На невысоком столике возле окна стоял цветочный горшок. В нём жил кактус. Бабушка очень дорожила им и, посмеиваясь, ласково называла Иван Иванычем. Ромка помнил, что, когда он был ещё совсем маленьким, кактус, как и сейчас, стоял на этом месте.
Однажды Ромка спросил у бабушки:
— А кто старше — я или кактус?
Бабушка рассмеялась и сказала:
— Иван Иваныч старше даже твоего папы. Скажу по секрету: он почти мой ровесник. Однажды он спас мне жизнь и с тех пор всегда со мной.
— Как могло получиться, что кактус тебя спас? — удивился Ромка.
— А вот как… — начала бабушка свой рассказ.
Когда я была маленькой девочкой, мы с мамой и папой жили в уютной квартире в самом центре Ленинграда. Мама очень любила цветы, поэтому они стояли у нас повсюду. Китайские розы, тигровые лилии, фиалки — так украшали наш дом!
А я больше всего любила кактусы. Почему-то мне было их жаль: они напоминали маленьких ёжиков, испуганно свернувшихся в клубок. Мне
казалось, что они очень стесняются своих колючек, стоя рядом с комнатными цветами.
Я собрала все кактусы, поставила отдельно на подоконник у себя в комнате и решила, что буду коллекционировать своих колючих любимцев. И вот на мой восьмой день рождения среди прочих подарков папа преподнёс ещё один кактус. Он был кругленький, как мячик, а мягкие колючки напоминали пух. Можно было осторожно погладить его пальцем. Но самым удивительным было то, что этот кактус цвёл. Большие нежно- розовые лепестки цветка обрамляли жёлтую сердцевинку. Целый день я не могла налюбоваться на подарок. Мне он так понравился, что я даже дала ему имя — Ванечка.
Это было весной 1941 года, а через несколько месяцев началась война. Папа ушёл на фронт, и мы с мамой остались вдвоём. Прошло полгода. Наступила зима. Фашисты окружили город плотным кольцом, и началась блокада. Так же, как и всем жителям, нам с мамой было очень трудно. В квартире стоял холод — батареи не грели, а в кранах не было ни горячей, ни холодной воды. Мы с мамой брали вёдра, ставили их на саночки и шли за водой к Неве. А чтобы хоть как-то согреться, мама топила дома печку-«буржуйку».
Я, как могла, продолжала заботиться о кактусах: ставила их поближе к печке и согревала для них воду. Но, видимо, этого было недостаточно, и они один за другим погибали от холода. Я была в отчаянии, но ничего не могла поделать. Вскоре у меня остался только Ванечка.
Каждый день за окном раздавался тревожный вой сирены. Это значило, что фашистские самолёты снова летят бомбить Ленинград. Мама складывала в узелок всё самое необходимое, я заворачивала Ванечку в пуховый платок, и мы шли в бомбоубежище.
И вот однажды, когда за окном снова взвыла сирена, мама начала быстро собираться. В этот раз она особенно нервничала и всё время подгоняла меня. Когда мы вышли на улицу и прошли уже половину пути, меня будто током ударило.
— Мама, я забыла Ванечку, мне нужно вернуться! — закричала я.
Но мама крепко держала меня за руку.
— Об этом не может быть и речи! — сказала она. — Это слишком опасно!
Но я, выдернув руку, бросилась назад к дому. Я перебежала на другую сторону улицы и уже промчалась мимо двух домов, когда мама догнала меня и схватила за плечо. Волосы выбились у неё из-под платка, она запыхалась, и было видно, как она сердита.
Мама уже хотела отругать меня, но тут позади раздался страшный взрыв. Мы упали на землю, и мама прикрыла меня собой. А когда наконец поднялись и посмотрели назад, то увидели, что на той стороне улицы, по которой мы только что шли, зияет огромная воронка. Мама крепко обняла меня и заплакала.
— Если бы ты не побежала назад к дому, нас бы уже не было, — сказала она.
Когда мы вернулись домой, я сразу взяла Ванечку и тихо прошептала ему: «Спасибо!»
Потом мы с мамой сидели возле печки, крепко прижавшись друг к другу, смотрели на огонь и ждали, когда кончится бомбёжка.
Ванечка пережил с нами всю блокаду, а через два года мы дождались окончания войны.
С тех пор этот кактус всегда со мной, — закончила свой рассказ бабушка.
Какое-то время Ромка молча разглядывал кактус, будто видел его в первый раз, а потом вскочил с места и, крикнув: «Я сейчас», выбежал из комнаты.
Когда Рома вернулся, в руках он держал большой альбомный лист.
— Вот, бабуля, это тебе и Иван Иванычу.
По тёмно-серому небу летели самолёты, падающие бомбы разрывали землю, а в самом центре одиноко стояла худенькая девочка. В руках она держала кактус, на котором красовалась самая настоящая медаль.
Ромка осторожно поставил рисунок рядом с Иван Иванычем.
Бабушка ласково погладила внука по голове. — Знаешь, если бы Иван Иваныч мог говорить, он непременно сказал бы тебе «спасибо».
Из ленинградских заметок Л. Пантелеева
…Это было ночью, в убежище. После бесконечно долгой, томительной и одуряющей тишины, оживляемой лишь тяжкими старческими вздохами, кашлем и зловещим постукиванием метронома, — вдруг весело и победительно запели фанфары, объявляя конец воздушной тревоги. И маленькая девочка, задремавшая на коленях у матери, откликнулась на эту благую весть и вымолвила слово, означавшее для неё и выход из этого мрачного, холодного подземелья, и возвращение в тёплую постельку, и сладкий безмятежный сон…
— Отбой! — сказала Ирочка Т.
В этот день ей исполнилось полтора года. И слово, которое она сейчас сказала, — первое слово, произнесённое ею в её маленькой, но уже такой неудобной жизни…
И. Мельников
Бабушкины кактусы
рассказы
Важный сигнал
В первый раз я вышел в море на рыболовном траулере. Меня записали в команду младшим матросом, и начал я учиться матросскому ремеслу: чинил сети, вязал морские узлы, драил палубу.
Как-то послали меня работать на камбуз, помогать повару дяде Жоре. Вначале я тесто месил, а потом стал лук резать. Режу, а у самого слёзы из глаз. Видит дядя Жора, как я слезами обливаюсь, и говорит:
— Ладно уж, давай я порежу. А ты возьми корзину да за картошкой сбегай. Проветрись.
Я вытер глаза и пошёл за корзиной. Пришёл в кладовую, а корзины нет. Спустился на корму к рыбакам.
Спрашиваю у них:
— Корзину мою не видели?
Но рыбакам не до меня: у них самая работа — трал в море спускают. Лов начинается.
Хотел я дальше бежать, но тут случайно посмотрел вверх, на мачту, и глазам не поверил. Там, на мачте, на самом верху, увидел я корзину. Висит, на ветру покачивается.
Моя или не моя? Моя. Из прутьев плетённая, с двумя ручками. «Ах, — думаю, — кто же это шутки такие шутит? Нашли куда спрятать!» Мигом поднялся я на верхнюю палубу к мачте. Отвязал верёвку и опустил корзину.
Когда я принёс картошку, дядя Жора спросил сердито:
— Где ты пропадал? Я уж и лук успел поджарить.
— Я, дядя Жора, корзину искал. Еле нашёл.
— Где же ты её нашёл?
— На мачте.
— На мачте? — переспросил дядя Жора и вытаращил глаза.
— Ну да. Ищу кругом… — собрался я рассказывать дальше, но не успел.
Дядю Жору как пружиной вскинуло. Схватил он корзину, вытряхнул картошку и пулей выскочил из камбуза. Я опомнился — и вслед за ним. Дядя Жора был уже возле мачты. Он быстро привязал корзину к верёвке и поднял её туда, где она висела.
Я стоял рядом и ничего не понимал. Дядя Жора вытер фартуком потное лицо и сказал:
— Ну и натворил ты дел. Скажи спасибо, капитан не увидел, что ты сигнал снял.
Я совсем растерялся и говорю:
— Так я… я ведь корзину снял, а не сигнал.
— В том-то и дело, что сигнал, — сказал дядя Жора. — Увидят с другого парохода корзину на мачте и сразу поймут — рыбацкое судно идёт! Да не просто идёт, а тащит за собой трал или сети. Значит, близко не подходи, иначе сети на винт намотаются, порвутся. И рыба уйдёт.
Вот какой это важный сигнал — корзина на мачте.
Бабушкины кактусы
Отправляясь в далёкое плавание, я обещал бабушке привезти кактусы. Те самые, у которых вместо листьев колючки растут.
Моя бабушка очень любит всякие комнатные растения, особенно кактусы. Их она собирает, как ребята собирают марки или спичечные коробки. У неё этих кактусов целая коллекция. Одни похожи на колючие шарики, другие ёршиком растут, третьи как грибы. Очень забавные!
Но я обещал бабушке привезти такие кактусы, каких ни у кого нет — африканские.
И вот после долгого плавания в океане мы пришли в африканский порт Такоради. Только наш пароход причалил, я сразу побежал в город кактусы искать. Первым делом спросил их в цветочном магазине. Но в магазине кактусов не оказалось. Продавец, африканец, лишь руками развёл, улыбнулся виновато: извините, мол, таких цветов не продаём. Тогда я пошёл на базар. Чего только не продавали на базаре: и бананы, и апельсины, рыбу жареную продавали, а кактусами… кактусами никто не торговал.
И тут я вдруг догадался: ну кто же в Африке будет торговать кактусами! Ведь в Африке кактусы должны расти прямо на пустырях, как у нас репейник. Приходи и рви сколько хочешь.
Так и есть. Только я за город выбрался, как в овражке, возле дороги, увидел кактусы. Ух, сколько их! Я даже растерялся: какие собирать? Все необыкновенные. И тогда я решил собирать кактусы, похожие на каких-нибудь животных. Вот вроде этого колючего жирафчика. Или вон того, на осьминога похожего, с зелёными щупальцами. А вот ещё один — с длинными, длинными иголками. Ну, вылитый дикобраз! Ах, как здорово я придумал! Теперь у бабушки будет настоящий кактусиный зверинец.
Ножиком, осторожно, чтобы не повредить корни, я выкопал колючих зверюшек, положил их в панаму и принёс на пароход.
На пароходе я нашёл пустые консервные банки. Насыпал в них земли и в каждую посадил по кактусу. Принёс кактусы к себе в каюту и поставил их к окну, ближе к свету.
Утром наш пароход был уже далеко в океане. Я встал с постели и сразу к кактусам: как там колючие зверята поживают? Подошёл, да так и обомлел. От зверят моих остались рожки да ножки. Глаза протираю: уж не сон ли это? Нет. И на остатках кактусов висят клочья рыжей шерсти. Вмиг я всё понял. Кот! Наш судовой кот Рыжик! Я выскочил из каюты. Я кипел от злости. Я готов был выбросить кота за борт, попадись он мне. На палубе кто-то поймал меня за руку:
— Что случилось?
Меня обступили товарищи. Чуть не плача от досады, я рассказал, что бабушкины кактусы съел кот. Пробрался ночью в каюту и съел. Все засмеялись. А один матрос сказал:
— Враки это, братцы. Разве кошки едят траву?
— Ах, не верите! — рассердился я и привёл всех к себе в каюту. Я показал обглоданные кактусы и клочья шерсти на колючках. Тогда все поверили.
Все решили наказать Рыжика. Проучить кота. А тот матрос сказал:
— Выходит, братцы, и кошки травку пощипывают.
— А вы как думаете! — раздался чей-то голос сзади.
Мы повернулись и увидели повара дядю Жору. Он протиснулся вперёд и говорит:
— Пощипывает, обязательно пощипывает. Только на пароходе лужайки нет. Железо да вода вокруг. А травки ой как хочется! В ней же витамины разные. Вот он и нашёл кактусы.
Дядя Жора смолк на минуту, оглядел всех и добавил:
— Сами-то лучок зелёный едите да огурчики.
Тут все зашумели, заговорили разом:
— Прав дядя Жора.
— Факт. Помирать коту, что ли?
Слушаю я и чувствую — злость моя совсем пропала. Мне даже стало жаль кота. Когда все разошлись, я нашёл Рыжика на верхней палубе. Он лежал на тёплом брезенте и дремал. Я присел на корточки и погладил Рыжика. Кот замурлыкал и ласково лизнул мне руку. И подумал я тогда: жаль, конечно, кактусов, но бабушка не обидится на меня, если я расскажу ей эту историю.
Мурена
Когда я плавал на траулере, я любил смотреть, как поднимают из океана трал с рыбой. Всегда интересно посмотреть, сколько рыбы поймали. А ещё интересней увидеть, не принёс ли трал со дна океана какую-нибудь диковину: рыбину необыкновенную или, может быть, даже какое-нибудь чудище неизвестное. Но чудища я так и не дождался. А вот с диковинной рыбой встретился. Да так, что встречу эту на всю жизнь запомнил.
Читать дальше
И. Мельников
Бабушкины кактусы
рассказы
Важный сигнал
В первый раз я вышел в море на рыболовном траулере. Меня записали в команду младшим матросом, и начал я учиться матросскому ремеслу: чинил сети, вязал морские узлы, драил палубу.
Как-то послали меня работать на камбуз, помогать повару дяде Жоре. Вначале я тесто месил, а потом стал лук резать. Режу, а у самого слёзы из глаз. Видит дядя Жора, как я слезами обливаюсь, и говорит:
— Ладно уж, давай я порежу. А ты возьми корзину да за картошкой сбегай. Проветрись.
Я вытер глаза и пошёл за корзиной. Пришёл в кладовую, а корзины нет. Спустился на корму к рыбакам.
Спрашиваю у них:
— Корзину мою не видели?
Но рыбакам не до меня: у них самая работа — трал в море спускают. Лов начинается.
Хотел я дальше бежать, но тут случайно посмотрел вверх, на мачту, и глазам не поверил. Там, на мачте, на самом верху, увидел я корзину. Висит, на ветру покачивается.
Моя или не моя? Моя. Из прутьев плетённая, с двумя ручками. «Ах, — думаю, — кто же это шутки такие шутит? Нашли куда спрятать!» Мигом поднялся я на верхнюю палубу к мачте. Отвязал верёвку и опустил корзину.
Когда я принёс картошку, дядя Жора спросил сердито:
— Где ты пропадал? Я уж и лук успел поджарить.
— Я, дядя Жора, корзину искал. Еле нашёл.
— Где же ты её нашёл?
— На мачте.
— На мачте? — переспросил дядя Жора и вытаращил глаза.
— Ну да. Ищу кругом… — собрался я рассказывать дальше, но не успел.
Дядю Жору как пружиной вскинуло. Схватил он корзину, вытряхнул картошку и пулей выскочил из камбуза. Я опомнился — и вслед за ним. Дядя Жора был уже возле мачты. Он быстро привязал корзину к верёвке и поднял её туда, где она висела.
Я стоял рядом и ничего не понимал. Дядя Жора вытер фартуком потное лицо и сказал:
— Ну и натворил ты дел. Скажи спасибо, капитан не увидел, что ты сигнал снял.
Я совсем растерялся и говорю:
— Так я… я ведь корзину снял, а не сигнал.
— В том-то и дело, что сигнал, — сказал дядя Жора. — Увидят с другого парохода корзину на мачте и сразу поймут — рыбацкое судно идёт! Да не просто идёт, а тащит за собой трал или сети. Значит, близко не подходи, иначе сети на винт намотаются, порвутся. И рыба уйдёт.
Вот какой это важный сигнал — корзина на мачте.
Бабушкины кактусы
Отправляясь в далёкое плавание, я обещал бабушке привезти кактусы. Те самые, у которых вместо листьев колючки растут.
Моя бабушка очень любит всякие комнатные растения, особенно кактусы. Их она собирает, как ребята собирают марки или спичечные коробки. У неё этих кактусов целая коллекция. Одни похожи на колючие шарики, другие ёршиком растут, третьи как грибы. Очень забавные!
Но я обещал бабушке привезти такие кактусы, каких ни у кого нет — африканские.
И вот после долгого плавания в океане мы пришли в африканский порт Такоради. Только наш пароход причалил, я сразу побежал в город кактусы искать. Первым делом спросил их в цветочном магазине. Но в магазине кактусов не оказалось. Продавец, африканец, лишь руками развёл, улыбнулся виновато: извините, мол, таких цветов не продаём. Тогда я пошёл на базар. Чего только не продавали на базаре: и бананы, и апельсины, рыбу жареную продавали, а кактусами… кактусами никто не торговал.
И тут я вдруг догадался: ну кто же в Африке будет торговать кактусами! Ведь в Африке кактусы должны расти прямо на пустырях, как у нас репейник. Приходи и рви сколько хочешь.
Так и есть. Только я за город выбрался, как в овражке, возле дороги, увидел кактусы. Ух, сколько их! Я даже растерялся: какие собирать? Все необыкновенные. И тогда я решил собирать кактусы, похожие на каких-нибудь животных. Вот вроде этого колючего жирафчика. Или вон того, на осьминога похожего, с зелёными щупальцами. А вот ещё один — с длинными, длинными иголками. Ну, вылитый дикобраз! Ах, как здорово я придумал! Теперь у бабушки будет настоящий кактусиный зверинец.
Ножиком, осторожно, чтобы не повредить корни, я выкопал колючих зверюшек, положил их в панаму и принёс на пароход.
На пароходе я нашёл пустые консервные банки. Насыпал в них земли и в каждую посадил по кактусу. Принёс кактусы к себе в каюту и поставил их к окну, ближе к свету.
Утром наш пароход был уже далеко в океане. Я встал с постели и сразу к кактусам: как там колючие зверята поживают? Подошёл, да так и обомлел. От зверят моих остались рожки да ножки. Глаза протираю: уж не сон ли это? Нет. И на остатках кактусов висят клочья рыжей шерсти. Вмиг я всё понял. Кот! Наш судовой кот Рыжик! Я выскочил из каюты. Я кипел от злости. Я готов был выбросить кота за борт, попадись он мне. На палубе кто-то поймал меня за руку:
— Что случилось?
Меня обступили товарищи. Чуть не плача от досады, я рассказал, что бабушкины кактусы съел кот. Пробрался ночью в каюту и съел. Все засмеялись. А один матрос сказал:
— Враки это, братцы. Разве кошки едят траву?
— Ах, не верите! — рассердился я и привёл всех к себе в каюту. Я показал обглоданные кактусы и клочья шерсти на колючках. Тогда все поверили.
Все решили наказать Рыжика. Проучить кота. А тот матрос сказал:
— Выходит, братцы, и кошки травку пощипывают.
— А вы как думаете! — раздался чей-то голос сзади.
Мы повернулись и увидели повара дядю Жору. Он протиснулся вперёд и говорит:
— Пощипывает, обязательно пощипывает. Только на пароходе лужайки нет. Железо да вода вокруг. А травки ой как хочется! В ней же витамины разные. Вот он и нашёл кактусы.
Дядя Жора смолк на минуту, оглядел всех и добавил:
— Сами-то лучок зелёный едите да огурчики.
Тут все зашумели, заговорили разом:
— Прав дядя Жора.
— Факт. Помирать коту, что ли?
Слушаю я и чувствую — злость моя совсем пропала. Мне даже стало жаль кота. Когда все разошлись, я нашёл Рыжика на верхней палубе. Он лежал на тёплом брезенте и дремал. Я присел на корточки и погладил Рыжика. Кот замурлыкал и ласково лизнул мне руку. И подумал я тогда: жаль, конечно, кактусов, но бабушка не обидится на меня, если я расскажу ей эту историю.
Мурена
Когда я плавал на траулере, я любил смотреть, как поднимают из океана трал с рыбой. Всегда интересно посмотреть, сколько рыбы поймали. А ещё интересней увидеть, не принёс ли трал со дна океана какую-нибудь диковину: рыбину необыкновенную или, может быть, даже какое-нибудь чудище неизвестное. Но чудища я так и не дождался. А вот с диковинной рыбой встретился. Да так, что встречу эту на всю жизнь запомнил.
Рыбачили мы в тот раз в Атлантическом океане, вдоль африканских берегов. Сардину промышляли. Однажды подняли трал, а в нём ни одной рыбёшки. Лишь тина да водоросли. Целую кучу на палубу вытряхнули. Ворчат рыбаки, ругаются — только трал засорили зря. Рыбаки ворчат, а мне всё равно интересно. А что, если в тине спрятался кто-нибудь? Притаился. А ну, попробую палкой поковырять. Только я об этом подумал, как вдруг вижу — из кучи водорослей выползает что-то. Змея не змея, рыба не рыба. Длинная, метра два будет. Без чешуи, голая. Кожа жёлтая, а на коже — коричневые пятна. Выползла. Лежит на палубе, как кишка пожарная, хвостом шевелит. Голова страшная. Рот зубами усыпан. А один зуб посередине рта торчит. Большой, острый, как пика. Я такой рыбы никогда не видел.
Сбежалась вся команда. Окружили рыбу, шумят, гадают, что это за диковина такая?
— Да это змея морская!
— Не змея это — рыба.
— Надо капитана спросить, он знает.
Кто-то побежал за капитаном, а я решил в это время пугнуть рыбу: интересно, что она будет делать? Вышел я вперёд и давай перед её глазами сапогом двигать. Рыба лежит, не шелохнётся. Испугалась, видно. Осмелел я тогда, ещё ближе подошёл к ней.
Вдруг слышу, капитан кричит:
— Стой! Не подходи! Это мурена!
Но я не успел отбежать. Мурена взметнулась как молния. Встала на хвост и в одно мгновение вцепилась зубами мне в ногу. Все шарахнулись в сторону. А я от страха двинуться не могу. Один капитан не растерялся. Схватил палку, стукнул мурену по голове, тут она и отвалилась замертво.
— Доктора! Скорее! — крикнул капитан.
Прибежал доктор. Сдёрнул с ноги сапог. Ощупал мою ногу, осмотрел и сказал:
— Цела нога. Только сапог прокусила.
Доктор поднял сапог, и я увидел в голенище дырку, будто кто шилом проткнул. А капитан посмотрел на меня сердито и говорит:
— Не будь сапога, лежать бы тебе, приятель, в лазарете.
И тут рассказал нам капитан, что мурена вовсе не змея, а рыба. Только ядовитая, как змея. Укусит — и умереть можно. А яд у неё в том зубе, что посередине рта торчит, как пика.
Услышав такое, все в один голос закричали:
— Выбросить её скорее!
— За борт её!
Тогда капитан поднял руку — тише, мол, — и говорит:
— Зачем — за борт? Мы из мурены уху сварим. А ну, дядя Жора, — крикнул он повару, — тащи её на камбуз!
Дядя Жора перекинул мурену через плечо и унёс рыбу. А капитан ещё рассказал нам, что очень-очень давно богатые люди в Древнем Риме разводили мурен в прудах. Как мы теперь разводим карпов или карасей. У мурены ведь только зуб ядовитый, а мясо у неё вкусное.
И верно.
На ужин капитан угостил всех ухой из мурены. До чего же хороша была уха! Просто объедение!
Оглавление
Бабушкины кактусы
Важный сигнал
Бабушкины кактусы
Мурена
Приветствую вас, дорогие друзья! В рубрике «Имена милосердия« первый рассказ был посвящен самарским купцам «Милосердие династии Курлиных«. Сегодня продолжу разговор о меценатах других городов нашей страны и тему назвала так «Меценат Абхазии — Николай Смецкой». Старинные особняки, мосты, больницы, санатории, парки — многое из этого появилось в Абхазии не без помощи добрых людей.
Что такое милосердие? Прежде всего жалость, сострадание и умение прощать. Служение близким — главное предназначение милосердного человека… Великий классик отечественной литературы Лев Толстой считал, что в добро человек может поверить лишь тогда, когда сам начнет его творить. В дореволюционной России благотворительность была одновременно нравственной и духовной силой, которая объединяла власть и народ. Российские меценаты и благодетели жертвовали большие суммы на благотворительные дела, всегда интересовались нуждами бедных и больных людей, поддерживали начинания художников и поэтов.
Меценат Абхазии — Николай Смецкой
Великие люди оставляют на земле добрую память. Прошло 90 лет со дня кончины Николая Смецкого, но плоды его благотворительной деятельности Абхазии напоминают о нем. В дореволюционной России самый крупный меценат Абхазии – это Николай Смецкой. Этот удивительный человек отличался неутомимой энергией.
По его инициативе было сделано немало важных преобразований в экономическом развитии Закавказья. Современники его называли творцом «Зеленой Третьяковки». Такое звучное название получил созданный им Дендропарк, который поражает великолепием туристов и сегодня.
Из истории семьи
Родился Николай Смецкой в Москве 18 октября 1852 года. Батька его, Николай Павлович, был, согласно историческим данным, потомком костромских дворян. Этот человек дослужился до звания генерал-майора, а потом долгие годы работал директором Константиновского межевого института. Мать Ольга Ильинична тоже знатного происхождения: ее отец был купцом 1 гильдии, владел прибыльной полотняной фабрикой в Вологодской губернии.
Поэтому жили Смецкие безбедно. Только в Костромской губернии они владели около 40 тысяч десятин земли. Поскольку Николай был самым младшим сыном, поэтому родители его окружили вниманием и заботой. В семье была еще младшая дочь по имени Надежда, которую впоследствии за народовольческую деятельность сослали в Сибирь.
Николай получил прекрасное образование – окончил юридический факультет (учился в Московском университете). Успел он, кстати, стать кандидатом права. Но продолжать деятельность на законодательной ниве не стал, потому что выбрал лесное дело.
Первые годы он посвятил собственному лесопильному заводу, но потерпел неудачу из-за предательства близкого друга. Потом он несколько лет провел в Костромской губернии, а в 1882 году обенчался с дочерью знаменитого археолога – Филимоновой Ольгой Юрьевной. Как многие костромские помещики супруги Смецкие жили тихо, вели хозяйство. Ольга Юрьевна, с которой Николай Николаевич прожил в счастливом браке 49 лет, все эти годы была для него верной подругой и помощницей. Она поддерживала все начинания супруга.
Переезд в Сухуми
Но судьба приготовила для семьи тяжелые испытания: однажды коварная болезнь поразила Ольгу Юрьевну. Хотя в Харькове ее успешно прооперировал известный врач, здоровье было сильно подорвано. По рекомендации доктора они решили переехать на время жить ближе к морю.
Сначала супруги планировали остановиться в Сочи, и отправились туда на пароходе. Но во время морского путешествия они познакомились со студентом из Сухума, который нахваливал природные красоты и чистый воздух Абхазии. Смецкие послушались совета молодого человека, и отправились в Закавказье. Сухуми с первого взгляда ошеломил москвичей. И эта любовь осталась на всю жизнь.
Здесь уместно заметить, что больше века назад Сухум был мало привлекательным городом с немногочисленным населением. Полуразрушенные дома, узкие улочки и заболоченная местность вокруг – все это представляло для привыкшей к московской жизни четы довольно печальное зрелище. Объяснялась такая удручающая картина тем, что город сохранил последки произошедшего турецкого нашествия.
Зато климатические условия были очень комфортными, что пошло на пользу здоровью Ольги Юрьевны. Смецкие разместились в поместье полковника Введенского, который занимался садоводством. Как известно, Николай Николаевич на самом деле был очарован великолепием абхазской природы и горным воздухом. Здесь круглый год цвели сады, а климат был благоприятен даже для редких тропических культур.
За 12 лет предприимчивый помещик приобрел больше 2 тысяч гектаров земли, и занялся осушением болот. В принципе, это стало делом всей дальнейшей жизни Николая Смецкого. Этот по-настоящему талантливый человек успешен в любых начинаниях. Прославил он свое имя как меценат Абхазии и видный общественный деятель.
Добро остается навечно: благотворительность Смецкого
Поселившись в Абхазии, супруги стали жить жизнью этого прекрасного уголка планеты. Поскольку Николай Николаевич был человеком инициативным, он внес бесценный по своему значению вклад в развитие науки и культуры отсталого в те времена региона.
Историки считают, что благодаря его стараниям, был совершен экономический прорыв. По сути, именно Николай Смецкой впервые организовал в Абхазии оптовую торговлю. Это по его инициативе стали выращивать цитрусовые культуры и заниматься виноделием в промышленных масштабах.
Создатель уникального парка и санаториев
Но главная заслуга этого гениального человека – создание уникального парка и целого ряда курортных учреждений. Созданный им Дендропарк – райский уголок, где древние дубы и ольха мирно сосуществовали с редкой тропической растительностью.
Этот парк и сегодня привлекает туристов со всего мира. Но деятельность этого человека не ограничивалась разведением редких растений.
Николай Николаевич входил в состав городской Думы Сухуми, и занимался вопросами финансирования строительства объектов общественного назначения. По его инициативе было построено несколько лучших санаториев. Санаторий для лечения людей с легочными заболеваниями. Два корпуса этого лечебно-профилактического учреждения находились в поселке Гульрипш.
А один корпус – в Агудзере.
В здании санатория имелся лифт и паровое отопление, что по тем временам было невиданной роскошью. Для обеспечения свежей продукцией рядом был разбит фруктовый сад и огород. А обеспечивала данный объект электроэнергией небольшая электростанция. Такой комфорт привлекал отдыхающих, поэтому здание в Агудзере было специально построено для такой категории людей.
Интересный факт, относящийся к периоду строительства третьего корпуса. Когда важная комиссия прибыла для оценки хода строительных работ, ее члены были потрясены роскошью и сияющей чистотой.
С их легкой руки санаторий стали называть «Дворцом гигиены». Он сразу попал в список лучших оздоровительных учреждений Европы.
Благотворительные дела
Кроме строительства общественных зданий Николай Смецкой активной занимался благотворительностью. На его счету многие благотворительные дела, положительно отразившиеся на развитии всего Черноморского побережья Кавказа.
- Это знаменитый на весь мир сухумский дендропарк, ставший для Смецкого главным творением его жизни. Там он выращивал уникальные растения, привезенные из разных уголков мира. В общей сложности на территории Абхазии Николай Николаевич обустроил пять парков.
- По его инициативе была создана отдельная сельскохозяйственная отрасль – цитрусоводство. Сегодня это направление продолжает успешно развиваться. Кстати первую партию мандаринов, выращенных на абхазской земле, отправили в Москву уже осенью 1916 года.
- Смецкой плотно занимался виноградарством. Благодаря его настойчивости удалось возродить редкие местные сорта винограда.
- Он построил на собственные средства два винных завода, на которых производились элитные сорта благородного напитка. Стоило такое вино очень дорого, а потому его купить могли только состоятельные люди.
- На выставке под названием «Русская Ривьера» в 1912 году Николай Николаевич представил целую коллекцию культур, выращенных им. Среди них были пальмы, кактусы, редкие кустарники.
Участвуя в подобных мероприятиях, он стремился довести до сведения широкого круга людей с техникой выращиванием редких растений. Но главная задача общественного деятеля заключалась в пропаганде здорового образа жизни. Меценат считал, что посаженные по его инициативе сады в скором будущем превратят некогда малярийный край в райское место. И его надежды оправдались.
Николай Смецкой был лучшим представителем русской интеллигенции XIX века. Просветитель и гуманист, он думал о здоровье нации. Его не волновали звания и награда за неутомимую благотворительную деятельность. Больше всего этого гениального человека волновала судьба своей страны и того райского местечка, где прошли лучшие годы его жизни.
Новое время и перемены
К сожалению, вихрем революционных перемен были разрушены миллионы людских судеб. Новой власти не были нужны здравницы, и роскошный санаторий «Агудзары» был попросту сожжен. Пытаясь сохранить хоть что-то, Николай Николаевич обратился в 1918 году в Ревком, но новая власть продержалась в городе всего 40 дней.
Только весной 1921 года Советская власть окончательно установилась в Абхазии, и Смецкой передал правительству все здравницы. Этот искренний поступок новая власть оценила. Десять лет супруги Смецкие прожили в новой, Советской стране. Николай Николаевич не мог оставаться без дела, он по-прежнему помогал в благоустройстве здравниц, занимался выращиванием мандаринов.
Умер Смецкой от инсульта в 1931 году, а супруга Ольга Юрьевна прожила почти на десять лет больше. Но самое главное наследие, которое оставил после себя меценат Абхазии, это любовь к родной земле и его народу. Даже после того, как его имение было национализировано Советской властью, Смецкой не покинул ставшей для него родной абхазской земли.
Напоследок
Конечно, благотворительность не имеет единиц измерения. Трудно оценить тот вклад, который внес Николай Смецкой в процветание края. Настолько разнообразны и велики были сотворенные им дела. Хочется добавить, что жизнь Николая Николаевича и сегодня может служить ярким примером искренней любви к своему Отечеству. В память о благородном меценате в 1964 году около входа в дендропарк был установлен бюст.
В каждом городе России были свои меценаты. Каждое государство с гордостью хранит имена милосердных людей. История сохранит их дела милосердия.
В заключении, хотела попросить вас о том, чтобы вы присылали статьи о меценатах вашего города. Буду благодарна.
Спасибо вам за внимание, дорогие читатели! Если вы хотите узнать больше о милосердии, подписывайтесь на обновление статей в рубрике «Имена милосердия«. А также рекомендуйте статьи своим друзьям в социальных сетях. Приглашаю посмотреть все видеофильмы на моем канале YouTube .
Пусть у Вас всё будет хорошо, Вера.
