Òîìêà
Ó îõîòíèêà ÿ óâèäåë ïåñèêà. Îí âîò êàêîé. Óøè äëèííûå, õâîñò êîðîòêèé.
Îõîòíèê ðàññêàçàë, êàêîé ïåñèê ïîíÿòëèâûé, êàê íà îõîòå ïîìîãàåò, è
óìíûé-òî, è íå ãðÿçíóëÿ… Îò ýòîãî ïåñèêà, ãîâîðèò, åñòü ùåíêè. Ïðèõîäèòå ïîãëÿäèòå. È ìû ñ íèì ïîøëè.
Ùåíêè íåáîëüøèå — òîëüêî ÷òî íàó÷èëèñü õîäèòü. «Êîòîðûé-òî èç íèõ, — äóìàþ, — ìíå áóäåò ïîìîùíèê íà îõîòå? Êàê óçíàòü — êòî òîëêîâûé, à êòî íå ãîäèòñÿ?»
Âîò îäèí ùåíîê — åñò äà ñïèò. Èç íåãî ëåíòÿé ïîëó÷èòñÿ.
Âîò çëîé ùåíîê — ñåðäèòûé. Ðû÷èò è ñî âñåìè ëåçåò äðàòüñÿ. È åãî íå âîçüìó — íå ëþáëþ çëûõ.
À âîò åùå õóæå — îí òîæå ëåçåò êî âñåì, òîëüêî íå äåðåòñÿ, à ëèæåòñÿ. Ó òàêîãî è äè÷ü-òî ìîãóò îòíÿòü.
 ýòî âðåìÿ ó ùåíÿò ÷åøóòñÿ çóáû, è îíè ëþáÿò ÷òî-íèáóäü ïîãðûçòü. Îäèí ùåíîê ãðûç äåðåâÿøêó. ß ýòó äåðåâÿøêó îòíÿë è ñïðÿòàë îò íåãî. Ïî÷óåò îí åå èëè íå ïî÷óåò?
Ùåíîê íà÷àë èñêàòü. Äðóãèõ ùåíÿò âñåõ îáíþõàë — íå ó íèõ ëè äåðåâÿøêà. Íåò, íå íàøåë. Ëåíèâûé ñïèò, çëîé ðû÷èò, íåçëîé çëîãî ëèæåò — óãîâàðèâàåò íå ñåðäèòüñÿ.
È âîò îí ñòàë íþõàòü, íþõàòü è ïîøåë ê òîìó ìåñòó, êóäà ÿ åå ñïðÿòàë. Ïî÷óÿë.
ß îáðàäîâàëñÿ. «Íó, — äóìàþ, — âîò ýòî îõîòíèê! Îò òàêîãî è äè÷ü íå
ñïðÿ÷åòñÿ». Íàçâàë åãî Òîìêîé. È ñòàë ðàñòèòü ïîìîùíèêà.
Êàê Òîìêà íàó÷èëñÿ ïëàâàòü
Ìû ïîøëè ãóëÿòü è âçÿëè ñ ñîáîé Òîìêó. Ñóíóëè åãî â ïîðòôåëü, ÷òîáû îí íå óñòàë.
Ïðèøëè ê îçåðó, ñåëè íà áåðåã è ñòàëè êèäàòü êàìóøêè â âîäó — êòî äàëüøå áðîñèò.
À ïîðòôåëü ñ Òîìêîé íà òðàâó ïîëîæèëè. Âîò îí âûëåç èç ïîðòôåëÿ, óâèäàë, êàê êàìóøåê ïëþõíóëñÿ â âîäó, è ïîáåæàë.
Áåæèò Òîìêà ïî ïåñî÷êó, êîñîëàïûé, íåóêëþæèé, íîãè ó íåãî â ïåñêå òàê è çàïëåòàþòñÿ. Äîøåë äî âîäû, ñóíóë ëàïû â âîäó è íà íàñ îãëÿäûâàåòñÿ.
— Èäè, Òîìêà, èäè — íå áîéñÿ, íå ïîòîíåøü!
Ïîëåç Òîìêà â âîäó. Ñíà÷àëà ïî æèâîòèê çàøåë, ïîòîì ïî øåþ, à ïîòîì è âåñü îêóíóëñÿ. Òîëüêî õâîñò-îáðóáî÷åê òîð÷èò íàðóæó.
Ïîâîçèëñÿ, ïîâîçèëñÿ äà âäðóã êàê âûñêî÷èò — è äàâàé êàøëÿòü, ÷èõàòü, îòôûðêèâàòüñÿ. Âèäíî, îí äûøàòü â âîäå âçäóìàë — âîäà è ïîïàëà åìó â íîñ äà â ðîò. Íå äîñòàë êàìóøêà.
Òóò ìû âçÿëè ìÿ÷èê è êèíóëè åãî â îçåðî. Òîìêà ëþáèë èãðàòü ñ ìÿ÷èêîì, — ýòî áûëà åãî ëþáèìàÿ èãðóøêà.
Øëåïíóëñÿ ìÿ÷ â âîäó, ïîêðóòèëñÿ è îñòàíîâèëñÿ. Ëåæèò íà âîäå, êàê íà ãëàäêîì ïîëó.
Óçíàë Òîìêà ñâîþ ëþáèìóþ èãðóøêó è íå ñòåðïåë — ïîáåæàë â âîäó.
Áåæèò, ïîâèçãèâàåò. Íî òåïåðü íîñîì â âîäó íå ñóåòñÿ. Øåë, øåë äà òàê è ïîïëûë. Äîïëûë äî ìÿ÷èêà, öàï åãî â çóáû — è îáðàòíî ê íàì.
Âîò òàê è íàó÷èëñÿ ïëàâàòü.
Òîìêà èñïóãàëñÿ
Êîãäà Òîìêà áûë ñîâñåì åùå íåáîëüøèì ùåíêîì, ÿ âçÿë åãî ñ ñîáîé íà îõîòó. Ïóñêàé ïðèó÷àåòñÿ.
Âîò õîäèì ìû ñ íèì. Òîìêà çà áàáî÷êàìè, çà ñòðåêîçàìè ãîíÿåòñÿ. Êóçíå÷èêîâ ëîâèò. Íà ïòèö ëàåò. Òîëüêî íèêîãî ïîéìàòü íå ìîæåò. Âñå óëåòàþò. Áåãàë îí, áåãàë — òàê óìîðèëñÿ, ÷òî ñóíóëñÿ â êî÷êó íîñîì è çàñíóë. Ìàëåíüêèé åùå. À áóäèòü ìíå åãî æàëêî.
Ïðîøëî ñ ïîë÷àñà. Ïðèëåòåë øìåëü. Áóí÷èò, ëåòàåò íàä ñàìûì Òîìêèíûì óõîì. Ïðîñíóëñÿ Òîìêà. Ïîêðóòèëñÿ ñïðîñîíüÿ, ïîãëÿäåë: êòî ýòî òàêîé ñïàòü ìåøàåò? Øìåëÿ îí íå çàìåòèë, à óâèäàë êîðîâó è ïîáåæàë ê íåé.
À êîðîâà ïàñëàñü äàëåêî-äàëåêî è, äîëæíî áûòü, ïîêàçàëàñü Òîìêå ñîâñåì ìàëåíüêîé,
íå áîëüøå âîðîáóøêà.
Áåæèò Òîìêà êîðîâó çàãðûçàòü, õâîñò êâåðõó ïîäíÿë — íèêîãäà îí åùå êîðîâ íå âèäàë. Ïîäáåæàë ïîáëèæå, à êîðîâà óæ íå ñ âîðîáóøêà — ñ êîøêó ðîñòîì êàæåòñÿ. Òóò Òîìêà íåìíîãî ïîòèøå ïîáåæàë, à êîðîâà óæ íå ñ êîøêó, à ñ êîçó âûðîñëà. Ñòðàøíî ñòàëî Òîìêå. Îí áëèçêî íå ïîäîøåë è íþõàåò: ÷òî çà çâåðü òàêîé?
 ýòî âðåìÿ øåâåëüíóëàñü êîðîâà — åå, íàâåðíî, êòî-òî óêóñèë. È ïîáåæàë îò íåå Òîìêà!
Ñ òåõ ïîð îí è áëèçêî ê êîðîâàì íå ïîäõîäèò.
Òîìêèíû ñíû
Êîãäà Òîìêà ñïèò, îí ëàåò âî ñíå, ïîâèçãèâàåò, à èíîé ðàç è ëàïêàìè øåâåëèò, áóäòî îí áåæèò êóäà-òî.
Ñïðàøèâàþò ó ìåíÿ ðåáÿòà:
— Ïî÷åìó ýòî Òîìêà ëàåò? Âåäü îí æå ñïèò!
— Îí ñíû âèäèò, — îòâå÷àþ.
— À êàêèå?
— Äà, íàâåðíî, êàêèå-íèáóäü ñâîè, ñîáà÷üè ñíû, — ïðî îõîòó, ïðî çâåðåé, ïðî ïòèö. ×åëîâåêó òàêèõ ñíîâ íå óâèäåòü.
— Âîò èíòåðåñíî-òî! — ãîâîðÿò ðåáÿòà.
Îáñòóïèëè îíè Òîìêó, ãëÿäÿò, êàê îí ñïèò. À Òîìêà ñïàë, ñïàë è çàëàÿë òîíåíüêèì ãîëîñêîì. ß è ñïðàøèâàþ ó ðåáÿò:
— ×åãî æå ýòî îí âî ñíå âèäèò? Âàì ïîíÿòíî?
— Ïîíÿòíî, — ãîâîðÿò ðåáÿòà. — Ýòî îí çàé÷îíêà óâèäåë íåáîëüøîãî.
Òîìêà ïîñïàë åùå íåìíîãî è ëàïêàìè ïîøåâåëèë.
— Âîò, — ãîâîðÿò ðåáÿòà, — ýòî Òîìêà ïîáåæàë.
— Çà êåì ïîáåæàë?
— Äà íå çà êåì, à îò êîçû. Îí åå óâèäåë, à îíà áîäàåòñÿ.
Òóò Òîìêà çàðû÷àë, çàëàÿë.
— Ïðîñíèñü! — çàêðè÷àëè ðåáÿòà. — Ïðîñíèñü, Òîìêà! Âåäü îí òåáÿ ñåé÷àñ ñúåñò!
— Êòî, — ñïðàøèâàþ, — ñúåñò?
— Ìåäâåäü! Òîìêà ñ íèì ïîäðàòüñÿ õî÷åò. Ìåäâåäü-òî âîí êàêîé ñòðàøíûé! Òîìêå ñ íèì íå ñïðàâèòüñÿ.
Êàê Òîìêà íå ïîêàçàëñÿ ãëóïûì
Òîìêà íå ëþáèò, êîãäà íàä íèì ñìåþòñÿ, — îáèäèòñÿ, îòâåðíåòñÿ. À ïîòîì îí íàó÷èëñÿ äåëàòü âèä, ÷òî íå íàä íèì ñìåþòñÿ, à íàä êåì-òî äðóãèì.
Êàê-òî çàìåòèë Òîìêà êóðî÷êó ñ öûïëÿòàìè. Èäåò ïîáëèæå — õî÷åò ïîíþõàòü.
À êóðî÷êà êàê çàêðè÷èò, êàê ïðûãíåò íà Òîìêó — è ïîåõàëà íà íåì. Åäåò, êëþåò Òîìêó è êðè÷èò. Òàê è ñëûøíî, êàê îíà âûãîâàðèâàåò: «Àõ òû, òàêîé-ñÿêîé, íåâîñïèòàííûé! Âîò ÿ òåáÿ! Âîò ÿ òåáÿ! Íå ñìåé ê öûïëÿòàì ïîäõîäèòü!»
Òîìêà îáèäåëñÿ, íî íå çàõîòåë ïîêàçàòüñÿ ñìåøíûì è ñðàçó ñäåëàë âèä, ÷òî íèêòî åãî íå êëþåò, íèêòî íà íåãî íå êðè÷èò.
È òîãäà êóðî÷êà ñîñêî÷èëà ñ íåãî è âåðíóëàñü ê öûïëÿòàì.
Íèêèòà-äîêòîð
Ãîâîðèò Íèêèòà Òîìêå:
— Íó, Òîìêà, ñåé÷àñ ÿ áóäó òåáÿ ëå÷èòü.
Íàäåë Íèêèòà íà ñåáÿ õàëàò èç ïðîñòûíè, î÷êè íàöåïèë íà íîñ è âçÿë äîêòîðñêóþ òðóáî÷êó äëÿ âûñëóøèâàíèÿ — äóäêó-èãðóøêó. Ïîòîì âûøåë çà äâåðü è ïîñòó÷àëñÿ — ýòî äîêòîð ïðèøåë. Ïîòîì óòåðñÿ ïîëîòåíöåì — ýòî äîêòîð âûìûë ðóêè.
Ïîêëîíèëñÿ ùåíêó Òîìêå è ãîâîðèò:
— Çäðàâñòâóéòå, ìîëîäîé ÷åëîâåê! Âû õâîðàåòå, ÿ âèæó. ×òî æå ó âàñ áîëèò?
À Òîìêà, êîíå÷íî, íè÷åãî íå îòâå÷àåò, òîëüêî õâîñòèêîì âèëÿåò — íå óìååò ãîâîðèòü.
— Ëîæèòåñü, ìîëîäîé ÷åëîâåê, — ãîâîðèò äîêòîð Íèêèòà, — ÿ âàñ âûñëóøàþ.
Äîêòîð ïîâåðíóë Òîìêó êâåðõó ïóçîì, ïðèñòàâèë ê æèâîòó äóäî÷êó è ñëóøàåò. À Òîìêà õâàòü åãî çà óõî!
— Òû ÷òî êóñàåøüñÿ! — çàêðè÷àë Íèêèòà. — Âåäü ÿ æå äîêòîð!
Ðàññåðäèëñÿ äîêòîð. Óõâàòèë Òîìêó çà ëàïó è ñóíóë ïîä ìûøêó ãðàäóñíèê-êàðàíäàø.
À Òîìêà íå õî÷åò èçìåðÿòü òåìïåðàòóðó. Áàðàõòàåòñÿ. Òîãäà äîêòîð ãîâîðèò áîëüíîìó:
— Òåïåðü âû îòêðîéòå ðîò è ñêàæèòå: à-à-à. È âûñóíüòå ÿçûê.
Õîòåë ÿçûê ïîñìîòðåòü. À Òîìêà âèçæèò è ÿçûê íå âûñîâûâàåò.
— ß ïðîïèøó âàì ëåêàðñòâî, — ãîâîðèò äîêòîð Íèêèòà, — è íàó÷ó ÷èñòèòü çóáû. ß âèæó, ÷òî âû, ìîëîäîé ÷åëîâåê, íåðÿõà, íå ëþáèòå çóáû ÷èñòèòü. Âçÿë Íèêèòà ñâîþ çóáíóþ ùåòêó è ñòàë ÷èñòèòü ó Òîìêè çóáû.
À Òîìêà êàê ñõâàòèò ùåòêó çóáàìè! Âûðâàëñÿ ó äîêòîðà èç ðóê, óòàùèë ùåòêó è ðàçãðûç åå íà ìåëêèå êóñî÷êè.
— Òû ãëóïûé, Òîìêà! — êðè÷èò Íèêèòà. — Âåäü ñîâñåì íå òàê èãðàþò!
Òàê è íå íàó÷èëñÿ Òîìêà èãðàòü â áîëüíîãî.
×àðóøèí Å. È.
| Êîò Åïèôàí. || Áèîãðàôèÿ ×àðóøèíà Å. È. || Âîðîáåé |
Томка
У охотника я увидел пёсика. Он вот какой. Уши длинные, хвост короткий.
Охотник рассказал, какой пёсик понятливый, как на охоте помогает, и
умный-то, и не грязнуля… От этого пёсика, говорит, есть щенки. Приходите поглядите. И мы с ним пошли.
Щенки небольшие — только что научились ходить. «Который-то из них, — думаю, — мне будет помощник на охоте? Как узнать — кто толковый, а кто не годится?»
Вот один щенок — ест да спит. Из него лентяй получится.
Вот злой щенок — сердитый. Рычит и со всеми лезет драться. И его не возьму — не люблю злых.
А вот ещё хуже — он тоже лезет ко всем, только не дерётся, а лижется. У такого и дичь-то могут отнять.
В это время у щенят чешутся зубы, и они любят что-нибудь погрызть. Один щенок грыз деревяшку. Я эту деревяшку отнял и спрятал от него. Почует он её или не почует?
Щенок начал искать. Других щенят всех обнюхал — не у них ли деревяшка. Нет, не нашёл. Ленивый спит, злой рычит, незлой злого лижет — уговаривает не сердиться.
И вот он стал нюхать, нюхать и пошёл к тому месту, куда я её спрятал. Почуял.
Я обрадовался. «Ну, — думаю, — вот это охотник! От такого и дичь не
спрячется». Назвал его Томкой. И стал растить помощника.
Как Томка научился плавать
Мы пошли гулять и взяли с собой Томку. Сунули его в портфель, чтобы он не устал.
Пришли к озеру, сели на берег и стали кидать камушки в воду — кто дальше бросит.
А портфель с Томкой на траву положили. Вот он вылез из портфеля, увидал, как камушек плюхнулся в воду, и побежал.
Бежит Томка по песочку, косолапый, неуклюжий, ноги у него в песке так и заплетаются. Дошёл до воды, сунул лапы в воду и на нас оглядывается.
— Иди, Томка, иди — не бойся, не потонешь!
Полез Томка в воду. Сначала по животик зашёл, потом по шею, а потом и весь окунулся. Только хвост-обрубочек торчит наружу.
Повозился, повозился да вдруг как выскочит — и давай кашлять, чихать, отфыркиваться. Видно, он дышать в воде вздумал — вода и попала ему в нос да в рот. Не достал камушка.
Тут мы взяли мячик и кинули его в озеро. Томка любил играть с мячиком, — это была его любимая игрушка.
Шлёпнулся мяч в воду, покрутился и остановился. Лежит на воде, как на гладком полу.
Узнал Томка свою любимую игрушку и не стерпел — побежал в воду.
Бежит, повизгивает. Но теперь носом в воду не суётся. Шёл, шёл да так и поплыл. Доплыл до мячика, цап его в зубы — и обратно к нам.
Вот так и научился плавать.
Томка испугался
Когда Томка был совсем ещё небольшим щенком, я взял его с собой на охоту. Пускай приучается.
Вот ходим мы с ним. Томка за бабочками, за стрекозами гоняется. Кузнечиков ловит. На птиц лает. Только никого поймать не может. Все улетают. Бегал он, бегал — так уморился, что сунулся в кочку носом и заснул. Маленький ещё. А будить мне его жалко.
Прошло с полчаса. Прилетел шмель. Бунчит, летает над самым Томкиным ухом.
Проснулся Томка. Покрутился спросонья, поглядел: кто это такой спать мешает? Шмеля он не заметил, а увидал корову и побежал к ней.
А корова паслась далеко-далеко и, должно быть, показалась Томке совсем маленькой, не больше воробушка.
Бежит Томка корову загрызать, хвост кверху поднял — никогда он ещё коров не видал. Подбежал поближе, а корова уж не с воробушка — с кошку ростом кажется. Тут Томка немного потише побежал, а корова уж не с кошку, а с козу выросла. Страшно стало Томке. Он близко не подошёл и нюхает: что за зверь такой?
В это время шевельнулась корова — её, наверно, кто-то укусил. И побежал от неё Томка!
С тех пор он и близко к коровам не подходит.
Томкины сны
Когда Томка спит, он лает во сне, повизгивает, а иной раз и лапками шевелит, будто он бежит куда-то.
Спрашивают у меня ребята:
— Почему это Томка лает? Ведь он же спит!
— Он сны видит, — отвечаю.
— А какие?
— Да, наверно, какие-нибудь свои, собачьи сны, — про охоту, про зверей, про птиц. Человеку таких снов не увидеть.
— Вот интересно-то! — говорят ребята.
Обступили они Томку, глядят, как он спит. А Томка спал, спал и залаял тоненьким голоском. Я и спрашиваю у ребят:
— Чего же это он во сне видит? Вам понятно?
— Понятно, — говорят ребята. — Это он зайчонка увидел небольшого.
Томка поспал ещё немного и лапками пошевелил.
— Вот, — говорят ребята, — это Томка побежал.
— За кем побежал?
— Да не за кем, а от козы. Он её увидел, а она бодается.
Тут Томка зарычал, залаял.
— Проснись! — закричали ребята. — Проснись, Томка! Ведь он тебя сейчас съест!
— Кто, — спрашиваю, — съест?
— Медведь! Томка с ним подраться хочет. Медведь-то вон какой страшный! Томке с ним не справиться.
Как Томка не показался глупым
Томка не любит, когда над ним смеются, — обидится, отвернётся. А потом он научился делать вид, что не над ним смеются, а над кем-то другим.
Как-то заметил Томка курочку с цыплятами. Идёт поближе — хочет понюхать.
А курочка как закричит, как прыгнет на Томку — и поехала на нём. Едет, клюёт Томку и кричит. Так и слышно, как она выговаривает: «Ах ты, такой-сякой, невоспитанный! Вот я тебя! Вот я тебя! Не смей к цыплятам подходить!»
Томка обиделся, но не захотел показаться смешным и сразу сделал вид, что никто его не клюёт, никто на него не кричит.
И тогда курочка соскочила с него и вернулась к цыплятам.
Никита-доктор
Говорит Никита Томке:
— Ну, Томка, сейчас я буду тебя лечить.
Надел Никита на себя халат из простыни, очки нацепил на нос и взял докторскую трубочку для выслушивания — дудку-игрушку. Потом вышел за дверь и постучался — это доктор пришёл. Потом утёрся полотенцем — это доктор вымыл руки.
Поклонился щенку Томке и говорит:
— Здравствуйте, молодой человек! Вы хвораете, я вижу. Что же у вас болит?
А Томка, конечно, ничего не отвечает, только хвостиком виляет — не умеет говорить.
— Ложитесь, молодой человек, — говорит доктор Никита, — я вас выслушаю.
Доктор повернул Томку кверху пузом, приставил к животу дудочку и слушает. А Томка хвать его за ухо!
— Ты что кусаешься! — закричал Никита. — Ведь я же доктор!
Рассердился доктор. Ухватил Томку за лапу и сунул под мышку градусник-карандаш.
А Томка не хочет измерять температуру. Барахтается. Тогда доктор говорит больному:
— Теперь вы откройте рот и скажите: а-а-а. И высуньте язык.
Хотел язык посмотреть. А Томка визжит и язык не высовывает.
— Я пропишу вам лекарство, — говорит доктор Никита, — и научу чистить зубы. Я вижу, что вы, молодой человек, неряха, не любите зубы чистить. Взял Никита свою зубную щётку и стал чистить у Томки зубы.
А Томка как схватит щётку зубами! Вырвался у доктора из рук, утащил щётку и разгрыз её на мелкие кусочки.
— Ты глупый, Томка! — кричит Никита. — Ведь совсем не так играют!
Так и не научился Томка играть в больного.
Улетела сорока от тетёрки, почистилась. И снова поглядывает — слушает.
Не идёт ли кто? Нет ли где еды? Нельзя ли у кого чего отнять-отобрать?
Порявкивает медведица. Не слушают её мишки. Балуются. Один по луже бьёт лапами — брызги летят. Мишке это нравится.
Другой на калину залез, качается, как на качелях.
Сорока тут как тут и кричит:
«Вижу!
Вижу!
Вы что делаете?»
Сразу медведица замолчала.
А мишки испугались. Глупые, а понимают: пока рычала, ворчала медведица — никакого врага не было. Можно было баловаться. А замолчала — значит, прятаться надо.
Мишка — из лужи, мишка — с калинки, и поскакали в чащу, где погуще, пока сорока от них не отвязалась.
Волчонкам волчица принесла еду. Каждый еду к себе потянул. Ворчат-рычат.
А сорока сверху как закричит:
«Я всё вижу!
Отдай!
Я вижу!»
Волки врассыпную, кто куда. А волчица от сороки не таится. Сорока над ней стрекочет; не понимает сорока, что волчица нарочно не прячется. От волчат её отводит.
Волчонки тем временем вернулись, добычу съели, сороке ничего не оставили.
Рысь ползёт к куропаткам. А они клюют, кормятся, ничего не замечают.
К ним сорока прилетела. Интересно ей, что эти куры клюют.
Шевельнулся кто-то в кустах. Взлетела сорока на ёлку и видит подкрадывается к куропаткам зверь.
«Вижу!
Я тебя вижу! Вот он где!»
Куры услыхали, на крыло поднялись. Рысь прыгнула, да так никого и не ухватила.
Чует пёс козий след, хочет коз отыскать и словить. А сорока тут как тут — стрекочет: «Вот он! Вот он!»
Услыхали дикие козы сороку — и ходу! Гнался за ними пёс — не догнал.
А сорока снова слушает, выглядывает — нет ли где еды-добычи?
ПУНЬКА И ПТИЦЫ
Кошки — они охотники. Они любят словить пичужку.
Наш Пуня тоже не прочь поохотиться, но только не дома. Дома он никого не трогает.
Принесли мне как-то в маленькой клетке несколько певчих птиц. Щеглы, канарейки.
«Куда, — думаю, — мне их деть, чего с ними делать?»
Выпустить на волю — на дворе вьюжно-морозно. В клетке — тоже не годится.
Поставил я в уголке ёлку. Закрыл мебель бумажками, чтобы не пачкали, и… делайте, что хотите. Только не мешайте мне работать.
Щеглы, канарейки вылетели из клетки — и к ёлке.
Копошатся в ёлке, поют! Нравится!
Пришёл Пунька, глядит — интересуется.
«Ну, — думаю, — сейчас надо Пуньку ловить да из комнаты выкинуть».
Непременно начнётся охота.
А Пуньке только ёлка понравилась. Он её понюхал, на птиц и внимания не обратил.
Щеглы, канарейки побаиваются. Не подскакивают близко к Пуньке.
А тому безразлично, есть тут птицы или нет их. Он лёг и спит около ёлки.
Но Пуньку я всё-таки прогнал. Кто его знает. Хоть и не смотрит на птиц, а вдруг невзначай и словит.
Прошло время. Птицы начали вить гнёзда: ищут пушинки разные, нитки из тряпок выдёргивают.
Пунька к ним ходит. Спит у них. Щеглы, канарейки его не боятся: чего его бояться, если он их не ловит.
И так расхрабрились пичужки, что начали у Пуньки теребить шерсть.
Пунька спит. А птицы из него шерсть дёргают.
ЛИСЯТА
У охотника жили в комнате два маленьких лисёнка.
Это были шустрые и беспокойные зверьки.
Днём они спали под кроватью, а к ночи просыпались и поднимали возню — носились по всей комнате до самого утра.
Так разыграются лисята, так расшалятся, что бегают по моему приятелю, как по полу, пока тот не прикрикнет на них.
Эти лисята были настоящие ловкачи.
Раз! — и по занавеске взберётся лисёнок прямо до самого верха.
Два! — он уже на высоком шкафу.
А вот и на комоде, а вот оба таскают друг друга за шиворот.
Как-то пришёл охотник со службы, а лисят нет. Стал он их искать…
Заглянул на шкаф — на шкафу нет.
Отодвинул комод — и там нет никого.
И под стульями нет.
И под кроватью нет.
И тут мой приятель даже испугался. Видит — охотничий сапог, что лежал в углу, шевельнулся, поднялся, свалился набок.
И вдруг поскакал по полу. Так и скачет, перевёртывается, подпрыгивает.
Что за чудо такое?
Подскочил сапог поближе.
Глядит охотник — из сапога хвост высовывается. Схватил он лисёнка за хвост и вытащил из сапога, встряхнул сапог — и другой выскочил.
Вот какие ловкачи!
ТОМКА
У охотника я увидел пёсика.
Он вот какой. Уши длинные, хвост короткий.
Охотник рассказал, какой пёсик понятливый, как на охоте помогает, и умный-то, и не грязнуля…
От этого пёсика, говорит, есть щенки.
Приходите поглядите. И мы с ним пошли.
Щенки небольшие — только что научились ходить.
«Который-то из них, — думаю, — мне будет помощник на охоте? Как узнать — кто толковый, а кто не годится?»
Вот один щенок — ест да спит. Из него лентяй получится.
Вот злой щенок — сердитый. Рычит и со всеми лезет драться. И его не возьму — не люблю злых.
А вот ещё хуже — он тоже лезет ко всем, только не дерётся, а лижется. У такого и дичь-то могут отнять.
В это время у щенят чешутся зубы, и они любят что-нибудь погрызть. Один щенок грыз деревяшку. Я эту деревяшку отнял и спрятал от него. Почует он её или не почует?
Щенок начал искать. Других щенят всех обнюхал — не у них ли деревяшка. Нет, не нашёл. Ленивый спит, злой рычит, незлой злого лижет — уговаривает не сердиться.
И вот он стал нюхать, нюхать и пошёл к тому месту, куда я её спрятал. Почуял.
Я обрадовался. «Ну, — думаю, — вот это охотник! От такого и дичь не спрячется».
Назвал его Томкой. И стал растить помощника.
Короткие рассказы Евгения Чарушина для детей о животных и о природе.Список произведений.Краткая биография и творчество Чарушина. Как мальчик Женя научился говорить букву «р» Что за зверь? Медведь-рыбак Медвежонок Медвежата На нашем дворе Перепёлка Про зайчат Рябчонок Верный Трой Кот Епифан Друзья Волчишко Как Томка не показался глупым Воробей Почему Тюпу прозвали Тюпой Тюпа маленький Почему Тюпа не ловит птиц Сорока Пунька и птицы Лисята Томка Как Томка научился плавать Томка испугался Томкины сны Никита-доктор Мишки Захочешь есть — говорить научишься Яша Мартышки Заяц Кабан Удивительный почтальон Медведица и медвежата Рысь и рысенок Олениха с оленёнком Белка с Бельчатами Зайчата Северный Олень Волк Лиса Медведь Рысь Барсук
Читать все рассказы Чарушина.Список произведений Читать рассказы других авторов
Я весь перегнулся, как сова, ноги в одну сторону, а голову назад хочу вывернуть, на коленях стою, ружье высвобождаю к тетереву.
А за шалашом-то что делается! Все поет, все говорит и в небе, и в кочках болотных, и в лесу, везде. Косачи бормочут со всех сторон, журавли хором кличут, бекасы блеют, куропать тявчет, то тут, то там, то тут, то там. Звенит все. Жарко мне, какой там холодно!
А туман пластами стелется, над самой землей идет. Идет из леса — леса не видать: снизу одни пни, сверху вершины, а посреди леса белое, сизое ходит. В лощину скатится — лощины нет, и прямо с небом туман сходится. И будто из неба то береза торчит, то ель. В самой гуще, как в каком-то облаке, два тетерева сшиблись. Хлещут крыльями, скачут, дерутся.
И вдруг прямо передо мной сел тетерев. Прилетел — черный, стройный, на коротких ножках. Прилетел, напыжился, забормотал. Шею свою гнет, словно жеребец, скачет, бороздит землю тугим крылом. Хвост с косицами развернул, черный хвост с белым подхвостьем.
Вот он пригнул шею к земле и заворковал. Вот поднял — чуфыкнул. А вот запрыгал. Птица не птица, конь не конь. И вдруг побежал куда-то маленькими, быстрыми, шажками — на ногах-коротышках.
Побежал… Убегает.
Я высунул ружье-берданку, поймал его на мушку и…
Трах!!!
Как плетью по земле стегнуло. И сразу замолкло все… Только далеко-далеко, — может, версты за две — одна куропатка тявчет. Потом другая начала ближе, забормотал тетерев, над самой головой забунчал, заблеял бекас, и опять все запело.
А я выскочил из шалаша, ноги не слушаются, подгибаются, руки трясутся, добежал, взял его в руки. Косач черный, тяжелый, красная бровь как цветок.
Туман в клочья разлезся — тает. На меня туман наполз и ушел потом. А я стою, в руке тетерева держу.
ПОРАЗИТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ
Рисунки автора
Посвящаю товарищу по охоте — Борису Блинову.
Я не буду утверждать, Что охотники не врут… Конечно, это бывает. Знаете, вот ночью, когда костерок потрескивает, чайничек закипает, а коростель в кустах надрывается-кряхтит: крех… крех… крех… крех… крех… крех… крех…
Вот тогда все как-то делается по-особенному, не так, как всегда. Закуриваешь ты не от спички, а от какой-нибудь веточки с угольком на конце. Иногда из этой веточки — пф-ф-ф — пыхнет вбок струйка дыма… Чай пьешь почему-то из проклятой консервной банки. Ведь обязательно забудешь дома кружку… А начнешь говорить и… чувствуешь — вроде и верно перехватываешь. Не то, что уж врешь без зазрения совести, нет… ты всем в глаза смотришь прямо и честно, а вот все-таки будто чуть-чуть перехватил… В общем, даже самому интересно. Я это, конечно, не про себя, а просто замечал, что вот бывают такие любители малость присочинить.
Но, знаете, ведь действительно на охоте случаются такие удивительные происшествия, что поверить трудно. И, конечно, какой-нибудь городской человек, не охотник, разве поверит, поймет, прочувствует — да никогда! Он далек, понимаете, от природы. Другое дело — охотник. Выслушает серьезно. Головой покачает, а потом и сам… тоже припомнит что-нибудь интересное… Так и разговариваем.
Ведь вот однажды какой случай вышел. Были мы на охоте втроем: фельдшер — Степан Сергеевич, степенный человек, одним словом, научный работник, Борис и я.
Борис — он актер, только с бородой. Бороденка такая остренькая, паршивенькая. Ему в кино надо было какого-то бородатого изображать, — так заставили не бриться.
Моросит, понимаете, на лугах. Чорт его знает что. Не то туман, не то дождь. Кругом слякоть. Поздняя осень. А наш гончар «Давило» действительно задавил зайца-подранка, унес в кусты, сожрал и завалился спать. Где он улегся, — неизвестно. Он хитрый, — знает, что будет ему на орехи.
Вот мы и без гончара.
А за зайдем да без голоса собачьего — это уныние, мертвая охота.
Идем мы мокрые, холодные, по мокрым кустам — зайца шугаем. Борис бредет, кричит: «Нноо! Нно! Зайчики! Вылезай! Вылезай!» А то завопит истошным голосом (чем голос удивительнее, тем лучше: собака верней понимает):
Эх! Тут был! Тут спал! Тут спал! Ночевал!
А собаки-то, понимаете, и нет. Ходим мы, ходим, бродим мы, бродим. И все без толку.
И до того мы озябли и вымокли, что вы, сухие люди, и не поймете. Борис как ступит правой ногой, так у него из дыры в сапоге — жжить! — струя воды.
Сошлись у пригорка. Что ж? Заворачивать домой надо. Постояли, постояли, и вот тут Борис стал философствовать. «Вот природа, — говорит, — человеку дала все. У меня талант чорт знает какой. Ум. Внешность. А вот чутья, простого собачьего чутья — нет. Несправедливость, — говорит. — Знаете, как это иногда артисты по радио по-ученому завывают: „Неспраааведлиивоость! Обббидда!“ Сам ходил бы, сам чуял бы и сам бы стрелял… Несправедливость!»
Первые рассказы Евгения Чарушина
Множество иллюстраций сделал Чарушин Евгений Иванович. Произведения Бианки, а также С. Я. Маршака, М. М. Пришвина и др. известных писателей с его рисунками привлекали множество читателей. В это же время, по настоянию Маршака, он попробовал сам сочинять небольшие детские рассказы о жизни животных. Первый рассказ его появился в 1930 году («Щур»). Уже в этом произведении проявилось не только отличное знание характеров различных животных, но и чувство юмора. Во всех остальных рассказах Чарушина Евгения Ивановича также ощутима то озорная, то мягкая, то немного ироничная, то по-доброму снисходительная улыбка. Чарушин Евгений Иванович — художник-иллюстратор и писатель, который стремился понять зверей, их мимику и движения. Накопленный опыт помог ему передать это в словах и иллюстрациях. В том, что создавал Евгений Иванович, нет вымысла — животные всегда делают то, что им свойственно. Ребячий восторг, который Чарушин на протяжении всей жизни испытывал перед природой, он передал в своих рассказах. «Что за зверь?», «Медведь-рыбак», «Перепёлка» — эти и многие другие произведения помогают воспитать в детях чувство сострадания, любви к природе и ответственности в отношениях с окружающим миром. С первых лет жизни рассказы Евгения Чарушина сопровождают детей в чудесном путешествии в страну под названием Природа. Увлекательные тексты его произведений, сопровождаемые талантливыми иллюстрациями, пробуждают в юных читателях яркие чувства.
Подробнее о творчестве Чарушина
С огромным уважением Чарушин относился к своим читателям. Он был рад тому, что нарисованные им звери нравятся не редакторам и критикам, а именно малышам. Рассматривая книги Чарушина, можно смело сказать, что и иллюстрации, и сами тексты отражают цельный, единый внутренний мир их создателя. Рисунки и рассказы познавательны, лаконичны, строги и понятны любому, даже маленькому ребенку. В сборнике «Птенцы» (1930 год), состоящем из коротких рассказов о совятах, коростелятах, рябчатах, Евгений Чарушин мастерски выделяет наиболее броские и запоминающиеся особенности героев. Чарушин отлично знал повадки животных. В иллюстрациях он изображал их с необыкновенной характерностью и точностью. Индивидуален каждый его рисунок, в каждом из них персонаж изображен со своим особым характером, который соответствует той или иной ситуации. Чарушин ответственно решал эту задачу. Он говорил, что если нет образа, нечего и изображать. Чарушинские звери эмоциональны, трогательны. Фон и среда едва намечены в ранних его книгах. Главное — показать животное крупным планом, при этом не просто создать художественный образ, но и максимально правдиво изобразить героя. Евгений Чарушин не любил плохо нарисованных с точки зрения биологии зверей. Он также считал, что рисунки в детской книге должны быть дышащими, живыми. Евгений Чарушин не любил Ивана Билибина, считая, что тот занимался не рисованием, а раскрашиванием мертвых, холодных контуров. Из множества фактур складывается живописность образов животных Чарушина, которые мастерски передают шерсть зверя, перья птицы. Создавать живописные по фактуре, сложные рисунки было удобнее всего именно в технике литографии. Чаще всего художник использовал природные пастельные тона. Он не признавал литографских правил и законов, темпераментно водя карандашом, царапая по литографскому камню бритвой и иглой. По многу раз Евгений Иванович Чарушин мог заклеивать не получившиеся части на рисунке или замазывать их белилами. Около 20 книг создал в довоенное время Евгений Чарушин. Биография его была отмечена появлением следующих произведений: 1930 году — «Птенцы»; в 1931 — «Волчишко и другие», «Цыплячий город», «Облава», «Джунгли — птичий рай»; в 1935 — «Животные жарких стран». Одновременно он продолжал иллюстрировать таких авторов, как С.Я.Маршак, В.В.Бианки, М. М. Пришвин, А. И. Введенский. Прожил Чарушин 64 года. Он умер в 1965 году. Но осталось много его книг и большая любовь к своей Родине. ———————————————————— Рассказы Евгения Чарушина о животных и о природе.Читаем бесплатно онлайн
Читать все рассказы Чарушина Читать рассказы других авторов
Сочинение «Мой любимый писатель Евгений Чарушин»
Чарушин – это один из моих самых любимых русских писателей.
Помимо произведений, мне нравятся его рисунки.
Иллюстрации Евгения Ивановича к книгам других знаменитых литераторов вызывают восторг талантом художника.
А рассказы Чарушина открывают нам особенный мир животных – такой неповторимый и уникальный.
Читая истории Евгения Ивановича, складывается впечатление, что он сам их пережил.
Это вызывает доверие к автору и его словам.
Все произведения Чарушина ассоциируются у меня с искренностью, новыми открытиями, любовью и теплотой к живой природе.
Простые и яркие образы позволяют полностью перенестись в мир птиц и животных.
Мне нравится, что произведения Евгения Ивановича не только интересные, но и полезные.
Поэтому я часто советую их своим друзьям.
Интересные факты из жизни Чарушина
Факт 1. В Вятском коммерческом училище Евгений был настолько непослушным, что однажды даже организовал подрыв печки.
Факт 2. В гимназии Чарушин подружился с Юрием Васнецовым. Эта дружба была длиною в жизнь.
Факт 3. Любимой техникой рисования у Чарушина была литография. Он пренебрегал изображением среды, герои его иллюстраций были вне пространства.
Факт 4. С женой Натальей Евгений Иванович прожил счастливую, спокойную жизнь. У них был один сын Никита. Чарушин успел увидеть и внучку, которая была названа в его честь.
Факт 5. Тяжёлый труд во время войны сильно подорвал здоровье Чарушина. Во время Кировских росписей он неоднократно терял сознание.
Краткая биография Евгения Чарушина для детей начальной школы
Евгений Иванович Чарушин родился в ноябре 1901 года в Вятке.
Семья писателя была достаточно обеспеченной, а детство Евгения – счастливым.
В 6 лет Чарушина отдали в Вятское коммерческое училище, но из-за постоянных проказ он был переведён в учебное заведение попроще.
После учёбы Евгений Иванович ушёл на фронт, а затем поступил в Петроградскую академию художеств.
Первой книгой с иллюстрациями Чарушина стал «Мурзик» Бианки.
В дальнейшем им создавались иллюстрации для произведений Маршака, Чуковского, Горького, Пришвина.
А также Евгений Иванович занимался оформлением спектаклей, созданием плакатов, делал рисунки для росписи фарфора.
По совету Маршака Чарушин начал писать.
Дебютным было произведение «Щур».
Большинство своих рассказов и сказок Евгений Иванович посвятил животным.
В возрасте 63 года Чарушина не стало.
Все произведения Чарушина, что я читал, имели добрый, счастливый финал.
А это оставляет хорошее впечатление о прочитанном.
_______