Троекуров очень любил Мими, и даже приютил мальчика Александра, похожего на нее. Он жил ближе других дворовых детей. Сашке он и выписал из Петербурга нового учителя французского. К ним прислали Дефоржа, который не сразу приглянулся молодой Маше, но она на него произвела огромное впечатление.

Кирила Петрович устроил учителю испытание — расправиться с медведем. Молодой француз не растерялся и снял шкуру. Маша влюбляется в Дефоржа, не зная, что это Дубровский.

Том 2

Разбойничья жизнь Дубровского. Владимир притворяется учителем французского.

Глава 9

Озаглавить эту часть можно как “церковный праздник в имении Троекурова”. Но от церковности осталось только упоминание праздника и прочтение молитвы в церкви. Стол накрыли на 80 гостей. За столом активно обсуждают банду Дубровского, особенно боится его Антон Пафнутьич Спицын — помещик, который подсказал, как отобрать Кистеневку.

Глава 10

После обеда некоторые гости остались ночевать в имении. Спицын, который не расставался со своими деньгами, расположился в комнате учителя французского. Антон Пафнутьич проснулся, от того, что его ворот трогают, и он увидел что Дефорж держит заветную сумку с деньгами, направляя на него пистолет. Дефорж представляется Дубровским.

Глава 11

Рассказывается история о подмене учителя Дефоржа на Дубровского. На станции Владимир встречает иностранца, который не хочет ехать в Покровское, из-за Кирилы Петровича, но ему там хорошо заплатят.
Разбойник договаривается о передаче всех документов за 10 тысяч рублей, и отправляет его обратно в Москву. А сам берет имя учителя и едет жить в Покровское.

Спицын после встречи с молодым барином быстро уезжает из поместья Кирилы Петровича.

Глава 12

Маша все больше влюбляется в молодого учителя. Он преподает ей музыку. Владимиром была написана записка, где он просит встречи с ней. Первый раз в своей жизни она ночью убегает из дома, чтобы пойти на свидание.
В саду Дефорж признается ей в своем истинном имени, и берет с нее обещание, что она всегда к нему может обратиться за помощью.
В это время в Покровское приехал исправник, чтобы задержать разбойника. Троекуров не верит, что это француз. Но потом выясняется, что учитель сбежал, и в душе Кирилы Петровича закрадываются сомнения.

Глава 13

В гости, в имение Покровское приехал сосед — князь Верейский. Князь заинтересовался молодой Машей, и после некоторых вопросов хозяину дома было решено выдать ее замуж за богатого жениха Верейского, которому было чуть больше 50 лет.

Дочь и отец отправились в гости к князю. Барыне понравилось в гостях, она радовалась танцам и духовому оркестру.

Глава 14

Мария получает письмо от разбойника — Дубровского, где ее просят о повторной встрече. После этого ее сватают за Верейского. Мария Кирилловна плачет на глазах у всех, и уходит в комнату, где обдумывает план, как встретиться с любимым.

Глава 15

Марья встречается с любимым в саду. Владимир просит ее расстроить свадьбу. Он отдает ей кольцо. Если ей понадобится помощь, она должна будет положить его в дупло. Если это случится, то он заберет ее и они поженятся.

Глава 16

Троекурова просит князя Верейского отменить свадьбу, тот, напротив, поговорив с будущим тестем, решает ускорить событие. Машу запирают в комнате, чтобы она не смогла сбежать. Она каждую ночь плачет, представляя, как будет жить со стариком Верейским.

Глава 17

Все вопросы Маши о замужестве сводились к одним ответам, что отец строго-настрого приказал не выпускать Марию до его приезда. Марья придумывает план. Она поручает Сашке отнести кольцо в дупло. Брат относит кольцо, но видит, что его украл крестьянский мальчик. Завязывается драка. Их отводят к Троекурову, тот узнает о связи Маши и Дубровского и решает отпустить мальчиков, чтобы проследить за Сашкой.

Глава 18

Маша венчается с князем и становится княгиней. До последнего момента она ждет любимого, но он не появляется. По пути домой к новому мужу их останавливают разбойники из банды Дубровского. Муж пытается защититься и стреляет в главного героя, ранит его.
Ослабевая, Владимир зовет княгиню с собой, но получает отказ. Марья говорит, что она уже дала обещание перед богом
. Дубровский теряет сознание.

Глава 19

В укрытие разбойников приходит отряд солдат под предводительством Владимира Андреича, бандиты отражают нападение. Дубровский просит своих людей уйти в другие губернии и начать жить заново. Набеги разбойников после нескольких месяцев прекратились. Главный герой, по слухам, покинул Россию и уехал в другую страну.

В романе А. С. Пушкина лейтмотивом проходит сквозь все главы основная идея — защита своего рода и достоинства. В то же время автор развил и мысль о том, что богатство и власть — это все, что имеет значение в определенных кругах, и обычный человек не сможет в них добиться истины. Но это вовсе не значит, что каждый должен уступать своим моральным принципам и чести в угоду такому положению вещей, есть и другие пути торжества справедливости.

Еще раз закрепить материал вам поможет видео с сокращенным содержанием романа “Дубровский”.

Повесть А. С. Пушкина «Дубровский», краткое содержание которой изложено в статье, является одной из самых известных. Она рассказывает о первой любви русской барышни к обедневшему дворянину — любви, не имеющей счастливого конца. Попутно Пушкин раскрывает нравы и характеры российских помещиков.

А. С. Пушкин, «Дубровский»: краткое содержание

В селе Покровское жил богатый отставной генерал-аншеф Кирила Петрович Троекуров, слывший барином-самодуром, любителем шумных увеселений и домашних забав. Он был человеком необразованным и ограниченным, обходился с крестьянами строго, порой жестоко. Любимейшей забавой Троекурова было ставить людей в неловкое, часто опасное положение. В соседней деревне Кистеневке жил Андрей Гаврилович Дубровский — обедневший дворянин, независимый, гордый человек, резкий и нетерпеливый. Они с Троекуровым были товарищами по службе. Дела Дубровского были расстроены, но от покровительства друга он отказался. Троекуров воспитывал дочь Машу, Дубровский — сына Владимира. Андрей Гаврилович не жалел и без того скудных средств на своего сына, а тот не задумывался, откуда они берутся. Кирила Петрович хотел поженить детей, а Дубровский-старший полагал, что те — не пара друг другу по достатку. Дружба между ними прекратилась из-за случая. Друзья были большими любителями охоты, но у Дубровского не было возможности содержать псарню. Однажды Троекуров показывал гостям свою свору и его друг сказал, что вряд ли люди барина живут лучше собак. На что псарь ответил оскорбительно для дворянина, что, мол, лучше некоторых. Троекуров отказался выдать провинившегося для порки и отношения между друзьями прервались, перейдя в открытую вражду. Троекуров решил отсудить у бывшего друга имение, что ему удалось. Это привело Дубровского к тяжелой болезни.

Из Петербурга вызвали сына Владимира. Кирила Петрович раскаялся и захотел примириться со старым товарищем, но Владимир погнал его со двора, а Дубровский в этот момент скончался. В Кистеневке начались волнения, ведь официально имение перешло к Троекурову. После похорон Дубровский (краткое содержание может нас запутать, поэтому так мы теперь будем называть Владимира) обнаружил своих крестьян протестующими: они не хотели переходить к новому барину. Чиновники, оформлявшие передачу владения, остались в усадьбе, которую Дубровский со своими крестьянами ночью сожгли. По несчастливой случайности чиновники сгорели.

«Дубровский», краткое содержание: история любви

Владимир скрылся, а одновременно с этим в окрестностях появилась неуловимая банда, которая славилась своим благородным и умным предводителем. Местные жители полагали, что это Дубровский, но всех удивляло, что поместья Троекурова остаются нетронутыми. Кирила Петрович выписывает для своего внебрачного сына Саши учителя из Москвы, месье Дефоржа, который покоряет барина своей смелостью. У Троекурова водилась забава: закрывать людей в одной комнате с голодным медведем — и Дефорж не растерялся и просто застрелил зверя. Затем, когда он стал давать уроки музыки, в него влюбилась Маша, но не признавалась себе в этом. В начале октября у Троекурова было застолье, где обсуждалась живо интересующая всех тема — Дубровский. И одна гостья рассказала о нем историю, подтверждающую его благородство и справедивость. Ночью один из гостей, оставшийся в Покровском, узнает, что Дефорж и есть Дубровский, но, испугавшись, никому об этом он не рассказал. Через некоторое время, когда Маша уже стала понимать, что влюблена в Дефоржа, француз назначил ей свидание в беседке.

Передать всю волнительность этой встречи нам не позволит краткое содержание. Дубровский открыл Маше, кто он такой, и что ей не стоит его бояться, так как, полюбив ее, он простил Троекурова. Сразу после случившегося разговора в Покровское приехал исправник, чтобы арестовать Дубровского, но тот уже скрылся.

Развязка истории

Троекуров решил выдать Машу замуж за богатого, но очень немолодого соседского помещика Верейского. Девушка не хотела подчиняться отцовской воле, но попытка объясниться с Верейским не увенчалась успехом, а наоборот, привела к тому, что свадьба была назначена на послезавтра. Тогда Маша решилась обратиться за помощью к Дубровскому. Однако Дубровский не успел остановить церемонию венчания, захватив карету на обратном пути из церкви. Маша отказалась покидать мужа, так как дала клятву перед богом. Дубровский был ранен. С тех пор его разбойничьей шайке не давали покоя, Дубровский распустил ее, а сам, по слухам, отправился за границу.

Произведение А. С. Пушкина «Дубровский» не только интересно своим авантюрным сюжетом, но и богато проблемными ситуациями, которые со временем станут вашими аргументами. Поэтому очень важно найти качественный краткий пересказ по главам, и в этом вам поможет команда «Литерагуру». Также мы предлагаем вам ознакомиться с анализом книги для успешной работы над отзывом и сочинениями.

Книга начинается с рассказа о жизни русского барина Кирилы Петровича Троекурова. Он был необразованным, избалованным и самолюбивым богачом, уважаемым местной знатью, которого она же и боялась. Не страшился его только сосед – старый друг, со времен военной службы, Андрей Гаврилович Дубровский. Троекуров уважал Дубровского. Оба быстро схоронили жен, и у обоих осталось по ребенку: сын Владимир у Андрея Гавриловича и дочь Маша у Кирилы Петровича.

Все было хорошо, но в один день все изменилось. К Троекурову съехалось множество гостей. Хозяин решил не в первый раз похвастать своей псарней и повел всех любоваться. Дубровский был хмур и на непонимание Троекурова ответил, что псы хозяина живут лучше, чем его слуги. Один из псарей обиделся на такое замечание и нахамил Андрею Гавриловичу. Дубровский уезжает. Наутро Троекуров получает письмо, где его друг просит отдать ему того холопа, что смел посмеяться над ним, для расправы. Кирила Петрович посчитал письмо большой дерзостью. Позже, объезжая свои владения, Андрей Гаврилович видит покровский мужиков, посмевших рубить его лес. Он ловит двоих и наказывает прутьями. Троекуров узнает и в ярости решает мстить. В это время приезжает к нему заседатель Шабашкин, с которым они решают, как отобрать деревню Кистеневку у Дубровского.

2 глава

Приехав в уездный суд, Дубровский пытается убедить всех в своей правоте, но так как все документы его давно сгорели, то правда остается за Троекуровым. Затем подкупленный свидетель Спицын выступает против Андрея Гавриловича.

Суд постановляет передать владения Дубровского Троекурову. Андрей Гаврилович впадает в беспамятство, его выводят. Уездный лекарь помогает несчастному, и когда тот приходит в память, его отвозят в уже почти не принадлежащее ему имение.

3 глава

Здоровье Дубровского все еще плохо. За ним ухаживает старуха Егоровна. Видя состояние барина, она просит кистеневского грамотея написать письмо Владимиру, чтобы рассказать о состоянии отца.

Сын жил и учился в Петербурге с ранних лет и сейчас служит в одном из гвардейских полков. Владимир любил отца, поэтому, как только он получил письмо, сразу же попросил об отпуске и через несколько дней уже был в дороге. Его встретил старый кучер Антон, который в разговоре уверяет, что все крестьяне верны своему барину. Доехав до дома, Владимир встретил ослабленного болезнью отца.

4 глава

Владимир хотел заняться делами, но отец не мог дать внятного объяснения о произошедшем ранее. Поэтому время апелляции проходит, и Кистеневка переходит Троекурову.

Старику становиться все хуже. Кирила Петрович не рад победе, его пожирает совесть. Наконец, решившись помириться со старым другом, Троекуров едет к Дубровскому. Больной, сидя у окна, завидел обидчика. С ним случается удар. Владимир приказывает прогнать нежданного гостя. Кирила Петрович в ярости уезжает. Сын сообщает, что отец скончался.

5 глава

Похороны закончились. Владимир скрывается в Кистеневской роще, пытаясь заглушить душевную боль, он шел, не разбирая дороги. Вернувшись к дому, Дубровский замечает, приехавших чиновников с заседателем Шабашкиным, которым нужно разобраться с передачей имения Троекурову.

Крестьяне бунтуют, но Владимир своей речью убеждает всех разойтись. Поручики просят о ночлеге, и Дубровский сухо позволяет.

6 глава

Не желая отдавать дом со своими детскими воспоминаниями, Владимир сговаривается с кузнецом-Архипом, который хотел убить приказных. Оставив в доме одних чиновников, барин велел крестьянам снести сена и соломы, чтобы поджечь дом.

Владимир не хотел смертей, но Архип запер все выходы, утаив от господина. Дубровский и несколько его людей скрылись в лесу. Приказные погибли в огне. При этом кузнец спасает кошку, застигнутую пламенем врасплох.

7 глава

На другой день о пожаре знали все. Возникало много разных версий. Во время следствия выяснилось, что поджег совершил кузнец – Архип, но и Владимира не обошло сильное подозрение.

Внезапно в округе появляются отважные разбойники, которые сеют ужас на жителей, грабя в основном богатых. Многие считали, что их предводителем был Дубровский, но были сомнения, ведь они не трогали владений Троекурова.

8 глава

Начинается рассказ о героине повести, Маше Троекуровой. Девушке семнадцать, она красива и любима отцом. Выросла Маша в уединении, читая французские романы и мечтая. У нее есть младший брат Саша, который был рожден от Троекурова и гувернантки-француженки.

Мальчик подрос, и Кирила Петрович нанял ему учителя. Им стал некий француз Дефорж. Доволен им Троекуров остался после того, как однажды решил посмеяться над ним. Он втолкнул его в комнату к медведю, но учитель не струсил, а достав пистолет, убил животное. Это произвело впечатление и на Марью Кириловну. С Машей Дефорж начинает заниматься музыкой, и она в него влюбляется.

9 глава

После храмового торжества к Троекурову начинают съезжаться гости на обед. Приехал к нему и лжесвидетель Антон Пафнутьич Спицын. Он рассказал хозяину дома, что боялся нападения Дубровского, который наверняка замыслил мстить ему за умершего отца.

Начинается обсуждения разбойников. Кто-то отзывается хорошо, а кто-то яро требует поимки. Исправник рассказал о списке с приметами Дубровского и зачитал их. Эти приметы подходили почти каждому, и Кирила Петрович приводит в пример Дефоржа. Позже он рассказывает о храбрости француза, победившего медведя, что изумило гостей.

10 глава

Троекуров не отпустил гостей, повелев остаться у него. Когда пришло время идти спать, Спицына все еще не покидали опасения. С недавних пор он начал возить с собой все деньги, спрятав их в кожаной сумке под одеждой.

Антон Пафнутьич решил обезопасить себя, попросившись переночевать с храбрым французом, который, в случае чего, сможет его защитить. Он и гувернер уснули. Чувство, будто его дергают за рубашку, разбудило Спицына. Открыв глаза, он видит «Дефоржа», который наведя на него пистолет, снимает заветную сумку. Приказав молчать, «француз» сообщает, что он Дубровский.

11 глава

В этой главе рассказывается, как Владимир познакомился с настоящим учителем Саши. Произошло это на станции, когда Дефорж собирался ехать к помещику Троекурову. Француз открылся, что на самом деле он пекарь, но этот помещик много платит, и он сделался учителем.

В Покровском француза никто не знал, поэтому Дубровский легко мог его сыграть. Владимир дал денег учителю за документы и обещание немедля уехать в Париж. Тот сразу соглашается. Так герой попал в дом врага, где его полюбили все домашние.

12 глава

В один день во время урока музыки с Машей Дефорж передает ей записку, в которой он зовет ее на вечернее свидание. Маша думает, что учитель признается ей в своих чувствах, но, придя на встречу, она узнает не только о заветной и взаимной любви, но и о том, что «Дефорж» — это Дубровский.

Владимир открылся ей, сказав, что она была той причиной, почему он не нападал на владения ее отца. Ради нее он его простил. Но Спицын уже рассказал об ограблении, и Дубровский не может остаться. После разговора Маша вернулась домой, где увидела отца и исправника. Им уже известно, что учитель — это Владимир.

13 глава

Проходит некоторое время. Возвращается старый князь Верейский в соседнее имение в Арбатове подле Троекуровских владений. Скучая в одиночестве, князь решает навесить соседа. В гостях он знакомится с Марьей Кирилловной, ее красота поражает его. Он начинает ухаживать за девушкой.

Троекуров был чрезвычайно доволен князем. Это богатый и солидный претендент на руку его дочери, и он решает поспособствовать их браку.

14 глава

Девушка получает письмо от Дубровского, но не успевает прочитать, так как ее зовет отец. В кабинете, где был и князь Верейский, Маша узнает, что тот сватается к ней.

Героиня начинает плакать, она не хочет замуж за старика. Отец прогоняет ее. В своей комнате она читает письмо, в котором Владимир зовет ее на свидание «на прежнем месте».

15 глава

Маша приходит в беседку, где ее встречает Дубровский. Владимир уже все знал и предлагал ей свое покровительство, но Маша попросила его подождать. Она хотела тронуть отца слезами и мольбой, чтобы он изменил решение.

На прощание Дубровский дает ей кольцо, которое, в случае опасности, она должна положить в дупло дуба, стоящего у беседки.

16 глава

Маша все откладывала свое заявление, боясь гнева отца. Все готовились к свадьбе. Она решает написать письмо князю. Прочитав письмо, Верейский считает нужным ускорить свадьбу и показывает письмо ее Троекурову.

Кирила Петрович приходит в бешенство и назначает свадьбу на послезавтра. Маша молила его не отдавать ее замуж за князя, но Троекуров не слушал. Тогда она заявляет, что воспользуется помощью Дубровского. Изумленный заявлением дочери, он запирает ее в комнате до дня венчания.

17 глава

Заточенная Маша не знала, как дать знак Дубровскому, но под окнами ее начал звать ее брат Саша, говоря, что сделает для нее все, что она попросит. Пленница дает ему кольцо и просит положить в заранее оговоренное место.

Саша выполняет поручение, но, собираясь возвращаться, он замечает рыжего мальчишку, который хочет забрать кольцо. Не зная, что рыжий от Дубровского, Саша начинает драку. Поднимается шум, и все открывается.

18 глава

Машу наряжают к свадьбе. Когда она была собрана, ее повезли в церковь. Обряд был совершен. Молодожены сели в карету и поехали к князю в Арбатово. На дороге их перехватывают разбойники.

Верейский ранит Дубровского в плечо. Владимир говорит любимой, что она свободна, но в ответ слышит, что он опоздал, и она обвенчана с князем. Разбойники отпускают карету и скрываются.

19 глава

Посреди дремучего леса находилось убежище разбойников. Раненый Дубровский отдыхает. Вдруг подают сигнал о приближении солдат. Начался бой. Враг ушел.

После Владимир собирает своих людей и объявляет о том, что им нужно разойтись. Окончив речь, он взял с собой одного и скрылся в неизвестном направлении. Были известия, что Дубровский позже уехал за границу, так и найдя себе места на родине.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

— великий русский поэт и писатель, основоположник реалистической литературы в России. Его произведения заставляют каждого поверить в любовь, дружбу, верность и честность.

Они пропитаны высокой человечностью и гуманизмом, обладают большим идейным богатством. Одним из таких произведений является повесть «Дубровский»
.

Данное произведение изучают в школе в 6 классе
. А в этой статье будет предложено очень краткое содержание
произведения для читательского дневника. А также, существует аудиокнига «Дубровский», которую можно слушать онлайн бесплатно
.

Вконтакте

Структура этой статьи будет следовать определенному плану:

• описание произведения;
• герои;
• краткое содержание романа, которое разделено на 2 тома и 19 глав.

Описание произведения

Идею создания романа Александру Сергеевичу подал его хороший приятель Нащокин П.В
. Он поведал писателю историю об одном бедном дворянине — Островском, который ввиду многих обстоятельств стал грабить людей. Во время работы над произведением фамилия основного персонажа была изменена на Дубровский.

Действие повести происходит в 1820-е годы и охватывает примерно полтора года. Считается, что роман «Дубровский» является неоконченным произведением А.С.Пушкина. На самом деле Александр Сергеевич планировал три тома, но несмотря на это, произведение не теряет своей популярности уже более 150 лет
.

Герои романа

Всех героев повести Александра Сергеевича Пушкина «Дубровски», участвующих в разворачивании сюжета можно поделить на главные и второстепенных.

К основным персонажам
относятся:

• Владимир Дубровский
  — корнет, сын главного помещика.
• Андрей Гаврилович Дубровский
  — отец Владимира, помещик у которого пытаются отобрать имение.
• Маша Троекурова
  — молодая особа, дочь Кирилла Петровича, любовь Дубровского — младшего.
• Кирилл Петрович Троекуров
  — отец Марии, помещик, который обладает огромными возможностями в своем округе.

Ко второстепенным героям романа относятся:

• Архип-кузнец
  — крепостной Дубровских.
• Егоровна
  — служанка Дубровских.
• Шабашкин
  — заседатель.
• Спицын
  — помещик, который выступает против Андрея Гавриловича Дубровского.
• Князь Верейский
  — старик, муж Марии Троекуровой.

Том I

Богатый дворянин и помещик Троекуров обладал властным и деспотичным характером. Все остальные помещики и чиновники побаивались его, кроме единственного бедного, но гордого человека — Андрея Дубровского. Однако Кирилл уважал принципы своего приятеля и даже хотел выдать замуж свою дочь Марию за сына Андрея.

Однажды, при осмотре псарни Троекурова, его крестьянин оскорбил Андрея. Тот сильно возмутился и попросил разрешения самому наказать дворового. Троекуров отказал и приятели поссорились. Богатый помещик решил отомстить своему другу, отобрав тем самым у него поместье.

Андрей получил повестку в суд. Дело было заранее решено в пользу Кирилла Петровича. После вынесения приговора суда Дубровский впал в буйное помешательство.

Старая служанка Егоровна вызвала сына своего барина — Владимира, отправив ему письмо. В это время Владимир служил в Петербурге в гвардии. Младший Дубровский тут же приехал в деревню Кистеневку и узнал о ссоре бывших приятелей.

Владимир безуспешно пытался понять суть всей проблемы и не заметил, как пропустил сроки обжалования судебного приговора. Поэтому по закону имение стало принадлежать Троекурову. Тот, в свою очередь, решил проявить доброту и помириться с противником. Для этого он отправился в деревню. Увидев своего врага, Андрей Гаврилович был сильно потрясен, после чего скоропостижно скончался.

После похорон отца, Владимир встречает чиновников на пороге своего дома. Те приехали ввести Андрея во владения поместьем. Они вели себя чересчур нагло, тем самым вызвав большое негодование крестьян. Только вмешательство Дубровского спасло судебных исполнителей от расправы.

Чиновники напились хозяйского рому и уснули в усадьбе. Ночью Владимир со своими преданными поджег поместье. Против воли хозяина кузнец Архип закрыл на замок двери, чтобы все гости погибли при пожаре.

Бывший помещик и несколько крестьян исчезли бесследно. Обстоятельства гибели чиновников до конца так и не были выяснены. Подозрения пали на Архипа и Владимира.

После в деревне появились разбойники. Молва называла Дубровского младшего их главарем. Троекуров опасался мести, но нападения разбойников обходили его владения стороной.

В доме Кирилла Петровича появился новый человек Дефорж — учитель-француз. Его нанял барин для своего сына Саши. Хозяин дома сразу решил подвергнуть преподавателя своей любимой шутке: запереть того в комнате с голодным медведем, который привязан к стенке таким образом, что увернуться от него можно только в одном углу. Однако, к счастью, у Дефорже при себе оказался пистолет, которым он убил зверя.

Этим поступком он смог заслужить большое уважение у помещика и заставить его дочь — Марию обратить на себя внимание. Постепенно молодые влюбились в друг друга.

Том II

1 октября к Троекурову домой съезжаются гости. Спицын опаздывает, объясняя это тем, что боялся разбойников Дубровского. У самого Спицына с собой крупная сумма, которую он прячет в особенном поясе. Исправник клянется, что поймает Дубровского. Помещица Анна Саввишна, в свою очередь, утверждает, что Владимир справедлив, ведь он не ограбил ее, узнав о деньгах, которые она отправляет сыну в армию.

Спицын просит Дефоржа остаться на ночь с ним в одном доме, так как он боится нападения. Ночью Дефорж переодевается в Дубровского, отнимает у Спицына деньги и запугивает его, чтобы Спицын не выдал его Троекурову.

Писатель возвращается назад к тому времени, как Дубровский познакомился с учителем Дефоржем на станции, предложил ему 10 тысяч в обмен на документы и письмо для Троекурова. Преподаватель сразу же согласился.

Во время урока учитель вручает Марии записку с просьбой о свидании. Владимир открывает девушке свое настоящее лицо и уверяет ее, что больше не считает Троекурова своим врагом. И все это благодаря Марии. Говорит, что вынужден скрыться и предлагает свою помощь девушке в случае беды.

Вечером к Троекурову приезжает исправник, чтобы арестовать учителя, опираясь на показания Спицына, что француз и Дубровский — это одно лицо. Преподавателя в доме не обнаруживают.

Следующим летом в имение по соседству с Троекуровым поселяется князь Верейский. Он быстро сходится с Кириллом Петровичем и Марией, ухаживает за девушкой.

Князь делает предложение. Троекуров его принимает и приказывает дочери выходить за старика. А Мария получает приглашение на свидание от Дубровского.

Маша встречается с Владимиром, который уже в курсе о предложении князя. Предлагает избавиться от этого человека, но Мария просит его не вмешиваться, надеясь, что сама переубедит отца. Дубровский дарит ей кольцо, которое будет служить неким сигналом для него, если девушке понадобится помощь. Для этого Маша должна положить колечко в дупло дерева.

Мария пишет записку князю с просьбой отступиться, но тот показывает письмо Кириллу Петровичу. Вместе они решают ускорить свадьбу. Марию запирают.

Мария просит Сашу бросить кольцо в дупло дерева. Брат выполняет просьбу сестры и застает мальчишку возле дуба. Саша думает, что он хочет выкрасть кольцо. Мальчика отводят на допрос к Троекурову и тот сознается в своей причастности к переписке влюбленных. Кирилл Петрович отпускает его.

Марию одевают в свадебный наряд, везут в церковь, где она венчается с князем Верейским. На обратном пути они встречают Владимира, который предлагает Маше освобождение. Князь стреляет в Дубровского и ранит его. Мария отказывается от помощи, так как она уже обвенчана.

Идет ожесточенная битва войск с разбойниками Дубровского. Владимир, понимая, что они обречены, распускает шайку. Никто его больше не видел.