Использован учебник «Русский язык» 4 класс, 1 часть, Канакина, Горецкий, упражнение 11 страница 12, вторая половина.
Первую часть сочинений можно посмотреть, перейдя по ссылке.
Темы для сочинения:
- Приметы золотой осени.
- Как красива осенняя берёзка!
- Осенний карнавал на лесной полянке.
- Осень — моё любимое время года.
- О чём шептались осенние листья?
- Разговор ёжика и зайца.
- Забавы осеннего ветра.
- Самое интересное событие моих летних каникул.
Выберите любую тему для сочинения. Определите его главную мысль. Продумайте содержание сочинения. Определите, каким типом текста вы воспользуетесь: описанием, повествованием, рассуждением. В каком жанре будет построено сочинение: рассказ или сказка. Будет ли использован диалог.
Сочинение-сказка на тему «О чём шептались осенние листья» для 4 класса
Пришла осень. Листья на деревьях забеспокоились. Они вдруг стали жёлтыми, рыжими, багряными. Неожиданные перемены пугали листья. Они не знали, что и подумать.
— Как вы думаете, это с нами надолго? — робко спросил порыжевший листик тополя.
— А что не так? — удивились багряные листья рябины. — Нам очень нравится наш новый цвет!
— А мне как-то не по себе, — признался жёлтый берёзовый лист. — Кажется, что впереди нас ждут большие перемены.
Листья помолчали, провожая взглядом стаю перелётных птиц.
— Вот тоже новость, — сказал тополиный. — Летят они и летят. Куда? Зачем?
— А что не так? — удивились рябиновые. — Может у них дела.
— А мне как-то не по себе, — признался берёзовый. — Летать опасно, куда надежней на ветке.
Тополиный лист проводил взглядом стаю и сказал:
— Вот ещё новость. Вам не кажется, что наши деревья стали к нам равнодушными? Какими-то бессочными.
— А что не так? — засмеялись рябиновые. — Мы и без соков прекрасно выглядим.
— А мне как-то не по себе. — добавил берёзовый. — Кажется, что я усыхаю.
Но тут подул ветерок и прервал разговор осенних листьев. Все они сорвались и куда-то полетели.
Сочинение-сказка на тему «Разговор ёжика и зайчика» для 4 класса
Пришла осень. Встретились в лесу зайчик и ёжик и разговорились.
— Что-ты, ёжик, зачастил яблоки и грибы таскать. Не боишься надорваться? — спросил зайчик.
— Своя ноша не тянет, — рассудительно ответил ёж. — Зато зимой голодать не придётся.
— Что это за зима? — удивился зайчик.
— Э-э, брат, да ты же весенний! — сказал ёж. — Ты ведь ни одной зимы ещё и не видел!.
Зайчику показалось, что ёжик смеётся над ним, и он обиделся.
— Ну и не видел! — сказал он. — То же мне потеря. Не видел и не надо!
— Не видел, а придётся! — внезапно стал суровым ёж. — И скажу тебе, зайчик, зима это такая штука…
Он замолчал, пытаясь придумать объяснение, что же такое зима.
— Какая такая? — насмешливо спросил зайчик.
— Она такая… Холодная! — выпалил ёж. — И снега белого вокруг много. А травы и листвы нет. И кушать почти нечего.
— Не может быть! — не поверил зайчик. — Это как так, снега? На белом же меня видно будет. Любая лиса найдёт!
— Ну, не всё так плохо. — успокоил его ёж.- Скоро твоя шубка тоже белой станет. Она зимой у всех зайцев белеет. И никто тебя на снегу не заметит.
— Ах, страхи какие! — запричитал зайчик. — Побегу-ка я к маме, попрошу, чтобы она зиму отменила.
Зайчик убежал, а ёж посмотрел ему вслед и дальше потащил добытое в саду яблоко.
Сочинение-сказка на тему «Забавы осеннего ветра» для 4 класса
В то тихое ясное утро где-то высоко в горах родился ветерок. Он покрутился вокруг заснеженной вершины, посдувал снежинки со скал и решил спуститься к земле.
Ветерок стремительно бросился вниз и вскоре оказался в прекрасной золотой роще. Он пронёсся по лесным тропам, срывая с деревьев листья и закружил их в воздушном танце. Это так понравилось ветерку, что он стал специально срывать листья, по одиночке и охапками, и разбрасывать их в разные стороны. Листья летели, падали на землю, выкладывали причудливые узоры.
А ветер поднялся чуть выше и стал раскачивать макушки высоких деревьев, сгоняя с них перепуганных ворон.
— Кар! Кар! — кричали вороны. — Берегись! Осенний ветер забавляется!
Так ветерок узнал, что он не простой, а осенний. Это его не обрадовало и не расстроило. Он просто продолжил забавляться.
Ветерок вылетел из леса и спустился к озеру. По поверхности воды пошла рябь. Ветер подул сильнее и на воде вздыбились волны.
-Ах, как чудесно! — вскричал ветерок. — Как я люблю играть!
И это было не удивительно, ведь он был совсем юным. Суровые взрослые ветра следили за забавами малыша и не спешили их останавливать. Им нравилась непосредственность ветерка. Но самим им было не до веселья. Ведь у них была важная работа — гнать тучи и лить дожди.
А беззаботный ветерок играл в лесах, на полях и на озёрах, и ему было хорошо.
Сочинение-рассказ «Самое интересное событие моих летних каникул» для 4 класса
Жаль, что летние каникулы закончились, но это были приятные дни, которые подарили мне массу удивительных впечатлений.
Одним из самых интересных событий лета стала поездка на Телецкое озеро, которое находится в живописном месте Алтая.
Вокруг озера лежат горные вершины, густо заросшие тайгой. Огромные сосны и лиственницы смотрят на прозрачную гладь озера и отражаются в его водах.
А само озеро очень чистое, прозрачное, на его поверхности всегда можно увидеть стайки плавающих и ныряющих уток.
Мы приехали на Телецкое озеро в конце августа, когда дни уже стали короче, но погода стояла ясная и тёплая. В озере даже можно было искупаться, но вода оказалась очень холодной. Папа объяснил, что это от того, что в озеро впадают ледяные горные реки, а со дна бьёт множество ключей.
Зато в такой воде водилось много рыбы и папа почти сразу засел с удочкой на берегу.
Мы много ходили по берегам озера, любуясь не тронутой человеком природой. Птицы и белки совсем не боялись нас и с любопытством смотрели вслед. А однажды мы на конях отправились в горы. Полдня мы поднимались по извилистой тропе, а потом с высоты птичьего полёта смотрели на лежащее внизу озеро.
Оно казалось зелёным бриллиантом из-за отражавшихся в нём деревьев, и было удивительно сказочным.
Мне очень понравилось это путешествие и на будущий год я бы хотела посмотреть и другие удивительные места нашей страны. Ведь у нас есть много чудес, о которых большинство людей просто не подозревает.
Русский язык
Олицетворение — прием, когда автор наделяет неодушевленные предметы человеческими свойствами.
Чтобы создать образность, придать речи выразительности авторы прибегают к литературным приемам, олицетворение в литературе — не исключение.
Основная цель у приема — перенести человеческие качества и свойства на неодушевленный предмет или явление окружающей действительности.
В работах писатели используют эти художественные приемы. Олицетворение выступает одной из разновидностей метафоры, например:
Деревья проснулись, трава шепчет, страх подкрался.
Благодаря использованию олицетворений в изложениях авторы создают художественный образ, который отличается яркостью и неповторимостью.
Такой прием позволяет расширить возможность слов при описании чувств и ощущений. Можно передать картину мира, выразить отношение к изображаемому предмету.
История появления олицетворения
Откуда в русский язык пришло олицетворение? Этому способствовал анимизм (вера в духов и души).
Древние люди наделяли неживые объекты душой и живыми качествами. Так они объясняли мир, который окружал их. Из-за того что они верили в мистические существа и богов — образовался изобразительный прием, как олицетворение.
Всех стихотворцев интересует вопрос о том, как правильно применять приемы в художественных изложениях, в том числе при написании стихов?
Если вы начинающий поэт, нужно научиться правильно использовать олицетворение. Оно не должно просто находиться в тексте, а играть определенную роль.
Уместный пример присутствует в романе Андрея Битова “Пушкинский дом”. Во вступительной части литературного произведения автор описывает ветер, который кружит над Петербургом, весь город описывается с точки зрения ветра. В прологе главным героем является ветер.
Пример олицетворения выражен в повести Николая Васильевича Гоголя “Нос”. Что самое интересное, нос главного героя не только описан приемами олицетворения, но приемами персонификации (часть тела наделена человеческими качествами). Нос главного героя стал символом двойников.
Иногда авторы допускают ошибки при использовании олицетворения. Они путают его с аллегориями (выражениями в конкретном образе) или антропоморфизмами (перенесение психических свойств человека на явление природы).
Если в произведении вы придадите какому-либо животному человеческие качества, то такой прием не будет выступать олицетворением.
Употребить аллегорию без помощи олицетворения невозможно, но это уже другой изобразительный прием.
Какой частью речи выступает олицетворение?
Чтобы оживить неодушевленный предмет авторы используют особый прием в качестве глагола. Его можно вписывать перед и после описываемого существительного.
Олицетворение должно ввести существительное в действие, оживить и создать ему впечатление, чтобы неживой предмет смог существовать, как человек.
Но в этом случае нельзя олицетворение называть простым глаголом — это часть речи. У нее больше функций, чем у глагола. Она придает речи яркости и выразительности (как эпитет).
Использование приемов в художественном изложении позволяет авторам сказать больше.
Олицетворение — литературный троп
В литературе можно встретить красочные и выразительные фразы, которые используются для одушевления предметов и явлений.
В других источниках другое название литературного приема — персонализация, когда предмет и явление воплощают антропоморфизмами, метафорами или очеловечиванием.
Часто авторы пользуются тропом для создания полноценных и мелодичных форм. Они придают сказочным персонажам героичность и повод для восхищения.
И персонализация и эпитеты с аллегориями способствуют приукрашиванию явлений. Так создается более впечатляющая реальность.
Поэзия богата на гармоничность, полет мыслей, мечтательность и красочность слова.
Если добавить в предложение такой прием как персонализация, то оно будет звучать абсолютно по-другому.
Персонализация как прием в литературном произведении появился благодаря тому, что авторы стремились наделить фольклорных персонажей из древнегреческих мифов героизмом и величием.
Как отличить олицетворение от метафоры?
Перед тем как начинать проводить параллель между понятиями, нужно вспомнить, что такое олицетворение и метафора?
Метафора — слово или словосочетание, которое употребляется в переносном смысле. Она основана на сравнении одних предметов с другими.
Например:
Пчела из кельи восковой
Летит за данью полевой
Метафорой здесь выступает слово «келья», то есть автор имел в виду улей.
Олицетворение — это одушевление неодушевленных предметов или явлений, автор наделяет неживые предметы или явления свойствами живых.
Например:
Утешится безмолвная природа
И резвая задумается радость
Радость не может задуматься, но автор наделил ее свойствами человека, то есть использовал такой литературный прием, как олицетворение.
Тут и напрашивается первый вывод: метафора — когда автор сравнивает живой предмет с неживым, а олицетворение — неживые предметы приобретают качества живых.
Давайте рассмотрим пример: летят алмазные фонтаны. Почему это метафора? Ответ прост, автор в этом словосочетании скрыл сравнение. В этом сочетании слов мы можем сами поставить сравнительный союз, получим следующее — фонтаны как алмазы.
Иногда метафору называют скрытым сравнением, так как в ее основе лежит сравнение, но автор не оформляет его с помощью союза.
Использование олицетворения в разговоре
Все люди во время разговора используют олицетворение, но многие не знают об этом. Оно используется так часто, что люди перестали его замечать. Яркий пример олицетворения в разговорной речи — финансы поют романсы (петь свойственно людям, а этим свойством наделили финансы), так мы получили олицетворение.
Использовать подобный прием в разговорной речи — придать ей изобразительной выразительности, яркости и интереса. Кто хочет произвести впечатление на собеседника — пользуется этим.
Несмотря на такую популярность, чаще олицетворение встречается в художественных изложениях. Авторы со всего мира не могут пройти мимо такого художественного приема.
Олицетворение и художественная литература
Если взять стихотворение любого писателя (не важно русский или иностранный), то на любой странице, в любом произведении мы встретим массу литературных приемов, в том числе и олицетворений.
Если в художественном изложении идет рассказ про природу, то описывать природные явления автор будет используя олицетворение, пример: мороз разрисовал все стекла узорами; гуляя по лесу можно заметить, как шепчут листья.
Если произведение из любовной лирики, то авторы используют олицетворение в качестве абстрактного понятия, к примеру: можно было услышать, как пела любовь; их радость звенела, тоска съедала его изнутри.
Политическая или социальная лирика также включает в себя олицетворения: и родина — мать наша; с окончанием войны мир вздохнул с облегчением.
Олицетворение и антропоморфизмы
Олицетворение — простой изобразительный прием. И дать определение ему не сложно. Главное уметь его отличать от других приемов, а именно от антропоморфизма, ведь они похожи.
Олицетворение — прием, когда автор хочет неживому объекту придать живых свойств.
Антропоморфизм — перед автором стоит цель одушевить неживой предмет исключительно человеческими свойствами.
Если в рассказе идет речь о неживом объекте или абстрактном понятии, то использовать нужно олицетворение, а вот если описано живое мифологическое существо — антропоморфизм.
Запомнив это, вы никогда не перепутаете эти два приема в тексте.
Примеры олицетворения
Чтобы понять суть олицетворений, давайте рассмотрим примеры:
- воет море ( нам известно, море не воет, но автор применил прием, давая понять, что море издает сильный шум) — это олицетворение;
- плакала ива (ива — это дерево и оно не может плакать, так автор акцентировал внимание на развесистые гибкие ветви, которые внешне напоминают слезы);
- играло пианино (пианино не может играть само по себе. Такое словосочетание указывает на то, что оно издает звуки, когда на нем играет пианист).
Предложения, в которых используется олицетворение, мы употребляем и слышим каждый день, но не замечаем, что используем выразительный прием.
Но стоит ли разбавлять свою речь олицетворениями или лучше этого избежать? Суть воплощений несет характер мифопоэтики, но мы часто их используем.
Использование олицетворений началось с употребления цитат из литературно-художественных произведений. Со временем они стали частью разговорной речи.
Самый яркий пример олицетворения — отстают часы.
Основные источники подобного приема — сказки и мифы.
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
Интересное: 
кто хочет в группу единомышленников присоединяйтесь к нам
Присоединиться
Интересные и познавательные рассказы о жизни рыб. У каждого вида рыб свои привычки и повадки и очень интересно наблюдать за ними.
Под водой
В подводном мире всё не так, как у нас на земле.
Передвигаться там нужно не стоя, а лёжа. Там очень трудно шагать, но зато просто летать. А прыгать там можно даже вниз головой.
Руки и ноги в этом мире становятся на треть короче, а рыбы, раковины и водоросли — на треть своего роста длинней. Вода сплющивает расстояния и увеличивает предметы.
В подводном мире никогда не бывает дождя и снега. На небе там не звёзды, не тучи, а волны. Между волн перекатываются пузырьки воздуха — блестящие, как звёздочки!
Зимой там не бело, а черно: всю зиму непроглядная ночь.
Там нет горизонта — черты, где земля сходится с небом.
По земле подводного мира не скачут весёлые солнечные зайчики. Там колышутся широкие солнечные ленты — отсветы волн и солнца. Лиловые тени от красных кустов лежат на зыбкой серой земле. Мягкая зелёная дымка заволокла всё вокруг —- нет ни резких теней, ни острых углов.
Всё неверно, призрачно и таинственно.
Всё не так, как у нас на земле.
* * *
Я еле дождался лета: так не терпелось спуститься под воду и увидеть рыб.
Наши озёрные рыбы — не диковина. Ерши, плотва, окуни, щуки — кто их в руках не держал?
Но одно дело — рыба в руке, а другое — в воде. В воде рыба дома, там она живёт. А в руке рыба снёт — умирает.
У снулой рыбы даже цвет неживой—блёклый.
Рыбаки говорят, что снулая рыба вянет.
А то ли дело рыбы живые! Яркие, быстрые, резвые.
Кому на таких посмотреть не охота!
На лицо я надел водолазную маску.
Ноги сунул в резиновые ласты.
Стал я похож на одноглазую лягушку. И, как лягушка, нырнул в воду.
к оглавлению ↑
Пятое имя
Плотвицы совсем как ласточки: стройны, быстры, непоседливы. Но цветом они на ласточек не похожи.
В воде плотвицы кажутся серыми, и рыбаки иногда называют их за это серянками. Или краснопёрками— за красные плавнички.
Плотвицы всегда в движении. То серыми тенями шныряют между водорослей, то разом взметнутся, блеснут, как солнечные зайчики. За этот блеск плотву зовут ещё серебрянкой.
Есть у плотвы и ещё одно имя — четвёртое.
Как-то пробирался я сквозь заросли и выплыл на подводную поляну. Пусто на полянке. Одни пузырьки, будто белые мотыльки, взлетели вверх.
И вдруг вокруг меня вихрем закружили красные искры!
Я даже вздрогнул — глаза!
Красные, блестящие, как огоньки.
Мимо таких глаз не проплывёшь, остановишься: не глаза, а настоящие стоп-сигналы!
За красные глаза многие рыбаки зовут плотву красноглазкой.
Сколько имён у плотвы: серянка, краснопёрка, серебрянка, красноглазка! И все хороши.
Но будь моя воля, дал бы я плотвицам пятое имя — водяная ласточка. Уж очень они резвы и ловки. И хвост, как у ласточки, вилочкой.
к оглавлению ↑
Подводные ежи
В ерше, как и в еже, заметнее всего — колючки.
Голова, хвост, посредине колючки — вот и весь ёрш.
И ещё глаза: лилово-синие, большие, как у лягушки.
Ростом ёрш—с мизинчик. А если с указательный палец, то это уже ершовый старик.
Напугали меня эти старики. Плыву и вижу: дно зашевелилось! Зашевелилось и уставилось на меня точками тёмных глаз.
Это ерши—старик к старику! Сами-то незаметны: хвосты, головы, колючки — всё такое же пятнистое, как дно. Видны одни глаза. Я повис над ершами, свесив ласты.
Ерши насторожились. Пугливые вдруг стали падать на дно, выгибаться и нарочно поднимать облачка мути.
А сердитые и отважные взъерошили на горбу колючки— не подступись!
Как ястреб над воробьями, стал я кружить над ершовой стаей.
Ерши выжидали.
Я стал похрипывать в дыхательную трубку.
Ерши не испугались.
Я вытаращил глаза — им хоть бы что!
Тогда я… чуть не сказал: «Плюнул на ершей»… Нет, я не плюнул, под водой ведь не плюнешь, — а махнул на ершей ластом и поплыл прочь.
Да не тут-то было!
От резкого взмаха ластом со дна взмыла и завихрилась муть. Все ерши устремились к ней: ведь вместе с мутью поднялись со дна вкусные червячки и личинки!
Чем быстрее я работал ластами, торопясь уплыть, тем больше поднимал со дна ила.
Тучи ила клубились за мной, как тёмные грозовые облака. За тучами тянулись стаи ершей.
Отстали ерши только тогда, когда я выплыл на глубину. Но на глубине мне стало не по себе. Я ещё не привык к глубине, — это были ведь ещё мои первые шаги под водой.
Дно опускалось всё глубже и глубже. А мне казалось, что я лечу над землёй и взмываю всё выше и выше. Так и хотелось за что-нибудь ухватиться, чтобы не грохнуться с этакой высоты!
Я повернул назад.
Вот опять заросли. В зарослях ерши. Вроде и веселей: всё живые души!
Ерши-мизинчики плавают в полводы, а старики— на дне. Теперь я нарочно поднял ластами муть. «Старики» и «мизинчики», как воробьи на просо, кинулись на неё.
Я уже больше не пугаю ершей: не хриплю в трубку, не таращу на них глаза.
Просто смотрю.
И потому даже самые пугливые больше не падают на бок, чтобы поднять со дна муть и спрятаться в ней. А самые сердитые не топорщат колючки на горбах.
Покладистые ребята. Колючки в ершах хоть и самое заметное, но не самое главное!
к оглавлению ↑
Рыбята
Светло и весело под водой в солнечный день!
Особенно на мелководье. Там на песчаных полянках растут длинные и тонкие водоросли, похожие на зелёные волосы.
На эти полянки из холодной и сумрачной глубины выплывают мальки — принять солнечную ванну. Мальки толкутся на поляне, как комары- толкуны.
Проплывёшь сквозь мальковый рой—будто под грибным дождиком пробежишь. Всё вокруг сверкает, и тело щекочут лёгкие «дождинки». Мальки заглядывают в маску, виляют хвостишками у самого носа. Но поймать их так же невозможно, как и схватить падающие капли дождя.
Мальки всегда очень заняты. То они сосут листики — зелёные соски. То подвешиваются на губах к водорослям — и висят как блестящие росинки.
Жадные хватают комаров с водяного неба, а любопытные даже высовывают свои носы в наш мир.
Пронеслась однажды над водой мотыльковая метель. Легкокрылые подёнки устлали воду белыми крылышками. Мальки сейчас же высунули носы из воды. Но тут вдруг страшная чёрная тень пронеслась над их головами. Мальки в ужасе брызнули вниз.
Я вынырнул и успел увидеть чёрное чудовище. Это была… ласточка! Она подхватывала упавших на воду мотыльков.
Вот натерпелись мальки страху!
Но рыбята, как и все ребята, не любят унывать. Унеслась ласточка — все сразу за дело. Кто нос в небо, хвостик вниз; кто листик сосёт; кто мотылька за крыло тянет.
Катят по небу серые волны. Колышутся по дну широкие жёлтые ленты-блики.
Между волн перекатываются шарики воздуха, а между жёлтых лент покачиваются мальки. Блестящие, как капельки солнца.
Светло и весело под водой!
к оглавлению ↑
Рыцарь
Никто и никогда не нападал на меня в воде. Даже большие зубатые щуки. И вдруг накинулся малыш, ростом с палец! Тело его защищено широкими блестящими пластинками. Как у рыцаря, закованного в латы. На горбу трезубец — три колючки. На груди ещё две, как два кинжала.
Рыцарь грозно растопырил все свои пять колючек и бесстрашно встал на моём пути. Он прямо весь потемнел от гнева, и глаза его позеленели от злости.
Рыцарь был смел и красив. Спина у него была синего цвета, бока — как серебро, а щёки малиновые.
Я протянул к нему палец. Он кинулся вперёд, ткнул палец трезубцем, и из пальца вязкой струйкой потянулась вверх кровь.
Я попятился назад, поднимая ластами тучи ила. Скорей укрылся за кустом пушистого роголистника и стал смотреть.
И тут открылась мне тайна маленького смелого рыцаря: оказывается, он сторожил свой дом!
Дом его был размером с кулак и похож на кулак, неплотно сжатый: с одной стороны вход, с другой — выход. А в домике была икра.
Никто не мог безнаказанно приблизиться к его дому. Грозя колючками, он бросался даже на больших рыб. Вот проплыла над домиком, извиваясь, как чёрная лента, пиявка. Рыцарь весь побагровел, вцепился в пиявку зубами и стал трепать её, как треплет собака крысу. Водяного скорпиона он схватил за клешню, уволок под широкий лист кувшинки и там выплюнул.
Ни на миг он не забывал о врагах. Даже проплывающий листик и шевелящаяся тень выводили его из себя. Он сразу «менялся в лице», глаза его зеленели, и на скулах выступали красные пятна. Даже белый живот краснел от гнева.
По цвету живота можно было сразу узнать его настроение.
Блестели латы: рыцарь готов был к бою и с крохотным жучком-гладышем, и с великаном-человеком.
Кто бы мог подумать, что даже простая колюшка становится рыцарем, если угрожать её дому!
Колюшка-папа сторожил свой дом.
Колюшка-папа очень заботливая рыбка — не то что колюшка-мама. Колюшка-мама отложит икру— и поминай как звали. А колюшка-папа икру стережёт. А потом пасёт своих непоседливых колюшат. Самых бойких и непослушных, убегающих из дома, он хватает ртом, тащит назад и выплёвывает прямо в дверь.
Говорят, что если разорить колюшкин дом, то колюшка-папа от горя бледнеет — совсем теряет свою яркую боевую окраску. И даже перестаёт есть.
Мне совсем не хотелось, чтоб такая красивая и бойкая рыбка стала бледной и скучной. Я выбрался из куста роголистника и поплыл в сторону от рыбьего домика.
к оглавлению ↑
Голубой рак
Всем известно, что рак красный. Даже говорят: «Красный как рак!» Но красным рак становится только в кипятке. Живой рак бурого цвета. Это тоже всем известно.
Но вот известно ли кому, что среди обыкновенных раков встречаются голубые?
Однажды летом я поймал такого в Грязной речке. Всё у него, как у бурого рака: клешни, глаза на стебельках, раковая шейка. А цвет — голубой!
Панцири обыкновенных раков всегда под цвет тёмного дна, а этот голубой, как весеннее небо. А что, если и его в кипяток, каким тогда станет? Неплохо бы сварить. Ракоеды говорят, что в те месяцы, в которых нет буквы «р» — летом — раки особенно вкусны!
И всё-таки я голубого рака не сварил, пожалел. Выбросил обратно в речку. Ведь может, это всем ракам рак. Может, от него вся порода рачья переменится. Может, не будут они, как водяные крысы, прятаться по тёмным норам, не станут пятиться задом. Может, поднимутся с тёмного дна к подводному небу и заживут среди ярких и красивых рыб. И может, нашу Грязную речку все назовут тогда — речка Голубых раков!
Так что вот: не все раки бурые.
Бывают и голубые.
Да будет и вам это известно!
к оглавлению ↑
Рыбьи пляски
До восхода висело над горизонтом лиловое облачко с огненным ободком. Солнце поднялось багровое, и всё — земля и небо — окрасилось в красный цвет. Сижу под ивовым кустом с узкими красными листьями. Над головой свистят крыльями утки, и крылья у них розовые.
Необыкновенный рассвет!
Красные волны дробятся в красной реке. Алые клубы пара шевелятся над волной.
Чёрные чайки с криками мечутся в вышине, как чёрное вороньё над заревом пожара. Будто обожжённые, они заламывают крылья и падают в горящую реку, выплёскивая снопы искр.
Всё ближе чайки, всё резче их крики.
И вдруг из красных волн стали выпрыгивать чёрные рыбки. Узкие, как листики ивы. Вылетят стоймя и стоймя же, хвостом вниз, падают в красную воду. Вот вылетел целый косячок и рассыпался веером. Вот опять: одна за одной, одна за одной.
Рыбьи пляски!
Гляжу во все глаза.
Неужто и рыбья кровь вспыхнула в это удивительное красное утро?
А посреди реки, в сутолоке волн, движутся два чёрных пятнышка: пятнышко поменьше и пятнышко побольше. Из воды торчит плоская головка да спина горбинкой. Выдра! Вот нырнула, будто растаяла, а из воды тотчас выметнулись рыбки и заплясали: вверх-вниз, вверх-вниз!
Чайки увидали—упали, заломив крылья. Стали хватать рыбок прямо на лету.
Всё сразу стало обыкновенным.
Солнце поднялось, и чёрные чайки стали белыми, чёрные рыбки—серебристыми, красная вода— серой. Лиловое облачко на горизонте шевельнулось и растаяло.
Хищники—чайки и выдра — вслед за пляшущими рыбками скрылись за поворотом реки.
А я лежал у коряги и записывал то, что видел. Начал писать на красном листочке, а кончил на золотом.
к оглавлению ↑
Осень под водой
Вы купаетесь — раздеваетесь, а я купаюсь— одеваюсь. Надеваю тёплое бельё, тёплые брюки и тёплую куртку. На ноги натягиваю шерстяные носки, а на руки—шерстяные перчатки.
Поверх всего—резиновый костюм.
На лицо маску, на ноги ласты — и в воду.
Вы купаетесь летом, а я купаюсь и поздней осенью. Смотрю, какая осень под водой.
Холодно осенью в подводном лесу. Бешеный ветер гонит поверху злые волны. Жёлтые тростники клонятся над водой, будто заглядывают в глубину.
А в глубине всё в движении. Ёрзают по дну утонувшие листья. Покачиваются обомшелые тростники. Набухшие брёвна-топляки переваливаются с боку на бок, как поросята.
Над озером высокое синее небо. На берегах берёзки — горящие свечи. Чёрные строгие ели. Трепетные красные осинки. Золотая осень.
А в подводном лесу золотой осени не бывает. Осень под водой всегда хмурая. Стынет от воды лицо. Не шуршат листья, не посвистывает ветер. Вокруг пустынно и глухо.
Ветви водорослей поломались, поникли, обвисли. Всё поблёкло и покрылось густым слоем мути.
Не играют быстрые блестящие рыбки. Рыбы опустились в тёмную глубину. Лягушки сбились в кучу и зарылись в густой ил. Одни зеленоглазые щуки быстро уходят, поднимая хвостами муть. Длинные тонкие водоросли шевелятся, как ленивые сонные змеи…
Землю скоро укутает снег—наступит белая зима. А воду затянет лёд. И под водой настанет долгая ночь — чёрная зима. И на земле и под водой все с нетерпением будут ждать прихода зелёной весны.
к оглавлению ↑
Шепот рыб
Когда первый раз заглянешь под воду, то хочется только смотреть и смотреть. Но оглядишься — и уже хочется вмешиваться в жизнь подводного мира: хочется рисовать, фотографировать. Но больше всего хочется узнавать. К тебе подплывают рыбы, рты их открываются и закрываются, будто они что-то шепчут…
Чтобы приучить к себе рыб и понять их язык, я устроил под водой сад. Я опустил на дно ёлочки и укрепил их большими камнями. Расчистил песчаные аллейки и обсадил их деревьями- водорослями. Под водорослями разложил большие раковины.
Ночью я зажигал в саду фонарь, рыбы заворачивали ко мне на огонёк и танцевали, и порхали вокруг фонаря, как ночные бабочки.
На песчаной полянке я вбил кол и к колу прикрепил полочку. На полочку сыпал пареное зерно и крупу, клал червяков и кузнечиков. Это была кормовая полочка, совсем такая, как и для птиц. И, словно птицы, на полочку слетались яркие рыбы: окуньки, плотвички, уклейки. Начиналась возня, суматоха, догонялки и отнималки. Точь-в- точь как у птиц! Только не слышно было птичьего чириканья и писка. И не потому, что чириканья и писка не было: крику было даже больше, чем у птиц. Но человеческое ухо так устроено, что не может слышать рыбьего голоса. Для этого нужно иметь особый, сложный прибор.
У меня не было такого прибора, и я не слышал, что говорят рыбы. Но, кроме хитрых приборов, есть на свете простой и верный способ услышать бессловесных животных. И не только услышать, но и понять, что они говорят. Для этого нужно их полюбить…
Мне очень понравились живые рыбы, и потому, наверное, я понял, что они хотели мне сказать.
Рыбы оказались большими хвастунишками! Они хвастали, что люди об их жизни знают совсем мало: куда меньше, чем о жизни зверюшек и птиц. Что вот только теперь, когда даже ребята смогут пользоваться водолазной маской и наблюдать рыб под водой, они расскажут людям кое-что интересное.
Рыбы хвастались, что они спасают людей от комаров и малярии: ведь они так много поедают комариных личинок!
Рыбы говорили, что если они покинут озёра и реки, то ребятам придётся выбросить свои удочки. А озёра и реки станут пустынны и неинтересны, как леса, из которых улетели птицы.
Рыбы жаловались. Они жаловались на жадных рыбаков, которые вылавливали их сетью с мелкой ячейкой. В такой сети запутываются даже мальки, не успевшие пожить и нагулять рыбьего жирку. Они жаловались на бесхозяйственных людей, которые сваливают в озёра и реки всякий хлам и спускают туда загрязнённую воду. От этого гибнут все рыбы: старые и малые.
Щуки и форели жаловались на охотников, которые стреляют в них из ружей во время нереста.
Рыбы просили ребят расчищать стоки в озёрах, а то от застоя в них начинает портиться вода. Жители мелких озёр очень просили пробивать зимой лунки во льду—чтобы не задохнуться.
И за всё это рыбы обещали — все в один голос! — не покидать водоёмов и веселее клевать летом на ребячьи удочки. Даже если приманка на крючке будет невкусная, а поплавок будет такой огромный, что его и под воду-то нелегко окунуть.
Это уже известно: там, где рыба хорошо живёт, всегда веселее клёв!
Вот сколько дел тем, кто захочет не только рыб ловить, но и помочь им.
(Илл. Федотова В.)
Я учу студентов писать. Могу научить любого, было бы желание. Но попалась мне Михаль, чему я мог научить ее?
После первого года обучения фильм Михаль послали на фестиваль в Венецию. А сценарий полнометражного фильма взяли для постановки в Англии.
Она была уверена в себе, я даже подумал, вот бы мне так. Чуть свысока слушала мои лекции, но не пропускала ни одной, мне это льстило.
И вот как-то при мне она унизила другую девочку. Самую тихую в классе, Эсти.
Та подошла к ней посоветоваться, и вдруг слышу, Михаль ей говорит: «Ты зря теряешь время. Лучше тебе это сейчас понять, чем позже».
Я замер. Михаль увидела меня, не смутилась.
— Эсти не должна жить иллюзиями, — сказала она так, чтобы все слышали. — Она не умеет писать. У нее нет никаких шансов стать сценаристом.
— Извинись перед ней, — сказал я. Я еле сдерживался.
— И не подумаю, — ответила Михаль.
Не помню, как довел урок до конца. Не знаю, почему не удалил ее из класса. Вышел, не прощаясь. Меня завело все: и высокомерие Михаль, и покорность Эсти, и молчание всего класса.
Через несколько занятий я уже понял однозначно — Михаль больна: она не чувствует боли других.
Но и с Эсти выяснилось. Оказалось, что ее по блату поместил в этот класс проректор. Поэтому к ней не было особого сочувствия.
И вот прошли две недели, наступил День Катастрофы.
И выпадает мне в этот день преподавать. Сидят передо мной будущие режиссеры и сценаристы. Приготовил я им 20 конвертов, в которые вложил задания. Каждый вытаскивает себе конверт, как в лотерее. И должен расписать ситуацию, которую я задал.
Вытащили. Начали писать.
Смотрю на Михаль. Сидит, читает задание. Сначала взгляд, как всегда, чуть снисходительный… Потом вдруг оглядывается… поправляет волосы… вздыхает… На нее не похоже.
Проходит несколько минут. Молчит, не двигается. Вдруг поднимает руку.
— Да? – говорю.
— Могу я заменить это упражнение?
Я говорю — пожалуйста.
Она протягивает мне конверт, я ей другой…
Она берет его, собирается раскрыть, но останавливается.
— Нет, я не хочу менять, — говорит. — Да, я решила, я останусь с этим, первым.
И вот с этого момента на моих глазах начинает раскручиваться ну просто кино. Настоящее, документальное, по правде.
Она сначала начала быстро писать… Потом остановилась. Смотрит на лист, по глазам вижу, не читает, просто смотрит на лист. Вдруг начинает рвать его.
Я подошел к ней, все-таки волнуюсь…
— Михаль, тебе помочь?
— Нет, спасибо, — говорит.
А в глазах слезы. Это меня поразило. Я думал, скорее камни заплачут, чем Михаль.
Что же я ей такое дал, думаю. Беру ее задание, читаю.
«Последняя ночь в Варшавском гетто. Всех назавтра вывозят на уничтожение. Об этом знают в семье, в которой есть два мальчика – двойняшки. Родители безумно их любят. И сходят с ума, не зная, как спасти. Вдруг ночью приходит поляк, мусорщик. И он говорит им, что может вывезти в мусорном баке одного ребенка. Но только одного. Он уходит, чтобы вернуться в пять утра… И вот идет эта ночь, когда они должны решить, кого же спасать».
Через сорок пять минут перед Михаль лежат два листа, исписанные убористым почерком, практически без помарок.
— Прочитай, — говорю ей.
Она начинает читать.
И встает перед нами ночь, в течение которой седеют отец и мать, решая, кого спасти. Этого, который теплый и ласковый, — Янкеля? Или того, который грустный и одинокий, Мойше?
Михаль читает ровно, почти бесчувственно. В классе мертвая тишина. Когда такое было?!
Она читает о том, как сидят, прижавшись друг к другу, родители, и шепчут, чтобы, не дай Бог, не услышали дети. Вначале не понимая, как можно их разделить, ведь они неразделимы! Нельзя этого сделать! Нет, нельзя.
А потом понимают, что никуда они не денутся. Что обязаны выбрать одного, чтобы жил он. Так кого же отправить, кого?! Янкеля, теплого и ласкового, у которого обязательно будет семья и много детей и внуков?! Или Мойше, грустного, одинокого, но такого умного?! У которого будет большое будущее, он же, как Эйнштейн, наш Мойше!
Они не знают, что решить, они сходят с ума, плачут, молчат, снова говорят, а время безжалостно, оно не стоит, и стрелка, передвигаясь, отдается в сердце. Каждая секунда отдается в сердце! Хочется сломать секундную стрелку, но что это изменит!
Вот так время приближается к пяти.
И вдруг муж замечает прядь седых волос на виске у жены. Раньше ее не было. Он гладит ее по волосам и говорит:
— Я хочу, чтобы он вывез тебя.
Она вздрагивает. Она видит его глаза, в них отражается предрассветное небо.
— Ты еще родишь много детей, — говорит он. – Я хочу, чтобы ты жила!
Она видит, что руки его дрожат. И говорит:
— Как же я смогу жить… без тебя.
Они молчат безрассудно долго, ведь время уходит…
И она вдруг говорит:
— Я знаю, что мы сделаем.
– Что? – его голос не слышен, только губы шевелятся. – Что?!
— Мы бросим жребий. Ты напишешь имена. А я вытяну жребий.
Так они и делают. Очень медленно, но понимая, что вот-вот часы пробьют пять, и появится этот человек, поляк, и надо будет расставаться… С Мойше? Или с Янкелем? С кем?!
В классе никто не дышит, пока Михаль читает. Мы видим каждую деталь, так это написано.
Дрожащие руки матери… И его руку, держащую огрызок карандаша… Вот он выводит имена своих детей… Видим, как кладет записки в свою грязную шляпу. Вот он встряхивает ею, словно в ней много записок, а ведь там их только две.
И мы видим, ей-богу, видим, как медленно-медленно поднимается рука матери, чтобы опуститься внутрь шляпы и нащупать одну из записок… Эту… Нет, эту…
Нащупывает, сжимает, и не может вытащить руки. Так и замирает, не разжимая пальцев. И он не торопит ее, нет, и она не может шевельнуть рукой.
Но время неумолимо, и Бог неизвестно где, потому что слышится стук в дверь. Это пришел он. Ненавидимый ими и самый желанный, убийца и спаситель — поляк-мусорщик.
И она вытаскивает записку. И разжимает руку.
— Мойше, — шепчет он. Он первый видит имя, потому что у нее закрыты глаза.
— Мойше, — повторяет она.
И они оба смотрят туда, в угол комнаты, где спят их любимые дети.
И вдруг видят, как красив Янкеле, обнявший Мойше во сне.
Стук повторяется, муж с трудом встает и идет открывать дверь. В дверях поляк. Молчит. Все понимает.
— Мы сейчас оденем его, — говорит муж.
Сам подходит к кровати, осторожно разнимает братьев, так, чтобы Янкеле не проснулся, берет Мойше на руки и начинает одевать его.
Как это так, не одеть сына, не умыть, не вложить ломтик хлеба в карман — это ведь женская работа. Но она не может этого сделать, не может!
Муж все делает сам.
И вот, уже не проснувшийся толком Мойше, передается в руки поляка.
И тут только она понимает, что это навсегда. И не сдерживает крика, бросается к своему ребенку и просит его: «Ты только живи, мой Мойше! Ты только помни о нас!»
Муж пытается оторвать ее от ребенка. Шепчет поляку:
— Забирай его! Забирай!
Дальше все происходит без заминки. Поляк без труда проходит все посты и проверки. А когда оказывается за стеной, в надежном месте, где его никто не может видеть, он раздвигает мешки с мусором, приоткрывает крышку, которой тщательно укрыл мальчика, так, чтобы только мог дышать. И говорит — ну, жиденок, вылезай, приехали.
Но никто не шевелится, там тишина. Не заснул ли?! Или, не дай Бог, задохнулся?
Поляк раскурочивает все… Нет ребенка. Как так?! Он оглядывается, он испуган, сбит с толку, понимает, что этого быть не может. Но так есть.
Муж и жена сидят, застывшие, над спящим Янкеле. Что сказать ему, когда проснется?
Кто – то царапается в дверь… И обрывается ее сердце. И что-то переворачивается в нем. Потому что так может стучать только один человек, и никто другой.
В двери стоит Мойше. Он улыбается, их грустный Мойше, и говорит:
— Я подумал, я все взвесил, я не могу без Янкеле.
Михаль закончила читать на этом месте. Такой тишины в классе я никогда не слышал. Такого текста, написанного за 45 минут, я не помню.
Михаль сказала:
— Дальше я не знаю, что писать.
Кто-то всхлипнул. Кто-то явно плакал. Самые мужественные (пятеро моих студентов служили в боевых частях) сидели с красными глазами. Это было похлеще всех парадов, минут молчания, скорби, — всего.
В классе билось одно тоскующее сердце. Не было безразличных, нет.
И тут произошло то, ради чего, собственно, я и пишу эту историю. Михаль вдруг встала и направилась в угол класса. Она шла к Эсти.
Я понял это не сразу. Но она шла к зареванной Эсти. И по ходу сама не могла сдержаться.
Эсти встала ей навстречу. Упал стул. Михаль обхватила Эсти, она была статная, высокая, на каблуках, а Эсти маленькая, похожая на испуганную мышь. И вот они стояли так, обнявшись, перед всем классом.
И Михаль громко сказала, так, что слышали все:
— Я умоляю тебя простить меня.
Эсти что-то прошуршала, испуганное, никто и не услышал, что. А Михаль добавила еще, теперь уже глядя на меня:
— Семен, простите меня, если можете. Я такая дрянь!
Короче, это был денек. Не помню таких больше. Он промыл нас всех, прочистил, продраил, и все изменил.
И я понял, нельзя никого списывать со счетов. В каждом живет эта искра, называемая «искра любви» или «точка в сердце». Прикрытая слоем грязи, бесчувствия, гордыни и всего, чего мы натаскали за свою жизнь…
И вдруг «тикают часики», поднимается волшебная палочка… И, хоп… Прорывается из нас Человек. Пришло Ему время родиться. И полюбить.
С тех пор прошло пять лет. Где Михаль? Где Эсти? Надо бы перевести на иврит, может быть, откликнутся?
Семен Винокур
Семен Винокур — советский и израильский сценарист, кинорежиссёр и продюсер более восьмидесяти документальных и художественых фильмов. Работал на Ленфильме, Мосфильме. Лауреат премий и наград международных кинофестивалей. Обладатель приза Израильской Академии Кино («Оскара») за лучший сценарий игрового фильма и 12-ти международных призов за лучшие документальные фильмы.