Сочинение: Любовь столь всесильна, что перерождает нас самих по повести Богомолова Зося
«Мне думается, что сейчас очень нужны чувства, большие, чистые, добрые, и прежде всего в отношениях между мужчиной и женщиной. Во имя этого и написана повесть «Зоя», — признавался В. Богомолов.
В. Богомолов из того поколения писателей, чье духовное формирование и взросление шло на войне. С героями своих произведений автор «Зоси» сдружился в огне боев, но писать начал поздно. Главное в творчестве В. Богомолова — изображение духовного мира людей, тех тонких и сложных отношений, которые складываются во фронтовой обстановке.
В «Зосе» повествование идет от первого лица. Рассказчик, он же герой, биографически близкий автору. «Зося» — это память сердца о горечи утрат, и воспоминания о юности, и фрагменты внутренней жизни рассказчика, определившей ступени его духовного развития. Рассказчик со школьной скамьи попал на фронт, ему девятнадцать лет. Он не хлипкого телосложения, достаточно ловок, воюет уже полтора года, имеет награды, «стрелял лучше других и, если верить донесениям и фронтовой газете, имел на личном боевом счету больше убитых немцев, чем кто-либо еще в батальоне». Еще позавчера он, кроме выполнения своих прямых обязанностей начальника штаба, «изнемогал от жары, косил рослых, как на подбор, немцев на высоте 114, озверев, дрался врукопашную запасным стволом от пулемета, выбиваясь из сил и задыхаясь, катался по земле с дюжим эсэсовцем».
Но стоило ему выйти из боя и очутиться на отдыхе в польской деревушке Новы Двур, как он превращается в мальчишку. Контраст помогает автору донести до читателя мысль о хрупкости человеческой жизни, счастье и красоте в условиях войны. Он же помогает нам понять глубину души героя, отзывающейся на красоту. Война не огрубила и не выжгла в нем человеческое: любовь к людям (пожалел молоденького часового, который «спал так крепко и сладко, что я не решался — рука не поднималась — его разбудить »).
Нам открывается его тонкая природная наблюдательность, мальчишеское любопытство и непосредственность (видит с моста, как, «поблескивая серебристыми чешуйками, стайки рыб беззаботно гуляли, скользили и беспорядочно сновали во всех направлениях», как «огромный черный рак, шевеля длинными усами и оставляя за собой тоненькие бороздки, переползал от одного берега до другого»; достает «со светлого песчаного дна» реки раковины и камешки, отбирая «самые красивые для коллекции»; ему хочется «поймать стрекозу и рассмотреть хорошенько»).
Красота окружающего переполняет его душу: окрестности польской деревушки напоминают родное Подмосковье и вызывают в памяти стихи Есенина с его восторженной любовью к родному краю, к раздолью полей и лугов, к русской природе и человеку. Зося появляется, «как сказочное видение», и исчезает. Но юноша, чье восприятие окружающего обострено до предела, успевает заметить и цвет ее глаз, и смешинки в них, и изящную фигурку. Однако писатель рисует не только внешний, но и внутренний психологический портрет: ни одно душевное движение Зоси не ускользает от пламенного взгляда юноши: «брови задрожали обиженно, как у ребенка», «глаза потемнели», гнев прошел, и стали видны «прыгающие смешинки в глазах», «поощряющая приветливость, ласковость», «вопрошающее любопытство».
Приветливость Зоси вселяет надежду на ответное чувство: когда она посмотрела холодно, юноша теряется, но стоит ей улыбнуться — и снова его душа «млеет от затаенного восторга». Он не сразу понимает, что к нему пришла любовь. А очаровательная и лукавая Зося, которую война тоже не пощадила — фашисты убили отца и брата, — своим чутким сердцем улавливает особое расположение к ней советского юноши-офицера.
Автор вновь использует прием контраста. Как? Война снова возвращается и в этот мирный день. Наступает следующее утро: начальник штаба заполняет похоронки. В исполнении ученика эта сцена звучит наизусть. Для героя рассказа за каждой фамилией убитых — а их 203! — близкие ему люди, его товарищи и друзья. Сцена поражает своим трагизмом. Она раскрывает глубину души рассказчика.
Герою снова и снова видится и путь батальона, и недавние бои. Он видит, как тонут в «быстром холодном Немане» автоматчики Аббасова, как «через пустошь на окраине Могилева, увлекая за собой бойцов», падает Ломакин, «разрезанный пулеметной очередью », слышит их голоса, крики, стоны. Рассказчик думает о тех, кто уже никогда не увидит красоты мира, и стыдится казенно-официальных слов похоронок, совесть не позволяет писать официальное: «гр-ке» — Евгении Васильевне, матери Сережи Защипина, которую лично знал по «сдобным на меду домашним лепешкам», она привозила их в училище. На фоне ликующей природы, когда «пахнет яблоками и медом», когда звучит бравая строевая песня, так нравящаяся Зосе, смерти близких и дорогих сердцу товарищей воспринимаются особенно остро. Юноша не может оторваться от стола с похоронками, и возвращение в эту мирную (надолго ли?) жизнь кажется ему «чуть ли не кощунственным перед памятью погибших».
Но жизнь сильнее войны. Она властно вторгается в душу. И герой вновь живет и чувствует по Есенину. А мысль о Зосе не дает ему покоя. Чувство к ней выливается в стихах любимого поэта. Юноша — это, с одной стороны, солдат, труженик войны, не знающий отдыха даже в перерывах между боями («Да и какой по существу это был отдых — я трудился почти не разгибаясь, с рассвета и дотемна»), с другой — еще мечтательный мальчишка: ему хочется, чтобы на них с Виктором в лесу обязательно напали («… вот тогда бы я себя проявил», «мне грезилось, что я тяжело и опасно ранен, и в кузове навалом — убитые мною немцы»), чтобы он доказал Зосе, что он не писаришка какой-нибудь, а «мужчина и воин». Он ревнует девушку к Виктору, но вместе с тем идет безоружный в лес, потому что Витька — его друг («Если б с Витькой что-нибудь случилось, я бы никогда не сумел простить себе, что отпустил одного»; «Просто мне хотелось, и я считал своим долгом в случае чего быть рядом с ним»).
Разноречивые чувства и мысли терзают юношу. Автор передает их через внутренний монолог, не собственно — прямую речь: он не хочет идти на танцы: «…пусть Зося — да и не только она — думает, что меня это ничуть не волнует, что у меня есть дела и поважнее, чем всякие танцы-шманцы», потом решает пойти туда и пригласить Зосю и, наконец, убеждает себя: «…в самом деле, почему бы мне этого не сделать?». В бой он вступит значительно раньше предполагаемого срока. И Зося, оказывается, думала о нем: «Неожиданно с напряженным лицом — в глазах стояли слезы! — вдруг обхватила меня руками за голову и с силой поцеловала в губы» — и на прощание подарила фотографию с надписью: «Я тебя люблю, а ты спишь!». Почему Зося отдала предпочтение рассказчику, а не Виктору? Виктор взрослее и опытнее рассказчика. Всегда веселый, собранный, полный энергии, смелый и решительный, он, командир батальона, заявляет бойцам: «Мы не просто воины, а освободители… Кого мы освобождаем. Обездоленных. Мы обязаны, чем возможно, помогать им». И в промежутках между боями вывозит лес, колет дрова, пашет огороды.
Но вместе с тем Байков — человек действия, менее тонок по душевному складу. Не понимает, например, стихов Есенина: «Чушь. Да и где он видел розового коня?! Я же сам из крестьян! Навыдумывают черт те что!». К тому же война огрубляет человеческие отношения, Виктор, замечает рассказчик, считал себя бывалым и лихим сердцеедом. Но любимый Витькин афоризм: «Города берут смелостью, а женщин — нахальством» — оказался верным только по отношению к двум-трем одиноким женщинам, встреченным им на дорогах войны и чувствующим, как и он, зыбкость и неустроенность бытия. Витька убедился в этом, когда встретился с чистой и целомудренной Зосей. Оказалось, что Зося и грубость, Зося и нахальство несовместимы.
Внимание, проявленное Зосей за обедом у пани Юлии, и мимолетные встречи с юношей, и ее первый в жизни героя поцелуй — все это не случайность. Гордая Зося разглядела и своим чутким сердцем уловила и его нравственную чистоту, и нежность. Сам рассказчик, став вдвое старше, размышляет: «Города действительно берут смелостью. Виктор — Герой Советского Союза. Виктор Степанович Байков — первым из нашей армии ворвался на улицы Берлина и навсегда остался там под каменным надгробием в Трептов-парке… А вот чем покоряют женщин, я и сейчас… затрудняюсь сказать; думается, это сложнее, индивидуальнее». Что же своей повестью сказал нам В. Богомолов? В маленьком эпизоде войны писатель увидел и нравственную чистоту человека, и красоту его помыслов и чувств; показал, что война враждебна жизни, любви, вообще человеческому существованию. Герой повести так больше и не встретился с Зосей, но пережитое оставило в его душе светлый след на всю жизнь.
РУСТЬЮТОРС
- Главная
- ЕГЭ по русскому языку
- Пробный ЕГЭ
- Проверка сочинения ЕГЭ
- Теория ЕГЭ
- Варианты ЕГЭ
- Практика ЕГЭ по заданиям
- Сочинение ЕГЭ
- Примеры сочинений ЕГЭ
- Тексты ЕГЭ
- Итоговое сочинение
- Направления ИС
- Примеры итоговых сочинений
- Аргументы для ИС
- ОГЭ по русскому языку
- Устное собеседование
- Изложение ОГЭ
- Теория ОГЭ
- Варианты ОГЭ
- Практика ОГЭ по заданиям
- Сочинение ОГЭ
- Примеры сочинений ОГЭ
- Тексты ОГЭ
- ВПР по русскому языку
- ВПР 4 класс
- ВПР 5 класс
- ВПР 6 класс
- ВПР 7 класс
- ВПР 8 класс
- Диктанты
- Входные диктанты
- Итоговые диктанты
- Контрольные диктанты
- Литература
- Теория литературы
- Краткие содержания
- Анализ произведений
- Литературные герои
- Списки ллитературы
- Короткие рассказы
- Русский язык для всех
- Синтаксис
- Язкознание
- Стилистика
- Правила русского языка
- Изложения
- Платные материалы
Реальный текст ЕГЭ по русскому языку 2020. Богомолов.
Реальный текст ЕГЭ по русскому языку 2020. Богомолов.
День выдался отменный. Солнце сияло и грело, но не пекло нещадно, как всю последнюю неделю. От земли, от высокой сочной луговой травы поднимался свежий и крепкий аромат медвяных цветов и росы; в тишине мерно и весело, с завидной слаженностью трещали кузнечики.
Голубые, с перламутровым отливом стрекозы висели над самым зеркалом воды и над берегом; я было попытался поймать одну, чтобы рассмотреть хорошенько, но не сумел.
С удовольствием вдыхая чудесный душистый воздух, я медленно шел вдоль берега, глядел и радовался всему вокруг.
Как может перемениться жизнь человека! Просто даже не верилось, что еще недавно я, изнемогая от жары, напряжения и жажды, сидел в пулеметном окопчике на высоте 114 (я стрелял лучше других и в бою, когда мог, всегда брался за пулемет) и короткими отрывистыми очередями косил рослых, как на подбор, немцев из танковой гренадерской дивизии СС “Фельдхернхалле”, перебегавших и упрямо ползших вверх по склону.
Как-то не верилось, что совсем недавно, когда кончились патроны, не осталось гранат и десятка три немцев ворвались на высоту в наши траншеи, я, ошалев от удара прикладом по каске и озверев, дрался врукопашную запасным стволом от пулемета; выбиваясь из сил и задыхаясь, катался по земле с дюжим эсэсовцем, старавшимся – и довольно успешно – меня задушить, а затем, когда его прикончили, зарубил немца-огнеметчика чьей-то саперной лопаткой.
Все это было позавчера, но оттого, что я сутки спал и только проснулся, оттого, что это были самые сильные впечатления последних дней, мне казалось, что бой происходил всего несколько часов тому назад.
Я не удержался, раскрыл на ходу томик и начал было вполголоса читать, однако тут же решил покончить сперва со всем малоприятным, но неизбежным. На небольшом песчаном пляжике я скинул сапоги, быстро разделся и дважды старательно выстирал грязные, пропитанные потом, пылью, ружейным маслом и чьей-то кровью гимнастерку и шаровары, ставшие буквально черными портянки и пилотку. Затем, крепко отжав, развесил все сушиться на ветках орешника, спустился в воду и, простирнув самодельные плавки, начал мыться сам. Я намылился и со сладостным ожесточением принялся скрести ногтями голову и долго скоблил и тер все тело песком, пока кожа не покраснела и не покрылась кое-где царапинками. Последний раз я мылся по-настоящему недели три назад, и вода около меня, как и при стирке, сразу сделалась мутновато-темной.
Потом я плавал и, ныряя с открытыми глазами, гонялся в прозрачной воде за стайками мальков и доставал со светлого песчаного дна раковины и камешки; самые из них интересные и красивые я отобрал, решив, пока мы будем здесь находиться, составить небольшую коллекцию. Дома, в Подмосковье, у меня хранился в сенцах целый сундук всяких необычных камешков и раковин – собирать их я пристрастился еще в раннем детстве.
Немного погодя я вышел на берег, ощущая бодрость и приятную легкость во всем теле и чувствуя себя точно обновленным. Перевернув на ветках орешника быстро сохнувшие гимнастерку и шаровары, я со спокойной душой взял наконец книжку.
Я любил и при каждой возможности читал стихи, но Есенина открыл для себя недавно, когда в начале наступления, в развалинах на окраине Могилева, нашел этот однотомник; стихи поразили и очаровали меня.
На передовой я не раз урывками, с жадностью и восторгом читал этот сборничек, то и дело находя в нем подтверждение своим мыслям и желаниям; многие четверостишия я знал уже наизусть и декламировал их (чаще всего про себя) к месту и не к месту. Но отдаться стихам Есенина безраздельно, в покойной обстановке мне еще не доводилось.
Я начал читать, то заглядывая в книжку, то по памяти; начал с ранних, юношеских стихотворений:
. Ах, поля мои, борозды милые,
Хороши вы в печали своей!
Я люблю эти хижины хилые
С поджиданьем седых матерей.
. Ой ты, Русь, моя родина кроткая,
Лишь к тебе я любовь берегу.
Весела твоя радость короткая
С громкой песней весной на лугу.
Светлая речка в берегах, поросших ивняком, скошенный луг со стожками зеленого сена и молодыми березками на той стороне, золотистые ржи, уходящие к самому горизонту, и даже небо, светло-синее, с перистыми, прозрачно-невесомыми облаками – все до боли напоминало исконную срединную Россию и больше того – подмосковную деревушку, где родилась моя мать и где прошло в основном мое детство. И потому все вокруг было удивительно- созвучно стихам Есенина, его восторженной любви к родному краю, к раздолью полей и лугов, к русской природе и человеку.
Примерный круг проблем:
1) Что особенно ценит человек, столкнувшийся с ужасами войны?
2) Какова была роль поэзии в военное время?
3) Что помогало человеку справляться с тяготами военного времени?
Сочинение на республиканский конкурс детского творчества “О войне мне книга рассказала”
Работа выполнена учеником 7 класса в стиле сочинения-рассуждения по книге В. Богомолова “Иван”. Представлена на республиканский конкурс детского творчества “О войне мне книга рассказала”.
Скачать:
| Вложение | Размер |
|---|---|
| sochinenie_na_konkurs.doc | 32 КБ |
Предварительный просмотр:
«Офицером стать я ещё успею. А пока война,
отдыхать может тот, от кого пользы мало».
В.О. Богомолов «Иван»
Повесть В.Богомолова «Иван» о 12-летнем мальчике-разведчике показалась мне не похожей на другие произведения о войне, о детях на войне. На первый взгляд, какая-то она мрачная, очень трагичная. И постоянно льющийся дождь, и ветер, и «нервность», тревожность всех героев, – все это придает ей серые тона. Но самое большое впечатление производит финал повести. Я читал и надеялся на счастливый исход, а узнал о гибели Ивана, взятого в плен немцами и расстрелянного ими. Грустно. Неожиданно.
Автор книги Владимир Богомолов, написавший повесть в 1957 году, сам воевал на фронте с 15 лет. Был разведчиком, имеет много медалей. И сюжет повести он мог «подсмотреть» на войне. А значит и судьба его героя не выдумка, не фантазия, а реальность. Так мне показалось.
О мальчике Иване рассказывает командир батальона Гальцев, к которому тот попал случайно. Из его рассказа мы узнаем о первых впечатлениях о герое: «вид жалкий и измученный», а «держится независимо; «говорит властно» и «взгляд сосредоточенный».
Впоследствии мы узнаем, почему такое странное впечатление произвел Иван Буслов на комбата. Нам станет известно, что он уже «многое пережил» (смерть отца и сестры, исчезновение матери, немецкий лагерь, голод и холод). И эти переживания заставили его повзрослеть. Но даже не это главное. Трагичные события его короткой жизни заставили его ожесточиться. «Ему ненависть душу жжет», – говорит об Иване разведчик Катасонов. Мы узнаем также и о том, что у мальчишки в разведке, где он теперь «служит», много товарищей, настоящих друзей. Они заботятся о нем, переживают за него, потому что понимают: воевать не детское дело, тем более в разведке. «Его в школу посылают, в суворовскую. Приказ командующего. А он уперся и ни в какую». «Надо мстить немцам, а школа подождет, школа после войны». Гальцев «даже не думал, что ребёнок может так ненавидеть…». А когда Ивана решили не посылать на задание, он ушел сам. То, что может сделать этот мальчик, и взрослым разведчикам редко удаётся.
На протяжении всего рассказа о Ванюше Буслове только один раз мы слышим, как его называют «за глаза» Ванюшкой. Обращаются к нему «Иван». Подчеркивая этим свое уважение к нему как к равному. Один из разведчиков Холин объясняет это так: «Не каждому взрослому привелось сделать столько, сколько ему».
Воевать страшно и взрослым разведчикам. Недаром Гальцев рассказывает о том, как дрожат перед разведкой руки Холина. И сам он дрожит, когда отправляется к немцам в тыл на задание. А каково мальчишке 11-12 лет? Вот он и тост произносит: «Пока война – за то, чтоб я всегда возвращался!».
И любят и уважают Ивана за эту храбрость, за мужество, за взрослые поступки.
Один эпизод произвел на меня особенное впечатление. Вроде обычный эпизод. Холин дал Ивану шоколадные конфеты. А «он взял одну, не спеша». С равнодушием. Не как ребенок, радостно и оживленно. И так, по-взрослому, он проявляет себя во всем…
…Иван погибает. Об этом мы узнаем в конце повести. Но Гальцев не может забыть о маленьком разведчике. После тяжёлого ранения он попадает в Берлин для захвата немецких архивов. В найденных документах тайной полевой полиции Гальцев вдруг обнаруживает фото со знакомым скуластым лицом и широко расставленными глазами. В донесении сказано, что в декабре 1943 г. после яростного сопротивления был задержан «Иван», наблюдавший за движением немецких эшелонов в запретной зоне. После допросов, на которых мальчик «держался вызывающе», он был расстрелян. К Гальцеву в конце войны попадают документы гестапо, в которых «обнаружилось дело» на Ивана Бондарева (Буслова), из которого он узнает подробности ареста и смерти Ивана. Судьба мальчика потрясает. Но больше всего потрясает её финал. А хотелось света, счастливого конца повести. Трудно говорить Богомолову о смерти мальчика, трудно и нам читать последние страницы повести. Так хочется, чтобы герой остался жив, но, к сожалению, война не щадит никого: ни взрослых, ни детей.
Но в этом, наверное, и кроется замысел автора – заставить нас, 12-летних, задуматься о своих поступках. А еще понять, что такое война и как страшно на ней детям.
Книгу я прочитал с удовольствием. А потом узнал от мамы, что еще давно, в 1961 году, известный режиссер Андрей Тарковский поставил фильм по этому произведению – «Иваново детство», – ставший шедевром киноклассики. Осталось его посмотреть.
Сочинение-рассуждение Вариант 15 Днем и ночью висели над Волгой
Проявление героизма. По тексту В.Богомолова
Сочинение по тексту:
Как проявлялся героизм людей во время Великой Отечественной войны? Над этим вопросом рассуждает советский и российский писатель Владимир Богомолов.
Автор рассказывает нам один из многих случаев, который произошёл с рейсом “Ласточки”. Доставка боеприпасов защитникам Отечества любой ценой – вот главная задача “Волжской флотилии”. В. Богомолов представляет перед читателями картину сражения русских воинов с немецким фашизмом на реке Волге. По словам автора, сержант Смирнов и все, кто находились на борту, прекрасно понимали, что на таком пароходе выжить им будет очень трудно, но перед защитниками Отечества стояла задача доставить боеприпасы, находясь под вражеским прицелом. Несмотря на это, они, как настоящие герои, выполнили свой долг, не страшась ничего.
Несокрушимая сила воли, желание довести начатое дело до конца помогли русскому народу взять верх над врагом. В этих словах мы видим позицию автора.
Я полностью разделяю мнение Владимира Богомолова. Вовремя проявленный героизм русских солдат заставил немцев сойти с пути к поставленной цели.
Великая Отечественная война знает всех героев в лицо. Каждый внес свой вклад в победу над фашизмом. Вспомним рассказ Виктора Платоновича Некрасова “Вася Конаков”. Василий Конаков – командир пятой роты, с двумя своими товарищами защищал очень трудный участок у подножия Мамаева кургана. В. П. Некрасов пишет о настоящем герое: “Этот человек вдвоём со старшиной отбивал несколько атак в день и называл это только «трудновато было» ”.
Героизм русского народа на войне показывали и показывают многие писатели и кинорежиссеры. Вспомним фильм Ф.С.Бондарчука “Сталинград”. Фёдор Сергеевич снял данную кинокартину на основе реальных событий, которые произошли в городе Сталинграде во время Второй мировой войны. Группа советских солдат обороняла жилой дом от фашистов, перегородив немцам выход к реке Волге. Ныне, обороняемый дом Павлова является символов мужества, стойкости и героизма.
В заключение хотелось бы сказать, что именно такие герои подарили будущему поколению жизнь. За что им, от лица всех, огромное спасибо.
Текст Владимира Богомолова Рейс «Ласточки»: Днем и ночью висели над Волгой вражеские бомбардировщики. Они гонялись не только за буксирами, самоходками, но и за рыбацкими лодками, за маленькими плотиками — на них иногда переправляли раненых. Но речники города и военные моряки Волжской флотилии несмотря ни на что доставляли грузы. Однажды был такой случай… Вызывают на командный пункт сержанта Смирнова и дают задание: добраться до того берега и передать начальнику тыла армии, что ночь еще у центральной переправы войска продержатся, а утром отражать атаки противника будет нечем. Нужно срочно доставить боеприпасы. Кое-как добрался сержант до начальника тыла, передал приказ командарма генерала Чуйкова. Быстро нагрузили бойцы большую баржу и стали ждать баркас. Ждут и думают: «Подойдет мощный буксир, подцепит баржу и быстренько через Волгу перебросит». Глядят бойцы — плюхает старый пароходишко, и назван-то он как-то неподходяще — «Ласточка». Шум от него такой, что уши затыкай, а скорость, как у черепахи. «Ну, думают, — на таком и до середины реки не добраться». Но командир баржи постарался успокоить бойцов: — Не глядите, что пароходишко тихоходный. Он таких барж, как наша, не одну перевез. Команда у «Ласточки» боевая. Подходит «Ласточка» к барже. Смотрят бойцы, а команды-то на ней всего три человека: капитан, механик и девушка. Не успел пароходик к барже подойти, девушка, дочь механика Григорьева — Ирина, ловко зацепила крюк троса и кричит: — Давайте несколько человек на баркас, помогать будете от фашистов отбиваться! Сержант Смирнов и двое бойцов прыгнули на палубу, и «Ласточка» потащила баржу. Только вышли на плес — закружили в воздухе немецкие самолеты-разведчики, над переправой повисли на парашютах ракеты. Стало вокруг светло как днем. За разведчиками налетели бомбардировщики и начали пикировать то на баржу, то на баркас. Бойцы из винтовок бьют по самолетам, бомбардировщики чуть не задевают крыльями трубы, мачты баркаса. Справа и слева по бортам столбы воды от взрывов бомб. После каждого взрыва бойцы с тревогой оглядываются: «Неужели всё. Попали?!» Смотрят — баржа двигается к берегу. Капитан « Ласточки», Василий Иванович Крайнов, старый волгарь, знай рулевое колесо вправо-влево крутит, маневрирует — уводит баркас от прямых попаданий. И всё — вперед, к берегу. Заметили пароходик и баржу немецкие минометчики и тоже начали обстреливать. Мины с воем пролетают, шмякаются в воду, свистят осколки. Одна мина попала на баржу. Начался пожар. Пламя побежало по палубе. Что делать? Перерубить трос? Огонь вот-вот подберется к ящикам со снарядами. Но капитан баркаса круто повернул штурвал, и… «Ласточка» пошла на сближение с горящей баржей. Кое-как причалили к высокому борту, схватили багры, огнетушители, ведра с песком — и на баржу. Первой — Ирина, за ней бойцы. Засыпают огонь на палубе. Сбивают его с ящиков. И никто не думает, что каждую минуту любой ящик может взорваться. Бойцы сбросили шинели, бушлаты, накрывают ими языки пламени. Огонь обжигает руки, лица. Душно. Дым. Дышать трудно. Но бойцы и команда «Ласточки» оказались сильнее огня. Боеприпасы были спасены и доставлены на берег. * * * Таких рейсов у всех баркасов и катеров Волжской флотилии было столько, что не счесть. Героические рейсы. Скоро в городе на Волге, там где была центральная переправа, поставят памятник всем речникам-героям.
(По В.Богомолову).
Еще сочинения по данному тексту
Проблема самопожертвования, героизма в годы войны В чем проявляется героизм в годы войны? В чем проявляется героизм на войне? По В.М. Богомолову Каких людей можно назвать героями? По В. Богомолову
- Автор: В. О. Богомолов
- Произведение: Иван
- Это сочинение списано 32 363 раз
Пусть вечно останутся в памяти Святые детей имена Недоживших до светлого дня!
Больше семидесяти лет прошло с тех пор, как закончилась одна из самых страшных войн – Великая Отечественная. Ее история хранит в памяти детские имена Вали Котика, Лизы Чайкиной, Вити Черевичкина, ставших настоящими героями-защитниками своей родной земли. Когда на их глазах жестокие враги убивали сестер и братьев, отцов и матерей, дети быстро взрослели, проникаясь ненавистью к убийцам-фашистам и становясь бесстрашными бойцами.
К ним можно причислить и героя рассказа Богомолова «Иван», повествующего о судьбе рано повзрослевшего мальчика. Его детство закончилось с приходом на заставу немцев, когда в первый же день погиб отец, а на руках Вани была убита крохотная сестренка. Сам он оказался в лагере смерти – Тростянце. Сердце подростка переполнилось ненавистью к фашистам после всех ужасов, которые ему довелось испытать. Став не по годам взрослым, он решил мстить врагам и ушел к партизанам. Бесстрашного, ловкого парнишку взяли к себе разведчики, и Иван стал лазутчиком во вражеский тыл.
Когда лейтенант Гальцев впервые увидел худенького, мокрого, измученного мальчишку, не мог поверить, что тот ночью один переплывал речку. Но после общения с ним отметил недетскую твердость его характера и необыкновенную мужественность. Позже, во время совместного задания, лейтенант убеждается, что этот хрупкий с виду мальчик – настоящий храбрец, не побоявшийся глухой дождливой ночью идти одному по заминированному оврагу. Его не пугают ни близость фашистов, ни мины, ни лежащие вокруг трупы убитых – настолько сильны в нем чувства ненависти и мести к завоевателям.
Разведчики любили Ваню, беспокоились о его дальнейшей судьбе, поэтому решили отправить его в суворовское училище. Но он не захотел уезжать, а продолжил совершать свои вылазки в тыл, считая, что этим больше принесет пользы в разгроме врага.
Иван Буслов, несмотря на свой юный возраст, погиб как мужественный боец, выдержавший жестокие допросы и не выдавший никаких секретных сведений. Суровое время войны закалило его характер и сделало настоящим героем. Не удивительно, что знаменитый кинорежиссер Андрей Тарковский снял проникновенный фильм об этом удивительном мальчике – «Иваново детство».
Сочинение: Николай Клюев и его творчество
Николай Алексеевич Клюев родился 10 октября 1884 года в деревне Коштуге Коштугской волости Вытегорского уезда Олонецкой губернии (ныне Вытегорский район Вологодской области). В разное время в автобиографических заметках, письмах, устных рассказах поэт любил подчеркивать, что в роду его было немало людей недюжинных, даровитых, артистичных от природы. Прасковья Дмитриевна — мать поэта — была родом из Заонежья, из семьи старообрядцев. Его мать знала множество народных песен, духовных стихов. В 1897 году Клюев оканчивает двухклассное училище и начинает странствия по старообрядческим скитам и монастырям. Как свидетельствуют современники, он побывал в Иране, Китае и Индии. Клюев приобщается к огромному кладезю знаний, в том числе магических, ему даже приписывали гипнотическую силу. Поэт был универсальной личностью: умел играть на нескольких музыкальных инструментах, прекрасно пел, обладал недюжинными актерскими способностями. В августе 1936 года поэта отправляют в ссылку. Начинающий поэт активно сотрудничал с революционными организациями, и в 1905 году Клюев был привлечен Московским жандармским управлением к дознанию по делу о распространении среди служащих станции железной дороги прокламаций революционного содержания. Начало 1906 года. Поэта арестовывают за агитационную деятельность в Вытерге и окрестных селах.
Долгие годы жила легенда о смерти поэта на станции Тайга от сердечного приступа и пропаже его чемодана с рукописями. В действительности же Николай Клюев был расстрелян в Томске 23 – 25 октября 1937 года.
В предреволюционное десятилетие в литературу входит новое поколение поэтов из крестьянской среды. Выходят книги стихов С. Клычкова, сборники Н. Клюева, начинают печататься А. Ширяевец и П. Орешин. В 1916 г. выходит сборник стихов Сергея Есенина “Радуница”. Эти поэты были встречены критикой как выразители поэтического самосознания деревни.
Большое влияние на крестьянскую поэзию 1910-х годов оказали сложившиеся в литературе различные традиции изображения деревни, русской национальной жизни. Отношение крестьянских поэтов к национальным истокам народной жизни было сложным, противоречивым, во многом обусловленным сложными обстоятельствами русской социальной жизни и идейной борьбы предреволюционного десятилетия.
Следует учитывать, что в годы реакции и войны официальная печать выступала под знаменем “народности”, активного национализма. Эти настроения нашли свое отражение в буржуазном искусстве тех лет — поэзии, живописи, архитектуре. В среде либеральной художественной интеллигенции обострился интерес к “исконным” началам русской национальной жизни, ее “народной стихии”. В декадентских литературно-художественных кружках и салонах обсуждались вопросы о национальных судьбах России. В этих кругах особое внимание привлекала сектантская литература и поэзия, древняя славянская и русская мифология. В этих условиях первые публикации стихов Н. Клюева (1887 – 1937) и появление поэта в литературных кружках и собраниях сразу же вызвали сочувственные отклики буржуазно-либеральной и декадентской критики, которая усмотрела в его творчестве выражение стихийно-религиозных начал народного сознания, глубин национального духа.
В поэзии Клюева, как вообще в новокрестьянской поэзии, отразились объективные противоречия крестьянского миропонимания, о которых писал, анализируя противоречия творчества Льва Толстого, В. И. Ленин. Ленин указывал на наивность крестьянской массы, ее патриархальные настроения непротивления, желание уйти от мира, “бессильные проклятья по адресу капитализма”. Такие настроения были свойственны и творчеству Клюева, объективно отразившего эти черты крестьянского сознания. Религиозные мотивы поэзии Клюева и других новокрестьянских поэтов тоже имели объективное основание в особенностях крестьянского патриархального понимания мира, одной из черт которого, как указывал В. И. Ленин в той же статье о Л. Н. Толстом, был мистицизм. Но для Клюева, в отличие от других поэтов течения, была характерна и наигранная подчеркнутость “народности” поэтических произведений, рассчитанная на запросы тех литературных кругов, в которых Клюев оказался, попав в Петербург.
В 1912 г. поэт выпустил книгу стихов “Сосен перезвон”. Это были стихи о Руси, о русском народе, благостном и кротком. Русская деревня в стихах Клюева рисовалась благодатным “избяным раем”. Думы крестьян в его стихах — о нездешнем и неземном, в “перезвоне” сосен им слышатся перезвоны церковных колоколов, зовущие в “жилище ангелов”.
Мотивы народного гнева и горя, прозвучавшие в ранних стихах Клюева в 1905 – 1906 гг. (“Народное горе”, “Где вы, порывы кипучие”), исполненных демократических настроений, сменяются мотивами, заимствованными из религиозной старообрядческой книжности, духовных стихов. Клюев резко противопоставляет современному “миру железа” патриархальную деревенскую “глухомань”, идеализирует вымышленную, сытую деревню, ее “избяной” быт с расписными ендовами, бахромчатами платами селян, лаковыми праздничными санями. Для него “изба — святилище земли с запечной тайною и раем”.
Стихи второй книги Клюева “Братские песни” (1912) построены на мотивах и образах, взятых из сектантских духовных песнопений. Это песни, сочиненные для “братьев по духу”.
В бытописи Клюева нет примет реальной жизни новой деревни, разбуженной революцией 1905 г., общественных помыслов и дум русского послереволюционного крестьянства. Описания деревенского быта, народных обрядов, обычаев, мифологические мотивы, часто развернутые в тему целого стихотворения, — все существует в его поэзии вне современности. Защита национальных начал народной жизни от наступающей на Россию бездушной “железной” городской культуры оборачивается у Клюева защитой “дремучих” вековых устоев, древнего религиозного миропонимания, в конечном счете — неприятием социального прогресса. По стилю, образности стихи Клюева этого периода близки духовным песням. Недаром Есенин назовет Клюева “ладожским дьячком”. В историю русской поэзии начала века Клюев вошел, однако, как поэт русской природы. Эти стихи сам Клюев выделял в особые циклы, подчеркивая их связь с традицией народной поэзии. (См., например, сб. “Мирские думы”, 1916). Цикл “Лесные были” открывается характерным в этом смысле стихотворением:
Пашни буры, межи зелены,
Спит за елями закат,
Камней мшистые расщелины
Влагу вешнюю таят.
Хороша лесная родина:
Глушь да поймища кругом.
Травный слушая псалом…
В этих стихах Клюев виртуозно использует образы, приемы фольклорного творчества, богатство русского народного языка. Но примечательно, что в устном народном творчестве наиболее близкими ему оказываются самые древние традиции — народные поверья, обрядовая поэзия. В стихах Клюева, опиравшихся на традиционную народную поэтику (в построении образов, композиции, широком использовании приема психологического параллелизма, песенной символике), всегда, однако, ощущался привкус нарочитости, стилизации. Часто поэт терял чувство меры, нагнетая “народные” элементы, диалектизмы. Кроме того, “социальные, трудовые и нравственные стороны жизни современной деревни Клюеву словно бы неизвестны. Многовековый патриархальный уклад, нашедший эстетическое выражение в народной поэзии, разрушался, сам Клюев был “продуктом” этого распада, а в поэзии его картинно пела, любила и страдала древняя Русь, поэтизировались языческие поверья.
Национальный колорит поэзии Клюева, богатство народных художественных элементов, рассыпанных в его стихах, привлекли внимание Есенина, который одно время принял позицию Клюева за подлинно народную.
Николай Клюев – Сочинения. В 2-х томах
- 80
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
Николай Клюев – Сочинения. В 2-х томах краткое содержание
Собрание сочинений русского советского поэта Николая Клюева. Николай Клюев — русский поэт, представитель так называемого новокрестьянского направления в русской поэзии XX века.
Сочинения. В 2-х томах – читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Простятся вам столетий иго,
И все, чем страшен казни час,
Вражда тупых, и мудрых книги,
Как змеи, жалящие нас.
Придет пора, и будут сыты
Нездешней мудростью умы,
И надмогильные ракиты
Зазеленеют средь зимы.
В час зловещий, в час могильный
Об одном тебя молю:
Не смотри с тоской бессильной
На восходную зарю.
Но, верна словам завета,
Слезы робости утри,
И на проблески рассвета
Торжествующе смотри.
Не забудь за далью мрачной,
Средь волнующих забот,
Что взошел я новобрачно
По заре на эшафот;
Что, осилив злое горе,
Ложью жизни не дыша,
В заревое пала море
Огнекрылая душа.
«Братские песни» — не есть мои новые произведения. В большинстве они сложены до первой моей книги «Сосен перезвон», или в одно время с нею. Не вошли же они в первую книгу потому, что не были записаны мною, а передавались устно или письменно помимо меня, так как я, до сих пор, редко записывал свои песни, и некоторые из них исчезли из памяти.
Восстановленные уже со слов других, или по посторонним запискам, песни мои и образовали настоящую книжку.
Я был в духе в день воскресный
«Я был в духе в день воскресный».
Апокалипсис, гл. 1, 10.
Я был в духе в день воскресный,
Осененный высотой,
Просветленно бестелесный
И младенчески простой.
Видел ратей колесницы,
Судный жертвенник и крест,
Указующей десницы
Путеводно-млечный перст.
Источая кровь и пламень,
Шестикрыл и многолик,
С начертаньем белый камень
Мне вручил Архистратиг.
И сказал: «Венчайся белым
Твердо-каменным венцом,
Будь убог и темен телом,
Светел духом и лицом.
И другому талисману
Не вверяйся никогда —
Я пасти не перестану
С высоты свои стада.
На крылах кроваво-дымных
Облечу подлунный храм,
И из пепла тел невинных
Жизнь лазурную создам».
Верен ангела глаголу,
Вдохновившему меня,
Я сошел к земному долу,
Полон звуков и огня.
Я бежал в простор лугов
Из-под мертвенного свода,
Где зловещий ход часов —
Круг замкнутый без исхода.
Где кадильный аромат
Страстью кровь воспламеняет,
И бездонной пастью ад
Души грешников глотает.
Испуская смрад и дым,
Всадник-смерть гнался за мною,
Вдруг провеяло над ним
Вихрем с серой проливною —
С высоты дохнул огонь,
Меч, исторгнутый из ножен, —
И отпрянул Смерти конь,
Перед Господом ничтожен.
Как росу с попутных трав,
Плоть томленья отряхнула,
И душа, возликовав,
В бесконечность заглянула.
С той поры не наугад
Я иду путем спасенья,
И вослед мне: свят, свят, свят, —
Шепчут камни и растенья.
Костра степного взвивы,
Костра степного взвивы,
Мерцанье высоты,
Бурьяны, даль и нивы —
Россия, — это ты!
На мне бойца кольчуга,
И подвигом горя,
В туман ночного луга
Несу светильник я.
Вас люди, звери, гады
Коснется-ль вещий крик:
Огонь моей лампады —
Бессмертия родник.!
Все глухо. Точит злаки
Степная саранча…
Передо мной, во мраке,
Колеблется свеча; —
Роняет сны-картинки
На скатерчатый стол, —
Минувшего поминки,
Грядущего символ.
(Зачало. Возглас первый.).
Всенощные свечи затеплены,
Златотканные подножья разостланы,
Воскурен ладан невидимый,
Всколыбнулося било вселенское,
Взвеяли гласы серафимские;
Собирайтесь-ка, други, в Церковь Божию,
Пречудную, пресвятейшую.!
Собираючись, други, поразмыслите,
На себя поглядите оком мысленным,
Не таится ли в ком слово бренное,
Не запачканы ль где ризы чистые,
Легковейны ль крыла светозарные?
Коль уста — труба, ризы — облако,
Крылья — вихори поднебесные,
То стекайтесь в Храм все без боязни!
(Лик голосов)
Растворитеся врата
Пламенного храма,
Мы — глашатаи Христа,
Первенцы Адама.
Человечий бренный род
Согрешил в Адаме, —
Мы омыты вместо вод
Крестными кровями.
Нам дарована Звезда,
Ключ от адской бездны,
Мы порвали навсегда
Смерти плен железный.
Вышли в райские луга,
Под живые крины,
Где не чуется Врага
И земной кручины.
Где смотреть Христу в глаза —
Наш блаженный жребий,
Серафимы — образа,
Свечи — зори в небе.
(Конец. Возглас второй).
Наша нива — тверди круг,
Колосится звездной рожью,
И лежит вселенский плуг
У Господнего подножья.
Уж отточены серпы
Для новины лучезарной,
Скоро свяжется в снопы
Колос дремлюще-янтарный.
(Лик голосов).
Есть то, чего не видел глаз,
Есть то, чего не видел глаз,
Не уловляло вечно ухо:
Цветы, лучистей, чем алмаз,
И дали призрачнее пуха.
Недостижимо смерти дно,
И реки жизни быстротечны, —
Но есть волшебное вино
Продлить чарующее вечно.
Его испив, не меркнущ я,
В полете времени безлетен,
Как моря вал из бытия —
Умчусь певуч и многоцветен.
И всем, кого томит тоска,
Любовь и бренные обеты,
Зажгу с высот Материка
Путеводительные светы.
Николай Клюев – Сочинения. В 2-х томах
99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.
Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Описание книги “Сочинения. В 2-х томах”
Описание и краткое содержание “Сочинения. В 2-х томах” читать бесплатно онлайн.
Собрание сочинений русского советского поэта Николая Клюева. Николай Клюев — русский поэт, представитель так называемого новокрестьянского направления в русской поэзии XX века.
Только во сто лет раз слетает с Громового дерева огнекрылая Естрафиль-птица, чтобы пропеть-провещать крещенному люду Судьбу-Гарпун.
И лишь в сороковую, неугасимую, нерпячью зарю расцветает в грозных соловецких дебрях Святогорова палица — чудодейная Лом-трава, сокрушающая стены и железные засовы. Но еще реже, еще потайнее проносится над миром пурговый звон народного песенного слова, — подспудного, мужицкого стиха. Вам, люди, несу я этот звон — отплески Медного Кита, на котором, по древней лопарской сказке, стоит Всемирная Песня.
Николай КЛЮЕВ
Присловие к книге стихов «Медный Кит», 1919.
Песни мои Олонецкие журавли да болотные гагары — летите за синее море, под сапфирное небо прекрасной Италии! Поклонитесь от меня вечному городу Риму, страстотерпному праху Колизея, гробнице чудного во святых русских Николы Милостивого, могилке сладчайшего брата калик перехожих Алексия-человека Божьего, соснам Умбрии и убрусу Апостола Петра! Расскажите им, песни, что заросли русские поля плакун-травой невылазной, что рыдален шум берез новгородских, что кровью течет Матерь-Волга, что от туги и скорби своего панцырного сердца захлебнулся черной тиной тур Иртыш — Ермакова братчина, червонная сулея Сибирского царства, что волчьим воем воют родимые избы, замолкли грановитые погосты, и гробы отцов наших брошены на чумных и смрадных свалках.
Увы! Увы! Лютой немочью великая, непрощёная и неприкаянная Россия!
Николай КЛЮЕВ
День Похвалы Пресвятыя Богородицы 1929 года.
(Из посвящения «Этторе Лё Гатто — Светлому брату» Песнослова)
Мне тридцать пять лет, родом я по матери прионежский, по отцу же из-за Свити-реки, ныне Вологодской губ.
Грамоте, песенному складу и всякой словесной мудрости обучен своей покойной матерью, память которой чту слезно, даже до смерти.
Жизнь моя — тропа Батыева. От Соловков до голубиных китайских гор пролегла она: много на ней слез и тайн запечатленных… Родовое древо мое замглено коренем во временах царя Алексия, закудрявлено ветвием в предивных строгановских письмах, в сусальном полыме пещных действ и потешных теремов.
До Соловецкого Страстного сиденья восходит древо мое, до палеостровских самосожженцев, до выговских неколебимых столпов красоты народной.
Первая книга моя «Сосен перезвон» напечатана радением купца Знаменского в Москве 1912 года.
Мои книги: «Сосен перезвон», «Братские песни», «Лесные были», «Мирские думы», «Медный Кит», «Песнослов» (I и II кн.), «Избяные песни», «Песнь Солнценосца», «Четвертый Рим», «Мать-Суббота» и «Ленин».
Говаривал мне мой покойный тятинька, что его отец, а мой — дед, медвежьей пляской сыт был. Водил он медведей по ярмаркам, на сопели играл, а косматый умник под сопель шином ходил. Подручным деду был Федор Журавль — мужик, почитай, сажень ростом: тот в барабан бил и журавля представлял. Ярманки в Белозерске, в Кирилловской стороне, до двухсот целковых деду за год приносили.
Так мой дед Тимофей и жил. Дочерей, а моих теток, за хороших мужиков замуж выдал. Сам жил не на квасу да редьке: по престольным праздникам кафтан из ирбитского сукна носил, с плисовым воротником, кушак по кафтану бухарский, а рубаху носил тонкую, с бисерной надкладкой по вороту.
Разоренье и смерть дедова от указа пришла. Вышел указ: медведей-плясунов в уездное управление для казни доставить… Долго еще висела шкура кормильца на стене в дедовой повалуше, пока время не стерло ее в прах.
Но сопель медвежья жива, жалкует она в моих песнях, рассыпается золотой зернью, аукает в сердце моем, в моих снах и созвучиях… Я — мужик, но особой породы: кость у меня тонкая, кожа белая, и волос мягкий. Ростом я два аршина восемь вершков, в грудях двадцать четыре, а в головной обойме пятнадцать с половиной. Голос у меня чистый и слово мерное, без слюны и без лая, глазом же я зорок и сиз: нерпячий глаз у меня, неузнанный. Не пьяница я и не табакур, но к сиропному пристрастен: к тверскому прянику, к изюму синему в цеженом меду, к суслу, к слоеному пирогу с куманичным вареньем, к постному сахару и ко всякому леденцу.
В обиходе я тих и опрятен. Горница у меня завсегда, как серебряная гривна, сияет и лоснится. Лавка древесным песком да берестой натерта — моржевому зубу белей не быти…
Жизнь моя — тропа Батыева: от студеного Коневца (головы коня) до порфирного быка Сивы пролегла она. Много на ней слез и тайн запечатленных. Труды мои на русских путях, жизнь на земле, тюрьма, встречи с городом, с его бумажными и каменными людями, революция — выражены мною в моих книгах, где каждое слово оправдано опытом, где все пронизано Рублевским певчим заветом, смысловой графьей, просквозило ассисом любви и усыновления.
Из всех земных явлений я больше люблю огонь. Любимые мои поэты — Роман Сладкопевец, Верлэн и царь Давид. Самая желанная птица — жаворонок, время года — листопад, цвет — нежно-синий, камень — сапфир. Василек — цветок мой, флейта — моя музыка.