Рассказ что я видел слушать

Глава 1

О том, что я оказался в 4127 году, мне удалось узнать только после шести месяцев пребывания в этом удивительном месте. Ранее я ни от кого не слышал подобных историй. Но мне кажется, что это не от того, что такие истории ни с кем не случались, а от того, что никто не решался о таком рассказывать. Ведь не особенный же я, чтобы это случилось только со мной? Или всё-таки я один такой? Хотя, вполне возможно, что мой рассказ многие посчитают не реальным и отнесутся к нему, как какому-то художественному вымыслу. Но если, после прочитанного здесь, у вас останутся сомнения в том, что это было на самом деле, то при личной встрече я вам покажу свои трофеи, завоёванные в ходе борьбы с инопланетным вторжением. Надеюсь, трофеи из неизвестных современному миру веществ развеют ваш скептицизм. Да и многие учёные, услышав эту историю, не опровергнут правдивость моих слов, так как понимают, что данную информацию может знать только человек, побывавший в будущем, или же, простите за тавтологию, самый гениальный гений всех времён и народов. Но гением я никогда не был. Даже напротив – я с детства был личностью ниже посредственности. И если бы в сорок втором веке нашей эры со мной не произошли определённые изменения, то я бы не смог грамотно описать те события, которые круто повернули мою жизнь и добавили красок в моё ничтожное существование. Но обо всём по порядку.

Родился я в 1998 году в маленьком городке, название которого вам ничего не скажет. В свидетельстве о рождении меня записали как Березюк Сергей Александрович. Но, так как мой биологический отец отказался от меня ещё до моего рождения, то уже при получении паспорта я настаивал, чтобы мне изменили отчество на «Сергеевич». После того как я получил аттестат о среднем образовании, мама и учителя выдохнули с облегчением – «вытянутый за уши» средний балл стал ширмой для моих неудовлетворительных знаний. В самой науке я не видел ничего захватывающего, а вот руки тянулись к трудовой деятельности. От деда Вити осталась неплохая мастерская, в которой он приучал меня к плотницким и столярным работам. Да, как-то необычно… Вот пишу эти строки о среднестатистическом детстве, об обычных мирских заботах, о плотничестве и столярничестве, и самому трудно поверить, что уже через год как я попал в будущее, мне пришлось добывать там килограммы антиматерии, чтобы привести её к аннигиляции и получить колоссальное количество энергии для установления защитного купола планеты. Невообразимая полярность жизнедеятельности одного и того же индивидуума.

Так вот, кое-как окончив школу, я сразу же отправился в столицу на заработки. В семнадцать лет несовершеннолетнему парню трудно устроится на работу, но всё же возможно. Для начала меня взяли помощником рабочего на стройку многоквартирного дома, а когда мне исполнилось восемнадцать, то строительная фирма официально приняла меня в штат разнорабочим с полным рабочим днём. Так пять лет на одной и той же специальности я и проработал. Пять лет тяжёлого труда за малые деньги, пять лет непостижимых соблазнов столичной жизни, и пять лет угасающих надежд что-либо изменить в своей судьбе. И вот наступил тот день, которого так ждут искатели приключений и так сторонятся приземлённые натуры, а в то время я был именно приземлённым человеком и не догадывался о своём внутреннем потенциале.

В тот судьбоносный июньский день я, как всегда, по будильнику, проснулся в шесть утра в душном строительном вагончике, в котором проживало восемь человек. Как раз в этот день наступила моя очередь дежурить по кухне, если можно так назвать двухкомфорочную электрическую печь, умывальник и узкий обеденный столик.

– Эй, «Берёза», что у нас там на завтрак? – хриплым голосом спросил меня Саня Головатый.

– Фруктовое суфле и латте, – ответил я с сарказмом и стал подогревать сковородку для яичницы – традиционного завтрака этого вагончика.

Закинув заварку в восемь кружек и ожидая пока закипит чайник, я подошёл к умывальнику, чтобы расчесаться. «Какие жирные волосы…», подумал я, глядя в зеркало и поднимая расчёской чёлку. «Хм, мне уже двадцать три, а я всё так же без девушки, точнее без нормальной такой, чтобы всё при ней: и тело, и мозги, и поведение… Не то, чтобы я совсем без девушки… Так, попадаются иногда всякие «кикиморы из подворотни». Но разве они меня достойны? Хотя, наверное, эти «кикиморы» считают, что и я их не достоин, пока у них похмелье, но после второго стакана горячительного у нас появляется взаимная симпатия и всё идёт своим чередом. Да-а… Я же не урод – не высокий, но и не низкий, не атлет, но и не хилый. Глаза у меня необычные – зелёного цвета с немного азиатским разрезом. Но, а нос – славянский, картошкой. Нестандартное сочетание. Хотя, я где-то слышал, что сейчас популяризируется внешность фрика. Вот бы отхватить какую-нибудь модную девчонку. Эх…»

– «Береза», скоро там жрать? – перебил мои размышления Димон Корчагин и запустил в меня скрученным носком.

– Та давно уже приготовлено! Подходите. Стол накрыт, изысканные блюда поданы для вашего удовольствия и наслаждения! – отмахнулся я рукой.

На строительном объекте нам надо быть в семь часов, и работали мы до семи вечера с перерывом на обед, а выходной только в воскресенье. Благо, наш жилой вагончик находился недалеко от стройки, и не надо было затрачивать много времени, чтобы добраться на работу и с работы.

С семи моих совместных жильцов вагончика я «плыл на одной волне» только с Ванькой Гладковым, с которым у меня сложились довольно приятельские отношения. В этой казарменной обстановке среди «суровых мужиков» один Ванька поддерживал меня и понимал. Ванёк – очень хороший друг и надёжный товарищ. Как же мне его не хватало в конце 4127 года, когда я попал в засаду пришельцев на руинах «Хранилища достижений человеческого разума». А ведь могли же вместе очутиться в будущем – не хватало только одного шага Вани. Хотя, я и сам не планировал оказаться в сорок втором веке – шаг оказался случайным, роковым.

Я президенту больше не верю. Он врет на каждом шагу

В падении рейтинга президента виноват сам президент. Он методично рушит свой рейтинг. Рейтинг падает только «благодаря» президенту – его поведению и риторике. Последняя его пресс-конференция это подтверждает. Я только сейчас отхожу… Знаете, меня взять или пронять чем-то трудно, но то состояние, которое я испытал, наблюдая за пресс-конференцией Зеленского, – это кошмар. Я расстроился неописуемо. Было настолько горько и пусто на душе, что я слов не могу подобрать, чтобы охарактеризовать свои ощущения.

Я расстраиваюсь за себя. Потому что врет он, а расстраиваюсь я. Я смотрел эту пресс-конференцию, и мне было так жалко – его, себя, нас всех. Вранье это слушать – плохо. Агрессия от него какая-то исходила временами – плохо. Врал несколько раз в разных эпизодах. Потом это все люди опровергали. Какой-то неубедительный, метущийся какой-то. Тон неправильный выбран с журналистами. Не надо так с журналистами разговаривать! Такое ощущение, что ему сказали: «Компромат на [главного редактора издания «Цензор.НЕТ» Юрия] Бутусова такой – говори это. Компромат на [телеведущего Савика] Шустера такой – говори это». Что это за разговор?

Почему Владимир Александрович обиделся на мою фразу о том, что он не должен идти в президенты? Он действительно не должен. И объясню почему. Мне в Офисе президента сказали, что перед пресс-конференцией пиарщики ему строго-настрого говорили: «Не упоминай Гордона! Упомянув Гордона, ты его подымешь. Не подымай его, пожалуйста. Фамилию эту забудь!» Но Зеленский не удержался, один раз упомянул. Я считаю, что он не должен идти на второй срок. Это моя точка зрения. Не должен, потому что у него не получается первый. Мы это уже видим. Но это не главное. Он давал обещание перед тем, как шел в президенты. Он сказал: «Я иду на один срок». Это же не я сказал, а он. Дал обещание – выполняй, дал слово – держи. Что тут нового я сказал? Не надо на меня обижаться! Надо не идти на второй срок и не допускать даже мысли об этом. И когда тебе задают вопрос: «Вы идете на второй срок?» – надо четко отвечать: «Нет, не иду, потому что я обещал идти на один срок».

---

---

В результате что мы добились? Я президенту больше не верю. Он врет на каждом шагу. Как ему можно верить?

Знаете, после моего выступления у Савика Шустера и у вас многие пишут: «А чего вы переобулись? Вы же так топили за Зеленского еще месяц назад, что же сейчас произошло?» Особенно популярен вопрос: «За сколько вас [бизнесмен Ринат] Ахметов купил?» Я хочу ответить на эти вопросы. Хочу рассказать о моей трансформации по отношению к президенту.

Я знал Владимира Зеленского как замечательного, талантливого, хорошего парня. Это человек потрясающего таланта. Человек, заработавший деньги своим трудом и интеллектом, честные деньги, не укравший ничего у государства. Человек, рожденный в прекрасной семье с прекрасными родителями. Человек с потрясающим чувством юмора. Потрясающе легкий, комфортный в общении. Сколько мы с ним общались – он оставлял ощущение праздника. Душевный, прекрасный! Я сделал немало, чтобы убедить его идти в президенты и чтобы он победил. Конечно, это капля в море по сравнению с тем, что украинский народ хотел перемен. Я однозначно понимал, что не должен [пятый президент Петр] Порошенко снова стать президентом, это будет беда для Украины, страшная беда. Я повторю сейчас важную вещь: я по-настоящему счастлив, что президентом Украины стал не Порошенко, а Зеленский, а другой альтернативы тогда не было. Поэтому то, что Зеленский стал президентом Украины, прекрасно, потому что иначе им был бы Порошенко.

А дальше началось… Знаете, я так устроен: когда человека любишь, а вот он – раз! – не то что-то, но ты думаешь: «Ну…» Проглотил. Два проглотил, три, четыре, пять… И дальше ты понимаешь, что все, невозможно. То эта поездка в Оман… Непонятно, чем они там занимались, встречался Зеленский с [секретарем Совета безопасности Российской Федерации Николаем] Патрушевым или не встречался? Что это вообще за поездка? Гонишь эти мысли от себя, гонишь: «Какой Володя хороший! Слава богу, что он, а не Порошенко».

Мне один из близких друзей Зеленского сказал: «Он боится сильных людей. Он окружает себя людьми слабее, чтобы на их фоне выглядеть сильнее»

Потом еще один скандал, другой скандал… Потом эти соратники – сборище идиотов рядом. Я же ему в глаза говорил несколько раз и вы, Василий, свидетель этому: «Нельзя держать таких людей!» И называл фамилии. И [народного депутата от «Слуги народа» Николая] Тищенко называл, и [министра юстиции Дениса] Малюську называл, и [министра обороны Андрея] Тарана называл. Воюющая страна, а министр обороны – Таран, который остался еще в том времени, он не современный! Кто-то вообще видел министра обороны хоть раз, чтобы он выступил и что-то сказал? Никто не знает, как он выглядит даже! [Руслан] Хомчак, бывший начальник Генерального штаба [и главнокомандующий Вооруженными силами Украины], с Тараном не разговаривал полгода! В воюющей стране министр обороны не разговаривает с начальником Генерального штаба и они еще судятся! Это в какие ворота? Я же ему говорил, что так не может быть. Я говорил, что министр Малюська производит впечатление психически нездорового человека. Вы, Василий, свидетель. Ребята, я не молчал! Он хихикал в ответ. Да, он впоследствии снял Тарана. Но я даже не хочу говорить, как вообще Таран там оказался. Это так уменьшит президента!

Мне один из близких друзей Зеленского сказал перед вторым туром: «Дим, ты не понимаешь. Он боится сильных людей. Он окружает себя людьми слабее, чтобы на их фоне выглядеть сильнее». Я ответил: «Да перестань! Не хочу слышать». Мне [бывший руководитель военной разведки, экс-глава СБУ] Игорь Петрович Смешко говорил: «Дмитрий Ильич, ну не может артист быть президентом. Не может! Вы же, когда в самолет садитесь, хотите, чтобы за штурвалом пилот сидел. Хотите, артиста посадите за штурвал самолета! А чего вы так не делаете?» Я ответил: «Да, он неопытный, но он хороший человек, он окружит себя профессионалами, и они его поднимут на новую высоту». Игорь Петрович грустно на меня смотрел, он видел, что я влюблен в Зеленского, и потому не переубеждал.

Дальше пошли другие звонки… Я вам впервые скажу: он меня предал в ситуации с [бывшим главарем боевиков «ДНР» Игорем] Гиркиным [интервью с которым я записал в 2020 году]. Меня лично предал! Потому что Владимир Александрович знал о готовящейся спецоперации по Гиркину за месяц или полтора до проведения интервью. Он лично знал. Ему лично доложил [тогдашний начальник военной разведки] Василий Бурба. Как я уже говорил несколько раз, это была спецоперация, которую осуществляли совместно Главное управление военной разведки и Генеральная прокуратура. Вы что, думаете, это шутки были? А когда дошло до дела, Владимир Александрович спрятался. То ли испугался [президента РФ Владимира] Путина… Я не знаю почему. Он начал говорить: «А пусть Дима не говорит, что со спецслужбами. А пусть скажет, что с ветеранами спецслужб. А пусть скажет, что с юристами…» Уполз в раковину! Когда надо было сказать: «Да, я был в курсе». Чего он так не сказал? Что тут такого? Мы на государство работали! А когда дело дошло до серьезного разговора, он передал: «Завтра на пресс-конференции я дам понять всем, что я в курсе». И что он сказал? Это было в худших традициях «Квартала 95». «Квартал 95» лучше шутил. Когда мне дали слово, он сказал: «Наш спецагент, как мне доложили. Га-га-га». Я эту ситуацию проглотил. Почему? Ну было неудобно, я же его так люблю… Что, мне это все рассказывать? Это я сейчас рассказываю, и то не все… Это еще одно предательство… Он предатель. Так, как он предал меня, он предаст всех остальных.

---

---

Потом ситуация с вагнеровцами начинается… Я-то ее знаю. Я ее знал еще тогда. Ребята, там предательство. И он опять в раковину уполз: я не я, и хата не моя. И по-глупому врет. Опять по-глупому!

А заявление [бывшего президента Грузии, главы Исполнительного комитета реформ Украины Михаила] Саакашвили, что $37 млрд в год тырят из бюджета! Где президент? Он должен сказать, это правда или нет!

Сколько же я бился с этими контрабандистами! Вы же помните, я из эфира в эфир говорил, что воруют $3 млрд в год на таможне. Наконец санкции ввели! Но не против тех и не те санкции… Зеленский говорил, мол, 300 млрд грн скоро увидим в бюджете. Я жду конца года. Хочу видеть 300 млрд грн в бюджете, оттого что контрабанды нет… Вы действительно в это верите? Да все есть! Коррупция страшная! А кто крышует ее? Уж не они ли сами? Вопрос.

А расследование «Украинской правды» о полетах на юбилей Андрея Ермака на государственных вертолетах! В Эстонии экс-министра образования Майлис Репс обвинили в присвоении бюджетных средств и мошенничестве. Прокуратура официально предъявила ей обвинение. В чем ее обвиняют? В данных следствия говорится, что Репс поручала сотрудникам обязанности, связанные с уходом за ее детьми, а также отмечала свой день рождения в здании ведомства. Еще Репс обвиняют в мошенничестве путем приобретения за средства министерства кофеварки, которую она использовала у себя дома. Мне пишет человек: «Нищеброды!» У нас президент на государственных вертолетах летает день рождения своего клерка праздновать. А тут какая-то, сука, кофеварка! Ну что взять с этих европейцев? И, кстати, по поводу Андрея Борисовича Ермака, которого я считаю очень умным человеком. Андрей Борисович – руководитель Офиса президента. Это человек, который должен обеспечивать работу Офиса президента, руководить канцелярией. А он у нас руководит всей страной. Но мы же его не избирали руководить страной, при всем уважении к нему. Его назначили руководить канцелярией, а он руководит всеми: премьер-министром, парламентом. Что это такое?

Когда в прошлом году Илларионов сказал: «Зеленский – все», я, простите, Андрей Николаевич, подумал: выжил из ума

Ситуация с вагнеровцами и поведение Зеленского сейчас меня выбили из колеи и подвели черту. «Дальше, – сказал себе я, – ты не имеешь права поддерживать его публично. И ты должен об этом сказать». Он идет по пути падения. Иначе потом скажут: «А чего ты его поддерживал?» Слушайте, я его честно поддерживал два с половиной года, я не говорил какие-то вещи, надеялся на него.

Я брал интервью у [российского экономиста Андрея] Илларионова год или полтора назад. Я в эйфории от Владимира Александровича. Любимый президент! И вдруг с мрачным видом Илларионов, который понимает в политике намного больше меня, говорит: «Зеленский – все». Я переспрашиваю: «Что?» – «Все. Зеленский – все. Он уже не будет проводить реформы. Реформы проводят в первый год. Раз он их не провел и даже не пытался, ничего уже не будет». Простите, Андрей Николаевич, но я тогда подумал: выжил из ума. На моего любимого президента такое говорить! Я хочу извиниться перед ним. Он был прав. Я подтверждаю: Зеленский – все. Мне очень обидно это говорить. Потому что я сейчас говорю не о нем, я говорю о себе. Потому что я в плохом свете. Мне обидно, мне стыдно, мне больно. Но это жизнь и это правда.

ВИДЕО

Теперь по поводу его прихлебателей. После моих заявлений всполошились прихлебатели президента. Во-первых, я не думал, что у Владимира Александровича есть боты. Думал, что боты – это прерогатива Порошенко. Но налетели боты! «Подонок», «сволочь» и так далее. Ну а любимый вопрос: «Сколько тебе платит Ахметов?» Причем я открываю профили тех, кто пишет: одна публикация, три друга, портретов нет… Чистые боты! Причем примитивные.

О том, сколько мне платит Ахметов. Если кто не знает: я – мультимиллионер. Чтобы было понятно: мультимиллионер – это человек, у которого есть десятки миллионов долларов. Перед вами человек, который имеет десятки миллионов долларов. Все они задекларированы, все они работают в Украине. В отличие от президента Зеленского, у меня никогда не было офшоров. Я даже не понимаю, что это такое. Все мои деньги находятся в Украине, потому что я в свою страну верю. А теперь смотрите: что мне, мультимиллионеру, может предложить миллиардер Ахметов? Или не Ахметов, а кто-то другой. Когда у тебя столько денег, плюс-минус столько-то там не имеет, ребята, никакого значения. У тебя другая философия и другое отношение к жизни. Моя философия: деньги помогают мне быть независимым. Они мне дают возможность не размениваться на соблазны, идти своим путем и говорить то, что думаешь. Потому что самое большое счастье в жизни каждого человека – это свобода. Свобода слова, свобода высказываний. Поэтому если бы даже Ахметов, на канале которого я выступаю, предложил мне деньги, это унизило бы не только меня, но и его. И у него как у умного человека, уверен, даже мысли такой в голове не было.

Кстати, попутно хочу сказать о Ринате Ахметове. Если бы у Офиса президента было 10% мозгов Рината Ахметова, наша страна намного лучше жила бы. Это я вам точно говорю как человек, который видел лучших людей эпохи.

Идем дальше. В Офисе президента есть целый ряд прихлебателей, которые по команде «фас!» занимаются тем, что на кого пытаются «нагнать». Во-первых, хочу сказать, что «гнать» на меня – это делать для меня радость. Я с большой любовью отношусь к людям, которые про меня пишут и говорят. Причем не имеет значение, хорошо или плохо. Поэтому когда обо мне пишут, даже что-то плохое, я получаю от этого большое удовольствие.

Сейчас Офис президента подтянул себе Сережу Лещенко. Для тех, кто не знает: Сережа Лещенко – это член моего фан-клуба, очень хороший в прошлом журналист. Он был хорошим журналистом, пока не занялся политикой. Мне нравилось, как он работал. Кстати, он был членом наблюдательного совета «Укрзалізниці» с зарплатой 332 тыс. грн в месяц. Я с уважением отношусь к большим зарплатам – я уже об этом говорил. Но наша «Укрзалізниця» разворована! Она в ужасном состоянии. Я провожал папу на поезд. Пожилой человек, почти 85 лет. Я как-то перед этим ездил в поездах то в Винницу, то в Одессу, плевался, дышал запахом туалетов… Ну как-то оно было. А тут более дальнее расстояние. Верхняя подножка в вагон такая, что мне надо напрячься, чтобы на нее встать. А папе 85 лет почти! Пришлось просить открыть соседний вагон, это переходное пространство, папу еле подтянул туда… У него голова закружилась. Вонючий вагон, 50-х годов, наверное, узенький коридор… Это СВ-вагон, но в купе было три полки. Три человека – пройти невозможно, задыхаются… Я проклял все руководство «Укрзалізниці» в этот момент и весь наблюдательный совет. Воруют бабки, скоты, а потом еще что-то пишут.

Мне уже два человека сказали, что им поступили заказы «мочить» Гордона в Telegram-каналах, а ГПУ дали задание собирать порочащие меня данные

Сережа Лещенко был хорошим журналистом. Но потом с ним произошла беда: он поставил себе брекеты и сделал это неудачно. От смещения брекетов туда начала попадать пища, и у него стало плохо пахнуть изо рта. А поскольку он рукой поправлял брекеты, то у него стало плохо пахнуть и от рук. Теперь все, что он говорит, и все, что он пишет, плохо пахнет. И в Офисе президента его стали называть «Дырявый брекет». А чтобы сократить, иногда «Дырявый», а иногда «Брекет». Это цена бывшего хорошего журналиста Сергея Лещенко. Привет ему!

Я оказался очень ценным человеком. Потому что Офис президента получил неограниченный бюджет (наверное, у какого-то олигарха они что-то взяли) на очернение Гордона. Мне уже два человека, среди них наш коллега, сказали, что им поступили заказы «мочить» Гордона в Telegram-каналах. Цена одного поста – $3–4 тыс. Я себя зауважал! Кроме того, Генеральной прокуратуре дали задание собирать порочащие Гордона данные. Я хочу сказать тем, кто дает задания, и тем, кто пытается собирать: «Я с 16 лет на виду. Я не скрываю, как я заработал деньги, где я их заработал, где они вложены, что на мне есть. Я полностью задекларирован!» Они меня только в задницу поцеловать могут. Никакого компромата! Ничего! Они могут в тысячный раз написать про то, что я рекламировал золотую пирамиду или работал с ясновидящими. Это уже, по-моему, все знают. Но, ребята, это нормальная история. Ничего придумать не получается, и ходят по кругу.

Я знаю, кто заказывает материалы против меня и расследования. Знаю, кому поручают. Потому что те, кому поручают, приходят ко мне и рассказывают, кто им заказывает. Я хочу предупредить и первых, и вторых. Во-первых, у меня хорошая память. Во-вторых, в отличие от них, я фигура постоянная. А они временные. Они у меня перед глазами мелькали в течение долгих 30 лет и пропадали. Пропадут и эти. Причем им надо бороться за то, чтобы пропасть хоты бы достойно. А пропадут они бесславно, и я в этом им помогу, если они будут что-то заказывать. Я их предупреждаю официально. Если я что-то еще увижу, я про них тоже кое-что закажу. Им будет больно. А я умею делать больно.

Я говорю то, что думаю. У нас существует свобода слова. Я высказываюсь согласно своим ощущениям. Я могу ошибаться – я не категоричен. Где-то я могу перебрать что-то, где-то я могу сказать не так. Но я всегда говорю правду – так, как чувствую и переживаю. Поэтому если вы хотите со мной бороться, вы только меня таким поднимаете. Чем больше вы обо мне говорите, тем больше люди начинают задумываться: «Наверное, он таки правду говорит, если вы с ним так боретесь». Поэтому я желаю им удачи!

ВИДЕО

Если мы заглянем в литературную энциклопедию или в литературный словарь, то, вероятно, обратим внимание, что через каждые две — три фамилии в скобках указывается настоящая фамилия автора.

Это значит, что псевдоним просто затмил истинное имя творца и принёс ему литературную славу и финансовый успех.

Вот самые известные авторы зарубежной литературы, творчество которых популярно под вымышленными именами.

Бомарше — Карон Пьер-Огюстен (1732 — 1789гг.)

Знаменитый французский комедиограф. Его пьесы «Безумный день, или Женитьба Фигаро», «Севильский цирюльник, или тщетная предосторожность» можно и сегодня увидеть на сценах самых престижных театров мира.

Отец Пьера-Огюстена был часовщиком, что не сулило в те времена мальчику ничего, кроме как пойти по стопам своего родителя. Тем более что профессия часовщика была уважаемой и давала стабильный заработок. Парень с ранних лет постигал секреты ремесла с усердием. Даже изобрёл особый спуск для часового механизма. Патента на изобретение не оформил. Да и были ли они, эти патенты.

Коллега по цеху попытался присвоить себе изобретении молодого мастера, но Пьер-Огюстен не постеснялся поднять скандал и неожиданно прославился, так как его обидчиком был придворный часовщик. Сам король становится клиентом молодого мастера и приглашает его работать в Лувр. Редко кому так везёт. Как оказалось, технический склад ума не мешал молодому человеку быть прекрасным музыкантом: он играет на скрипке и гитаре, на клавесине и арфе. Кроме того, он обаятелен и остроумен. Придворные дамы от него без ума. Принцессам срочно захотелось научиться играть на арфе и гитаре.

Художественные таланты часовых дел мастера его королевского величества сделали молодого человека чрезвычайно популярным при дворе, и когда он, простолюдин, предложил руку и сердце богатой и знатной девушке, она была согласна. Теперь он по праву законного супруга может взять себе имя с вожделенной частичкой «де». Жене принадлежит ещё маленький лесок под названием «Бомарше». Вот и хорошее звучное имя получилось само собой — «де Бомарше». К собственному лесу очень подошла купленная должность королевского секретаря судьи по браконьерским делам, дающая право уже на настоящее, собственное дворянство. Жизнь удалась, что называется, и теперь можно заняться любимым делом: писать зажигательные остроумные комедии.

Время есть, деньги есть, талант есть и звучное имя «Бомарше» — есть. И с тех пор лёгкий, задорный смех этого талантливого и остроумного француза будет помогать людям жить. А мы вам советуем пересмотреть комедию Бомарше «Безумный день, или Женитьба Фигаро» и насладиться игрой Андрея Миронова в главной роли.

Братья Бэлл — Бронте Шарлотта (1816 — 1855 гг.) и её сёстры Анна и Эмилия

Английские писательницы. Самая знаменитая Шарлотта Бронте. Она автор всемирно известного «женского романа» «Джен Эйр».

В 1846 году в Англии вышел из печати сборник стихов. Авторами были три сестры Бронте, каждая из которых в той или иной мере была наделена литературным даром.

Девушки выбрали себе остроумный псевдоним — Братья Бэлл. Основой для этого псевдонима послужило имя любимого брата Брэнуэлла. Сёстры-поэтессы соединили первую букву имени с двумя последними.

Позже под псевдонимом Каррер Бэлл появился увлекательный роман «Джен Эйр». Слухом земля полнится, и читающая публика очень взволновалась информацией о том, что никакого мистера Бэла не существует, а это какая-то гувернантка мистифицирует добропорядочных людей. Последующие романы писательницы также имели успех, и вскоре на обложках книг появилось её настоящее имя — Шарлотта Бронте.

Марк Твен — Клеменс Сэмюэл (1835 — 1910 гг.)

Известный американский писатель. Создал незабываемые образы Тома Сойера и Гекльбери Финна, принца и нищего и янки при дворе короля Артура.

Псевдоним этого автора полностью вытеснил из сознания читателей истинное имя этого человека. Все, кто знаком с творчеством Марка Твена, отмечают его чувство юмора и оригинальность мышления. Эти качества характера и сработали при создании нового литературного имени.

Во время многочисленных речных поездок по Миссисипи Сэмюэл вместе с другими пассажирами вздрагивал от криков матросов: «Mark — twain!» Так звучал сигнал о том, что судно достигло достаточной глубины. Первое слово воспринималось на слух, как имя «Марк», и второе было красивым и звонким. Чем не фамилия?

Исследователи творчества Марка Твена до сих пор не пришли к единому мнению по поводу того, кто придумал этот замечательный псевдоним. Одни литературоведы утверждают, что Сэмюэл Клеменс сам его сотворил, а другие предлагают нам почитать книгу этого писателя «Жизнь на Миссисипи». Писатель вспоминает, как в дни своей молодости, когда делались лишь первые шаги в журналистике, он знавал старого капитана, любившего время от времени присылать в местную газету свои незатейливые заметки о том, о сём. Капитан имел псевдоним Марк Твен.

Молодой Сэмюэл Клеменс, отличавшийся тогда максимализмом и амбициозностью, высмеял на страницах газеты этого безобидного бумагомараку. И больше никогда старик-капитан не присылал в газету своих заметок. А через какое-то время в газете был опубликован некролог: умер капитан. Стыдно и горько стало активному молодому журналисту. Он принял парадоксальное решение: конфисковать псевдоним «МаркТвен» и писать так хорошо, чтобы это имя прославить. Получилось? Очень даже.

О, Генри — Портер Уильям Сидни (1862 — 1910 гг.)

Американский писатель с неподражаемым чувством юмора. Он автор множества юмористических новелл и сатирического романа «Короли и капуста».

История появления его псевдонима смешна и трогательна одновременно. У этого весёлого жизнерадостного человека случилось огорчение: он попал на три года в тюрьму. Дело в том, что Уильям Сидни был какое-то время служащим в приличном банке. Он был бухгалтером, чья карьера успешно развивалась. Начальство к нему было благосклонно, и он был, что называется, на хорошем счету. Как вдруг… Заболела жена, срочно нужны деньги. Бухгалтер «позаимствовал» их в кассе банка. И сел.

Уильям Сидни отбывал наказание. Как человеку образованному и спокойному, ему доверили работать в тюремной аптеке. Появилось свободное время, и от нечего делать бывший бухгалтер написал маленький смешной рассказик к Рождеству, решил его отослать для публикации в литературный журнал. Подписывать рассказ своим родным именем было немыслимо. Будут ещё заключённые в приличных журналах печататься! Как бы не так! Задумался начинающий писатель, взгляд его упал на фармацевтический справочник. О, Генри. Недолго думая Портер подписывает свой рассказ этим именем. Рассказ был напечатан. Новоявленный автор стал знаменит. Очень заслуженно, на наш взгляд.

Кэрролл Льюис — Доджсон Чарльз Латуидж (1832 — 1898 гг.)

Английский писатель, логик, математик, автор всемирно известных сказок о девочке Алисе: «Алиса в стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье».

Оказывается, профессор математики Оксфордского университета по фамилии Доджсон и автор остроумнейшего творения «Алиса в стране чудес» — одно лицо. Говорят, английская королева была очень удивлена, когда на её просьбу предоставить Её Королевскому Величеству труды автора прекрасной сказки, ей доставили десятки книг по высшей математике.

Профессор Доджсон развлекался тем, что отдыхал в кругу детей своего друга и прислушивался к их разговорам. Вот общение с тремя маленькими подружками и навеяло в его профессорскую очень серьёзную голову столько парадоксальных шуток.

Сказки про Алису принесли ему большую известность, но это не послужило поводом для того, чтобы в погоне за славой модного писателя оставить серьёзную науку математику. Исследования профессора в области высшей математики предвосхитили некоторые современные идеи математической логики.

***

Псевдонимов знаменитостей ещё много в литературной энциклопедии. Мы выбрали только некоторые из них. Руководствовались остроумием авторов-мужчин и романтичностью авторов- женщин.

Не лишним будет порадовать читателей афоризмами и цитатами вышеперечисленных писателей.

Итак, что думали Бомарше, Шарлотта Бронте, Марк Твен и Льюис Кэрролл о жизни, о любви, об успехе и неприятностях. И что они нам могут посоветовать, исходя из своего жизненного опыта.

Мысли Бомарше

• Умному человеку нет смысла слушать всё подряд, он и так догадается.
• Природа сказала женщине: будь прекрасной, если можешь, мудрой — если хочешь, но благоразумной ты должна оставаться всегда.
• Умный человек никогда не станет связываться с сильным.
• Ревность — всего лишь глупое дитя гордости или же болезнь безумия.

Опыт Шарлотты Бронте

• Уважай себя настолько, чтобы не отдавать всех сил души и сердца тому, кому они не нужны.
• Чувство без разума не слишком питательная еда; но и разум, не смягчённый чувством, — горькая и сухая пища и не годится для человеческого потребления.
• Нас не соблазняет то, что щедро навязывается.

Шутки Марка Твена

• Я видел мужчин, которые за тридцать лет почти не изменились, зато их жёны стали старухами. Всё это были добродетельные женщины, — а добродетель сильно изнашивает.
• Нельзя полагаться на глаза, если так расфокусировано воображение.
• Лучше молчать и казаться дураком, чем заговорить и развеять все сомнения.
• Мафусаил жил 969 лет. Вы, дорогие мальчики и девочки, в ближайшие десять лет увидите больше, чем видел Мафусаил за всю свою жизнь.

Наблюдения О, Генри

• Держи нос по ветру, но не бросай слов на ветер.
• Тот не даст себя в обиду в этом мире, кто умеет разбираться в женских фокусах и увёртках.
• Попасть в дурную компанию человеку можно в двух случаях: когда он без гроша и когда он богат.
• Я не знаю другого способа судить о будущем, кроме как по прошлому.

Парадоксы Льюиса Кэрролла

• Я видела такую чепуху, по сравнению с которой, эта чепуха — толковый словарь.
• Лучший способ объяснить — это самому сделать.
• Пока думаешь, что сказать, — делай реверанс. Это экономит время.
• Думай о смысле, а слова придут сами.
• Нет ничего на свете такого, из чего нельзя было бы сделать вывод. Надо только знать, как взяться за дело.
• Если бы каждый занимался своим делом, никто не вмешивался в чужие дела, Земля вертелась бы быстрее.
• Эх, встретить бы кого разумного для разнообразия.

Глава 4

Как бы ни бесила меня Карина, я понимала — она в итоге своими жалобами сможет сыграть на моей стороне. Мало того, открыто говорила мне об этом уже не раз. Это, разумеется, не отменяло моих планов бежать от них с Эдом и как можно скорее, но пока нужно было собраться с силами. Непривычная ни к такому обращению, ни к тому, что мне приходилось буквально вытягивать из себя все жилы, когда я оказывалась один на один то с мужем, то с его любовницей, то с обоими вместе, я понимала, что так долго не продержусь.    

Выйдя на работу, сначала испытала облегчение, смешанное с мнимым ощущением защищенности, а потом оно испарилось и меня начала бить мелкая дрожь.     

И как назло, заказ попался тот, который разбередил в душе воспоминания. Прежде всего — о себе совсем юной, полной надежд и смотрящей на мир через розовые очки, что сейчас разбились стеклами внутрь.   

Это был свадебный букет. В заказе значилось, что он не должен быть вычурным и большим, поэтому я выбрала для него воздушные фиолетовые орхидеи и нежно-кремовые маленькие розы. Розы… символ верности и любви…    

Я всхлипнула, когда принялась за изготовление. Вспомнился дедуля, который был мне единственным по-настоящему родным и близким человеком. Его слова, его недовольство тем, что я вышла замуж за Каблукова. Как же прав он был тогда! А я… мягко с ним спорящая, как оказалось, была такой дурой… И сейчас, оставшись наедине со своей бедой, особо остро чувствовала уход того, кто меня по-настоящему любил.     

Вновь всхлипнув, я отерла слезы, что сами по себе потекли из глаз. Как же хотелось быть сильной и сделать так, чтобы дедушке на небесах не было за меня больно и страшно…   

— Ульяна? — послышался голос моей начальницы — Матильды Сергеевны, ухоженной брюнетки пятидесяти лет с каре и светлыми глазами.    

Той самой жены Эдикова друга, которая приняла меня на работу, видимо, исключительно по протекции моего мужа.    

— У тебя что-то случилось? Впервые вижу, чтобы ты рыдала над букетом.     

И вновь я услышала то, что сбивало с толку — нотки настоящей обеспокоенности. Как будто Матильде было на меня не наплевать.     

— Нет, — помотала я головой, откладывая работу и, взяв салфетку, промакивая лицо. — Ничего не случилось. Просто это так… трогательно.   
Я врала и, кажется, Матильда Сергеевна прекрасно это понимала. Я чувствовала внимательный взгляд ее глаз, которые она с меня не сводила.    

Прекрасно! Еще не хватало, чтобы мои рыдания стали достоянием для Эдика…    

— Идем, — тронув меня за плечо, проговорила Матильда и, указав на выход из салона, дала понять, что она планирует расспрашивать меня и дальше, но только не на рабочем месте.       

— Но букет… — запротестовала я, на что начальница повторила тверже: 

— Идем.      

Мы устроились в кафе неподалеку. Я сидела напротив Матильды Сергеевны и в голове у меня одна за другой проносились мысли — что стоит говорить, а чего — нет. Если поведаю о Карине, не навлеку ли на себя еще большую беду? Как вообще Эдик планировал беречь это в секрете и дальше? Или не собирался делать из своего гарема тайну?    

— Уля, если тебе нужна помощь, я постараюсь сделать все от меня зависящее, — сказала Матильда, когда мы заказали по чашке кофе.     

Я облокотилась на спинку стула и сложила руки на груди. Хотелось продолжать защищаться, как делала это с того момента, когда в моей жизни появилась беременная змея.      

— Матильда Сергеевна, обещаю, на моей работе никак не отразится то, что я иногда позволяю себе всплакнуть над букетом, — растянула я губы в невеселой улыбке.     

— А я за это не переживаю, — заверила меня Матильда. — Я переживаю за тебя.     

Эти слова были простыми и в них слышалась искренность. То, что мне так было нужно… Увериться, что я не одна.    

— У меня с мужем все… плохо, — призналась и замолчала.    

В общем и целом, ничего страшного ведь не случится, если я немного не доскажу о сути проблемы? Или же, напротив, стоит решиться и открыться ей?    

— Рассказывай. Что-нибудь придумаем вместе, — кивнула Матильда и я… сама не понимая, как так вышло, взяла и выложила ей все. От и до.    

По мере того, как мой рассказ подходил к концу, глаза начальницы округлялись все больше, а брови поднимались к линии темных волос. Еще бы… не каждый день услышишь, что приятель твоего мужа возомнил себя Эмиром Бурухтаном Вторым.    

— Погоди… дай мне уложить это в голове, — потерла лоб Матильда и отпила глоток кофе, который уже подостыл. — Каблуков действительно вытворил все это? Ты не шутишь?     

Я помотала головой и поджала губы.    

— Мне не до шуток, Матильда Сергеевна.     

— Мерзавец! Ну надо же, какой мерзавец! Тебе нужно от него уходить! — горячо заявила она и я искривила губы в улыбке.    

— Я бы очень этого хотела, но… — развела руками, говоря этим жестом, что мой рассказ о попытке побега тоже взят не из передачи Аншлаг.     

— Дай мне немного подумать.   
Матильда сжала пальцами переносицу и принялась покусывать накрашенные бордовой помадой губы. А у меня внутри загорелась надежда. Может, все не настолько плохо и мне действительно смогут помочь? Только вот как довериться на все сто?     

— У Эдуарда связи. Этого не отнимешь, — наконец заговорила Матильда. — Паспорт у тебя?     

— Да. Чудом остался, когда я на работу устраивалась. А так Эд имеет привычку хранить все документы в сейфе.    

— Понятно. Уже хорошо. Сейчас за тобой наверняка слежка… — Матильда огляделась, как будто рассчитывала в любую секунду обнаружить рядом людей Каблукова.     

— Не думаю, — помотала я головой. — Эдик уверен в том, что у него все схвачено и так.      

— Козел!     

С этим спорить я уж точно не собиралась.    

— Козел — он, а рога — у меня, — невесело скаламбурила я и мы тихо рассмеялись.    

В разговоре возникла пауза. Я видела, что Матильда охвачена идеей вытащить меня из того добра, в котором я очутилась. И была благодарна за наконец-то появившееся рядом дружеское плечо.    

А. Нарышкин― Это эфир «Эха Москвы». Всем добрый вечер! Это «Особое мнение», Алексей Нарышкин и журналист Михаил Фишман напротив меня. Здравствуйте!

М. Фишман― Здравствуйте!

А. Нарышкин― Мы тут просто в перерыве начали говорить про иностранных агентов. Михаил Фишман пока что (я надеюсь, никогда) не иностранный агент по классификации Минюста. Давайте к новостям перейдем. Илон Маск — человек года по версии журнала Time. И как вам это? Заслуженно?

М. Фишман― Мне трудно, честно говоря, оценивать. Я вот начал думать. С одной стороны, конечно, очень впечатляющие были старты Space X, всё это здорово, красиво. И как-то очевидно с точки зрения технического прогресса впечатляет. Как они потом садились, эти — как называется? — ноги, не ноги. Я всё-таки плохо в этом разбираюсь.

С другой стороны, я не слежу внимательно за капитализацией Tesla, но помню, что она вроде как сильно зависела от государственных кредитов или государственной поддержки в том или ином виде. Я просто не знаю, как сейчас обстоят дела, поэтому мне трудно оценивать. Но так, со стороны, он похож, конечно, на визионера, который видит это будущее. А в деталях конечно, надо разбираться.

>

М.Фишман: Экономическая среда в России абсолютно подавлена и задавлена государством

А. Нарышкин― Насколько Маск является продуктом, скажем так, американской государственной системы? Потому что, насколько я понимаю, Маск без каких-то всё-таки контрактов с NASA, без каких-то договоренностей с государством вряд ли мог бы так развиваться. То есть является ли Маск продуктом американского капитализма?

М. Фишман― Наверное, да. Но еще раз, мне трудно… Лучше разговаривать на эту тему с теми, кто понимает в том, чем занимается непосредственно Маск, понимает, что представляет собой Tesla сегодня. Мне просто на самом деле не хватает для этого просто компетентности. Но в любом случае, как я понимаю, это продукт конкуренции. В любом случае, Space X выиграла эти контракты, чтобы работать с NASA. Он кого-то обошел на повороте.

Когда у вас есть конкуренция, то да, тогда и выясняется, что капитализм работает, и ты, как заказчик, выбираешь для себя более эффективного подрядчика, каким и стал, собственно, в результате Маск. Можно предположить, что всё делается так же, как в России на тендерах, но я в этом сомневаюсь, потому что американская система в этом смысле гораздо более эффективна.

А. Нарышкин― Про Россию хорошо вы вспомнили. Это банальный вопрос: где российский Илон Маск? Когда нам его ждать?

М. Фишман― А не то, что, например, Сергей Брин стал таким Илоном Маском в свое время — еще до того, как Маском стал сам Маск, — когда он основал Google?

А. Нарышкин― Насколько я понимаю, он всё-таки уехал туда.

М. Фишман― Да, он стал им там.

А. Нарышкин― А здесь? Чтобы мы с вами, сидя в студии «Эха Москвы», гордились: вот, наш собственный какой-нибудь Иван Иванов, тоже визионер.

М. Фишман― То есть мы говорим про человека, который совершает такую революцию в технологическом мире, и она ведет нас всех к прогрессу. Я вот знаю, что… Я, опять-таки, не специалист в этом, но знаю, что в компании «Яндекс» сидят замечательные люди, замечательные ребята, они много чего придумывают и так далее. Но мы должны всё-таки делать оговорку и понимать, что «Яндекс» находится в очень специфической ситуации, когда у него нет конкурентов для развития на внутреннем рынке так или иначе. Когда сам он находится в ситуации жестких цензурных ограничений, когда речь идет о свободе слова. И так далее.

И в этих условиях, конечно, даже самым талантливым людям будет очень трудно развиваться. В том числе и даже в таких технологических прогрессивных компаниях, какой, например, появляется «Яндекс». И наверняка, не он один — есть и еще. И то, что такие примеры сразу не приходят в голову — это, наверное, тоже один из из итогов нынешней эпохи, скажем так.

А. Нарышкин― Можно ли вообще страны мерить в Масках? То есть, вот смотрите, Соединенные Штаты — там, кроме Маска, будь здоров толковых предпринимателей из it-сферы.

М.Фишман: Когда у вас есть конкуренция, то да, тогда и выясняется, что капитализм работает

М. Фишман― Мне кажется, мы можем. Если мы широко будем смотреть, что такое Маск — это люди, которые прорываются, которые возникают в условиях для того, чтобы совершать эти прорывы. Конечно, мы можем мерить страны. Я думаю, что такие измерения есть. Еще раз: мне просто трудно об этом судить как-то с цифрами в руках. Но посмотрите на то, как устроен экономический рост в Штатах, и какие компании лидируют в Штатах — и посмотрите на то, какие компании лидируют по капитализации в России. И вы увидите, что там это та самая Кремниевая Долина и всё, что связано с интеллектом, а в России это нефть, газ.

А. Нарышкин― Слушайте, это же интересно. Илон Маск, насколько я помню, сейчас топ-миллиардер вообще в мире — там порядка 300 миллиардов у него состояние оценивается. А действительно, почему так получается, что у нас если и есть миллиардеры из списка Forbes, то они все связаны с государством, с нефтегазовым сектором? Это плохо или это хорошо? Или просто такая реальность наша?

М. Фишман― Мне кажется, это плохо, конечно. Конечно, должны быть миллиардеры, которые связаны с IT, которые связаны со сферой услуг, со сферой глобальных услуг.

А. Нарышкин― Где они? Является ли Путин препятствием здесь? «Путин» такой, в кавычках.

М. Фишман― Является, конечно. Потому что экономическая среда в России абсолютно подавлена и задавлена государством. И дело не в том, что Владимир Путин не разбирается в IT, что очевидный факт, а дело в том, что стоит вопрос о собственности. То, что тебе принадлежит, в России на самом деле тебе не принадлежит. А когда оно тебе не принадлежит, ты как-то страхуешься от этих рисков, уезжаешь и начинаешь развивать свое дело где-нибудь еще. Потому что главный твой риск — что к тебе придут и заберут. Еще хорошо, если не посадят. Примерно так стоит вопрос сегодня.

А. Нарышкин― Павел Дуров мог бы быть Маском, если бы оставался в России?

М. Фишман― Он очевидно талантливый человек. Мне просто, еще раз, трудно мерить в Масках. Очевидно, Павел Дуров человек очень способный, очень талантливый. Насколько он Илон Маск? Насколько сам Маск — Илон Маск, мне трудно сказать. Но то, что в этом смысле Дуров хороший пример жертвы этой системы в широком смысле, потому что он вынужден был, в сущности… Он же продал ВКонтакте в свое время и вынужден был уехать. Очевидно, что это происходило по политическим причинам, а не по каким-нибудь другим.

А. Нарышкин― Про ВКонтакте вы хорошо вспомнили. Сегодня сын Сергея Кириенко был назначен гендиректором вот этой теперь большой корпорации, холдинга. Это плохо? Как мы с вами смотрим, мне кажется, на эту историю: вот есть Сергей Кириенко в Администрация президента. Есть у него сын. Наверняка если его посадили на эту должность, это такой пример кумовства.

М. Фишман― Да, со стороны смотреть — безусловное кумовство. Как же? Я не знаю, насколько талантливый менеджер сын…

А. Нарышкин― Вот, мы же с вами не исключаем, что там есть компетенции у человека.

М. Фишман― Абсолютно не исключаем. Но по какому-то невероятному совпадению он сменяет на этом посту другого сына другой высокопоставленной шишки. И так устроено более-менее всё. Более того, когда ты поступаешь на государственную службу и занимаешь какую-то высокую позицию, то в течение многих-многих лет на самом деле оказывается, что ты сам, собственно, находишься на этой позиции, зато твой сын возглавляет филиал государственного банка, или просто государственный банк, или еще какое-нибудь, не знаю, от ФГУП до ЗАО с большим государственным участием. И это нечто вроде такого приданого.

Это просто очевидный феномен, который имеет настолько системный характер, что даже смешно это подвергать сомнению. Еще раз: у меня нет никаких оснований сомневаться в компетенциях сына Сергея Кириенко. Но то, что сын одного сменяет сына другого, прекрасно иллюстрирует ту общесистемную историю, о которой, собственно, я говорю.

А. Нарышкин― Давайте сделаем перерыв. У нас сегодня в гостях Михаил Фишман.

РЕКЛАМА.

А. Нарышкин― Продолжается прямой эфир «Эха Москвы». Это программа «Особое мнение». Алексей Нарышкин здесь, и журналист Михаил Фишман мой сегодняшний гость. Госдума передумала рассматривать законопроект о QR-кодах на транспорте. Вроде столько было обсуждений и нервов потрачено. Как же так, что произошло?

М. Фишман― Примерно понятно, что произошло. Сначала в Кремле, возможно, тому же самому Сергею Кириенко, о котором мы уже упоминали, а потом Владимиру Путину легли выкладки социологических опросов о том, как будет воспринят этот закон, когда он будет принят (собственно, уже воспринимается), и как к этому отнесутся те, кто всё еще голосует за Владимира Путина на 21-м году его правления. И видимо, эти цифры подвигли, соответственно, Путина принять решение этот закон похоронить.

Что лицемерно было спрятано за инициативой, кажется, фракции «Новые люди». Вот такая крутая фракция «Новые люди», новая в парламенте, просто взяла и так рубанула шашкой, сказала: «Нет, надо отменять этот закон», и Дума решила ее послушаться. И мы должны в это лицемерие поверить.

М.Фишман: Маск — это продукт конкуренции. В любом случае, Space X выиграла эти контракты

А. Нарышкин― Но это же законопроект изначально правительственный. Я помню, там и Голикова — всё-таки она курирует этот санитарный блок, как его называют. Здесь разве власть не выглядит слабой и непоследовательной?

М. Фишман― Чрезвычайно слабой и непоследовательной, абсолютно верно. Этот закон появился, когда… Это были ноябрьские праздники, если мне память не изменяет, когда стало понятно, что новая волна коронавируса, захлестнувшая Россию, носит катастрофический характер. Что ковид в России — это катастрофа. Что никакой победой и не пахнет. Что количество потерь — собственно, это тогда стало очевидно — количество потерь, человеческих жертв, которые Россия несет, рекордное со времен Великой Отечественной войны, на этой войне с ковидом. «Надо что-то делать», решило правительство.

И в этом убедили тогда Владимира Путин. Видимо, он снова впечатлился. Потому что (мы это обсуждали, в том числе, на «Эхе Москвы» не один раз) он, собственно, уклоняется от всех решений по этому поводу. Мы не можем воспроизвести позицию Путина по ковиду — никакую. Ее просто нет самого начала. С апреля-марта прошлого года, когда ковид появился, он много раз говорил, что мы его победили.

Он так говорит, что понять, что он говорит, всё равно нельзя на самом деле, что бы он ни говорил по этому поводу. Но тут его убедили, потому что цифры ужасающие. И он кивнул — ну, я реконструирую ситуацию. А сейчас, во-первых, и цифры уже полегче, а во-вторых, сопротивление большое общественное. Потому что правительство, начиная с Владимира Путина, провалило полностью. Провалило так, что это, пожалуй, самый тяжелый, самый большой его провал вообще в принципе с момента, как он возглавляет страну.

То, что происходит с вакцинацией в стране, то, насколько люди не готовы вакцинироваться и не готовы верить в этом смысле ни ему, ни правительству, ни тем, кто разрабатывал «Спутник», и так далее — эту проблему решить не удалось. Хотя там говорили, что сейчас перезапустим компанию, в ТикТоке что-то происходило — я видел пару раз. Но это не помогло, естественно, и после этого решили: ну ладно. Как в том анекдоте: «Тогда уже никто никуда не идет».

А. Нарышкин― То есть позиция государства теперь: черт с ними, пусть они подыхают — те, кто не хочет вакцинироваться?

М. Фишман― Позиция государства и Владимира Путина заключается в том, что его рейтинг важнее, чем всё остальное, что происходит в стране.

А. Нарышкин― Вот, смотрите, Михаил. Вы опять говорите про рейтинг. Выборы, если всё будет хорошо, вроде бы в 2024 году, где Путин может пойти на новый срок и будет во всём этом участвовать — наверное, с большой долей вероятности. А сейчас у нас заканчивается 2021. Да люди забудут 100 раз это!

М. Фишман― Ну так и скажите об этом Владимиру Путину! Он так не считает. Он не готов им делиться, его тратить. Когда Владимир Путин пришел во власть 20 лет назад — сколько там уже? больше — то идея была, что вот есть рейтинг, и его можно тратить на что-то полезное. Пожалуй, первые 2 года что-то подобное… Ну, по крайней мере, можно было о чем-то говорить. А потом рейтинг стал абсолютно самоценный. Собственно, несущая колонна российского суверенитета и государственности — рейтинг Владимира Путина. Он гораздо важнее, чем всё, что бы ни было, в этом смысле.

А. Нарышкин― Слушайте, но правительство — хорошо, в принципе власть, Кремль — способно же принимать непопулярные решения и НРЗБ рейтинг Путина. Пенсионная реформа, где, вы помните, Владимир Путин сам садился перед телекамерой и объяснял: «К сожалению, мы должны сейчас это сделать». То есть резерв-то есть, наверное.

М. Фишман― Да, такой пример есть. Но вот с тех пор что-то не видно такого больше. Видимо, действительно, при том, что… Мы не будем сейчас обсуждать пенсионную реформу, насколько эффективно и правильно она была проведена, повышение пенсионного возраста, и то, что до этого Путин говорил: «Мы никогда этого не сделаем». Это сейчас не принципиально. Тогда он действительно это сделал. Причем заметим, сделал это после президентских выборов. При том, что во время своей предвыборной кампании не говорил об этом ни слова. То есть обманул своих избирателей.

М.Фишман: Вы не можете сказать, что Закон об иностранных агентах отвратителен по своей сути

А. Нарышкин― Обстоятельства изменились. Что вы сразу…?

М. Фишман― Да, обстоятельства поменялись. Но там речь шла о государственных финансах. Государственные финансы — это важно. Важно иметь подушку. Наверное, Алексей Кудрин, может быть, еще другие — Антон Силуанов, другие люди, которые отвечают за государственные финансы, — пришли к Владимиру Путину тогда и сказали, что так не получается, у нас не сходится дебет с кредитом, поэтому надо что-то делать. Ну что ж, повысим пенсионный возраст.

А. Нарышкин― Болеющие коронавирусом россияне — разве эта история в конечном счете не про финансы? Потому что, по-моему, сотни тысяч рублей тратится на одного ковидного пациента, который отправляется в реанимацию, которого нужно положить на аппарат ИВЛ и подвести кислород.

М. Фишман― Думаю, что нет, не про финансы.

А. Нарышкин― Когда человек, наверное, в работоспособном состоянии и возрасте.

М. Фишман― С точки зрения… Я, опять-таки, реконструирую, но думаю, что с точки зрения Кремля это что-то похожее на историю с монетизацией льгот в 2004-2005 годах, когда они сначала решили ввести эту монетизацию, а потом сдавали ее шаг за шагом. В результате закон в большой степени девальвировался. Вот мы на самом деле наблюдаем примерно то же самое сейчас.

А. Нарышкин― Мы с вами логику Путина реконструировали, а логика наших соотечественников, которые по-прежнему как-то не очень бегут колоться «Спутником» и другими препаратами — она здесь в чем состоит?

М. Фишман― В том, что все прекрасно понимают, что каждый сам за себя. И общество с этим согласно и так считает тоже: «Нет уж, спасибо, мы как-нибудь сами. Мы не верим вам, мы не верим в ваш «Спутник», мы видим, как нас всё время обманывают. Мы видим: нам что-то втюхивают и впаривают. Нет уж, мы уже как-то освоились, мы уже научились с этим жить. Кирпич тоже на голову может упасть — что теперь делать, из дома не выходить, что ли? Нет. Будем как-то жить, но просто по-другому, сами приспосабливаясь под эту новую эпидемическую ситуацию с риском умереть». Так я это понимаю.

А. Нарышкин― Из ваших слов я правильно делаю вывод, что государство не слишком заинтересовано в том, чтобы население сберечь?

М. Фишман― По крайней мере, этот интерес не был виден в течение последнего года — что государство борется с эпидемией. Потому что это невероятная беспомощность, просто поразительная, если вдуматься, беспомощность, которую власть продемонстрировала в попытке провести вакцинацию от коронавируса. Первые зарегистрировали, первые то, первые сё, первые это — и в результате мы на одном из последних мест.

А. Нарышкин― Но они же хотели население вакцинировать.

М. Фишман― Нет, они хотели первыми зарегистрировать. Вот это действительно то, что Владимира Путина волновало. У нас всё на виду. Всё, что он говорит, Владимир Путин говорит искренние, и мы этому верим. Потому что от кого прятаться? Уже не от кого. Он очень боролся, и правительство в этом смысле шло в этой линии: нужно первыми зарегистрировать, нужно первыми сделать, нужно победить в этом соревновании, нужно первыми запустить эту ракету в космос. Мы держава или не держава, суверенная, большая?

А. Нарышкин― Но 3 вакцины сделали — это же не может…

М. Фишман― Молодцы! Только оказалось, что люди не хотят ими вакцинироваться, потому что при этом нагородили столько вранья внутри страны, что никто тебе не верит. И вместо того, чтобы как-то попробовать исправить эту ситуацию, сначала попытались всех заставить силой, потом записали несколько роликов в ТикТоке, а потом решили: ладно, черт с вами!

А. Нарышкин― Знаете, я сейчас хочу выступить смело — я хочу заступиться за Владимира Путина. А Украина? На Украине по части вакцинации тоже как-то не всё слишком хорошо. Вот я смотрю последние цифры: меньше трети населения полностью вакцинированы. Значит, проблема-то не только в Путине.

М.Фишман: Встреча с СПЧ была хорошей иллюстрацией этого общего правила

М. Фишман― У России, как я понимаю, изначально были позиции довольно сильные в том, чтобы эту вакцинацию провести. Первая регистрация вакцины… Украина еще ждала Pfizer, или Johnson, или что им там привезли. Они там были 150-е в очереди, пока это начнется. А в России уже… Я это знаю по себе, потому что я участвовал в исследовании, сама колол себе «Спутник» еще до официального старта масштабной, как ее назвали, вакцинации в стране. У России есть большие финансовые ресурсы, которых нет у Украины, например. Да, есть этот феномен — вот этот восточно-европейско-славянско-постсоветский — неприятия вакцинации как таковой. Безусловно, этот фактор. Румыния, Болгария…

А. Нарышкин― Может быть, какая-то постсоветская травма у всех?

М. Фишман― Да, очевидно есть такое, судя по географии того, как люди не принимают вакцину. Это правда. Этот фактор есть. Хорошо, ну давайте спишем на него какой-то процент. Но Россия занимает одно из самых последних мест.

А. Нарышкин― 2 минуты у нас до перерыва. Вот эта история с тем, что криво, косо, но будут признаваться иностранные вакцины — что это такое?

М. Фишман― Это хоть что-то. Это хоть шаг в правильном направлении — видимо, сделанный от беды. Раз мы забираем что-то, значит, надо что-то предложить, так я понимаю. Раз мы отказываемся QR-кодов на транспорте, нужно что-то предложить взамен, хотя бы для обсуждения.

Честно говоря, я так понимаю, что это минимальное количество людей, для которых это важно. Потому что всё-таки таких людей очень мало, если мы посмотрим на население страны. Но, по крайней мере, раз у нас правительство говорит: «Мы признаем вакцинированных западными вакцинами», — ну хорошо, раз уж вы это сделали, тогда признавайте сами вакцины! Тогда разрешите здесь ими колоть людей!

Это уже обсуждается не первый месяц — что это, конечно, не решит всех проблем, но, по крайней мере, это снимет часть этого напряжения вокруг «Спутника». Потому что нам говорят: «Нет, колись «Спутником»», а люди не хотят. Потому что мы не верим «Спутнику». А почему те не дают?

Это не значит, что все побегут вакцинироваться «Пфайзером», если будет доступен «Пфайзер». Это значит, что в условиях, когда у тебя есть конкуренция, тебе легче согласится на тот же «Спутник», в конечном счете. По крайней мере, пусть небольшой, но этот эффект будет. Пусть не 100 тысяч жизней, но 10 тысяч жизней мы сохраним.

А. Нарышкин― Давайте перерыв сейчас сделаем. У нас в эфире Михаил Фишман.

Эфир ведет Алексей Нарышкин.

А. Нарышкин― Продолжается прямой эфир «Эха Москвы». Это «Особое мнение». Алексей Нарышкин. И журналист Михаил Фишман – наш гость сегодня. Про СПЧ и встречу с Путиным я вас хочу спросить. Какое у вас послевкусие?

М. Фишман― У меня послевкусие, что это, может быть, уже доведенная до такого абсолюта, такая абсолютно уже вычищенная, вылизанная, в этом смысле идеальная, если угодно, такая мизансцена – встреча тирана с гражданским обществом. Если мы хотели вот эту картинку получить, вот как в сказке злой царь разговаривает… Всегда есть какая-то группа интеллигенции, которая о чем-то там просит или чего-то хочет поменять, и он их слушает. И эта причем мизансцена – добрый тиран. Это важный момент. Вот это заседание 4 часа, и Владимир Путин всех слушает, он выслушивает все эти жалобы, он задумывается, он: «Нет, этого миловать не буду. Давайте этого помилуем».

А. Нарышкин― По Зуеву же он сказал.

М.Фишман: Сокуров сказал про очень важное дело активистов ингушских, старейшин, которых сейчас судят

М. Фишман― Я утрирую. Но смысл того, что никто даже не подвергает сомнению, что перед нами сидит всевластный самодержец, который кого хочет – милует, кого хочет – карает, весь закон – это он и есть, вот он сейчас перед вами сидит.

А. Нарышкин― Правозащитникам, членам СПЧ приходится работать в этих условиях.

М. Фишман― Да-да. Я их не критикую.

А. Нарышкин― Я просто у вас слышу упрек, что они участвуют в неком таком перфомансе.

М. Фишман― Нет, это вам показалось. Упрека у меня никакого нет. Я говорю просто про саму сцена, как он выглядит. И это, конечно, уже кристаллизовавшийся в этом смысле…

А. Нарышкин― Докатились.

М. Фишман― Просто хоть в рамочку вешай, как оно теперь есть. Вот у нас есть закон – это Путин его фамилия. И, собственно, этот закон по имени Путин встречался с теми, кто этим законом как-то недоволен.

А. Нарышкин― Но лучше так, чем никак?

М. Фишман― Да, наверное. Я согласен. Конечно, лучше так, чем никак.

А. Нарышкин― Довольствоваться малым.

М. Фишман― Да конечно лучше. Если есть возможность кого-то спасти, лучше пользоваться. Что ж, самим отказываться от этого? Нет.

А. Нарышкин― Притом что темы, вероятнее всего, согласованы с Кремлем заранее с тем же Кириенко, о котором мы говорили.

М. Фишман― Ну, наверняка. Конечно. Кроме, может быть… По крайней мере, об этом говорил сам Сокуров, что он не посылал на согласование свою речь. И поэтому, соответственно, может быть, она смутила Владимира Путина, потому что он про это раньше не слышал. А так, в целом, конечно, это все подготовленные темы. Но это, надо сказать, производит: ну вот нам вроде как подарили, буквально смилостивились.

Тут важно еще понимать, что это такая система правил игры, которая сформировалась, конечно, уже давно, просто опять-таки она хорошо видна. Фамилия Навального даже не прозвучала вообще ни разу, по-моему, за эти 4 часа. О том, что у нас принят закон Государственной думой, который запрещает баллотироваться людям по тому, чего они совершали 10 лет назад, который нарушает дважды их конституционные права, никто даже не заикнулся по этому поводу.

А. Нарышкин― Вы же, Михаил, сейчас сами напрыгиваете на них.

М. Фишман― По причастности к экстремизму. Нет, я не напрыгиваю. Я объясняю, в чем эти правила игры состоят. Вы не можете никак претендовать даже на то, что вы поменяете правила игры или потребуете, или попросите поменять эти правила игры. Закон об иноагентах, например. Вы можете, как это делал Павел Гусев, главный редактор «Московского комсомольца», он выступал с докладом по этому поводу, вы можете говорить о перегибах на местах.

Вы не можете сказать, что Закон об иностранных агентах отвратителен по своей сути и никуда не годится, и должен быть выкинут в мусорное ведро весь и целиком. И то, что его сравнивают, как это на том же заседании делал Владимир Путин: «А вот у них там к прокурорам вызывают», – это лицемерие, натяжка и неправда. Вы не можете этого сказать. Вы можете сказать: «У нас есть перегибы на местах небольшие. Вы знаете, иностранные агенты когда ставят елку, должны у себя в соцсетях писать, что они иностранные агенты. Но разве не глупо?» И правитель милостиво скажет: «Ну да, глуповато. Можно подумать».

Вы можете из этой системы кого-то попробовать спасти, попробовать чтобы этот ваш самодержец сжалился над кем-то, чтобы он выпустил кого-то. Это можно. А поменять правила игры – вы не можете даже думать об этом. И в этом смысле эта встреча с СПЧ была хорошей иллюстрацией этого общего правила. Да, можно кого-то спасти конкретного.

Ева Меркачева из ОНК. Она очень хорошую, на самом деле, речь произнесла – Зуева она упоминала в числе многих – про то, как у нас каждый четвертый из тех, кто сидит за решеткой, не признан судом виновным. Он сидит в СИЗО по обвинению в преступлении, про которого даже еще суд не решил, виновен он или нет. Каждый четвертый. 100 с лишним тысяч человек таких сейчас в России. В результате что мы имеем по факту? «Да, надо подумать, — говорит Путин. – То, что вы рассказываете, звучит так, что ну да, наверное, можно выпустить». Зуева, может быть, отпустят. Дай бог, его отпустят.

Но неужели мы с вами поверим, что сейчас у нас изменит. Это еще при Медведеве, когда он был президентом, он внес, что по экономическим преступлениям нельзя сажать в СИЗО. И кто смотрит на то, что решил тогда Дмитрий Медведев? И что, мы с вами поверим, что сейчас вдруг появится новая норма, которая запретит сажать в СИЗО по преступлениям ненасильственного характера? Это ж так просто сделать: возьми внеси в Государственную думу. Вон вся Государственная дума твоя, включая фракцию «Новые люди» замечательную. Сделай простую вещь: не сажай в СИЗО по экономическим преступлениям. Или беременных, или матерей. Неважно. Я сейчас утрирую.

Но это очень просто сделать. И что, будет это сделано? Вот давайте с вами поспорим или предположим по итогам встречи СПЧ с Путиным, о чем говорила Меркачева. Но этого, конечно, не будет сделано. Зуева, может быть, отпустят. Дай бог. Дай бог, чтобы это произошло. Но это иллюстрация того, что именно для этого эта система и существует, чтобы время от времени этот зверь кого-нибудь выпускал из пасти.

А. Нарышкин― Вы говорите про правила игры.

М.Фишман: Сейчас обвиняют Сокурова в национализме. Но я этого не заметил

М. Фишман― Да, я говорю про правила игры.

А. Нарышкин― И никто их не хочет менять. Надо ли вообще и можно ли менять правила игры и требовать изменения правил игры на встрече, которая была на той неделе? Я к тому, что это, по-моему, не вопрос правозащитников.

М. Фишман― Кого это вопрос?

А. Нарышкин― Выборы.

М. Фишман― Да. Выборы мы проходили в сентябре последний раз. По оценкам независимых исследователей, «Единая Россия» приписала на них себе 14 или 15 млн, я сейчас забыл точную цифру, голосов. В Государственной думе московские одномандатники, как мы понимаем из той информации, которая у нас есть, все мандаты, которые члены фракции «Единая Россия» там имеют, они просто украдены. Ну и так далее.

А. Нарышкин― А разве это не вопрос мобилизации?

М. Фишман― Это к разговору о том, что могут решить сегодня выборы. Давайте не будем разговаривать про выборы в этом смысле всерьез. Никаких выборов в этом смысле нет. И как только вы на этих выборах начинаете побеждать, то вас сначала до них не допускают, а потом, если вас все-таки допустили, и вы статист, который не должен выиграть, то у вас все равно эти голоса заберут и переложат в другую папочку. Но это я вам пересказываю то, что происходило в сентябре. И вы это прекрасно знаете.

А. Нарышкин― Но это происходит не только в сентябре. Ладно, я соглашусь.

М. Фишман― Но последний раз – в сентябре.

А. Нарышкин― Сокуров вам как? Вы с ним не по словам, не по форме, а по содержанию согласны с его опасениями, которые он высказывал?

М. Фишман― Мне кажется, что касается речи Сокурова…

А. Нарышкин― Я про кавказские республики.

М. Фишман― Мне кажется очевидным, что он имеет в виду в первую очередь Чечню. Да, собственно, и самому лидеру Чечни Рамзану Кадырову это тоже очевидно более-менее. Более того, не первый раз, на самом деле, Рамзан Кадыров про это говорит. Я бы обратил специально внимание на то, что Сокуров сказал про очень важное дело активистов ингушских, старейшин, которых сейчас судят. И вот буквально то ли завтра, то ли послезавтра будет приговор. И там им вешают абсолютно сталинские, на самом деле, по сути, сроки за то, что происходило в 2019 году в апреле.

А. Нарышкин― Это протесты из-за передела границ.

М. Фишман― Да, да, да. Потому что они не остановили, не заставили людей разойтись после того, как митинг был официально закончен в апреле-марте 2019 года. И теперь они записаны в руководители и члены экстремистского сообщества и так далее. И там 6-10 лет. И Сокуров об этом говорил. Сейчас обвиняют Сокурова в национализме. Но я этого не заметил в этом смысле совсем. А когда он говорит про то, что Чечня находится, по сути, вне правового поля российского… Он про это говорит не первый раз. Он про это говорил и 2 года назад на встрече с Путиным. И потом уже ему Кадыров после этого возражал, и сейчас он ему возражает. И так далее.

В этом смысле Сокуров себе верен. Он, мне кажется, сегодня, может быть, единственный вообще человек, который может разговаривать с Владимиром Путиным вот так открыто и под камеры при этом. Ему Путин говорит: «Не надо под камеры. Приходите ко мне просто и так поговорим. Под камеры не надо. Это опасно».

И даже потом пресс-секретарь Путина Песков сказал (тоже великолепная иллюстрация того, что такое законность в России): «Сокурова привлекать за призывы к сепатаризму не будем, потому что Путин к нему хорошо относится». Это почти прямая цитата. Но, мне кажется, очень ценно и важно, что, по крайней мере, один такой человек есть, который может разговаривать с Путиным так, как делает это Сокуров. Мне кажется, это существенно.

А. Нарышкин― Чечня оторванная в некотором смысле от такого общероссийского правового поля – может быть, так нужно? Ну, условно, ради сохранения мира на Кавказе и в целом в стране. Ну, это такой компромисс.

М. Фишман― Нужно кому?

А. Нарышкин― Нам с вами, чтобы не было Третьей Чеченской войны. Кадыров получает такую некую автономию, делает что хочет, по большому счету.

М. Фишман― Почитайте «Новую газету» о том, что происходит при этом в Чечне: о том, как там исчезают люди, о том, как там пытают и убивают людей. У нас есть хроникер в этом смысле. Мы относительно хорошо представляем себе, как устроена Чечня, потому что «Новая газета» об этом рассказывает регулярно. Вот не так давно были опубликованы откровения, рассказ одного из бывших сотрудников местной полиции, который участвовал в этих пытках и убийствах, например. Ну и так далее.

Но нам с вами это, может быть, удобно. Хотя, на мой взгляд, это очень вредно, потому что, на самом деле, это не российские законы принимаются в Чечне, а происходит наоборот: это оттуда происходит экспорт насилия на остальную территорию России на государственном уровне. Это мы равняемся по худшему в этом смысле, на самого низкого ученика в классе.

А. Нарышкин― Вы считаете, стратегически может быть здесь проблема с Чечней? Притом что сейчас вроде как есть понимание: Кремль, Москва заливает Чечню деньгами, там такая более-менее стабильность с условно «перегибами». Но в долгосрочной перспективе, вы считаете, могут быть проблемы с этим?

М. Фишман― Мне кажется, что нынешний порядок, нынешнее вообще отношение России и Чечни – Чечни в России и России с Чечней – действуют и возможны только пока Владимир Путин жив и сидит в Кремле. Как только Путин Кремль покинет, то тут же на этом направлении начнется дикое напряжение. Это совершенно ясно.

А. Нарышкин― Но это страшно. Слушайте, тогда опять к разговору о том, что будет в России без Путина. Можем ли мы представить, что между новым руководителем России и чеченским лидером будут такие же хотя бы отношения?

М. Фишман― Нет, такое нельзя себе представить. И это, конечно, мы совсем фантазируем. Но то, что нас ждут огромные проблемы после того, как Владимир Путин уйдет, в этом сомневаться не приходится. Собственно, он такую систему и построил за последние 20 лет, которая на нем только и держится исключительно.

А. Нарышкин― У нас полторы минуты. Надо было на эту тему, конечно, больше времени оставить. Годовщина «болотных протестов». Вы с каким чувством вспоминаете их?

М. Фишман― Я помню день 10 декабря очень хорошо. И этот день я вспоминаю с замечательным, очень светлым чувством. Это то, что ты запоминаешь навсегда. Меня не было в Москве 19, 20, 21 августа в 1991 году. Но когда я вернулся, я помню ощущение вот этой свободы, как я иду и свобода. Это, конечно, может быть, я себе тогда придумал. Но неважно. Я помню, что эта эмоция со мной навсегда. И вот я это же помню про 10 декабря 2011 года, когда ты идешь на Болотную площадь, еще не знаешь, что там будет, и вдруг видишь вокруг столько людей. И это потрясающе. С тех пор было гораздо больше людей и в том же году 24 декабря на Сахарова. Потом большие митинги стали в этом смысле нормой. Но тогда это было первый раз за сколько мы себя помнили при Путине, если угодно.

И вот приходишь, и вокруг такие замечательные и светлые лица. И нас так много. И это было потрясающее совершенно чувство. Притом что Болотная проиграла, сама эта память о 10 декабря, конечно, не уйдет.

А. Нарышкин― Два слова. Есть ли какие-то предпосылки для повторения «болотных протестов» в тех же масштабах сейчас?

М. Фишман― Сейчас прямо – нет. Потому что у нас за это время страна превратилась в тиранию.

А. Нарышкин― Или людям по фигу?

М. Фишман― Нет, людям не по фигу. Конечно, людям не по фигу. И в этом смысле мы опять на Болотной, просто Болотная превратилась в плац, который окружен колючей проволокой.

А. Нарышкин― Спасибо огромное. Михаил Фишман был сегодня героем программы «Особое мнение». Счастливо.